Митрополит московский Макарий и церковно-литературная деятельность его времени

Выдающимся центром духовной жизни на Руси во второй половине XV века был монастырь Рождества Пресвятой Богородицы, основанный преподобным Пафнутием Боровским. Здесь полагали начало монашеских подвигов преподобные Давид Серпуховский, Даниил Переяславский, Иосиф и Левкий Волоколамские. Здесь принял в конце XV века монашеский постриг юный Михаил, будущий Всероссийский Митрополит Макарий. Его последующий жизненный путь проходил следующим образом: после длительного пребывания под кровом преподобного Пафнутия – трехлетнее настоятельство в Можайском Лужецком монастыре. В 1526 году митрополит Даниил с Собором русских архиереев хиротонисал его в архиепископа Великого Новгорода и Пскова. С этого времени его имя встречается в летописях, актах, житиях. С 1542 по 1563 год святитель Макарий возглавляет Русскую Церковь¹.

Новгородская кафедра известна своими давними богатыми культурными традициями, которые святитель Макарий активно продолжал и развивал (1 а, с. 75; 16, с. 37–39). Интересен такой факт. Анализ содержания рукописных сборников Иосифо-Волоколамского монастыря позволяет говорить о его тесных литературных связях с Новгородской кафедрой времен владыки Макария (2, с. 215–216). Но с другой стороны, и сам архиепископ Макарий поддерживал близкие отношения с обителью преподобного Иосифа Волоцкого. Прежде всего он глубоко чтил основателя монастыря (3, с. 21–22; 4, с. 77). Они оба были пострижениками одного монастыря. Более того, одним из первых сотрудников Новгородского владыки был племянник преподобного – инок Досифей Топорков. В 1528–1529 годах он работал по благословению святителя Макария над исправлением текста Синайского Патерика (5, с. 34). В составленном к нему послесловии он писал, что и в нашей Русской земле есть немало подвижников, «но нашим небрежением презираема и писанию не предаваема, еже некая и мы сами свемы» (6, с. 278).

Сказанное имеет прямое отношение к святителю Макарию. Систематизация восточного византийского духовного наследия и разработка русского – определяющие принципы и черты последующей деятельности святителя Макария. Учитывая опыт Новгородского архиепископа Геннадия по собранию Библейских книг, святитель Макарий начинает собирание и систематизацию всего агиографического, гомилетического, святоотеческого духовного наследия Православной Руси. Созданный им сборник носил традиционное название Минеи. Эти Четьи-Минеи святителя Макария сохранились в трех списках: самый ранний называется Софийским, так как был положен в Новгородский Софийский собор в 1541 году², полностью сохранился Успенский комплект Миней, данный в Успенский собор Русской Митрополии, и десять Царских Миней из числа книг, пожалованных царю Иоанну Грозному³.

Сам святитель во вкладной записке в Софийской Минее довольно кратко говорит об их создании: «Се аз смиренный Макарие архиепископ богоспасаемых градов Великого Новаграда и Пскова дал есми сию святую великую книгу Минею четью месяц сентябрь и прочих дванадесяти Минеи четьих во святую великую в соборную церковь святые Софея, неизреченныя Премудрости Божия того преславущего Великого Новаграда в шестоенадесяте лето святительства и паствы своего смиренна. На память своей души и по своих родителех в вечной поминок» (7, с. 1). Несомненно, большая и кипучая книжная деятельность владыки была всем известна. Выдающийся писатель XVI века инок Отенской обители Зиновий, обращаясь в послании к новгородскому дьяку Я. Шишкину (30-е годы) и имея в виду святителя Макария, писал: «Государь, живешь ис божественна мужа велика святителя и Божия книги на всяк час чтутся ту» (8, с. 220).

Во вкладной записи Успенских Миней святитель уже значительно подробнее сообщает о содержании переписанных книг и о работе над ними: «А писал есмь сия святыя великия книги в Великом Новегороде, како есми тамо был архиепископом, а писал есми и собирал и в едино место их совокуплял дванадесять лет многим имением и многими различными писари, не щадя сребра и всяких почастей, но и паче же многи труды и подвиги подъях от исправления иностранских и древних пословиц преводя на русскую речь и сколько нам Бог дарова уразумети, толико и возмогохом исправити, иная же и до днесь в них не исправлена пребысть и сия оставихом по нас могущим с Божию помощью исправити» (9, I, с. 175). Несколько выше он дает и характеристику содержания Миней: «И в тех четьих Минеях все книги четьи собраны: святое Евангелие, четыре Евангелисты толковые и святой Апостол и все святыя апостольские послания и деяния с толкованием и три великия Псалтыри разных толковников и Златоустовы книги – Златоструй и Маргарит и Великий Златоуст и Великий Василий и Григорий Богослов с толкованием и великая книга Никонская с прочими посланьми его, и прочия все святыя книги собраны и написаны в них – пророческия и апостольския и отеческия и праздничныя слова и похвальныя слова и всех святых отец жития и мучения святых мученик и святых мучениц, жития и подвизи преподобных и богоносных отец и святых преподобных же страдания и подвизи. И все святыя Патерики написаны: азбучныя, иерусалимския и египетския и синайския и скитски я и печерския и все святыя книги собраны и написаны, которые в русской земле обретаются и с новыми святыми чюдотворцы» (9, I, с. 177).

Все три созданные редакции Миней не идентичны по содержанию, но каждая последующая впитала в себя соответственно бóльшее число памятников письменности. В последнее время сделаны некоторые наблюдения о методике работы над Минеями, о принципе отбора материала. За структурную основу создаваемых Миней был положен Пролог. Одним из источников Миней явился Пролог, точнее один из его списков, переписанный по повелению святителя Макария в 1532 году. «Характерная черта его – соседство большого числа сказаний болгарских, новгородских и общерусских» (10, с. 159). Проложный материал был пополнен минейными житиями, гомилетическим наследием святых отцов Церкви соответственно дням Православного Месяцеслова. Материал, который нельзя было приурочить к определенному дню, помещался в конце рукописи. Плод двенадцатилетних трудов есть так называемая Софийская редакция Миней, отданная архиепископом Макарием как вклад, как бесценный дар в Новгородский кафедральный собор святой Софии Премудрости Божией.

Но собирание и поиски – это процесс творческий и постоянный, а, следовательно, выявление новых духовных сокровищ, которыми жила Русская Церковь в то время и которые бытовали прежде всего в северных ее пределах, продолжалось. С учетом последних было предпринято составление новой редакции Миней, известных ныне как Успенские. Сличение соответствующих томов показало, что, по сравнению с Софийскими Минеями, «в успенских экземплярах сделаны весьма немногочисленные изъятия или замены текстов. В то же время Минеи Успенского списка были дополнены самыми разнообразными материалами, начиная с небольших статей из стишного Пролога и кончая такими объемистыми сборниками, как, например. Златоструй или Измарагд. Подобные дополнения были не эпизодическими, они делались не от случая к случаю, а систематически. При составлении каждой месячной Минеи Успенского списка в нее включались новые тексты, отсутствовавшие в соответствующей Софийской Великой Минее» (11, с. 96). Окончательное оформление Успенского списка относится примерно к 1550 году, когда святитель Макарий был уже Митрополитом в Москве. В то время как завершилась работа над Успенскими Минеями, по желанию царя Иоанна IV, для него начали создавать новый вариант книг. Один из писцов, активно участвовавший в составлении Царских Миней, сообщает в приписке к рукописи: «А писал Мокий, бысть бо тогда повеление от царя великого князя Иванна по многим градом писати святыа книгы, в Великом же Новегороде царьскым повелением повелеваша тогда писати сиа святыя книгы Фома Софеиской священник» (9, II, с. 42). Хотя здесь говорится о «повелении от царя», но оно не могло быть не согласовано с Митрополитом и, наконец, само исполнение осуществлялось школой, выпестованной святителем. Царские Минеи по сравнению с Успенскими книгами еще несколько расширены по содержанию. Так, в них внесено больше житий русских святых. Протограф Успенской Минеи послужил основой и для Царской Минеи. Таким образом, все великое предприятие, начатое вскоре после прибытия святителя Макария в Новгород, было завершено уже в Москве в начале 50-х годов.

Что же представляет собой созданный большими усилиями труд? «Двенадцать громадных томов форматом в большой лист, в общей сложности более 27.000 страниц убористого текста в два столбца» – таков примерный объем Великих Миней Четьих. Или, как сказал архиепископ Черниговский Филарет Гумилевский, «это целая библиотека книг; мало трех лет, чтобы прочесть ее» (12, с. 176). Результаты изысканий последних лет вводят нас в сложный мир минейной книжности того времени⁴.

Чтения каждого дня в Макарьевской Минее содержали вначале тексты обычного Пролога и Стишного. Затем следовали житийные тексты из различных Миней-Четьих и, наконец, гомилетические произведения на данный день. В день памяти евангелистов, пророков наряду помещались их книги, взятые из Священного Писания, а также труды отцов Церкви в день их памяти. Те материалы, которые приурочить к определенному дню нельзя было, помещались в конце Миней⁵. Содержание Миней весьма разнообразно: это и Толковая Псалтирь, и грамоты русских митрополитов. Великие Макарьевские Четьи-Минеи вобрали в себя памятники духовной литературы, появившиеся на заре славянской письменности, то есть восходящие к болгарским переводам. Из болгарских произведений можно также назвать творения Тырновского патриарха Евфимия. Самый древний русский памятник в Минеях – это Слово о Законе и Благодати митрополита Киевского Илариона (XI век), переписанный под 15 июля на память равноапостольного князя Владимира. Последующие произведения русских авторов – это творения епископа Туровского Кирилла, «Паломник» игумена Даниила, агиографические труды афонского иеромонаха Пахомия Серба. Наряду с этим мы найдем в Минеях такие памятники духовной литературы, которые современны Минеям и созданы по благословению святителя Макария. Это житие преподобною Пафнутия Боровского († 1477; имеется уже в Софийской Майской Минее), вышеупомянутый Синайский Патерик, исправленный иноком Досифеем, Толковая Псалтирь епископа Брунона Вюрцбургского, переведенная Димитрием Герасимовым, житие преподобного Михаила Клопского, составленное В. М. Тучковым, житие болгарского мученика Георгия (в Царском списке), жития русских святых, канонизованных в середине XVI века. Наряду с массой житий, авторство которых не указано в Минеях, много произведений, преимущественно гомилетического характера, подписанных именами их авторов. Список этих византийских, западных, южнославянских и русских авторов весьма внушителен и исчисляется десятками. Имена писцов сохранились в приписках только в Царских Минеях – их более пятидесяти. А число всех писцов, задействованных при создании трех комплектов Миней, должно быть еще более впечатляющим.

Наиболее объемное исследование, посвященное Великим Макарьевским Минеям Четиям, принадлежит американскому исследователю Д. Б. Миллеру, который попробовал увидеть в их содержании идейную направленность. «Обилие текстов макарьевского собрания показывало, что Москва, которую часто именовали Русским царством, есть центр христианского мира, что это последнее из указанных Богом царств», – пишет он (13, с. 270).

Святитель Макарий называет свой труд в успенской вкладной так: «святая великая книга Минея Четья». Это же именование мы встречаем и в Успенском Синодике: «дванадесять Миней четьих великих книг, писаны все в дестный лист» (ГИМ, Усп. 64, л. 295 об.). О нем с похвалой отзываются историки. Созданный памятник, впитав в себя духовные письменные сокровища Древней Руси, и сам явился величайшим вкладом в русскую культуру. Профессор Московской Духовной Академии И. Н. Шабатин писал о Макарьевском труде: «И ученый богослов, и историк Церкви нашей Родины, и скромный сельский батюшка, и любой из миллионов рядовых православных мирян с именем святителя Макария неразрывно связывают его бессмертный подвиг по составлению всемирно известных «Великих Четьих-Миней». Действительно, этот труд один достаточен для того, чтобы прославить имя Макария в веках; его значение очень далеко выходит за пределы справочной энциклопедии внутрицерковного значения» (14, с. 29). «Четьи Минеи, – писал доцент Московской Духовной Академии Н. Муравьев, – являются актом церковно-государственной важности. Мотивы их появления одинаковы с мотивами созыва Стоглавого Собора и Соборов для канонизации – именно обновить и возвеличить Русскую Церковь» (15, с. 51).

Академик А. С. Орлов отнес Макарьевские Четьи-Минеи, как и Стоглав, Соборы 1547, 1549 годов, Степенную Книгу, Домострой, Лицевой летописный свод, книгопечатание, к числу обобщающих культурных мероприятий (16, с. 178–182). «Идеей величия Русской земли и необходимости централизации областных священных преданий проникнута и литературная деятельность Макария по составлению Великих Четьих-Миней. Великие Четьи-Минеи Макария по своему составу представляют собой прежде всего собрание оригинальных и переводных житий, сохранившихся на Руси от начала христианства до середины XVI века» (17, с. 434). Эта же мысль о Макарьевских Минеях еще более отчетливо сформулирована Д. С. Лихачевым: «Это было идейное собрание Русской Церкви, подобно тому политическому объединению Руси, которое незадолго до этого было осуществлено московскими великими князьями» (18, с. 92). Отобранные в Четьи-Минеи или написанные для них жития русских святых воспитывали литературные вкусы позднейших агиографов. Историко-литературное значение Четьих-Миней велико еще и потому, что в них сохранились подчас старшие списки ряда произведений духовной литературы предшествующего времени.

Великие Макарьевские Минеи оказали большое влияние и на последующую агиографическую письменность. В конце 60-х годов XVI столетия в Александровой слободе был создан годичный цикл Миней, позднее подаренный князем Димитрием Пожарским в Соловецкий монастырь. Исследование их показало, что оригиналом для них послужили Успенские Макарьевские Минеи (19, с. 243). На рубеже XVI-XVII веков в Чудовом кремлевском монастыре были созданы так называемые Чудовские Четьи-Минеи. Почерковая традиция Макарьевских Миней наблюдается и в них⁶. В конце 20-х годов XVII века, когда Россия уже пережила разруху Смутного времени, в Троице-Сергиевом монастыре иеромонах Герман Тулупов создает комплект житийных Миней. Макарьевские Минеи, как мы помним, стремились собрать воедино всю письменность. «Подобный принцип собирания текстов можно увидеть и у чудовских писцов Четьих-Миней. Тулупов же выбирает из обилия материала отдельные тексты (20, с. 127). Но между Макарьевскими и Тулуповскими Минеями есть и нечто объединяющее – это общие протографы» (20, с. 128–130). В середине XVII века троицкий священник Иоанн Милютин переписал годовой круг Миней (9, II, с. 208–211). Макарьевское наследие проникло сюда через опубликованные к тому времени материалы и Степенную книгу (21, с. 775, 777), а также через рукописи Троице-Сергиева монастыря с тою лишь разницей, что в них, в отличие от Макарьевских Миней, «для краткости опущены предисловия и вступления к жизнеописаниям» (22, с. 102).

В конце XVII века на Украине начинается составление новых Четьих-Миней и впервые – их печатание. Составителем был скончавшийся на Ростовской кафедре митрополит Димитрий († 1709 г.). В «Предисловии к читателю благочестивому» говорится, что источником Миней, помимо греческих книг, послужили «отчасти же и западных древних святых в Православии просиявших... последи же аки верх всея истинны, и достоверия совершенство име великия книги Минеи Четьи блаженнаго Макария Митрополита Московского и всея России, жившаго в лето от бытия мира 7064... Я ты и его Великия книги Минеи Чети... согласия ради пишемых житий святых» (23, л. 2–2 об.).

Составной частью собираемой древнерусской книжности были жития отечественных подвижников. Между тем стиль и язык этих житий не всегда отвечали предъявляемым к ним высоким требованиям. Не был в должной степени решен вопрос прославления святых в Церкви. Можно говорить о произведенной канонизации в Новгороде преподобного Михаила Клопского при святителе Макарии⁷. Однако почитался он, как и многие другие русские святые, только на месте своих подвигов. Поэтому, став Первоиерархом Русской Церкви, святитель Макарий созывает Соборы 1547, 1549 годов, на которых решался только один вопрос – прославление русских святых. Эти Соборы историки справедливо называют Макарьевскими. Таким образом, Великие Макарьевские Четьи-Минеи и Московские Соборы 1547, 1549 годов тесно взаимосвязаны. Это была аккумуляция письменности и одновременно толчок к ее последующему развитию. В то время было создано множество житий русским святым или их новых редакций, служб, похвальных слов; начинают интенсивнее писаться иконы русским святым, строиться храмы в их честь, совершаются открытия мощей русских святых (24, с. 331–336).

«Именем Митрополита Макария можно обозначить целую эпоху в истории древнерусской агиографии. На это дает право уже одно количество литературных памятников, появившихся в его время под близким или отдаленным влиянием, от него исходившим» (25, с. 221), – писал Василий Осипович Ключевский. У другого историка читаем: «Время Митрополита Макария характеризуется значительным движением в данной области литературы: приведение в известность всех святых Русской Церкви, канонизация не канонизованных ранее, установление празднования им, собирание житий, обработка их в стиле, требуемом выработавшейся теорией жития» (26, с. 220). Солидарен с ними церковный историк Евгений Евстигнеевич Голубинский: «Трудно сказать, накопилось ли к нашему времени у русских книжных людей способности писать жития святых; но во всяком случае они уже приобрели теперь достаточное дерзновение на это... они восстали целым немалочисленным сонмом, чтобы поспешить удовлетворениям одушевлявшего общество желания. В двадцатилетнее правление Митрополита Макария было написано житий святых почти на одну треть более, чем во все предшествующее время от нашествия монголов, а если считать новые редакции прежних (и отчасти при нем самом написанных) житий, то – почти в два раза более» (27, с. 181).

Он приводит хронологический перечень агиологических трудов, написанных по благословению Митрополита «Макария или в его время». Это жития преподобного Михаила Клопского, болгарского мученика Георгия Нового, благоверного Александра Невского, святителей Московских Алексия и Ионы, блаженного Максима юродивого, преподобных Никона Радонежского, Саввы Сторожевского, Евфросина Псковского, Саввы Крыпецкого, благоверного Всеволода Псковского, святителей Новгородских Никиты и Нифонта, святого Исидора Юрьевского, преподобных Александра Свирского, Ефрема Перекомского, Зосимы и Савватия Соловецких, Димитрия Прилуцкого, святителей Иоанна и Ионы Новгородских, преподобных Павла Обнорского, Ферапонта и Мартиниана Белозерских (27, с. 186–188, 221–297; 28, с. 433–452; 26, с. 215–234).

Нередко те авторы, которые писали жития, составляли и службы святым. Знаток русской гимнографии Ф. Спасский в связи с этим справедливо замечает о деятельности Митрополита Макария: «Его работа по собиранию и созданию русских литературных памятников того времени недостаточно полно оценивается историками и обозревателями материалов, известных доселе. Уже традиционно, например, пренебрегается одна немаловажная сторона деятельности Митрополита Макария, за специальным назначением которой скрываются многие ее значения. Эта область литературного творчества, развившегося в эпоху... Макария» (29, с. 128). И далее он говорит о большой значимости богослужебных текстов, о том, что они «могут служить памятниками напряженного литургического творчества богатой эпохи знаменитейшего владыки Макария» (29, с. 130)⁸.

Исследователь, по аналогии с Е. Е. Голубинским, приводит список служб вышеназванным святым, располагая их по авторам. Среди них он называет псковского священника Василия (в иночестве Варлаама), иноков Зиновия Отенского, Григория Суздальского, Иннокентия, Михаила, игуменов Иродиона Свирского, Маркелла Хутынского.

Последнему Ф. Спасский посвятил особую статью, атрибутируя как принадлежащие авторству этого выдающегося гимнографа и деятеля русской музыкальной церковной культуры, кроме известной службы святителю Никите Новгородскому, также службы преподобному Никите, столпнику Переяславскому, и святым Варлааму и Иоасафу индийским (30, с. 156). Он так характеризует самобытность автора: «Маркелл явился русским самородком, большим поэтом, сумевшим благодаря знанию церковною пения создать музыкальность и звучность своих писаний с определенным и выдержанным ритмом. При этом обнаружил он и умение затейливо и вычурно с внешней стороны изложить свои произведения, снабдив их мало кому из русских авторов присущими акростихами в канонах» (30, с. 157; 31, с. 205). Сложность выявления этих канонов заключалась в том, что песнотворец убирал из акростиха гласные буквы и оставалась неудобочитаемая его часть из согласных звуков. Композиторские дарования игумена Маркелла, распевавшего полностью псалтирный текст, получили высокую оценку в труде профессора Ленинградской Духовной Академии Н. Д. Успенского. Он говорит, что распетая им Псалтырь «как учебное пособие стояла на уровне требований, предъявлявшихся школой современного ему итальянского bel canto» (32, с. 168).

Следует назвать другого интересного и плодовитого писателя того времени, бывшего, по-видимому, в очень близких отношениях с Митрополитом Макарием, с благословения которого он писал все жития и службы, – это псковский книжник священник Василий, в иночестве Варлаам. Он прославляет своими творениями прежде всего святых новгородско-псковских святителей Никиту и Нифонта Новгородских, преподобных Евфросина Псковского и Александра Невского. Ему же принадлежит житие пресвитера Исидора, пострадавшего в Юрьеве со своими 72 прихожанами 9 января 1472 года. А из гимнографических творений он написал службу болгарскому мученику Георгию Новому (33, с. 79–91). Создав службу софийскому святому, Василий-Варлаам тем самым продолжал традицию почитания этого святого.

Мы вправе назвать Василия-Варлаама мыслителем-богословом. Он не только писал агиографически-гимнографические труды, но и осмысливал современные ему церковные и государственные события. Эта мысль становится еще более наглядной на примере жития мученика Исидора Юрьевского, написанного в то время, когда русские войска в пределах, где тот пострадал, вели военные действия. «В разгар Ливонской войны... призывы, опирающиеся на живой пример русских, героически страдавших на тех землях, где шли бои, не могли не звучать чрезвычайно действенно», – говорит об этом житии исследователь (35, с. 320). А в житии преподобного Саввы Крыпецкого отец Василий вначале пишет пролог, где он отдает должное место в христианском просвещении Руси апостолу Андрею Первозванному, говорит также о Крещении русского народа при князе Владимире. Апофеозом исторического развития на Руси показана эпоха Митрополита Макария. «Сей бо отец наш смиренный митрополит Макарий Святым Духом подвижен сый: многим святым, иже при него пастве во всей Руси и прославльшися от Христа в чюдесех за добродетельное, и святое, и честное их житие на конец веком подвигся от всея души своея с великим желанием и многою верою ко святым... соборне уставльше святыя их памяти праздновати честне и во всей Рустей Земли святым Божиим церквам предавше торжествовати светло, яко ж и сам святитель честнейший митрополит Макарий во дворы их желая вселитися, да воздаст ему Бог Кровы Небесныя... И от сего времени церкви Божия не вдовствуют памяти святых во всей Рустей Земли, яко ж некое светило сияет на свещнице Рустия Земли Православием и верою правою и учением божественных апостол писанием во всей вселенней, яко же второй Рим великий и Царствующий град, тамо бо вера Православная испроказися мехметовою прелестию от безбожных турок, здесь же в Рустей Земли паче просия святых отец наших учением» (БАН, Арх. Д. 342, л. 36 об.–38).

Не менее знаменит агиограф суздальских святых – Григорий, инок Спасо-Евфимьевского монастыря. Он также прославляет прежде всего местных суздальских святых: духовного друга Преподобного Сергия Радонежского – Евфимия Суздальского, основателя монастыря, где подвизался сам автор (36, с. 47–55). Инок Григорий составил также службу, житие и похвальное слово преподобной Евфросинии Суздальской⁹, Косьме Яхромскому, святителям Иоанну и Феодору Суздальским. Труды писателя были распространены в древнерусской книжности (37, с. 107). В. Колобанов так говорит о взаимоотношениях Митрополита Макария и инока Григория: «По-видимому, суздальские князья Шуйские, близкие к митрополиту Макарию, и отыскали Григория для составления «Службы всем святым». Этому мог способствовать и епископ Суздальский Афанасий (в миру князь Палецкий), свойственник Ивана IV по жене его брата Георгия Васильевича Иульянии» (37, с. 102).

Наряду с суздальскими святыми автор соборно прославляет всех русских святых «новых чудотворцев» в специальной службе и похвальном слове. И. Спасский считает, что она явилась «протографом всех более поздних редакций вплоть до «Службы всем святым, в земли Росийстей просиявшим», составленной на Соборе 1917 / 1918 годов и напечатанной Патриархией в 1946 году с необходимыми изменениями и дополнениями¹⁰. Служба Российским «новым чюдотворцам» называется «новым фактором в русской литургической письменности» (38, с. 245). Это определение тем более справедливо в наши дни, когда были написаны службы Тверским, Сибирским и другим святым. А начало этому гимнографическо-литургическому явлению было положено в середине XVI века иноком Григорием Суздальским в связи с Соборами 1547, 1549 годов.

Ему же принадлежит и Похвальное слово русским новым чудотворцам. Он начинает его словами: «Хощу к похвале язык подвигнути и ужасаюся, хощу помянути и страх объемлет мя, хощу помянути иже святое житие поживших и веру Божественную сохранших и Российскую землю чюдесы просветивших...» (ГБЛ, ф. 242, собр. Прянишникова, № 60, с. 243). Как установила болгарская исследовательница А. Илива, суздальский писатель взял за основу этого своего труда Слово о преподобных отцах в Сырную субботу митрополита Григория Цамблака. Она так характеризует творение суздальского писателя: «Слово русского автора по существу имеет энциклопедический характер и так как это новая тема, созданная для нового праздника, то с полным основанием можно подтвердить широкую образованность автора. Он использовал Патериковое повествование (из Киево-Печерского Патерика), множество русских житий, что показывает стремление автора – в отличие от Цамблака – к конкретным, реальным подробностям в житии героев. В этом отношении слово о русских святых отдаляется от абстрактного, обобщающего содержания Цамблакова произведения. Определенная гражданская позиция Григория Суздальского (особенно в похвале Владимиру), некоторые патриотические мотивы (например, в эпизоде о Меркурии Смоленском) придают творению публицистический смысл, соответствующий данному времени и действительности» (39, с. 60).

В это время в русской агиологической литературе живет и еще один жанр – повести, в которых описываются последние дни, кончина и погребение русских подвижников. Эти произведения связаны с житиями, поскольку в них может говориться о тех же лицах, но они имеют свои особенности и носят сугубо частный характер. В силу этого они не получили распространения в письменности, но получают высокую оценку у современных исследователей (40, с. 68–75).

К направлению знаменитых писателей XVI века можно отнести и творчество насельника новгородской Отенской обители – инока Зиновия. Как показал Ф. Спасский, ему принадлежит служба святителю Ионе Новгородскому, который был погребен в Отенском монастыре (41а, с. 146; 31, с. 176). Благодаря публикации найденных публицистических произведений инока Зиновия нижняя граница периода его писательской деятельности значительно расширилась (8, с. 201–224; 42, с. 119–134). Есть у него и агиографические произведения – это похвальные Слова Новгородским святителям Никите и Ионе (43) и недавно опубликованное Слово святителю Ипатию Гангрскому (44, с. 166–182). Но этот автор более известен как борец за чистоту Православия, так как эти труды и прежде всего его главный труд – «Истины показание к вопросившим о новом учении» носят богословско-полемический характер и направлены на обличение ереси, о которой сообщается в летописи под 1553 годом. «Того же лета прозябе ересь и явися шатание в людех в неудобных словес о Божестве. И царь благочестивый и митрополит Макарий того посыскали, откуду сие зло изливается. И сказали царю и митрополиту на Матюшку Семенова сына Башкина, что он с своими съветникы, з Григорием да Ываном Тимофеевыми детми Борисова и с ыными, испражняют Владыку нашего Христа, непщуют Сына Божия не быти, и преславная действа о Таинъстве и о Литоргии и о Причастии и о Церкви и о всех православных в вере крестьанской... И осудиша их неисходным быти, да не сеют злобы своея роду человеческому, и утвердиша истинный Закон Християньскый, изъясняя святым Евангелием и Апостолом и Правилы святых апостол, а прелесть их посрамиша» (ПСРЛ, 13, I, с. 232–233). Главным обличителем этой ереси и защиты основ Православной веры с вероучительных позиций явился инок Зиновий Отенский.

В своем труде он тщательно разбирает лжеучение еретиков и одновременно раскрывает Православное вероучение¹¹. Поводом для написания иноком Зиновием своего главного богословского труда, где его полемический талант раскрылся в полной степени, явилось обращение к нему пришедших из Спасского монастыря в Старой Руссе иноков Герасима и Афанасия и мирского человека Феодора. Они обратились к ученому иноку с вопросом разъяснить им сущность «нового учения», а точнее, дать православную оценку возникшей ереси, с которой они судя по всему были хорошо знакомы. О времени написания своего труда инок Зиновий говорит: «Се же убо преидоша лет 7000 и 70 и 4... (1556)» (45, с. 56, 59). Вопросы прихожан и ответы им старца Зиновия и составили объемистый труд. Историк Митрополит Макарий называет пришедших клирошан «последователями Косого», основываясь, вероятно, на их большой осведомленности в еретическом учении¹² (46, 7, 2, с. 467). В книге говорится об истинности церковного учения и ложности нового еретического мудрствования, о Троичности Господа, о Божественном достоинстве Сына Божия, раскрывается православное учение о почитании святых икон, креста, православных подвижников и их мощей, обсуждается вопрос о монастырском владении.

Большое значение в проповеди «нового» учения придавалось значимости Ветхого Завета. Отенский богослов говорит об этом: «Косой же отвергя благодати Божий, иже о Христе, Закон паки проповедает, нося в руку Ветхия Книги и прочитая сия, имиже прочее уже невозможно спастися неверующим во Христа по Евангелию Божию; отвращает же Ветхими Книгами люди от Евангелия Христова, имже всем спасение есть, от негоже Косой умысли Ветхими Книгами прельстив погубити спасение послушающих его» (45, с. 213). Инок-подвижник критикует Косого за умаление священного достоинства книг Нового Завета, за отрицание подлинности послания апостола Павла к Евреям (45, с. 354–355). Автор труда очень интересно говорит о Божественной Троичности, основе христианского вероучения. Этот главный христианский догмат преломляется у него через антропологию, характеризуя инока Зиновия как богослова, придерживающегося трихотомии. Человек – есть икона Самого Бога. «Понеже образ Божий человек бысть в душу живу; душа же человеку умна, и ум ражает слово, и духом исходным от уст познаваемо: отсюда известно веруется Богу истинному имети Слово рожено, имети же Богу и Святаго Духа исходяща – живы, собезначальны и съприсносущны, съгосподьстующа Ему» (45, с. 101).

По мере выяснения богословских вопросов тематика собеседований переходит в область окружающей их действительности, отношения к еритикам. Так он справедливо свидетельствует о Соборе во главе с Всероссийским Митрополитом Макарием, осудившим еретиков: «Зело же убо игумени и епископи и митрополит творят любовь и заповеди совершают, наказующе безумныя, по реченному: «егоже бо любит Господь, наказует» (45, с. 886).

В своем обширном богословском труде Зиновий, инок Отенской обители, предстает перед нами широкоосведомленным автором, знакомым с греческой мифологией, географическими знаниями. Вспоминает он неоднократно о книгах, которые были написаны во времена князя Владимира и Ярослава Мудрого. Это еще раз свидетельствует о богатстве книжной традиции в Новгородских пределах (46, 7, с. 467–495; 47, с. 121–277; 48, с. 9–13; 49).

Отец Георгий Флоровский так характеризует ученого инока и его главный труд: «Среди писателей XVI века совсем обособленное место занимает Зиновий Отенский, автор очень примечательной книги: «Истины показание, к вопросившим о новом учении», составленной в ответ на недоумения, вызванные пропагандою Феодосия Косого. Зиновий пишет с большим подъемом, с подлинным писательским темпераментом, хотя слог его и не очень легок, а мысль не всегда достаточно подвижна. Чувствуется у него большая начитанность. Но он не только свидетельствует, но всегда и рассуждает – это у него новая черта. Его главный довод всегда от богословского соображения, в связи с библейскими текстами, взятыми в ненарушенном контексте» (49, с. 28–29). Не менее положительная оценка была сделана еще раньше русским церковным историком и знатоком древнерусской литературы архиепископом Филаретом Черниговским: «Сочинение его (то есть инока Зиновия) «Истины показание» изумляет основательностью рассуждения и глубоким знанием Священного Писания. Зиновий опровергает каждый пункт учения Феодосиева с честию для себя и для святой истины. Он рассматривает мысли Косого в том порядке, в каком передавали ему клирошане, присовокуплявшие по местам и свои мнения. Рассуждения его спокойны, ответы обдуманны, опровержения отчетливы, сведения изумляют обширностью. Зиновию известен был «Просветитель» Иосифа, и сочинение его показывает, что он выполнил свое дело далеко лучше своего предшественника, как и следовало: у него глубже и отчетливее, чем у Иосифа, раскрыты начала христианской философии» (50, с. 158).

Новгородские летописи полны известий о почитании новгородцами своей главной святыни – соборного храма святой Софии Премудрости Божией. Стало хрестоматийным выражение летописца – «Къеде святая София, ту Новгород» (ПСРЛ, 3, с. 33). Письменное богословское наследие Отенского писателя характеризует его как новгородца, поскольку у него имеются два труда, посвященных софийской тематике: «Сказание известно, что есть Софеи Премудрость Божия»; «Сказание, которыя ради вины причтен бысть праздник Успение святыя Богородицы к двунадесять Владычних праздников»¹³.

Ф. Калугин относит к перу инока Зиновия Отенского еще один полемический труд – «Послание многословное» (47, с. 279), изданное А. Поповым (51). Мнения о принадлежности этого труда расходятся. Причем насколько убедительны доводы «за», настолько основательны противоположные утверждения¹⁴.

Необычно широк творческий диапазон священника Ермолая, в иночестве Еразма. Его главный богословский труд – это так называемая Книга о святой Троице, которая была издана еще в прошлом веке А. Поповым по рукописи, принадлежавшей Патриарху Андриану (52, с. 124). Как считает Ю. Яворский, именно она была написана по благословению Митрополита Макария (53, с. 70). Этот труд представляет собою трилогию. Первая часть называется «О Троичестве и о Единстве». После вступительного слова следует повествование с четкой рубрикацией: «О земном триединстве», «О пророцех», «О рожестве», «О Предтече». Можно усмотреть и внутри этой части некоторое логическое деление. Завершив повествование эсхатологической мыслью «О втором Страшном Суде», начинается новое раскрытие домостроительства спасения Богом человека – «О еллинских философах», «О Сыну притча», «О плотстем смотрении», «О зачатии Предтечи». В этом цикле уже больше говорится о событиях христианского времени, то есть о святых отцах, раскрывших учение о Боге. В конце автор говорит о поклонении иконам и далее начинает еще один цикл, теперь уже со времени потопа. Книга полна обращениями к еретику и обличениями его заблуждений. Он говорит в защиту божественности Сына Божия: «О, иноверный еретиче, еще и тако лжеши, яко чтеши Единого Бога, а Сына и Святаго Духа не исповедуеши, се убо и Отца прогневал, еси и з бесы осудишися. О, злокозненный еретиче, се виждь, еще ты сам сына имаши, кто же обеспечит и укорит сына твоего, не имаши ли на нь гнева, сам прах сый; колми пече кто повинен есть неверуяй Божию Сыну и Святому Духу. В Сего подобает веровати, Сего чтити, Сему поклонятися» (52, с. 13).

Вторая часть имеет название «О Божий сотворении тричастнем». Она «ставит своею целью ради вразумления тех же неверных раскрыть «троичность» во всех ее проявлениях, проследить ее не только в событиях священной истории, но и во всех формах бытия, в духовном и телесном естестве человека, в явлениях природы» (54, с. 174). Эта часть заканчивается молитвенным обращением к Святой Троице, что служит переходом к последней части, имеющей название «Молитва ко Господу Богу, Пресвятой и Пребезначалней Неразделней и Неразлучней Троицы». Обращает на себя внимание уставное указание ее совершения. «Сия молитва на 100 стих, глаголя кийждо стих по поклону, аще волиши и по трижды стих» (52, с. 102)¹⁵. Таким образом, мысль автора ясна – наряду с богословскими обличениями первейшее место имеет молитва.

Перу священника Ермолая принадлежат тропари разным святым, Пасхалия, жития благоверных Петра и Февронии Муромских, святителя Рязанского Василия, поучения нравственного содержания, наконец, публицистические произведения (4, с. 109–142).

Нельзя не сказать несколько слов о составителе Степенной Книги – священнике Андрее. Он родом из Переяславля, был духовным сыном преподобного Даниила Переяславского, духовного друга святителя Макария, позднее – стал духовником царя Иоанна Грозного. Он – участник Казанского похода, монашеский постриг принял в митрополичьем Чудовом монастыре, а после кончины Митрополита Макария явился его преемником на кафедре. Главным трудом священника Андрея является созданная в начале 60-х годов XVI века Книга Степенная царского родословия. Будучи чудовским иноком, он под мудрым руководством святителя Макария продолжает и развивает церковно-исторические традиции, заложенные отцом русской истории киево-печерским подвижником преподобным Нестором Летописцем. Но в созданной им Степенной книге история излагается не по годам, как в летописях, а по степеням русских князей и митрополитов. Академик Д. С. Лихачев характеризует ее так: «Степенная книга – это как бы путеводитель по современной Руси – святой и державной – но путеводитель, который сам является достопримечательностью и святыней. Степенная книга – это как бы икона «всех святых» Московского государства, икона, в которой временному придан вневременный смысл» (55, с. 280; 56. с. 259–292). Позднее составитель трудился над составлением пространной редакции Хронографа. Ему же принадлежат написание жития преподобного Даниила Переяславского и другие произведения (57, с. 250–253).

В небольшом докладе нет возможности дать даже краткую характеристику каждому древнерусскому писателю середины XVI века. Но и теперь можно сделать некоторые выводы о направлениях развития церковной, богословско-литературной мысли того времени. Прежде всего – это создание агиографических и гимнографических произведений, прославляющих русских святых. Борьба с ересью побудила написание по крайней мере трех замечательных богословских произведений¹⁶. Историческая школа знаменовала свое развитие осмыслением всемирного исторического процесса и роли в нем Русской земли при создании Хронографа, а изучение русской истории нашло воплощение в Степенной книге. Эта большая и плодотворная деятельность направлялась, организовывалась и благословлялась выдающимся иерархом Русской Церкви Митрополитом Московским Макарием. С его именем, как мы помним, связано собирание духовных богатств Древней Руси. Таким образом, эпоха Митрополита Макария – это и подведение итогов в письменности, и одновременно мощный импульс к дальнейшему развитию русской духовной литературы. Это был сильный подъем русского, национального, православного, церковного духа. Он охватил, несомненно, и другие области русской культуры: церковное пение, иконопись, архитектуру¹⁷. В это время начинается печатание церковных книг на Руси. На поприще просвещения потрудились лучшие церковные силы: иноки и пресвитеры, внеся достойный вклад в духовную сокровищницу Русской Церкви. Множество переписчиков несли эти лучшие достижения церковной мысли в народ, делая их доступными всякому читателю. Тщательное изучение рукописей XVI века и древнерусской рукописной традиции сможет расширить еще более наше представление об эпохе середины XVI века, эпохе Митрополита Макария.

Библиография:

1. а) Веретенников П., священник. Святитель Геннадий, архиепископ Новгородский. – ЖМП, 1981, № 6; б) Makari Abt (Weretennikow). Hierarch von ganz Russland Metropolit Makari und die altrussische Hagiographie. – Stimme der Orthodoxie, 1985, N 10.

2. Дмитриева Р. П. Волоколамские четьи сборники XVI в. – ТОДРЛ, т. 28. – Л., 1974.

3. Лебедев Н. Макарий, митрополит Всероссийский. – М., 1877.

4. Зимин А. А. И. С. Пересветов и его современники: Очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI века. – М., 1958.

5. Дмитриева Р. П. Досифей Топорков. – ТОДРЛ, т. 39. – Л., 1985.

6. Леонид (Кавелин), архимандрит. Систематическое описание славяно-российских рукописей А. С. Уварова, ч. 2. – М., 1893.

7. Абрамович Д. И. Софийская библиотека. Четьи Минеи. Прологи. Патерики. – СПб., 1907.

8. Клибанов А., Корецкий В. Послание Зиновия Отенского дьяку Я. В. Шишкину. – ТОДРЛ, т. 17. – М.-Л., 1961.

9. Протасьева Т. Н. Описание рукописей Синодального собрания (не вошедших в описания А. В. Горского и К. И. Невоструева), ч. 1. – М., 1970.

10. Казакевич А. Н. Произведения старинной болгарской литературы в Четьих-Минеях митрополита Макария (к изучению Новгородского наследия в ВЧМ). – Русско-балканские культурные связи в эпоху средневековья. – София, 1982.

11. Кучкин В. А. О формировании Великих Миней-Четий митрополита Макария. – Проблемы рукописной и печатной книги. – М., 1976.

12. Филарет, архиепископ Черниговский. История Русской Церкви. – М., 1888.

13. Miller D. В. The Velikie Minei Chetii and the Stepennaia Kniga of Metropolitan Makarii and the origins of russian national consciousness. – Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Berlin; Wiesbaden, 1979, Bd. 26, s. 263–381. (Рецензию см. в журнале Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. – Neue Folge, 1981, Bd. 92, H. 2, s. 264–266).

14. Волнянский Н. (И. Н. Шабатин). Митрополит Макарий – светоч русской культуры XVI века. – ЖМП, 1947, № 6.

15. Муравьев Н. Митрополит Макарий как составитель Великих Четьих Миней (к 400-летию составления Великих Четьих Миней). – ЖМП, 1953, № 5.

16. Кусков В. В. История древнерусской литературы. – М., 1977.

17. История русской литературы, т. 2: Литература 1220-х – 1580-х годов. – М.-Л., 1945.

18. Лихачев Д. С. Новгород Великий: Очерк истории культуры Новгорода XI-XVII веков. – Л., 1945.

19. Клосс Б. Н. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. – М., 1980.

20. Алексеев В. Н. Троицкий книгописец Герман Тулупов. – Сибирское собрание М. Н. Тихомирова и проблемы археографии: Сборник научных трудов. – Новосибирск, 1981.

21. Красин Д. Четии Минеи священника Иоанна Милютина. – Московские университетские известия, 1870, № 8.

22. Иосиф, иеромонах. Оглавление Четиих Миней священника Иоанна Милютина, – Чтения в Московском обществе любителей духовного просвещения, 1868.

23. Книга житий святых. – Киево-Печерская Лавра, 1689.

24. Макарий, игумен. Школа Всероссийского митрополита Макария. – БТ, 1986.

25. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. – М., 1871.

26. Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. – Варшава, 1902.

27. Голубинский Е. Е. История Церкви, т. 2, – М., 1911.

28. Макарий, архиепископ Литовский и Виленский. История Русской Церкви в период разделения ее на две Митрополии, т. 7, кн. 2.

29. Спасский Ф. Г. Русское литургическое творчество Макарьевского периода. – Православная мысль, вып. 8. – Париж. 1951.

30. Спасский Ф. Г. Поэт XVI века, игумен Маркелл Безбородый. – Православная мысль, вып. 6. – Париж, 1948.

31. Спасский Ф. Г. Русское литературное творчество (по современным Минеям). – Париж, 1951.

32. Успенский Н. Д. Древнерусское певческое искусство, – М., 1971.

33. Калиганов И. О предполагаемом автографе Василия-Варлаама. – Старобългаристика, 1983, т. 7, № 3.

34. Калиганов И. Житие Георгия Нового в русской литературе XVI века (Исторический фон, идеологическая направленность, литературное окружение). – Старобългарска литература, 1980, № 6.

35. Рогов А. И. «Повесть об Исидоре Юрьевском» как исторический источник и памятник русской публицистики периода Ливонской войны. – Славяно-германские культурные связи и отношения. – М., 1969.

36. Спасский И. Св. Иоанн, епископ Суздальский. – ЖМП, 1947, № 9.

37. Колобанов В. А. Владимиро-Суздальская литература XIV-XVI веков, вып. 1. – Владимир, 1975.

38. Лозинский Р., протоиерей. Русская литургическая письменность. (Пути исторического развития и анализ богословского содержания). Т. 1: XI-XVI ст. – Кострома, 1967 (МДА, машинопись).

39. Илива А. «Слово за преподобии отци в сирна събота» от Григорий Цамблак в рускота ръкописна традиция. – Старобългарска литература, 1982, кн. 12.

40. Макарий, игумен. Памятники древнерусской литературы, содержание, описание последующих дней земной жизни подвижников XV-XVI веков. – ЖМП, 1986, № 11.

41. Спасский Ф. Акростихи и надписания канонов русских Миней. – Православная мысль. – Париж. 1979, вып. 7.

42. Корецкий В. Новые послания Зиновия Отенского. – ТОДРЛ, т. 25. – М.-Л., 1970.

43. Калугин Ф. Гомилетические труды инока Зиновия Отенского. – ЖМНП, 1893, № 2, 5.

44. Корецкий В. Вновь найденное противоеретическое произведение Зиновия Отенского. – ТОДРЛ, т. 21. – М.-Л., 1965.

45. Инок Зиновий. Истины показание к вопросившим о новом учении. – Казань, 1863.

46. Макарий (Булгаков). История Русской Церкви Макария, митрополита Московского. – 3-е изд. – СПб., 1888–1889.

47. Калугин Ф. Зиновий, инок Отенский и его богословско-полемические и церковно-учительные произведения: Исследование. – СПб., 1894.

48. Muller Ph. L. Die Kritik der Protestantismus in der russisahen Theologie vom 16. bis zum 18. Jahrhundert. – Wiesbaden, 1951. Mainka R. M. Zinovij von Oten. – Roma, 1961.

49. Флоровский Г., протоиерей. Пути русского богословия. – Париж, 1981.

50. Филарет, архиепископ Черниговский. Обзор русской духовной литературы. Кн. 1. – СПб., 1884.

51. Попов А. Послание многословное инока Зиновия по рукописи XVI века. – М., 1880.

52. Попов А. Книга Еразма о Святой Троице. – ЧОИДР, 1880, IV.

53. Яворский Ю. А. К вопросу о литературной деятельности Ермолая Еразма, писателя XVI-гo века. – Прага: «Славиа», 1929.

54. Ржига В. Ф. Литературная деятельность Ермолая Еразма. – Летопись занятий Археографической комиссии за 1923–1925 годы. Вып. 33. – Л., 1926.

55. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. – М., 1979.

56. Кусков В. В. О некоторых особенностях стиля Степенной книги. – Уральский государственный университет им. А. М. Горького. Ученые записки, вып. 28. – Свердловск, 1959.

57. Макарий (Веретенников), игумен. Всероссийский митрополит Афанасий (1564–1566). – БТ, сб. 25. – М., 1984.