V. Божии наказания

Теперь приведём ряд примеров Божиих наказаний в отношении тех людей, которые попирали Божий закон. Как никто не способен схватить оголённый тоководящий провод и остаться невредимым, так никто не может, согрешая против данного Богом нравственного закона, остаться без изъяна – а порой [такие преступники и богоборцы] даже лишаются жизни. Ведь [именно] на нравственном законе устроил Творец весь видимый и невидимый мир.

От некоего господина в Врнячкой Бане⁸ услышали мы следующую удивительную и страшную историю. Мораль в ней гласит: расплата настигает негаданно [букв.: правда и ползком настигнет. – Ред.]. Некая госпожа отправилась в Врнячку Баню. Упаковала вещи в три чемодана и прибыла с ними на станцию назначения. Попросила сиротливо стоящего носильщика вынести её вещи из вагона и на обычной тележке доставить их в санаторий. Кстати сказать, та госпожа не очень-то следила за своим багажом. Один чемодан она [по рассеянности] забыла дома и лишь с двумя прибыла на место. Однако в мыслях у неё было, что с ней едут все три чемодана. Итак, тот носильщик привёз в санаторий лишь два чемодана – сколько и обнаружил в вагоне. Когда госпожа увидела, что чемоданов только два, то начала кричать на беднягу, что тот где-то спрятал её третий чемодан. Удивлённый и испуганный носильщик возражал ей, утверждая, что лишь два чемодана нашёл он в её купе и что не мог привезти ей три чемодана, поскольку их было всего два. Естественно, госпожа этому не поверила, но, выйдя из себя, позвала на помощь полицейских. Те немедленно арестовали беззащитного человека. Всё время, пока находился он и в застенке, надсмотрщики били его и истязали, добиваясь признания в хищении одного чемодана и требуя указать то место, где он его якобы спрятал. Наконец как-то ночью один из охранников схватил несчастного за горло и стал душить, чтобы вынудить признание. А изнемогший от побоев носильщик, подвергшись такой пытке, потерял сознание, упал наземь и предал свою душу Богу. Тогда его истязатель, ужасно перепугавшись, решил как-нибудь сокрыть своё гнусное дело. Нашёл он верёвку и повесил на балке мёртвое тело носильщика. На следующий день комиссия, посетив тюремную камеру, установила, что подозреваемый «совершил самоубийство через повешение», и дело было отправлено в пыльный архив. Между тем госпожа, вернувшись домой, обнаружила третий чемодан. А тот охранник, оставив тюремную службу, уехал в родное село. Несчастный же носильщик оставил после себя сына, который стал шофёром. Как-то раз ехал он на автомобиле по просёлочной дороге. Встретились ему несколько крестьянских возов с сеном. Он начал подавать им звуковой сигнал, чтобы они его пропустили. Крестьяне принялись понукать волов, чтобы съехать с дороги в сторону. Но один из селян выскочил из-под сена и [попал] прямо под машину. Это стоило ему жизни. [И что удивительно -] погибший был тем самым охранником, который задушил носильщика, а теперь нашёл свой конец под колёсами автомобиля его сына!

Рассказывали нам в Герцеговине о том, чтó приключилось некогда с бегом Любовичем. В день памяти святого Прокопия бег собрал крестьян и приказал им идти на жатву. Христиане напомнили ему: «Сегодня у нас, господин, день святого Прокопия. Не хотели бы мы работать, потому что это наша крестная слава». [Однако] Бег Любович ответил им с презрением и злобой: «Какой ещё святой Прокопий! Марш на поле!» Умолкли люди и со вздохами отправились на жатву. Между тем в полдень небо затянулось тучами и началась гроза. На землю спустился ужасный мрак – и [в ту же минуту] молния ударила в дом бега Любовича и убила двух его сыновей.

Некий Пýдар из села Локов близ Столца рассказал нам историю об Али-паше Ризванбеговиче. Известно, каким могущественным был тот паша. Упиваясь своей безнаказанностью, повелел он [однажды] привести 60 человек и повесить их на грушевом дереве. Его солдаты привели 60 связанных райетинов [то есть христиан-данников. – Пер.]. Паша крикнул, чтобы поднимали их и вешали на ветвях дерева. Тогда один из сих шестидесяти помолился Богу, сказав: «Господи, неужели Ты это дозволишь? Если есть у Тебя милость, сохрани нас!» Так произнёс в молитве один из осуждённых. И в тот же миг небо разразилось громовым раскатом, и молния ударила как в грушевое дерево, так и в колено Ризванбеговича. Али-паша вскрикнул от боли и схватился за ногу. После этого приказал он солдатам развязать всех узников и отпустить их домой. А кроме того, перед всеми признался [в своём самодурстве] и сказал, что Бог покарал его. Отнесли его домой и посоветовали лечиться. Но Али-паша ответил, что человек не способен уврачевать рану, нанесённую Богом. «Отныне, – сказал он, – я буду именоваться Топал-пашой», чтó на турецком языке означает: паша-калека.

Почтенная госпожа Анна Гойская считается благодетельницей [букв.: ктитором. – Пер.] Почаевской лавры. Своё имение завещала она этому монастырю, а сверх того – передала ему и чудотворную икону Богоматери, хранившуюся в её доме. Но её родственник Андрей Фирлей принялся отнимать по частям завещанные сей обители земли. В конце концов дерзнул он забрать из монастыря и Почаевскую икону, а также потир и священнические одежды. Со своей женой проводил он жизнь разгульную, непрестанно пируя и развлекаясь. Как-то раз на одном такой пиру гости предались неистовым пляскам. Жена же Фирлея удалилась из зала, но через минуту вернулась с епитрахилью на шее и с потиром в руке. [Прямо] из потира отведала она токайского вина за здоровье присутствующих. Затем передала чашу другим, [желая] чтобы [священный сосуд] обошёл всех по очереди. Но в то же мгновение повалилась она на пол. Когда её подняли, она стала рычать, рвать на себе одежды и зубами грызть своё тело. Одним словом – помутилась рассудком. Муж возил её по многим врачам, но ничего не помогло. В конце концов возвратил он чудотворную икону в обитель вместе со всеми священными предметами. А его жена так и умерла сумасшедшей.

Это напоминает нам [преступление] царя Валтасара, приказавшего принести на пир золотые сосуды из Соломонова храма, чтобы потчевать из них упившихся гостей. И тогда в воздухе явилась чья-то неведомая рука, начертавшая на стене слова: мене, текел, упарсин (Дан. 5:25). И в туже ночь царь Валтасар был убит в собственном дворце.

В эти дни газеты опубликовали поучительную историю, приключившуюся с жителем Цариброда. Завладел он [незаконно] чьим-то имуществом, продал его и всю лихву перевёл в тысячные купюры. Напряжённо думая, как бы сохранить сей прибыток, засунул он деньги в соломенный тюфяк, на котором спал. Как-то раз отлучился он куда-то на целый день и вернулся лишь поздно вечером. Жена, чтобы его обрадовать, сказала ему, что привела в порядок его лежанку: высыпала старую солому, а взамен набила тюфяк новой. «Но ты же меня разорила!» – крикнул муж. И сообщил ей, чтó хранил он в тюфяке. Тревога мужа передалась и жене. Спросил он её, куда высыпала она старую солому, и та ответила, что положила её в коровью кормушку в сарае. Тотчас поспешили они в сарай, где у них были две коровы. Но, [увы – вся] солома [была уже] съедена! Тогда муж [зарезал обеих коров,] распорол им брюхо – и что же обнаружил? Лишь несколько обрывков отдельных банкнот. Так пропали у него и неправедно нажитые деньги, и коровы. Коровы – как проценты на беззаконное приобретение!

В Студéницком уезде поведали нам о лжесвидетеле и о страшной Божией каре. Некий Браович, говорят, был человеком очень надменным. Со многими жил он в раздоре. Однажды начал он межевые распри с каким-то своим соседом. На заключительном заседании судьи потребовали от Браовича поклясться, что спорный участок земли принадлежит ему, а не его соседу. И Браович дал ложную клятву. В тот же день и в то же самое время его сын рубил дрова перед домом. И как раз в ту самую минуту, когда его отец приносил ложную клятву в суде, отскочивший обрубок попал сыну прямо в глаз и выбил его. Так юноша за грех отца на всю жизнь остался кривым.

Некий житель При́зрена рассказал нам о таком событии, происшедшем в последние дни турецкого владычества. «Был у нас в Призрене хорошо известный Й., торговец свечами. В городе держал он лавку, к тому же не один год был ктитором храма святого Василия за Призреном. Народ в ту пору приносил в Церковь щедрые вклады, особенно в сей храм святого Василия, где совершалось немало чудес. Однако ктитор из вносимых прихожанами средств лишь часть передавал в церковную кассу, а остальное брал себе. На этом он разбогател и встал в один ряд с первыми призренскими купцами. Но однажды ночью вдруг раздались пушечные залпы. Все мы вскочили, недоумевая, что же случилось. Вышли на улицу – а там пожар. Мы – бегом в торговые ряды. [Видим:] пожар свирепствует в лавке Й. Пламя бушует, вздымаясь и вырываясь во все стороны. Все лавки [были] расположены вплотную, под одной крышей. Но лишь одна эта сгорела дотла, а все прочие остались нетронутыми. После все отправились домой к Й. «Не крал ли ты деньги у святого Василия?» – спросил его один купец. Й. нахмурился и ответил: «Не крал, а брал и пользовался ими. И другим давал в пользование». Услышав такое, все покачали головой, выражая недоверие, и разошлись восвояси».

Протоиерей С. из Тополы рассказал нам о тяжёлой болезни одной женщины в его приходе. «Долго болела она, – говорил он. – Муж потратил много средств на врачей, но облегчения не наступило. Не один месяц лёжа в горячке, женщина иссохла, так что плоть уже отделялась от скелета и стали видимы кости. Наконец, попросила она пригласить священника. Священник пришёл, и она ему исповедалась. Когда вышла она замуж за второго мужа, то застала малолетнего пасынка, который едва только начал ходить. Она его не любила. Как-то раз приготовила она обед, чтобы нести его в поле, а между тем ребёнок проснулся и расплакался. Так как мачеха не могла его ни успокоить, ни взять с собой, то, разъярившись, схватила его обеими руками, подняла вверх и с размаху ударила оземь. А затем понесла обед мужу в поле. Когда она вернулась, дитя лежало уже мёртвым. Похоронили его, но ни отец, ни кто-либо другой так и не узнали причину его смерти. [Женщина] таила это в себе, пока ужасная болезнь не приковала её к постели. Чувствовала она, что Бог мучит её за злодеяние над ребёнком, и не хотела ни выздоравливать, ни вообще больше жить. Лишь просила священника прочитать над ней две молитвы: об отпущении [грехов] и на исход [души] – чтобы Бог простил её прегрешения и принял её душу. Священник, свершив своё дело, ушёл [к себе] домой. А на следующий день его уже пригласили отпеть эту женщину».

Когда Австрия оккупировала Герцеговину, в Мостаре был владыка Игнатий, грек по национальности. Народ считал его святым человеком. Австрийские власти задумали было отправить епископа на покой, а на его место возвести Леонтия Радуловича, тогдашнего архимандрита. [Епископ] Игнатий получил об этом известие; узнал он и то, что в этом деле лично замешан Леонтий. Когда пришла к нему депутация (в неё входил и архимандрит), чтобы сообщить владыке Игнатию об увольнении на покой, епископ принял эту весть с гробовым молчанием. Немедленно после этого он пошёл в храм, зажёг свечи и анафематствовал всех тех, кто содействовал его смещению. Леонтия вскорости рукоположили в епископа, но, едва отслужив одну Литургию, он внезапно умер. [Да] и у всех остальных, кто так или иначе низводил владыку Игнатия с кафедры, всё в жизни пошло вкривь и вкось.

Отец Антоний, проживший несколько лет в Америке, рассказал нам о некоем Марко Пажиче. «Тот Марко, – вспоминал он, – никогда и ни за что не хотел работать по воскресным дням. Так как на американских заводах и в эти дни нужно поддерживать огонь [печей], то нанимаются особые рабочие, выполняющие в воскресные дни эту задачу. Когда бы Марко ни предложили такую работу, он отказывался. [Однажды] когда его спросили, почему он так поступает, он пояснил, что в жизни произошло с ним необычайное событие. Дело было в Герцеговине, около Столаца, откуда был он родом. Отец дал ему 15 крон, чтобы найти работника, который засеял бы поле картофелем. Взял Марко деньги и тут же подумал: «Что мне отдавать их другому, если я сам могу и работу выполнить, и плату у себя удержать»? А поскольку в один из воскресных дней у него не было никаких дел, он отправился на поле и до вечера сажал картофель. Таким образом, деньги остались у него, а отцу он солгал, что якобы нанял людей и они сделали всё, как подобало. Когда пришла пора уборки урожая, отец пришёл на поле со всеми домочадцами. Кусты оказались огромными и ботва крупной, но в земле ни под одним кустом не нашли ни единой картофелины. Отец весьма этому поразился, не скрывали удивления и соседи. При виде всего этого Марко пришёл в ужас и признался отцу во всём. Затем он уехал в Америку, где уже никогда не хотел работать в воскресенье. И часто объяснял это случаем с картофелем».

Некая швея, Ми́лева Д., из Белграда занималась пошивом солдатских рубах. Получив однажды крупный заказ, принялась она работать в день Святой Троицы. Шила быстро и нашила очень много. Когда же после праздника ей нужно было сдавать выполненный заказ, посмотрела она на рубашки и обнаружила, что всё сшито шиворот-навыворот. Испугалась [Милева] и осенила себя крестным знамением. Вспомнила она тогда, что работала в великий праздник. Ничего ей не оставалось, как всё распарывать и шить как следует по-новому.

Потом она сильно каялась, что согрешила пред Богом, и всегда учила других ни за что не работать по церковным праздникам, потому что всё пойдёт кувырком.

Архимандрит Серафим поведал нам историю, очевидцем которой был сам (тогда ещё монах обители Студеница). «Архимандрит Феодосий, – рассказывал он, – очень любил хозяйствовать и стремился к экономическому процветанию монастыря. В какой-то год созвал он крестьян со всей округи и дал им задание посеять монастырскую пшеницу, причём в самый день памяти святителя Николая. Пшеницу посеяли, но ни одной былинки не взошло. Архимандрита это ничему не научило, и на следующий год, на Ильин день, он опять созвал народ – жать пшеницу. Как только сгребли первый стог, внезапно ударила в него молния и сожгла его на глазах крестьян. Народ, крестясь, разбежался. А отец Феодосий научился-таки из этого, что Бог сурово наказывает тех, «кто знает волю господина и не исполняет её» (ср. Лк. 12:47).

Известно, что такое политические выборы и с какими неправдами они сопряжены. Наш православный народ ощущает, что такими выборами в дни церковных торжеств оскверняется святость праздника и оскорбляется Бог. А у нас после [Первой мировой. – Пер.] войны выборы как нарочно назначали на большие православные праздники: то на Преображение, то на день памяти святого Димитрия Солунского [одного из самых почитаемых в Сербии святых. – Ред.] и т.д.

Когда однажды было объявлено, что выборы пройдут на пасхальной седмице, пришли к нам два священника из Златибора и сообщили, что народ недоволен тем, что политические выборы приурочили к этим дням: во-первых, потому что [сейчас] идут светлые дни, когда [и] алтарь не закрывается, а во-вторых, назавтра – день памяти святого Георгия Победоносца, крестная слава многих и многих [сербов].

«Не смотрят наши [власти] в церковный календарь, назначая выборы – это дело, притом всеобщее [и] важное дело, то почему не ставят их на рабочий день? А народ пристально смотрит и замечает недобрые последствия выборов, проходивших в великие церковные праздники. К примеру, в 1927 году их назначили на день Усекновения главы святого Иоанна Крестителя. «Эти выборы не к добру», – вещала тогда народная молва. И действительно, ни к чему хорошему они не привели: в народной скупщине пролилась кровь, были убиты [братья] Радичи. Народ неразрывно связывал это с осквернением грозного праздника Усекновения, который среди крестьян, живущих вокруг [города] Ужице, почитается особо. Тот день, на который придётся праздник Усекновения, народ зовёт «усечным днём» и в течение целого года не начинает в сей день никакого дела: если «усечный день» – понедельник, то это понедельник на весь год, если четверг – то четверг на весь год и т.д. И вот, когда в тот год было объявлено, что выборы пройдут в праздник Усекновения, народ, предчувствуя неладное, говорил: «Не к добру это, не к добру». И вправду, добра мы не увидели».

Два года тому назад два человека копали колодец в селе К. (Хотя это событие было подробно описано в газетах, с упоминание имён погибших, мы всё-таки не приводим их имена, так как живы их родственники.) Была пятница перед днём Усекновения главы святого Иоанна Крестителя, когда углубились они в почву. А перед тем приказали, чтобы на обед зажарили им ягнёнка. Но не вышли из колодца живыми и не отведали блюда. Другие съели этого ягнёнка на их поминках. Ведь стенка колодца обвалилась и засыпала их. Прислали солдат, сбежалось множество народа, чтобы их откапывать, но тщетно. Один из них сразу же задохнулся под завалом, а второй отзывался ещё два дня. Люди старались спасти сего последнего и почти докопались до него, но в ту же минуту земля снова осыпалась и это испортило всё дело. Мы детально расспрашивали о жизни двух несчастных [землекопов] и получили такие сведения. Один из них по имени Д. был усыновлён, однако нисколько не уважал ни отчима, ни мачеху, но ругал и мучил, требуя от них раздела [имущества]. Когда пришло известие, что он упал в колодец его приемная мать кричала: «Не вытаскивайте его! Пусть поглотит его земля! Он меня всю извёл. Этого он и заслужил, и Бог его покарал!» О другом [погибшем] по имени М. рассказывали, что он был распутником, пьяницей и самым отъявленным матерщинником и богохульником во всей округе. Именно он и подавал признаки жизни из колодца в течение двух дней. Хотя он явно находился в челюстях смерти, однако [и тут] не вспомнил о священнике и покаянии, но [лишь] просил выпивки, которую, естественно, ему туда никак нельзя было доставить.

В сентябре 1934 года в Раковице, на монастырской каменоломне, ежедневно трудилось множество рабочих. По воскресеньям они не работали, да и приставленный к ним инженер не принуждал их к этому. Однако человек десять из них не чтили святость воскресного дня, но решили трудиться и в этот праздник Господень. И взялись за работу. Один из них был страшный матерщинник и хулитель имени Божия. Ударял он по скале и в такт [с каждым ударом] хулил величайшие святыни. Но внезапно скала обрушилась и придавила всех рабочих. Помощь пришла быстро. Вытащили всех их покалеченных и израненных. Но когда докопались до того хулителя, то нашли его мёртвым и ужасно обезображенным.

Яков Николич, лавочник из Осéчины, поведал нам следующее.

«Я с самого начала состоял в [одном из] братств Православного Христианского союза, причём канцелярия братства размещалась в моём доме. Сын мой тоже набожен и ходит в церковь. Но моя сноха нисколько не усердствовала ни в вере, ни в церковной жизни. Она просто ненавидела наше братство и всегда ворчала, когда видела, как мы идём в храм на молитву. А наших благочестивых братьев высмеивала и осыпала издёвками. В 1935 году поехал я на наше ежегодное собрание в монастырь Студеница. Это было накануне праздника Рождества Пресвятой Богородицы. По окончании повечерия, когда большинство народа вышло из великой церкви, я с одним товарищем остался пред святой ракой с мощами, стоя на коленях и молясь Богу до зари, пока не ударили в било к полунощнице. О том, чтó в этом время происходило в моём доме, я, разумеется, не ведал. Узнал о случившемся, когда вернулся. Сноху нашёл я помешанной, связанной и затворённой [в отдельной комнате].

Что же произошло? Когда я молился в Студенице, она сидела в лавке. Вошла в лавку одна наша родственница и спросила мою сноху: «Где батя?» Так она меня величала. На это моя сноха ей насмешливо ответила: «Отправился в Студеницу – в сумасшедший дом!» Стоило ей произнести эти слова, как тут же отнялся у неё разум, и начала она кричать, нести всякий вздор, ломать и крушить всё, что попадёт под руку, рвать на себе одежду, одним словом – помешалась дальше некуда. [Пришлось] её связать и запереть. Затем отвезли мы её в больницу в Вáлево, а из Валева, по рекомендации врачей, перевели её в психиатрическую клинику в Белград. Там находилась она два месяца, делали ей какие-то уколы, но толку от них не было. Мой сын, он же её муж, ездил каждое воскресенье в Белград её навещать, но она его не узнавала. Тогда мне кто-то посоветовал, что хорошо было бы отвезти помешанную сноху в монастырь святого Наума. Услышав об этом, я подумал: «Ведь согрешила она не против обители святого Наума, а против Студеницы, которую назвала сумасшедшим домом. Поэтому, сперва её в любом случае надо свозить в святую Студеницу». Так я и сделал. Когда привезли мы её в святую Студеницу, к ней вернулся рассудок. И вот, слава Богу, теперь она здорова. И что самое главное – отныне знает Бога».

«Для наших поставщиков нет ничего святого! У битольских снабженцев никогда не будет продолжения рода!» – так говорил дядюшка Митко Илич, который и сам долго был в их компании.

«Поставщики не знают, что существует грех. А крайне грешно согрешить при снабжении армии. Бог сурово карает таких. Здесь, в Би́толе, стояли подразделения турецкой армии. Турки не едят свиного жира и не разрешают держать и резать свиней. Но одно время трудно было раздобыть бараний жир. Поставщиком жира был некий еврей. [Еврей этот] привёз из Сербии много свиного жира. Подмешивая к нему немного топлёного масла, он снабжал армию подобной смесью целых полгода. Турки, не зная правды, были очень довольны. А когда узнали – еврей лишился головы. И вот ведь как вышло: и [сам] тот еврей сгинул, и весь дом его – так что никого не осталось из его потомства. Некто другой из Граешницы поставлял соль, подмешивая к ней мраморную пыль. Однажды кто-то купил у него соли для овец. Залил соль водой, чтобы растворить её и смешать с отрубями. И вдруг увидел, что на дне сосуда остался нерастворимый осадок. Разозлился он и донёс об этом туркам. И поставщика отправили на каторгу. Дом его пришёл в запустение, и очаг угас.

Был я знаком и с некоторыми поставщиками мяса. Они тоже не ведали про грех перед Богом. Турецкая армия получала мясо каждый день, кроме четверга и воскресенья. Так снабженцы вместо говядины поставляли ей и падаль, и буйволятину, и ослятину от павших животных. Но вот – от дома их не осталось и следа.

Знал я порядка 200–300 снабженцев. Большие деньги они скопили. А теперь смотрю – род [каждого из них] угас. И сами от тяжких болезней поумирали, и дети у них с ума посходили, и имущество было продано с молотка. О, да сохранит тебя Бог от богатства, нажитого [нечестными] поставками!»

Так [утверждает] дядюшка Митко. О том же свидетельствует весь жизненный опыт стран восточных и западных. Всевидящее Божие око зрит [тех], кто подаёт камень вместо хлеба и змию вместо рыбы (Лк. 11:11). [Его десница] разит таковых, чтобы [и другим] неповадно было.

По поводу подборки Нет ничего тайного, [опубликованной в журнале] «Малый миссионер», в обществе развернулась дискуссия. И некий брат рассказал нам такой случай. «В нашем краю, в Хóмоле, – вспоминал он, – нашли зарезанного священника. Следствие окончилось неудачей – преступника [так и] не сыскали. Но вот как-то раз один селянин отмечал свою крестную славу. К нему пришло много гостей. Когда наступило время обеда, хозяин предложил из них резать кóлач [праздничный круглый хлеб. – Пер.]. Гость вынул свой нож, взял в руки хлеб, но при этом из его уст невольно вырвались слова: «Не могу я резать колач ножом, который зарезал священника – грешно!» Вложил он [свой] нож в чехол и уступил это дело другому. Однако его опрометчивые слова дошли до властей, и он был арестован. [Злодей] признался в своём преступлении и был казнён.

18 ноября 1934 года в варшавском «Слове» была напечатана следующая заметка. В небольшом бразильском городке недавно произошёл случай, взбудораживший всю округу.

Жил в городе богатый плантатор, производитель кофе, отличавшийся грубостью и дерзостью. [И] в том же граде проживал священник, морально строгий и к себе, и к другим…

В один из воскресных дней пришла в храм дочь того богача. Одета она была весьма фривольно, и за это священник её прилюдно обличил. Девушка вернулась домой в слезах и пожаловалась отцу. Выслушав её, богач приказал ей в следующее воскресенье идти в храм в ещё более [броской и] модной [сейчас бы сказали, гламурной. – Пер.] одежде. Когда сия девица предстала полуобнажённой пред глазами священника, он выгнал её из храма.

Взбесившийся из-за этого богач стал обдумывать план мести священнику. И решил устроить целую комедию. Прикинулся он больным и попросил призвать к нему священника для последнего напутствия. А у ворот дома поставил двух дюжих молодцов, которые должны были избить патера, как только тот выйдет из дома «умирающего».

Старый священника пришёл в дом плантатора, не подозревая никакого злого умысла. Супруга и дочь мнимого больного учтиво встретили его и препроводили в комнату, где лежал богач.

Патер вошёл в комнату, но тут же вышел и объявил хозяйке дома и её дочери: «Сожалею, что вы послали за мной слишком поздно. Очевидно Господу Богу не угодно было, чтобы ваш муж и отец исповедался и причастился перед смертью. Я застал его уже мёртвым».

Ужаснувшись от слов священника, мать и дочь вбежали в комнату, но увидели лишь бездыханное тело богача. Как могло это случиться, если незадолго до того он ни на что не жаловался и лёг в постель вполне здоровым?

Падут во мрежу свою грешницы, – глаголет великий Псалмопевец (Пс. 140:10). Кто копает яму другому, сам в неё упадёт.

Когда два года тому назад мы с Патриархом были в Мостаре, нам рассказали такой случай. У одного окрестного крестьянина так уродила бахча, что можно было только мечтать. Привёз он арбузы и дыни на базар и очень быстро выручил за них 15 000 динаров. Но при этом цена на бахчевые культуры резко упала. Тогда крестьянин стал прилюдно сетовать, что продавать товар придётся задёшево. На это некто ему ответил: «Ты ведь и так уже неплохо заработал на продажах. Благодари Бога за это». Услышав такие слова, хозяин бахчи рассердился и воскликнул перед всеми: «Не Богу должен я быть благодарен, а своим мозолям!» И показал свои мозолистые руки. На следующий год плоды на бахче выросли у него мелкими, с кулачок. Встретился он как-то раз с тем же самым торговцем из Мостара, с которым год назад беседовал о Боге и о мозолях. И стал жалобно причитать, что в этом году Бог не дал никакого урожая и что бахча совсем оскудела. Улыбнувшись, торговец ответил ему: «А как же твои мозоли?»

Битольский офтальмолог, д-р А. Х., поведал нам следующую необычную историю. «Привели ко мне однажды, – вспоминал он, – слепого турка из Охрида. Смотрю: зрачки у него открыты и с виду здоровы, однако он ничего не видит. Когда я спросил его о причине слепоты, он рассказал мне, как однажды со своими друзьями проходил мимо церкви святого Еразма близ Охрида. При виде гяурской⁹ святыни [турок] выхватил пистолет и выстрелил в храм. Пистолет выпал у него из руки, а сам он лишился зрения. То, что это не от пороха, явствует из того, признался он, что не почувствовал он [в тот миг] никакой боли – ни снаружи, ни изнутри, но глаза тем не менее полностью ослепли. Словно некто простёр свою таинственную десницу и отнял [в серб. букв.: исторгнул. – Пер.] у него способность видеть». Далее тот врач рассказал, что долго лечил турка разными способами, но так и не сумел возвратить ему зрение. Турок сей и поныне жив, но – слеп.

Библия поучает нас примерами, [свидетельствующими о том,] что нравственный закон – это единственный истинный закон Божий, а всё прочее – лишь тень закона. Кто бы ни погрешил против этого единственного истинного Божиего закона, пусть даже в малом, и не покаялся – должен претерпеть и пострадать за это. Бог посылает наказания, чтобы привести к покаянию тех, кто грешит, а также их потомков и соседей. Лишь подлинным покаянием и его [благими] последствиями (перемена [нрава], восстановление [справедливости], возрождение) можно оправдаться пред оным неподкупным нравственным Божиим законом. [И] вот [тому] примеры.

Наказание Адама. Когда прародитель рода людского согрешил, Бог сказал ему: Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от неё во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою и т.д. (Быт. 3 гл.).

Наказание растленного человечества. Когда люди развратились, воззрел Господь Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на земле, – то навёл Бог потом на землю, и истребил всякую живую плоть на земле, оставив лишь праведного Ноя и его семью (Быт. 6–7).

Наказание Содома. Как известно, Бог низвёл гибель на этот город, так как не осталось в нём и десяти праведников. Спасся только праведный Лот [с двумя дочерьми] (Быт. 18–19).

Наказание Онана. Сей Онан изливал семя на землю, чтобы не рождать детей. Зло было пред очами Господа то, что он делал; и Он умертвил и его (Быт. 38:9–10).

Наказание фараона и земли Египетской. За упорство и богопротивление поразил Господь египетскую землю и её царя десятью великими язвами, описанными в книге Исход (Исх. 5–12).

Наказание Мариам, сестры Моисея. Взбунтовалась она против старшинства своего брата и была поражена проказой, так что покрылась ею, как снегом (Чис. 12 гл.).

Наказание Ахана. Во время войны с жителями Гайскими взял он нечто из заклятого [имущества], и украл, и утаил. За это его побили камнями (Нав. 7 гл.).

Наказание царя Саула. Попрал он Божию заповедь и стал призывать духов (то есть ударился в спиритизм). За это потерпел он поражение на войне и свёл счёты с жизнью (1Цар. 31:4).

Наказание царя Давида. Впал он в прелюбодеяние, а затем совершил убийство. За это тем же самым грехам предались его сыновья и дочери в его собственном доме (2Цар. 11–12).

Наказание Мелхолы. Насмеялась она над Давидом, своим супругом, за то, что тот в своём молитвенном вдохновении пел и плясал пред Богом. За это Мелхола была поражена бесплодием, и не было у неё детей до самой смерти (2Цар. 6 гл.).

Наказание царя Озии. Когда сей царь усилился и возгордился, то презрел священников, служителей Божия алтаря, и сам вошёл в храм Господень, чтобы воскурить фимиам на алтаре кадильном. И в тот момент, когда была у него в руке кадильница и когда разгневался он на священников, отвращавших его от этого злого дела, проказа явилась на челе его. За это был царь Озия прокаженным до дня смерти своей, и жил в отдельном доме и отлучен был от дома Господня (2Пар. 26 гл.).

Наказание царя Валтасара. На дворцовом пиршестве этот царь приказал подавать вино гостям из освящённых сосудов, принесённых из иерусалимского храма. И пока гости пили, невидимой рукой на стене были написаны сии четыре слова: мене, мене, текел, упарсин – знаменовавшие смертный приговор царю. И в ту же ночь Валтасар был убит (Дан. 5 гл.).

Мы привели лишь несколько примеров из Ветхого Завета. Оставляем читателям самим вспомнить подобные примеры из Нового Завета, как-то: ужасный конец Иуды, страшную смерть Ирода, внезапную смерть Анании и Сапфиры и т.д.