6. Как старообрядцы по Австрийскому согласию представлялись новому московскому митрополиту. – Несколько слов по поводу этого события

Много прошло времени с тех пор, как мы писали нашу последнюю «Летопись». Обстоятельства вынудили нас надолго оставить Москву, а часть осени провести на южном берегу Крыма. Возвратившись оттуда, немало нашли мы нового в Москве, и именно в области, наиболее близкой нам и наиболее нас интересующей. Самое главное и важное – в Москве был уже новый архипастырь. Все «церковные» люди, все, кто близко к сердцу принимает положение церковных дел в Москве, с напряженным вниманием следили за его начальными действиями и распоряжениями и выносили из своих наблюдений отрадные надежды на будущее. Из сфер, близких к расколу, доходили слухи, что и досужие старообрядцы по Австрийскому священству уже сделали попытку заслужить благоволение, или по крайней мере снисхождение к ним (т. е. к их незаконным действиям) у нового владыки, – но попытка не увенчалась успехом, к великой радости православных и к немалому огорчению ревнителей раскола. Такие ходили слухи; а потом явилась в «Московских Ведомостях» и статья, сообщающая некоторые подробности о свидании представителей Австрийского старообрядческого согласия с высокопреосвященным митрополитом Сергием, – статья, писанная, очевидно, лицом, имевшим точные о нем сведения. С особенным удовольствием приводим в нашей, надолго прерванной, Летописи эту статью, так как и она, и особенно самое событие, в ней описанное, имеют, по нашему убеждению, чрезвычайно важное значение для уяснения и установления отношений, долженствующих быть между православным архипастырем и расколом, – особенно той половиной раскола, которая имеет своих, якобы «древлеправославных», лжепастырей и, отвергая законность православных архипастырей, стремится заменить их этими своими ложными архиепископами, открыто существующими под именем Московских, Казанских, Нижегородских и т. д. Вот что именно читаем в статье «Московских Ведомостей».

Испросив предварительно у владыки митрополита разрешение представиться его высокопреосвященству, депутация от московских старообрядцев Австрийского согласия явилась 9 сентября ко владыке, с хлебом-солью на блюде. Под благословение ко владыке старообрядцы не подошли, а просили только принять от них хлеб-соль. Владыка спросил, с какою целью подносят они ему это. Старообрядцы ответили, что они рады его приезду в Москву и, в знак уважения к нему, по русскому обычаю подносят ему и просят принять хлеб-соль.

Владыка ответил:

«Понятно, когда вы, соблюдая, как говорите, русский обычай, подносите хлеб-соль светским лицам, которым подчинены; но я лицо духовное, от которого вы не состоите ни в какой зависимости. Когда кто из православных подносит мне хлеб-соль, то прежде подходит под благословение, и я, хотя человек грешный, но получивший преемственно от Апостолов епископскую благодать, преподаю им благословение, и получившие мое благословение сознают, что сподобляются благодати по своей вере. Посему, когда случалось мне, при обозрении епархии, принимать хлеб от деревенских жителей, я имел обыкновение, благословив его, преломлять на части, вкушал сам и раздавал предстоящим и поднесшим, в знак духовного общения. А теперь – могу ли я сделать так?... Вы не подходили ко мне под благословение, посему и от благословенного мною хлеба вкушать не будете... Как же я могу принять от вас хлеб-соль, когда вы вкусить от благословенного мною хлеба считаете возможным? Если вы не можете принять моего благословения, то и я не могу принять вашего приношения. Принять его было бы противно моей совести, и этим я ввел бы себя в зазрение у православных».

Старообрядцы настаивали, чтобы владыка принял хлеб-соль просто по русскому обычаю, не благословляя.

Владыка ответил:

«То же говорили мне люди разных исповеданий, и даже евреи, поднося хлеб-соль; о духовном общении тут не могло быть и речи, они не делали о том никакого упоминания и оставались при своей вере, считая ее истинной. Так и у вас, старообрядцев, сколько есть различных толков, и каждое общество себя только полагает быть правым и почитает святою соборною апостольскою церковью, прочих всех – еретиками. Если я от вас приму хлеб-соль, то придут ко мне разных толков беспоповцы, придут ваши неокружники и, ссылаясь на вас, будут говорить: «Как принял от них хлеб-соль, так прими и от нас; притом мы лучше их, – мы одни правоверующие, мы только и составляем собою соборную и апостольскую церковь». И когда приму от вас хлеб-соль, то надо принимать и от всех, за что и вы не похвалите меня.

Старообрядцы продолжали просить. Владыка сказал:

«Вы настаиваете, чтобы я принял от вас хлеб-соль, а под благословение не подходите; скажите, за кого вы меня почитаете, кому подносите хлеб-соль? Я с вами говорю откровенно, а вы со мною говорите уклончиво. Не принимая моего благословения, вы этим прямо даете знать, что признаете меня за еретика».

Старообрядцы возразили: «Мы под благословение не подходим, потому что, как сами знаете, еще в предках наших сделалось разделение». Владыка ответил:

«Предки ваши от Церкви отделились несправедливо, ошиблись; а вы обязаны ли следовать их ошибке?»

Старообрядцы сказали, что они следуют старине. Владыка ответил:

« В старых книгах есть обряды ваши и наши, – есть двуперстие, есть и троеперстие. Когда то и другое есть в старых книгах, из-за чего же разделяться и раздирать Церковь? А притом Церковь в обрядах делает вам всевозможные уступки...»

Старообрядцы сказали: «Ваши предшественники от нас принимали хлеб-соль». Владыка ответил:

«Я действую по моему убеждению и объяснил уже вам, по каким причинам не могу принять».

Старообрядцы сказали: «Митрополит Иннокентий, принимая нас, сказал: нужно молиться и благодать поможет рассмотреть истину. И Господь сказал в Евангелии: никто же может прийти ко Мне...» но дальнейшие слова умолчали. Владыко дополнил, говоря:

«Господь сказал во Евангелии: Никтоже может приити ко Мне, аще не Отец, пославый Мя, привлечет его».

Старообрядцы возразили: «Видите, только благодать привлекает человека!» Владыка сказал:

«Благодать упорных и нехотящих не привлекает. Сам Господь сказал: обратитеся ко Мне, и обращуся к вам; велено испытывать Писания, чтобы уразуметь истину».

Старообрядцы согласились, что нужно рассмотреть истину. Владыка сказал:

«Если хотите рассматривать истину, то можете всегда приходить ко мне; я готов всякому сказать правду».

Затем, не приняв приношения, высокопреосвященный отпустил старообрядцев.

Итак, новый московский архипастырь ясно и точно указал старообрядцам Австрийского согласия те отношения к расколу, в какие намерен поставить себя и в каких действительно должен находиться православный архипастырь: он всегда готов принимать старообрядцев для бесед с ними о вере, для разъяснения им истины в вопросах разномыслия между расколом и православием, для разрешения их сомнений и недоумений относительно церкви, но хлеба и соли от них не примет дотоле, пока остаются в расколе с церковью. Это значит, что он признает недозволительным для православного архипастыря, не согласным с его достоинством и обязанностями – входить в близкое житейское общение с раскольниками, даже вкушать их хлеб-соль, при отсутствии духовного взаимного общения, – и признает на основаниях несомненной справедливости. Поступив иначе он оказал бы потворство и снисхождение лжи и лукавству раскольников: ибо они, поднося хлеб-соль московскому православному митрополиту будто бы в знак особого к нему уважения и в свидетельство своей радости по случаю его приезда в Москву, на самом деле, в действительности, не питают и не могут питать к нему никакого уважения, как лицу, которое считают за еретика, благословением которого гнушаются, почитая его еретическим, безблагодатным, – на самом деле не радуются и не могут радоваться его прибытию в Москву, так как видят в нем лицо, незаконно занимающее место, якобы принадлежащее их «древлеправославному» Московскому архиепископу, – они могут радоваться и торжествовать только тогда, когда возведут воровски на Московскую архиепископскую кафедру какого-нибудь своего Антония или Савватия. Итак, утверждая, что подносят хлеб-соль новому Московскому владыке в знак уважения к нему и в знак радости по случаю его приезда в Москву, старообрядцы Австрийского согласия говорили явную неправду, и было бы действительно недостойно православного архипастыря не проникнуть их неправды, или, проникнув, потворствовать ей, подчиниться их лукавству. Но если бы тут и не было лукавства и лжи (чего в действительности не могло не быть), и в таком случае одно уже достоинство и призвание православного архипастыря требовали показать старообрядцам, что между ним и людьми, которые признают его еретиком и гнушаются его благословения, не может быть иного общения кроме того, чтобы мирно беседовать с ними об их бедственном религиозном положении, разъяснять им их сомнения и недоумения.

Весьма ясно для каждого, разумеющего дело, что старообрядцы по Австрийскому священству подношением хлеба-соли, хотели только снискать себе благословение и благосклонность нового митрополита Москвы, так как очень хорошо знают, что одной из благоприятствующих причин их нынешнего привилегированного положения в Москве служит снисходительное равнодушие к нему и со стороны московского высшего духовного начальства, – что отчасти благодаря именно этому равнодушию и их Савватий таким нагло-открытым образом живет и служит в столице, поставляя здесь раскольнических попов для всей почти России, и на Рогожском Кладбище, застроенном новыми великолепными зданиями, так же открыто живет и служит целый штат попов и дьяконов австрийского поставления, незаконно введенных сюда в нарушение Высочайшей воле, требующей, чтобы на Рогожском Кладбище не было раскольнических попов, почему и самые алтари в рогожских часовнях Высочайше повелено запечатать. Вот это именно снисхождение, если только не потворство, старообрядцам, – это равнодушие ко все беззакониям московского раскола, ко всем вопиющим злодеяниям Савватия, ко всему, что творится на Рогожском Кладбище, даже в посмеяние Высочайшей воли, – вот что желательно было московским австрийцам приобрести, или обеспечить себе приношением хлеба-соли новому архипастырю Москвы, – приношением якобы в знак уважения к нему и радости по случаю его приезда в столицу... Приношение не принято: значит, и прикрытые оным надежды московских австрийцев оказались тщетными...

Таков, по нашему мнению, смысл описанного в вышеприведенной газетной статье свидания высокопреосвященного митрополита Сергия с депутатами от старообрядцев Австрийского согласия. Так поняли его в Москве и православные и сами старообрядцы, почему из первых все горячо преданные святой церкви встретили известие о нем с живейшей радостью и отрадными надеждами, а последние – с немалым огорчением и, может быть, не без тревоги. С такими же, конечно, чувствами те и другие прочли газетную статью о свидании московского митрополита с раскольниками повсюду, куда достигают газеты²⁷, – потому-то мы и придаем важное значение самому напечатанию в газете этого известия, утешительного для православных и неутешительного для раскольников.

Скажут: «Ведь раскольники просили принять от них хлеб-соль просто по русскому обычаю, конечно, по старому русскому обычаю: почему же было не принять его хотя бы только в силу старого русского обычая?» Но именно раскольники-то и не следовали старому русскому обычаю, поднося хлеб-соль православному митрополиту, а напротив сам митрополит действовал в духе старого русского обычая, не приняв их приношения. Старый русский обычай требует каждое дело начинать молитвою и благословением, а наипаче вкушения пищи, – и у себя старообрядцы (надобно к чести их сказать) строго соблюдают этот добрый обычай русской старины. А поднося православному митрополиту хлеб-соль и при этом отказываясь принять его благословение, не находя возможным вкусить от этого самого хлеба, если бы митрополит, в силу именно старого русского обычая, благословил его и с молитвою предложил им для вкушения, не нарушили ли они прямо этот старый русский обычай, на который так напрасно ссылались? Если наши старообрядцы (из передовых) так спокойно и равнодушно разделяют трапезу, официальные и всякие другие пиры с «никонианскими» генералами и с «никонианами» разных чинов, то именно потому, что тут совсем не думают о соблюдении старых русских обычаев; но если бы по древнему русскому обычаю такие трапезы начинались молитвою, если бы особенно для их благословения приглашался служитель церкви, то мы еще не знаем, как поступили бы в таком случае разны г-да Морозовы и Бугровы, – решились ли бы вкушать от трапезы, благословенной «никонианским» «еретическим» священником... А если бы решились «нужды ради» и дабы не огорчить, а особенно не утратить столь дорогое для них благоволение генералов и сановников, то, без сомнения, пошли бы потом под исправу – одни к австрийскому попу, другие к каком-нибудь городецкому бегуну, – чтобы очистить свой грех совокупного ядения с еретиками-никонианами... Нет, – в своем быту раскольники еще следуют некоторым благочестивым обычаям русской старины, а в сношениях с православными их не держатся и считают недозволительным держаться. Поэтому совсем напрасно ссылались они на русский обычай, поднося хлеб-соль православному митрополиту.

С большим, по-видимому, основанием они ссылались на пример «предшественников». Но на это им дан вполне удовлетворительный ответ, что каждый следует по своему разумению. Притом все ли «предшественники» действительно принимали хлеб-соль от старообрядцев? По крайней мере о главном из них, который именно и должен служить высоким образцом для подражания, о митрополите Филарете, мы не слыхали этого, хотя известно, что он весьма охотно принимал старообрядцев для беседы; мы могли бы назвать еще одного здравствующего архипастыря из питомцев митрополита Филарета, который, в своей епархии, также не принял от раскольников хлеба-соли. И не одни православные епископы в этом отношении руководствовали своими убеждениями, своими воззрениями на православие и раскол, а не пример «предшественников». Вот император Александр Первый, не только принимал такие приношения от раскольников, как хлеб и соль, но принимал даже благословение от беглых раскольнических попов. В 1824 году, находясь в Екатеринбурге и посетив раскольническую церковь, он поцеловал руку у беглого попа, который встречал его с крестом и водой, о чем впоследствии екатеринбургские раскольнические старшины со слезами умиления рассказывали С. Д. Нечаеву (см. его «Дневник» под 13 и 15 ноября). По духу своего воспитания, император Александр одинаково относился и к г-же Криденер, и к Татариновой, и к Селиванову, и к раскольническому попу, очевидно, не давая должного значения тому, что мы называем истиною православия, составляющего достояние лишь одной Грекороссийской церкви, – и в силу своих убеждений считал возможным не только принимать хлеб-соль от раскольников, но и благословение от их беглых попов (которые, к слову сказать, все же лучше нынешних австрийских). Но вот императору Александру наследует Государь, которого императрица Екатерина, к счастью, не готовила царствовать, не отдала в руки учителей, подобных Лагарпу, высокая, чисто русская душа которого не была искажена влиянием иноземных философов и сентиментальных поэтов, – Государь всецело преданный православию и заботам о православной церкви, глубоко скорбевший, что значительная часть его поданных находится в отчуждении от нее, зараженная губительными учениями раскола, – и в силу своих убеждений он не только не находит возможным принять благословение от раскольнического попа, но допустить и самое существование таких беглых священников, составляющих позор для православной церкви, – не находит возможным даже принимать хлеб-соль от раскольников. Достаточно припомнить известный случай 1845 года, при проезде императора Николая Павловича через стародубские раскольнические слободы. В Воронке, пользуясь минутной остановкой Государя, раскольники явились к нему и просили принять от них хлеба-соли, потому что они не хотят молиться Богу в ту церковь, в которой сам он молится, и тогда только примет, когда пойдут в эту церковь и будут молиться вместе с ним²⁸. Так действовал по своему убеждению истинно-православного русского царя император Николай Павлович, не думая подражать «предшественнику». Раскольники, конечно, и ему ставят в вину это отступление от примера его «предшественника»;но кроме пристрастного раскольнического суда есть и другой, беспристрастный суд, – суд православного русского народа и суд истории, имеющий в виду последствия столь различных отношений к расколу обоих императоров. Тогда как при одном раскол, поощряемый его снисходительным вниманием, широко распространился повсюду во всех своих отраслях, а главные центры его, Рогожское и Преображенское Кладбища в Москве, достигли полного процветания, при другом раскол доведен был до крайнего упадка и близок был к уничтожению, а на обоих раскольнических Кладбищах в Москве водворено было единоверие, и полное изъятие их из раскольнического владения было только вопросом времени. Кому же из двух Государей православный русский народ, православная русская церковь и сама беспристрастная история должны принести дань благодарности и благоговейной памяти, – тому ли, который благосклонно принимал раскольническую хлеб-соль, подходил под благословение к раскольническим попам, и целовал их руки, или тому, который объявил, что существование беглых раскольнических попов (а они, скажем опять, все же лучше австрийских) считает позорным для православной церкви, и торжественно провозгласил, что тогда только примет хлеб-соль от раскольников, когда они будут молиться Богу в одной с ним церкви?..