Письмо № 187. М.С. Желноваковой

1 I 1976 [Покров] ¹¹⁹⁶

Дорогая моя Машенька.

Спасибо за письма. Я был неделю почти в М<оскве> и, приехав в свою пустыню, нашел их на столе. Здесь оставалась и топила одна добрая душа ¹¹⁹⁷, что дало мне возможность поехать сдать свою работу (последние тетради) и попытаться что-то устроить для себя в этом плане на будущее ¹¹⁹⁸. Приехал под Новый год и встречал его в каком-то невероятном, по количеству времени, сне: лег в 7–8 вечера, а встал сегодня около 10 утра. Это московское утомление из меня выходило. Я там изнемогаю душевно, да и физически. Здесь одному мне трудно физически тоже, но душа спокойна, точно послана мне от Бога какая-то радость конца. Это трудно передать. Что-то из этого передается в словах этого стиха:

«На берег радостный выносит Мою ладью девятый вал» ¹¹⁹⁹.

Я очень благодарен тебе и особенно Мише ¹²⁰⁰ за ваше приглашение мне приехать (скажи это ему). Думаю, что это неосуществимо по таким причинам:

Во-первых, Варя в январе, наверное, выйдет, и она мечтает уехать в Покров. Если меня на месте не будет, там должна все время жить мама, а это сорвет ее работу по заработку ¹²⁰¹, что недопустимо, поскольку мой заработок сейчас, впервые за последние 9 лет ¹²⁰², под вопросом. Мама здесь работать не может, здесь она вся уходит в тяжелое хозяйство, здесь она то зябнет, то задыхается, здесь постоянная нехватка многого для нее необходимого. Здесь, наконец, кругом чужие люди, которые выводят ее из равновесия.

Я же, наоборот, только здесь и работаю, и если я, как я уже писал, все же получу новый перевод, то это будет второй причиной моего неприезда к тебе. Надо работать до конца, т<ак> к<ак> судьба Вари после нашего ухода стоит перед нами как темный призрак. Кроме нас, она никому не нужна. Впрочем, поживем, увидим. Ты меня беспокоишь не меньше Вари, а болею я за тебя даже еще больше. Может быть, потому, что ты из детей самая мне близкая по духу, по страшной судьбе, по страданию. Я бы только одного желал: не дожить мне до того времени, когда ты будешь как все, когда ожесточишься, когда потеряешь последнее тепло и любовь.

Мы живем, и дышим, и верим, и терпим. – только для того. чтобы «не умирала великая мысль» ¹²⁰³, чтобы не стерлись с лица земли те капли крови, которые пролил за нее Христос. Так как без них – духота, и смерть, и ужас. Если люди перестают это понимать, то я ради них же, этих людей, не перестану, так как жизнь вне любви – безумие. А удерживает в нас любовь только смирение. Есть ли оно в тебе? Все, что мы терпим, мы заслужили, мы сами в громадной степени создали свое страдание. Я в том числе, искренно тебе говорю. А, как сказал один человек, «нищие не могут роптать, но они не могут и унывать, они могут только нести свой труд нищеты и надежды» ¹²⁰⁴. Они слышат, как «Царь царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным» ¹²⁰⁵. Прости меня, я ничего не знаю, кроме этого, и я хотел бы, чтобы ты и жила и умерла с этим.

Мы получили прекрасные фотографии и письмо от Верочки ¹²⁰⁶, и я тотчас же ей ответил.

Целую тебя, моя Машенька.

Я становлюсь совсем слабым, 131 мне 75 лет ¹²⁰⁷. Это тоже пугает меня при мысли о поездке.

Твой п.

С Праздником тебя поздравляю!