Сочинения Московского митрополита Даниила

Статья преосвященнейшего Макария, архиепископа литовского и виленского.

Параграф § I § II § III

В заключение одного из посланий своих к известному Николаю немчину о заблуждениях латинян Максим Грек, между прочим, написал: «когда ты будешь просвещён разумом, то вопроси о том господина и учителя Даниила, митрополита всей России, и он научит тебя всей истине; я написал неучено и неразсудно, словом варварским и дебелым, а он просветит своим учением и возвестит тебе; тогда ты ясно увидишь, что насколько отстоит солнце от звезды по светлости, настолько отстоит он от нас благодатью и светом разума, и ты отринешь луну и прилепишься солнцу… Когда ты узришь изящный разум святаго митрополита, доктора закона Христова, украшенный многими знаниями, и с любовью будешь слушать его, – пощади, честный друже, малословию и трости моей буей, которою я начертал тебе немногое…»¹ Если бы подобный отзыв о митрополите Данииле Максим поместил в послании к нему самому или к кому либо из православных, тогда можно было бы ещё подумать, что это – слова лести или одного приличия и уважения к сану; но помещённые в письме к иноверцу, латиннику, который действовал во вред православию, был одним из любимцев великого князя, много лет вращался в нашем высшем кругу и, без сомнения, мог получить о митрополите самые верные сведения, – они невольно заставляют предполагать, что Максим действительно высоко ценил ум и познания Данила и считал его архипастырем просвещённым. Таким и является пред нами Даниил в своих словесных произведениях. Он был достойный ученик преп. Иосифа Волоцкого и если уступал ему по талантам, то отнюдь не уступал по своей начитанности и обширности своих богословских сведений. А в ряду митрополитов собственно-московской митрополии, от Ионы до Иова или до учреждения патриаршества, Даниил может быть назван самым просвещённым, за исключением одного Макария, без сомнения, не менее начитанного, но более даровитого и более сделавшего для нашей духовной литературы, как и вообще для нашей церкви, хотя оставившего и менее своих сочинений. Не хвалясь собственною мудростью и называя себя «невеждою и поселянином», Даниил однако сам признавал свои книжные и литературные занятия лучшим делом своей жизни и говорил: «аз жизнь свою в лености изгубих, и ни едино благо сотворих, точию мало нечто прочтох божественная писания; и от сих себе и другим воспоминах, и глаголах, и писах»².

Сочинения Даниила разделяются на два класса: на слова или поучения и на послания. Тех и других вместе известно ныне 35 ть, хотя есть основание думать, что их было гораздо больше, что Даниил любил часто проповедовать слово Божие своим духовным чадам и часто писал пастырские послания разным лицам³. Из уцелевших сочинений Даниила два написаны им ещё в сане игумена, именно: поучение к братии волоколамского монастыря и послание к князю Юрию Ивановичу, – Другие сочинения не представляют указаний, когда они писаны, и могли быть написаны автором и в сане игумена и в сане митрополита. Но большая часть сочинений написана несомненно уже митрополитом Даниилом. Первое собрание своих сочинений сделал сам Даниил под именем «Соборника», в котором поместил 16 ть своих слов⁴. Вскоре за тем собраны были неизвестным двенадцать посланий Даниила вместе с поучением его к братии волоколамского монастыря, и это собрание сохранилось в списке XVI века⁵. Остальные два слова и четыре послания Даниила, не вошедшие в состав означенных сборников, встречаются порознь в разных рукописях.

«Соборник» митрополита Даниила представляет собой нечто целое и составлен, несомненно, по образцу «Просветителя» преп. Иосифа Волоколамского⁶. Как Иосиф в своём «Просветителе» желал дать православным руководство, направленное против господствовавшей тогда ереси жидовствующих и их заблуждений, и в предисловии в своей книге написал: «аще кому что потребно будет противу еретическим речем, и благодатию божию обрящет готово в коемждо слове»: так и Даниил желал дать в своём «Соборнике» подобное же руководство своим духовным чадам, направленное вообще против заблуждений и недостатков современного ему общества, и в предисловии к своей книге написал: «аще что кому ключаемо будет, или противу еретических речей, или межи православных некое стязание и речи, и благодатию божию обрящет готово без труда в коемждо слове, противу бываемых которых вин, к благоугождению Божию и пользе душам». Как Иосиф в своём «Просветителе», кроме слов, вновь составленных, поместил и некоторые слова, написанные им прежде, и те и другие соединил только общим предисловием и подробным оглавлением: так и Даниил в своём «Соборнике» поместил, вместе со словами, нарочито составленными для «Соборника», и некоторые слова, произнесённые им прежде, и соединил те и другие только общим предисловием и подробным оглавлением. Иосиф поместил в «Просветителе» 16 слов, и Даниил в «Соборнике» 16, а кроме того, при составлении своего седьмого слова, Даниил несомненно воспользовался четвертым словом Иосифа и привёл из него буквальную выписку. Не говорим уже о том, что и Иосиф и Даниил, как сами неоднократно повторяют, составили свои слова не от себя, не от своих мудрований, а собрали преимущественно от божественных писаний: это черта общая у писателей того времени, хотя выказывавшаяся и не в одинаковой степени. Поводом к составлению «Соборника» митрополитом Даниилом послужили просьбы каких-то «богомудрых» христиан, которые обратились к нему со многими вопросами: по крайней мере, вследствие этих именно просьб написаны первое и некоторые другие слова «Соборника»⁷.

Предисловие к «Соборнику» распадается на две части. В первой, помещённой в самом начале книги, Даниил говорит: «прилучися мало нечто и нам, Христовою благодатию, духовным чадом духовную трапезу в напитание и в наслаждение предложити». И за тем объясняет, что сделал это «не дерзостным умом» своим, – ибо знает свою нищету, – а из боязни подпасть осуждению раба лукавого и ленивого, которому надлежало вдать сребро своё купцам; по чистой любви, которой свойственно заботиться не о себе только, но и о ближних, и не об одних телесных, но и о духовных их потребностях; наконец, по сознанию своего пастырского долга, обязывающего пастырей прилежно питать своих пасомых христианским учением, и что вследствие всего этого он потрудился собрать от божественных писаний – от св. евангелия, от апостол и пророк и от св. отцов, и сочетать вместе истинные учения, разумения и предания к душевной пользе всех; а чтобы удобнее было отыскивать каждое из слов, помещённых в книге, он и предлагает подробное их оглавление. Во второй части предисловия, следующей за этим оглавлением и начинающейся общим заглавием книги; «Грешнаго и худаго инока Даниила, митрополита всеа Русии Съборник, събран от божественных писаний, сказание известно имеа по главам коегождо слова». Даниил продолжает, что цель его «Сборника» та, чтобы, во время споров с еретиками и состязаний между самими православными, всяк без труда мог находить готовое в каждом слове, в чем будет нуждаться, к благоугождению Божию и пользе душам, и просит списывать его книгу, кто пожелает, со всею правильностию и точностию, не глумиться над содержанием книги, – ибо он не от себя написал её, а собрал от божественных писаний, – и простить его, если в книге обрящется, ради его «неразумиа и невежества», что-либо неугодное Богу и неполезное душе.

Между словами, помещёнными в «Соборнике», незаметно никакой наружной связи. Но все они связаны внутренне одною главною мыслью, одним преобладающим направлением против современных недостатков русского общества, хотя есть между ними в этом отношении и некоторая разность. В одних словах Даниил вооружается преимущественно против вольномыслия в делах веры и церкви, господствовавшего тогда у нас вследствие движения, возбуждённого ересью жидовствующих, и убеждает православных блюстись от ложных учителей, стоять твёрдо за истину, соблюдать все церковные предания, писанные и неписанные, и рассматривает некоторые частные истины веры и предания, вероятно, наиболее подвергавшихся тогда пререканьям. В других же словах ратует преимущественно против современного развращения нравов, против пороков, усилившихся в разных сословиях, и решает некоторые практические вопросы, занимавшее тогда наше общество. Говорим: преимущественно – потому, что в словах Даниила нет строгого единства, и, излагая в каждом слове один или два главных предмета, он нередко касается и других предметов, или вдаётся в общие соображения и обличения относительно веры и нравственности. План во всех словах «Соборника» один и тот же. Каждое слово состоит из трёх частей: в первой излагается не вступление только к слову, но и самое содержание его, или излагается кратко все слово; во второй приводятся относящиеся к слову места из св. писания вместе с толкованиями на них, места из творений св. отцов, из правил соборных, богослужебных книг, сочинений и житий свитых, патериков и разных других сборников, употреблявшихся у нас; в третьей, которая в каждом слове надписана: наказание, преподаются нравственные уроки, наставления, обличения, убеждения. В первой и третьей части каждого слова Даниил говорит сам, выражает собственные мысли, хотя и пользуется по местам текстами библии и изречениями отцов; во второй он только представляет чужие свидетельства, располагает их по своему усмотрению, безо всякой между ними связи, и от себя не прибавляет и не говорит ничего. Свидетельства эти по большей части кратки, но нередко обширны, даже очень обширны, а иногда между ними встречаются целые послания какого-либо собора или учителя церкви и целые исторические повествования. Можно по справедливости сказать, что вторая часть в словах «Соборника» Даниилова, самая обширная, есть не более, как ряд документов, которые собрал и привёл автор в подтверждение или пояснение своих мыслей, без всякой перемены, и которые удобно могут быть выделены целиком из каждого слова и помещены особо, на конце слова, в качестве приложений к нему. А первая и третья части в этих словах представляют собою ряд собственных сочинений митрополита Даниила, более или менее кратких, которые могут быть рассматриваемы независимо от второй части каждого слова и почти все имеют самостоятельное значение. Замечательно, что сам автор, во многих своих словах первую часть (не говорим уже о последней) заключает нравственными убеждениями и словом аминь, как нечто целое, как поучение законченное, и за тем уже, безо всякого перехода и связи, начинает приводить ряд свидетельств, более или менее относящихся к этому поучению или к некоторым отдельным мыслям, в нем изложенным. Невольно рождается мысль, что поучения свои, помещённые в первой и последней части слов, Даниил мог произносить, а некоторые, как увидим, несомненно произносил в церкви к народу; свидетельства же, многочисленные и разнообразные, иногда крайне обширные, помещённые безо всякой связи во второй части слов, он собрал уже в то время, как составлял свой «Соборник» и назначал его собственно для назидательного чтения православным христианам.

I. В первых четырёх словах Даниил старается раскрыть как бы самые начала, которых должны держаться православные, чтобы охранять себя от лжеучений и лжеучителей.

«Должно и учить и веровать, и поступать, по свидетельству божественных писаний, а не по мудрованиям плотским, человеческим» – такова основная мысль первого слова⁸. Посему, продолжает Даниил, молю всех, учащих и учимых, бегать плотских мудрований и неразумных состязаний, Если же случится иметь изыскание о чём-либо благословном, будем вести состязания с любовью и осторожно, не понося н не укоряя друг друга; или если произойдёт распря о предметах церковных и о каких либо догматах, то надобно тихо и кротко приводить для решения её истинные рассуждения, по свидетельству божественных писаний и отеческих преданий. А кто развращает положенные от Св. Духа, законы, отвергает древние отеческие благие обычаи и вводит новые узаконения, подобно древним еретикам, на погибель рода человеческого, с такими лучше не иметь мира, отлучающего нас от Бога. Таких нужно остерегаться, как ложных пророков и ложных учителей; они хотя и сладко беседуют, но все это ложь, лесть, лицемерие, лукавство; они помышляют только о том, чтобы прельстить нас, увлечь, погубить… Следует нам ходить в премудрости, как повелевает апостол, и искушать, что есть воля Божья, благая и совершенная, и не мудрствовать паче, неже подобает мудрствовати, но мудрствовать в целомудрии, как приняла св. церковь от Бога и от св. апостолов и от преподобных отцов. Надобно внимательно читать божественные писания, избирать из них истинные разумения и рассуждения и быть готовыми к ответу всякому вопрошающему нас о нашем уповании… «Не ленимся же, братие мои, – так заключает первую часть этого слова Даниил, – делать и хранить заповеди Христовы и соберём себе богатство от чтения божественных писаний: ибо великое богатство бывает от чтения божественных слов, если мы творим то со смирением и кротостью, бегая плотского мудрования и презорства». Приведя за тем во второй части до семи текстов св. писания с толкованиями на них, довольно обширными, из Златоуста, Феофилакта Болгарского и толковых Евангелия и Апостола, также краткие изречения св. отцев и учителей – Ефрема Сирина, Феодора Студита, Василия Великого, Никона Черногорца, Афанасия Великого и Дедима, Даниил в последней части слова убеждает православных во всём, что мы ни говорим и ни делаем, иметь свидетельство от божественных писаний и не прельщаться измышлениями человеческими. «Ибо, говорит, божественные писания повсюду всем волю Божью возвещают, а человеческие плотские мудрования ведут в пропасть адову; благие беседы от св. писаний, как замечает св. Исаак, возбуждают душу к животу, искореняют страсти, прогоняют скверные помыслы, а злые беседы затемняют ум и растлевают добрые обычаи…. Постараемся же со страхом и любовью поучаться в божественном писании, и не просто прочитывать божественные писания, но с великим любомудрием упражняться в них. Ибо сам Господь, божественные апостолы и святые отцы принуждают нас с любомудрием испытывать божественные писания, а св. Златоуст изрекает даже страшный глагол, что никто не может спастись, если не часто наслаждается чтением духовным… Ничего да не творим и не говорим по человеческим плотским волям, но что ни творим или говорим, все да бывает по воле Божьей, по писанию святых, по законоположению блаженных отцов и как имеет устав и благой обычай св. соборная, апостольская церковь...».

«Должно подвизаться за истину, стоять за правду и божественные заповеди твёрдо и непоколебимо, даже до смерти», – такова главная мысль второго слова⁹. Кто печётся об истине, рассуждает автор, тот всячески закон Божий исполнит. Если ты, увидев враждующих друг на друга вопреки воле Божьей, примиришь их и приведёшь в соединение, или, увидев других, любящих друг друга к нарушению закона Божия, устроишь между ними ненависть, разорвёшь их греховное соединение, – в обоих этих случаях ты совершаешь волю Божью. Если и поропщут и соблазнятся некоторые, но ты не смущайся, не унывай и даже до смерти стой за божественные заповеди. Если же снизойдёшь до угождения людям, эти самые люди укорят тебя и посмеются твоему неразумию… А если станешь за правду твёрдо и непоколебимо, то хотя сначала и не покорятся, но после «почудятся и похвалят непреложную крепость твоей ревности о Господе…». Надобно однако же сознаться, что вообще слово это составлено неудачно. В первой части его, довольно краткой, главная мысль раскрыта мало и перемешана с другими мыслями, побочными и сторонними. Во второй части приведённые свидетельства (а их приведено здесь, кроме трёх мест из библии с толкованиями Златоуста и Феофилакта, более десяти, именно: собора пято-шестого и учителей церкви Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Нила, Василия Великого, Исихия, Кирилла, Исидора и Афанасия, некоторых по два и по три) относятся не столько к главной мысли слова, сколько к мыслям вносным, сторонним. Наконец, последняя часть слова, кажется, не имеет никакой связи с двумя предшествовавшими и начинается так: «се вмале к любви вашей потрудившеся събрахом от божественных писаний; принесём же вмале нечто глагол и о пастырях», хотя, конечно, наставляя всех верующих ревновать об истине и правде, автор естественно мог вспомнить и о пастырях, которые по преимуществу обязаны быть ревнителями веры и благочестия. За то эта последняя часть, по видимому, только приставленная к слову в качестве заключения, сама собою образует особое, полное и обстоятельное слово, обращённое к пастырям, и ну самой обширности своей вовсе не похожа на обычные заключения. Тут, пользуясь нередко текстами библии и изречениями св. отцов, митрополит говорит и об обязанностях пастырского служения, и об его страшной ответственности, и о трудностях его, и о высоких наградах, ожидающих добрых пастырей, – определяет характер их деятельности, предмет их проповеди, наставляет их, обличает, убеждает. Пастырь поставляется для того, учит архипастырь, чтобы исправлять неведение и нечувствие других, и заступать их, и оберегать, провозвещать им приближение бесовской рати. Он не может оправдываться неведением или прикрываться лицемерно чем-либо другим, не может сказать: я не уразумел, даже не слышал трубы, не уразумел и не видел брани и козней лукавого. Затем и взошёл он на пастырскую степень и сел на святительский престол, да не печётся ни о чём ином, как только учить людей богопознанию и благочестию, незлобию и нелихоимству, и чтобы они не насильствовали, не грабили, не лукавили, не клеветали, не завидывали. Согрешающих, но кающихся, он должен прощать, а согрешающих непослушных – запрещать и обличать. Дело истинных пастырей провозвещать могущие постигнуть нас наказания и до смерти и после смерти… Любопытны обличения Даниила современным пастырям: «многие прелестники вошли в мир, но истинные пастыри положили души свои за овец, не предавая их на расхищение волкам. А худые и ленивые пастыри, каков, увы мне и я, упасли себя и расширили чрева свои брашнами и пьянством. Заблудших не направили на путь, погибших не взыскали, прельщённых не обратили, сокрушённых не врачевали, недужных не исцелили, строптивым не воспретили, безчинных не обличили и нимало не попеклись об исцелении овец; но себя упасли, овец же не пасли и все пастырские дела презрели. Устремились только на славу и честь, и упокоение, и чтобы есть и пить сладкое, дорогое и лучшее, и на тщеславие и презорство, и на восприятие мзды, а душеполезного учения и врачевания не сотворили овцам…». И в другом месте: «зачем, братие, гордимся, и возносимся, и сами себя прельщаем, ища власти игуменства или епископства, будучи страстными и неспособными взойти на такую высоту? Для чего мы этого ищем? Для того ли, чтобы есть и пить многоразличное, и дорогое, и самое сладкое; или чтобы собирать золото и серебро, богатство и имения: или чтобы веселиться и прохлаждаться, и возноситься, составлять пиры и созывать на обед славных и богатых, и напрасно истощать на тунеядцев церковные доходы, которые нужны церкви и людям церковным, и странным и нищим? А мы презираем это, и церковные доходы изъедаем со славными, и богатыми, и тунеядцами, надмеваясь гордостью и тщеславием и заботясь всею душою только о настоящем. И думаем, что мы пастыри и учители, что истинно правим слово Божье и наставляем род человеческий ко спасению. Нет, братие, нет». Ещё любопытнее изображение того, как относились у нас к пастырям некоторые из тогдашних христиан: «везде и всюду беды а скорби приемлют от всех пастыри. Когда видит некоторых людей говорящих неподобное или делающих законопреступное, и если наставит их и воспретит непослушным, то многую ненависть воздвигнут на него, подымаются, хапают, досаждают, сшивают ложные шеперания (?), клеветы, студ, укоризны, и если бы им было возможно, то умертвили бы его: так прельщает их сатана своими лукавствами! Когда же пастырь снова начнёт учить их, говоря: о чада, так и так творите, как повелевают нам Христовы заповеди и прочие божественные писания, они отвечают, говоря: прежде себя научи, ибо написано: начат Иисус творити же, таже и учити. Иногда же говорят: до чего ты доучишь нас; ты сам по писанию ли хранишь житие; а он, а сей по писанию ли живут? Только на нас вооружился, а тех не видишь ли, а себя забыл? О, отче, отче, как тебе не срамно? Учитель снова начнёт учить от божественного писания, а они говорят: о, учитель наш, как фарисей, тщеславится; видишь ли, как он думает о себе; видишь ли, как презорствует; видишь ли, как гордится. Это и подобное и иное тьмочисленное говорят, ничего не стыдясь: так обезсрамил их сатана! Когда же пастырь, усмотрев время, строго воспретит некоторым на спасение их, они станут говорить: это не по отечески, не по пастырьски, не учительски; это обычай безчинных, и развращенных, и человеконенавистных, и мучительский, а не отеческий и учительский. Если же кто, седя на пастырском и учительском седалище, будет прост, тих, кроток, смирен, то скажут: этот человек простой, келейный, а не властительский: не его дело учить и запрещать. Если бы кто из любомудрых захотел исчислить и предать писанию пастырские страдания, и молвы, и смущения, то для этого потребовалось бы целого года». Предмет пастырской проповеди Даниил обозначил общими чертами, повторяя свою любимую мысль: «будем стараться говорить не от себя, но от божественных писаний, евангельских заповедей и апостольских, и от священных правил вселенских соборов, и поместных, и особо блаженных мужей, и от преданий, и жития, и обычая богоносных отцов. Ничего не будем говорить стороннего и чужого, но да любомудрствуем, и говорим, и весь свой разум да полагаем в том, что приняла от Бога, и от св. апостолов, и от преподобных отцов, св. соборная, апостольская церковь и, приняв, передала нам». Очень могло быть, что это поучение к пастырям Даниил составил особо и, при случае, произнёс к ним, но потом, с какими-либо изменениями, внёс в свой «Соборник» в виде заключения ко второму слову.

В третьем слове Даниил раздельнее выражает свои мысли, положенные в основу двух предшествовавших слов, как бы объясняя, что разуметь под теми божественными писаниями, которых мы должны постоянно держаться, и под тою истиною и божественными заповедями, за которые должны стоять твёрдо и непоколебимо. Он учит: «Христос, возносясь на небеса, оставил апостолам два завета – ветхий и новый, а апостолы и за ними св. отцы узаконили и передали церкви двоякого рода предания – писанные и неписанные; потому мы должны непреложно соблюдать все церковные предания, писанные и неписанные, узаконенные нам от св. апостолов и богоносных отцов наших»¹⁰. В самом слове, и именно в первой части его, автор сначала перечисляет многие предания, преимущественно неписанные, или, по его выражению, «различные устроения, чины и уставы, правила и законы», преданные церкви апостолами и св. отцами и касающаяся то церковного управления, то церковного богослужения, в частности – литургии, таинств и разных треб, также праздников, постав, монашества, почитания св. икон и св. мощей. Потом кратко замечает, что за эти, как и за все другие священные предания, относящаяся к нашей божественной вере, много потрудились и мужественно постояли пред царями и мучителями сами св. апостолы, св. отцы и мученики, не щадя своей жизни, и многие другие благочестивые христиане, которые, презирая мир с его славою, частью и прочими благами, все свои желания и разум посвящали вере в Иисуса Христа, которую приняла от св. апостолов и св. отцов. Наконец, обращаясь к современному христианину, говорит: «а ты, видя и слыша говорящих неподобное и презирающих церковные законы и уставы, не воспрещаешь, не возбраняешь и не заграждаешь их скверные уста. И не только не воспрещаешь им, а услаждаешься тем и других на то понуждаешь. Когда слышишь слово Божье читаемое, или кого-либо говорящего от божественных писаний, то затыкаешь, как аспид, уши свои, будучи помрачён прелестью сатаны. Когда слышишь что собираются в божественную церковь на молитвы и моления, ты отбегаешь, как зверь, и пронырствуеш, как змей, и лаешь на братию, как пёс, я валяешься в нечистоте, как свинья в грязи. И блаженную советницу твою, разумею совесть, советующую и говорящую тебе благое, ты попрал, и отринул, и испепелил. Объедаешься и пьянствуешь, как скот, и злопамятуешь на братию, как сатана. И когда, срама ради, войдёшь в божественную церковь, то не знаешь, зачем пришёл, зеваешь, потягиваешься, поставляешь ногу на ногу, выставляешь и потрясаешь бедра и кривляешься, как похабный. А об уме твоём что и говорить? Ничего не найти в тебе, ни памяти о грехах, ни памяти о смерти и о том, что по смерти, ни памяти о страшном суде, ни памяти о нестерпимых бесконечных муках; а о царствии небесном и о рае только не вспоминаешь, во отступаешь и от тех, кто говорит о них, и стоишь, как бесчувственный, не слушая ни читающих, ни ноющих. Считаешь лихвы и богатство, управляешь домами, говоришь о жене, о детях, о рабах, и превозносишься, как другой сатана. Всех людей называешь безумными и грешными, только себя разумным и премудрым являешь всем, и думаешь вечно жить в прелестном сём веке, как бессмертный. Зломыслишь, ненавидишь, завидуешь, лукавнуешь на созданных но образу Божию людей, и осуждаешь, и клевещешь, и многое другое злое совершаешь. Называешься христианином, но если не исправишься, то не знаю, как назовёшься истинным христианином…». Впрочем, желая как бы смягчить свои резкие обличения, проповедник присовокупляет: «я говорю это, не осуждая и не укоряя кого-либо, а восставляя свою леность и возбуждая себя и других к исполнению заповедей Господних, да, подвизавшись добрым подвигом и скончавши блаженное течение, получим все вместе те блага, которые уготовал Бог любящим Его, Ему же слава во веки веков, аминь». Во второй части слова, кроме двух библейских текстов с толкованиями на них, приведены правила седьмого вселенского собора и выписки из отцов и учителей церковных – Василия Великого, Иоанна Дамаскина, Василия Амасийского, Иоанна митрополита никейского, Никона Черногорца, из толкового Евангелия, из жития св. Илариона Меглицкого, из многосложного Свитка, и из этих свидетельств одни выражают мысль, что нам даны два завета, ветхий и новый; другие,– что нам даны двоякого рода предания, писанные и неписанные, которые должно сохранять, а третьи перечисляют сами предания более или менее подробно, или останавливаются на некоторых из них. В последней части, весьма краткой, автор говорит только, что он собрал эти свидетельства на пользу себе и ближним, к истинному извещению правой веры, да постараемся соблюдать все предания, писанные и неписанные, с правою верою и чистым житием, для получения вечных благ.

Четвёртое слово служит как бы продолжением третьего или прибавлением к нему¹¹. Здесь, в первой части, Даниил повторяет прежнюю общую мысль о преданиях: «должно неуклонно сохранять все предания, писанныя и неписанныя». С этою целью он в начале учит, чтобы не только пастыри и иноки, но и миряне, как можно чаще читали божественные книги; так как чрез чтение их приобретается познание о Боге и о всём, чему учили пророки, апостолы и св. отцы, о всех преданиях, писанных и неписанных, которые приняла св. церковь; кроме того чтение это прогоняет печаль, вселяет радость, убивает злобу, истребляет страсть, возбуждает к добродетели, возносит от земного к небесному и вообще умудряет во спасение. Вслед за тем автор убеждает всех, духовных и мирян всякого чина, возраста, пола и состояния, ревностно соблюдать законы и уставы и все предания, писанные и неписанные, которые приняла церковь, – не принимать и чуждаться законов новых и развращённых, преданий хульных и душепагубных, и постоянно упражняться в исполнении заповедей Божьих и во взаимной христианской любви, чтобы удостоиться вечных благ. Во второй части слова речь идёт, в частности, только о двух преданиях: о крестном знамении и о поклонении на восток. Для раскрытия учения о крестном знамении, о его значении, употреблении и спасительных, иногда чудесных, действиях приведены места из сочинений Василия Великого, Афанасия, Петра Дамаскина, Оригена, Феодорита, Феодора, Евсевия, Златоуста, Ефрема Сирина, из толкований на пророчество Иезекииля и на евангелие от Марка, из жития Феодора Едесского, из сказаний Симеона Метафраста об Иоанне Богослове, из канона на воздвижение честного креста и из какого то неизвестного «слова, еже о крестящихся». В числе этих мест, к сожалению приведено и так называемое Феодоритово свидетельство о двоеперстном сложении для крестного знамения, внесённое потом в Стоглав и служащее доселе одним из главных оснований для упорства наших раскольников: знак, что это подложное свидетельство тогда уже существовало и встречалось под именем Феодорита в употреблявшихся у нас рукописях, и что сам Даниил принял свидетельсво за подлинное и держался изложенного в нём учения. Для подтверждения же и объяснения другого предания – о поклонении на восток – приведены места из Василия Великого, Иоанна Дамаскина, Афанасия Великого и «от иных книг», не сказано, каких. Наконец, в третьей части слова, сказав, что церковь имеет многие предания и неписанные, к числу которых принадлежат знамение крестное и поклонение на восток, проповедник присовокупляет, что древние отцы и подвижники, особенно в пустынях и других местах, где не было ни икон, ни храмов, молились всегда на восток, ожидая с востока непрестанно второго пришествия Господа Иисуса Христа и приготовляясь день и ночь к сретению Его; укоряет современных христиан, что они помышляют только о земном нимало не пекутся о небесном, и убеждает их потрудиться в настоящей жизни для жизни вечной, притекать во св. церковь, сокрушаться о грехах своих, упражняться в чтении божественных писаний и поклоняться на восток, ибо от востока приидет Христос, да и сам Он называется востоком и на востоке был рай, древнее отечество наше… «Но ты, замечает при этом святитель, свирепствуешь и скачешь, как будто хотя растерзать меня, и говоришь: знаю, знаю я это, ещё и больше того знаю, и новое и ветхое. Благо тебе, любомудрый подвижниче, что ты знаешь многое, и ветхое и новое. Но для меня, худого, не мало и то, чтобы отыскать что-либо для разрешения недоумений. Нашедши это, я насыщаю себя и другим даю, а относительно тех, кто отметает и попирает это, я имею божественное слово: не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиньями (Матф.7,6)». Затем снова укоряет христиан, что они мудрствуют и пекутся только о земном, не памятуя ни о смерти, ни о суде, ни о вечном воздаянии, упражняются в сквернословии и сатанинских позорищах, враждуют, завидуют, лгут, нарушают клятвы, любят слушать дьявольские песни и кощунства, и убеждает исполнять божественные заповеди для получения вечных благ.

II. Раскрыв в первых четырёх словах те общие начала, которых должны держаться православные в делах своей веры и для охранения себя от ересей и лжеучений, Даниил три последующие слова посвящает, в частности, двум важнейшим догматам христианства, – догмату о воплощении и догмату об искуплении или крестной смерти Спасителя, так как эти догматы наиболее подвергались тогда у нас пререканиям со стороны жидовствовавших еретиков и их последователей.

В первой части пятого слова митрополит излагает православное учение о таинстве воплощения, и, нельзя не сознаться к чести автора, излагает ясно и раздельно, языком точным и правильным¹². В конце изложения он прямо указывает на цель настоящего своего слова: «да никто же будет еретик и да никтож приимет злую и пагубную ересь нетленно мнимую, но да всяк верует и исповедует совершенна Того (т. е. И. Христа) Бога и совершенна человека». Эту древнюю нетленно мнимую ересь, учившую, будто Сын Божий воспринял на Себя какую то плоть, которая была нетленна с самого Его воплощения и только казалась подобной тленной человеческой плоти, как известно, проповедывал у нас тогда князь старец Вассиан Косой, покровитель жидовствовавших. Он упорствовал в ней даже на соборе, судившем его, так что, для вразумления вольнодумца, приведён был, по приказанию Даниила, целый ряд древне отеческих свидетельств¹³. Неудивительно, если против этого лжеучения, может быть, имевшего у нас не мало и других последователей, кроме Вассиана Косого, Даниил счёл нужным написать особое слово, и притом самое обширное из всех своих слов. Во второй части этого слова, для доказательства и разъяснения учения, что Иисус Христос, совершенный Бог, есть вместе совершенный человек и воспринял наше человеческое естество со всеми его свойствами, кроме греха, автор привёл а) до 18 ти текстов св. писания, преимущественно нового завета, с толкованиями на них; б) многие отрывки из сочинений св. отцов и учителей – Геннадия константинопольского, Василия Великого, Иоанна Златоустого, Афанасия Великого, Феодорита, Тимофея пресвитера, Епифания Кипрского, Косьмы пресвитера, Симеона нового богослова, Григория Неокесарийского, Григория Нисского, Кирилла Александрийского, Иоанна Дамаскина, Григория амиритского, Ефрема Сирина, – большею частью, по два, по три и по нескольку отрывков из каждого; в) целое обширное послание Льва, папы римского, к Флавиану, константинопольскому патриарху, и почти всё обличительное слово на армян Иоанна, митрополита никейского; г) многие песни из церковных канонов и отрывки из требника, синаксарей, прологов и житий святых; д) отрывки неизвестных или малоизвестных авторов, как-то: от Свитка многосложного, от слова о чудесах пресвятой Богородицы, от правильных завещаний о четвёртом соборе, от слова о четвёртом соборе, от слова на рождество Христово, от Хрусовой повести об обретении честного креста, от книги Иакова жидовина. Достойно замечания, что некоторые из приведённых здесь свидетельств суть те же самые, которые были прочитаны, по приказанию митрополита Даниила, на соборе для вразумления князя-старца Вассиана Косого¹⁴, а в числе вновь приведённых находятся и два свидетельства собственно-русские: отрывок из похвального слова митрополита Илариона св. в. к. Владимиру и одна песнь из канона святителю Петру, митрополиту московскому. В последней части слова Даниил сначала снова объясняет, почему и для чего написано оно. «Всё это, говорит он, я собрал из божественных писаний любви вашей, богомудрые! Не престанем же наставлять себя и друг друга, и порознь и в беседах, как проповедали пророки, научали апостолы и предали богоносные отцы, относительно воплощения Иисуса Христа, да, отрывая и отсекая от себя еретический недуг, соблюдём учение и предание неповреждённым. Если мы и не возможем наставить всех, то, насколько возможно, утешим словом и постараемся воздвигнуть долу лежащие души. Это дело пастырь должен считать важнейшим из всех своих дел, т. е., чтобы учить и наставлять, и советовать, и обращать на благое, и запрещать, и возбранять от злого». За тем, обращаясь к пасомым, продолжает: «а пасомых дело, чтобы повиноваться во всём пастырю о Господе. Ты же пастыря презираешь и ни во что полагаешь: но разве не знаешь великой власти пастырей, которую приняли они от владыки – Христа, вязать и решить на земли и на небеси»?.. Далее следуют общие нравственные наставления и обличения до самого конца: «зачем не плачем о многих наших грехах? Зачем небрежем о целомудрии и чистоте и о прочем благоразумии наших детей, рабов и рабынь, и нимало не печёмся и не скорбим о спасении братии нашей?.. Поскорбим добровольно во временном сём житии, да возрадуемся вечно. Юн ли ты: тем прилежнее внимай, да, измлада научившись добродетельной жизни, с дерзновением войдёшь в радость Господа своего. Стар ли ты: ещё более внимай, ибо отшествие твоё близко и конец неизвестен. Земледелец ли ты: от сего наиболее внимай, ибо земное смертно и тленно, а будущее бессмертно и бесконечно…. Но ты все сказанное считаешь за басни, ибо ты бесчувствен и похабен…; а помысли, сколько при твоей памяти отошло в будущую жизнь, сколько до твоей памяти, и как скоро ныне текут друг за другом в вечное селение: бессмертным ли себя считаешь»?..

Против таинства искупления жидовствующие еретики возражали: недостойно Бога так уничижаться – принять на себя человеческую плоть и умереть на кресте; разве Бог не мог спасти человека иначе? На это возражение защитники православия, каков преп. Иосиф Волоколамский, отвечали, что для Бога, без сомнения, все возможно и что Он мог бы спасти человека иначе, но Он благоволил избрать такое, а не другое средство для нашего спасения, чтобы показать свою бесконечную благость и премудрость (Просветитель, слово IV). Те же мысли о благости и премудрости Божьей повторяет и Даниил; в шестом слове он именно говорит о неизречённой благости или милости, которую показал Христос в деле нашего искупления¹⁵. И как истина эта для верующего сама собою ясна и не требует многих доказательств, то естественно, что и слово вышло очень не велико. В первой части проповедник кратко объясняет, как выразилась бесконечная любовь к нам нашего Спасителя, когда Он, будучи Сыном Божьим, благоволил облечься в наше человеческое естество и, будучи совершенно безгрешным и невинным даже по человечеству, волею принял на себя все наши грехи и виновность, потерпел за нас страдания и самую мучительную и позорную смерть. Во второй части приводит только четыре текста, один из Апостола и три из псалмов – о страданиях за нас нашего Спасителя, и несколько кратких толкований или замечаний на эти тексты – из Феодора Студита, Исаака, Дидима, Исихия, Феодорита, Евсевия, Афанасия, Апполинария и Григория Богослова. Наконец, в третьей части, указывая на это великое и неизречённое милосердие владыки – Христа, Который понёс на Себе наши грехи, потерпел за нас всякое поношение, страдание и смерть, омыл нас своею пречистою кровью, извёл нас от смерти в животе, от тьмы на свет, от рабства на свободу, дал нам власть быть чадами Божьими, обетовал нам живот вечный, проповедник спрашивает: «что ж воздадим владыке Христу за все, что Он сотворил для нас и даровал нам вечный живот? Возблагодарим владыку Христа, возлюбленные, возблагодарим и прославим милость Его неизречённую; возлюбим Возлюбившего нас, умрём за Умершего за нас; возлюбим друг друга; очистим себя от всякой скверны плоти и духа. Принесём Христу Богу нашему дела благие со страхом и благоговением: веру, любовь, братолюбие, упование, терпение, смирение, кротость, сокрушение сердца, умиление, слёзы, совесть очищенную. Поработаем Господу, пока имеем время… Адам праведно умер, ибо согрешил; а Христос неправедно умер, ибо не согрешил, но ради нас и нашего спасения изволил претерпеть все страдания: претерпим же и мы ради Его всякую скорбь с разумом, да наследницы будем вечных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава с Отцом и Св. Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь». Слово это, судя но краткости его, могло быть произнесено в церкви всё сполна.

Другую мысль – о бесконечной премудрости Божьей, явленной в деле нашего искупления, Даниил излагает в седьмом своём слове¹⁶. Премудрость эта, как изъясняет он в первой части, обнаружилась в том, что Христос – Бог «прехитри злаго хитреца диавола», облёкшись человеческою плотью: вследствие чего дьявол, признав Его за человека, дерзнул искушать Его, но был посрамлён и поруган; возбудил против Него врагов, предавших Его смерти, но Христос, низшедши по смерти душою своей в ад, яко Бог, связал дьявола, разрушил ад и извёл из него всех верующих. После этой мысли, которая гораздо с большею подробностью была раскрыта препод. Иосифом Волоцким в его четвёртом слове против жидовствующих, Даниил обращается к православным со своими любимыми убеждениями как можно чаще и усерднее читать божественные писания, «да от сих научаеми истине не отведены будем лжею еретическою». По второй части слова он приводит, кроме двух – трёх библейских текстов, многие церковные песни и стихиры, выписки из Толкового Евангелия, из Синаксаря, из Временника, из писаний св. отцов и учителей церкви – Златоуста, Максима, Кирилла, Афанасия, Григория амиритского, Ефрема, Григория Богослова, Юлиана епископа тавийского, Сильвестра, Кирилла Иерусалимского, Григория папы римского и, в том числе других, довольно большую выписку из четвёртого слова в Просветителе преп. Иосифа Волоцкого: во всех приведённых свидетельствах повторяется и выражается, так или иначе, то кратко, то более или менее подробно, одна и та же мысль, что Христос «прехитрил», посрамил и победил дьявола. Последняя часть слова не имеет внутренней связи с двумя предшествующими и содержит в себе общие нравственные наставления. «Убоимся, братья, – так начинается она, – того страшного дня, когда придёт Господь судить на землю и воздать каждому по делам его. Будем подвизаться, пока имеем время, для очищения грехов и для жизни вечной; будем веровать в смотрение вочеловечения Господа, которое Он совершил для нашего спасения, потом воскрес, вознёсся на небо и сел одёсную Отца, будем веровать второму Его пришествию…». И далее: «будем бояться Бога и для Него делать всё, что ни делаем; не мудрствуем о себе… возненавидим славу и богатство, не пребывающия по смерти… Бегай блуда и блудных вещей, бегай позорищ и играния бесовского; не украшай лица своего на прельщение человеков, за которых Сын Божий потерпел вольную страсть…».

III. Восьмое слово в «Соборнике» Даниила служит как бы переходом от слов догматического характера, доселе нами рассмотренных и направленных против еретиков, лжеучителей и вообще вольнодумства в делах веры, к словам нравственного содержания, направленным против современного развращения нравов. Здесь Даниил трактует уже о предмете нравственном; но не оставляет и того предмета, который доселе постоянно имел в виду, т. е. лжеучения врагов Божьих – еретиков¹⁷. В первой части слова, которая представляет собою довольно обстоятельное и вполне законченное поучение, ход мыслей следующий: Сам Бог, пекущийся о спасении человеческом, установил между людьми власти, и установил в отмщение злодеям, в похвалу же благотворцам. Отсюда двоякое следствие: должно повиноваться властям и воздавать всем им должное; но и власти, как слуги Божьи, должны иметь попечение о соблюдении людьми божественных законов и соблюдать род человеческий от душепагубных волков, иначе еретиков и лжеучителей. А потому, хотя много у нас искушений в жизни, особенно от наших страстей, но будем стараться исполнять волю Божию, будем милостивы к самим себе и друг к другу, поможем сущим в беде, наставим бесчинных, утешим скорбящих, взыщем заблудших от истины, обратим прельщённых. «Скажи мне, спрашивает между прочим святитель, почему ты сопротивляешься Божью повелению, т. е, власти, установленной от Бога? Ты говоришь: я не сопротивляюсь. Но почему же ты преступаешь законы Духа Святого, почему хулишь имя Божье? Поступая так, ты должен принять отмщение от служителей Божьих. Ибо принявшим от Бога таковое служение, как слугам Божьим, подобает иметь многое попечение о божественных законах и соблюдать род человеческий невредимо от душепагубных волков и не давать воли зло творящим человекам, которыми бесчестится имя Божье. Осуждаемы бывают тати и разбойники и другие люди, совершающие зло; приемлют казнь поправшие и оплевавшие образ земного царя; но если эти и прочие приемлют казнь, тем более – хулящие и бесчестящие Сына Божия и Бога и пречистую Богородицу: они достойны совершенной ненависти». Во второй части слова сведено несколько текстов из посланий к римлянам, колоссаям, Титу, Тимофею и других – о поставлении властей от Бога, о повиновении им и об обязанности их быть в отмщение злодеям и в похвалу благотворцам. За тем приведены места из сочинений – Василия Великого, Златоуста, Афанасия Великого, Евфимия патриарха терновского, Феодорита, Евсевия емессийского, Иоанна Дамаскина, Иоанна митрополита никейского, Нила, Феофилакта, так же выписки из Изложения бывшего церковного соединения, из многих житий святых, из Временника, а из русских сочинений два отрывка из похвального слова митрополита Илариона св. Владимиру и отрывок из Несторовой летописи о том же князе. В одних из этих свидетельств говорится о значении предержащих властей и повиновении им; в других о том, как должны относиться и действительно нередко относились эти власти к еретикам и лжеучителям; в третьих, как должны относиться к еретикам и вообще православные христиане. Последняя часть настоящего слова, кроме того, что представляет собою, подобно первой части, довольно полное и законченное поучение, содержит в себе ещё ясные намёки, что оно было произнесено пред верующими в ряду других поучений. «Вы слышали прежде, так начинает митрополит поучение это, когда мы сподобились побеседовать к любви вашей, потом говорили вчера и ныне, о любви к Богу и к искренним и о прочем исполнении заповедей Божьих. И опять беседую к любви вашей, насколько возмогаю по худости моей: ибо знаю, что, по великой вашей духовной любви к моей худости, вы и худыя и неразумныя мои немотствования принимаете и не зазираете; если и скудно оно, и ненарочито и нехитрословно, но духовно и полезно для хотящих спастися. Да о чем же другом и беседовать нам, отцы и братия, как не о божественных повелениях и прочем духовном, и полезном и спасительном? Преблагой Бог сотворил нас от небытия в бытие и даровал нам все блага, обещал и будущая неизреченная блага, но только если мы соблюдём заповеди Его и будем совершать угодная Ему». Вслед за этим проповедник призывает слушателей любить Бога и ближних, показывает связь той и другой любви, объясняет, в каких действиях могут выражаться они, даёт некоторые частные наставления – любить беседы душеспасительные, соблюдать меру во всём, в пище, питии, одеянии, сне, прилепляться к мужам богобоязненным, бегать бесед блудных («бежи погибельного рова – блудных бесед, бежи упестрения и ломления женьскаго, не весхощи зрети червлёных ея ланит, белости же и мягкости тела, и тонкаго ея гласа, и сладости словес, яко удицею уловляющия человеки»), не предаваться никогда праздности, научающей всякому злу, и все это, можно сказать, составляет первую половину поучения. Всю вторую половину автор направляет исключительно против еретиков: «сотворим добрые дела о Господе: какие? Покажем праведную ярость и божественную ревность, научим хулящих не хулить имени Господня. А непослушных человеколюбию врачуй, исцеляй, исправляй, и если ещё не исправляется, снова наставь любовью и мудростью, тихо и кротко; совратившихся с правого пути направь человеколюбно и милостиво, да и сам получишь милость от владыки – Христа в сем веке и будущем. А против не приемлющих врачевания, после многого наставления, и не восхотевших прийти наконец к лучшему, возревнуй ревностью божественною, чтобы и прочее имели страх, отступили от сатаны и обратились к Господу Богу… Будь ревнитель по Господе Боге, не попусти еретикам хулить имя Христа Бога; вспомни человеколюбие владыки твоего Христа, сколько Он сотворил для тебя – небо, солнце, луну и звезды, землю, море...; и человеком сделался ради тебя, и вольную и бесчестную страсть претерпел ради тебя... А ты не хочешь злодейственным еретикам, хулящим Его и пречистую Его Матерь, запретить, возбранить, пригрозить, но совокупляешься с ними, и ешь, и пьёшь, и покрываешь их и заступаешь? И как наречёшься христианином? Не прельщайся; не христианином наречёшься ты, но скорее лукавым бесом и самим сатаною. Ты говоришь: я обращаю и привожу к покаянию. Хорошо, если так: обращай и приводи к покаянию…; но блюдися от волков, блюдися от псов, блюдися от свиней, блюдися от злых делателей, блюдися от татей… Если не принимают наставлений, после многого врачевания, если не обращаются и не приходят в познание истины Христовой: зачем с ними совокупляешься, зачем бываешь им другом, зачем не отдаляешься от них и не бережёшься?.. Будем с опасением соблюдать знамение православной веры, сохраним её твёрдою и непоколебимою от всех душепагубных еретических учений, не дадим волкам и разбойникам и татям ни входа, ни дверей в стадо Христово, укрепим себя и других быть доблестными и непоколебимыми в православной вере и во всем о Господе». В заключение кратко повторяются наставления – любить друг друга, помогать ближним, чуждаться зависти, ненависти, гнева, мести и показывать ревность и праведную ярость только на врагов Бога, попирающих Его законы.

IV. Следующие пять слов (9 13) – содержания нравственного. В трёх первых из них, как показывают сами их заглавия, автор имеет в виду преимущественно некоторые частные предметы христианской нравственности, но касается и общих её оснований, общих заповедей и правил; а в двух остальных словах, что также видно из их заглавий, хотя рассуждает о нравственности христианской вообще, о её главных заповедях и правилах, но по местам особенно останавливается на некоторых частных предметах, на частных нравственных недостатках своих современников.

«Опять примемся за евангельское учение, опять поучимся в словах Христовых, опять полюбомудрствуем в заповедях Господних», – так начинается девятое слово, озаглавленное: «не судите, да не судимы будете». Не смотря однако ж на такое заглавие, автор, в первой части слова, сначала призывает всех упражняться в чтении божественных писаний, объясняя, как оно душеспасительно, – любить друг друга, показывая значение и превосходство этой добродетели, – удаляться неправды, ярости, гнева, тщеславия, сребролюбия, гордости, – водиться всегда и во всём страхом Божьим, – быть милостивыми, кроткими, незлобивыми и проч… А затем уже начинает учить, что не должно осуждать ближних; что, осуждая других и не оказывая им милости и снисхождения, мы сами не получим милости от Бога, что если имеем какие-либо добродетели, то совершили их не сами собою, а только при помощи Божьей («наше есть, еже въсхотети и тщатися на лучьшее; Божие же есть, еже на дело извести благое наше хотение и усердие»); что мы сами великие грешники и должны испытывать и оплакивать свои грехи, а не разыскивать и разглашать и осуждать чужие грехи и недостатки. Во второй части слова все приведённые свидетельства – и из писания, и из отцов церкви и подвижников (именно: из Кирилла Александрийского, Анастасия Синайского, аввы Исаии, Ефрема Сирина, Петра Дамаскина, Никиты Стифата, Иоанна Лествичника, Никона Черногородца, Златоуста, аввы Дорофея, Максима), и из жития святых, и особенно многие обширные извлечения из «Старчества», – действительно направлены к подтверждению одной истины, что не должно осуждать ближних. Наконец, третья часть заключает в себе общие наставления о любви к Богу и ближним и исполнении заповедей Божьих; перечисляет разные добродетели, которые должны совершать христиане, и разные пороки, в том числе стоит и осуждение ближнего, которых должны избегать; напоминает о смерти, о суде, о вечных наградах и наказаниях, о скоротечности жизни, и убеждает трезвиться, бодрствовать и со страхом и трепетом работать Господу. Оба поучения, содержащаяся в первой и последней части настоящего слова, могли быть с назиданием произнесены в церкви.

В десятом слове, носящем заглавие: «аще некая злая сотворим братиям нашим, или укорим, или оклеветаем, в таяжде впадём», автор беседует почти о той же самой истине, только выраженной в более общем виде, о которой беседовал в предыдущем слове; а потому неудивительно, если как бы повторяется здесь и только дополняет и поясняет то, что сказано там. И здесь, в первой части, он сначала убеждает заботиться о духовной пище – о чтении божественных писаний, потом преподаёт некоторые общие нравственные наставления и наконец уже говорит об избранном предмете, т. е., чтобы мы не творили никакого зла братьям нашим, не осуждали их, не укоряли и не клеветали на них. Начальная мысль, по способу изложения её, заслуживает внимания. «Вчера и ныне, – выражается проповедник, – повара стекаются в поварню, и украшают её, и свиты переменяют, и руки простирают, и листы укрепляют, и ножи острят, и дрова накладают, и огонь возжигают, и котлы наставляют, и сковороды и горнецы поставляют; они готовят пищу к насыщению чрева, и тело наслаждается этим и укрепляется, и потом сводится к истлению. Сколько тщания и подвигов требует пища и питие, сколько золота и серебра но это исчезает!.. Если же такое тщание и попечение мы имеем о брашнах и питиях, тем более мы должны иметь всякое тщание и великое попечение о духовном. Как тленные наши тела укрепляют, услаждают и утучняют земные плоды и различные питания, так души наши напитывают, утучняют и исполняют веселья и благодати духовные слова. Но земные и тленные питания оканчиваются, отходят в землю и тление и бывают ни во что…. А брашна духовная, т. е. поучения святых писаний и наставления, нескончаемо производят веселье и радость и исходатайствуют нам жизнь вечную». И здесь, как в предыдущем слове, все приведённые во второй части свидетельства (их впрочем приведено не много) из писания, из отцов церкви (Нила, Златоуста, Кирилла, Феодора, Иоанна Лествичника, Ефрема, Афанасия Великого) и от «Старчества», относятся только к избранному предмету слова и служат дополнением к тем, какие приведены в предыдущем слове. И здесь последняя часть содержит в себе одни общие нравственные наставления: «будем, братие, внимать себе, очищать свою совесть и испытывать себя всякий час, каясь о грехах своих, не только о согрешениях делом и словом, но и о помыслах, если и помыслили что лукавое, покаемся, будем плакать и рыдать, пока имеем время. Научимся кротости и смирению и простоте, будем боголюбцы и человеколюбцы». И далее подробно излагается учение о любви к Богу и ближним почти одними текстами из евангелия и посланий апостольских.

Одиннадцатое слово, под заглавием: «о Божьих судьбах, и о младенцах умирающих, и яко бедно есть не исповедати помыслы своя отцем духовным», по содержанию своему действительно соответствует этому заглавию, по крайней мере, в двух первых своих частях. В первой части Даниил преподаёт, один за другим, три урока. Урок первый: не должно испытывать как непостижимое существо Божье, так и судьбы Божьи, и если мы видим что либо совершаемое Промыслом, для нас недомыслимое, то должны дивиться тому, славить и благодарить Бога; а не судить о том, не укорять и не бесчестить благодати Его; неразумны те, которые любят прения о неизречённых судьбах Божьих и говорят: почему такой-то получил помощь, такой-то прощён и освободился от бед, а такой-то не получил помощи, ни прощения, ни избавления от бедствий? Урок второй: не должно сетовать и плакать об умирающих младенцах, напротив должно радоваться, ибо они умирают, не научившись злобе и лукавству мира сего; если они ещё не крещены, то хотя не удостаиваются по смерти царствия небесного, то не отходят и в муку, как не согрешившие; а ежели крещены, то восходят прямо в царство небесное. Урок третий: должно исповедывать отцам духовным, не только деяния, но и слова и помышления; великое зло таить свои помыслы от духовных отцов и не исповедывать пред ними грехов своих. Во второй части приведены свидетельства из слова Божия, из отцов (Афанасия, Анастасия Синайского, Златоуста, Григория Лествичника, Иоанна Постника, Василия Великого, Григория Нисского), из житий святых и из «Старчества» – все относятся то к первому, то ко второму, то к третьему уроку; чрезвычайно обширные выписки представлены здесь из «Старчества». Только в последней части слова автор от этих частных уроков переходит к общим наставлениям и учит хранить веру чистой и непорочной, исполнять обеты данные при крещении, соблюдать все предания, принятые церковью от Бога и от апостолов и от св. отцов, любить Бога и соблюдать Его заповеди, каяться в грехах, посещать храмы Божьи и присутствовать в них со вниманием и благоговением; напоминает о скоротечности жизни, о близости кончины, о суде, о воздаянии за гробом, о суетности всех благ земных и проч.

В двенадцатом слове автор предположил изложить учение о том, что «вси человецы, малыи же и велицыи, и всяк кождо нас, приемшеи божественное крещение и евангельския заповеди Господни, должны есмы всем сердцем своим, и всею душею своею, и всею мыслию своею, обоя сия соблюдати, – якоже обещание наше, еже в святем крещении, такоже и евангельския заповеди Христовы». Но в первой части своей слово имеет характер не столько учительный, сколько обличительный. Сначала автор излагает общие мысли об обязанности нашей исполнять обеты крещения и евангельские заповеди, выражая эти мысли почти исключительно словами самого Спасителя и апостола Павла, и делает общее замечание: «все эти Павловы, более же Христовы изречения беспрестанно наставляют нас на благое а мы, будучи христианами, породившись божественным крещением, держимся обычаев поганых язычников, друг друга кусая, друг друга пожирая, как рыбы, друг друга укоряя и понося». Затем приводит, одно за другим, некоторые частные изречения Спасителя и апостолов, или частные заповеди, и делает обличения и укоризны за нарушение каждой из них: «Господь сказал: блажени ести, егда поносят вас…; а ты такое блаженство поставляешь ни во что, и такую благодать презираешь, и мало чем-нибудь укорившего тебя, или досадившего тебе, хочешь ввергнуть в великую напасть или даже предать смерти… Господь сказал: в терпении вашем стяжите души ваши, и апостол: не себе отмщающе, возлюбленнии; а ты не только не повинуешься сему, но и слышать о сём не хочешь, но, отмщая за себя, сваришься, творишь поединки, убиваешь. И как же называешься христианином, совершая противное обещанию твоему при св. крещении? Знаешь ли, кого ты отрёкся и кому обещался? Что ты скрежещешь зубами и свирепеешь на меня, как бы убить меня хочешь? Говори: кого ты отрёкся и кому обещался? Я отрёкся сатаны, говоришь ты, и всех дел его, и обещался Христу, и верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца и проч… Но если ты так отвечаешь и так веруешь и исповедуешь, как христианин, – то почему же, оставив Христа, течёшь к сатане, т. е., презрев заповеди Божьи, течёшь на учения и деяния бесовские?.. Господь сказал: блажен плачущий… а ты, будучи христианином, пляшешь, скачешь, говоришь блудные слова и совершаешь многие другие глумления и сквернословия, играешь в гусли, в смыки, в сопели, в свирели и многие служения приносишь сатане. Господь заповедал: бдите и молитеся, я апостол: непрестанно молитеся; а ты непрестанно соблазняешь всех людей, как сам сатана, баснословишь, приводишь смехотворные притчи, хрохочешь, смеёшься… Господь заповедал: блюдите, да не отягчают сердца ваша объядением и пьянством; а ты объедаешься, как скот, и пьянствуешь день и ночь, так что и болишь головою и мешаешься в уме… Господь заповедал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; а ты ни мало не хочешь научиться сей заповеди, но ещё более гордишься, и превозносишься, и рыкаешь, как лев, и лукавствуешь, как бес, и спешишь на дьявольские позорища, как свинопас». Особенно резко и подробно обличает проповедник современное распутство и заботливость о щегольстве, так что, опуская наиболее резкие изображения, мы представим только некоторые. «Великий подвиг совершаешь ты, угождая блудницам; переменяешь одежды, надеваешь сапоги, весьма червлёные и крайне тесные, так что ногам твоим приходится терпеть великую нужду от тесноты их и гнетения… Волосы твои не только срезаешь бритвою и с плотию, но и щипцами исторгаешь из корня и не стыдишься выщипывать; позавидовав жёнам, мужеское своё лицо, претворяешь на женское. Или весь хочешь быть женою?.. Если не хочешь, то за чем волосы бороды твоей или и ланит твоих щиплешь и не стыдишься исторгать из корня, а лицо твоё много умываешь и натираешь и делаешь ланиты твои червлёными, красными, светлыми?.. Желая насыщаться блудными сластями и весь ум свой непрестанно о том имея, ты слугам своим на сия блудные бесовские деяния много серебра и злата истощаешь. И что много начислять?.. Ты, всегда стремясь к блудницам, и сам себя для многих сотворил блудницею…» Наконец проповедник убеждает христиан покаяться, исполнять заповеди Христовы, мудрствовать горняя, а не земная, и, опровергая возражение, будто так можно жить только инокам, отрёкшимся от мира, а не мирянам, имеющим жену, детей, рабов и многие житейские заботы, доказывает, что все Христиане, где бы они ни жили, и могут и должны исполнять обеты крещения и евангельские заповеди и отдадут в том строгий отчёт пред Богом. Нельзя пройти молчанием, что эта первая часть слова очень обширна и сама по себе есть целое слово, вполне пригодное для произнесения в церкви. Во второй части приведённые тексты писания и свидетельства отцов (Василия Великого, наиболее Златоуста, Никона, Лествичника, Дидима, Афанасия) одни поясняют, другие подкрепляют то общие то частные мысли, изложенные в первой. В третьей части, также довольно обширной и представляющей собою целое поучение, проповедник учит христиан внимать себе, показывая, как это полезно и как вредна невнимательность к себе; подробно описывает характер христианина («христианин есть имеяй ум в небесных, христианин есть достойная небеснаго звания мудрствуяй… христианин есть имеяй истину и правду во всём, христианин есть имеяй смирение и кротость и простоту в разуме… христианин есть любяй Христа Бога паче отца своего и матере и жены и детей, христианин есть любяй Христа Бога паче души своеа и искренняго своего яко сам себе…); убеждает всегда трезвиться, бодрствовать, бегать хищения, пьянства и других пороков, любить друг друга; укоряет слушателя за то, что он ленится приходить в церковь и презирает божественные слова, в ней читаемые, а ходит на игрища и позорища бесовские, смотрит на блудниц, слушает говорящих скверные слова, затем предаётся пьянству, воровству и подобн., – делает наставления, как христианин может находить для себя тихие удовольствия и прохладу, рассматривая окружающую природу и светила небесные, занимаясь своим семейством и хозяйством, посещая свои луга и поля, зеленеющие травою и цветами, усеянные пшеницею, ячменём и другими растениями; наконец снова убеждает покаяться и бегать от греха, как от змия, чтобы и в настоящей жизни исполниться радости и в будущей получить вечные блага.

Тринадцатое слово: «о еже, что мир и иже в мире» – Даниил начинает воззванием: «возненавидим мир и князя его и миродержательные его вещи»! И вслед затем объясняет, что мир – это молва, лукавство, зависть, вражда, горесть, сокрытая в сладости, пристрастие к мимотекущему, лицемерие, неправда, грех; а миродержательные вещи дьявола – это ненависть, неправда, желание славы, чести, гордость, татьба, разбойничество, пристрастие к вещам, любодеяние и прочия страсти, которыми дьявол прельщает и погубляет людей: потому-то мы и должны ненавидеть мир и его суету. Но ненависть эта не значит, будто не следует нам трудиться, орать, покупать, продавать, управлять рабами, устроять дома: нет, мы можем всем этим заниматься, но не должны ни к чему пристращаться, ни о чем пещися выше меры, возлагая надежду на Бога, который один может благословлять наши труды успехом и помогать нам против всех врагов. Возделывая землю, должны помышлять и заботиться и о плодах духовных; занимаясь куплею и продажею, должны руководствоваться правдою и истиною; рабами должны управлять со смирением и кротостью и миловать их, как свои естественные чада, на непослушных же износить великий страх, но с тайным милованием сердечным; устроять дома и имущества должны с тем, чтобы пособлять нищим. Начало для деятельности христианина – правда и истина во всём. Приведя во второй части слова несколько текстов библии и несколько отрывков из писаний отеческих (Симеона нового богослова, Исаака Сирина, св. Дорофея) и от «Старчества» в подтвеждение своих мыслей, автор продолжает дальнейшее развитие их в третьей части. «Мы собрали это, говорит он, и предложили любви вашей, да уведаем, что есть миръ и яже в мире, да не увлекаемся суетными желаниями, да не всю работу нашу будем отдавать чреву и да не все мудрование наше имеем в плотских страстях, но уставим меру во всём – в пище, питии, в одеждах и сапогах, в беседах и прочих вещах», – и объясняет по порядку, как полагать меру в пище и питии, в одеждах и сапогах, в беседах и в подаянии милостыни: «подаяние нищим и убогим совершай с благословением, тихо и кротко, с весёлым сердцем и в сладости словес… будем творить милость по возможности…; дай уломок хлеба, дай слово благое, дай умиление сердца твоего, воззри на нищего сладко умилёнными очами, поскорби о нём в уме своём…»; наконец выражается вообще: «всё в настоящей жизни должно устроятъ благоразсудно и благопотребно по воле Божьей, да не изгубим ничего на свои страсти, кроме того только, что нужно для потребностей нашего живота». Непосредственно за этим идут обличения и укоризны: «какая ж нужда иметь многое, сладкое и раздражающее яство и питие, выше меры? Не проторы ли и убытки приносят это многим? Какая нужда покупать многие вещи и давать им или сгнивать, или от огня погибать, или быть похищенными от татей? Какая тебе нужда во все дни украшаться светлыми одеждами, когда другие и в Господские дни не имеют обычных одеяний?.. Какая тебе нужда выше меры умываться и натираться, и почему ты не только волосы твои, но и плоть свою с волосами остригаешь от бороды и ланит твоих, а часто и твою голову, и вешаешь под бородою твоею пуговицы сияющие и очень красные, и украшаешься так, как и жёнам неприлично? Какая тебе нужда носить сапоги шитые шёлком? Или какая тебе нужда, не только сверх меры умывать руки, но и налагать на персты твои золотые и серебряные перстни? Какой прибыток тебе изнурять дни над птицами? Какая тебе нужда иметь множество псов? Какая тебе похвала ходить на позорища?.. Господь не повелел ученикам иметь и худейших сапогов, ни двух риз, а мы не только имеем простых сапогов сверх потребности, но имеем сапоги и с серебром и с золотом и бисером, также и другие многоценные одеяния, и сапоги красные, искусно шитые шёлком; и не только это, но и под сорочкою, куда никому не видно, некоторые стараются иметь дорогое препоясание, отделанное золотом и серебром. Ради всего этого мы ищем многих доходов, а если чего тебе недостаёт, – так как ты, по безумию твоему, имеешь многие расходы, – ты крадёшь, насилуешь, грабишь, ябедничаешь, занимаешь и, но имея чем отдать, бегаешь, запираешься, преступаешь клятву и совершаешь другие бесчисленные злодеяния…». От обличений проповедник переходит к увещаниям и убеждениям, с которыми обращается то ко всем, то к некоторым: «будем же бодрствовать, трезвиться, внимать со страхом тому, чему научают нас свящ. евангелие, и св. апостолы, и преподобные отцы. Не всё нам любомудрствовать о тленном и мимотекущем и работать чреву, а нужно наиболее заботиться о духовном и подвизаться для будущаго… О мужи! Учите жён ваших бояться Бога и жить по закону Господню и подавать нищим! О господа! Милуйте рабов своих и имейте их, как присных своих детей, ибо все мы созданы рукою Божьей и все плоть едина…, все мы единым божественным крещением крестились, все равно искуплены кровью Христовою, все равно причащаемся божественным причащением… и если здесь на малое время Господь попустил одному господствовать, а другому работать, то в будущем нет раба, ни свободна… О отцы! Имейте попечение о ваших чадах, воспитывайте их всегда в наставлении и учении Господнем – бояться Бога и в законе Его поучаться день и ночь, не любить праздности, не творить кощунства, сквернословя и блуда, не красть, не лгать и бегать всякого зла. О юноши! К вам моё слово: возлюбите Христа Бога, да наследуете живот вечный; возлюбите чистоту и не уподобляйтесь блудным юношам, которые всегда велемудрствуют о красоте телесной, всегда украшаются более жён умываниями различными и хитрыми натираниями, и которых ум всегда плавает в мечтах об одеждах, об ожерельях, о пуговицах, о препоясании под сорочкою, о сапогах, об острижении головы, о повешении косм, о намазании ока, о кивании главой, о уставлении перстов, о выставлении ног… О отроки и девицы! Возлюбите тихое и смиренное житие в целомудрии и чистоте… любомудрствуйте, трудясь в хитростях, сколько по силе, или в писательном художестве, или в книжном учении, или в каком рукоделии, если есть, или в ином каком-либо художестве о Господе; только не будьте праздны…» и проч. Вообще эта заключительная часть разбираемого слова очень обширна и назидательна и, по справедливости, может быть названа одним из лучших поучений автора.

V. Три остальные слова в «Соборнике» Данииловом (14–6), судя по заглавию и второй части каждого из них, имеют предметом вопросы церковно-практические, и именно два первые – вопрос о нерасторжимости брака, а третье – вопрос о браке втором и третьем. Но судя по первой и заключительной части каждого из этих слов, все они преимущественно содержания нравственного и ничем не отличаются от предшествовавших слов, только что нами рассмотренных. Надобно также заметить, что все эти три слова, по объёму своему, самые краткие из всех слов в «Соборнике».

Четырнадцатое слово¹⁸ автор желал, по-видимому, поставить в связи с предыдущим и начинает следующими фразами, выражающими как бы вывод из того, о чем он там беседовал: «возлюбленные о Христе братие! Не всё тщание и попечение прилично нам, христианам, иметь о настоящей жизни, но подобает стяжать всё тщание и попечение о жизни будущей, и помышляем ли мы что в нашем уме, или, говорим, или делаем, всё да бывает ради Бога, по воле Его, а не по нашим плотским волям». Сказав после этого очень коротко об обязанности христианина держаться заповедей Христовых, преданий апостольских и учения отеческого, любить Бога более всего, даже собственной души, быть мудрым, тихим, кротким, смиренным, святитель продолжает: «подобает христианину, по слову Господа, не разлучаться от жены своей, разве словеси прелюбодейнаго», и указывает на первозданную чету, которую Бог сочетал, но не разлучил даже после того, как жена соблазнила мужа и сотворила ему великую беду; на жену Иова, не оставившую его, не смотря на его болезнь; на известные изречения Спасителя и апостола Павла о нерасторжимости брака; наконец заключает первую часть слова общими замечаниями, что добро и великое добро – целомудрие и чистота, любовь и милость; добро довольствоваться только необходимым в жизни, а всё попечение иметь о небесном; добро не преступать законных уставов и соблюдать божественные заповеди. Во второй части приведено несколько текстов из нового завета, несколько кратких изречений Василия Великого и Иоанна Златоустаго и несколько правил Тимофея Александрийского, Василия Великого и соборов карфагенского и трульского – о нерасторжимости брака. В последней части автор учит быть тихими, кроткими, смиренномудрыми, не испытывать судеб Божьих, не судить и не роптать на промысл, когда мы видим, как одни возвышаются, другие ниспадают, грешники благоденствуют, праведники страждут, одни умирают в младенчестве, другие живут долго; учит пребывать в заповедях Христовых, в преданиях и учениях апостольских и отеческих, чтить св. церковь и её настоятелей, чтить царя, вельмож и воевод, любить своих жён и не обижать их («ты же грызеши ея непрестанно, якоже и ума изступити ей от твоего сверепства; престани, тако творя, о человече!»), не позволять им излишних украшений для предотвращения соблазна и больших расходов, наблюдать меру во всем, в пище, питии, в сапогах, одеждах и умовении.

В пятнадцатом слове¹⁹ вся первая часть, впрочем очень небольшая, наполнена афоризмами в таком роде: «всякая вещь, и начинание, и дело, и слово, да бывает для Бога и о Боге…; все проходит, все мимотечет, душа же не мимошественна; блаженна слава не настоящая, но будущая; добро – отечество-рай; добро – венцы терпения; добро – в благочестии умереть, нежели предать благочестие…; если не можешь жить без жены, вступи в брак: жена не препятствует благому житию…; иное обычай утвердил, и соблюдается даже непреданный в писании церковный обычай, как закон…; друг верный – помощь крепкая…; имеющий печаль о будущем всегда радуется в сердце…; ты купец, подвизайся, пока не разошёлся торг…». Во второй части приведены только два правила Василия Великого и одно трульскаго собора с толкованиями Аристина и Вальсамона, относящиеся к тем случаям, когда муж или жена оставляют друг друга не ради словеси прелюбодейного, и в установившемуся, вследствие обычая, взгляду на такие случаи. В последней части сначала митрополит восстаёт против тех, которые, хотя мнятся быть верными, поносят имеющих веру и благочестие, и одни осуждают безмолвие о Христе и удаление от людей, плотское мудрствующих; другие – тихость, кротость, смирение, простоту в разуме; третьи, одержимые недугом зависти, подвергают ближних многим напастям и бедам; довольно подробно описывает гибельные действия зависти и убеждает: «отсечём же, возлюбленные, многоглавого зверя – всепагубную зависть, покажем изящное житие; разумею не жестоту, не поты чрезмерные, не низулегание, не посты и жажды, но не завидуй, не лукавствуй, не клевещи, не лжи, не лихоимствуй, не сквернословь, не обижай, будь кроток, смирен, любовен, милостив, удержи ярость, отринь свирепство, отгони тщеславие… Добро пост, но когда нет иных добродетелей, он не имеет силы… Не должно безрассудно устроять себя в скудости пищи и пития, и расслабляться, делаться бесчувственным и немощным для подвигов: но должно, по силе телесной, умерять воздержание, воздерживаться не от нищи, а от объедения, и не от вина, а от пьянства». За сим следуют новые, более резкие обличения: «откуда многогубительные расходы и долги? Не от гордости ли и безумных проторов и на жену и на детей? Откуда кабалы, и поруки, и сиротство, и рыдание, и мычание, и слезы? Всегда наслаждения и упитания, всегда пиры и позорища, всегда бани и лежание, всегда мысли и помыслы нечистые, всегда праздность и безумные таскания, как бы некоих мошейников и оманников, по демонскому научению. Всяк ленится учиться художеству, все бегают рукоделия, все пренебрегают торгованием, все поносят земледельцев. Все уклоняются от душеполезных притчей и повестей, все бегают духовных бесед, все любят плотское, всем радостно греховное и беззаконное, все хотят жить на земле, все не памятуют о жизни по смерти. Все красятся и упестреваются, и в том весь ум свой изнурили, я уже и на небо, не знаю, как взирают; все кощунники, все смехотворцы, все злоязычники и клеветники». Впрочем, – заключаетъ свою речь автор, – «я говорю это, не других осуждая и понося, но возбуждая свою леность; а вас умоляю, – ибо вы моя радость, вы моя сладость, вы моя слава, вы моя честь, вы моё богатство; – обуздаем возлюбленные язык наш, удержим несмысленные вещания, будем бегать тучных трапез и пьянств, бегать блудниц и сияющих лиц и светлости тела; поживём чистотою, кротостью, смирением и любовию, просветим себя и других милостынею, да сподобимся и настоящего жития во славу Божию и будущих благ…».

В первой части шестнадцатого слова²⁰ митрополит преподаёт следующее, весьма краткое поучение: «преблагий Бог надвое разделил человеческое житие, на девственное и на брачное. Если кто изволит девственное житие, тот будет иметь великое дарование, ибо оно приносит многосугубный плод, сторицею… А кто не может придти в тризницу терпения и страданий девственного, ангельского иноческого жития, тот да приобщится, по закону брачному, жене, что изначала повелел Бог и похвалил апостол, сказав: брак честен и ложе нескверно… Если же кто предаётся нечистоте блудников и прелюбодеев, тот приимет вечное мучение. Не стоит никому иждивать дни свои напрасно и всуе и прочить себе мимотекущее: ибо нет ничего на земле прочного и постоянного, всё превращается и проходит, как тень. Посему, о возлюбленные, будем плакать и внимать себе все, и оженившиеся и не оженившееся, да приобретаем всё во славу Божию, и исполнимся духа радости, и получим и настоящая и будущая благая, благодатью Господа нашего Иисуса Христа». Во второй части приведены по три кратких изречения Василия Великого и Иоанна Златоустого относительно второго брака и правила св. соборов, одно Лаодикийского и два неокесарийского, и св. отцов, три Василия Великого и одно Никифора, патриарха константинопольского, относительно второго, третьего и четвёртого браков. В последней части²¹ митрополит снова говорит, что все в мире быстротечно, что и сладость его, и величие, и слава – всё басни, всё паутина, всё дым и трава, и цвет травный, и тень, и сон. Вооружается против пристрастия к пище, против пьянства, роскоши, позорищ: «какое божественное писание похваляет пищу и пьянство, какие Христовы заповеди и апостольское предание предали толстые и тучные трапезы? Доколе питание, доколе играние и роскошь, доколе надмение и тунеядство, и от того займы и поруки и кабалы, а жене и детям – вопли и слезы и тебе самому исчезновение и исступление ума? Что предпосылаешь на небеса? Величие ли гордыни, объедение ли и пьянство?..» Убеждает всех пребывать и исполнять евангельские заповеди в том звании, в какое кто зван: «властелин ли ты, судия ли, воин, послушник, купец; рукодельник ли, земледелец ли, ловец, пчеловод, каменосечец, кузнец, швец, древодел; писец ли, зодчий ли, философ ли, и все, приявшие от Господа художество, – трудитесь, делайте, работая со вниманием, не ради рукоделия и мамоны, но как для Бога, и таким образом от труда своего, по силе, подавайте церкви Божьей, и нищим, и странным, и употребляйте на свои потребы и проторы…». Даёт частные наставления властям и судиям творить милость и правду всегда, воинам – никого не обижать и быть довольными своими оброками, послушникам – быть твёрдыми в своём послушании: убеждает всех вообще подвизаться о Господе и бегать тунеядства и праздности, напоминая, что ещё Адаму заповедан был труд и делание, как до падения, так и после падения, что сам Христос потрудился на земле ради нашего спасения и оставил нам пример для подражания, сама Богородица постоянно пребывала в посте и в бдении и в рукоделии, и апостолы делали своими руками, и оканчивает слово пожеланием христианам получить вечные блага, благодатью Господа Иисуса Христа.

В Сборнике митрополита Даниила, нами рассмотренном, содержатся слова его, обращённые ко всем православным христианам; здесь он желал, как сам выражается, предложить духовную трапезу всем вообще своим духовным чадам. В другом Сборнике помещены только такие его сочинения, которые адресованы им отдельным лицам, или отдельным монашеским общинам, именно двенадцать посланий его и одно поучение, хотя, по содержанию своему, и эти сочинения представляют не мало поучительного и назидательного для всякого благочестивого читателя, – что и могло послужить главным побуждением к собранию их и изданию в особой книге. Кем составлен этот второй Сборник сочинений Даниила, неизвестно; но он мог быть составлен самим Даниилом; но крайней мере, он составлен видимо по образцу первого Сборника Даниила: и здесь, как там, все помещённые сочинение названы словами (слово 1-е, слово 2-е и т. д.), и под каждым словом поставлено оглавление его или краткое его содержание²². По внутреннему характеру, статьи второго Сборника совершенно однородны со словами первого Сборника: и в этих статьях Даниил старается учить и наставлять не столько от себя, сколько от божественных писаний, приводит свидетельства отеческие, хотя не во всех статьях и в меньшем количестве, и излагает приводимые свидетельства большею частью не бессвязно и не в особой части, как то сделано в словах первого Сборника, а в свази со своими собственными мыслями. Из тринадцати сочинений Даниила, находящихся во втором Сборнике, только о двух известно, к кому они адресованы; это поучение к братии Иосифо волоколамского монастыря и послание во владимирский николаевский Волосов монастырь. Два другие сочинение или послания написаны к какому-то епископу, неизвестному по имени. Остальные девять адресованы к лицам совершенно неизвестным.

Поучение к братии Иосифова волоколамского монастыря Даниил написал ещё в то время, когда был настоятелем этой обители²³. А потому естественно, если он начал своё поучение следующими словами: «Братие мои духовные и отцы! Я весьма удивляюсь, что вы вопрошаете меня, худаго и недостойнаго инока Даниила, что есть устав общаго житие, и повелеваете мне писанием о сём засвидетельствовать небрегущим и невнимающим. Что это? Не понимаю: искушаете ли вы меня, или поступаете так от полноты веры и любви к моей худости? Вы имеете многие предание преподобного отца нашего, игумена Иосифа, об иноческом и общежительном пребывании. А я, грешный и худый, что скажу или что стану излагать, как не те же божественные писание, которые вы сами больше меня, непотребного, всегда знаете»? За тем непосредственно говорит, что, по уставу иноческого общежитие, иноки должны иметь всё общим и никто не должен иметь ничего своего; что они должны постоянно бодрствовать против духовного врага – дьявола, – в подтверждение чего приводит наставление апостола Петра, Ефрема Сирина, Исихия Иерусалимского и Екклезиаста, – и что иноки должны отличаться отречением от мира и совершенною нестяжательностью. От этих общих мыслей обращаясь к своим братьям, Даниил умоляет их именем Господа позаботиться о своих душах и отвергнуть от себя всякое небрежение и бесчиние; напоминает им их первые дни, когда они пришли в тихое пристанище монастырское, оставив мир, родных, друзей, и изрекли обеты совершенной нестяжательности и нищеты, глубочайшего смирение и послушания, целомудрия и чистоты; указывает на то, что они в своей обители могут жить во всяком покое и беспечалии, имеют для себя всё готовое, и пищу, и одежду, и обувь, и все необходимые вещи, в казне монастырской, и объясняет, что после этого они должны отложить «всякие особные стяжание и особное рукоделие» и пещися только об исполнении заповедей Господних и правил иноческого жития; а если они, имея всего вдоволь в общей казне монастырской на всякие свои потребы, держат ещё особные стяжание и вещи, ради сребролюбия, продают и покупают, берут росты на росты и за свои рукоделия копят сребро и золото, то они должны подлежать строгому ответу пред Богом и не избегнут страшных мук геенских. Приведши за тем изречение св. отцов и учителей церкви – Василия Великого, Аммона пресвитера, Иоанна Лествичника, Григория Богослова, Ефрема Сирина и Нила, одно правило константинопольского перво второго собора, два узаконение царя Иустиниана и два отрывка из «Старчества», проповедник заключает своё поучение так: «слышали ли вы, отцы мои и братья возлюбленные, божественныя слова и наставление св. отцев наших? Не все ли они говорят одно, что не должны иноки иметь стяжание особнаго, имея покой и все нужное в казне своего общего монастыря? А что ещё страшнее, они говорят, что если инок преступает закон Св. Духа и развращает уставы св. отцев, то такой должен быть изгнан из обители, и когда изыдет в другой монастырь, должен оставить своё особное стяжание в первом монастыре, где был пострижен, – как гласят и градские законы. Слыша такие наставление отцов ваших, возлюбленные братья, оставим все наши особные стяжания Господа ради… и с радостью потечём на делание заповедей Его, пребывая в молчании и нестяжании, послушании и смирении… нося тяготы друг друга, не воздавая никому злом за зло и не возносясь своим благородством. Пусть никто не говорит: я рода царского, и даже не помышляет: я из рода великих бояр. Пусть никто не поднимает вверх бровей своих, говоря: мы рождены и воспитаны от светлых и благородных родителей, а сей из рода убогих и нищих, воспитан от худых родителей и был рабом такого-то. Нет, братие, никто так да не помышляет и не говорит: это пагубная гордость… А лучше будем в смирении возносить друг друга, покоряться друг другу, а всего более работать Господу... да получим вечные блага о Христе Иисусе…».

Послание во Владимирский николаевский Волосовъ монастырь митрополит Даниил написал в ответ на послание к нему игумена и старцев этого монастыря, жаловавшихся, что у них, вопреки общежительному уставу, пресвитеры и диаконы берут приносимое от христолюбцев по рукам, а не в монастырскую казну, и вообще просивших архипастырского наставление²⁴. Соответственно этому митрополит прежде всего заповедует, чтобы не давали воли таким пресвитерам и диаконам, а собирание подаяний и доходов в монастырскую казну поручили добрым духовным старцам; чтобы никто не смел, без благословение игумена, провожать приходящих хрпстолюбцев за монастырь и выпрашивать себе у них милостыню деньгами или одеждою, и чтобы игумен, если кто из пресвитеров или из простых иноков будет уличён в лихоимстве, постепенно подвергал такого разным взысканиям, а в случае неисправления и совсем удалял из обители. Затем митрополит даёт общие наставления игумену и всей братии, согласно с правилами общежития, касательно трапезы, келий, церкви, управление монастырём, монастырского суда, и убеждает игумена быть истинным пастырем своих духовных овец и отечески заботиться о всех их нуждах, телесных и духовных, а инокам внушает, прежде других добродетелей, стяжать смирение и не велемудрствовать, не превозноситься ни многолетним иночеством, ни делами художественными, ни словесами сладкоглаголанными, ни изящным благородием или величеством сана, ни богатством приношений: смирение есть дверь в царствие небесное.

Два послания к какому-то епископу написаны одно за другим по поводу недобрых известий о нем, о его сребролюбии и небрежности к своему долгу²⁵. «Так как до меня, недостойнаго инока Даниила, – говорит митрополит, – дошли многия и различныя слова о тебе, возлюбленный и духовный мой брате, епископе, то я и написал к тебе это послание. Ибо хотя я и сам окаянен, но тебе и другим я должен говорить и писать полезное, да и сам, хоть мало воспрянув от лености и уныние, постараюсь творить благое. И какое зло злее всех? Всякая неправда, и хищение, и лихоимство – зло; но злейшее из всех зол и достойное ненависти есть, о благолюбец, сребролюбие: ибо сребролюбец бывает виною многих и великих зол. Посему, о любимиче, утрезвимся, пока есть время… Будем соблюдать себя, чтобы не прельстило нас житие сие суетное и скоро погибающее красотою, славою, богатством, пищею и пьянством… Помыслим о себе, для чего мы поставлены: не для того ли, чтобы учить божественным заповедям, наставлять и обращать заблудших, утешать печальных, врачевать недужных и, если имеем потребное, раздавать нищим и убогим, и ко всем людям быть милостивыми и кроткими?.. О том мы беспрестанно должны помышлять, как бы заботиться о порученном нам стаде, за которое должны будем воздать слово на страшном суде Христовом… Не престанем же учить и наставлять порученных нам людей, если и ненавидят и озлобляют нас, но мы не престанем творить сего божественного дела, не будем погребать таланта в пище и сокрывать бисера Господня в пьянстве… Уцеломудримся, истрезвимся… отвергнем от себя нечеловеколюбие и лихоимство и возлюбим людей, а не серебро и золото…». Послание это очень кратко.

«Прежде я написал к тебе вкоротке спешное послание, любимиче мой: а ныне, благодатию Христовою, я вновь пишу на пользу тебе и другим, наиболее же – возбуждая от зла своё окаянство», – так начинает Даниил второе, более обширное, послание своё к тому же епископу²⁶. В самом послании он развивает две мысли: во первых – ту, что истинный пастырь церкви более всего заботится, чтобы учить спасению порученных ему людей и чтобы ещё прежде самому удаляться от всякого зла в пример своим пасомым; а во вторых – ту, что он должен учить не от себя, не от своего разума, но от божественного писания, и не иначе, как согласно с преданиями св. апостолов и св. отцов, – в подтверждение чего приводит изречение Феодора Студита, Василия Великого, Кирилла Александрийского и 19 е правило шестого вселенского собора, угрожая анафемою на нарушение и искажение этих священных преданий. Под конец же послание, обращаясь к епископу, говорит: «итак, умалим пищу и пьянство, угасим неправедную ярость, отложим злой недуг сребролюбия… и да не ленимся учить всех и светом заповедей Господних наставлять на истину и благочестие. Если попечёмся творить и учить, как угодно Христу Богу, то мы удостоимся получить блага, которые уготовал Бог любящим Его».

Послание Даниила к лицам неизвестным могут быть различаемы по их содержанию. В числе этих посланий два имеют характер преимущественно учительный, три излагают более общие нравственные размышления и наставления о благочестии, об исправлении жизни, о побуждениях к тому, и четыре касаются наиболее некоторых частных добродетелей, каковы целомудрие, чистота и проч.

Одно из учительных посланий написано, как видно из содержания его, к какому-то мирянину, лицу благородному и облечённому властью²⁷. В начале послание митрополит как бы извиняется пред этим лицом и выражается о себе со своим обычным смирением: «Я весьма удивился вере и любви твоей, о благочестне, что ты не возгнушался грубого, и несмысленного, и мирского научения (наказания) на пользу души. Тебе бы просить сего от людей, пребывающих в добродетели и вникнувших в глубину разума божественных писаний, а не от меня, грешного и несмысленного инока Даниила. – Но как вера и любовь твоя не оставляют меня, – ибо много времени стужаешь мне о сём, – то, отрясши нелепое уныние, и тяжкий сон, и проклятую леность, я постарался об ответе, сколько мог по моей худости, твоему благому произволению, да неоскорбится ещё более благородие твое. Ибо знаю, знаю, о любезне, что и прежде ты не мало огорчился за непослушание моего недостоинства преподать тебе душеполезное научение. Но знай же, о благородие, что ни сам весьма требую благого научения, и если бы мог уединиться и укрыться от такого служения, которое выше моей меры, то очень возлюбил бы быть научаемым, а не научать других…». В самом послании представляются три главные части. В первой митрополит рассуждает о наказании, т. е, научении, что оно и полезно, и светозарно, и плодоносно, всех обогащает, всех умудряет, всех насыщает, всех целит и живит; что оно всем прилично, и юным и старцам, и простым и благородным, и убогим и богатым, и власть имеющим и подчинённым; что основанием научения должна быть вера в триипостасного Бога и воплотившегося Сына Божья и вообще все исповедание веры, которое приняла от Христа и апостолов и неизменно содержит св. соборная церковь, отвергая учение и предание еретические, и что мы должны непоколебимо соблюдать, как эту веру, так вместе с нею и данные нами обеты при крещении и все Христовы заповеди. Во второй части раскрывает учение, что каждый христианин должен избрать для себя одно из двух житий, девственное и целомудренное, или брачное: так как то и другое равно установлены самими апостолами по повелению Божию, в доказательство чего указывает на пример апостолов Петра и Павла и приводит учение последнего о девстве и брачной жизни и свидетельства о том же Дионисие Ареопагита, Евсевия, Афанасия и Василия Великих, а затем объясняет, что желающий избрать девственное или иноческое житие, должен предварительно испытать, искусить себя, как заповедали отцы, чтобы быть достойным иноком, а решившийся вступить в брак и жить в мире должен непременно исполнять христианские заповеди, не смотря на все препятствие и искушение. В третьей части излагает мысли, что не одни иноки должны быть целомудренны, но и всякий, вступивший в брак, должен сохранять чистоту и целомудрие, т. е. довольствоваться одною своею женою и удерживаться от всякого любодеяние и прелюбодеяние: ибо оскверняющиеся блудом и прелюбодейством поражаются гневом Божиим и потребляются от земли живых, а чистота о Христе избавляет человека от смерти, – в подтверждение чего приводятся примеры из священной ветхозаветной истории и рассказы из житий святых – о Николае воине, о каком то властелине Михаиле и других, равно и свидетельства некоторых отцов. В заключении послания митрополит пишет: «все это я, по силе худости моей, подвигся собрать от божественных писаний и послал благочестию твоему, хотя я недостоин и окаянен, ради твоего спасение, и веры, и любви ко мне, недостойному, от начала и до ныне. Только имей любовь не ко мне одному, а ко всем; не взирай на благородие твоё и не возносись, имея власть, но пребывай в смирении: ибо смиренных Бог возносит, а гордым противится…».

Другое поучительное послание написано к какому-то иноку, который все искушал себя, думал удалиться в пустыню из общежительного монастыря и все недоумевал, где удобнее спастись, в пустыне ли, или в общежитии²⁸. Митрополит строго начинает речь свою к этому иноку: «я узнаю в тебе более мятежелюбца и суемудренного, нежели пустыннолюбца и любителя молчания. Диавол ловит тебя, после многих его злых коварств, изветом добраго, или ты сам ввергаешь себя в ров по неразумию. Ты говорил: хочу поискуситися, и еще поискуситися, – и твоим искусам в уже и числа не знаю, ибо искус искуснаго, т. е. внимающаго, научает. Если так ты решился провождать жизнь свою, то ты со мною, грешным и худым иноком Даниилом, совета о сем не имей…». Вскоре, однако ж, речь митрополита смягчается, и он продолжает: «ты писал к моей худости о разных иноческих житиях, – общем, особном и пустынном, и спрашиваешь, которое из них удобнее ко спасению. Но ты, любимиче, сам знаешь, что удобнее ко спасению то, чтобы жить по воле Бога и творить Его заповеди, и повсюду, везде и на всяком месте иного пути, кроме этого, нет. Ибо сказал Христос: не всяк, глаголяй ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное, но творяй волю Отца Моего, иже на небесах…». Обращаясь за тем собственно к иноческому житию, митрополит сначала излагаете общее учение о трёх видах этого жития: житии особном, отшельническом – в совершенном уединении или пустыне, житии с двумя или тремя братьями – в ските и житии общежительном со многими братиями в общих монастырях, и кратко показывает удобства и неудобства того и другого и третьего житие. Потом, в частности, говорит – а) о житии особном, пустынном, о его высоких требованиях и трудностях, и порицает некоторых «неразумных пустынников» своего времени, которые служили соблазном для всех, носили только имя пустынников, а не могли провести в уединении и безмолвии и одного дня, беспрестанно вели споры с иноками общежительных монастырей, навязывая им свои законы, и, переманивая их к себе, считали одних себя великими, святыми, угодившими Богу, а всех других худейшими, всех учили, всех наставляли, б) о житии с двумя или тремя братьями, которое называет средним или царским путём, и о житии общежительном, объясняет требование того и другого и также порицает некоторых общежительных иноков за их своеволие и бесчинную жизнь. Наконец, выводит то общее заключение, что можно спастись во всех видах иноческого жития, если только исполнять их требования: «можно спастись и в общем житии и в пустыне, но только если будем жить по воле Божией и по свидетельству св. писаний, а не по нашим страстным хотениям; везде найдёшь угодивших Богу, если поищешь: многие спаслись и во градах, многие спаслись и в общих монастырях, многие спаслись и в пустынях; равно как и погибших там обретаем». При раскрытии этих своих мыслей митрополит пользовался свидетельствами Иоанна Лествичника, Василия Великого, Иоанна Златоустого, Симеона нового богослова, Никиты Стифата, Сираха Иерусалимского, Ефрема Сирина и Кирилла Александрийского. Послание оканчивается советами иноку – жить духовно, исполнять заповеди Господни и предание св. отцов, вместе с живущими с ним братьями, любить во всем иноческое житие, нестяжательность, убожество, удаление от мирского, чтение божественных писаний, рукоделие и проч., а за тем – следующими словами: «живёт ли кто среди града, или в пустыни, или в общем житии, научимся прежде всего жить по воле Божией, и мы сподобимся вечных благ, благодатью Господа нашего Иисуса Христа…».

Оба учительные послания, нами рассмотренные, довольно обширны. Не таковы три послание, содержащие в себе общенравственные наставления и уроки. Одно из них даже очень кратко²⁹. Здесь митрополит пишет к какому-то мирянину: «хотя и многих зол исполнилась душа моя, и я имею помрачённую мысль внутренняго человека, и связан, окаянный, узами бесчисленных грехов, но тебе, возлюбленному и духовному моему, и прежде многократно говорил и ныне вновь тоже говорю: отринь от себя лукавство и нечеловеколюбие и восприими, без ухищрения, блаженную простоту и кротостную премудрость и смирение ко всем и страх Божий… а всего прежде любовь к Богу и ближним…». Заметив далее, что кротости и смирению учит нас не кто другой, как сам Христос своим словом и примером, писатель останавливается на страхе Божьем, приводит о нём тексты св. писания, изречение Златоуста, церковные песни Иоанна Дамаскина и Феодора Студита, и убеждает руководиться этим страхом всегда и везде, говоря, что он есть начало нашего спасения, источник живота, учит нас удаляться от грехов, побуждает к подвигам добродетели. Другое такое же послание несколько обширнее первого и, по началу своему, имеет с ним очевидное сходство³⁰. «Я, окаянный, – пишет митрополит, – есмь пучина безмерных прегрешений, и много безумен, и ни на что непотребен. Потому трепещу и ужасаюсь, как бы, ко небрежению моему, церковные вещи не пришли в крайнее расстройство к соблазну всех людей… Много нужно трезвения моему окаянству… Но хотя я непотребен и окаянен, тебе, возлюбленное и духовное моё чадо, я говорил и вновь говорю: люби Господа Бога Иисуса Христа всею душею твоею и ближнего твоего, яко сам себе. Вот тебе от меня грешного и худого инока Даниила, великий дар»!.. За тем советует этому духовному своему чаду, которое не раз называет благородием, иметь в себе непрестанно страх Божий и поучаться в заповедях Господних день и ночь, быть кротким и смиренным, напоминая, что кротости и смирению учит нас не кто другой, как сам Христос, – хранить целомудрие и чистоту, памятовать о царстве небесном и геенне огненной, удаляться от худых обществ и бесед, испытывать свою совесть и помыслы, пещися о вечном житии, а не о временном. «Ибо что есть житие ваше, о любезне, – продолжает святитель, – не тоже ли, что сонное видение, цвет травный, пара восходящая и исчезающая, быстрина реки мимотекущия, или роса утренняя? Приблизимся, о любимиче, ко гробам и посмотрим: где многое имение и бесчисленное богатство того или другого, где их крепость телесная, где их мужество и храбрость… где одры слоновые и златопряденные постели… где боярство и честь, где красота и слава, где множество рабов, и отроки, где многоразличные трапезы и сладкия снеди и искусство поваров, где ристание коней?.. Всё пепел, всё персть, всё прах, всё тень, Что ж напрасно мятемся?.. Твори, о возлюбленне, угодное Богу, да наследишь живот вечный. Какая тебе польза снедать себя печалями суетными и скоропреходящими?.. Зачем день ото дня отлагаешь своё исправление? Ты человек смертный… Примись за благое житие»… Третье такого же рода послание несколько обширнее и второго³¹. Здесь митрополит наставляет кого-то, дошедшего до крайнего нечестия, и, чтобы сильнее подействовать на грешника, подробно изображает пред ним картину страшного суда. «Возлюбленному, – так начинает святитель, – и духовному моему брату мир о Христе. Ты, возлюбленный, советовал со мною, окаянным иноком Даниилом, совет духовный, чтобы отстать тебе от твоего злаго и нерадиваго жития и обратиться к Господу Богу покаянием и исправить себя и жить богоугодно… Но ныне я слышу от тебя, о любезне, что ты низшёл до последних беззаконий и безстрашно совершаешь пагубные дела. Многократно я писал тебе, чтобы ты перестал от такого зла; но ты снова пребываешь в бесстрашии пред Богом и жируешь, как скот, и валяешься в кале, как свинья…». Сказав затем, что если он не покается и не исправится, то его ожидает только мука вечная, а ещё прежде страшный день суда Господня, и что этого лютого дня боялся сам царепророк Давид (Пс.48,6), митрополит убеждает: «убоимся и мы, о любимиче мой, и возвратимся от беззакония нашего, оставим нечестие наше... Доколе спать нам тяжким сном? Уже довольно для нас многаго беззакония, довольно для нас многаго нечестие нашего, довольно дли нас скверных слов, довольно для нас гнусных дел… Уже насытились мы злыми и скверными делами и напитались безбожными словами… Убоимся, пока есть время, и покаемся, пока не пришла смерть». Представив далее, как изображали страшный суд и последствие его пророки – Исаия, Михей, Моисей, Софония, сам Христос в евангелии и апостолы Пётр и Павел в своих посланиях, снова убеждает: «обратимся и возстанем, утрезвимся и восплачем пред Господом, сотворившим нас, обратимся от беззакония нашего, оставим злобу». Не довольствуясь и этим, приводит ещё мысли о страшном суде св. отцов – Афанасия Великого и Иоанна Златоустого и восклицает: «увы мне, грешному! Что сотворим тогда мы, о любезный, повинные многим грехам? Как убежим лютой муки?.. Нет там покаяния, ни исповедания; нет предстателя, ни помощника… О возлюбленный брате! Слыша все это, обратимся к Господу Богу покаянием и исповеданием… потрудимся и восплачем в маловременной сей жизни, чтобы тогда вечно нам не плакать…». Вообще послание это одно из самых назидательных.

Из четырёх посланий Даниила, касающихся наиболее частных предметов христианской нравственности, три весьма кратки. В одном³² он излагает несколько советов относительно иноческой жизни: заповедует какому-то своему возлюбленному духовному брату – любить благоговение, воздержание и пощение, не увлекаться тщеславием и печалями житейскими, любить бледность лица и сухоту тела, иметь очи и выю долу преклонёнными, взор тихий, поступь кроткую, беседу душеполезную, любить беспрестанную молитву, неленостное чтение божественных писаний, рукоделие, бдение, беспостелие, иметь память смертную и худость ризную, а особенно отсекать начатки скверных и лукавых помыслов, потому что с отсечением их легче уже удерживаться от самого видения лиц женских и отрочат юных и смешения с ними. Во втором послании³³ наставляет, как сохранить целомудрие и чистоту. Послание начинается словами: «ты просил меня, грешнаго и худаго инока Даниила, написать тебе о целомудрии и чистоте, и вот я столько времени отлагал, считая это дело выше моея меры. Ибо что могу сказать я, не сотворив сам ничего добраго? Но как ты многократно понуждал меня на сие, то я, недостойный, прося помощи от Господа Бога и Его пречистой Матери, дерзнул послужить твоему произволению, только не от себя, но от св. писаний и преданий богоносных отцев». За тем следуют сами наставления: если ты хочешь пожить целомудренно и чисто, то прежде всего старайся угождать Богу, а не людям, и исполняй заповеди Господни; отсекай нечистые помыслы и начала их, так называемые прилоги; никогда не оставляй ум свой праздным, а занимай его слушанием или чтением слова Божья, пением, славословием, молитвами, добрыми размышлениями; бегай худых обществ, удаляйся от скверных бесед и блудных речей; блюди себя от зрения лиц женских, доброзрачных отроков и других лиц женовидных, и не помышляй об них, хотя бы они казались тебе и благочестивыми; более же всего блюди ум свой от суетного поучения, а пребывай в поучении заповедей Господних и предании св. отцов. В третьем послании³⁴ митрополит убеждает какого-то человека, больного и скорбящего, отстать от своей нечистой и позорной страсти. «Много раз, любимиче мой, и от многих я слышал о твоей напасти и весьма горько плакал о беде твоей, желая твоего спасение, и весьма желал подать тебе руку помощи; но не находил приличного времени, как подступить к тебе. Хотя я многократно беседовал любви твоей и делал намёки притчею, но ничего не успел, потому что ты сам не заботился о том. Когда же Бог, неведомыми судьбами, устрашил жестокое твоё сердце и приклонил железную твою выю, ты подробно рассказал все твои напасти моему окаянству. Вспомни вопль твой, вспомни слезы твои; вспомни, как плача, ты говорил ко мне, грешному иноку Даниилу: ты должен поучать и укреплять меня, – и весь свой недуг открыл моему недостоинству. Ныне же ты пишешь к моей худости: я в скорби великой от обдержащей меня болезни и от горечи сильных страстей, немилосердо на меня воюющих, – но от чего тебе вред, это ты скрываешь от моего недостоинства. Вспомни, любимиче мой ... как я говорил тебе не только не совокупляться и не беседовать с жёнами и юными отроками, но даже не взирать безстудно на их лица, ибо великая от сего бывает душе пагуба... А о том человеке, на которого восходит твоя душевредная любовь, я многократно говорил тебе, чтоб отсек себя от него и не совокуплялся, даже не беседовал с ним, особенно наедине... Отсеки ж от себя этого человека, к которому имеешь великую любовь и повреждаешься душою. Если отженешь его от себя, ты успокоишься от обдержащей тебя скорби и залога злых и нечистых страстей. А если закосниш отсечь его от себя, то страсть мало по малу возрастёт и ты неволен будешь противиться ей. Уразумей же, о возлюбленный и духовный мой брат, какая беда бывает от сего человеку, в каком унынии, сетовании и скорби бывает человек, впадающий в эту напасть, и потом в какое нисходит безнадежие и отчаяние. И как возведёт он очи или воздеет руки, живя в нечистоте! Какой стыд и срам, и поношение, и укоризны он должен терпеть от людей!.. Не лучше ли захочем умереть, нежели жить и находиться в стыде и поношении от всех людей?..»

Четвёртое послание, однородное с тремя только что разобранными, чрезвычайно обширно, так что оно одно почти равняется, по объёму своему, всем вместе двенадцати другим посланием этого Сборника³⁵. По содержанию же своему оно сходно со вторым из только что разобранных посланий. И здесь, как там, митрополит в начале объясняет неизвестному, что долго не решался, не смотря на его многократные просьбы, написать ему что-либо душеполезное, считая себя неразумным и грешным, и что теперь решается писать, с Божией помощью, только вынуждаемый его любовью и неотступностью. И здесь, как там, предметом послания служит решение вопроса, предложенного неизвестным, о целомудрии и чистоте и хранении девства. Только здесь автор излагает свои мысли со всеми подробностями, приводит множество изречений св. отцов, особенно подвижников, множество назидательных рассказов, и часто вдаётся в повторение и отступление. К сожалению, изречения отеческие излагаются здесь в такой связи, как между собою, так и с собственными мыслями автора, что нередко трудно различить, где оканчиваются слова одного отца и начинаются слова другого и где говорит сам автор. Насколько можно подметить порядок в этом обширном послании, в нём можно различать пять главных отделений или частей. В первой части митрополит учит, что для сохранение целомудрия и чистоты мы должны тщательно соблюдать сердце своё от скверных помыслов и вообще исполнять данные нами при крещении обеты – отречься от дьявола и всех дел его и сочетаться Христу и свято хранить все Его заповеди, и что эти обеты и эти заповеди обязательны не для одних только иноков, но и для всех мирян: затем предлагает в пример строгого исполнение Христовых заповедей древних мучеников, древних пастырей и учителей и древних отшельников и подвижников, изображая кратко самые подвиги тех, других и третьих; наконец, вопреки ложных мнений, объясняет, что и в нынешние времена, как и древние, христиане обязаны соблюдать вся, елика заповедал Христос, что если бы не все заповеди евангельские нужны были для спасение, то не все бы Он и заповедал, и что не достаточно для спасения только призывать имя Господа, а надобно и веровать в Него, надобно и творить волю Отца небесного. Во второй части указываются более частные средства для сохранение целомудрия и чистоты, с объяснением каждого, каковы: пост и бдение, молитва и псалмопение, прощение обид и смирение, удаление от лиц женского пола и благообразных отроков и вообще лиц женовидных. При разъяснении этого последнего средства, автор, пользуясь руководством древних подвижников, входит в большие подробности о страсти блудной, о её различных проявлениях и степенях греховности, излагает аскетическое учение о духовной брани, о борьбе с помыслами и лукавыми бесами, и делает замечание, что эта брань и борьба необходимы не только для иноков, но и для всех мирян. Третья часть, самая обширная в послании, есть часть историческая: тут представляется, особенно из «Старчества» и патериков, целый и весьма длинный ряд кратких рассказов о разных иноках и подвижниках, как они боролись с страстью блуда, как обращались за советами к опытным старцам и какие наставления давали им эти старцы. В четвертой части митрополит снова обращает внимание на более общие средства для сохранение целомудрия и чистоты и проповедует, что христиане вообще обязаны распинать свою плоть со страстями и похотями, умерщвлять своя уды, яже на земли, строго соблюдать воздержание во всем и вести жизнь, исполненную самоотвержение и всякого рода лишений, страданий и скорбей, и в пример для подражание указывает на некоторых ветхозаветных праведников, на самого Христа Спасителя, на св. апостолов и мучеников. А в пятой последней части снова предлагает для той же цели некоторые более частные средства, именно: уединение и удаление от людей суетных, мудрствующих о плотском и греховном, размышление о страшном суде, о вечных наградах и наказаниях, и собеседование о разных предметах веры и благочестия. Надобно заметить, что не в некоторых только, а во всех частях послания, при раскрытии своих мыслей, митрополит пользуется, кроме слова Божие, писаниями св. отцов, что чаще всего он приводит изречение и свидетельства, иногда очень обширные, Василия Великого, Златоустого, Ефрема Сирина и Лествичника, затем Афанасия Великого, Нила подвижника, Петра Дамаскина, Максима, Исаакия, Макария Великого, Феодора Студита и других, и что в каждой части излагает, по местам, то нравственные размышления, то обличения, то убеждения к покаянию и исправлению жизни. Оканчивая это своё послание, требовавшее не малых трудов, святитель обращается к тому, для кого потрудился, со следующими словами: «все это, о любимиче, при помощи Господа Бога, воздвигшего моё окаянство, я написал, ради закона любви и ради Самого рёкшаго: возлюбиши искренняго своего яко сам себе, и изложил как для тебя, так и для себя и для других, хотящих спастись, да подвигнутся на путь истинный и избегнут належащего гнева и бед, да и мене, недостойного, помилует всеблагий и многомилостивый Бог. Ты же, показав такую любовь по Боге, не обленись поминать ваше окаянство на пользу душе и для благоугождения Богу, да обрящем милость от Него в сей век и в будущий молитвами Богородицы и всех святых».

Третий сборник, хотя и небольшой, можно было бы составить из тех сочинений Даниила, которые не вошли в состав двух первых его Сборников и встречаются порознь в разных рукописях. Таких сочинений, сколько доселе известно, шесть: два слова и четыре послание.

В конце одного из этих слов есть пометка, что оно «писано на Москве лета 7047 (1539) генваря месяца», т. е. писано не более, как за месяц до отречение митрополита Даниила от кафедры³⁶. И при чтении самого слова нельзя не чувствовать, как оно соответствовало обстоятельствами времени. То был период крайнего своеволия, раздоров и смут боярских в малолетство Иоанна IV, гибельно отзывавшихся во всей России и не встречавших себе никакого обуздания со стороны гражданской власти; а с другой стороны, то было время дерзкого вольномыслия о предметах веры, как мы могли уже убедиться и из разбираемых нами сочинений. В виду этих-то раздоров и нестроений, царствовавших в отечестве и смущавших церковь, митрополит русский обращается ко всем православным: «мужи, братья и други любезные, верные священноначальники, пастыри и сослужебники, и все любезныя о Христе духовныя чада! Примите слово о смирении и о соединении, и о согласии и о любви, и твёрдо соблюдайте православную веру и догматы благочестие. Так, ради Господа Иисуса Христа, и молю вас и говорю вашей любви я, раб ваш и грубый архиерей ваш, безумный Даниил, грешнейший из грешных… Многою о Христе любовью к вам и божественною ревностию возгараюсь я, ища и желая вашего спасение, заботясь и трудясь, чтобы вы всегда праведно и истинно по Боге жили, и любомудрствовали в согласии о Господе, и твёрдо сохраняли совершенный разум христианства в соединении о Христе». Слово, соответственно ясно выраженной автором теме, распадается на две главные части. В первой, наиболее обширной, он прежде всего призывает христиан пребывать в смиренномудрии о Христе, очиститься от злого недуга разделения и разгласия, и с подробностью излагает учение о любви к ближним, пользуясь почти исключительно текстами священного писания: называет её отличительным признаком истинных последователей Христа, показывает её неразрывную связь с любовью к Богу, изображает её свойства, действии, плоды, и делает вывод, что «любовь есть и начало и конец всех добродетелей, а разгласие и нестроение – начало и конец всякого зла». Затем убеждает своих духовных чад бегать от творящих распри и разделение, водиться духом кротости, смиренномудрие, долготерпение и любви, не позволять себе никакого гнилого слова, не лгать друг на друга, прогонять шепотников и клеветников, так как они то – лжецы, шепотники и клеветники – всему злу виною, возбуждают между людьми ненависть, зависть, распри и разделения, они то суть братоубийцы. Наконец заповедует христианам, во свидетельство своей взаимной любви и согласия, молиться друг за друга и присовокупляет: «молитеся и о нас, да слово Божие течёт и славится в вас, и да избавимся от безместных и лукавых человеков, а обидящий да восприимет за обиду…». При этом старается оградить себя, чтобы кто либо не принял слов его на свой счёт и прямо указывает на раздоры и нестроение своего времени: «да не поречёт кто либо на нас за такие слова: мы никого не имели в виду, никого не назвали по имени, а сказали, уча только самих себя и наставляя послушающих нас, и ещё – желая показать «вину лет сих… несогласия же и пререкания, разделения же и распрения, яко да кождо по нас в себе зазрит и поречёт себе». Во второй и последней части святитель учит своих духовных чад пребывать непоколебимыми в православной вере: «вы, возлюбленные Богу угодники и христолюбцы, возросшие в благочестивейшем вашем отечестве российском и в честном православии и в великом благочестии, крепко держите и соблюдайте великое, честное и святое православие и предание и законы Божии, которые приняла св. великая, Божия, соборная и апостольская церковь от Господа Бога и от св. Его учеников, и от вселенских св. соборов и поместных, равно предания и законы, установленные от прочих божественных писаний, во славу Господа нашего Иисуса Христа и пречистой Богородицы и всех святых». И вслед за тем преподаёт наставление, как относиться православным к уклонившимся от православия и лжеучителям, и именно заповедует, во первых, уклоняться от содружества и общение с ними, от их бесед и учения, от их мудрований и преданий; во вторых, – убеждать ради любви духовной и умолять их, чтобы они возвратились в единство правоверия и исправились, и если они обратятся – считать их друзьями и братьями, а если останутся упорными, отлучаться от таковых; наконец прилежно молиться о них, соборне и особне, человеколюбцу Богу, иже всем человеком хощет спастися и в разум истинный приити, да применить их от злого обычая, да избавить их от сети дьявола и да приведёт их в свет истинного православия. Не можем оставить без внимания, что настоящее слово, судя но сделанной в конце его пометке: «писано на Москве», было, вероятно, разослано по всей России в виде окружного послания, и что это едва ли не было самое последнее слово митрополита Даниила, обращённое ко всей его духовной пастве: так как вскоре он сам сделался жертвою тех самых разгласий, нестроений и смут, против которых здесь столько вооружался, и принужден был отказаться навсегда от своей святительской кафедры.

Другое слово митрополита Даниила, хотя неизвестно, когда написано, но несомненно было им произнесено в церкви, и именно в московском Успенском соборе, и также направлено им против современных недостатков³⁷. В этом слове митрополит учит своих чад внимать себе, трезвиться, бодрствовать и иметь всякое попечение о своих душах, указывая на то, что дни наши быстро текут, что мы на земле только на время, странники и пришельцы, а отечество наше на небеси, что, как гостей, приняла она нас и скоро, как гостей, отпустит нас в другую жизнь и ничего не даст нам на путь, если сами не приготовим себе добрых дел, что вдруг по смерти все люди, пастыри и пасомые, цари и князи, рабы и свободные и все другие должны будут отдать отчёт Богу и ни откуда на суде не найдут себе помощи, кроме только от добрых дел. Потому-то и должны все, особенно же освящённые Богу, незабытно и неленостно совершать свой настоящий подвиг и всячески заботиться не только о внутреннем благочестии души и сердца, которые видит Бог, но и о строгом соблюдении благочестия и благочиния во внешних делах, которые видят люди, чтобы никому не послужить в соблазн и преткновение. А между тем, – продолжает митрополит, – «есть ныне некоторые из священных лиц, пресвитеры и диаконы, и иподиаконы, и чтецы и певцы, которые, глумясь, играют в гусли, в домбры, в смыки, также в зерны и шахматы и тавлеи, и проводят время в песнях бесовских и премногом пьянстве, любя всякое плотское мудрование и наслаждение более духовного и таким образом служа в великий вред себе и другим. И мы отныне научаем и напоминаем святыми писаниями, чтобы не быть такому бесчинному обычаю, исполненному всякого студа и срама и зазрения. А особенно в сем священном доме пречистыя Богородицы, великие и святейшие митрополии всей России, не глумиться и не играть ни пресвитерам, ни диаконам, ни иподиаконам, ни чтецам, ни певцам, ни свещеносцам, ни пономарям, ни сторожам, ни всем прочим людям, служащим в сем святом месте пречистыя Богородицы и великих чудотворцев Петра и Алексея. Ибо живущим в сем священном доме подобает быть благим образом для всех людей. Святые апостолы и богоносные отцы заповедали всем иметь незазорное и добродетельное житие, и епископам и пресвитерам, и прочему священному чину, также и мирским людям». Вслед за тем святитель приводит правила – апостольские (два), соборов – трульского (шесть), Лаодикийского (два) и карфагенского (одно), возбраняющие христианам и особенно пастырям церкви разные неблагопристойные игры, песни, пляски, посещение корчемниц, позорищ, ристалищ, гадание, волхвование и подобн. После правил приводит такого же содержание отрывки из сочинений св. Ефрема и св. Златоуста, и в заключение говорит: «посему молю вас, не любите сквернословия, и играния, и глумления, удаляйтесь от душетленных бесед и всяким хранением соблюдайте свои сердца от нечистых и скверных помыслов, а свои очи сохраняйте от зрение неполезного и от слышания душевредного, и бегайте, как от змия, от роскоши и гордости, зависти и пьянства… Внимайте и трезвитесь и никогда не отступайте от учения божественного писания, но всегда поучайтесь в нём, читайте, пойте, внимайте прилежно молитве… не отлучайтесь от церковного собрания, подавайте нищим, беседуйте о рае и царстве небесном, воспоминайте смерть; всекрасную же и премудрую простоту, и кротость, и смирение более всего соблюдайте, да избавит нас Господь от сетей вражьих, и от всякого плотского мудрования, и от всех злокозненных людей, и да помилует и спасёт нас…». Повторяем, слово это несомненно было произнесено в церкви.

Из четырёх посланий Даниила одно написано ещё в сане игумена. Это послание к князю Юрию Иоанновичу Дмитровскому, брату великого князя Василия Иоанновича. Оно весьма кратко и содержит ответ на вопрос, переданный игумену Даниилу словесно келарем того же монастыря Саввою, по поручению князя Юрия: не следует ли держать пост на праздник Успения пресвятой Богородицы, который случился тогда в понедельник? Даниил – уведомляет князя, что о посте в понедельник писано в правилах Иоанна Постника и в уставе иерусалимском; но пост этот налагается только в виде епитимии отцами духовными за некоторые дела, и притом налагается, если в понедельник не бывают праздники. А потому ныне, когда в понедельник случился праздник Успения пресвятой Богородицы, не должно быть поста не только для всех не находящихся, но и для находящихся под епитимией, и разрешается и на мясо, и на вино, и на сыр, и на яйца, во славу Божию и пречистой Богородицы³⁸.

На другом послании Даниила сохранилась пометка, что оно написано в октябре 1528 г., и следовательно ещё в первой половине его архипастырского служения. Послание адресовано к старцу Дионисию Звенигородскому³⁹. Этот Дионисий был из рода князей Звенигородских, принял пострижение от самого преп. Иосифа Волоцкого, как и митрополит Даниил, с которым, вероятно, и познакомился ещё в иосифовой обители. Любя уединение, Дионисий, вместе с другим старцем княжеского же рода – Нилом Полевым, удалился было из иосифовой обители на Белоозеро, где оба и устроили для себя пустыньки близь Кирилло-белозерского монастыря. Но, по поводу сделанного ими донесения преподобному Иосифу о замеченных ими между некоторыми пустынниками следах жидовской ереси, оба подверглись гневу великого князя, который приказал пустыньки их сжечь, а самих взять в Кириллов монастырь. В этом ли монастыре, где оба они «в велицей нужде многи скорби претерпеша», или уже в монастыре иосифовом, куда они вскоре, по повелению великого князя, переселились, Дионисий подвергся разным напастям, притеснениям и гонениям, и в своей скорби обратился с письмом к митрополиту Даниилу, прося его наставления⁴⁰. В ответном послании Даниила к Дионисию можно различать две главные части. В первой, напомнив старцу, что он монах, отрёкся от мира и дал обет Христу терпеть всякую скорбь и тесноту ради царствия небесного, святитель объясняет, что бедствия и скорби могут быть благотворны для нас в нравственном отношении, что посреди них человек очищается от грехов, как серебро и золото очищаются в огне, и в подтверждение этой мысли указывает на пророков, апостолов, мучеников, преподобных, подвизавшихся в общежитиях, отшельников и пустынников, которые все терпели многоразличные беды и скорби, озлобление и гонение, и ими очищались от всякого греха. Но бедствия и скорби могут быть для нас благодетельны только тогда, когда мы будем переносить их без ропота, со смирением и терпением, с благодарностью к Богу и духовною радостью: «его же любит Господь, наказует и попущает на него всякия скорби, чтобы он исправил себя и смирился, и пожил в тихости и покое, со смирением и умилением, безмолвно, без роптания и зазрения, никого не судя и не укоряя, а судя и укоряя только себя и оплакивая грехи свои». Во второй части приводит ряд наставлений древних подвижников о необходимости повиноваться настоятелю: в общежительном монастыре инок должен отсекать свою волю и беспрекословно повиноваться настоятелю; должен повиноваться настоятелю, и не осуждать, не укорять его, хотя бы все его ненавидели и укоряли; должен повиноваться настоятелю безропотно, хотя бы сам видел его небрежное и зазорное житие. Отсюда можем заключить, что Дионисий, вероятно, терпел напасти и скорби и от своего настоятеля и жаловался на него Даниилу. В заключение митрополит советует старцу примириться с врагами, а если они не укротятся, то молиться за них Богу и заботиться о спасении собственной души, любомудренно терпеть находящие скорби и призывать на помощь Господа Бога и пречистую Богородицу.

Когда и к кому написано третье послание Даниила, неизвестно⁴¹. Митрополит обращается здесь к какому-то иноку или мирянину: «ты писал мне, как быть моей голове, ибо я сильно объят от блудных помыслов. Но о сем не тебе только одному забота и подвиг, а всем подвизающимся Бога ради. Это борьба великая и пред нами двоякая рать – в душе и в теле». Затем предлагает неизвестному наставление – трезвенно и бодренно соблюдать сердце своё от блудных помыслов, всегда иметь пред очами страх Божий и помнить обеты, данные при крещении: «отрицаюсь сатаны, и всех дел его, и всея службы его, и всего студа его», т. е. обеты отложить всего ветхого человека, тлеющего в похотях прелестных, и облечься в человека нового и сохранять все заповеди Христовы. Далее учит во время борьбы с помыслами прилежно молиться Богу и призывать на помощь угодников Божиих, подвизавшихся о целомудрии и чистоте; а когда брань начнёт подавлять тебя, тогда скорее встань, простри очи и руки на небо и молись так: «Ты силен еси, Господи, и Твой есть подвиг; Ты ратуй и победи в том, Господи, о нас». А так же возопий со смирением: «помилуй мя, Господи, яко немощен есмь; изцели мя, Господи, яко смутишася кости моя, и душа моя смутися зело...; изми душу мою, спаси мя ради милости Твоея». Если так будешь поступать в борьбе с помыслами, то опытно познаешь, что благодатью Божью они сильно побеждаются. Наконец, советует отвергать от себя даже друзей, если они соблазняют нас, оберегать себя от видение молодых и красивых лиц и от слышания бесед, возбуждающих страсть, никогда не празднословить и не говорить смехотворных слов, воздвигающих нечистые помыслы, а любить беседу духовную с людьми добродетельными, украшенными сединою в старости маститой: «и Бог соблюдёт тя», – заключает своё послание святитель. Очевидно, что наставление, кратко изложенное Даниилом в этом послании, суть те же самые, какие мы уже видели в других его посланиях, о целомудрии и чистоте.

Четвёртое послание Даниила – одно из всех его посланий – имеет характер не пастырского послания, а частного письма, и содержит ответ какому то знакомому митрополита, вопросившему его о состоянии его здоровья⁴². Послание это так кратко и вместе так любопытно по содержанию и своеобразности некоторых выражений, что мы решаемся представить его целиком и в подлинном тексте. «Боголюбивыя твоея души нрав, – пишет Даниил, – любомудрствует и съдевает вся о Бозе, о христолюбче и человеколюбче, якоже бо любовь твоя о Христе всем явлена есть. Всю убо Господню евангельскую заповедь исполняя, въпрошаеши о здравии смирения моего, како пребываю и яко свободенъ ли есмь от немощей, или еще содержим ими, яко от многих лет и времен известна тебе немощь моя и знаема тебе худость моя, боголюбче! Ныне же наипаче пребываю убо немощен трегубо: главою, нутром, ногами. И от сих много сугубо – и печаль, и утеснение, и оскудение смысла, и зубом болезни, и изнурение, и света очию умаление, и крепости и силы изнеможение, и врачев, иже по Бозе, любомудрых и еже о Христе духовных философов пустость, и утешающих неполучение, и другов верных оскудение, и удаление и духовных сынов и добрых приятелей. Крепость веры изнеможе. Свойственницы же отчуждишася, домашних же различныя клеветы и вражды умножишася, враждотворцы же радостне прескакают семо и овамо, вражды творяще, рати воздвизающе. Врази не смиряются, бесове радуются, человецы смущаются, варвары луки снеют, июдеи и еллини мечи острят, еретицы преграды и стены прелазят, копия уготовляют. Богу и Отцу, архиерею великому, пастырю и наставнику, и учителю, и начальнику спасения нашего, Господу вашему Иисусу Христу купно вси обще молитву сотворим, и прилежно помолим сохранитися и спастися всем нам. Аминь». Нельзя не чувствовать, как тяжело и печально было тогда положение митрополита Даниила, а отчасти и самой церкви. Послание написано святителем, вероятно, уже под конец его пастырского служения.

Как бы кто ни судил о митрополите Данииле на основании тех свидетельств, какие оставили о нем современники, – свидетельств далеко не беспристрастных⁴³, – собственные сочинение Даниила дают о нём весьма выгодное понятие. Это был, прежде всего, любитель просвещения. Едва ли какую мысль он повторял так часто и с такою настойчивостью, как мысль о необходимости читать «божественные писания», под именем которых разумели тогда, в обширном смысле, не одни книги ветхого и нового завета, но и книги отеческие и церковные, книги вообще благочестивые и назидательные, или общее – всю духовную письменность, за исключением только апокрифов, книг отречённых, лживых. Он убеждал, чтобы не только пастыри и иноки, но и миряне, как можно чаще читали божественные писания, и не просто читали, но испытывали их, упражнялись в них с великим любомудрием. Объяснял, что чтение божественных писаний не только доставляет нам познание о всём, относящемся к нашей вере и благочестию, но и вообще просвещает ум, направляет волю, успокаивает и веселит сердце, укрощает страсти, возбуждает к добродетели, и что все зло между нами, все заблуждения, все суеверия и пороки зависят, главным образом, от незнания нами божественных писаний. И мало того, что Даниил призывал других заниматься чтением и изучением книг, он сам любил читать их, признавал это занятие лучшим занятием своей жизни и принадлежал к числу самых начитанных и просвещённых людей своего времени. Уже в своём поучении братии, он, будучи игуменом, показал немалое знакомство с творениями отцов, особенно подвижников, и с правилами церкви; а в последующих сочинениях он обнаружил это знакомство и начитанность ещё несравненно более. Если в главном литературном труде преп. Иосифа Волоколамского, «Просветителе», насчитывают до сорока писателей, свидетельства которых он приводит; то в одном «Соборнике» митрополита Даниила можно насчитать почти до пятидесяти таких писателей. Не говорим уже о множестве свидетельств или отрывков, приводимых им из богослужебных книг, кормчей, житий святых, прологов, синаксарей, патериков и разных сборников. Не напрасно Даниил, первый из русских, удостоился получить имя «доктора Христова закона» или христианского богословия из уст Максима Грека, который, как бывший питомец западных училищ, без сомнение, знал, что разумелось тогда под этим именем. Даниил действительно обладал богословскою учёностью, какая была у нас тогда возможна, и в сочинениях своих более всего поражает массою самых разнородных познаний в области духовной литературы. К сожалению, нельзя сказать, чтобы умственные способности Даниила соответствовали его познаниям. В нём виден ум здравый, но недовольно сильный от природы и недостаточно развитый; ум, мало приученный к самодеятельности и не привыкший к строгой, отчётливой, логической мыслительности. Это не господин, а как бы раб своих познаний; он не владычествует над ними, а почти подавляется ими, и не умеет распорядиться ими, как бы следовало. Понятие и суждение его почти всегда верны, но часто в них недостаёт ясности и раздельности и ещё чаще – связности и основательности. Даниил изложил в своих словах учение о священных преданиех, писанных и неписанных, равно учение о таинстве воплощения, с такою обширностью и подробностью, с какими доселе ни то ни другое учение у нас не были изложены никем. Но он вовсе не различает преданий догматических от обрядовых и приписывает последним совершенно такую же важность, как и первым; а при раскрытии догмата о воплощении, выразив кратко собственное исповедание веры, довольствуется исключительно чужими мнениями и свидетельствами, которые приводит в громадном количестве. Он здраво рассуждает о разных обязанностях христианина, обязанностях пастырей церкви и, в частности, епископов, обязанностях господ к рабам: правильно определяет значение жизни мирской и брачной, по отношению к вечному спасению, и жизни монашеской, значение и относительное достоинство разных видов монашеской жизни, значение поста и внешних подвигов; преподаёт полезные наставления относительно жизни внутренней, духовной брани, борьбы с греховными помыслами; верно учит о действиях промысла Божия в мире, о постигающих нас бедствиях, о смерти младенцев и о многом другом. Но почти всегда и во всем ограничивается только общими понятиями и поверхностными замечаниями, а не углубляется в истины, не раскрывает их в подробностях и с их основаниями; редко сосредоточивается на одном каком либо предмете, а большей частью перебегает с предмета на предмет, повторяет одно и тоже, уклоняется в сторону, и вообще излагает свои мысли без надлежащей отчётливости и последовательности. В этом отношении Даниил много уступает своему знаменитому наставнику, преподобному Иосифу Волоколамскому, который, при богатстве сведений, обладил также сильным и светлым умом и глубоко развитой мыслительностью.

Ещё на одну высокую черту в-характере Даниила указывают нам его сочинения, – на его пламенную ревность о вере и благочестии, ревность о своём пастырском долге, о своём духовном стаде. Он смело боролся с духом вольномыслия и противления уставам церкви, господствовавшим тогда в некоторых слоях нашего общества, и учил, наставлял, убеждал православных пребывать твёрдыми и непоколебимыми в православии, хранить неизменно все предания церкви, писанные и неписанные, всячески оберегаться от лжеучителей и еретиков и стоять за истину Христову даже до смерти, Он зорко следил и за нравственными недостатками и слабостями слоях пасомых и в своих обличениях не щадил никого, ни богатых и знатных, ни пастырей и самих архипастырей, ни простых иноков, ни их властей, стараясь в тоже время действовать на обличаемых словом кротости и любви и трогательными вразумлениями, увещаниями, даже мольбою. Почти все сочинение Даниила направлены, более или менее, против заблуждений и пороков его времени, и лучшие места в его сочинениях те, где он начинает изображать эти заблуждение и пороки. Тут он оставляет свой спокойный, холодный тон, и заметно одушевляется; слово его становится живее, образнее, красноречивее; чувствуешь, что он проникнут тем, о чем говорит, и свои краски и образы берет прямо из жизни. В этом отношении сочинения Даниила можно сравнить с сочинениями Максима Грека: в тех и других ярко отражаются современные недостатки русского народа.