Беседа LXXXV. Об одиннадцатом члене символа веры. О бессмертии души

Чаю воскресения мертвых

Пришельцы (бо) есмы пред Тобою и преселъницы, якоже вси отцы наши: дние наши яко сенъ на земли, и несть постояния (1Пар.29:15), – так говорит, братие, пророк Давид в хвалебной песни своей Господу Богу, указывая этими словами на то, что жизнь человека не прочна на земле, что он есть только странник, временно проходящий по ней. В окружающем нас мире нет ничего прочного, все умирает и преходит, одна вещь сменяет другую, одно явление следует за другим. Так точно и в жизни человека. Каждый день мы видим, какое множество людей, подобных нам, исчезает из среды нашей, и миллионы людей один за другим сходят с лица земли, так что проходит и самая память о них. Где те люди, которые жили в прошлом веке? Где те, которые жили прежде них? Они были на земле, шли тою же дорогою, которою и мы теперь идем, и вот все прошли свой путь и нет их на земле. Посему, рассуждая о кратковременности человеческой жизни на земле, не без основания говорил тот же св. Давид: человек яко трава, дние его, яко цвет селный тако оцветет: яко дух пройде в нем, и не будет, и не познает ктому места своего (Пс.102:15–16). Род преходит, и род приходит, а земля во веке стоит, говорил с горечью в сердце своем о непрочности всего земного, другой богопросвещенный древний мудрец, вся идут в едино место: вся быши от персти, и вся в персть возвращаются (Еккл.1:4;3:20). Тоже самое, братие, неминуемо будет и с нами: настанет день и мы сойдем в землю, – и никто не минует смерти Вем бо, яко смерть мя сотрет: дом бо всякому смертну земля говорил многострадальный Иов (Иов.30:23). Лежит человеком единою умрети, учит св. апостол Павел (Евр.9:27). Таким образом, братие, смерть есть неизбежная участь всех людей, ею оканчивается наша земная жизнь. – Что же такое смерть?

Тело человека, братие, состоит из разных веществ. Все эти вещества соединены в одно целое, оживлены душею, действуют как одно живое существо, как человек. Тело в человеке есть как бы одежда, данная для души его на время странствования его по земле. С течением времени эта одежда ветшает и своею ветхостью указывает на конец странствования. И вот, когда настает самый конец, человек слабеет, и силы его падают, органы телесные бездействуют, тело теряет чувство, лишается души, которая оживляла его и, наконец, распадается на свои составные части и обращается в землю. И таким образом исполняется определение Божие над потомками Адама: возвратишеся в землю, он нея же взят еси яко земля ecu, и в землю отьидеши (Быт.3:19). И возвратится персть в землю, говорит богопросвещенный древний мудрец, яко же бе, т. е. возвратится прах в землю, чем он был (Еккл.12:7). Такова, братие, смерть тела человека.

Но, братие, жизнь человека не прекращается со смертью тела, а продолжается и по смерти, и по милости Божией, продолжится на всю бесконечную вечность. Из истории сотворения человека мы знаем, братие, что Бог сотворил сначала тело, а потом вдунул в него душу, и только после этого стал человек душею живою (Быт.2:7). Следовательно, душа есть нечто отдельное от тела, и может существовать отдельно от него. Возвратится персть в землю, говорит премудрый Соломон, яко же бе, и дух возвратится к Богу, иже даде его (Еккл.12:7). И Господь говорил Апостолам: не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити (Мф.10:28). Но, и помимо слова Божия, собственное сознание наше, братие, убеждает нас в том, что душа есть нечто отдельное от нашего тела и вообще от всего вещественного. Сознание говорит каждому из нас, что он мыслит, думает, тогда как вещество (материя) не может мыслить. Мы видим также, что действия души нашей свободны, мы можем, напр., о чем-нибудь начать думать или чего-либо желать, можем изменить свои мысли и желания, остановить их и т. д., мы можем дать движение своим телесным членам по своему желанию. А между тем мы видим, что отправления тела нашего подчинены закону необходимости, напр., пищеварение и кровообращение, и что различные члены тела нашего, напр., рука, нога и др. не сознают себя и не мыслят. Следовательно, в нас есть особое начало, отличное от нашего тела, оживляющее его, невещественное, сознающее, мыслящее, свободное и делающее каждого из нас душею живою, личностью. В том же самом убеждают нас и некоторые особенные явления, а именно бывают с нами такие случаи, что мы, углубившись в себя, занявшись каким-нибудь важным делом, ничего не видим и не слышим происходящего около нас шума и т. п., хотя и глаза и уши наши открыты. В болезнях и страданиях телесных душа может радоваться, а при здоровье тела и видимом благополучии – скорбит и мучится. Примеры св. мучеников, которые, при ужасных страданиях тела, радовались и пели Богу хвалебные песни, показывают, насколько душа, особенно при содействии благодати, может возвышаться над телом и быть от него независимою. Если же, братие, душа наша есть нечто отдельное от тела, то, значит, нет основания думать, чтобы в то время как умирает тело наше, прекращалась и жизнь души. Тело человека разлагается на части, умирает, а душа остается живою. Но мало этого, братие, душа человека и не может прекратить своего существования, ибо она бессмертна. В этом убеждает нас и здравый разум, и слово Божие.

Мы сказали с вами, братие, что душа в человеке есть нечто отдельное от тела, невещественное, а потому и не может умереть такою смертью, какою умирает тело, т. е. чрез разложение на составные части и разрушение, не может прекратить своего существования. Даже во внешней, вещественной природе ничто не погибает совершенно. Вещественные предметы разлагаются только на свои составные части, как разлагается и тело человека по смерти. «В целом мире», как справедливо говорит покойный Святитель Московский Филарет, «нельзя найти никакого примера, никакого признака, никакого доказательства уничтожения какой бы то ни было ничтожной вещи; нет прошедшего, которое бы не приготовляло к будущему; нет конца, который бы не вел к началу; всякая особенная жизнь, когда сходит в свойственный ей гроб, оставляет в нем только прежнюю, обветшавшую одежду телесности, а сама восходит в великую, невидимую область жизни, дабы паки явиться в новой, иногда лучшей и совершеннейшей одежде. Солнце заходит, чтобы взойти опять; звезды утром умирают для земного зрителя, а вечером воскресают; времена оканчиваются и начинаются; умирающие звуки воскресают в отголосках; реки погребаются в море, и воскресают в источниках; целый мир земных прозябаний умирает осенью, а весною оживает; умирает в земле семя, воскресает трава или дерево; умирает пресмыкающийся червь, воскресает крылатая бабочка; жизнь птицы погребается в бездушном яйце, и опять из него воскресает. Если твари низших степеней разрушаются для воссоздания, умирают для новой жизни: человек ли, венец земли, и зеркало неба, падет в гроб для того только, чтобы рассыпаться в прах, безнадежнее червя, хуже зерна горчицы»? (Слова и речи. Изд. втор. Часть первая. 82 стр.). Следовательно, братие, если бы душа была вещественна, то и тогда она не могла бы прекратиться совершенно, а разложилась бы только на свои составные части. Но душа человека не вещественна, она не есть соединение различных веществ, а посему и не может ни распасться, ни разложиться, ни подвергнуться тлению. – В самой душе кроме сего, братие, есть такие задатки, которые предполагают другую, нескончаемую жизнь, после настоящей. В ней есть силы и способности, которые в настоящей жизни только что пробуждаются и раскрываются и далеко не достигают полного своего развития. В уме человека есть стремление к познанию истины, в воле – стремление к добру, к нравственной жизни, но человек не удовлетворяется добытыми познаниями, видит, что они далеко не полны и не совершенны, чувствует потребность новых и новых знаний, на пути к добру встречает много неодолимых препятствий, сознает себя далеко не совершенным в нравственной жизни и тяготится чувством греховности. Самые великие мудрецы сознаются, что они весьма многого не знают, и самые высокие праведники, подвижники чувствуют в себе много недостатков. Если же в душе человека есть такие силы и способности, которые в настоящей жизни далеко не достигают своего развития, то, следовательно, нужно предположить продолжение жизни души и по смерти тела, когда человек найдет удовлетворение и для своего ума, и для сердца. Но еще более требует, братие, продолжение нашей жизни за гробом глубоко коренящееся в нас чувство справедливости, необходимость ответственности за грехи наши и воздания за добро наше. В нас есть совесть, закон, который различает нам доброе от зла. В то же время чувство законности, справедливости говорит нам, что за добро должна быть награда человеку, а за зло наказание. А между тем мы видим нередко, как в этой жизни добрые люди терпят разного рода лишения и неприятности, а порочные наслаждаются, пользуются видимым счастьем и до смерти не подвергаются никакому наказанию. Это несоответствие между добром и наградою, между злом и наказанием в этой земной жизни предполагает другую жизнь за гробом, где добрые и злые получат воздаяние по делам своим. – В бессмертии души, в продолжение нашей жизни за гробом мы убеждаемся также, братие, и тем, что вера в это бессмертие существовала и существует у всех народов, на какой бы степени развития они ни находились, в каких бы странах ни жили, за исключением только немногих отдельных личностей. У всех народов замечается уважение к телам умерших, считаются священными последние слова их и исполняются их завещания. Ясно, что все народы верят, как бы предчувствуют продолжение жизни человека за гробом. А это обстоятельство указывает на бессмертие души, ибо здравый разум человека не может допустить, что все народы могут заблуждаться, что всеобщность веры не имеет основания в действительности.

В бессмертии души нашей убеждает нас, братие, как мы сказали и слово Божие. Здесь смерть называется возвращением духа к Богу (Еккл.12:7), изведением души из ее темницы (Пс.141:8), разрешением от уз тела (Фил.1:23), успением (3Цар.2:10; Деян.13:36), отшествием (2Тим.4:6) и под. Все эти названия указывают на то, что, по учению Слова Божия, жизнь человека будет продолжаться и по смерти тела. Ясное учение о бессмертии человека предложил и Господь наш Иисус Христос. Однажды к Нему подошли Саддукеи, ветхозаветные сектанты, отвергавшие загробную жизнь и воскресение мертвых, и предложили Ему вопрос по сему поводу. У Евреев был закон, данный Моисеем, по которому, если у кого умирал бездетным брат, имевший жену, то брат его должен был взять в замужество его жену и восстановить потомство брату своему. Саддукеи спросили Иисуса Христа: «было семь братьев. Первый, взяв жену, умер бездетным. Взял ту жену второй; и тот умер бездетным. Взял ее третий, также и все семеро! и умерли, не оставив детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресение которого из них будет она женою? Ибо семеро имели ее женою». Этот вопрос предложили Саддукеи отчасти потому, что смущались подобным случаем, а главное потому, что не верили в загробную жизнь, и думали своим вопросом поставить Иисуса Христа в затруднение и уронить Его учение в глазах народа. Посему и Господь сначала разрешил им самое недоумение их, указав на то, что в воскресении не женятся, ни замуж не выходят, но живут как Ангелы на небесах, – а потом возразил и против самого неверия их в загробную жизнь. «А что мертвые воскреснут», сказал Он, «и Моисей показал при купине, когда назвал Господа Богом Авраама, и Богом Исаака, и Богом Иакова. Бог же не есть Бог мертвых, но живых. Ибо у него все живы» (Лк.20:27–38). Итак, вы видите, братие, что по слову Господа, Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы. И действительно, братие, нельзя себе представить возможности прекращения жизни человека за гробом при вере в истинного Бога. Это противоречило бы и премудрости и благости и особенно правосудию Божию. Сам Господь одарил душу человека при сотворении такими силами и способностями, чтобы он стремился к достижению истины, к нравственному совершенству, и чрез это к счастью и блаженству. Но между тем мы видим, что здесь, на земле, человек часто заблуждается, полной истины не достигает, часто погрешает, воля его склоняется к злу, счастья и блаженства не находит. Если нет для человека другой, лучшей жизни, где же премудрость и благость Божия? Но особенно, братие, требует продолжения жизни за гробом правосудие Божие. «Вникни и в самый закон справедливости», говорит св. Кирилл Иерусалимский, «и обратись к самому себе. Ты различных имеешь рабов: одни из них хороши, другие худы: хороших конечно ты почитаешь, а худых наказываешь. И если ты судья, то хвалишь добрых и наказываешь законопреступников. И так у тебя смертного человека справедливость наблюдается; а у Бога, вечного всех Царя, ужели нет справедливого возмездия? Нечестиво отрицать сие. Рассмотри, что говорю я: многие убийцы не наказанные умерли на своих ножах: где ж правосудие Божие? Часто убийца виновен бывает в пятидесяти убийствах: но ему одну отсекают голову; где ж он примет наказание за сорок девять убийств? Если не будет суда и возмездия по окончании мира сего; то ты будешь обличать Бога в неправосудии» (Оглас. поуч. 19). Итак, братие, и здравый разум и Слово Божие убеждают нас, что душа наша бессмертна, что жизнь наша не прекратится со смертью тела, но продолжится и за гробом.

Каково же, братие, будет наше бессмертие? Будет ли наша душа сознавать себя по разлучении с телом? Уже непосредственное сознание наше убеждает нас, братие, в том, что душа умершего не теряет присущего ей самосознания, но хорошо сознает себя и свое новое положение вне тела. Ибо какое же это было бы бессмертие, если бы душа не сознавала себя по разлучении с телом? Мы знаем, что в природе никакое вещество не уничтожается совершенно и что тело наше не потеряет самого существования по смерти. Неужели же душа человека, которая оживляет тело его, может уничтожиться? Мы видели, что нет, что она бессмертна. Но она не может быть бессмертна так, как не уничтожится тело человека, ибо она невещественна. Бессмертною она может быть только в том случае, если сохранит свои силы в способности, если будет мыслить, чувствовать и желать и по разлучении с телом. Иного бессмертия мы и представить себе не можем. В возможности такого, т. е. сознательного, бессмертия по разлучении с телом убеждает нас и здравый разум. Несомненно, что душа человека здесь, на земле, тесно соединена с телом и чрез телесные органы получает ощущения, впечатления и прочее. Но мы говорили с вами, братие, что душа наша есть нечто отдельное от тела, может действовать независимо от него, напр., может радоваться при болезни тела и наоборот; может не видеть предметов, которые пред глазами, хотя глаза открыты и т. п. Она же обладает способностью размышлять о предметах, вспоминать вещи, давно виденные, рассматривать понятия о них, сравнивать, делать выводы, – совершенно независимо от телесных органов. Приобретенные ею понятия, чувствования и желания делаются ее собственностью, так что смерть телесная не может уничтожить их. Представим себе, что человек лишился зрения. Эта потеря органа, или что тоже смерть его, нисколько не лишает человека тех знаний, какие он успел приобрести себе, и умственная жизнь его не прекращается, но наоборот может проявляться с большей силой. Или представим, что артист-музыкант, который восхищал слушателей своею игрою, лишился руки. Это не значит, что он лишился своего искусства: в душе он остался таким же художником, каким был и прежде. Тоже должно быть и по нашей смерти: познания, приобретенные душею, должны остаться в ней и по разлучении с телом. С другой стороны, мы знаем, что человек здесь, на земле, может так властвовать над телом своею душею, что живет так, как будто у него нет тела. Святые подвижники настолько возвышались душею своею, достигали такого совершенства, что в душе своей ощущали присутствие Божие и жили как бы вне тела. Ученые мыслители, философы, размышляя о Боге, о духе человека и т. п., живут такою умственною жизнью, как будто у них нет самого тела. Так душа человека способна властвовать над телом и жить своею жизнью и в связи с телом. Так же может она существовать сама по себе и после разлучения с ним. Она тогда, по разлучении с телом, не будет видеть посредством глаз, слышать посредством ушей, но она будет видеть духовными глазами, слышать духовными ушами, видеть и слышать умом. У нее отнято будет только тело и жизнь его, но не будут отняты силы, способности с приобретенными знаниями и самосознание. О самостоятельности души вне тела говорит между прочим замечаемое у некоторых возвращение полного сознания пред самою смертью. Несмотря на то, что тело уже теряет чувство, прекращает свою жизнь, душа человека вполне сознает себя. Итак, непосредственное сознание и здравый разум убеждают вас, братие, что душа наша будет находиться в сознательном состоянии по смерти. – В том же самом убеждает нас, братие, и слово Божие. Оно, именно, говорит нам, что умершие, не теряя самосознания и пользуясь определенным нравственным состоянием, блаженствуя или мучась, не перестают памятовать о земном, об оставшихся живых и о всем, происходящем на земле. Это мы можем видеть из притчи Спасителя о богатом и Лазаре. В ней говорится, что душа богатого отошла в ад, оттуда видела Авраама и Лазаря на лоне его, вела разговор с Авраамом, просила его послать Лазаря для облегчения своих страданий и к оставшимся на земле братьям своим, чтобы исправить их и предотвратить от мучений в аду. Таким образом, эта притча указывает на то, что душа умершего, по смерти тела, думала о себе и о братьях своих, чувствовала мучения и желала получить облегчение своей участи, словом вполне сознавала сама себя. Таково, по слову Божию, будет бессмертие наше.

Итак, братие, тело наше по смерти подвергнется тлению и обратится в прах, а душа будет жить и за гробом. Познаем отсюда, какое имеет превосходство душа наша пред телом. Будем же посему больше заботиться о душе, нежели о теле, дорожить не столько благами телесными и временными, сколько душевными и вечными. Где ныне славны? Где богаты? убеждает нас св. Димитрий Ростовский, «где нищи и пития наслаждающиеся? Где красотою и благолепием лица красящиеся? Где похоти и желания своя исполняющии? Не вси ли сии смертию скончашася? Не всех ли земля покры, и память их с шумом исчезе? Несть ничтоже известно, любити в мире, кроме Бога. Аще бо возлюбиши славу? Исчезает. Аще возлюбиши богатство? Погибает. Аще возлюбиши сласти и красоту плотскую? В смрад и гной обращается. Ничто же по смерти сия помогут, точию кождо нас от дел или прославится или осудится (сочин. ч. 1-я 269–270 стр.). Будем же памятовать об этом, братие. Дай нам, Господи, память смертную. Аминь.