О преподавании Патристики в С.-Петербургской духовной академии, в 40–50-х годах XIX столетия

Издаваемые здесь заметки о преподавании Патристики в С.-Петербургской духовной академии в 40–50-х годах прошлого века, принадлежащие перу бакалавра о. П. Колоссовского, извлечены из бумаг его, находящихся в библиотеке протоиерея К. Т. Никольского и состоящих, главным образом, из лекций академического патролога, а также из переводов святоотеческих и других творений. Часть этих заметок, присоединенных к одному из томов (1°) этих бумаг (писанных разными почерками) и относящихся, вероятно, ко времени удаления автора из академической корпорации, знакомит нас с историей учреждения кафедры патристики в академии и с постановкой преподавания этой науки в промежуток времени с 1841 по 1853 год при профессорах о. И. Колоколове, И. И. Лобовикове и о. П. Колоссовском. Другие заметки сообщают биографические сведения об этих академических преподавателях и несколько известий об их учено-литературной деятельности. Наконец, отрывки из вступительных речей о. Колоссовского любопытны для характеристики риторических приемов преподавания и взаимоотношения лектора и аудитории.

Кроме издаваемых заметок в бумагах о. Колоссовского имеются «конспекты предметов, преподанных студентам четырех учебных курсов (XV, XVI, XVII и отчасти XVIII), по классу патристики, со времени введения этой науки в академии до кончины второго ее преподавателя, бакалавра Ивана Лобовикова, а именно с 4-го сентября 1841 до 19-го мая 1848 года». Но в виду специального характера этих конспектов, оставляем их пока неизданными.

Из «Отчета обер-прокурора Св. Синода» за 1839 год видно, что в этом году, при новом образовании учебной части в Семинариях, в состав предметов семинарского учения введена между прочим Патристика под именем «Историко-богословского учения» об отцах церкви.

В 1841-м году Правление Московской духовной академии, имея в виду, что главная цель Академий состоит в приготовлении достойных наставников для Семинарий, входило с представлением к г. синодальному обер-прокурору о необходимости ознакомить воспитанников академии с сим вновь введенным в Семинариях предметом.

И Св. Синод, по предложению г. обер-прокурора, определением от 16 (23) июля (1841 года) постановил: изъясненное заключение Московского Академического Правления, касательно необходимости ознакомить воспитанников академии с введенным вновь в Семинариях предметом, – патристикой, как основательное и согласное с главной целью академического образования, утвердить и с тем вместе распорядиться введением патристики в преподавание и по прочим двум духовным академиям (С.-Петербургской и Киевской).

После того, вследствие предложения г. обер-прокурора (от 31-го июля 1841-го года), касательно означенного определения Св. Синода, Внутреннее Правление С.-Петербургской Духовной Академии (журнал 16 августа 1841-го года) определило: «преподавание патристики возложить на двух Наставников Академии по классу Греческого языка; именно на бакалавра священника Иоанна Колоколова, преподававшего Греческий язык в высшем отделении и на имеющего занять, остающуюся праздной, вакансию бакалавра по классу Греческого языка в низшем отделении».

О таковом определении и дано знать бакалавру Колоколову выпиской (к исполнению) из журнала 20-го августа 1841-го года. Такая же выписка к должному исполнению дана потом 4 сентября Ивану Лобовикову, поступившему на остававшуюся праздной вакансию бакалавра Греческого языка в низшем отделении и введенному в должность 2-го сентября 1841 года. Того же года, от 12 сентября, г. синодальному обер-прокурору донесено, что «Преподавание патристики в С.-Петербургской Духовной Академии возложено на бакалавра священника Иоанна Колоколова, преподающего Греческий язык в высшем отделении и на вновь назначенного, по определению Св. Синода, от 27 августа сего года, изъясненному в предложении Его Сиятельства, от 31 того же августа, за № 10117, на вакансию бакалавра по классу Греческого языка в низшем отделении воспитанника здешней Академии окончившего курс учения Ивана Лобовикова».

Действительное преподавание патристики начато с сентября 1841 года, – в высшем отделении Колоколовым для XV, а в низшем Лобовиковым для XVI академического курса. В каждом отделении еженедельно было по два класса вместе с преподаванием Греческого языка

В течение двух (1841–1842 и 1842–1843) учебных годов, бакалавр священник Колоколов (имевший два класса еженедельно) успел преподать и издать следующее: I) Нечто о Патристике. II) Из первого века, – а) о св. Варнаве, б) св. Клименте, в) св. Игнатие Богоносце, г) св. Поликарпе Смирнском. III) Из второго века: – а) о св. Иустине и б) о св. Иринее. IV) Из третьего века: а) святом Ипполите. Всего о семи святых Отцах.

В течение тех же двух лет (1841–42, 1842–43) учебных годов, Г. Лобовиков (имевший еженедельно два класса) успел преподать и издать для отлитографирования: «Записки по чтению святых Отец», «Век IV».

Именно он начал преподавание свое учением об Отце православия, Афанасие Великом, жизнь и сочинения которого рассматривал в классе более полугода. Затем читал о жизни и замечательнейших сочинениях: Св. Василия Великого (три сочинения), св. Григория Нисского (7 сочинений), св. Григория Богослова (2 сочинения) и отчасти св. Иоанна Златоустого (два сочинения). Всего о пяти Отцах Церкви.

Так, в первые два года (1841–42, 1842–43) два наставника, преподававшие патристику (вместе с Греческим языком) и имевшие ежедневно по два класса каждый (в высшем и низшем отделении) успели прочитать о двенадцати святых Отцах. Классов у обоих преподавателей было от 240 до 250 (считая не менее 120 в год) и следовательно, учебных часов (по 1 ½ часа в классе) не менее 380-ти, а может быть более 400, и во всяком случае, для одной патристики никак не менее 200 часов. Значит опять гораздо более, чем назначено в последствии для одного преподавателя той же науки.

С сентября 1843 года до самого окончания XVI учебного курса, в июне 1845 года, для преподавания патристики назначено в высшем отделении по два класса, а в низшем по одному еженедельно (Греческий язык в первом отделении однажды, а во втором по дважды в неделю). Все эти три класса занимал, преимущественно Г. Лобовиков. Впрочем, такое преподавание для студентов низшего отделения продолжалось не более одного года, кажется даже до апреля месяца.

А). Так, студенты XVII курса в течение (1843–44) первого учебного года слушали чтения: о св. Афанасие, о св. Василие великом и отчасти, о св. Григорие Нисском. Всего о трех св. Отцах, да и то не вполне.

Б). Студенты же XVI курса слушали чтения того же Лобовикова в высшем отделении в течение двух лет (1843–44, 1844–45).

Именно, – Введение в патристику.

Общий взгляд на отеческую письменность первых трех веков.

О жизни, сочинениях и учении святых: Варнавы, Климента и Ермы.

Затем:

О жизни и сочинениях, – Дионисия Ареопагита, Игнатия Богоносца, Поликарпа Смирнского, Иустина Мученика, Киприана и некоторых его современниках.

Общий взгляд на отеческую письменность четвертого века.

О жизни и замечательнейших сочинениях (немногих) Иоанна Златоустого (два сочинения).

Общий взгляд на отеческую письменность пятого и последующих веков.

О жизни и сочинениях (какие преподаватель счел важнейшими): Августина Иппонийского (6 сочинений), Кассиана Римлянина, Кирилла Александрийского (5 сочинений), Исидора Пелусиота, Прокла Константинопольского, Нила Подвижника, Феодорита Кирского (два сочинения), Льва Великого, Григория Двоеслова (два сочинения), Иоанна Дамаскина и Фотия Константинопольского.

Всего о 27-ми Отцах или считая со всеми, о которых читано тем же студентам XVI курса в низшем отделении, следовательно, в четыре года о 32 отцах.

Студенты XVII курса слушали патрологические чтения не четыре года (как их предшественники), а несколько менее трех лет (частью 1843–44, – по субботам, – и 1845, – 46, 1846–47). Поэтому им преподано гораздо менее, именно доведены прежние чтения только до Григория Двоеслова, с опущением многих из трех веков.

Студенты ХVIII курса, по закрытии класса патристики в половине мая 1848 года и открытии его уже с 10 сентября того же 1848 года, при определении меня на место умершего бакалавра Лобовикова (19 мая зарезавшегося), слушали патристику гораздо меньше двух лет. Но и в это время им преподано, в моих чтениях по патристике, гораздо большее число предметов, нежели сколько слышали их предшественники (студенты XVII курса) от Лобовикова. Это легко открывается из сличения классных журналов тех лет с прежними. Лобовиков до 19-го мая 1848-го года успел преподать им учение только о 10 отцах, остановившись на св. Афанасие Великом, а наместник его (я), преподававший менее года (именно, – с 10 сентября до исхода мая) прочитал еще об 18-ти отцах, расширив пределы преподавания о каждом из них, именно: о св. Василие Великом, Кирилле Иерусалимском, Григорие Богослове, Амфилохие Иконийском, Макарие Великом, Григорие Нисском, Амвросие Медиоланском, Епифание Кипрском, Иоанне Златоустом, Иерониме Стридонском, Августине Иппонийском, Кирилле Александрийском, Исидоре Пелусиоте, Прокле Константинопольском, Феодорите Кирском, Льве Великом, Григорие Двоеслове, Иоанне Дамаскине.

О некоторых из этих Отцов чтение преподано было вновь: это, – о Кирилле Иерусалимском, Амфилохие Иконийском, Макарие Великом, Амвросие Медиоланском, Епифание Кипрском и других.

Следующему курсу (XIX), слушавшему мои патологические чтения, преподаваемы были безостановочно два учебных года (1849–50, 1850–51). В этот курс несколько изменено направление самого преподавания для наибольшего применения его к потребностям богословской системы. В чтениях преподано учение о 32-х Отцах Церкви. Некоторые, как например, Ипполит, Григорий Неокесарийский, Нил Подвижник, Андрей Критский явились вновь. Усердие студентов к слушанию чтений патрологических и любовь из к патристике ознаменовались тем, что ни по какому предмету не было избрано столько предложений для курсовых сочинений, как по патристике. Выписки для повторения, впрочем, с благословения о. Ректора академии, как это ведено было и по другим классам, выдавались прежние, – с моими поправками.

Проходя должность преподавателя патристики, с 10-го сентября 1848 года, я старался исполнять свои обязанности со всей добросовестностью и ничем не оскорблял своих слушателей, а тем более начальствующих, от которых до конца сентября 1851-го года не слышал ни одного замечания или выговора, ни на экзаменах, ни при другом каком-либо случае. Но вот, – в один из самых последних дней сентября, преосвященный Ректор академии Макарий (Булгаков), призвав меня чрез нарочного по окончании моего класса, изволил мне объявить, что яко бы я часто являюсь в классы позже других наставников и притом наговорил мне много неприятностей, как отчасти, может показать отрывок из его тогдашней беседы, которая, – Бог один знает! – для чего была им заведена. Извинившись пред особой Его Преосвященства и поблагодарив за вразумление меня, я при отходе от него радовался его милостивому обхождению и никак не мог себе вообразить какого-либо официального замечания, которое меня ожидало, и как после открылось, известно уже было преосвященному Ректору¹.

Особенная заметка: Бакалавр Иван Иванович Лобовиков был преподавателем патристики с самого начала введения ее в курс Академический, т. е. с сентября 1841-го года до дня своей смерти, последовавшей 19 мая 1848-го года.

В течение первых двух лет, Иван Иванович Лобовиков, начав с Афанасия Великого, успел преподать учение только о пяти святых отцах, именно: о св. Афанасие Великом, о Василие Великом, Григорие Богослове, Григорие Нисском и Иоанне Златоусте, и по всему этому выдал записки, к которым в последствии уже ничего не прибавлял.

В следующее двухлетие, именно с 1-го сентября 1843-го года до июня 1845-го года студентам XVI-го курса в низшем отделении, уже слышавшим чтения Ивана Ивановича Лобовикова об означенных пяти отцах церкви, он начал преподавать введение в патристику, а затем об апостоле Варнаве, Клименте Римском, нечто об Иринее Лионском и некоторых других учителях трех первых веков христианства. Затем, минуя пять вышеозначенных отцов церкви, он продолжал свое преподавание о бл. Августине, Кирилле Александрийском, Феодорите Кирском и Григорие Двоеслове. Большей частью прочитанного им в классе об этих отцах, он изложил в своих записках, которые у него, без всякой перемены, остались и для следующих курсов.

Въ апреле и мае 1848-го года, Лобовиков читал последние лекции с академической кафедры; он кончил все свое преподавание около 15-го мая прочтением в классе курсового сочинения о заслугах св. Афанасия Великого в борьбе с арианством, написанного бывшим студентом ХVII-го курса Евграфом Ловягиным, ныне бакалавром Академии. Известно также, что Лобовиков преподавание свое об отцах церкви студентам XVII курса (закончил) прочтением курсового сочинения о жизни св. Григория Двоеслова, которое только что написано было тогда студентом Василием Смарагдовым, который ныне священствует при столичной церкви Симеона Богоприимца².

Надобно заметить, что Лобовиков, из всего написанного им о святых отцах, решился было составить особое руководство к преподаванию патристики. С этой целью, он в 1846-м году в «Христианском Чтении» за июнь месяц предал тиснению взгляд на патристику, как науку, который напечатан весь из введения в эту науку, преподанную Лобовиковым. С этой же целью, он успел особенно обработать и исправить свои записки о шести святых мужах апостольских, отлитографированные для студентов XVIII курса. С этой же целью, бывшему редактору журнала «Христианское Чтение» преосвященному Евсевию, Лобовиков представил в мае 1848 года статью о св. Дионисие Археопагите и его сочинениях, которая и отпечатана была в том же журнале по смерти автора.

1853-го года, сентября 1-го дня, бакалавр Колоссовский, по предварительному извещению от студентов, в начале 11-го часа утра, явился из Царского Села в С.-Петербургскую Духовную Академию с записками для преподавания патристики. Удостоверившись, что по общему расписанию учебных часов назначено было в тот день по его предмету две лекции, от 15-ти минут 12-го до 45-ти мин. 1-го часа и от 3-х часов до 30 мин. 5-го часа по полудни, – он от своего товарища, о. архимандрита Кирилла Наумова, узнал, что 31-го августа все наставники академии после молебна представлялись к митрополиту Никанору, для принятия благословения и что Его Высокопреосвященство изволил спросить: «Все ли тут?». На что Преосвященный ректор академии отвечал: «не достает здесь г-на Чистовича, который болен и наставника патристики, который находится в Царском Селе». «Очень жаль, что меня, вопреки обыкновению, начальство не благоволило известить заранее ни о времени молебна, ни о дне явления к Его Высокопреосвященству», сказал священник Колоссовский. – «Впрочем, по замечанию моему, прибавил о. Кирилл, владыка-митрополит не обнаружил никакого недоумения и неудовольствия при словах Преосвященного». После такого известия, бакалавр Колоссовский, у которого до начала первой лекции оставалось еще довольно времени, решился один явиться немедленно к Владыке, который обыкновенно принимает священно и церковнослужителей в 11-ть часов утра. Пришедши в дом Его Высокопреосвященства, он просил письмоводителя Завулонского доложить о нем Владыке, с кратким указанием случая самого представления. Как скоро пробило 11-ть часов, владыка-митрополит изволил выйти, в сопровождении своего секретаря Стефана Григорьевича Навроцкого, из залы в комнату смежную с передней и тотчас же, остановился близ дверей; так что с одной стороны при нем стоял секретарь, с другой письмоводитель, а с третьей духовные лица, явившиеся по разным делам. Тогда приглашен был, для принятия благословения от архипастыря, священник П. Колоссовский, – и между ними начался разговор следующего содержания.

Священник, подошедши к Его Высокопреосвященству, сказал: «Имею честь просить Архипастырского благословения на начатие Академического курса по предмету патристики… Вчера я не мог представиться к Вашему Высокопреосвященству вместе с другими Наставниками Академии, потому что при Царско-сельском училище должен был заняться с детьми в двух классах».

Митрополит: Не затрудняетесь ли Вы своими поездами из Царского Села в Петербург?»

Священник: «Четвертый год я езжу из Царского Села в Академию и с своей стороны, не встречал и не предвижу никаких затруднений, которые препятствовали бы исполнению моего долга».

Митрополит: «Я читал ваши записки и имею полные сведения, что по преподаванию вашей науки усовершения нет».

Священник: «Усовершение по преподаванию патристики легко открывается, когда по письменным документам Академии известно, что до поступления меня на должность преподавателя никогда и никем не читано даже о тридцати отцах, со времени же моей службы в первые годы читано более нежели о тридцати св. Отцах, а в прошедшем курсе рассмотрены мной сочинения более восьмидесяти св. отцов и учителей, и о каждом читано столько, сколько требовалось по его богословскому значению».

Митрополит: «Ну что же это?… Из Царского Села ездить в Петербург неловко… В прошедшем курсе вы оставлены на должности, потому что были поражены скорбью"…

Священник: «Осмеливаюсь надеяться, что и ныне Начальство не лишит меня утешения, соответственно усердию и продолжению моей службы… Благословите же, Ваше Высокопреосвященство, на начало и продолжение нового курса».

Митрополит: (Благословляя сказал) «Ну вот… (по благословении, на отходе священника) скорее пойдете в монахи!»

Новых наставников обыкновенно рекомендуют Вам начальники, а мне довелось самому рекомендоваться пред Вами. Так свыше определено начаться первым минутам моего собеседования с Вами в качестве наставника… Я решился, прежде всего, воспользоваться этими минутами для того, чтобы, пред лицом бывших своих товарищей и соучеников, откровенно высказать, что чувствую при вступлении в новую мою должность.

Не хочу скрывать, что какой-то мрак недоумений невольно облегает душу, когда я представляю все трудности на новом для меня поприще. Дело известное, что в зеркале собственного сознания каждый из нас бывает и ученым, и многознательным, и способным к прохождению многих должностей, – только до тех пор, пока доучивается и слушает наставления других, а как дело дойдет до того, чтобы самому учить и являться на наставнической кафедре, то невольно встречается много затруднений. Для меня подобные затруднения представляются теперь в самых обширных размерах. И то уже нелегко, что при одной из многословнейших и беспокойнейших должностей, заранее на меня возложенной, новая обязанность заставляет, меня быть наставником лиц, почти равных мне по времени образования. Еще больше труда в том, чтобы с успехом продолжить и окончить учение, которое самый даровитый, самый усердный и неутомимо-деятельный мой предместник, общий наш наставник, не довел еще и до половины. Ему, по крайней мере, оставалось время для дальнейших занятий, а у нас и того немного. Притом сами знаете, что требуется во всякое время от преподающего учение об отцах церкви. Пред ним предстанет целый сонм свидетелей священного Предания, с их святой жизнью, многочисленными сочинениями и богомудрым учением. Сколько же нужно духовного просвещения, чтобы достойно обозреть эти великие светила, многократно являвшиеся на тверди церкви вселенной. Сколько нужно глубокомыслия для того, чтобы в писаниях святых мужей разработать, так сказать, рудники священного Предания, открыть в них золотые жилы и как драгоценный металл извести на свет чистое, православное учение, представив его в полном блеске и величии. Подлинно, здесь так много требований, что для надлежащего их выполнения едва ли достанет сил одного труженика.

Но, – благодарение Богу! – При самом мраке недоумений на новом пути есть для меня три руководственные звезды, самые отрадные и утешительные. Это, – надежда на помощь Божию, не оставляющую никого среди самых трудных подвигов; это, – собственное усердие, отчасти подкрепляемое трудами предшественников; это, наконец, – ваши благонамеренная снисходительность и расположенность ко мне, многократно дознанная тогда, когда я был вашим товарищем. Имея в виду все это, я заранее осмеливаюсь сказать, что ежели на новом для меня поприще блистать не сумею, то полезным быть надеюсь³.

«…Можете вообразить, что ожидает патролога на обширном поприще отеческого богословия. Пред ним предстанут непобедимые Афанасии, обессмертившие свое имя в борьбе с сильными врагами православия. Предстанут богомудрые Василии, почтенные именем великих, – по высоте созерцания, глубине мысли и чувства, и обширной учености, сделавшиеся чудом своего века. Предстанут с ярким блеском драгоценного слова златоустые и златоточивые Иоанны, которые подобно со-именному их Апостолу, кажется почивали на лоне самого Искупителя и оттуда почерпали тайны божественной истины и святой любви. Предстанут медоточивые Амвросии со всей сладостью их утешительно-приятного учения. Предстанут богопросвещенные Григории и другие святые мужи, удостоившиеся разделить высокое имя Богослова с одним из первых Апостолов, – за свои равноапостольные труды в утверждении славы Пресвятой Троицы, столько же между колеблющимися ее читателями, сколько и между открытыми ее врагами.

Не сомневаюсь, что для того, чтобы достодолжным образом оценить таких великих учителей, потребны силы более чем обыкновенно-человеческие силы. Кто поймет эту высоту богословствования, не возвысившись сам до нее? Кто уразумеет это духовное помазание, не причастившись сам его благодати? Кто разгадает тайны Духа, глаголавшего в них, не возвысившись до благоговейного созерцания его благодатной силы и до святого общения с ней?… И покушаться на это не значит ли добровольно вызывать на себя уже готовый суд Божий на пытливых и дерзких исследователей тайн божественных?"…

Сообщил Н. Никольский