V. «ПРЕДСТОЯТЕЛИ В ГОСПОДЕ»

1. В богословской науке прочно утвердилось мнение, что первоначальное христианство, во всяком случае вне-палестинское, находилось в состоянии благодатного анархизма. Конец благодатного анархизма был концом харизматической эпохи и началом твердой и определенной организации церковной жизни. Эта внешняя организация возникает на основе епископской власти, которой не существовало в харизматический период или по крайней мере не в том виде, в каком она появилась в конце II-го века²⁵¹. Как часто случается, что наиболее проблематические высказывания пользуются наибольшим доверием, так и утверждение о благодатном анархизме получило почти общее признание. Для обоснования этого утверждения никаких серьезных доказательств не приводится, кроме одного, которое заключается в изобилии и богатстве благодатных даров, не повторившемся ни в одну последующую эпоху. В связи с этим надо указать на другой аргумент, который с первого взгляда может показаться бесспорным. Он исходит из того, что ап. Павел, главный деятель первоначального христианства, не имел задачи дать твердую организацию основанным им церквам в виду его веры в близость парусии. Основывая церкви, он ограничивался только тем, что давал самые необходимые правила для церковной жизни, чтобы церкви могли просуществовать до второго пришествия Христа²⁵². Этот аргумент всецело ставит организацию церковной жизни в зависимость от личного желания или нежелания ап. Павла, упуская из виду, что основы церковной жизни, как они существовали в первоначальном христианстве и как они существуют и в настоящее время, не являются некой случайностью, а вытекают из самого существа Церкви. Не говоря о том, что христиане эпохи Деяний знали, что им не дано знать времена и сроки пришествия Христа (Деян. 1,7), вопрос о том, сколько времени должна просуществовать Церковь, не мог играть никакой роли в организации местных церквей. Если даже церкви должны были просуществовать только один день, то все равно у них должна была быть «организация» церковной жизни, т. к. ни одна церковь не могла существовать ни одного дня, как мы увидим, без предстоятеля. Поэтому остается неясным, как и почему изобилие благодатных даров приводит к анархизму, а оскудение даров к твердому церковному устройству. Если харизматическая эпоха исключала право в Церкви, то из этого не следует, что не могло существовать церковное устройство, которое было бы основано не на праве. Если Церковь в течение истории заимствовала право и на нем построила свое внешнее эмпирическое устройство, то это не означает, что она оказалась без благодатных даров. Как и в первоначальной церкви, так и в современной, живет Св. Дух; как в апостольскую эпоху, так и теперь, ниспосылаются в Церкви благодатные дары. Харизматическая эпоха не окончилась, но продолжается в Церкви, хотя и в ином виде. Прекращение харизматической эпохи было бы прекращением самого бытия Церкви, т. к. Церковь была и остается благодатным организмом.

«Все должно быть благопристойно и чинно» (I Кор. 14.40), т. к. «Бог не есть Бог неустройства, но мира» (I Кор. 14,33). Это увещание Апостола совершенно подрывает утверждение о благодатном анархизме первоначального христианства. Там, где имеется чин, строй, порядок (taxij), там не может быть анархизма. Поэтому надо удивляться, каким образом сложилось впечатление, что первоначальное христианство находилось в состоянии анархии. Если изобилие и богатство даров вызвало некоторые недостатки церковной жизни этой эпохи, то они были связаны, главным образом, или даже почти исключительно, с крайним экстатическим состоянием некоторых членов Церкви. У нас нет никаких оснований полностью распространять картину жизни Коринфской церкви на иные церкви, основанные ап. Павлом. Экстатическое состояние первых христиан не было исключительной особенностью только этого времени. Мы его находим в то время, когда почти по общему убеждению церковная жизнь вышла из своей стадии анархизма и вошла в организационный период. Монтанизм не мог бы так быстро распространиться и захватить огромную массу церквей, если бы он не имел почвы в самой церковной жизни. Крайний экстатизм проявлялся не только в монтанизме, но и в «великой церкви»²⁵³, где его представителями были не пророки, а епископы. Что касается недостатков, то в истории одни недостатки сменялись другими. С концом «харизматического периода» недостатки не исчезли из церковной жизни, а наоборот усилились, когда в ней организационный момент стал переходить в формализм и бюрократию. Не толкнули ли Тертуллиана недостатки современной ему жизни в объятия монтанизма, несмотря на весь его юридический склад ума? Вдохновение уходило из церковной жизни, и церковные будни становились тусклыми и серыми. Окрепшая церковная иерархия несла с собою свои недостатки. Тертуллиан горько иронизировал, что апостолы для того только основали церкви, чтобы епископы пользовались церковными доходами, старательно ограждая себя от каких либо опасностей со стороны римской власти²⁵⁴, или что они устраивали посты в своих церквах в целях личного обогащения²⁵⁵. Филиппики Оригена по своей остроте превосходили даже сарказм Тертуллиана. Он говорил о том, что епископ должен быть служителем всех, чтобы быть всем полезным в деле спасения. В действительности, епископы по своей гордости превзошли даже злых вождей народов и готовы окружать себя гвардией, как цари. «Мы страшны, добавляет он, недоступны, особенно для бедных. Когда к нам доходят и к нам обращаются с просьбой, мы более наглы, чем тираны и наиболее жестокие вожди дли своих подданных. Вот что можно видеть в ряде знаменитых церквей, особенно в тех, которые в больших городах»²⁵⁶. В поисках угасшего пророческого вдохновения римский юрист искал «благочестивых женщин», чтобы через них получить откровение, а Ориген пытался найти выход из трагизма жизни в учении о небесной церкви.

Можем ли мы сравнивать недостатки, о которых говорил ап. Павел в своем послании к Коринфянам, с искажениями церковной жизни, в которой церковное право уже твердо установилось? Дикие сцены избиения на Ефесском соборе 449 года, может быть, были не очень обычным явлением церковной жизни, но насилие и принуждение во всех возможных формах были обычным явлением на всех почти соборах. Недостатки церковной жизни неизбывны в ней, но только потеря всякой исторической объективности может объяснить суждение о мнимом анархизме первоначального христианства. Если крайний экстатизм был бы нормой церковной жизни, то зачем было бы ап. Павлу, харизматически наиболее одаренному, устанавливать «taxij», строй и порядок церковной жизни, который для него восходил к Богу, т. к. Бог не есть Бог неустройства и, скажем, анархии, но мира. В этих словах ап. Павла выразилось основное восприятие церковной жизни, устройство которой покоится на откровении воли Божьей. Если откровение создавало анархию, то это значит, что принцип анархии надо возвести к Богу, и тогда Бог окажется Богом неустройства, а не мира. Организационный момент наступает во II-м веке не как «deus ex machina», но он перешел в нее из первоначальной эпохи. С самого начала местные церкви выступают в упорядоченном и стройном виде. Этому нисколько не противоречит то, что жизнь первоначального христианства находилась в текучем виде. Местные церкви находились в состоянии возникновения. Они только нащупывали форму своего эмпирического устройства. Здесь возможны всякого рода неясности и отклонения от установившегося порядка. Тем не менее, основы устройства выступают везде одинаково, т. к. эмпирическое множество местных церквей выявляло единство Церкви Божьей. «Так бывает во всех церквах у святых» (I Кор. 14,33)²⁵⁷. Эти основы не являются чем-то внешним, навязываемым ап. Павлом, но были выявлением строя и порядка самой Церкви. Этот порядок повторяется в каждой церкви, т. к. в каждой пребывает вся Церковь, которая остается равной самой себе во все эпохи исторического бытия церквей. Ап. Павел знал лучше и больше, чем кто-либо другой, что в Церкви действует воля Божия, а не человеческая, даже благодатно одаренных лиц, каким он был сам.

1. Само наименование Церкви²⁵⁸, которое мы находим с первых времен ее существования, заключает в себе идею организованного народа, а не сборища, толпы, которая исключает из себя порядок и строй. Термин «церковь» не мог быть принятым христианским сознанием, если бы церковная жизнь первоначальной церкви утверждала себя в анархии и в безначалии, Он имел настолько определенное содержание, во всяком случае настолько ясно включал в себя организационный момент, что не могло быть никакого недоразумения относительно его смысла. Церковь есть «ekklhsia», потому что она есть собрание народа Божьего во Христе, а не случайное сборище или собрание случайно сошедшихся христиан. Эмпирическим выявлением Церкви, как собрания во Христе, является Евхаристическое собрание, т. к. в нем присутствует Христос. Последняя заповедь, данная Христом апостолам перед Его страданиями: «сие творите в Мое воспоминание» (I Кор. 11,24) – не могла относиться к случайно собравшимся Его последователям, но к новому народу Божьему, с которым Бог заключил Новый Завет в крови Сына Своего («сия чаша есть новый завет в Моей крови»), собранному со Христом подобно тому, как собраны были апостолы со Христом на Тайной вечери, для совершения Евхаристии. Где имеется Евхаристическое собрание, там имеется Церковь, потому что там Христос. Не может быть Церкви без Евхаристического собрания, и не может быть Евхаристического собрания, которое бы не выявляло полноту и единство Церкви. Отсюда строй и порядок Церкви вытекает из Евхаристического собрания, в котором лежат все основы церковного устройства.

Как собрание народа Божьего, Церковь не может быть без того или тех, кто предстоятельствуют перед Богом этому народу. Без предстоятелей церковное собрание обратилось бы в беспорядочную массу. Без служения предстоятелей не может быть Евхаристического собрания, а следовательно не может быть Церкви, но и без Евхаристического собрания не может быть служения предстоятельства, т. к. без или вне Евхаристического собрания предстоятелям некому предстоять перед Богом. Это означает, что там, где появляется местная церковь, там одновременно создается и служение предстоятельства. Отсюда вытекает одно из самых основных положений Евхаристической экклезиологии: без служения предстоятельства не может быть местной церкви, а потому эмпирическим признаком кафолической церкви является предстоятель. В силу такого характера служения предстоятельства оно является абсолютно необходимым для эмпирического существования каждой местной церкви. Это приводит нас к выводу, что не только в первоначальную эпоху существовало особое служение предстоятельства, но что без него не могла существовать ни одна церковь. Если между служениями «харизматиков», как было показано выше, и служениями пресвитеров-епископов в первоначальной церкви не было различия по существу, то оно имелось по важности и значению этих служений для существования местных церквей. Без пророков, учителей, без носителей харизмы сил, исцелений, разных языков местная церковь могла существовать и существовала, но в местной церкви не могло быть такого положения, при котором она, хотя бы временно, была лишена служения своих предстоятелей. Поэтому забота об этом служении, как было сказано выше, лежала на самой местной церкви, которая должна была сама заботиться о своем существовании.

Служение народа Божьего в его царственно-священническом достоинстве находило свое выражение в Евхаристическом собрании. Каждый участвующий в нем служил, как священник, Богу и Отцу Своему, но служил не самостоятельно, а совместно со всем народом и обязательно со своими предстоятелями. Последние, как члены народа Божьего, в этом служении не отличались от остального народа: они служили, как священники, со всем народом, а потому не могли служить самостоятельно, как и все остальные члены Церкви, но без них не могло быть Евхаристического собрания, а следовательно не могло быть Церкви. В этом заключалось их служение и в этом заключалось и их отличие от остальных членов Церкви. Харизму предстоятельства имели только те, кто к этому был особо призван Богом и кто был Им поставлен на это служение. Не харизма священства, которая была дарована Богом каждому члену Церкви, а харизма предстоятельства отличала одних от других. Евхаристическое собрание является собранием царственного священства под предстоятельством одного из них, имеющего харизму предстоятельства. Этот состав Евхаристического собрания исключает вопрос о степенях священства в первоначальной церкви: все были священники и не было особых священников. Если упустить из виду эту особенность первоначального христианства, то невозможно понять церковную жизнь этой эпохи, как невозможно понять, что предстоятели, будучи такими же священниками, как и все остальные члены Церкви, одни только священнодействовали в Церкви. Этому нам мешает не учение, содержимое Церковью, которая, как мы видели, продолжает исповедывать царственное священство всех своих членов, а школьные богословские учебники, составители которых боятся этого учения, как якобы подрывающее основы учения о иерархии в Церкви. Мираж мнимой опасности протестантизма приводит в некоторых случаях не к его преодолению, подлинному и настоящему, а к незаметному проникновению протестантских идей в школьное учение. В самом деле трудно говорить, что учение о епископе, как предстоятеле, на основе царственного священства всех членов Церкви, может в какой бы то ни было мере подорвать значение епископского служения, если оно является абсолютно необходимым для самого существования местных церквей. Епископ, как предстоятель, онтологически необходим церкви: его служение не есть продукт исторического развития церковного устройства, но покоится в самых основах Церкви, а следовательно, говоря языком современного богословия, оно божественного происхождения. Эта онтологичность служения епископа не только не противоречит царственно-священническому служению, которое он разделяет со всеми остальными членами Церкви, но оно создает эту онтологичность, т. к. без народа Божьего нет Церкви. Утверждая священство епископа и лишая священства всех членов Церкви, школьное богословие возвращает Церковь в Ветхий Завет, подрывая Новый, заключенный в крови Христа. От этого сама идея Церкви расплывается и приближается к протестантскому пониманию²⁵⁹.

2. Евхаристическое собрание, как выявление Церкви, было сосредоточием церковной жизни каждой местной церкви. В нем совершался прием в Церковь новых ее членов, в нем поставлялись на служения все лица, имеющие особые дары, в нем исключались ее недостойные члены и, после покаяния, принимались обратно в общение, в нем решались все вопросы, имеющие отношение к жизни местной церкви, как целого, так и отдельных ее членов. В церкви ничего не могло происходить вне и помимо собрания «epi to auto», которое само не могло существовать без своего предстоятеля. Это означало, что с самого начала в местной церкви ничего не могло совершаться вне и помимо ее предстоятеля или предстоятелей. Как таковые, они были носителями строя и порядка каждой местной церкви, так как без них собрание «epi to auto» превратилось бы в беспорядочную массу собравшихся христиан. Другими словами, на предстоятелях лежала функция управления, без которой не может осуществляться порядок и строй в церквах. Эта функция предстоятелей не состояла в том, чтобы выполнять решения церковного собрания. Евхаристическое собрание не было эмпирическим собранием членов одной местной церкви, а было собранием Церкви во всей ее полноте, как собрания народа Божьего во Христе. В силу этого каждый акт местной церкви носил не местно-общинный характер, а церковно-кафолический, будучи выполнением воли Божьей действующей в Церкви. Все совершалось в церковном собрании, но совершалосьне согласно его желанию или его воле, или желанию и воле его предстоятелей. Источник власти церковного собрания лежал не в нем, а в том, что оно свидетельствовало об открывшейся воле Божьей, т. к. только одна воля Божья имеет значение в Церкви и для Церкви. Церковное собрание является средой, в которой открывается воля Божья, а церковному народу принадлежит испытание откровения и свидетельствование об его истинности. Засвидетельствованное откровение подлежит исполнению предстоятелями. Из этого следует, что управление было функцией предстоятельства и включалось в него, т. к. испытание и свидетельствование откровения происходило на Евхаристическом собрании возглавляемом предстоятелями. Через управление сохранялся строй и порядок в церковном теле, т. к. в этом заключалась задача управления, а строй и порядок проистекал из воли Божьей: «Бог не есть Бог неустройства, но мира». Предстоятели выполняли волю Божию, открывшуюся в Церкви, а потому они не могли быть должностными лицами, создаваемыми местной церковью, а были харизматиками, поставленными на свое служение Богом для исполнения Его воли²⁶⁰. Поэтому управление, исполняемое предстоятелями, было выполнением и следованием воле Божьей и имело благодатный характер.

Управление, как сохранение порядка и строя церковной жизни, установленного Богом, включает в себя еще другую, более внутреннюю, сторону – управление человеческими душами на пути их к Богу (II Кор. 10,8). Управление есть oikodomh – строительство верных. Как поставленные Богом впереди народа Божьего, предстоятели вели народ за собою, исполняя волю Божию, открывшуюся этому народу, к которому они принадлежали. Воля Божья была обязательной прежде всего для них, т. к. они были предстоятелями народа перед Богом. Исполняя волю Божью, они становились примером для народа Божьего (I Пе. 5,3), через который они им управляли, предводительствуя им на общем для всех «пути жизни» (II Кор. 5,4²⁶¹. Поэтому в Церкви управление является пастырством, а управляющие домом Божьим – пастырями (I Тим. 3,5), «Входящий дверью есть пастырь овцам... И когда выведет своих овец, идет перед ними, а овцы за ним идут, потому что знают голос его» (Ин. 10,2,4). Как Христос есть единый пастырь всему стаду, так и предстоятели являются пастырями его, т. к. они предстоят перед Богом стаду Христову и ведут его через исполнение воли Божьей. Пастырство есть забота, как о всем народе, так и о каждом члене его, чтобы во всех и в каждом выполнялась воля Божья. Пастырство одновременно выступает, как охранение строя и порядка церковной жизни и как охранение каждого члена церкви, чтобы не была потеряна ни одна овца Христова. Поэтому пастырство есть управление, которое совпадает с предстоятельством, т. к в Церкви предстоятельство является пастырством. И то, и другое есть динамическое водительство на пути к Богу, перед Которым пастыри предстоят совместно с народом. В этом заключается различие природы управления в церкви от управления в эмпирических обществах.

3. В своем первом написанном послании ап. Павел упоминает о предстоятелях церкви: «Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас, и предстоятелей ваших в Господе, и вразумляющих вас (eidenai touj kopiwntaj en umin kai proistamenouj umwn en Kuriw kai nouqetountaj umaj)» (I Фес. 5,12)²⁶². Не прошло года с основания Фессалоникийской церкви, как ап. Павел обратился к ней с посланием. Не только трудно, но совершенно невозможно предположить, что в течение этого времени возникло «служение предстоятельства в основанной им церкви. О предстоятелях ап. Павел говорит, как о лицах хорошо известных фессалоникийцам. Он просит быть им признательными (eidenai) и иметь чувство особой любви к ним за то дело, которое они исполняют (ст. 13). Так не говорится о лицах, которые более или менее случайно возникли или выделились среди прочих членов церкви после ухода ап. Павла из Фессалоник, и которых он мог не знать или не вполне хорошо знать. Это были лица, которых сам Павел поставил на дело служения через призвание Божье. Они » proistamenoi en Kuriw», предстоятели в среде народа Божьего, собранного во Христе. Они трудятся²⁶³, среди этого народа, дополняя дело самого ап. Павла, чтобы в сердцах всех начертался Христос. Они наставляют, научают и вразумляют каждого верного и всех вместе, как это делал ап. Павел, «вразумляя (nouqetountej) всякого человека, и научая (didaskontej) всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе» (Кол. 1,28). В этом их дело служения совпадает со служением самого ап. Павла, который также трудился о Господе: «для чего я и тружусь (kopiw) и подвизаюсь силою Его, действующей во мне могущественно» (Кол. 1,29) . Для этого служения Господь даровал им харизму, как даровал особую благодать ап. Павлу: «благодатью Божьей есмь то, что есмь: и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их (апостолов) потрудился (ekopiasa): не я впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (I Кор. 15,10). Образование местной церкви сопровождалось и установлением служения предстоятелей, т. к. без них не могло быть Евхаристического собрания, на которое собирается народ в Господе (en Kiriw). Их предстоятельство есть управление церковью во исполнение воли Божьей. Это дар водительства народом Божьим, который с любовью и через любовь тех, кто ведет его, следует за ними. Поэтому все верные в ответ на любовь своих предстоятелей должны «почитать их преимущественно с любовью за дело их» (I Фес. 5,13). Об этих же предстоятелях церкви говорит ап. Павел в послании к Коринфянам. «И иных Бог поставил в Церкви во-первых апостолами, во-вторых пророками, в третьих учителями, далее иным дал силы чудодейственные, также дары исцеления, вспоможения, управления, разные языки». (I Кор. 12,28). Нет никаких оснований считать, что в первой части этого стиха речь идет о лицах, имевших в церкви определенное служение, а во второй части перечисляются только дары, которые еще не были прикреплены к определенным лицам, а только спорадически проявлялись²⁶⁴. Как в первой, так и во второй части говорится о лицах, имевших особое служение в церкви на основе особых даров Духа²⁶⁵. В противном случае вторая часть ст. 28 была бы ненужным повторением ст. 8–10 той же главы. Мы уже выше отметили, что в этом же списке нет указания на харизму апостольства²⁶⁶. Если отсутствие указания на харизму апостольства объясняется тем, что служение апостольства неповторимо в жизни Церкви, то это объяснение неприложимо к служению управления. Оно не только повторимо, но оно не может прекратиться в Церкви. Дары, перечисленные в стихах 8–10 преподаются в известном смысле всему народу для общего служения. Служение управления принадлежит только особо призванным лицам. По своей природе оно не может принадлежать всему народу и быть общим служением всех. Народ не разделяет этого служения с теми лицами, которые к нему призываются, а потому нет места харизме управления среди харизм, которые могут принадлежать всему народу. Эта особенность служения управления сближает его со служением апостольства. Последнее принадлежало замкнутому кругу лиц, служение управления принадлежит также только точно определенным лицам, будучи до некоторой степени продолжением служения, которое было неповторимо в истории.

С другой стороны служение управления в большей степени, чем остальные служения, не может осуществляться без народа. Где имеется служение управления, там имеется народ, и обратно, где есть народ, там имеется и служение управления. Поэтому лица, имевшие служения, не могли считать себя выше остальных членов церквей и выделить себя в отдельную группу. Перечисляя вновь в ст. 29–30 лиц, облеченных особыми служениями, ап. Павел имел в виду только тех, кто внутри церкви считали себя выше других и отделяли себя так или иначе от других. Среди них нет лиц, имевших служение управления, и не могло быть их, т. к. они не могут быть без остальных членов церкви.

Мы не знаем и не узнаем, почему в I Кор. ап. Павел обозначил лиц, имевших служение управления не через их наименование, а через раскрытие их служения, которое они исполняли, но нет никакого сомнения, что они исполняли то же служение, что и «трудящиеся, предстоятели и вразумляющие» послания к Фессалоникийцам.

Служение предстоятельства не было созданием ап. Павла, имевшимся только в церквах, им основанных. Оно было делом Божьим в Церкви Божьей. Предстоятелъство имелось везде, где было Евхаристическое собрание, а следовательно, где пребывала Церковь. О предстоятелях говорил ап. Павел в послании к Римской церкви, не им основанной. Римлянам он излагал учение о деле служения так же, как Коринфянам. Перечисляя служения и харизмы, он убеждал предстоятелей предстоятельствовать с усердием «... o proistamenoj en spoudh» (12,8)²⁶⁷. Римская церковь, как Фессалоникийская, Коринфская и другие, основанные Павлом, не могла быть без предстоятелей. Кто бы ни основывал местные церкви, он должен был поставить в них предстоятелей, т. к. служение предстоятельства было абсолютно необходимо для их существования. Поэтому мы их находим не только в церквах из язычников, но и в матери всех церквей, в Иерусалиме. Дееписатель рассказывает, что Иерусалимская церковь на «апостольском соборе» избрала делегацию в Антиохию, куда вошли и Иуда и Сила «начальствующие между братьями (andraj hgoumenouj en toij adelfoij)» (Деян. 15,22). Термин «игумен» не встречается в Павловых посланиях (за исключением послания к Евреям). Это допускает предположение, что он был особенностью палестинских церквей и тех, в которых преобладали христиане из иудеев. В своем первоначальном значении, обычном в LXX, он означал то же самое, что и термин «proistamenoj», «Hgoumenoj» тот, кто идет впереди и за кем идут те, кого он ведет²⁶⁸. Это тот же предстоятель посланий Павла к Фессалоникийцам и Римлянам. Очень показательно, что этот термин встречается в послании к Евреям: «приветствуйте всех наставников ваших и всех святых (aspasaqe pantaj touj hgoumenouj umwn kai pantaj touj agiouj)» (Евр. 13,24). Приветствие в конце послания обращенное и игуменам и всем святым есть приветствие всей церкви. В этом контексте соединение игуменов с остальными членами церкви указывает, что игумены никто другие, как предстоятеля остальных святых. Поэтому понятно, что автор послания к Евреям требовал повиновения игуменам: «повинуйтесь наставникам вашим (peiqesqe toij hgoumenoij umwn) и будьте покорны: ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет» (Евр, 13,17). Термины «почитать и повиноваться» (eidenai – peiqesqai) выражают почти одно и то же содержание, т. к. почитание не было только оказыванием знаков почета, но и повиновением, как следованием за теми, кого почитают. И обратно: повиновались в Церкви тем, кого почитали, а не кого боялись. Послание к Фессалоникийцам и к Евреям предписывает одно и то же отношение к тем лицам, кого первое именует предстоятелями, а второе игуменами. Вместе с тем автор послания к Евреям напоминает верным о тех предстоятелях, которые умерли: «поминайте наставников ваших (hgoumenwn umwn) которые проповедывали вам слово Божие; и взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13,7). Повиновение живым и память об умерших, которые продолжают оставаться образцом для живущих, может характеризовать только предстоятелей церкви. Если послание к Евреям исходит из Римской церкви²⁶⁹, его составитель употребил термин, имевший в ней в то время хождение. Об употреблении термина «игумены» в Римской церкви свидетельствует и послание Климента и «Пастырь» Ермы²⁷⁰. Римская церковь первоначально, по-видимому, приняла для обозначения своих предстоятелей термин «hgoumenoj», который мог быть занесен в нее палестинскими евреями еще в то время, когда в Иерусалиме этот термин имел хождение и не был еще вытеснен термином «пресвитеры»²⁷¹. Мы должны заметить, что для определения природы служения игуменов не играет для нас роли, где возник сам термин. Не это важно, а важно, что термин «игумен» обозначал тех же лиц, которых ап. Павел именовал предстоятелями²⁷². Отсутствие термина «игумен» в посланиях Павла не свидетельствует, что Павлу этот термин был неизвестен. Павел достаточно хорошо знал условия жизни Иерусалимской церкви. Не менее хорошо он знал и жизнь Римской церкви. С другой стороны весьма трудно предположить, что термин «игумен» был в употреблении в церквах, основанных Павлом. Лука прямо свидетельствует, что Павел поставлял в основанных им церквах пресвитеров (Деян. 14,23). Мы увидим ниже, что нельзя пренебрегать этим свидетельством. На этом основании мы должны предположить, что Павел несколько отталкивался от этого термина. Он мог избегать употреблять термин «игумен» в церквах из язычников, т.к. для языческого сознания он содержал идею власти, присущую государству и основанную на ином принципе, чем принцип любви, который лежал в основе деятельности предстоятелей²⁷³. Этой опасности не существовало для иудеев, т. к. для них игумен мог обозначать руководителя, как пастыря²⁷⁴. Действительно, пастырство игуменов ясно выступает в послании к Евреям. Они должны заботиться о душе каждого верного, т. к. за них они должны дать отчет Богу (13,17). Они ведут верных, как пастырь ведет своих овец. Они должны быть образцом для верных, которые должны им подражать (13,7). Мы здесь имеем почти дословное совпадение с I Петра: «Пасите стадо Божье, какое у вас,... не господствуя над клирами, но подавая пример стаду» (5,2–3). Поэтому нет сомнения, что пастыри, о которых говорит ап. Павел в послании к Ефесянам («И Он поставил одних апостолами,... иных пастырями и учителями», 4,11)²⁷⁵, те же самые лица, которые именуются в послании к Евреям игуменами. В послании к Евреям имеется одна черта деятельности игуменов, которая как-будто отсутствует у предстоятелей ап. Павла. Они обозначаются, как проповедующие Слово Божие («oitinej elalhsan umin ton logon tou Qeou», 13,7)²⁷⁶. Эта черта сближает их с дидаскалами. Она же показывает, что в эпоху послания к Евреям в служение игуменов входило учительство²⁷⁷. Отсутствовало ли оно действительно у предстоятелей ап. Павла? Мы видели выше, что предстоятеля послания к Фессалоникийцам трудятся среди верных (kopiwntaj – I Фес. 5,12), как трудился ап. Павел, проповедуя Слово Божие. В этом отношении они продолжали дело Павла. Служение дидаскалов не исключало учительства предстоятелей не только там, где их не было, но и там, где они были²⁷⁸. Управление домом Божьим (I Тим. 3,5 и 15) которое лежало на предстоятелях, совершалось через Слово Божие. Как управляющие домом Божьим, игумены и пастыри должны быть образом для подражания верных. Чтобы быть «tipoj» веры, надо содержать самому истинное учение.

Как предстоятеля, игумены и пастыри не могли содержать истинную веру только для самих себя. Они должны были ее содержать для всех верных, которым они предстоятелъствовали на церковном собрании, т. к. только тогда верные могли им подражать. Но содержать веру для других значит ее охранять. Поэтому предстоятели с самого начала являлись хранителями учения, которое вверено Церкви, как «столпу и утверждению истины» I Тим. 3,15). Сокровищница веры была поручена Церкви, а через церковное собрание предстоятелям. Именно в силу этого они должны были блюсти правую веру народа Божьего, пастырями которого они были.

Охранение «сокровищницы веры» совершалось предстоятелями на церковном собрании, т. е. оно совершалось ими не самостоятельно, а совместно с народом Божьим, т. к. то, что вверено Церкви²⁷⁹, Церковью же сохраняется. Поэтому церковное собрание со своими предстоятелями, т. е. весь народ Божий, был ответствен за веру, содержимую местной церковью и за учения, которые ему предлагаются. При испытании пророческого откровения и учения дидаскалов народ следовал за своими предстоятелями, так что фактически ответственность за правую веру лежала на них. Мы не знаем, кто были ангелы церквей Апокалипсиса. Одно можно сказать с уверенностью, что это не были пророки, т.к. пророки, не будучи предстоятелями церквей, не могли нести ответственности за правильность веры, содержимой церквами. Скорее всего ангелы Апокалипсиса были олицетворением местных церквей, проявляющихся в церковном собрании под водительством предстоятелей²⁸⁰. Поэтому мы имеем полное право отнести все, что говорится о церковном собрании к самим предстоятелям. «Ангелу Ефесской церкви напиши... имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься. Впрочем то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела николаитов, которые и Я ненавижу» (Aп. 2,1–6). «И ангелу Фиатирской церкви напиши... имею немного против тебя: потому что ты попускаешь жене Иезавеле, называющей себя пророчицей, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное» (Ап. 2,18–20). «И ангелу Пергамской церкви напиши... имею немного против тебя: потому что есть у тебя там держащиеся учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали. Так и у тебя есть держащиеся учения николаитов, которое Я ненавижу» (Ап. 2,12–15). Церковное собрание виновно перед Богом, что оно попустило учить лжепророкам и вводить в заблуждение рабов Божьих. Ап. Павел убеждал Коринфскую церковь не препятствовать говорить языками (I Кор. 14,39), и Фессалоникийскую церковь не уничижать пророчества (I Фес. 5,20). Апокалипсис обвиняет «ангела Фиатирской церкви», что он попустил лжепророчице пророчествовать в церкви. Препятствовать и попускать (kwluein – afienai) принадлежало церковному собранию через его предстоятелей²⁸¹. Отсюда понятно, что ап. Павел обращался с посланиями к церкви, сущей в Коринфе и церкви Фессалоникийцев, т. е., к их церковным собраниям, на которых эти послания должны быть прочитаны, но исполнение наставлений апостола принадлежало предстоятелям. Это наблюдение за «сокровищницею веры» было выражением пастырства предстоятелей.

Назидание в правой вере, сокровищница которой была вверена церкви, могло быть только тогда творческой силою, когда содержимая правая вера находила свое выражение в правой жизни. Вера должна находить свое выражение в жизни, и жизнь должна соответствовать вере. Забота о вере предстоит одновременно, как забота об образе жизни каждого и всех в церкви. Ангел Фиатирской церкви виновен в том, что он попускал лжепророчице пророчествовать в церковном собрании и развращать верных, отклоняя их от пути жизни на путь смерти. Как в вере, так и в жизни предстоятели должны быть образом для верных: вести их по пути жизни за собою, быть действительно впереди тех, кому они предстоят перед Богом, а не позади их. У предстоятелей харизма любви, высший дар по ап. Павлу, должна находить свое наиболее полное выражение. Деятельная любовь не может оставаться безразличной ни к одной человеческой душе и пройти мимо не только ее духовных, но и материальных нужд. Если вспомоществование было особым служением, отделенным от служения предстоятелей, то последние, как возглавляющие Евхаристическое собрание, имели наблюдение за дарами, приносимыми верными на Евхаристию. Как сокровищница веры, так и сокровищница любви была им поручена. Наблюдение за последней было функцией служения предстоятельства, как пастырства, но предстоятельство возникало из наблюдения и распоряжения сокровищницею любви. Пастырство включало в себе учительство, без которого невозможно охранение правой веры и правой жизни.

Как ни значительно было по своему содержанию служение предстоятельства, включающее в себя наблюдение за всей жизнью всех и каждого в церкви, как выражение деятельной любви, оно не могло ни заслонить, ни заменить церковного собрания, т. к. оно из него проистекало и в нем находило свое выражение. Без него служение предстоятелей оказалось бы беспредметным, a деятельная любовь сделалась бы внецерковной. Оно было бы беспредметным, т. к. без него предстоятель перестал бы быть предстоятелем, оно было бы внецерковным, т. к. не могло сопровождаться свидетельствованием церковного народа об исполнении воли Божьей. Это последнее не могло быть передано предстоятелям и включено в их служение, т. к. оно было свидетельством Церкви о том, что в ней совершается. Полнота Церкви выражается в Евхаристическом собрании, а не в отдельных его членах или группе членов. Поэтому никто не может заменить голоса церковного собрания, т. к. никто не может говорить от имени Церкви, кроме самой Церкви.

Предстоятельствование на Евхаристическом собрании, пастырство, как управление всем народом Божьим и каждым его членом, учительство, как наблюдение и охранение «сокровищницы веры» и забота о «сокровищнице любви» – таково содержание служения предстоятелей, как оно выступает в новозаветных писаниях. То, чем Церковь обладает в настоящее время в лице ее епископов, то, что она имела в течение всей своей истории, содержалось в апостольское время. Всем этим обладали ее первые предстоятеля, которых поставляли апостолы.

1. В новозаветных писаниях наряду с терминами предстоятель, пастырь и игумен мы находим еще два термина, а именно: пресвитер и епископ. Эти термины сохранились в церкви для обозначения иерархического служения, тогда как первые термины, хотя отчасти удержались, утеряли свое прежнее значение. Вся тяжесть проблемы возникновения иерархического служения в Церкви связана с этими терминами, или точнее с обозначаемыми ими служениями. До сих пор вопрос о возникновении епископата и пресвитериата в современном догматическом понимании остается неразрешенным в богословской науке. Одни теории сменяют другие, то опровергая одна другую, то дополняя друг друга. В хаосе мнений и гипотез решение вопроса все время ускользает и, вероятно, до конца не будет совершенно ясным. В этом хаосе традиционная церковная точка зрения то решительно отвергается, то неожиданно находит свое подкрепление. Если из этой традиции отбросить все то, что накопилось в ней веками и что было внесено в нее школьным богословием в разные эпохи, то она должна быть не предметом критики, а опорной точкой исследования об епископате или пресвитериате. Она выявляет не некое учение, возникшее в определенный момент исторического бытия Церкви, а память Церкви о самой себе. Насколько Церковь себя помнит, она помнит о существовании в ней епископов-пресвитеров.

Исследование исторического развития епископата и пресвитериата выходит из рамок настоящей работы. Нас интересует не то, как и каким образом возникло теперешнее учение о церковной иерархии, а в каком виде существовало, и существовали ли пресвитерское и епископское служение в первоначальной церкви, из которого, как из ядра, появилось теперешнее служение епископов и пресвитеров. Имея задачей по возможности обхватить разнообразие служений в первоначальной церкви, мы не можем пройти мимо тех лиц, которых новозаветные писания именуют пресвитерами и епископами.

Существование двух разных терминов – епископ и пресвитер – не говорит само по себе, что эти термины означают разных лиц. Мы констатировали, что в первоначальной церкви предстоятели местных церквей назывались пастырями и игуменами. Proistamenoi, hgoumenoi и poimenej были одними и теми же лицами и исполняли одно и то же служение. Обозначали ли термины пресвитер и епископ разных лиц, имеющих разное служение, или одних и тех лиц, имеющих одно и то же служение? Вот тот вопрос, который необходимо прежде всего разрешить. Кроме решения этого вопроса, необходимо также выяснить, каково отношение лиц, обозначаемых терминами епископ и пресвитер, к предстоятелям церквей. Эти два вопроса связаны друг с другом: если мы придем к заключению, что пресвитеры и епископы были разными лицами, то естественно они должны, по крайней мере, одно из них, различаться от предстоятелей церквей; если же епископ и пресвитер означало одно и то же лицо, то оно могло быть тождестнным с предстоятелем церкви. Если это так, то проблема сводится, главным образом, к выяснению терминов, т. к. содержание служения предстоятелей выяснено уже выше.

2. В новозаветных писаниях мы несколько раз встречаемся с термином «епископ» для обозначения лиц, имеющих особое служение в апостольской церкви. Этих текстов четыре, если не считать 1-го послания ап. Петра 2,25: «Ибо вы были, как овцы блуждающие не имея пастыря; но возвратились ныне к Пастырю и Епископу душ ваших (epi ton Poimena kai ‘Episkopov twn yucwn umwn), в котором термин епископ не означает лица, имеющего особое служение в Церкви. Что касается остальных текстов, то их анализ не оставляет никакого сомнения, что термин епископ и пресвитер означают одних и тех же лиц. В этом отношении наиболее решающим является показание Деяний 20,17,18,28: «Из Милета же послав в Ефес, он (т. е. Павел) призвал пресвитеров церкви (touc presbuterouj thj ekklhsiaj). И когда они пришли к нему, он сказал им:... внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас епископами (eqeto episkopouj) пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел кровию Своей». К собравшимся ефесским пресвитерам ап. Павел обращается со словами, в которых он их называет епископами. Речь идет об одних и тех же лицах, которых Лука называет пресвитерами церкви, а ап. Павел епископами. Из этого следует, что Лука, вероятно, точно воспроизвел речь Павла, иначе бы он не изменил наименование пресвитеров, которое он лично предпочитал перед всеми остальными, на епископов, тогда как ап. Павел (кроме пастырских посланий) не употреблял вообще термина пресвитер. Никакого другого толкования этого текста не может быть без прямого насилия над ним. К этому отчасти прибегает Ириней Лионский, который дает ему следующее толкование: «in Mileto enim convocatis episcopis et presbyteris, qui erant аb Epheso et а reliquis proximis civitatibus»²⁸². Усмотрев из текста, что одни и те же лица называются пресвитерами и епископами, он смутился множественностью епископов в одном городе. Поэтому по Иринею получается так, что ап. Павел собрал у себя епископов и пресвитеров Ефеса и соседних с ним городов, а с речью, которая приведена у Луки, обратился только к епископам. Вряд ли стоит останавливаться на этом толковании, на которое ни в малейшей степени не уполномочивает приведенный текст.

Синонимичность употребления в новозаветных писаниях терминов епископ и пресвитер поддерживается посланием к Титу: «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров (presbuterouj) как я тебе приказывал: если кто непорочен, муж одной жены, детей имеет верных, не укоряемых в распутстве или непокорности; ибо (так как) епископ (ton episkopon) должен быть непорочен, как Божий домостроитель, не дерзок, не гневлив, не пьяница, не бийца, не корыстолюбив» (1,5–7). Тит был оставлен на Крите для поставления пресвитеров. Относительно их поставления он получил указание, что пресвитерами должны быть поставляемы лица безупречные, т. к. епископ должен быть безупречен. Другими словами епископ и пресвитер – синонимы, обозначая одних и тех же лиц. Нет основания считать, что в приведенном тексте речь идет о разных лицах: сначала о пресвитерах и о требованиях, которые к ним предъявляются, а затем об епископах и о требованиях, предъявляемых к ним. Это предположение противоречит самому тексту, так как стихи 6 и 7 связаны союзом «gar». Как и в Деяниях, в одном и том же тексте мы находим разные термины для обозначения одних и тех же лиц. Если в Деяниях, как мы видели, это объясняется тем, что один термин употребляется Лукою, а другой Павлом, то изменение терминов в послании к Титу остается загадкою, по крайней мере, до того времени, пока новозаветная экзегеза не решит окончательно вопроса о самом послании²⁸³.

Несколько менее определенным является текст послания к Тимофею в виду отсутствия в нем сопоставления терминов епископ и пресвитер: «Верно слово: если кто епископства (episkophj) желает, доброго дела желает. Но («oun» – вследствие этого, в силу этого, поэтому) епископ должен быть непорочен, одной муж, трезв, целомудрен, благочинен, страннолюбив, учителен... Диаконы также (должны быть) честны, не двоязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы» (I Тим. 3,1–8). Епископство – высокое служение, а потому епископ должен отвечать ряду требований, которые совершенно совпадают с требованиями, предъявляемыми к пресвитеру в послании к Титу. На основании этого совпадения можно предположить, что епископ послания к Тимофею является синонимом пресвитера. Это заключение подкрепляется еще тем, что в 3-ей главе 1-го послания к Тимофею не упоминается совершенно пресвитер, а после епископа автор послания сразу переходит к диакону²⁸⁴. Кроме того, не исключена возможность считать, что «епископство» первого стиха третьей главы послания не означает собственно епископского служения, а вообще служение, как это мы находим в Деяниях 1,20 («епископства его да приимет другой»)²⁸⁵. Поэтому оно может быть отнесено не только к служению епископа, но и к диакону, и тогда смысл приведенного выше текста был бы таков: кто желает церковного служения, к хорошему делу стремится, а так как церковное служение является очень высоким, то потому не все могут быть поставляемы епископами и диаконами, а только те, кто удовлетворяют ряду требований.

Последний текст, в котором упоминается епископ, но опять же без сопоставления с пресвитерами, это надписание послания к Филиппийцам: «Павел и Тимофей, рабы Иисуса Христа, всем святым во Христе Иисусе, находящимся в Филиппах, с епископами и диаконами...» (1,1). Это единственное надписание посланий Павла, в котором он упоминает об епископах и диаконах. Можем ли мы на этом основании сделать заключение, что речь идет об епископах, как лицах, имеющих особое служение, отличное от служения пресвитеров? Эта вероятность почти совершенно исключается. В самом деле, если епископы в этом послании отличны от пресвитеров, то почему ап. Павел не упомянул о них? Или он забыл о них, что совершенно невероятно, или их не было в Филиппах? Последнее также отпадает, т. к. Лука категорически утверждал, что Павел во время первого своего путешествия всюду поставлял в образованных церквах пресвитеров (Деян. 14,23). Трудно предположить, что ап. Павел изменил самому себе и во время второго своего путешествия поставлял не пресвитеров, а пресвитеров и епископов или одних только епископов. Если даже это последнее предположение верно, то епископы второго путешествия ап. Павла совершенно тождественны с пресвитерами первого его путешествия. Если же он поставлял епископов и пресвитеров, то остается прежний вопрос, почему в послании к Филиппийцам он не упомянул о пресвитерах. Возможно ли считать, что ап. Павел сделал это умышленно, имея в виду подчеркнуть особое чувство благодарности к епископам и диаконам?²⁸⁶. Та забота, которую оказали Филиппийцы ап. Павлу, не могла быть делом исключительно только епископов и диаконов, но всей церкви, а в том числе, конечно, в первую очередь пресвитеров. Кроме того, что наиболее важно, послание адресовано не отдельным группам членов Филиппийской церкви, а самой церкви: формула, употребленная ап. Павлом в этом послании, соответствует формулам остальных посланий. Верные со своими предстоятелями епископами и диаконами составляют Церковь Божью, которая пребывает в Филиппах. Поэтому епископы послания к Филиппийцам тождественны с пресвитерами Луки: здесь налицо разница терминов, а не лиц, обозначаемых самими терминами²⁸⁷. Павел остался верен себе, избегая употребления термина пресвитер. Ко всему этому надо прибавить, что попытка обосновать на основании послания к Филиппийцам гипотезу существования епископов отличных от пресвитеров не достигает своей цели, т. к. уже для Иеронима было ясно, что множественность епископов в Филиппах не может объяснить возникновения единоличного епископата. «Конечно, в одном городе не могло быть несколько епископов. Но в те времена называли одних и тех же лиц то епископами, то пресвитерами; вот почему апостол употребляет безразлично епископов вместо имени пресвитеров»²⁸⁸.

3. Если анализ новозаветных текстов приводит нас к заключению, что терминами епископ и пресвитер обозначались одни и те же лица, то этим еще не разрешается вопрос о содержании служения этих лиц. Мы уже выше поставили этот вопрос, как и вопрос об отношении их к предстоятелям церкви. Для решения этих вопросов наиболее важным является показание Луки (Деян. 14,23), значение которого недостаточно вообще оценено. «Рукоположив же им пресвитеров в каждой церкви (ceirotonhsantej de autoij kat’ ekklhsian presbuterouj), они помолились с постом, и предали их Господу, в которого уверовали». Мы не должны ограничивать значения этого свидетельства теми церквами, по поводу которых сказаны эти слова. Нет никаких оснований предполагать, что в Иконии, Листре и в Антиохии Писидийской существовали какие-то особые условия, в силу которых ап. Павел считал нужным поставить в эти церкви пресвитеров. Таких особых условий не существовало, или точнее такие условия существовали в каждой образующейся церкви. Не только в Иконии, Листре или Антиохии, но всюду, где появлялись церкви, там поставлялись пресвитеры. Возникновение служения пресвитеров совпадает с образованием местных церквей. Это означает, что их служение было необходимо для существования самой местной церкви. О поставлении пресвитеров заботился ап. Павел, а не о поставлении в образуемых им церквах пророков или учителей. Без них могла существовать местная церковь, но без пресвитеров не могло ее быть. «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров» (Титу, 1,5). Без пресвитеров церковь оказалась бы недоконченной и только поставление пресвитеров заканчивает дело благовестия Слова Божия, имеющее целью образование церкви. Мы уже знаем, что единственное служение, без которого не могло быть церкви, т. к. без него не могло быть Евхаристического собрания, было служение предстоятельства. В собрании народа Божьего должны быть те, кто предстоятельствуют этому народу, а потому первая забота по образовании церквей заключалась в их поставлении. Поэтому пресвитеры, которых ап. Павел рукополагал во вновь появившиеся церкви, были предстоятелями этих церквей. Служение пресвитеров заключалось в предстоятельстве, а следовательно в этом же заключалось и служение епископов.

Это заключение на основании свидетельства Луки о служении пресвитеров-епископов подтверждается и другими указаниями новозаветных писаний. В своей речи к собравшимся к нему пресвитерам ап. Павел говорил: «внемлите себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас епископами пасти Церковь Господа и Бога» (Деян. 20,28). Дух Св. поставил пресвитеров-епископов в стаде (en w ... eqeto episkopouj) пасти (poimainein) Цepковь Христову, а следовательно он их поставил пастырями (poimenej) Мы уже видели, что пастырство являлось служением предстоятелей и настолько тесно с ним было связано, что предстоятели именовались пастырями. С той же ясностью выступает пастырство, как служение пресвитеров, в I-м послании Петра: «пресвитеров ваших умоляю я, сопресвитер и свидетель страданий Христовых,... пасите Божие стадо, какое у вас» (5,1–2). В послании к Тимофею пресвитеры, во всяком случае некоторые, прямо названы предстоятельствующими: «достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь» (I Тим. 5,17). «Proestwtej presbuteroi» это – «proistamenoi» послания к Фессалоникийцам²⁸⁹. Наконец, пресвитеры Иерусалимской церкви по повествованию Луки, были предстоятелями или игуменами. Они занимают выдающееся место в церкви, участвуя во всех важных моментах ее жизни. На «Иерусалимском соборе» они выступают рядом с апостолами. От их имени, как от имени апостолов и всей братии, составляется послание в Антиохийскую церковь. Иуда и Сила, о которых мы уже говорили, несомненно были пресвитерами (Деян. 15,22–23). На следующий день по своем вторичном прибытии в Иерусалим ап. Павел отправляется к Иакову, у которого собрались пресвитеры (Деян. 21,18). Если даже не все пресвитеры были игуменами, то все игумены были пресвитерами.

4. Как вытекающее из Евхаристического собрания и в нем имеющее свое основание, предстоятельство было единым служением, не разделяясь внутри себя ни на какие степени. Не говоря о том, что такого рода разделение не находит своего подтверждения в новозаветных текстах, оно противоречит природе Евхаристического собрания. В собрании царственного священства, каким был народ Божий, всегда должны быть те, кто предстоят этому священству, будучи такими же священниками, как и остальной народ. Разделение служения предстоятельства на степени возможно стало только на основе особого священства, при котором епископ представлял высшую степень его, а пресвитеры – вторую, но этого особого священства не было в первоначальной церкви. Построить разделение предстоятельства на степени на ином принципе невозможно, что является еще одним доказательством синонимичности терминов епископ и пресвитер, как обозначающих одно и то же служение. Ставить вопрос, были ли новозаветные пресвитеры-епископы пресвитерами или епископами, означает переносить в апостольское время то служение, которое тогда не существовало и которое полностью возникло только в III-м веке. Новозаветные епископы-пресвитеры не были ни теперешними пресвитерами, ни современными епископами, т. к. ни тех, ни других не существовало в то время. В той же мере несостоятельна попытка представить новозаветных епископов, как пресвитеров в позднейшем понимании, а епископами считать не этих лиц, а апостолов или их наместников. В последнее время эта точка зрения неожиданно усиленно проводится со стороны католических ученых, хотя по существу она не является новой и была известна в древней церкви. Как в древнее время, так и в наше, она исходила не из новозаветных свидетельств и исторических данных, а из догматических предпосылок. Согласно этому мнению в апостольское время ни в одной местной церкви, основанной aп. Павлом, не было епископов, но единственным пастырем всего огромного диоцеза, который ап. Павел приобрел своим трудом благовестия, был сам ап. Павел или его делегаты. Все церкви этого диоцеза обслуживались диаконами и управлялись советом старейшин, которые назывались одинаково либо епископами, либо пресвитерами. Уже при своей жизни ап. Павел поручал ближайшим своим сотрудникам управление некоторыми церквами. Такими апостольскими делегатами были адресаты пастырских посланий Тимофей и Тит, которые были настоящими епископами наряду с самим ап. Павлом, а после его смерти они, как и другие лица, должны были полностью воспринять на себя управление всеми церквами²⁹⁰. Подобного рода организацию мы находим и в палестинских церквах, во главе которых одно время стоял Иаков. Если эта гипотеза как-будто спасает догматическое положение существования трех степеней церковной иерархии с самого начала Церкви, то она в значительной степени подрывает апостольское преемство епископата. Если во главе ряда церквей стояли апостолы, как единственные епископы, или их делегаты и наместники, то каким образом преемники апостолов и их сотрудников получили наименование епископов, которыми были пресвитеры, а не сохраняли наименование апостолов? Если оставить этот терминологический вопрос, то все-таки остается другой, более существенный вопрос о переходе от апостольства к епископату. Апостолы управляли не одной местной церковью, а рядом церквей, следовательно, их преемниками могли быть только те епископы, которые так же управляли рядом церквей, т. е. либо будущие митрополиты, либо патриархи. Если логически проводить до конца эту мысль, то епископы-пресвитеры апостольского времени не смогли бы возвыситься до настоящих епископов, а оставались бы второй степенью церковной иерархии. Если же они возвысились, как это утверждает современное догматическое богословие, то каким образом это могло произойти, а когда оно произошло, то каким образом они смогли в свою очередь стать преемниками апостолов?²⁹¹. Те пресвитеры-епископы, которые совместно с диаконами в апостольское время управляли местными церквами, не имели апостольского преемства. Не логичнее ли было бы прийти к мысли, что только епископ всех церквей или несколько епископов являются преемниками апостолов? фактически тенденцию к этому мы находим на Западе, и на Востоке, хотя в разных степенях и с разным успехом на воплощение ее в жизнь, но она не устранила общего апостольского преемства всех епископов. Между тем, церковная традиция с исключительным единогласием усваивает апостольское преемство всем епископам, а не только некоторым из них.

Конечно, учение об апостольском преемстве всех епископов не может быть решительным аргументом против гипотезы об апостолах, как епископах, потому что оно само требует доказательств, но все же оно остается одним из самых главных аргументов против нее, особенно на ряду с другими, которые мы находим в новозаветных писаниях. В нашем распоряжении слишком мало исторических фактов относительно первоначального христианства, но те, которые имеются, не могут быть использованы в пользу этой гипотезы. С самого начала местные церкви выступают, как вполне самостоятельные и независимые единицы. Отношения апостолов, и в частности ап. Павла, к основанным им церквам были исключительными и совершенно особыми, как было совершенно особым все служение Двенадцати. Полностью оно не было никем воспринято и никому не было передано ни при жизни апостолов, ни после их смерти. Однако, и при этой оговорке отношение апостолов к основанным ими церквам было не таким, каким бы желало его видеть учение об апостолах, как первых епископах. Будучи «строителем – arcitektwn» (I Кор. 3,10) местных церквей, ап. Павел пользовался в них особым авторитетом и имел исключительное влияние на жизнь этих церквей. Верные этих церквей были его детьми, для которых он пребывал в муках рождения, пока не изобразится в них Христос (Гал. 4,9).

Тем не менее, из его посланий не видно, чтобы он рассматривал себя, как некую власть, стоящую над ними. Он не над местными церквами, а внутри их, а потому он действовал всегда от имени церкви: не от своего имени, а от имени Коринфской церкви он отлучает ее блудника («я, отсутствуя телом, но присутствуя духом, уже решил, как бы находясь у вас, сделавшего такое дело, в собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом...») (I Кор. 5,3–4); желая обратного приема другого отлученного он не дает приказания, а просит коринфских христиан оказать снисхождение согрешившему («так что вам лучше уже простить его и утешить...» II Кор. 2,7). Он убеждал Коринфян: «Испытайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть» (II Кор. 13,5). Свое апостолъство – дело своей жизни, вверенное ему Христом, он представляет испытанию и суждению церковного собрания. «Вы ищете доказательств на то, Христос ли говорит во мне» (П Кор. 13,3). Тот, кто стоял бы над церковью, не мог бы так писать, а еще меньше позволил бы себе оправдываться в деле благовестии, как это сделал ап. Павел в своем послании к Галатам. Слова Павла, на которые обычно ссылаются для свидетельства о власти апостолов над церквами: «Чего вы хотите? С жезлом прийти к вам, или с любовию и духом кротости?» (I Кор. 4,21), совсем не означают этой власти²⁹². Обладающий властью может пользоваться ею в любое время через своих представителей. Ап. Павел мог бы использовать эту власть в своем послании, которое свидетельствует об обратном. Он имел власть (thn exousian), но ту, о которой он сам писал: «Для того я и пишу сие в отсутствии, чтобы в присутствии не употребить строгости по власти, данной мне Господом к созиданию, а не к разорению» (II Кор. 13,10). Это – власть для Божьего домостроительства, она внутри церкви, а не над нею, это – жезл пастыря внутри самого стада, а не над стадом. Поэтому ап. Павел мог ее употребить только изнутри местной церкви, находясь лично в ней, а не извне. Власти над церквами не имел ап. Павел, т. к. таковой вообще не существовало: власть над местной церковью была бы властью над Евхаристическим собранием, а следовательно над телом Христа.

Другим еще более разительным примером отсутствия в апостольское время власти над церквами служит III-е послание ап. Иоанна. Каково бы ни было решение вопроса о подлинности этого послания, оно во всяком случае относится к временам, непосредственно примыкающим к апостольской эпохе. Если оно принадлежит ап. Иоанну, то оно свидетельствует, что у него, как и у ап. Павла, не было власти над церковью им основанной. Не присутствуя в ней лично, он не мог изменить ее решения, принятого под предстоятельством некоего Диотрефа. Он пишет то же самое, что писал ап. Павел Коринфянам: «Посему, если я прииду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает, и запрещает желающим, и изгоняет их из церкви» (III Ин. 1,10). Его власть в церкви, а не над нею, а потому его власть есть власть самой церкви. Если же это послание не принадлежит ап. Иоанну, то это нисколько не меняет сделанных выводов. Оно написано лицом, имеющим авторитет в церкви, по-видимому им основанной, но этот авторитет не переходит во власть над нею. Учение о власти апостолов над основанными ими церквами появилось, как результат позднейшей богословской спекуляции. Современное догматическое богословие, как православное, так и католическое, видит основное различие между служением епископа и пресвитера в праве совершения епископами таинства рукоположения. Право рукоположения включает в себя идею правовой власти епископа и является ее выражением. Епископ совершает рукоположение в пределах той части универсальной церкви, которая ему непосредственно подчинена. Это соответствует церковному устройству, которое начинает складываться в IV-м веке, но не первоначальному устройству. Считая, что в первоначальной Церкви все рукоположения совершали сами апостолы, защитники гипотезы «апостолы-епископы», утверждают, что после апостолов это право перешло к их преемникам. Если даже так именно и было, хотя на это нет бесспорных данных, то тем не менее совершение рукоположения не составляло главного содержания служения епископов второго века. Игнатий Богоносец ничего не говорит в своих посланиях о праве рукоположения. Из этого умолчания можно заключить, что не в нем лежала основа епископского служения. Для Игнатия епископ есть единственный предстоятель местной церкви; как таковой, он единственный предстоятель Евхаристического собрания, а потому Евхаристия только тогда действительна, когда она совершается епископом. Для Игнатия центр тяжести лежал в Евхаристии. Кто предстоятельствовал на Евхаристическом собрании, тот и совершал все литургические действия. Позднейшее богословие переместило центр тяжести с Евхаристии на таинство рукоположения. Апостолы действительно совершали рукоположения, но это вытекало не из их права власти над основанными ими церквами, а, как мы уже знаем, из их служения созидания местных церквей.

Если апостолы не имели правовой власти над церквами, то еще менее они могли ее передать своим преемникам. В связи с этим необходимо вернуться к вопросу, были ли действительно Тимофей и Тит преемниками апостолов, или, по крайней мере предназначались Павлом в его преемники. Если относительно Тимофея еще могут быть некоторые сомнения, то относительно Тита никаких сомнений не может быть. Миссия Тита, которую он получил от Павла была временной (Титу, 3,12). Исходя только из того, что Пастырские послания были написаны в предсмертную эпоху, защитники гипотезы «апостолы-епископы», рассматривают их, как будущих преемников Павла, т. к. из самого факта возложения Павлом на них поручения никак нельзя сделать такого заключения. Не думая еще о своей смерти, Павел неоднократно возлагал поручения на своих сотрудников. Так, он послал к Фессалоникийцвм Тимофея с определенной миссией: «И потому не терпя более, мы восхотели остаться в Афинах одни. И послали Тимофея, брата нашего и служителя Божия, и сотрудника нашего в благовествовании Христовом, чтобы утвердить вас и утешить в вере вашей...» (I Фес. 3,1–2). Того же Тимофея Павел послал в Коринф: «Если же прийдет к вам Тимофей, смотрите, чтобы он был у вас безопасен, ибо он делает дело Господне, как и я» (I Кор. 16,10). Из посланий Павла мы знаем, что он возлагал поручения и на других лиц, в том числе и на Тита (П Кор. 8, 6–23). Никто не считает, что Тимофей, Тит или Тихик (Кол. 4,7) в этот период жизни Павла уже были его будущими преемниками. Если даже Тимофей и Тит были делегатами или наместниками Павла, один в Ефесе, а другой в Крите, то почему мы ничего не знаем о других преемниках Павла для других церковных округов? Церковное предание не сохранило вообще никаких имен полномочных преемников апостолов, воспринявших от них их служение, из переходного периода между апостолатом и епископатом, если таковой существовал.

Из всей гипотезы об апостолах, как первых епископах, можно удержать только один тезис, а именно: новозаветные епископы не исполняли служения вполне тождественного со служением позднейших епископов, но и их пресвитерство также не было тождественно со служением позднейших пресвитеров. Служение предстоятельства было единым в первоначальной церкви, как едино было Евхаристическое собрание и как едина была Церковь. Вне местных церквей не существовало никакого иного служения управления, а в самой местной церкви оно не разделялось ни на какие степени.

1. Существование различных терминов для обозначения служения предстоятельства является вполне естественным и законным для того времени, когда складывались основы церковного устройства. Такого рода терминологическую неустойчивость мы находим даже относительно наименования членов Церкви. Новозаветные писания дают нам целый ряд наименований для них: возлюбленные, святые, призванные святые, освященные во Христе, святые и верные братья во Христе, ученики и, наконец, христиане. Все эти термины являются синонимами в том смысле, что обозначают одних и тех же лиц, но тем не менее каждое из них подчеркивает и выражает некоторую сторону состояния в Церкви.

Наименование предстоятелей пастырями не вызывает никаких недоумений и не ставит никаких трудных вопросов. Пастырство составляет содержание служения предстоятельства, как служения управления, и указывает на характер самого управления в Церкви. Термин «игумены» выражает ту же идею, что и термины пресвитер и епископ соединяя в себе понятие пастырства с понятием предстоятельства. Обозначая одних и тех же лиц, имевших одно и то же служение, раскрывают ли термины пресвитер и епископ содержание служения предстоятельства? Или появление этих терминов объясняется исключительно тем, что они употреблялись в разных церквах? Конечно, можно сделать предположение, что термин «пресвитер» употреблялся в церквах, в которых преобладали христиане из Иудеев, тогда как термин «епископ» был принят христианами из язычников²⁹³. Это предположение могло бы иметь некоторую долю вероятности, если бы мы были вполне уверены, что термин пресвитер возник в палестинских церквах, но именно этой уверенности у нас нет. К тому же надо заметить, что не существовало точного разграничения между церквами, состоящими из иудеев, и из язычников. Соотношение между иудеями и язычниками в церквах, основанных ап. Павлом, определить точно невозможно. Очень рискованно идти в этом направлении настолько далеко, чтобы утверждать, что термин «епископ» появился впервые в Филиппах, где еврейская колония была очень немногочисленной, а потому ядро первоначальной церкви составлено было из язычников²⁹⁴. Если даже последнее предположение правильно, на что нет бесспорных доказательств, то это еще не может служить доказательством того, что родиной термина «епископ» были Филиппы. Вряд ли сами Филиппийцы рискнули бы ввести у себя новый термин «епископ», несуществовавший в других церквах. Церковь в Филиппах была основана ап. Павлом, а потому инициатива в этом отношении могла принадлежать только самому ап. Павлу, а последний мог вводить его в употребление и в других церквах, основанных им раньше церкви в Филиппах.

С другой стороны, как мы видели, ап. Павел, если не считать послания к Филиппийцам – пастырские послания стоят особняком – не употребляет в своих посланиях ни термина «епископ», ни термина «пресвитер», но тот и другой термин несомненно были ему известны, как показывает его речь к ефесским пресвитерам²⁹⁵. Лука, главным образом, употребляет термин «пресвитер», но сам же приводит термин «епископ» в той же речи ап. Павла. Поэтому разрешить и на этом пути вопрос о месте возникновения терминов «епископ» и «пресвитер» не представляется возможным. Можно только отметить с той или иной вероятностью, что термин «пресвитер» был гораздо более распространенным в первоначальной церкви, чем термин «епископ», но это почти ничего не дает для решения указанной выше проблемы.

Что касается вопроса, раскрывает ли термин «пресвитер» содержание служения предстоятельства, то он может быть разрешен только частично. В термине «пресвитер» не было ничего специфически христианского. Совет старейшин был наиболее распространенной формой общинного управления в древнем мире. Ко времени возникновения христианства совет старейшин стоял во главе каждой иудейской общины. В палестинских общинах члены этого совета носили наименование «Zeqenim», но у иудеев диаспоры, по-видимому, члены совета, только в исключительных случаях носили наименование «presbuteroi»²⁹⁶. Присвоение наименовании пресвитеры предстоятелям церквей нельзя считать механическим воспроизведением еврейского института «Zeqenim». Скорее это присвоение диктовалось общими условиями древнего мира. В каждой местной церкви существовало разделение ее членов на молодых и более старых, как по возрасту, так и по времени вступления в церковь. По своему положению старейшие члены, « presbutai » (Титу 2,2) или «presbuteroi"(I Тим. 5,1), не имея никакого особого служения, пользовались естественно большим авторитетом, чем молодые члены церкви, и, конечно большим почетом. Но, конечно, было бы преувеличением говорить о некой «харизме старости» в первоначальной церкви²⁹⁷. Само по себе наименование «старец» было почетным: «по любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец (presbuthj) теперь и узник Иисуса Христа» (Фил. 1,9). Здесь «старец» означает только возраст ап. Павла, который даже поэтому только может рассчитывать на уважение и на исполнение своей просьбы. Тем же наименованием обозначает себя и ап. Иоанн в двух своих посланиях: «старец избранной госпоже и детям ее...» (II Ин. 1,1), «старец возлюбленному Гайю, которого я люблю по истине» (III Ин. 1,1). Как старейшие члены, они занимали почетные места в Евхаристическом собрании, что в свою очередь еще больше увеличивало их почетное положение в церкви. Они были в широком смысле «prwtokaqedritai»²⁹⁸. Из них, как старейших по возрасту и старейших по пребыванию в Церкви, поставлялись предстоятели. Климент Римский свидетельствует, что апостолы, проповедуя по странам и городам, поставляли начатки верующих в епископы и диаконы²⁹⁹. Будучи поставлены в предстоятеля, они не переставали быть пресвитерами, т. е. старейшими членами местной церкви. Они не теряли своего прежнего наименования, т. к. их служение не могло лишить их прежнего положения в церкви и отделить их от остальных старейших членов, как оно не отделяло их от числа всех прочих членов церкви. Они занимали места среди старейших членов, но впереди всех, как предстоятели всей местной церкви. Поэтому они были в особом смысле «prwtokaqedritai». В силу этого в первое время наименование «пресвитеры» включало в себя не только предстоятелей церквей, но и старейших их членов. Когда появлялась нужда более точно специализировать термин, то либо употреблялись другие термины, либо к термину «пресвитер» прибавлялось «kaqetamenoi»³⁰⁰. Термин «presbuteroi kaqetamenoi» не мог подать повода ни к каким недоразумениям, т. к. поставленный пресвитер был только предстоятелем церкви. Совершенно аналогичное явление мы наблюдаем относительно термина «епископ». Когда епископы выделились из числа пресвитеров, как имеющие специальное служение, они продолжали некоторое время именоваться пресвитерами, но для отличия их от остальных пресвитеров, когда в этом была нужда, к общему наименованию «пресвитеры» прибавлялось указание на их апостольское преемство. С течением времени термин «пресвитер» точно специализировался и стал обозначать только лиц имеющих служение предстооятельства, а затем, когда появилось особое служение епископов, то только лиц, имеющих вторую степень священства. В этом своем значении термин «пресвитер» точно обозначает служение лиц, носящих это наименование.

2. Гораздо больше трудностей вызывает термин «епископ». Его филологический анализ, а также смысловой, почти ничего не дает для определения христианского содержания этого термина. Он был обычным термином в древнем мире и обозначал лиц, имеющих очень разнообразные служения в греческих общинах. Он часто употребляется и в LXX также для обозначения разнообразных лиц. Попытки построить гипотезу происхождения епископата на основании того или другого нехристианского значения термина «епископ» очень рискованны и могут привести к явным недоразумениям в роде гипотезы Hutch'а³⁰¹. Несомненно одно, что среди разных значений термина «епископ» было такое, которое позволяло прилагать этот термин ко Христу: «Вы были, как овцы блуждающие (не имея пастыря); но ныне возвратились к Пастырю и Епископу душ ваших» (I Пе. 2,25)³⁰². Христос есть Пастырь Своим овцам в Своей Церкви. Вместе с тем Он есть Епископ Своих овец. Вполне допустимо, что здесь наименование «епископ» является синонимом наименования «пастырь», но это предположение не исключает того, что наименование «епископ» служит распространением понятия пастырства, обозначая более отчетливо одну из сторон пастырской деятельности. Единственное значение слова «епископ» в приведенном выше тексте может быть только первоначальное: блюститель или хранитель. Пастырство является, как мы указывали, не только водительством стада, но и заботой о каждом члене стада, вверенного водительству пастыря. «Потерявшуюся отыщу, и угнанную возвращу, и пораненную перевяжу, и больную укреплю, а разжиревшую и буйную истреблю; буду пасти их по правде» – говорит божественный Пастырь у Иезекииля (34,16). Как Пастырь, Христос блюдет и охраняет Своих овец, а потому Он епископ Своих овец. Охранение и забота, как функция пастырства, настолько значительна в пастырстве, что может быть выделена из его понятия и обозначена особым именем³⁰³. Епископ есть пастырь исполняющий в полноте служение, ему порученное, а пастырь есть епископ, т. к. не может быть пастыря, который бы не заботился о своих овцах. В сказании об ап. Иоанне, сохраненном Климентом Александрийским, говорится, что Иоанн вверил пресвитеру «церкви одного юношу. Пресвитер, взяв вверенного себе юношу домой, питал его, содержал, блюл, и наконец – просветил крещением. Но затем он уже ослабил заботливость и наблюдение над ним; потому что сообщил ему совершенного храиителя – печать Господню, Воспользовавшись ранним послаблением, юноша попал в общество ленивых, развратных и привыкших ко всякому злу сверстников. Они сперва увлекли его к роскошным обедам, потом уводили с собою, отправляясь ночью на грабительство, а наконец располагали его и к большему... Между тем временем случилась какая-то надобность, и Иоанна снова пригласили. Апостол устроил все, для чего пришел, и потом говорит: «ну-ка, епископ, возврати нам залог, который я и Христос вверили тебе при свидетельстве управляемой тобою церкви. – Епископ сперва изумился, думая, что оклеветан в похищении денег, которых не брал. Он и не мог верить Иоанну в том, чего не было, и не смел не верить. Требую от тебя юноши и души брата, сказал Апостол. Тут, глубоко вздохнув, старец заплакал и отвечал: он умер. Как и какою смертью? – Умер для Бога, примолвил он: сделался злым и гибельным человеком, главою разбоя, и теперь, вместо церкви, занимает со своею шайкою гору...³⁰⁴. И то, что не сумел сделать епископ, сделал сам Апостол: несмотря свою старость, он отправился в горы и вернул церкви утерянную епископом душу. Каждый член церкви вверяется церкви, а через нее ее предстоятелю, за которую он должен отдать отчет Богу. «И ты, который предстоятельствуешь в церкви, имеешь око, говорил Ориген, чтобы смотреть кругом, чтобы видеть все что, происходит и даже предвидеть будущее. Ты, пастырь, видя овец Господа, бросающихся в неведении в пропасть и бездну, ты не бежишь, ты не зовешь их по крайней мере твоим криком, ты не пугаешь их через зов и угрозу наказания»³⁰⁵. Каждая душа есть залог, данный Господом предстоятелю перед церковью, которую он должен охранять и беречь³⁰⁶. При известных обстоятельствах, когда задача охранения превалирует над остальными задачами пастырства, наименование «епископ» может стать преобладающим.

Связь пастырства с епископством, установленная нами на основании I Петра 2,25, выступает также и в Деяниях 20,28: «внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас епископами пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел себе Своею кровию», Здесь, как и в послании Петра, Церковь представляется стадом Божьим, которое приобрел Себе Христос. Ап. Павел напоминает пресвитерам, которых он вызвал к себе, что они поставлены в стаде епископами, чтобы пасти стадо. Другими словами, он подчеркивает христианским пастырям их обязанности епископства. В дальнейших своих словах к ефесским пастырям Павел еще более конкретизирует эту сторону пастырства, которая является специальной задачей епископства: «Я знаю (ибо я знаю), что по отшествии моем войдут к вам лютые волки нещадящие стада» (20,29). Пресвитеры, как пастыри, должны блюсти, хранить и наблюдать, чтобы ученики Христовы, овцы Его стада, не были бы похищены волками. Охранение овец от лютых волков, нещадяших стада, составляет содержание служения епископства, которое тесным образом связано с охранением истин веры, вверенных апостолами местным церквам. Если вера не будет соблюдена, то и овцы будут потеряны для стада Христова.

В словах ефесской речи ап. Павла с максимальной ясностью раскрывается содержание служения епископства, как функция пастырства, а с другой стороны не менее ясно выявляется совпадение этого служения с предстоятельством. Наименование «епископ» подчеркивает ту сторону служения предстоятельства, которая заключается в охранении правой веры, а через нее в охранении всех овец стада Христова. Поэтому предстоятели, как епископы, ответственны за отклонения от веры, если они имеются в местных церквах, ими возглавляемых. Свидетельство Апокалипсиса в этом вопросе вполне совпадает со свидетельством ап. Павла³⁰⁷. В связи с этим допустимо сделать одно предположение, достоверность которого не может быть доказана. Наименование «епископ» возникло позднее, чем остальные наименования предстоятелей, а именно оно возникло, когда в церквах обозначилась опасность ложных учений, чего, конечно, не было с самого начала, во всяком случае в таком размере, как это открылось позже. Чем больше выступала эта опасность, тем более ясно определялась эта сторона деятельности пастырей, заключающаяся в охране учения. Вероятно, опасение за правую веру в основанных им церквах стало особенно тревожить ап. Павла во время его путешествия в Иерусалим и во время пребывания в узах, Чувствуя приближение конца своей жизни, он стал больше думать о будущем основанных им церквей. Эта мысль тем больше должна была его мучить, что опасность лжеучений возрастала все больше. Отсюда естественно у него возникает желание обратить внимание предстоятелей церквей, что охранение учения – епископство входит, как одна из главных задач в их пастырскую деятельность. Об этом он говорит собравшимся к нему в Милет пресвитерам, называя их епископами. Зная все значение служения предстоятельства и ту роль, которую они играют в жизни местных церквей, он опасался, что они сами изменят охране правого учения и будут виновниками ложных учений. «Из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян. 20,30). Адресуя свое послание к Филиппийцам, находясь уже в узах, он упоминает о епископах, чего раньше не делал в своих посланиях. Принято считать, что состояние церкви в Филиппах было вполне благополучно, но даже и при этом предположении не исключено, что на душе ап. Павла лежала забота предохранить ее от всякого люда ложных учений. Он прямо пишет Филиппийцам: «берегитесь псов, берегитесь злых делателей, берегитесь обрезания» (Фил. 3,2). Следовательно, они были, если еще не в самой церкви, то бродили около нее, как волки, нещадящие стада. Он со слезами пишет им о врагах креста Христова: «ибо многие, о которых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают, как враги креста Христова» (3,18). Если допустимо делать предположение о том, почему ап. Павел в послании к Филиппийцам упомянул об епископах, то надо думать, что он это сделал не потому, что желал подчеркнуть свою благодарность епископам за оказанную ему помощь, а потому, что желал обратить внимание верных на важность служения предстоятелей, а самих предстоятелей на ту сторону их деятельности, которая приобретала все большее и большее значение. Быть может, здесь лежит ответ на вопрос, почему в послеапостольское время наименование предстоятелей епископами сначала становится преобладающим, а затем единственным, когда оно было усвоено одному из предстоятелей. Церковь вступала на путь борьбы: тяжкой и кровавой борьбы за свое существование с римской властью, и борьбы, не менее грозной, с лжеучениями, которые изнутри стремились разрушить дело благовестия апостолов.

Таким образом, будучи синонимом предстоятеля и пастыря, наименование «епископ» раскрывало в глазах верных ту функцию их служения, которая постепенно приобретала особое значение. Это только разные наименования для одного и того же служения, которое появляется в Церкви с момента ее возникновения и без которого ни одна местная церковь не может существовать, но каждое из них частично раскрывает содержание этого служения. В послеапостольское время предстоятели церквей выступают, как охранители и блюстители правого учения, переданного апостолами церквам. Предстоятельство и епископство совершенно совпадают, т. к. на Евхаристическом собрании предстоятельствуют епископы, совершая совместно с народом Божьим служение Богу и Отцу.

1. Все служения были связаны друг с другом, т. к. в основе всех лежали благодатные дары. Различие даров создавало различие служений, но «Господь один и тот же... и Бог один и тот же, производящий все во всех» (I Кор. 12,5–6). Одно служение восполняло другое, и все они были связаны в известной степени со служением предстоятельства. Наиболее тесно было с ним связано служение вспомоществования (antilhmyij)³⁰⁸. Оно было необходимо для существования местной церкви, но эта необходимость была несколько иной, чем необходимость служения предстоятельства. Без предстоятеля не могло быть местной церкви, т. к. без него не могло быть Евхаристического собрания, но там, где было Евхаристическое собрание, там должно быть и служение вспоможения. Основа жизни Церкви – любовь, которая находит свое наиболее полное выражение в Евхаристическом собрании, как выявлении Церкви во всей ее полноте. Любовь является общей харизмой всего народа Божьего, без которой не может быть никакого служения в Церкви. Без любви каждое служение есть «кимвал звучащий» и «медь звенящая», т. к. без любви ничто не может принести пользы. Поэтому она есть «путь превосходнейший». «Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше ((meizwn de toutwn h agaph)» (I Kop. 13,13). Если без любви всякое действие есть ничто, то и любовь не может быть без своего активного выражении. «Любовь долготерпит, милосердствует... сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (I Кор. 13,4–7). Каждый член Церкви должен активно выражать харизму любви во всех своих действиях в Церкви, так как нет жизни в Церкви без любви. Вспоможение есть одна из функций служения любви. Любовь, присущая Церкви, находит во вспоможении свое выявление в том, что эта функция в ней становится особым служением. Не исключая активной любви каждого члена Церкви к каждому, вспоможение не является общим служениеи всех, а только некоторых, через которых выражается любовь всех. В первоначальной церкви частной благотворительности или не существовало, или она существовала в очень ограниченном виде. Вместо этого каждый член Церкви приносил свой дар любви на Евхаристическое собрание. Из этих приношений образовывалась «сокровищница любви», из которой совершалось дело вспоможения. «Страдает ли один член, страдают с ним все» (I Кор. 12,26). Это страдание всех восполнялось действиями всех через одного, кому было поручено особое служение вспоможения. Поэтому харизма вспоможения не принадлежала к числу даров, которые преподавались всем, а только тем, кто исполняли это служение³⁰⁹.

2. Служение вспоможения появилось в Церкви очень рано точнее было бы сказать, что оно возникло с первым Евхаристическим собранием. Мы имеем бесспорные сведения, что оно уже существовало в Иерусалимской церкви в ее первоначальный период. «Ежедневное служение вдовам», о котором говорится в б-й главе Деяний, было одной из функций этого служения. Из повествования Луки ясно следует, что, как ежедневное служение вдовам, так и все служение вспоможения стояло в связи с Евхаристическим собранием. С другой стороны тот же Лука свидетельствует, что «сокровищница любви» находилась в распоряжении сначала апостолов, а потом пресвитеров (4,35; 11,30; 21,18). Каково бы ни было решение вопроса о том, были ли «семь» будущими диаконами, или они были будущими пресвитерами³¹⁰, несомненно одно, что вспоможение входило в служение. Если принять первое предположение, то служение вспоможения было отдельным служением особо поставленных лиц, если же остановиться на втором предположении, то оно находилось в соединении со служением предстоятельства. Но в том и другом случае оно было связано со служением этих лиц на Евхаристическом собрании³¹¹. Не менее ясно выступает служение вспоможения и у Павла. Об этом служении Павел упоминает в списке служений послания к Коринфянам (I Кор. 12,28), а также в послании к Римлинам (12,8). Относительно этого последнего указания могут быть некоторые сомнения, идет ли речь об общей харизме любви или о специальном служении вспоможения. Наиболее ясно служение вспоможения выступает в надписании послания к Филиппийцам: «Павел и Тимофей, рабы Иисуса Христа, всем святым во Христе Иисусе, находящимся в Филиппах, с епископами и диаконами (sun episkopoij kai diakonoij). Здесь мы впервые встречается с термином «diakonoj» в его специфическом значении. Диаконы, поставленные рядом с епископами, не могли быть иными лицами, как теми, о которых говорится в Пастырских посланиях. К этому надо добавить, что Климент Римский прямо указывает, в согласии с Пастырскими посланиями, что апостолы поставляли диаконов из начатков верующих.

Какое служение исполняли диаконы послания к Филиппийцам? Само послание не дает указаний относительно этого, но термин «диакон» позволяет сделать предположение, что они исполняли «служение» на Евхаристическом собрании. Они были «служащими» на нем при его предстоятелях. Об этом свидетельствует Игнатий Богоносец³¹². В первые века истории церкви служение диаконов претерпело менее всего изменений, а потому свидетельство Игнатия может быть распространено и на апостольское время. Будучи «служащими» при епископе на Евхаристическом собрании, которое было выражением любви, диаконы исполняли на нем служение вспоможения не только в материальных, но и в духовных нуждах. Они принимали деятельное участие в образовании сокровищницы любви, принимая от верных приношения, они же из этой сокровищницы помогали тем, кто имел нужду. О служении вспоможения диаконов имеется указание в Пастырских посланиях (I Тим. 3,8–10), а в отрицательной форме об этом же говорится в «Пастыре» Ермы: «Камни с пятнами означают диаконов, которые худо проходили служение, расхищая блага вдов и сирот, и сами наживаясь от своего служения»³¹³. Тем не менее, сокровищница любви оставалась в распоряжении предстоятелей церквей. Они не могли от этого отстраниться, т. к. их служение предстоятельства было наиболее полным выражением любви. В силу этого очень скоро, если даже не с самого начала, диаконы, в области вспоможения, стали исполнителями решений епископа. Этому способствовало еще то обстоятельство, что в литургической области они также стали помощниками епископов. Зависимость служения диаконов от служения предстоятельства переходит в зависимость самих диаконов от епископов. Согласно «Апостольскому преданию» Ипполита Римского епископ один возлагает руки на диакона при его поставлении, так как он поставляется не для священства, а для служения епископу, чтобы делать то, что ему приказывает епископ³¹⁴.

3. Вспоможение было благодатным служением, которое исполнялось лицами, получившими особые благодатные дары. Как непосредственно вытекающее из Евхаристического собрания, оно имелось во всех церквах, а потому забота о нем лежала на них, чтобы оно не прекращалось в них. Диаконы поставлялись на свое служение, как предстоятели, местными церквами из тех, кто избраны Богом. Составитель «Учения 12-ти апостолов» предписывает верным поставлять себе епископов и диаконов³¹⁵. У Ипполита Римского мы находим уже описание поставления диаконов.

По характеру своей деятельности служение диаконов требовало большой энергии. Начиная с III-го века диаконы в ряде канонических памятников характеризуются, как глаза, уши и руки епископов³¹⁶. Они за всем следят и о всем доносят епископу. «Апостольское предание» предписывает, чтобы диакон постоянно находился в распоряжении епископа. Он должен доносить ему о всех болящих, чтобы епископ мог бы их посетить³¹⁷. При такой подвижности диаконов трудно предположить, чтобы они избирались из числа старейших членов церкви по возрасту. С другой стороны деятельность диакона требовала полного обладания физическими и духовными силами, а также ряда моральных качеств, как беспристрастность, бескорыстие и честность. Поэтому диаконы, вероятно, избирались из числа наиболее уважаемых членов церкви, если не старейших по возрасту, то старейших по вере, т. е. из начатков верующих, как говорил Климент Римский. Если они до своего поставления не состояли в числе пресвитеров, то по поставленню, по крайней мере, в некоторых церквах, они числились в пресвитериуме. Для такого предположения некоторые основания дают «Церковные каноны». В них говорится, что количество пресвитеров, согласно указанию Апокалипсиса, должно быть четным и вместе с тем предписывается, чтобы их было не два, а три. А. Гарнак предполагал, что мы имеем дело с опиской, но такого рода описка мало вероятна³¹⁸. Согласно памятнику в церковном собрании половина пресвитеров должна находиться с правой стороны епископа, а другая половина с левой стороны. Если принять во внимание это указание, то станет ясно, почему в памятнике говорится о трех пресвитерах, находящихся с правой стороны епископа, т. к. с левой стороны его находятся три диакона. Из этого следует, что составитель «Церковных канонов» причислял диаконов к пресвитерам. Из более позднего времени имеются сведения, что диаконы входили в пресвитериум, но у нас нет никакой уверенности, что так было во всех церквах. Во всяком случае, когда диаконы избирались из числа пресвитеров в широком смысле этого термина, то нет никаких оснований думать, что они теряли свой почетный титул. Это является еще одним доказательством неустойчивости терминологии в первоначальной церкви, которая только постепенно исчезает.