Поучение 9-е

Научу беззаконныя путем Твоим и нечестивии к Тебе обратятся.

Братия! До сего времени Давид только о себе заботился, к своей только душе прилагал все попечение, в себе только восстановлял все разрушенное; теперь он мысль свою обратил на ближних, и вообще на всех окружающих его: научу беззаконныя путем Твоим и нечестивыя к Тебе обратятся. Он знал и твердо помнил, что грех его знают уже все его подданные, что он подал им собою соблазн, что он поэтому может только святою жизнью своею переменить их образ мыслей о себе. Для сего он берет всех грешников на свое попечение, как бы так говоря: «Господи! я верую, что Ты меня помилуешь, пересоздашь; но я бы желал, чтобы и подданные мои, и все ближние мои, и все грешники получили прощение. Я их соблазнил, я и их обязан и научить и исправить. Предоставь эту заботу об них мне; – я, при помощи Твоей и властью царскою, заставлю моих подданных быть добродетельными: : научу беззаконныя путем Твоим, и грешники к Тебе обратятся». Действительно, только тот имеет право учить, кто сам ведет жизнь добродетельную; ибо лучше и полезнее учить примером жизни добродетельной, нежели словами. Не дерзал же Давид учить других до сего времени, не смел открыть уст своих ни пред Богом, ни пред человеками. Находясь во грехе, если бы он вздумал наставлять других, то ему сказали бы: врачу, исцелися сам. Но теперь, когда суд Божий над ним уже произнесен, когда наказание объявлено, когда он сам себя подверг самоумерщвлению, тяжкому посту и непрестанным слезам – теперь он хочет быть примером исправления жизни для других, – теперь то он готов сказать каждому беззаконнику: «ты знаешь, как я согрешил пред Богом; ты знаешь, какое тяжкое наказание понес я; ты видел, как я каялся пред Богом и как Он меня простил; – исправь же и ты свою жизнь, как я исправил; перестань грешить, проси помилования, восстань, как я восстал, и будь уверен, что и Тебя Бог простит и помилует». Но вот, в числе тех, которых он берется учить, в числе его подданных был и Урия, хотя его нет «Как я омою с себя ту кровь, которую пролил убиением Урии? Эта кровь будет вечным пятном на моей совести, ибо жизнь ему я не возвращу; на эту кровь будут указывать мне мои подданные, и все те, которых я стану учить. Ах! я всегда вижу эту кровь на моей царской порфире и на моей совести: освободи меня от сей крови, Боже, Боже, Спаситель мой и я зык мой возгласит правду Твою. Кровь Урии держит меня как бы в узах, я ее запятнан, она тянет меня к земле, она явное пятно моего беззакония, она не позволяет мне говорить правду; а потому освободи меня от крови, Боже, Боже, Спаситель мой, и язык мой возгласит правду Твою, – правду, начертанную в законе Твоем, правду, мною поруганную; ибо сия кровь заграждает мне уста, я ничего не могу говорить, не могу сказать слово, чувствуя себя виновным в крови Урии. А потому, Ты сам Господи! отверзи уста мои, и они возвестят хвалу Твою, я буду превозносить величие дел Твоих; особенно Твое всемогущество в том, что Ты можешь беззаконника сделать праведником, мертвого живым. Я знаю, что похвала из уст грешника оскорбительна для Тебя, Боже; а потому я не дерзаю превозносить Тебя дотоле, пока, освобождением меня от крови, Ты развяжешь язык мой, раскроешь, Сам отверзешь уста мои. Без сомнения, за помилования меня я бы принес Тебе много жертв; но Ты их не хочешь; я принес бы всесожжение, но какое всесожжение за этот грех могу принесть Тебе? Ты дал право приносить жертву о грехе жрецу, судье и простому человеку: какую жертву может принесть Тебе царь, который недолжен иметь греха на себе? Да и что значит пред очами Твоими тук тельцов и кровь козлов? Разве не Твоя вся вселенная? Разве Творец может находить услаждение в курении от сожжения животных? О нет! нет! одна только жертва для Тебя приятна: это дух сокрушенный и смиренный; это сердце сокрушенное и смиренное, которого Ты, Боже, не отвергаешь: яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо, – всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».

Вот, братия, какую жертву Богу и мы должны приносить! – чистое сердце. А кто его имеет, если всякое ощущение, желание, стремление к чему-нибудь грешному, оскверняет его; если каждый порок, каждое беззаконное действие кладет на него свое пятно, если каждый грех кладет на него геенскую свою печать; если каждое беззаконие пишет на нем свою историю; если всякое Богопротивное пожелание опаляет его своим тлетворным огнем, если всякая плотская страсть бросает в него свои раскаленные стрелы: и зависть, и ревность, и гнев, и злоба, и хитрость, и лукавство… Если всякое угождение похотям плотским делает его жестоким, бесчувственным, богопротивным, отвратительным, упорным; то у кого найдем мы чистое, беспорочное, невинное сердце? Итак, неси ко Господу, христианин, сердце свое; но только сердце сокрушенное и смиренное – неси сердце покорное, умиленное, плачущее, – и Бог не презрит твоего сердца. Эта жертва, самая приятная Богу. Принес такое сердце в жертву Богу Давид, и Господь принял его; принесла Анна – мать пророка Самуила, и Господь принял ее; принес царь Езекия, – и Господь принял его; принес Апостол Петр, разбойник покаявшийся, Мария Египетская; принесли многие разбойники, блудники, отступники, – и Господь милостиво принял их. Примет Он и тебя, хр., если ты смиришь пред Ним дух твой, если принесешь сердце скорбное, смиренное, Богобоящее, пораженное страхом Божиим, благоговейное, Боголюбивое, благожелательное, – примет и простит тебе все твои согрешения, как простил всех прежних грешников, и не постыдит тебя на страшном суде Своем, где в страхе будут стоять Ангелы, Архангелы и все силы небесные, – и сподобит тебя нескончаемых благ. Аминь.