VI. «ПРИНОСЯЩИЙ БЛАГОДАРЕНИЕ» 

1. «И вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий. И сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. И вокруг престола двадцать четыре престола, а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые были облечены в белые одежды, и имели на головах своих белые венцы» (Ап. 4,2–4). Это видение Тайновидца есть транспозиция картины Евхаристического собрания³¹⁹. С самого начала устанавливается в Евхаристическом собрании определенный порядок размещения в нем участвующих лиц согласно положению, занимаемому ими в церкви. Об этом свидетельствует послание Иакова, из которого видно, что чин и порядок собрания иногда нарушался в угоду земным человеческим интересам. «Если в собрание ваше (eij sunagwghn umwn) войдет человек с золотым перстнем, в богатой одежде, идет же и бедный в скудной одежде; и вы, смотря на одетого в богатую одежду, скажете ему: тебе хорошо сесть здесь, а бедному скажете: ты стань там, или садись здесь, у ног моих: то не пересуживаете ли вы в себе, и не становитесь ли судьями с худыми мыслями?» (2,2–4). Если каждый имел в Евхаристическом собрании свое место, то тем более пресвитеры имели свои определенные места, которые должны были быть впереди всех остальных, потому что они, а не кто иные, были предстоятелями церквей³²⁰. Троны старцев-пресвитеров Апокалипсиса соответствуют седалищам пресвитеров, как предстоятелей Евхаристического собрания. Кому отвечает в Евхаристическом собрании трон Сидящего в середине? Для Игнатия Богоносца это место принадлежало епископу, и после него епископ всегда занямал это место. Об этом же говорит протокол изъятия церковных ценностей, упомянутый в примечании и все древние чины литургии. Правильно ли это для апостольского времени? В это время не существовало епископов, которых мы находим у Игнатия, а имелись епископы-пресвитеры. Однако, этот ответ не может исчерпать полностью всего поставленного вопроса. Мы не можем отвергать того, что в Евхаристическом собрании с самого начала существовало центральное место, которое занималось определенным лицом. Без этого центрального места не могло существовать Евхаристическое собрание, а следовательно и без лица, его занимавшего. Единственное возражение против этого заключается в якобы анархическом состоянии церквей апостольского времени, но мы уже видели, что анархическое состояние церквей есть фикция, совершенно не отвечающая действительному положению церквей апостольского времени. Но по прежнему остается вопрос, кто именно занимал это центральное место? Занимал ли его пророк, или учитель, или один из епископов-пресвитеров, или, наконец, один из членов церкви, неимеющий даже особого служения? Церковная традиция с необычайным согласием утверждает, что происхождение епископата падает на апостольское время. Должны ли мы отвергнуть эту традицию? А если мы ее примем, то должны ли мы принять вслед за школьным богословием, вопреки тому, что нам известно, что епископское служение, восходящее к апостольскому времени, совпадало по своему содержанию с тем служением, которое установилось в III-м или в IV-м веке, не говоря о современном его содержании? Другими словами, вопрос стоит о том, существовал ли в апостольское время предшественник епископа, которого мы находим у Игнатия или такового не существовало? От этого зависит решение вопроса, кто занимал в апостольское время центральное место в Евхаристическом собрании.

2. Приблизительно во второй половине П-ro века мы находим в местных церквах, если не во всех, то в большинстве, епископов, как лиц имеющих отличное от пресвитеров служение. Если к епископам по прежнему еще применяется наименование пресвитеров, то последние больше не именуются епископами, как это было в апостолъское время. Епископ имеется только один в местной церкви. Если мы обратимся к истории церкви вообще, то мы не найдем в ней никаких резких перемен ни в какой области церковной жизни, а особенно в той, которая относится к церковному устройству. Если такого рода перемены навязывались церковной жизни, то они обычно сопровождались ожесточенной борьбой. Всякого рода изменения в церковной жизни происходят медленно и для обычного сознания незаметно. В этом процессе изменения могут быть очень существенными, но они обязательно в своей начальной точке имеют основания в прошлом. Нового «ex abrupto» ничего не создавалось в церкви, и всякое новшество искало себе основание в прежней традиции. Если мы во второй половине II-го века констатируем в местных церквах единоличный епископат, то мы должны поставить вопрос, каким образом он мог быть создан и каким образом он мог быть принят и стать основою церковного устройства, если его раньше совсем не существовало. Это была бы небывалая революция в церковной жизни. Если она действителъно имела бы место в истории церкви, то несомненно до нас дошли бы свидетельства борьбы, которой сопровождается всякая революция. Этого нет, если не считать слабых намеков на соперничество епископов и пророков, причем новшество было не на стороне епископов, а на стороне пророков. Мы не находим следов борьбы пресвитеров с епископами, если опять же не считать некоторого противодействия первых вторым в Александрии, и, кажется, только в ней одной. Поэтому мы должны признать, что епископат, который мы находим во II-м веке, имел свое ядро в предыдущей эпохе, т. е. в апостольское время. Где и в чем мы должны искать это ядро?

Новозаветные пресвитеры-епископы не были ни епископами, ни пресвитерами, а были епископами-пресвитерами и только ими. Как ни важно выяснить их положение в первоначальных местных церквах, еще важнее выяснить, как они возникли в них. Традиционно-школьное учение, что трехстепенная иерархия установлена Христом, есть догматическое утверждение, возникшее на основе богословской спекуляции, и не имеет соприкосновения с исторической тканью церковной жизни. В этом оно и не нуждается. Оно не может быть исторически доказано. Более правильно, как делают это некоторые католические богословы, говорить, что церковная иерархия является божественным установлением. Это более правильно, т. к. это утверждение нельзя исторически опровергнуть, даже если его нельзя исторически доказать. Тем не менее, эта богословская аксиома не снимает вопроса, когда актуализировалась церковная иерархия. И одна, и другаи аксиома могут быть правильны, если их понимать экклезиологически, но как раз современная богословская мысль окончательно отделила большинство проблем от экклезиологии. Поэтому вопрос, как возникало служение пресвитеров-епископов, остается вопросом без ответа.

Безрезультатными остаются попытки объяснить возникновение служения пресвитеров-епископов заимствованием иудейских или языческих институтов³²¹. Первоначальное христианство обладало такой творческой силою, что оно могло создать в себе то, в чем оно нуждалось. Конечно, можно пытаться разложить христианство, как сложное химическое тело, на его составные элементы, но такого рода анализ ничего не дает для понимания христианства, т. к. ничего от него не оставляет. Всякого рода аналогии между христианством и тем, что мы находим в языческом и иудейском мире, всегда почти сомнительны. Большею частью эти аналогии основываются на данных из христианской эпохи. Если даже в некоторых случаях можно с некоторою уверенностью утверждать, что то, что мы находим в христианскую эпоху, уже существовало в дохристианскую, то мы почти никогда не уверены, в какой форме и в каком содержании оно существовало в это время. Если признать факт влияния древнего нехристианского мира на христианский, то надо признать и обратный факт, т. к. осмос никогда не бывает одностронним. При неуверенности во времени появления ряда памятников, которыми мы пользуемся, всегда остается сомнение, кто у кого что заимствовал. Христианство нашло себя в иудейско-эллинском мире, к которому оно невольно приспособлялось. Несомненно, этот мир оказывал некоторое влияние на христианскую мысль, но это влияние было внешним, а не внутренним, а главное оно не было настолько значительно, чтобы им можно было объяснять форму и содержание христианства. Это верно и в отношении церковного устройства. Конечно, если само понятие Церкви есть явление вторичное, то тогда и церковное устройство является результатом взаимодействия разных факторов, не имеющих основания в учении Христа³²². Сейчас для нас эта точка зрения в своем обнаженном виде совершенно неприемлема, но в скрытой и смягченной форме она продолжает определять ход наших исследований. Церковь не только не вторичное явление по отношению ко Христу, но она даже не первичное явление. Кто говорит Церковь, тот говорит Христос, и кто говорит Христос, тот говорит Церковь. Поэтому вне экклезиологического подхода не может быть понимания Христа, а следовательно, и понимания христианства во всей его полноте. Мы не можем рассматривать ни одну сторону жизни христианства вне Церкви, т. к. вне Церкви никакого проявления христианства не существовало. Форма жизни первоначального христианства, как она выступает для нас из тех немногих сведений, которыми мы обладаем, всецело обусловлена понятием Церкви. Нет ни малейшего сомнения, что термины пресвитер и епископ заимствованы были христианами из современного им мира, но факт заимствования терминов не означает, что были заимствованы и соответствующие институты, которые определялись этими терминами. Мы знаем, что в апостольское время уже существовали среди христиан лица, которые обозначались терминами «пресвитеры-епископы» или даже «епископы и пресвитеры», но никакое исследование самих терминов не может выяснить место, которое эти лица занимали в христианской жизни того времени. Эти лица существовали в местных церквах и для местных церквей, а потому определить место, которое они занимали и функции, которые они выполняли для местных церквей можно только изнутри самой Церкви. Это не означает вводить произвольно какого бы ни было рода априорные понятия или богословские постулаты, несуществующие в то время, но это означает находиться на той почве, из которой они выросли и развились. Мы имеем полное право восполнить недостаточность наших исторических сведений тем, что дает нам понятие Церкви. От этого историческая ценность и историческая объективность наших исследований в области первоначального христианства нисколько не уменьшится, т. к. сама Церковь есть исторический факт.

В исполнение обетования, данного Двенадцати (Мт. 16,18), Церковь была основана Христом через установление Евхаристии на Тайной вечери³²³. Тайная вечеря не была единственной трапезой Христа с учениками, но была Его последней трапезой во время Его земной жизни ³²⁴. «И сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху, прежде Моего страдания. Ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божьем» (Лк. 22,15–16). Во время своей земной жизни Христос имел многочисленные трапезы со своими учениками и принимал участие в трапезах, на которые Его приглашали."Пришел Сын человеческий, ест и пьет; и говорят, вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Мт. 11,19). Мы знаем, какую большую роль в жизни иудеев играли субботние и праздничные трапезы. Ни один благочестивый иудей, какое бы он положение ни занимал и как бы он ни был беден, не мог нарушить общего закона о трапезах. Эти трапезы объединяли всю семью, и все ее члены были ее участниками. Мы ничего не знаем о семейных трапезах Христа во время Его земного служения. В эти годы жизни Христа Его постоянно сопровождали Его Двенадцать, установление которых было одним из первых актов Его служения³²⁵. От начала до Гефсиманской ночи они были с Ним и жили общей с Ним жизнью. Ради Него они все оставили и последовали за Ним³²⁶. «И начал Петр говорить Ему: вот, мы оставили все (panta), и последовали за Тобою. Иисус сказал в ответ: истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Меня и ради евангелия...» (Мк. 10,28–29). Эти слова Христа имеют отношение к Церкви, но в то же время они определяют отношение Двенадцати ко Христу. Христос подтверждает слова Петра, который от имени Двенадцати свидетельствует, что они оставили все ради Христа и последовали за Ним. В силу этого следование учеников за Христом было необычайным и отличалось от обычного следования обычных учеников за обычным равви. Христос принимал от других титул «равви» и даже себя им обозначал (Мт. 26,18), но никакой школы не имел, и не был воспитан «при ногах» какого-нибудь известного раввина того времени, как ап. Павел (Деян. 22,3). Он не был поставлен, как были поставляемы раввины и не получил через человеческое преемство духа Моисея, т. к. Он выше Торы. Закону Он противополагал свое «Я»: «Вы слышали, что сказано древним... А Я говорю вам...» (Мт. 5). Последовав за Ним, ученики образовали с Ним содружество, которое было по своему внутреннему содержанию единственным, хотя по своей внешней форме походило на содружества, которые существовали в это время среди иудеев. Такого рода содружества носили наименование «chaburah», множ. число «chaburoth», от слова «chaber», что значит друг³²⁷. Целью этих содружеств было самовоспитание в Законе и благотворительность. Наиболее полное проявление содружества находили в трапезах, которые устраивались членами содружеств в субботы и в праздники. Ритуал этих трапез совпадал с ритуалом домашних трапез. Само содружество было своего рода домом или семьей построенной на началах дружбы, которая объединяла всех его членов. В нем роль хозяина выполнял старейший член содружества. Иудейские трапезы носили религиозный характер. Субботние и праздничные трапезы были своего рода священнодействиями. «Благодарение» над хлебом и над чашей которое входило в эти трапезы, совершалось всегда одним лицом. В домашних трапезах «приносящим благодарение» был хозяин дома. В «chaburah» «приносящим благодарение» был предстоятель содружества. Литургические функции «приносящего благодарение» вытекали из его положения в семье или в содружестве, а не наоборот, т. к. ни он, ни члены содружества не имели обычно священнического служения.

Можно, конечно, оспаривать существование «chaburoth» в эпоху земной жизни Христа, можно подвергать сомнению, что Христос образовывал с учениками такое содружество, но все зто может относиться только к наименованию содружества, а не к самому факту существования содружества Христа с учениками. Можно, наконец, вообще элиминировать этот вопрос, рассматривая Христа индивидуально, но такого рода точка зрения была бы элиминированием всей евангельской истории. Еще более несомненным является совершение Христом трапез с учениками, на которых Христос был «приносящим благодарение».

Установленная на Тайной вечери Церковь актуализировалась в день Пятидесятницы³²⁸, когда трапеза учеников стала Евхаристическим собранием. Земное содружество Христа не прекратилось с Его земною жизнью. Во время Его земной жизни Христос постоянно был со своими учениками, после сошествия Духа они стали «во Христе»: содружество Христа, Его «chaburah» стало Церковью. В этой христианской «chaburah» ученики будут преломлять хлеб и благословлять чашу. Хлеб, который они будут преломлять, есть тот, который Христос преломил на Тайной вечери, и чаша, которую они будут благословлять, есть та, которую благословил Христос. «Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей (ton arton touton) и пьете чашу сию (to pothrion), смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет» (I Кор. 11,26). Евхаристия, совершаемая учениками до тех пор, пока Он приидет, есть продолжающаяся последняя вечеря Христа. Как Он пребывал с учениками на Тайной вечери, так Он пребывает с учениками на Евхаристическом собрании в евхаристических дарах. «Сие есть тело Мое... Сия чаша есть новый завет в Моей крови» (I Кор. 11,24–25). В Евхаристии, совершаемой Церковью, Христос пребывает в полноте и в единстве Своего тела, а через евхаристические дары Его ученики становятся «во Христе"'. В Евхаристическом собрании Церковь, как тело Христово, реализуется во всей своей полноте.

Актуализация Церкви совершилась на первом Евхаристическом собрании. Мы не имеем в новозаветных писаниях полного описания Евхаристического собрания. Мы не имеем даже указаний, кто возглавлял Евхаристическое собрание в апостольское время. Только на основании одного указания (Деян. 20,11) мы знаем, что в Троаде Павел возглавил Евхаристическое собрание, а кто до него и после него возглавлял Евхаристическое собрание – Деяния умалчивают. Это не единственный случай, когда памятники не дают нам того, что мы от них могли бы ожидать. Как это ни горестно для нас, но мы должны признать, что такого рода умолчание в устах новозаветных писателей является вполне естественным. Оно касается в большинстве случаев того, что их современникам было вполне ясно, но стало для нас наиболее загадочным, Как происходило Евхаристическое собрание, было известно каждому верному, который в нем принимал участие. Поэтому не только Павел, что вполне естественно, но и Лука, несмотря на исторический характер его труда, ничего об этом не говорит. Описывая самые первые страницы истории Иерусалимской церкви, Лука только вскользь говорит о «преломлении хлеба», оставляя современного читателя в некотором недоумении, о чем он именно говорит. Он совершенно умалчивает, как происходили первые Евхаристические собрания и кто их возглавлял. Конечно, он мог этого не знать, т. к. не был очевидцем первых дней Иерусалимской церкви, и этого могли не содержать те источники, которые он использовал, но он знал, как совершалась Евхаристия в то время, когда он писал, и он мог бы внести это в первые главы Деяний. Именно потому, что он, как к все его современннки, знал, как она совершается, он об этом не говорил, но остановился, напр. на общении имущества, чего не было во ''внепалестинских церквах ³²⁹. Этот пробел наших источников мы в состоянии восполнить. Конечно, не так, как современники Луки, но и мы отчасти знаем, как совершалась Евхаристия в Иерусалимской церкви. Первое Евхаристическое собрание на день Пятидесятницы в точности воспроизвело Тайную вечерю Христа. В этом пункте не может быть ни колебаний, ни сомнений. «Трапеза Господня» была совершена так же, как совершались трапезы Господом во время Его земной жизни. Единственный, но и самый существенный вопрос заключается в том, кто занял на евхаристическом собрании место, которое занимал Христос на Тайной вечери? Если могут быть сомнения, кто возглавлял Евхаристическое собрание в церквах, основанных Павлом, были ли это пророки, дидаскалы, или другие лица, то такого рода сомнения не может быть относительно первого Евхаристического собрания. В этот момент жизни Иерусалимской церкви в ней не было ни пророков, ни учителей, но были Двенадцать, ставшие апостолами, и, вероятно, очень небольшая группа учеников. Земное содружество Христа не прекратилось. Апостолы продолжали рассматривать свое содружество, как продолжение «chaburah» Христа, ставшее Церковью. Старейшим членом этого содружества мог быть только Петр, который к этому подготовлялся Христом. В силу этого, он и никто другой из апостолов занял в Евхаристическом собрании то место, которое занимал Христос на Тайной вечери. Он был первый «приносящий благодарение» в первом Евхаристическом собрании. Он был «приносящим благодарение», когда впервые актуализировалась Церковь Божия во Христе. Остальные апостолы заняли те места, которые они занимали на Тайной вечери.

Первое Евхаристическое собрание определило церковное устройство. Евхаристическое собрание есть экклезиологическое продолжение Тайной вечери. Как Тайная вечеря едина и единственна, так и Евхаристическое собрание едино и единственно. В пространстве и во времени не существует разных Евхаристических собраний, но одно единое, которое абсолютно тождественно с первым Евхаристическим собранием, возглавленным Петром. Поэтому и церковное устройство, которое было установлено на первом Евхаристическом собрании, остается в своей основе единственным и незыблемым. Ап. Петр не был сверхапостолом, который стоял бы над апостолами, а следовательно над Церковью. Рядом с ним стояли другие апостолы, которые были такими же апостолами, как и он. Он был только первый или старейший между ними, а следовательно он не мог быть без них, т. к. в противном случае он перестал бы быть старейшим среди апостолов. Именно в силу этого своего положения, он оказался «приносящим благодарение» на первом Евхаристическом собрании. Этим сразу же определилось, что «приносящим благодарение» в Евхаристическом собрании было постоянно одно и то же лицо, как это было в еврейских домашних трапезах и в трапезах «chaburah». Вместе с тем определилось, что это же лицо возглавляет местную церковь. Петр возглавил Иерусалимскую церковь, но предстоятельство в ней принадлежало не ему одному, а всем апостолам, которые вместе с ним занимали первые места в Евхаристическом собрании. При всей скудости материала, который дает Лука, положение aп. Петра в Иерусалимской церкви вырисовывается совершенно ясно. Он первый произносит первую проповедь после сошествия Духа. Даже тогда, когда он выступает один, он выступает не лично от своего имени, а от имени апостолов, как первый или старейший предстоятель Иерусалимской церкви. Служение управления в самом широком смысле в первые времена существования Иерусалимской церкви принадлежало всем апостолам, а не одному ап. Петру.

В положении ап. Петра и остальных апостолов в Иерусалимской церкви лежит ответ на вопрос, который мы еще не ставили, но который должен быть поставлен. Выше мы констатировали, что в первоначальных местных церквах предстоятелей было несколько, а не один. Это естественно вызывает некоторое недоумение. Первоначальные церкви были столь немногочисленны и служение управления в них не было сложным, каким оно стало впоследствии. Оно свободно могло исполняться одним предстоятелем. Если их было несколько, то потому только, что «так во всех церквах у святых (wj en pasaij taij ekklhsiaij twn agiwn)» (I Кор. 14,33). Так было с самого начала в Иерусалимской церкви, а в ней было так, потому что так было в первом Евхаристическом собрании и так было установлено Господом, который во время своей земной жизни избрал не одного, а Двенадцать. В Церкви Божьей во Христе «приносящий благодарение» должен быть одним, а «предстоятелей в Господе» несколько.

1. Актуализация Церкви в Иерусалиме была созиданием местной Иерусалимской церкви. В эмпирической жизни Церковь Божия реализуется не в одной местной церкви, а во множественности их. Целью служения апостолов было созидание (oikodomh) этой множественности местных церквей. «Не хорошо нам (ouk areston estin), оставив слово Божие, пещись о столах (diakonein trapezaij )» (Деян. 6,2). Эти слова были сказаны Петром от имени Двенадцати. В жизни Иерусалимской церкви должен был наступить момент, когда апостолы должны были оставить свое служение управления в ней, т. к. ее «созидание» было окончено. Когда это в ней случилось и случилось ли это сразу или постепенно? Ответ на этот вопрос мы можем искать только у Луки, как историка первоначальной церкви. К сожалению, скудость его сведений и некоторая неточность его хронологии крайне затрудняет нашу задачу ³³⁰.

Лука рассказывает об установлении апостолами «семи», но ничего не говорит об установлении служения пресвитеров, которые совершенно неожиданно выступают впервые в Деяниях 11,30. Почему Лука счел нужным дать сведения об установлении служения «семи», которых обычно считают родоначальниками будущих диаконов, и почему он умолчал об установлении пресвитеров? Ответ на этот вопрос мы не в состоянии дать. Единственное предположение, которое можно сделать, заключается в том, что Лука не столько имел в виду рассказать об установлении «семи», сколько отметить некоторый поворотный пункт в истории Иерусалимской церкви.

Из повествования Луки совершенно очевидно, что «служение столам (diakonia trapezaij )» до установления «семи» исполнялось самими апостолами³³¹. Об этом говорят приведенные выше слова Петра, что апостолам не следует оставлять служение слова Божьего ради служения столам. Согласно данным Луки решение апостолов поставить для служения столам семь мужей было вызвано недовольством еллинистов³³², что их вдовы было «пренебрегаемы в ежедневном служении (en th diakoniv th kaqhmerinh)» (Деян. 6,1). Следует ли из этих указаний Луки, что «diakonia trapezaij» и «diakonia kaqhmerinh » тождественны? ³³³ Дать категорический ответ на этот вопрос очень трудно, так как термин «diakonia» в новозаветных писаниях обхватывал разнообразные служения, начиная со служения апостолов. Более или менее вероятный ответ можно наметить после попытки определить, что означает «служение столам». В этом мы должны исходить из понятия Евхаристического собрания.

На иудейских трапезах, как семейных, так и трапезах «chaburah» обычно имелся прислуживающий при них, особенно, если участники их возлежали. В богатых домах таким прислуживающим было специальное лицо, слуга или раб, но более обычно служащим при трапезах был самый молодой из ее участников. На трапезах Христа с учениками служащим, вероятно, был ап. Иоанн, как самый молодой из Двенадцати, но на Тайной вечери «служащим» был сам Христос. «Ибо кто больше, возлежащий или служащий (o diakonwn)? Не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий (o diakonwn)». (Лк. 22,27; ср. Мк. 10,46). Совершенно неправильно было бы ограничить «служение» Христа омовением ног, о котором не повествуют синоптики. Христос был на Тайной вечери в действительном смысле «служащим», каким был раньше Иоанн. Верные слову Учителя: «Кто хочет быть первым между вами, да будет вам слугою (diakonoj)» (Мк. 10,43), апостолы были служащими на Евхаристическом собрании. Быстрое численное увеличение Иерусалимской церкви требовало нескольких служащих. Это служение столам осложнилось, по-видимому, в скором времени раздачей вспомоществования вдовам и неимущим членам церкви. Оно было связано с Евхаристическим собранием, а следовательно со «служением столам», т. к. Евхаристическое собрание было и трапезой, и «сокровищницею любви». Из приношений верных образовывался особый фонд, который был предназначен для постоянной помощи неимущим членам церкви. Лука указывает, что служение вдовам было ежедневным. Что это значит, трудно сказать с полною уверенностью. Во всяком случае, не следует думать, что Евхаристическое собрание происходило ежедневно. Мы имеем все основания считать, что оно происходило в «первый день недели». Отдельных от Евхаристического собрания агап не было еще в это время в Иерусалимской церкви. Поэтому «ежедневное служение», о котором упоминает Лука, нужно понимать в том смысле, что вдовы или ежедневно получали вспомоществование или по очереди получали вспомоществование на целую неделю³³⁴. Таким образом, «служение столам» не было тождественно с «ежедневным служением».

Как следует из повествования Луки, «ежедневное служение» было, по крайней мере, одной из причин, почему апостолы решили передать его специально поставленным лицам. Лука свидетельствует, что среди еллинистов произошел ропот на евреев, что их вдовы были пренебрегаемы при «ежедневном служении». Форма «pareqewrouto» указывает, что ропот еллннистов был более или менее обычным явлением. Для нас более важен самый факт неудовольствия, чем вопрос, почему могло иметь место «пренебрежение» вдов еллинистов, на который мы не в состоянии ответить. Лука связывает этот факт с увеличением числа учеников: в эти дни, когда умножились ученики... Эта связь может быть объяснена только тем, что умножение учеников происходило за счет коренных жителей Иерусалима. Если это так, то умножение изменило первоначальный состав Иерусалимской церкви. Основной ее фон составляли галилеяне, к которым после первых проповедей присоединилось, по-видимому, большое количество еллннистов. Считая себя более привилегированной частью церкви, иерусалимляне могли требовать к себе особого отношения при «ежедневном служения», что могло вызвать некоторую оппозицию со стороны еллинистов. Нет оснований искать в рассказе Луки 6,1 того, что он прямо не содержит, и видеть в нем скрытое выражение доктринального конфликта между иудеями и еллинистами внутри Иерусалимской церкви ³³⁵, но, тем не менее, вполне позволительно думать, что за неудовольствием по поводу раздачи вспомоществования лежало обычное разделение между еллинистами и иудеями внутри самого иудейства. В какой мере апостолы были причиной неудовольствия со стороны еллинистов, мы ответить не можем. Возможно, что апостолы не всегда сами раздавали вспомоществования, а поручали это делать от их имени некоторым членам Иерусалимской церкви, но возможно, что некоторые из них относились с большим вниманием к вдовам евреев, чем к вдовам еллинистов. Во всяком случае, факт неудовольствия был, и апостолы признали этот факт, но говорить, что они признали обоснованным неудовольствие еллинистов³³⁶, было бы несколько рискованно³³⁷.

По предложению апостолов Иерусалимская церковь ³³⁸ избрала семь мужей «изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости» (Деян. 6,3). Лука сообщает имена «семи». Из них один был прозелитом. Что касается остальных, то все они носят греческие имена. На этом основании нельзя быть вполне уверенным, что все они были еллинистами, так как палестинские евреи, как и евреи рассеяния очень часто принимали греческие или латинские имена ³³⁹. Если же они были еллинистами, то это свидетельствует, что во время избрания «семи» еллинисты еще оставались преобладающим элементом в Иерусалимской церкви, а Иерусалимляне, как было указано выше, были сравнительно новым элементом в ней. Но, быть может, более правильно предположить, что среди «семи» были, кроме прозелита Николая, как иудеи, так и еллинисты³⁴⁰. В связи с этим нужно отметить ст. 7, в котором Лука вновь говорит об умножении числа учеников, указывая, что среди них впервые оказались иудейские священники. Если ст. 7 стоит на своем месте, то он указывает не на усиление эллинистической струи в Иерусалимской церкви после поставления «семи», а скорее на ослабление ее, которое в дальнейшем привело к преобладанию иудейского течения³⁴¹. «Семь» были поставлены на «служение столам», куда входило и «ежедневное служение» вспомоществования. По этому своему содержанию оно близко напоминает служение диаконов. Церковная традиция не очень устойчива относительно связи служения диаконов со служением «семи». Если на Западе настаивают на этой связи³⁴², то на Востоке Трулльский собор торжественно отверг эту связь³⁴³, ссылаясь на толкование Иоанна Златоуста, что в Иерусалимской церкви во время поставления «семи» еще не было ни степени диаконов, ни степени пресвитеров и епископов, а были только апостолы³⁴⁴. Это указание Иоанна Златоуста совершенно правильно, если его относить ко времени до поставления «семи». До этого момента в Иерусалимской церкви были только апостолы, но после поставления в ней, кроме апостолов, оказались еще «семь». Чтобы выяснить положение «семи» в самой церкви необходимо вновь обратиться к Евхаристическому собранию. «Ежедневное служение» было функцией более общего «служения трапезам», которое совершалось на Евхаристическом собрании. Апостолы передали «семи» свое служение, которое они первоначально исполняли внутри Иерусалимской церкви. Передали ли они им все это свое служение или только часть этого служения? Какое место заняли «семь» в Евхаристическом собрании? Этот второй вопрос связан с первым, т. к. от исполняемого служения в церкви зависело место в Евхаристическом собрании или наоборот, от места в Евхаристическом собрании зависело служение. Эти два вопроса являются исключительно важными для понимания церковного устройства апостольского времени и в частности для определения положения «семи» в Иерусалимской церкви.

2. Передавая повествование об установлении «семи», Лука ничего не говорит об установлении пресвитеров. Во время Павла, согласно повествованию того же Луки, пресвитеры имелись во всех церквах. Их поставление в основанных Павлом церквах не было новшеством, а уже покоилось на церковной традиции (Деян. 14,23). То же самое впечатление оставляют и пастырские послания Павла, когда в них говорится о епископах-пресвитерах. Когда и кем они были установлены? Как-будто новозаветные писания не дают нам указания относительно этого. Первое указание, которое может пролить некоторый свет на вопрос о происхождении служения пресвитеров, мы находим только в эпоху, когда начинает формироваться особое служение епископов, а именно в посланиях Игнатия. «Все последуйте епископу, как Иисус Христос Отцу, а пресвитерству, как апостолам. Диаконов почитайте, как заповедь Божию»³⁴⁵. «Старайтесь делать все в единомыслии с Богом под управлением епископа, председательствующего на место Бога, пресвитеров, занимающих место собора апостолов, и диаконов, сладчайших мне, коим вверена служба (diakonian) Иисуса Христа...»³⁴⁶. «Все почитайте диаконов, как (заповедь) Иисуса Христа, а епископа, как образ Отца, пресвитеров же, собрание Божие, как сонм апостолов»³⁴⁷. Ученые не раз обращали внимание на эти места из посланий Игнатия, но недооценивали их значение, используя их главным образом в качестве доказательства того, что Игнатий не знал учения об апостольском преемстве епископов. Между тем, эти места исключительно важны, независимо от того, знал или не знал Игнатий учение об апостольском преемстве. Мы должны не забывать, что самого начала Антиохийская церковь была тесно связана с Иерусалимской. Палестинские традиции проникли в нее очень рано. Они еще в ней усилились после падения Иерусалима, когда в Антиохию эмигрировало не малое количество палестинских христиан. Если где-либо знали более полно о первых временах Иерусалимской церкви, то это прежде всего в Антиохийской церкви. Принимая во внимание это замечание, мы обязаны придать словам Игнатия значение исторического свидетельства.

Приведенные выше места из посланий Игнатия должны быть поняты в рамке Евхаристического собрания. На нем около епископа, занимающего центральное место, были места пресвитеров, а диаконы исполняли служение Христа. В своем описании, имел ли в виду Игнатий Евхаристическое собрание Иерусалимской церкви или Тайную вечерю? Вероятно, одно и другое, т. к. он, конечно, знал, что первые Евхаристические собрания Иерусалимской церкви с точностью воспроизводили порядок Тайной вечери. На это вполне определенно указывают слова Игнатия, что диаконам вверена служба (diakonian) Христа. Совершенно ясно, что он не мог считать, что диаконы исполняют земное служение Христа. Диаконы исполняли в Евхаристическом собрании то служение, которое возложил на себя на Тайной вечери Христос, т. е. они были на ней «служащими». Об этом он говорил, когда убеждал почитать диаконов, как «заповедь Божию (wj Qeou entolhn)»³⁴⁸, имея в виду заповедь Христа (Мк. 10,43). Что касается пресвитеров, то они, будучи сонмом (wj sundesmon), занимали на Евхаристическом собрании места апостолов. Где пресвитеры заняли места апостолов? Это могло быть только в Иерусалимской церкви. Игнатий думал о ее первых Евхаристических собраниях, которые были образом Тайной вечери. На них около ап. Петра, как «приносящего благодарение» восседали апостолы. Игнатий свидетельствует, что в какой-то момент ее истории места апостолов были заняты пресвитерами. Это указание должно быть опорной точкой в вопросе о происхождении пресвитеров, особенно имея в виду, что служениям в первоначальной церкви всегда соответствовали определенные места в Евхаристическом собрании.

3. Возвращаясь вновь к Деяниям, мы прежде всего должны спросить себя, имеются ли в них какие-либо данные, которые могли бы подтвердить наш вывод на основании свидетельства посланий Игнатия. Первое место из Деяний, которое мы можем привести в пользу нашего предположения, есть следующее: «Тогда ученики положили, каждый по своему достатку, послать пособие (eij diakonian pemyai) братиям, живущим в Иудее; что и сделали послав (собранное) к пресвитерам чрез Варнаву и Савла» (11,29–30) ³⁴⁹. Антиохийская церковь согласно свидетельству Луки, послала собранное ею вспомоществование к пресвитерам, а не к апостолам, как мы могли бы ожидать на основании 4,36–37; «Так Иосия, прозванный от апостолов Варнавою..., у которого была своя земля, продав ее, принес деньги, и положил к ногам апостолов». Вспомоществование находилось первоначально в руках апостолов. Это вытекало, как мы видели, из того места, которое они занимали в Евхаристическом собрании. Деяния 4,37 подтверждают 6,2, в котором говорится о «служении столам». Почему Варнава и Савл не положили собранное в Антиохийской церкви к «ногам апостолов»? Наиболее простой ответ заключается в том, что в это время в Иерусалиме не было апостолов, но этот ответ является гипотезой, которая с трудом может быть подтверждена данными Деяний. Когда прибыли в Иерусалим Павел и Варнава? До или после гонения Ирода, о котором говорится в 12-ой главе? Вопрос остается без ответа. Когда происходил голод, о котором сообшает Лука, что он был при императоре Клавдии? Если он действительно происходил при этом императоре, то он был в 47–49 годах, а Ирод Агриппа l-й, о котором, по-видимому, идет речь в 12-ой главе, умер в 44-м году. Почти все хронологические даты Луки находятся под сомнением ³⁵⁰. Ап. Петр покинул Иерусалим, как это следует из указания Луки 12,17, во время гонения Агриппы, но мы его вновь находим с остальными апостолами во время «Апостольского собора». Более вероятно предположить, как это, как будто, следует из текста Луки, что Петр и часть апостолов были в Иерусалиме, когда туда прибыли Павел и Варнава. Если их даже не было, это ничего не меняет. В одном и другом случае пресвитеры, о которых говорится в Деян. 11,30, исполняли то служение, которое раньше выполняли апостолы. Мы неизбежно должны поставить это в связь с тем, что сообщает Лука, в 6,2.

Второе место из Деяний, которое мы можем привести в пользу нашего предположения, следующее: «По прибытии нашем в Иерусалим, братия радушно нас приняли. На другой день Павел пришел с нами к Иакову; пришли к Иакову и все пресвитеры» (21,17–18). Это место подтверждает то, что было сказано Лукою в 11,30. Деян. 6,2;11,30 и 21,17–18 связаны друг с другом. Эта связь указывает, что установление «семи» не является случайным эпизодом, неимеющим отношения к дальнейшему повествованию Луки. Но и передача вспомоществования пресвитерам, упомянутая Лукою в 11,30, также не была случайностью, вызванной какими-нибудь особыми обстоятельствзми, но связана с их служением³⁵¹. Возникшее раньше того времени, к которому относится 11,30, служение пресвитеров выступает, как постоянное. В момент прибытия Павла в Иерусалим со сборами церквей (гл. 21) апостолов уже давно не было там. Не может быть сомнений, что пресвитеры восприняли от апостолов все их служение в Иерусалимской церкви, когда последние окончательно покинули Иерусалим.

Таким образом, указания Игнатия относительно пресвитеров совпадают с указаниями, которые находятся в Деяниях. Различие состоит только в разном подходе к ним. Лука рассматривал пресвитеров со стороны их служения внутри Иерусалимской церкви, а Игнатий указывал на место, которое они занимали в Евхаристическом собрании, но мы не должны забывать, что месту в Евхаристическом собрании соответствовало определенное служение, а служение выражалось в месте, занимаемом на нем.

4. Можем ли мы установить, когда возникло в Иерусалимской церкви служение пресвитеров? Выше было указано, что хронологические указания Луки очень неясны, и иногда просто ошибочны. Восстановить хронологическую последовательность событий, указанных в Деяниях, является задачей весьма сложной и вряд ли вполне выполнимой, если не прибегать к перестроению всего материала, содержащегося у Луки ³⁵². Такого рода попытки всегда сомнительны и произвольны. Нам нет необходимости брать на себя эту задачу полностью. Для нас вполне достаточно попытаться установить главные этапы в развитии устройства Иерусалимской церкви.

При установлении «семи» апостолы передали им «служение столам», которое они раньше сами выполняли. Что именно подразумевал Лука под «служением столам»? Мы видели выше, что одной из функций этого служения было «ежедневное служение» вдовам, но это только одна функция. Мы смогли бы полностью определить «служение столам», если бы мы знали, какое место заняли «семь» в Евхаристическом собрании. Лука не дает нам в этом вопросе никаких указаний, а потому приходится неизбежно прибегнуть к тем или иным предположениям. Апостолы до установления «семи» занимали первые места в Евхаристическом собрании. Они были по более поздней терминологии «prwtokaqedritai», а ап. Петр, как «приносящий благодарение» занимал центральное место. Если «семь» были в тесном смысле «служащими» при трапезах, то порядок Евхаристического собрания не должен был измениться. Все апостолы остались на своих местах, а «семь» должны были занять места непосредственно после апостолов. При таком предположении «семь» исполняли до известной степени служение будущих диаконов. Такое предположение имеет за собою большую долю вероятности, так как установление «служащих» при трапезах было бы восстановлением обычного порядка иудейских трапез. Однако, передача апостолами части своего служения заключала в себе самой возможность, при некоторых обстоятельствах жизни Иерусалимской церкви передачи всего их служения. Такими лицами естественно могли быть те же «семь», а потому первоначально они были не только будущими диаконами, но и будущими пресвитерами ³⁵³. «Семь» после убиения Стефана принуждены были покинуть Иерусалим. Лука сообщает, что после убиения Стефана «все (pantej)», кроме апостолов, рассеялись по разным частям Иудеи и Самарии (8,1). У нас нет никаких оснований подвергать сомнению это указание Луки. Рассеяние христиан из Иерусалима произошло не сразу после убиения Стефана, а в результате гонения на христиан, которое последовало после убиении Стефана, о чем рассказывается в ст. 3-ем той же главы. Нет никакой необходимости делать поправку к тексту Луки в том смысле, что «все» относится не ко всем членам Иерусалимской церкви, а только к христианам из еллинистов. У нас нет оснований считать, что иудейские власти относились к христианам из иудеев иначе, чем к христианам из еллинистов. Процесс Стефана выяснил отношение христиан к Закону и к храму, которое несомненно не было личным мнением Стефана, или группы христиан из еллинистов, а разделялось всеми членами Иерусалимской церкви. Речь Стефана не была выявлением его еллинизма: мы не находим такого рода взглядов, которые были высказаны Стефаном, в «еллинистическои иудействе». После открытия документов секты Кумрана мы знаем, что последователи этой секты высказывали такое же отношение к храму, как Стефан. Оставляя в стороне вопрос о влиянии учения секты Кумрана на Стефана, мы имеете полное основание думать, что в основе его взглядов лежало учение самого Христа. Нет ничего невероятного в том, что апостолы, по сообщению Луки, остались в Иерусалиме. Они легко могли остаться незамеченными в Иерусалиме, когда все остальные члены Иерусалимской церкви его покинули.

Гонение было кратковременным, и Иерусалимские христиане вернулись обратно в Иерусалим. Что касается «семи», то они, по-видимому, покинули Иерусалим окончательно, считая, вероятно, что их пребывание в Иерусалиме не является для них безопасным. Опять же невозвращение «семи» в Иерусалим не было связано с их «еллинизмом», а с тем положением, которое Стефан и остальные «семь» занимали в Иерусалимской церкви. После возвращения христиан в Иерусалим, апостолы могли не восстанавливать служение «семи», а вновь принять на себя обязанность «служения столам», но они могли, конечно, поставить и новых лиц на место «семи», покинувших Иерусалим, Мы находимся в области гипотез, т. к. Лука ничего об этом не сообщает. Если правильно последнее предположение, то тогда установление пресвитеров должно падать на время рассеяния самих апостолов из Иерусалима, после «Апостольского собора». Место Петра, как «приносящего благодарение», занял Иаков, брат Господень, а места остальных апостолов заняли лица, которые получили наименование пресвитеров. Согласно свидетельству Луки (12,17) как-будто это должно было произойти непосредственно после убиения ап. Иакова и освобождения Петра из уз, но тогда надо признать, что гл. 15 находится не на своем месте, а что ее место должно быть где-то между главами 8-ой и 12-ой. Выше мы указали, что такого рода путь решения разного рода проблем является в высшей степени сомнительным. Кроме того, трудно предположить, что апостолы заранее не озаботились продолжением нормальной жизни в случае своего ухода из Иерусалима. Правда, Лука сообщает, что Петр поручил передать Иакову о своем освобождении из темницы и о своем уходе. Это поручение могло означать, что Петр возложил на Иакова свое служение, т. е. передал ему место «приносящего благодарение» в Евхаристическом собрании, а Иаков сам поставил пресвитеров на место остальных апостолов. Это было бы вполне возможно, если такого рода передача служений в личном порядке была бы допустима в первоначальной церкви.

Если рассеяние апостолов произошло после Иерусалимского собора, то указанные выше трудности сами по себе отчасти элиминируются. Апостолы, покидая Иерусалим, озаботились тем, кто будет продолжать их служение в Иерусалимской церкви, которая могла по предложению апостолов (ср. 6,2) избрать Иакова, как «приносяшего благодарение», и пресвитеров на место остальных апостолов. Самое серьезное возражение против этого предположения заключается в том, что тогда пришлось бы признать, что установление пресвитеров произошло в церквах основанных Павлом согласно свидетельству Луки (14,23), а не в Иерусалимской церкви, или что установление пресвитеров было делом Варнавы в Антиохийской церкви. И одно, и другое весьма мало правдоподобно, так как и один, и другой были людьми традиции и вряд ли рискнули бы вводить что-либо новое, что не имело оснований в жизни Иерусалимской церкви.

5. Мы можем сделать еще одно предположение относительно времени возникновения пресвитеров. Устанавливая служение «семи» апостолы уступили им свои места на Евхаристическом собрании. Это означает, что апостолы передали им полностью свое служение внутри Иерусалимской церкви. Серьезных возражений против этого предположения не имеется. Конечно, можно ссылаться на то, что они после установления «семи» оставались еще некоторое время в Иерусалимской церкви, а потому мало вероятно, что апостолы передали руководство ею другим лицам. Нужно заметить, что передавая свое первоначальное служение в Иерусалимской церкви «семи», они не перестали быть апостолами и продолжали занимать в ней особое, совершенно исключительное, положение. Они, несомненно, имели влияние на дела Иерусалимской церкви, особенно в тех делах, которые касались вопросов христианской миссии среди иудеев и язычников. На «Апостольском соборе» мнение Петра было одним из решающих факторов. Самый факт, что апостолы перестали быть непосредственными руководителями Иерусалимской церкви, не может рассматриваться, как единственный в своем роде. В таком положении апостолы во время своей деятельности бывали не раз. Данные Деяний нисколько не противоречат этому предположению. Общее впечатление, которое оставляет повествование Луки скорее говорит за то, что апостолы после установления «семи» перестали играть в Иерусалимской церкви ту роль, которую они имели в ней раньше. Несомненно, что на «Апостольском соборе» председателем его был не ап. Петр, а Иаков.

С другой стороны, это предположение предпочтительнее перед первым, т. к. оно объясняет решение апостолов установить «семь», исходя не только из внешних обстоятельств жизни церкви, а из задач самого апостольского служения. «Созидание» Иерусалимской церкви было закончено. Перед апостолами стояла задача проповеди слова Божьего, т. е. «созидания» других местных церквей. Они не могли посвятить себя постоянно служению одной местной, даже Иерусалимской, церкви и пренебречь служением слова Божьего. Все это могло побудить апостолов передать полностью свое служение особо поставленным лицам, какими оказались «семь». Комбинируя разные данные Деяний, мы легко установим, что после этого начинается усиленная деятельность апостолов вне Иерусалима, тогда как деятельность, включая сюда и проповедь, в самом Иерусалиме переходит к «семи». Передавая «служение столам» «семи», апостолы передали им и предстоятельство в Иерусалимской церкви, т. к. служение столам вытекало из их предстоятельства. «Семь» были предстоятелями Иерусалимской церкви, т. е. они были «пресвитерами», которые одновременно исполняли и служение диаконов. Вместе с этим отпадает вопрос, почему Лука отметил факт установления «семи», умолчав об установлении пресвитеров. В этом понимании установления «семи» оно было не только поворотным пунктом в истории Иерусалимской церкви, но было и началом настоящей церковной организации ³⁵⁴.

Назывались ли «семь» пресвитерами? Если бы они так назывались, то Лука прямо указал бы на это. Относительно наименования «семи», как предстоятелей, мы могли бы предложить одну гипотезу, на который, впрочем, мы не настаиваем. Если не сразу, то очень скоро иерусалимские предстоятели получили наименование «hgoumenoi»³⁵⁵. Этот термин отвечал их действительному положению, а также заповеди Христа: «Кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою» (Мк. 10,43). «Семь», как предстоятели, были служащими на Евхаристическом собрании: они были «диаконами». Об этом наименовании, по-видимому, обмолвился Лука, назвав Иуду н Силу «начальствующими между братиями – hgoumenouj en toij adelfoij» (Деян. 15,22). Если этот термин не обозначал предстоятелей Иерусалимской церкви, то тогда его значение остается непонятным для нас. Вероятно, этот термин имелся в тех источниках, которыми пользовался Лука при составлении своей книги Деяний. По своему значению он был совершенно тождествен термину «пресвитер». Что касается самого термина «пресвитер», который мы находим в Деяниях, то Лука просто воспользовался этим термином, который был в употреблении во внепалестинских церквах, как более понятным для читателей его книги, и заменил им употребляемый в Палестине термин «hgoumenouj». Другими словами, мы готовы утверждать, что вопреки почти общепринятому взгляду термин «пресвитер» возник не в Палестине, а в Павловых церквах или, может быть, в Антиохии.

Если апостолы, устанавливая «семь» перестали быть предстоятелями, то и ап. Петр, по-видимому, должен был уступить свое место «приносящего благодарение», т. к это место Петра связано было с предстоятельством апостолов в Иерусалимской церкви. Этим лицом позднее был Иаков, брат Господень³⁵⁶. Но был ли он «приносящим благодарение» в момент установления «семи»? Это очень сомнительно. Лука впервые упоминает о нем в 12,17. Кроме того, «приносящим благодарение» мог быть только один из предстоятелей, а имени Иакова мы не находим среди «семи».

Поэтому единственное лицо, которое в это время могло быть «приносящим благодарение», был Стефан. Другого выбора у нас нет. Деятельность Стефана после его избрания в число «семи», eгo проповеди, его арест и его речь в Синедрионе так напоминают первые шаги деятельности ап. Петра.

Убиение Стефана и рассеяние остальных «семи» поставило перед апостолами задачу воссоздать нарушенную организацию Иерусалимской церкви. Вероятно, как и «семь», новые игумены были избраны всею церковью по предложению апостолов. В числе их был избран Иаков, брат Господень, как первый среди них, а следовательно, как «приносящий благодарение». Когда ап. Петр после чудесного избавления из темницы, поручает сообщить о своем освобождении и о своем уходе «Иакову и братьям» (12,17), то это указывает, что Иаков в это время уже был первым предстоятелем церкви. Упомянутые с Иаковом братья могли быть «игуменами» Иерусалимской церкви³⁵⁷. Петр покинул, по-видимому, совсем Палестину. Вероятно, он отправился в Антиохию, а м. б. через Антиохию в Рим.

6. Оба предположения о времени возникновения «игуменов» в Иерусалимской церкви одинаково вероятны, но мы предпочитаем, как указано уже выше, вторую гипотезу. Она более согласуется с данными Деяний, но кроме того, она может служить отличной рабочей гипотезой. При этом предположении установление пресвитеров падает на время до начала миссионерской деятельности Павла и до основания Антиохийской церкви. «Созидая» местные церкви, Павел и Варнава воспроизводили точно порядок, который существовал в Иерусалимской церкви. Он был уже освящен церковной традицией и связан с именем апостолов. Основывая церкви, Павел и Варнава поставляли пресвитеров (14,23). Указание Луки о поставлении ими пресвитеров относится к обратному их пути. Поэтому мы можем свободно допустить, что первоначально Павел и Варнава поставляли только «приносящего благодарение» в виду немногочисленности членов в основанных ими церквах. Затем, когда церкви несколько окрепли, они поставляли остальных пресвитеров. Они предпочли термин «пресвитеры» термину «игумены», т. к. последний мог подать повод к недоразумению в среде бывших язычников ³⁵⁸. Кроме того, поставляемые в пресвитеры действительно были старейшими членами основанных ими церквей. В свете нашего толкования 14,23 мы можем дать объяснение поручению Павла, которое мы находим в послании к Титу. «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное, и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказал» (1,5). Речь идет о поставлении предстоятелей за исключением первого из них, т. е. «приносящего благодарение», который был поставлен самим ап. Павлом. Установившийся в Иерусалиме порядок Евхаристического собрания был перенесен в языческий мир и привился легко, т. к. условия жизни греко-римского мира не только не препятствовали этому, но даже благоприятствовали.

7. Мы могли бы следующим образом резюмировать ответ на вопрос, поставленный нами в начале этой главы, относительно происхождения пресвитеров. Служение пресвитеров возникло из порядка первых Евхаристических собраний, а последний восходит к порядку Тайной вечери Спасителя. Пресвитеры были установлены апостолами, когда задача «созидания» Иерусалимской церкви была закончена. Они восприняли от апостолов их служение предстоятельства в Иерусалимской церкви, а через это восприятие они заняли в Евхаристическом собрании те места, которые занимали сами апостолы. Поэтому Игнатий Богоносец имел все основания считать, что пресвитеры в Евхаристическом собрании представляют «сонм апостолов». Они восприняли служение предстоятельства от апостолов, но они не восприняли ни в какой мере самого служения апостольства. Это было вполне ясно Игнатию, который нигде не говорил о пресвитерах, как о преемниках апостолов. Через «созидание» апостолами местных церквей в них «созидалось» служение предстоятельства, т. к. последнее входило в природу Евхаристического собрания. Впервые оно было реализовано в лице апостолов, которые совершали первую Евхаристию. Это не было смешением служений, т. к. в это время в Церкви еще не было ни пророков, ни учителей, ни пресвитеров, а были только апостолы. Поэтому оно могло быть, в Церкви и через Церковь, передано пресвитерам. Тем не менее, начальная точка служения предстоятельства лежала в апостолах. Они были первые предстоятели первой местной церкви. Через эту передачу служения предстоятельства пресвитеры заняли места апостолов в Евхаристическом собрании, и не только в Евхаристическом собрании Иерусалимской церкви, но и в каждом Евхаристическом собрании пресвитеры продолжают занимать их места.

8. Через первое Евхаристическое собрание реализовалось не только служение предстоятелей, но и выделился из их числа первый или старейший из них. Он выделился в лице ап. Петра, который был первый среди апостолов, и, как первый из них, он занял в нем место «приносящего благодарение». Это не было особое служение, но была функция служения предстоятельства, которое принадлежало всем апостолам. Эта функция служения предстоятельства не была случайностью в том смысле, что она могла быть, но могла и не быть. Без «приносящего благодарение» не могло быть Евхаристического собрания, т. к. без «благодарения» не может быть Евхаристии. Где только было Евхаристическое собрание, там был и «приносящий благодарение», который был первым или старейшим из пресвитеров. Как ап. Петр в качестве «приносящего благодарение» не отличался от остальных апостолов, так и первый пресвитер не отличался от остальных пресвитеров по своему служению. Различие заключалось только в месте на Евхаристическом собрании, через которое реализовалось само служение предстоятельства.

Совершенное впервые в Иерусалимской церкви Евхаристическое собрание воспроизводилось в каждой местной церкви, так как все Евхаристические собрания, где бы и когда бы они ни происходили, тождественны по своей природе, а следовательно тождественны с первым Евхаристическим собранием. Кифа, Павел, Аполлос или кто-либо другой, основывая местные церкви, устанавливали в них служение предстоятелей, которые обязательно включали в себе «приносящего благодарение». Поэтому нет ничего удивительного, что новозаветные писания прямо не говорят о старейшем пресвитере или старейшем епископе. В этом не было никакой нужды, т. к. для всех было совершенно ясно, что в числе пресвитеров всегда имелся старейший или первый предстоятель. Не было нужды говорить об этом и ап. Павлу, когда он перечислял особые служения в Церкви, т. к. первый пресвитер не имел особой харизмы по сравнению с остальными пресвитерами. В своих посланиях Павел стремился устранить недостатки, которые наблюдались в его время в церковной жизни. Он старался установить порядок при исполнении пророками их служения, убеждая верных, что Бог не есть Бог неустройства, но Бог мира (1Кор. 14,33), но ему не надо было утверждать верных в том, что они должны «собираться в Церковь», чтобы участвовать в «трапезе Господней». Они крестились в «одно тело», т. е. они вступили в Церковь, чтобы участвовать в Евхаристическом собрании. Они знали, что без этого участия нет жизни в Церкви, но они знали также, что Евхаристия есть «благодарение», а «благодарение» не может быть без того, кто его приносит. Одно связано с другим. Если была Евхаристия, то был и «приносящий благодарение».

1. Является ли существование старейшего пресвитера только гипотезой? В известном смысле, конечно, да, т. к. новозаветные писания не принуждают нас принять факт существования первого пресвитера. Однако, эта гипотеза становится очевидностью, если мы будем исходить из природы Церкви. Перед нами стоит дилемма: или признать существование первого пресвитера гипотезой и тем самым признать гипотезой существование Церкви, или признать Церковь реальностью и вместе с этим признать, как историческую самоочевидность существование первого пресвитера. В историческом исследовании вполне допустимо исходить из природы того организма, о котором идет речь. Во всяком случае это не означает исходить из априорных предпосылок. И во многих случаях такого рода метод является единственным, когда отсутствуют положительные данные, но он является законным и тогда, когда эти данные имеются, так как он дает возможность более правильно использовать тот материал, которым мы обладаем³⁵⁹. Исходя из факта существования первого пресвитера, мы оказываемся в состоянии найти некоторые указания в новозаветных писаниях, подтверждающие существование первого пресвитера. Если мы не будем исходить из этого факта, то эти подробности либо совсем ускользнут от нашего внимания, либо мы придадим им другой смысл и другое значение.

На первом месте мы должны поставить сведения, которые имеются у Луки, относительно Иакова. Мы видели выше, что Иаков, брат Господень, занял в Иерусалимской церкви то место, которое первоначально занимал ап. Петр. Естественно, что Иаков, по крайней мере с самого начала, не мог иметь больше того, что имел сам ап. Петр. Он стал во главе Иерусалимской церкви, а потому занял в Евхаристическом собрании место «приносящего благодарение». Об этой последней функции Иакова ничего не говорят Деяния, как вообще об этом умалчивают новозаветные писания, но в остальном роль Иакова выступает ясно. На «Апостольском соборе» выступает, как его председатель, Иаков, а не ап. Петр который защищал на нем либо свое собственное дело среди язычников, либо «благовестие» Павла. Иаков в конце заседания резюмировал прения и предложил резолюцию. Его выступление решило вопрос относительно обязательности Закона для христиан из язычников. После своего освобождения из уз при Ироде Петр просил сообщить об этом Иакову и братьям, под которыми надо, по-видимому, разуметь пресвитеров (Деян. 12,17). В послании к Галатам ап. Павел рассказывает, что при своем первом посещении Иерусалима он виделся с ап. Петром и никого другого, кроме Иакова, брата Господня, не видел (1,19), т. е. он виделся с двумя лицами, из которых одни был во главе апостолов, а другой во главе местной церкви в Иерусалиме. Во время своего последнего посещения Иерусалима перед узами Павел отправился на следующий день по прибытии к Иакову, у которого собрались все пресвитеры. Все они вместе предложили ему очиститься по Закону (Деян. 21,18–26). В том же послании к Галатам ап. Павел рассказывает о прибытии посланцев от Иакова (2,12). Везде Иаков выступает, как первенствующее лицо Иерусалимской церкви, но нигде не выступает самостоятельно, а совместно или с пресвитерами, или со всею церковью. Его роль вполне совпадает с ролью ап. Петра, когда он в первое время существования Иерусалимской церкви, являлся ее возглавителем. Если Иаков не мог иметь в Иерусалиме больше того, что имел ап. Петр, то пресвитеры, которые его окружали постоянно, не могли иметь меньше того, чем обладали остальные апостолы, т. к. они заняли их места в Евхаристическом собрании. Как апостолы совместно с Петром возглавляли церковь, так и Иаков совместно с пресвитерами возглавлял после них Иерусалимскую церковь. Он среди них был, как ап. Петр среди апостолов, первым или старейшим пресвитером. Он отличался от них не служением, а тем, что он занимал центральное место в Евхаристическом собрании. К его авторитету, как «приносящего благодарение», присоединился его личный авторитет, как брата Господня. Не следует преувеличивать династических тенденций внутри Иерусалимской церкви, но несомненно родство по плоти с Господом поставило Иакова в особое положение³⁶⁰. Его значение в Иерусалимской церкви могло быть одновременно больше и меньше значения остальных старейших пресвитеров в их церквах. Оно было больше, т. к. он был брат Господень, а поэтому, конечно, он не мог быть сравниваем ни с одним старейшим пресвитером. Оно было меньше, когда в Иерусалиме находились апостолы, а особенно ап. Петр. Иаков уступал по авторитету апостолам, но апостолы признавали первенствующее значение Иакова в Иерусалимской церкви: он был старейшим ее предстоятелем, но не единственным, а первым среди прочих.

Носил ли он имя епископа? Это мало вероятно. Церковная традиция считает Иакова первым иерусалимским епископом, но основываться на ней нельзя. Она, по-видимому, возникает во второй половине второго века, когда к первым пресвитерам стали применять наименование епископов, т. к. в это время во главе местных церквей уже стояли епископы. Эта транспозиция термина является вполне естественной, особенно потому, что между первыми пресвитерами и епископами существовало преемство служения. В конце концов дело идет не о термине, а о служении. Церковная традиция подтверждает данные Деяний, что Иаков стоял во главе Иерусалимской церкви, будучи в ней первым или старейшим пресвитером³⁶¹. Но если старейший или первый пресвитер имелся в Иерусалимской церкви, то он должен был иметься и в других местных церквах.

2. Действительно, III-е послание Иоанна свидетельствует о существовании первых или старейших пресвитеров во внепалестинских церквах. Вполне естественно, что фигура Диотрефа в этом послании получит другое освещение, если мы не будем исходить из факта существования первого пресвитера. В послании прямо не говорится, что Диотреф был старейшим пресвитером в своей церкви, но некоторые детали, которые дает послание, настолько красноречивы, что не оставляют места для сомнения в этом. Диотреф назван в послании «любяшим первенствовать – o filoprwteuwn». Этот термин означает, что Диотреф не только считал себя, но и был действительно первенствующим в церкви. Если в этом термине в устах Старца имеется упрек, то он относится не к самому первенству, которое он мог бы считать неправильным, а к тому, что первенство для Диотрефа стало человеческой страстью, а потому приобрело недолжный характер³⁶². Старец обвиняет его в том, что он отказывается его принимать (« ouk epidecetai hmaj », ст. 9), т. е. не оглашает его писем, и не принимает странствующих братьев; а тех, кто их принимает, изгоняет из церкви. Этим он нарушает долг гостеприимства, который лежит на каждом христианине, а особенно на пресвитерах (1Тим. 3,2). Его авторитет в церкви, которую он возглавлял, настолько велик, что он мог позволить себе открыто выступить против Старца и критиковать его указания. Его распоряжения исполнялись всеми или почти всеми членами церкви. Не следует думать, что Диотреф действовал самостоятельно: он действовал на церковном собрании и с его согласия. Это видно из того, что Старец был бессилен что либо предпринять против Диотрефа, находясь вне церкви, в которой он главенствовал, но когда он посетит его церковь, то он ему напомнит в том же церковном собрании «о делах, которые он делает, понося нас злыми словами...» (ст. 10; ср. I Кор. 5,3–5). Это бессилие Старца объясняется тем, что он не имеет власти над местными церквами. Она осуществлялась им, когда он находился в самой церкви.

Обвиняя Диотрефа, что он не принимал братьев, пришедших от него, Старец, конечно, не имел в виду ограничить право местной церкви, осуществляемой через первенствующего в ней, отказывать в гостеприимстве тем, кто распространяет подозрительное учение. Во II-м послании Иоанна мы находим положительное указание по этому поводу: «Кто приходит к вам, и не приносит сего учения: того не принимайте в дом, и не приветствуйте его» (ст. 10). Обязанность охранять правую веру лежала, как мы уже видели, на предстоятелях церквей. Старец не мог отказывать в этом праве Диотрефу. Ошибка Диотрефа, с которой боролся Старец, состояла в том, что он использовал принадлежащую ему власть, которую Старец не оспаривал, против самого Старца.

Другое лицо, которое выступает в III-м послании Иоанна,– Гаий. Старец похваляет его за то, что он делает для братьев и странников, и остается верным ему. Как мы уже указали, долг гостеприимства лежал на пресвитерах. Поэтому вряд ли может быть сомнение, что Гаий был пресвитером и, по всей вероятности был первенствующим в какой-то соседней церкви. Что касается третьего лица, о котором упоминает послание, а именно некого Димитрия, то он, по-видимому, был или пресвитером церкви Диотрефа, имевшим смелость пойти против него, или, м. б., предстоятелем какой-либо другой церкви.

Из трех лиц, указанных в послании, Диотреф и Гаий были теми, кого мы называем «первыми или старейшими пресвитерами»³⁶³. Нас не должно удивлять, что в послании рядом с этими двумя лицами не упоминаются остальные пресвитеры их церквей. Совершенно невероятно допустить, что каждая из этих церквей управлялась одним лицом без пресвитеров. Если бы так было, то это лицо не могло бы быть названо «первенствующим (prwteuwn)». Диотреф, а также и Гаий, был первенствующим в среде пресвитеров, а следовательно занимал центральное место в Евхаристическом собрании. Умолчание о пресвитерах не может служить аргументом, что их не было, как умолчание новозаветных писаний о старейшем пресвитере не может быть свидетельством того, что его не было. Устройство местных церквей вне Палестины складывалось так, как оно определилось в Иерусалиме с самого начала, где рядом с ап. Петром предстоятелями были все апостолы. Были ли в церквах, упоминаемых в послании, кроме пресвитеров, пророки и учители, мы не знаем, так же, как не знаем, кто были братья, которых не принял Диотреф. Если даже они были странствующими «харизматиками», то вряд ли есть серьезные основания рассматривать послание, как отражение борьбы устанавливаюшейся церковной иерархии с «харизматиками». Нужно отметить еще одну подробность III-го послания Иоанна: в нем нет речи ни об ересях, ни об еретиках. Иоанн не обвиняет Диотрефа в ереси ³⁶⁴, а только лишь в неприязненном к нему отношении: «Посему, если я прийду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает, и запрещает желающим, и изгоняет из церкви» (ст. 10). Цель написания послания заключалась, по-видимому, в том, чтобы Гаий не последовал примеру Диотрефа: «Возлюбленный, не подражай злу, но добру» (ст. 11). Добро и зло имеет здесь отношение к тому, о чем говорилось в предыдущем стихе, т. е. к поведению Диотрефа по отношению к самому Старцу, а также к его поведению внутри самой церкви, в которой он первенствовал. Для нас неважно, присвоил ли себе Диотреф больше того, на что он имел право, для нас важен факт существования в местных церквах старейшего пресвитера.

Можем ли мы распространить этот факт на другие церкви? Было бы невероятно предположить, что асийские церкви находились в исключительном положении по сравнению с другими церквами, особенно в таком важном вопросе, который касался основ церковного устройства. В апостольское время существовало гораздо больше однообразия, чем в последующее время. Основы церковного устройства выступали одинаково во всех церквах, как вытекающие из самого существа Церкви. Они сложились в Иерусалимской церкви в момент ее первого Евхаристического собрания и воспроизводились в каждой местной церкви, т. к. Евхаристическое собрание остается одним и тем же в пространстве и времени. Эмпирические факторы имели незначительное влияние, во всяком случае они не заслоняли действия церковных причин. Если отклонения существовали, то они были незначительными и касались не основ, а деталей. Достаточно напомнить восхищение Иринея Лионского , что во всех церквах, отличающихся друг от друга по языку и по национальности, всюду сохраняется одна вера, одни обычаи и одно устройство³⁶⁵. Мы не только имеем право, но до некоторой степени обязаны обобщить факт, сохраненный в послании Иоанна.

3. Мы бы могли рассчитывать получить сведение об европейских церквах из послания Климента Римского. Оно стоит на грани апостольской эпохи и во многих отношениях отражает ее. Значение этого послания могло бы быть для нас тем больше, что оно говорит о Римской и Коринфской церквах. Если даже не во время самого Климента, то очень скоро после него, Римская церковь стала первенствующей в общей семье местных церквей. Ее устройство стало образцом для остальных церквей. Коринфская церковь была любимым детищем ап. Павла и играла значительную роль в истории церкви. К сожалению, послание Климента не дает ясных и бесспорных доказательств в пользу существования первого пресвитера, постоянно занимавшего центральное место в Евхаристическом собрании, но оно не может быть использовано в качестве аргумента против существования старейшего пресвитера. Одна из трудностей использования этого памятника заключается в некоторой неопределенности терминологии Климента. При юридическом складе ума Климента неопределенность терминологии представляется странной. По всей вероятности она объясняется тем, что термины, которыми обозначались лица, имеющие служения предстоятельства в Коринфской церкви, не совпадали с терминами Римской церкви³⁶⁶. Выше было указано, что Римская церковь оставалась некоторое время верной архаическим терминам Иерусалимской церкви, а Коринфская церковь, как основанная Павлом, приняла более поздние термины. Естественно, что это различие имел в виду Климент, когда писал в Коринф.

В послании мы встречаем следующие термины: «episkopoj», «presbuteroj», «hgoumenoj», «prohgoumenoj» и «diakonoj». Все эти наименования встречаются в разных комбинациях, но нигде епископ не упоминается вместе с пресвитером или с игуменом. Что касается терминов игумен и пресвитер, то они встречаются вместе в тех выражениях, в которых термин пресвитер не имеет специального церковного содержания, а обозначает старейших членов церкви в противоположность молодым ее членам³⁶⁷. Вместе встречаются термины епископ и диакон. О них говорит Климент, когда излагает историю их происхождения. Он указывает, что апостолы, проповедуя Евангелие, поставляли начатки верующих в епископы и диаконы³⁶⁸. Вместе с тем они присовокупили, что после смерти поставленных ими епископов, другие лица должны принять их служение, а поэтому несправедливо сменять тех, кто беспорочно исполняет свое служение. Блаженны те пресвитеры, которые отошли ко Господу, т. к. им нечего бояться, что они будут удалены со своих мест³⁶⁹. Тождество пресвитеров и епископов выступает вполне ясно: термины «епископ» и «пресвитер» обозначают не разных лиц, но одних и тех же. Любопытно отметить, что Климент употреблял термин «епископ», когда говорил об апостольском времени, и заменял его термином «пресвитер» или «игумен», когда переходил к своему времени. Гораздо труднее определить различие между терминами «hgoumenoi» и «prohgoumenoi». Если термин «hgoumenoi» обозначал вообще лиц имеющих начальственное служение, т. е. пресвитеров и диаконов, то тогда термин «prohgoumenoj» обозначал только пресвитеров ³⁷⁰. Если же «hgoumenoi» означали пресвитеров, то «prohgoumenoj» старейшего или первого из них в каждой церкви. Установить, какое из двух определений является более правильным, невозможно. При том и ином предположении «prohgoumenoj» и «hgoumenoj», или вполне, или частично, тождественны с пресвитерами. Анализ мест из послания Климента, в которых встречаются разные термины, для обозначения лиц, имеющих служение предстоятельства, может только установить тождественность этих терминов. В Римской и Коринфской церквах имелись первые или старейшие пресвитеры т. к. в каждой из них было Евхаристическое собрание, но мы не в состоянии доказать этого на основании терминологии Климента.

Другая трудность, самая главная, в использовании послания Климента для нашей цели, заключается в том, что мы не знаем точно, что собственно произошло в Коринфе. В одном месте своего послания Климент указывает, что из-за одного или двух лиц произошло восстание против пресвитеров: «di en h duo proswpa stasiazein proj touj presbuterouj»³⁷¹. Послание не дает ясных указаний, в силу чего произошло восстание против пресвитеров, и кто были эти лица. Надо оставить, как явно безнадежные, всякого рода попытки дать ответ на эти вопросы. Для нас это не так важно, как важен самый факт «возмущения» против пресвитеров. В чем он заключался? По словам Климента несправедливо отстранять от служения тех, кто безупречно исполняет свое служение, т. к. епископы поставлены апостолами или другими лицами с соблаговоления церкви. Отсюда как будто бесспорно, что «возмущение» состояло в том, что хотели отстранить (или уже отстранили от служения) пресвитеров. Точнее было бы сказать, что мы не знаем, отстранили ли одного или нескольких пресвитеров. В самом деле, можно ли быть уверенным, как это принято думать, что отстранены были от служения несколько лиц на том основании, что произошло, по словам Климента, возмущение против пресвитеров. «Возмущение» могло произойти против пресвитеров и в том случае, если бы был устранен один из них, особенно, если на это устранение не дали своего согласия остальные пресвитеры, т. к. такого рода устранение затрагивало самое существо их общего служения.

Не настаивая на том, сколько было отстранено пресвитеров, переходим еще к одному вопросу, связанному с этим устранением. В глазах Римской церкви и Климента отстранение пресвитера или пресвитеров было настольно серьезным, что она нашла нужным непосредственно вмешаться в это дело и даже послать нескольких лиц в Коринф. Мы естественно должны себя спросить, почему этот факт приобрел такое значение? Мы не можем считать, что отстранение того или иного пресвитера было совершенно исключительным явлением в тогдашней церковной жизни. Несомненно, что такого рода случаи бывали, как они имели место и в последующие эпохи. Мы знаем, напр., из послания Поликарпа об устранении пресвитера Валента³⁷². Правда, Климент настаивает на том, что нельзя устранять от служения пресвитеров вполне достойных своего звания, но и этого недостаточно, чтобы объяснить то значение, которое придал этому факту сам Климент. Возможно, что в глазах Климента имел значение не столько факт смещения, сколько его причины, но они нам совершенно неизвестны. С другой стороны, еще более непонятно, почему Коринфская церковь факту смещения пресвитера или нескольких пресвитеров придала такое значение, что сведения о нем дошли до Римской церкви. Число пресвитеров не было строго ограничено, как было ограничено на Западе число диаконов. Оно могло быть всегда свободно увеличено. Если некоторая группа внутри Коринфской церкви, вождями которой были один или дна человека, желала провести своих людей в число пресвитеров, то это можно было бы сделать и без смещении старых. Такого рода проведение своих людей в пресвитеры, конечно, противоречило бы основным принципам тогдашней церковной жизни, но оно бы не вышло из пределов самой Коринфской церкви. Поэтому мы склонны допустить, что в числе отстраненных был отстранен старейший или первый пресвитер. Рядом с ним не мог быть поставлен новый, т. к. первый пресвитер был всегда один в каждой местной церкви. Если группа лиц в Коринфской церкви желала поставить первым пресвитером своего вождя, то прежний пресвитер, который занимал центральное место в Евхаристическом собрании, неизбежно должен был быть смещен. При таком предположении факт смещения первого пресвитера должен был бы получить иной резонанс, чем смещение одного или нескольких обычных пресвитеров, как бы это ни было несправедливо само по себе. Некоторое косвенное указание на это мы находим в самом послании. Говоря о том, что апостолы поставляли в епископы и диаконы начатки верующих, Климент добавляет, что они установили закон, что на место поставленных ими лиц, после их смерти, другие бы приняли их служение. В силу этого он считает недопустимым отстранять от служения тех, кто безупречно приносил дары (prosenegkontaj ta dwra). Этот термин «приносящий дары» тождественный с термином «приносящий благодарение» ясно указывает, кого имел в виду Климент. Причем надо отметить, что Климент различает «приносящих дары» от остальных пресвитеров. Относительно последних он говорит, что несправедливо отстранять тех, кто были поставлены на служение с благоволения всей церкви, а относительно первых он указывает, что немалый грех лишать «епископства» тех, кто благочестиво и безупречно приносили дары. В одном случае говорится «ou dikaiwj », а в другом « amartia gar ou mikra »³⁷³. Это различение, которое проводит Климент между пресвитерами, подтверждает, что в числе отстраненных от служения был первый или старейший пресвитер, или он только и был устранен. Тогда нам станет понятнее, почему «возмущение» приняло такие размеры и дошло до Римской церкви. Действительно, не малый грех отстранять от служения старейшего пресвитера, безупречно исполняющего свое служение, т. к. он возглавляет Евхаристическое собрание и приносит дары Богу. А это в свою очередь означает, что Коринфская церковь имела своего старейшего пресвитера, который занимал центральное место в ее собрании. Должны ли мы сомневаться, что такой же старейший пресвитер имелся в это время в Римской церкви? Если бы его не было, то вряд ли Климент написал бы свое послание. Церковная традиция не только утверждает, что такое лицо имелось в Римской церкви, но сохранила даже его имя: это – сам Климент.

4. Послания Игнатия Богоносца выводят нас из апостольского времени. Поэтому мы здесь не будем сейчас останавливаться на них, а только укажем, что для Игнатия епископ является единственным и постоянным предстоятелем Евхаристического собрания. Климента и Игнатия отделяет небольшой промежуток времени. Каким образом в местных церквах могло появиться то, что принято называть единоличным епископатом, если не существовало никаких корней его в апостольское время? Как мы увидим ниже, только гипотеза существования постоянного старейшего пресвитера может дать объяснение этому загадочному факту.

Как бы тщательно мы ни искали в послании Климента епископа посланий Игнатия, мы не найдем его. Но мы имеем в послании Климента некоторые указания, как произошел переход имени епископа на старейшего пресвитера. Для Климента, как мы видели, несправедливо лишать служения пресвитеров, которые безукоризненно служили стаду Христову (ou dikaiwj nomizomen apoballesqai thj leitorgiaj). «Leitourgia» является общим служением всех пресвитеров, как всех членов церкви. Среди них старейший пресвитер, занимая центральное место в Евхаристическом собрании и «литургисуя» со всеми пресвитерами, исполняет особую функцию: он приносит дары Богу. Эта его специальная функция общего служения пресвитеров обозначается Климентом, как епископство (episkoph). Вряд ли этот термин употреблен Климентом случайно, а скорее для него епископство старейшего пресвитера не тождественно с «leitourgia» всех пресвитеров. Мы готовы идти в этом направлении еще несколько дальше. Когда в Главе XLII Климент говорил, что апостолы поставляли в епископы и диаконы начатки верующих, то он, как мы видели, включал в понятие епископов всех пресвитеров, но имел в виду главным образом старейших пресвитеров. Это следует из того, что он тесно соединял епископов и диаконов. Мы знаем, что у Игнатия диаконы выступают, как «сослужители» епископа, но не пресвитеров. Несомненно, что так было и в апостольское время. В главе XLIV, указывая, что относительно «епископства» будут распри, Климент мог думать опять же только о старейших пресвитерах. На это указывает сам термин «episkoph», который он несколько ниже прямо соединяет с функцией приношения даров, которая принадлежала старейшему пресвитеру. Кроме того, распри больше всего могли иметь место о достоинстве старейшего пресвитера, а не пресвитеров вообще. Поэтому применение термина «episkopoj» к старейшему пресвитеру является вполне возможным в устах Климента. Однако, из этого, как мы несколъко выше указали, нельзя делать заключение, что термин епископ применялся в Римской церкви к пресвитерам. Для такого заключения нет никаких оснований. В Римской церкви, по-видимому, употреблялись термины «игумен», «проигумен» и «пресвитеры», но, вероятно, Климент знал, что в других церквах, может быть в Антиохийской церкви, старейший пресвитер по преимуществу носил наименование «епископа»³⁷⁴.

5. В вопросе о существовании первого или старейшего пресвитера в апостольское время мы не можем обойти свидетельства 1-го послания Петра. Нужно оговориться, что это свидетельство совсем особого рода и дает, как мы увидим сейчас, только косвенное указание на старейшего пресвитера³⁷⁵.

«Пресвитеров ваших (presbuterouj en umin) умоляю я, сопресвитер (sumpresbuteroj) и свидетель (kai martuj) страданий Христовых, и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите стадо Божие, какое у вас, (надзирая за ним) непринужденно, но охотно (proqumwj), не для гнусной корысти, но из усердия; и не господствуя над клирами, но подавая пример стаду, и когда явится Пастыреначальник, вы получите неувядающий венец славы» (5,1–4). Это одно из наиболее важных новозаветных мест для определения служения пресвитеров, на которое мы не раз ссылались. Ап. Петр одновременно себя объединяет и различает от пресвитеров. Он исполняет служение апостольства, которого не имеют пресвитеры. Оно заключается в том, что он «свидетель (martuj)» страданий Христовых и участник славы, которая должна открыться³⁷⁶. Будучи апостолом, он исполняет служение пресвитеров, поэтому он «сопресвитер» тех, к кому он обращается. Если бы он употребил просто термин пресвитер в отношении к самому себе, то он тем самым вполне бы отождествил себя с пресвитерами. О таком отождествлении ап. Петр не мог думать, т. к. такого рода отождествление означало бы отказ от апостольства. Мы должны брать термин «сопресвитер» в его реальном значении, а не считать его некоторым чисто словесным образом³⁷⁷. Служение пресвитеров, как оно выступает из приведенных выше стихов, есть пастырство: они пасут стадо Божие, какое у них (to en umin) под главенством Пастыреначальника. Пастырство есть возглавление местной церкви, которое включает в себя предстоятельство на Евхаристическом собрании. В каком смысле ап. Петр разделял пастырство с пресвитерами, к которым он обращался? Он мог иметь в виду начальный момент жизни Церкви, когда на нем самом реализовалось первое Евхаристическое собрание и когда он после него некоторое время возглавлял Иерусалимскую церковь. Через Петра и на нем актуализировалась Церковь, и он в ней был в особом смысле пастырем овец Христовых («паси овцы Мои»), так как Иерусалимская церковь в это время была единственной местной церковью. Очень сомнительно, что Петр имел в виду это время, т. к. он в своем послании говорил не о прошлом, а о настоящем. Именно в тот момент, когда он писал свое послание, он исполнял служение пастырства, а поэтому он «сопресвитер» остальным пресвитерам, которые, как и он, исполняют служение пастырства. Где, т. е. в какой местной церкви, он исполнял это служение, это является вопросом, непосредственно касающимся толкования самого послания. Во всяком случае нельзя, исходя из априорного предположения, что Петр в послеиерусалимский период его жизни не возглавлял никакой местной церкви, подвергать сомнению действительное служение пастырства Петра в момент написания послания. Признавая авторство Петра, мы должны признать, что Петр возглавлял местную церковь³⁷⁸. Будучи пресвитером этой церкви, он мог быть в ней только первым или старейшим, т. е. он занимал в ее Евхаристическом собрании центральное место и был в нем «приносящим благодарение». Эта церковь была «suneklekth – соизбранная» тех церквей, к которым обращался ап. Петр. Объединяя себя с пресвитерами этих церквей, он прежде всего объединял себя с их первыми или старейшими пресвитерами. Вероятно, мысль ап. Петра была направлена на Евхаристическое собрание, которое возвещает о страданиях Христа и предвосхищает «участие в славе Христа»³⁷⁹. Как «сопресвитер», ап. Петр свидетельствует, что в других местных церквах имелись старейшие или первые пресвитеры.

Так именно воспринимало слово «сопресвитер» церковное сознание первых двух или трех веков. Старейший или первый пресвитер стал прилагать к себе наименование «сопресвитер». Это наименование действительно подходило к нему, т. к. оно, объединяя его с остальными пресвитерами, указывало на его особое положение в местной церкви. В силу этого оно становится, если не вполне техническим выражением, то полутехническим. Свидетельство об этом мы находим у «Антимонтаниста»: «После сего тамошние пресвитеры, в присутствии сопресвитера нашего Зотика отринского, начали просить, чтобы я оставил им письменный памятник того, что было сказано против отвергавших учение истины...»³⁸⁰. Это место особенно важно в том отношении, что в нем одновременно употребляются термины «пресвитер» и «сопресвитер». Только Зотик, который был епископом, является «сопресвитером» Антимонтаниста, но не все остальные пресвитеры. Мы не знаем, употреблялось ли выражение «сопресвитер» в апостольское время в применении к старейшему пресвитеру, но никаких особых возражений не имеется против допущения этой возможности. В третьем веке это выражение применяется к епископам, что свидетельствует об его жизненности, т. к. епископ III-го века далеко не соответствует старейшему пресвитеру апостольского времени и епископу Игнатия Богоносца. Так, мы находим выражение «сопресвитер» у Дионисия Александрийского: «Возлюбленным нашим братьям и сопресвитерам Дионисию и Филимону...»³⁸¹. У Киприана³⁸² выражение «сопресвитер» употребляется в двух смыслах: с одной стороны, он продолжает его прилагать к епископам наряду с выражением «coepiscopus – соепископ», а с другой стороны, он применяет его к пресвитерам, входящим в состав пресвитериума епископа³⁸³. В IV-м и V-м веках выражение «сопресвитер» становится фактически ненужным. Оно продолжает употребляться по инерции для обозначения священнического служения епископов и пресвитеров, как и выражение «sundiakonoj» для обозначения того же служения епископов и диаконов³⁸⁴. Словоупотребление IV-гo и V-го веков не может служить никаким доказательством, в каком смысле употреблялось выражение «сопресвитер» в первом и втором веках.

Первый или старейший пресвитер первоначальной церкви не отличался по своему служению от остальных пресвитеров, как и они не отличались между собою. Он предстоятель, как и они; он пастырь, как и они. Он не имел никакого особого служения по сравнению с остальными пресвитерами, потому что другого служения управления, кроме того, которое совместно исполняли все пресвитеры, не существовало в первоначальной церкви. Он пресвитер, как и остальные пресвитеры, или он епископ, как и остальные епископы. Но будучи первым из них, он фактически выявлял все их служение, а остальные пресвитеры составляли при нем уже в апостольское время некоторый совет. Когда Игнатий обозначал пресвитериум, как синедрион, то он не вводил ничего нового в церковную жизнь. С самого начала в Иерусалимской церкви форма употребления приняла обычную для иудейства форму, но это не было ни сознательным, ни бессознательным подражанием. Эта форма возникла из первого Евхаристического собрания, на котором Двенадцать, установленные Христом, заняли места предстоятелей.

С другой стороны, старейший пресвитер оказался на Евхаристическом собрании «приносящим благодарение», так как таким был ап. Петр на первом собрании Иерусалимской церкви. Как пресвитер, он занимал место среди «prwtokaqedritai», а как первый или старейший между ними он занял центральное место среди них, которое было центральным местом Евхаристического собрания. «Приношение благодарения» было выявлением священнического служения, которое принадлежало не одним пресвитерам, а следовательно и не старейшему из них, а всему народу, собранному Богом в теле Христовом, как во храме. Иудейские трапезы носили религиозный характер, но они не были священнодействиями в точном смысле, которые были связаны исключительно с храмом. Евхаристия, установленная Христом, сделалась «духовной жертвой» в «духовном храме». В этом духовном доме священство принадлежит не одному роду, как это было в Ветхом Завете, а всему народу, т. к. каждый в нем поставляется в звание священника Бога. Весь народ священствует Богу, но священствует через одного, т. к. «приношение благодарения» может совершаться только одним, и именно тем, кто занимает центральное место в Евхаристическом собрании. В ветхозаветном храме священствовали активно все священники, включая первосвященника, хотя они составляли только часть народа, в «духовном храме» активно священнодействует один, хотя весь народ составляет царственное священство, т. к. этого требует «духовная жертва», совершаемая народом.

Занимая центральное место, старейший пресвитер «приносил благодарение», выявляя все священническое служение народа Божьего. Он не мог бы приносить благодарение, если бы всему народу не принадлежало священство, т. к. он не имел никакого специального священства по сравнению со священством народа. Он священник, как и все священники в «духовном доме». И только потому, что все священники, он, занимая центральное место на собрании, приносил благодарение. Поэтому служение священнодействия первого пресвитера было функцией места, им занимаемого на Евхаристическом собрании. Как старейший между пресвитерами, он занимал центральное место, а занимая его, он совершал священнодействия.

Не отличаясь от остальных пресвитеров в служении управления, он не отличался от всего народа в служении священства, как не отличались от народа и пресвитеры. Он имел харизму управления, которую не имел народ, но харизма священства принадлежала ему, как члену народа Божьего, совместно с остальными его членами. Он активно священнодействовал не в силу харизмы священства, а в силу харизмы предстоятельства. С первого Евхаристического собрания, на котором ап. Петр был «приносящим благодарение», устанавливается непреложный закон жизни Церкви, что в ней активно священнодействует совместно с народом его старейший предстоятель.

Священнодействия Церкви не исчерпывались «приношением благодарения». Евхаристия включала в себя все священнодействия совершаемые Церковью, так как она была сосредоточием всей церковной жизни. Из нее происходило, и все направлялось к ней. Уже апостольская церковь, кроме «приношения благодарения», совершала таинство приема в Церковь, включающее в себя поставление лаиков, поставление на особые служения пророков, учителей, пресвитеров-епископов и диаконов. Возглавляя Евхаристическое собрание, старейший пресвитер возглавлял все священнодействия, а возглавляя их, активно священнодействовал. – Старейший пресвитер не выступал отдельно, но всегда и везде совместно с народом и пресвитерами. Он был «устами Церкви», а Церковь не может быть без народа, как и народ не может быть без своих предстоятелей, особенно без старейшего из них.

1. В новозаветных писаниях факт поставления епископов-пресвитеров выступает с полной очевидностью. «Рукоположив же им пресвитеров в каждой церкви (ceirotonhsantej de autoij kat' ekklhsian presbuterouj), они (т. е. Варнава и Павел) помолились с постом, и предали их Господу, в которого уверовали» (Деян. 14,23). В связи с этим текстом надо поставить вопрос, каким образом было совершено поставление пресвитеров: поставили ли их лично апостолы, или апостолы поставили тех, кто были избраны местными церквами. Но нам нет необходимости ставить в связь с этим другой более общий вопрос, было ли первоначальное церковное управление аристократическим или демократическим. Этот последний вопрос является в лучшем случае недоразумением. Церковное управление не было ни аристократическим, ни демократическим, т. к. в Церкви действует не воля человеческая, в какой бы то ни было форме, а воля Божья через откровение Духа. Если Варнава и Павел поставляли пресвитеров в основанные ими церкви, то они поставляли не тех, кого они считали лично способными для этого служения, а тех, кто были предызбраны Богом к этому служению ³⁸⁵. В другом месте Деяний о пресвитерах, которых поставлял Павел, говорится, что они поставлены Богом: «Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас епископами (en w umaj to Pneuma to 'Agion eqeto episkopouj) пасти церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе кровью Своею» (20,28). Поставление пресвитеров-епископов совершается Духом согласно воле Божьей.

Что касается вопроса, участвовала ли местная церковь в поставлении пресвитеров, то ответ на него надо искать не в приведенных выше текстах, а в гл. 6-й Деяний, где рассказывается о поставлении «семи». Когда апостолы признали нужным передать «служение столам» семи, то они не поставили их лично, а созвали «множество учеников», которым они предложили выбрать из своей среды семь человек «изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости» (6,2–3). Вероятно, так действовали Павел и Варнава в основанных ими церквах, но это не исключает того, что Павел мог действовать единолично в зависимости от местных условий. Если даже он так действовал, что мало вероятно, то не следует в этом усматривать выражение его авторитарного темперамента³⁸⁶. Необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что автор Деяний упоминает о поставлении пресвитеров на обратном пути Павла и Варнавы во время их миссионерского путешествия. Следовательно, местные церкви уже существовали некоторое время, в течение которого число верующих должно было увеличиться. Указание Луки о поставлениях пресвитеров надо поставить в связь с поручением ап. Павла Титу: «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное (ina ta leiponta epidiorqwsh), и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал» (1,5). Поставление Павлом и Варнавой пресвитеров также было довершением или усовершествованнем недоконченного, т. е. того, что было сделано на первом их пути.

Что же было сделано на первом их пути во время их миссионерского путешествия? Можем ли мы сделать заключение из сообщения Луки, что в основанных апостолами церквах еще не было совсем пресвитеров? Если это так, то надо считать, что в разных местах в результате проповеди Павла и Варнавы появились только отдельные верующие. Мы не можем решительно отстранить это предположение, но и не можем его принять, т. к. оно находится почти в явном противоречии с задачами миссионерской деятельности ап. Павла. Он имел в виду не обращение отдельных лиц в христианство, а «созидание» церквей. Церковь не могла существовать без Евхаристического собрания, а собрания не могло быть без предстоятеля. В этом пункте нет никакого расхождения между пониманием Павла и Луки относительно «созидания» церквей. Лука указывает, что Павел и Варнава поставляли пресвитеров в местные церкви («kat'ekklhsian»), Мы имеем основания относиться с осторожностью к терминологии Луки, но это не означает, что мы имеем право всякий раз брать ее под сомнение, если для этого нет бесспорных данных. Павел и Варнава на обратном пути довершили недоконченное ими на их первом пути. Местные церкви уже существовали, когда Павел и Варнава поставили в них пресвитеров, а следовательно, в них имелось Евхаристическое собрание и имелся его предстоятель. Другими словами это означает, что Павел и Варнава на первом пути поставили в них старейших пресвитеров. Это предположение вполне отвечает тому, что сообщает нам Климент Римский относительно деятельности апостолов. Он говорит, что апостолы проповедуя Евангелие по городам и странам, поставляли начатки верующих в епископы и диаконы'twn mellontwn pisteuein», т. е. для тех, кто имеют уверовать³⁸⁷. Выше мы указывали, что Климент имел в виду не пресвитеров вообще, а старейших из них. Каково бы ни было число уверовавших, если среди них имелся пресвитер, то они составляли церковь, а не группу отдельных верующих. «Господь ежедневно прилагал спасаемых «epi to auto» (Деян. 2,47). Так было не только в первые времена Иерусалимской церкви, но так было и в каждой основанной апостолами церкви. Для того, чтобы Господь мог прилагать спасаемых к церкви, необходимо, чтобы в ней было «epi to auto». Старейший пресвитер был не только предстоятелем тех, кому он предстоятельствовал на Евхаристическом собрании, но и тех, кто имеют уверовать во Христа и стать членами «epi to auto».

2. Если поставлялись пресвитеры, то несомненно поставлялся первый из них. Существовало ли какое-либо различие между поставлением старейшего пресвитера и остальных пресвитеров? Относительно времени, описанного Лукою в 14-ой главе Деяний, не может быть никаких сомнений. Он поставлялся так, как поставлялись апостолами остальные пресвитеры. Когда он поставлялся, то он был единственным пресвитером, а потому он сразу же занимал центральное место в Евхаристическом собрании. Когда затем были поставлены остальные пресвитеры, то он «ео ipso» становился среди них старейшим, продолжая занимать центральное место в Евхаристическом собрании. Этим еще не решается вопрос о поставлении старейшего пресвитера в тех церквах, в которых уже имелись пресвитеры. Нельзя пройти мимо этого вопроса, т. к. он является кардинальным. От ответа на него зависит в значительной степени решение проблемы будущего епископского служения.

Мы прежде всего должны отстранить мысль о том, что центральное место в Евхаристическом собрании мог занять сам по себе тот, кто чувствовал за собою наибольший авторитет в среде пресвитеров местной церкви. Самопроизвольность актов была неизвестна первоначальной церкви. Никто сам по себе не мог поставить себя на служение в Церкви, даже пророк или учитель. Если бы какой-либо пресвитер мог занять центральное место в Евхаристическом собрании согласно своему желанию, то это свидетельствовало бы об отсутствии порядка и чина в первоначальной церкви. Кроме того, оно вызывало бы без сомнения соревнование и споры между пресвитерами. Об этом мы не имеем свидетельств из апостольской эпохи. Это отсутствие сведений о соревнования пресвитеров особенно показательно на фоне того, что нам известно относительно споров вокруг занятия епископских кафедр, несмотря на то, что занятие их не имело произвольного характера. Занятие центрального места в Евхаристическом собрании было одним из самых важных моментов жизни местной церкви, т. к. от этого зависела вся ее литургическая жизнь. Поэтому это занятие должно было носить характер церковного акта, т. е. благодатный характер, т. к. все, что совершается в Церкви, восходит к Богу, как источнику благодатных даров в Церкви. К занятию центрального места в Евхаристическом собрании призывался тот, кто к этому был определен Богом.

3. Утверждая, что старейший пресвитер поставлялся, мы еще тем самым не решаем вопроса, как он поставлялся. Только современное богословие может элиминировать этот последний вопрос, т. к. для него таинство поставления всецело исчерпывается священнодействием. Поэтому оно утверждает, что таинство поставления имеется в том только случае, если имеется его священнодействие. Если же нет священнодействия, то мы не в праве, согласно современному богословию, говорить о таинстве поставления. Исходя из понятия таинства поставления, как включающего в себя не один, а три благодатных момента, мы должны спросить себя, включало ли в себя поставление старейшего пресвитера все эти три благодатных момента, т. е. включало ли оно избрание, священнодействие и свидетельство народа?

Если пресвитеры избирались местною церковью, то несомненно ею же избирался и старейший пресвитер. Он обозначался местною церковью из числа пресвитеров, т. к. старейший пресвитер избирался не на особое служение, а на особое место среди пресвитеров. Возможно, что в этом обозначении решающая роль принадлежала пресвитерам, которые выдвигали из своей среды того, кто пользовался наибольшим авторитетом. Это избрание подлежало рецепции местной церкви, которая свидетельствовала, что избрание пресвитерами или народом соответствует воле Божьей. Следовало ли свидетельствование церкви непосредственно после избрания, или над избранным совершалось священнодействие таинства? На основании свидетельства Луки (Деян. 14,23) мы знаем, что поставление пресвитеров включало в себя возложение рук, совершаемое с молитвой; о том же говорится и в Деян. 6,6: «Их (т. е. семь) поставили пред апостолами; а они помолившись возложили на них руки (kai proseuxamenoi epeqhkan autoij taj ceiraj)»³⁸⁸. Все пресвитеры, из которых выдвигался старейший пресвитер, были рукоположены с молитвой. Служение предстоятельства, на которое были поставлены пресвитеры, было единым и не разделялось на степени, а потому рукоположение с молитвой не могло повторяться над старейшим пресвитером. Если бы оно повторялось, то о значило бы, что старейший пресвитер поставлялся на особое служение священства. Но мы знаем, что особого служения священства не имелось в первоначальной церкви. Поставляемому в старейшие пресвитеры из числа пресвитеров не могло испрашиваться особых благодатных даров, т. к. после поставления его он оставался пресвитером. Ему не могли испрашиваться дополнительные благодатные дары, т. к. по своему служению он ничем не отличался от остальных пресвитеров.

Употребляя более позднюю терминологию, можно было бы обозначить поставление старейшего пресвитера через «probolh». Этот термин употребляется во 2-ом правиле Халкидонского собора. Было бы неправильно понимать «probolh», как назначение кого-

либо на должность."Probolh'не есть некий правовой акт, исходящий от подлежащей церковной власти, а есть церковный акт, в силу которого какое-либо лицо «выдвигается» в особое положение или на особое место, с которым связаны некоторые определенные действия или деятельность. Пресвитер или диакон мог быть продвинут, или произведен, согласно указанному правилу Халкидонского собора, в экдика или эконома. Это означало, что один из пресвитеров или диаконов мог быть поставлен в такое положение или на такое место среди остальных пресвитеров и диаконов, которое было связано с особой деятельностью в церкви. Это не было переменой служения, а потому не сопровождалось испрашиванием особых даров. Это была перемена места, но это не было административным назначением, а было церковным актом. Такого рода выдвижение мы находим у Ипполита Римского, но само собою разумеется, что термина «probolh» у него нет. В «Апостольском предании» мы находим чин поставления в епископы, пресвитеры и диаконы. Во всех этих чинах имеется возложение рук сопровождаемое молитвою о ниспослании благодатных даров. Кроме того, в «Апостольском предании» имеются «поставления» чтеца и иподиакона. Оба эти поставления – чтеца и субдиакона – не заключают в себе руковозложения (ceiroqesia) и молитв. В поставлении чтеца говорится, что он поставляется епископом через вручение ему книги ³⁸⁹, а поставление субдиакона совершается через провозглашение его имени³⁹⁰. Причем в обоих случаях прямо указывается, что на них не возлагаются руки. Современное школьное богословие усматривает различие между священнослужителями и церковнослужителями в том, что первые в таинстве поставления получают особые дары Духа, тогда как последние только назначаются церковной властью через благословение без сообщения благодатных даров. Таким образом, одно служение является благодатным, а другое безблагодатным. В III-м веке Церковь не знала безблагодатных служений. Служение чтеца и субдиакона было благодатным, и другим оно не могло быть. Каждый церковный акт происходит внутри Церкви и может происходить, как и все в Церкви, только согласно воле Божьей. Если субдиакон, по терминологии Ипполита Римского, «назывался» в церковном собрании, то это нужно понимать в том смысле, что один из верных «выдвигался» на особое место, связанное с деятельностью, которой не имели другие верные. Для эпохи Ипполита это означало, что служение субдиакона было основано на служении священства, которым обладали все верные. Различие между верным, «названным» субдиаконом, и остальными верными заключалось в том, что субдиакон ставился в особое положение среди верных. Это выдвижение совершалось согласно воле Божьей, засвидетельствованной церковью. Это было благодатное служение, т. к. все верные имели благодатное служение священства, а потому оно было поставлением, хотя и отличным от поставления епископов, пресвитеров и диаконов.

Подобным же образом старейший пресвитер «выдвигался» в среде пресвитеров на особое место. Как пресвитер или диакон, выдвинутый, согласно 2-му правилу Халкидонского собора, в экономы или экдики, оставались пресвитерамн и диаконами, или как верный, выдвинутый, согласно «Апостольскому преданию» в чтеца или субдиакона, оставался верным и не получал никакой степени священства, так и старейший пресвитер, выдвинутый на центральное место в Евхаристическом собрании оставался таким же пресвитером, как и все остальные пресвитеры. За избранием старейшего пресвитера, в какой бы форме оно ни происходило, непосредственно следовало свидетельство народа. Оно выражалось в согласии на занятие им центрального места в Евхаристическом собрании для совершения благодарения. Таким образом, поставление старейшего пресвитера заключало в себе два момента таинства поставления: избрание и свидетельство. Отсутствие момента рукоположения не делало поставление дефектным и неполным, т. к. самым существенным и безусловно необходимым моментом в поставлении, как мы уже знаем ³⁹¹, является свидетельство Церкви, что поставление совершено согласно воле Божьей.

1. Поставление старейшего пресвитера заключает в себе мысль о том, что его место в Евхаристическом собрании было постоянным, а не меняющимся от одного собрания к другому. Поставленный через свидетельство Церкви не мог быть смещенным со своего места без особых на то причин. Он занимал его постоянно, т. к. служение пресвитеров-епископов было постоянным в той местной церкви, в которой они были поставлены на свое служение. Конечно, отклонения от этого порядка имели место в церковной жизни, как нам о том свидетельствует послание Климента Римского. Но это не было нормой церковной жизни, и церковное сознание не мирилось с такого рода отклонениями, т. к. они нарушали порядок и строй. Порядок церковной жизни, вытекающий из самой природы Церкви охранялся служением управления. Поэтому оно не могло быть анархичным: «alias hodie episcopus, cras alias; hodie diaconus, qui cras lector; hodie presbyter, qui сгаs laicus»³⁹². При этом условии оно не только не выполняло бы своего назначения, но перестало бы быть вообще служением управления. Оно должно быть точно определенным, а не расплываться на неопределенное количество лиц. Пресвитеры-епископы были определенными лицами, поставленными для своего служения, по призванию Божьему, через сообщение благодатных даров. Поэтому исключалась всякая возможность, чтобы вчерашний пресвитер оказался бы сегодня лаиком, а лаик – пресвитером. Поставление потеряло бы свой смысл и стало бы излишним, если бы поставленные менялись от собрания к собранию. Призванные Христом апостолы, кроме одного, который отпал от своего служения, оставались апостолами до конца своей жизни. «Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их (ethroun), во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил (efulaxa), и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется писание» (Ин. 17,12). Христос соблюл тех, кого Он сам призвал и Он соблюдает тех, кто призван Богом в Его теле для служения Церкви. В Евхаристическом собрании места предстоятелей были постоянными, и лица, которые их занимали, были постоянными, а не меняющимися от собрания к собранию. Церковное собрание, поставляя во исполнение воли Божьей пресвитеров на служение предстоятельства, не могло их сменить по собственному желанию или прихоти. Бог, призвавший их к этому служению, соблюдал их в нем через дары Духа за исключением тех, кто отпали от служения. «Не малый грех для нас лишать епископства, кто благочестиво и непорочно приносили дары. Блаженны пресвитеры, которые ранее прошли свой путь. Ибо им нечего бояться, что они будут удалены от назначенного им места (topou)»³⁹³. Это – священная хартия служения в Церкви вообще, в частности служения старейших пресвитеров. Как предстоятели, они приносят Богу дары. Бог верен самому Себе, а потому их смешение с занимаемого ими места является противлением воле Божьей, призвавшей их на эти места.

Если считать, что в послании Климента дан один из первых примеров коллизии права и благодати, то надо понимать эту коллизию не так, как предлагал Р. Зом³⁹⁴. Он сделал основную ошибку, утверждая, что Климент на праве основывал церковную дисциплину, а потому положил первый камень «католицизму» в истории церкви. Смешение пресвитеров или старейшего пресвитера, о чем говорится в послании Климента, могло произойти только на основе права присвоенного церковным собранием, распоряжаться назначением угодных ему лиц на служение пресвитерства. Как поставление, так и смещение со служения в Церкви происходит согласно воле Божьей. Оно требует откровения воли Божьей, засвидетельствованной всей церковью. Новшество было не на стороне Климента, который, как думал Зом, вводил впервые идею божественного права, а на стороне церковного собрания Коринфской церкви, которая вводила церковное право в жизнь. Если бы смещение произошло согласно воле Божьей, то перед нею должна была склониться Коринфская церковь, а вслед за нею и Римская. Климент не мог бы говорить о «возмущении», происшедшем в Коринфской церкви, т. к. исполнение воли Божьей не может никем рассматриваться, как возмущение. В этом случае нарушителем порядка, установленного Богом в Церкви, был бы сам Климент. Смещение произошло против воли Божьей, а потому его не могла принять Римская церковь: она не могла принять смещение тех лиц, которых Бог не лишил даров Духа.

Исполнение служения пресвитеров покоилось в эпоху Климента не на божественном праве, а на харизме, дарованной по молитве Церкви. Пресвитеры занимают свои места до тех пор, пока Бог, даровавший дар Духа, не отнимет его. Эти мысли являются основным аргументом Климента против смещения пресвитеров Коринфской церкви. Пресвитеры, а в их числе старейший пресвитер, поставлены апостолами или другими славными мужами с соблаговоления всей церкви, а потому не малый грех лишать епископства, кто безупречно приносит дары. «Ибо мы видим, говорит Климент, что вы некоторых похвально провождающих жизнь лишили служения безукоризненно ими проходимого»³⁹⁵. Если Бог, призвавший к служению, соблюдает тех, кого Он призвал, то это воля Божья, а не право, божественное, естественное или историческое. Это – царство благодати, это – Церковь Духа, проявляющегося в даровании благодати и в сохранении тех, кому благодать дана. Против этого восстает во имя права человеческая воля, желающая себя утвердить в Церкви и, в конце концов, утвердившая себя.

Если послание Климента способствовало возникновению учения о божественном праве, т. е. возникновению, по терминологии Зома, «католицизма» в церкви, то в этом вина не Климента. Он еще так далек от заявления, которое Ипполит Римский приписывал папе Каллисту, что не следует смещать епископа, если даже он согрешит грехом к смерти. Климент восстает не против самого факта смещения, а против того, что смещение произошло вопреки воле Божьей. Римская церковь отказалась рецепировать смещение пресвитера или пресвитеров, так как она не могла в Духе свидетельствовать, что смещение находится в соответствии с волей Божьей. Рецепция не была проявлением права, а была основана на Духе. Реакция Римской церкви на действия Коринфской церкви имела благодатный, а не правовой характер. Позднее в истории утвердилось право смещения пресвитеров и епископов, именно право, но оно, естественно, было задержано не за собранием местной церкви, а за высшей церковной властью. Смещение, основанное на праве, вызвало право апелляции к соборам, т. к. в области права рецепции не оказалось места. Епископы-пресвитеры Климента не были представителями религии авторитета и власти в ущерб религии Духа³⁹⁶. Они были харизматиками, а потому, как харизматики, не могли быть смещаемы по желанию церковного собрания с занимаемых ими мест.

Место, занимаемое старейшим пресвитером в Евхаристическом собрании, было единственным. Это было то место, которое занимал Христос на Тайной вечери, и это было то место, на котором восседал ап. Петр, когда он совершил первую Евхаристию. Это место мог занять на Евхаристическая собрании только тот, кого Бог призвал, а призвавши его, Он сохранял его до конца его дней, если он непорочно и благочестиво исполнял свое служение. Смещение с этого места было «немалым грехом», грехом против Духа.

2. Старейший пресвитер был тем лицом, которое занимало единственное центральное место в Евхаристическом собрании. Кроме него, не было другого «приносящего благодарение» в местной церкви. Если бы рядом с ним стоял другой старейший пресвитер, который, как и он, мог бы приносить благодарение, то он перестал бы быть первым пресвитером. Он постоянно возглавлял Евхаристическое собрание местной церкви, а возглавляя его, он постоянно приносил благодарение.

В связи с этим необходимо выяснить, кто мог в случае необходимости заменить старейшего пресвитера на Евхаристическая собрании. Вполне бесспорно, что один пресвитер мог заменить другого, т. к. все они имели одно и то же служение; но это бесспорно только по отношению к их служению пастырства. Служение священства принадлежало всему народу, а не одним пресвитерам. Мог ли на этом основании старейший пресвитер поручить совершение «благодарения» любому члену церкви, который, как и он сам, имел харизму священства? Игнатий Богоносец указывал, что Евхаристия является действительной, если она совершается епископом или тем, кому епископ дозволит совершать ее («ekeinh bebaia eucaristia hgeisqw, h upo episkopon ousa h w an autoj epitreyh»)³⁹⁷. Если мы возьмем эти слова отдельно от контекста, то создается впечатление, что, по Игнатию, с разрешения епископа, Евхаристию мог совершить любой член церкви. Была ли действительно таковой мысль Игнатия? Это мало вероятно. Заявлению Игнатия, что «твердой» является Евхаристия, совершаемая с разрешения епископа, предшествует увещание следовать за епископом и пресвитериумом, который представляет из себя сонм апостолов, и почитать диаконов, как заповедь Божию. Поэтому Игнатий не имел особой нужды уточнять свою мысль кому точно епископ мог поручать совершение Евхаристии. Тем не менее, некоторая неопределенность остается у нас. Считал ли Игнатий правомочным лицом, которому епископ может позволить совершение Евхаристии, пресвитера или диакона, или пресвитера и диакона? При совершении священнодействий ближе всего к епископу, по Игнатию, стояли диаконы, которые были помощниками в этой области. В нескольких местах своих посланий Игнатий называет диаконов своими сослужителями³⁹⁸. В силу этого он мог считать диакона тем лицом, которому епископ обычно поручал заменить себя на Евхаристическом собрании. Но вряд ли он мог совершенно отстранить пресвитеров от совершения Евхаристии, т. к. они восседали на Евхаристическом собрании ближе всего к епископу.

Если это предположение правильно, то мы находимся в кругу мыслей совершенно неизвестных апостольскому времени. Это неудивительно, т. к. для Игнатия, как мы увидим ниже, первосвященство епископа не вытекало из его предстоятельства, а наоборот, предстоятельство вытекало из первосвященства. Старейший пресвитер был «приносящим благодарение» в силу харизмы предстоятельства, а не в силу харизмы особого священства. Ап. Петр был первым «приносящим благодарение» на первом Евхаристическом собрании. Он оставался им, пока он с остальными апостолами возглавлял Иерусалимскую церковь. Трудно допустить, чтобы ап. Петр в течение всего этого времени фактически главлял Евхаристическое собрание. В случае его отсутствия его заменял один из апостолов, т. к. все они в это время исполняли служение предстоятельства в Иерусалимской церкви и все они занимали первые места на Евхаристическом собрании. Aп. Петра, как «приносящего благодарение» после его ухода из Иерусалима заменил старейший пресвитер, а остальных апостолов пресвитеры, и потому заменить старейшего пресвитера на Евхаристическом собрании мог только пресвитер, как имевший со старейшим пресвитером одно и то же служение предстоятельства. Старейший пресвитер не мог поручить совершение Евхаристии никому из других членов церкви, т. к. никто, кроме пресвитеров, не имел служения предстоятельства. Для совершения благодарения было недостаточно одной харизмы священства, а харизмы особого священства не существовало в первоначальной церкви.

Заменяя старейшего пресвитера, другой пресвитер занимал его место на Евхаристическом собрании, а тем самым и произносил благодарение. Такого рода замена могла быть только в исключительных случаях, когда старейший пресвитер фактически не имел возможности возглавлять Евхаристическое собрание.

Если старейшего пресвитера мог заменить только тот, кто имел харизму предстоятельства, то тем самым предрешается вопрос, могли ли его заменить лица, имеющие особые служения. Апостолы должны быть выделены из этой группы лиц. Их положение был исключительным, неповторимым и ни с чем не сравнимым. Их места на Евхаристическом собрании занимали пресвитеры, а потому они могли возглавлять Евхаристическое собрание, когда они в нем участвовали, по предложению старейшего пресвитера. Что касается пророков, учителей и евангелистов, они не исполняли в местной церкви служения предстоятельства, а потому они не возглавляли Евхаристического собрания ни своей, ни других местных церквей. Поэтому они не могли произносить благодарения, и старейший пресвитер не мог этого им поручить. Мы рискуем это утверждать вопреки крайне распространенному мнению, что именно пророк, когда он имелся в местной церкви, был «приносящим благодарение». Если не считать Деян. 13,2, то это мнение основывается исключительно на свидетельстве «Учения 12-ти апостолов», которое усваивает пророку первосвященническое служение. Это свидетельство не может быть принято во внимание, т. к. оно является в христианской письменности совершенно исключительным. Мы не будем возвращаться к тому, что сказано было нами относительно этого памятника, но только подчеркнем еще раз, что «Учение» выявляло особые тенденции особых кругов, чуждых в той или иной мере «великой церкви». К тому же попытка «Учения» перенести на пророка первосвященническое служение в истории не удалась. Что касается свидетельства Деян. 13,2 («Когда они служили Господу и постились...»), то из него можно сделать только одно заключение, что указанные в 13,1 пророки и учители были предстоятелями Антиохийской церкви, а среди них Варнава, поставленный на первом месте, вероятно, был «приносящим благодарение» ³⁹⁹. Другими словами, онн были пресвитерами Антиохийской церкви, а Варнава старейшим из ннх. Как пресвитеры, они возглавляли Антиохийскую церковь, а не как пророки и учители. Когда пророк оказывался в местной церкви, то он мог быть приглашен «принести благодарение» только в том случае, если он в своей церкви был «приносящим благодарение». Мы уже констатировали, что соединение служений в апостольской церкви было более или менее обычным явлением, но это было соединение, а не смешение служений. Если бы пророк, как пророк, стал приносить благодарение, то он бы принял на себя служение, к которому он не был призван Богом.

«И вот престол на небе, и на престоле был Сидящий. И вокруг престола двадцать четыре престола, а на престолах я видел двадцать четыре старца...» (Апок. 4,2–4). В Евхаристическом собрании престолы старцев занимали пресвитеры, а престол Сидящего занимал старейший или первый пресвитер. Бог, поставивший его на его место в Евхаристическом собрании, соблюдал его в его служении. Он же с высоты своего места наблюдал и соблюдал («ethrei»), чтобы «лютые волки, нещадящие стада», не похитили овец стада, в котором он и остальные пресвитеры поставлены Богом пастырями.