Глава пятая. Пример полемического и отрицательного отношения о. Булгакова к святоотеческой екзегетической литературе

Увы, прот. Булгаков не только игнорирует святоотеческий авторитет, но относится отрицательно к толкованию св. отцами Св. Писания настолько, что не стесняется даже открыто отвергать это толкование, как несогласное с его учением. Это он делает в своей книге: «Друг Жениха», когда излагает свое толкование следующих слов 2 и 3 стиха 2-й главы евангелиста Матфея: Послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен придти или ожидать нам другаго? Здесь от. Булгаков не только иначе объясняет текст Божественного Писания сравнительно с св. отцами, но вступает с ними в полемику и в частности ниспровергает указываемое им же самим в своей сущности толкование означенных стихов величайшего из святых отцов Церкви Иоанна Златоуста.

Приведем сначала это святоотеческое объяснение слов Иоанна Крестителя, обращенных чрез его двух учеников к Иисусу Христу, как оно изложено св. Иоанном Златоустым в его толковании Евангелия Матфея, а затем посмотрим, как к сему объяснению относится прот. Булгаков в своем собственном толковании этих слов Иоанна Предтечи или, как выражается он, в своем «домысле»²²⁷.

Имея в виду настоящие слова евангельского текста, св. Иоанн Златоуст говорит: «Они (ученики Иоанна Крестителя) не знали, кто был Христос; но, почитая Иисуса простым человеком, а Иоанна более, нежели человеком, с досадою смотрели на то, что слава Иисусова возрастала, а Иоанн как сам о себе говорил, приближался уже к концу. Все это препятствовало им придти к Иисусу, так как зависть преграждала доступ... Он (Иоанн) опасался... чтобы они не были навсегда отлученными от Христа. Он и с самого начала старался всех своих учеников обратить ко Христу, но так как не убедил в том, перед смертью оказывает уже большее усердие. Если бы, поэтому, он стал говорить: пойдите к Нему, Он лучше меня, – то этим не убедил бы людей, которые были привязаны к нему самому; напротив, они подумали бы, что говорит так из скромности и прилепились бы к нему еще более. А если бы стал молчать, опять ничего бы не вышло. Что же он делает? Выжидает случая от самих услышать, что Иисус творит чудеса; ...и не всех посылает, но только двоих, о которых может быть знал, что они способнее прочих уверовать... и чтобы они из самых дел увидели разность между ним и Иисусом...

Свидетельство делами почиталось более убедительным... чем свидетельство словами. Поэтому, как Бог, зная намерение, с каким Иоанн послал учеников, Христос в тот же час исцелил слепых, хромых и других многих – не с тем, чтобы уверить Иоанна (на что было уверять уверенного?); но чтобы уверить сомневающихся учеников. И исцеливши, говорит: шедше возвестите Иоаннови… и потом присовокупил: и блажен, иже аще не соблазнится о Мне (Мф. 11:4–6), показав тем, что знает и тайные помышления их... их обличил тайным образом. Так как они соблазнялись о Нем, то, обнаруживши их болезнь и предоставив все одной их совести, и никого не сделав свидетелем этого обличения, кроме их самих, которые одни понимали это – тем больше привлек их к Себе, говоря: блажен, иже аще не соблазнится о Мне; говоря это, Он разумел собственно их»²²⁸.

Так с гениальною простотою и естественностью, совершенно отвечающею действительности, представляет евангельское обстоятельство посольства Иоанном Крестителем двух своих учеников к Иисусу Христу истинный истолкователь Божественного Писания св. Иоанн Златоуст. Но совершенно по-иному смотрит на дело прот. Булгаков. Приведем его собственное толкование данного евангельского места в его подлинных словах.

Исходя из вопроса Иоанна Предтечи ко Христу: Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?²²⁹ от. Булгаков говорит: «Повторяем, это есть самый трагический вопрос, который когда-либо прозвучал в человеческой душе. Его нужно честно, искренно расслышать, не закрывая свои уши разными апологетическими соображениями... И прежде всего, спасаются от вопроса соображениями, так сказать, педагогическими: вопрос был поставлен и ответ был нужен не для самого Иоанна, но для его учеников, которые все не хотели... освободиться от неуместной ревности к новому Учителю...

Мнение, что Иоанн вопрошал ради учеников, издревле распространилось и в святоотеческой письменности²³⁰ и у мирских писателей. И оно возникает вполне естественно и закономерно. Было бы странно даже, если бы оно не возникло, настолько оно, можно сказать, подсказывается контекстом евангельского рассказа. И в известном смысле оно может быть принято без затруднения».

Из дальнейших слов о. Булгакова мы увидим, что такое в некоторой мере благоприятное отношение его к вышеозначенному святоотеческому мнению им же самим сводится к нулю.

«Итак, все это, – говорит прот. Булгаков, – в своих пределах бесспорно, но вопрос только в том, все ли это, исчерпывается ли этим все возможное объяснение посольства Предтечи, причем на нет сводится самое вопрошание. Только ли предметный урок содержится в этом вопросе, или же остается и самый вопрос, вопрос Предтечи? Прежде всего внимательно всмотримся в священный текст, и конечно, заранее отстраним, как несоответствующее, то предположение, что перед нами что-то совершается по заранее обдуманному плану и соглашению: Предтеча спрашивает, а Мессия отвечает... Вопрос предлагается Христу чрез учеников, а не ученикам и не для учеников… И ответ направляется прямо, непосредственно Иоанну. Нет сомнения, что Иоанн услышал направленный к нему ответ. Что же он услышал? Было ли устранено это страшное, трагическое или? Было ли на него отвечено? Господь не дал прямого ответа о том, Он ли Мессия Грядый ὁ ἐρχομενος, но сослался лишь на свои мессианские дела... Это все Иоанн уже знал и, зная об этом, именно потому и спрашивал: Ты ли или другой, очевидно не находя в этом для себя опоры. Но этой опоры не дал ему и Господь... Спаситель не только не почел нужным прямо ответствовать, но даже как будто отклонил самое вопрошание, – прибавив: «и блажен μακάριος (единственное, а не множественное число, которое было бы, если бы впрямь это относилось к этим двум или всем ученикам Иоанновым) кто не соблазнится μή σκανδαλισθὴ обо Мне» (Мф. 11:6; Лк. 7:23). Сторонники педагогического толкования принуждены относить их лишь к ученикам Иоанна. Конечно, они относятся и к ним, но в том же смысле, как и ко всем, Его окружавшим и о Нем соблазнявшимся. Однако в прямом и естественном и особливом смысле они относятся явно к самому Иоанну... Слова Господа звучат как будто укоризненно или, вернее, предостерегающе. Однако в них нет осуждения, но есть ублажение. Блажен... Иоанн за то, что он не соблазнился о Нем, несмотря на пришедшее к нему испытание и постигшее его огненное искушение...

Евангельский текст, – продолжает прот. Булгаков, – если не прямо противоречит, то и не дает никакого положительного основания относить вопрос Предтечи только к его ученикам, а не к нему самому. И напротив, при непредвзятом чтении, текст содержит совершенно ясно и недвусмысленно ту мысль, что спрашивал чрез учеников Иоанн и отвечал Господь именно Иоанну, хотя также чрез учеников его. Поэтому нельзя уклоняться от вопроса обходами, но следует встретиться с ним лицом к лицу»²³¹.

Так объясняет данное евангельское место прот. Булгаков. Как видим, это толкование совсем не похоже на толкование св. Иоанна Златоуста. Последний говорит, что вопрос: Ты ли, Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого? был нужен для учеников Иоанна Предтечи, как и самый ответ на него Христа, а о. Булгаков утверждает, что вопрос исходил от самого Предтечи, и Господь не ученикам, а Иоанну Крестителю дал Свой ответ. О. Булгаков говорит, что Господь не только не почел нужным прямо ответствовать Иоанну, но даже как будто отклонил самое вопрошание и сослался лишь на Свои мессианские дела. А святой Златоуст свидетельствует, что Господь дал Предтече для его учеников самый сильный и положительный ответ, направленный прямо к цели, так как свидетельство делами, по заявлению Златоуста, несомненно основанному на изречении Христовом²³², почиталось, более убедительным, чем свидетельство словами. Слово «блажен», за которым следуют дальнейшие слова Спасителя: кто не соблазнится о Мне, как поставленное в тексте в единственном числе, является для прот. Булгакова основанием относить ответ Христа к одному лицу, именно к Иоанну Крестителю, а не к ученикам его. А для Иоанна Златоуста это слово является основанием видеть в нем выражение трогательной любви Христа к соблазнявшимся о Нем ученикам Иоанна, побудившей Господа не открыто, а тайно обличить их сердечные помышления, ибо слово «блажен» с дальнейшими указанными словами Христа не обнаруживало их немощи в глазах народа, а говорило вообще о соблазняющемся человеке. О. Булгаков уничтожает Златоустовское истолкование, по его выражению, педагогическое, предполагающее, что посольство Иоанном учеников ко Христу совершилось по заранее обдуманному плану и соглашению. Но в этом св. Златоуст, как видели выше, и полагает, все существо дела. Настолько несходна точка зрения прот. Булгакова с святоотеческим пониманием!

Но это только полбеды! О. Булгаков резко критикует данное святоотеческое толкование. По его словам выходит, что Иоанн Златоуст и другие св. отцы, при истолковании настоящего евангельского вопроса Предтечи, «закрыли свои уши», чтобы его «честно, искренно расслышать». Они дали толкование «несоответствующее», разумеется, истине, и таковое толкование есть, по словам о. Булгакова, уклонение от вопроса «обходами» и объясняется «предвзятым» чтением означенного евангельского текста. В своей Критике прот. Булгаков доходит до того, что говорит о каком-то, хотя и не прямом, противоречии в разбираемом тексте Евангелия. Правда, тут же он говорит, что «при непредвзятом чтении, текст содержит совершенно ясную мысль, что спрашивал чрез учеников Иоанн и отвечал Господь именно Иоанну, также чрез учеников его».

Так относится о. Булгаков к изъяснению Св. Писания св. отцами и в частности к толкованию величайшего из них св. Иоанна Златоуста. А ведь Церковь Святая считает его столпом своим. Она смотрит на него, как на истинного истолкователя Божественного Писания. Церковное Предание, как это видно из жизнеописания Константинопольского Патриарха св. Прокла, сообщает нам поразительный факт из жизни св. Иоанна Златоуста в бытность его на кафедре Константинопольского Патриарха, а именно, как некогда сам Прокл видел ночью Златоуста, занятого писанием по толкованию посланий Апостола Павла и стоящего около него сего Великого Апостола. Последний помогал Златоусту изъяснять его апостольские послания, влагая в его ум слова к благодатному пониманию богооткровенной истины²³³. Мы веруем, что в Церковь, как в богатую сокровищницу, Апостолы положили все, что принадлежит истине, так что она не может погрешать или заблуждаться и говорить ложь вместо истины²³⁴.

Но вместе с тем веруем и в то, что выразителями этой церковной истины являются св. отцы. Их толкование Св. Писания сообразовалось с божественной истиной и было ею проникнуто. И как могло быть иначе, когда они, обладая дарованиями Св. Духа, в самих себе имели источник истины, Св. Духа; когда и к ним, как стяжавшим чрез свои великие подвиги Божественную благодать, следует отнести слова Христа, сказанные Апостолам Егда же приидет Он, Дух Истины, наставит вы на всяку истину²³⁵ .

Поэтому приписывать святым отцам, при истолковании ими Слова Божия, какие-то «обходы», предвзятое чтение текста Св. Писания, упрекать их в том. что они будто закрывают свои уши вместо того, чтобы «честно и искренно расслышать» евангельский вопрос Предтечи, и будто дают толкование несоответствующее истине, это значит хулить Св. Духа, Который действовал в св. отцах, противиться Божественной истине и говорить ложь вместо истины.

Отсюда естественно, почему прот. Булгаков, отвергнув, и при том с такою полемическою критикою, святоотеческое толкование данного евангельского текста, и отдавшись в изъяснении сего текста только своему собственному «домыслу», приходит к величайшему заблуждению. На основании слов Евангелия: Сей бо есть, о Нем же есть писано: се Аз посылаю ангела Моего пред лицем Твоим, иже уготовит путь Твой пред Тобою²³⁶ , о. Булгаков в той же книге «Друг Жениха» заявляет, что Иоанн Креститель имеет два естества: не только человеческое, но и ангельское²³⁷.

Вот какие сведения касательно понятия – «Ангел» дает нам «Православное Догматическое Богословие» М. Макария. «Имя Ангел, – говорит он, – (»Αγγελος« посланник, вестник), по выражению всех древних учителей Церкви, есть имя должности, а не природы... Потому неудивительно, если в Св. Писании оно усвояется разным посланникам Иеговы, возвещавшим или возвещающим Его волю. Так в Ветхом Завете оно приписывается: самому Мессии, Который, впрочем, называется не просто Ангелом, но Ангелом Завета (Мал. 3:1), Моисею (Исх. 20:16) и другим пророкам (Ап. 1:33; Ис. 33:7), священникам (Мал. 2:7), даже вещам бездушным, творящим Слово Господне (Пс. 77:49), а в Новом Завете – Предтече Спасителя (Мф. 11:10), ученикам Его (Лк. 9:52), ученикам Предтечи (Лк. 7:24, по тексту подлин.) и предстоятелем Церквей (Откр. 1:20; 2:1). Но в строгом и собственном смысле Ангелами называются в Св. Писании существа особого рода, отличные от Бога и от человека, существа духовные, действительные, а не воображаемые; и это в бесчисленных местах, как Ветхого, так и Нового Завета, которые никак нельзя объяснять переносно…»²³⁸

Но эти сведения, сообщаемые М. Макарием, выражают собою учение нашей Церкви.

И совершенно неправильно прот. Булгаков ищет у Церкви опоры означенному своему учению о двух естествах Иоанна Предтечи, когда говорит: «Слова пророчества Малахии и бывают обычно начертаны на свитке, имеющемся в руках Иоанна там, где он изображается окрыленным, как Ангел (напр. в росписи Ярославской Церкви Иоанна Крестителя 17 в.). Этим Церковь молчаливо дает буквальное истолкование Малахиину пророчеству, т.е., что Предтеча есть Ангел не только по служению, но и по естеству»²³⁹.

Церковь свое толкование Слова Божия и вообще свое учение основывает на учении Божественного Писания и св. отцов. Но нигде в Св. Писании и в святоотеческих творениях не говорится, что Иоанн Креститель имеет два естества – человеческое и ангельское. Равным образом нигде в Св. Писании и святоотеческом учении не сказано, что Иоанн Предтеча, будучи, по словам о. Булгакова, Ангелом по естеству, как «первостоящий всего тварного мира, и ангельского и человеческого», как величайший и первый среди Ангелов, занял в небесах «издревле опустевшее место падшего первоангела»²⁴⁰. Поэтому Православная Церковь никогда не учила об ангельском естестве Предтечи, и не явно и не молчаливо никогда не истолковывала настоящих слов пророка Малахии²⁴¹, как толкует их прот. Булгаков.

В частности касательно означенных слов пророка Малахии, она выражает свое учение чрез бл. Феофилакта, архиепископа Болгарского, который в своем толковании Евангелия Матфея, основанном на толковании св. отцов и, главным образом, св. Златоуста, говорит: «Назван Ангелом (Предтеча) и по ангельской, и как бы безплотной жизни, и потому, что возвестил Христа (слово ангел значит – вестник). Он приготовлял путь Христу и свидетельством о Нем и Крещением в покаяние: ибо за покаянием следует отпущение грехов, а сие отпущение дарует Христос»²⁴².

Таким образом, прот. Булгаков, отвергая святоотеческий авторитет в толковании им Св. Писания, предпочитает в данном случае следовать только своим и при том, как видим, крайне ошибочным домыслам.