Птицы
(Birds)
Даже беглый анализ наименований птиц в английских переводах Писания, особенно Ветхого Завета, убеждает, что почти все приводимые в них названия конкретных птиц нельзя считать точным эквивалентом еврейского названия (см. составленную Холмгреном таблицу соответствия еврейских и английских наименований птиц). Причин для этого несколько:
1) еврейские названия птиц часто основываются на звукоподражании и потому трудны для классификации. Какое точное определение можно дать птице, которая просто «чирикает» или «щебечет», на основании такой ее характеристики?
2) в названиях часто отражаются какие-то повадки животного. К сожалению, одинаковыми повадками отличаются разные животные. Например, tinsemet (под которым, возможно, подразумевается сип) назван в Лев. 11:18 нечистой птицей, а в Лев. 11:30 – ящерицей {«тиншемет»};
3) Некоторые названия встречаются редко и/или в перечнях, в которых не дается каких-то особых пояснений (Лев.11; Втор.14).
4) В некоторых случаях названия дошли до нас в искаженных вариантах текста (через LXX, Вульгату и т.д.), отражающих неопределенное и противоречивое их понимание даже в древности.
Классификация и мифология. К счастью, классификация не является целью сама по себе и не играет основополагающей роли в образах, ассоциирующихся с птицами. В контексте часто содержатся намеки (или даже прямые указания) на мифы, связанные с птицами, хотя их конкретное содержание не всегда бывает вполне ясным. Такого рода информация обычно помогает сузить круг птиц, подпадающих под ту или иную категорию, хотя и не всегда позволяет более или менее точно их идентифицировать.
Авторские ссылки на повадки птиц или на мифы часто выражаются в виде иносказательных и упрощенных понятий, показывающих общую идею, но, вместе с тем, они вызывают в умах читателей ассоциации, связанные с конкретным животным. Научная точность не имеет здесь никакого значения. Например, представление о жестокости страуса (Плч.4:3) и его глупости (Иов.39:13–18), вызванное, вероятно, неправильным пониманием его повадок, проистекает из еврейской мифологии и используется автором в качестве иллюстрации, независимо от действительного поведения этой птицы. В еврейском названии страуса, буквально «жестокий», выражается отрицательное отношение к птице. Короче говоря, древние взгляды на животных и птиц коренным образом отличались от современных. Не вызывает сомнений, что именно во взглядах того времени раскрывается смысл текста и его символика.
В общем и целом сравнения, связанные с птицами, основываются на их характерных повадках. По своим повадкам птицы подразделяются на несколько типов, каждый из которых служит определенного рода метафорой.
Нечистые птицы. В мире, освещавшемся только огнем, основное воздействие на мышление человека оказывали мифы, фольклор и суеверия. Ночные создания представлялись духами, выразителями зла в темном царстве, недоступном для человеческого восприятия. Животные и птицы, кричавшие по ночам, казались пособниками зловещих сил. Существа, шипевшие или хрипевшие по ночам или днем, считались одержимыми злыми духами или ядовитыми, поэтому их следовало избегать. Птицы, жившие в развалинах (местах явно проклятых), выдавали тем самым свою связь с темными сверхъестественными силами (Ис.13:20–22; 34:11–14; Соф.2:13–15; Откр.18:2).
Значительную роль играли также предосудительные повадки. Питание падалью не только делало сарычей, грифов и других подобных им птиц нечистыми, но и связывало их символически (и, быть может, даже по убеждению) с царством смерти и указывало на них как на представителей сверхъестественных сил. Оставление умершего на съедение грифам означало, что от него отказываются его друзья и его божество (2Цар.21:10; Иер.7:33). Именно это имел в виду Голиаф, когда пригрозил Давиду отдать его тело птицам небесным (1Цар.17:44). Грифы питались трупами погибших в качестве своей военной добычи (Иов.39:30; Мф.24:28; Лк.17:37; Откр.19:17, 21). Откровенно жестокое поведение орла напоминает действия войск захватчика (Иер.49:22). Образ «орла, бросающегося на добычу», символизирует скорую резню во время войны (Втор.28:49; Иер.4:13; Авв. 1:8). Помимо армий, голода, бедствий и зверей, носителями наказания свыше выступали также хищные птицы (Иер.12:9). Они служили даже зловещими предвестниками грядущего суда (Ос.8:1). Позорная смерть с земными грехами описывается в Притчах с помощью яркой картины поведения птиц: «Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностию к матери, выклюют вороны дольные, и сожрут птенцы орлиные!» (Притч.30:17).
Птицы как пища. Птиц можно было легко содержать и употреблять в пищу. Соломон и Неемия упоминают о птицах среди блюд, которые подавались им на стол (3Цар.4:23; Неем.5:18). Тот факт, что в приведенных в Лев. 11 и Втор.14 списках фигурируют запрещенные для употребления в пищу птицы, подразумевает существование съедобных птиц. Упоминание о молодых птицах среди жертвоприношений тоже свидетельствует об их съедобности, ибо приемлемое для Бога разрешено и Его народу (Быт.15:9; 9 раз в Левит). Птицы были жертвоприношениями бедных (Лев.12:8; Лк.2:24) и в то же время пищей бедных, так как «две малые птицы» продавались всего за ассарий (Мф.10:29–31), а пять – за два ассария (Лк.12:6–7). Вероятность разграбления птичьих гнезд с находящимися там яйцами и птенцами обусловливала ограничения в рамках поручения о разумном распоряжении творением (Втор.22:6).
Птицы как дичь. Повседневные наблюдения птиц, вырванных из естественной среды обитания, ставших предметом купли-продажи и продуктом питания, способствовали развитию образа птицы как жертвы. Давид сокрушался, что Саул преследует его, «как гоняются за куропаткою по горам», сравнивая себя с заурядной дичью, в частности, с такой птицей, которая предпочитает убегать от охотника, а не улетать (1Цар.26:20). Древние посвящали много времени и сил ловле птиц и проявляли в этом деле большую изобретательность (см. ОХОТА). Разнообразие еврейских слов, обозначающих сеть, силок, западню, ловушку, тенета, петлю и так далее, не уступает аналогичному ряду английских синонимов (Иов.18:8–9) и указывает на существование тщательно отработанной системы с использованием широкого набора приемов. Одним из этих приемов была засада в укромном месте, ибо «в глазах всех птиц напрасно расставляется сеть» (Притч.1:17). В других случаях использовалась приманка в виде таких же птиц (Сир. 11:30).
Зловещий подтекст образа «сети ловца» (Пс.90:3) воспринимается даже в современном воображении. Некоторых птиц обмануть очень легко, поэтому с ними сравнивается опрометчивый человек, который, подобно птице, безрассудно кидается в силки (Притч.7:23). Вместе с тем, эти хитроумные приемы иногда не приносят успеха, что позволило псалмопевцу заявить: «Душа наша избавилась, как птица, из сети ловящих» (Пс.123:7). Имея в виду явную неудачу человека полностью подчинить себе птиц, Даниил в словах о том, что Бог даровал Навуходоносору птиц небесных, высказывал в гиперболической форме мысль или намек, что царь присвоил себе божественные прерогативы (Дан.2:38).
Птицы как символы освобождения и безопасности. Умение птиц уходить от опасности нашло выражение во многих образах полета, а также в религиозной символике. Нечистота дома «прокаженного» очищалась смертью птицы и удалялась (символическим или магическим путем) с помощью второй птицы, которую отпускали на свободу (Лев.14:52–53; ср. Лев. 16:22). Псалмопевец пишет, что ему невозможно скрыться от Бога, даже если он возьмет «крылья зари» (Пс.138:9). Ему хочется иметь «крылья, как у голубя», и тогда он «улетел бы и успокоился бы» (Пс.54:7). Поэт задается также вопросом, может ли его душа улететь, «как птица» (Пс.10:1). Распространенный в литературе и искусстве древности метафорический образ души или духа в виде птицы наивысшее выражение нашел в образе Святого Духа, спустившегося с неба, как голубь (Мф.3:16; Мк.1:10; Лк.3:22; Ин.1:32).
Завидная способность птиц летать и добывать пропитание без необходимости «ни сеять, ни жать» порождали в воображении образ идиллического и беззаботного существования (Лк.12:24). Не будучи связанными современным механистическим взглядом на природу, библейские авторы неоднократно ссылаются на веру птиц в получение хлеба насущного от Провидения как на пример смирения (Пс.146:9; Иов.38:41). Бог, постоянно дающий птицам пищу, может даже использовать птиц для снабжения пропитанием человека (3Цар.17:4).
Сходство между птичьими гнездами и человеческими домами породило и другие аналогии, связанные с Божьим обеспечением. Воробьи и ласточки с достойной подражания мудростью вьют гнезда в доме Господа и ищут защиты у Его алтаря (Пс.83:4). Другие птицы, такие как аисты, строят безопасное жилище на вершинах высоких елей (Пс.103:17). Божья награда за это упование на Него и простую веру выражается в факте, что гнезда есть у всех птиц, но не у всех людей есть дома (Лк.9:58). Вполне заметные, но недоступные гнезда служат символом установленного свыше порядка (Песн.2:14; Иер.48:28). Народы доверяются своим твердыням в горах, как орлы своим гнездам, но эти неприступные скалы не преграда для Господа (Иер.49:16; Авд.1:4).
Крылья как защита. Крылья ассоциируются не только со скоростью (2Цар.1:23) или с силой, позволяющей подниматься ввысь (Ис.40:31; Авд.1:4), но и с защитой птицами своих птенцов (Исх.19:4; Втор.32:11). Образ нежной заботы под защитой крыльев Иисус соединил с обличением тех, кто отвергает надежное прибежище, повторив пророческую тему о людях как о наименее послушных среди Божьих творений (Мф.23:37; ср. Иер.8:7). Божьи крылья предоставляют небесную защиту (Пс.16:8; 35:8; 56:2; 60:5; 62:8; 90:4; Руфь 2:12) и даже исцеление (Мал.4:2 {«в лучах»}). В противоположность Божьим крыльям, под сенью которых человек находит покой и утешение, злые духи (еврейское слово ruah во многих переводах передается как «крыло») часто изображаются с крыльями, которые они могут использовать для угнетения соблазненных идолопоклонством людей (Ос.4:19 {«охватит их ветер своими крыльями»}).
Циклы жизни птиц как выражение верности и доверия. Птицы служили надежным показателем смены времен года, то есть тех циклов, к которым древние приспосабливали свою жизнь. Благодаря географическому положению Ближнего Востока Палестина служит как бы воронкой, в которой соединяются все перелетные птицы, хищные и певчие, направляющиеся из Европы и Азии на зиму в Африку. Это событие, происходящее дважды в год, производит большое впечатление даже сейчас, а в древности, безусловно, казалось еще более грандиозным. Любой очевидец этого зрелища видел в нем руку Провидения, перемещающую значительную часть творения «на край моря» (Пс.138:9). Касаясь чуда миграции, Уильям Каллен Брайент написал следующие строки: «Есть Сила, которая заботливо показывает тебе путь к неведомому берегу» («Водяной птице»). Господь спросил Иова: «Твоею ли мудростию летает ястреб?» (Иов.39:26). В глазах Иеремии в послушании природы выражается порицание непокорства человека:
«И аист под небом знает свои определенные времена,
и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время,
когда им прилететь,
а народ Мой не знает определения Господня» (Иер.8:7).
Влияние на жизнь людей оказывали не только сезонные перемещения птиц, но и их повседневное поведение. Слова Иисуса о «пении петухов» могут относиться к ночному стражу, которого так называли (прежде всего Мк.13:35, но также Мф.26:34; Мк.14:30; Лк.22:34; Ин.13:38; Плиний, Ест. Ист. IX. 46). Екклесиаст отмечает, что пожилой человек просыпается рано, с предрассветным щебетанием птиц: «И запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут дщери пения» (Ек.12:4).
Птицы как примеры поведения для людей. Общая тенденция к антропоморфическому истолкованию поведения птиц порождает множество образов. Ассоциации с влюбленностью голубь обязан своему воркованию и привычке постоянно возобновлять брачные отношения. Нет ничего удивительного, что в Песни песней о нем упоминается шесть раз (Песн.1:14; 2:14; 4:1; 5:2, 12; 6:9). Воробьи, обычно живущие стаями, поодиночке кажутся неестественными и неуместными и становятся символом одиночества (Пс.101:8). Другие птицы, ведущие уединенный образ жизни, такие как пеликан (qeʾat) и филин, тоже вызывают в воображении картины бесплодных, безлюдных и заброшенных мест. Крики некоторых птиц (по всей видимости, филина [benot уаʾаnа], Мих.1:8 {«плакать, как страусы»}; ласточки [sus], журавля [ʿagur] или голубя [yona], Ис.38:14) кажутся печальными для человеческого уха. На еврейском языке слово «голубь», имя пророка Ионы, означает, возможно, «плакальщик», что соответствует содержанию его рассказа.
Поведение некоторых птиц может служить нравственным уроком. Беспрестанное и неутомимое порхание воробьев сравнивается с незаслуженным проклятием, которое не может найти свою цель (Притч.26:2). Ефрем сравнивается с глупым голубем без сердца (Ос.7:11). Примерная, как считалось, семейная жизнь аиста заслужила название «благочестивой» (Евр.слово hasidah, Иер.8:7; ср. латинское pietaticultrix). (В басне Эзопа «Аист и крестьянин» аист утверждает, что его надо освободить, поскольку он заботится о своих престарелых родителях. Ср. Плиний, Ест. Ист., X. 63.)
Поведение других птиц казалось настолько странным, что считалось просто неестественным, но при использовании надлежащего сравнения показывалась правильная перспектива. Кажущееся безразличие страуса к своему потомству, хотя он сотворен Богом и наделен способностью быстро бегать (Иов.39:13–18), не может служить приемлемой моделью для отношения людей к своим детям (Плч.4:3). Человек, неправедно приобретающий имущество и богатство, подобен куропатке, сидящей на яйцах, которые она не несла; в конце концов богатство уйдет от него (Иер.17:11). (Представление, что куропатки высиживают чужие яйца, основывается, по-видимому, на отдельных случаях, когда некоторые пары откладывают вторую партию яиц до того, как вылупится первая. Считалось, что старшие цыплята, которые становятся самостоятельными раньше, не принадлежат этой паре.)
Птицы как образы красоты. Источником привлекательности птиц служит их красота. Павлинов Соломон держал, несомненно. из-за их экзотической красоты (3Цар.10:22; 2Пар.9:21). В Пс.67:14 псалмопевец пишет об утонченной и блистательной красоте птичьего крыла, а в Песн.5:11 женщина восхищается черными, как у ворона, волосами своего возлюбленного.
См. также: ГОЛУБЬ; ЖИВОТНЫЕ; КРЫЛО; ОРЕЛ; ОХОТА.
Библиография:
G.S.Cansdale, All the Animals of the Bible (Grand Rapids: Zondervan, 1970);
G.R. Driver, «Birds in the Old Testament», Palestine Exploration Quarterly (1955) 5–20,129–140;
P. Farb, The Land. Wildlife and Peoples of the Bible (New York: Harper & Row, 1976);
V.C. Holmgren, Bird Walk Throuth the Bible (New York: Seabury, 1972);
A.Parmelee, All the Birds of the Bible (London: Lutterworth, 1960).