10. Теория Ю. Гольцмана

Мысль, что первые три канонические Евангелия составлены на основании письменных источников, чем объясняется и взаимное их отношение, после Эвальда нашла себе новое и значительно важное развитие в теории Ю. Гольцмана, которая изложена в его сочинении «Синоптические Евангелия» (Die Synoptischen Evangelien) ³⁰⁸.

Он начинает свое исследование общим историческим обзором и вместе кратким разбором трудов по этому вопросу, и последний результат этого обзора и разбора принимает своей исходной точкой, развивая потом последовательно и подробно свою теорию, которая излагается далее в общем виде и, по возможности, собственными словами автора.

По мнению Гольцмана, –

Единственным положительным результатом краткого разбора теорий, предшествующих в истории вопроса относительно происхождения первых трех канонических Евангелий, следует признать то, что «отношение сродства синоптиков указывает на общее и основное для них писание (Urschrift)», что признают почти все новейшие исследователи. Это писание есть так называемое А. Основное писание ближе всех стоит к Евангелию от Марка (Ur-marcus), два другие канонические Евангелия Матфея и Луки суть комбинации этого первоисточника и некоторых других. При предположении такого первоисточника – А, отношение сродства, т. е. компилятивное отношение, в котором (будто бы) стоят три синоптика друг к другу, можно доказать, по мнению Гольцмана, с никогда несокрушимою доказательностью. Но что это за первоисточник, какой его вид? В этом Гольцман полагает свою ближайшую задачу.

Построение первоисточника А, по Гольцману, нельзя определить с буквальною точностью, но определенное содержание этого основного писания всюду в Евангелиях выступает ясно, как день. Можно постоянно и основательно убеждаться в том, что известный ряд отрывков следует рассматривать как особенный источник, но принятый всеми синоптическими Евангелиями. Существуют уклонения в Евангелии от Матфея и Луки от плана первоисточника, но они имеют и свои основания в нем же, т. е. в А. Прибавления ев. Матфея и Луки сравнительно с ев. Марком совершенно понятны, именно при предположении А.

Предпослав «предварительную историю», т. е. историю до вступления Спасителя на общественное служение, синоптики Матфей и Лука, также как и Марк, начинают свое повествование с рассказов об Иоанне Крестителе и следуют порядку А до описания обстоятельств открытой деятельности Христа в Галилее, порядку, который впервые нарушается ев. Матфеем. Между тем Марк и Лука рассказывают по нити основного писания, а ев. Матфей, непосредственно после рассказа о призвании старейших апостолов, излагает (anticipirt) Нагорную проповедь, как программу открытой учительной деятельности Господа и приводит еще отрывок из А только прибавочно (nachträglich). Скоро потом, ев. Матфей опять более и более склоняется следовать за А, между тем как Лука, излагая рассказ о входе Спасителя в Назарет, впадает в беспорядочность относительно последовательного размещения фактов. Здесь ясно, что первоначальный порядок изложения принадлежит скорее Марку. Потом, при рассказе о насыщении 5000 человек, опять встечаются все три синоптика, а затем только Матфей и Марк идут гармонически друг с другом, между тем как Лука отступает от принятого ими порядка, доколе опять, при повествовании об исповедании ап. Петра, не входит в связь с А, держась его порядка твердо до конца Галилейской деятельности Господа, а потом, начиная с большой вставки (9:51 и д. ст.), он вполне опускает связь А. Только с рассказа о благословении детей Лука является опять параллельным в отношении к двум синоптикам, за исключением немногих вставок и пропусков. Из всех таких, находящихся в Евангелии от Матфея и Луки, будто бы, очевидных нарушений исторической связи в изложении Ев. событий, Марк не имеет никакого. Поэтому, у него смело можно предположить верную первоначальную последовательность сказаний, которая была в А, и в такой последовательности изложить не только отрывки, общие всем трем синоптическим Евангелиям, но и те, которые имеет только Марк; это возможно еще более, если очевидна причина опущения их у других евангелистов. Сюда же относятся и те немногие отрывки, которые находятся только у Матфея и Луки, в том виде, в каком Марк не принял и должен был опускать или сокращать их. Именно, где Лука и Матфей в проведении связи Ев. событий буквально согласны друг с другом, там есть настоящее основание предположить опущение у Марка. Наконец, существуют еще немногие заметки (Notition), сохранившиеся только в совершенном разъединении. Но в первом письменном изложении устного предания были не только согласующиеся, но и различающиеся известия, если это позволяли содержание и преемственное последование их (аколуфия). Оттого первоевангелие А было длиннее, нежели каноническое Евангелие от Марка, но в том же порядке, как это. Сами различия синоптиков между собою в частностях (in detail) изъясняются при этом из писательских особенностей и тенденций самих евангелистов. При этом является дальнейшая задача – найти принцип вариаций отдельно для каждого евангелиста.

Так, существовало письменное первоевангелие А, как первоисточник, а видоизменения (Modification) его суть три синоптических Евангелия. Но если этот первоисточник сообщил всей последующей Евангельской литературе постоянный её тип, то, очевидно, он должен был получить большое распространение (в церкви). Написан он был по-гречески.

Что первые три канонические Евангелия суть видоизменения одного А, это подтверждается сравнением их текста. Несмотря на все уклонения и взаимные противоречия (?) одна нить рассказа проходит через все три Евангелия; и такая нить могла быть только в А. При всяком запутывании и прикрывании этой нити обнаруживается, однако, и сопротивление этому запутыванию, так что ряд рассказов из А, как одна, замкнутая в себе, масса, противопоставляется здесь вполне беспорядочному изложению остальных составных частей этих Евангелий.

Ни один из синоптиков не представляет собою А вполне. Марк, по крайней мере, нечто опускает из А, Матфей и Лука видоизменяют его, прибавляют, убавляют и привносят другие источники, что имело своим необходимым последствием нарушение общей связи в повествовании. Правда, эти видоизменения не проникали в существенный корень дела, но они были, однако же, столь значительны, что без Евангелия от Марка, которое только одно держится вполне верно основной нити Ев. повествования, нельзя легко составить представления о действительном ходе Евангельской истории.

Вот в каком отношении Матфей и Лука находятся к А. Матфей следует порядку А в изображении открытой деятельности Иисуса Христа до Нагорной проповеди. Далее следует в нем отступление от исторической нити А. Такое отступление простирается почти исключительно с 4:22 до 14:14 ст., где связь совершенно иная, нежели в Евангелиях от Марка и Луки. Но вместо того, что́ при таком составе было опущено и в первой части А, принято содержание глав: 10:1, – 14:14 ст.; однако при этом остаются общими по крайней мере отрывки, где рассказывается о срывании колосьев и о сухоруком (12:1–14), рассказы об исцелении расслабленного и призвании мытаря (9:1–17), а это уже указывает на зависимость Матфея от А. С 14:15 ст. Матфей опять обращается к общему порядку и еще опускает из А только рассказы о двух чудесных исцелениях. Таким отношением Евангелия от Матфея к А объясняются все различные уклонения его от А и нарушение его порядка, что замечается в тексте этого Евангелия.

В Евангелии от Луки подобных отступлений от А, относительно речей и рассказов, еще более, нежели в Евангелии от Матфея. В числе речей здесь встречаются особенными некоторые неважные притчи, к также и некоторые добавления, собственно, в параллельных речах. С повествовательной стороны здесь представляются совершенно особенные побуждения к произнесению речей, которые Матфей в своем Евангелии переработал в наибольшей связи. Здесь, однако, ясно как день выступает и то, что Лука долго держится А, видоизменяя этот источник сперва малыми, а потом большими вставками. Сперва он вставляет только генеалогические и хронологические замечания, а потом обогащает историю, особенно историю страданий, изложением некоторых известий, заимствованных им из устного предания, – так что только отдельные места, как 22:10–13 ст. и 23:3, 14, 52 ст., написаны им в полной зависимости от А. Когда ев. Лука видоизменяет А вставками, то он принимает потом опять первоначальную нить рассказа, хотя ненепосредственно там, где он ее оставлял, он опускает из А нечто, но несколько после снова привносит существенное из опущенного. При самой большой вставке он, непосредственно перед нею, опускает «предостережение от соблазна», а непосредственно после – изречение Господа о разводе. Наконец, к особенностям Евангелия Луки относится то, что он все отрывки, заимствованные им из А и содержащие живые и богатые изображения, перемешивает с другими или заменяет их; такие отрывки особенно сформированы, иначе поставлены и помещаются обыкновенно между такими отрывками, которые у Матфея и Марка стоят рядом один при другом.

Особенность каждого Евангелиста (für sich) в отношении к первоисточнику А состоит, таким образом, частью в особенной словесной или фактической обработке данной истории (вариация А), частью в самостоятельно изложенных речах, притчах и рассказах. Подобной, т. е. самостоятельно изложенной, материи весьма немного находится в Евангелии от Марка, текст которого почти вполне принят в Евангелиях от Матфея и Луки. Евангелию от Марка собственно принадлежат только следующие отрывки: 1:1–3, 4:26–29, 13:33–37, 7:32–37, 8:22–26, 11:18–19, 14:51–52, 15:44–45, 16:9–11. Но из этих отрывков, собственно, только 30-ть стихов принадлежат именно Евангелию от Марка и у других синоптиков не находят себе параллели. Притом и эти стихи прибавлены не самим ев. Марком, и, то как очень незначительные, то как представляющие возможность замены, опущены другими евангелистами. Поэтому для Евангелия от Марка нет необходимости представлять и выставлять какой-нибудь иной письменный источник, кроме А. Но вопрос, какое же различие между А и каноническим Евангелием от Марка, если оно есть видоизменение А? Они различаются чисто авторскими особенностями. Здесь следует иметь в виду сокращение речей, особенно приметное там, где Матфей и Лука согласны. А в рассказах, напротив того, у Марка находятся только незначительные разности. Кроме этого у него находится значительное сокращение с самого начала и большой пробел в середине, образовавшийся от опущения Нагорной проповеди, вместе с которой опущены и рассказы о двух чудесах. Наконец, в Евангелии от Марка содержится некоторое число вполне кратких, но вполне объяснимых, прибавок и вставок. При этом находятся некоторые весьма малые прибавки, относительно которых еще можно сомневаться – Марк ли прибавил их, или Лука и Матфей их опустили. Таковы, между прочим (кроме 15:28, что можно признать интерполяцией): 1:7, 1:13, 1:20, 1:33, 2:14, 2:16, 2:18 и пр. Различие в немногих частях, принадлежащих Евангелию от Марка, основывается совершенно только на специализировании общих добавлений (Amplification) кратких известий и на указании некоторых конкретных черт, – чем ев. Марк намерен был «прикрыть сравнительную бедность своего исторического материала ³⁰⁹. Так, первый основной источник синоптических Евангелий есть писание А, почти без изменения представляющееся в каноническом Евангелии от Марка и лежащее в основе всех трех Евангелий. Кроме этого первого источника А, по мнению Гольцмана, существовал еще второй.

Евангелисты Матфей и Лука, помимо общей зависимости их от А, не могут быть рассматриваемы, как два самостоятельные автора. Они заимствовали некоторые отрывки и полные речи из А, но некоторые отрывки хотя и общи им обоим, однако не заимствованы из А. Такие отрывки у Матфея не носят характера вставок, а скорее характер последовательной речи. Матфей, впрочем, довольно значительно изменил первоисточник вставкою целого ряда дидактических мест, которые, при первом взгляде на Евангелие от Луки, являются особенным свойством именно Евангелия от Матфея, основанием всех уклонений его от строя (Baurisse) источника А и выставляют архитекторское отношение Матфея к А. Происхождение и отношение этих частей, именно отрывков Евангелия от Матфея, не находящихся в А, к подобным же, но совершенно иначе мотивированным и расположенным в Евангелии от Луки, можно объяснит следующим способом. Ясно как день, что здесь является одна, объединенная в себе, но много различающаяся от А, материя Ев. истории. Главные части этой материи в первом каноническом Евангелии расположились вполне между пятью-шестью пунктами, тогда как та же самая материя у ев. Луки расположена при отрывках, между которыми она, собственно, вставлена так, что не образует никакого хронологического порядка. А второе, столь неоспоримое, наблюдение заставляет признать полнейшее различие при взаимных отношениях (Mischungsverhältnissen) этих отрывков, общих Матфею и Луке, но незаимствованных ими из А. Есть немногие, являющиеся самостоятельными у Матфея, отрывки, большей частью притчи, но существуют и еще отрывки речей, стоящие вне А и не ему принадлежащие; у Луки они поставлены изолированно, хотя и рядом друг за другом, а у Матфея они стоят так, как будто они внесены в связи А. Матфей большую часть этих изречении поместил в своем Евангелии без тех исторических поводов, которые предпосылает им Лука, не допуская через то особых отделений (Perikopen); так как они не столько уменьшают и сокращают отделения А, сколько пополняют и расширяют. Матфей менее обращал внимание на то, чтобы сообщить Ев. изречения с присоединением к ним исторических поводов и в хронологической последовательности, нежели на то, чтобы сопоставить однородное и сходное. При таком отношении данных отрывков следует предположить второй источник, общий Матфею и Луке, но обработанный обоими в совершенно различном виде. Это предположение оправдывается всем дальнейшим исследованием и тем фактом, что весьма многие новейшие критики признают в первоевангелии Марка (Urmarcus) или первоевангелии Матфея (Ur-matthäus), того же рода источник под именем Собрания изречений или Собрания речей. Особенно же оно оправдывается фактом дословного сходства Евангелия от Матфея с Евангелием от Луки в отрывках, общих им, исключая Евангелия от Марка. Это был общий для Матфея и Луки греческий источник, который по его характеру можно обозначить литерой Λ, т. е. λόγια, изречения.

Какое же содержание этого источника? Сюда относятся большие речи, как, например, Нагорная проповедь, речь при послании апостолов на проповедь, речь против фарисеев и под. Таким образом, в состав второго источника входят вообще изречения Господа. Эти изречения в самом источнике были не в виде речей, а в виде их отрывков, в виде необработанной материи, которую автору первого Евангелия от Матфея приходилось организовать и представить в связи в своем труде. Он всю материю разделил на части и каждую поставил на соответствующее её содержанию место, придерживаясь исторического порядка А, – соответственно известному моменту жизни и деятельности Господа. Между тем сам автор источника Λ сопоставлял только отдельные группы, не имея намерения указать их главные части или хронологическую последовательность, как фрагменты Ев. истории. Поэтому в Λ недоставало специальной исторической связи, только Матфей однообразные и сходные по содержанию изречения излагал в связи, но без исторических мотивов; при этом отрывки из Λ он вставлял в средине истории и фактическую связь проводил насчет исторической, не придерживаясь порядка А. Это так; в противном случае невозможно доказать, что речи у Матфея суть оригиналы, что они в этой именно форме и объеме действительно были произнесены Иисусом. Вероятнее то, что краткие изречения были написаны ранее, нежели длинные речи, письменная передача которых требовала многих размышлений. «Вероятнее то, что не Лука самовольно разбил великое здание и развалины рассыпал по всем четырем ветрам, а Матфей выстроил те стены (цельные речи) из груды камней, рассыпанных у Луки. Матфей, как искусный сборщик, рассудительно сопоставил в ряды те отрывки, хотя он и не всегда мог передать первоначальную связь их». Великое множество изречений, которые Матфей записал в своем сочинении, разумеется, в связи, у Луки встречается в виде отрывков, так что их можно сравнить с беспорядочным сырым материалом, а не с органически целым, и по времени опять разделившимся. В противоположность Матфею, Лука всегда при известном изречении указывает определённый исторический повод. Ясно само по себе, что отрывки речей в Λ следовали один за другим так именно отрывочно, что Лука видел себя вынужденным дать им некоторый порядок (arrangiren) и как-либо мотивировать, хотя данная при этом связь является искусственною и натянутою. Цель её была та, чтобы целое сделать ровным (без перикоп), соединить один отрывок с другим, не оставляя в изложении пробелов и шероховатостей. В историческом отношении такая связь и указание поводов известных речей мало имеют значения, ибо во всем этом мало содержится собственно исторической основы. Так в первое время и в первоисточнике было собрано большое число изречений Спасителя без присоединения поводов к их произнесению, только впоследствии возрастающая, по мере временного отделения от действительно исторических побуждений, трудность понимания известных изречений побудила отчасти к составлению комментария на Λ, а отчасти к самостоятельным трудам, которые своей задачей поставляли обработку исторической стороны деятельности Иисуса Христа. Правда, и в самом источнике Λ были некоторые исторические замечания, но их первоначальный вид (Ur-gestalt) был иной, нежели теперешних «введений» в Евангелии от Луки: подробнейшие «введения» Луки первоначально, в источнике Λ, были в гораздо ограниченном виде. И с такими совершенно краткими и общесодержательными историческими объяснениями были только немногие отрывки, в которых, вообще, без хронологических замечаний и только в широком смысле слова дается фактический порядок Ев. изречениям. Таким образом «введения» Луки изъясняются в смысле опытов в возможной мере распространить немногие, в Λ только кратко приведенные, объяснения, и совершенно правильно сделать их указаниями определенных моментов в жизни Иисуса, к которым относятся сами изречения Его.

Итак, второй источник – Λ следует поставить рядом с А совершенно самостоятельным и независимым от него. Между тем, как от А находятся в зависимости все три Синоптика, от Λ – только Матфей и Лука.

Но в какой зависимости находятся Матфей и Лука от Λ? Была ли материя Λ вполне принята одним из двух этих Евангелистов так, чтобы можно было все, что в одном или другом не находится сходного с А, искать в Λ? Свобода их выбора в отношении к А даст право ожидать отрицательного ответа. И, действительно, как показывают примеры. Матфей и Лука многое опустили из источника Λ. Лука принял из второго источника в содержание своего Евангелия также мало, как и из первого. С другой стороны очень многое, что находится только в Евангелии от Матфея и что при поверхностном суждении признается заимствованным из Λ, рассмотренное точнее, оказывается авторской собственностью самого Матфея. Лука почти вполне, а Матфей столько, сколько он мог себе усвоить, приняли второй источник, поэтому Евангелие от Матфея относится к Евангелию от Луки как соразмерное (ebenmässig) искуственное произведение к произвольно (belibig) слишком распространенному труду-сборнику. Источник Λ употребляем был Лукою в его первоначальном виде, в его Евангелии остались отрывки (многочисленные) в их первоначальном виде. Но если бы поставить своей задачей воспроизвести этот второй источник на основании данных отрывков, то здесь самая природа дела такова, что поставленная задача не может быть выполнена, как и в отношении первоисточника А. Если нельзя было, не переступая границ достижимого в отношении к научной комбинации, обещать достаточной точности в некоторых случаях при определении отношений синоптиков к А; то при воспроизведении второго источника это повторяется еще в большей мере: первоначальный состав Λ может быть дан только в приблизительно надлежащем виде. Между прочим, начало источника Λ определяется изречениями Христа относительно достоинства и значения Иоанна (Крестителя): Луки 7:18–35, Mф. 11:2–11, 16–19; а конец – Мф. 13:52 ст.

Но после того, как содержание, общее всем трем Синоптикам, отнесено к А и обще к двум, Матфею и Луке – к Λ, остальное, что принадлежит тому или другому из них только одному, это, очевидно, предполагает еще некоторые источники. Сюда относятся отделы, например, в Евангелии от Матфея: а) история Рождества Иисуса Христа: гл. 1 и 2; б) беседа Иоанна Крестителя с Иисусом: 3:14–15; в) ветхозаветная цитата при известии (из Λ – Mк. 1:21) о месте жительства Иисуса: 4:14–16; г) из Нагорной проповеди изречения, для которых нет параллельных мест: 5:14, 16, 17, 19–24, 27, 28 (31), 33–38, 6:1–8, 16–18, 34, 7:6, 15, 21 и пр. В Евангелии от Луки: а) родословная таблица: 3:23–38; б) рассказ о юноше Наинском: 7:11–17: в) о грешнице: 7:36–50, и пр. Такие и многие подобные примеры совсем не принадлежат ни А, ни Λ. Откуда они? Это собственное произведение обоих евангелистов, которое ими впервые было записано. Тем не менее, и здесь оказываются следы некоторого письменного источника, а может быть и нескольких…

Следовательно, результат теории Гольцмана в отношении к синоптическим первоисточникам следующий:

Во-первых, существовали письменные источники:

а) В основании всех трех синоптических Евангелий лежит общий источник – А; он дает главную материю. Весьма много им пользовался ев. Марк и весьма мало ев. Лука.

б) Собрание изречений – А, которое в одной и той же греческой форме изложения было употребляемо Матфеем и Лукою, и более Лукою, нежели Матфеем.

б) Неопределенное, однако, во всяком случае, не очень значительное число небольших письменных заметок.

Во-вторых, существовал устный источник Евангельской истории – предание, которое встречалось в первенствующей Христианской церкви в различном виде и прежде, чем на него обратили свое наблюдательное внимание синоптики-евангелисты. Они заимствовали из него различные рассказы, изложив их в связи первого источника А, и даже не только малые изречения (dicta) Иисуса, но и целые истории, как о статире у Матфея, и о послании к Ироду у Луки.

Эти источники передаются в синоптических Евангелиях следующим образом:

а) Евангелие от Марка изъясняется вполне при предположении только одного источника, именно А.

б) В основании Евангелия от Матфея лежит А, но ев. Матфей вставляет в свое Евангелие из устного предания, собственно церковного, то отдельные замечания, то части речей и рассказы; но он преимущественно нарушает связь А, как большими, так и небольшими вставками из Λ.

в) Ев. Лука в целом полагает в основание своего Евангелия источник А; но так как этот источник имел определенную связь, то Лука должен был видоизменить его тип своими вставками и выпусками. Что касается вставок, то небольшие части их заимствованы из А, а наибольшая масса, организованная в двух отделах, сообщена преимущественно из Λ и иудейского предания ³¹⁰.

Теория с такими выводами, по мнению Гольцмана, вполне оправдывается и внешними историческими свидетельствами, каковы суть: главным образом «введение» (Prolog) Евангелия от Луки: 1:1–4 и свидетельство ІІапия, епископа Иеропольского († 120 г.). Во «введении» к своему Евангелию Ев. Лука

а) ясно различает Евангельскую историю в тесном смысле этого слова и потом историю, возникшую по потребности, которой следовал сам ев. Лука, по потребности начинать изложение Ев. истории с самого начала, именно с рождества Иоанна Крестителя.

б) «Введение» дает право заключать о том, что писатель, именно Лука, пользовался источниками двоякого рода – письменными и устными. Но тщательный анализ слов этого «введения» показывает, что его источники различаются друг от друга не по категориям устного и письменного, но по категориям первой и второй важности. У Луки были как письменные памятники апостолов, так и устное их предание.

в) «Введение» доказывает, что источники Луки были, однако, не вполне совершенны, так что, желая передать жизнь Иисуса Христа христианам, жившим вне Палестины, Лука должен был признать все эти предварительные труды по Ев. истории неудовлетворительными и, между прочим, Евангелия, основывающиеся на апостольском авторитете, он мог признать недостаточными, по крайней мере, в общем изображении жизни Христа, а равно и в отношении полноты, точности и порядка повествования.

г) В числе многих, πολλοί, о которых говорится во «введении», Лука имел в виду и каноническое Евангелие от Марка, которое в первоначальном своем виде (Ur-Marcus) было для Луки одним из главных источников.

д) Ев. Лука в своем «введении» намерен был сказать не то, что существовали многие, πολλοί, а то, что он сам стал заниматься побуждаемый их примером, что и он переработал первоисточники Евангелий так же, как и эти многие его предшественники. Кроме «введения» Евангелия от Луки, в пользу теории говорит второе внешнее свидетельство, именно еп. Папия, который передает, что ев. Матфей написал изречения Господа (λόγια). Смысл этого свидетельства, будто бы, говорить именно в пользу существования Собрания изречений – второго главного источника синоптиков – Λ ³¹¹.

Отношение cиноптиков одного к другому, независимо от экзегетических и исторических данных, по Гольцману, можно ясно показать при исследовании их исключительных стилистических особенностей. Оно подтверждает результаты предшествующих исследований (Гольцмана). Исследование относительно характера речи и словоупотребления (Sprachcharakter oder Sprachgebrauch) именно показывает, что:

а) в основание всех трех синоптиков положен первоисточник А, а у Матфея и Луки сверх того еще источник Λ. Эти источники оба представляют особую область языка.

б) Сверх того, каждый отдельный евангелист имеет свой собственный стиль, который равномерно проходит через рассказы, как и через речи.

в) Этим устраняется то старинное мнение, что синоптики только копировали Первоевангелие; скорее, они переработывали А с самостоятельным словоупотреблением.

г) О «чистой передаче только записей» от одного евангелиста другому не может быть и речи. Филологическое исследование показывает, что источники синоптиков не оставались непереработанными, но самостоятельно редактировались (против Шлейермахера и Эвальда).

д) Если существуют писательские особенности в подробностях Ев. изображения, то справедливо следует признать, что они относятся преимущественно к распорядку материала, а не к самому содержанию. Наконец, самое сравнение параллельного текста – языка и выражений – показывает, что наши синоптики суть вариации одних и тех же источников ³¹².

Следовательно, со стороны экзегетической, исторической и лингвистической, по теории Гольцмана, выходит, что первые три канонические Евангелия – результат переработки одних и тех же письменных источников, впрочем, достигнутый с помощью устного предания. Главный характер их – компиляция.

Очевидно, результат исследования Гольцмана, в общем и существенном, тот же, что и у Эвальда, именно синоптические Евангелия – ничто иное, как компилятивная обработка готовых источников – А, Λ и других. Этот одинаковый результат и достигнут был с помощию одних и тех же способов исследования, а главное – при одних и тех же принципах исследования – писания и устного предания.

Насколько же правильно, научно и важно приложение и оправдание на деле первого принципа теории – принятие письменных источников, – вот существенный и главный вопрос при разборе данной теории. Определение основательности и научного значения теории Гольцмана требует рассмотрения его исследования, с его же точки зрения, при помощи, главным образом и в возможной мере, его же собственных приемов. При рассмотрении приложения известных приемов и выведения, при помощи их, точных результатов необходимо обращаться к критериям, к тому, почему именно должно принять то, а не другое положение; это необходимо для того, чтобы отчетливо дознать, основательна ли данная теория.

Имея в виду эти условия исследования, должно поставить следующие вопросы при разборе теории Гольцмана:

а) Следует ли признать существование Первоевангелия – А, как письменного общего первоисточника для всех синоптиков?

б) Следует ли признать существование Собрания изречений, как письменного второго источника для двух синоптиков – Матфея и Луки?

в) Находит ли теория Гольцмана подтверждение для себя в исследовании стилистических особенностей каждого евангелиста-синоптика?

г) Оправдывается ли теория Гольцмана теми историческими свидетельствами, на которые она указывает в свою пользу?

Но всем этим главным вопросам должен предшествовать общий в отношения к ним и так же главный вопрос:

д) Следует ли признать существование письменных источников вообще, – что теория принимает своим исходным положением?

Эти вопросы главные, с решением которых решается существенно главный и общий вопрос нашего исследования с отрицательной стороны. Если, по справедливости, наиболее удачное приложение принципа заимствования в исследовании о составе синоптических Евангелий, сделанное Гольцманом, окажется не имеющим истинно научного значения, то останется признать господствующим и единственно правильным приложение второго принципа – предания, что следовало из разбора и предшествующей теории Эвальда. А это и будет ответом на наш главный и существенный вопрос, какие были источники канонических Евангелий от Матфея, Марка и Луки, письменные или устные?