Часть II. Слуга Святой Животворящей Троицы

С 1340 г., когда первые ученики навестили юного Варфоломея в его уединении. До 1918 г., когда Троице-Сергиева лавра была разогнана коммунистами, русские нескончаемым потоком текли к месту, где некогда жил и трудился Радонежский игумен. Шестьсот лет – долгое время, за которое русский народ пережил не одну перемену. Страна переросла феодальную раздробленность, прошла свои рубежи под властью петербургских императоров. Она претерпела несколько революций, вторжений и войн; у нее были свои периоды подъема и упадка; несколько раз радикально менялась политическая и культурная жизнь нации; изменился менталитет и даже язык, но ни одно из этих важных преобразований не отразилось на любви и преклонении русского народа перед Преподобным Сергием.

Жизнь любого святого имеет два различных аспекта. С одной стороны, он представляет собой наиболее совершенную форму развития личности, таким образом возвышаясь над массой обычных людей, которые не смогли достичь подобной зрелости. А с другой стороны, он отражает наиболее типичные черты своей нации, своего класса и своей религиозной традиции. Поэтому жизнь святого – это как наглядный пример того, чего может достичь индивидуум, так и воплощение идеала, исповедуемого, хотя и редко реализуемого, другими членами той же Церкви и нации. Таким образом, преподобный Сергий – это не только человек, заслуживающий славы великого христианина, но и надежны ключ к пониманию менталитета русских и их отношения к религии.

Канонизированные святые – это обычно руководители церкви, ученые или мистики, проведшие жизнь в уединении, размышлении и учении. Их именуют мучениками, апостолами, миссионерами и пророками. Они принадлежат к типу мужчин и женщин, редко встречающихся в повседневной жизни; их социальный статус кажется странным большинству христиан. Исключения из этого общего правила немногочисленны, и одно из них представлено Преподобным Сергием – человеком, который до конца своей жизни, несмотря на все свои духовные достижения, продолжал заниматься привычным трудом русского крестьянина.

Хотя по рождению он принадлежал к знати, физически и психически он представлял универсальный тип человека, добывающего пропитание обработкой земли, унаследованной от отцов. Преподобный ведал все горести и радости крестьянской доли, он владел всеми навыками крестьянина, трудился под палящим летним солнцем, страдал от мороза суровых русских зим. Как ни был он знаменит и почитаем, даже к концу своей жизни он не изменил своих привычек, и в житии появляется всегда с топором и лопатой (неотъемлемыми орудиями крестьянского обихода). Его сильное неутомимое тело, умелые руки, практический ум и выносливость – все обличало в нем типичного крестьянина. В этом смиренном и работящем человеке не было ничего экстравагантного или экзотического. Сергий-мистик, Сергий-пророк, глава Церкви и нации встречал посетителей в одеянии обыкновенного крестьянина, и это ставило его в совершенно особые отношения со всеми теми христианами, что проводят свою жизнь в сельскохозяйственных работах. Крестьянская внешность Преподобного Сергия ни в коей мере не была маскарадом или желанием идентифицировать себя с беднейшим и наиболее угнетенным классом. В его жизни не было ничего искусственного, он был самым настоящим крестьянином, и всю свою духовность и даже свои добродетели он разделял со своими собратьями-тружениками. Он был гостеприимен, милосерден к бедным, миролюбив и, прежде всего, смиренен. Он обладал тем особым даром терпения в сочетании с упорством, который часто встречается среди тех, кто находится в тесном постоянном контакте с природой и все существование которых зависит от ее милостей.

Крестьянин принимает события какими они его застигают, он знает об ограниченности своих сил, он вполне сознает, что бывают обстоятельства, такие, например, как сильная засуха или бурный ливень, которые он не может контролировать, не в силах ни избежать. Ни предвидеть. Крестьянин понимает также, что иногда лучших результатов можно достичь внешней покорностью, нежели открытым возмущением. Он чувствует себя частью Вселенной, участником того же течения жизни, которое разделяют с ним все живые существа. Все эти элементы суть достояние опыта, общего для крестьян всех народов и все времен, и Преподобный Сергий отражал их как и в мирное время, так и сталкиваясь с трудностями и опасностями. Даже наиболее привлекательная черта его характера, гармоничная уравновешенность, явилась плодом того же опыта и воспитания.

На всем протяжении своей долгой и насыщенной жизни монах тщательнейше избегал любого рода крайностей, всегда проявлял умеренность и здравомыслие. Он помнил о последней цели своих усилий и тем не менее никогда не спешил. Он был подобен человеку, пустившемуся в далекое и ответственное путешествие, который никогда не суетится и не медлит, и достигает отдаленного пункта своего назначения в том же ровном и неторопливом темпе, в каком начал свои странствия.

Уже в очень нежном возрасте Варфоломей услышал голос религиозного призвания; юношей он решил посвятить всю свою жизнь молитве и созерцанию. Но когда его родители воспротивились и попросили его отложить исполнение желания до тех пор, когда они покинут этот мир, Варфоломей охотно повиновался и продолжал работать по дому без чувства обиды или разочарования. А сколько святых избрали совершенно иной путь! Сжигаемые мистическим пылом, желая как можно скорее достичь полнейшего слияния с их Господом и Творцом, они оставили все. Разорвали все земные узы и отреклись от родителей, семейств и всего своего имущества. Преподобный Сергий был человеком иного склада. Он не пылал страстью, не был и жертвой сомнений и внутренних конфликтов; он был умиротворен и терпелив, ибо всецело уповал на водительство Божье.

Когда, наконец, он был свободен начать созерцательную жизнь, он снова выказал ту же умеренность. Он не присоединился ни к одной из имевшихся монастырских общин, так как в них не было условий для созерцательной жизни, и все же начал свои аскетические упражнения не в одиночестве, а в обществе старшего брата и в месте, откуда было рукой подать до прежнего дома. Когда брат покинул его, Варфоломей не пал духом и не ушел с места своего отшельничества. Он двигался медленно, но, только наметив себе какую-нибудь цель, он уже знал, каким путем она может быть достигнута. Он никогда намеренно не подвергал себя крайним тяготам и опасностям, но если ему было суждено перенести эти испытания, он оставался тверд и непоколебим, не отступая в сторону ни на пядь. Остаток своих дней он провел под тем же девизом покорности и терпения. Он стремился к жизни в одиночестве и невозмутимом созерцании, но когда видел, что есть желающие разделить ее с ним, он принимал их с распростертыми объятиями.

Он ввел после крайне осторожных приготовлений правило общежития, но когда его ученики проявили недовольство, он покинул свой любимый монастырь, понимая, что время для исполнения его желания еще не пришло.

У него была исключительная способность притягивать к себе учеников, и его привязанность к ним была глубокой и длительной, однако ни один святой Русской Церкви никогда не рассылал столько свои последователей в отдаленнейшие части страны, как Преподобный Сергий, и ни один из них не был более далек от желания создать собственную партию или навязать свою личность тем, кто искал его помощи и совета.

Сергий был столь сдержан, столь уравновешен, что на первый взгляд может показаться даже, что он был по характеру аморфен. Расплывчат; как бы олицетворяя собой тот тип русских, черты характера которых столь мягки, что ускользают от определения, чья душа настолько широка, что неспособна выработать четкую линию поведения. Однако ничто не чуждо Преподобному Сергию более, чем эти типично русские недостатки. Напротив, монах был в высшей степени свободен от любого проявления слабости или нерешительности. Он не был женоподобен, что характерно для некоторых мистиков. Он был человеком полностью созревшим, прирожденным руководителем других людей, знавшим как изменить и направить в нужную сторон их жизнь. В его житии поражает та особенность, что в нем ни разу не встречается женщины. Преподобный Сергий был не из тех восточных монахов, что избегали контактов с ними по аскетическим соображениям. Женщин просто не было в его жизни, они в ней не участвовали, и для монаха это было так же естественно, как все, что он делал.¹⁷ Но несмотря на все это, Преподобный Сергий не был жестким, он был добр и мягок к другим людям. Он был мужествен в лучшем смысле этого слова. И это снова сближает его с сильными, работящими русскими крестьянами. Его огромная популярность в их среде подкреплялась их инстинктивным ощущением, что Преподобный Сергий из их природы. Он был человеком их происхождения и воспитания, преодолевшим свойственные им трудности и сделавшим свою личность гармоничной и совершенной, и при всем этом он не позволил себе отвернуться от них или проникнуться презрением к их труду, обычаям и традициям.

Таким образом, Сергия можно с полным правом назвать русским крестьянским святым, святым, который олицетворяет собой все земледельческое население своей родины и менталитет бесчисленного множества тех христиан, что работали и продолжают работать на земле. Это первейшая основа его величия; но внимания заслуживает не только этот аспект его личности. Преподобный Сергий не только покровитель крестьян, но еще и наставник всех русских людей во Христе.¹⁸

Преподобный Сергий был скромным крестьянином, однако князья и политические деятели являлись к нему за помощью и советом. Он не был ученым, однако самые образованные люди его поколения подобно Алексию, митрополиту Московскому, Стефану, епископу-миссионеру, и Епифанию Премудрому, его биографу – все были либо его близкими друзьями, либо учениками. Монах не был одарен художественно, однако величайший из русских иконописцев Андрей Рублев вступил в его общину, и Троицкий монастырь стал колыбелью русского просвещения и искусства. Преподобный Сергий был естественным центром притяжения для всех русских людей своего времени, их руководителем и наставником во Христе. Любая сторона русской жизни находила отклик в сердце старого монаха; любая беда, личная или общенародная. Встречала его живейшее участие. Находила себе место в его молитвах и размышлениях.

Преподобный Сергий достиг такой степени власти и влияния потому, что он был не только представителем земледельческой Руси, но и непосредственным воплощением русского характера как такового. Типично русской была его простота и естественность, столь же русской – его независимость от слепой приверженности правилам и его неприязнь к правовому буквализму. Он обладал той тихой отрешенностью в сочетании с безмятежностью и ясным оптимизмом, которая является оной из наиболее привлекательных черт русского характера. Поистине его можно рассматривать как идеальный тип русского человека, поскольку качества, которые у других представителей его этноса иногда развиваются непропорционально, в нем идеально уравновешивали друг друга. Его величие, однако, основано не только на реализации личностной гармонии. Он занимает в истории России уникальное место, поскольку достиг синтеза полярных тенденций русской духовности. Действительное значение Преподобного Сергия для русского народа лучше всего можно видеть в свете конфликта между стяжателями и нестяжателями, который подобно буре, разразился над Русской Церковью спустя столетие после его смерти.

Мощное духовное возрождение, вызванное к жизни Преподобным. Вскоре выявило две тенденции, которые, хотя и органично дополняли друг друга, не смогли прийти ко взаимопониманию и спровоцировали острейший конфликт. Две эти тенденции связаны с именами Преподобного Иосифа Волоцкого (1440–1515) и Преподобного Нила Сорского (1433–1508). Причем оба утверждали, что являются духовными учениками Преподобного Сергия.¹⁹1 Определение основных пунктов разногласия между двумя учениями объясняет сбалансированную позицию святого по отношению к религии, которой не удалось занять его преемникам. Преподобный, к примеру, большое значение уделял делам милосердия, и по его распоряжению врата его монастыря должны были всегда оставаться открытыми для всякого приходящего. Но в то же время он настаивал на том, чтобы монахи зарабатывали себе на жизнь собственным трудом, и таким образом помогали тем, кто нуждался в их поддержке. Преподобный Иосиф Волоцкий и его последователи существенно развили благотворительную деятельность в своих монастырях. Но, чтобы действовать эффективней, они накапливали обширные земельные участки, населенные крепостными крестьянами, и так превращались в крупных земельных собственников, эксплуатирующих чужой труд. Защищая законность монастырской собственности, они и получили прозвище стяжатели. Их оппоненты, нестяжатели, следовали правилу Преподобного Сергия и жили плодами своих трудов, а свою деятельность ограничивали молитвами, научными занятиями и духовным самосовершенствованием.

Сергий был в высшей степени независимым от влияний государства, но проявлял живейший интерес к политической жизни народа, в экстренных случаях предлагая ему свою помощь.

Стяжатели продолжили политику активного соучастия в делах государства и постепенно отождествили интересы Церкви с интересами правителей-князей. Они скомпрометировали свободу Церкви и открыли дорогу необузданному вмешательству светских властей в дела последней. Нестяжатели же твердо отстаивали независимость Церкви, но слишком охотно предоставляли государству в одиночку справляться со своими проблемами.

Преподобный Сергий в сношениях с другими людьми никогда не прибегал к насилию, его личность была несовместима с идеей угнетения, однако он ценил дисциплину и порядок.

Стяжатели выступали апологетами принуждения всякий раз, когда на карту ставились национальные интересы – вплоть до того, что проповедовали правомерность преследования еретиков государством. Нестяжатели категорически отвергали преследования как действия, несовместимые с христианским идеалом любви и милосердия, но были склонны недооценивать деструктивное влияние лжеучений.

Наконец. Преподобный Сергий умел совмещать пророческий и жреческий аспекты религии, он повиновался церковной иерархии, и все-таки своим верховным владыкой признавал голос Святого Духа. Стяжатели поддерживали ритуальный и жреческий аспекты религии и энергично занимались скрупулезной разработкой обряда богослужения – и, в конце концов, привели Церковь к расколу, оказавшись не в состоянии примириться с неизбежными расхождениями в обрядах в рамках одной Церкви.²⁰1 Нестяжатели стали на защиту профетических элементов христианства, но положили начало тем анархическим тенденциям в русской духовности, которые отрицают необходимость богослужений и церковных таинств.

Напряженные отношения между двумя направлениями в среде учеников Преподобного Сергия вылились в открытое столкновение в начале 16 в.; оно закончилось поражением нестяжателей. Однако идеи, которые они отстаивали, не погибли. Этот конфликт протянулся сквозь всю историю Русской Церкви. Практически любое религиозное событие в русской истории можно отнести к разряду проявлений той или иной из этих тенденций. Сергий среди всех пастырей русского народа представляет собой редкое исключение, поскольку не разделяет ни одной из них. Он умел уравновесить в себе все лучшие и наиболее творческие элементы русского религиозного менталитета, и поэтому авторитет его признается, а личность равно почитается приверженцами всех доктрин в рамках Православной Церкви и русскими нонконформистами (староверами).

Преподобный Сергий – это наставник Руси во Христе, поскольку ратовал за примирение принципов, соответствующих самым сокровенным чаяниям русского духа. Русские – это народ, который думает и действует сообща, и в этом залог его сил и его слабости. Проблема общности (общины) – центральная тема его религиозной, философской и политической мысли. Вокруг нее вращаются все великие движения в русской истории. Русский человек заинтересован, в первую очередь, в сознании общества, которое будет одновременно свободным и органичным, основанным не на страхе, а на любви и терпимости. Преподобный Сергий, как человек типично русский, мыслил корпоративно и, как никто другой, умел наладить сотрудничество, не обращаясь к принуждению, достичь единства, не ущемляя свободы. Его место в истории русского христианства не имеет себе равных, так как он больше, нежели кто-либо другой, представляется русскому человеком, прожившим жизнь последовательно христианскую и неукоснительно следовавшим примеру своего Божественного Учителя.²¹2

После его смерти монастырь продолжал подавать русским ту же поддержку и ободрение, которые они получали от его основателя. Не происходило такого события общенационального значения, которое не было бы связано с Троице-Сергиевой лаврой.

Не менее значимой была роль, которую монастырь Преподобного Сергия играл в сфере русского просвещения. Монах был большим любителем книг. Всеми доступными ему средствами он поощрял распространение Священного Писания. Епифаний отметил, как опечалился Преподобный, когда один из его монахов, Афанасий, был отозван из Троицкого монастыря с тем, чтобы возглавить другой, так как Афанасаий был особенно искусным переписчиком. Эта традиция образованности, начало которой было положено Преподобным Сергием, не пресеклась и после его смерти и достигла полноты расцвета в 19 в., когда в 1824 г. его монастырь стал резиденцией Духовной академии. Ее знаменитым патроном был величайший из руководителей Русской Церкви, митрополит Московский Филарет (1782–1867), поднявший ее репутацию на значительную высоту. Большинство русских теологов 19 и 20 вв. либо учились, либо преподавали в Сергиевой лавре. Решающую роль она сыграла также тогда, когда возрождение русской религиозной мысли вернуло образованный класс России к церковной традиции. В ней обучался знаменитый русский философ и богослов Владимир Соловьев (1853–1900). О. П. Флоренский – блестящий представитель того направления, к которому принадлежали о. С. Булгаков и Николай Бердяев – также был профессором в академии преподобного Сергия. Можно было бы составить длинный список тех руководителей русской церкви, что работали под кровом этого исторического центра. Популярная религиозная литература также не оставалась в пренебрежении, и во всех уголках России можно было встретить брошюрки Преподобного, дающие простые христианские наставления деревенскому населению страны. Столь же немаловажную роль Сергиева лавра сыграла в развитии русской иконографии, архитектуры и церковной музыки. С ней была тесно связана история русского изобразительного искусства, величайшего достижения средних веков. Андрей Рублев (1370–1430) поступил в монастырь, когда настоятелем в не был Никон (1322–1429), первый преемник Преподобного Сергия, и его шедевр, икона Святой Троицы, вплоть до революции оставалась величайшим сокровищем его главной церкви. Труд Рублева был вдохновлен личностью учителя, которого ему довелось увидеть еще в молодости. Икону Святой Троицы можно охарактеризовать как гимн, написанный в честь Преподобного Сергия его современником. В своем шедевре Андрей Рублев раскрыл черты духовности монаха, которые произвели неизгладимое впечатление на великого художника, и подытожил в живописной форме учение Преподобного Сергия о Святой Троице.²²1

Таково место, которое Преподобный и его монастырь удерживали в жизни русского народа вплоть до революции. Последняя нанесла такой удар по всем ценностям, которые отстаивал Сергий, что его историческое поражение казалось неизбежным; однако, напротив, годы преследований никак не повлияли на популярность святого, а только усилили ее.

Одной из первых акций коммунистического правительства в 1918 г. была атака на Сергиеву лавру. Монахи были выдворены, профессора и студенты Духовной академии разогнаны. Церкви закрыты, а богослужения запрещены. Самое почитаемое святилище России, центр поклонения и любви ее христиан, было осквернено теми, кто ненавидел и презирал религию любви и всепрощения, которая стояла за именем Преподобного Сергия. Эта акция имела, однако, эффект противоположный тому, на который рассчитывали коммунисты. Сергий не перестал быть настоятелем русского народа, но снова покинул свой монастырь и пустился странствовать по полям и лесам своей родины. Так, по крайней мере. Говорилось в легенде, широко распространенной среди русских христиан. В ней содержится глубокая символическая истина, полностью подтвержденная ходом событий как в России, так и в среде ее изгнанных детей. Весть мира и прощения, исходящая от Радонежского святителя, нашла совершенно особый отклик в сердцах русских христиан, разогнанных, притесняемых, преследуемых теми, кто попытался создать новый и лучший общественный строй при помощи насилия и классовой борьбы.²³1 Революция, следовательно, дала новый стимул к почитанию Преподобного Сергия, поскольку тяжкие страдания, которые она причинила большинству русских людей, помогли им серьезней отнестись к ценностям, заложенным в его учении. Годы потрясений стали, кроме того, временем, когда слава Преподобного Сергия перекочевала за границы его родины. Ее разнесли по свету те русские, которым пришлось спасаться из собственной страны бегством, которые подобно евреям, скитались из одной страны в другую, не будучи гражданами ни одного государства. Постояльцы среди чужеземцев. Париж стал столицей русской эмиграции, центром ее политической, культурной и церковной жизни, местом, где многие тысячи изгнанников обрели временное пристанище. В 1925 г. там был основан колледж для подготовки священников, которому было присвоено имя Сергиевой лавры. Преподобный Сергий, как покровитель Русского Духовного колледжа в изгнании, символизирует устойчивость и непрерывность русской церковной жизни. Его название подчеркивает принцип единения, которое бессилен разрушить запрет, наложенный коммунистами на сообщение между христианами, оставшимися в России, и теми, кто покинул отечество. Деятельность новой Сергиевой лавры в Париже доказывает также бесплодность попыток задушить живую веру христианского сообщества путем физического уничтожения его членов и запрещения христианского вероучения.²⁴2 Грубая сила, насилие и убийство не властны над духовными ценностями. Коммунистам удалось захватить монастырь Преподобного Сергия, разогнать его обитателей, но они оказались бессильны сокрушить идеалы, которые отстаивал святой и уничтожить любовь и преклонение русских людей перед их обожаемым настоятелем. Вокруг его личности снова сгруппировались преданные ученики, и живой центр христианского просвещения возник в стране изгнания под его покровительство. Невзирая на множество препятствий, он держится в русле традиции веры и свободы, послуживших краеугольными камнями монастырю Преподобного Сергия.

Таково место Преподобного Сергия в жизни русского народа. Радонежский игумен все еще ясно говорит с его нынешним поколением, и его обращение не потеряло своей жизненности, невзирая на годы, отделяющие его от 20 в. Можно даже сказать, что со дня его смерти еще не было более значимого для жизни народа и всей Церкви Христовой урока, чем тот, который преподал он.

Общепризнанным в опыте христианского общества является тот факт, что, чем в больше близости человек в течение своей жизни оказывается к Богу, тем теснее он сближается с другими людьми, независимо от их расы, национальности и эпохи. Пример Преподобного Сергия полностью подтверждает это наблюдение. Хотя он было типично русским человеком, и вся его деятельность была обусловлена обстоятельствами его времени, содержание его учения таково, что обнимает наиболее запутанные проблемы человеческой жизни, включая проблему правильного христианского отношения к злу.

Зло принимает в разные эпохи самые различные формы. Но в сущности, это всегда та же самая борьба между жизнью и смертью, творение и разрушением, святостью и грехом.

Современные войны с их ядовитыми газами, бомбежками и смертоносными танками на первый взгляд представляются чем-то совершенно отличным от набегов и резни 14 в.; однако они суть проявления все той же склонности к разрушению, которая во времена Преподобного Сергия выражалась в междоусобицах русских князей и разбое татарских орд.

Каждый христианин призван принять участие в этом споре, и каждому предлагается опыт христианской победы над силами дезинтеграции. Иисус Христос, Искупитель мира, победил грех и дает Свою силу всем, кто крещены в Его смерть и носят печать Его Воскресения. Большинство христиан, однако, останавливаются на начальных стадиях борьбы, и задача их ограничивается обузданием зла в их частной жизни. Весьма малочисленны те христиане, чьи отвага и рвение таковы, что они достигают такой степени свободы от пут греха, что готовы противостоять более масштабным проявлениям зла в социальной и национальной жизни человечества.

Преподобный Сергий – одно из таких исключение, и его жизнь, следовательно, поучительна для всех, кто вдохновлен тем же видением задачи христианина. Он утверждает, что силы угнетения можно обуздать, что возможно предотвратить резню без предварительного уничтожения обидчиков, что существуют ценности, которым нельзя причинить вреда, что есть истина, которой невозможно ниспровергнуть. Секрет его успеха в том, что в его личности сочетались три черты, редко встречающиеся в той же комбинации. Он был свободен от страха, ему было свойственно подлинное смирение, и все свои поступки он основывал на твердой вере в Святую и Животворящую Троицу.

Немногие стороны его личности проявляются на страницах его жизнеописания с большей ясностью, нежели его полная свобода от страха. Во всех своих сношениях с людьми, при самых неблагоприятных обстоятельствах, в самых запутанных ситуациях Преподобный Сергий никогда не терял самообладания, никогда не ощущал ни страха, ни робости, и это сделало столь неодолимым его влияние на других людей. Во всех, кому доводилось соприкасаться с ним. Он возбуждал доверие, и это в равной мере испытали как его друзья, так и враги. Когда один из князей, взбешенный бескомпромиссной политикой преподобного Сергия, пригрозил ему ссылкой, сколь тщетной должна была показаться эта угроза применительно к престарелому монаху! В какие дебри мог этот князь сослать Сергия? Разве они не стали бы местом радостного созерцания, желанной пустынью, где он мог бы беспрепятственно общаться со Святой Троицей? Тюрьма? Но и злейшая тюрьма показалась бы более уютной, чем крошечная хижина, затерянная в снежном океане, где без огня и света коротал долгие зимние ночи в годы своего первого отшельничества. Даже изгнание из любимого монастыря не стало бы наказанием для того, кто покинул его добровольно с тем, чтобы положить конец разногласиям в среде своих учеников.

Зимы, проведенные в промерзлой хижине, положили основание бескомпромиссной борьбе Преподобного Сергия со страхом. Невозможно дать достойный отпор духовным опасностям, если сначала не было одержано победы над опасностями телесными. Греху в себе самом и в других людях можно эффективно противостоять только тогда, когда мы преодолели все тревоги, порожденные нашими телесными нуждами, нашим эгоизмом и недостатками. Сергий остался в глуши в одиночестве, он терпел острую нужду, но не был ею сломлен. Он покинул свое уединение искушенным в самообладании, смягчившимся и окрепшим, умудренным и еще более смиренным. Освободившись таким образом от страха физической боли, он получил возможность смелее сражаться с собственной греховностью и с недоброжелательством других людей.

И вот мы видим Преподобного втянутым в непрекращающуюся борьбу со злом. Он сражался с ним всю свою долгую жизнь, без передышки, не удостаивая своих противников и краткосрочного перемирия. Однако он боролся с силами разрушения средствами, которые выбирал он сам, и нередко они казались странными и неблагоразумными как его друзьям, так и врагам.

Добровольный уход Преподобного Сергия лучше всего иллюстрирует его необычные методы. Он имел полное и бесспорное право наказать тех, кто стал виновником раздора. Именно им, а не ему, разумеется, следовало покинуть Троицкий монастырь по мнению большинства людей. Но монах поступил иначе: он предпочел сам отправиться в изгнание. В сношениях с оппонентами он отказался обращаться к средствам принуждения, или даже ссылаться на собственный авторитет, так как недовольства невозможно искоренить путем удаления его подстрекателей. Те, кто пришел в пустынь, чтобы бороться там под его руководством с властью греха, могли исполнить свое намерение, только крепко стоя на собственных ногах, раз уж они отважились на беспощадную вону с эгоизмом, злоумышлением и завистью. Уход Преподобного явился наилучшей поддержкой, которую он смог оказать тем, кого так сильно любил. Он помог им, явив пример любви, торжествующе над злом, радуясь самоуничижению, на которое пошел ради истины и мира. Сергий был прав, его оппоненты заблуждались, и поэтому он мог возложить на себя незаслуженное наказание, не будучи понуждаемым к тому ни гордыней, ни ожесточением. Дело в том, что лишь благодаря самопожертвованию невинной стороны можно пресечь распространение зла и подготовить людей к постижению искупительной и возрождающей силы Креста. Однако выбрать оптимальную стратегию поведения – это одна из труднейших задач, особенно когда сталкиваешься с проявлениями зла в масштабах целого общества или нации.

В подобных случаях не могу помочь ни скоропалительные решения, ни уклонение от ответственности. Только вера в водительство Святого Духа, свобода от мелочной тревоги и верная система ценностей могу помочь чадам Церкви оказать достойное сопротивление противнику. Это последнее условие победы особенно редко представлено в жизни христиан, и пример Преподобного Сергия имеет здесь чрезвычайное значение.

Он никогда не смешивал абсолютные и относительные ценности, он никогда не ставил вторых на место первых и был на редкость далек от опасности проявить нетерпение в деле защиты истины или отождествить правое дело с личным честолюбием. Преподобный Сергий был верным рабом своего Господа, и эта покорность Божьей воле помогала ему на протяжении всей жизни делать правильный выбор и избегать разнообразных опасностей, на каждом шагу подстерегающих тех, кто отваживается следовать стезей христианского самосовершенствования. Во всех свои столкновениях с различными вспышками зла он придерживался веры в то, что любовь сильнее ненависти, а милосердие могущественнее, чем страх и зависть. В его жизни имеется, однако, событие, которое, по-видимому, находится в открытом противоречии с этими принципами, а именно – благословение, данное князю Дмитрию на освободительную войну против татар.

Это санкционирование кровопролития возбуждает ряд вопросов. Значит ли оно, что Преподобный Сергий был готов принять войну как легитимное средство улаживания конфликтов? Был ли он одним из тех, кто одобрял идею христианских крестовых походов? Нет, Сергий был сторонником мира, твердо верившим в возможность примирять разногласия, не прибегая к помощи оружия. Его миротворческие посольства к князьям служат доказательством его веры в возможность избегать военных конфликтов. И все-таки Преподобный Сергий побудил Дмитрия вступить в одно их кровопролитнейших сражений века. Противоречивость поведения монаха очевидна только для поверхностного наблюдателя. В его политике нет ничего непоследовательного. Даже в продолжение тех роковых дней в жизни нации Преподобный Сергий оставался верен своему пониманию христианства. Татары были сюзеренами русского народ, и он признавал их власть. В своих переговорах с князем Дмитрием, он не скрывал, что войне нет оправдания, если ее целью является защита материального благополучия, личных амбиций властителей или даже национальной независимости. Он убеждал князя Дмитрия пожертвовать все этим ради мира. Но когда под угрозой оказалась христианская вера, когда народ был поставлен перед выбором – либо отказаться от своей религии, либо пойти воевать, Преподобный санкционировал вооруженное сопротивление. Христианский Восток всегда крайне подозрительно относился ко всем попыткам оправдать крестовые походы. Христианство нельзя распространять или защищать при помощи агрессии. Но Восток знает случаи, когда христианская народность предпочитала лучше встретиться с завоевателями-магометанами в открытом бою и даже погибнуть, чем позволить врагу осквернять свои храмы, уводить ы плен вдов и сирот и принуждать их отречься от истины христианства. Приходилось выбирать из двух зол, и Преподобный Сергий, с его бесстрашным реализмом, осознавал, что героическая защита всего самого святого в жизни народа от возобновившихся нападений грозных магометанских орд – это лучшая стратегия, нежели подчинение последим. Русское войско не было агрессором. Лишь немногие из тех, кого благословил монах, вернулись назад; большинство из них положили свою жизнь на поле брани, только бы сохранить за собой и за своими детьми право умереть христианами. Война – это зло, однако не худшее из зол, порожденных человеческой греховностью. Измена истине, отказ защищать слабого даже чаще становятся причиной духовной смерти, чем участие в вооруженном конфликте. Преподобный Сергий имел мужество сделать выбор и взять на себя все его последствия.

Таким образом, в истории своего народа Серги выделяется как человек, который не ведал страха, поскольку умел управляться с грехом и его разнообразными проявлениями тем способом, которые не противоречил бы его религиозным убеждениям. Он полностью сознавал тяжесть испытания и цену, которую нужно было за него заплатить. Он сам испытал крестные муки, но разделил и славу Воскресения. Он смог передать заключающийся в них урок своим соотечественникам и таким образом освободить их от постоянного страха, который сковывал их сначала татарского владычества.

Свобода Преподобного Сергия от страха не была его естественной склонностью: она стала результатом терпеливого труда, плодом проникновенного смирения.

В современном мире смирение – это наиболее недопонимаемая и наименее ценимая из всех христианских добродетелей. Одним из типичных упреков в адрес Иисуса Христа и Его учения заключается в том, что Он призывал людей к скромности и покорности, и таким образом вызывал измельчание, деградацию их характера. Его обвиняют в том, что Он был сторонником рабской этики и противником героического элемента в человеческой природе.

Смирение часто описывается как что-то негативное и неприглядное. Оно приравнивается к неуверенности в себе, робости и нерешительности. В значительной мере современное недоверие к смирению оправданно, поскольку подлинное смирение – это одна из высших и редчайших христианских добродетелей, которую слишком часто смешивают с ее ложным подобием. Отличительной чертой христианского смирения является его спонтанность. Оно имеет мало общего с самоуничижением – аскетическим упражнением, направленным на подавление тщеславия и эгоизма. Налицо фундаментальное различие между духовным состояние того. Кто все еще борется с гордостью, и того, кто уже наслаждается плодами смирения – глубоким миром и гармонией. Это не означает, однако, будто смирение – это врожденная склонность благочестивых душ или дар Бога Его любимцам. Нет, смирение, как и любая другая добродетель, дается тем, кто готов потрудиться ради нее. Оно приходит к тем, кто выдерживал суровое испытание умереть для себя, чтобы родиться в Боге.

Смирение делает человека убежденным реалистом, дает ему способность видеть себя, окружающий мир и своих ближних такими, каковы они есть, на самом деле, каких их видит Бог, а не по указке собственных амбиций и предрассудков. Смирение помогает осознать, что каждый человек – это одновременно сын Божий и дитя человеческое, пораженное грехом и способное совершить самое отвратительное и жестокое преступление. Смирение спасает людей как от отчаяния, так и от гордости, ибо предохраняет от искушения пойти на поводу у низших животных инстинктов, а также от гипертрофированной самоуверенности и наивного оптимизма.

Дева Мария, Матерь нашего Господа, совершенная из людей, обладала смирением в его чистейшей форме. В сокровенной глубине своего сердца Она смогла назвать Себя служанкой Господа, и это смирение дало Ей силу внять Благовещению. Она сумела оказаться в эпицентре деятельности Искупления, но так, что Ее не было ни видно, ни слышно. Она – Богоматерь, Царица рода человеческого, но при этом страдающая женщина, пронзенная тем мечом, который причинил самую острую боль, какую когда-либо знала мать.

Выглядит парадоксальным, что гордость часто питается теми дарованиями, которые достаются людям безо всяких личных усилий или заслуг. Мало что в Преподобном Сергии способствовало развитию такого рода тщеславия. В юности он был всего-навсего тугодумом, бедняком и внешность имел довольно заурядную, а все, что он со временем приобрел, было плодами долготерпения и выносливости. Его природная ограниченность помогла ему отыскать дверцу, ведущую к смирению. Его рост в этой добродетели облегчало воодушевление, почерпнутое в видении Господа нашел, отрекающегося от Своей Божественной славы и величия ради блага своего народа.²⁵1

Русская душа со времени самого первого знакомства с христианством был глубоко взволнована кенотической ноткой в евангельских текстах.²⁶2

Представление о Сыне Божьем в виде покорного и униженного раба всегда встречало у русских энергичную реакцию, и первыми канонизированные святые Русской Церкви, князья Борис и Глеб (ум. 1015) и святой Феодосий Киевский (1074) исповедовали этот аспект Воплощения путем добровольного самопожертвования и социальной деградации.²⁷3

Преподобный Сергий пошел по их стопам. Он тоже предпочитал быть скорее слугой, нежели господином собственных учеников. Даже возвысившись до сана настоятеля, он отказывался применять власть, причитающуюся ему по должности.

Он был настолько смирен душой, что приветствовал всякого пришельца, будь то нищий или князь, как старшего над собой, как почетного гостя. Он не лицедействовал, он не пытался унизиться: сердцем и душой он был беднейший из бедных, кротчайший из кротких.

Тот факт, что его смирение было подлинным, доказывается его полной внутренней свободой. Его никогда не сковывали условности, в своих поступках он никогда не следовал заранее намеченному плану. Его нельзя было назвать принципиальным человеком, олицетворением дисциплины и порядка. Неукоснительное повиновение даже наилучшим жизненным правилам обличает в человеке известную долю самоуверенности, так как именно он избрал себе эту модель своего личного выбора. Преподобный Сергий придерживался иной политики: он повиновался только руководительство Святого Духа. Только чистым сердцем позволяется постоянно внимать голосу своего Божественного Владыки, только кроткие и смиренные могу быть абсолютно свободными и отважными. Преподобный Сергий был одним из таких; в этом причина спонтанности его поступков. Отнюдь не во имя той или иной теории он временами покидал монастырь, чтобы восстановить мир между князьями; отнюдь не из недостатка уважения он отверг настойчивые просьбы митрополиты Алексия, убеждавшего его занять пост главы Русской Церкви. Во всех этих случая Преподобный следовал зову Святого Духа.

Преподобного Сергия никогда не видели расстроенным или раздраженным, никто не слышал, чтобы он повышал голос в споре или ссоре с другими людьми, но за этой приветливостью и мирной отрешенностью скрывалось твердое, как сказа, смирение – качество, неотъемлемое от истинного величия характера. Достижение Преподобного заключалось в том, что его можно было согнуть, но не сломать; он мог оставаться собой как в почете, так и в унижении, объектом как восхищения, так и угроз. Вся его жизнь была устремлена к одной цели: преподнести своему Владыке орудие, с помощью которого Бог мог бы построить свое Царство, и эта твердая вера в Святую Троицу является сутью послания Сергия современному миру.

В прошлом столетии считалось, а в наиболее консервативных регионах Европы и Америки и поныне считается общепризнанным, будто действительно значимо для человека только его поведение, а религиозная вера – частное дело невеликой важности, поскольку не имеет прямого влияния на социальные или национальные вопросы. Часто полагают, будто люди могут придерживаться самых противоречивых религиозных взглядов, принадлежать к самым непримиримым вероисповеданиям, но при этом действовать, чувствовать и мыслить одинаково, коль скоро все они повинуются зову своей совести и следуют свету собственного разума.

Данное воззрение является следствием неискоренимого желания доказать, будто человек – суверенный хозяин своей судьбы, не зависящий ни от какой высшей духовной силы. На самом же деле люди действуют, чувствуют и мыслят под давлением бесчисленных факторов, как духовных, так и физических, причем наиболее мощный среди них – это характер их веры в Бога.

Нет пропасти, разделяющей человеческую семью, более глубокой, нежели различия в представлениях людей о Боге. Они более фундаментальны и радикальны, нежели национальные, социальные и расовые различия. Магометанство, буддизм, индуизм, иудаизм и христианство породили различные цивилизации, сформировали души и сердца людей, каждое – по собственном модели, проявили себя по-своему в искусстве, философии, в кодексах морального и сексуального поведения. Религия не уничтожила понятий расы, нации и класса, но все они испытали мощное воздействие этого фактора. Одинаково мировоззрение мусульман, будь то в Китае или Африке. Христиане, к какой бы расе они ни принадлежали, несут на себе выразительный отпечаток своей религии. Вероисповедание небезразлично, и одно из величайших открытий нашего времени – это новый взгляд на непреоборимое влияние, которое верования и религиозные убеждения оказывают на жизнь народов и индивидов.

Человечество – это не самодостаточная сущность, но органичная часть космоса, и форма и специфическая окраска его составляющих зависят от близости и степени интенсивности их общения с Творцом. Люди отличаются друг от друга постольку, поскольку с различной степенью ясности отражают свет, ниспосылаемый Богом на все живые существа. Таким образом, величайшая в человеческой жизни задача – это познание истинной природы Бога.

Все религии человечества предлагают собственные решения этого вопроса. Они олицетворяют собой различные подходы к интерпретации религиозного опыта, и в то же время свидетельствуют о существовании двух противоположных тенденций в восприятии Бога человеком.

С одной стороны, люди признают вездесущность Бога. Они находят Его в целокупности Творения, они встречаются с Ним в самых потаенных уголках своего сердца. С другой стороны, Бог открывается людям как радикальная антитеза миру с его грехом и несовершенством. Возникает впечатление, будто он отделен от Него непреодолимой пропастью. Его величие и святость делают Его бесконечно далеким и внушающим благоговейный страх.

Конфликт между обоими типами религиозного опыта, обычно именуемыми божественной имманентностью и божественной трансцендентностью, красной нитью. Проходит сквозь всю историю человеческого рода и имеет первостепенное значение для культуры, экономики, социальных и политических институтов, но, прежде всего, для отношения человека к злу, страданиям и греху.

Большинство религий подчеркивает один аспект восприятия Бога в ущерб противоположному и дает одностороннюю интерпретацию божественной природы. Христианская Церковь с ее учением о Святой Троице примиряет обе тенденции и обеспечивает человечеству ответ, которого оно искало с самого начала своей истории. Большинство, именующих себя христианами, принимают учение о Троице как части традиции, к которой они принадлежат, не приписывая ему, однако, сколько-нибудь существенного значения для собственной жизни, а также для решения общественных и политических проблем.

Такое отношение объясняет тот трагических факт, что христиане до сих пор являются жертвами неразрешенного противоречия между верой в божественные трансцендентность и имманентность. Следовательно, они страдают от неполноценного представления о Боге, делающего их непригодными для осуществления надлежащего контроля за собственной жизнью и ее материальными условиями.

История нашего времени, ставшего свидетелем стремительного перехода первенства от имманентного к трансцендентному мировоззрению, являет яркий пример слабости нынешних позиций христианства.

Данное утверждение можно проиллюстрировать нижеследующим описанием главных характеристик обоих враждующих направлений.

Имманентизм вдохновляется представлением о единстве Бога с Его творением. Он видит божественное откровение в разнообразных проявлениях естественного порядка вещей. Во-первых, имманентизму свойствен оптимизм. Он поощряет интерес к науке и философии и наделяет человеческий дух чувством собственной значимости. Но этот оптимизм имеет все шансы отказаться недолговечным, так как не дает ответа на роковой вопрос о зле. Перед лицом греха и смерти он сохраняет тревожное молчание. Поскольку же склонен отождествлять божество с естеством, то изъяны последнего он рассматривает как составную часть творения. Эта фундаментальная ущербность неизбежно подрывает жизнеспособность и творческий импульс, свойственные ранним стадиям имманентизма. Радость жизни становится преходящей, ее красота – хрупкой и расслабляющей дух, ее философия – скептической и бесплодной. Человек возвышается и обожествляется, но за счет достоинства и могущества Бога. Преобладание имманентизма приводит к торжеству религиозной терпимости и синкретизма. Это время политического либерализма, философского релятивизма и религиозной неразберихи. Его основной недостаток заключается в том, что, в его интерпретации, жизнь течет по замкнутому, порочному кругу, так как он отрицает существование какой-либо цели вне пределов творения.

Трансцендентистская реакция приходит взбадривающей и освежающей воздух грозе. Она отвергает скептицизм и пассивную уступчивость в отношении зла; она смело заявляет, что у человеческой жизни есть цель, и что добро и зло – это два непримиримый начала, что человек рождается для служения, а не для наслаждения. Трансцендентизм множит число пророков, требующих беспрекословного повиновения их вещаниям, ибо они избраны Богом как толкователи Его намерений. Он порождает людей строгих убеждений и с сильно развитым чувством долга, способных без колебаний принести свою собственную жизнь и жизни других людей в жертву своему идеалу. Трансцендентизм авторитарен в политике, нетерпим в религиозной жизни, строг в морали, бесплоден в искусстве, консервативен в науке. Он предпочитает кратчайшие пути и стандартные ответы, превозносит дисциплину и отвагу, подавляет сомнения и колебания. Исток его силы – в четком разграничении Бога и Его творения.

Если предположить общие характеристики обеих тенденций к современности, станет ясно, что мы оказались свидетелями новой активизации трансцендентизма; а это объясняет возобновление яростных нападок на развенчанный имманентизм, безраздельно царивших в Европе на протяжении последних столетий.

Легкомысленная, скептическая и зачастую циничная атмосфера предвоенных годов быстро улетучивается. Поверхностный оптимизм либерального гуманизма рассыпается в прах перед картиной человеческой греховности, порочности и жестокости. На место старой Европы приходит новая. Ее приметы ощущаются повсюду: в искусстве, науке, богословии, но преимущественно в политике и в экономике.

Тоталитарное государство, неважно, коммунистическое или фашистское, символизирует трансцендентный подход. Даже отрицая личного Бога, оно заявляет, что абсолютные ценности существуют, что каждый гражданин призван принимать участие в их защите, что политические оппоненты – это еретики, а отступники подлежат уничтожению.²⁸1 Все виды деятельности человеческого духа подчиняются одной главной цели. Искусство, наука и религия призываются на службу правому делу и на борьбу со всеми оппонентами истины. В такой реакции нет ничего неожиданного, как нет ничего нового в методах, усвоенных современным тоталитарным государством. Единственное различие состоит в том, что в современные движения вовлечено гораздо большее число людей, и все технические изобретения 20 в. пущены в ход с целью распространения тоталитарной системы и уничтожения ее противников. Нынешний переход от имманентности к трансцендентности проливает свет на органические недостатки обеих систем. Трансцендентизм – это реакция, а не решение вопроса, поднятого имманентизмом; он говорит властным тоном, но ему недостает милосердия; он указывает цель, но делает ее недосягаемой; он присягает Абсолюту, но создает пропасть между ним и относительным.

Основополагающим изъяном трансцендентизма является невозможность действительного общения и сотрудничества между Богом и человеком. В христианстве миросозерцание склонно видеть в спасении проявление Божьего всепрощения, которое не изменяет греховной человеческой природы, а лишь смывает с нее пятно вины. Оно отрицает реальность благодати, оспаривает ценность молитв за усопших; всегда и везде оно склонно подчеркивать дистанцию между божественным и человеческим.

Трансцендентизм располагает огромной динамической силой, но в большинстве случаев – разрушительной природы; он прекрасно умеет сокрушать идолов, твердить о ничтожестве имманентизма, отстаивать абсолютные ценности, но не властен одолеть зло добром, освободить человека от греха и обеспечить ему возвращение в лоно праведных.

Таковы две интерпретации божественной природы, которые поочередно берут верх в жизни человечества. Ни одна из них в отдельности, ни обе они вместе не предлагают удовлетворительного решения загадки жизни.

Истинная природа Бога и Его отношение к миру открылись Христианской Церкви благодаря тринитарному представлению о Творце.

Учение о Святой Троице описывает Бога как совершенное единство трех различных ипостасей. Бог – есть любовь, а самая природа любви предполагает взаимодействие и товарищество. Данное условие выполняется в совершенном соотношении, существующем внутри Святой Троицы, где Отец, Сын и Святой Дух составляют неделимое Единство. Таким образом, тринитарное понятие Бога представляет Творца Вселенной как вечную жизнь и любовь; Он обладает полнотой существования в Себе Самом и не нуждается ни в чем, что лежало бы вне Его Бытия.

Здесь тринитаризм очень тесно соприкасается с трансцендентизмом, но скоро пути их расходятся, так как христианскому представлению о Боге нет ничего более чуждого, нежели образ далекого и деспотичного Божества, находящего полное удовлетворение в Своей величественной изоляции.

Святая Троица как общность божественной любви готова принять в свое лоно все, сотворенное по образу и подобию Божью; а чтобы это стало возможным, и произошло чудо Воплощения. Этот акт божественной любви и самопожертвования был совершен не одним только Логосом: в него были вовлечены все три Ипостаси. Итак, слава и величие Божье проявились благодаря Его тесной связи с миром, благодаря жертвенной любви, объемлющей все живые существа.

Здесь тринитаризм сближается с имманентизмом, при этом тем не менее, не подвергаясь опасности спутать божественное с человеческим.

Жуткое зрелище страданий воплотившегося Сына Божьего ясно дает понять, что союз с Богом требует полного обновления греховного естества. Не может быть компромисса между светом и тьмой, между святостью и грехом. Троичное понятие Бога, будучи надлежащим образом уяснено, подводит единственно возможную основу под конструктивные усилия людей, имеющие целью победу над злом, и дает им единственную надежду преодолеть хаос и дезинтеграцию.

Цель человеческой жизни тринитаризм видит в росте личности, стремящейся к полноте слияния с Богом. Этот процесс не имеет предела, поскольку Бог беспределен, и тем не менее спасение имеет в виду конкретную цель, так как его последней задачей является единство с Творцом. Грех – это не только внешняя вина, которую должно простить божественное произволение, но это и не составная часть творения, а попрание закона любви, диссонанс, врывающийся в первоначальную гармонию. От греха может исцелить божественное милосердие, поддержанное усилиями самого человека. Задача человека на этой земле – не временное наслаждение дарами, происхождение и назначение которых ему неизвестно, но и не безусловное подчинение Божественной воле. Это – ответственное сотрудничество человека с Творцом, исполнение процесса, начавшегося, когда Бог сказал: «Да будет свет!» и отделил последний от тьмы.

Учение о Троицы, таким образом, стимулирует и воодушевляет. Однако в нем таится камень преткновения, который одновременно отпугивает и отвращает. Его можно усвоить только посредством веры в Воплощение, только примирившись с величайшим позором – зрелищем униженного, всеми покинутого, страдающего и умирающего Бога. Нет ничего труднее для человека, чем признать Крестный позор и чудо Воскресения, – поэтому как вне, так и в самой Христианской Церкви ведется непрерывная война с верой в Святую Троицу. Каждый верующий стоит перед выбором: принять морально и интеллектуально веру в Троицу или отвергнуть Ее, и от этого выбора зависит его отношение к Богу, людям и миру в целом.

Преподобный Сергий сделал выбор с редкостной решимостью, и все его поступки были обусловлены этим решением. Он посвятил всю свою жизнь Святой и Животворящей Троице. Тайная окутывает самые первые подступы юного Варфоломея к троичному представлению о Боге. Невозможно предположить, что же именно могло внушить русскому юноше желание посвятить свою русскому юноше желание посвятить свою жизнь прославлению Троицы. В эпоху отнюдь не богословскую, во времена, когда образованность была в диковинку, когда Русь была отрезана от остального мира, и когда доступ к источникам знания был практически невозможен, Преподобный Сергий пришел к пониманию первостепенной важности учения о Троице.²⁹1 В его жизни имелся только один фактор, который мог объяснить нам его решение, – это его превосходное знание Священного Писания, истолкованного в свете восточной литургии, которая была единственной наставницей Сергия в богословии.

Восточное богослужение крайне теологично и откровенно тринитарно. Оно заключалось, главным образом, в непрерывном прославлении Святой Троицы, и именно этот животворный родник оказался в распоряжении русского юноши 14 в. Восточную литургию часто критикуют за то, что она недостаточно внимания уделяет проблем повседневной жизни, порой даже, кажется, вовсе забывает о них – настолько глубоко поглощена она одной задачей: воздать честь, любовь и славу Святой троице. Этот обряд предполагает определенную духовную зрелость, цель его – не в религиозном обращении, ни даже душу христианина причастностью к Богу и познанием его. Для тех, кто стоит в самом начале пути, этот культ может запросто показаться чуждым и бессмысленным, но для тех, кто, подобно Варфоломею, в юном возрасте услышали призыв к самосовершенствованию, этот культ является неисчерпаемым источником света, радости и духовного наставления. Следовательно, Преподобный Сергий был истинным воспитанником Православной Церкви, человеком, всякая мысль и чувство которого вдохновлялись атмосферой и содержанием восточной литургии. На вопрос, за что борется Восточная Церковь, какой идеал она вынашивает, невозможно дать ответа лучшего, нежели пример жизни Преподобного Сергия. В первую очередь, он – слуга Святой Троицы, и жизнь его раскрывает практические последствия истинного познания божественной природы. Потому-то он настолько чужд любым эксцессам, которые так часто характеризуют представителей трансцендентной и имманентной тенденций внутри Церкви.

В своем отношении к самому себе, в обращении с другими людьми и особенно в решении важнейших вопросов, с которыми ему приходилось сталкиваться, Преподобный Сергий действовал в строгом согласии со своей верой в Троицу. Его религия не была религией страха и подчинения. Она была свободна, естественна, непосредственна. Его озарения никогда не устрашали – напротив, они предполагали доверительность и глубокую сопричастность божественной жизни. Однако доверительность никогда не опускалась в его случае до непочтительности или фамильярности. Он не питал ни малейших иллюзий относительно глубины человеческого падения и расстояния, отделяющего человека от Бога. Таким образом, он никогда не позволял себе расслабиться, ни на минуту не прекращал борьбы с грехом, и, поистине, немного было противоборцев со злом более бдительных, нежели этот смиренный Радонежский монах.

Вся жизнь Преподобного Сергия – это властный призыв хранить верность тому понятию Бога, которое явлено в Святой троице, а практическое применение его учение нашло в его отношении к Церкви – сообществу христиан.

Церковь – это человечество, возвращенное в Божье лоно, т. е. та часть творения, которая прекратила бунт против своего Создателя. Задачи Церкви – восстановить порядок и гармонию в космосе, и она добивается этого посредством очищения и возрождения человеческого сердца и души. Божественная благодать, действующая внутри христианской общины, дает ее членам возможность начать новую жизнь, преодолеть эгоизм, гордыню, и страх, войти в царство Святой Троицы.

Соборная Церковь – это отражение на земле триединого света. Само слово «кафолический» означает «совместность»³⁰1, оно указывает на единство в свободе, победу гармонии над хаосом, любви над страхом.

Церковь – не от мира сего, но она в сем мире, и ее задача – не отвергать его, а освободить от рабской покорности греху.

Церковь неуничтожима, и все же смысл ее трудов по обновлению постоянно затемняется и искажается. Более того, под натиском сил зла Церковь поддавалась разобщенности и распахивала двери личному соперничеству, межнациональной розни и расовой гордости. Утрата единства и сплоченности теми, кто исповедует тринитарную религию любви и согласия – это внутреннее противоречие, роковое для успеха их миссии. И все-таки Церковь не была отвергнута, божественная любовь не покинула тех, кто профанировал Новый Завет; однако теперь их борьба с грехом осложнилась внутренними разногласиями и отступничеством. Жестокость, зависть и страх смело развернули свои знамена в лагере христианства. Именем Распятого совершались самые чудовищные преступления. Религиозные войны и крестовые походы предпринимались во славу Князя мира сего.

Ничего удивительного, что многие оказались не в силах выдержать эти испытания. Северная Африка, Малая Азия, Египет и Персия – некогда цветущие центры христианской культуры, устали от распрей настолько, что в конце концов расстались с верой в Воплощение. Другие подразделения Церкви стали жертвой религиозной розни, безразличия и атеизма. В христианских странах число отрицающих самое существование Создателя больше, нежели в любой другой части света. 20 в. Стал свидетелем вспышки преследований христиан теми, кто утратил веру в истину религии. Все эти отступники, преследователи и предатели суть жертвы христианской разобщенности, члены, в которых иссяк сок божественной благодати, ибо они были мертвыми листьями отсохших ветвей. Но величайшая опасность для всего замысла Искупления исходила не от тех, кто восставал против Церкви открыто, а со стороны тех, кто остался в пастве и тем не менее отказался от служения Святой троице. Есть немало христиан, проявляющих рвение и отвагу в деле защиты своей веры, но непоколебимо убежденных, что борьба со злом обретена на поражение, покуда Церковь полагается исключительно на возрождающую и очищающую благодать Святых Таинств и на добровольное самопожертвование верующих. Много самых разнообразных уловок было пущено этими христианами в ход, дабы морально оправдать свои пораженческие убеждения. Некоторые из них утешают себя верой в победу добра на небесах и сводят Церковь к неизмеримому сообществу святых, неизменно торжествующих победу, – даже если все остальные ее чада здесь, на земле, вконец лишаются твердой опоры. Другие христиане находят прибежище в убеждении, будто Церковь может противостоять натиску зла, только если она организована и управляется по образцу хорошо дисциплинированной армии, неукоснительно повинуясь приказам своего верховного начальника. Пуританство, пиетизм, педантичная обрядность, миссионерское рвение и общественные реформы – все это заменило собой полноту церковной жизни и было провозглашено истинным истолкованием дела Искупления. Защитниками этих идеалов было проявлено немалое мужество, одержано много индивидуальных побед; однако никакие человеческие усилия, никакой человеческий героизм или добродетель не спасут Церковь от разрушения, человека – от греха, творение – от хаоса. Только Церковь, покорная своему Владыке, только община христиан, верных принципу единения, может послужить Святой Троице надежным орудием дела искупления.

Церковь – это место встречи Творца с творением, и союз божественного с человеческим имеет своим средоточием святую евхаристию. Триединый Творец мироздания призывает всех людей, при помощи евхаристического опыта, воспроизвести в сем мире те отношения гармонии в любви и свободе, которые составляют самую суть божественной жизни.³¹1

Таким образом, единство Церкви – это вопрос не церковной организации, и не иерархической субординации, ни даже согласия в основных пунктах вероучения и обрядности, в первую очередь, оно проявляется в единодушии верных, собравшихся вокруг одной чаши. Это то место и время, когда Бог говорит со Своим народом, когда тот выслушивает Его повеления и задает Ему вопросы. Евхаристия – это действо, которое очищает сердца и души причащающихся Телу и Крови Христовой, оно возрождает их волю, просветляет чувства и умножает любовь.

Следовательно, евхаристия – это источник, вдохновляющий всю общественную деятельность христиан, все их усилия по борьбе с бедностью, несправедливостью, болезнью и смертью и утверждающий их в надежде на окончательную победу добра над злом.

Сражение сил света с силами тьмы, эгоизма – с милосердием, единства – с дезинтеграцией развертывается вокруг Тайной вечери. Значение последней выходит за пределы человеческого рода и имеет глобальный подтекст. В ней человек призван предъявить Богу от лица всего творения земные плоды, и он приносит их Создателю, преображенные его собственным трудом. Таким образом, евхаристия – это пророчество о преображении космоса, залог того, что его искупление совершится при условии и посредством сотрудничества человека с триединым Богом.³²2

Евхаристия – это, в первую очередь, действо, поскольку Бог есть жизнь и действие; это празднество мира и согласия, так как Бог есть единство и любовь; она предполагает добровольное, а не вынужденное участие в своих святых обрядах, потому что Бог есть свобода.

Только в свете чистого знания Святой Троицы евхаристическая жизнь Церкви может оставаться здоровой и продуктивной. Разногласия, споры и ожесточенные столкновения, осквернявшие жизнь христианской общины, отражают как интеллектуальный хаос, так и моральную деградацию ее членов. Это последствия путаницы в постижении Бога и в отношении людей друг к другу. Только христиане, просветленные принятием тринитарного представления о божественной жизни, достаточно подготовлены к тому, чтобы противостоять злу и искоренять его семена в себе и в мире, в котором они живут и трудятся.

Преподобный Сергий принадлежит к их числу. Он был наделен исключительным даром деятельной любви. Его жизнь была одним сплошным таинством евхаристического жертвоприношения.

Повествование Епифания особенно неудовлетворительно в тех частях, где он пытается описывать эту сторону личности Преподобного. Отсутствие у его автора мистическо интуиции здесь особенно бросается в глаза. Но даже те немногие разоренные факты, которые он сообщает, выявляют наличие органического единства между тринитарным понятием Бога и евхаристией в опыте Преподобного Сергия.

Именно на евхаристической литургии его мать услышала Божий зов, именно благодаря евхаристическому хлебу, принятому от незнакомца, юный Варфоломей постиг свое призвание служить Святой Троице. Именно в ходе отправления святых таинств его ученики видели, как он вступил в общение с небесным воинством и был окружен огнем и светом.

Евхаристия давала Преподобному Сергию возможность действовать в согласии с Создателем и помогала ему оставаться живым членом организма, именуемого Соборной Церковью. Евхаристия сделала его мышление корпоративным; куда бы он ни шел, что бы ни делал – он излучал согласие и мир, и личность его окружал ореол любви, неразлучной со свободой. Еще отроком он был источником радости для целой семьи; начав жизнь отшельника, даже в пустыни он был не одинок, так как к нему стаями стекались дикие звери, чуя сокровенные узы, соединяющие их с этим юношей – преданным слугой их Творца.³³1 Когда он достиг стадии окончательной зрелости, вокруг него стали собираться люди всех возрастов и душевных складов. Преподобный Сергий никогда не порывался что-либо организовывать, в его намерения не входило даже основание монастыря, но вокруг него всегда оказывались люди, желавшие остаться с ним и жить одной жизнью с ним. Он был естественным средоточием общины, но при этом у него не было учеников в собственном смысле слова, так как его последователи сами, с его подачи, становились учителями и наставниками. Подобно своему Небесному Владыке, он наслаждался жизнью во всем ее бесконечном разнообразии и неповторимости, каковые свидетельствую о богатстве и силе ее творческого импульса.

Влияние Преподобного Сергия не ограничивалось стенами его монастыря: все страждущее тело русского народа являлось предметом его заботы и неусыпного попечения. Сергий не боялся бросаться в самую гущу сражения добра со злом. В мире как за пределами его монастыря, так и внутри него его цель оставалась неизменной: создать сообщество на началах любви и свободы. Силой, преисполнявшей его божественной благодати, ему удавалось превращать месть в прощение, ненависть – в любовь. Когда Преподобный Сергий помог князю Олегу, этому суровому воину и предателю собственного народа, побороть грех и покаяться. Он всего лишь приумножал авторитет Соборной Церкви и присоединял новые территории к царству милости и согласия. Этот труд он не оставлял до конца своих дней. Даже на смертном одре он заклинал учеников хранить верность духу миротворчества, держать двери его обители открытыми для всех, нуждающихся в помощи.

Много веков влияние Преподобного Сергия ограничивалось пределами Русской Церкви; однако жизнь христианского угодника – это дар целому миру, свет которого должен сиять далеко за пределами нации и расы. И вот случилось так, что Сергий в час тяжелейшего испытания для своей Церкви, когда его имя оказалось вычеркнуто из анналов российской истории, а обитель его – закрыта, принес весть Западу. Преподобный Сергий сделался покровителем целого ряда трудов и усилий, имеющих целью единство всех христиан, предпринимаемых под эгидой общества, носящего его имя.

Начало братству Преподобного Сергия и святого Альбана было положено в 1928 г.; в нем воплотилось то новое отношение к объединению церквей, которое дало о себе знать в результате русской революции. Вся его деятельность сосредоточена вокруг евхаристии, этого божественного снадобья, исцеляющего от греха и раскола. Имя Преподобного Сергия произносится в связи с его трудами, так как он – прирожденный пастырь тех, кто словом и делом пытаются реализовать соборность Церкви.³⁴2

Сергий всегда был на стороне тех, кто отстаивал экуменический идеал. Он был близким другом и сторонником Стефана, миссионера-епископа Пермского, который, благополучно занимаясь обращением в христианство финской народности зырян, принял к исполнению смелый план дать им не русскую, а их собственную форму церковной жизни.³⁵1

Не менее значимым было духовное родство между Преподобным Сергием и мистическим возрождением Византийской Церкви того времени, известного как движение исихастов.³⁶2

Преподобный Сергий не знал греческого языка, он никогда не выезжал из Руси и не имел прямого доступа к сочинениям восточных богословов того времени. Однако дух, двигавший ими, дышал и в нем, и его видения, зафиксированные Епифанием, обнаруживают глубокую духовную общность между настоятелем Святой Троицы и эллинским мистицизмом 14 в. Преподобный Сергий был гражданином изолированной страны, но он был членом Соборной Церкви и имел представление о течениях христианской духовности. Вдохновлявшихся тем же тринитарным понятие Бога и соборным идеалом Церкви. Митрополит Алексий, один их ученейших мужей тогдашней Руси, прекрасно это сознавал, и в своих попытках расширить горизонт русских христиан и повысить стандарт их религиозной жизни полагался на мудрое суждение и совет скромного и необразованного Радонежского игумена.

Преподобный Сергий был воплощением самой Руси, подлинно национальным святым, но при этом был свободен от налета шовинизма или какой бы то ни было национальной исключительности. Он верой и правдой служил своему народу, но при этом принимал участие в жизни всего христианского народа. Глубина его духовного восприятия, священные видения, которых он удостоился, суть тайна, постичь которую не так-то просто, но вполне возможно счесть знаменательным тот факт, что Богоматерь, посетившую его под конец жизни, сопровождали апостолы Петр и Иоанн, которые обычно отождествляются с католическим Западом и православным Востоком. Преподобный Сергий. Скромный слуга Святой троицы и верное чадо Соборной Церкви, достиг областей, где Восток встречается с Западом, где исчезают из разногласия, где разнообразные проявления христианской жизни сливаются в единый аккорд любви и свободы.

Христианская Церковь переживает период суровых испытаний и преследований, и многие христиане ощущают растерянность и замешательство. Силы зла, по-видимому, торжествуют, а победа добра кажется далекой и проблематично. Нация восстала на нацию, и все они вовлечены в войну на уничтожение. От верующих ожидают немедленного тоталитаризма, либо не-христианской демократии. Мнения как рядовых граждан, так и духовенства безнадежно разделились, и эта разобщенная, растерянная толпа христиан производит впечатление армии без полководца; это соль, потерявшая свою соленость.

В этот переходный период личность Преподобного Сергия приобретает новое и доселе не осознававшееся значение. Кажется, что древнерусский монах, живший жизнью простого крестьянина и трудившийся в дебрях своего отдаленного уголка в мрачном 14 в., знает то, что сокрыто от цивилизованных и опытных лидеров современности; он словно бы обладает силой, которой, как это ни прискорбно, начисто лишены люди, претендующие название новейших пророков и мудрых учителей. Преподобный Сергий не был философом с абстрактными теориями собственного изготовления. На запутанные вопросы своего времени он отвечал не красноречивыми проповедями или книгами, а качеством всего своего существа.

Христианская Церковь знает много святых, значительно превосходивших Преподобного Сергия ученостью и своим пророческим и мистическим даром, но мало кому из них удалось более убедительно, чем ему продемонстрировать, что стремление к любви и справедливости в человеческом сердце – не прекрасная иллюзия, что оно соответствует объективной картине мироздания. Ему удалось доказать, что если человек готов жить жизнью полноценного христианина, он сможет контролировать динамические силы добра, чтобы воспользоваться ими для переустройства личных, общественных и национальных условий существования.

Жизненный триумф Преподобного Сергия вызывает вопрос, в чем заключается секрет его победы. Почему он действовал более успешно, чем такое множество других искренних христиан? Как смог он достичь результатов, оказавшихся вне досягаемости прочих ревностных последователей Иисуса Христа? Власть над миром Преподобному Сергию дало глубокое постижение триединой природы Творца. Как тринитарный святой по преимуществу, Сергий смог создать вокруг себе сообщество христиан, живущих в согласии друг с другом. Они могли успешно сопротивляться натиску зла потому, что их единодушие основывалось на прочном фундаменте истинного знания Бога и установленных Им законов.

Преподобному Сергию была совершенно чужда та средневековая наивность, которая так часто подкупает разочарованного современного человека. Он был сильным и зрелым мужем, и реалистом до глубины души. Он знал, и это знание не омрачало ни тени сомнения, кто является Перводвигателем космоса и какова цель человеческой жизни. Преподобный Сергий созвучен нашей эпохе, поскольку она испытывает острейшую нужду в тех ценностях, которые он так убедительно утверждал. Его здоровое богословие не дает его посланию сделаться анахронизмом. Только возврат к твердой вере в Святую Троицу может предотвратить моральную и интеллектуальную дезинтеграцию человечества. Только Соборная Церковь Христова, сосредоточенная вокруг Святого причастия, может спасти мир от тирании и разрушения. Только смиренные и бесстрашные могут положить конец межнациональной розни и классовой вражде и обеспечить любовное сотрудничество разрозненных представителей человеческого рода.

Медленно и мучительно христиане усваивают ту истину, что свобода без Христа – это анархия, что единство без Него – это угнетение, и лишь в Его Церкви можно обрести как единство, так и свободу.

Преподобный Сергий посвятил всю свою жизнь прославлению и восхвалению Святой Троицы и получил от Бога дар мира и свободы, который с тех пор неизменно делил с прочими членами Христова Тела. Он достиг высоты, с которой мог узреть рассвет вечного дня, все еще сокрытый от очей других христиан, и этот отсвет божественной славы сделал Преподобного Сергия неиссякаемым источником силы и воодушевления.

Христианская Церковь переживает мрачную пору унижений и притеснений, но в ночи гонений тем славней и ярче сияют светочи ее святых, мучеников и героев. Среди них есть один, тот, у которого для нашего поколения припасено особое послание, – Преподобный Сергий, смиренный Радонежский монах, по воле Божьей – великий пророк Христианской Церкви и ее окончательного триумфа.