Древние свидетельства о литургии

Ученики сделали, как повелел им Иисус, и приготовили пасху. Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками... (Мф. 26: 19–20) И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26: 26–28).

И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая (Мк. 14: 22–24).

И скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую устланную; там приготовьте. Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху.

И когда настал час, Он возлег, и двенадцать Апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами эту пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием. И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите ее и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пит от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается (Лк. 22: 11–20).

Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес. Ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру. На это сказали Ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда... Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек. Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме (Ин. 6: 32–35, 51–59).

И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах... И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пишу в веселии и простоте сердца (Деян. 2: 42, 46).

В первый же день недели, когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел, намереваясь отправиться в следующий день, беседовал с ними и продолжил слово до полуночи. В горнице, где мы собрались, было довольно светильников. Во время продолжительной беседы Павловой один юноша, именем Евтих, сидевший на окне, погрузился в глубокий сон и, пошатнувшись, сонный упал вниз с третьего жилья, и поднят мертвым. Павел, сойдя, пал на него и, обняв его, сказал: не тревожьтесь, ибо душа его в нем. Взойдя же и преломив хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел. Между тем отрока привели живого, и немало утешились (Деян. 20: 7–12).

Братия мои! имейте веру в Иисуса Христа нашего Господа славы, не взирая на лица. Ибо, если в собрание ваше войдет человек с золотым перстнем, в богатой одежде, войдет же и бедный в скудной одежде, и вы, смотря на одетого в богатую одежду, скажете ему: тебе хорошо сесть здесь, а бедному скажете: ты стань там, или садись здесь, у ног моих, – то не пересуживаете ли вы в себе и не становитесь ли судьями с худыми мыслями? Послушайте, братия мои возлюбленные: не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царствия, которое Он обещал любящим Его? А вы презрели бедного. Не богатые ли притесняют вас, и не они ли влекут вас в суды? Не они ли бесславят доброе имя, которым вы называетесь? Если вы исполняете закон царский, по Писанию: возлюби ближнего твоего, как себя самого, – хорошо делаете. Но если поступаете с лицеприятием, то грех делаете, и перед законом оказываетесь преступниками (Иак. 2: 1–9).

Итак, возлюбленные мои, убегайте идолослужения. Я говорю вам как рассудительным; сами рассудите о том, что говорю. Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба. Посмотрúте на Израиля по плоти: те, которые едят жертвы, не участники ли жертвенника? Что же я говорю? То ли, что идол есть что-нибудь, или идоложертвенное значит что-нибудь? Нет, но что язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами. Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в тра­пезе бесовской. Неужели мы решимся раздражать Господа? Разве мы сильнее Его? (1Кор. 10: 14–22).

...Не хвалю вас, что вы собираетесь не на лучшее, а на худшее. Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные. Далее, вы собираетесь, так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих? Чтó сказать вам? похвалит ли вас за это? Не похвалю. Ибо я от Самого Господа принял тó, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром. Посему, братия мои, собираясь на вечерю, друг друга ждите. А если кто голоден, пусть ест дома, чтобы собираться вам не на осуждение. Прочее устрою, когда приду (1Кор. 11: 17–34).

...Ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. А потому, говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования. Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом. Ибо если ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина κάκ скажет: «аминь» при твоем благодарении? Ибо он не понимает, чтó ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается. Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке.

Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни (1Кор. 14: 12–20).

Итак чтó же, братия? Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование, – все сие да будет к назиданию. Если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое, и то порознь, а один изъясняй. Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу. И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают. Если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получат утешение. И духи пророческие послушны пророкам, потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых (1Кор. 14: 26–33).

Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, чтó я пишу вам, ибо это заповеди Господни. А кто не разумеет, пусть не разумеет. Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только всё должно быть благопристойно и чинно (1Кор. 14: 37–40).

Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1Тим. 2: 1–4).

Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их. Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь; ибо хорошо благодатью укреплять сердца, а не яствами, от которых не получили пользы занимающиеся ими. Мы имеем жертвенник, от которого не имеют права питаться служащие скинии (Евр. 13: 7–10).

Послания апостола варнавы, § 2

Господь объявил нам через всех пророков, что ни в жертвах, ни во всесожжениях, ни в приношениях Он не имеет нужды... Итак, Он это упразднил, чтобы новый закон Господа нашего Иисуса Христа, будучи без ига необходимости, имел нечеловекотворное приношение.

Климент Римский

Первое к Коринфянам, гл. XVI. Итак, почитаем несправедливым лишать служения тех, которые поставлены самими апостолами или после них другими достоуважаемыми мужами, с согласия всей церкви, и служили стаду Христову неукоризненно, со смирением, кротко и беспорочно, и притом в тече­ние долгого времени от всех получили одобрение. И не малый будет на нас грех, если неукоризненно и свято приносящих дары будем лишать епископства.

Игнатий Богоносец

К Ефесянам, гл. XIII. Старайтесь чаще собираться для Евхаристии и славословия Бога.

К Филадельфийцам, гл. IV. Старайтесь иметь одну Евхаристию; ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единение крови Его, – один жертвенник, как и один епископ с пресвитерством и диаконами, сослужителями моими, дабы всё, что делаете, делали вы о Боге.

К Смирнянам, гл. VII и VIII. Еретики удаляются от Евхаристии и молитвы, потому что не признают, что Евхаристия есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи, но которую Отец воскресил по Своей благости. Таким образом, отметая дар Божий, они умирают в своих прениях. Им надлежало бы держаться любви (ἀγαπᾶν), чтобы воскреснуть. Посему надобно удаляться таких людей и ни наедине, ни в собрании не говорить о них, а внимать пророкам, особенно же Евангелию, в котором открыто нам страдание Христа и совершенно ясно Его воскресение. Особенно же бегайте разделений, как начала зол. Все последуйте епископу, как Иисус Христос – Отцу, а пресвитерству, как апостолам. Диаконов же почитайте, как заповедь Божию. Без епископа никто не делай ничего, относящегося до церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинной, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это. Где будет епископ, там дол­жен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая церковь. Не позволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви; напротив, что одобрит он, то и Богу приятно, чтобы всякое дело было твердо и несомненно.

Святой отец и мученик Иустин Философ

I Апология, гл. 65–67. После того как омоется таким образом уверовавший и давший свое согласие (на крещение), мы ведем его к так называемым братиям в их собрание для того, чтобы с усердием совершить общие молитвы как о себе, так и о просвещенном и о всех других повсюду находящихся, дабы удостоиться нам, познавши истину, явиться и по делам добрыми гражданами и исполнителями заповедей, для получения вечного спасения. По окончании молитв мы приветствуем друг друга лобзанием. Потом к предстоятелю братий приносятся хлеб и чаша воды и вина; он, взяв это, воссылает именем Сына и Духа Святого хвалу и славу Отцу всего и подробно (ἐπὶ πολύ) совершает благодарение за то, что Он удостоил нас этого. После того как он совершит молитвы и благодарение (εὐχαριστίαν), весь присутствующий народ отвечает: аминь. Аминь на еврейском языке значит: да будет. После благодарения предстоятеля и возглашения всего народа так называемые у нас диаконы дают каждому из присутствующих причащаться хлеба, над ко­торым совершено благодарение, и вина и воды, и относят к тем, которые не присутствовали. Пища эта у нас называется Евхаристией, и никому другому не позволяется участвовать в ней, как только тому, кто верует в истину нашего учения и омылся омовением в оставление грехов и в возрождение, и живет так, как передал Христос. Ибо мы принимаем это не как обыкновенный хлеб или обыкновенное питье; но, как воплотившийся по слову Божию Иисус Христос, Спаситель наш, имел и плоть и кровь для спасения нашего, так, по нашему учению, и эта Евхаристическая пища, от которой через превращение питаются наша кровь и плоть, по силе молитвенных слов, Им изреченных (διʼ εὐχῆς λόγου τοῦ αὐτοῦ), есть плоть и кровь того воплотившегося Иисуса: ибо апостолы в написанных ими памятных записях, которые называются Евангелиями, передают, что им было так заповедано – именно, что Иисус, взявши хлеб и совершив благодарение, сказал: сие творите в Мое воспоминание, сие есть Тело Мое; подобным же образом, взявши чашу и совершив благодарение, сказал: сие есть Кровь Моя – и подал им одним. То же самое лукавые демоны из подражания научили делать и в таинствах Мифры; ибо, как вы знаете или можете узнать, при посвящении вступающего в эти таинства, также предлагается, с произнесением некоторых слов, хлеб и чаша воды. С того-то времени мы между собой всегда уже и творим воспоминание об этом, – достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда заодно друг с другом. За всё, что служит нашим потребностям, благословляем мы Творца всего через Сына Его Иисуса Христа и через Духа Святого, и в так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам или селам; при этом читаются памятные записи апостолов или писания пророков, сколько позволяет время. Потом, когда читающий перестанет, предстоятель, посредством слова, делает наставление и увещание подражать слышанному доброму. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, тогда, как я выше сказал, приносится хлеб и вино и вода; и предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может, а народ подтверждает, говоря: аминь; затем следует раздаяние каждому и причащение Даров, над которыми совершено благодарение, а к неприсутствовавшим они посылаются через диаконов. Между тем достаточные и желающие, каждый по своему произволению, дают, что хотят, и собранное складывается у пред­стоятеля, а он имеет попечение о сиротах и вдовах, о всех нуждающихся вследствие болезни или по другой причине, о находящихся в узах, о пришедших издалека чужестранцах – вообще печется о всех находящихся в нужде. В день же именно солнца творим собрание таким образом все вообще потому, что это первый день, в который Бог, изменив мрак и вещество, сотворил мир, и Иисус Христос, Спаситель наш, в тот же день воскрес из мертвых; так как распяли Его накануне кроносова дня, а в день после кроносова дня, т.е. в день солнца, Он явился своим апостолам и ученикам и научил их тому, что мы представили теперь и на ваше усмотрение.

Разговор с Трифоном Иудеем, гл. 41 и 117. Приношение пшеничной муки, государи мои, – продолжал я, – которую велено было приносить за очистившихся от проказы, было прообразом хлеба Евхаристии, который заповедал приносить Господь наш Иисус Христос в воспоминание страдания, подъятого Им за людей, очищающих свои души от всякого греха, а вместе для того, чтобы мы благодарили Бога как за то, что Он сотворил для человека мир и всё, что в нем находится, так и за то, что освободил нас от греха, в котором мы были, и совершенно разрушил его начальства и власти через Того, который соделался страждущим по Его воле. Посему-то Бог о жертвах, которые вы тогда приносили, говорит, как и прежде сказал, через Малахию, одного из двенадцати пророков: Нет Моего благоволения к вам, говорит Господь Саваоф, и приношение из рук ваших неблагоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносит фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф. А вы хулите его тем, что говорите: «трапеза Господня не стоит уважения, и доход от нее – пища ничтожная». (Мал. 1: 10–12). О жертвах же, которые мы – народы – приносим на всяком месте, то есть о хлебе Евхаристии и вместе о чаше Евхаристии, в то же время Он предсказывает именно, что мы Его имя прославляем, а вы оскверняете... Итак, Бог наперед засвидетельствовал, что Ему приятны все жертвы во имя Его, которые повелел совершать Иисус Христос, т.е. которые на всяком месте земли приносятся христианами в Евхаристии хлеба и чаши.

Святой отец Ириней, епископ Лионский

IV книга Против Ересей, гл. XVII, § 5; гл. XVIII, §§ 2, 4–6. Давая наставление своим ученикам приносить Богу начатки сотворенного Им, не потому, чтобы Он нуждался, но чтобы сами они не были бесплодны и неблагодарны, Господь наш взял из сотворенного хлеб и благодарил и сказал: сие есть Тело Мое. Подобно и чашу из окружающего нас творения Он исповедал своей Кровью и научил новому приношению нового завета, которое Церковь, приняв от апостолов, во всём мире приносит Богу, дающему нам пищу, – как начатки Его даров в новом завете. Об этом один из двенадцати пророков, Малахия, так предсказал: Нет Моего благоволения к вам, говорит Господь Саваоф, и приношение из рук ваших неблагоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносит фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф (Мал. 1: 10–11), с совершенной ясностью показывая этим, что прежний народ перестанет делать приношения Богу, но во всяком месте будет приноситься Ему жертва, и притом чистая, и Его имя прославляться между народами... Не вообще приношения отменены, ибо есть приношения там, есть приношения и здесь, – есть жертвы у народа, есть жертвы и в Церкви, но изменен только вид, так как приношение делается уже не рабами, а свободными. Один и тот же Господь, но свой характер рабского приношения, и свой – приношений свободных, чтобы через самые приношения обличался признак свободы... Поскольку же Церковь делает приношение в простоте, то по справедливости дар ее почитался у Бога чистой жертвой... И такое чистое приношение одна только Церковь приносит Создателю, принося Ему с благодарением от Его творения. Иудеи же не приносят Ему, ибо их руки полны крови, так как они не приняли Слова, через которое делается приношение Богу... И все сонмища еретиков не делают приношения Богу... Каким образом они могут говорить, что тот хлеб, над которым совершено благодарение, есть Тело их Господа и чаша есть Кровь Его, когда утверждают, что сам Он не есть Сын Творца мира, то есть Слово Его, через которое дерево приносит плоды, текут источники, земля дает сперва зелень, потом колос, наконец, полное зерно в колосе (см. Мк. 4, 28)? Каким образом, также говорят они, что плоть подлежит истлению и не наследует жизни, тогда как она питается от Тела и Крови Господа? Пусть они или переменят свое мнение, или перестанут приносить вышеназванное. Наше же учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия в свою очередь подтверждает учение наше. Мы приносим Ему то, что Его, последовательно возвещая общение и единство плоти и духа. Ибо как хлеб от земли, после призывания над ним Бога, не есть уже обыкновенный хлеб, но Евхаристия, состоящая из двух вещей – из земного и небесного; так и тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду воскресения. Мы приносим Ему не как будто нуждающемуся, но в благода­рение Его господству и в освящение твари. Как Бог не нуждается в чем-либо от нас, так мы имеем нужду приносить что-либо Богу, как Соломон говорит: Благотворящий бедному дает взаймы Господу, и Он воздаст ему за благодеяние его (Притч. 19, 17). Не нуждающийся ни в чем Бог принимает на Себя добрые действия наши – для того, чтобы вознаградить нас Своими благами, как Господь наш говорит: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне (Мф. 25: 34–36). Поэтому как ни в чем этом Он не нуждается, но хочет, чтобы мы делали это ради нас самих, дабы мы не были бесплодны, так сие же самое Слово дало народу (иудейскому) заповедь о приношениях, хотя в них не нуждался (Бог), для того, чтобы народ научался служить Богу; так точно и потому же оно хочет, чтобы и мы приносили дар к алтарю часто и неопустительно (frequenter, sine intermissione). Итак, на небесах есть алтарь, ибо туда направляются наши молитвы и приношения, и храм, как говорит Иоанн в Апокалипсисе...

V книга Против Ересей, гл. II, § 3. Когда чаша растворенная и приготовленный хлеб принимают Слово Божие и делаются Евхаристией Тела и Крови Христа, от которых укрепляется и поддерживается существо нашей плоти, то как еретики говорят, что плоть не причастна дара Божия, т.е. жизни вечной, – плоть, которая питается Телом и Кровию Господа и есть член Его? Св. Павел, в Послании к Ефесянам, говорит: мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его, – говоря это не о каком-либо духовном и невидимом человеке, ибо дух ни костей, ни плоти не имеет, но об устроении истинного человека, состоящем из плоти, нервов и костей, и эта плоть питается от чаши Его, которая есть Кровь Его, и растет от хлеба, который есть Тело Его. И как виноградное дерево, посаженное в землю, приносит плод в свое время, или пшеничное зерно, упавшее в землю и истлевшее, во многом числе восстает силой Духа Божия, всё содержащего, а это потом, по премудрости Божией, идет на пользу человека и, принимая Слово Божие, становится Евхаристией, которая есть Тело и Кровь Христова; так и пита­мые от нее тела наши, погребенные в земле и разложившиеся в ней, в свое время восстанут, так как Слово Божие дарует им воскресение во славу Бога и Отца, Который это смертное облекает бессмертием и тленному даром дает нетление.

I книга Против Ересей, гл. XIII, §§ 1–2. Есть между еретиками некто, по имени Марк, хвалящийся тем, что усовершил учение своего учителя. Будучи весьма искусен в магических проделках, он обольстил ими и привлек множество людей обоего пола к себе, как будто бы обладающему наибольшим ведением и получившему наивысшую силу из незримых и неименуемых мест, через что является поистине предтечею антихриста. Соединив фокусы Анаксилая с досужестию так на­зываемых магов, он дает бессмысленным и выжившим из ума людям думать, что совершает таким образом чудеса. Так, пока­зывая вид, будто совершает Евхаристию над чашею, наполнен­ной вином, и длинно растягивая слова призывания (καὶ ἐπὶ ἐκτείνων τὸν λόγον τῆς ἐπικλήσεως), он производит то, что чаша является багряной и красной, отчего думают, будто по силе его призывания всевышняя благодать источила в нее Кровь свою, и присутствующие сильно желают вкусить этого пития, чтобы и на них излилась призываемая этим магом благодать¹⁸.

I книга Против Ересей, гл. III, § 1. Павел, говорят еретики, также много раз с совершенной ясностью говорит об этих эонах и даже знал и порядок их, как это видно из его слов: во все роды веков века (см. Еф. 3, 21). Да и мы, при Евхаристии (ἐπὶ τῆς εὐχαριστίαν) говоря: во веки веков, обозначаем будто бы тех же эонов. И словом, где только встречаются слова: век или века, везде они видят указание на своих эонов.

Его же, из неизвестного сочинения отрывок XXXV (по русскому переводу свящ. П. Преображенского; а по изданию Миня XXXVIII, Patrologiae Cursus Completus, t. VII, col. 1253), приношение Евхаристии есть не плотское, но духовное и по всему чистое, ибо мы приносим Богу хлеб и чашу благословения, благодаря Его за то, что Он повелел земле произрастить эти плоды в нашу пишу, и затем, совершив приношение, призываем Святого Духа, чтобы он показал эту жертву – хлеб Телом Христовым и чашу Кровию Христовой, дабы принявшие эти вместообразы (ἀντιτύπων) получили прощение грехов и жизнь вечную.

Климент Александрийский

Педагог, кн. II, гл. 2. Кровь Господа двояка: есть кровь Его – плотская, которой мы искуплены от тления, и есть – духовная, которой то есть мы помазаны. Следовательно, пить Кровь Иисуса – значит приобщаться нетлению Господа. Но сила Слова есть Дух, как сила плоти – кровь. Соответственно таким образом, как вино соединяется с водой, так Дух соединяется с человеком, и как то смешение укрепляет в вере, так Дух ведет к нетлению; того же и другого совокупление (κράσις), то есть и пития и Слова, прекрасно называется Евхаристией, то есть благом и дарением, с верой причащающиеся которой освящаются как по телу, так и по душе, так как воля Отца таинственно соединяет в ней божественное смешение, то есть человека с Духом и Словом, и именно, должно быть, Дух соединяется с движимой Им душой, а плоть, ради которой Слово плоть бысть, со Словом.

Строматы, кн. I, гл. 1. Тому и другому необходимо таким образом испытать себя: одному – достоин ли он учить, устно или посредством литературных работ, другому – вправе ли он быть слушателем или читателем того. Раздробив Евхаристию, по обычаю, некоторые предлагают каждому из народа самому брать часть ее, потому что каждому лучший судья в том, приступить или устраниться, его совесть, твердым основанием которой служит правая жизнь совместно с соблюдением надлежащего учения, причем самое лучшее дело в понимании истинного учения и в исполнении заповедей – следовать другим, уже искусившимся и исполнившим должное. «Посему кто будет есть хлеб этот, или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба этого и пьет от чаши этой». Так и желающий приступить к учительству должен наперед рассмотреть... Так и посвящающие себя изучению божественных глаголов должны наблюдать, и т.д.

Тертуллиан

Apologetici, cap. XXXIX. Покажу теперь, чем, собственно, занимается секта христиан; опровергнув клеветы против нее, скажу, что есть в ней доброго. По учению религии, по божественности устройства (disciplinae) и по единству надежды составляя одно тело, мы сходимся вместе в собрание, чтобы приступить к Богу с молитвами сообща, как бы скопом. Такого рода сила угодна Богу. Молимся, между прочим, об императорах, об учрежденных ими управлениях и властях, о благосостоянии мира, о мирном течении дел, об отдалении последнего конца; читаем Божественное Писание, чтобы, смотря по обстоятельствам, почерпнуть из него предостережение или вразумление. Священные изречения питают нашу веру, возбуждают надежду, укрепляют упование, так что, несмотря на гонения, мы строго соблюдаем исполнение того, что заповедано (disciplinam praeceptorum); тут же совершаются увещания, взыскания и произносятся приговоры божественные, так как у нас суд и ведется весьма строго, как у людей, уверенных, что на них смотрит Бог, и вместе он принимается нами как предварительное решение будущего суда, если кто дозволит себе такой проступок, за который его надобно отлучить от общения в молитве, в общем нашем собрании, и от всякого священного с нами сношения. Председательствуют испытанные старцы, достигшие такой чести не куплею, но одобрением (testimonio), так как дело Божие на золото не продается. Если у нас и есть какой-нибудь запас, то он собирается не выручкой, как бы от торговли верой: каждый из нас раз в месяц, или когда захочет, и если только захочет, да если еще сможет, вносит свою скромную лепту – без всякого принуждения, совершенно добровольно. Это есть, так сказать, склад благочестия, потому что он тратится не на пиршества, не на попойки или неблагодарное обжорство, но на пропитание и погребение бедных, на воспитание недостаточных сирот – мальчиков и девочек, прокормление устаревшей прислуги, на пособие пострадавшим от кораблекрушений, а также сосланным в рудокопни, на острова или заключенным в темницы нашим единоверцам, если только они подверглись тому за дело Божие по исповеданию своей веры... Ни о чем столько не говорят, как о христианской трапезе. Но самое уже наименование нашей вечери выясняет ее смысл. Ее называют словом, которое на греческом языке значит – любовь. Каких бы расходов она нам ни стоила, выгода уже та, что расход делается во имя благочестия, так как этим утешением мы облегчаем, между прочим, положение иных бедных, не в тех видах, как вы откармливаете своих паразитов, тщеславясь порабощением их свободы за насыщение желудка и осыпая их оскорблениями, но ввиду того, что Бог особенно ценит призрение нищих. Если причина угощения так почтенна, то уже по этому судите, каков должен быть чин учреждения (disciplinae), соответственный требованию религии; он не допускает никакой вульгарности, никакой нескромности: садятся за стол не прежде, как помолившись Богу; едят, сколько требуется для утоления только голода; пьют, сколько это полезно людям степенным; насыщаются не более, сколько могут имеющие в виду, что наступающую ночь им предстоит посвятить служению Богу; беседуют между собой, как люди, знающие, что Господь слышит их. По омовении рук и возжжении светильников каждого приглашают выступить и воспеть Богу, что может – из Священного Писания или собственного сочинения; тут доказательно, как он пил. Последовательно вечеря оканчивается молитвой. Затем расходятся – не по притонам убийц, не по убежищам праздношатающихся, не по западням сладострастия, но с той же заботой о скромности и целомудрии, так, как бы не вечерю отвечерявши, а ученье (disciplinam).

De corona militis, cap. III et IV. Начну с крещения. Готовясь приступить к воде, здесь же, а также и несколько прежде, в церкви, под рукой настоятеля мы свидетельствуем, что отрекаемся от диавола, и прелести, и ангелов его; затем трижды погружаемся, отвечая (respondentes) несколько пространнее, нежели Господь определил в Евангелии. Быв восприняты из нее, вкушаем смесь молока и меда и с того дня в течение целой недели воздерживаемся от ежедневного омовения. Таинство Евхаристии, учрежденное, во-первых, во время обеда, – заповеданное Господом, во-вторых, всем¹⁹, мы принимаем и в дорассветных собраниях и не иначе как из руки председательствующих; делаем в день годовщины приношения за умерших, за скончания мучеников (pro natalitiis); считаем непристойным в воскресенье (die Dominico) поститься или молиться на коленах, – той же льготой пользуемся от дня Пасхи до Пятидесятницы. Заботливо бережемся, как бы из чаши или хлеба нашего не обронить чего-нибудь наземь. Перед началом каждого дела и при каждом движении вперед, при входе и выходе, обуваясь, умываясь, садясь за стол, зажигая свечу, ложась в постель, присаживаясь, чтобы побеседовать с кем-нибудь, чертим на лбу крестное знамение. Если ты потребуешь, где в Писании закон на всё эти и другие такого же рода учреждения (disciplinarum), нигде не найдешь: Предание – скажут тебе – так учит, обычай подтверждает, а вера хранит.

De oratione, cap. VI, XI-XIX. Правда, прошение: хлеб наш насущный даждь нам днесь – мы должны понимать более в духовном смысле, потому что Христос есть хлеб наш, так как Христос – жизнь, и жизнь – хлеб: Я есмь хлеб жизни (Ин. 6, 35), и несколько выше: хлеб есть Слово Бога живого, еже сниде с небес²⁰, почему и содержится вера (censetur), что в хлебе – тело Его: сие есть тело Мое (Лк. 22, 19). Итак, молясь о хлебе насущном, мы просим постоянного приобщения (perpetuitatem) и неотлученности от тела Его. Но так как это изречение принимается и в буквальном смысле, то и буквальное его значение может быть допускаемо не без назидания и не в ущерб духовной дисциплине: повелевается просить хлеба, то есть только того, что верным необходимо... Путь к небу пролагает молитвам памятование заповедей, из которых главная – не прежде приступать к алтарю Божию, как прекративши всякий раздор или ссору с братьями (см. Мф. 5: 23–24). В самом деле, что идти к миру Божию без мира?.. Где тут смысл – приступать к молитве с руками умытыми, а душою грязной, когда и для чистоты самых рук необходима духовная чистота, чтобы они были чисты от обмана, от убийства, от волхвования, от идолопоклонства и других пятен, которые, быв замышляемы душою, приводятся в исполнение посредством рук? Вот истинная чистота, а не та, о которой очень многие суеверно заботятся, приступая всякий раз к молитве не иначе как по омовении всего тела водой! Я тщательно исследовал и доискивался основания этого обы­чая, и нашел, что он напоминает предательство Господа, но мы Господу служим, а не предаем Его. Мы должны бы даже избегать подражания предателю и разве тогда только обмывать руки, когда бы после каких-либо случаев соприкосновения с мирским совесть находила их замаранными. Всегда достаточно чисты руки, которые раз, со всем телом, мы омыли во Христе²¹. Иудеи ежедневно моют все свои члены, однако отнюдь не чисты. Всегда руки их запятнаны кровию пророков и навек окровавлены кровию самого Господа. Потому-то в сознании наследованной от отцов виновности они не смеют и поднять их к Господу, чтобы не возопил какой-нибудь Исаия, не вознегодовал Христос. А мы не только поднимаем, но даже распростираем их по образцу Господня страдания и, молясь, исповедуемся Христу. Коснувшись одного пустого обыкновения, считаю не лишним отметить несколько других, суетность которых поистине заслуживает порицания, тем более что они соблюдаются не по какой-нибудь Господней или апостольской заповеди. Это – что-то такое, что отзывается не верой, а суеверием, аффектированное, натянутое, более курьезное, чем разумнослужебное, и, конечно, тем более должно быть искореняемо, что напоминает язычников. Иные, например, совершают молитву не иначе, как сняв верхнюю одежду (penulam)²², потому что так язычники приступают к идолам. Но если бы этому так и следовало быть, то апостолы, дающие наставления касательно одежды во время моленья, заметили бы это. Разве только кто думает, что Павел оставил свой фелонь (penulam) у Карпа, сняв ее во время молитвы (см. 2Тим. 4, 13)! Пожалуй, Бог не услышит молящихся в верхней одежде (penulatos) – Бог, услышавший трех святых, в печи вавилонского царя молившихся в своих шароварах и тиарах (см. Дан. 3, 21)! Равным образом по окончании молитвы иные имеют обыкновение садиться. Не вижу никакого основания. Разве только мы должны принять то к исполнению потому, что тот Ерма, которого сочинение почти (всеми?) надписывается «Пастырь», по окончании молитвы сел на постель, а не другое что сделал? Право, нет! Там²³ просто написано: когда я помолился и сидел на постели, – по порядку повествования, а не в виде дисциплины. Иначе нельзя было бы и молиться, как только там, где была бы постель. Даже тот поступил бы против Писания, кто сел бы на кафедру или на скамейку! Затем, если так поступают язычники, присаживаясь после молитвы перед своими статуэтками, то нам уже потому предосудительно это, что таков обряд в служении идолам. К тому же в этом видна и непочтительность, что должны бы были понять и сами язычники, если бы они о чем-нибудь рассуждали. Если непочтительно сесть при том, или против того, кого мы особенно почитаем и уважаем, тем более крайне противно благочестию так поступить перед лицом Бога Живого, когда еще стоит Ангел молитвы, как будто бы мы хотим сделать Богу упрек, что молитва нас утомила. Молитвы наши будут также угоднее Богу, когда мы будем молиться скромно и со смирением, не поднимая рук слишком высоко, но поднимая их скромно и прилично, и не откидывая голову с надменностью. Мытарь, показавший в молитве не только сердечное, но и наружное смирение и принижение, воротился домой праведнее горделивого фарисея. Равным образом звуки голоса следует сдерживать. Какие артерии надобно бы было иметь, если бы громогласность что-нибудь значила? Но Бог смотрит на сердце и его слушает, а не голос. Прорицалище пифийского оракула изрекло: и немого понимаю, и без слов слышу. Ухо Божие нуждается в звуке? Но как в таком случае молитва Ионы могла достигнуть неба из чрева китова, сквозь внутренности чудовища, и с самой глубины сквозь необъятную массу моря? Чего же, наконец, достигают молящиеся «повнятнее», кроме того, что беспокоят соседей? Высказывая вслух свои прошения, что они делают, как не молятся на улице (см. Мф. 6, 5)? Другой еще обычай входит в силу, что держащие пост, по окончании молитвы с братьями, воздерживаются давать целование мира, которое есть запечатление молитвы. Но когда больше целование (рах) с братьями уместно, как не тогда, когда возносится более угодная Богу общая молитва, после которой они, как участники в нашем молитвенном подвиге, своим целованием хотят скрепить свой братский союз с нами? Какое моление цельно без скрепы святым целованием? Какому подвигу служения Господу целование препятствует? Бывает ли жертвоприношение, после которого мы расходились бы без целования? Каков бы ни был подвиг, он не может быть важнее соблюдения заповеди, которой нам повелено таить наше пощение. Но по воздержанию от целования сейчас уже видно, что мы постимся. Да если бы и было какое-нибудь основание, во всяком случае, чтобы не быть виновным против этой заповеди, можешь прекращать целование дома, где тебе между своими, может быть, и нельзя совсем скрыть поста; но во всяком другом месте, где ты можешь притаить свой подвиг, ты должен помнить заповедь: таким образом ты удовлетворишь и дисциплине – вне дома, и обычаю – дома. Так, в день Пасхи²⁴, когда полагается общий и как бы публично обязательный пост, мы основательно прекращаем целование, не заботясь уже о скрывании того, что делаем вместе со всеми. Равным образом весьма многие (plerique) думают, что и во дни стояний²⁵ не следует ходить к обедне (sacrificiorum orationibus), потому что стояние²⁶ будто бы уже должно быть прекращено (solvenda) с принятием Тела Господня²⁷. Значит, Евхаристия освобождает от благоговейного богоугождения? Не обязывает ли, напротив, более к нему? Не торжественнее ли будет твое стояние, когда ты станешь еще перед жертвенником Божиим? (Наконец), приняв Тело Господне, прибереги его до времени: тогда у тебя и то и другое исправно – и участвовал в жертвоприношении, и служебный долг исполнил. Стояния, говорят, получили свое наименование из военной жизни, так как и мы – воинство Божие (см. 2Кор. 10, 4; Тим. 1, 18), но никогда ни радость, ни печаль, случившаяся в лагере, не прерывает стояния часовых (militum), – только в радости дисциплина вольнее, в печали – строже.

De spectaculis, cap. XXV. Будет ли он помышлять тогда о Боге, занявши место там, где ничего нет божественного?.. Входя в театр, всякий, наконец, думает прежде всего себя показать и других посмотреть. Вот заголосит трагик; а он будет повторять про себя восклицания какого-нибудь пророка? Разольется в переливах женоподобный актер; а он будет припоминать той порой псалом? Вступят в бой атлеты; а он будет про себя говорить, что не надобно воздавать ударом за удар (см. Мф. 5, 39)? Придет ли ему на мысль милосердие, когда взор его пригвоздился к грызкам медведей и сеткам бойцов? Да отвратит Бог от верных своих пожелание такого пагубного удовольствия! Что же это такое – из церкви Божией прямо в церковь диавольскую? С неба, как говорят, да в болото? Те же самые руки, которые ты воздевал к Господу, отбивать аплодисментами актеру? Теми же самыми устами, которыми ты произносил аминь на святое, выкрикивать одобрение гладиатору и возглашать: εἰς αἰῶνας ἀ πʼ αιἰῶνας²⁸, не Христу Богу, а совсем другому?!

Ориген

In Exod. hom. XIII, cap. 3. Хочу убедить вас примерами вашего благоговения. Вы, привыкшие присутствовать при божественных таинствах, знаете, как, приняв Тело Господне, вы со всякой осторожностью и с благоговением бережетесь, чтобы не упала какая-либо частица из него, чтобы не пропало ничто из освященного Дара. Вы сочтете себя виновными, и справедливо сочтете, если бы по нерадению что-нибудь из него упало. Если же о сохранении Тела Его вы имеете такое попечение, и справедливо имеете, то неужели думаете, что нерадеть о Слове Божием менее грешно, нежели о Теле Его?

In Ieremiam homilia VI. Часто в молитве мы говорим: дай, Вседержитель, – дай нам часть с пророками, дай – с апостолами Христа Твоего; даруй шествовать по следам Единородного Твоего.

Contra Celsum lib. VIII, cap. 33. Принесши благодарение Создателю всего, мы вкушаем хлебы, приносимые с благоговением и молитвой, совершаемой над Дарами, и через молитву соделавшиеся Телом Святым и освящающим тех, которые употребляют его со здравым расположением.

Корнелий, епископ Римский

Послание к епископу Антиохийскому Фабию, в Церковной истории Евсевия, кн. VI, гл. 43. Защитник Евангелия²⁹ как будто не знал, что в каждой кафолической Церкви надлежит быть одному епископу, но он знал, – да и как еще! – что в Римской Церкви – сорок шесть пресвитеров, семь диаконов, семь иподиаконов, сорок два аколуфа, пятьдесят два человека заклинателей, чтецов и привратников и более тысячи пятисот вдовиц и немощных, которых всех питает благодать и человеколюбие Господа... Совершив приношение и отделяя для каждого частицу, он во время преподания оной принуждал бедных людей, вместо благодарения, давать клятву, причем держа обеими руками руки приемлющего, дотоле не выпускал их, пока тот не поклянется и не повторит за ним его слов, которые я приведу теперь буквально: «Клянись мне Телом и Кровию Господа нашего Иисуса Христа, что ты никогда меня не оставишь и не обратишься к Корнелию». И бедный человек не прежде мог вкусить, как взявши на себя клятву, и вместо того чтобы, принимая тот хлеб, сказать: аминь, говорил: «Никогда не перейду к Корнелию».

Святой отец Киприан, епископ Карфагенский

Послание к Цецилию о Таинстве Чаши Господней, §§ 2, 9–14. Да будет тебе известно, что в приношении чаши мы научены соблюдать Предание Господне и совершать это священнодействие не иначе, как ради нас первоначально совершил его Господь, – то есть чашу, приносимую в воспоминание Его, приносить с растворенным вином. Христос говорит: Я есмь истинная виноградная лоза (Ин. 15, 1); значит, Кровь Христова есть не вода, а вино, и потому нельзя думать, чтобы Кровь Христова, которой мы искуплены и оживотворены, находилась в чаше, когда бы в ней не было вина, которое представляет собой Кровь Христову, как это можно видеть из прообразов и свидетельств всех писаний... В навечерие дня своего страдания, взявши чашу, Господь благословил ее и дал ученикам своим, говоря: пейте из нее все, ибо сие есть Кров Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пит от плода сего виноградного до того дня, когда буду пит с вами новое вино в Царстве Отца Моего (Мф. 26: 27–29). Тут мы видим, что чаша, которую Господь приносил, была растворена, и то, что назвал Он Своею Кровью, было вино. Отсюда очевидно и то, что Кровь Христова не приносится в чаше, когда недостает в ней вина, и что жертвоприношение Господне не получает законного освящения, когда наше приношение и жертва не соответствуют страданию Господню... После того я удивляюсь, откуда это в некоторых местах вошло противное Евангельскому и Апостольскому учению обыкновение приносить в чаше Господней воду, между тем как вода одна не может представлять Крови Христовой... Так как Христос, понесший на Себе грехи наши, понес всех нас, то ясно, что водой означается народ, а вином – Кровь Христова. Смешение в чаше воды с вином показывает союз народа со Христом, – верующих с Тем, в Кого веруют. Вода и вино, после смешения в чаше Господней, так неразрывно и тесно соединяются между собой, что не могут отделяться одно от другого: так точно ничто не может отделить Христа от Церкви, то есть, точнее, людей, вошедших в состав Церкви, твердо и непоколебимо пребывающих в вере и связанных взаимно всегдашнею нераздельной любовию. Поэтому при освящении чаши Господней нельзя приносить ни одной воды, ни одного вина. Если бы было приносимо одно вино, то Кровь Господня осталась бы без нас, а если бы приносима была одна вода, то (мы) – люди – остались бы без Христа. И потому таинство духовное и небесное совершается только тогда, когда то и другое смешивается и неразрывно соединяется одно с другим. Таким образом, чашу Господню не составляет ни одна вода, ни одно вино, но то и другое вместе; равно как и Телом Господним не может быть ни одна мука, ни одна вода, но то и другое соединенные, связанные и скрепленные в составе одного хлеба, чем также таинственно изображается единение нашего (христианского) народа со Христом. Как многие зерна, в одно собранные, смолотые и смешанные, образуют один хлеб, так точно и все верующие составляют собой одно Тело Христа – этого хлеба небесного, в составе которого да будем соединены и объединены и мы. Итак, возлюбленнейший брат, хотя бы кто прежде действительно думал, что в чаше Господней следует приносить одну только воду, отнюдь не должно следовать этому потому только, что у кого-то был такой обычай. Надобно еще разобрать, кому те-то следовали... Надлежит обращать внимание не на то, что кто-то прежде нас считал нужным совершать, а на то, что сущий прежде век Христос первоначально совершил; должно следовать не обычаю человеческому, а истине Божией.

О молитве Господней, num. XVIII, IX et XXXI. Продолжая далее молитву, мы говорим и просим: хлеб наш насущный даждь нам днесь. Это можно понимать как в духовном, так и в простом смысле, потому что и тот и другой, по божественному дарованию, благоприятствует спасению. Во-первых, хлеб жизни есть Христос, – хлеб этот не всех, а только наш. И как мы говорим: Отче наш – потому, что Бог есть отец только знающих Его и верующих; так употребляем выражение и – хлеб наш, потому что Христос есть хлеб только тех, кто составляет Тело Его. Мы просим, чтобы этот хлеб был подаваем нам ежедневно, – молясь таким образом, чтобы нам, сущим во Христе и ежедневно принимающим Евхаристию в пищу спасения, не совершить какого-либо тяжкого греха, за который мы должны бы были подвергнуться отлучению и лишению приобщения этого небесного хлеба и через то отделиться от Тела Христова, как Сам Христос возвещает и учит: Я хлеб живый, сшедший с небес; яду­щий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (soeculi) (Ин. 6, 51). Когда Он говорит, что жив будет вовеки тот, кто будет есть от хлеба Его, то очевидно, что как, с одной стороны, живы те, кто составляет Тело Его и по праву общения принимает Евхаристию, так, напротив, должно опасаться, чтобы кто-либо, быв отлучен и отделившись от Тела Христова, не остался далеко от спасения, как Сам же Господь угрожает, говоря: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пит Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6, 53). Поэтому мы и просим, чтобы хлеб наш, то есть Христос, был подаваем нам ежедневно, дабы, пребывая и живя во Христе, нам не отпасть от Его освящения и Тела. Но можно это понимать и так... кто сделался учеником Христовым, тот, по слову Учителя своего отрекшись от всего, должен просить себе только на текущий день пропитания и не простирать в молитве своих желаний далее, имея в виду опять заповедь же Господа: не заботьтесь о завтрашнем дне (Мф. 6, 34)... А когда мы стоим на молитве, братья возлюбленнейшие, то должны бодрствовать и всем сердцем прилежать к молитвам. Всякое плотское и мирское помышление надобно отложить, чтобы душа тогда отнюдь не о чем-либо другом помышляла, как только о том, о чем говорится в молитве. Потому и священник перед молитвой предварительным воззванием приготовляет умы братий, говоря: горé сердца, дабы народ, отвечая: имеем ко Господу, получал внушение, что он не должен помышлять ни о чем другом, как только о Господе.

Фирмилиан, епископ Кесарии Каппадокийской

Послание к св. Киприану. Вы хорошо ответили и на ту часть письма Стефана, где он говорит, что «еретики и сами согласны в крещении и приходящих к ним от других ересей не крестят, а только приобщают»... Я хочу рассказать вам один случай, бывший у нас, который относится к настоящему предмету. Почти двадцать два года тому назад... явилась у нас какая-то женщина, которая, будучи в исступлении, выдавала себя за пророчицу... В жестокую зиму она ходила по снегу босыми ногами и от такой ходьбы нисколько не испытывала ни боли, ни повреждения; говорила, что спешит в Иерусалим, откуда будто бы и пришла... Но вскоре противостал ей один заклинатель... Между тем эта женщина, через наваждение и чары демонские много сделавшая для обольщения верующих, дерзала даже часто подражать совершению Евхаристии, освящая хлеб с приличным молением и принося жертву Господу не без таинства обычного славословия. Она также крестила многих, употребляя обычные законные слова вопрошения, так что, по-видимому, нисколько не отступала от церковного правила. Что же мы скажем о ее крещении, которым через нее крестил сам нечистый демон? Неужели Стефан и его поборники одобрят и это крещение?

Святой отец Дионисий, епископ Александрийский

Послание к Фабию, епископу Антиохийскому, в Церковной истории Евсевия, кн. VI, гл. XLIV. Я приведу тебе один случившийся здесь пример. Был у нас правоверный старец, некто Серапион. Он жил долго без укоризны, но во время искушения пал. Часто потом просил он отпустить ему грех, но никто не обращал на него внимания, потому что он принес жертву идолам. Сделавшись болен, Серапион три дня сряду не имел ни языка, ни чувства, но на четвертый, несколько оправившись, подозвал к себе своего внука и сказал: «Дитя, долго ли еще вы будете держать меня? Поспешите, прошу вас, дайте мне поскорее разрешение. Позови ко мне кого-нибудь из пресвитеров». Сказав это, он опять лишился языка. Мальчик побежал к пресвитеру; это происходило ночью; пресвитер был болен и потому не мог идти. А так как я приказал, чтобы умирающим, если они просят, особенно же если и прежде просили, даваемо было оставление грехов и чтобы отпускали их с благой надеждой, то пресвитер дал дитяти маленькую частицу Евхаристии, приказав размочить ее и положить в уста старцу. Мальчик возвратился, и, прежде чем он вступил в комнату, Серапион опять стал живее и сказал: «Ты пришел, дитя мое? Пресвитер не мог прийти сам, так сделай скорее, что тебе приказано, и отпусти меня». Мальчик размочил частицу и влил Евхаристию в его уста. Старец, лишь только проглотил ее, тотчас же испустил дух. Не явно ли, что он был сохраняем и удерживаем в жизни – до минуты разрешения, до того времени, когда изгладился его грех, и многие совершенные им добродетели возвратили его Христу?

Послание к Сиксту, епископу Римскому, в Церковной истории Евсевия, кн. VII, гл. IX. Я действительно имею нужду в совете и прошу твоего мнения, любезный брат, боясь, чтобы при таком встретившемся мне случае не сделать ошибки. В собрании братий находился некто, считавшийся давним правоверным и присоединенный к обществу христиан еще до моего рукоположения, – даже, кажется, до поставления блаженного Иракла. Быв при недавнем крещении (присоединившихся) и выслушав вопросы и ответы, он пришел ко мне с плачем и самосокрушением и, упав мне в ноги, начал исповедоваться и клясться, что крещение, принятое им от еретиков, было не таково и не имеет ничего общего с нашим, потому что оно исполнено нечестия и богохульств. Говоря, что душа его сильно страдает и что от тех нечестивых слов и действий у него даже нет дерзновения возвесть очи к Богу, он просил меня преподать ему истиннейшее очищение, усыновление и благодать. Но я не решился сделать это, сказав, что для этого довольно долговременного общения его с Церковью, что я не дерзаю снова приготовлять того, кто внимал благословению даров, вместе с другими произносил аминь, приступал к трапезе, простирал руки для принятия святой пищи, принимал ее и долгое время приобщался Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа. Я повелевал ему благодушествовать и с твердой верой, с доброй совестью приступать к приобщению Святых Таин, но он не переставал скорбеть, страшился приступить к трапезе и, только призываемый, едва позволял себе присутствовать при молитвах.

Апостольские правила 3-е и 4-е

Аще кто – епископ или пресвитер – вопреки учреждению Господню о жертве, принесет ко алтарю иные некоторые вещи, или мед, или млеко, или вместо вина приготовленный из чего-либо другого напиток, или птицы, или некоторые животные, или овощи, – вопреки учреждению, кроме новых класов, или винограда в надлежащее время: да будет извержен от священного чина. Да не будет же позволено приносити ко алтарю что-либо иное, разве елей для лампады и фимиам, – во время святого приношения. Всякого иного плода начатки да посылаются в дом епископу и пресвитерам, но не ко алтарю. Разумеется же, яко епископ и пресвитеры разделят с диаконами и прочими причетниками.

Апостольские правила 8-е и 9-е

Аще епископ, или пресвитер, или диакон, или кто-либо из священного списка, при совершении приношения не причастится: да представит причину, и аще есть благословна, да будет извинен. Аще же не представит: да будет отлучен от общения церковного, яко соделавшийся виной вреда народу и на совершившего приношение наведший подозрение, аки бы неправильно совершал. Всех верных, входящих в церковь и писания слушающих, но не пребывающих на молитве и святом причащении до конца, яко бесчиние в церкви производящих, отлучати подобает от общения церковного.

Апостольские правила 45-е и 46-е

Епископ, пресвитер или диакон, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен. Аще же позволит им действовать что-либо, яко служителям церкви: да будет извержен. Епископа или пресвитера, приявших крещение или жертву еретиков, извергати повелеваем. Кое бо согласие Христови с велиаром? Или кая часть верному с неверным?

Апостольское правило 73-е

Сосуд златый или сребряный освященный или завесу никто уже да не присвоит на свое употребление. Беззаконно бо есть. Аще же кто в сем усмотрен будет: да накажется отлучением.

Каноническое послание святого отца Дионисия,

епископа Александрийского, к епископу Василиду,

правило 2-е

О женах, находящихся в очищении, позволительно ли им в таком состоянии входити в дом Божий, излишним почитаю и вопрошати. Ибо не думаю, чтобы они, аще суть верные и благочестивые, находясь в таком состоянии, дерзнули или приступити к святой трапезе, или коснутися Тела и Крови Христовы. Ибо и жена, имевшая дванадесятилетнее кровотечение, ради исцеления, прикоснулася не Ему, но токмо воскрилию. Молитися, в каком бы кто ни был состоянии и как бы ни был расположен, поминати Господа и просити помощи невозбранно есть; но приступати к тому, еже есть Святая святых, да запретится не совсем чистому душею и телом.

Правило 3-е

Вступившие же в брак сами себе должны быти довлеющими судиями. Ибо они слышали Павла пишущего, яко подобает воздерживатися друг от друга, по согласию, до времени, дабы упражнятися в молитве и потом паки купно быти (см. 1Кор. 7, 5).

Правило 4-е

Те, которым приключилось непроизвольное нощное истечение, также да последуют своей совести и да испытуют самих себя, находятся ли от этого в сомнении, или нет; подобно как по пище глаголет апостол: аще яст сомняяйся, осуждается (см. Рим. 14, 23). И в сем случае всяк приступающий к Богу да имеет благую совесть и благодерзновение, по собственному помышлению.

Окружное каноническое послание

святого отца Григория, епископа Неокесарийского,

Чудотворца, к епископам Понта и Каппадокии,

правило 12-е

Плач бывает вне врат молитвенного храма, где стоя согрешивший должен просити входящих верующих, дабы они помолилися за него. Слушание бывает внутри врат в притворе, где грешник должен стояти до моления об оглашенных, и тогда исходит. Ибо правило глаголет: слушав писания и учение, да изженется, и да не сподобится молитвы. Чин припадающих есть, когда кающийся, стояв внутри врат храма, исходит вместе с оглашенными. А чин купно стоящих есть, когда кающийся стоит купно с верными и не исходит с оглашенными. Конечно же есть причастие Святых Таин.

Из послания епископов

Антиохийского собора против Павла Самосатского,

епископа Антиохийского

Церковная история Евсевия, кн. VII, гл. 30. Не будем упоминать и о его пышности в церковных собраниях, которую он в своем славолюбии и мечтательности заботился выказывать, к изумлению душ неопытных. С несвойственной ученику Христову суетностью он устроил себе возвышение (βῆμα) и на нем высокий престол, приделал для себя, подобно мирским начальникам, секретную комнату (σήκρυτον), которую так секретой и называл, – колотил себя рукой по бедру и топал ногами по своему возвышению (βῆμα), порицая и браня тех, которые не хвалили его, не махали платками, как на зрелищах, не вскрикивали и не вскакивали вместе с поставленными нарочно вокруг него мужчинами и женщинами – самыми непристойными его слушателями, но слушали благоприлично и скромно, как надлежит в доме Божием. Об отшедших от жизни толкователях слова он отзывался в собраниях весьма дерзко, а о себе – в выражениях очень хвастливых, не как епископ, а как софист и фигляр. Песнопения (ψαλμούς) во славу Господа нашего Иисуса Христа он вывел из употребления, говоря, что они суть произведения позднейшие и позднейших лиц³⁰; напротив, среди церкви, на Великую Пасху, приказывал петь в честь самому себе и для того назначил женщин, слушая которых нельзя было не содрогаться. Подобным образом позволял он беседовать к народу и льстившим ему епископам ближайших селений и городов и пресвитерам.... Певшие в честь ему и восхвалявшие его в народе утверждали, что нечестивый учитель их есть Ангел, сошедший с неба, и горделивец не только не запрещал подобных речей, но еще присутствовал при них.... Итак, мы принуждены были отлучить этого неуступчивого противника Богу.

Страдания св. мученицы Перпетуи и ее сподвижников, num. IV et XII, vid. Ruinartii acta primorum martyrum sincera et selecta. Тогда брат мой сказал мне: «Сестра, ты уже в великой милости у Бога, так что можешь просить видения, и тебе показано будет, пострадаешь ли ты или освободишься». И я, имевши прежде откровения и испытав столько благодеяний от Господа, с верой обещала ему это, сказавши: «Завтра возвещу тебе». Действительно, я попросила видения, и мне было показано следующее: «Вижу я лестницу, чрезвычайно большую, достигающую до самого неба и до такой степени узкую, что по ней можно взбираться только поодиночке. По бокам лестницы прикреплены разного рода железные орудия: были тут и мечи, и копья, и крючья, и топоры, так что если бы кто стал взбираться небрежно или не глядя вверх, то непременно рассекся бы и члены его повисли бы на этих орудиях... Вошла я по этой лестнице и вижу – обширнейший сад, и среди сада – сидит беловласый муж, в одежде пастыря³¹, высокий, и сбивает овечье молоко, а вокруг него стоит много тысяч одетых в белые одежды. Поднял он голову, взглянул на меня и сказал мне: иди, иди, tegnon (т.е. τέκνον, дитя). Подозвал он меня к себе, и из сыра, который сбивал, дал мне как будто кусочек. Я приняла – с сложенными руками, вкусила, и все вокруг стоявшие сказали: «аминь». При звуке этого слова я проснулась, ощущая еще во рту что-то такое, не знаю, сладкое. Немедленно я пересказала это своему брату, и мы поняли, что будет страдание. С той поры не стало уже у нас никакой надежды в мире». Блаженный Сатур также рассказал следующее свое видение, которое сам записал. Мы, говорил он, (как будто) уже пострадали и вышли из тела; и вот несут нас четыре Ангела на Восток, не касаясь нас руками... Так достигли мы одного места. Стены этого места были такие, как будто выстроены из света. Перед дверьми места того стоят четыре Ангела и одевают входящих в белые (stolas) широкие платья. Нас также одели; вошли мы, видим – свет беспредельный, и слышим соединенный голос говорящих: agios, agios, agios³², безостановочно. Видим потом – среди того места сидит как бы седой муж, с белоснежными волосами, но с лицом юношеским³³; ног его нам не видно. По право и по лево от него стоят двадцать четыре старца, и за ними – многое множество других лиц. С великим благоговением вошли мы и стали перед троном; тогда четыре Ангела подняли нас, и мы поцеловали его, а он от руки своей перенес нам на лицо. Затем прочие старцы сказали нам: станем! Мы стали и сотворили (pacem) целование мира. Потом старцы сказали нам: идите и веселитесь. Тогда я сказал: «Перпетуя, вот теперь имеешь, чего хочешь!» А она мне ответила: «Слава Богу, если во плоти я была счастлива, то здесь буду еще счастливее!»

Письмо к императору Траяну – Epistolarum Plinii Iun.

lib. X, 96

Когда приводили ко мне обвиняемых в христианстве, я поступал так: спрашивал их самих, действительно ли они христиане? Сознающихся спрашивал в другой и третий раз, угрожая наказанием... По их словам, всё преступление или заблуждение их состояло в следующем: в определенный день перед рассветом обыкновенно собирались они, пели попеременно между собой гимн Христу, как бы Богу, и обязывали себя таинством – не на злодеяние какое-либо, но чтобы не воровать, не отнимать чужого силой, не обманывать, не утаивать залогов. По совершении этого, говорили они, все расходились и собирались снова – для вкушения пищи, обыкновенной, впрочем, и невинной, но это последнее перестали делать вследствие моего эдикта, которым я, по твоему повелению, запретил тайные собрания (hetaerias). После такого показания я счел тем более необходимым допросить под пытками двух служанок, которые звались диакониссами, обо всей правде, но ничего не нашел, кроме суеверия грубого и безмерного, и посему решился обратиться к тебе.