1853 год

Месяц Январь 1, Четверток. Утром служил божественную литургию в Архангельском монастыре, и по окончании ее молился вместе с русскими поклонниками по чину нашей церкви, да подаст нам Всевышний все блага духовные и вещественные.

Первый день нового лета ясен, тепл и тих. Каков-то будет день последний?

Я здоров, душа моя подобна успокоенному морю, в котором отражается чистое небо, освещенное яркими лучами солнца. Скорбь от горя прошлого лета сменилась надеждою на улучшение моей участи.

У Бога прошу себе благодати, вдохновения, девственности, мира. спокойствия, приличного безмолвия, благопотребного разглагольствования, силы слова, усердия к благоделанию и дара различения духов, а царю и отечеству моему – благоденствия, матери моей и всем родным – здравия и спасения, друзьям же моим и недругам – всякого благополучия.

У Него же прошу мира всему миру, союза любви всем царствам и церквам, евангельского света сидящим во тьме и сени смертной, красоты духовной и телесной юношам и девам, согласия супругам, степенности старцам и вдовицам. Прошу также умаления нищеты и всяких бед и напастей, благорастворения воздухов, изобилия плодов земных и умножения тварей полезных человеку.

Ублажи Господи благоволением Твоим и Сион Святый, на котором водворила меня воля Твоя. Аминь.

10½ часов пополуночи

В час пополудни небо покрылось облаками. Со стороны Елеонской горы слышен был гром три раза. Выпал дождь.

В три часа пополудни посетил меня игумен здешнего абиссинского монастыря. По уверению его, копты еще не избрали нового патриарха на место покойного Петра. В царстве Шова первый знаменитый монастырь называется Девра-Ливанос, а в Абиссинии – Сон или Аксом. В Аксомском монастыре хранится тот ковчег завета, который подарен был абиссинской царице Македе и сыну ее Менилеку еще иудейским царем Соломоном.

К вечеру опять прояснилось небо. Итак, новый год не будет ли в начале благополучен, в средине грозен, а в конце тих? Первый день его не есть ли знаменатель всех прочих дней? Увидим.

2, Пятница. День черный! День печальный! День тяжелый для меня и для двух ближних моих, которые четыре года прожили в доме моем боголюбезно, ели хлеб и соль мою, радуясь, и почти безмездно трудились, приобщаясь к делам вверенного мне духовного посольства в Иерусалиме! Несметливость, скупость и несправедливость нашего высшего начальства духовного понудили меня отослать их от себя зимою с малым вознаграждением по причине незаслуженной нищеты моей. Для памяти записываю то, что я сказал им сегодня утром, в присутствии иеромонаха Феофана и студента Соловьева: «Возлюбленные мои, о. иеродиакон и Фадлалла! Выслушайте великодушно, что я должен и принужден объявить вам. Бог ведает, что я люблю и почитаю вас обоих. Ибо вы в течение четырех лет служили при мне усердно, жили боголюбезно и скромно. Но я не могу более держать вас при себе, други мои, по причинам, кои ведомы мне и Богу. Одно только знайте, что ни я, ни эти сотрудники мои, ни вы, никто из нас не виноват; виноваты другие.... Итак, с Богом возвратитесь каждый на родину свою. Я дам вам свои деньги на дорогу. Мне прискорбно и больно говорить вам это. Но что делать? Я сам несчастлив».

Бедный переводчик Фадлалла, скромный и добрый, поражен был этими словами моими, как внезапным громом, и затаил горе в сердце своем, не сказав ни слова. Лишь бледность прекрасного лица его обнаруживала внутреннее крушение его. Я не мог смотреть на него равнодушно. Сердце мое терзалось и цепенело от лютой необходимости, которая заставила меня отпустить сего сирианоараба, достойного лучшей участи и обрадований, а не огорчений со стороны нашего начальства. А иеродиакон Мельхиседек выслушал слова мои с большим великодушием и только просил меня оставить его до весны. Но и этой просьбы его исполнить я не мог. Ибо мне нечем содержать его. Синод, точнее, обер-прокурор его, лишил меня жалованья, неизвестно почему. Что же я могу дать ближним, из которых один добровольно приехал ко мне с Афона и решился служить при мне почти безмездно, а другой приглашен был мною из Дамаска преподавать арабский язык состоящим при мне студентам и иеромонаху с скудным жалованьем из их и моих окладов? Я неоднократно просил начальство включить их в состав вверенной мне миссии и назначить им приличное жалованье, как переводчикам языков турецкого и арабского. Но просьбы мои не уважены. Начальство имеет свои расчеты. А я должен положить предел своему самоотвержению и своим лишениям. Довольно с меня и того, что я в течение четырех лет жертвовал часть своей собственности на содержание двух лиц, необходимых для вверенной мне миссии. Если б синод не поверг меня в прискорбную и тяжелую нищету ,и если б он, по случаю выбытия от нас студента Крылова, не увлекся мелочною законностью и продолжал высылать нам полный столовый оклад, назначенный в росписи и утвержденный Государем, то я никак не решился бы сделать то, что заставила меня сделать крайняя необходимость. Итак, не я дам, а синод даст ответ Богу правосудному за ту скорбь, которую понесли два присные мои.

4, Воскресение. Собор коптских архиереев из Каира прислал сюда новых пресвитеров на чреду священнослужения у Гроба Господня, а двух прежних, посягнувших на жизнь своего настоятеля, потребовал назад. Коптский монастырь в Иерусалиме находится в большом расстройстве. Прихожане его, назад тому месяца три, в числе 70 душ, приняли римское вероисповедание по неудовольствию на помянутого настоятеля, женатого священника.

Патриарх Кирилл в самый День Рождества Христова писал письмо к здешнему камарашу о. Феофану, в котором приказал ему явиться ко мне и поздравить меня с новым годом. Приказание его исполнено сегодня. Καλὴ ψυχή¹⁸⁴.

По словам камараша, кожевенные заводы близ Гефсиманского подворья еще не сторгованы Святогробским монастырем. Итак, еще долго будет распространяться из них нестерпимое зловоние.

5, Понедельник. Один из вышепомянутых коптских монахов, именно о. Аклюдиос (Клавдий), приходил ко мне сегодня и просил меня писать к приятелю моему, игумену Антониева монастыря, Давиду, который скоро будет коптским патриархом, и замолвить за него доброе слово. Я догадался, что ему хочется, однако спросил его, что же написать ему о тебе. Аклюдиос отвечал: «Что посягнувший на жизнь нашего настоятеля Георгия напрасно оклеветал нас в участии с ним, что мы не виноваты, и что вам и всем известно наше честное и доброе житие в Иерусалиме. Так вы спасете нас от истязаний и наказаний». Я обещался писать в этом тоне. Тогда благодарный копт заметал меня низкими поклонами и излизал мою правую руку своими лобзаниями.

Обещанное письмо было вручено ему.

7, Середа. Ночью снилось мне, будто я вошел в какой-то новый дом. Вдруг потолок его начал колебаться и опускаться так, что голова моя касалась его. В испуге я выбежал вон и заметил, что весь дом искривился на правую сторону. Из него выбежало множество людей и все они пошли за мною. Тропинка привела нас к темному погребу. Тут конец сновидению.

Что значит этот сон? Буду ли я жить здесь в новом доме, который греки начали отстраивать для меня в 30 День прошлого месяца Декабря? Или какое несчастие ожидает меня? Не знаю. Видения не имеют конца.

10, Суббота. Погода с начала Января стоит ясная и теплая. Жители Св. Града горюют об оскудении дождевой воды в их домашних систернах.

Из Дамаска пишут, что хауранские друзы злятся на турков и не хотят сеять много пшеницы на своих плодоносных нивах, дабы не снабжать ею Дамаск, и голодом или дороговизною хлеба принудить этих врагов своих оставить их в покое по случаю рекрутского набора. Такова дикая месть дикого племени! Дней сорок назад тому, ездил к ним в Леджу английский консул Вут, пребывающий в Дамаске, и будто бы увещевал их покориться падишаху и дать рекрут, но они не послушали его. А молва гласит, что он поджигал их к мятежу. Верится. Ибо в то время, когда Мустафа паша ходил с войском в Хауран для усмирения друзов, два-три эмира их укрывались в доме консула. Англичане хотят ловить рыбу в мутной воде. Но друзы не стерляди, а крокодилы. Их не удержат английские мрежи. Они проторгнутся так же, как изорвались в 1840 г.

На больших дорогах мятежники грабят и убивают мусульман, а христиан щадят. Господи сил с нами буди!

Ночь светла. Порывистый ветер бушует. Душа моя спокойна. Что-то делают любящие меня мать, сестра, родные, друзья, знакомые? Господи помилуй их и меня.

16, Пятница. В ночь под нынешний день снилось мне, будто одна орлица преследовала меня и грозила мне смертью, но другие орлицы заслоняли меня от нее. Спасаясь, я поднимался выше и выше в каком-то прекрасном и богатом доме. Опасности мне не было.

Сон в руку! Сегодня я получил неприятное письмо.

Но Бог мой заступник и упование мое, и Он раззорит советы нечестивых.

Сновидения я записываю потому, что желаю знать, как во время сна проходит почти треть моей жизни.

Сегодня перепадает дробен дождик.

18, Воскресение. У патриаршего наместника митрополита Молетия говорено было о обращении назаретских католиков в протестантство. Архимандрит Никифор (γραμματικός) поведал мне, что англичане уже давненько имеют там своих последователей до 160 душ, кроме жен и детей, и что английский епископ Кобат писал в Константинополь, чтобы великобританское посольство исходатайствовало у Порты позволение построить две церкви в Назарете и Набулузе для тамошних протестантов из местных арабов. Вот как действуют здесь другие! А мы? Мы посланы присутствовать на похоронах православия.

Около шести часов пополудни лил дождь с градом, но недолго.

24, Суббота. Ночью и утром свирепствовал сильный, холодный ветер, и с запада нанес облака, около девяти часов выпал дождь с снежною крупою, но скоро перестал. На западе мрачные тучи, а на юге яркое сияние солнца составляют резкую противоположность. Опять льется дождь с снежинками. Опять солнечный свет преломляется в влажном воздухе. В самый полдень пролился дождь обильный, но ненадолго.

Я – историограф иерусалимского дождя.

25, Воскресение. Утро тихо. На северо-западе облака, на востоке светло. Идет дождь.

Облака, эти мокрые титаны, перешли за Елеонскую гору и заслонили от меня солнце. Дождя нет. (В 7½ ч. утра).

Опять полился он с снежинками. Капли падают прямо. Слышен шум от их падения. Прошли минуты две и дождь перестал. За Елеоном свет пробивается сквозь тучи.

Победа склоняется на сторону солнца. Но титаны снова напали на него сильно. Кровь их льется каплями. (В 8½ час.).

Солнце гонит их. Но они окружают его со всех сторон.

В полдень исполин неба победил титанов, разогнав их с помощью ветра. Но в час пополудни они опять налетели с моря и помрачили иерусалимское небо. Опять полилась вода.

В два часа светло. Католики благовестят в колокол и призывают своих к молитве.

Под вечер солнце победило мокрых титанов.

26, Понедельник. Светло и тепло. Я делаю свое дело. Бог мне помощник.

28, Середа. Носится слух, будто здешний паша уведомлен из Константинополя о том, что Порта намерена отдать латинам армянский престол в Гефсиманской церкви.

Латинский патриарх Валерга объявил своей пастве, что ежели кто принял или желает принять протестантство, то пусть выскажется, дабы известно было, кто какого духа и кто во что верует.

Дней десять назад прибыл сюда из Амиды православный юноша Димитрий, скромный и благообразный. Он желает учиться в здешней патриаршей школе языкам греческому и древнему арабскому. Сегодня отправлено к патриарху представление о принятии его в эту шкоду. А пока получится благословение его блаженства, он будет жить у о. Спиридона.

В Раиле православные христиане желают устроить новую школу для своих детей в тамошнем греческом монастыре по указанию патриарха. Оттуда прибыл посланный араб и просит у патриаршего наместника 6000 пиастров на этот предмет.

Сегодня решено мною и камарашем Феофаном разгородить низший класс в здешнем приходском училище на две половины. Ибо от множества детей обучение их идет плохо.

30, Пятница. Сегодня патриаршее училище в Св. Граде праздновало память трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. Все ученики, учителя и ефоры слушали божественную литургию в соборном храме Воскресения Христова. Священнодействовал неаполийский (набулусский) архиепископ Самуил. После литургии наместник патриарха, все здешние архиереи и почетные архимандриты отправились в училище. При входе их пропет был тропарь праздника. Когда все заняли места свои, начальник училища о. Дионисий Клеопа произнес рассуждение о пользе, какую принесли православию три святителя учением и житием своим. В заключение пропето было многолетие патриарху Кириллу и его наместнику. Я обедал в училище вместе с учителями и учениками.

С ночи до полудня капал дождь. Потом небо очистилось от облаков и воссияло солнце.

31, Суббота. Здешние латины получили повеление Порты пристроить кельи к Гефсиманской церкви и священнодействовать в ней в праздники на армянском престоле, а в прочие дни на гробнице Богоматери. Слышно, что они требуют себе ключей от Гефсиманского храма, и что если им не отдадут их, то они будут просить Порту, чтобы тамошние двери отпирали и запирали мусульмане, а не греки.

Месяц Февраль 1, Воскресение. Сегодня после обеда украл меня сон, чего не бывало ухе давно.

2, Понедельник. Сегодня скончался учитель приходской арабской школы Фарах. Он был скромен и трудолюбив. Вечная память ему!

В три часа пополудни я ходил к ефору патриаршего училища о. Феофану и объявил ему, что завтра после вечерни неотложно будет первое заседание наше и совещание о делах училищных. Он просил меня заседать не в приходской школе, а в моем монастыре. Но я не согласился на это.

От о. Феофана я пошел к наместнику патриарха преосв. Мелетию и между прочим предложил ему назначить священника в село Ульму в Фаворской епархии, дабы не вторглось туда протестантство из Назарета, и определить пять здешних сирот в патриаршую школу и содержать их иждивением казны Св. Гроба, но не помещать в самой школе, а ежемесячно выдавать им по 50 пиастров, как награду за хорошее поведение и похвальные успехи в науках. Он согласился на мои предложения. Наконец я объявил ему, что с завтрашнего дня начнутся заседания училищного попечительства (έφορία).

Преосвященный Мелетий поведал мне, что патриарх Кирилл в Константинополе имел продолжительное совещание с министром иностранных дел Фуадом-ефенди о Св. местах в Палестине и просил его исходатайствовать ему у султана позволение явиться ко его величию и предстательствовать пред ним об этих местах.

3, Вторник. Наконец Бог сподобил меня учредить здесь правление училищного попечительства. В три часа пополудни все ефоры, именно я, и Дионисий Клеопа, камараш Феофан и архимандрит Вениамин собрались в келью учителя Варнавы. Когда все заняли свои места, я сказал: «Христос посреди нас!», и потом вознес краткую молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Бога живаго, призри с неба на собрание наще, просвети нас, и подаждь нам дар управления, χάρισμα x υβερνήτεως». Все прочие возгласили «Аминь».

После молитвы я начал говорить: «Попечительство о всех училищах, подведомых апостольскому патриаршему престолу иерусалимскому, существует законно, потому что учреждено законным патриархом Св. града и всей Палестины. Цель учреждения его известна. Оно должно дать жизнь, движение и порядок всем училищам, какие только находятся в пределах церкви Палестинской. (Общее согласие). Но предварительно оно само должно быть устроено надлежащим образом. Что же требуется для него? Во-первых, горница».

После указания разных помещений для попечительства, решено заседать в одной порожней комнате приходского арабского училища. Я настоял на этом и продолжал речь.

– Для правления попечительства нужны стол, накрытый сукном, несколько пар стульев, шкаф, письменный прибор, печать, Библия, Кормчая книга, (Πηδάλιον) и икона трех святителей.

Последовало общее согласие и решение изготовить все это и просить патриарха, чтобы он прислал попечительству печать. После сего я предложил установить чин заседаний попечителей.

– Первое седалище, – говорил я, – предоставляется патриарху и наместнику его, второе о. Дионисию, как начальнику патриаршей школы, имеющему дар слова; третье, если угодно, назначьте для меня, а четвертое и пятое пусть занимают отцы архимандриты Феофан и Вениамин. (Согласие).

Теперь рассудим и решим, к кому попечительство должно относиться по делам своим, к одному ли патриарху или и к наместнику его.

Решено сноситься с обоими, смотря по делам.

Учредив таким образом попечительство, я поставил ему на вид, что, по наблюдениям, ученики в приходском училище весьма мало успевают от того, что негоден способ обучения их, и предложил разделить это училище на четыре отдельные класса, вместо двух, и определить еще двух наставников, так чтобы один обучал детей арабскому чтению и письму, другой усовершал их в том и другом, а третий и четвертый преподавали бы все прочие уроки.

– Это предложение было одобрено всеми, и решено просить патриаршего наместника разгородить приходскую школу новою стеною среди ее, а патриарху представить дело об определении двух учителей, одного на место покойного Фараха, а другого вновь. Тогда же были избраны нами два новые наставника, сын покойного учителя Фараха и брат арабского священника Михаила, и назначено как им, так и всем прочим увеличенное против прежнего жалованье, именно: о. Варнаве 4200 пиастр., Ханне Нукли 3600, брату о. Михаила 3000 и Фераху 2400, всего 13200 пиастров. Об утверждении сего жалованья определено просить его блаженство. Наконец, все мы согласились дать денежное вспоможение супруге покойного Фараха и собраться на другой день для рассуждения об училищных делах.

Я хранил в глубокой тайне свое дипломатическое намерение просветить и возвысить православных арабов во что бы то ни стало. Мне было жаль их. Они несли двойное иго: турецкое и греческое. Надлежало освободить их. Как же? Посредством просвещения. Ибо Спаситель сказал: «Истинна свободит вы»¹⁸⁵.

4, Середа. Утром я ходил к наместнику патриарха и от лица попечительства просил его разделить стеною большую комнату приходской школы на два класса и оказать помощь вдове Фараха, примолвив, что я даю ей свои 400 пиастров. Преосвященный, уважив мое ходатайство, при мне приказал калфе (зодчему) произвести все нужные перестройки в помянутой школе и обещался помочь вдове тайно, дабы прочие арабские вдовицы не потребовали от него незаслуженной помощи.

В три часа пополудни было второе заседание попечительства. Сначала письмоводитель Варнава прочел вчерашние определения наши и отправил к патриарху представление о печати для попечительства, об определении двух новых учителей и об утверждении жалованья им по новой росписи. Потом позваны были вновь избранные наставники. Выслушав определение наше, они из явили согласие вступить в предложенные им должности. Фараху я вручил свои 400 пиастров для отдачи его матери от лица попечительства. После сего было определено: 1. изготовить белье, одежду и обувь для 21 питомца патриаршего училища на весь год; 2. расписать уроки и часы преподавания их в приходской школе и 3. просить патриарха, чтобы он типографию свою подчинил попечительству и назначил учителя в Лидду, с жалованьем 2400 пиастров в год.

По окончании заседания осмотрены были материалы, приготовленные калфою для перестроек в приходской школе.

5, Четверток. Утром приходил ко мне здешний православный христианин Михаил Катарджи и просил определить его учителем в Набулуз. Я обещался устроить судьбу сего злополучного араба, обнищавшего неповинно.

Известный шех Абдуррахман недавно разграбил торговый караван, шедший из Карака в Хеврон.

7, Суббота. Пламенно желая открыть приходское училище в Лидде и тем предупредить вторжение туда протестантства, я решился о ездить в этот городок, переговорить с тамошними христианами о сем деле, выбрать помещение для училища и для наставника и потом взглянуть на вновь отстраиваемое подобное училище в Рамле. В 7½ часов дня я уже ехал верхом на коне. В горах было нежарко. Но на поле между Латруном и Рамлою от зноя вскипела вся кровь моя. Усталый, измученный, раскаленный, я едва отдохнул в Рамлийском греческом монастыре.

По закате солнца мусульманские дети долго ходили по улицам Рамлы и с криками просили у Бога дождя. Они напомнили мне китайцев, которые подобным же образом умоляют небо в несчастиях.

Было полнолуние.

8, Воскресение. Рано утром мне хотелось отслушать там обедню, но так как она начинается поздненько, то я, дорожа утреннею прохладою, отправился с переводчиком своим в Лидду. Нас провожал туда монастырский кавас Хассан. На половине дороги он обратил наше внимание на колодец под названием Бир Себа, устроенный в небольшой четвероугольной башне с куполом, и рассказал, что в правление знаменитого Ибрагима паши один правоверный утопил тут свою жену, и за то был повешен на соседнем дереве. Но его же словам, недалеко от сего водоема европейцы нашли медную руду, но она, по небрежению начальства, оставлена без внимания.

В Лидде мы застали обедню. Христиане пели по-гречески Святый Боже, когда мы вошли в их темный и убогий храм. Священник, убеленный сединами, совершал жертву хваления в ризах, пожертвованных мною. После обедни я пошел к одному почетному жителю Лидды. У него собрались старшины, одетые по праздничному опрятно и нарядно. Я об явил им, что патриарх учредил попечительство о народных школах и что оно пришлет в Лидду наставника, но предварительно желает знать, есть ли помещение для него и для учащихся детей.

– Найдется требуемое помещение около нашей церкви, или в принадлежащих ей домах, – отвечали старшины.

Решено было осмотреть его. Сперва все мы отправились в один из этих домов, но так как он оказался обширен, и при том занят разными семействами, а надстройка на нем училища обошлась бы дорого, то я не выбрал сего помещения. Тогда старшины повели меня к своей церкви. Осмотрев смежные с нею здания, мы решили устроить училище в доме, занимаемом сарафом (ростовщиком ) наемным образом, а для наставника отделить две противулежащие комнаты. Я сделал очерк местности, простился с благомыслящими и сговорчивыми христианами и возвратился в Рамлу.

Здесь, после вечерни, осмотрено было мною отстраивающееся училище. Оно, по указанию самого патриарха, помещено под заезжими келиями его, напротив приходской церкви. Учебная комната довольно велика, но темновата.

9, Понедельник. В четыре часа по полуночи я с своими выехал из Рамлы в Иерусалим. Было прохладно. Луна светила на западе. Бесчисленные звезды составляли хор ее. Мы ехали торопко, побаиваясь так называемых людей добрых. Спустя час, луна скрылась; стало сумрачно; наше опасение увеличилось тем более, что по сторонам дороги слышен был то свист, то кашель людской. В одном месте, недалеко от деревни Кубайбе, в темной дали, показались нам существа движущиеся. Мы подумали, что добрые люди те, что свистали и кашляли, объехали нас стороною и вышли к нам навстречу, но вместо их оказались волы и коровы, коих пасли два-три араба. Страх миновал. Однако мы пришпорили своих коней и, когда проехали помянутую деревню, успокоились, потому что на Востоке, за теменем передних гор, начал брежжиться утренний, белесоватый свет, окрашенный воздушною синевою. Я вперил взор мой в небо и приравнивал непродолжительный сумрак пред утром к мгновенному затмению всех способностей души в час смерти тела, а рассвет дня – к сиянию ее в лоне вечного Бога. Когда же на восточной окраине неба стал показываться свет золотистый и когда в разливе его ярко заблистала утренняя звезда, а направо и налево от этой зари еще рисовались разные созвездия, тогда я в этой живой картине неба видел подобие той славы, с какою архиерей идет в церковь. Созвездия казались мне архимандритами, иереями и диаконами, предшествующими владыке, а утренняя звезда предносимою пред ним горящею свечою. С появлением солнца звезды исчезли. Так по входе архиерея в церковь весь сонм священный скрывается в алтаре. Все эти думы вместе со мною въехали в глубокую долину. Высоты ее, как многоярусный иконостас, скрывали от меня светозарного владыку неба, но на столько времени, во сколько чтутся часы пред обеднею. В таком настроении души я продолжал путь свой, поя тихо разные песнопения церкви.

В половине десятого часа поезд мой остановился в масличной роще, у древнего города Кариафарима (ныне Кариат-анеб или Абогбш). Тут мы вкусили хлеба и вина. Речь зашла о проводившем нас юноше Арефе. Я сказал переводчику Фадлалле, что под приятною наружностью сего магометанина кроется душа мстительная; ибо он не по летам суров и на всех смотрит дико. Переводчик отвечал мне: «Вы читаете в глубине сердец. Этот юноша кроет в себе мщение за убийство отца его, совершенное по такому случаю». Назад тому несколько лет иерусалимские ефендии и в числе их отец Арефа, подкупленные и наущенные армянами против греков, взбунтовались, заперлись в городе и грозились на наших святогробцев. Но тогдашний дрогоман греческого монастыря

спустился с городской стены там, где условно поджидали его вооруженные жители православного селения Рамаллы. Приняв его в свой круг, они зарядили ружья и начали стрелять на воздух. Бунтовщики, заслышав их выстрелы и крики, догадались, что патриарший дрогоман ушел из Иерусалима и даст знать о мятеже дамасскому паше, но по страстному ослеплению не погнались за ним. Дрогоман скрылся и немедленно отправил гонца с письмом в Дамаск. Тамошний паша, узнав дело, тотчас послал отряд войска, который кратчайшею, неторною, дорогою дошел до Иерусалима в восемь дней. Мятежники не ожидали столь скорого перехода его и потому в пятницу выпустили своих жен из города на кладбища, по обычаю. Но в этот День прибыл отряд и врасплох застал тут правоверных плакальщиц. Мужья, желая спасти их, не могли запереть городские ворота, и вот отряд по следам их вошел в Иерусалим и занял крепость. Началась военная расправа. Тридцать шесть зачинщиков заговора и в числе их отец Арефа посажены были в крепостные затворы. Разумеется, они старались спасти свою жизнь подкупом. Начальник отряда взял с них деньги и дал им клятву, что они в такой-то день уже не будут в тюрьме. Наступил обещанный срок. Наконец, заключенные, чая свободы,. поели сладко; но около полуночи всем им отрублены были головы и туловища их были положены на крепостном валу под коврами. Утром родственники этих несчастных ожидали их в своих домах и, не постигая причины замедления их, пошли к начальнику отряда и напомнили ему данную им клятву. Он отвечал: «Я сдержал свое слово, заключенных нет в тюрьме; войдите в нее сами и посмотрите». Челобитники вошли в тюрьму и никого тут не нашли. Тогда они в изумлении спросили воеводу: «Где же они?» Воевода отвечал им: «Я сказал, что, по данному слову, их нет в тюрьме; они все спят глубоким сном; ступайте на крепостной вал, там увидите их». Ходатаи догадались, пошли и под коврами увидели одни туловища. Воевода сдержал свое слово. С этой поры иерусалимские ефендии злятся на греческий монастырь и не могут простить ему пролитой крови тридцати шести единоверцев своих.

После этого рассказа мы отдохнули немного и отправились восвояси. В два с половиною часа пополудни я уже кряхтел дома, опаленный солнцем и измученный верховою ездою.

10, Вторник. Сегодня во время вечерни православные арабы прислали ко мне одного из своих собратий благодарить меня за попечение о народных училищах. Я ласково принял сего представителя общей благодарности и просил его объявить всем, чтобы они усердно посылали детей своих в школы.

После вечерни было чрезвычайное заседание училищного попечительства по следующему случаю. Сын учителя приходской арабской школы Иоанна Нукли, давно злобившийся на наставника той же школы Варнаву за неприличное обращение с его молодою женою, подстерег сего полумонаха у своей родственницы, занимавшейся ремеслом любовных дел, и вознамерился убить его при выходе из дома ее. Догадливая ремесленница спрятала Варнаву в угольной клети, а о злоумышлении дала знать патриаршему наместнику. Между тем помянутый Нукли проведал о злом намерении сына своего и прибежал туда же. Началась ссора; полились обидные речи; загремели угрозы. В эти минуты пришли кавасы наместника и выручили углекислого Варнаву. Но оба Нукли костили его как нельзя хуже. Это было в прошлую субботу. Соблазн огласился в городе.

Попечительство допросило Варнаву и Иоанна Нукли по одиночке и, выслушав их признания, объявило им свой приговор: так как соблазнительное происшествие, в котором вы участвовали, подлежит суду высшему, то вам надобно обратиться к патриаршему наместнику, пусть он разберет кто из вас прав и кто виноват; до решения же его оба вы увольняетесь от должностей ваших; кто из вас будет оправдан, тот опять займет свое прежнее место.

Такой приговор поразил их, как громом. А попечительство поручило архимандриту Вениамину объявить наше решение наместнику.

11, Середа. Что День, то горе, да и не одно.

Наместник не захотел судить виновных, отговариваясь тем, что патриарх не поручил ему училищ, как будто звание наместника дано ему для одного почета. Таково первое горе настоящего дня.

Вот и второе. Начальник патриаршего училища Дионисий заявил мне, что камараш Феофан обидел о. Авраамия, смотрителя работ в Крестном монастыре, который перестраивается для оного училища, и что Авраамий в гневе бросил свое дело и просится у наместника в монастырь Св. Саввы, а наместник об явил ему, что он не мешается в училищные дела. Выслушав эту неприятность, я решился съездить в Крестный монастырь, чтобы вместе с прочими ефорами осмотреть тамошние работы и на месте уладить случившееся разладье.

Спустя несколько минут опять пришел ко мне о. Дионисий, но уже с Авраамием, который и рассказал нам все свое горе. Оно не велико, но сильны страсти человеческие. Что же это такое? Назад тому несколько дней камараш постучался в ворота Крестного монастыря. Авраамий не слыхал стука и потому не отпер их. Тот ушел домой, кипя гневом, и в другое время излил всю свою желчь на невинного смотрителя работ. Смирение в этот раз перенесло несправедливую обиду. А гордыня нашла новый повод к поруганию неусыпного труженика. Камарашу вздумалось очистить масличные дерева у Крестного монастыря, и он для этой работы потребовал у Авраамия состоящих в его распоряжении людей. Из числа их отряжены были самые смышленые, но оказались негодными к садовому деду. Тогда камараш прислал туда шесть поклонников, умеющих ухаживать за деревами. Авраамий должен был поить и кормить их наравне с прочими многими работниками. Посему потребовалась лишняя прислуга на поварне. Измученный приставник осмелился попросить об этом важного камараша, но вместо согласия получил поношение и упрек (будто) за лихоимство при постройках. Такая обида стала невыносима для честного старца, и он покинул свое дело.

Выслушав его, я сжалился над ним, и сказал ему: «Ради Господа Иисуса, подавшего нам пример терпения, ради отца и патриарха нашего, ради спасения души в подвиге послушания, прошу и молю тебя, брате, не покидай своего дела. Завтра со всеми ефорами приеду в Крестный монастырь и улажу разлады, как Бог меня наставит. Будь спокоен и покорен». Авраамий утих и согласился опять трудиться, лишь бы дали ему повара и требовали от него еженедельной отчетности в расходах. И это условие его было мною принято во внимание. Авраамий ушел в мире. А о. Дионисий начал упрашивать меня поторопить работы в Крестном монастыре и примолвил. что патриарх письмом из Константинополя побуждал камараша окончить их, как можно скорее, при нынешнем паше, задаренном деньгами; ибо если будет назначен другой паша, то опять потребуются большие подарки, потому что Крестный монастырь переделывается без дозволения Порты. Эта примолвка была взвешена мною; и я обещался уговорить попечительство, чтобы переделка монастыря шла поспешно.

Как только миновало это второе горе, явилось третье. Ко мне пришел другой смотритель всех святогробских работ архимандрит Софроний и объявил, что перестройка дома для вверенной мне миссии замедлится потому, что архимандрит Афанасий, которого кельи присоединяются к сему дому, не выйдет из них, пока не будут возвращены ему 24000 пиастров, употребленные им на отделку его помещений. «Всякое препятствие к добру», – сказал я Софронию, и посоветовал ему переговорить об этом деле с патриаршим наместником.

Спустя час, этот преподобный отец опять пришел ко мне и рассказал, что наместник призывал к себе архимандрита Афанасия, предлагал ему 16000 пиастров в вознаграждение за убытки и вдобавок соседний дом, в котором жил баталионный лекарь, и, огорчившись упорством его, послал к патриарху письмо, в котором просил его решить это узловатое дело.

12, Четверток. Беру в руки перо и записываю печальные вести, дошедшие до моего слуха.

Хауранские друзы, подстрекаемые английским консулом в Дамаске, готовятся к войне с турками.

Французский консул в этом же городе недавно учинил поступок дерзкий и обидный для тамошних магометан. Случилось, – умер вне Дамаска какой-то подданный Франции. По местному обычаю, имеющему силу закона, нельзя было внести тело его в город. Однако, консул просил пашу сделать исключение из общего правила, поставляя ему на вид, что по христианскому закону надобно отпеть покойника в церкви. Паша отказал ему в просьбе, извиняясь местным обычаем, нарушение которого может иметь последствия неприятные для христиан. Тогда горячий француз созвал всех зависимцов своих, вооружился сам с головы до ног и так грозно внес тело в Дамаск. Магометане одурели от такой необычайной дерзости и потому не воспрепятствовали ему внести покойника, но, опомнившись, разъярились на христиан. Впрочем возмущения не было, а только сознана была слабость турецкого правительства.

Говорят, что из Константинополя приехал в Бейрут новый архиепископ сего города, Иерофей¹⁸⁶.

Четырьмя ветрами всюду разносится слух, будто французы намерены отвоевать Палестину, и будут мусульмане тайно вооружаться и готовиться к отпору. Этот слух преувеличенный достиг и до заиорданских аравитян. Православные жители тамошнего города Сцалты на днях письменно спрашивали греческий монастырь: правда ли, что франки завладели всеми Св. местами, взяли Сен-Жан-д’Акр, Назарет и оттуда идут к Иерусалиму. Это я слышал от архимандрита Никифора в кельи патриаршего наместника.

Непомерное хвастовство палестинских католиков при настоящем перевесе их могучих представителей здесь и в Константинополе, доходит до дерзости и буйства. В Вифлееме от него едва не вспыхнуло возмущение. На днях тамошние женщины римского вероисповедания подразнили православных баб тем, что папа и Франция сильнее всех на свете, и что греки украли серебряную звезду из вертепа Рождества Христова, но на место ее положена другая, но вся франкская. Пошла ссора. Вскипела ярость ревности не по разуму. Но к счастию мужья не заступились за жен, и дело обошлось без драки. Однако порох лежит подле огня, и Боже упаси нас от взрыва!

В прошлый вторник (10-го Февраля) несколько здешних аравокатоликов вышли за город повеселиться и, гуляя в саду патриаршего письмоводителя архимандрита Никифора, сломали два дерева. Работники его, магометане, заметив это, поколотили их. Наказанные таким образом молодцы воротились в Иерусалим и, случайно увидев подле дома патриарха Валерги прислужника помянутого архимандрита, некоего Дауда, давай бить его, чем и во что попало. За невинного вступился какой-то магометанин. Но они прибили и его. Кавасы Валерги видели эту драку, но не уняли дерзких. Весть о ней мгновенно разнеслась по городу. Тогда удальцы из православных арабов тотчас вооружились, чем могли, и прибежали к дому латинского патриарха с тем, чтобы у обидчиков вырвать око за око и зуб за зуб, но к счастию уже не застали их тут. Впрочем, месть будет. Слышно, что не только православные иерусалимляне, но и жители селения Бетжалы поклялись поколотить католиков за стенами города при первом удобном случае. И долго ли до греха? Они и у Валерги отрежут красивую бороду его. Что касается до злополучного Дауда, то он помирился с озорниками, взяв с них деньги. А. пострадавший от их побоев магометанин жаловался на них Валерге, и, когда этот патриарх предложил ему 30 пиастров, сказал его преосвященству: за три фунта крови, кои потерял я, не возьму и 30000 грошей; по вашей просьбе, жаловаться папе не буду, но честь мою отстою. Таким образом, аравокатолики нажили себе двух неприятелей: наших и мусульман.

Возгораемые вещества накоплены и от малейшей искры вспыхнут.

На днях один из правоверных жителей смежной с Иерусалимом деревни Силоам убил родного отца своего. Но паша даже и не судил его. Так турки презирают арабов.

На днях же в селении Абуд магометане поссорились с соседями своими, православными христианами, и многих из них ранили. O tempora! O mores!¹⁸⁷ Только и слышишь о грабежах, убийствах и всяких беззакониях. Господи! Доколе хилый род турков будет господствовать здесь? Воскресни, Господи, воздвигни силу твою, силу русскую, и прииди во ежо спасти погибающих!

Сегодня, после вечерни, я ездил в Крестный монастырь и помирил там Авраамия с камарашем.

13, Пятница. Вот новость! В Малой Азии есть небольшое племя называемое юрукидес¹⁸⁸! Кочевое, оно живет в палатках. Эти юрукиды приходят в Константинополь и поют там разные песни. Подобно им греки поют в церкви Ἄξιόν ἐστιν, Достойно есть, яко воистину... Эту новость я узнал сегодня в монастыре Св. пророка Илии.

22, Воскресенье. По небу гуляют разрозненные облака. А дождя нет. Знойно и душно. Пробави Господи, милость Твою ведущим Тя!

26, Середа. Вчера вечером и ночью шел дождь и сегодня каплет с неба. благодарение Богу милосердному! Недаром я предсказывал христианам и магометанам (12 Февраля), что в Марте месяце непременно прольются обильные дожди, потому что русский холод погонит жар с севера на юг и нанесет сюда вожделенную влагу.

Около полудня дождь перестал, но в исходе седьмого часа опять полился при сильном ветре. Туча налетела с за-моря. Гром гремит, молния блистает.

Русский поклонник г. Абаза, вчера прибывший сюда с Синая чрез Акабу, Нахле, Газу и Хеврон, поведал мне, что пустынные арабы, подстрекаемые хевронским шехом Абдурахманом, приняли его сторону и грабят деревни около Хеврона, и что в Идумее, между Акабою, Петрою, Хевроном и Газою, бедуины ведут междоусобную войну. Во всем этом крае ненавистна власть турецкого султана.

26–27, Четверток – Пятница. В оба дня и по ночам лился дождь, как из ведра, но с перерывами. Из Иовлева колодца потекла река по долине Кедронской.

28, Суббота. День ясен, слышно, что православный священник села Нуссежбина близ Набулуза принял протестантство и учится в здешней английской школе. Епископ Гобат намерен водворить его в Набулузе, где есть протестантские семейства из арабов. Говорят, что поведение сего священника весьма неодобрительно. Итак, англичане в нашем саду подбирают червоточину.

Месяц Март. 1, Воскресение. Идет дождь. А в Дамаск приехал антиохийский патриарх Иерофей. Он для паствы своей то же, что дождь для земли.

3, Вторник. День ясен, а людские вести мрачны. Поди после этого и ищи соответствия законов нравственных законам природы математическим.

Жители деревни Бет-Сахура, магометане, на днях дрались с обывателями Силоама. У первых убиты два, а у вторых один; раненых же у тех и у других много; была месть за кровь.

На днях же дрались христиане смежных сел Джифны и Бир ес-Зейта. Раненых немало; убитых нет.

8, Воскресение. В Святогробском храме, после обедни, подрались сперва сириане и армяне, а потом армяне и православные. Поводом к драке послужило разладье армян и сириан за одну келью в ротонде Гроба Господня, которой требовали сириане от армян, как своей давней собственности, а эти не хотели возвратить ее. Когда началась драка между ними, тогда православные поклонники загородили собою жен своих, стоявших у часовни Гроба Господня. Но армяне, не разобрав, кто чей, ударили двух-трех наших и от того драка стала общая.

Никто не был убит. Армянские монахи принимали кулачное участие в общей свалке. Один из них ринул скамью на православных сверху ротонды. Но, к счастью, они заметили ее и расступились. Она упала на пол. Ее тотчас изломали в куски и ими начали бить армян. Наместник нашего патриарха Медетий разнимал дравшихся и не обошелся без толчков. Наконец пришли турецкие солдаты с ружьями и восстановили порядок.

9, Понедельник. По случаю драки приходил ко мне сирианский митрополит Абдевур и просил меня заступиться за него пред армянским патриархом. Я спросил его: в чем дело? Он рассказал, что сирианские поклонники с давних пор помещались в одной келье вверху Святогробской ротонды, и что эта келья ежегодно отдавалась армянам после Пасхи, дабы в ней покоились их монахи до прибытия сириан в Иерусалим к светлому празднику. Но в нынешнем году армяне не захотели опорожнить ее по-прежнему, и за то возникла вражда и произошла драка. Выслушав это, я обещал сходить к армянскому патриарху и уладить разладье.

13, Пятница. Наместник нашего патриарха подал паше просьбу о том, чтобы англичане выдали ему нуссежбинского священника для отчета в церковном имуществе. Но английский епископ Гобат не выдает его без письменного ручательства паши в его свободе.

14, Суббота. Однако, наместник упросил пашу вызвать этого священника в суд. Паша потребовал его у английского консула. Подсудимого привели в мегкеме. С ним пришли туда дрогоман и чиновник английского консульства. Начался суд. Наши предъявили, что переметчик-священник получал от них Деньги (700 пиастров ) за обучение детей в Нуссехбине, но не учил их. Это предъявление засвидетельствовали и нуссежбинские христиане. Но англичане отвергли свидетельство их, как врагов священника, хотевших убить его. Тогда нуссежбины закричали: «Мы убьем его, как только увидим за воротами города». Когда они умолкли, наши потребовали с англичан еще 700 пиастров, которые клиент их получил в разные времена, как подарки, и настояли, чтобы он сдал церковное имущество. Но подсудимый объявил, что сдавать нечего, разве ветошки, изорванные книги церковные и оловянные сосуды, а о подарках сказал, что ему давали их иногда. После этого признания его наши просили судей посадить его в тюрьму до решения дела, а англичане требовали, чтобы посажены были туда нуссежбины за гласное намерение убить прежнего пастыря их. Паша велел заковать его в цепи, но англичане взяли его на свои поруки. Тогда греки оказали им: «Коли вы ручаетесь за попа, то мы ручаемся за христиан и берем их к себе». Этим кончился суд.

15, Воскресение. Утром я ходил к армянскому патриарху и упрашивал его отдать сирианам спорную келью, поставляя ему на вид, как не любы Порте все святогробские тяжбы, как сожалеют о них в России, и как надобно нам сберегать сириан и предупреждать склонение их к папизму. А в конце концов умилительно сказаны были мною слова Господа, кои изрек Он пред страданием своим: «Мир даю вам, мир мой оставляю вам»¹⁸⁹.

16, Понедельник. Сердечное слово мое было действенно. Сегодня патриарх прислал во мне своего епископа Григория и дрогомана, которые и объяъвили, что он отдает сирианам их келью, но с Вербного Воскресения до Пасхи, по прежнему взаимному условию. Я рад был и этому.

17, Вторник. Выл у меня сирианский митрополит Абденур. Я объявил ему решение армян. Но он остался недоволен им и требовал кельи на весь великий пост. Тогда излилась моя кипучая речь: «Помилуйте, преосвященный, не нарушайте своих давних условий с армянами. Ведь, они уже сорок лет, с дозволения вашего, помещаются в вашей келье у Гроба Господня, не считая ее своею. Чего же вы домогаетесь? Новизны? Но знайте, твердо знайте, что в Константинополе никто не желает ее». Абденур ушел от меня, нахмурив свои дугообразные и союзные брови.

18, Середа. Вчера у соседа моего архимандрита Афанасия Дамаскинца был пир по случаю раскаяния нуссежбинского священника. Его вразумили жители Яффы, которые недавно сделались было протестантами, но отстали от англичан, не понимая их веры и стыдясь ходить в их кирку, потому что нет в ней креста, а выставлены у алтаря две мраморные скрижали с десятью заповедями Моисея на еврейском языке.

А ргороs! В Яффе двадцать православных христиан записались было в протестанты, разгневавшись на святогробских греков за то, что они прогнали от себя поверенного их, который от имени 65-ти бедных семейств просил денежной помощи по случаю неправильной раскладки новых податей, так что вся тяжесть их падает на бедных; богатые же, состоя под покровительством России, Франции, Англии, не хотят взносить ни одного пиастра.

Жалки здешние арабы! На лбах их написано: «Мы торгуем верою». Но кто написал тут слова эти? Католики и протестанты.

21, Суббота. Сырой туман повил все небо. Ветер воет. Мои силы слабы.

23, Понедельник. Ясно. Апельсины, лимоны и померанцы цветут рясно.

24, Вторник. Выл у меня сирианский митрополит Абденур и сказал, что он поладил с армянами. Слава Богу!

28, Суббота. Мне снился курский епископ Илиодор. Я будто в доме его обновленном. Из окон видны красивые высоты, рощи и здания. Он проговорил мне что-то о философии Платона и исчез после того, как я поцеловал его белую и худощавую руку. Не умер ли он? В костромской семинарии я учился у него греческому языку и церковной истории, когда он инспекторствовал там.

Месяц Апрель. 1, Середа. Сегодня было заседание ефории. Я предложил, чтобы четыре ученика из здешней приходской школы (арабы) были переведены в патриаршее училище, и чтобы они ежемесячно получали по 30 пиастров на одежду и обувь, но жили бы у родителей. Это предложение мое было принято единодушно всеми ефорами. Решено просить об этом письменно патриаршего наместника.

2, Четверток. В два часа пополудни я осматривал училищные постройки в Крестном монастыре, распределил тут помещения для ректора и учителей и предложил устроить больницу на восточной стороне обители.

3, Пятница. Назад тому два-три дня огласилось, что в окрестностях Газы было сражение между бедуинами. Сражались шесть и шесть тысяч. Убитых 600. Бедуины гасские были побеждены и отступили в деревню Бетжибрин. Причиною междоусобия послужила ссора их шехов. Одни из них позвали на помощь себе бедуинов, кочующих на границах Египта и Палестины, и одолели своих противников.

Конец четвертого тома