109. Язычествующий националист о святителе Николае Японском

Трогательное, доходящее по местам до художественного воодушевления слово посвятил отец протоиерей Восторгов памяти в Бозе почившего святителя Николая, воистину – апостола Японской страны. Немногими, но сильными чертами он сумел изобразить во весь рост этого великого человека нашего времени, при воспоминании о котором считаешь себя счастливым, что ты – ему современник, что ты имел счастье знать его и переписываться с ним, ибо в этом Божием человеке так ясно проявила себя сила Божией благодати.

Тем больнее было прочитать отзыв о великом святителе известного публициста г. Меньшикова. “Новое время” – самая распространенная газета, а Меньшиков стяжал себе славу человека, который смеет о всем свое суждение иметь и к голосу которого многие при­слушиваются.

Г. Меньшиков подкупает своего читателя своим беспристрастием: он, по-видимому, воздает должное личным качествам апостола Японии. “Может быть, – говорит он, – Нико­лай, действительно, и был святым, насколько позволяет об этом судить наше грешное созна­ние”. Но тут же говорит: “Жизнь и деятельность столь замечательного человека заслужи­вают серьезного обсуждения”. И он принимается за это “обсуждение” и начинает... с чего бы вы думали? С упрека святителю: “Зачем он бросил свою бедную родину? Зачем отдал себя чужой стране? Неужели в громадном отечестве нашем нет своих язычников – и в букваль­ном, и в переносном смысле? Неужели чудному сердцу архиепископа Николая не нашлось бы подвига в коренной России, хотя бы в той же Смоленщине? Не составляет ли нравствен­ной измены Отечеству, когда сильные духом и одаренные русские люди отдают себя слу­жению чужим народам?” и т. д. От обвинения святителя Божия, который всего себя отдал служению апостольскому, в “нравственной измене Отечеству”, наш публицист готов был бы перейти в обвинение его в “карьеризме”: “Люди влагают всю силу духа своего, чтобы прославиться первыми апостолами в еще нетронутых странах”. Это, – видите ли, – “сродни честолюбию первых мореплавателей и путешественников”. Да спохватился: чистота, высота и сила истинного подвига заставила и этого беспощадного судью оговориться. “Если бы речь шла не об архиепископе Николае, благородство души которого вне сомнения”, – говорит г. Меньшиков. Зато со всею силою какой-то ненависти к делу Божию обрушивается он на самое дело, которому отдал всю свою жизнь святитель Божий: “Смерть, – говорит он, – свя­тителя, дает хороший повод прекратить его святое, но в общем безнадежное предприятие. Никогда Япония не сделается православной, – подчеркивает он, – а небольшой горсти люби­телей православия в этой стране следует предоставить их религиозные потребности их соб­ственному попечению. При обширности, разноплеменности России, при ее разноверии, вся так называемая внешняя миссия есть хуже, чем роскошь, она вредная ошибка Церкви”. Вот до каких нелепостей дошел наш публицист! Невольно спрашиваешь себя: да кто он, этот публицист? Язычник или христианин? Верует ли он в Бога – не говорю уже по-нашему, по-православному, а хотя бы просто по-христиански? Или это один из тех, которых Церковь сегодня (пишу в неделю Православия) предавала анафеме, яко глаголющих или даже хотя бы только помышляющих не быти Богу и Его промыслу не управляти миром? Кто читал прежние писания этого неистощимого газетного говоруна, тот знает, что для него христианство уже отжило свой век, а православие и подавно – исторический пережиток, что на смену хри­стианству идет какой-нибудь буддизм или иной модный культ. Но когда этот писатель наде­вает на себя личину патриота, то приходится с ним считаться. Разберемся кратко с нашей, православной, церковной точки зрения в тех “серьезных”, будто бы, суждениях, какие он высказывает.

Юный, двадцатичетырехлетний юноша, прямо со скамьи, не задумываясь, как он сам говорил, о том, как устроить свою судьбу, вдруг, под впечатлением простого приглашения, прочитанного им на листе бумаги, решается принять монашество и ехать туда, куда пригла­шали – в Японию. И вот, г. Меньшиков теперь кричит: “Нравственная измена Отечеству!” Да разве этот юноша знает, предвидит успех своего будущего служения в Японии? Правда, как юноша, он мечтает, но ведь известно, какую цену придают юноши своим мечтам. Он едет просто – к посольской церкви, а не в миссию в собственном смысле. И если бы кто тогда сказал ему: “Что ты делаешь? Ты изменяешь Отечеству!” – он, вероятно, только улыб­нулся бы на такие речи. “Я и еду служить Отечеству, – мог бы сказать он, – служение при посольстве русском разве не есть служение Отечеству?” – “Но ты лишаешь Отечество такой силы, таких талантов.” – “Много и без меня и более меня способных людей остается в среде сынов моего Отечества, – ответил бы скромный в мнении о себе юноша. – Я иду туда, куда меня зовут, и в этом зове вижу волю Божию, а в остальном – буди та же воля Божия, благая, премудрая немощная и врачующая”. Вот и все, г. Меньшиков! Ужели, по-вашему, каждый юноша должен считать себя будущим великим человеком и расценивать себя сам: куда и на что он годен? Не лучше ли предоставить это воле Божией: ведь Господь-то лучше нас знает, на что мы пригодны и способны. Вот и я, грешный, в юности моей мечтал уйти в дебри Алтайские и быть там проповедником Христа нашим язычникам, но Богу угодно было послать меня в монастырь, и слава Его премудрому изволению! В 1880 году, когда святитель Николай, по хиротонии во епископа, провел три или четыре дня в лавре Преподобного Сер­гия, я близко сошелся с ним, и являлась у меня мысль поехать с ним в Японию, но я не поз­волил себе высказать ему этой мысли, опасаясь напроситься на крест, который будет мне не по силам. А если бы он пригласил, вероятно, решился бы. В том-то и дело, что искренно верующий христианин во всем ищет единой воли Божией и не позволяет себе мудрствовать паче, еже подобает, отнюдь не смея ценить себя, ибо знает и крепко верует, что все, что мы делаем доброго – не мы делаем, а Сам Бог в нас и чрез нас. Это первое.

Второе. Как думает г. Меньшиков: ведь и Апостол Павел, и все, кроме Петра и Иакова, Апостолы Христовы покинули Палестину, свой родной народ, пошли в чужие страны, чтобы проповедовать христианство во исполнение завета Христова: что ж, стало быть, и они яви­лись нравственными “изменниками Отечеству”? Как-то странно и опровергать такие “националистические” суждения! Ведь тут, очевидно, нет ни веры в промысел Божий, ни истинно христианского понимания дела! На небе, у Ангелов Божиих, радость бывает и об одном грешнике кающемся, какой бы национальности он ни был, а в Японии обращено ко Христу до 40 000 душ: это ли не великое дело Божие? Это ли не радость – не только для небожи­телей, но и для нас грешных, которые не могут не радоваться спасению братьев наших во Христе? Ведь во Христе Иисусе несть еллин и иудей: в деле веры все мы родные братья, и японцы, ученики святителя Николая, на деле показали свою братскую любовь к нашим пленным, которые не могут и теперь, спустя несколько лет, без чувства глубокой благодарно­сти вспомнить то, как японцы-христиане относились к ним в горькие дни позорного плена. Пусть публицист-националист назовет меня космополитом: я с радостью приму это назва­ние, если понимать его в христианском смысле. В том-то и дело, что православная вера род­нит все народы. Пусть японцев пока горсточка: довольно и того, что семя святое в них бро­шено, довольно того, что христианство уже явило чудеса и знамения в среде этих язычников. Не говорю уже о чудесах в собственном смысле, о коих мне писал почивший святитель, – разве не чудо, что языческий жрец Савабе, пришедший убить святителя, стал его ревност­ным учеником и проповедником Христа? Разве не чудо, что пред нашим равноапостолом почтительно склоняли головы и язычники, да не простой только народ, а и люди ученые, люди, высоко стоявшие на службе, – даже сам император Японии прислал на его гроб венок: разве все это не чудо, совершенное благодатью Божией чрез нашего достославного Архи­ерея Божия?

Япония, говорит Меньшиков, никогда не будет православной. Он даже подчеркивает эти слова. Не слишком ли много верит он в свою мудрость, свое предвидение? Ведь, Божьих дел никто не знает. Силен Бог и мертвых воскрешать. Святитель верил в возможность обращения японского народа ко Христу. В этом народе есть естественные добродетели, которые могут привлечь спасительную благодать Божию к сему народу, подобно Корнилию-сотнику, о котором повествует книга Деяний Апостольских. И кто знает? Со страхом помыш­ляю я, грешный, как бы не сбылось слово Господне на нас самих: отнимется у вас царствие Божие и дастся языку, творящему плоды его – вот, может быть, этим японцам. Об этом я писал еще 40 лет назад в журнале “Миссионер”. И тем страшнее эта мысль, что тогда, когда я писал это, не было тех ужасных признаков богоотступничества, какие всюду наблюдаются у нас теперь, именно в наши дни. Да сохранит Господь Россию от такой беды, но такие вот рассуждения, как высказываемые Меньшиковым, могут нас привести к этому.

И какое пренебрежение слышится в этом выражении Меньшикова: “горсточка любителей Православия”? Будто Православие есть какое-то ненужное в сущности занятие, ну вроде “научных опытов” каких-нибудь что ли, а не сама жизнь! Любители Православия! Что-то вроде любителей фотографии, цветоводства или тому подобное. Горсточка! Конечно, это немного, это – лишь один человек на тысячу населения Японии: но ведь истинное христи­анство и есть “зерно горчичное”, и есть закваска, по притчам Христовым. И из горчичного зерна вырастает почти дерево, и малая закваска способна заквасить все тесто. Почивший святитель, как известно, почти не имел сотрудников из русских, а все же обратил ко Христу до 40 000, а может быть, и больше. Разве сам он не был тем зерном, из которого выросло древо велие? Разве не он вложил ту закваску, которая как воздействовала на души, способные воспринять Божию благодать? Да не мы ли виноваты и в том, что он не сделал вдвое, втрое, в десять раз больше? По-видимому, ему не было препятствий в его деле со стороны языческого правительства, а средств не доставало! Ведь как ни скудно, по нашему просто ничтожно было содержание катихизаторов (что-то рублей 30 в год!), а все же нужны были средства. А местная церковь, все эти бедняки, льнувшие ко Христу, не могли дать средств, и вот святитель вынужден был, к великой скорби своей, сокращать число веропроповедников. Вместо того чтобы увеличивать ассигнования, наше миссионерское общество вынуж­дено было сокращать их. Мы, мы виноваты, что в течение полустолетия так холодно, так безучастно относились к святому подвигу святителя Божия.

А г. Меньшиков советует и совсем предоставить юную Японскую церковь своим силам и средствам! Да это будет преступлением! Это будет величайшим оскорблением памяти великого святителя! Это будет изменою тем заветам Христовым, тем верованиям, какими жила Русь тысячу лет: быть не только хранительницею чистейшей спасительной веры, но и распространительницею света Христова среди народов. Наше горе в том, что в нас самих гаснет светоч Православной веры и православной жизни. Но не должно ли это самое побуж­дать нас возжигать этот светоч в других народах, дабы их молитвами Господь не попустил погаснуть и в нас сему благодатному огню? Прочтите в толкованиях Апостольского посла­ния к Римлянам у епископа Феофана о том, как призванием язычников Бог влечет к вере самих иудеев.

Но с такими писателями, как г. Меньшиков, толковать об этом не приходится. Ведь сам он, не замечая того, стоит на точке зрения японцев, узких националистов. И когда вспом­нишь, что этот талантливый писатель-публицист стоит едва ли не во главе так называемых у нас националистов, когда представишь себе: а что если и все они так думают? – то страшно становится за Россию, за ее будущее. Мне почему-то всегда казалось, что эти люди ста­вят национальность впереди Православия, считая последнее лишь служебным орудием для главной национальной идеи, и этой глубокой ошибкой, если не сознают ее, они погубят себя. Для русского православного народа прежде и выше всего – вера православная, а затем Царь – Божий Помазанник и наконец уже – народность или, если угодно, национализм. И в самой основе народности русской лежит ничто иное, как Православие. Не будет этого фундамента – не будет и народности русской. И не Церковь ошибается, исполняя, по мере сил, запо­ведь Христову, а вы, господа националисты, мнящие построить свое здание на песке. И веч­ная память с похвалами да будет и пребудет святителю Николаю, Японскому просветителю, нашему родному молитвеннику, нашей духовной красе и похвале нашей родной Церкви!