I. Иcтория греческого языка до κοινὴ

В истории греческого языка имеют важность прежде всего

Насколько мы можем проследить в глубь веков греческий язык, – он всегда был разделен на известное количество диалектов. Если язык есть средство общения более значительной народной массы с разными влечениями и призваниями, с особыми социальными слоями, различно обусловленными климатически или другим подобным образом частями, то диалект есть наречие определенной группы индивидуальностей, родственных по происхождению, социально или иным таким же способом. И именно Эллада, столь сильно расчлененная горами и заливами, имела в своем языке целый ряд резко обособленных между собой диалектов. Прежде различали их четыре: ионический, аттический, дорический, эолический, а при существенном тождестве аттического и ионического – только три; но ныне – при более отчетливом проникновении в предмет – считают иначе⁸: а) западно-греческие диалекты, каковы 1) диалекты дорийские⁹, 2) диалект Ахаии¹⁰, 3) диалект Элиды¹¹ и 4) северо-западный греческий¹²; б) центрально-греческие диалекты: 5) этолийский¹³, 6) аркадско-кипрский¹⁴, 7) памфилийский¹⁵; в) восточно-греческие диалекты: 8) ионийско-аттические: I) ионийский и II) аттический¹⁶. Мы увидим, что в них были семена, которые разрослись потом в ветвистое дерево.

Если скоро в Элладе обнаруживается стремление выработать более или менее общий язык, то сему способствовали и политика, и литература – эти два властителя греческого духа.

Первый литературный язык находится у Гомера, который вообще принадлежит ионийскому диалекту, но при этом заключает много эолийских языковых элементов. Однако это не архаизмы ионийского диалекта, и их нужно прямо выводить из эолийского, где, может быть, и возник эпос, пока воспринят был потом ионийцами. Язык Гомера есть не зависимый от диалектов, самостоятельный искусственный язык: он господствует также у позднейших эпиков, в философских назидательных стихах и в эпиграммах. И язык ионийской лирики находился в известной мере под влиянием эпического языка, как то же вполне верно и для древнейшей ионийской прозы. Еще Геродот признается представителем «пестрого языка»¹⁷.

Но позднейший более древний общий язык есть аттический. Его развитие шло по двум параллельным течениям – литературного аттического языка и народного аттического языка: из них последний привел к особенно нас интересующему здесь «общегреческому языку» или κοινὴ, к которой принадлежит и язык Нового Завета.

Не представляет никакого чуда, что аттический язык приобрел выдающееся значение. По окончании Персидских войн (в 449 г.) Афины, благодаря мудрой, обдуманно-целесообразной политике Фемистокла, Кимона и др., сделались средоточным пунктом великого аттического морского союза. А соответственно мощи самих Афин, их значению в качестве торговой гавани и центра всех искусств и наук – приобрел столь же преобладающую важность и их язык. Союзники приходили в Афины, и афиняне распространялись в областях союза через свои гарнизоны, через гражданские колонии и через общие союзнические предприятия под главенством Афин, чем постепенно утверждалось влияние их языка среди союзников. Уже выше мы видели, что ионийский диалект по причине своего древнего значения временно еще удерживал выдающееся положение, еще влиял на аттический диалект. Это мы усматриваем у историка Фукидида в его ионийском κηρúσσω вм. аттического κηρúττω, в его неопред. наклонении цели, которое до него встречается уже в смешанном языке Гомера, а после него – в языке Н. З., между тем, в аттической искусственной прозе совершенно оттесняется, в его τοũ (μή) с неопред. наклонением тоже для выражения цели, как это опять находится и в Н. З.¹⁸ Равно сюда же принадлежит и дат. пад. действующего лица при страд. залоге. Этот период, который простирается до конца Пелопоннесской войны (431–404 гг.), можно назвать древнеаттическим.

Но вот пришло время, когда все, что могло что-либо значить, стоить, устремилось в Афины, где аттический язык именно в таком своем качестве поднялся на степень собственно литературного языка. Горгий Леонтинский начал (около 427 г.) впервые писать по-аттически. Приблизительно с года 400-го до р. Хр. тянется до года 350-го среднеаттический период, блестящими представителями которого могут служить такие мужи, как Лисий, Исократ, Ксенофонт и Платон, а древнейшим полноценным памятником его можно считать псевдоксенофонтское сочинение De republica Atheniensi времени около 413 г.¹⁹ Становилось модой писать по-аттически. Если Фукидид и его современники еще принимали много разных ионийских языковых элементов, то и аттические элементы все многочисленнее начали проникать в ионийский диалект, открывая место для торжества аттического языка. При этом последний не только преобразовывает ионийский диалект, но и опять обнаруживает на себе его влияние. Этот процесс языкового обобщения постепенно идет уже с 400 г. – прежде всего в собственных именах, а потом и в склонениях. Еще Псевдоксенофонт в De republica Atheniensi говорит (XI, 3): «Афиняне имеют нечто такое, что собрано и составлено от всех греков и варваров». И так у Аристотеля и прежде всего у долго жившего вне Афин Ксенофонта мы можем видеть вторжение многочисленных ионизмов особенно в словаре²⁰. И вследствие больших иностранных взаимоотношений в период новоаттического языка обнаруживается все более сильное воздействие инородных элементов: двойственное число исчезает, ῃ сослагательного наклонения смешивается с ει изъявительного, изменяемые по 3-му склонению собственные имена, напр., Dημοσθένης, приравниваются к именам 1-го склонения и др.

Теперь ясно, что «чистый» аттический диалект господствовал фактически не дольше поколения. Неудержимо идет вперед процесс развития живого языка, и «аттические» писатели не остаются при одном аттическом языке эпохи расцвета. Все больше вторгаются чужие элементы. Поливий и его преемники до р. Хр. в действительности писали на таком греческом языке, который с трудом различается от описываемого сейчас народного аттического языка²¹. Классический аттический язык фактически вымер.

Но опять постепенно зашевелилась аттическая щепетильность. Как теперь образованные греки в противоположность «языку мужиков» стараются искусственно оживлять и применять древнегреческий язык византийцев, так во время Дионисия Галикарнасского (около 50 г. до р. Хр.) и его преемников архаистические стремления привели к периоду новоаттикизма, когда действительно хотели искусственно возродить древнеаттический язык, не отвергая вполне «нового» языка (о чем свидетельствует пример Лукиана Самосатского). Эти стремления не достигли цели, а на их место вступил выросший из древнейшего греческого «народного языка» (κοινὴ) византийский.

Этот «народный язык» заслуживает особенного внимания потому, что от него прямая линия идет к языку Н. З. Он существовал с самого начала наряду с литературным языком. Источниками для его исследования служат комедии Аристофана и младших представителей этого рода литературного творчества, которые многократно выводят говорящими на своем жаргоне аттических мещан и мужиков, – а затем и надписи. Как теперь, так и тогда низшие классы населения особенно доступны были чужим языковым влияниям. Характерны для этого языка: смешение краткого е собств. о с долгим, затем исчезновение некоторых гласных звуков (напр., в народном афинском языке ἐποίησν употребляется вместо ἐποίησεν и т. п.), равно наивозможное упрощение произношения, когда, напр., сглаживается различие между звуками т и ф и т. п.

Именно этот афинско-аттический народный язык и сделался народным греческим языком, распространяясь и разрастаясь из своего постоянного центра по все более обширным областям. При этом он и давал, и брал, что верно прежде всего по отношению к ионийскому диалекту. Еще меньше аттического литературного языка он противился формам ионийского происхождения и притом так, что сила его сопротивления чужим формам уменьшается, чем больше он удаляется от родной аттической почвы. Посему на своей родине почти до 300 г. до р. Хр. он остается более «аттическим», между тем, вне ее уже много ранее подпадает ионийскому влиянию. Ионийское слово νάος – «храм» встречается в аттических памятниках с острова Делоса уже в IV веке, а в самой Аттике лишь с 252 г. Констатированное еще у Фукидида ионийское σσ вместо аттического ττ (в κηρúσσω подле κηρúττω) выдвигается наряду с последним сначала вне Аттики, но в ней долго не находит для себя никакой почвы, пока позднее захватывает наконец обе области. Тоже упомянутое γίνομαι, будучи правилом вне Аттики, в ней самой попадается только с 292 г. до р. Хр., судя по надписям. Ионийское ἕνεκε(ν) – «для, ради» вне Аттики уже в IV в. столь  же часто, как соответствующее аттическое ενεκα, но в Аттике его тогда почти совсем не было, и выступает оно на первый план лишь во II столетии. Это ионийское языковое влияние до конца утвердилось в греческом народном языке. Еще в Н. З. словарь во многом носит ионийский характер, а часто также и формы. Можно сказать, что ко времени Александра Великого «общий язык», κοινὴ, или «прошедший чрез ионическую среду аттический язык», был уже языком с аттической основой и ионийским утком.

Но, переделывая по своему образцу внутренний характер аттического народного языка, ионийский, однако же, отступал перед ним шаг за шагом. Мечтания афинян о повсюдном политическом владычестве жалостно разбились, но аттический народный язык овладевал одной местностью Эллады за другой: сначала ионийскими островами, потом ионийской Малой Азией (в III в. до р. Хр.), несколько после также и эолийской, потом Фессалией и Беотией (обеими последними так же до нашей эры).