340–341. Великое испытание совести народной

Хорошо называют всякую войну великим испытанием. Как золото очищается от посто­ронних примесей огнем, так душа христианская очищается скорбями, так целый народ Божиим попущением подвергается великому испытанию войною: никогда так ярко не обна­руживаются душевные свойства народа, как во время бедствий войны. Будто со дна души поднимаются и добрые качества, и те страсти, которые таятся в самой глубине сердечной; и начинается между ними борьба, и благо тому народу, в душе которого добро возьмет верх над злом, добрые свойства его души над недобрыми. На наших глазах за эти два года войны раскрылась во всей наготе душа немца: это – настоящий потомок древних гуннов, бессердечный, бесчеловечный эгоист, пропитанный гордостью и самоценом до мозга костей; в его глазах только его соплеменники – люди, остальное человечество – что-то вроде животных, коими он может пользоваться как рабами, почти как бессловесною тварью. Тут обнаружи­вается что-то сродное с иудейским талмудическим мировоззрением. Немец пьян своею гор­дынею, буен и шумен от нее как от крепкого вина. Если еще есть надежда на его отрезвле­ние, то именно война и должна отрезвить его, смирить, вразумить. Вызвала ли война в немецкой душе что-либо доброе – мы не знаем: пусть об этом судит Единый Ведущий человеческие сердца.

Обратимся к родному народу, посмотрим, что вызвала на поверхность его души эта ужасная война. Зла в мире больше, чем добра, а потому – больше приходится замечать явле­ния отрицательные, чем положительные. Мир ведь во зле лежит.

Думали ли мы, пастыри Церкви, что война вызовет из глубин души народной беспредельную, ужасающую страсть корыстолюбия? Правда, она проявилась сначала не в массах народных, – она прежде всего обозначилась в том сословии, о котором еще древний муд­рец сказал: “Купец едва может избежать погрешности; как посреди скреплений камней вби­вается гвоздь, так посреди продажи и купли вторгается грех” (Сир. 26:27; 27:2). Но как пламя пожара, страсть наживы быстро распространилась повсюду, где только открывалась возможность нажить: все без исключения быстро стало дорожать: и товары, и труд рабо­чих, и самые первые потребности жизни. Будто опьянели все: что вчера стоило несколько копеек, то стало стоить рубль, а что всего хуже: дороговизна все растет и нельзя сказать, когда и на чем она остановится. Будто люди сказали своей совести: “Уйди ты от нас, не докучай нам: видишь, настало время, когда так легко можно нажить, такого времени мы и не запомним, да едва ли когда еще и будет. Как же не попользоваться, как не скопить деньгу на черный день?..” И копят, и прогнали от себя совесть, и она замолчала, и то, что свойственно отверженному Богом племени, будто стало общим достоянием всех, кто только видит воз­можность под тем или другим предлогом взять втридорога, а иногда и еще дороже. И будто все правы: “С меня дерут, как же мне не брать?”. И не знаешь: да к чьей же совести обра­титься? Увы, она спряталась куда-то у всех, не только торгующих, но и трудящихся. Дело в том, что явилась в жизни какая-то невольная круговая порука: все вздорожало как бы поне­воле, и только тот, кто не имеет возможности поднять цену на свой труд, например, чинов­ник, священник, учитель, живущие жалованием, несут всю тяготу этого вздорожания, только они обречены на голод и всю невыносимость дороговизны. Довольно сказать, что профес­сора высших учебных заведений, люди с высшим образованием, с видным общественным положением, люди, занимающие высшие должности в правительственных учреждениях, но не имеющие посторонних источников для своего содержания кроме жалованья, начинают завидовать простым фабричным рабочим, которые сами повышают цену своего труда пропорционально росту дороговизны жизни. Что это, как не повальное сумасшествие? Люди, в сущности, обманывают друг друга, ибо если ты требуешь за свой труд, за то, чем ты тор­гуешь, больше прежнего, то и с тебя требуют также больше прежнего: повышается твой приход, но повышается и расход, если ты только хочешь остаться честным человеком. Но в том-то и горе, что этого мало: ты снова повышаешь цену своего труда или товара, чтобы что-нибудь нажить, но и с тебя снова повышают требование за все. Будет ли этому когда конец? Ведь так можно дойти до того, что рубль обратиться в копейку: подумайте, как же тогда жить тем, кто живет всё тем же рублем, каким жил три-пять лет назад? Ведь ему при­дется умирать с голоду!

Пишет мне один многосемейный чиновник: “Вот приходит осень, зима; жалованья, которого прежде доставало кое-как на квартиру, отопление, на пищу и одежду семьи (а она у меня состоит из 11-ти человек), теперь едва достанет на скудный стол да на полуотопление, – будем уже согревать квартиру на половину своим дыханием; детям ходить в учебные заведения – не в чем: ни теплой одежи, ни обуви, да и за ученье вносить нечего; в церковь выйти в праздники и думать не приходится: будут сидеть до весны дома – ведь совсем оди­чают. Помогите чем можете”. Но ведь таких тысячи: как и чем им помочь? И это еще те, у кого хоть на кусок хлеба-то достанет, а как жить нищете безысходной, вот этим вдовицам духовного ведомства, получающим из своего попечительства по рублю в месяц, как быть тем, которые вовсе не получают ни гроша, а для труда нет у них ни силы, ни уменья. У мил­лионеров бездна бездну призывает, по 500 % наживают, куда деньги девать – не знают: рядят своих жен в бриллианты, которые, говорят, страшно вздорожали, одевают в шелка, которые стали дороже серебряной парчи, прожигают время в театрах да веселых домах, проигрывают целые состояния в одну ночь в карты, – а беднота плачет с голоду и холоду, а младенцы ново­рожденные не имеют капли молочка, а больные беспомощные старички и старушки зябнут в нетопленых хатах или подвалах, и нет у них корки хлеба, чтобы размочить да голод уто­лить!.. Господи, помилуй их, напитай их!.. А Господь словами песнопевца отвечает: “Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощник”. Вы, забывшие Бога, у которых совесть молчит! Услышьте хотя вопль и стенание, слезы и рыдание этих несчастных! Вы, роскошно пирующие подобно евангельскому богачу, бросьте хоть ту корку хлеба несчастным сиротам и беднякам, которую вы небрежно бросаете своим псам, что под вашею трапезою подби­рают крошки! Вы, власть имущие, обуздайте жадность торгашей, вы, законодатели, издайте законы, или лучше сказать: напомните существующие уже законы, не позволяющие брать свыше известного процента! Ведь вопли бедноты, стоны вдов и сирот вопиют к небу и внем­лет им Господь – Судия праведный, – поспешите умилостивить Его, пока до конца не про­гневался Он на всех нас!..

Но почто пишу я эти многоскорбные строки? Кто будет читать их? Вси уклонишася, вкупе неключими быша, – все сошли с ума, все, кто забрал в свои руки, так называемые пред­меты первой потребности! Все опьянели страстью наживы, подобно тому, как немцы опья­нели страстью гордыни, зверства, жадности! Вот мы каждый день умоляем Господа, чтобы помог Он Царю нашему одолеть врага и супостата, но сами что делаем? Прогневляем Гос­пода. Услышит ли Он молитву нашу? Русские люди, – не говорю уже о живущих среди нас нерусских, коим дела нет до Русского народа, до блага родной земли, – вы, именующие себя русскими, православными людьми! Опомнитесь! Убойтесь Бога, Судии праведного! Призо­вите в помощь свою забытую, прогнанную вами совесть! Спросите ее: чем умилостивить гнев Божий, грядущий на нас? Она вам подскажет. В ее голосе вы услышите голос Божий. И лишь только послушаетесь этого голоса, как увидите воочию Божие благословение на вас и на делах ваших, как почувствуете в сердцах своих прикосновение Божией благодати, милующей и спасающей нас. Лишь только вы протянете руку помощи горюющим беднякам, лишь только откроете житницы ваши – не говорю уже для бесплатной раздачи хлеба алчу­щим, а хотя бы только для продажи по совести, без большого барыша, тех запасов, какие у вас имеются, – вы сразу почувствуете, что над вами будто небо раскрылось: так станет у вас светло на душе, вы сознаете, что есть на земле счастье повыше всех ваших удовольствий, и настолько выше, что, как небо от земли, так это счастье отстоит от всех ваших балов, теат­ров, игр, наслаждений. Ужели вы так и умереть хотите, не изведав этого счастья, – счастья делать добро, жить по совести, счастья чувствовать близость Божьей благодати к себе, сча­стья быть уверенным, что есть вечно блаженная жизнь, которая начинается еще здесь на земле, в сердце нашем, когда начинаем исполнять Божии заповеди, освящая себя святыми таинствами Церкви, нашей матери? Ведь вы же, русские люди, называете себя еще право­славными; вы еще не отреклись от Церкви, от Христа: вы не хотите этого – да? Так просни­тесь же, отрезвитесь, сбросьте вражье наваждение, ослепляющее вас страстью наживы! Ах, братья – купцы и торговцы! Если бы вы знали, какое теперь, именно теперь благоприятное время для вас, чтобы с Богом прогневанным примириться, чтобы себе царствие Божие – еще здесь, на земле купить, в свое сердце стяжать, чтобы начать жить по-Божьи здесь и перейти туда, в вечность, с мирной совестью, с верою и упованием на Божию милость! Ведь я говорю с русскими людьми, а русские люди веруют в Бога, не то, что немцы, – правда, увлекаются страстями и грехами не меньше немцев, но все же по русскому обычаю, когда гром грянет, и перекрестятся. Вот, гремит гром небесный над Русской землей: перекреститесь же! Ведь гроза Божия может прямо разразиться над вами, – отведите же ее от себя милосердием и простою справедливостью! Пожалейте родную землю, родной народ, будьте русскими!..

Законы правды Божией непреложны; когда люди не хотят знать их, они свершаются над ними с неумолимой строгостью. Около четырех тысяч лет тому назад прогремело грозное повеление Божие на Синае: не укради! Всякий бессовестный продавец нарушает эту святую заповедь Божию, а потому над ним висит гнев Бога правосудного: он не только сам лишает себя благословения Божия, но и призывает на себя проклятие. “Сладок, говорит древняя богодухновенная мудрость, сладок для человека хлеб, приобретенный неправдою, но после рот его наполнится дресвою (Притч. 20:17); строящий дом свой на чужие деньги – то же, что собирающий камни для своей могилы (Сир. 21:10), а кто спешит разбогатеть, тот не останется ненаказанным (Притч. 28:20), потому что богатство его, по пословице, прахом пойдет, или, как говорит премудрый Соломон, оно сделает себе крылья и, как орел, улетит к небу” (Пр. 23:5).

Никакой народ не умеет так каяться, как наш православный Русский народ. И, слава Богу: хоть редко, хоть единично, а я имею утешение видеть такое – русское покаяние. При­веду самый последний пример. Вот что пишет мне один почтенный старец из торговых людей. Само собою разумеется, я не назову его ни имени, ни адреса, хотя думаю, что он был бы согласен и на это. “В дни моей молодости, когда мне было лет восемнадцать (а теперь мне уже 67 лет), я служил конторщиком в купеческой конторе. Раз приказчик считал деньги для сдачи их хозяину, когда хозяин позвал его к себе в соседнее помещение. Он поспешил на зов хозяина и оставил деньги на столе. В конторе остались я да бухгалтер. И вот, кому-то из нас – кажется, что мне, пришла мысль подшутить над приказчиком, спрятать часть денег, и я взял – не помню, одну или две пачки по сто рублей и спрятал в свой ящик с мыслию: хватится ли приказчик? (Как видите, враг хитер: он не стал внушать тут же присвоить – попросту – украсть деньги: он учит только “подшутить”, спрятать их). А приказчик, по возвращении в контору, не считая денег, убрал их в свой ящик, поспешая куда-то, чтобы исполнить при­казание хозяина. В этот ли, или на другой день у нас с бухгалтером явилась мысль, что у приказчика, вероятно, столько хозяйских денег, что он и не хватится взятых нами, а потому можно их и вовсе не отдавать ему. Действительно, сразу он и не хватился, что у него денег недостает, но потом по его беспокойству мы заметили, что он денег не досчитывается, но все-таки взятых денег ему не возвратили, а разделили их пополам, то есть украли. (Вот как враг ведет человека от шутки ко греху: может быть, стыдно уже стало признаться в “шутке”). Много лет спустя у меня зашевелилось сознание греха, и я был бы очень рад возвратить эти деньги по принадлежности или наследникам того приказчика, но к розыску его не принял мер, а потому вовсе потерял его из виду. Вот я прибегаю к вам, владыко, с почтительнейшей просьбою: прилагаемые двести рублей употребить по вашему усмотрению и помолиться о прощении моего греха”.

Прошло пятьдесят лет, а совесть все мучила русского человека. Надо бы, конечно, и теперь возвратить хотя наследникам того приказчика, но и они не известны. В успокоение кающейся совести, я послал эти деньги в распоряжение Волынского святителя, в помощь его бедному духовенству, лишенному крова после разорения их жилищ немцами, присоединив и от себя нечто, дабы быть участником в покаянной жертве доброго христианина. Думаю, что самая мысль поступить так пришла ему под впечатлением недавно напечатанной моей заметки под заглавием “Совесть заговорила”. Там я рассказал, как тоже некто, взявший у странника 15 рублей и не возвративший ему, прислал мне 30 рублей с просьбою послать на фронт нашим воинам “Троицких Листков”, в виде духовной милостыни, потому, что он не знает, кто и где живет, даже жив ли тот странник, у кого он взял деньги, ибо прошло уже лет пятнадцать, как это было.

Так вот как поступают люди, у которых совесть еще не погасла, которые еще вни­мают ее неумолимому требованию и боятся суда Божия. Вот добрый пример тем из торговых людей, которые уж слишком много перебрали за свои товары с добрых людей: пусть они вспомнят еще евангельский пример мытаря Закхея, пусть в своем сердце повторят его золотые слова: “Господи, се, пол имения моего раздам нищим, и аще кого чим обидех, возвращу четверицею!” За то и услышал из уст Самого Господа: днесь спасение дому сему бысть, зане и сей сын Авраамль есть. Вот настоящий путь, указываемый Самим Господом и нашим куп­цам, если только они не хотят отречься от Христа Спасителя. Господь говорит, что радость бывает на небесах у Ангелов Божиих, когда и один грешник кается, какую же радость самим Ангелам Божиим доставили бы наши купцы, если бы по примеру Закхея стали бы обра­щаться, каяться или хотя бы полагать начало покаянию, продавая товар по совести, не оби­жая ближнего, не повышая цен. Ужели, в самом деле, они так заглушили свою совесть, что перестали быть христианами?..

Не хочу верить!..

Я кончил статью, когда пришел ко мне один настоятель, только что назначенный в монастырь. Его рассказ подтвердил мне то, что я думаю о русской душе. Она способна на великие подвиги, на самоотречение в самых, казалось бы, насущных и крупных материаль­ных интересах. Предшественник о. настоятеля оставил монастырских долгов на несколько десятков тысяч. Кредиторы, все торговые люди, явились к новому настоятелю с своими заяв­лениями об этих долгах. Настоятель сказал им прямо, что монастырь не имеет чем платить. “Как же нам быть? Что посоветуете?” Он сказал: “Если хотите выслушать мой совет, то скажу вам откровенно: судиться с прежним настоятелем – один соблазн, да и у него ничего нет. Обитель посвящена Матери Божией: Она и должна вам, в сущности. Если вы простите Ей этот долг, то Она будет вам помощницей в ваших делах и Сама наградит вас. Вот и весь мой совет”. Купцы подумали немного и решили: “Быть так! Верим Царице Небесной”. И заявили, что они прощают монастырю весь долг.

Широка натура русская. Это отметил еще наш славный поэт граф Алексей Толстой в своем известном стихотворении. Это сказалось даже и в том печальном явлении, которое называется дороговизной. “Если уж наживать – так без меры, без пощады”. И наживают. И народ простой на тот же путь примером своим толкают. И вот мужик требует 5 рублей только за то, чтобы перевезти кубик хворосту за две версты для соседа, беспомощного старика, у которого нет ни лошади, ни денег заплатить. Какое-то бессердечие, – страшно подумать!.. Но не верится, что так и дальше будет. Гремят громы Божии, крестятся уже русские право­славные люди. Ужели люди торговые, именующие себя русскими, не опомнятся, не пере­крестятся? Не хочу верить.