Глава 7. Приготовление к Священству

Во все времена христианской истории в центре внимания богословов и учителей-аскетов стоял вопрос о приготовлении будущего пастыря к его деятельности. Вопрос этот в курсе Пастырской науки для большей ясности обычно разделяется на несколько более частных проблем, а именно: 1) нужна ли вообще какая-либо подготовка к высокому священническому служению, или все дело должно быть возложено на благодать Божию, которая все восполняет и врачует; 2) если подобная подготовка необходима, то в чем она должна состоять. В последнем случае поднимается ряд особых тем: подготовка духовная, интеллектуальная, моральная, внешняя и пр.

При взгляде на решение первого вопроса обнаруживаются два противоположных мнения. Согласно одному, никакой разум человеческий, никакая наука или искусство не в состоянии ничего прибавить там, где призывается благодать Святого Духа, всесильная и самодостаточная. Согласно другому мнению, напротив, необходима самая тщательная, обширная и глубокая подготовка.

Если, по первому взгляду, священник должен удовлетворять только необходимым минимальным требованиям литургического обихода и упрощенно понятого бытового благочестия, которое, по слову одного мудрого и широкообразованного иерарха нашей Церкви епископа Порфирия (Успенского; 1804–1885), ограничивалось бы только «кадилом и кропилом», а большего, «смирения» ради, от пастыря требовать и ожидать не следует, то, согласно противоположному мнению, подготовка кандидата в священники понимается настолько широко, что включает в себя требование изучить ряд светских дисциплин как теоретических, так и практических для того, чтобы в любой житейской ситуации иметь возможность без промедления дать нужный совет или помочь разобраться в сложной проблеме.

По-видимому, Пасторологии надлежит найти известное равновесие и обрести тот средний путь, идя по которому священник не уклонялся бы в примитивизм и обскурантизм, но и не увлекался бы чрезмерно обмирщающими и совершенно пастырю не свойственными интересами и заботами.

На вопрос о необходимости приготовления будущего пастыря к принятию священного сана следует, разумеется, ответить положительно. Весь духовный опыт Церкви, вся история Священства учат нас этому. Не во все периоды истории Церкви существовали Духовные школы, но всегда от кандидатов в пастыри требовалась определенная подготовленность к восприятию их будущего высокого звания. Как во времена относительного благосостояния Церкви Христовой, так и в периоды гонений, смут и расколов иерархия стремилась к устроению систематического духовного образования для лиц, ищущих Священства. Церковная история донесла до нас сведения о знаменитых Духовных училищах в Александрии, Эдессе, Константинополе, Риме и многих других местах, возникших уже в IV–VIII веках христианской эры. Эпоха бурных богословских споров и соборного выявления Церковью догматических истин веры поставила во главу угла вопрос о систематическом богословском образовании. Если в первые три века гонений на Церковь не было возможности организовать Духовные учебные заведения, то со времени признания христианства Римской империей в IV веке такие Духовные училища от начального уровня (для катехизации представителей малообразованных слоев) до Академий, предназначенных для лиц с полным философским образованием, быстро распространились по всей империи.

На протяжении двухтысячелетней истории Церкви формы подготовки священнослужителей менялись и развивались: долгое время центрами образования были монастыри; иногда отдельные выдающиеся иерархи или пастыри собирали вокруг себя будущих священников; такой была подготовка пастырей в периоды «нашествия иноплеменных и междоусобных браней» (завоевание Византии турками, Русского государства – татаромонголами), а также в странах, удаленных от центров духовной жизни. Но можно определенно утверждать, что Церковь никогда не оставляла этого вопроса без внимания, с осторожностью отбирала и допускала молодых кандидатов в священники к рукоположению и требовала от них основательной и всесторонней подготовки.

Среди знаменитых учителей и пастырей Церкви мы находим образованнейших людей своего времени. Произведения святых Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Василия Великого и др. пестрят выдержками из самых разнообразных писаний, как духовных, так и светских, включая дохристианских и языческих авторов.

Среди распространенных заблуждений о сущности христианства одним из самых опасных, бесспорно, является представление его как религии простаков, невежественных, неспособных к образованию и потому отвергающих его людей. Подобную хулу еще на заре церковной истории высказывали такие враги христианства, как философ Цельс (II в.) и император Юлиан Отступник (331–363). К великому сожалению, в более поздние периоды люди, преданные христианству, из ложно понятого благочестия, ради охранения его чистоты, шли на упрощение и тем самым на омрачение Божественного учения.

Символично, что к яслям, в которые был положен Богомладенец, вочеловечившийся Логос, пришли на поклонение не одни непросвещенные пастухи, но и преисполненные мудростью, ищущие истинного Бога восточные волхвы. С одной стороны, Спаситель призвал первыми простых рыбаков и сделал их Своими учениками, но с другой – в числе апостолов, более всех распространивших христианство, был Павел, образованнейший человек своего времени. В христианстве очень рано выявились такие выдающиеся мыслители и апологеты, как святой мученик Иустин Философ (нач. II в. – 166), Афинагор († 311), Климент Александрийский (III в. – 217), не говоря уже о плеяде вселенских учителей и пастырей золотого века истории Церкви.

Следует напомнить, что апостол Павел, автор трех пастырских посланий, ставил своим ученикам целый ряд требований и указаний для надлежащего приготовления и отбора тех, кто ищет посвящения в пастыри духовного стада. Апостол предостерегает: Рук ни на кого не возлагай поспешно, и не делайся участником в чужих грехах (1Тим.5:22); высказывает требования желающим быть посвященными в сан епископа-пресвитера: Епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив... и таких надо прежде испытывать, потом, если беспорочны, допускать до служения (1Тим.3:2–3,10). Священнослужитель должен постоянно увещевать и обличать со всякой властью, чтобы никто не пренебрегал им (Тит.2:15). Занимайся чтением, наставлением, учением. Не неради о пребывающем в тебе даровании... Вникай в себя и учение; занимайся сим постоянно... (1Тим.4:13,16).

Перейдя от апостольских посланий к писаниям учителен классического периода богословия, мы находим новые подтверждения сказанному. Устами своих лучших и опытнейших учителей Церковь предписывала для священника, а особенно для епископа опытность не только в благочестии, но и в учении, в книжной мудрости, которая с годами, с нарастающими для Церкви опасностями, должна увеличиваться и углубляться. Необходимо помнить, что курс церковного корабля прокладывался в критические моменты больших смут, ересей, расколов и прочих соблазнов руками верных, испытанных и умудренных кормчих. Однако уклонение в соблазн упрощенчества и обскурантизма всегда витал над Священством. Недаром многие выдающиеся церковные писатели предупреждали ищущих Священства о трудности этого искусства, вознося его над науками и мудростями человеческими. Интересно житийное предание Папы Льва I Великого, которому сам апостол Петр перед смертью возвестил о прощении всех его грехов, кроме греха быстрого и неосмотрительного посвящения иереев. По особой его покаянной молитве во втором видении ему было явлено о прощении и этого греха.

У великих отцов и учителей Вселенской Церкви неоднократно вырывались слова предостережения и укоризны за невнимательное отношение к Рукоположению в священный сан как со стороны кандидата, так и со стороны рукополагающего.

Вот что пишет святой Иоанн Златоуст об отборе кандидатов в священники: «... берут в священники невежд и делают их приставниками над имуществом, за которое заплатил Сын Божий Своей Кровью! Мы обезображиваем Священство, поручая его людям неопытным».

Иногда можно слышать мнение, что подготовка мешает благочестию, святости, смирению. По этому поводу не лишне привести слова блаженного Иеронима (ок. 340–420): «Невежественные и простые священники считают себя святыми, потому что они ничего не знают». Святой Григорий Богослов (329–389) предупреждает: «Надо самому умудриться, а потом умудрять... Нельзя быть негодным подлинником для других живописцев... У нас не установлена граница между учить и учиться... Одно пастырствовать над овцами и волами, а другое управлять человеческими душами».

В последующие времена также не умолкали предупреждающие голоса тех учителей и архипастырей, которые сознавали опасность быстрого и неиспытанного Рукоположения. Об этом писали такие духоносные русские пастыри, как святой Тихон, епископ Воронежский и Елецкий, Задонский (1724–1783), Филарет, митрополит Московский и Коломенский (1782–1867), протоиерей Иоанн Сергиев (1829–1909). Некоторые авторы-пасторологи, отрицая необходимость так называемого призвания, весь центр тяжести переносили на пастырскую подготовку.

В тех случаях, когда из-за недостатка священников речь идет о Рукоположении мирянина, еще не получившего систематического духовного образования, но имеющего рекомендации от своего приходского духовника, епископ должен с бдительной заботой, применяясь к возрасту и развитию каждого такого кандидата, осведомиться в личной беседе с ним о добром намерении, свободной воле и бескорыстном желании посвятить себя пастырскому служению, о его духовных, нравственных и умственных способностях, о соответствующем состоянии его физического и психического здоровья. Нужно также взвешивать способность кандидата к несению священнического бремени и к исполнению пастырских обязанностей. При отборе и должном испытании желающего принять Священство надлежит проявлять твердость, даже если в епархии ощущается недостаток в священниках, ибо Бог не оставит Церковь Свою без служителей, если достойные будут выдвигаться, а неподходящие будут отечески направляемы к принятию иных обязанностей и послушаний в многообразном служении Церкви Христовой.

Отобранные таким образом кандидаты после Рукоположения и устройства на приход должны восполнять свое образование, поступив в заочный сектор одной из Духовных школ Московской Патриархии.

Взыскующий Священства, будущий пастырь, готовится вступить на путь духовный, или, по старому русскому выражению, «войти в духовенство». Само это выражение ко многому обязывает. Оно означает, что будущий клирик в первую очередь должен стяжать благодатные дары Духа Святого. Он готовится всецело отдаться Царству Духа, а не царству земной обыденности с его расчетом, вожделением и соблазнами плоти. Прежде всего это предполагает самовоспитание в духе Царства Божия, созидание его в себе. Это возрастание в духе дается не всем и не сразу, оно приобретается долголетним подвигом всей жизни, начавшимся еще в юности, решительным выбором Царства не от мира сего, посвящением себя на служение Богу и ближним.

Выбор этот сводится к решительному отвержению земных расчетов, карьерных побуждений, национальных предрассудков. Это вовсе не означает отказа от жизни гражданской, семейной, культурной, но проявляется в отказе от рабства эгоистическим целям, какие бы обличия эти цели ни принимали. Положительный момент выбора заключен в стремлении собрать в душе своей все духовные сокровища, принадлежащие Царству благодати. Здесь можно выделить несколько целей.

По слову святого Григория Богослова, пастырь должен быть «небесным», то есть не быть причастным к грехам мира и не быть плененным земными благами. Пастырь должен стремиться к святости. Это стремление не должно подменяться внешней стилизацией под духовность. Оно не сводится к заучиванию особых слов и церковно-славянских речений и уснащению ими своей речи. Будущий пастырь стремится к усыновлению Богом, к подлинному одухотворению и обожению себя и других как высшему идеалу православной аскетики. Пастырь должен быть милостив и сострадателен, что означает вовсе не сентиментальность, а способность усваивать и сопереживать чужие радости, грехи, скорби и страдания.

Духовная подготовка должна быть тесно связана с вероучительной и пастырской и с помощью духовника проводиться так, чтобы будущие священнослужители приучились жить в глубоком и непрерывном общении с Богом. Предназначенные бысть через Хиротонию уподобленными Первосвященнику Христу, они стремятся к тесному единению с Ним, учатся так переживать Тайну Воскресения Христова, чтобы в будущем уметь посвящать в нее доверенный им народ, искать Христа в усердном размышлении над Словом Божиим, в деятельном общении с Ним в Таинствах и молитвенном правиле. С сыновней любовью они почитают Пречистую Матерь Божию, Которую Иисус Христос, умирая за нас на Кресте, дал в Матери Своему возлюбленному ученику и через него всем нам.

Благочестивые упражнения, испытанные вековым опытом Церкви, должны постоянно сопутствовать жизни будущего пастыря. Надо заботиться о том, чтобы духовное воспитание состояло не только из этих упражнений и развивало не только религиозное чувство. Будущие пастыри должны учиться жить по образу Евангелия, утверждаться в вере, надежде и любви, чтобы через упражнения в этих добродетелях стяжать дух молитвы, укрепить и соблюсти свое призвание, утвердиться в других добродетелях и все больше ревновать о спасении всех людей во Христе Иисусе.

Пастырь должен быть преподобным, то есть уподобляться Иисусу Христу, Который есть совершенный идеал Доброго Пастыря. Пастырь должен быть молитвенным, то есть любящим молитвенный подвиг во всех его проявлениях, ибо молитва является самым мощным средством приобретения духовности.

Затем следует чтение Священного Писания, размышления над ним, углубление своего ума в толковании его путем знакомства с экзегегической литературой как святоотеческой, так и современной научной.

Особо надо указать на безусловную пользу святоотеческого аскетического опыта и писаний на эту тему, ни в коей мере не утративших своей духоносной силы, несмотря на многие века, отделяющие нас от времени их написания. Однако святоотеческие писания нельзя читать от случая к случаю, наскоком; необходимо систематическое углубленное их изучение, чередующееся с размышлением и молитвой о даре уразумения и усвоения этих бесценных духовных сокровищ Церкви.

Начинать следует с писаний более доступных: аввы Дорофея, епископа Феофана Затворника, епископа Игнатия Брянчанинова, старца Амвросия Оптинского, переходя затем к более трудным для постижения писаниям, таким как Добротолюбие, творения святых Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Симеона Нового Богослова, Григория Паламы.

Весьма существенным средством для духовного приготовления к Священству и пастырству является частая и регулярная исповедь, беседы с опытными духовниками. В периоды предписанных Церковью постов полезно уединение для сосредоточенной духовной работы, умной молитвы и умирения страстей.

К духовной подготовке может послужить и посещение больных и одиноких близких, помощь страждущим, и вообще всякое деятельное сострадание нуждающимся в нем. Полезно бывает сосредоточение и размышление не только о быстротечной жизни земной, но и о неизбежном смертном часе, вечной жизни и посмертной участи души. Чтение Псалтири по усопшему, участие в соборном поминовении отошедших отцов и братий, келейная молитва о преставившихся родных и близких и даровании им Царствия Небесного созидают в душе крепость духовную.

Воспитанники Духовных школ проникаются тайной Церкви, чтобы затем, по облечению в Священство, в единении со своим епархиальным епископом и собратьями по служению свидетельствовать о единстве членов Тела Христова. Они искренним сердцем участвуют в жизни всей Церкви, по слову блаженного Августина (353–430): «Поскольку каждый любит Церковь Христову, постольку имеет от Духа Святого», усвоив, что они не предназначены ни для господства, ни для почестей, ни для корыстного стяжания, всецело посвящают себя служению Богу и людям. Особенно тщательно следует воспитывать в себе священническое послушание, дух самоотвержения, чтобы сообразоваться и уподобляться Распятому Христу Спасителю, с бодрым и легким сердцем отказываться от всего хотя и дозволенного, но не подобающего человеку духовному.

Будущим пастырям необходимо осознать трудности, которые они должны будут нести, не закрывая глаза ни на одну из них, с тем, однако, чтобы в своей деятельности они видели не только опасности и скорби, но надежду и упование на помощь благодати Божией, которую они почерпнут в таинстве Хиротонии.

Воспитанники Духовной школы, которые избрали путь монашеского подвига, должны быть тщательно подготовлены к этому состоянию, в котором ради Царства Небесного (Мф.19:12) они отказываются от собственной воли, от владения имуществом и супружеской жизни, чтобы, одушевляясь к Господу безраздельной любовью, свидетельствовать о Христе и Его Царстве, получать величайшую помощь для непрестанного исполнения совершенной любви, через которую они в служении своем могут быть «всем для всех». Им следует воспринять свое постижение не только внешне и согласно букве Устава, но и ощутив свое новое состояние как дар Божий, который надо молитвенно укреплять в себе.

Воспитанникам Духовных школ следует знать надлежащим образом обязанности и достоинства христианского брака, проявляя взаимную любовь по образу любви Христа к Церкви (Еф.5:22–23). Выбор между монашеским и брачным путями Священства должен происходить абсолютно свободно, без тени каких-либо мирских устремлений и помыслов, обязательно при вдумчивом участии опытного духовного руководителя, учитывающего индивидуальный душевный склад каждого кандидата.

Безусловно, первенствующее место в приготовлении кандидатов в священнослужители принадлежит духовному совершенствованию. Однако духовной подготовке никак не мешает и не противоречит подготовка умственная, интеллектуальная, общекультурная. Современное церковно-общественное сознание уже в основном преодолело довольно укорененный предрассудок относительно необязательности и даже вредности интеллектуальной и общекультурной подготовки пастыря, которая якобы мешает смирению, молитвенности и духовности. Современная жизнь настоятельно требует от пастырей широкого интеллектуального кругозора. На возражение, что умственная и общекультурная подготовка может повредить или даже разрушить духовность, следует ответить, что невелика цена такой духовности, которая может пострадать от соприкосновения с подлинной наукой и культурой. Православная духовность далеко не так хрупка и уязвима, как этого боятся сторонники предостережения священнослужителей от светского образования.

Если обратиться к истории Церкви, то можно найти множество ярчайших доказательств возможности соединения христианской духовности и интеллектуального развития.

Отцы классической эпохи православного богословия – святые Афанасий Великий, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Нисский, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, патриарх Фотий были представители самых интеллектуальных кругов своего времени. Их творения полны цитат не только из Священного Писания Ветхого и Нового Завета, но и античных философов, писателей и историков. Они достигли вершины античной образованности и в совершенстве знали философию, риторику, математику, музыку и т. д. Замечательно и то, что, отдавая бесспорное предпочтение духовной сфере, они нисколько не опасались того, что светская образованность может как-то помешать их христианскому благочестию. И действительно, их смирение, вера, молитвенное подвижничество никак не страдали от того, что они знали труды Платона, Аристотеля, Гомера, Вергилия, Пифагора, Плутарха, Птолемея.

Тот, кто углублялся в изучение Патристики и читал творения вышеназванных отцов Церкви, не мог не удивиться широте интеллектуального кругозора и плодотворному применению светских знаний на пользу Церкви, поражавших даже их противников и гонителей. Именно противники христианства, такие как Лукиан, Цельс, Юлиан Отступник, страшась поражения в прямой полемике с христианскими богословами, распространяли нелепые слухи, стремясь представить их обскурантами и неучами.

В монастырских книгохранилищах берегли не только жития святых и богословские трактаты, но и произведения античной драматургии, риторики, философии. Святой Афанасий Синаит, например, утонченный эллинист и знаток своего языка, употребляет в своих писаниях выражения, которые встречаются только в таких малоизвестных уже в то время произведениях, как схолии на Еврипида и Аристофана. Усвоить и христиански переосмыслить эти выражения можно было только глубоко изучив эти произведения.

Напрашивается естественный вывод, что знакомство с достижениями современной науки, произведениями литературы и искусства, оцененными и осмысленными верующим взглядом и разумом твердого в Православии пастыря, может только поднять его в глазах верующих, ожидающих и от священника мнения о том или ином явлении и его оценки. Благотворно и индивидуально влиять на каждого члена своего прихода пастырь может лишь тогда, когда знает, чем живет и над чем размышляет каждый из его пасомых. Разумеется, при нетвердой вере, недостаточной духовной подготовке, невоцерковленности разума любое знание может послужить соблазном, но виновно здесь не знание, а маловерие и нерассудительность. От священника ждут слова авторитетного и веского, исполненного Духом Истины, исходящего из его верующего сердца.

В течение Синодального периода истории Русской Православной церкви несколько представителей духовенства были приняты в члены Российской Академии наук в знак признания их непреходящих научных заслуг. Среди них митрополит Филарет (Дроздов), митрополит Макарий (Булгаков), митрополит Платон (Левшин), священник Герасим Павский, архимандрит Поликарп (Гойтанников). Просвещенные представители духовенства почитались современниками как выдающиеся пастыри и духовные подвижники. Достаточно вспомнить таких глубоких мыслителей и выдающихся ученых, как священника Феодора Голубинского, архимандрита Феофана (Авсенева) и архиепископа Никанора (Бровковича); знаменитых синологов (китаеведов) архимандритов Аввакума (Честнаго) и Палладия (Кафарова); гебраиста священника Герасима Павского; епископа Порфирия Успенского и архимандрита Антонина Капустина – крупнейших русских византологов и замечательных знатоков греческого языка. Тот же архимандрит Антонин и его брат Платон Капустин, один из известнейших в свое время московских священников, были опытными астрономами и математиками. Протоиерей Иоанн Первушин, настоятель храма в селе Мехонском Пермской губернии († 1900), смиренный и молитвенный священник, добрый и заботливый пастырь был кроме того замечательным и известнейшим в научном мире математиком. После окончания Казанской Духовной Академии он получил сельский приход, где и провел всю жизнь. Одаренный исключительными математическими способностями, он посылал свои работы в Академию Наук, состоял в научной переписке с выдающимися русскими и зарубежными математиками. Его работы были отмечены премиями и дипломами Российской Академии наук. Математическим конгрессом в Чикаго и Неаполитанским физико-математическим обществом. Теория чисел, которой он занимался, не мешала ему быть хорошим пастырем, любимым своими прихожанами.

Β XX веке к этому перечню можно добавить имена священнослужителей: протоиерея Сергия Булгакова, доктора политэкономии и богословия; священника Павла Флоренского, ученого-энциклопедиста; архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого), выдающегося врача-хирурга.

Отцы Церкви находили у Платона и Гомера мысли, назидательные для своего времени, но избегали того, что было растленного и душевредного в античной языческой образованности. И в любой период истории Церкви владеющие подлинными научными знаниями священнослужители черпали из них сведения для апологетики и пастырского назидания.

Когда в середине XIX века в церковных кругах некоторые высказали беспокойство по поводу «современных идей» и пытались противопоставить им полное отрицание светского научного знания, митрополит Филарет (Дроздов), полемизируя с последними, писал: «Воюют против современных идей. Да разве идеи Православия и нравственности уже не суть современные? Разве уже все мы язычники до одного? Не время виновато, а мысли неправославные и безнравственные, распространяемые некоторыми людьми. Итак, надобно воевать против мыслей неправославных и безнравственных, а не против современных». По мнению того же святителя, бесплодным является желание вернуть ушедшее время, чтобы избежать секуляризации жизни. Наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию он писал: «Нельзя XIX век сделать четвертым или пятым, и Вологодскую губернию Фиваидою». Выдающийся иерарх нашей Церкви понимал пользу просвещения и всегда умел защитить Православие от нападок и обвинений его в обскурантизме и мракобесни. Митрополиту Петербургскому и Новгородскому Исидору (Никольскому; 1799–1892) он писал: «Напрасно думает критик, что вера Христова во вражде со знанием. Она не во вражде с истинным знанием, потому что не в союзе с невежеством».

Следует, конечно, предостеречь и от возможной опасности, подстерегающей пастыря на этом пути. Увлеченный односторонним желанием быть культурным и «современным», священник может легко поддаться соблазну обмирщения и переоценки роли интеллектуального плана в своей деятельности. Когда пастырь начинает терять главное и «единое на потребу», когда он духовность подменивает начитанностью, надменным высокоумием, когда наука и литература вытесняют из его сердца молитву и сострадание к пастве, то это означает, что внутреннее равновесие нарушено и пастырю грозит опасность утратить связь со своими духовными чадами. Поэтому приобщение к внецерковной культуре должно внимательно поверяться уровнем молитвенности и духовной устремленностью. Цель жизни и деятельности священника – духовное созидание себя и вверенных ему людей, и светское интеллектуальное образование может служить лишь средством пастырского воздействия и пополнения своего душевного богатства. Пастырь должен не бояться интеллектуализма, но остерегаться «сотворить из него кумира» и тем самым нанести ущерб духовному развитию, ибо оно дается намного труднее, чем овладение научными и культурными навыками.

В не меньшее заблуждение впадают и те верующие люди, которые полагают, что пастырь не нуждается в светском воспитании, то есть может игнорировать правила общественного поведения, внешней благопристойности и бытовой дисциплинированности. Вряд ли следует доказывать, что христианская добродетель смирения не имеет ничего общего с грубостью, внешней неотесанностью, недисциплинированностью и неопрятностью. Подлинное смирение никак не может пострадать от воспитанности, хороших манер и чистоплотности. Более того, можно утверждать, что чистота внешняя, чистота тела и одежды служат свидетельством стремления человека содержать себя в порядке всего целиком, печься о чистоте души и мыслей, чистоте дел и всей своей жизни. Известно, с каким тщанием христиане поддерживают чистоту и порядок в Доме Божием, в Храме. Но если тело человеческое – это храм Духа, то не подобает ли и его держать в чистоте и опрятности? Уместно ли молиться в помещении, где все покрыто пылью и грязью, если с легкостью можно самому навести в нем порядок? Хорошо ли грязными руками брать священные книги, иконы и другие богослужебные предметы? Ведь недаром в чин архиерейской службы входит омовение рук.

Каждое богослужение для православного пастыря это праздник общения с Господом, да и всей жизнью своей он стремится к непрерывному богообщению. Но праздник предполагает ведь и праздничный внешний вид, и понятно, что для человека подлинно духовного эта праздничность должна состоять не в роскоши, а в безупречной чистоте и опрятности всего облика. Недаром Евангелие рассказывает нам о человеке, изгнанном Царем с брачного пира за неподобающий внешний вид (Мф.22:11–14).

Итак, если внешняя чистота для христианина служит как бы прообразом чистоты внутренней, то для пастыря как руководителя общины она должна признаваться строго обязательной. И дело здесь не только в том, что пастырь во всем обязан служить примером, но и в том, что он в глазах прихожан предстает как олицетворение Церкви. Наконец, существует и еще ряд более «земных» по своему характеру причин для того, чтобы пастырь заботился о своем внешнем виде. Эти причины касаются его контактов с паствой. Разберем подробно, в чем состоит внешняя подготовка и к чему должен стремиться священник в своей повседневной жизни.

Внешность человека может оттолкнуть от себя любой незначительной на первый взгляд мелочью. Недаром существует пословица: «По одежке встречают – по уму провожают». Людям в разной степени свойственно чувство, в силу которого человек не может заставить себя преодолеть чисто физиологическое неприятие раздражающих его ощущений, в том числе происходящих от неопрятной внешности, запаха, грубого голоса и т. п. Священник обязан помнить об этом постоянно. Не обратив внимание на ничтожную, казалось бы, мелочь, он может оттолкнуть от себя человека и тем самым может отдалить его от Церкви и от спасения.

Пастырь должен самым тщательным образом заботиться о своем внешнем облике, помня, что он находится в центре внимания сотен людей, пристально всматривающихся в его внешность, следящих за каждым его движением и внимательно ловящих каждое его слово. Ряса и подрясник должны быть целыми, чистыми и отглаженными, обувь – скромного фасона и всегда вычищена. Бедность облачения никто не поставит в вину, но его неопрятность может вызвать неприязненное чувство к священнику и безусловно нарушит молитвенное настроение прихожан.

Дорогая ряса также может подействовать неблагоприятно, подав повод для упрека священнику в щегольстве или в стяжательстве. Фелонь, сшитая не из дорогой парчи, а из скромной ткани, вызывает почтение и одновременно ощущение доступности пастыря для каждого прихожанина.

Чистота тела, лица, зубов, волос, бороды и усов священнослужителя должна быть безукоризненна. Чернота под ногтями, нечистые уши, дурной запах изо рта, давно не стриженные и не расчесанные волосы и борода могут ввести в соблазн немалое число душ. В самом деле, требуется немало внутренней собранности и полное отсутствие брезгливости, чтобы в переполненном и душном храме стоять во время исповеди в непосредственной близости от человека, из уст которого или от тела исходит дурной запах.

Традиционное пристрастие наших священнослужителей к длинным волосам и бороде также должно умеряться требованиями опрятности. Церковный Устав прямо предписывает подстригать «косматые усы». Умеренно и регулярно подстригаемые волосы, борода и усы никак не могут уменьшить духовности священника и подать повод к упреку.

Священнослужитель должен быть до минуты точен в назначении и исполнении своих служебных обязанностей; это относится ко времени начала храмового богослужения, посещений больных, проведения исповеди. Недостаточная точность, опоздания, забывчивость не только вызывают чувство раздражения у людей деловых, берегущих свое и чужое время, но создают впечатление внутреннего нестроения в душе пастыря. Священник живет по строгому распорядку дня, в основу которого положен богослужебный Устав и личное расписание богослужений и треб. Его день расписан по минутам так, чтобы ни один отрезок времени в течение суток не пропадал даром. Никакие изменения распорядка в угоду неаккуратным и запаздывающим лицам не допускаются. только случай смертной опасности, вызов к одру тяжелобольного, Крещение слабого младенца могут позволить священнику нарушить этот распорядок. Пастырь обязан воспитывать точность и исполнительность и у своих пасомых.

В настоящее время кандидат Священства богословское образование приобретает, как правило, в одной из Духовных Семинарий и Духовных Академий. Однако необходимые навыки, пастырский опыт, доскональное знание службы в полной мере приходят к нему обычно со временем в конкретной приходской работе. Опыт молитвенный и опыт духовнический слагаются в нем незаметно, по мере напряженной внутренней работы, по мере воспитания собственной души и руководства чужими душами. Наконец, умение ладить с людьми, наука кроткой мудрости в житейских отношениях и смиренной твердости при отстаивании своих принципов даются ему самой жизнью, если он пожелает учиться у нее. Однако это еще не все.

Пастырь повседневно имеет дело с самым тонким и неуловимым и вместе с тем вполне ощутимым материалом – верой, совестью, молитвой, сознанием греха, покаянием и т. п. Человеческий дух в самых высоких его проявлениях – это, так сказать, поле его привычной деятельности. По сравнению с таким «предметом» то, чем занимаются самые утонченные светские науки, кажется грубым и почти примитивным. Но пастырь – не только знаток и практик духовной жизни человека, он еще практик и знаток самой жизни Божией, он ее свидетель и тайновидец, а этот «предмет» не может быть сравнен с любыми человеческими делами. Его практика – Таинства, его знание – вера учат его тайнам Царства Небесного. Конечно, ведать их можно только особым ведением сердца, но это не значит, что ум наш должен оставаться при этом праздным. Воспитанию сердца должно сопутствовать и образование ума. И поэтому пастырю никогда не следует удовлетворяться тем, что он уже выучил и приобрел. Всякое мастерство, чтобы оно не притупилось, нужно постоянно оттачивать.

Этой цели должна служить учеба пастыря – не та, которую он проходит в семинарских и академических стенах, где закладываются лишь основы его теоретических знаний, но та, которая как раз строится на этой основе и продолжается всю жизнь. Мало кто из людей в современном мире может позволить себе быть невеждой, а пастырь и подавно. Христианская вера, устроение Церкви, тайна домостроительства спасения, загадки души человеческой – все это необъятное поле пастырского ведения, и для познания и исследования его не хватит никакой жизни. Но познание ни в коем случае не должно быть здесь познанием отвлеченным. Так, ученый, всю жизнь занимавшийся накоплением знаний, под старость может отчасти утратить их, знание же духовное, накопленное в долголетнем пастырском опыте, не только не стирается с годами, но делается как бы все более светлым и отчетливым Конечно, пастырь учится более всего у Бога и у самой жизни. Жизнь людей, невыдуманная и некнижная, жизнь в ее самых узловых и значимых моментах – рождении, смерти, Браке, Покаянии, радости, горе, наконец, и в молитве – повседневно проходит перед его взором. К тому же совершение Таинств, в особенности Таинства Бескровной Жертвы, приносимой за спасение мира, предстояние алтарю, молитвенное подвижничество – все это тоже школа, и знания, которые даются здесь, несравнимы ни с какими другими. Но эти знания следует подкреплять знаниями людей более опытных, более высоких в духовном отношении и передавших этот опыт последующим поколениям.

Так, апостол Павел в одном из своих пастырских посланий пишет своему ученику: Занимайся чтением, наставлением, учением. Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства. О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден. Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя (1Тим.4:13–16).

Нужно ли пастырю читать? Такого вопроса быть не может. Вопрос заключается в выборе книг. Каждый знает, что мы живем в мире, в котором на нас сваливается избыточное количество всякого рода информации. Об «избытке информации» говорят сейчас социологи и врачи, философы и журналисты. Но для христианского пастыря этот вопрос стал актуальным уже девятнадцать веков назад, когда вся культура древнего мира, за исключением немногих эллинских мудрецов, стала, так сказать, «избыточной» для новой, только что зажженной веры. Сегодня, разумеется, христиане не столь категоричны. Но для них проблема отбора информации или проблема выбора чтения стоит в первую очередь.

Слово Божие да будет прежде всего ежедневной пищей православного пастыря. Библия не должна лишь красиво стоять у него на книжной полке или в красном углу. День, в который она не была открыта, пусть почитается им ущербным. Ведь Новый Завет, Евангелие в особенности, это основа его веры, смысл всей его жизни. Умеющего и желающего учиться Библия никогда не перестанет учить. Не отрываться от Слова Божия – вот первая заповедь, касающаяся какой бы то ни было учебы пастыря.

Чтение священника, естественно, должно быть связано с исполнением его прямых обязанностей: совершением богослужений, проповедью, исповедью, назиданием в вере и т. п. Весьма желательно, чтобы в его распоряжении находилась хотя бы малая частица тех духовных богатств, которые Церковь считает своими. Речь идет о сочинениях святых отцов и учителей Церкви, о произведениях подвижников благочестия и святых, житиях, постановлениях Вселенских Соборов, канонических правилах, истории Церкви, богословских трудах, исследованиях по литургике и т. п. «Целой жизни пастыря не достанет перечитать с должным углублением то, что существенно принадлежит к его званию и обязанности; поэтому без всякой потери для спасения собственного и других он может оставить все прочее», – писал архимандрит Иаков в книге «Пастырь в отношении к себе и пастве», вышедшей в Петербурге в 1880 году. Но хотя за прошедшие сто с лишним лет книг, существенно связанных с пастырским званием и обязанностями, стало никак не меньше, не говоря уже о прочем, тем не менее все, что вмещается в понятие этого «прочего» – русская классическая литература, мировая классика, отчасти и литература современная, необходимые сведения о науке, о современном мире, об искусстве, о мировых религиях, о философии, об исканиях и запросах современного человечества – все это также никак нельзя выбрасывать за борт как некий лишний балласт, который только губит нас и тянет ко дну.

Бесспорно, есть превосходные пастыри, в особенности среди монашествующих, которым все это, может быть, и не нужно. У них свой, чисто созерцательный путь, и все инородное, привходящее способно только замутить его. Но этот путь отнюдь не универсален; ссылкой на него нельзя прикрывать свою умственную лень и обычное косное равнодушие. Пастыри, не берущие никаких книг в руки, вовсе не обязательно принадлежат к высоким подвижникам. Здесь основное значение имеет лишь следующее: все, что современный пастырь берет у современного мира – идет ли речь о чтении, об интересе к философии или науке, – должно служить созиданию в нем особой «пастырской культуры», целиком вытекающей из его призвания. Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию, – писал апостол Павел (1Кор.10:31). А разве нельзя «во славу Божию» читать книги, слушать музыку или просто вести беседы? Все, чем священник пополняет свое образование, насыщает свой ум и сердце, должно служить не для развлечения или «отключения», а для познания тайн и чудес мира Божия, для укрепления своей веры в Творца и Спасителя нашего. Всякое знание, которое входит в него, должно быть внутренне организовано его верой и подчинено ей. Только тогда это знание будет, на языке апостола Павла, не надмевающим, а назидающим (1Кор.8:1). Даже знания самые отвлеченные, почерпнутые из современных наук – микробиологии, генетики, новейшей физики, астрономии и т. д., – могут быть обращены ко «славе Божией», если они усваиваются верующим разумом. О «славе Божией» должен непрестанно возвещать священник на языке Церкви, языке веры, языке Таинств, языке молитв, языке проповеди. Но во Вселенной есть и множество других языков, способных по-своему возвещать о том же, ибо еще псалмопевец Давид сказал: Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь (Пс.18:2). И потому нет беды, если священник будет посвящен и в какие-то иные, может быть, и далекие от Церкви языки и наречия, скажем, язык культуры, язык той или иной науки, язык искусства, по-своему отмеченные или запечатленные той же славой.

Конечно, верующее сердце легко отличит правду Божию от человеческого греха, славу – от ее искажений. Для этого ему нужно хранить недремлющую твердую верность этой правде, очищать себя и свое духовное зрение, чтобы видеть ее. Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло (Лк.11:34). Разве не относится это и к нашему разуму со всем накопленным им богатством? Если светильник веры нашей будет чист, то и все знания, коими мы обладаем, все, чему мы выучились, чем обогатили себя, будет светлым, пронизанным светом веры. И, строго говоря, пастырь действительно не имеет времени для дешевого развлекательного чтения; все, что стоит на пути этого света, все, что замутняет его, должно быть отброшено.

Архимандрит Иаков в упомянутой выше книге писал: «Ни один пастырь не может скорбеть о недостатке книг, необходимых для чтения. Не говоря о Библии, которая должна сделаться настольною его книгою, такая богатая сокровищница для чтения под руками у каждого пастыря в книгах богослужебных, в которых он может найти и самую обширную догматику, и самое глубокое, всеобъемлющее учение нравственное, и самую высокую небесную поэзию!»