Русская святость в истории, иконе и словесности

Перед нами – книга, заслуживающая особо внимательного к себе отношения. Можно утверждать, что она являет собой результат преодоления тех гонений на Церковь, которые возникли задолго до 1917 года – гонений, стремившихся зачеркнуть значение Православия для истории России и для русской культуры в особенности. Не вдаваясь в непростую и ответственную тему – что именно принес Русской Церкви Синодальный период ее существования, напомним лишь о том, что пренебрежительное отношение и к духовенству, и к духовному образованию распространялось в русском обществе и в XIX веке, а стремление видеть в церковных святынях только “произведения искусства” и более того – всего лишь “памятники старины” утверждалось в первые десятилетия XX века.

К сожалению, мы уже привыкли к противопоставлению науки и религии, культуры и Церкви. Однако, обратясь к истории, мы увидим, что противопоставление это – довольно позднее. Как раз в те времена, когда и наука, и культура европейских стран, в том числе и России, находились в стадии становления, было совершенно ясно, что источник их – Церковь, подвижники которой несли народам свет Евангелия – и письменность, а за ней литературу и книжное дело. Они строили и украшали храмы Божии – и возникала архитектура, совершенствовалось строительное дело, иконопись являла миру богословие в красках и красоту, превосходящую человеческое разумение; развивались прикладные искусства: ткачество, вышивка, ювелирное дело.

Особую роль не только в развитии наук и искусств, но и во всей жизни народа играли монастыри. Монастырские стены укрывали иноков от тревог мирской жизни, но и давали им возможность в благодатной тишине предаваться трудам, призванным спасти мир, причем не только в вечности, но и в этой жизни. Все образование шло из монастырских школ. Благочестивые иноки переписывали Писание, богослужебные книги, жития, составляли летописи. Монастыри были и литературными центрами, и средоточением книжного дела; рукописи украшались изумительной красоты миниатюрами и заставками, а каждый из их переплетов-окладов по праву может считаться художественным шедевром. Монастыри не только кормили сирых и убогих, прибегавших к их покровительству, но и вели сельское хозяйство на самом высоком для своего времени уровне, и обучали культуре земледелия окрестных крестьян. Не в последнюю очередь монастыри служили оплотом во время нашествий; образцовый пример их доблестного противостояния неприятелю – осада Троице-Сергиевой Лавры во время нестроений Смутного времени.

Но никак нельзя забывать, что эта сторона деятельности монастырей была не главной в их жизни. Монастыри могли стать центрами науки, искусства и просвещения только потому, что их насельники истово следовали заповедям Писания и учению Святых Отцов и прежде всего упражнялись в духовном делании. Смиряя в себе страсти, в терпении преодолевая искушения, дисциплиной послушания готовя себя к приятию Божественной любви, благочестивые иноки направляли все свои стремления к стяжанию мира духовного, к облагодатствованному существованию – и благодать Божия, получаемая ими, изливалась на мир...

Разумеется, невозможно отрицать, что все развитие мировой науки и культуры закономерно идет от единства (синкретизма) к специализации. И вовсе неразумно было бы требовать, чтобы вся современная наука каким-то непостижимым образом вернулась в лоно богословия, – в конце концов, у науки есть свои собственные цели и задачи. Но если научное исследование приводит к отрицанию бытия Божия и проявлений Божественного Промысла в мире, то ему прежде всего следует отказать в его научном статусе, потому что Творец неба и земли никак не может входить в предмет рассмотрения позитивных наук; постижение Его – дело веры. Поэтому “наука», стоящая на атеистических позициях, как таковая несостоятельна. И если говорить о связи науки и веры, то речь может идти только об их гармонии, о плодотворном союзе веры и разума.

В течение долгого времени возможность совместного развития науки и церковного делания даже не подвергалась сомнению. Их разделение, напротив, – явление настолько позднее, что и в XIX веке святитель Филарет (1782–1867), “прозванный народом на своем будущем первосвятительском поприще Филаретом Мудрым и признанный светилом церковного разума всеми своими современниками, начиная с обер-прокурора Синода и кончая семьями сельских причетников”¹, разработал программу курса философии, которая была принята и в Духовной Академии, и в Московском университете. Да и в последующее время оба эти учебные заведения вели обучение по, так сказать, “пересекающимся” программам, и нередко один профессор читал курс истории Церкви и в Академии, и в Университете. Таким образом, студенты Университета слушали курс истории Церкви почти в том же объеме, что и студенты Духовной Академии, которые, в свою очередь, получали университетский курс истории философии.

Обращаясь к сборнику статей архимандрита Макария – скажем, что столь долгое отступление имело целью показать, что эта книга как бы возвращает читателя на единственно правильный путь познания, – путь, на котором вера и разум не разъяты, не противоречат друг другу, а взаимно дополняются.

Самые краткие извлечения из биографии архимандрита Макария не могут не привлечь внимания к его личности. Выпускник Московской Духовной академии (со степенью кандидата богословия) 1978 года, он в 1982 году – уже в сане игумена – поступил на богословский факультет Университета Мартина Лютера в Галле (Германия). В 1985 году игумен Макарий окончил университет; в марте 1988 года был возведен в сан архимандрита, а в апреле защитил в Германии докторскую диссертацию. С 1986 года и поныне наряду с научными исследованиями (свыше 200 печатных трудов; Макарьевская премия за 1997 год) занимается педагогической деятельностью; ныне архимандрит Макарий – Первый проректор МДА. В круг его научных интересов наряду с историей Русской Церкви XVI века входят богословие иконы и церковные песнопения, с которыми отец архимандрит знаком отнюдь не только теоретически: составив житие святителя Макария Московского, он к тому же написал службу и акафист Святителю.

Тем самым неудивительно, что, рассматривая отечественную историю глазами автора, читатель обретает согласованность и гармонию подходов к фактам, столь желанную для постигающего. Факты истории Церкви неотделимы от фактов российской истории, поскольку Церковь была и доныне является средоточением этой истории, ее определяющей силой. В церковной культуре литературные произведения не противопоставляются произведениям иконописи, но составляют с ними одно целое, ибо они совместно, в своей целокупности, как бы отражающей одно из определяющих свойств Церкви – ее полноту, – являют устремление Православия к Богу и к вечной жизни. Сама тема сборника – агиология, то есть учение о святых – также призвана раскрывать полноту Церкви, поскольку в ее полноте – совокупность всех ее чад, ныне живущих и почивших, предстоящих перед Престолом Божиим, и немыслимо нам представлять нашу Церковь без ее прославленных святителей и подвижников благочестия.

Наконец, в этой небольшой книге мы находим единство подхода: ее автор владеет приемами современного исторического описания (заметим, что труды архимандрита Макария с большим вниманием изучаются учеными-историками) и одновременно представляет читателю подлинно духовное, православное отношение к истории Русской Церкви. Безусловную ценность такого единства может оценить и неспециалист: все упоминаемые в книге факты строго аргументированы как письменными документами, так и глубоким авторским пониманием их значимости для церковной истории, – пониманием, которое возможно для того, кому духовно раскрывается бытие Православной Церкви. Благодаря проникновению автора в смысл тех событий и документов, о которых он пишет, у читателя создается впечатление, что о делах старины нам рассказывает их современник и свидетель, умеющий перелагать их на понятный нам язык.

Нельзя не сказать и о том образе, который проходит практически по всем текстам, составляющим эту книгу, являясь ее смысловым связующим звеном, сюжетной основой, – о Всероссийском Митрополите святителе Макарии (1482 – † 1563). Этот Святитель, прославленный на Соборе 1988 года, являет нам образец предстоятеля Русской Православной Церкви. Он пребывал в молитве и посте, имел дар прозорливости, писал иконы и жития (и составил правило о написании икон), – все это, казалось бы, способно до предела наполнить собой жизнь праведника. Но святитель Макарий славен и своими трудами по устройству церковных дел. Он созывал знаменитые Соборы, составил Великие Четьи-Минеи, называемые также Макарьевскими, благословил начало книгопечатания на Руси. Особо значимо для нас то, что на Макарьевских Соборах 1547 и 1549 годов был прославлен сонм русских святых, что внесло в жизнь Русской Церкви новую благодатную струю. Ни одна эпоха в истории нашей Церкви несравнима с эпохой святителя Макария по количеству прославлений, кроме нашей, современной эпохи, когда сонм православных угодников и молитвенников за Россию пополняется десятками имен (а если принимать во внимание местночтимых святых – сотнями). Эта сближающая черта заставляет нас особо чтить память святителя Макария, порождает стремление узнать о нем и о его времени как можно больше в надежде на то, что такое знание поможет нам лучше – глубже и осмысленнее – понять и то время, в которое живем мы. То сугубое внимание, которое уделяет автор этой книги святителю Макарию, далеко не случайно; оно направлено на то, чтобы почитание святых, составляющее заветную особенность православной веры, укрепилось в наши дни на основе ясного понимания того, что сонм русских святых, принадлежащих Церкви Небесной, непрестанно молится за нас, помогая нам избегать опасностей и гибели, и что наше молитвенное к ним обращение, прославление их памяти в иконах и песнопениях создает церковную полноту, простирающуюся от земли до неба и от Крещения Руси до наших дней.

Почитание святых – знаменательная особенность православного вероучения. “Святые являются нашими молитвенниками и покровителями в небесах и поэтому живыми и деятельными членами Церкви воинствующей и земной. Их благодатное присутствие в Церкви, внешне являемое в их иконах и мощах, окружает нас как бы молитвенным облаком славы Божией. Они не отделяют нас от Христа, но приближают к Нему, соединяют с Ним”².

Ежедневно прославляя того или иного святого, Церковь почитает и прославляет в Месяцеслове также и соборные памяти. Наиболее близка и дорога нам память наших святых соотечественников. В Службе им говорится: “Соборе святых русских, полче Божественный, молитеся ко Господу о земном отечестве вашем и о почитающих вас любовно”³. Церковь прославляет святых угодников воспеванием священных молитвословий, писанием икон, чтением их житий, над созданием которых потрудились гимнографы, иконописцы и агиографы. Эта область знания называется агиологией и представляет благодарную область для исследования.

Всероссийский Митрополит Макарий († 1563; пам. 30 декабря), канонизованный на Соборе в год празднования 1000-летия Крещения Руси, известен своей многогранной деятельностью. Одним из важнейших его деяний является прославление русских святых. На Макарьевских Соборах 1547, 1549 годов решался только один вопрос – канонизация отечественных подвижников. Среди канонизованных святых были, в частности, Московский Митрополит Иона († 1461; пам. 31 марта) и Новгородский архиепископ Иона († 1470; пам. 5 ноября)⁴. Первый был для святителя Макария предшественником на Первосвятительской Московской кафедре, а второй – на Новгородской; оба жили в одно время и были современниками.

Позднее, при первом Всероссийском Патриархе Иове († 1607; пам. 19 июня), в 1596 году, было установлено соборное празднование в честь Московских Митрополитов Петра, Алексия и Ионы⁵. С именем первого из названных святителей, Митрополита Петра († 1326; пам. 21 декабря), связано начало возвышения стольного града Москвы. По его благословению был построен в Кремле главный собор Московской Митрополии – храм во имя Успения Богоматери, где и были затем погребены святые мощи русского Первоиерарха. Его заветы патриотического служения Отчизне и усилия к возвышению Москвы, ставшей первопрестольным градом, продолжали его преемники по кафедре⁶.

Вторым в лике Московских Чудотворцев является святитель Алексий († 1378; пам. 12 февраля). Он принимал активное участие в воспитании оставшегося малолетним Московского князя Дмитрия Ивановича († 1389; пам. 19 мая), названного впоследствии Донским, героя Куликовской битвы. Современником Святителя были преподобный Сергий Радонежский († 1392; пам. 25 сентября) и епископ-миссионер Стефан Пермский († 1396; пам. 26 апреля). Знаменитый историк В. О. Ключевский († 1911) в своей актовой речи на праздник Покрова Пресвятой Богородицы в Московской Духовной Академии в 1892 году, произнесенной по случаю 500-летия со дня кончины преподобного Сергия, сказал, характеризуя совместную деятельность этих русских светильников: “Все три святых мужа, подвизаясь каждый на своем поприще, делали одно общее дело, которое простиралось далеко за пределы церковной жизни и широко захватывало политическое положение всего народа... Это дело было исполнением завета, данного русской церковной иерархии величайшим Святителем древней Руси Митрополитом Петром. Еще в мрачное время татарского ига, когда ниоткуда не проступал луч надежды, он, по преданию, пророчески благословил бедный тогда городок Москву как будущую церковную и государственную столицу Русской земли. Духовными силами трех наших святых мужей XIV века, воспринявших этот завет Святителя, Русская земля и пришла поработать над предвозвещенной судьбой этого города... Они приложили к делу могущественные духовные силы. Это были образованнейшие русские люди своего века... Потому ведь и удалось Московским князьям так успешно собрать в своих руках материальные, политические силы русского народа, что им дружно содействовали добровольно соединившиеся духовные его силы”⁷.

По словам историка, эти три мужа при своей разнохарактерной деятельности дополняли друг друга, имея единую цель: они делали одно дело, они созидали Русь.

Следующим в диптихе Московских иерархов называется Митрополит Иона, живший почти столетие спустя после Митрополита Алексия. Причем следует отметить, что явление, описанное В. О. Ключевским, имеет типологическую параллель в Русской истории XV века. Митрополит Иона был первый автокефальный глава Русской Церкви – Московской Митрополии. О его интронизации читаем в летописи под 1448 годом: “В лето 6957, месяца декабря 15, поставлен бысть на Митрополью всея Руси епископы русскими: Ефремом Ростовским, Аврамием Суздальским, Варламом Коломенским, Питиримом Пермьским. А Новгородский архиепископ Евфимий и епископ Тверский грамоты свои прислаша, что с ними единомыслени на поставление на Митрополью Ионы, владыки Рязанского. А преже того коли в Цариграде был о исправлении Митропольи, и он и от Святейшаго Патриарха и от всего еже о нем священнаго Собора благословен последи Сидора на Митрополью”⁸. Это событие явилось ключевым моментом в русской истории, положив начало Русской церковной автокефалии и поставлениям главы Русской Церкви в Московском граде. Содействие святителя Ионы росту мощи Московского государства выразилось в деятельной поддержке им великого князя Василия Темного в его борьбе с Галицким князем Дмитрием Шемякой⁹.

В это время перед Русским государством все настоятельней вставала проблема закрепления успеха Куликовской битвы – окончательного свержения золотоордынского ига и объединения воедино всего Русского государства. Поэтому отношения с таким крупным политическим, административным, церковным и культурным центром, каким был Великий Новгород, имели первостепенное значение. После кончины Новгородского святителя Евфимия († 1458; пам. 11 марта) митрополит Иона поставил нового владыку – архиепископа Иону. В Службе об этом говорится: “Рукою великаго архиерея Ионы со иже о нем собора священных мужей судом приемлеши помазание архиерейства, Духом воздвизаемь, Ионо, и пастырь Великому граду, священне, полагаемь”¹⁰. Исторический памятник XVI века Степенная Книга, составленная по благословению Митрополита Макария, так сообщает о хиротонии Новгородского владыки: “Тогда же поставлен бысть архиепископ Великому Новуграду чюдотворивый Иона чюдотворимым же Ионою Митрополитом”¹¹. Ниже говорится: “По проречению и благословению двою святителей сих чюдотворивых преосвященнаго Ионы, Митрополита всеа Русии, и святаго Ионы, архиепископа Новоградскаго, вся благая збывахуся великому князю”¹². Эта была духовная двоица единомысленных Святителей, что было подмечено древнерусскими авторами. Агиограф святого архиепископа Ионы, процитировав в его житии в свободной передаче Евангелие от Матфея (Мф.18:20, 7:7, 6:16), повествует, как Митрополит Иона и архиепископ Иона, оба тезоименитых Святителя, стали молиться об освобождении Руси от татарского ига¹³. Составитель Степенной Книги также подчеркивал, что Митрополит Иона и архиепископ Иона “купьнодушьно, действом Святаго Духа” пророчествовали великому князю Иоанну III независимость Руси от золотоордынских ханов¹⁴. “Московский Митрополит святой Иона... был другом Новгородского святителя и хотел видеть его своим преемником”, – читаем в “Настольной книге священнослужителя”¹⁵. Подобное событие, как известно, имело место и в отношениях между святителем Алексием и преподобным Сергием Радонежским¹⁶. Интересно, что Новгородский владыка Иона был глубоким почитателем великого русского святого – преподобного Сергия и первый построил на новгородской земле храм во имя его.

Продолжателем трудов святителя-миссионера Стефана Пермского в XV веке был святитель Великопермский Иона († 1471; пам. 6 июня)¹⁷, рукоположенный Митрополитом Ионой с собором русских архиереев после кончины своего предшественника святителя Питирима († 1455)¹⁸. Церковный историк Е. Е. Голубинский говорит, что святитель “Иона, епископ Пермский, докончил крещение пермян, или пермяков, начатое святым Стефаном Пермским”¹⁹.

В свое время святитель Стефан Пермский путешествовал в Новгород, где обличал ересь стригольников. Одна из летописей сохранила сведения о заботе владыки Пермского Ионы о новгородской пастве. В 1467 году был сильный мор в Великом Новгороде и “не успеющу архиепископу Ионы Великого Новагорода церквам и ко псковьскым и к волостным священников съвершати: мнози бо умроша в милости Божии, а в иных морах не бысть тако о священниках, якоже в сей мор. Изнемогшу бо господину нашему архиепископу Ионе о новопоставленных священников, и благодарением Божиим приспе приехать епископ Вымскый владыка Ивона в Великий Новъгород... и повеле архиепископ Иона священников поставляти ему, а сам тоже творяше”²⁰.

Типологическим соотнесением деятельность этих двух троиц XIV и XV веков не ограничивается. Удивительным является также следующий факт. В наше время, при многочисленности епископата Русской Церкви, ни у кого не вызывает удивления наличие одновременно, например, двух или даже трех тезоименитых иерархов. Но в XV веке, когда святительский лик был значительно малочисленнее (вспомним, что поставление первого автокефального Русского Митрополита совершали 4 архиерея, а два прислали свои повольные грамоты), бытие сразу трех тезоименитых святителей: Митрополита, архиепископа и епископа обращает на себя особое внимание и вызывает чувство благоговения, так как эти три мужа-современника были причтены позднее Русской Церковью к лику святых. Небезынтересно и то, что имя Иона в переводе с еврейского означает “голубь”. Отец Павел Флоренский о смысле имен говорит: “Имя оценивается Церковью, а за нею – и всем православным народом как тип, как духовная конкретная норма личностного бытия, как идея; а святой – как наилучший ее выразитель, свое эмпирическое существование соделавший прозрачным так, что чрез него нам светит благороднейший свет данного имени”²¹. Поистине деятельность трех тезоименитых иерархов XV века по примеру Ноева голубя, возвестившего масличной ветвью скорое окончание потопа (Быт.8:11), явилась провозвестницей освобождения Руси от монголо-татарского ига и объединения ее в единое, мощное централизованное государство.

Жизненный путь святителя Макария, Митрополита Московского († 1563; пам. 30 декабря), довольно подробно освещен в источниках начиная с 1526 года, когда он стал Новгородским архиепископом. Такому освещению прежде всего способствует так называемый Владычный летописный свод 1539 года. Сведения в нем дополняются из других источников. Новым источником является прилагаемая ниже Повесть о явлении чудотворной иконы, составленная в конце ХVII века. В Повести сохранилось предание об обстоятельствах явления иконы в XVI веке при архиепископе Макарии.

Святитель Макарий известен как почитатель русских святых. Он также “поновлял” известные чудотворные иконы: в Великом Новгороде – образ Богоматери Знамение, в Москве – принесенную с Вятки икону святителя Николая Великорецкого. В Москву при Митрополите Макарии приносились для поклонения явленные чудотворные образы; приносились они ранее при архиепископе Макарии и в Великий Новгород из новгородских пределов. Этому посвящена публикуемая Повесть, которая дополняет данные других источников о деятельности Святителя в Великом Новгороде.

(Л. 102) Повесть о явлении святыя и чюдотворныя иконы иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мирликийскаго, и святых мучениц Варвары и Параскевы.

Бысть в лето 7047-го (1539) в марте месяце при державе благочестивейшаго государя нашего царя и великого князя Иоанна Василиевича всеа России и при архиепископе Макарии Великаго Новаграда и Пскова явися чюдотворная икона во области града Каргополя на реки Онеги, в стану Турчасовского посаду против села Ярнемы. Случися некоему жителю именем Вуколу изыти на благо лесное некоея ради потребы и нача сещи древо березовое велми матерое и виде ис того древа изсеченного места кровь живу текущу и бысть во ужасе. И возвести о том чюдеси околним своим жителем. И стекошася народи на то преславное чюдо, како от березоваго // (Л. 102 об.) древа кровь течет, и узреша в том древе отсечен угол иконы и ис того места кровь течет. Изсекоша то древо и разломиша и обретоша в нем икону в трех лицах с правую страну образ святителя Николая Чюдотворца, в средине – образ святыя великомученицы Варвары, с левую страну образ святыя мученицы Параскеви, нареченный Пятницы. И взяша тю чюдотворную икону и с того древа и внесоша ю к преждереченному Вуколу в дом. И бысть у него дщерь девица именем Екатерина 50 лет слепа от рождения своего и та к тое чюдотворныя иконы припадши со слезами моляся и приложися и абие отверзошася ея очи и бысть здрава. Во утрий же день стекошася людие, где та чюдотворная икона поставлена бысть и в том дому та святая икона и на том месте не обретеся. И искаша и обретоша на // (Л. 103) прежнем месте, на пню березового того древа и в больший страх впадоша. И собрашася людие видети то преславное чюдо и поставиша на том месте часовню, народи же начата молебное пение совершати, и мнози недужнии от различных болезней исцеление получиша и здравы быша. И прослуся то чюдотворение по всей России и абие вниде в слух в Великий Новград архиепископу Макарию. И повеле архиепископ ту чудотворную икону привести в Новград, и поставиша ея в церкви Софии Премудрости Божии и быша тамо от тое иконы многа чюдеса: мнози недужнии сцелении получиша и здрави быша. И поведе архиепископ ту святую икону пренести в монастырь девичь, что в земляном городе на Софейской стороны во имя Варварской и ту святую икону в том монастыре поставити в церкви. Изволением Божиим та святая // (Л. 103 об.) чюдотворная икона ис того Новаграда и из монастыря Варварского изыде на прежнее место, где явися в древе и на пню березовом. И бысть взыскание много от архиепископа о той иконе в Великом Новеграде и в весех. И абие дойде в слух архиепископу, что та чюдотворная икона обретеся на прежнем своем месте на пню березовом. И посла архиепископ злата и сребра на создание храма святыя великомученицы Варвары, где обретена бысть та чюдотворная икона на пусте месте, на блате зыбучем и лесном. И бысть блато с того времени и место то ста сухо и выше.

А глаголют иконописцы, что та чюдотворная икона писма греческих иконописцев. И повеле архиепископ с тое чюдотворныя святыя иконы списати такову же икону в трех лицах и привезоша ю в Новград // (Л. 104) и поставиша ту новую икону в том Варварском девиче монастыре в церкви. И сие все дойде в слух благочестивому царю Иоанну Васильевичю всея России о той чюдотворной иконе и о чюдесах ея, како блатно место ста сухо и выше. И посла он из своей царской казны злата и сребра и камения драгаго и повеле ту чюдотворную икону тем обложите и камением драгим и момисти украсити. И совершенна бысть та церковь тогоже лета.

И от онаго поставления по претечении ста лет или болши та церковь обетшавши и паки на том же месте поставиша ину церковь древяную же. И по освящении тоя церкви вскоре от неведомых судеб Божиих оны храм в нощи со всем зданием огнем потребися. Чудотворный же образ нимало пламенем врежден, но обретеся // (Л. 104 об.) на поле от тоя церкве за четверть поприща, из того огня чюдесно изыде. Посему убо немедленно создано бывши на том месте древянной же церкви и чюдотворный оный образ в ту церковь досточестно поставили. И паки изволением Божиим и молением святыя великомученицы Варвары в лета 7198-го (1690) месяца октовриа в 16 день при державе благочестивейших царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцев случися некоему болярину именем Леонтию Романову Неплюеву мимо то село и церковь везену быти и слыши от тоя святыя иконы явление, подаде он к тому чюдотворному ея святыя великомученицы Варвары образ на поклонение с верою приходя//(Л. 105)щим христианом животворящий четвероконечный честный крест Господень от чистаго злата сотворен, а в нем мощей ея святыя великомученицы Варвары часть. А тою частию благословил его болярина во граде Киеве Михайловского монастыря игумен, как он был воеводою тамо в Киеве, понеже убо святыя великомученицы Варвары мощи ея и до днесь в Киеве лежат нетленны. И от тоя святыя и чюдотворныя иконы и от части святых и многоцелебных мощей святыя великомученицы Варвары многая и безчисленная исцеления подаются с верою приходящим и до сего дне славяще Святую Троицу Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь.

(Новгородский Государственный музей. № 1088. Сборник Житий и Сказаний. XVIII в.)

Православная гимнография хранит богатейшие церковно-исторические и богословские традиции и представляет собою обширную область для благоговейного изучения. Историк русской гимнографии Ф. Г. Спасский пишет: “Церковно-литургическое творчество знаменует собою богатство церковного, соборного духа... Литургические памятники Православной Церкви являются выражением служения Богу в горении свободного человеческого духа. Творец гимна вольно отдает плод своего вдохновения на службу Церкви и его слова и мысли становятся достоянием церковным и соборным, конечно, если они созвучны полноте веры.

В наших богослужебных книгах собраны принятые Церковью творения вдохновенных сынов ее, принесших свои труды для истолкования явлений церковной жизни. Большинство этих писателей канонизовано, что является печатью признания и восприятия их трудов церковным сознанием. Таким же знаком признания служит и многовековое употребление в качестве богослужебных гимнов творений неканонизованных авторов”²². Как отмечает епископ Вениамин (Милов), “в светлых прозрачных глубинах церковного богословствования отразились Божественное откровение и убеждения наилучших на земле людей веры. Отсюда посредством слышания Богослужения истины веры и нравственности проникают в сознание и чувства верующих всех эпох”²³.

Многогранная деятельность Всероссийского Митрополита Макария нашла отражение в различных исторических источниках. Встречается его имя и в русской гимнографии. Прежде всего подвиги и добродетели Митрополита Макария прославляются в службе Святителю, составленной в наши дни после его канонизации в 1988 году²⁴. Отмечается, что в Службе он почитается прежде всего за свои просветительские труды²⁵. Однако его имя можно встретить и в других богослужебных текстах. В древних списках имя Святителя встречается в тех местах, где о нем возносятся молитвы как о здравствующем Предстоятеле Русской Церкви²⁶. В современных богослужебных текстах Митрополит Макарий называется в различных Службах как лицо, имевшее непосредственное отношение к своим святым современникам.

Будучи Новгородским архиепископом, святитель Макарий возвел в сан игуменства Новгородского святого, ученика преподобного Александра Свирского – преподобного Макария Римлянина (XVI в.; пам. 19 января). В его Службе читаем об этом: “Егда благодать Святаго Духа тя осени, преподобие Макарие, и руками архиерея Божия²⁷ иерея освященнаго тя соверши...”²⁸.

Памятуя выражение Жития Митрополита Филиппа (1507–1569; † 1569; пам. 9 января) о его подражании святителю Макарию²⁹, можно думать, что автор-гимнограф имел это же в виду в его Службе, говоря о нем: “... преемник благочестия явился еси”³⁰.

В 1552 году была покорена Казань, а в 1555 году туда был поставлен первый Казанский святитель – архиепископ Гурий († 1563; пам. 4 декабря). Его сподвижниками явились святитель Герман († 1567; пам. 23 июня) и Варсонофий († 1576; пам. 11 апреля). В их Службах чаще называется царь Иоанн Грозный и реже – Митрополит Макарий. Святитель Димитрий Ростовский († 1709; пам. 28 октября), автор Службы архиепископу Гурию Казанскому, говорит в каноне о его архиерейской хиротонии: “Благословением Первосвятителя, поставляешися пастырь и учитель новопросвещенному граду Казани, идеже прелестию врага омраченныя люди, светом благоразумия просветил еси”³¹. Об этом же говорится и в каноне Службы на обретение честных мощей святителя Гурия, архиепископа Казанского, и Варсонофия, епископа Тверского: “Благословением крайняго Святителя поставляешися пастырь и учитель новопросвещенному граду Казани...”³².

В Казань святитель Гурий был послан вместе с будущими иерархами Германом и Варсонофием. В Службе святителю Герману говорится: “Гласом предержащего и собором Первосвятителей основателем великиа обители посылаешися”³³. Аналогично говорится и в Акафисте святителю Герману о его назначении в Казань; царь “избра тя Собором Церкве в сослужебника святителю Гурию”³⁴.

Общался Митрополит Макарий в течение своей жизни и с духоносными подвижниками. Преподобный Адриан Пошехонский († 1550; пам. 5 марта) основал монашескую обитель в Ярославских пределах и за благословением приходил в Москву. В Службе Преподобному кратко говорится о его посвящении в священство³⁵; и подробнее – в более позднем гимнографическом памятнике – Акафисте: “Проповедник чудес Божиих явился еси, преподобне отче, пришел от пустыни твоея в царствующий град Москву, идеже от Первосвятителя Макария с любовию восприятый, во иерея от него освящен был еси и игуменом обители твоея поставленный, со многою милостынею в ню возвратился еси, благодарственно взывая ко Господу: Аллилуиа”³⁶. Об этом же говорится и в Службе на обретение честных мощей Преподобного: “Священством, паче же и старейшинством, от святителя честно почтен был еси, преподобне”³⁷.

С именем Митрополита Макария можно связывать начало церковного почитания преподобного Максима Грека († 1555; пам. 21 января), о чем говорится в Службе Святому. В стихире по 50-м псалме читаем: “Егда страдание претерпевал еси, преподобие Максиме, тогда плача и рыдая молил еси святителя Макария: даждь ми узрети Святую Гору молитвенницу о вселенной. Он же со слезами вопияше ти: О Максиме! Вижду тя невиновна и молитвенника и сокрушаюся, узы твоя, яко единаго от святых целую, а помощи не могу ти. Но, о преподобие отче, молися прилежно Богу и Матери его спастися сетей вражиих нам невредимым”³⁸.

В Службе святому Василию Московскому, Христа ради юродивому († 1557; пам. 2 августа), говорится о его блаженной кончине, но ничего не говорится о погребавшем его святителе Макарии, о чем известно из Жития Святого. “Егда преставился еси, блаженне Василие, тогда стекошеся царие и князи, и вси собори Российстии, юноши и девы, старцы со юнотами твоим честным мощем поклонитися и воскликнуша купно вси память вечную, Христа величающе”³⁹.

Плодотворная деятельность Митрополита Макария создала целую эпоху в прославлении русских святых, канонизованных на Соборах 1547, 1549 годов, которым писались иконы, Службы, Жития и Похвальные слова. Хотя Служба преподобному Михаилу Клопскому († 1456; пам. 11 января) не содержит имени Святителя, однако из акростиха канона узнаем, что она была написана по благословению Новгородского владыки Макария: “В царство благочестивого Христолюбивого царя Иоанна всея России самодержца повелением Владыки (и) благословением Макария Святейшего архиепископа Богоспасаемых градов Великого Новограда и Пскова благодарное сие пение принесеся всепреподобному Михаилу Клопот Христолюбивому рукою пресвитера Илии”⁴⁰. Иеромонах Илия, служивший в домовой церкви Новгородского святителя Макария, при написании Службы таким образом отметил в акростихе имя Владыки, благословившего написание Службы.

“Каждый день церковного года освящается памятью святых, которым воздается в Богослужениях данного дня особое молитвенное почитание”⁴¹. Прославляя названных святых, Церковь одновременно подразумевает и чтит святителя Макария, послужившего им своими трудами, хотя он и не всегда в песнопениях Служб назван по имени. Его имя в гимнографии русских святых обусловлено преимущественно исполнением им своих архипастырских обязанностей. Лучше освещен в гимнографии московский период жизни Святителя. Гимнографический материал русских святых XVI столетия дополняет наше представление о жизни и деятельности замечательного Первоиерарха Русской Церкви. Богатое русское духовное гимнографическое наследие, которым живет наша Церковь, хранит в себе духовный образ Митрополита Макария.

На Руси издревле почитается святитель Николай, Мирликийский чудотворец († ок. 345; пам. 6 декабря). Перенесение его святых мощей в 1087 году в южно-итальянский город Бари было воспринято Русской Церковью как церковное торжество и почтено составлением особой службы. Память перенесения мощей святителя Николая явилась одним из первых установлений в истории православного Месяцеслова на Руси. Можно сказать, что и святитель Николай возлюбил Святую Русь, в которой прославились его чудотворные образы – Зарайский, Можайский, Великорецкий, Волоколамский и др.⁴²

Замечательный исследователь древнерусской литературы Е.В. Барсов († 1917) опубликовал Похвальное слово на день памяти перенесения мощей святителя Николая по рукописи XVI века, которую он не смог приобрести на ярмарке из-за дороговизны. Рукопись содержала жития Новгородских и Московских святых⁴³. Н. Никольский атрибутировал данный памятник протопопу Андрею, ставшему затем Всероссийским Митрополитом (1564–1566)⁴⁴. Это было поддержано нами, а текст Слова был нами опубликован по списку XVI века из собрания Государственного Исторического музея⁴⁵. Сравнение барсовской публикации и нашей показывает идентичность текста Слова. Его принадлежность протопопу Андрею нашла затем отражение в научной литературе⁴⁶. Однако теперь удалось обнаружить более ранний список Слова⁴⁷. Оно имеется в составе мартовской половины Пролога конца XV века из Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника⁴⁸.

Перевод Пролога известен на Руси с конца XI – начала XII века и содержит краткие жития святых и поучения, расположенные в месяцесловном порядке. Пролог был любимым чтением многих поколений благочестивых русских людей. “Его переписывали сотни раз, и редкий нравоучительный сборник обходился без проложных выписок”⁴⁹. В результате дополнений, произведенных в ХII, ХIII, XV веках, на Руси были созданы три редакции Пролога; появление последней связывается со Псковом⁵⁰. Как отмечается, мартовский Пролог 3-й редакции “пока неизвестен, но будет, по-видимому, обнаружен по мере приведения в известность бумажных Прологов мартовской половины”⁵¹. Возможно, таким Прологом является рязанская рукопись.

Обнаружение нового списка Слова позволяет отказаться от принятой ранее атрибуции. “Недостойный прозвитер Андрей, бывший причетник и клирик соборной и апостольской церкви”, которой является Успенский собор в Кремле, жил в ХIV–ХV веках в Москве и служил в Успенском соборе, построенном князем Иоанном Калитой. Потом он стал “бывшим” клириком этого собора, то есть мог быть переведен в другой храм, возможно, в собор Николы Гостунского в Кремле. В Слове автор прославляет Чудотворца Николая за подаваемые недужным чудеса исцеления, “прибегающим с верою в пречестный и преславный его храм”. Прославление Похвальным словом Чудотворца Николая приходится на день памяти Святителя. Это произведение вошло в состав третьей редакции Пролога.

Новый список Слова состоит из двух частей. Первоначально следует описание перенесения святых мощей святителя Николая, затем идет указание на его авторство, после чего читается само Похвальное слово. Сравнение новооткрытого списка Слова со списками XVI века показывает, что в них имеется дополнение по сравнению с рязанским вариантом, а также некоторые разночтения. Иногда это перемена местами двух рядом стоящих слов. В конце Похвалы автор обращается к Святителю и говорит о своем недостоинстве и, подобно Евангельской вдове, принесшей дар в сокровищницу храма, прославляет Чудотворца, предстательством которого чает получить вечное блаженство.

Открытие списка XV века позволило сделать некоторые уточнения в связи с проблемой атрибуции Похвального слова. Привлечение других списков, например XVII века, указанных академиком Н. Никольским, могло бы полнее раскрыть историю бытования этого памятника русской гомилетической мысли на страницах древнерусской книжности.

В предлагаемой публикации новооткрытого Слова текст приведен в соответствие с современными орфографическими нормами, указано также деление на листы рукописи и столбцы. При этом отмечены важнейшие разночтения по нашей первой публикации и восполнена недостающая часть Слова.

(Л. 148) В той же день принесения мощий святаго Чюдотворца Николы от Мур в Бар.

Понеже за умножение грехов наших попущающу Богу на христианы зело многыя казни оволи гладом, оволи нашествием иноплеменник, яко же бе в земли Мурьстей, идеже бе престол архиепископа иже во святых отца нашего Николы. По умертвии же его, // (Л. 148 об.) много лет мину и нашедшу языку варварьску, поплениша землю Мурьскую град Лукий, идеже беша честныя мощи святаго Николы и бе пуст, не имея много людий. И (п)устяхутся сурьяне⁵² от Антиохия, шедше взяти мощи святаго Николы, и тако от Костянтинаграда хотяху по не ити. Явлению же Самого Бога бывшу и хотению святаго Николы преити в Баръград, люди (того же града)⁵³ во три корабли вседше и мало пшеница вземше, творяхуть в куплю идуче, и, продавше во Антиохии пшеницу, слышаша, яко хотят суриане ити по мощи святаго Николы. И въскоре отплуша баряне к Мурьскому граду и приставше в Лимепи и, взем оружие, приидоша / в церковь (святого Николы) и обретоша четыре черньци и въпросиша я: Кде лежать мощи святаго Николы? И окопаша им и раскопаша со тщанием церковьный помост и обретоша раку полну мира и сольаша в корчагы и взяша мощи в корабль свой и приидоша в Бар с мощми святаго Николы 9-й мая в день недельный. И бысть радость велиа и приде весь град на сретение святаго Николы. И в той день ицелений недужных – 47, а въторый день – 29 трудоватых и бесных очисти я, а третий день – 15 хромых и слепых, а в 4 день – уношу помилова глуха и нема бывша и дает ему слышати и глаголати. И явися некоему черноризцу святу глаголя, да положать // (Л. 149) мощи моя во олтари под святою трапезою. И створше раку сребряну, положиша в ней и чюдотворныя мощи святаго Николы. Тако бо прослави и, подав ему чюдесныя дары: недугы исцелити, бесы изгоните, болныя врачевати, на рати от смерти заступати, утопающих избавляти и всех верою призывающих его от всего зла спасает, да не точию сущии и в Бару веселятся о нем, но и весь мир и вся страны христианьскиа молящися святому Николе и приемлюще от него невидимо сердечная прошениа.

Многогрешнаго и грубаго и недостойна прозвитера Андреа, бывшаго прочетника и клирика сборныя и апостольскыя церкве в рускых / странах преименитаго града Москвы Слово похвално иже во святых отца нашего премудраго во святителех архиереа и чюдотворца Николы пастыря и учителя Мур Ликийскых на принесение честных его мощей от Мур в Баръград и воспомяновение преславных его и предивных чюдес мая в 9.

Днесь наста светоносное торжество богомудраго святителя, пречестнаго архиереа, славнейшаго в чюдесех Богосиянаго и чюдотворца Николы, наместника и подражателя суща святых Апостол. Днесь просия светлая заря, открывая благочестия великое таинство бывших чюдес предивнаго святителя, прекраснаго цвета, исцелениа плод недужным подавающаго прибегающим с верою в // (Л. 149 об.) в пречестный и преславный его храм. Днесь премирная воиньства ангельская с земными Христолюбивыми сонмы благочество вкупе ликоствуют: царие и князи и священноначалници с Первосвятители, светло празднующи веселятся, и вся благочестивых равеньства во единение поспешествующе радуються. Днесь мысленая удолиа⁵⁴ запустевших – разумнаго дарованиа исполняются присно. Днесь затвореная очеса светле и радостьне отверзаются, пресветлыя луча благотворениа приемлюще. Днесь хромым благотечение обоямо подается премудраго врачевания действом благопоспешнаго наставника и учителя. Днесь раслабленых уде/са радостно стягнутие⁵⁵ обретше, здравие душевное вкупе и телесное приемши радуются, желание избавлениа получивши. Днесь языци онемевших богогласия восприемьши благодарьствуют, днесь всяческый и неизбытных недуг от человеческаго естества непостоянно⁵⁶ отгоняется милостивным поспешением настоящаго праздньства преславного сего Чюдотворца и скораго предстателя Николы. Тем же убо достодолжно братие, сшедшися православных сбори и благочестивых соединение, душевную совесть очистивше и истинною верою оградившись, богодарованныя⁵⁷ поспешества образы имуще со усердием душевно радующеся, (Л. 150) светло празднуем чюдес неисчерпаемое наслаждение приемлющи и исцелениа даров пучину обретше и различнаго и скораго утешениа получивши святыя премудрости на явлением⁵⁸ упованием и надежею Царя Славы, створьшаго небо и землю, похвалныя венци победотворцу простирающе, достойная дарованиа плетуще от святыя живоносныя десница благолепиа увязением⁵⁹ приемшему пастырю и учителю и наставнику вселеныя концам, Богоизбранного Христова стада кормьчю заблужьдшим в пучине волнениа идольския льсти иже во удоле⁶⁰ плачевнем обещавших грехми, радости подателя и посетите/ля и врача болящим различным недугы, в тесноте живущим душевнаго омрачения черность отгнавъшаго и обогатителя нищим, скитающимся различными озлобленми и всяческым страстем потребителя, в скорбех заточениа сущим и в глубине уныниа бывшим скорый утешитель и веселиа податель явися, яко же златозарныя луча от небесных круг на земныя конца благопотребная прошениа подающаго, целебныя дары испущающе и во всякой нужи скораго предстателя и заступника неизбыточных бед⁶¹ предиреченнаго и премудраго во святителех досточюднаго и святейшаго Николу различными премудрыми похвалами до //(Л. 150 об.)стойно похвалим величествиа подание, яко же другый пречюдный адамант приносяще ти возмездием дарование, вопиюще и тебе таковая: О пресвятый отче Николае, утешителю скорбящим⁶² от Господа Бога Саваофа⁶³ Вседержителя премудраго ти учениа в весь мир произыде глагол твоих вещаний.

Радуйся Богонарочитая златокованная труба, провозвещая православным радость; радуйся аргане украсивый церковьнаа устроения, радуйся цевница⁶⁴ доброгласная исполняя радости благородных мудрованиа, радуйся верных наставниче и крепителю, радуйся необоримая забрала и утверждение граду нашему. / Радуйся царствиа скипетром держава, радуйся поборниче православных собор, радуйся молниа пожигая соблазны, радуйся громе устрашая нечестивых полкы, радуйся Богодавче упование мое Николае, радуйся радости души моей преподобне, радуйся телеси моего врачевание, радуйся избавый мя от убожиа; радуйся, даровавый ми добрословие, радуйся всем обуреваемым прибежище и заступление⁶⁵.

Темже аз убогий и недостойный, паче же многогрешный и грубый, тмою неразумия одержим и неверьствием грубости скытаяся, от усердия принесох ти, якоже вдова она две цате (Мк.12:42; Лк.21:2), но не красна похвала от скверных устен избранному Святителю от Господа Бога. // (Л. 151) Но о пресвятый отче Николае, надеюся твоими молитвами обрести милость в настоящем сем нужнем времени и грядущая избавитися муки от належащих на ны зол пременитися во приидущий⁶⁶ час будущаго века и присносущнаго наслаждения сподобитися, Небеснаго Царствиа наследником быти и Горняго Иерусалима доброту зрети твоим пречюдным наставлением, великий архиерею Христов Святителю Николае, славяще Святую и Живоначалную Троицу, неразделимое Божество Отца и Сына и Святаго Духа и ныне и присно.

Наиболее известным Митрополитом Русской Церкви времени царя Иоанна Грозного был святитель Филипп († 1569; пам. 9 января). Библиография публикаций⁶⁷ о нем настолько обширна, что здесь нет необходимости подробно останавливаться на его жизни. Будущий Святитель родился 11 февраля 1507 года в семье боярина Колычева и при святом Крещении был назван Феодором⁶⁸. Он был вхож в великокняжеский дворец при малолетнем Иоанне Грозном, но затем оставил мир и ушел в Соловецкий монастырь⁶⁹.

В монастыре новоначальный инок при постриге был дан для духовного руководства спостнику преподобного Александра Свирского († 1533; пам. 30 августа)⁷⁰ иеромонаху Ионе (Шамину; † 1568). Но жизнь будущего Святителя простым монахом продолжалась недолго. По одним данным уже в 1546 году он становится игуменом монастыря⁷¹, по мнению других – в 1548⁷². В последнее время стал известен новый источник, согласно которому поставление в настоятели произошло в 1545 году. Имеется в виду надпись на иконе Соловецкой Боголюбской Богоматери, находящейся ныне в Успенском Кремлевском соборе: “Лета ҂зн҃г҃ (7053/1545 г.) написаны бысть иконы сии при бл(аговер)ном и великом кн(я)зи Ивани Васильевич(е) всия Руси и при архиепискупе Феодосии при игумени Филиппи”⁷³. В это же время был слит благовестный колокол для монастыря “в связи с избранием нового игумена”⁷⁴.

Н. Маясова, опубликовавшая исследование о Боголюбской иконе с Соловецкого монастыря, говорит об “отсутствии новгородских традиций” в ее содержании и отмечает идейную близость иконы к воззрениям нестяжателей, а в художественном отношении – к московской живописи. О. Подобедова почему-то датирует икону 1542 годом⁷⁵... Она говорит о сложном характере повествования данного образа, отмечая три слоя его содержания: история монашества на Соловках, обоснование монашеского подвижничества, прославление “подвигоположников в их предстоянии Богоматери”⁷⁶.

“К аналогичному типу с расширенной композицией относится икона “Богоматери” 1545 года, с припадающими к ее ногам соловецкими иноками, со стоящими в позах предстояния преподобными Зосимой и Савватием, основателями монастыря. Здесь группа припадающих конкретизируется – братия Соловецкого монастыря с предстательствующими за них Зосимой и Савватием, изображения которых имеют нимбы и сопровождаются подписями.

Иконы такого типа, с припадающими к ногам Богоматери преподобными, получают постепенное широкое распространение в монастырской среде. Иконография “Боголюбской”, с преклоняющейся толпой святых, приобретает большую конкретность и определенность”, – пишет Е. С. Овчинникова⁷⁷. М. Мильчик справедливо предполагает: “Вполне возможно, что эта икона – вклад Филиппа в связи с поставлением его в игумены”⁷⁸. В последующей публикации о Соловецком монастыре была дана высокая оценка интерпретации содержания иконы, сделанной Н. Маясовой, и также поддержана связь иконы с московской живописью⁷⁹.

Данная икона имеет важное значение, так как свидетельствует о богословско-аскетических воззрениях Соловецкого игумена Филиппа, ставшего затем Всероссийским Митрополитом. Главная часть иконы – это средник. На нем справа мы видим группу иноков в молитвенных позах, предстоящих перед Богоматерью. Действие происходит на фоне Соловецкого монастыря и острова, значит, это изображены насельники обители. Всех предстоящих можно легко разделить на три группы. Эта дифференцированность, на наш взгляд, дает материал для следующей интерпретации. В самом низу – пять иноков без нимбов и в наиболее согбенных позах. Они знаменуют современников игумена Филиппа, проходящих свой жизненный путь, борющихся с суровыми климатическими условиями острова, душевными страстями и диавольскими искушениями. Над ними возвышаются другие иноки, также без нимбов, но уже менее согбенные, символизируя почивших подвижников обители. Они возносят молитвы за своих подвизающихся собратьев. Выше всех изображены преподобные Зосима и Савватий, родоначальники монастыря, прославленные Церковью за свою святую жизнь, о чем свидетельствуют их нимбы. Таким образом, ниже основателей монастыря изображены их бесчисленные последователи: почившие и живые. Преподобные как истинные пастыри возносят молитвы к Богоматери за все свое духовное стадо. А Пречистая Дева, в свою очередь, с упованием взирает на небеса к Своему Божественному Сыну, Спасителю мира. Вспоминаются слова одного православного молитвословия, обращенные к Божией Матери – “Приими наша молитвы и вознеси их к Престолу Сына Твоего”.

В правом верхнем углу средника иконы изображен благословляющий Христос Спаситель. Это Небесный мир. В самом же низу средника находятся символически изображенные живые современники. Богоматерь, неоднократно являвшаяся святым подвижникам, и Преподобные изображены на одном, среднем уровне. Центр тяжести изображения, таким образом, находится как бы в воздухе и тем самым подчеркивается вневременной характер изображения и его идеи. Икона не издает звуков, но она звучит, и на ней изображена молитва. Совместное и усердное обращение насельников Соловецкой обители к Богоматери, Заступнице рода человеческого, – главное содержание иконы. Мы видим молитвенное общение горнего мира и земного, их единение. Не случайно и число иноков, изображенных на иконе. Число двенадцать вызывает ассоциации с учениками Христа – Апостолами, чем подчеркивается их следование Ему и Его заветам.

Вокруг средника расположены 29 клейм, в которых наглядно показаны подвиги основателей монастыря, утверждающие и назидающие иноков. Это катафатическая часть в содержании иконы. Нарративный элемент иконы усилен добавленными снизу еще тремя клеймами. Слева изображается искушение диаволом пустынника, в центре повествуется о временности и скоротечности земной жизни на основании Жития индийского царевича Иоасафа и пустынника Варлаама⁸⁰, и справа – о монашеском благочинии и стремлении к горнему миру. Нижний ряд клейм по своему содержанию носит элементы апофатичности, свидетельствуя о соблазнах, которых необходимо избегать⁸¹. Благодаря добавочному ряду клейм средник нашей иконы композиционно смещен кверху. Тем самым усиливается значимость его содержания.

Рассмотрев кратко содержание иконы, можно подробнее остановиться на выводах, сделанных в свое время Н. Маясовой.

1. В клеймах вокруг средника отсутствуют изображения поставления настоятелей монастыря в игумены, что совершалось в Новгороде – а следовательно, налицо антиновгородская направленность памятника;

2. Деревянная основа иконы имеет особенности икон, изготовлявшихся в то время на севере Руси, но ее художественные особенности свидетельствуют о связях с Москвой (и сам игумен Филипп был связан с Москвой).

Вывод: икона написана в Соловецком монастыре, но московским мастером.

Однако утверждения Н. Маясовой об антиновгородской направленности содержания Соловецкой иконы были бы убедительны, если бы, например, отмечаемый ею признак наблюдался и на других памятниках иконописи того времени, происходящих из Соловецкого монастыря. Е. С. Овчинникова описывает житийную икону преподобных Зосимы и Савватия, также соединяемую с именем Филиппа, и там имеются изображения, связанные с Новгородом⁸². Кроме того, это не житийная икона, в задачу которой входит изображение всего жизненного пути Святого. Цель этой иконы – показать инокам Соловецкого монастыря образ подвижничества на примере жизни основателей обители. А изображение поставления в игумены несет преимущественно информативную нагрузку, а не назидательную и нравственную. Вот почему мы не видим таких эпизодов из жизни Святых на этой иконе. Более того, если учесть высокий и духовный характер содержания иконы, утверждения о ее антиновгородской направленности просто нереальны⁸³. Не противоречит такому истолкованию, а еще более его усиливает введение в ряд нижних клейм иллюстративного изображения притчи из Жития святых Варлаама и Иоасафа. Напомним, что во время написания этой иконы в Новгороде трудился выдающийся гимнограф Древней Руси игумен Маркелл Безбородый, которым была написана служба индийским святым – царевичу Иоасафу и пустыннику Варлааму⁸⁴. А это говорит как раз о связях с Новгородом⁸⁵.

В Кремлевском Успенском соборе имеется аналогичная икона Богоматери, находящаяся ныне в киоте у южной стены. Датируется она временем Первосвятительства Митрополита Филиппа (1566–1569). По описям она находилась у юго-восточного столпа, то есть недалеко от митрополичьего места. Лик припадающих к Богоматери иноков на этой иконе уже не имеет четкой первоначальной дифференцированности.

Соловецкая икона 1545 года, связанная с началом игуменства Филиппа, близка своей тематикой контексту церковной жизни XVI века. Забота настоятеля о духовной жизни в монастыре созвучна с деятельностью архиепископа Новгородского Макария (1526–1542), направленной на возвышение духовной жизни в монастырях епархии, в которую входил и Соловецкий монастырь. Об этом же говорилось и на Стоглавом Соборе 1551 года, когда бывший Новгородский владыка был главой Русской Церкви, а игумен Филипп – участником этого Собора. Этот Собор утвердил в русской богослужебной практике двухперстное перстосложение при крестном знамении. Именно так изображены на иконе некоторые предстоящие молящиеся иноки. На Стоглаве обсуждался вопрос о возможности изображения живых лиц на иконах и в качестве примера указывалось на изображение “Приидите люди Триипостасному Божеству поклонимся...”⁸⁶. Одним из таких прецедентов, предшествующих Собору, может служить данная икона, на которой нижняя группа символизирует подвизавшихся в то время в монастыре иноков. На предшествовавших Соборах 1547, 1549 годов, по праву называемых историками Макарьевскими, были канонизованы, в частности, как общерусские святые преподобные Зосима и Савватий Соловецкие, изображенные на этой иконе с нимбами⁸⁷.

Исторически более известна в литературе Соловецкая Боголюбская икона. Менее известны личные иконы святителя Филиппа, то есть келейные. С его именем связана зеленофонная икона “Умиление” Богоматери, хранящаяся в Государственном Историческом музее. На ее обороте написано: “Моление игумена Филиппа”⁸⁸. Таким образом, можно говорить об особом почитании святителем Филиппом Богоматери.

В Новосибирской картинной галерее экспонируется икона Страшного Суда. Она вделана в более позднюю деревянную раму, вырезанная надпись на которой гласит: “Сия святая икона Филиппа Колычева Соловецкаго монастыря старца”⁸⁹.

Иконография открывает возможность для изучения богословия русских подвижников. Классический пример тому – Святая Троица преподобного Андрея Рублева (XV в.; пам. 4 июля). Отец Павел Флоренский называет ее трудом преподобного Сергия Радонежского. Феноменально, что она была написана преподобным Андреем уже после блаженной кончины аввы Сергия. Можно также говорить, что Соловецкая икона Боголюбской Богоматери есть творение святителя Филиппа времени его настоятельства в Соловецком монастыре. Это своего рода памятник Соловецкого богословия. О богословии святителя Филиппа свидетельствуют также его строительные работы в Соловецком монастыре. Архитектура собора, построенного им, в предполагаемом первоначальном варианте изображала идею Небесного града, горнего Иерусалима⁹⁰.

О деятельности игумена Филиппа в Соловецком монастыре можно сказать следующее: он был известен своими незаурядными организаторскими способностями, приведшими к расцвету обители; почитанием святых основателей монастыря⁹¹; наконец, как богослов-иконоздатель. Между тем именно этими чертами отличался Всероссийский Митрополит Макарий, у гробницы которого ныне находится образ Соловецкой Боголюбской. В Житии святителя Филиппа подчеркивается его духовная связь с Митрополитом Макарием: “Блаженному Филиппу прилежащу о управлении благоверия всего православного христианства, моля Всесильного Бога и Пречистую Богородицу и их угодников, благий сей нрав подражая прежепомянутаго благолюбиваго Макария Митрополита, усердно потщася последовати честным стопам его”⁹². Исследователи, писавшие о Митрополите Макарии, обязательно отмечают это место Жития⁹³. Писавшие же о Митрополите Филиппе, не обращали на него внимания. Первые подчеркивали, что Митрополиту Макарию подражал святитель, канонизованный Церковью; вторые это место либо не замечают, либо полагают, что указание на “следование” прославленного святого Святителю, оставшемуся неканонизованным, не имеет особого значения. Однако это указание со всею очевидностью показывает их духовную связь и преемственность. Напрашивается вывод, что поставление Митрополита Филиппа на Всероссийский престол после ученика Митрополита Макария, Митрополита Афанасия, закономерно и внутренне взаимосвязано.

Эпоха Вселенских Соборов завершилась преодолением иконоборческой смуты в Церкви. Большую роль в этом сыграло православное монашество. В монашеских обителях всегда было развито иконописание. На Руси известны святые иноки-иконописцы – это преподобный Алипий Киево-Печерский, Андрей Радонежский и Дионисий Глушицкий.

Названные выше три иконы, несомненно, лишь малая часть того, что окружало в жизни святителя Филиппа. Игумен Филипп, впоследствии Всероссийский Митрополит, сам не писал икон, но его забота о спасении врученной ему монашеской братии выражалась и в иконописной форме. Пред святыми иконами он прославлял Покровительницу монашества – Пречистую Деву; пред святым образом он молитвенно памятовал о конечных судьбах мира на Страшном Суде.

В святцах Православной Церкви нередки случаи, когда имя одного подвижника неотделимо от имени другого, – настолько они близки и взаимосвязаны в церковном почитании их духовных подвигов. Своеобразный гимн двоичности, который начинается словами: “Двоим лучше, нежели одному...”, воспевает Екклесиаст (4:9–12). Эта особенность в подвигах и прославлении Божиих угодников была отмечена крупным русским богословом священником Павлом Флоренским. Он говорит: “...Собранность двух или трех во Имя Христово, со-вхождение людей в таинственную духовную атмосферу около Христа, приобщение Его благодатной силе претворяет их в новую духовную сущность, делает из двух частиц Тела Христова живое воплощение Церкви (Имя Христово есть мистическая Церковь!), воцерковляет их”⁹⁴. Он указал некоторые духоносные пары:

– Апостолы Петр и Иоанн,

– Петр и Павел,

– святые Косьма и Дамиан,

– Кир и Иоанн,

– Пантелеймон и Ермолай,

– Самсон и Диомид (Диомофей),

– Трифон и Фалалей (Далалей),

– Муций и Аникита⁹⁵.

Этот перечень можно продолжить именами святых, подвизавшихся позднее в различных местах Православного мира. Близки и дороги всему славянскому миру просветители равноапостольные братья Кирилл и Мефодий (пам. 11 мая). Из отечественных святых, имя одного из которых неотделимо от имени другого, можно назвать первых русских угодников: благоверных страстотерпцев, сыновей князя Владимира – Бориса и Глеба (пам. 24 июня); пострадавших варягов Феодора и Иоанна (пам. 12 июля); родоначальников русского монашества – преподобных Антония и Феодосия (пам. 2 сентября); Валаамских подвижников Сергия и Германа (пам. 28 июня); Радонежских и всея России чудотворцев преподобных Сергия и Никона; пустынножителей Соловецкого острова – Зосимы и Савватия (пам. 8 августа); блаженных Иоанна и Прокопия Устюжских; Иоанна и Лонгина Яренгских (пам. 3 июля); Вассиана и Иону Пертоминских (пам. 12 июня); Амфилохия и Дионисия Глушицких, Григория и Косьмы Авнежских (пам. 15 июня), Евфимия и Харитона Сянжемских, Иакова и Иоанна Менюжских (пам. 24 июня), Ефрема и Аркадия Новоторжских.

Евангельские слова «Посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф.19:5–6) подсказывают мысль о совместном почитании благоверных супругов, угодивших Господу своей святой жизнью. Это Иоаким и Анна, родители Пресвятой Девы Марии, первосвященник Захария и праведная Елисавета – родители пророка Иоанна Предтечи. Из русских святых следует назвать благоверных Петра и Февронию Муромских (пам. 25 июня): “благочестно в мире пожил еси, Петре, купно и с супружницею⁹⁶ твоею премудрою Феврониею, милостынею и молитвами Богу угодивше⁹⁷; родителей преподобного Сергия Радонежского – преподобных Кирилла и Марию (пам. 28 сентября), прославленных в 1992 году. Канонизация героя Куликовской битвы дает основание для почитания еще одной супружеской пары: благоверного князя Димитрия и преподобной Евдокии Московской.

Священная бинарность находит отражение в гимнографии, иконографии, агиологии, а также может иметь локализацию топографического или даже хронологического характера. Так, в Волоколамском монастыре вместе с основателем обители преподобным Иосифом почитался его духовный отец и наставник преподобный Пафнутий Боровский, о чем говорят их припадающие ко Христу Спасителю изображения, имеющиеся в росписи монастырского собора. До того же времени, когда на Соборе в 1547 году был прославлен Митрополит Иона, можно говорить о почитании как двоицы Московских святителей Петра и Алексия. Писатель XV века иеромонах Пахомий Серб пишет об этом в Похвальном слове святителю Алексию: “И яко же убо далъ еси намъ вторыи источникъ благоданыи въ граде нашемъ Москве... О преподобниче Божии святителю наш чюдотворче Петре и святителю Христов преподобне отче нашъ Чюдотворче Алексие! Не престаи вкупе к Господу молитася за ны и за вся верныа рабы своя. Вы бо яста скорая помощника и заступника земли нашеи Рустей и стена необоримая присному граду нашему Москве”⁹⁸. В 1408 году преподобный Сергий игумен Радонежский явился своему ученику, преподобному Никону, вместе с Московскими Первопрестольными Петром и Алексием⁹⁹. В данному случае их двоичность явилась преддверием празднования всему собору Московских Первосвятителей.

Следует отметить, что двоичное почитание одних святых угодников совершенно очевидно, в то время как в отношении других это становится известным лишь после тщательного изучения агиологического материала, как в случае с преподобным Александром Свирским († 1533; пам. 30 августа) и выдающимся иерархом того времени Святителем Макарием, Митрополитом Московским († 1563; пам. 30 декабря)¹⁰⁰. В Новгороде также почитается двоица святителей Никиты и Иоанна¹⁰¹. “Святители Никита и Иоанн как первые ближайшие заступники своей паствы, Великого Новгорода, всегда изображались вместе на иконах его, по сторонам Святой Софии Премудрости Божией”¹⁰², – читаем у паломника по Новгороду XIX века. В Смутное время рука об руку трудились для спасения Отечества Святейший Патриарх Ермоген († 1612; пам. 17 февраля) и преподобный архимандрит Дионисий Радонежский († 1633; пам. 12 мая)¹⁰³.

Прославление двоиц святых подвижников находит отражение в православной письменности и прежде всего в гимнографии. Составитель Службы просветителям славян, прославляя их, вспоминает одну новозаветную двоицу, подвигу которых подражали святые братия Кирилл и Мефодий: “Древле рекий Божественный Дух: отделите Ми Варнаву и Савла на дело, на неже призвах их; подобне и вас, отцы преподобнии, в словенския страны послати повеле, и тако людие, во тьме и сени смертней седящии, светом учения вашего просветившеся, воззваша: яко Петра ны, Управителю, спасл еси”¹⁰⁴. Кондак равноапостольным Кириллу и Мефодию начинается такими словами: “Священную двоицу просветителей наших почтим”¹⁰⁵. Их личные дарования и особенности служения раскрыты следующим образом: “Радуйся, двоице священная, светом Богопознания нас озарившая: Кирилле, духовныя мудрости источниче живоносный, языки словенския, жаждею истаявающия, напоивый, Мефодие, молитвы чистое обиталище”¹⁰⁶.

В древнерусской письменности встречается слово верста в значении “двоица”¹⁰⁷. Именно так неоднократно называются в Службе сыновья князя Владимира страстотерпцы Борис и Глеб – “версто прехвальная”¹⁰⁸. “Верста Божественная же и честная прехвальных самобратий нам облиста днесь, созывающи новыя люди похвалити предоблия мученики”¹⁰⁹. “Божественная и светозарная воистинну верста Романе и Давиде, добропобедные страстотерпцы”¹¹⁰. Наряду с этим гимнограф использует и традиционные выражения: “чудная двоице”¹¹¹, “Богомудрая двоице, великыи страдальцы”¹¹², “О Божественная двоице, самобратная и светозарная”¹¹³. Молитва святым начинается словами: “О двоице священная, братия прекрасная, доблии страстотерпцы Борисе и Глебе”¹¹⁴. В каноне службы говорится, что они оба “Дар благородства от Бога прияша”¹¹⁵, сравниваются с двумя светилами – “Яко два светила возсиявшая”¹¹⁶, их единство прославляется как “союз воистину братолюбия и благочестия”¹¹⁷. Несколько неожиданно следующее прославление их духовного единства – “...о супрузи святии, Романе и Давиде”¹¹⁸.

Гимнограф, прославляя святых Антония и Феодосия, взял за основу Евангельские слова (Мк.6:7): «От Христа Бога посылахуся на проповедь два, аможе Сам идти хотяше: Пречистая же Дева Богородица, хотящи Сама новопросвещенныя люди российския посетити и сотворити Себе посреде их селение, посла в Россию, аки апостольскую двоицу, сия два избранныя рабы своя Антониа и Феодосиа...»¹¹⁹. В Службе они называются “Двоице преблаженных отец”, “Двоице великих отец”, “Двоице великих угодников”. Общность их подвигов подчеркивается следующим образом: “...оба бысте чудотворцы, оба теплии к Богу молебники, оба велицыи... угодники”¹²⁰. В богослужебном тексте используется вышедшее из употребления в современном языке двойственное число: “Услышавше равноангельное двою тою отцу в пещерах пребывание, мнози стекошася к нима подражати постнических подвигов”¹²¹; “Сиа еста преудобренная отца, аки Херувимы осеняющии дом Богоматери...”¹²². Святитель Димитрий Ростовский († 1709; пам. 28 октября) начал икос основателям Киево-Печерской обители следующими словами: “Кое похваление принесем двоице великих угодников Божиих: Антонию, обретшему благодать перед Господем, Феодосию, сподобльшемуся благодати от Господа, обема же послужившима Богоблагодатней Пречистей Деве”¹²³.

В Службе преподобным Сергию и Герману Валаамским, составленной, как предполагается, в начале XIX века¹²⁴ с целью их должного прославления, вспоминается еще одна, ветхозаветная двоица: “Вся оружия Божия Сергий и Герман, восприимше на горах Валаама, якоже Моисей и Аарон, воздеянием ума и рук на высоту, сопротивных силу, верным споборствующе, ослабиша”¹²⁵. Стихира на стиховне начинается словами: “Радуйся, Богоизбранная двоице, Сергие и Германе”¹²⁶. Святые подвижники называются “две пресветлыя звезды”, “два чудес источника”.

Соловецких пустынножителей прославляет Церковь, обращаясь к ним со словами: “О Божественная, и богомудрая, и священная двоице, Зосимо и Савватие”¹²⁷. В 1392 году, два года спустя после Куликовской битвы, в Вологодских пределах пострадали святые Григорий и Иоанн Авнежские Чудотворцы. Они были канонизированы в Русской Церкви при святителе Макарии (1542–1563; пам. 30 декабря). Гимнограф прославляет их: “Священная и Богомудрая двоице отец пречудная...¹²⁸ И ниже святым дается сравнение: “Яко два светила, возсиясте в пустыни”¹²⁹. К Соловецким подвижникам XVI века, Иоанну и Лонгину Яренгским, мы обращаемся со словами: “О двоице святая, о честныя главы, о премудрости и славы Божественныя, данныя вам благодати!”¹³⁰.

Говоря о почитании угодников Божиих, следует отметить, что если прославление подвижнической двоицы выходит за местные рамки, то в таком случае им имеется совместная церковная память в Месяцеслове, причем иногда и при наличии отдельных празднований. В Литургическом прославлении духоносных пар Церковь избрала термин “двоица”, украшая его различными торжественно-благоговейными эпитетами. Наиболее богата и многообразна в этом отношении Служба святым стратотерпцам Борису и Глебу. В Службах указаны библейские пары, которым уподобляются русские подвижники-двоицы. Православное Богослужение свидетельствует и прославляет двоичный подвиг святых угодников.

Истоки двоичного почитания святых могут быть различны: духовная близость подвижников и их совместный подвиг, то есть спостничество еще при земной жизни, которое затем переходит в их неразрывное почитание. В таком случае духовная дружба святых угодников, начавшаяся на земле, продолжается и в Церкви Торжествующей. Двоичность – начало соборности и единения со Христом: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18:20).

Данное явление несет элементы агапичности и филичности. Современный иерарх-богослов пишет об этом: “...неразлучная дружба и тесная любовь двоицы-единицы через самоумаление каждого, через несение креста друга своего одинаково обогащает каждую личность всеми богатствами личности другого, делает их полнотой. Такое взаимное проникновение личностей, такое целокупное житие, когда все, до мелочей, – вместе, не есть изначальная данность дружбы, а составляет задачу и непокоренную вершину собственно человеческой стихии церковности”¹³¹.

Древней традицией Православной Церкви является написание икон святых. Взирая на святые образы, верующий человек, согласно постановлениям VII Вселенского Собора, возводит мысленные очи свои к Подвижнику, пребывающему в небесных обителях, воздавая при этом благоговейное почитание написанному его изображению. Это особенно ярко показывает единство Первообраза и иконного образа. Как пишет известный богослов-агиограф архиепископ Сергий (Спасский), “чрез почитание святых икон привлекаем к себе благословение Божие и любовь святых Божиих”¹³². “Для Господа Бога святые иконы служат оружием проявления Его Божественной силы к нашему спасению: чрез них Он совершает великие знамения и чудеса для утверждения веры в Него и святую Церковь Его, для утешения скорбных сердец, для исцеления болезней”¹³³.

В каждом православном храме имеется множество различных икон, на которых изображены святые подвижники. Они стали привычны и близки сердцу верующего человека. Но в почитании каждого Святого всегда имел место такой трогательный момент, как написание его первого образа. С принятием Крещения на Руси после канонизации святых страстотерпцев Бориса и Глеба встал вопрос о написании образа новопрославленных святых.

Причисление церковным Собором к лику святых Подвижника благочестия вызывает написание ему Службы, Жития, а также указания – как писать его образ. Иконографические данные о святых суммированы в Иконописном Подлиннике. “Плод просвещения древней Руси... Подлинник возник и развивался на основе Прологов, Миней. Житий святых и Святцев, будучи таким образом полным выражением всех сведений древнерусского иконописца, литературных и художественных... наши древние иконописцы стояли во главе просвещенных людей древней Руси, что они засвидетельствовали созданною ими художественно-литературною системою Иконописного Подлинника”¹³⁴. Эпоха Всероссийского Митрополита Макария († 1563; пам. 30 декабря), благодаря усилиям которого на Московских Соборах 1547, 1549 годов было канонизировано множество русских святых, в ряду других обобщающих церковно-культурных, исторических начинаний дала и Иконописный Подлинник. Можно сказать, что расцвет иконописания на Руси одновременен с расцветом почитания русских святых. Исторически первый образ Святого нередко предшествовал указаниям Иконописного Подлинника. История появления первых образов святых различна¹³⁵.

Традиционно на Руси погребения святых подвижников благочестия пользовались благоговейным почитанием. Над ними воздвигались часовни, устраивались надгробия, на которые полагались покрова. “Иногда вместо покровов полагаемы были на надгробницах сделанные во весь рост изображения подвижников, подобно тому как на верхних досках... канонизованных святых пишутся их изображения. В том и другом случае нередко поставляли перед надгробницами или вообще в церквах и палатках, в которых они находились, поясные изображения подвижников или их иконы в смысле портретов”¹³⁶. Подобные изображения позднее могли явиться основой при написании иконы после канонизации Святого.

Обычай писать образы почивших подвижников на Руси восходит, как отмечает Е. Е. Голубинский, ко времени преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. Автор отмечает, что “изображения подвижников, полагавшиеся на надгробиях, принимаемы были за изображения священные, а поясные изображения подвижников или их иконы в смысле портретов были не только сближаемы с настоящими иконами действительных святых, но почти что, а иногда и совсем, были отождествляемы с ними”¹³⁷.

Опись кремлевского Успенского собора XVII века называет такие иконы-портреты на гробницах Всероссийских Митрополитов Феогноста, Киприана, Фотия, Геронтия и Макария¹³⁸.

В Архангельском же соборе, где погребались князья, а позднее русские цари, изображения правителей представлены на фресках у гробниц чаще с нимбами, согласно с византийской традицией¹³⁹. В XVI и XVII веках после кончины государя на его гробнице устанавливалась икона его Небесного покровителя¹⁴⁰. На надгробных иконах могли также изображаться сами государи и их небесные покровители¹⁴¹. Подобные по иконографии иконы стояли в Успенском соборе Иосифо-Волоцкого монастыря на могилах Волоцких князей¹⁴².

К начальной стадии развития иконографии Святого следует отнести также ктиторский портрет. Г.И. Вздорнов изучил изображения Новгородских владык Моисея (1325–1330,1352–1359; † 1362, пам. 25 января) и Алексия (1359–1388) на фреске 1363 года в Волотовском храме в Великом Новгороде, предстоящих в молитвенных позах пред Пречистой Девой с Богомладенцем на троне. Первый Святитель является строителем данного храма, по благословению второго была сделана роспись Волотовского храма. Исследователь пишет об этой иконографии со Святителями: “Уместно сравнить их с особым родом житийной литературы – с краткими документальными записями о святых, делавшимися по свежей памяти, с целью запечатлеть факты их жизни, нравственные качества, их деяния. Авторы подобных записей не задавались целью написать настоящие жития, в которых обычная для агиологической литературы риторика нередко заслоняет образ человека. Именно так следует рассматривать изображения Моисея и Алексия на фреске из Волотова”¹⁴³.

Л.А. Успенский, характеризуя труд древних иконописцев, пишет, что они “знали лики святых так же хорошо, как лица своих близких. Они писали их либо по памяти, либо пользуясь зарисовками или портретами. Когда то или иное лицо было известно святостью своей жизни, портреты его делались тотчас по его смерти, задолго до официальной его канонизации или открытия его мощей, и распространялись в народе. О нем сохранились всевозможные сведения и особенно наброски и свидетельства современников”¹⁴⁴. Дополняет это высказывание следующее соображение Н.К. Голейзовского: “Жития, сохранившие рассказы о создании посмертных изображений русских подвижников, повествуют о том, с какой настойчивостью и скрупулезностью собирали живописцы все уцелевшие сведения у “самовидцев”, то есть у тех, кто знал умершего и помнил его”¹⁴⁵.

Данные высказывания исследователей о начальном этапе развития иконографии святого сопоставимы с историей создания агиографических памятников, распространенных в древнерусской литературе ХV–ХVI веков¹⁴⁶, в которых описаны последние дни жизни, кончина и погребение Подвижников благочестия. Стремление описать последние дни жизни Подвижника или запечатлеть его образ, как свидетельствуют Жития святых, имело место на Руси. “Иконописцы монахи, живя в каком-нибудь монастыре, не осмеливались написать портрет святого основателя их монастыря или прославившегося святостию жизни и чудесами, если он еще не умер. До сих пор известно очень немного примеров, которые могут составить исключения в этом отношении. Но из этих немногочисленных исключений мы видим, что если иконописец монах и писал портретную икону Святого, то писал потихоньку от него, сохранял нарисованное в тайне, до тех пор, пока не умирал Святой”¹⁴⁷.

В этом отношении уникальна икона преподобного Кирилла Белозерского († 1427; пам. 9 июня), находящаяся в Третьяковской галерее. Ее написал преподобный Дионисий Глушицкий († 1437; пам. 1 июня)¹⁴⁸. На ней изображена сутулая “фигура в фас старца невысокого роста, с большой головой. Изображение портретного характера, с нимбом, очерченным двойной графьей”¹⁴⁹. Надпись на обороте иконы подтверждает, что она была написана еще живу сущу чудотворцу Кириллу, в лето ҂ЅЦ҃Л҃В҃ (6932; 1424)”¹⁵⁰. Таким образом, икона была написана за три года до кончины Преподобного. Слова же “ОⷵЯГ преподобна” были добавлены на ней позднее к единственному древнему слову “Кирилл” после его канонизации¹⁵¹.

Очевидно, преподобный Дионисий написал еще один первый образ другого русского святого – преподобного Павла Обнорского († 1429; пам. 10 января). В “Троицком Патерике” читаем о Павло-Обнорском монастыре: “... В обители сохранилось несколько древних икон превосходного письма: небольшой образ преподобного Павла, писанный еще при жизни его преподобным Дионисием Глушицким”¹⁵². Архиепископ Филарет Черниговский († 1866) называет также образ преподобного Димитрия Прилуцкого († 1392; пам. 11 февраля) в его обители, написанный преподобным Дионисием¹⁵³. “Сказание об иконописцах”, распространенное обычно в составе “Иконописного Подлинника”, свидетельствует о трудах святого иконописца: “Преподобный отец Дионисий Глушицкий, Вологодский чудотворец, писаше многия святыя иконы, еще и доднесь обретаются в Российстей земле”¹⁵⁴.

При преподобном Евфросине Псковском († 1481; пам. 15 мая) в Спасо-Елеазаровой обители подвизался иконник Игнатий, который на пергамене запечатлел облик основателя монастыря. С этого рисунка позднее по благословению игумена Памфила был написан первый образ святого угодника¹⁵⁵.

Житие блаженного Прокопия Устюжского († 1303; пам. 8 июля) содержит интересные сведения о начале развития его иконографии. В 1458 году в Великий Устюг пришел некий Иоанн Москвитянин, который “загорелся желанием написать образ праведного Прокопия Устюжского и поставить небольшую часовню там, где он погребен”. Но вскоре часовню поломали, а написанный им образ вынесли из нее. А в 1471 году во время военного похода, в котором участвовали устюжане, на них напала “тяжкая болезнь, желудочная лихорадка”. Во время начавшейся эпидемии устюжанам неоднократно являлся блаженный Прокопий, “как на иконе написан был мужем Иоанном Москвитянином”¹⁵⁶. Вернувшись из похода, они с благодарностью построили на месте погребения Святого посвященный ему храм, а на раку честных мощей написали его святой образ.

На Московской Руси особенно почитался печальник земли Русской – преподобный Сергий Радонежский († 1392; пам. 25 сентября). Написание его первой иконы можно связывать с именем его племянника – Ростовского епископа Феодора († 1394; пам. 28 ноября). В “Сказании о святых иконописцах” читаем: “Св. Феодор, племянник св. Сергия, писаше многие св. иконы, егда был архимандритом в Симоновском монастыре на Москве; и образ написа дяди своего преподобного Сергия чудотворца”¹⁵⁷. Самое раннее на сегодняшний день изображение преподобного Сергия – это шитый покров, датируемый 20-ми годами XV века и связанный с открытием его святых мощей и канонизацией. Предполагается, что знаменщиком рисунка надгробного шитого изображения Преподобного был его племянник епископ Феодор¹⁵⁸ или иконник Даниил¹⁵⁹. “Покров несет на себе самое раннее из дошедших до нас изображений Сергия. Образ Преподобного передает облик живого Сергия; это портрет основателя и первоигумена Троицкого монастыря”¹⁶⁰.

Обретение священных останков Святого побуждало написать на раку его образ. Так было в Твери в 1483 году, когда в связи с открытием мощей епископа Арсения († 1409; пам. 1 марта) “была написана икона Святителя и поставлена была гробница его”¹⁶¹.

Первым образом Святого мог быть вышитый покров или надгробная икона, заменяющая его на раке святых мощей Подвижника. Так над мощами преподобного Симона Воломского († 1641; пам. 12 июля) была “устроена благолепная рака с изображением на верхней доске ее св. преподобномученика, написанного в Устюге в 1680 году живописцем Михаилом Григорьевичем Чистым – хорошо знавшим и помнившим преподобного Симона, образ написан по усердию и желанию граждан и окрестных жителей”¹⁶². Спустя 40 лет после кончины Преподобного, несомненно, были еще живы его очевидцы, благодаря устному свидетельству которых и могла быть устроена икона на его раку.

Подобно иконографии преподобного Сергия, своеобразна и интересна иконография еще одного Радонежского Чудотворца – преподобного Дионисия († 1633; пам. 10 мая). Архиепископ Филарет Черниговский пишет: “По словам Симона (Азарьина, троицкого келаря. – а. М.), преподобный Дионисий был роста высокого, с лицом благолепным, с очами веселыми, с брадою долгою и широкою; с него усопшего снят был портрет. Ныне в Лавре хранится древний портрет его, с надписью: “Образ св. Дионисия архимандрита Троицкого”. Портрет сходен с описанием современника”¹⁶³. Однако в действительности данный портрет был написан в XVIII веке¹⁶⁴. В Житии преподобного Дионисия, Троицкого настоятеля, сказано, что он “многи имел мастеры прехитры закормлены у себя: иконописцы, и книгописцы, и сребросечцы, и швецы”, и что когда он скончался в 1633 году и положен был по гроб, то “некоторые иконописцы подобие лица его на бумаге начертаху”¹⁶⁵. В последующее время это “подобие лица” могло быть положено в основу его иконографии.

Очень часто написание образа связано с чудесным явлением самого Святого, которое становилось побудительным мотивом для написания иконы. Об этом свидетельствует иконография преподобного Саввы Сторожевского († 1406; пам. 3 декабря), канонизованного на Макарьевских Соборах. Он явился много лет спустя после своей кончины настоятелю своей обители, игумену Дионисию¹⁶⁶, “глаголюща ему: «Дионисие, востав скоро, напиши образ мой на иконе»¹⁶⁷. В обители еще был жив престарелый ученик Преподобного инок Аввакум, который словесно описал “зрак” преподобного Саввы. После этого настоятель монастыря “со тщанием образ его написа, бе бо той игумен сам живописец иконам”¹⁶⁸. Написание образа оживило почитание основателя обители, с одной стороны, а с другой – сам Преподобный стал оказывать милость к прибегающим к нему. “И оттуда начаша много и различна исцеления бывати от честнаго гроба его”¹⁶⁹.

Народное почитание основателей Соловецкого монастыря началось вскоре после их кончины и выразилось в призывании их в молитвах и написании икон. В их Житии читаем: “И от великой веры, которую имеют к Преподобным, начали писать образы их и в домах у себя держать, поклонялись и, в церкви Божии внося, ставили для поклонения православным людям. Мы же, в обители преподобных на Соловках живущие, не смели дерзнуть иконы их написать вплоть до тридцати лет после смерти Преподобных”¹⁷⁰. В 1613 году преподобный Герман Соловецкий явился священнику Григорию, повелев написать тропарь и свой образ. Сей пресвитер написал тропарь, а иконописец Симеон написал иконы преподобного Зосимы, Савватия и Германа. Священник имел большую веру к святым, ежедневно читал тропари им и каноны. От иконы преподобного Германа подавались исцеления¹⁷¹.

Написанию первого образа преподобного Иродиона Илоезерского († 1541; пам. 28 сентября) предшествовало непочтительное отношение к его могиле некоего Софонии. Он воткнул посох в могилу Преподобного, за что был наказан слепотою. После раскаяния и усердных молитв “явившийся Иродион возвратил ему зрение; обрадованный Софоний велел написать икону Преподобного в том виде, в каком являлся он ему, и поставил ее в часовне”¹⁷².

Один из учеников преподобного Пахомия Нерехтского († 1384; пам. 15 мая) подвергся сильному искушению, с которым он усердно боролся. Избавиться от него помог явившийся ему во сне сам Преподобный. При этом он сказал: “Не бойся, чадо: ты видишь меня, напиши образ мой, Господь причислил меня к лику преподобных; скажи о том и братии”. Иринарх рассказал о всем игумену и братии, показывая знак удара на бедре. Освободившийся от нечистой страсти написал образ Пахомия; над могилою устроили гробницу и тут поставили икону”¹⁷³. Она была написана год спустя после кончины Преподобного, послужив его последующему прославлению¹⁷⁴.

У инока Ирапской обители Феодосия долго болела нога, и он стал просить о своем исцелении преподобного Филиппа Ирапского († 1527; пам. 14 ноября). “Преподобный, явясь ему во сне, велел написать икону его и осенил крестным знамением. Пробудясь, Феодосий не чувствовал более никакой боли в ноге, и сам пришел в церковь к общему изумлению. Исполняя завет Преподобного, он поручил иконописцу написать икону его с древней иконы, присланной из Москвы княгинею Кривоборскою”¹⁷⁵. Таким образом в основе иконографии Святого лежит личное усердие и почитание княгини, что получило затем продолжение в Ирапской обители.

Ранним изображением праведного Василия Мангазейского († 1600; пам. 23 марта) был шитый покров на его гробнице, устроенный князем И. В. Репниным. Затем была написана его икона послушником Тобольского митрополита Павла I (1678–1692), который был иконописцем. Попав в сильную бурю, он дал обет написать икону Святого, которая затем была поставлена “с молебным пением” у гроба Сибирского Чудотворца¹⁷⁶.

Очень пространно о написании первого образа говорится в Житии святителя Новгородского Феоктиста († 1310; пам. 23 декабря). Это было в царствование Алексея Михайловича (1645–1676). В Софийском соборе в Новгороде был церковный певчий Федор, занимавшийся иконописанием. Однажды зашедший к нему знакомый увидел “образ Святителя на иконе ознаменован, но не у в совершенство приведен, вопроси его: “Коего Святителя той образ?” Феодор же, отвещав, рече: “Сей образ святителя Фектиста, архиепископа Новгородского, повелен ми написати от сущаго (тогда) в Великом Новеграде царских судов над нищими начальствующаго диака Иоанна Зиновьева”. Далее в Житии иконописец говорит о своем труде: “Аз же, рече, пишу с первообразного подобия стеннаго писания, иже в паперте соборныя святыя Софии церкве, идеже и прочих святителей Новгородских образы писаны суть”.

Таким образом, в Софийском соборе существовало в ХVII веке общее изображение Новгородских иерархов. В созданной же святителем Феоктистом Благовещенской обители не было иконы ее создателя, “но сей первый написан и во обители оной поставлен в та лета бе”¹⁷⁷. Описание последующего чуда в Житии святого поясняет историю написания его иконы софийским певчим. В нем говорится о явлении некой больной жене дьяка “священнообразного мужа”, повелевшего ей поклониться мощам архиепископа Феоктиста. После поклонения им больной стало легче и вскоре она совсем выздоровела, после чего была написана икона Святого. “Се же поведано бе от иерея Симеона, служителя церкви преподобного Варлаама игумена Хутынскаго, иже в Великом Новеграде на Ярославле дворищи”¹⁷⁸.

После кончины преподобного Александра Ошевенского († 20 апреля 1479) его обитель вскоре пришла в упадок, но затем при Новгородском архиепископе Сергии (1483–1484) монашеская жизнь в ней возрождается, начинается строительство. “При построении нового храма в честь святителя Николая, по указанию самого явившегося Преподобного, найдены были нетленными мощи его. Новый храм освящен при игумене Вассиане II и при нем же Преподобный велел написать образ его. По рассказу одного старца, который знал Преподобного еще в земной жизни, Преподобный был роста среднего, лицем сухой, с впалыми глазами, с небольшою и не густою бородою, с проседью в русых волосах. В таком виде и был он написан”¹⁷⁹. Этим иконописцем, написавшим первый образ Святого, был каргополец Симеон Сокол, а старцем, помнившим подвижника – Никифор Филиппов¹⁸⁰.

Подобные события произошли и в Вологодской епархии в середине XVI века. После кончины преподобного Стефана Комельского († 12 июня 1542) его обитель была разорена во время набега казанских татар. При возобновлении монастыря над могилой Преподобного видели сияющий свет. “Тогда же, по свежей памяти, на гробнице Преподобного написано было его изображение, а другой образ его был поставлен в новоустроенном храме”¹⁸¹.

После блаженной кончины преподобного Феодосия Тотемского († 1568; пам. 28 января) Господь прославил его благодатью чудотворения. “Видя все это игумен Спасо-Суморина монастыря Галактион (1626–1633) просил одного тотемского иконописца Якова Попова написать образ Преподобного, что тот и исполнил в 1626 году, изобразив лик преподобного Феодосия по рассказам столетнего старца Космы Любевцова, который весьма хорошо помнил его в живых. В 1635 году написан был другой образ Преподобного в большем виде против первого и положен на раке, над которою устроена была и сень”¹⁸².

Первонаписанные образы святых имели важное значение в тяжелых исторических обстоятельствах. К Смутному времени относится следующее известие: “В 1609 г. Вологодский воевода писал: “Здесь в Вологде преподобный Димитрий явил свою милость, обещался стоять с нами, против врагов государевых. Он явился духовному старцу и велел перенесть свой образ с гробницы в Вологду; архиепископ и воевода со всеми вологжанами и иногородними, сретив тот образ с великою честию, поставили его со слезами и с молебным пением в Вологде на площади, в Церкви Всемилостивого Спаса: января 4 дня”. Ныне сей образ стоит для уверения и поклонения всем христианам. Говорят, что сей образ преподобного Димитрия писал преподобный Дионисий Глушицкий”¹⁸³. А такой иконой могла быть только первописанная¹⁸⁴.

Несколько ранее другие грозные обстоятельства вызвали написание образа блаженного Николая Псковского († 1576; пам. 28 февраля) в лике других чудотворцев. Во время осады Пскова Стефаном Баторием в 1581 году в видении благочестивому псковичу преподобный Корнилий Псково-Печерский († 1570; пам. 20 февраля) вместе с блаженным Николаем умоляли Пречистую Деву умилостивить Христа и избавить псковичей от пленения и разорения. В благодарность за последовавшее избавление во Пскове написали затем “икону Богоматери с предстоящими преподобными Антонием и Корнилием, с князьями Владимиром Киевским, Гавриилом и Тимофеем Псковским и блаженным Николаем. Эта икона поставлена была в Покровской церкви и прославилась чудесами; ей празднуют в октябре. С того времени стали праздновать во Пскове и день преставления блаженного Николая”¹⁸⁵. Таким образом, данная икона была написана пять лет спустя после кончины блаженного Николая, чем было положено начало его почитания.

Если в вышеуказанных случаях написание первого образа происходило, как правило, при могиле Святого и носило местный характер, то следует назвать одно событие, очевидно, имеющее отношение к данной проблематике, когда написание иконы было обусловлено прежде всего соборным постановлением. Память Великопермских святителей Герасима, Питирима и Ионы чтится 25 января “с того времени, как по соборному определению Патриарха Гермогена и по повелению царя Василия Ивановича Шуйского написана их икона и установлено празднование”¹⁸⁶.

С развитием светской живописи на Руси зарождается искусство портрета¹⁸⁷. Появляются также портреты духовных лиц и деятелей Церкви. Некоторые из них позднее берутся за основу при написании первых икон новоканонизованных святых. Это явление характерно для Синодального периода Церкви. “Наряду с традиционными образами исторических деятелей складывалась новая иконография вновь канонизованных святых”¹⁸⁸.

Отмеченный в предшествующее время элемент чудесности, то есть явлений святых при написании первого образа, постепенно начинает утрачиваться. Иногда прижизненный портрет подвижника благочестия после канонизации изображенного на нем святого оформляют в виде иконы¹⁸⁹. Например, поздние “портреты Дмитрия (Ростовского. – а. М.) стали основой его иконописных изображений. Спустя два года после канонизации Дмитрия некий Василий Никитич Вощин (?) в 1759 году написал его выразительный портрет-икону (Кострома, Художественный музей)”¹⁹⁰.

В брошюре, выпущенной в год канонизации святителя Питирима Тамбовского († 1698; пам. 28 июля), говорится, что после его кончины над гробницею “для постоянной, неизгладимой памяти самих черт лица Святителя поставлен был его портрет”¹⁹¹. В последующее время у гробницы почившего Святителя происходили исцеления. В связи с этим один благодарный исцеленный пожертвовал деньги на украшение портрета. В таком виде, как он изображен на портрете, святитель Питирим явился тамбовской помещице С. Г. Соколовой, которая затем, после исцеления ее сына, пожертвовала на гробницу покрывало¹⁹².

В этой связи замечательно мнение современника канонизаций святых в Русской Церкви во второй половине XIX века, одного священника Сергиево-Посадского иконописного училища: “...Как портреты становятся иконами, этому свидетели мы сами, при жизни которых совершалось прославление святых Митрофана и Тихона и, может быть, не одному мне случилось портрет святого Тихона со стены дома перенести на аналой церковный... Так же, может быть, поступят потомки наши с портретом блаженного старца Серафима, как мы поступили и предки наши в отношении к прославляемым святым”¹⁹³.

Духовный подвиг первого иконописца, Евангелиста Луки, всегда был жив в нашей Церкви и особенно стал актуален в наши дни в связи с возрождением иконописи и канонизацией новых святых. Написание первых образов святых – это целая страница в истории русской иконографии. Нередко первой иконе предшествовало чудесное явление самого Святого. Первый образ мог быть написан до канонизации или после. Изучение истории написания “первых образов” показывает их многообразие: икона на гробницу, шитый покров, моленная икона. В подобных случаях имя иконописца чаще всего известно. Среди них следует назвать прежде всего преподобного Дионисия Глушицкого. Агиографический материал по данному вопросу преимущественно касается Московской Руси. Поднятая тема нашла некоторое отражение в отечественной литературе, но необходимо ее продолжение.

БАН – Библиотека Академии наук.

БТ – Богословские Труды.

Вестник РХД – Вестник Российского Христианского движения.

ГИМ – Государственный Исторический музей.

ГИМ. ДРЖ – Государственный Исторический музей. Отдел древнерусской живописи.

ГПНТБ – Государственная Публичная научно-техническая библиотека.

ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения.

ЖМП – Журнал Московской Патриархии.

ПК. НО – Памятники культуры. Новые открытия (текущее издание).

ПСРЛ – Полное собрание русский летописей.

РИАМЗ – Рязанский историко-архитектурный музей-заповедник.

ТОДРЛ – Труды Отдела древнерусской литературы.

ЧОИДР – Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете.