Московская Духовная Академия в 1891 году

«С Новым годом, с Новым счастьем!» Эти приветственные слова, так обычные в устах людей, встречающихся друг с другом в начале каждого января, большей частью произносятся просто по привычке и совсем не означают того, чтобы люди, их произносящие, соединяли с ними какой-либо особенный смысл и действительно имели достаточные основания ожидать от своего нового года и «нового» счастья. Не так было первого января минувшего 1891 года, когда мы, принадлежащие так или иначе к составу Московской духовной академии, встречались и пожимали руку друг другу; мы надеялись, что наш новый год принесет нам действительно «новое» счастье, ибо к нам уже ехал наш новый глава, только что назначенный указом Святейшего Синода на должность ректора нашей академии, архимандрит Антоний. – Во всякой корпорации дружная и единодушная работа всех ее членов составляет, как известно, одно из самых существеннейших условий ее правильной и плодотворной деятельности.

«Когда в товарищах согласья нет»,

На лад их дело не пойдет,

И выйдет из него, не дело, только мука».

Правда, пожаловаться на недостаток единодушия в своей товарищеской среде мы не имели никаких оснований; напротив, Московская академия, по самому своему положению в маленьком посаде, поставлена в этом отношении в наиболее благоприятные условия. Ее корпорация свободная от неизбежных в большом городе разбрасывающих и разъединяющих влияний, всегда составляла и составляет из себя тесно-сплоченный кружок. Но этого, конечно, еще не достаточно для того, чтобы обеспечить внутренней жизни учреждения ее правильный ход; прежде всего и, пожалуй, более всего нужно единение членов с их главой. Понятно, с каким напряженным интересом ожидала Московская академия приезда своего нового главы.

Архимандрит Антоний, в мире Алексей Павлович Храповицкий, – воспитанник С.-Петербургской пятой гимназии, по окончании курса в которой с золотой медалью, поступил в число студентов С.-Петербургской духовной академии. В 1885-м году окончив полный курс наук академии и уже приняв монашество, он поступил на службу по духовно-учебному ведомству и в продолжении пяти лет последовательно проходил должности: помощника инспектора академии, преподавателя Холмской духовной семинарии, доцента С.-Петербургской академии и ректора С.-Петербургской семинарии. В 1888-м году, после публичной защиты диссертации под заглавием: «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности», он получил ученую степень магистра богословия; в 1890-м году возведен в сан архимандрита, а 2-го января 1891-го года прибыл в Сергиев посад в качестве ректора Московской духовной академии. – В день Богоявления, новый ректор академии совершил в академическом храме Божественную литургию, по окончании которой обратился, к собравшимся густой толпой, преподавателям и студентам с своим первым словом. «Возлюбленные братья!» – говорил он. «Конечно, вы ожидаете от меня, как от нового пришельца в вашу академическую семью, ожидаете исповедания тех духовных побуждений, коими я, по долгу своего звания, намерен привлекать вас к общему дружному и одушевленному продолжению того служения богословской науке и пасторству, которое Московская академия исполняет с такой честью уже более двух веков». В церковном торжестве праздника Богоявления проповедник, между прочим, и указал далее ответ на эти ожидания. «Церковь торжествует», – говорит он, «а главное содержание ее торжества составляет то, что ныне Господь открыл новое и неведомое естественному миру начало, которым Он действует в жизни; начало это есть смирение, – смирение и самоотречение, по которому «крещение приемлет не ведый греха«… «О, братие», – заключил он свое слово, «примите же не от меня, но от другого сегодняшнего Гостя Небес эту заповедь для построения своих жизненных предначертаний и вместо последнего слова мирской культуры из шумной северной столицы, примите и меня с этим глаголом благодати. Усмотрим в духовном значении сегодняшнего праздника Церкви указание Господне о том, как построят и жизнь нашей академической семьи и вашу дальнейшую общественную деятельность. Отринем идолов естественного мира и возлюбим Новый Завет благодати! Возьмем Христово смирение, как неложный светоч для нашего служения Ему и людям, и будем твердо верить, что по мере такого усвоения Христовой жизни, – и никаким иным способом, нам суждено будет вносить всюду ту духовную радость, то духовное оживление, которого тщетно добивается мир»… – Прошло почти полтора месяца, 17-го февраля Арх. Антоний пожелал ознаменовать братской трапезой обычный праздник воспитавшей его С.-Петербургской академии и вот, что на этом задушевном пиру говорил ему, между прочим, один из профессоров в своей речи: «Легко теперь и весело у нас на сердце! Теперь мы чувствуем себя вполне единой семьей и видим в этом прочный залог успеха при осуществлении тех высоких задач, которым служила и служит духовная академия. Глубокое, сердечное спасибо Вам, многоуважаемый о. Ректор, за то, что Вы так тепло, так душевно протягиваете нам руку, приглашая к единодушной вместе с Вами жизни и работе. С чувством глубокой признательности встречаем мы ее и с искренней молитвой, да благословит Господь полным успехом Вашу деятельность на пользу Святой Церкви и благо дорогой нам Академии!» – В каждый большой праздник академическая семья неизменно стала слышать в своем храме красноречивое слово ректора, все более и более выяснявшее сущность его религиозно-нравственных и общественных воззрений, а после литургии, вспомнив добрый старый обычай, существовавший некогда в Московской академии, вся ее корпорация собиралась в ректорской квартире и за чашкой чая вела задушевную беседу о текущих вопросах и интересах академической жизни. Новый ректор стал добрым членом академической семьи и под его благожелательным руководством мирно потекла жизнь академии при полном единодушии и взаимном доверии между ее членами и их главой.

Деятельность академии, как ученого учреждения, выражается, прежде всего, в тех научных трудах, какие выходят из нее или под ее руководством и влиянием. Первое место в этом случае, конечно, должно быть отведено тем ученым произведениям, которые представляются на академический суд и рассматриваются в качестве диссертаций на ученые богословские степени. В феврале минувшего года получил от Святейшего Синода утверждение в степени доктора богословия профессор академии П. И. Цветков. Его сочинение под заглавием «Аврелий Пруденций Клемент» представляет собой обширную монографию об этом замечательном христианском поэте, рассматривающую свой предмет с такой полнотой, что не забыта в нем ни одна сторона, достойная научного внимания. Основанная на долговременном и тщательном изучении произведений Пруденция и всей обширной западной литературы о нем, книга пр. Цветкова дает читателю, кроме вступительных сведений, биографию поэта, подробный обзор его сочинений и приведенное в систему его догматическое и нравственное учение с указанием отношений Пруденция к предшествовавшим ему церковным писателям и древним классикам. Автор выставляет Пруденция типичным выразителем того веросознания, какое господствовало в современном ему образованном светском обществе, а потому его исследование, не имеющее себе предшественников в русской научной литературе, получает серьезный церковно-исторический интерес. – В минувшем же году, рассмотрена советом академии и одобрена в качестве диссертации на степень доктора церковной истории книга проф. П.О. Каптерева «Сношения Иерусалимского патриарха Досифея с Русским правительством». Личность этого патриарха, как весьма важного деятеля в истории восточной церкви ХVII–ХVIII в., представляет собой крупное явление. Автор в своей книге изобразил общий характер его отношений к России, подробно описал его участие в деле патриарха Никона и в деле подчинения киевской митрополии московскому патриарху, его заботы о предохранении русской церкви и общества от влияния латинства и об иерархическом устройстве русской церкви, политические заслуги, оказанные им московскому государству в его сношениях с Турцией и православным востоком, и наконец, его усилия при содействии русского правительства возвратить Грекам, отнятые у них католиками, святые места. – Труд проф. Каптерева основан почти исключительно на архивных, рукописных документах, часто бывших доселе неизвестными в науке; он сообщает много новых сведений и вносит иногда существенные поправки в установившиеся доселе научные воззрения; касаясь же такой области, которая до сих пор оставалась почти неисследованной, а между тем, имеет весьма важное значение для православного историка-богослова, он пополняет один из пробелов, существенно заметных в нашей церковно-исторической науке. – В конце минувшего года представлена еще на рассмотрение совета докторская диссертация доцента М.Д. Муретова под заглавием «Ветхозаветный храм». Эта книга, при всей своей обширности (более 500 страниц), составляет лишь первую часть, предположенного автором, труда, который, в своем полном виде, должен будет разрешить одну из труднейших апологетических задач, встречающихся исследователю Нового Завета, а именно, доказать подлинность послания Ап. Павла к Евреям. Одним из главных возражений против подлинности этого послания служит заключающееся в 9-й главе описание ковчега завета и ветхозаветного храма, несходное с обычными, основанными на изучении источников, представлениями об их устройстве. После тщательного изучения своего предмета в показаниях Библии, Иосифа Флавия и Талмуда, после путешествия в Палестину и личного ознакомления с топографической обстановкой храма, автор пришел к заключению, что «разрозненные, неполные и повидимому противоречивые» даты первоисточников могут быть соединены «в стройный и целостный образ ветхозаветного храма и притом такой образ, который, обобщая и собирая в себе все показания авторитетных источников, вполне соответствует и датам послания к Евреям». Обширная книга Г. Муретова, кроме введения, трактующего об источниках и методе исследования, и помещенных в конце прибавлений, состоит из двух отделов: в первом автор исследует Синайский храм (скинию Моисея), а во втором – храм Соломона.

Мы не станем утомлять внимание читателей перечислением менее крупных изданий и многочисленных журнальных статей, в которых выражалась в минувшем году научная деятельность академической корпорации, ибо такое перечисление ежегодно печатается в официальных отчетах. Упомянем лучше о тех публичных ученых беседах, которые происходили в стенах академии, так как содержание этих бесед редко в свое время доводилось до сведения читающей публики. – По действующему ныне академическому уставу, ищущий степени магистра богословия обязан защищать свою печатную диссертацию в присутствии совета и приглашенных сторонних лиц. В продолжении минувшего года в актовом зале академии состоялось восемь таких диспутов или коллоквиумов. Слишком много потребовалось бы места для нашего обзора, если бы мы стали излагать в подробности весь ход этих ученых бесед, а потому мы ограничимся лишь кратким указанием на те наиболее существенные пункты, которые выставлены были диспутантам на вид их оппонентами и на которых по преимуществу останавливалось внимание беседовавших. – На диспуте г. Гурьева, 5-го февраля, по поводу его диссертации «Феодор, Епископ Мопсуестский, проф. А.П. Лебедев указал диспутанту: 1) некоторые пробелы в знакомстве его с литературой своего предмета. Автор книги не обратил внимания на некоторые статьи немецких богословских журналов, имеющие значение для исследования избранного им вопроса, а именно на статьи Нестле, Бактгена и Марольда. 2) Если у Феодора Мопсуестского было так много заблуждений, то почему церковь в свое время не подвергла его осуждению? В разъяснение этого интересного, но не затронутого автором книги вопроса, проф. Лебедев указал на снисходительное вообще отношение церкви того времени к заблуждениям, возможным иногда при исследовании вопросов христианского учения, ссылаясь, между прочим, на слова бл. Иеронима, который говорил: «если кто-либо из желания лучшего скажет что-либо вопреки смыслу Писания, то сильный (умный) может искупить свою ошибку заслугой». 3) Оппонент выразил сомнение по поводу того объяснения понятий «теория» и «аллегория», какое сделал диспутант в своей книге. Он указал ему на статью Кина, где собрано много данных для разъяснения этого вопроса и откуда ясно, что вопрос этот далеко не разрешается так просто, как это сделал диспутант. 4) По поводу обвинений, выставляемых против Феодора Мопсуестского, проф. Лебедев заметил, что можно, кажется, эти обвинения в значительной степени ослабить теми соображениями, что: а) выражения, приписываемые Феодору, заимствуются у его полемистов, а потому не всегда можно быть уверенным в их подлинности и не всегда даже смысл их оказывается вполне ясным; б) Феодор подчинялся влиянию Аристотеля, авторитет которого в то время был господствующим, в) при двух естествах во Христе он признавал единое действие». – Второй оппонент г. Гурьева, проф. П.И. Цветков указал диспутанту, что 1) он недостаточно справедливо относится к александрийской школе христианского богословия, слишком унижая ее значение. Он опустил из вида то обстоятельство, что именно эта школа, в противоположность рационализму школы антиохийской, высоко держала принцип веры, а в деле толкования священн. Писания она, в лице Оригена, дала развитие направлению филологическому, в чем антиохийская школа была лишь продолжательницей александрийской. 2) Сосредоточивая свое внимание на личности Феодора Мопсуестского, диспутант в своей книге, как это часто бывает, оказывается несколько пристрастным к предмету своего исследования. Он усиленно выставляет на вид все то, что может служить ему в похвалу и наоборот, как-будто намеренно замалчивает то, что налагает на него какую-либо тень и может служить поводом к упреку. 3) Автор книги не обратил достаточного внимания на близость Феодора Мопсуестского с Пелагием и не постарался выяснить взаимного отношения между ними, что представляло бы существенный интерес.

На диспуте Г. Дородницына, 23-го февраля, по поводу его диссертации «Церковно-законодательная деятельность Карла Великого», профессор П.Ф. Каптерев указал диспутанту 1) на противоречие, заметное в его характеристике церковно-законодательной деятельности Карла. С одной стороны, он утверждает, что Карл не создал чего-либо нового, а был лишь проводником в церковную жизнь учения И. Христа и Апостолов, и постановлений вселенских и др. соборов; но в то же время представляет ряд фактов, свидетельствующих о властном и самовольном вмешательстве Карла в церковное управление, богослужение и даже вероучение, – вмешательстве, которое прямо противоречило духу и порядкам древне-христианской церкви. 2) Оппонент упрекнул автора за то, что он не определил отношения Карла В., как законодателя по церковным делам, к его предшественникам императорам Византийским, при чем его деятельность получила бы надлежащее историческое освещение. 3) Оппонент заметил, что у автора не выяснено значение, в церковно-законодательной деятельности Карла, факта принятия им императорской короны и вообще, не указано в этой деятельности признаков какого-либо развития. 4) Оппонент поставил диспутанту на вид, что у него совершенно оставлен в стороне вопрос: была ли церковно-законодательная деятельность Карла результатом только его личных усилий или он пользовался при этом чьим-либо содействием и стоял в большей или меньшей степени под чьим-либо влиянием.

Второй оппонент г. Дородницына, проф. В.А. Соколов 1) заметил диспутанту, что он в своей книге изображает по столько церковно-законодательную деятельность Карла, сколько состояние церкви в его время, так как в его изложении находят себе место напр.; постановления соборов, послание Епископа Гербальда к клиру и т.д., а личная деятельность Карла не поставлена надлежащим образом в связь с его теоретическими воззрениями. 2) В общем обзоре, каким представляется первая глава исследования, многое оказывается не доказанным и часто недостоверным, как напр., характеристика Лангобардов конца 8-го и начала 9-го веков, как диких варваров или рассказ о посольстве Карла к императрице Ирине в Константинополь с предложением брачного союза, – рассказ сомнительный сам по себе, а в изложении автора страдающий некоторыми внутренними и хронологическими несообразностями. 3) Наконец, оппонент представил диспутанту ряд замечаний и поправок, касавшихся разных фактических неточностей и ошибок, допущенных в книге, как напр., относительно мозаического изображения в Лютеранском триклинии, хронологической последовательности в событиях внешней и внутренней государственной деятельности Карла, процедуры избрания и рукоположения епископов в эпоху Карла т. д.

На диспуте Г. Введенского, 29-го апреля, по поводу его диссертации «Вера в Бога, ее происхождение и основания» инспектор академии, ныне ректор Вифанской семинарии, архимандрит Антоний заметил во 1) некоторые выражения в книге автора, повидимому, приводят к мысли, что он признает возможным, даже для падшего человека, придти к вере в Бога живого, личного и премирного, помимо сверхъестественного откровения Божия. Между тем, по учению православной церкви, такое богопознание для падшего человека невозможно и с его признанием все ветхозаветное Богооткровенное учение о Боге нельзя уже считать безусловно необходимым для достижения падшим человеком Богопознания. 2) Оппонент указал автору на некоторое противоречие в его книге; в одних местах ее, он говорит, что даже доисторическая вера есть факт, подлежащий строго методическому изучению различных отраслей современной науки, а в других утверждает, что начало религиозного процесса лежит за порогом истории и его приходится строить мысленно, ибо нельзя основать на фактах. 3) Желая доказать монотеистической характер древнейших религий, автор указывает иногда на употребление в единственном числе того термина, который означает «Божество». Но мнению оппонента, такое указание не имеет силы доказательства в том случае, когда термин, означающий понятие «Божества», имеет предикативный характер и принадлежит к существительным нарицательным. 4) Автор, по мнению оппонента, справедливо утверждает, что на теорию развития (эволюции) религиозных верований человечества следует смотреть не как на историю, а лишь как на отвлеченную формулу или гипотезу, и ошибочно было бы пользоваться ей, как ключом к пониманию действительного исторического хода жизни человечества. Между тем, автор без критического разбора следует выводам М. Мюллера единственно из уважения к его высокому научному авторитету.

Второй оппонент Г. Введенского, проф. В.Д. Кудрявцев заметил диспутанту, что 1) при обозрении различных теорий по вопросу о происхождении религии, он в своей книге допустил пробел, оставив без внимания представителей новейшего теизма: Зенглера, Фихте младшего и Ульрици, а Фриз, Шлейермахер и Лотце, по мнению оппонента, заслуживали бы больше внимания, чем сколько уделено им автором. 2) Критический элемент в сочинении Введенского кажется проф. Кудрявцеву несколько недостаточным. В особенности, критическое обозрение учения о естественном богопознании римско-католических философов и защитников интуитивной теории богопознания не отличается в изложении автора ни особенной полнотой, ни ясностью. 3) Наконец, оппонент указал на выдающееся несоответствие между историко-критической и положительной стороной сочинения. Можно было ожидать, что положительная сторона будет стоять в книге на первом плане, будет раскрыта с такою же обстоятельностью и подробностью, как и историко-критическая. Но, на самом деле, она занимает в сочинении очень незначительное место, составляя лишь одну небольшую главу третьего отдела. Проф. Кудрявцев желал бы, чтобы автор объединил и изложил результаты своей исторической критики с большей полнотой и ясностью, и развил свое положительное учение с меньшей зависимостью от этих результатов.

На диспуте Г. Глубоковского, 5-го мая, по поводу его диссертации «Блаженный Феодорит, епископ Киррский. Его жизнь и литературная деятельность», профессор Н.И. Субботин во 1) признал недостаточно убедительными те доводы, на которых диспутант основывает свое воззрение, что «несторианство Феодорита, – факт недоказанный и даже недоказуемый». Оппонент заметил, что Феодорит считал Нестория «невинно пострадавшим», а лиц, осудивших его, долженствующими «покаяться в своих заблуждениях». Даже в позднейшее время, он заявлял: «на несправедливое и противозаконное осуждение святейшего и боголюбезнейшего Нестория, мы решили не соглашаться ни рукой, ни языком, ни умом». Приводя, далее, некоторые выдержки из сочинений бл. Феодорита, проф. Субботин показал, что в самом его учении о соединении естеств во Христе ясно выражается смысл несторианский. 2) Диспутант представил в своей книге попытку разрешить вопрос: почему подложное сочинение о двуперстии усвоено именно Феодориту, а не какому-нибудь другому из известных на Руси и славных пастырей древней восточной церкви? Выставляя на вид неправдоподобность и ненаучность представленного диспутантом решения этого вопроса, проф. Субботин показал, что а) подлинное Феодоритово толкование 4-го стиха 22-го псалма, помещенное в сборнике митрополита Даниила рядом с так называемым Феодоритовым словом и будто-бы принятое Даниилом в смысле свидетельства о двуперстии, говорит лишь о четырехконечном кресте, «слагаемом от двух палиц», а совсем не о двуперстии и что б) митрополит Даниил не мог принимать и не принимал этого толкования в смысле свидетельства о двуперстии.

Второй оппонент Г. Глубоковского, проф. А.П. Лебедев, заметил диспутанту, что хронология составляет слабую сторону его труда, причем указал а) на то, что в книге не указана и оставлена не выясненной хронология правления антиохийских патриархов Порфирия, Александра и Феодосия, имеющая важное значение для соображений о жизни Феодорита, б) что диспутант неправильно определяет возраст Феодорита во время посещения им близ Антиохии подвижника Зинона и само время этого посещения. Разобрав свидетельство Феодорита и толкование его автором, оппонент не счел возможным согласиться с этим толкованием и указал на те несообразности, которые оказываются неизбежными при признании тех хронологических данных, какие старается утвердить автор в своей книге. 2) Приведя ряд фактов из жизни Акакия Верийского, характеризующих его далеко не с хорошей стороны, пр. Лебедев заметил диспутанту, что он не прав, вполне доверяя в своей характеристике Акакия пристрастным отзывам Феодорита и потому изображая его «знаменитым подвижником, мужем славным и мудрым». 3) Оппонент подробно разобрал воззрения диспутанта на отношения Феодорита к Халкидонскому собору и собора к Феодориту. В этом случае, он указал а) что нельзя согласиться с утверждением автора, будто бы собор сперва признал Феодорита просто епископом, а потом уже впоследствии и епископом Кирским, причем сослался на списки членов собора за 2-е, 4-е и 6-е заседания и собственноручные подписи Феодорита, где он всюду именуется епископом Кирским. б) Он упрекнул диспутанта за его стремление унижать некоторых видных деятелей собора для того, чтобы особенно возвысить значение, в этом случае, Феодорита. В частности, он остановился на личности архидиакона Аэция и защищал его ученость и значение на соборе против тех нападок, какие делал на него автор книги, старавшийся унизить его в пользу Феодорита, в) Наконец оппонент заметил, что в книге Г. Глубоковского не доказано то положение, что будто бы на Халкидонском соборе Феодорит принял и одобрил «главы Кирилла с анафематизмами».

На диспуте Г. Скворцова, 9-го мая, по поводу диссертации его «Преподобный Дионисий Зобниновский, архимандрит Троицкого Сергиева монастыря», проф. Е.Е. Голубинский, 1) по поводу утверждения диспутанта, что виновниками разностей в наших богослужебных книгах были не особенно способные к делу переводчики, малограмотные переписчики и люди заинтересованные в намеренной порче книг, заметил, что в книгах этих были, кроме разностей текста молитв и песнопений, разности состава служб и чинопоследований, и виновниками этой второй категории разностей указанные автором лица считать нельзя. 2) О переводчиках богослужебных книг, автор говорил, что это были или Греки, мало знакомые с славянским языком, или Русские, с трудом достигавшие эллинской мудрости. Оппонент указал, что а) Русские заимствовали готовые переводы от болгар и сербов; б) а отзыв о наших переводчиках, идущий от Максима Грека, несправедлив. 3) Оппонент не согласился с мнением, что будто бы исправление книг сильно тормозилось издавна жившим на Руси взглядом на букву, как на нечто неприкосновенное. Этот взгляд он признал, при тогдашних условиях, вполне законным и естественным, и указал, что сами исправители Дионисий с товарищами держались его. 4) Не соглашаясь с мыслью автора, что инициатива исправления требника принадлежала Дионисию с товарищами, оппонент подробно развил мнение, что эту инициативу должно приписать тому, кто затеял печатание требника, т. е. вероятнее всего, Ионе, митр. Сарскому. 5) По вопросу о причинах осуждения преп. Дионисия и его товарищей, оппонент подробно доказывал, что в этом случае, всего более, имела значение личная вражда к Дионисию митрополита Ионы.

Второй оппонент Г. Скворцова, проф. В.О. Ключевский, 1) в беседе о церковной деятельности Дионисия указал диспутанту на значение оппозиции, какой Московское духовенство встретило работу Дионисия по исправлению богослужебных книг. По мнению оппонента, автор недостаточно разъяснил источник этой оппозиции, – не показал, выходила ли она из слепой привязанности самих ее вождей к букве заученного текста или из их боязни изменением этой буквы смутить совесть простодушной паствы. – 2) Дальнейшие замечания проф. Ключевского сосредоточивались, главным образом, на деятельности Дионисия, как настоятеля Троицкого монастыря. Приступая к описанию этой деятельности, автор не изобразил хозяйственного состояния монастыря, бывшего одним из самых крупных землевладельцев древней Руси. Он набрал очень много подробностей относительно землевладения Троицкого монастыря, но изложил их в сыром виде, без надлежащих пояснений и даже без достаточно точной их группировки. Хотя сам автор обещал отнестись «с большим вниманием и расположением» к деятельности Дионисия по управлению Троицким монастырем, однако он мало воспользовался для этого богатым собранием хозяйственных грамот, хранящимся в монастырском архиве.

На диспуте Г. Жданова, 4-го июня, по поводу диссертации его «Откровение Господа о семи азийских церквах», ректор академии архим. Антоний в особенности указал диспутанту на то, что 1) он не в достаточной мере воспользовался некоторыми из древних церковных толкователей Апокалипсиса, а именно Примазием, Виктором Пиктавийским и Амвросиастом, и потому оставил без должного внимания даже такие экзегетические соображения на некоторые стихи свящ. книги, которые единодушно разделяются всеми названными писателями, равно как и Андреем и Арефой, цитируемыми автором. Эти соображения все вместе носят на себе характер некоторого единства, особенно при истолковании первой главы Откровения, где описывается явление Господа Иоанну. Символы, коими окружил себя явившийся, магистрант объясняет догматически и метафизически; между тем, по толкованию означенных писателей и по требованию библейского параллелизма, их следует объяснять, как свойства христианства, христианской жизни в ее борьбе с миром. 2) Оппонент напомнил далее диспутанту, что церковные писатели, занимавшиеся Апокалипсисом, почти единогласно признают характеристику семи церквей типической, обозначающей те религиозно-нравственные состояния новообращенных, о которых писали и Апостолы в своих посланиях; а потому не столько историко-географические, сколько религиозно-психологические данные помогли бы автору при объяснении обличительных обращений Апостола к каждой церкви; одна церковь испытывала обычный, после первого религиозного пыла, индифферентизм, другая – также весьма типический мистицизм и т. д.

Второй оппонент Г. Жданова, доцент М.Д. Муретов, заметил диспутанту, что было бы далеко не излишним делом изучить печатные и рукописные варианты славянского и русского текстов, так как автор нашел бы такие чтения, которые вполне соответствуют представленным им исправлениям, так называемого «принятого текста». 2) Специальное изучение письменных памятников, лежащих в ближайшей к апокалипсису и ему наиболее сродной исторической плоскости, могло бы дать автору весьма важный и любопытный экзегетический материал; напр., для объяснения мест апокалипсиса (Апок.1:7 и Апок.3:15), – послания Климента, Игнатия и пастырь Ермы. – 3) Оппонент заметил далее, что при объяснении избранного отдела Апокалипсиса, автор напрасно игнорировал новейшие гипотезы, особенно Спитты, что Апокалипсис не есть творение одного писателя. Хотя эти гипотезы крайне произвольны и легкомысленны, но без предварительного опровержения их и доказательства целостности Апокалипсиса, православный экзегет не имеет научного права пользоваться в своих исследованиях Апокалипсисом, как творением одного писателя, особенно при определении смысла терминов, встречающихся в разных его отделах. 4) С особенной подробностью оппонент остановился на термине «Ангелы церквей». Находя невозможным разуметь под ним олицетворение общего духа церквей и считая не доказанным такое словоупотребление в Библии и древне-иудейских памятниках, он утверждал, что это или Ангелы-хранители церквей, или же епископы, присланные к тайнозрителю на Патмос от семи азийских церквей.

На диспуте Г. Белокурова, 27-го октября, по поводу его диссертации «Арсений Суханов», профессор Е. Е. Голубинский, после замечания относительно излишней строгости, с которой диспутант относится к своим предшественникам в исследовании избранного им предмета, указал во 1) на то, что признавая происхождение рукописи, надписанной дьячком Онтонкой Путилиным от Арсения Суханова, он слишком положительно и уверенно ссылается на палеографию, данными которой можно будто бы решительно удостоверить, что рукопись написана в первой, а не второй половине ХVII-го века. 2) Разобрав показание, данное Сухановым в Тарках шамхалу, где он выдает себя за уроженца Москвы, но жителя Иерусалима, оппонент не счел возможным признать это показание, как делает автор, вполне недостоверным. 3) Не соглашаясь с предположением диспутанта по вопросу о том, почему Суханов возымел желание узнать латинский алфавит, оппонент доказывал, что гораздо вероятнее поставить это в связь с пребыванием его в Малороссии и знакомством с польским языком. 4) Относительно знания Сухановым греческого языка, оппонент выяснил, что такое знание он всего удобнее мог приобрести на востоке. 5) Наконец, пр. Голубинский указал диспутанту на те несообразности и противоречия, какие выступают в его книге по поводу уверения, что русские смотрели на позднейших греков, как на утративших чистоту своего православия. – Второй оппонент Г. Белокурова, пр. Н.Ф. Каптерев: 1) на основании приходо-расходных записей печатного двора показал, что Арсений оставил должность келаря у Троицы не после 28 февр. 1660 г., как утверждает автор, а ранее этого времени. 2) Выяснив некоторые несообразности, неизбежные при утверждении автора, что Арсений был заведующим печатным двором, оппонент доказывал, что он занимал не эту должность, а служил в приказе книгопечатных дел, вероятно, в качестве «судного старца». 3) По поводу уверения автора, что в Москве в половине XVII в. появилось «новое мнение», что греческая церковь все сохранила у себя неизменно, оппонент, на основании нескольких свидетельств, доказывал, что такое мнение совсем не было для Москвы новым, не считая возможным согласиться с диспутантом и в том, что это мнение впервые было заявлено русскому обществу, образовавшимся в конце первой половины XVII столетия, или точнее с первых лет царствования Алексея, особым кружком лиц, интересовавшихся церковными делами. 4) Автор в своей книге утверждает, что цель посольства Суханова на восток состояла в том, чтобы порешить, поднятый «книгой о вере», вопрос о благочестии греков. По поводу этого утверждения, оппонент подробно развивал и доказывал ту мысль, что посольство Суханова на восток не имело никакой связи с книгой о вере и, что он послан был с иной целью, ничего собственно общего не имеющей с вопросом о благочестии Греков.

В качестве частного оппонента сделал магистранту несколько замечаний проф. Н.И. Субботин. Между прочим, он указал на неправильность его уверения, что будто бы задача «сказания», написанного Павлом Белокриницким, состояла в том, чтобы доказать православие современной греческой церкви. Такой задачи у Павла быть не могло, ибо зачем же раскольники стали бы отделяться от восточной церкви, если считали ее православной и зачем бы стали они принимать Амвросия, как еретика, по второму чину? Павел поставлял своей задачей доказать не православие греческой церкви, а только существование в ней трех-погружательного крещения.

На диспуте Г. Голубцова, 25-го ноября, по поводу его диссертации «Прения о вере, вызванные делом королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны», проф. Е.Е. Голубинский во 1) не счел возможным согласиться с мнением автора, что в нашей церкви, до 20-х годов XVII столетия, католиков присоединяли или чрез миропомазание или чрез крещение, причем в первое время не преобладал тот или другой способ принятия,…, а затем,… чаще стали перекрещивать, чем миропомазывать. Ссылаясь на свидетельства, оппонент доказывал, что относительно позднейшего времени следует признать то, что латинян не «чаще» только, а «непременно» перекрещивали. Повидимому, противоречащее этому свидетельство Маржерета нужно, по мнению оппонента, понимать не так, как понимает и объясняет его в своей книге диспутант, т. е. не в том смысле, что католиков присоединяли без перекрещивания, а в том, что их не принуждали присоединяться к православию. 2) Оппонент высказал сомнение в справедливости сделанного автором предположения, что западно-русская или литовская книжка «О образах» переведена была на русский язык протопопом Стефаном Вонифатьевым, духовником царя Алексея Михайловича. Основание, заимствованное автором для подтверждения своего предположения из виршевого предисловия, оппонент находил недостаточным. – После нескольких частных замечаний, проф. Голубинский 3) не нашел возможным согласиться с тем заключением, которое делает автор о значении прений для москвичей. Диспутант в своей книге пишет: «не сторониться греков и киевлян, не преследовать их книги, как еретические, следует теперь московским русским, а учиться у первых и изучать последние, – таков был вывод, следовавший из всего хода прений». По этому поводу оппонент заметил: сознать, что греки и киевляне учены, нисколько не значило сознать, что они православны.

Второй оппонент Г. Голубцова, профессор В.О. Ключевский, 1) заметил диспутанту, что он напрасно сопоставил затруднения, с какими соединялись женитьба царя или царевича на русской подданной и выход царевны замуж за русского, – подданного ее отца. В первом случае затруднение устранялось «обрядом наречения невесты в царевны», а во втором, царевне пришлось бы стать женой «холопа», как звались все бояре и другие служилые люди по отношению к царю. – 2) Оппонент подробно развивал ту мысль, что оживление антипротестантской полемики в начале сороковых годов семнадцатого века не имело своим исключительным источником дело королевича Вальдемара, которое было для него лишь местным поводом, а возбуждалось еще борьбой с протестантизмом, шедшей тогда, как в юго-западной Руси, учеными силами которой питалось московское полемическое богословие, так и в Византии, усилия которой (напр. мнение Мелетия Сириги) отражались и на московской антипротестантской полемике.

Защита, всех указанных нами лиц, признана советом удовлетворительной и ходатайства об удостоении их ученой степени магистра богословия св. Синодом уважены.

Для возможно полной характеристики научной деятельности московской академии упомянем еще о некоторых, более или менее интересных событиях, имевших в ней место в истекшем году. – В конце марта, проф. Г. А. Воскресенский ходатайствовал пред советом о том, чтобы ему оказано было содействие в одном предприятии, имеющем весьма важное научное значение. Издавна занимаясь исследованием древне-славянского текста Апостола и Евангелия, проф. Воскресенский еще в семидесятых и восьмидесятых годах, во время своих путешествий по России и Славянским странам, заготовил полные и палеографически точные списки важнейших славянских рукописей XII–XIV в., содержащих пять первых посланий св. Ап. Павла и рукописей Евангелия XI–XV в. Если бы было сделано издание славянского текста Апостола и Евангелия по основным спискам для каждой редакции с разночтениями из остальных списков тех же редакций, то такое издание представило бы верную и полную картину истории рукописного славянского текста, и с пользой могло бы употребляться при преподавании свящ. Писания Нового Завета в духовных академиях и семинариях, а равно в борьбе с расколом. Не имея собственных средств на издание Евангелия и Апостола (первых пяти посланий св. Ап. Павла) по выработанному им плану, а также и своего исследования о судьбах славянского евангельского текста, проф. Воскресенский просил совет академии ходатайствовать пред св. Синодом о возможном материальном содействии его предприятию. Совет, конечно, сочувственно отнесся к предположенному проф. Воскресенским труду и по его ходатайству, св. Синод разрешил Московской Синодальной типографии безмездно выполнить это издание в количестве 1200 экземпляров с тем, чтобы 200 экземпляров поступило в распоряжение типографии. В настоящее время, проф. Воскресенский уже приступил к предварительным работам по осуществлению своего плана.

В начале июня совет академии решил обратиться к св. Синоду с другим ходатайством, также научного свойства. Доцент академии по кафедре истории философии А.И. Введенский находил для себя весьма потребным и желательным, как в интересах академического преподавания, так и для дальнейшей разработки предмета его специальных занятий, – вопроса о происхождении веры, непосредственно познакомиться с постановкой преподавания истории философии в заграничных, особенно Германских университетах и прослушать там несколько курсов сравнительной мифологии и сравнительной истории религий. Встретив сочувственно его желание, совет академии ходатайствовал пред св. Синодом, который и разрешил доц. Введенскому годичный отпуск за границу с дополнительным пособием в размере 600 рублей. В настоящее время, Г. Введенский слушает курсы в Берлинском университете.

Пребывание Московской академии в маленьком посаде ставит ее ученых деятелей в особенные условия, сравнительно с служащими в других академиях, по отношению к служебным и материальным преимуществам, и приобретениям. За весьма немногими исключениями¹ все, что приобретается профессорами академии, приобретается ими только от академии и от их научно-литературных занятий. При таких условиях, академическая корпорация с особенной признательностью чтит память Московских митрополитов Филарета и Макария, и епископа Курского Михаила, позаботившихся дать некоторое поощрение научным трудам деятелей академии. С капитала, пожертвованного Высокопр. митрополитом Филаретом, проценты в размере 622 рублей ежегодно присуждаются в качестве поощрительной премии достойному из профессоров в порядке старшинства их академической службы. В минувшем году правление академии присудило эту премию лектору В. П. Лучинину. Из процентов с капитала, завещанного Высокопр. митрополитом Макарием и еп. Михаилом, совет академии в марте каждого года, присуждает премии за лучшие из печатных трудов профессоров, вышедшие в предшествовавшем году, а также и за лучшие из магистерских диссертаций. При последнем присуждении, премии эти выданы были: проф. А. П. Лебедеву (500 р.) за сочинения «Греческие церковные историки IV, V и VI веков» и «Очерки Византийско-восточной церкви от конца XI до половины XV века», доц. М. Д. Муретову (500 р.) за сочинение «Ветхозаветный храм»; проф. И. Н. Корсунскому (475 р.) за сочинение «Судьбы идей о Боге в истории религиозно-философского миросозерцания древней Греции»; доц. А. Д. Беляеву (237 р. 50 к.) за сочинение «О покое воскресного дня» и доц. А. П. Шостьину (285 р.) за магистерскую диссертацию «Источники и предмет догматики по воззрениям католических богословов последнего полустолетия». – Что же касается официальных служебных поощрений, то в минувшем году никаких наград кому-либо из служащих в академии не воспоследовало.

Почти в самом начале каждого нового учебного года итоги академической жизни за год истекший, по установившемуся с давних времен обычаю, обнародываются во всеобщее сведение на торжественном акте. Днем актового собрания неизменно бывает 1-е число октября, – день открытия Московской академии и храмового праздника академической церкви. В минувшем году, всенощное бдение, накануне праздника, совершено было преосв. Виссарионом, епископом Дмитровским в сослужении ректора академии архим. Антония, инспектора архим. Петра, академического духовенства и протодиакона московского храма Христа-Спасителя С.Н. Сокольского, при стройном пении студенческих хоров. На кафизмах среди храма совершено было, по обычаю, чтение акафиста Покрову Пресвятой Богородицы. В день праздника преосв. Виссарион, в сослужении тех же лиц, совершил божественную литургию, в конце которой им произнесено было слово о необходимости сердечного проникновения христианскими истинами. После литургии Преосвященный, в мантии и с жезлом, проследовал в студенческую столовую при пении тропаря и благословил трапезу. В 12 ½ часов в актовом зале академии состоялось торжественное собрание. Нужно, впрочем, заметить, что громкий эпитет «торжественное» не особенно подходит к актовому собранию Московской академии; оно не блестит ни расшитыми золотом мундирами, ни звездами, ни лептами и не поражает посетителя особенным многолюдством, собравшейся публики. Благодаря удаленному от столицы положению академии, московская аристократия едва ли даже и ведает об академическом акте; а духовенство Москвы, хотя состоящее, в лице протоиереев и священников, почти всецело из бывших воспитанников академии, мало имеет возможности предпринять на этот день поездку в посад, занятое праздничным богослужением, а также крестным ходом и торжеством в Покровском (Василия Блаженного) соборе. При таких условиях, академический акт имеет всегда характер скромного, почти семейного торжества. Главный контингент его посетителей составляют свои же студенты и профессора, и служащие с их семействами. Из посторонней публики его посещают лишь преподаватели Вифанской семинарии и местной прогимназии с их начальством, некоторые члены лаврской братии и немногочисленные представители посадской интеллигенции и администрации. В минувшем году, в числе посторонних посетителей академического акта можно было, между прочим, заметить ректора Вифанской семинарии архим. Антония, директора прогимназии Н.И. Тихомирова, графа М.В. Толстого, почетного блюстителя академии Н.М. Федюкина, местного полицеймейстера А.А. Крыжова, жандармского начальника Н.В. Васильева и др. – После пения «Царю небесный», экстраординарным профессором по кафедре новой гражданской истории В.А. Соколовым произнесена была речь, имевшая своим предметом возможно полную характеристику английской королевы Елизаветы Тюдор. По окончании речи, студенческий хор исполнил концерт Веделя «Боже, Боже мой, к Тебе утреннюю», после которого ректором академии провозглашено было постановление совета об избрании в почетные члены академии Высокопреосвященных Архиепископов: Никандра Тульского, Вениамина Иркутского и Феогноста Владимирского. Преосвященных Епископов: Августина Костромского и Амфилохия Угличского, и настоятеля Московского Заиконо-спасского монастыря архимандрита Арсения. Затем, секретарем совета М. К. Казанским прочитан был отчет о состоянии академии в 1890–1891 учебном году и Преосвященным Виссарионом розданы были лучшим студентам второго и третьего курсов, назначенные им от правления Академии, награды деньгами и книгами. Акт закончился пением гимна «Боже, Царя храни» и церковной песни «Достойно есть». – После акта, академическая корпорация и ее гости с Преосвящ. Виссарионом во главе, собрались в квартире о. ректора и заключили праздник обедом с обычным в таких, почти товарищеских собраниях, оживленным обменом мыслей, тостами и благожеланиями. Из разных городов России получены были академией в этот день приветственные телеграммы от ее признательных бывших питомцев.

Не посещавший академического акта и не знакомый близко с Московской академией, читатель, вероятно, не посетует на нас, если встретит в нашем обзоре краткие сведения о состоянии этого учреждения и ходе его обыденной жизни, имеющие, как кажется, некоторый интерес. – На всех четырех курсах академии числится, в настоящее время, более 220-ти студентов, из которых 120 содержатся на казенный счет, более пятидесяти, – на стипендиях с пожертвованных академии капиталов или на счет Троице-Сергиевой лавры (16 чел.) и до пятидесяти человек, не пользующихся никакими стипендиями, вынуждены изыскивать себе какие-либо другие средства существования. Великим благодетелем для последних является, учрежденное при академии, благотворительное «Братство Преподобного Сергия». Это братство считает теперь уже одиннадцать лет своего существования. Мысль об его учреждении впервые возникла в среде профессоров академии и ясно высказана была покойным преосвящ. Епископом Курским Михаилом, еще в бытность его ректором Московской академии, на 25-летнем юбилее профессорской службы В.Д. Кудрявцева, в 1877 году. По составлении и утверждении устава братства в 1880 году, оно открыто было с благословения и в личном присутствии покойного Высокопр. Митрополита Макария, который тогда же пожертвовал на это благое дело 2000 р. от себя и 1000 р. из сумм Московской кафедры. В настоящее время, благодаря не оскудевающему общественному сочувствию, братство имеет уже в своем запасном капитале до тридцати девяти тысяч рублей. Из процентных сумм с этого капитала, а также из поступающих вновь членских взносов и пожертвований, оно ежегодно затрачивает на свою благотворительную деятельность более 5000 рублей. Конечно, этой суммы далеко не достаточно для того, чтобы обеспечить полным содержанием (в 220 р. в год) всех тех студентов, которые не пользуются стипендиями и количество которых, как сказано, простирается до 50-ти. Вследствие этого, братство вынуждено с большей умеренностью и осмотрительностью распределять свою помощь, сообразуясь с обстоятельствами и степенью недостаточности каждого студента. Никого не оставляя без своей благотворительной поддержки, оно оказывает ее в неодинаковых размерах; некоторых нуждающихся оно обеспечивает полным содержанием, а другим находит возможным выдавать лишь очень небольшие пособия, даже до 20-ти только рублей в год. Можно надеяться, что общественное сочувствие этому благому учреждению не оскудеет и даст ему со временем возможность развить свою деятельность в более широких размерах.

Для содействия ученым и учебным занятиям профессоров и студентов, Московская академия обладает богатым средством в своей библиотеке. Это почтенное, пользующееся большой известностью в ученом мире, книгохранилище насчитывает в себе в настоящее время до пятидесяти тысяч названий и до 800 книг старопечатных. Ежегодное приращение библиотеки обеспечивается ассигнуемой по штату суммой в количестве 2500 р., а также и пожертвованиями от разных лиц и учреждений. В минувшем году, наиболее крупным пожертвованием можно назвать библиотеку покойного почетного члена Моск. академии протоиерея Н. И. Капустина, поступившую в собственность академии, в количестве более 220-ти названий и 400 томов. – При академической библиотеке существовал доселе церковно-археологический музей, начало которому положено в 1871 г., по ходатайству покойного ректора академии, протоиерея А. В. Горского. В состав этого музея входят, главным образом, старинные иконы (70 экз.) XVIII и XVII в., и монеты и медали, русские и иностранные, арабские и турецкие, XIV, XV и позднейших веков. В настоящее время, для музея приготовлено особое помещение, куда, в самом ближайшем будущем, он и будет переведен с составлением подробного описания и приведением в надлежащую систему, под наблюдением особого, вновь назначенного хранителя, в лице доцента по кафедре церковной археологии и литургики А. П. Голубцова.

Оглядываясь на минувший год академической жизни, мы не можем удержаться, чтобы не сообщить еще читателю об одном явлении, правда не крупном и не бьющем в глаза, но, тем не менее, таком, которое может быть встречено и встречается лишь с полным сочувствием и признательностью. В этом году, по мысли и почину отца ректора, Московская академия, в лице небольшого студенческого кружка, нашла возможность и досуг послужить, хотя несколько делу непосредственного религиозно-нравственного просвещения местного посадского населения. С 10-го числа марта в академической церкви открылись воскресные внебогослужебные беседы и с той поры непрерывно велись во все продолжение года, не исключая, и летнего вакационного времени. О. Ректор академии принимал в этом деле самое горячее участие; он открыл эти беседы; он направлял и руководил своих юных и недостаточно опытных сотрудников и, кроме того, лично принимал на себя труд вести беседу более двенадцати раз в разное время года. Кружок беседователей состоял, кроме о. Ректора, из одиннадцати студентов, главным образом, имеющих священный сан. Предметом беседы, начинавшейся обыкновенно в три часа пополудни, служило всегда, лишь за очень не многими исключениями, изъяснение апостольских и евангельских чтений и, кроме того, всем присутствовавшим раздавались троицкие листки. Посадские жители и отчасти приходящие в лавру богомольцы, конечно, с признательностью встретили благое дело, ясным свидетельством чему служит постоянно возрастающее число собирающихся на беседу слушателей. Начавшись с немногих десятков, число это в настоящее время доходит обыкновенно почти до 400 человек.

В последние месяцы минувшего года, Московской академии пришлось пережить события, возбудившие в ней чувства и радости, и глубокой скорби. – Почти сорок лет² при Московской академии издавался журнал под названием «Творения Святых отцов в русском перевод» с прибавлениями духовного содержания. Это издание имело за собой славное прошлое; на его страницах появились переводы творений св. Григория Богослова, Василия Великого, Ефрема Сирина, Афанасия Александрийского, Кирилла Иерусалимского, Макария Египетского, Нила Синайского, Исидора Пелусиота, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, блажен. Феодорита, св. Григория Писского, Епифаня Кипрского и Кирилла Александрийского, которые в отдельных изданиях всегда имели и доселе имеют широкое распространение в среде любителей духовного просвещения. И в настоящее время, ежегодно около полуторы тысячи томов отеческих творений расходятся по России. На страницах прибавлений академического журнала печатались ученые труды профессоров, по преимуществу богословского и церковно-истерического содержания. В таком виде академическое издание имело специальный, почти исключительно, научный характер и, появляясь только четыре раза в год, могло быть названо скорее не журналом, а ученым сборником. Само собой разумеется, что при таких условиях, оно далеко не всегда могло рассчитывать на широкий круг читателей и имело возможность поддерживать свое существование, особенно в последнее время, когда наиболее важные из отеческих творений были уже переведены, лишь благодаря ежегодной субсидии, выдававшейся ему из сумм Московской кафедры. С прекращением субсидии продолжение академического издания в прежнем виде признано было невозможным и в минувшем году в среде профессоров возникла мысль о том, чтобы поставить это издание в иные условия и придать ему новую форму. Много раз, в продолжении нескольких месяцев, профессорская корпорация собиралась в квартире о. ректора для обсуждения вопроса о предположенном новом издании и выработав его программу, решив сделать его ежемесячным журналом, возможно более приспособленным к современным религиозным интересам и потребностям общества, возбудила, чрез благожелательное посредство Владыки-Митрополита пред высшей властью, ходатайство о разрешении нового издания под именем «Богословского Вестника» и под редакцией проф. П.И. Горского-Платонова. В начале ноября получено было желаемое правительственное разрешение и в праздничный день 8-го числа, академическая семья скромно торжествовала открытие своего нового предприятия. В академической церкви после божественной литургии совершено было благодарственное молебствие, пред началом которого о. ректор обратился к собравшимся с словом³, выясняя в нем высокие задачи, предлежащие сотрудникам начинаемого дела. В состоявшемся затем собрании, за

дружеской трапезой, шла опять оживленная беседа о разных сторонах задуманного предприятия. На этом собрании профессор-редактор П. И. Горский-Платонов обратился, между прочим, к присутствовавшим с речью, в которой говорил приблизительно следующее: «Давно и много лет, я принадлежал к числу лиц, которые держались того воззрения, что для оживления нашего академического журнала необходимо сделать его ежемесячным и более приспособленным к современной жизни. В эти многие годы, конечно, я не раз задавался вопросом о том, удобно ли то или другое время для такой реформы. Само собой разумеется, что на этот вопрос иногда мне приходилось давать себе утвердительный, а иногда и отрицательный ответ. С тем же вопросом, я встречаюсь и теперь». Указав далее на некоторые, повидимому, неблагоприятные для нашего журнала современные условия, особенно же с точки зрения настоящих тяжелых материальных условий русского общества и положения печатного слова, – оратор упомянул и о некоторых условиях общественной жизни, и в заключение выразил надежду, что препятствия не окажутся невыносимо тяжелыми и непреоборимыми.

В конце ноября разнеслась повсюду весть о Высочайшем назначении Высокопреосвященного Иоанникия, митрополита Московского и Коломенского, на кафедру Киевской митрополии. Эта весть произвела сильное впечатление и в Московской академии, которая, в лице Высокопр. митрополита, имела своего ближайшего начальника и много раз встречала его в своих стенах. И в минувшем году, еще так недавно, 27-го и 28-го сентября, Архипастырь, приезжая в лавру на день празднования памяти Преподобного Сергия, постели, по обычаю и свою академию, прослушав в ее аудиториях несколько лекций по предметам: Священного Писания Ветхого Завета, Русской церковной истории, психологии и пастырского богословия. Два месяца спустя его новое посещение Московской академии уже оказалось прощальным. – Третьего числа декабря, в 11 часов утра, в академической церкви собрались все профессора, служащие и студенты академии, чтобы проститься и получить благословение от своего бывшего Архипастыря. Встреченный у подъезда начальством и духовенством академии, Владыка-Митрополит, при пении студенческого хора, вошел в церковь и стоя у престола, выслушал краткое молитвословие с провозглашением многолетия. Когда Архипастырь вышел затем на амвон и приложившись ко кресту, обратился лицом к собравшимся, о. ректор академии прочитал адрес, вложенный в бархатную папку и подписанный всеми членами академической корпорации. В этом адресе написано: «Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыка, Милостивейший Архипастырь и Отец! Корпорация Московской Духовной Академии, расставаясь с Вашим Высокопреосвященством, своим мудрым руководителем и милостивым покровителем, растворяет скорбь тяжелой потери теми отрадными воспоминаниями, которые она навсегда сохранит о своем доблестном архипастыре. Вы, Высокопреосвященнейший Владыка, вливали нам ревность к ученым и педагогическим трудам, показывая постоянным примером своих бесчисленных благотворений в пользу духовных школ епархии, какое высокое значение в церковной жизни приписываете Вы процветанию духовного просвещения. Тому же самому поучали Вы нас, когда с глубоким вниманием изволили прослушивать ежегодно по несколько профессорских лекций и студенческих экзаменов, принимая самое искреннее и одушевленное участие в уяснении богословских истин. Ваши архипастырские отношения к вверенной Вам академии, всегда основывавшиеся на началах твердого, неуклонного и неустрашимого следования правде Божией, святительской любви, благоснисходительного участия в нуждах учащих, служащих и учащихся, а равно Ваши благотворительные вспомоществования нашим изданиям святоотеческих творений; все это показывало нам, что христианская истина и воля Божия, над уяснением которых мы трудимся, – составляют руководственное начало всего Вашего архипастырского служения и то содержание Вашего святительского духа, которое обнаруживалось с такой силой молитвенного вдохновения на Ваших священнослужениях, назидавших и услаждавших не только нашу Академию, но и всю православную паству. Напечатлевая на своих сердцах Ваш молитвенный облик, сыновне просим Вас, святой Владыка, сохранить и Московскую Академию в молитвенной памяти Вашего Высокопреосвященства и преподать нам святительское благословение». – По прочтении адреса, о. ректор поднес Его Высокопреосвященству от академической корпорации «Чиновник» архиерейского священнослужения в бархатном переплете, на лицевой стороне которого помещено серебряное чеканное изображение Покрова Пресв. Богородицы, а на задней, – серебряный, чеканной же работы, вид Московской Духовной Академии. От студентов академии также поднесен был Его Высокопреосвященству «Чиновник» в бархатном переплете, причем студент Борисовский, от лица всех своих товарищей, прочитал следующее приветствие: «Ваше Высокопреосвященство, милостивейший Архипастырь и Отец! Студенты Московской Академии, получив известие о переводе Вашего Высокопреосвященства на Киевскую кафедру, не могут не выразить чувства искренней скорби по этому поводу. В лице Вашем мы, студенты, теряем просвещенного и заботливого архипастыря, и начальника. Наша Академия имела счастье много раз видеть, как близки Вашему сердцу интересы питомцев ее, как много Вы, Ваше Высокопреосвященство, заботились о том, чтобы наша Академия стояла на высоте своего научного и общественного призвания, и чтобы дух всесторонней и глубокой образованности находил себе, как можно более места в ее стенах. Вашими заботами даны нам многие и действительные средства к тому. Во время несправедливых и неосновательных нареканий на нашу Академию, Вы, Ваше Высокопреосвященство, твердо стояли за ее доброе имя. Предоставляя нам все средства получить основательное и серьезное образование, Вы своей высокой архипастырской деятельностью учили нас тому, как в жизни осуществлять великие заветы Христа о вечной правде и любви. Твердость и стойкость в своих убеждениях, самоотверженное служение истине, поставление правды и законности выше всего, – вот что завещали Вы нам примером своей многолетней архипастырской деятельности. Расставаясь с Вами, мы сохраним в своих сердцах высокий образ мужа правды и ревностного архипастыря церкви, а Вас, Ваше Высокопреосвященство, просим не забывать нас в своих святительских молитвах.

Выслушав прочитанные приветствия и благосклонно приняв поднесенные ему прощальные дары, Владыка-Митрополит сказал, приблизительно, следующее: «Благодарю корпорацию Академии за принесенный мне привет! Благодарю и Вас, дети! Я могу назвать Вас детьми, потому что уже становлюсь стариком. – Я никогда и до нынешнего дня не был доброречив, а в особенности теперь, под влиянием болезни, от которой и доселе не могу считать себя свободным, а потому скажу кратко и ясно».

«Я любил Академию и это, конечно, вполне естественно. Всегда особенно живы и памятны те впечатления, которые получены в молодых и юных годах, а эти годы я сам провел в Академии. Правда, потом мне надолго пришлось уклониться совсем в другую сферу деятельности; но, когда я вступал на кафедру Московскую и пришел в близкое, непосредственное соприкосновение с здешней Академией, мне, прежде всего, припомнились те четырнадцать лет, которые я провел некогда в двух Академиях».

«Я любил Академию, хотя не много я сделал для нее. Мне слишком часто и на долго приходилось сосредоточивать свое внимание на удовлетворении других важных и не терпевших отлагательства нужд, а потому я невольно должен был уделять для академии лишь не многое. Считаю не благовременным упоминать о том, что сделано было мной, в пределах моей власти, для Московской и для других академий. Может быть, время разъяснит это, а может быть и нет, и в таком случае, нет нужды раскрывать завесу прошедшего».

«Благословение Господне да будет над вами на всех путях вашей жизни! Я никогда не держался односторонности, никогда не хотел требовать, чтобы все люди, воспитанные церковью, ей посвящали свои силы; но, где бы вы ни были, не забывайте, что всем вы обязаны святой Церкви; на ее средства и под ее руководительством, и отцы ваши и вы получили свое воспитание, ей же обязаны и в настоящем своем служении. Не платите же ей за все ее блага черной неблагодарностью, чтобы нельзя было сказать о вас того же, что сказано было некогда св. Апостолом: «от нас изыдоша, но не беша от нас».

«На каких бы путях жизни вы ни были поставлены, благословение Господне да будет над вами!»

Затем Его Высокопреосвященство благословил всех профессоров, служащих и студентов Академии небольшими иконами Спасителя в серебряных вызолоченных ризах; окруженный толпой студентов, сказал им еще несколько теплых, отеческих слов и вышел из церкви. На несколько минут Владыка-Митрополит зашел в квартиру о. ректора, побеседовал там с академической корпорацией и еще раз благословив всех профессоров и служащих, сопровождаемый и на лестнице пением «ис полла эти, деспота», выбыл из академии. Вечером этого дня профессора, служащие и студенты академии еще раз простились с Его Высокопреосвященством, собравшись в вокзале и на платформе, и проводив его до дверей вагона с пением: «ис полла эти деспота».

На кафедру Московской митрополии вступил Высокопреосвященнейший Леонтий, один из заслуженнейших иерархов русской церкви. Отныне и Московская Духовная Академия поступает под Его мудрое и просвещенное покровительство. На принесенное академией по телеграфу приветствие с назначением на Московскую кафедру, Его Высокопреосвященство удостоил прислать на имя о. ректора следующую телеграмму: «Благодарю Вас и корпорацию Духовной Академии и Вифанской семинарии за приветствие. В надежде личного свидания в союзе любви призываю на всех Божие благословение». Милостивое внимание Архипастыря к приветствию академической корпорации служит для нее залогом, что и Московской Академии новый Высокий покровитель будет являть ту же любвеобильную попечительность, какую всегда и везде находили в нем духовно-учебные заведения и их деятели, и питомцы.

Тяжелым воспоминанием приходится нам, к сожалению, заключать свой обзор. Год, так счастливо и радостно начавшийся для Московской Академии, закончился в ней глубокой скорбью. К вечеру третьего декабря разнеслась по посаду печальная весть о неожиданной кончине самого почтеннейшего из членов академической корпорации, – всеми высокоуважаемого и пользовавшегося почетной научной известностью, заслуженного ординарного профессора по кафедре метафизики и логики, Виктора Дмитриевича Кудрявцева-Платонова, почти сорок лет служившего украшением Московской Академии. Помещаемый ниже рассказ даст читателю достаточное понятие о размерах и значении этой тяжкой для Академии потери. Вечная память прекрасному человеку и достойнейшему христианину-философу и дай Бог, чтобы тяжкая утрата не была для Московской Академии невознаградимой!