Глава X. Келлия Затворника, его кончина и «последнее завещание»

С епископской кафедры во Владимире, святитель Феофан просил Св. Синод уволить его «на покой»… Из перечисленного множества творений святителя мы видели, каков был его «покой». Не менее многого множества творений святителя, говорит об этом «покое» и его келлия.

Теперь, когда раскрылись бывшие столь долго замкнутыми двери этой келлии, – как много, много найдется на Руси людей, которые желали бы посетить жилище, где обитал на земле человек, всю жизнь стремившийся своими помыслами к вечным обителям Отца небесного, подышать воздухом, который потрясался его молитвенными воздыханиями, обвести взором все, что находится в келлии, и уловить по этим безмолвным свидетелям великого подвига черты его внутренней жизни, посетить малую церковь, где изо дня в день совершалось священное «действо» молитвы и возносилась бескровная жертва...

Близ монастырской ограды Вышенской обители находится двухэтажный флигель. В нижнем каменном этаже помещается монастырская просфорня и две братских келлии. В верхнем деревянном – келлия затворника. Войдем в нее...

Стены деревянные, без обой, несколько потемневшие от времени. Мебель и вся обстановка до последней крайности простые и ветхие. Шкаф с угольником из простого дерева, оцененный в один рубль... Комод – в два рубля... Простой стол, ветхий... Складной аналой, ветхий... Железная кровать, складная, ценою в один рубль... Диваны березового дерева, с жестяными сиденьями – все ценою три рубля сер... Все остальное в таком же роде... Все такое ветхое, простое и до крайности недорогое, а то так и самодельное...

Но вот два ящика, с инструментами, токарными, столярными, переплетными, ценою все… три рубля. Палитра для красок и кисти... Фотографический аппарат; станок для выпиливанья из дерева, верстак, токарные станки – все ценою в несколько рублей... Как-то странно читать обозначенные в описании цены, в один, в два рубля... А между тем сколько лиц желали бы приобресть и хранить, как драгоценность, малейшую вещь на память о подвижнике!.. Но зачем все это у отшельника, отрешившегося от мира? «Без дела как быть? Будет грешная праздность... Нельзя все духовным заниматься; надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена, и ни читать, ни думать, ни Богу молиться неспособна. А если те духовные занятия идут хорошо, то рукоделия можно не касаться. Оно назначается для наполнения времени, которое без него придется проводить в праздности» – припоминаются нам слова почившего святителя. Или вот этот серый ситцевый подризник, по-видимому, сшитый самим святителем, напоминает вам рассказ о том, как некогда, сшив сам себе платье, он говорил своему любимому племяннику: «Смотри, старайся как можно менее утруждать услугами себе других и учись как можно больше исправлять для себя сам... Все подризники оценены в четыре рубля. Что поценнее из одежды – вероятно, приношения благочестивых почитателей подвижника. Сам же он готовил одеяние схимника...»

Вот деревянная резная панагия, с деревянной цепью; вот деревянный резной крест для ношения на груди. Это – также плоды рукоделия, во избежание грешной праздности.

А это что? Телескоп, два микроскопа, анатомический атлас, шесть атласов географии общей, церковной и библейской...

А какое громадное собрание книг! Всюду книги, книги, целые груды книг... Вот история России Соловьева, всемирная история Шлоссера, сочинения Гегеля, Фихте, Якоби... Но подавляющее большинство книг духовного содержания; почти все духовные журналы, творения великих отцов и учителей Церкви: св. Григория Богослова, св. Василия Великого, св. Иоанна Златоустого, Исаака Сирианина, св. Нила Сорского, св. Тихона Задонского, св. Димитрия Ростовского и многих, многих других великих наставников и подвижников... Четьи-Минеи и прологи на греческом языке, Четьи-Минеи св. Димитрия Ростовского... Много книг богословского и церковно-исторического содержания на французском, немецком и английском языках, например, Богословская энциклопедия на французском языке в 150 томах.

Видно, недаром говорил почивший: «и книги с человеческими мудростями могут питать дух. Это те, которые в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительного о нас промышления Божия... Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет читать». Но, бесспорно, вся душа святителя прилежала к изучению слова Божия и святоотеческих творений, о чем выразительно свидетельствует каждая страница его многочисленных творений. Кстати: для всех, кто с любовью изучает творения почившего святителя, мы можем сообщить, что в келлии покойного найдены в рукописи: «Толкование на послание Апостола Павла к Евреям», «пасхальное Евангелие», «Ответ штундистам», «О страданиях и крестной смерти Спасителя», а, может быть, найдется и еще что-нибудь. Всего в рукописи от 4 до 5 стоп бумаги.

Святитель любил священное искусство иконописания и сам был хороший художник. Нося в душе образы иного, высшего небесного мира, он, видимо, желал окружить себя и на земле их светлыми отражениями. Какое изобилие икон и картин священного содержания! Большинство, если не все, из них, вероятно, писаны его святительской рукой. «Распятие», «Воскресение Христово», «Снятие со креста», «Спаситель в терновом венце» – на полотне, Образ Спасителя во весь рост, Божией Матери – во весь рост на досках, «Богоявление» – на полотне, Образ святителя Тихона во весь рост – неоконченный немного, иконы св. Митрофания Воронежского, свв. Антония и Феодосия, св. Александра Невского... и много других картин и икон на полотне и досках. Есть и портреты, например, Серафима Саровского... К двум предметам особенно часто возвращалось художественное творчество почившего: к изображению св. Тихона Задонского и Богоявления. И имя преосвященного, указывающее на Богоявление, и его картины Богоявления, и самый храм домовый в честь Богоявления, и его блаженная кончина в день Богоявления – случайно ли все это?..

Но особенно трогательно – это то, что в алтаре близ жертвенника, на стене можно видеть висящий мешочек, весь наполненный записочками к преосвященному с просьбами помянуть в своих молитвах у престола Божия...

Глубокое умиление проникает в душу при обзоре келлии почившего святителя, не без тихой грусти об отсутствии того, кто оживлял ее своим присутствием...

Мы слышали, что келлию святителя и его домовую церковь предполагается оставить в том виде, как все было найдено в день его кончины. Мысль прекрасная!

Мы слышали также, что митры, панагии, кресты, облачения, священные сосуды и другие священные предметы останутся в Вышенской обители и будут храниться в особом шкафе близ его гробницы, которую изготовляет один из благочестивых почитателей почившего...

Что ж? Пред нами только и есть, что одни безмолвные свидетели великого подвига? И никто не взойдет из близких лиц, чтобы поведать хотя несколько назидательных подробностей из жизни затворника? К сожалению, так. По кончине святителя произошло трогательное событие: служивший ему двадцать семь лет келейник Евлампий в течение, сколько мы знаем, девяти дней со дна кончины не принимал никакой пищи. Чрез две недели его не стало... Как давно и как верно сказано: «человек может оставить отца, а доброго господина нельзя оставить, с ним бы и в гроб лег, если б можно было!»

Но кто ж теперь расскажет нам что-нибудь в назидание наше о чертах жизни почившего святителя?!. Видно, так Богу угодно... Запишем, по крайней мере, то, что удалось нам узнать об его последних днях жизни и о блаженной кончине. У почившего был заведен строгий порядок жизни. С вечера готовил служитель просфоры и вино, равно как и облачения для ежегодного богослужения. По окончании литургии святитель легким стуком давал знать о времени утреннего чая. В час – «обед», за которым в последние годы святитель, не в постные дни, вкушал только по одному яйцу и по стакану молока. В четыре часа чай. Ужина не было. С первого января 1894 года обычный порядок жизни несколько расстроился... Не всегда в определенное время святитель давал знак о времени чая или обеда... Накануне кончины, 5 января, владыка, чувствуя слабость, попросил помочь ему пройтись. Келейник провел несколько раз его по комнате, но владыка, утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины келейник, не слыша условного знака, заглянул в час дня в рабочий кабинет святителя. Сидит что-то пишет... Чрез полчаса – условный знак... За обедом святитель скушал половину яйца и полстакана молока. Не слыша знака к чаю, служитель в половине пятого снова заглянул: святитель лежал на кровати. Не прилег ли отдохнуть!? Но что-то в сердце сказало о другом... Подойдя к святителю, слуга увидал, что он уже скончался. Левая рука лежала на груди, правая была сложена как для архиерейского благословения... На столике, подле кровати, лежала раскрытая январская книжка Душеполезного Чтения...

При облачении в святительские ризы, на лице почившего явно для всех просияла блаженная улыбка... Был ли то прощальный привет людям, или отражение небесной радости духа – одному Богу ведомо!..

Три дня стоял покойный в своей маленькой церкви и три дня в соборе – и тление не коснулось его: почивший имел вид спокойно спящего человека.

Родившись 10 января⁶ 1815 года, Святитель скончался семидесятидевятилетним старцем, не дожив четырех дней до дня рождения.

Для совершения чина погребения 11 января прибыл из Тамбова преосвященный епископ Иероним, в сопровождении высшего духовенства. К этому времени тело в Бозе почившего святителя уже было перенесено в теплый собор, где 12 января совершена преосвященным Иеронимом соборне Божественная литургия. Во время причастного стиха ректором Тамб. Семинарии произнесено было надгробное слово. После литургии началось погребение. Храм далеко не мог вместить всех желавших присутствовать при погребении. Во время отпевания слышались вопли и рыдания. Около 3½ часов пополудни, гроб с останками почившего святителя был перенесен в Казанский собор и погребен в склепе в правом Владимирском приделе этого собора.

При приезде на похороны и при отъезде можно было встретить группы богомольцев с котомками за плечами: иные шли 200, иные – 300 верст, чтобы поклониться почившему и проститься с ним, помолиться об упокоении души его и испросить, как при жизни, у него молитв пред престолом Божиим…

В заключение всего считаем своим долгом привести «последнее Завещание», какое сам Святитель оставил нам еще 24 июля 1866 г., при прощании с Владимирской паствой, перед отправлением на «покой».

«Не попеняйте на меня, Господа ради, что оставляю вас. Отхожу не ради того, чтобы вынужден был вас оставить. Ваша доброта не допустила бы меня переменить вас на другую паству. Но, как ведомый, ведусь на свободное от забот пребывание, ища и чая лучшего, – как это сродно естеству нашему. Как это могло образоваться, не берусь объяснять. Одно скажу, что кроме внешнего течения событий, определяющих на дела, есть внутренние изменения расположений, доводящие до известных решимостей, есть кроме внешней необходимости, необходимость внутренняя, которой внемлет совесть и которой не сильно противоречит сердце. Находясь в таком положении, об одном прошу любовь вашу, – оставя суждения и осуждения сделанного уже мною шага, усугубьте молитву вашу, да не отщетит Господь чаяния моего и дарует мне, хоть не без трудов, обрести искомое мною. И я буду молиться о вас, – буду молиться, чтоб Господь всегда ниспосылал вам всякое благо, – улучшал благосостояние и отвращал всякую беду; паче же чтоб устроил ваше спасение. Спасайтесь, и спаситесь о Господе. Лучшего пожелать вам не умею. Все будет, когда спасены будете. Путь спасения вам ведом, ведомо и все спасительное устроение Божие! В сем отношении довольно вам напомнить слова Апостола Павла: о Тимофее! предание сохрани. Сохраните, что Господом и св. его апостолами предано церкви и что одно поколение христиан передает другому. Напомнить о сем вам понуждаюсь того ради, что ныне много лживых учений ходит между нами, учений растлительных, подрывающих основы веры, расстраивающих семейное счастие и разрушающих благосостояние государства. Поберегитесь, ради Господа, от сих учений. Есть камень, коим испытывают золото. Испытательным камнем да будет для вас св. учение, издревле проповедуемое в церкви. Все несогласное с сим учением отвергайте, как зло, каким бы титлом благовидным оно ни прикрывалось... Вы только это соблюдите, а все прочее уже само собою приложится вам. За чистотою веры последует осенение благодати. Благодать с верою созиждут святыми и непорочными сердца ваши. Чистые же сердцем Бога начинают зреть еще здесь, – узрят Его несомненно там, и будут вечно зреть и блаженствовать в сем зрении. – Это небольшое напоминание прошу принять, как «последнее завещание»; и большим чем обременять внимания вашего не буду. Все знаете сами. Поревнуйте только стать в ряд тех ублажаемых, коих указал Господь в слове Своем: сия весте; но блаженны есте, аще творите я. Затем – простите! простите, если кого оскорбил, обидел, онеправдовал, или чем соблазнил.

Господь Бог благодатию Своею да простит и помилует всех нас! И еще прошу не забывайте меня в молитвах ваших.»

Исполним же просьбу Архипастыря: не забудем его в молитвах наших. Со святыми упокой, Христе, душу усопшего раба твоего преосвященного епископа Феофана и сотвори ему вечную память!

Помолися и о вас, святителю Христов, «чтобы Господь всегда ниспосылал нам всякое благо, – улучшал благосостояние и отвращал всякую беду, паче же чтобы устроял наше спасение»!