Толкование на Евангелие от Марка в неделю пятую Великого поста (Мк.10:32–45)

Три святые и душеспасительные истины представляет нам ныне чтенное священное Евангелие: пророчество о страдании Господа Иисуса Христа, прошение сынов Зеведеевых и ответ Богочеловека на негодование прочих десяти Апостолов. Пророчество Господа Иисуса обнаружило все Его страдания, и смерть, и тридневное воскресение; прошение Иакова и Иоанна изъявило Богочеловека ответ, из которого мы познаем достойных небесного Его Царствия; слова же, реченные к негодовавшим Апостолам, показали средство, како каждый, верующий в Него, может взойти на степень истинной славы и святости. Блажен истинно будет тот человек, кто, во-первых, всячески потщится постигнуть разумение сих трех святых наставлений, потом, непрестанно оные содержа в памяти, сотворит то, чему научают.

Мк.10:32. «Во время оно, поят Иисус обанадесять, и начат им глаголати, яже хотяху Ему быти.»

Хотя Богочеловек Иисус и предсказывал некогда Своим ученикам о страдании Своем и воскресении, как свидетельствует не токмо Евангелист Марк, но и Матфей, и Лука: однако восходя во Иерусалим, на самом пути, поял единых, повествует священный Матфей, Своих учеников, и начал говорить им о имеющемся с Ним случиться, то есть о имеющем быть страдании, о смерти и воскресении Своем из мертвых (Мк.8:31, 9:31; Мф.16:21, 17:22; Лк.9:22; Мф.20:18). Поял же их единых для того, ибо одни они были достойны слышания сих великих и высочайших таин; и предсказал им о страдании и воскресении для того, да убедит их том, что Он есть истинный Бог, и волею предает пречистое Свое тело на страсть, и да нечаянность не произведет в них неутешимой печали, и возмутит их душу: также да насадив в сердцах их чаяние Своего воскресения, отвратит горесть их скорби. Внемли же, како краткими словами предвещает о каждом Своем страдании и смерти и воскресении:

Мк.10:33–34. «Яко се восходим во Иерусалим, и Сын человеческий предан будет архиереом и книжником: и осудят Его на смерть, и предадят Его языком. И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его: и в третий день воскреснет.»

Коликого удивления достойно сие проречение, сбывшееся самым делом в самой точности! «Се», говорил, «восходим во Иерусалим», где для Меня приуготовляются страдания, «и Сын человеческий предан будет архиереом и книжником». Что самое случилось тогда, когда «един от обоюнадесяте, глаголемый Иуда Искариотский, шед ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его? Они же поставиша ему тридесять сребреник: и оттоле искаше удобна времене, да его предаст» (Мф.27:14–16). Обрет же удобное время, предал Его своим лобзанием. «И осудят Его на смерть»: сие проречение Его исполнилось, когда архиереи и старцы и сонм весь, ответствуя, взывали: «повинен есть смерти. – И предадят Его языком» (Мф.26:66): язычник был Понтийский Пилат игемон, равным образом язычниками были и его воины. Тогда, следовательно, и сбылось предание Иисуса в руки языков, когда «связавше Его ведоша, и предаша Его Понтийскому Пилату игемону» (Мф.27:2). Пилат же предал Его своим воинам, да пропнут «и поругаются Ему». Сие случилось, когда воины, «совлекше Его, одеяша Его хламидою червленою» (Мф.27:28), а на главу возложили терновый венец, в десницу же Его дали трость, потом, приклонив колена «пред Ним, ругалися Ему», говоря: «радуйся Царю Иудейский»! (Мф.27:29) Во-первых, в архиерейском дворце иные заушали Его, а иные по ланитам ударяли; потом Пилат Его бил; напоследок воины, взяв трость от рук Его, «биша по главе Его» (Мф.27:30), – и сие есть событие сего: «и уязвят Его». Сущие от сонма «заплеваша Его лице» (Мф.26:67), также и игемонские воины, – и сим исполнилось сие предсказанное: «и оплюют Его». Пришед же на гору Голгофу, крестною смертию убили Его, по сему предсказанию: «и убиют Его» (Мф.17:23). Что же «в третий день» воскрес из мертвых, свидетельствуют о сем Евангелисты, бывшие самовидцами, говоря: яко в пяток предаде дух на крестном древе, «во едину же от суббот», то есть в недельный день, воскрес из мертвых (Ин.19:30–31). Когда же Господь Иисус предсказал ученикам Своим о страдании и воскресении Своем, пришли к Нему два из них.

Мк.10:35–37. «И пред Ним приидоста Иаков и Иоанн, сына Зеведеева, глаголюще: Учителю, хощева, да еже аще просива, сотвориши нама. Он же рече има: что хощета, да сотворю вама? Она же реста Ему: даждь нам, да един одесную Тебе, и един ошуюю Тебе сядева во славе Твоей».

Почему Евангелист Матфей пишет, яко матерь сынов Зеведеевых с своими сынами пришла к Иисусу Христу; и яко она, поклонився Ему, просила о посаждении сынов ее (Мф.20:20): Марк же о матери ничего не упомянул? Ибо не токмо матерь, но с нею и сыновья ее приходили к Иисусу Христу, как о сем Матфей свидетельствует: не токмо второй вопрос, «можета ли пити чашу, юже Аз пию?» (Мк.10:38), но и ответ Иисуса Христа клонился не к матери, но к сыновьям ее, что и Матфей подтверждает. Кроме сего, хотя бы и матерь говорила, но пoелику говорила сыновние слова по совету с оными: того для Богоглаголивый Марк, любя краткость слова, умолчал о матери, а упомянул о ее сыновьях, приходивших к Иисусу Христу и вопрошавших Его, хотя Он, яко сердцеведец, знал прошение их. Приходили же они с материю, во-первых, для того, что сами прямо просить такового первенства от Иисуса Христа стыдились; во-вторых, для того, ибо думали, что матернее ходатайство более убедит к сему Богочеловека. Чего же для сии два Апостола кланяясь просили председательства от Иисуса Христа? Они, услышав Его беседующего о Царствии Своем и говорящего, яко тамо Апостолы сядут на двунадесяти престолех, почитали сие царствие земным, а паче, видя Его входящего во Иерусалим и говорящего о Своем страдании, мнили, что Он пришед сядет на престоле Царствия Своего, и потом претерпит страдание. Сего для просили, да в Его Царствии один сядет одесную Его, а другой ошуюю. Что же на сие сказал Богочеловек?

Мк.10:38. «Иисус же рече има: не вестася, чесо просита: можета ли пити чашу, юже Аз пию, и крещением, имже Аз крещаюся, креститися?»

Вот как премудро исправил погрешительное их мнение! Вы, говорил, думаете, яко Царствие Мое есть мирское и земное, и что престолы, о коих Я говорил, суть престолы невещественные, мирские: и посему просите, да един из вас сядет одесную, а другой ошуюю; но сами не знаете, чего просите. Там нет мирских престолов, ни вещественных седалищ; но престол есть вечная и непременяемая Божественная слава, и первоседание есть превосходство Божественной славы и чести: убо не знаете, чего просите. Сказав же сие, вопросил их, хотя и не было Ему, яко Всеведцу, в сем нужды, но для того, да они покажут свое желание, а Он, чрез ответ их возымев случай, покажет им, кто есть достойный толикой благодати и славы. Вы, говорил, просите первоседательства в Моем Царствии: но можете ли пить ту чашу, которую Я пию, – то есть, согласитесь ли умереть крестною смертию так, как и Я? Можете ли креститься тем же крещением, каковым крещаюсь Я, – то есть, можете ли столько пострадать, сколько Я буду терпеть? Что же чашею назвал Свою смерть, а крещением – страдание, явствует из сего, ибо когда Он молился, да мимо идет от Него смерть, говорил: «Отче Мой! аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия»! (Мф.26:39) И когда извещал учеников о том, что Он хощет чрезмерное претерпеть страдание для человеческого спасения, говорил так: «крещением имам креститися, и како удержуся, дóндеже скончаются?» (Лк.12:50) Чашею назвал смерть, ибо и мы, елижды пием чашу причащения Божественного, смерть Господню возвещаем; крещением же – страдание и гроб, ибо и мы, елицы во Христа крестились, спогреблись Ему крещением (1Кор.11:26). Что же на сей вопрос Господа Иисуса сказали сии два Апостолы?

Мк.10:39–40. «Она же реста Ему: можева. Иисус же рече има: чашу убо, юже Аз пию, испиета, и крещением, имже Аз крещаюся, креститася. А еже сести одесную Мене и ошуюю, несть Мне дати, но имже уготовано есть.»

Апостолы согласились претерпеть таковые же страдания и смерть, Богочеловек же сие утвердил, как и случилось; ибо Иакова Ирод уби мечем, а Иоанна Дометиан Патмский в темнице умори. Однако, говорил Христос, знайте, что тех престолов одесную и ошуюю, то есть, той преимущественной славы, не есть Мое дати: то есть, не есть дело Моего правосудия вам того дать, так, как вы думаете, либо потому, что Мои есте ученики, либо потому, что Мои други. Ибо таковая слава не по дружбе, не по лицеприятию дается, но тем только, для которых, ради преуспеяния их в добродетели, уготована есть. Кем же есть уготована, упомянул священный Матвей, говоря: «но имже уготовася от Отца Моего» (Мф.20:23). Не заключай же из сего, наподобие Арианов, якобы сим словом Сын показал Себя нижайшим пред Своим Отцем; ибо на другом месте так говорил: «аз и Отец едино есма» (Ин.10:30). Но сказал же таким образом, яко человек сый. Ибо Он, яко Бог, со Отцем и Духом «от сложения мира», царствие уготовал для праведных (Мф.25:34); а яко человек, имел власть судить и уготовлять Царствие и славу не Сам от Себе, но от Бога Отца. Чего для и говорил: «дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли» (Мф.28:18). Что же говорили десять прочие Апостолы, услыша прошение тех двух, Иакова и Иоанна, и ответ Иисуса Христа?

Мк.10:41. «И слышавше десять, начата негодовати о Иакове и Иоанне.»

Удивления достойная вещь: Иаков и Иоанн царствие Иисуса Христа почитали земным; почему, когда Иисус говорил о страдании и смерти, и воскресении Своем из мертвых, они, приступив к Нему, просили преимущества и первоседания: но прочие десять Апостолов, слыша о сем негодовали на сие. Неведение, славолюбие, негодование имеют место в Апостолах, то есть в избранных сосудах, в тех, ихже Бог избра от мира? Сие нимало не удивительно; ибо Апостолы люди были рыбаки, неученые, простые. Следовательно, ни разум их не постигал высочайших небесных догматов, ни сердце их было чуждым всяких человеческих страстей (Деян.4:13). Таковых же избрал Бог для Евангельской проповеди для того, да не похвалится человек уловившим мир проповедию веры (1Кор.1:27, 29). Были же таковыми тогда Апостолы по естеству: а после, то есть по Христовом воскресении, и разум их отверзе Богочеловек «разумети Писания» (Лк.24:45), и исполнил их Святого Духа в день Пятидесятницы, почему и глаголали разными языки, и пророчествовали; и будучи исполнены Божественной благодати, были премудры, добродетельнейшие и совершенны (Деян.2:4). Послушаем же теперь и небесного Богочеловека увещания.

Мк.10:42–44. «Иисус же призвав их, глагола им: весте, яко мнящиися владети языки, соодолевают им: и велицыи их обладают ими. Не тако же будет в вас: но иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга. И иже аще хощет в вас быти старей, да будет всем раб.»

Виждь, как премудро и кротко обличает и исправляет погрешность Своих учеников, и возводит их ум от земли на небо, показуя им, яко дела языческая, то есть мирских рабов, суть противные делам учеников Его. Начальники, говорит, языков, как и вы знаете, требуют преимущества, и обладают своими людьми, и сущие из них велицыи, либо поскольку богаты суть, либо поскольку высокого достоинства, соодолевают им: вы же, Мои ученицы, не от мира сущие, но небесные, не должны таким образом провождать жизнь. Но кто из вас хощет быть велик, тот да будет ваш слуга, и кто хощет быть первый, да будет тот всем другим раб. Но почему же служение и рабство возвышает человека? Ибо кто бывает слугою и рабом других, тот имеет добродетель смирения; смирение же возвышает человека пред всеми людьми, творит его преимущественным, и подает истинное и вечное первоседательство: «смиряяй бо себе, вознесется. Смиренным же дает благодать» (Лк.14:11; Притч.3:34). Но да насадит на сердцах учеников Своих Богочеловек сие небесное учение, предлагает им Самого Себя в пример.

Мк.10:45. «Ибо Сын человечь не прииде, да послужат Ему: но да послужит, и даст душу Свою избавление за многи.»

Ибо и Я, говорил, не пришел в мир сей, да люди Мне послужат, но да послужу им во спасение. Не токмо же пришел послужить, но и положить живот Мой, и смертию Моею род человеческий освободить от работы диавольской. Послужил же Богочеловек людям, научая их Богопознанию и добродетели, изгоняя из них бесы, исцеляя недуги и врачуя их болезни; послужил, когда яко раб, опоясався лентием, умыл ноги Своих учеников. Дал же душу Свою избавление за многи, принесши Себя на крестном древе умилостивительною пред Божеством жертвою, которою искупил нас от работы врагов наших. «За многи» же, сказал, а не за всех, хотя и за всех людей умер, – потому, что смерть не спасает всех, но многих, то есть в Него токмо верующих, и хранящих Его святые заповеди.

Увещания Господа Иисуса Христа, данного Своим ученикам, предметом было смиренномудрие. Почему же убо предлагает им в пример не токмо смирение Свое, но и безмерную любовь? Аз, говорил, приидох в мир, не да человецы Мне послужат, но Я да послужу им. Се довольный кроме всякого пример смиренномудрия! Видя Царя царствующих, Творца неба и земли, Владыку вся видимой и невидимой твари, видя всемогущего и всесильного Бога, всеми небесными Ангельскими воинствами поклоняемого и славимого, – видя Такового служащего человекам и омывающего рабов ноги, какой можем видеть другой либо вящий, либо убедительнейший, либо довольнейший сего пример смиренномудрия? Какой другой паче сего может убедить нас, да не высоко, но низко о себе мечтаем? Для чего же убо, присоединив к смирению Своему и пример безмерной Своей любви, сказал: ибо и «Сын человечь не прииде, да послужат Ему: но да послужит и даст душу Свою избавление за многи?»

Два Апостола, Иаков и Иоанн, прося, представ пред Иисуса Христа, преимущества и первоседания, являли признаки высокомудрия; прочие же десять, негодуя на прошение сих двух, изображали черты зависти; зависть же есть неимение любви. Для того, следовательно, Богочеловек пример любви присовокупил к учению о смиренномудрии, да не токмо двух, но и прочих десять просветит Своим учением.

Слова Богочеловека Иисуса не токмо клонились к исправлению Своих учеников, но и ко спасению всех в Него верующих. А посему пример смиренномудрия совокупил с примером любви, да и весь мир научит, что сии две великие добродетели тако суть неразлучны, якоже солнце от света, и огнь от теплоты, и тело от тяжести.

Любовь к Богу имеет предметом всего человека. Ибо долженствуем любить Бога от всего сердца, от всей души, от всей крепости и от всего помышления; любовь же к ближнему определяется равенством: «возлюбиши», сказал, «ближняго твоего, якоже сам себе» (Мк.12:31). Виждь же, како любовь к ближнему соединяется со смиренномудрием, и како, при несуществовании любви в нашем сердце, не существует в нашем уме смирение: равным образом, если не имеем смирения, не имеем и любви.

Когда я люблю ближнего по мере Божией заповеди, тогда, что б только я для себя ни делал, то же самое делаю и для моего ближнего. Следовательно, когда люблю ближнего моего, якоже самого себя, никогда не пожелаю иметь пред ним преимущества, никогда не захочу, ради собственной чести, того бесчестия. Когда ищу преимущества, первоседательства, предпочтения пред моим ближним, когда гневаюсь на того, кто мне не отдает первенства, и негодую на того, кто не кланяется мне, когда ищу того, чтобы люди почитали меня достойнейшим пред другими: не люблю тогда ближнего, якоже самого себя, но люблю более меня, нежели ближнего. Явствует убо, что тогда только гоняюсь я за предпочтением и первенством, когда не имею Богом предписанной к ближнему любви. Не имею в моем сердце любви, того для высокомудрствует и мысль моя: когда же люблю ближнего моего, якоже самого себя, никаким образом во мне не может иметь места высокомудрие, но бежит от меня далеко.

Смиренный человек, хотя бы был благородный, хотя бы богатый, хотя бы знаменитый, хотя бы по всему превосходил других, не тщеславится ни благородством, ни мудростию, ни богатством, ни достоинствами, ни преимуществом; но зная, яко есть земля и пища червей, так как и прочие человецы, не токмо никакого не ищет предпочтения, но всегда еще других предпочитает. Если бы все люди были смиренны, истинно в мире было бы то, что предвозвестил Апостол Павел, говоря: «честию друг друга больша творяще» (Рим.12:10). Истинно было бы такое попечение, что каждый столько бы старался уступить другому первенство, сколько ныне стараются превзойти других: узрел бы такое тщание быть каждому пред другими нижайшим, сколько видишь ныне рвения быть одному пред другими высшим. Виждь же, како таковое смирение сопряжено есть с любовию. Желая ты другого предпочесть, с кем желаешь тако поступить, с другом ли твоим, или со врагом? Того ли предпочитаешь, кого любишь, или того, кого ненавидишь? Известно, что друга твоего, а не врага, любимого тобою, а не ненавидимого; убо когда, по смирению сердца твоего, предпочитаешь всех, – без сомнения, любишь всех столько, сколько и самого себя. Вот как совокуплено и сопряжено есть смирение с любовию!

Когда же не имеем смирения, и мысль наша исполняется гордостию, нимало тогда не размышляем, яко вмале, то есть, после смерти, все наше прейдет яко соние, и все мы по всему явимся между собою равны, – тлением, то есть и землею. От чего иной говорит: мне принадлежит первенство, ибо я человек благородный; другой, – я должен занимать высшее место, ибо я разумнее, а то занимающий есть невежда; богач негодует и гневается на бедного за непочтение, властелин мстит простаку за непоклонение ему до земли. Открываются тогда все всезлобные высокомудрия мечтательности, столько от любви отстоящие, сколько отстоит небо от земли.

Откройте теперь душевные очеса, и обратите на Начальника спасения, Господа славы, Искупителя и Спасителя нашего. Он тысячи величественнейших и Божественных имел преимуществ: однако все оставил и принял на Себя образ смирения, подая Сам нам пример, да мы так поступать никакого не имеем сомнения: «научитеся», говорил, «от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф.11:29). И поистине, таковое Его было смирение, что превосходит понятие не токмо человеческого, но и Ангельского ума. Бог Вседержитель, Творец и Владыка всех видимых и невидимых, Ангелами воспеваемый и ублажаемый, всею тварию почитаемый и покланяемый, принял на Себя зрак раба и был человеком. Плакал яко младенец в Вифлеемском вертепе; излил слезы яко друг над гробом Лазаря; скорбел яко страстям подлежащий во граде Иерусалиме; яко утружденный и утомленный сидел при Самарийском источнике и яко во сне нуждающийся спал в корабли; яко сострастный обращался с грешниками, и с ними вкушал пищу; яко злодей ведом был связанный на суд и осужден; яко слабости имущий, был попираем и поношаем, оплеваем и охуждаем, бием и наказуем, и напояваем желчию и оцтом; яко смертный, умирал и был погребен. Был же Бог не по благодати, но по существу; ибо не присвоительное имел имя, якоже Сатурн и Юпитер, и прочие языческие лживые боги; но будучи истинным Богом, был человеком, и показал чрезмерное смирение: «Иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя» (Флп.2:6–8).

Но что же было причиною толико преславного и неудобопостигаемого умаления? Что было виною сей великой и превышающей понятие тайны смирения? Поистине не другое что, как токмо любовь: любви плод есть таковое Его чудное смирение. О сем ни человек, ни Ангел, но Сам Господь Бог наш засвидетельствовал, говоря: «тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный» (Ин.3:16). Являл же Богочеловек таковую любовь не токмо чрез все течение Своей в сем мире жизни, всячески благотворя человеческому роду, но и предал Самого Себя на смерть ради спасения нашего (Деян.10:38). И сия есть любы, еяже более не обретается: «больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин.15:13); но Он показал к нам вящую и сей любви: «едва бо за праведника кто умрет: за благаго бо негли кто и дерзнет умрети» (Рим.5:7): а мы, когда Он ради нас умре не быхом други, но враги, не быхом праведницы, но грешницы. И сия-то есть чрезмерная любовь, каковую Бог изъявил к нам: «составляет же Свою любовь к нам Бог, яко еще грешником сущим нам Христос за ны умре» (Рим.5:8).

Знайте убо, каковой союз имеет любовь со смиренномудрием: знайте, что чем более любовь, тем вящее смирение, и что как любовь никогда не бывает без смирения, так и смирение без любви; знайте, и не мните, якобы сего один только был пример Спасителя Христа. Ибо то же самое, то есть смирение и любовь, и во всех святых созерцаем. Два я на среду таковых токмо предлагаю: один из бывших прежде закона, а другой по Евангельской благодати.

Великую имел любовь к своему ближнему Патриарх Авраам, странных принимая, Лота защищая, о Содоме умоляя: он же имел и смирение: «аз же», говорил, «земля есмь и пепел» (Быт.18:27). Слова сии суть яснейшим доказательством смирения; слова сии сколько истинные, столько и святые, слова, каковые достоит всякому человеку не забывать, и всегда иметь оные пред своими очами. «Зане есмь земля»: чем же похвалится земля пред землею? «Занеже есмь пепел»: чем же возгордится пепел пред пеплом? «Аз же есмь земля и пепел». Понеже есмь земля, как же могу почесть себя высшим пред другими людьми? Понеже есмь пепел, для чего же мне искать преимущества и первоседательства пред пеплом? Понеже есмь земля и пепел, как же гневаться и негодовать тогда, когда не почитают меня, яко богача, яко знаменитого, яко мудреца?

Какую, равным образом, изъявил любовь к ближнему своему Павел, проходя от Иерусалима и даже до Иллирика, проповедуя Евангелие Христово, претерпевая таковые бедствия и толикие скорби, о каковых сам к Коринфянам не преминул писать, многажды оскорбляемый, беспрестанно гонимый Израильским неверием, и желавший ради их спасения сам отлучиться от Христа! (Рим.15:19; 2Кор.11:23) «Яко скорбь ми есть», говорил, «велия, и непрестающая болезнь сердцу моему: молилбыхся бо сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти, иже суть Израилите» (Рим.9:2–4). Видишь ли безмерную любовь? Рассмотри же и глубину смирения: «аз бо есмь мний Апостолов»; се есть смирение. «Иже несмь достоин нарещися Апостол» (1Кор.15:9): се глубина смирения! О премудрости святые и спасительные! Даждь нам, Господи, таковый разум; даждь, да всяк и мудрствует и взывает: аз есмь мний из христиан, и несмь достоин нарещись христианином. Аз есмь мний человек и несмь доволен нарещися человеком. О добродетелей святых, любви, то есть и смиренномудрия! О иго святое, вина земного и небесного спасения!

Если бы любовь и смирение всегда находились в сердце каждого человека: не было бы ненависти, погибла бы клевета, исчезла ложь, затмилось коварство, зависть, притеснение, убийства же ниже слышно бы когда было; не имело бы места любопрение, не было бы ссоры, хулы и поношения, ни одного бы порока не существовало на земли. Подчиненные тогда бы были почтительными и со всею охотою покоряющимися властям; подобно и власти, всячески старающиеся благотворить своим подчиненным. Царствовал бы тогда во градех мир, в торговлях истина, в сообращении целомудрие, в договорах верность, в церкви благочестие. Земля тогда бы представлялась раем, мир – небом и земные люди – небесными Ангелами.

Давид премного, как явствует, боялся смертного часа: «боязнь», говорил, «смерти нападе на мя: страх и трепет прииде на мя, и покры мя тьма» (Пс.54:5–6). Напоследок просил крил, да избежит смертного страшилища, и да полетит и почиет; «и рех: кто даст ми криле, яко голобине, и полещу и почию?» Кто всегда размышляет о том, сколько Бог возлюбил его, сколь полезна есть любовь и коль нужна для спасения его души, помнит же беспрестанно и о том, что он есть земля и пепел, что смирение возвышает человека и на небеси и на земли, и что без сего всякая добродетель есть бесполезна: таковому подает Бог два крила голубины, – любовь, то есть и смирение. Посему при наступлении смертного часа ни убоится, ни вострепещет, ни тьма покрыет его; но спокойно и мирно, окруженный святыми Ангелами, полетит яко голубица, и почиет в селениях Господних возлюбленных, где свет невечерний, где радость неизглаголанная, слава бесконечная, во Иисусе Христе Господе нашем, Ему слава и честь и поклонение вовеки веков. Аминь.