Глава 19. Речь Иова (6-я). Обвинение Иова друзьями без сострадания увеличивало тяжесть скорби и делало душевное состояние его до отчаяния трудным. В твердом сознании, что чрезвычайные бедствия совершились во воле прогневанного Промыслителя, Иов, оставленный всеми в своем крайнем злополучии, просит друзей о сострадании, чтобы они своими речами не привели его к действительному отчаянию и за то не подверглись казни от Бога. Единственно твердой опорой сто надежды остается только вера в будущего Искупителя

Ст. 1. Великие и всякие лишения, опаснейшие болезни, возбуждение всех горьких чувств, смущение мыслей, страх пред неизвестным будущим крайне тяжело подавляли мужественный дух Иова; но он поднимал и сносил тяжесть горя крепкой мыслью о своей всегдашней преданности Богу, твердо надеясь на Его милосердие. Эта опора у него была единственною. Ему отрадно было бы встретить подкрепление этой надежды в сочувственной беседе мудрых друзей, но – увы! их речи, надломив, некоторые опоры слабеющего мужества, безжалостно разрушают последнее и единственное основание надежды страдальца.

Ст. 2. Доколе притрудну творите душу мою, и низлагаете (καθελέιτε) мя словесы. Борьба души с бедностью, болезнью и горем изнурительна до упадка всех сил. Но трудность этой борьбы увеличивается чрезмерно, если она продолжительна и если немало враждебных обстоятельств. К несчастно, подозрительные помыслы, пристрастные суждения, неосновательный взгляд, оскорбительные предположения, укоризненные выражения и недружелюбный тон в речах друзей густою тенью ложились на светлый взор страдальца, обращенный к милосердию Божию и долго омрачали его. Всякое искреннее слово его в защиту своей невинности, высказанное от полноты горьких чувств, под давлением нестерпимых мучений, встречало немедленный обличительный ответь с враждебной стороны несострадательных судей – собеседников. Тем не менее страдалец еще не падает духом до отчаяния. Уразумейте токмо, яко Господь сотвори мя сице (таким образом). Оставленный безучастно, оскорбляемый и устрашаемый, страдалец, однако не питает злости к своим немилосердным обличителям: он видит их неведение, свидетельствует о их заблуждении и с кротостью указывает, что причина его несчастий не в его воле и поведении, а только в воле Промыслителя (ср. ст. (и, 21, 26 й гл. 1, 21; 2, 10). И это сознание уже глубоко волнует его душу, ставит ее в крайнее стеснение и возбуждает живейшую потребность искреннего утешения, по крайней мере прекращения словесной борьбы.

Ст. 3. Клевещете на мя, не стыдящеся мене належите ми. Подозрительные, укорительные, но ошибочные и потону обидные предположения о нечестии страдалец мог бы выслушивать с достаточным терпением, но – от людей посторонних, не знавших его прошедшей жизни, пораженных только внезапным разрушением её. Напротив, крайне тяжело выслушивать укоризны в неведомых пороках невинному страдальцу от своих мудрых друзей, когда они лживо, не указывая его действительных поступков, с нескромным упорством все разносторонне раскрывают свое мнение; будто их друг, хорошо известный им и прежде достойный их дружбы, теперь достоин самых крайних бедствий и резких упреков, как самый гнусный злодей, которому должно с усилием высказывать в глаза всякий упрек, только бы одолеть, побороть и задавить его, как ненавистного врага в отчаянной боевой схватке. К чему, как не к действительному отчаянию ведет такой способ беседы?

Ст. 4. Буди яко воистинну аз прельстится, и у мене водворяется погрешение, глаголати словеса, яже не подобаше, словеса же моя погрешают, и не во время.

Если не было ничего преступного в действиях, то у страждущего могут быть заблуждения в мыслях и погрешности в словах. Пусть – справедливо, что человек заблуждается и в самообольщении признает себя праведным, хотя нечестив в самом деле, мудрым, хотя говорит нелепость, богобоязненным хотя обнаруживает неумеренность в непрестанных жалобах на Провидение. Это так естественно бедному, больному, униженному и смущенному. Но вовсе не извинительно людям знатным, мудрым, здоровым, близким говорить горделиво, клеветать неосновательно, увлекаться до раздражения, оскорблять своего друга и вести его к отчаянию.

Ст. 5. Буди же яко на мя величаетеся, наскакаете же ми поношением. И действительная порочность одного человека еще не дает основания другому возвышаться пред ним своею праведностью, или – враждебно нападать на своего ближнего, подвергшегося ужасным бедствиям. Но так предосудительно поступили друзья Иова, когда решились унижать и укорять его, без всякого нрава стали его судьями, по несчастьям строго, но ошибочно судили о его нечестии и настойчиво требовали, чтобы он признал себя грешником из числа самых гнусных, а себя при том выставляли непогрешимо мудрыми, беспристрастно правдивыми, в самом тесном и совершенном союзе с Богом.

Ст. 6. Разумейте убо, яко Господь есть, иже смяте (взволновал) мя, и ограду свою на мя вознесе (надо мной возвысил). Самая неожиданность наступивших бедствий, необычайный образ их совершения и чрезмерная тяжесть горя суть достаточные признаки, по которым можно признать и судить, что над Иовом совершается страшное испытание Божие. Он обличается в уклонении от правды; но и неуклонное стремление к ней во всю жизнь не привело его к счастью: Сам Господь не увенчал его жизнь своею милостью. Отсюда – «смущение» или волнение духа, недоумение о цели жизни. Ему внушается страх к Богу ради покаяния и освобождения от мучений. Но Господь, лишив своего преданного раба всякой свободы, как будто уже не требует его покаяния и выражения всецелой преданности, даже не открывает ему и преступлений, за которые он страдает. Поставив страдальца в такое безысходное состояние, Господь поражает его тяжкими ударами, как будто дикого зверя, загнанного в высокие окопы, неизвестно почему и для чего.

Ст. 7. Се смеюся поношению, не возглаголю. При сознании того, что Господь наказывает Иова по непостижимой причине, упреки и уроки друзей его являются бесцельными – тем более, чем усиленнее их неразумная ревность извинить праведника и защитить Промыслителя: действия Промыслителя не порицаются, а только не понимаются бедствующим праведником. Это делает речи друзей достойными посмеяния и недостойными ответа. Возопию, и нигде же суд. Высказывать жалобы на оскорбительные речи и защищать свою невинность – бесцельно. Нет и не может быть у людей надлежащего суда и решения такого дела, которое было угодно совершить Господу над Своим верным рабом непостижимо для него, ужасно для всех.

Ст. 8. Окрест огражден есмь, и не могу прейти: пред линем моим (έπί δέ ατραπούς) тму положи. Стесненное состояние тем труднее и более усиливает грусть, если нигде не видится возможности получить свободу и отраду. Таким было состояние страдальца – Иова. Он обращал взор на свое поместье – оно разграблено, разрушено, опустошено; вспоминал о семье--дети погибли в вихре, жена в отчаянии... ожидает сочувствия друзей – от них слышал красноречивые язвительные упреки; возносил мысль к Богу – волновался страшным представлением казни и гнева Его, страх переходил в ужас и омрачая светлую надежду страдальца на свою верность и Божию милость. Вот мрачные обстоятельства, какие со всех сторон предстояли бедной и грустной душе Иова и грозили ему смертью. Так путник теряет свою тропинку, неожиданно заходит в мрачное ущелье п, окруженный неприступными стенами скал, застигнутый полуночной тьмой, изнуренный дальним шествием, томимый голодом, невольно остается здесь один под покровом ночи, с ужасом слышит дикие вопли алчных зверей и с трепетом ожидает своей лютой кончины.

Ст. 9. Славу же с мене совлече. и отъя венец от главы моея. Лишенный всех благ и всякого утешения – по воле Господа, сложивший власть – по обстоятельствам, скорбный по необходимости, Иов снял княжеский венец с солоны своей (ср. гл. 29, ст. 25) и этот видимый знак своей славы заменил пеплом, который столь красноречиво выражал его крайне униженное положение.

Ст. 10. Растерза (διέσπασεν) мя окрест, и отъидох: посече же яко древо надежду мою. Постоянною заботою, прилежным трудом, неизменно-добрым образом поведения, при крепком семейном союзе Иов приобрел обширное поместье, бесчисленные стада, изобилие жизненных средств, большое и благовоспитанное семейство, высокопочетное звание в родном городе и славу в соседних странах (ср. гл. 26), Он надеялся, что эти дары милости Божией навсегда даны ему, как доброму рабу своего Господа. Но Господь неожиданно и необычайно взял назад одно за другим все блага, которые в таком обилии даровал Иову прежде. Вместе с тем надежда Иова хотя не исчезла, по умалилась до основания и уже не давала ему отрады, как пальма, срубленная до корня, не дает приятной тени утомленному путнику. Как корень срубленной пальмы в знойной пустыне скорее внушает опасение, что он истлеет, нежели – ожидание, что снова отрастет и процветет; так умаление надежды в душе Иова, истомлённого лютым горем, возбуждало 'скорбное опасение, что остаток оной исчезнет при усилении и преобладании чувства отчаяния под ударами бедствий. Ст. 11. Люте же гнева употреби на мя, и возмне (признал) мя яко врага Если чрезвычайные бедствия и тяжкие страдания Иова зависели непосредственно от Бога, то по ним можно судить, что Господь послал их во гневе Своем. И этот гнев так велик, что, по-видимому не оставляет возможности надеяться на милость Божию, приводит к отчаянию. Тяжесть скорби и сила боли от ударов Провидепия прямо свидетельствуют о враждебном отношении Господа к страждущему, как Своему презренному врагу. Такое сознание столь враждебного отношения еще более вселяет чувство отчаяния.

Ст. 12. Вкупе же приидоша искушения (испытания) его на мя, на путех же моих обыдоша мя наветницы (εγκάθετοι). Страдалец Иов всю жизнь свою старался быть верным Богу, постоянно открывал пред Ним свое сердце. И что же? как враг, в высшей степени неприязненный, он враз подвергся всем средствам и ужасам пытки по воле Провидения. Чистосердечный в себе и вполне искренний в отношении к другим, он теперь окружается «наветниками» – друзьями, которые готовы во всех склонностях и прошедших действиях страдальца усматривать преступные побуждения и цели. Сознание этого еще более огорчало грустного страдальца праведника, умаляло его надежду на милость Божию и наклоняло его к отчаянию.

Ст. 13. Братия моя отступиша от мене, познаша чуждых паче мене, и друзи мои не милостивы Быша.

Оставленный Богом оставляется и людьми. Прежде богатство, власть и слава заставляли всех знать и помнить об Ионе, особенно родственников его; теперь – не то. Видя крайнюю бедность, униженное положение, заразительную, смертельную болезнь, даже братья оставили Иова, не желают или не решаются ему помогать ничем хотя бы ласковым словом утешения; им неприятно видеть своего брата, скучно быть и тяжело говорить с ним; они уже вошли в близкое знакомство с другими знатными лицами и, может быть в том надеются видеть залог своего будущего благополучия. Оставленный родными вскоре оставляется и друзьями. Прежде почтительные и ласковые, друзья, считали высоким удовольствием быть в доме Иова, не смотря на отдаленность своих родных стран, и слышать его беседу, не смотря на свое высокое звание. Теперь, предубежденные в недостойном образе поведения своего друга, выслушивая его отрицание своей виновности, что, по-видимому, так странно, друзья естественно и так ревниво порывались на нещадные упреки и вместе на незаслуженные оскорбления караемого Богом. Беспримерно испытуемый Промыслителем, оставленный близкими, не встречающий пощады от друзей, долготерпеливый страдалец скоро мог прийти в отчаяние.

Ст. 14 – 15. Не снабдеша мя (не дали надобного мне) ближнии мои, и ведящии имя мое забыша мя, соседи дому, и рабыни моя: (яко) иноплеменник бых пред ними. Иногда оставленные родными и друзьями находят себе немалое сочувствие в ближним, хотя и чужих, людях, и это служит к их утешению, может предохранять несчастных от пагубного отчаяния. Не то – с Иовом. Самого необходимого, что ему «надобно» было для поддержания телесных и духовных сил, он не получал ни от кого из своих ближних, хотя прежде хорошо известен был всем согражданам. Скорее всего он мог ожидать утешения и помощи от своих соседей, которые, конечно, много пользовались его благосостоянием, но от них не было привета и дара. Еще с большим правом он мог рассчитывать на услуги своих прежних рабынь; которым, конечно, жилось в доме Иова так счастливо, как нигде, и увы! – последняя служанка не хотела его знать, как будто никогда не бывала в его доме и со своим, прежде знатным, владыкой не имела ничего общего; вся прислуга смотрела на своего сраженного властелина с наглым удивлением, злонамерено не внимала его речи, как будто он иноплеменник, или говорящий непонятно, или права не имеющий что-либо требовать себе.

Ст. 16. Раба моего звах и не послуша, уста же моя моляхуся. Раб, чье существо, как собственность, всецело принадлежало его господину, так что в его власти были жизнь и смерть раба (на востоке и тот обнаруживал дерзкое непослушание Иову, рассчитывая на безнаказанность в виду его неминуемой смерти, и, безжалостный в душе, он презирал просьбы своего владыки даже тогда, когда тот с болезненным стоном умолял его о необходимой помощи при крайней немощи.

Ст. 17–18. И просих (ἱκέτευον) жену мою, призывах же лаская сыны подложниц (παλλακίδων) моих: они же мене в век отринуша, егда востану, на мя глаголют. Крайне прискорбно видеть неблагодарность, беспамятство, дерзкое ослушание и безумное презрение рабов тому господину, который имел высшую честь быть князем в отечественном городе и другом соседних царей. Но еще прискорбнее видеть презрение от жены. Этот человек, близкий к мужу, как тело к душе, жена, которая в трудах чревоношения и рождения детей сама не раз искала помощи мужа, которая прежде любила его всем существом своим и после того, как её сердечный союз пламенной любви увенчался стольким и прекрасным семейством, в общих бедствиях несчастная, она в отчаянии оставила своего осиротелого мужа и не отвечала на его умилённый вопль о помощи. Этим – то горем разрывалось на части сердце мудрого праведника (гл. 17, ст. 11) Горько было Иову видеть, что люди взрослые, вместе с добрыми душевными качествами, воспитали в себе и дурные наклонности, при страстных порывах легко переходят к злостным поступкам; но еще неприятнее видеть, когда, сверх всякого ожидания, даже дети обнаруживают дерзкое непослушание взрослым и выражают презрение к страждущему старцу, что гак необыкновенно и столь несовместно с кроткой, доброй душой дитяти. Таковыми являлись пред несчастным Иовом сыновья его «подложниц» – нянек (кормилиц и служанок при ложе)¹³. Вероятно, по милости Иова, усыновлённые им вместо своих погибших детей, постоянно обласканные и столь счастливые дети нянек не желали, однако, за такую милость своего почетного отца и несчастного владыки пойти на зов его, даже гнушались смотреть на пораженного проказой и отходили в сторону, как бы не желая быть, вместе с ним никогда.

Ст. 19. Гнушахуся мене видящий мя, и ихже любих, восташа на мя. Пусть нет сочувствия, помощи – милости и послушания, но зачем презрение и вражда? Все, прежде взиравшие с любопытством, удовольствием, уважением и страхом, теперь, смотрят на Иова с злобным отвращением, прежде желавшие встретить его ласковый взор, приветливое слово, дружеский прием, родственное благодеяние, и встречавшие постоянно, теперь готовы осыпать его упреками и бранью. Не осталось в людях любви к своему ближнему и настолько, чтобы без презрения и вражды видел его несчастного, униженного пред всеми и непостижимо для всех. Вот где источник отчаянной грусти!..

Ст. 20. В кожи моей сгниша плоти моя, кости же моя в зубех содержатся. Не имеющему ни в ком, и ни в чем утешения, укрепления, успокоения, остается иметь опору своей надежды на Бога в себе самом. Но, увы! для Иова нет основании надеяться на продление своей земной жизни, основа её – здоровье уже разрушено в конец. «Плоть», этот носитель силы движения, не болит только, а уже догнивает, и «кости», эта основа плоти, уже обнажены, как будто в трупе, который обклевывают птицы, обгладывают хищные звери и точат черви. Тело Иова представляло скорее мешок с гнилым мясом, еле держащийся на полуобнаженных костях, нежели крепкий сосуд жизненных сил. Иссяк источник здоровья, исчезает основа жизни, нет и опоры надежды. Что, как не сердечное сочувствие и милость, должно быть теперь средством утешения страдальца? И вот он еще раз возносит из глубины души пронзительный вопль о милости.

Ст. 21. Помилуйте (εγγίσατε) мя помилуйте ('ελεήσατε) мя о друзи! рука бо Господня коснувшаяся ми есть. Человек от природы слаб, склонен к увлечениям, грешит при всем отвращении ко греху, страдает из – за своих увлечений, заслуживает позор от своих ближних и казнь от Бога, но таков – всякий человек!.. Естественное сожаление к несчастному, братское сострадание к страждущему, сердечная милость к заблуждающемуся, вот подлежащие взаимные чувства людей, в особенности друзей, одинаково страстных по природе, равно склонных ко греху и более или менее повинных пред всесовершенной правдой Божией. Собеседники должны были иметь и свидетельствовать такие чувства к своему многострадальному другу тем более, что, по их собственному сознанию, никто не может быть совершенно чист пред Богом, а потому и они сами заслуживают наказание в том или другом виде и, подобно Иову, могут сразу подвергнуться столь же великим бедствиям...

Ст. 22. Почто мя гоните яко же и Господь? от плотей же моих не насыщаетеся. Люди не так совершенно святы, как Господь, и потому не имеют права судить прегрешения своею ближнего так строго, как Он. Между тем, вместо столь естественного в людях чувства сострадания, друзья, в забвении своего недостоинства, преследуют Иова, как бы ненавистного врага. Долг друга – посетить несчастного, утешить его, открыть вину его несчастий, общими силами содействовать исправлению оной... Но эти подозрения, и укоризненные речи, исполненные многих мудрых, но общеизвестных мыслей, величавый тон праведников, невнимание к невообразимо тяжелой скорби, беспощадное обвинение, упорное желание задушить невольный сердечный стон Иова, к чему все это? Здесь – свидетельство, что и в близких людях не стало чувства человечности, или овладело неразумное усилие низвергнуть страдальца в пропасть отчаяния. Но погибель страдальца в отчаянии может ли послужить ко благу преследователям его? Нет, это не зверь и не «красная» добыча, от его плоти нельзя насыщаться. К чему же эти ожесточённые, но бесполезные нападения?

Ст. 23–24. Кто бо дал бы, да напишутся словеса моя, и положатся оная во век; и на дщице железне (ἐν γραφείῳ σιδηρῷ) и олове, или на камениях изваяются (будут вырезаны на скалах). Сердечного сочувствия, правдивого свидетельства и беспристрастного суда Иов не находил во дни своих тяжелых страданий. Положение его, оставленного всеми, было крайне трудно. Но он верил в доброту души человеческой, в силу истины, в мудрый и благой Промысл Божии, и потому далек был от отчаяния. Он желал передать на намять отдаленного потомства повествование о своем неучастии и выражение своих искренних чувств, он пламенно желал, чтобы его речи, как откровенное свидетельство своей невинности, были записаны и прочно сохранились на суд беспристрастных потомков отдаленных будущих времен и на суд Божий. Древние, между прочим, писали на коже и на коре, папируса (βίβλος) в виде свитка, на железе и олове – при помощи твердого резца, на обсеченных камнях – в вид памятников или на скалах¹⁴ . Желание Иова осуществилось. И вот, по прошествии тысячелетий, его мудрые и святые слова, изложены и сохраняются в книге, она читается во всей вселенной юношами и старцами и свидетельствует миру о недосягаемо высоком благочестии великого, многострадального раба Божия.

Ст. 25 – 26 а. Вем бо, яко присносущен есть, иже имать искупити мя, (и) на земли воскресити кожу мою терпящую сия. Всегда праведному и вдруг обречённому на страдание, низводимому в темницу, естественно ожидать, что когда-либо его праведность найдет своего свидетеля, будет и правдивый судья, который освободит его от уз темницы. Так же возникла, постепенно развилась и утвердилась надежда Иова, что в отдаленном будущем. явится его Искупитель, засвидетельствует его сердечную преданность Богу, умилостивит Его достойной жертвой и спасет страдальца от смерти (ст. гл. 7, ст. 21; 9, 32 – 34; 10, 8, 12 – 13; 13, 15–16; 13–14; 16, 17 – 21). Эта глубокая вера и высокая, твердая надежда Иова оправданы. Он увидел полное восстановление своего здоровья еще задолго до своей смерти, многострадальное и полуистлевшее тело его снова исполнилось всех жизненных сил. Но это событие было только прообразом истинного спасения, совершенного Искупителем, и всеобщего воскресения, обетованного Спасителем. Предвечный Сын Божий родился на земле, принял в единение со своей божественной природой душу и тело человека, принес Себя в жертву на смерть и воскрес из мертвых. Иов веровал в сего предвечного и грядущего Искупителя и потому есть наследник Его обетования. Спаситель сам сказал: всяк видяй Сына и веруяй в Него, имат живот вечный, и воскрешу его аз в последний день (Ин. 6:40).

Ст. 26 б. – 27. От Господа бо ми сия совершишася, яко же аз в себе свем (сознаю), яже (что) очи мои видеша, а не ин (видел): вся же ми совершишася в недри (в груди, в совести). Высокая надежда Иова, торжествующая и при самых страданиях его, имела для себя глубокое, твердое основание, -живое, ясное чувство преданности Богу. Страдалец пред судом своей строгой совести находил, что он все предпринимал, совершал, встречал и переносил с добрым чувством. Поэтому и теперь он сознавал., что он не так грешен, как могли свидетельствовать о нем его бедствия и скорби, и видел в них не карающий за грехи действия Промыслителя, а только непостижимо премудрая испытания Им своего раба. А потому он оставался в твердой уверенности, что наступит время, когда Господь оправдает и спасет его от злословий и мучений. Так тверда была преданность Иова Господу и при страданиях еще более укреплялась, а при искушениях становилась драгоценнее, как единственная опора безмерного терпения; вместе с тем решительно побеждалась низкая клевета сатаны пред Богом и сонмом ангелов.

Ст. 28–29. Аще же и речете: что речем противу ему; и корень (основание) словесе обрящем в нем. Убойтеся же (εὐλαβήθητε) и вы от меча: ярость бо на беззаконныя найдет (от Бога.), а тогда увидят, где есть их вещество (ὃτι οὐδαμοῦ αὐτῶν ἡ ισχυς ἐστίν). Чистый в своей совести, Иов желает устрашить своих друзей от искушения – произнести над ним ложный приговор предостерегает их заявлением, что их беспощадный приговор над невинным может привлечь на них. наказание Божие. Если они вздумают попытаться еще найти какое-либо суждение Иова, и, приняв его в основание, решатся построить на нем снова целую обличительную и вместе оскорбительную речь; то этим они засвидетельствуют свое упорное недоверие к клятве честного человека, произносимой им пред открытой могилой, презрение к его мольбам о сострадании, самонадеянность и самохвальство своей праведностью; как безжалостные и недобросовестные судьи, они могут подвергнуться такой же строгой казни, какой, по их признанию, был достоин Иов, будто бы по непреклонной гордости признававший себя праведным, сами лишатся детей, имущества, здоровья, всего, что составляло их силу и славу.