Черты деятельной любви к ближним³³⁹

И (возлюбиши) ближняго своего, яко сам себе (Лк. 10:27)

Притча о милосердном самарянине, которую вы слышали, братья, в ныне чтенном Евангелии, с удивительной ясностью и силой решает вопрос: кто ближний наш, которого мы должны любить, как самого себя?

С этим вопросом, как видно из направления евангельского слова, в теснейшей связи находится другой: что надобно делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Законник, вопрошавший об этом Божественного Учителя, с намерением искусить Его, должен был сознаться, что по предписанию закона Божия, желающие удостоиться вечной жизни должны возлюбить Господа Бога своего всем сердцем своим, и всей душей своей, и всей крепостью своей, и всем разумением своим, и ближнего своего – как самого себя. Но когда Христос Спаситель сказал законнику: «правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить“, – то он, желая оправдать себя, предложил вопрос: «а кто мой ближний?“ – На это-то Иисус Христос сказал притчу о милосердом самарянине.

На странника, шедшего из Иерусалима в Иерихон, напали разбойники, ограбили его, изранили и, среди большой дороги, оставили едва живым. По случаю шел той дорогой один иерусалимский священник; но, увидев несчастного, даже и не остановился, а прошел мимо. Затем приблизился к тому месту другой, низший служитель церкви – левит: этот подошел к больному, посмотрел на него, и – прошел мимо. Наконец, проезжает тем же путем самарянин – человек другой веры, другого племени, и притом племени враждебного иудеям, следовательно такой человек, от которого всего менее можно было ожидать деятельного участия в бедственном положении несчастного, оставленного в пренебрежении своими единоплеменниками и единоверцами, и притом лицами священными, которые самим Богом поставлены на то, чтобы руководить людей к добру не только словом, но и примером своей собственной жизни. Однако же этот проезжающий самарянин, увидев ограбленного разбойниками, сжалился над ним. И подошедши, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостинницу, и позаботился о нем. А на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостинницы, и сказал ему: «позаботься о нем: и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебеˮ.

«Кто из сих троих, – спросил Господь законника, – был ближний попавшемуся разбойникам?ˮ Он отвечал: «тот, кто оказал ему милостьˮ. Тогда Иисус Христос сказал: «иди, и ты поступай так жеˮ.

Этим законнику, а в лице его и каждому из нас, Спаситель говорит как бы так: «ты, по-видимому, готов любить ближнего, как самого себя; но остаешься в недоумении: кого из людей надобно считать ближним? Твое недоумение тотчас исчезнет, как скоро ты поставишь себя на месте всякого встречного человека, а его – на своемˮ.

«Вот видишь ты перед собой, или слышишь от очевидцев, что такой-то находится в самом бедственном ноложении: самые близкие к нему люди отреклись от него; изнывая в тяжких страданиях, всеми покинутый, он должен преждевременно умереть. Ты можешь помочь ему, но не чувствуешь к тому сильного побуждения, единственно от того, что вовсе не знаком с ним, что он тебе чужой, или даже – враг твой. Поставь же себя на его месте, а его – на своем. Тогда поймешь, нужно ли тебе, и что именно нужно сделать, – чтобы уразуметь, кто ближний твой, и исполнить обязанность по отношению к немуˮ.

Братья христиане, если мы искренно желаем исполнить заповедь о любви к ближним, – без чего не можем наследовать жизни вечной, – то постараемся напечатлеть в своем уме и сердце те черты, в которых изобразил Господь любовь к ближнему в лице самарянина.

Упоминаемый в притче самарянин – при виде несчастного иудея, избитого разбойниками, забыл о той вражде, в которой находились эти два народа, чуждавшиеся друг друга, презиравшие, ненавидевшие один другого, – отвергнул предрассудки своих соотечественников, самарян, и посмотрел на иудея, который имел нужду в его помощи, не как на врага, а как на своего ближнего. Такова истинная любовь: она простирает благодетельное влияние свое на всех людей, без различия каких-либо отношений личных, политических и даже религиозных. Поэтому, если нам представляется возможность оказать пособие кому-нибудь, – не станем разбирать, кто это – друг или враг, – а будем довольствоваться тем, что это человек, такой же, как и мы.

При виде несчастного иудея, самарянин почувствовал к нему самое нежное сострадание: и видев его, милосердова (Лк.10:33), сжалился над ним. Это другая черта истинной любви. Посудите, братья, если такая жалость могла высказываться в самарянине к иноплеменнику, то христианинну ли не иметь этого чувства, при виде бедствий человека, особенно присного в вере? Христианин имеет много и особенных побуждений питать в себе благородное чувство нежного сострадания к несчастьям своего ближнего. Для нас, братья христиане, всякий бедствующий должен казаться не только человеком, но и другом, братом: коль скоро мы соединены с ним одной верой, то у нас и одни таинства, и одно счастье земное, и одни надежды небесные: едино тело, един дух, тоже и звани бысте во едином уповании звания вашего; един Господь, едина вера; едино крещение, един Бог и Отец всех (Еф.4:4–6). Если мы истинные христиане, то всякий стон скорбящего должен отзываться в нашем сердце страданиями самого Господа, который для спасения нас от вечных мучений претерпевал всякого рода бедствия, и среди их – не преставал с отеческой нежностью умолять о любви и благотворительности, – и наконец торжественно объявил всем, что в лице меньшей братии, угнетаемой скорбями и бедствиями, Он сам терпит, и к Себе самому относит всякое изъявление истинного участья в положении страждущих.

Сострадание самарянина не было чувством бесплодным. Он не ограничился какой-либо пустой жалостью, какими-нибудь бесполезными вздохами, но самым делом доказал свое соболезнование: он приостановил свое путешествие; может быть время было для него очень дорого, но он забыл свои нужды для нужд другого – и не пожалел трудов, может быть не совсем для него привычных, – превозмог свое отвращение к ранам несчастного, внимательно осмотрел их, промыл, перевязал.

Но при этом понадобилось вино, чтоб очистить раны от накопившегося гноя, и чтоб удержать течение крови; понадобилось и деревяное масло, чтоб умягчить израненные места, и облегчить боль, причиняемую язвами. Самарянин имел при себе несколько масла и вина, – конечно для собственного употребления; но когда увидел он крайнее положение другого, – охотно пожертвовал собственностью.

Так истинная любовь, для блага ближнего, отказывает себе не только в излишнем, но и в необходимом, – в полной уверенности, что всякое пожертвование в этом случае не есть потеря, а приобретение, – что человек благотворительный, так сказать, богатеет по мере своих лишений, находит в них для себя самое высокое наслаждение. Будем же, братья христиане, и мы помнить, что, по свидетельству слова Божия: иже дает убогим – не оскудеет (Притч. 28:27).

Не довольствуясь издержками и уже понесенными трудами, милосердый самарянин принимает на себя новый труд для ближнего, так как этот ближний, несмотря на оказанное ему пособие, еще не в состоянии был подняться на ноги. Он сажает несчастного на своего осла, а сам идет пешком до гостинницы, и там продолжает свое попечение о нем.

Так истинная любовь не ограничивается пожертвованием и первой услугой, но присоединяет к тому новые услуги, и сама подвергает себя неудобствам, чтобы избавить от них ближнего. Так всегда и во все времена поступали все истинные христиане; так будем поступать, братья, и мы, если не желаем остаться христианами только по одному имени.

Наконец, милосердый самарянин не окончил своей благотворительности и тем, что доставил иудею спокойное пристанище, где он мог иметь все пособия необходимые в его положении. Благодетель позаботился о будущности несчастного, и, оставляя гостинницу, дал денег хозяину, просил не жалеть издержек для помощи больному, и обещал уплатить за нее по возвращении своем. Вот до чего, братья, простирается истинная любовь к ближнему: она не останавливается на потребностях настоящей минуты, но желает исчерпать до дна всю глубину скорби ближнего, и успокоивается только тогда, когда осушит и последнюю его слезу. Если такова любовь к ближнему была в самарянине, то не иной может она и должна быть и в каждом из нас, возлюбленные о Христе братья! Если точно действует в нас истинная любовь к ближнему, то мы не можем не оказывать во всем усердную помощь всякому нуждающемуся, – столько, сколько нам Господь дал на это сил и средств.

Случаев показать на деле такую святую любовь – бесчисленное множество: на каждом шагу нашего жизненного пути, – даже и сейчас, у порога сего святилища, мы можем встретить наших ближних, чрез которых весьма удобно отдать взаим Богови (Притч.19:17) то, что от Него же получено, – для воздаяния в жизни вечной.

Но вот, братья христиане, всем вам представляется и особенный случай показать деятельное участие в судьбе наших ближних. Кто из вас не слыхал о тех страшных пожарах, которые истребили один из цветущих и многолюднейших городов нашего любезного отечества? Кто не слыхал о многих тысячах несчастных граждан симбирских, которые при этом остались без пристанища, без одежды, без дневного пропитания, а иные – в ужаснейших страданиях от язв и болезней, причиненных им страшным бедствием? Они-то, и между ними преимущественно бедствующие служители алтаря, наши присные молитвенники, взывают к нам о помощи. Не будем же, братья, глухи и бесчувственны к этому жалостному воплю страдальцев: поможем им, по силе возможности, и Господь не оставит нас Своей беспредельной милостью. Так называемое хозяйственное управление при святейшем Синоде с любовью принимает от доброхотных дателей в пользу несчастных, для немедленного доставления им, всякую жертву, за которую воздаст нам Господь сторицей, и в сем, и в будущем веке. Аминь.