К вопросу о неперебитии голеней распятому Господу

(Ин. 19:31–34)

«Чтения в Обществе любителей духовного просвещения», 1884

В Евангелии от Иоанна (19:31–34) к рассказу о распятии, смерти и погребении Господа, общему у него с другими евангелистами, присоединено повествование о том, что по просьбе иудеев воины перебили голени разбойникам, распятым на кресте с Иисусом, дабы не оставить тел на кресте в субботу: Иисусу же не перебили голеней, так как увидели Его умершим, но один из воинов копьем пронзил Ему бок. Почему воин копьем пронзил ребра Господа – это понятно: он хотел доподлинно узнать, действительно ли не было признаков жизни в Иисусе, чтобы не было никакого сомнения в действительности смерти Его и чтобы в этом доподлинном дознании иметь на случай пред начальством оправдание того, что они (воины) не перебили голеней Иисусу. Понятна и забота иудеев о том, чтобы поскорее умертвить повешенных на кресте, снять их и погрести: закон Моисеев (Втор. 21:22–23) не дозволял тела казненных чрез повешение оставлять на дереве на ночь, а предписывал погребать их в тот же день; в данном случае эта забота их была тем естественнее, что на другой день была суббота праздника Пасхи – величайшего праздника евреев. Но некоторое недоумение вызывает евангельский рассказ о самом способе насильственного ускорения смерти повешенных на кресте. В объяснение этого способа говорят, что хотя у евреев не видно следов этого жестокого обычая перебивать голени распятым, но так как сами евреи не имели права ускорять смерть казненных, как и наказывать смертью, то и просили они Пилата (наместника римского правительства), чтобы перебиты были голени распятых, как в обычае было у жестоких римлян. Этот жестокий обычай перебития голеней употреблялся у римлян как жестокое наказание и особо (см. «Толк. Ев.» архиеп. Михаила). Но вот в чем вопрос: почему именно этот, а не какой-либо другой способ был в широком употреблении у римлян? И почему перебитие голеней как средство для ускорения смерти не приложено было к Иисусу?

Евангелист говорит, что Иисус уже умер. Но по его же сказанию один из воинов счел нужным для окончательного удостоверения в смерти Господа копьем пронзить Ему бок; стало быть, относительно этой смерти оставалось какое-либо сомнение. Мало сказать, что в данном случае воин действовал из сострадания к распятому Иисусу, Который, вероятно, самым видом Своим, кротким и изможденным, не в пример сораспятых с Ним, невольно возбуждал жалость в Себе; потому что и употребленное взамен перебитая голеней пронзание копьем в бок – далеко не гуманное средство к тому, чтобы доподлинно дознать, жив или не жив повешенный. И если бы и после этого дознания Господь каким-либо невольным вздрагиванием обнаружил в Себе признаки жизни, то едва ли бы можно было ожидать, что жестокое средство перебитая голеней не было бы приложено к Нему. Да и самое перебитие голеней, при всей жестокости этого действия, едва ли можно представлять самым верным средством ускорить смерть повешенного. Поэтому думается нам, что мотивом, по которому вошло в законное и обычное употребление у римлян жестокое наказание перебитием голеней осужденному, было нечто другое, а не простое соображение о скорейшей смерти преступника. Не по тому же ли соображению практиковалось это средство, по какому и у нас еще ворам-конокрадам отбивают пятки или наколачивают в них гвозди, чтобы воры с отбитыми пятками не могли уже бегать? У римлян было к тому же иногда в обычае не пригвождать ко кресту, а вешать на крест осужденного, привязывая его ко кресту веревками по рукам и ногам; а при таком способе крестной казни возможна была еще мысль о побеге, особенно для сильных и здоровых натур, каковыми были иногда гладиаторы, атлеты и т. п. Понятно, во избежание побега нужно было стеречь повешенного, что должно было быть, конечно, делом воинов, и делом, нужно согласиться, не особенно приятным. Чтобы избавиться от этого неприятного дела, с одной стороны, а с другой – не подпасть обвинению в нерадении, и придумано, быть может, было такое средство, как перебитие голеней повешенного. От этого перебитая голеней ускорялась и самая смерть повешенного на кресте; но это было уже естественным следствием, а не целью перебития голеней, практиковавшегося для прекращения всякой возможности к побегу. Понятным теперь становится и то, почему один из воинов, производивших казнь над Господом и двумя разбойниками, повешенными с Ним, для доподлинного удостоверения в действительности смерти Господа употребил не перебитое голеней, которое к тому же так бы гармонировало с общим враждебным настроением народа к Иисусу, а именно пронзание копьем ребр Его. Самый вид Господа, измученного и обессиленного предыдущими распятию страданиями Его, должен был подсказать воину, что относительно Этого Человека не может быть мысли о побеге, и он копьем пронзил Ему бок.

Святой Иоанн, рассказав о разбираемом событии, замечает: Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится. В объяснение этого замечания евангелиста епископ Михаил говорит, что если неперебитие голеней предуказано было еще в Ветхом Завете и исполнилось теперь на Иисусе Христе, то этим ясно показывается, между прочим, то, что Он есть истинный Мессия. Место Писания, приведенное здесь, взято из книги Исход (12:46). По закону пасхальному, у агнца пасхального не должны быть сокрушаемы кости, а все оставшееся от снедения его должно быть предано огню. Иоанн указывает причину сего, непонятную в отношении к агнцу пасхальному самому по себе, в том, что он прообразовал истинного пасхального Агнца Христа, у Которого не должны быть сокрушены кости в пречистом теле Его. В прообразе было так наперед ради истины, то есть ради того, что так должно было быть в событии, прообразованном им. Почему же в самом этом событии дело это должно было случиться так, а не иначе? Если сам евангелист и замечанием о несомненной подлинности своего рассказа о нем с присовокуплением слов, что он для того и рассказал, чтобы читатели веровали в него (ст. 35), и ссылкой на исполнившееся на Нем ветхозаветное пророчество (ст. 36) дает нам знать, что это событие важное, достойное особенного внимания, то естественно ожидать, что в событии этом есть какой-либо внутренний смысл, объясняющий нам не только его фактическую естественность, а и его логическую законность и необходимость, по которой оно и должно было быть именно таким, а не иным.

Указанные нами соображения о цели, с какою обычно перебивали голени повешенному, дают собою нить к открытию этого смысла. Цель эта – прекратить для повешенного на кресте всякую возможность к побегу, так чтобы у него не могло остаться и мысли не только о побеге, а и о том, что если он висит – терпит наказание, то переносит его не добровольно и сознательно, а поневоле, по необходимости. Между тем мысль о вольном шествии Господа на страдания и сознательном перенесении Им этих страданий до конца – главная мысль в догмате об искупительном значении этих страданий. Се иду, сказал Он в предвечном Совете, и не отвержеся. Вся жизнь Его была именно вольным шествием на эти страдания, и Он пострадал чрез три с половиною года после выступления на служение роду человеческому не потому, что так сложились внешние обстоятельства; ибо и прежде не раз и народ сам хотел, и начальники посылали служителей, чтобы схватить Его, но не могли, потому что не пришел час Его. Даже тогда, когда настал этот час, Он веден был сначала на допрос, а потом и на казнь не потому, что не мог сопротивляться, а потому, что Сам того хотел. Воины взяли Иисуса не насильно, а когда Он Сам спросил их: Кого Ищете? – и Сам предал Себя им. Сам нес крест Свой, чтобы показать, что Он добровольно страждет. Для этого же Он не хотел пить и оцта с желчью, чтобы показать миру, что страдания Его вольные и сознательные. Не для этого ли в Предвечном Совете положено было и умереть Ему прежде, чем воин подошел для перебития голеней, чтобы те, которые в своих неверующих насмешках говорили Ему: «Сойди со креста, и мы уверуем, что Ты Сын Божий», и подобные тем, ни тогда, ни после когда-либо не посмели сказать, что Он потому и не сошел с креста, что не мог, что у Него перебиты были голени? Не для того ли и было сие, чтобы ясно было для всех и не сомнительно, что Господь наш Иисус Христос испил чашу Своих страданий до дна добровольно и сознательно – по любви к людям, чтобы поэтому мы смело могли надеяться на искупительное значение этих страданий, чтобы мы веровали в Него как Спасителя Своего, чтобы на Нем исполнилось слово Предвечного Совета; лишь в прообразовательном событии пасхального агнца открытое нам, что Он добровольно страдал за нас, что в Своих страданиях Он не сопротивлялся до того, чтобы в неравной борьбе с мучителями сокрушились кости Его, что Он не противился злу и оттого нога Его не повредилась, как у Иакова? И пусть не говорят нам, что уступил же Он насилию, когда вознесен был на крест; Он вознесен был свободно; свободно Он отказался и от оцта и желчи. Но Он не должен был свободно отказаться от перебития голеней, чтобы не уличили Его в малодушии; с другой же стороны, не должен был иметь на теле Своем ясные следы разрушения от перебития голеней. Нужно было, чтобы ясно было для всех, что Он цел и невредим остался в Своей человеческой природе, и в смерти Своей, бывшей нетленною.