II. Процесс богопознания

Большинство, вероятно, думает, что и до познаний о Боге человек доходит, главным образом, путем рассудочной деятельности; почему прежде, чем поверить в известную богооткровенную истину, ныне обычно сначала требуют ее рассудочного доказательства. Представление о деле ошибочное. Правда, прежде чем уверовать во Христа, нужно слышать о Нем, – так сказать, узнать о Нем рассудком, умом; но от этой мысли о Христе до твердой веры в Него и до познания Его еще далеко. Ныне все имеют понятие о Христе и Его деле, однако не все веруют, тем более твердо и искренно.

Истинный и полный процесс познания никогда не ограничивается деятельностью одного ума, а непременно слагается из деятельности всех сил человеческого духа: ума, чувства и воли. Таков, по крайней мере, процесс познания видимого мира – познания, отличающегося большой степенью достоверности.

Так, человек обычно не только мыслит о предмете, но и старается чувствовать его, видеть, осязать, слышать, старается волей своей войти с ним в те или другие живые отношения. Отсюда явилось и особое название такого познания – «опытное», в отличие от другого, отвлеченного, или умственного, познания. По степени достоверности оно, конечно, самое высокое. Участие всех сил человеческого духа в познании необходимо и по самому существу дела. Потому что душевные силы наши тесно связаны между собой, одна дополняет другую, одна проникает и усиливает деятельность другой; например, чувство проникает и сопровождает всякое действие человека; оно же иногда подсказывает человеку то, чего не видит его ум. Особенно полно и близко узнает человек предметы тогда, когда своей волей входит с ними в живое общение.

Без этого живого общения и наблюдения всякое познание, ограничивающееся работой одной мыслительной силы, по необходимости будет недостаточным и неполным, а часто и ошибочным. В самом деле, много ли мы знали бы, например, о растениях, если бы все наше знание ограничивалось одним знакомством с ними по книге, если бы мы не видели их, не сажали и не растили их? Много ли мы знали бы о музыке, если бы изучали только по книге гаммы, а не услаждали своего слуха и сердца высокими и приятными мелодиями? Вообще, если человек не входит с предметом в живые отношения, не наблюдает и не чувствует его, а знакомится с ним понаслышке, по книге, у него составляется о нем самое бледное представление, всегда неглубокое, а иногда и превратное.

Недаром такие познания, приобретаемые человеком без опыта и долгого наблюдения, при помощи деятельности одного ума и памяти, обычно быстро исчезают из головы, почти не оставляя следа в его душевной жизни. Итак, для полноты познания необходим опыт и участие, согласное действие всех сил человека, ибо силы эти дополняют одна другую. К сожалению, вследствие повреждения человеческой природы грехом, это согласие в действиях сил не всегда бывает у человека, что вредно отражается и на жизни, и на познании.

В жизни, мы знаем, воля часто противодействует разуму и заставляет человека делать то, чего не одобряет его ум: «Знаю, что плохо, – говорят часто люди, – да не могу удержаться». С другой стороны, и разум не всегда соглашается с тем, что одобряет сердце и совесть.

Так и в познании: воля и чувство не всегда действуют согласно с разумом; если предмет почему-либо не нравится человеку, последний не войдет с ним своей волей в живые отношения и ограничится, если то будет нужно, одним рассудочным познанием, в явный ущерб полноте познания.

Нарушив согласие в действиях сил, грех, далее; обессиливает каждую силу в отдельности, отчего ум наш столь близорук, сердце неискренно и лукаво, а воля – слаба и склонна к греху. Достичь требуемого согласия сил, вследствие глубокой порчи человеческой природы грехом, теперь и нелегко; без благодати оно вполне и невозможно; только благодать парализует грех, обновляет природу человека и связует его разрозненные силы. Таким образом, истинная жизнь и истинное познание возможны только в христианстве, неповрежденном и истинном, подающем божественную благодать, врачующую человеческую природу.

Само собой понятно, если для постижения земной действительности человек должен напрягать не один ум, а вместе чувство и волю, должен входить с этим миром и его предметами в самые живые отношения, – тем более, все это необходимо для познания действительности бесконечно высшей и совершенной, где живет Бог и Его святые.

И Бог познается не одним умом и не одним чувством. Он познается цельным духом человека (и умом, и чувством, и волей) в его живой и согласной деятельности, при живом общении человека с самим Высочайшим Существом, Источником всякой жизни и познания.

Рассмотрим же, что может дать человеку в деле богопознания его дух, а прежде всего, каждая сила духа в отдельности, ибо хотя они и принадлежат единому духу, но каждая действует отдельно, сообразно со своей природой, и каждая в дело богопознания привносит свой материал и свои фактические данные.

1) Первой познавательной силой является ум человека

Он именуется еще разумом и рассудком и представляет собой мыслительную силу в человеке, связующую разные впечатления и данные, получаемые от предметов, – составляющую всякие понятия, суждения, умозаключения и изучающую действительность; мыслительной силе обязана своим происхождением и развитием земная наука. Что же дает эта сила для познания высшего мира?

Прежде всего, наш ум от природы имеет в себе некоторое высшее ведение. Так, известно, каждый из нас имеет некоторые глубокие врожденные мысли, или, как говорят, идеи; таковы, например, идеи о бытии Божием, о загробной жизни, о нравственном миропорядке, о Промысле Божием и др. Идеи эти, от рождения являющиеся с человеком, отображенные на самой природе его разума, суть как бы некоторый отпечаток и образ тех высших предметов в нашей душе, хотя, может быть, и слабый вследствие порчи человеческой природы грехом. Они являются для человека и постоянным напоминанием о его высоком назначении, и постоянным возбудителем его от суетной, греховной жизни.

Существование врожденных идей с несомненностью говорит о существовании самих предметов; если бы не было предмета, не было бы и живого голоса о нем в душе человека; не было бы, тем более, настойчивого требования его и веры в его несомненное существование.

Но, удостоверяя о существовании невидимых предметов, идеи сами по себе не дают еще о них определенного познания. Они только внушают и твердят человеку о их высокой и совершенной природе. Для того же, чтобы иметь не одно смутное убеждение в существовании того мира, а и познать его, человеку нужно приблизиться к тому миру, войти с ним в живое общение и из этого общения почерпнуть высшее и верное познание. К сожалению, мыслительная сила сделать этого не может: ум человеческий не может входить с тем миром в непосредственное соприкосновение, как он непосредственно не входит в соприкосновение и с видимым миром; и этот мир мы познаем чрез посредство внешних чувств: зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания, которые непосредственно касаются предметов; рассуждающий ум действует уже после чувств. Если бы эти чувства не давали нашему уму массы впечатлений – зрительных, слуховых, осязательных и всяких других, человек, вероятно, ничего и не знал бы о видимом мире. Много ли и теперь знают о мире путем напряжения одного рассудка слепой или глухой, у которых поражены два важнейших органа? Точно так же бессилен сам по себе ум прояснить человеку и врожденные идеи; человек не составит себе по ним более или менее верного представления о Боге и высшем мире – для этого тоже нужно видеть и духовно чувствовать, осязать те предметы; делает это другая сила, не мыслительная – чувствующая.

В отношении невидимого мира она исполняет такое же назначение, как внешние органы чувств – глаз, ухо и проч. – в отношении видимого мира. Она так же воспринимает впечатления от невидимых предметов, как эти воспринимают впечатления от видимых; подробно говорить о ней будем ниже.

Итак, ум человеческий, при всей своей мыслительной силе, не входит с тем миром в живое общение и не воспринимает от него впечатлений; тем не менее, он никогда не оставляет попыток разгадать тот мир, составить себе о нем хотя бы приблизительное представление, для чего человек всегда всматривался в свою природу, отражающую на себе черты образа Божия, всматривался и в окружающий мир, своим дивным устройством громко вещающий о Божией премудрости и силе (Рим.1:20). Только дать что-либо ценное и верное попытки эти не дали и не могли дать.

Как свидетельствует история, человек, руководясь одним своим умом, высказывал о Боге и загробной жизни невероятные и нелепые мысли. Так вместо единого истинного Бога язычники признавали множество богов и богинь, причем наделяли их человеческими слабостями и страстями, иногда и постыдными; поэтому, например, богиня Венера у римлян, Афродита – у греков или Астарта – у финикиян считались покровительницами свободной любви и разврата. Вакх у римлян, Дионис у греков – покровителем веселой и разгульной жизни. Между собой боги и богини, по представлению язычников, тоже вступали в самые недолжные и греховные отношения; очевидно, свое развращение люди переносили и на высший мир.

По слову ап. Павла, язычники, «называя себя мудрыми, обезумели и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку и птицам, и четвероногим, и гадам» (Рим.1:21–23). Идолопоклонство в самых разнообразных формах, иногда весьма утонченных, продолжается и до наших дней, невзирая на распространение просвещения и культуры.

О добродетели и нравственности человек также составляет иногда самые противоположные и подчас нелепые понятия. У многих народов некоторые пороки считались добродетелью, низкое – высоким, постыдное – благородным и наоборот. Чего только теперь не оправдывает ум человеческий в угоду какой-либо страсти? Нет, кажется, такого порока и преступления, которое отдельные нравственно развращенные люди не считали бы делом дозволенным и хорошим. Очевидно, ум наш плохо справляется со своей задачей и тускло светит грешному человеку на его пути к вечной жизни.

Можно с уверенностью сказать: насколько успешно действует ум при познании видимого мира, настолько же безуспешно – при познании высшей действительности; насколько ясны и ценны его первые понятия, настолько же туманны и сбивчивы – вторые. Не будь греховного повреждения в человеческой природе, разум наш, может быть, и меньше бы погрешал в своих исканиях; теперь же многого человеку дать он не может. Поэтому и явилась нужда Самому Богу открыть людям высшую правду – правду о Себе Самом, о мире и человеке, с тем чтобы и «во тьме и сени смертней» воссиял свет истины и люди с точностью узнали тот путь, который ведет к небу и блаженной жизни.

Человеку остается только с глубоким послушанием и благодарностью принять эту высшую правду и сделать ее основой своей жизни, основа эта будет незыблема, ибо слово Божие творит жизнь и, как вечная истина, пребывает во век (Пс.118:90). Оно – «светильник ногам» человека и «свет стезям» его (Пс.118:105). Оно – «радование сердца» его (Пс.118:111); с ним «жива будет душа» человека (Пс.118:175). Ради нашего спасения Сам Сын Божий сошел с неба и дал нам свет и разум, да познаем Бога истинного и да будем во истинном Сыне Его – Иисусе Христе: «Сей есть истинный Бог и живот вечный» (1Ин.5:20).

Теперь, когда даровано людям Божественное Откровение, разум человеческий имеет, конечно, полную возможность составлять обо всем истинное понятие – из Откровения научаться и истинному боговедению; но, как показывает опять опыт, разум и здесь не очень-то помогает человеку. Затемненный грехом, он часто не выносит света Откровения, как больной глазами не выносит солнечного света: в гордыне своей дерзает его оспаривать, находить неприемлемым, самую проповедь о кресте считая безумием.

В гордыне ума апостол Павел видит главную причину неверия иудеев и эллинов. "Иудеи, – говорит он, – требуют чудес, и еллины ищут мудрости, а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для еллинов – безумие; для самих же призванных, иудеев и еллинов, Божию силу и Божию премудрость» (1Кор.1:22–24).

«Как видно, – замечает епископ Феофан, – апостол Павел очень неблаговолительно смотрит на человеческую мудрость и под погибающими разумеет преимущественно знакомых с сею мудростью, ей следующих и ее одну считающих верною руководительницею. Во внешней жизни, точно, эта мудрость господствует, и безвредно; но кто с нею входит в область спасения, тот всегда портит дело. Образ спасения Бог определяет; его надо принять с покорностью, как он предлагается. Мудрость же наша, без ее покорения велению Божию, и в начале мешает принятию спасительной веры, и если по покорном принятии веры вмешивается потом, то всегда все перепутывает»⁵.

Св.Иоанн Златоуст такое состояние ума нашего называет болезнью: «Для страждущих и умирающих, – говорит он, – бывает неприятна и здоровая пища, неприятны друзья и близкие, которых часто и не узнают они и даже тяготятся их присутствием. Так обыкновенно бывает и со страждущими душевно: они не знают, что нужно для спасения, и тяготятся теми, кто печется о них. Это происходит не от свойства самого дела (спасения), а от их болезни; как помешавшиеся в уме не терпят тех, кто заботится о них, и даже порицают их, так поступают и неверующие. Будем плакать о них – о том, что слово о кресте, которое есть премудрость и сила, для них есть безумие»⁶.

Несомненно, разум наш теперь в болезненном состоянии. Под влиянием греха, ослабившего его силу, у него образовались своего рода односторонность и узость, явились предрассудки, суживающие его деятельность, мешающие ему обнимать высшие горизонты, понимать и верить в высшие истины. Всецело обращенный к земле, он и привык видеть только земную действительность; небесных звуков он не слышит и высших законов не разумеет; воображая себя всеведцем, он принимает только земные законы и их считает единственно возможными и допустимыми. Грубое и жалкое заблуждение.

Такому принижению деятельности разума, его «оземлению» много способствует и то обстоятельство, что на познание видимого мира, на развитие земной многосложной науки человек тратит почти все силы своего ума, почти все свое время, мало или совсем не думая о Боге и спасении души. Постоянное и многолетнее вращение человеческого ума в области одних лишь земных законов и отношений невольно и создает в нем привычку понимать и признавать только земные законы. Так постепенно, но верно ускользает от нашего ума целая и совершеннейшая действительность, неизмеримо превосходящая земную действительность, эту юдоль печали и греха. Слыша о ней и ее особенных, высших законах, отвыкший от духовных горизонтов разум обнаруживает сомнение, неверие и непонимание. Подобное состояние ума называется рационализмом; присуще оно почти всем людям, гордящимся своей земной ученостью, чрезмерно верящим в свой ум, его считающим непогрешимым судьей и во всех высших вопросах.

Рационализм, очевидно, противоположен настроению веры. Эта последняя в вопросах, касающихся религии и Откровения, смиряет гордый ум, Божественное Откровение принимает со всей покорностью, хотя бы оно и превосходило силу естественного разумения человека. На все недоумения разума у верующего один ответ: такова воля Божия, таков путь спасения, открытый Самим Богом и действительно перерождающий человека, делающий его из грешника – святым, из немощного – сильным, из отчаянного – блаженным. Рационализм, наоборот, никогда не принимает Божественного Откровения во всей его полноте; в таком виде оно кажется ему безумием; он выбирает из него лишь то, что может одобрить маловерный, оземленившийся ум, с чем может согласиться грешное, косное сердце.

Так, рационализм признаёт бытие Божие (хотя крайние рационалисты отвергают и это), но отрицает Троичность Лиц Божества как истину, непостижимую для разума; признаёт Иисуса Христа величайшим Пророком и Учителем, но не признаёт Его Богом; признаёт Его чудеса, но не все, а только те, совершение которых можно объяснить естественным образом, например силой внушения, магнетизма, ясновидения и т.п. Рационализм признаёт постепенное в продолжение тысячелетий развитие мира из вечной материи, но отвергает учение Библии о творении мира Богом в шесть дней из ничего. Рационализм признаёт и Библию, но не как боговдохновенную, а как высоконравоучительную и поэтическую книгу. Вообще всё Божественное Откровение рационализм старается уложить в узкие рамки земного разумения, поставить в разряд земных явлений, допустимых и по законам земли.

И вздымается грешный ум человеческий на разум Божий, хотя дело Божие всегда свидетельствует о себе чрезвычайностью знамений, обильным излиянием благодатных даров и многими чудотворениями. Сбывается здесь слово Божие: «душевный человек не приемлет, что от Духа Божьего: то кажется ему безумием" (1Кор.2:14).

«Потому, – говорит св. Иоанн Златоуст, – прежде всего надобно отвергнуть её, внешнюю мудрость. Как, скажешь, неужели внешняя мудрость достойна отвержения? Ведь и она – дело Божие. А откуда это видно? Нет, не Бог создал её, но ты изобрёл; мудростию же здесь апостол называет чрезмерную пытливость. А если скажешь, что он говорит здесь о разуме человеческом, то и в таком случае твоя вина. Ты сам унижаешь его, употребляя во зло, во вред себе и на противление Богу, и требуя от него того, чего он не имеет. Ты хвалишься им и восстаёшь против Бога – поэтому Бог и обличил его бессилие. Так и сила телесная – добро; но когда Каин употребил её не так, как должно, то Бог навёл на него расслабление и трясение. Вино также – добро, но когда иудеи стали неумеренно употреблять его, то священникам Бог совершенно запретил его употребление. Так, когда и ты стал употреблять мудрость на противление Богу и приписал ей большую силу, нежели какую она имеет, то Он, отклоняя тебя от человеческого упования, показал её бессилие. Душевный человек – тот, кто всё подчиняет холодным умствованиям и не считает нужной для себя высшую помощь, а это – безумие. Бог даровал нам разум для того, чтобы он познавал и принимал сообщаемое от Бога, а не для того, чтобы он считал самого себя достаточным для себя. Прекрасны и полезны – глаза, но если бы они захотели видеть без света, то красота и собственная сила их нисколько не принесли бы им пользы, но ещё причинили бы вред. Так и душа, если захочет видеть без Духа, то сама себе послужит препятствием»⁷.

Болезненное состояние нашего ума вне благодати и возрождающей силы христианства проявляется и далее. Так, назначение нашего ума – в том, чтобы он постигал и содержал истину; поэтому хранение и исповедание истины доставляет здравие уму, укрепляет и изощряет его силу; наоборот, неведение истины или исповедание лжи потемняет, растлевает ум, как ржавчина потемняет и портит благородные металлы.

«Тут бывает то же, – замечает еп.Феофан, – что, например, с ягодами. Оставь их как есть, они скоро попортятся и истлеют; но переполни их сахаром через варку в растворе его, они приобретут силу противостоять растлению. Так ум, оставленный как есть, скоро портится, а переполни его истиной – и истина сообщит ему крепость и силу противостоять всякому растлению. Лишение истины порождает в уме два зла – или мрак неведения, или растление зловерием. И то – худо, а это – еще хуже. Мрак, лишение света причиняет замирание и даже смерть, ибо ничто живое не может жить без света – вещественное без вещественного, духовное без духовного. Уму свет – истина; без нее он замирает, или заморенным бывает. Зло – великое; но о заморенном можно иметь надежду, что отойдет, очнется и оживет. Растленный же зловерием не подает такой надежды. Он поврежден внутреннейше и существенно; потому может быть возвращен к здравию только силою Божией, сотворившей естества, то есть только будучи перетворен особенною Божией благодатью»⁸.

Получая от истины здравие, ум наш питается истиной, как своей пищей: она утоляет его голод и услаждает душу человека.

«Коль возлюбих закон Твой, Господи, – взывает Псалмопевец, – весь день поучение мое есть. Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим» (Пс.118:97, 103). Питаемый истиной, ум перестает уже вопрошать, искать и блуждать мыслью, ибо ясно видит духовные предметы и услаждается этим видением.

«Душа тогда занимается исследованием (беспокойным вопрошанием), – говорит св. Иоанн Златоуст, – когда она разжигается как огневицею помыслами, когда они обуревают ее; а когда она находится в здравом состоянии, тогда не исследует, а почивает в вере»⁹.

Наоборот, ложь никогда напитать и успокоить ума не может, потому что она есть отрицание истины и отрицание жизни, есть нечто призрачное и мечтательное. Ум это истинно чувствует и, питаемый ложью, всегда мятется и волнуется, лишая человека душевного мира. От этого у грешника, не ведущего истины или, тем более, зараженного всякими ложными учениями, ум всегда в смятении и блуждании; грешник ищет истины и не находит, потому что ищет без смирения и сознания своей немощи; вопрошает и совопросничает, и не приходит к вере, потому что отрицает потребную для сего божественную помощь.

Потому-то апостол Павел и убеждал христиан удаляться от лжеучителей и не вступать с ними в пустые споры, избегать «непотребного пустословия», «глупых и невежественных состязаний» (2Тим.2:16, 23): при гордом настроении лжеучителей эти состязания все равно будут «бесполезны и суетны» (Тит.3:9).

Итак, содержание истины дает питание и здравие уму, а исповедание лжи или неведение истины причиняет болезнь уму (душевный голод), которая непременно сопровождается совопросничеством и борьбой помыслов. Часто эта борьба бывает настолько мучительна, что человек лишается душевного мира, теряет необходимое равновесие, становится нервным, раздражительным, унылым, нездоровым. Так болезнь ума отражается на всей природе человека.

Не совсем исправно действует ум и тогда, когда изъявляет покорность Божественному Откровению и препобеждает свойственное ему в греховном состоянии неверие; и в этом случае святые истины не сразу отпечатываются в нем. Правда, при свете Откровения исправляются все его неправые и нелепые мысли, какие он имел раньше о Боге, мире и человеке; при всем том истины Откровения принимаются им сначала как нечто чуждое и маловероятное, в правде чего он много раз будет сомневаться – до тех пор, пока чрез горнило сомнений не убедится в светоносности и непреложной верности божественной истины и последняя не растворится с природой ума, не сделается его живым достоянием. Последний же конец сомнениям будет тогда, когда человек войдет в живое общение с духовным миром, когда ощутит его своей душой, но это уже дело другой силы человеческого духа: до этого же момента всякие и правые мысли о духовных предметах будут столько же разниться от их истинной природы, сколько, например, разнится представление о музыке, почерпнутое из книг, от самого наслаждения и слышания музыки.

Итак, разум наш, даже просвещенный словом Божиим, не вводит человека в общение с духовным предметом и не дает ему опытного убеждения в его истине, – человек, при всем усилии ума, никогда не может ощутить, восчувствовать духовный предмет; следовательно, один разум весьма недостаточен для живого дела богопознания. Вот что говорит по этому поводу великий христианский подвижник св. Исаак Сирин: «Конечно, думается тебе, – читаем мы у него, – что сим душевным ведением (т.е. работой мысли) иной приемлет оное духовное ведение? Не только невозможно сим душевным ведением принять оное духовное, но даже нет возможности ощутить его и чувством или сподобиться его кому-либо из ревностно упражняющихся в ведении душевном. И если некоторые из них желают приблизиться к оному духовному ведению, то, пока не отрекутся от сего душевного и от всяких изворотов тонкости и многосложных его способов и не поставят себя в младенческий образ мыслей, дотоле не возмогут приблизиться, хотя мало, к ведению духовному... ибо никто не может приобрести оного изучением. Пока не очистит себя человек (а это дело воли, или доброго произволения человека), не имеет он достаточных сил и слышать о нем. Если же ты, чадо, достигнешь чистоты сердца (важное значение сердца в деле богопознания), то внезапно обретется пред тобою духовное ведение без розыскания о нем»¹⁰.

Не внешняя мудрость, а покаяние, по словам другого великого подвижника, Симеона Нового Богослова, «разгоняет неведение наше и приводит нас сначала к познанию человеческих вещей, самих себя и своего состояния, а потом к познанию того, что выше нас – вещей божеских, тайн веры нашей, недозримых и недоведомых для некающихся. Иначе этого познания никто не может стяжать, хотя бы был первым философом в мире. Ибо хотя о божеских вещах писано в книгах Писания и все о том читают, но не всем то открывается, а только тем, кои покаялись от всей души и добре очистились чистым и бесхитростным покаянием (подвиг покаяния опять есть дело доброго произволения, воли человека, но не дело ума). По мере стяжаемого ими очищения получают они откровение, и им явны бывают даже глубины Духа»¹¹.

Так рассмотрели мы, что может дать разум человеку в деле богопознания. Мы видели, какое значение имеют врожденные идеи, видели, какой вред приносит уму рационализм и неведение истины; наконец, видели, как мало может сделать один разум и при свете Откровения. Конечный вывод из рассказанного о мыслительной силе будет таков:

Разум наш непосредственно не соприкасается с предметами духовными; грехом он обессилен и притуплён, и то знание, какое он развивает из себя, присматриваясь к врожденным идеям, весьма скудно и недостаточно; оно касается только убеждения в бытии Божием и существовании лучшей, загробной жизни; но какова эта загробная жизнь, каков путь, ведущий к ней, а главное, какова воля Божия о человеке – на все это разум не дает определенного ответа, потому что и не имеет его; и все его соображения являются одним лишь гаданием. Встречаясь с Божественным Откровением, разум болеет часто неверием и рационализмом и при покорности слову Божию воспринимает божественные истины только «по слуху», т.е. внешним образом, не будучи в состоянии ощутить или восчувствовать духовный предмет. Последнее происходит оттого, что разум наш, как мы уже и говорили, не обращен непосредственно к невидимым предметам, как он не обращен и к видимым: и эти воспринимаются нашими внешними органами чувств, а не умом; ум действует после, оперируя тем материалом, какой доставляют чувства. Например, видит глаз, а не ум, и слышит ухо, а не ум; ум только собирает те впечатления, какие идут от предметов чрез внешние органы чувств, и на основании их мыслит о мире и познает мир. Так он мыслит и о предметах невидимых, о высшем мире, руководствуясь врожденными идеями и словом Божиим, но сам предметов тех он не чувствует.

Для восприятия живых впечатлений от духовных предметов в душе нашей существует другая сила – чувствующая, иначе называемая сердечной (сердце так же считается вместилищем чувства, как мозг – ума). Она стоит в таком же отношении к предметам невидимого мира, в каком зрение, слух и другие внешние органы – к предметам видимого мира. Назначение их одно и то же: собирать впечатления от предметов и нести их к душе и уму; только внешние, телесные органы воспринимают впечатления от видимого мира, а чувствующая сила души – впечатления от невидимого мира.

К выяснению природы этой силы и того значения, какое она имеет в деле богопознания, мы теперь и переходим.

2) Вторая познавательная сила – чувства

В душевной жизни человека чувство имеет гораздо большее значение, чем ум; власть ума куда слабее силы чувства. Чувство – главная стихия, в которой живёт душа. Под влиянием тех или других чувствований и настроений слагается вся жизнь человека со всеми её впечатлениями и радостями. С настроением своим человек вынужден считаться всегда, уйти от него он никуда не может; оно создаёт ему ад или рай ещё здесь, на земле; к нему он всегда обращается умом и вниманием.

Так как чувство – главная стихия души, то чрез чувства душа больше всего и обнаруживается. Каков человек в своих чувствованиях, в сердце – таков он и на самом деле.

«Ни в чем так не высказывается истинный, неподдельный человек, – говорит известный педагог и ученый Ушинский, – как в своих чувствованиях: высказывается сам для себя и для других, насколько чувствования другим доступны. Ничто – ни слова, ни мысли, ни даже поступки наши – не выражает так ясно и верно нас самих и наши отношения к миру, как наши чувствования: в них слышен характер не отдельной мысли, не отдельного решения, а всего содержания души нашей и ее строя. В мыслях наших мы можем сами себя обманывать, но чувствования наши скажут нам, что мы такое: не то, чем бы мы хотели быть, но то, что мы такое в самом деле»¹².

Сердце, или чувство, – глубина человеческого существа, здесь человек больше всего пребываем своим сознанием. Ум – служебная сила, могущая рассуждать и думать решительно обо всем, чего и нет у человека и в человеке; о чувстве сказать этого нельзя; наоборот – что есть у человека в чувстве, то есть у него и в душе, а чего нет в чувстве, того нет и в душе, нет на самом деле, ибо в сердце престол души.

«Чего нет в сердце, того и на деле нет, – пишет епископ Феофан. – Если нет веры в сердце, то ее совсем нет, хотя бы кто писался православным. Если нет воздыханий в сердце, нет их и совсем, хотя бы кто воздух колебал или бил себя в перси. Если нет чистоты и отрешенности в сердце, нет их и совсем, хотя бы кто чист телом и ничего не имел из благ мира. Если не бывает человек сердцем в храме, нет его здесь и совсем, хотя бы он стоял тут телом»¹³.

Составляя как бы главный центр человеческого существа, чувства влияют на ум и на волю, и влияние это – огромное. «От избытка сердца уста глаголют» (Мф.12:34), – сказал Господь; и в другом месте: от сердца исходят помышления злая: «убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы» (Мф.15:19). И действительно, светоч ума нашего по большей части направляется туда, к тем предметам, какими занято бывает сердце. Любимый предмет всегда приковывает внимание человека.

И воля наша по большей части направляется в сторону чувства. Человек часто делает не то, что в данный момент следовало бы сделать, что и сознается им как истина, как долг, а как раз противоположное, если только за это противоположное стоит чувство. То дело, которое нравится человеку, отвечает его настроению, всегда делается успешно; для осуществления заветной мечты человек не останавливается ни пред какими трудностями и препятствиями, желаемого и любимого он готов бывает добиваться всю жизнь.

Такова в общих чертах природа этой силы... В деле богопознания чувствующая сила души имеет, опять, самое существенное значение: она может ощущать, чувствовать духовный предмет, входить с ним в живое соприкосновение.

Как чувствующая сила души сердечная сила вообще отражает в себе все, что переживает человек, что в виде разных впечатлений и влияний входит в его душу извне, от всевозможных предметов – и земных, вещественных, и духовных, небесных. В этом отношении сердце человека есть как бы живая пластинка, чувствующая всякий живой луч, идущий на нее от предмета, – есть как бы живое зеркало, отражающее всякий соприкасающийся с ним предмет. По отношению к духовным предметам чувствующая сила есть своего рода орган ощущения, собирающий все впечатления, идущие от них, и отражающий их в себе наподобие того, как глаз собирает и отражает в себе впечатления от земных предметов, чрез что становится видимым и самый предмет. Так бывает видим и духовный предмет после отражения его во внутреннем духовном органе – чувстве, или сердце.

Нужно сказать, всякий духовный предмет, будет ли то Бог, Ангел или человек, представляет из себя живую, личную духовную силу, а всякая живая сила непременно действует на другую, сродную с ней силу, – в этом и заключается жизнь разумных существ. Поэтому один человек действует на другого человека, на людей действуют Ангелы и живущие на небе святые, а на всех живых и разумных существ действует Бог, Высочайшее личное Существо, Творец всего сущего. Между Творцом и разумными тварями должно быть взаимодействие и по существу дела; ведь в Боге – источник их жизни: без Божьего постоянного оживления и одухотворения прекратилась бы и жизнь этих тварей, так, например, прекратилась бы и жизнь природы, если бы не стало тепла и солнца.

Действие и влияние на нас подобных нам людей мы часто видим и чувствуем, и если оно нам желательно, мы его ищем, а если нежелательно, мы его избегаем. Бог и Его святые действуют на человека подобным же образом, и это действие также ощущается человеком при помощи чувствующей силы души, или сердца.

Но как человек бывает часто глух к доброму влиянию другого человека и не воспринимает его, так часто бываем глухи мы и к Божьему влиянию и не воспринимаем его, и Бог удаляется от нас. Виноваты в этом бываем мы, а не Бог, «желающий всем спастися и в разум истины прийти». Очевидно, душа наша бывает неподготовлена для такого влияния; не подготовлено бывает и сердце, этот внутренний орган духовного общения.

Это и понятно, ибо в духовном мире, как и в мире физическом, существуют свои строго определенные законы, основанные на природе тех высоких вещей, с нарушением которых прекращается возможность и самих явлений. И внешние наши органы не всегда воспринимают впечатления от видимых предметов, а только при соблюдении известных условий и законов: так при темноте и при очень далеком расстоянии глаз наш не воспринимает впечатлений от предмета, не может его ни видеть, ни слышать, хотя этот предмет и будет существовать. Точно так же не всегда человек может воспринимать впечатления от Бога и от святых Его.

Определим условия, при каких возможно приближение человека к Богу, возможно общение с Ним и опытное познание Его. Тут прежде всего действует следующий закон, непреложный в жизни духовных существ: подобное может иметь общение только с подобным и сродное может действовать только на сродное; следовательно, внутреннего, духовного общения между добрым и злым, между верным и неверным быть не может, как не может быть общения между светом и тьмой, между Христом и Велиаром (2Кор.6:14–15).

Далее, как показывает опыт, человек тогда только входит в духовное общение с другим, когда помимо сродства чувствует к нему еще расположение, любовь. Глубокая симпатия делает то, что всякие внешние преграды, разделяющие людей, рушатся, и душа одного человека всецело открывается душе другого – открывается не словами и беседами, хотя бывает и это, а чрез внутреннее, духовное общение. Любящий человек душу друга воспринимает в свою душу, и это бывает не в переносном смысле, а действительно. Душа друга по чувству глубокой симпатии объединяется с его душой, и он чувствует это единение.

Сердце его как бы объемлет в себе эту другую любящую душу – она становится для него познаваемой и видимой. От этого глубоко любящие люди знают друг у друга мысли и настроения прежде высказывания их, угадывают даже намерения – вообще духовный мир одного всецело открывается другому. Свою духовную близость они чувствуют даже на далеком расстоянии: горе одного часто как по беспроволочному телеграфу передается за сотни верст другому – передается и наяву, в виде внезапного тяжелого настроения с определенными мыслями о причине его, передается и в поразительных сонных видениях, похожих на действительность; попутно заметим здесь, что во время сна душа наша бывает даже более способна к восприятию идущих на нее духовных влияний и впечатлений, этих незримых токов, потому что тогда душу не беспокоят земные впечатления, утомляющие человека днем. До такой близости и единения, до такого глубокого внутреннего познания может доводить людей сердечное расположение, чувство симпатии. Подлинно, в жизни разумных существ любовь – величайший источник познания, ни с чем не сравнимый и ничем другим не заменимый.

Таковы условия, определяющие возможность духовного общения и взаимного познания людей. Несомненно, и в деле общения человека с Богом имеют силу те же законы. Ведь и Бог – тоже личное, духовное Существо, как и человек, только бесконечно высокое в своих совершенствах. Следовательно, и общение человека с Богом и святыми возможно лишь при нравственном усовершенствовании человека, ибо подобное может иметь общение только с подобным, и при глубокой, благоговейной любви человека к Богу, ибо только любящему свойственно искать общения с любимым.

Последнее обстоятельство особенно важно, ибо случается, что человек иногда удерживается от грехов и проводит жизнь воздержанную не по чувству любви к Богу, а по чувству порядочности, даже из чувства гордости и по разным другим побуждениям, сердцем будучи далек от Бога; такой человек, хотя и будет в очах людей нравственным, общения с Богом иметь не будет, как не будет иметь и истинной праведности, ибо она тоже подается от Бога; для общения с Богом необходимы: нравственное совершенство, производимое в сердцах Духом Святым, и любовь к Богу от всего сердца и всей души. Только при соблюдении этих условий возможно общение человека с Богом и познание Его.

Если бы человек не пал так низко и грех не возобладал всем его существом, может быть, условия эти и были сравнительно легко выполнимы; теперь же, прежде чем достигнуть общения с Богом, человеку нужно понести великий и тяжелый подвиг борьбы со страстями, подвиг стяжания благодати Духа.

У грешника теперь вся душа поражена грехом, поражено им и сердце – эта главная духовная сила, орган общения с Богом.

«В сердце грешника, – говорит святитель Феофан, – всегда есть один какой-нибудь предмет, в который оно входит все, в котором пребывает денно-ночно, который раскрашивает многоразлично в мечтах дневных и сновидениях ночных: т.е. есть нечто, что заменяет Бога и, как истукан, стоит в глубине сердца, в самых сокровенных и потаенных его изгибах. Всякий страстный есть, по существу дела, идолопоклонник. Поэтому грешнику не хочется участвовать в священнодействиях, быть в церкви, слышать пение, смотреть на святые изображения, слушать слово Божие, читать духовные книги или молитвы. Все это – для него предметы неприятные, отревающие от себя; они ему не по сердцу, не принимаются им, не питают его, а мучат. Сердце имеет свойство упругих тел. Как сии при натиске совне отталкивают предметы, так и оно еще больше отревает от себя Божественное и само отревается от него при насильственном соприкосновении с ним. Как вода извергает палку, вертикально погруженную в нее, так оно спешит освободиться от того, что входит в него совне – из другого, несродного мира»¹⁴.

Сердце по природе своей не может служить двум господам, как и Господь сказал: или одного будет любить, а другого ненавидеть, или одному будет усердствовать, а о другом начнет нерадеть (Мф.6:24), т.е. служить двум противоположным по духу предметам оно не может.

Далее, любя какой-либо предмет или целый ряд однородных предметов и преисполняясь от них соответствующим настроением, сердце наше бывает глухо и даже относится враждебно к предметам другого рода, противоположным, – отстраняет и удаляет их от себя наподобие того, как вода извергает палку, вертикально погруженную в нее. Таковы законы, заправляющие жизнью сердца.

Отсюда, к Богу и вышнему миру оно может обратиться лишь в том случае, если возлюбит Бога и отринет мир, если возненавидит грех и истребит страсти. Без этого человек никогда не будет в состоянии приблизиться к Богу, а тем более сподобиться блаженного общения с Ним. Тут сердце наше непременно должно сделать выбор между Богом и грешным миром.

Когда же человек, укрепляемый благодатью, возненавидит грех и с тугой сердечной взыщет Бога и заповеданной Им святой жизни, тогда и Сам Бог приближается к такому человеку и по мере уготования обители в сердце входит с ним в живое общение, давая человеку возможность опытно, чрез восприятие живых впечатлений, познавать своего Творца и Владыку – в сердце, как живом зеркале, чувствовать Его пренебесный свет и божественную благодать.

Самое тесное единение человека с Богом бывает в Таинстве Святого Причащения, когда человек, трава и пепел, воспринимает Пречистое Тело и Святую Кровь Господа нашего Иисуса Христа и делается общником Его Божества, когда и Сам Владыка многажды беседует с человеком (из молитвы ко Св.Причащению), яко Своим истинным другом.

Чем чище будет сердце человека, тем глубже будет общение с Богом, тем оно будет для человека ощутительнее. Это и будет самое высокое, опытное познание Бога.

Когда духовный предмет воспринимается чувствующей силой души, человек ощущает тогда соприсутствие со своим духом другой высшей личной силы, как он ощущает и единение с собой души любимого человека, – и от этого духовного общения преисполняется соответствующими чувствами – чувством бесконечной радости и силы, если предмет этот будет Бог и Его святые, и чувством греховного смятения и смущения, если предмет этот будет злой дух, ибо как возможно общение с Богом, так возможно общение и с бесами: всякая живая духовная сила ищет себе сродную и влияет на нее. «Я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами» (1Кор.10:20), – писал апостол Павел коринфским христианам, когда узнал, что некоторые из них вкушают идоложертвенное мясо.

Язычники, по учению апостола Павла, служа идолам, служили не дереву и камням, а злой силе, бесам, и чрез жертвы входили с ними в живое общение.

Общение со злой силой проявляется далее в широком развитии греха, особенно гордыни и чувственности, когда человек не просто грешит, а и оправдывает грех, восстает против религии и веры, хулит Бога и Его святой закон. Наоборот, общение с Богом проявляется в святых настроениях чистоты, смирения, любви, в обильном излиянии благодати, которая попаляет и малейшие грехи, исполняя человека неземной радостью. Как вы были блаженны! – напоминает апостол Павел галатам их первое обращение ко Христу. – «Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне» (Гал.4:15). Так высокое, благодатное настроение в чувстве благодарности Богу побуждало человека жертвовать самым дорогим.

Об общении человека с Богом говорит Писание Ветхого и Нового Завета и ставит его последней, заветной целью человеческой жизни, ее высшим благом. «Поставлю жилище Мое среди вас... буду ходить среди вас и буду вашим Богом» (Лев.26:11–12), – говорил Бог Израилю в Ветхом Завете. «Кто любит Меня, – говорил Христос в Новом Завете, – тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин.14:21). И в другом месте: «кто любят Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин.14:23). "Я в них, – свидетельствовал Христос о верующих в Своей Первосвященнической молитве, – ...да будут совершены воедино» (Ин.17:23).

Поэтому достигать богообщения – долг каждого христианина, а не одних подвижников, и кто не имеет его, тот еще не истинный христианин. Недаром при крещении каждого христианина Св.Церковь воспевает: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся».

«А Христос есть Бог истинный, явившийся человеком на тот конец, чтобы нас сделать богами. И тот, кто облекается в Бога, конечно, чувствует, во что он облекается. Как голый телом, когда наденет какую-либо одежду, чувствует то и видит, что это за одежда: так обнаженный душою, когда облекается в Бога, чувствует то и познает»¹⁵.

Если же большинство из нас не чувствует этого и не сознает, то ясно, что мы еще не уготовали свою душу в обитель Богу, и Он не пребывает с нами. Когда бывает общение с Богом, его нельзя не сознавать, потому что Божественный свет осиявает тогда душу и просвещает всего человека.

«Если Христос есть свет, – продолжает св.Симеон Новый Богослов, – а мы говорим, что не чувствуем Его, когда облекаемся в Него, то чем будем отличаться мы от мертвых? Если Он есть лоза виноградная, а мы – ветви, и, однако ж, не сознаем единения с Ним, то ясно, что мы бездушны и бесплодны – сухие древеса, годные только для вечного огня»¹⁶.

Впрочем, чтоб не навлечь на себя подозрения, будто говорим что-либо от самих себя, а не от Божественного Писания, выставляя возможным невозможное, – приведем свидетельство о сем блаженного Павла, который есть уста Христовы и говорит: «дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал.4:19).

«Но в каком месте, думаете вы, полагает он, что изобразится Христос? В лице или груди? Нет, в сердце нашем изображается Он, и не телесно, а бестелесно и как подобает Богу. Впрочем, как женщина, имеющая во чреве, знает о том ясно, так как младенец во чреве делает некоторые движения («взыграся»); так и тот, кто имеет изобразившимся в себе Христа, знает движения Его и взыграние, то есть осияние и облистание Его, и видит внутри себя изображение Христа. Как в зеркале видится свет светильника, так видится в нем Христос, однако ж, не призрачно, как в зеркале, но существенно, невидимо видимым и недомыслимо постигаемым»¹⁷.

Как видим, при общении человека с Богом не бездействует и ум: он становится тайнозрителем этого общения и бывает поистине духовным оком, ибо ясно видит духовный предмет, отражающийся в сердце. До этого же момента ум бывает только рассуждающей силой, гадающей о предмете, но не видящей его. Видение, непосредственное и ясное, начинается только с момента, когда сам предмет приблизится к человеку и душа своей чувствующей силой войдет с ним в живое общение. И святые отцы учат, что только тогда, «когда отъяты будут от души страсти, ум просвещается и поставляется на своем месте и не имеет нужды в вопросах, потому что ясно видит блага, обретаемые на своем месте»¹⁸, то есть после приобретения человеком чистоты.

Чистое сердце быстро узнает и людские души. Святые, живя на земле, обнаруживали высокую прозорливость и легко угадывали настроения и нужды тех, кто приходил к ним за советом. Оттого и были они искусными духовными врачами.

На основании сказанного можно судить, какой великой познавательной силой является чувство. В самом деле, оно дает возможность человеку ощутить предмет, войти с ним в живое общение, увидеть лицом к лицу – и в этом отношении оно существенно дополняет познание умственное, предварительно составляемое человеком о духовном мире на основании деятельности одной рассудочной силы.

И при познании земных предметов, как мы говорили, деятельность внешних чувств имеет существенное значение: без них человек почти ничего не знал бы о мире. Только живо чувствуя предмет и получая от него массу живых впечатлений и ощущений, мы убеждаемся в его бытии и свойствах. Только с этого момента является возможность и его научного исследования, и так называемого опытного познания. Но для всего этого нужно иметь здоровыми внешние органы. Если вследствие болезни или какого повреждения глаз, или ухо, или другие органы перестанут действовать, опытное познание предмета суживается, потому что больной орган уже не воспринимает впечатлений, – а то может и совсем прекратиться.

Точно так же может атрофироваться, потерять способность действия и внутренний орган человека – чувствующая сила души (или религиозное чувство), и она тогда не воспринимает впечатлений от высшего мира, и опытное познание его прекращается. Причиной тут бывают опять болезни и повреждения, только духовные, а именно – грех и страсти. О их гибельном влиянии на сердце мы уже говорили.

Что яд для телесного организма человека, то грех и страсти для духовного организма, особенно для чувствующей силы души. Зато в здравом своем состоянии как наши внешние органы, так и чувствующая сила души достигают высокого развития и совершенства; отсюда зрение бывает дальнозорким, слух – чутким, осязание – тонким и сердце – проницательным. Святые, живя на земле, ясно зрели тот мир, читали в душе другого, как в своей собственной.

Итак, в деле религиозного познания чувствующая сила души имеет великое и существенное значение: она вводит человека в общение с духовным предметом, и человек тогда чувствует духовный предмет, объемлет его своим сердцем и внутренне познает его. Чрез чувствующую силу души умственное познание делается опытным и прежде гадательное делается достоверным.

3) Участие третьей силы – воли

Мы бы погрешили в полноте изложения, если бы не указали на значение в процессе богопознания волевой силы человека – значение это опять большое и существенное. Она, можно сказать, устраивает условия, при которых начинает действовать вторая душевная сила – чувство. В самом деле, человек тогда лишь может приблизиться сердцем к Богу, когда возненавидит грех и очистит сердце от страстей. Но страсти растворились с нашим сердцем, сделались как бы второй его природой; поэтому, чтобы склонить сердце к Богу, человеку приходится силой воли делать над ним великое принуждение, приходится как бы идти против себя, против своих привязанностей, склонностей и привычек, а это всегда тяжело и без благодати Божией даже неосуществимо; но и при благодати человек должен употребить всю силу воли и целым рядом благочестивых упражнений побороть греховные привязанности сердца, обратив его к Богу.

Тут и потребуется от человека то самоотвержение, о котором говорил Спаситель: «иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет; иже бо аще хощет душу свою спасти (т.е. хочет уберечь от подвига и страданий), погубит ю; а иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия (т.е. пожертвует своим покоем и деятельно возьмется за подвиг борьбы с грехом), той спасет ю» (Мк.8:34–35).

В целях борьбы с грехом воля человека, руководимая и вспомоществуемая благодатью, назначает уму и сердцу соответствующие упражнения: например, уму дается упражнение в чтении слова Божия и писаний святых подвижников, сердце вводится в мир возвышенных и святых чувствований чрез посещение богослужения, слушание церковных песнопений, знакомство с подвигами великих христианских праведников. Наконец, для этой же цели человек избирает себе пост, уединение и вообще проходит делание заповедей Христовых, ибо этим врачуется душевная сила.

«Сокровенное делание заповедей, – говорит св.Исаак Сирин, – врачует душевную силу... И для всех бывает явно, какую страсть в душе исцеляет каждая заповедь, и действенность их бывает ощутительна и врачующему, и врачуемому, как было и с кровоточивой женой»¹⁹.

Так становится видной и деятельность третьей силы человеческой души – воли. Если сердце, по его обширному и глубокому влиянию на душевную жизнь человека, можно сравнить с твердыней, в которой живет человек, то волю человека можно сравнить с могущественным оружием, которое может сделать «брешь» в этой твердыне, а потом и всю ее разрушить, очистив место для созидания новой и лучшей.

И в слове Божием исходное начало спасения человека приписывается его хотению, воле: «аще хощеши совершен быти, – говорит Господь, – иди, продаждь имение твое и дажд нищим» (Мф.19:21). И в другом месте: «иже хощет по Мне ити, да отвержется себе» (Мк.8:34). «Аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте; аще же не хощете, ниже послушаете Мене, меч вы пояст» (Ис.1:19–20), – говорил Бог древнему Израилю.

«В нашей воле, – замечает и св.Исаак, – подвизаться в добре и уклоняться от худого, оттого нам усвояются проистекающие от сего честь и бесчестие»²⁰.

Сила воли нашей заключается в том, что она может влиять на настроение человека, на его чувствования, следовательно, может влиять и на страсти, ибо и страсти есть тоже настроение человека, только греховное. Воля может усиливать и развивать одни наклонности и, наоборот, подавлять другие; так человек в значительной степени сам становится творцом своей жизни, ответственным за ее доброе и злое направление, за что и даст ответ Бессмертному Судии.

«Философы и психологи, – говорит К.Ушинский, – даже отвергающие свободу воли в человеке (например Бэн Локк и др.), тем не менее признают, что человек может воспитывать свои чувства, т.е. может давать тот или другой строй своей душе. Спиноза прямо указывает на то, что страсть, подкрепляемая разумом, всегда сильнее страсти, им не подкрепляемой, и что потому мы можем в борьбе страстей склонять победу на ту сторону, которой придаем в помощь наш разум; и признает, что от нас зависит (т.е. от нашей воли) направить нашу мысль на такие представления, которые ослабляют или усиливают данную страсть.

Действуя таким образом, мы можем давать пищу одним наклонностям и усиливать их на счет других и, следовательно, участвовать нашей волей в настроении нашей души. Всякий легко может сделать это наблюдение над самим собою, когда одно и то же представление вызывает в нем различные чувствования, смотря по тому, на какую сторону представления он обращает преимущественное внимание: стоит только переменить ряд мыслей, чтобы почувствовать, например, благодарность к тому самому человеку, на которого мы незадолго перед тем сердились; стоит только переменить ряд мыслей, чтобы почувствовать презрение к тому самому поступку, которому мы еще недавно удивлялись»²¹.

Итак, влияние воли на направление духовной жизни человека – огромное: она видоизменяет эту жизнь и прокладывает для нее новое русло, для чего пользуется рассудочной силой, а именно: желая создать другое настроение, человек волей своей вызывает в душе ряд других мыслей, желательных ему, и останавливается на них вниманием, стараясь склонить к ним и сердце; так постепенно можно изменить настроение души. Сильная воля всегда может заставить работать мысль в ту сторону, куда это в данный момент желательно.

Но грех, растливший природу человека, поразил и эту силу. Иначе, впрочем, и быть не могло, потому что все силы человека тесно связаны между собой, и болезнь одной непременно передается другой; кроме того, сильная и здоровая воля, если бы она осталась у человека, сумела бы парализовать и победить грех; тогда не потребовалось и такой чрезвычайной жертвы за грех, как воплощение и страдание Сына Божия. Теперь же воля человека не только слаба, а и бессильна, находится в рабстве у греха (берем состояние грешника).

У человека осталось только желание добра, а чтобы привести его в исполнение, на то у него нет сил. «Не понимаю, что делаю, – говорит апостол Павел, – потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу в себе» (Рим.7:15, 18).

Бессилие воли в борьбе с грехом бывает настолько велико, что поборники добра от сознания своей беспомощности нередко приходили, да и теперь приходят к полному отчаянию. В древности многие философы считали смерть лучшим уделом человека на земле, потому что, умирая, человек этим самым уже освобождался от мучительства греха. Человека, живущего вне благодати в рабстве греху, можно уподобить узнику, связанному по рукам и ногам и брошенному в темницу. Рабство греху и есть темница духа, несносная, мучительная, позорная.

Теперь может судить всякий, как необходима нам для спасения благодать, какой без нее человек беспомощный, больной и отверженный Богом сосуд. Недаром и Спаситель сказал: «без Мене не можете творите ничесоже… Якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе, тако и вы, аще во Мне не пребудете» (Ин.15:4–5).

Благодать восстанавливает силу воли, дает ей свободу от греха и саму ее укрепляет во всех ее добрых действиях, так что человек не только в состоянии бывает бороться со грехом, а побеждать грех, очищая при помощи благодати свою душу от страстей.

Это сочетание благодати с собственными усилиями и трудом человека прекрасно изображает прп.Макарий Великий притчами о земледельце и корабле. «Земледелец, – поучает преподобный, – потрудившись и вложив семена в землю, должен еще ждать свыше дождя. Если не явится облако и не подуют ветры, труд земледельца не принесет ему никакой пользы, и семя будет лежать без роста. Примени это и к духовному. Если человек ограничится только собственным своим деланием и не примет необычайного для своей природы, то не сможет принести достойных плодов Господу. В чем же состоит делание самого человека? В том, чтобы отречься, удалиться из мира, пребывать в молитвах, во бдении, любить Бога и братий; пребывать во всем этом есть собственное его дело. Но если ограничится он своим деланием и не будет надеяться приять нечто иное, если не повеют на душу ветры Духа Святого, не явится небесное облако, не снидет с неба дождь и не оросит душу, человек не принесет достойных плодов Господу»²².

Разумеется удаление не телесное, что доступно только монахам-отшельникам, а удаление духовное, когда христианин не сообразуется с духом века, не любит мирского зла и греха, по заповеди апостола «Не любите мира, ни того, что в мире» (1Ин.2:15).

«Как и в видимом мире никто не может сам собою переплыть и перейти море, если у него не будет легкого и удободвижного корабля, – так и душе невозможно самой собою перейти, преодолеть и переплыть горькое море греха, непроходимую бездну лукавых сил и темных страстей, если не примет в себя удободвижного небесного Духа Христова, попирающего всякое лукавство. Чрез Него только она может право шествовать и прямо вступить в небесную пристань упокоения²³.

Итак, воля имеет не меньшее значение в деле богопознания, чем и чувство, ибо и чувством человек не приблизится к Богу и не ощутит Его силы, если наперед усилиями воли при помощи благодати не очистит сердце от страстей и не уврачует самой чувствующей силы.

В процессе богопознания воля, следовательно, действует прежде других сил, тотчас же после пробуждения духа человеческого от греха: она восстает тогда на грех, устанавливает новые порядки жизни и рядом духовных подвигов обновляет душу и сердце. Обновленное сердце устремляется к Богу и входит с Ним в живое общение, ибо подобное может иметь общение только с подобным; тогда и Бог снисходит к Своему созданию, преисполняет благодатью человеческое сердце, и человек опытно, своим чувством познает Творца, как бы касается края ризы Господней.

В этот момент весь дух человека входит в общение с Духом Божиим и становится с Ним едино, по слову Христа «да и тии в Нас едино будут» (Ин.17:21). Тут и ум получает высшее ведение: со страхом и трепетом созерцает он снисхождение Божие к грешному человеку, замечает все многообразные действия благодати и получает, таким образом, о горнем мире высшее, опытное познание.

Так свершается сложный процесс богопознания. В нем, как мы видели, участвует весь человек со всеми своими силами, и каждая сила действует в свою меру, будучи возрождаема и укрепляема от Божественной благодати, «немощная врачующей и оскудевающая восполняющей».