Глава 8. Молитвенные тексты, смущающие совесть молящихся

Критическое внимание некоторых авторов предсоборного периода привлекали и недостатки в самом содержании богослужебных текстов. «Молитвы жене родильнице» (см. выше, с. 383–385) являются лишь одним из подобных примеров.

Проблема была поставлена уже в Отзывах епархиальных архиереев. Епископ Полоцкий Серафим (Мещеряков) выражал мнение, что наше богослужение в отдельных частях

не вполне служит точным выражением православного учения.(...) Так, несмотря на точное учение Православной Церкви об истинном смысле почитания святых икон, креста Господня, тем не менее некоторые части различных богослужебных чинов, например, акафист честному Кресту, носят на себе следы крайнего взгляда на этот вопрос, сводя почитание этих предметов чуть не к олицетворению и обоготворению. При этом заметно несколько материалистическое отношение к этим предметам, с признанием в них почти самосущей им присущей силы, действующей с необходимостью¹¹²⁷.

Епископ Полтавский Иоанн (Смирнов) отмечал в своем отзыве:

Желателен при переводе пересмотр молитв и песнопений для возможного смягчения в них тех частей содержания, которые смущают немощную совесть христиан нашего времени. Для примера можно указать в «Последовании ко святому причащению» на ту молитву Метафраста, в которой изложен подробный перечень грехов¹¹²⁸.

Несомненно, эту же молитву имел в виду преподаватель МДС Н.П. Розанов, поместив в своих «Московских письмах» следующий рассказ «одного светского человека»:

Я никак не могу переварить некоторых молитв, какие слышатся за богослужением. Вот, например, пред причащением у нас читаются такие молитвы, которые прямо разрушают то чистое и радостное, хотя и благоговейное настроение, с каким приступаешь к святой чаше, очистившись в таинстве покаяния. Ведь мы исповедались, отрясли прах от ног своих, а тут псаломщик докладывает снова, что мы осквернили «всякий уд свой» и перечисляет прямо неудобноизносимые вслух грехи. Около меня стоят мои дочери и племянницы-подростки, и я замечал иногда, что они с некоторого рода недоумением взглядывают на меня, как бы порываясь спросить, что это за грехи¹¹²⁹.

Действительно, содержащийся в этой молитве подробный перечень грехов, связанных с половой сферой («истицание, рукоблудие, деторастление...»), едва ли является самым подходящим назиданием для юных девиц¹¹³⁰.

Однако исключение из нового издания «Правила ко святому Причащению» 4-й молитвы, надписанной именем св. Симеона Метафраста, тоже вызвало недоумение и смущение. Осенью 1905 г. в печати появилась полемическая заметка ректора Олонецкой духовной семинарии, будущего священномученика Фаддея (Успенского), посвященная этому пропуску в Правильным:

Древнерусские благочестивые люди стояли «за един аз» в богослужебных книгах. Неразумная приверженность, но психологически она была понятна. А за целую молитву? Да нужно не просто стоять, – нужно бороться, нужно умереть, а не уступать ее духу времени. (...) Властный произвол (...) синодских чиновников (...) при попустительстве иерархии занес свою святотатственную руку над тем, чего он ни в коем случае не мог касаться. (...) Но ведь это же ужасно! (...) Значит, нужно бить усиленную тревогу. Ведь важно, если позволят сделать безнаказанно первый шаг, а там и пойдут эти искажения богослужебных чинов. Начало уже сделано¹¹³¹.

На примере этого случая видно, с какими трудностями неизбежно столкнулась бы попытка редактирования богослужебных текстов со стороны их содержания. Но ведь не молчали и сторонники такого пересмотра.

«Что за странная поэзия?» – недоумевал герой повести Е.С. Швидченко по поводу таких богослужебных текстов: «Твоя поты, преславне, всю землю напоиша» (тропарь мученику Гордию), – или: «Хврастная страстей яже от телесе востания, сечительно, Ниле блаженне, во бденной твоей ссекл еси молитве»¹¹³².

Больше того: автор посягнул на Псалтирь, из материала которой в значительной степени составлено наше богослужение. Сетуя на чрезмерное обилие в церковной службе ветхозаветного материала, причем малоподходящего с христианской точки зрения, псаломщик Одинокий сыпал целыми подборками псаломских стихов, которые потом повторялись из выступления в выступление, из статьи в статью. Например:

Да будут яко прах пред лицем ветра, и ангел Господень оскорбляя их. Да будет путь их тьма и ползок, и ангел Господень погоняя их (Пс.34:5–6).

Да помрачатся очи их, еже не видети, и хребет их выну сляцы... Да будет двор их пуст, и в жилищах их да не будет живый (Пс.68:24; 26).

Внегда судитися ему, да изыдет осужден, и молитва его да будет в грех... Да будут сынове его сири, и жена его вдова... Да взыщет заимодавец вся, елика суть его, и да восхитят чуждии труды его... Да будут чада его в погубление, в роде единем да потребится имя его (Пс.108:7; 9; 11; 13).

Или из пророка Исаии: «Приложи им зла, Господи, приложи зла славным земли!» – «Тут уж чистая социальная революция проповедуется!» – комментировал герой повести¹¹³³.

Продолжить список было нетрудно, что и сделал приват-доцент (впоследствии профессор) Харьковского университета А.П. Кадлубовский в статье «О ветхозаветном элементе в нашем богослужении» (впрочем, автор указывал, что написал ее еще до знакомства с повестью Софии Благодушной).

Я не думаю отрицать высокого поэтического достоинства многих псалмов, –

писал почтенный филолог и исследователь древнерусских житий святых, –

многие места этих гимнов могут служить хорошим выражением религиозного чувства и для христианина. Но в целом едва ли можно сочувствовать преобладающей роли Псалтири в богослужении. (...) Псалмопевец слишком мало говорит о любви к человеку; напротив, в Псалтири немало проявлений духа ненависти и мести, суровости и нетерпимости – и к врагу Божию и к врагу народа Божия, и даже к личному врагу самого певца.

Приведя множество примеров проклятий, содержащихся в псалмах, Кадлубовский продолжал:

Если посетитель храма слышит в изобилии такие «яростные» речи, то это уже не вопрос только богослужения, это вопрос и общественной нравственности. (...) Ведь местами это просто проповедь человеконенавистничества. (...) Чтение Евангелия, внушающего любить врагов, делать добро ненавистникам, занимает ничтожное место в богослужении сравнительно с Псалтирью. Сущность дела уменьшается тем, что обычное безобразное чтение, господствующее у нас на клиросе, нередко устраняет мысль о возможности понять текст; но это положение дела не может, конечно, считаться нормальным¹¹³⁴.

В качестве яркого примера из числа текстов, которые у всех «на слуху», Кадлубовский приводил заключительные стихи Пс 148. Слова блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень цитировались затем и во многих более мелких публикациях, авторы которых предпочитали укрываться за псевдонимами¹¹³⁵.

Из возражений Кадлубовскому наиболее убедительным представляется ответ священника Николая Липского:

Конечно, могут быть и действительно бывают люди с немощною совестию, которые соблазняются там, где не должно соблазняться и которые квиэтистически смотрят на христианство как на пассивную силу, обязывающую нас только страдать, терпеть и прощать, без всякого проявления активной силы христианства. (...) Между учением ветхозаветных книг и псалмов и учением новозаветных нет противоречия. А потому и употребление их по указанию нашей св(ятой) Церкви при нашем богослужении не должно вызывать никаких пререканий. (...) И в Ветхом Завете, и в Новом Бог есть не только милующий, но и карающий. (...) Ужели все мы сможем считать себя нравственно созревшими настолько, чтобы нам уже нечему было поучиться у Моисея, Давида, Исаии и других ветхозаветных писателей?

Даже если бы мы действительно переросли Ветхий Завет, его книги не должно изгонять из христианского богослужения – в них отражена наша священная история, – считал Липский¹¹³⁶.

Нельзя сказать, что задача очищения наших богослужебных книг от текстов, смущающих пусть и немощную совесть молящихся не осознавалась священноначалием. В разные времена осторожные поправки и мелкие изъятия с целью такого очищения предпринимались при переиздании молитвенников и богослужебных книг, в том числе и в послереволюционные времена. Так, в книгах, подготовленных к печати Издательским отделом Московской Патриархии, были устранены отдельные наиболее соблазнительные выражения из упоминавшейся молитвы Симеона Метафраста и некоторых других богослужебных текстов. Однако немало работы такого рода еще предстоит. В огромном массиве нашего богослужебного наследия по-настоящему «смутительных» слов немного. Но ведь ложка дегтя портит бочку меда! Не стоит забывать и евангельские слова о тех, через которых приходит соблазн...

Ясно, что задача проверки богослужебных книг со стороны их содержания, перевода, состояния текста может и должна осуществляться Высшей церковной властью (посредством учреждаемых ею специальных коллегиальных органов, вроде Комиссии по исправлению богослужебных книг), которая вполне правомочна принимать необходимые решения в этой области. Сложнее обстоит дело с текстами из Священного Писания. Думается, однако, что и здесь можно найти решение некоторых реально существующих проблем.

Конечно, не может быть и речи о какой-либо правке или редакции ветхозаветных библейских текстов. Однако признание их священного достоинства вовсе еще не предрешает вопроса об их использовании в христианском богослужении. Ведь большая часть ветхозаветного материала никогда не звучит в православном храме. Выбор определяется критерием целесообразности для назидания молящихся. Псалтирь вошла в состав нашего богослужения in corpore. Однако одни псалмы (в основном действительно лучшие) звучат в нем очень часто, другие – лишь изредка, в составе кафизм. Существуют и так называемые «псалмы избранные», в которые включены лишь жемчужины Псалтири, наиболее дорогие для нас ее молитвенные стихи, способные выражать наше, христианское отношение к Богу. Такого же рода стихи подбирались, как правило, составителями нашего богослужения для прокимнов. Значит, и из святого можно выбирать святейшее.

В огромном большинстве наших храмов кафизм в полном объеме не читают. Выборка псалмов молчаливо доверена чтецам. Те чаще всего руководствуются простым принципом: какой покороче. Если уж выбирать, можно выбирать и более творчески. В докладе богослужебного отдела Поместного Собора было, например, рекомендовано заменять рядовые кафизмы во дни великих праздников чтением или пением особых праздничных псалмов¹¹³⁷. Это одно из решений проблемы.

Еще один пример. В Финляндской Православной Церкви На реках Вавилонских поют обычно без заключительных стихов. И от этого, думается, духовное воздействие замечательного псалма не умаляется, а лишь возрастает¹¹³⁸.

Наконец, поскольку многие русские святые (такие, как преподобный Максим Грек, святители Димитрий Ростовский, Тихон Задонский) находили незазорным в известных отношениях использовать опыт инославных христиан, укажем, что в Римско-католической Церкви, как и в Церкви Англии, отдельные стихи некоторых псалмов в богослужебных книгах в настоящее время печатаются иным шрифтом или взяты в квадратные скобки. Среди них, в частности, мы обнаружим практически все те стихи, которые цитировались Софией Благодушной и А.П. Кадлубовским. В предисловии к англиканской Литургической псалтири о них коротко сказано: «Стихи в квадратных скобках (при пении) могут быть пропущены»¹¹³⁹.

В общей массе таких стихов немного. Но мед все же слаще без дегтя.