§12. Последнее время жизни, кончина и погребение святителя Феофана

Честна пред Господем смерть преподобных Его. Псал. 115, 6.

«Не тот блажен, кто начал благое житие, но кто пребудет в нем до конца».

Преосв. Феофан, Сборник аскет. пис.

«Кому страшна смерть? – Тому, у кого она отнимает все и провожает на тот свет ни с чем. Кто успел запастись нетленным богатством, того надежда утешает в час исхода».

Преосв. Феофан, Мысли на каждый день года.

«В час смерти, в сознании чередою проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающаго или утешение, или сокрушение, соответственно представляющимся делам. Живущим, пока живут, хорошо приводить это почаще на память».

Преосв. Феофан, там же.

«Вот о. Серафим, – читаем у преосвящ. Феофана в его Письмах о христианской жизни,⁵⁸⁴ – всю жизнь стоял пред Господом, и горел как свечка. Так и другие». Так, между прочим и святитель Феофан, который всю жизнь свою стоял пред Господом и как свеча горел пред Ним, пламенея горячей любовию к Нему и к ближним, непрестанной молитвой славословия, благодарения и прошения о себе и о людях, богомыслием и доброделанием, светя и все вокруг себя освещая своим богомудрым учением и любодобродетельной, истинно-христианской жизнью и согревая наполнявшей в преизобилии его собствннное сердце любовью и благодеяниями вещественными и особенно духовными. И эта свеча догорела, светильник угас; пламень потух: очи, в которых светилось так много добра, любви и ума, смежились; сердце, горевшее любовью и молитвой и невольно вызывавшее к себе взаимную любовь и доверие, перестало биться. Не непредвиденна была кончина святителя-затворника и не неожиданна для него самого. Тихо догорала свеча жизни его земной, и он уже давно готовился и хорошо приготовился к смерти, не страшась ее, а ожидая ее как дорогую гостью, как разрешительницу от уз многострастной плоти для вожделенного соединения со Христом, для блаженного богообщения. Ибо кому страшна смерть? – Тому, у кого она отнимает все и провожает на тот свет ни с чем. Кто успел запастись нетленным богатством, того надежда утешает в час исхода».⁵⁸⁵ А нетленное богатство святителя-затворника было несметное: ибо не только для него самого было прочным и верным залогом надежды на утешительный исход из пределов земной жизни, но и другим оставалось и осталось в богатое наследие в его примере истинно-христианской жизни, в его добродбтелях и особенно в его душеспасительных писаниях. Свеча его жизни догорела; но свет ее еще остается отраженным на тех предметах, которые он освещал; пламя потухло, но теплота, изливавшаяся от него, еще не утратилась и не утратила свою способность согревать все, чего она касалась и касается. Поэтому-то святитель-затворник еще в 1875 году писал одному лицу: «Умирать? – Это не особенность какая. И ждать надо. Как бодрствующий днем ждет ночи, чтоб соснуть: так и живущим надо впереди видеть конец, чтоб опочить. Только даруй, Боже, почить о Господе, чтобы с Господом быть всегда.⁵⁸⁶ Нося в себе глубокое убеждение, что «жизнь не имела бы никакой цены, если бы не было безсмертия, а при этом, несмотря на ея краткость, значение ея неизмеримо, как вечность»,⁵⁸⁷ святитель Феофан дорожил жизнью именно как средством для цели, – временным – для вечного, и потому, с одной стороны, не пренебрегал врачеванием случавшихся с ним немощей телесных, а с другой строго наблюдал правило: «чтобы прожить до глубочайшей старости, надо пораньше состареться, то есть, пораньше взять власть над страстями и следовать внушениям здравомыслия и совести».⁵⁸⁸ И он, от юности взяв эту власть, твердо держал ее в руках до конца своей жизни, памятуя святоотеческое наставление: «не тот блажен, кто начал благое житие, но кто пребудет в нем до конца»⁵⁸⁹. Благодаря всему этому он и достиг глубокой, псаломской (Псал. 89, 10), старости, несколько дней не дожив до 79-ти лет.

Будучи от природы не особенно крепкого сложения, святитель Феофан уже издавна чувствовал недомогания и легко подвергался разного рода болезням. Но он страдал не только случайными болезнями, в роде простуды, а и более серьезными, хроническими. Так он еще в 1856 году жаловался на боль в груди, не дававшую ему иногда работать⁵⁹⁰. Затем, самое удаление на покой от дел епархиального служения вызвано было отчасти, как и значилось в его прошении об увольнении, действительно расстройством здоровья. На Выше, при спокойствии душевном от треволнений житейских и при благорастворенном воздухе, здоровье святителя по началу было в довольно хорошем состоянии и только по временам его безпокоили ревматические боли. «Мое здоровье не-што, – писал он например от 5 апреля 1878 года к О.С. Бурачек. – Но томит правую ногу ревматизм, с которым понемногу управляюсь электромагнитною машинкою».⁵⁹¹ От С.О. Бурачка и его семейства преосв. Феофан давно узнал способ гомеопатического лечения, имел у себя гомеопатическую аптечку и пользовался ею для исцелены разных своих немощей,⁵⁹² не пренебрегая впрочем и другими способами лечения⁵⁹³, особенно же аллопатическим, для чего из Выши ездил даже в Тамбов не раз⁵⁹⁴. Кроме ревматизма, преосв. Феофана безпокоили нередко и другие боли, каковы: невралгия (выражавшаяся в подергивании ног и рук), перемежающийся пульс, головокружения и проч., особенно же безпокоило его ослепление глаз (катаракт), потому именно, что с этим ослепленем соединялось для него величайшее лишение – невозможность предаваться любимым учено-литературным занятиям. Поэгому-то он, ради снятия катаракта с правого глаза, который начал слепнуть первый и уже с 1878 года, ездил, как мы припомним, по совету Тамбовских докторов, даже в Москву в 1879 году и не сняв катаракта, еще не созревшего в то время, после хотя уже и не выезжал из Вышенской пустыни⁵⁹⁵, однако не переставал употреблять все возможные средства для укрепления зрения и для сохранения, по крайней мере, левого глаза, обращаясь для сего и к гомеопатии (более всего) и к воде барона Вревского. Эти средства значительно содействовали укреплению его зрения и продлению способности, по крайней мере, левого глаза видеть, а отчасти и в правом сделали некоторое улучшение, но не могли совсем предотвратить потемнение хрусталика в правом глазе, иначе сказать, полного ослепления его, которое и совершилось в 1888 году⁵⁹⁶. С другой стороны, лета старости, усиленные занятия умственные и строгая подвижническая жизнь сами собой вызвали старческие немощи и полное ослабление и истощение организма святителя-затворника, особенно за последние 3–4 года его жизни. Так, уже от 19 ноября 1889 года он писал к О.С. Бурачек: «Мое здоровье стало стариковское, и являются немощи, о которых и думать не думалось. Однажды поднялся перемежающийся пульс, сопровождавшийся немалою слабостию в руках и ногах с дурнотою в голове. Это одни сутки было. Потом прошло. Слабость иногда показывалась, а перемежения не бывало. Но в сердце осталось ощущение такое, как наложить легонько палец где-либо на теле. Бывает это недалеко от левого сосца, по направлению от него к горлу. Боли никакой. Я не обращал внимания сначала; а потом подумалось, не сидит ли тут какая беда. Я к докторам, – не живым, а печатным. Сначала показалось, что это д. б. ревматизм. Я попил некие крупинки против него и раздумал. Ревматизму необычно оказывать такия нежности, что чуть коснуться… а хватит, как клещами. – Вследствие сего перешел я на аневризм. Этот хитрец прикидывается иногда так, что будто все обстоит благополучно, а сам между тем работает так скрытно. – Пил я против него крупинки по Яру – главныя – carb veget. u Lachesis – каждый день утром и вечерсм, а подставныя – по одной в день в полдень. – Кажется, идет хорошо»⁵⁹⁷. Однако эти головокружения, дурнота в голове, обмороки начали безпокоить всех тех, кому особенно дорога была жизнь святителя-затворника, и они нередко спрашивали его о здоровье его и об этих головокружениях и обмороках. Святитель старался по возможности успокоить их. Так еще от 9 марта 1892 года писал он одному из своих сродников: «Про мое нездоровье вам не теми словами сказали. Было головокружение сильное, – месяца три. Оно укротилось, но закваска его осталась, и нередко отрыгается, В связи с ним отупение головы и безпамятство... и еще – италианское da Jar niente⁵⁹⁸. Это мне очень нравится – последнее-то. – И мы русские не прочь полениться».⁵⁹⁹ Еще обстоятельнее говорит святитель о том же, и особенно о последнем в письме к О.С. Бурачек от 9 января 1893 года: «Вы удивили меня вестию о бывающих со мною обмороках. Диво дивное, – русская сказка. Кто это состряпал такое сказание? Я не мог даже и намека на это дать; потому что ничего подобнаго со мною не бывает. У меня бывает нечто особенное, но оно с обмороками никакого общения не имеет. – Это общая слабость и души и тела, – которая находит, когда ей угодно, побудет 2, 3, 5 и более часов и отходит. Симптомы вот: ни читать, ни писать, ни разуметь, – ни ходить, ни сидеть, ни стоять, – ничего не хочется, а только лежать... так и клонит, но не ко сну, а только к лежанию – энергии никакой, голова тяжела... и лежу... отлежусь и встаю. Бывает и утром, и после обеда в вечером. – Никакой нигде боли нет, только всеобщая вялость и отсутствие всякой энергии... Я называю это чемером – что есть лошадиная болезнь. – Беды от этого не чаю никакой. Головокружение бывает, но редко и слабое. Ничего неделание уже давно царит во мне... и этот чемер под пару»⁶⁰⁰. Как бы то ни было однакоже, а все-таки и это и прочее ясно показывало, что земная храмина святителя-подвижника все более и более близилась к разрушению, и святитель сам предчувствовал близость своей кончины. Если он уже в 1879 году, по случаю кончины нескольких архипастырей русских, говорил, что теперь и «за Вышенским черед»⁶⁰¹ и если кончина его товарища по академии, митрополита Московского Макария в 1882 году дала ему также напоминание о своей смерти⁶⁰², то чем далее, тем более по мере умножения лет и болезненности. В июле 1898 года настоятель Шацкой Вышенской пустыни, отец архимандрит Аркадий, отправляясь по делам службы в Тамбов, зашел к святителю Феофану, чтобы испросить у него напутственное благословение. Святитель, благсловив о. архимандрита, сказал ему: «с Богом; съезди там в Три Лощины⁶⁰³, отслужи литургию по почившем епископе Виталии⁶⁰⁴ а когда я умру, помолись там же и за меня. На замечание о смерти о. архимандрит ответил: «я молюсь Богу, чтобы мне умереть раньше вас». – «Ну, этого не будет», – сказал святитель Феофан; и слова его исполнились⁶⁰⁵. Он умер уже, а отец архимандрит, милостию Божиею и молитвами святителя, доселе здравствует.

Смерть свою святитель Феофан встретил спокойно, также как и ожидал ее покойно. Недаром он еще в 1875 году к С.О. Бурачку, который предлагал ему составить Катихизис, писал, что он, напротив, предполагает сперва написать толкования на Св. Писание, а затем уже приняться за Катихизис, но при этом, как бы продолжая мысли С.О. Бурачка, задается вопросом: «да – а жить-то сколько осталось?! Уж седьмой десяток пошел»⁶⁰⁶. И затем сам же ответил на это. – «Что успеем. Жив – живое гадаем; а смерть придет, – милости просим»⁶⁰⁷. И смерть, – эта вожделенная для него гостья, пришла к нему в день Богоявления Господня⁶⁰⁸ 6 января 1894 года. – Несмотря на немощи телесные, особенно усилившиеся за последние перед тем годы, святитель-затворник до самого последнего времени не изменял ежедневного порядка своей богоугодной жизни и занятий, ежедневно совершая Божественную литургию в своей малой церквице и, следовательно, ежедневно входя в таинственное общение со Христом Спасителем чрез причащение Тела и Крови Его, ежедневно отсылая на почту по нескольку писем в ответ на множество присылаемых к нему писем с запросами по различным предметам духовной жизни, и т.д. Но уже с 1 января 1894 года этот ежедневный порядок жизни несколько расстроился. Не всегда в определенное время святитель давал условный знак (постукиванием в стену) о времени чая или обеда... Накануне кончины, 5 января, владыка, чувствуя слабость, попросил келейника (Евлампия) помочь ему пройтись по комнате. Келейник провел его несколько раз, но владыка, утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины святитель совершил по обычаю Божественную литургию по рану и затем кушал утренний чай; но к обеду не давал условного знака долее обыкновенного. Келейник заглянул в рабочий кабинет святителя и увияев, что он сидит и что-то пишет, не стал безпокоить его напоминанием. Через полчаса владыка подал условный знак к обеду (это было в половине 2-го часа по полудни), но за обедом скушал, вместо целого, лишь половину яйца и вместо целого стакана молока, лишь полстакана. Затем, не слыша стука к вечернему чаю, келейник снова заглянул в комнату владыки в половине пятого часа и увидел его лежащим на кровати. Хотя на минуту и мелькнула мысль у келейника, что, быть может, святитель лег отдохнуть, однако любящее сердце подсказало ему, что в этом было нечто другое, более тревожное⁶⁰⁹. Подойдя к святителю, он увидал, что тот уже почил на веки, причем глаза его были закрыты, левая рука покойно лежала на груди, а правая сложена была как бы для благословения... Тотчас же дано было знать о сем настоятелю пустыни, о. архимандриту Аркадию и другим, кому нужно, в Тамбове, Петербурге и иных местах. Тело почившего опрятано было по надлежащему и облечено в архиерейские одежды. Никто из людей не был свидетелем самой минуты разлучения души от тела в святителе, но, зато при облачении тихо почившего, явно для всех присутствовавших по свидетельству некоторых из сих последних⁶¹⁰ на лице его прошла блаженная улыбка,⁶¹¹ и таким образом, хотя в это время исполнилось то, что писал сам святитель при жизни своей: «В час смерти, в сознании чередой проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающаго или утешение, или сокрушение, соответственно представляющимся делам»⁶¹². Очевидно, святитель-затворник, деяния которого были богоугодны, имел утешение скончаться в надежде наследия блаженства вечнаго. – Три дня простояло тело почившего в келейной церкви его и затем еще три дня в теплой соборной церкви обители до погребения, – и тление не коснулось его: почивший святитель имел вид спокойно спящего человека. – При первом известии о кончине чтимого всеми святителя, во множестве стали притекать в обитель Вышенскую почитатели его из разных мест, разного состояния, пола и возраста, для отдания последнего долга усопшему. Число их, чем далее, тем более увеличивалось и в день погребения его 12 января, достигло нескольких десятков тысяч. Для совершения чина погребения почившего святителя прибыл 11 января из Тамбова преосвященный епископ Иероним, в сопровождении о. ректора семинари протоиерея П.И. Соколова, ключаря протоиерея М.Г. Озерова, хора певчих, протодиакона и иподиаконов. В самый день погребения, 12 января, в теплом соборе обители, куда ранее перенесено было тело почившего, была совершена Божественная литургия преосв. Иеронимом, в сослужении настоятеля пустыни архим. Аркадия, ключаря, протоиерея Шацкого собора и трех иеромонахов. Во время литургии, вместо запричастного стиха, ректором семинарии о. протоиереем П.И. Соколовым проязнесено было надгробное слово, на текст: мне бо еже жити Христос: и еже умрети приобретение есть (Филип. 1, 21). В этом слове оратор, разъяснив значение сего текста в применении к особенным избранникам Божиим, каким был св. апостол Павел, и какимъявил себя почивший святитель Феофан, изображает жизнь во Христе и деятельность почившего, как достоподражаемый для всех, и особенно для иноков обители Вышенской, пример истинно-христианской жизни и утешает скорбящих о кончине его мыслью о том, что он не покинул и не покинет их своей молитвой и по кончине⁶¹³. По окончании литургии, в отпевании усопшего участвовал, с тем же преосв. Иеронимом во главе, еще больший собор служителей алтаря Господня, доходивший до 50-ти человек, причем в их числе, кроме священников из Шацка и его окрестностей, кроме всех упомянутых выше лиц и монашествующей братии, участвовали, в качестве депутатов от Московской духовной академии, которой почивший состоял почетным членом, два студента ее, священники С.И. Никольский и С.К. Веригин. Пел хор архиерейских певчих. При гробе почившего во время отпевания, одушевленную речь сказал поименованный сейчас студент священник С.И. Никольский⁶¹⁴. – Просторный храм обители, где совершалось отпевание, не мог вместить всех желавших отдать последний долг усопшему и многие весьма многие находились вне храма. Прибывшие для сего на Вышу приехали и пришли из Тамбова, Моршанска и других, более или менее отдаленных мест, а больше всего из Щацка и окрестных сел и деревень. После отпевания, когда все желавшие поклонились телу почившего, гроб с останками его перенесен был в холодный Казанский собор обители и опущен в склеп в правом, Владимирском, приделе этого собора. Погребение кончилось около 4-х часов по полудни. – Над могилой почившего, усердием настоятеля обители о. архимандрита Аркадия и других почитателей памяти почившего, воздвигается великолепный мраморный памятник с приличествующими изображениями главных учено-литературных трудов святителя и надписями.

Память праведника пребудет благословенна, говорит Премудрый (Притч. 10, 7) и сам святитель Феофан сказал в одном месте своих многочислеиных писаний: «Умершие продолжают и на земле жить – в памяти живущих, чрез добрыя дела свои»⁶¹⁵. Поистине, то и другое изречение как нельзя более приложимо к самому же святителю Феофану, память которого и не умрет с кончиной его и пребудет благословенна. Значение его личности, деятельности и особенно писаний слишком велико, чтобы он умер в памяти живущих людей. Его личный высокий, достоподражаемый пример истинно-христианской, богоугодной жизни во Христе и для Христа, подобно примерам древних и новых подвижников святой жизни, будет жить в памяти людей, которые, без сомнения, если не в таком множестве ежедневно, как в день его погребения, будут притекать к могиле его в Вышенъкой пустыни ради оживления своих о нем воспоминаний, то в несравненно большем числе будут мыслью, духом своим соприкасаться с его духом и оживлять в своем сознании привлекательные черты его образа. Его деятельность, «добрыя дела его, о которых мы уже имеем понятие из сделанного нами очерка, также пойдут вслед за его личностью в памяти людей, которым еще удобнее не забывать их, ибо они, эти дела, еще более, так сказать, ощутительны, нежели образ личный, черты которого по времени могут исчезать из сознания. Еще ощутительнее писания святителя Феофана, ибо они уже и прямо не умерли, а живут среди нас и будут жить долго, долго, «не остареют», восстановяяя собой в нашем сознании, в нашей памяти и светлый образ почившего и его деятельность. Желательно было бы только, чтоб эти писания были собраны и изданы все, какие когда-либо и кому-либо он писал и из коих много еще не издано доселе, как мы знаем уже и из нашего настоящего очерка. Это желательно именно потому, что они все, без сомнения, душеспасительны. В личности, деятельности и писаниях своих святитель Феофан является не только высоким подвижником Церкви Христовой, не только досточтимым иерархом, святителем ее, но и поистине одним из тех, о которых св. апостол Павел говорит, что они являются яко светила в мире (Филип. 2, 15). Ибо «таковы те, – скажем словами св. Иоанна Дамаскина, – кои могут сказать: Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Псал. 4, 17)»⁶¹⁶. Как светила, звезды особенно ярко сияют ночью, среди тьмы, но потому именно, что, при сокрытии солнца, от него же получают свет свой и им сияют среди тьмы, днем же, при солнце, теряют свой блеск в очах людей, так и духовные светила, заимствуя свой свет от солнца правды – Христа и сияя Его блеском, т.е. правдою, чистотою, непорочностию жизни и другими добродетелями, воспитанными христоподражательною жизнию, а также и учением Христовым, которое есть свет миру, особенно ярко должны сиять и сияют во тьме заблуждений и развращения нравственнаго. И этот свет таких светил будет сиять дотоле, пока будет стоять мир сей, в котором не прекращает и дотоле же не прекратит своих враждебных свету действий князь тьмы, посевающий между людьми плевелы заблуждений и развращения. И поэтому-то в особенности должны быть дороги и памятны такие особые посланники Божии и преемники апостольского служения в мире, как святитель Феофан.

Но хотя святитель Феофан скончался, без сомнения, и в надежде прославления на небе, осиянш светом невечерним, однако, доколе это прославление еще не видимо, не утвердительно, а только чаятельно, и он, как человек подобострастный нам, нуждается теперь в нашей духовной помощи, той именно, какую и он оказывал нам во всю свою подвижническую жизнь непрестанной молитвой не о себе только, но и о людях. «Никто не поленится, – скажем опять словами святителя Феофана, – помянуть своих родителей; но поминать надо и всех православных христиан, во всякое время, на всякой молитве. Сами там будем, и понуждаемся в молитве этой, как бедный в куске хлеба и чаше воды. Помни, что молитва за усопших и сильна общностию, – тем, что идет от лица всей Церкви. Церковь дышет молитвою. Но как в естественном порядке, при беременности, мать дышет, и сила дыхания переходит и на дитя: так и в благодатном порядке церковь дышет общею всех молитвою, а сила молитвы переходит и на усопших, содержимых в лоне церкви, которая слагается из живых и умерших, воюющих и торжествующих. Не поленись же на всякой молитве усердно поминать всех отшедших отец и братий наших. Это будет от тебя иъ милостыня...»⁶¹⁷ Будем же «усердно поминать» на всякой молитве так много делавшего и сделавшего милостыни нам в жизни своей епископа Феофана, да вчинит его Господь в лики святых наряду с такими святителями, как св. Исаак Сирин, св. Тихон Задонский и другие, и да дарует ему еще большее прежнего дерзновение и силу молиться и о нас пред Престолом Всевышнего!..