Воспитание

Воспитание. 1. Можно говорить о В. «организмов всякого рода», будут ли то «человек, животные, растения, а равно, исторические общества, племена, народы». «Способствовать развитию какого-либо» из подобных «организмов посредством свойственной ему пищи, материальной или духовной» – это и значит – «воспитывать в обширном смысле слова» (Ушинский). Но, обыкновенно, говоря о В., разумеют, как объекта последнего, человека. Человек в минуту своего появления на свет оказывается в совершенно «беспомощном» положении. Предоставленный самому себе – он немедленно же и умер бы. Требуется, поэтому, постоянный и бдительный за ним «уход» со стороны взрослых людей, его окружающих: родителей, родственников и проч., до тех пор, пока он не будет в состоянии вести своё истинно человеческое существование и сам по себе. Такого рода отношение названных лиц к последнему и есть то, что обыкновенно разумеют под В. человека. Каждый понимает, что человек, поскольку он именно человек, должен вести жизнь, отличную от жизни остальных существ. Он поставлен в мире в особые условия; ему дано особое «назначение». Для того, чтоб знать, как выполнить последнее, предварительно необходимо так или иначе представлять его сущность. Человек состоит из души и тела. Смотря по тому, признавали ли эту двухсоставность его, или нет, – а если признавали, то, смотря по тому, как понимали относительное значение и взаимное отношение тела и души, – неодинаково понимали и самый смысл В. История идеалов В. отсюда разнообразна. Отметим некоторые из неё моменты, наиболее характерные в настоящем случае.

Если иметь в виду древнее время, то здесь дело понималось иногда слишком узко, а иногда и с известною широтою. Так, «индусами» и «древними египтянами» преследовалась в деле В. не «общечеловеческая цель», а лишь цели «известной касты», ввиду которых В. и велось. Древние евреи ставили пред собой преимущественно лишь цель религиозную – снискать благоволение Божие... Древние китайцы, обращая особенное внимание на ту же цель, с тем вместе, сильно заботились как об умственном развитии детей, так и о «подготовлении» их «для жизни в семье». В. у «древних персов» было направлено к развитию в человеке нравственных качеств вообще, в частности – «откровенности», благодарности, мужества, впрочем, более воинского. В известном смысле напоминали собою персов «спартанцы», особенно с последней стороны. В деле В. они обращали преимущественное внимание на развитие в питомце качеств, вроде «выносливости, терпения», на подготовку человека «к военной службе», на приучение к «дисциплине». Словом, здесь преследовались воинские цели В. У афинян эти цели были гораздо «шире»: заботясь о физическом развитии человека, о подготовлении его к «воинским» подвигам, они с особенным вниманием развивали и «умственную» сторону питомца, его эстетический вкус и проч. Дело В. у них по тому времени стояло очень высоко. «Римляне», как и в других отношениях, и в данном «многое» взяли «у греков», прежде всего у спартанцев, а затем и у афинян. Впрочем, в «отличие» от тех и других они, особенно в «республиканскую» эпоху, всего более развивали и укрепляли в питомцах «патриотическое» чувство. При этом, если персы сосредоточивали исключительное своё внимание на В. «мальчиков», – если греки до некоторой степени распространили его и на девочек, – то это последнее в ещё большей степени надлежит сказать о римлянах. – Отдельные мыслители древности по вопросу о В. высказывались так же или с известной узостью, или широко. Из них, – помимо Сократа, известного своим методом, и поныне сохраняющим его имя, – Платона, учившего о В., как «могучем орудии в руках властей», – должны быть названы: Пифагор, по мысли которого В. имеет целью «привести в гармонию различные душевные отправления» человека, «достигнуть надлежащего равновесия между телесною и душевною сторонами человеческого существа», – Аристотель, говоривший о В., как преследующем развитие трёх сторон в человеке: «физической, умственной и нравственной», – и Квинтилиан. Последний, «в основных воззрениях» своих примыкающий к «Платону и Аристотелю», интересен в том смысле, что пользовался огромным влиянием в средневековую эпоху «и в эпоху возрождения» наук и искусств. Далеко меньшее значение имели в данном случае бл. Иероним и бл. Августин (Ушинский, С. Илер, Колубовский, Модестов и др.).

В течение средних веков, сосредоточиваясь в руках католического монашества, дело В. на Западе находилось в очень печальном состоянии: воспитателями преследовались цели, обыкновенно, невысокого качества. В это время несколько выделялись рыцари, заботившиеся с большой тщательностью о «физическом развитии» питомцев, а также и о «литературном», о внедрении в них принципов «чести». С «возрождением наук и искусств» воскресли «идеалы греческие и римские». Впрочем, по наступлении на Западе эпохи реформации, сторонники последней обратили своё особенное внимание на В. «религиозное» в духе чисто христианском, причём ввели так называемое «обязательное обучение». Иезуитский орден, появившийся в католичестве в противовес протестантизму, зарекомендовал себя выдающейся заботливостью в деле воспитательском и вызвал во многих «подражание» ему. Из отдельных педагогов новых времён выделяются: Амос Коменский, учивший об «одинаковом для всех» людей «В., сообразном с природою» человека, – Локк – о В. умственном, «нравственном и физическом», – Руссо – о В., отвечающем особенностям самой «природы», какою «Творец» наделил человека, – Базедов, следовавший «за Руссо», – Песталоцци, учивший о необходимости положить в «основу» В. «психологическое исследование свойств датской природы», – Фребель, пошедший на том же пути ещё дальше, сосредоточивший свой взор на вопросе о «детских играх», на «развитии» в детях «не умственной» лишь стороны, но, вместе с тем, и «воображения». В дальнейшее время это направление усиливается все больше и больше: особенное внимание обращается на «физическую» сторону в деле В., на физический «труд» в различных его видах и проч. Вообще, В. ныне уже утратило односторонний характер и вступило на правильную дорогу. «Наиболее» преобладающими воспитательскими идеями в настоящее время являются принадлежащая Гербарту, который вместе с Бенеке, Дистервегом и упомянутым Фребелем «примыкает к Песталоцци». – У нас в отечестве дело В., носившее в допетровскую эпоху чисто «семейный, патриархальный», так сказать, характер, с течением времени до известной степени подчинилось западноевропейским идеям – «Локка, Базедова, Руссо (при Екатерине II)» и проч., и вообще, вырабатывалось медленно и неустойчиво. Одним из наиболее выдающихся педагогов нового времени был у нас Ушинский, воспринявший с Запада все, что казалось ему лучшим, и попытавшийся приспособить это к индивидуальным особенностям нашего русского народа. Он настаивал на необходимости воспитания в человеке «физической, нравственной и умственной» сторон его существа (С. Илер, Колубовский и др.).

2. Христианская точка зрения чужда какой-либо односторонности: здесь не приносятся в жертву друг другу ни душа, ни тело, но рекомендуется воспитывать и ту, и другое соответственно тем природным задаткам, какие в них вложены Создателем при творении человека, соответственно тем целям, ввиду которых созданы и та, и другое.

Тело – храм Св. Духа (1Кор.6:19). Оно – жилище и вашей души, и неизбежный орган, через посредство которого последняя только и проявляет себя вовне. Отсюда мы обязаны заботиться о своём физическом развитии, о нормальном В. детей с этой именно стороны: помимо прочего, важно то, что, чем нормальнее поставлен орган, тем удобнее через него действует и пользующийся им. В частности, задачи физического В. с христианской точки зрения должны быть направлены к нормальному развитию и укреплению телесного организма и его сил. С этой целью должно приучать питомцев к удалению от крайностей: как от неразумного изнурения тела, так и от пресыщения. Первое, как и некоторое небрежение о насыщении плоти (Кол.2:23) – несколько аналогичны с преступным самоубийством человека и потому предосудительны (ср. 1Тим.5:23). Пресыщение порицается ещё автором кн. Сир.31:22,23. Правила, предписываемые разумной гигиеной и имеющие в виду укрепление здоровья, не могут быть оставляемы в каком-либо пренебрежении. Но, обращая внимание на здоровое развитие и укрепление телесного организма питомцев прежде всего указанным путём, мы должны особенно приучать их к телесной чистоте, воспитывать их в духе требований телесного целомудрия, нарушение которого (вне брака) преступно (1Кор.6:19, 15, 16; Гал.5:19; Кол.3:5, 8; Еф.4:22), неуместно среди христиан (Еф.5:3; ср. 1Тим.4:12; 5:2; Деян.24:25), дело языческое (Рим.1:24 и след.). При наличности забот человека о его теле, сама собою возникает его телесная красота, если только те заботы согласны с требованиями правильно развитого эстетического вкуса. Впрочем, наилучшею красотою должна считаться душевная (1Пет.3:3–4). Все это и надлежит воспитателям всегда иметь в виду. В видах укрепления здоровья питомцев они должны приучать последних к труду (2Фес.3:10; Еф.4:28; ср. 1Кор.4:12...), чередуя последний с нормальным отдыхом и сном (Притч.6:11; 20:13; 24:33; Кол.2:23; ср. Лк.5:5; 2Фес.3:8; 2Кор.11:27; Мф.8:24...)... Родители, вообще воспитатели, подобным образом относясь к питомцам, дадут им нормальное, христианское физическое В.

Но душа человеческая гораздо выше тела (Быт.2:7; Мк.8:36–37). О правильном В. её именно и должно в особенности заботиться, тем более что только при наличности его получает надлежащий смысл и В. физическое. «Способности» душевные: «познание, чувство и воля». На нормальное их развитие и надлежит воспитателям обращать внимание. Христианская точка зрения в данном случае такова.

Несправедливо говорят некоторые, что христианин, как именно такой, будто бы лучше делает, если о развитии своего ума не заботится, предоставляя эту заботливость тем, кто хочет себе вреда, а не пользы. Правда, они, по-видимому, рассуждают не голословно, делая ссылки на некоторые даже библейские места: о надмевающем знании (1Кор.8:1), о философии и пустом обольщении, от которых христиане предостерегаются ап. Павлом (Кол.2:8), о ничтожном значении премудрости слова, мудрости мудрецов, разума разумных, мудрости мира и проч. (1Кор.1–2) и противоположном значении юродства проповеди, немудрого Божия; но в действительности те места слова Божия не дают им права на подобные заключения. Сам Господь, имея 12 лет от рождения, в храме слушал и расспрашивал учителей (Лк.2:46), преуспевал в премудрости не только у Бога, но и у людей (–52). Св. ап. Павел, получивший блестящее образование, благодаря этому именно обстоятельству, между прочим, и раскрыл так глубоко и столь многосторонне, и выяснил сущность христианских истин. Ссылающиеся на него противники умственного В. не желают понять его, порицающего не вообще мудрость и философию, а только мудрость и философию – ложные, чем, напр., и была окрашенная гностическим элементом и нашедшая себе пристанище среди колоссян философия. Затем св. ап. Павел в указанных и других местах своих посланий имеет в виду сравнительную ценность христианской мудрости и естественной в деле спасения человека... Недоумевающие говорят ещё, что в христианстве значение принадлежит вере, а не знанию, между тем как в области философии и науки вообще оно усвояется знанию, а не вере. Отсюда, заключают они, научное развитие ума не есть необходимое и вообще желательное явление в христианской среде. Но, вопреки им, надлежит сказать, что элемент веры присущ и самым опытным, по-видимому, наукам, а элемент знания требуется и христианством (именно в деле усвоения христианином божественных истин). Без веры в незыблемость мирового строя и его законов, в известные свойства, общие всем людям или всем предметам известной категории, никакая наука невозможна. Вера, как христианская добродетель, необходимо содержит в себе и элемент знания, её проникающий и даже оправдывающий (1Пет.3:15; 1Ин.4:1...). Таким образом, точки соприкосновения, – притом, существенные, – христианской истины и науки – налицо: ни та, ни другая не исключают себя взаимно, а, скорее – наоборот... Все науки, правильно поставленные, ведут человека к той же цели, к какой ведёт его и христианская истина. Для человека важно знать о смысле жизни, о Божестве, Его отношении к миру вообще и к человеку в частности..., о конечной цели мира и самого человека, и т. п. Христианство, как религия богооткровенная, даёт на них точные и решительные ответы. Христианин, принимая последние, должен уяснить их себе по мере возможности, приблизить их к своему сознанию. Вот здесь-то ему и могут оказать содействие различные науки, касающиеся указанных, и подобных им, вопросов, – изучение этих наук и непосредственно связанное с ним развитие и изучение его – человека – духовных сил, в частности – познавательной его способности. Христианин, заботящийся о нормальном развитии последней, через это становится христианином сознательным. Коротко сказать: умственное В. не только дозволительно для христианина, но и прямо необходимо для него.

Хотя развитие познавательной способности – дело огромной важности, однако, рассматриваемое только само по себе, оно носит на себе печать сухости. Оживляющим его нервом служит В., развитие способности чувства. Оно должно направляться к возбуждению в нас нормальной отзывчивости на все прекрасное, на все доброе, на все истинное. Заботы о развитии данной стороны человеческого существа имели место уже в древне-классическом мире. Представителям его удалось замечательным образом развить в себе чувство красоты, о чем красноречиво свидетельствуют многочисленные памятники их искусства. Чувство красоты, изящного, гармонии осязательно проглядывает и в древне-классических литературных и научных произведениях, как в отношения к их внешнему виду, так даже и в отношения к проводимым в них взглядам. Высота и чистота христианских идей несравнима с идеями древне­-классическими, а тем более – с другими языческими. Наглядное воплощение христианских идей в памятниках искусства в высшей степени благотворно отражается на созерцателе последних, облагораживая его сердце. Если древне-языческие произведения искусства не всегда воплощали в себе идеи нравственно-хорошие и отсюда иногда действовали на зрителя нежелательным, со строго нравственной точки зрения, образом, то о чисто-христианских сказать этого нельзя. Если древне-языческие произведения искусства, отражавшие в себе более или менее высокие идеи, бодрящим образом действовали на человека, вливали в него жизненную, свежую струю, призывали его к следованию лучшим сторонам его я, гармоничностью своих форм, выдержанною до самых незначительных подробностей, вселяли в существо зрителя также нечто аналогичное – своего рода, симметричность, уравновешенность, своим строгим соответствием с действительностью призывали человека любить истину, всюду обнаруживать её только, своё действительное я, столь же воплощать в себе требования нравственного закона, сколько воплощают в себе законы симметрии, гармонии... сами они, т. е., рассматриваемые произведения искусства, – столь же, как эти, избегать всякого, даже ничтожного проявления неправды, лжи; если эти произведения, по крайней мере, лучшие из них, возбуждали в человеке целомудренные чувства и т. д., то все такое в несравненно большей степени следует сказать в виду памятников искусства, отмеченных печатью христианства. Развивая свою способность чувства созерцанием и изучением истинных памятников искусства, человек может достигать той же цели и, притом, ещё лучше и скорее, путём созерцания творений Божиих в окружающем нас мире и вообще доступном какому-либо нашему наблюдению, начиная со звёздного неба, своею беспредельностью и красотой говорящего нашему уму и сердцу о тем, бесконечно большей, беспредельности и красоте Творца его, и кончая ничтожнейшим, но видимым невооружённому глазу микробом, своею жизнью свидетельствующим нашему сердцу о благости Создателя, не оставляющего без внимания даже и столь ничтожнейших Его тварей. Стоит подольше пораздумать над Божьими твореньями, почаще заниматься такого рода размышлениями, чтобы понять, сколь великая красота царствует во вселенной, и затем созерцанием её увеселяться, наслаждаться. Сам Господь, – говорят при этом, – не безучастно относился к красоте Божиих тварей, восторгался красотой полевых лилий, преподавал слушателям Своё божественное учение с прекрасной горы, преобразился на чудной горе, вознёсся на небо с величественной горы... И великие аскеты, – припоминают, – нередко находили особую для себя прелесть в созерцании красот пустынных и т. д. Раз человек сумеет так настроить себя, чтобы наслаждаться истинно-прекрасным, где бы, и в чем бы последнее ни заявляло о себе, он ео ipso будет столь же чувствителен и ко всему истинному, так как понятия истинной красоты и истинного – всецело параллельны и однородны: прекрасным может быть только одно истинное, а что хоть в некоторой степени отмечено элементом лжи, уже не есть истинно-прекрасное. Истинно-доброе, наконец, тождественно с истинно-­прекрасным: если строгая гармоничность – необходимейшее условие, помимо которого прекрасное немыслимо, и в котором оно, собственно, и заявляет о себе, – то строгая же гармония, гармоничное сочетание с сущностью нравственного закона, гармоничное отражение смысла последнего.., все это – необходимые же условия и истинно-доброго. Словом, открыть своё сокровенное я для истинно-прекрасного и, в то же время, не открыть его для истины и добра – немыслимо. Наметить частнейшие правила, следуя которым человек мог бы, скорее всего, и надёжнее развить в себе чувствительность, отзывчивость в отношении к истине, добру и красоте, трудно, так как здесь дело идёт о живых людях, о разнообразных условиях их жизни и проч., чего заранее ввести в известные рамки невозможно. Важнее всего то, чтобы сначала родители и воспитатели заботились о развитии в воспитываемом вкуса к истине, красоте, добру, о развитии в нем отзывчивости на все это, – а затем уже сам человек, по достижении им строго сознательного возраста, будет продолжать начатое в нем его родителями и воспитателями. А как именно, – на это дадут ответ самые обстоятельства: где – путём созерцания творений Божиих в их непосредственности, где – путём изучения памятников искусства, науки и т.д. Заботясь о развитии в питомце способностей: познания и чувства, воспитатели в ещё большей степени должны проявлять попечения касательно В. его воли, так как без участия последней все усилия далее самого развитого ума не получат практического осуществления, не будет сколько-нибудь плодотворною и способность чувства, и проч. «Воля занимает первенствующее положение между» душевными способностями; она «есть именно наше собственное я, внутренняя сущность души» (Мартенсен). Неправильность или недостаточность развития воли – великое зло, влекущее за собою пагубнейшие последствия. На В. волевой стороны должно быть обращено внимание с самых первых лет жизни человека. Его родители и воспитатели должны всячески заботиться об этом: и путём внушений, разъяснений, где можно, и, главным образом, путём собственной высоконравственной жизни (verba docent, exempla trahunt). Если В. в данном случае успеет заложить в ребёнка достаточно надёжные семена, то он, затем, уже не обезличится, и в жизни общественной будет ценным элементом. О человеке же с недостаточно развитою волею следует сказать противоположное. Такому лицу, на В. воли которого в своё время не было обращено должного внимания, после уже весьма трудно (а иногда и совсем невозможно) перевоспитать себя, подтверждение чего представляется жизнью постоянно. Подробная речь о В. воли в настоящем случае нами в виду не имеется. Наша цель – отметить лишь ту сторону дела, которая прямо касается специально нравственно-­христианской жизни человека. Всякий христианин, постоянно помня о своём назначении, своём долге, помня, что служение двум господам: добру и злу одновременно невозможно (Мф.6:24), должен сбросить с себя «нравственную» лень и настойчиво действовать против греха, не делая последнему никаких уступок, потому что при допущении какой-либо одной ничто не гарантирует его от допущения дальнейших и т. д.

Конечно, то удастся ему не вдруг, – конечно, и при всей его настойчивости, падения будут иметь место, так как от них никакой человек, поскольку он – именно человек, не застрахован, но, тем не менее, его поступательное движение вперёд по части развития, укрепления его христианской воли будет обеспечено, что и важно. Указываемые иногда утилитарные средства для укрепления воли, конечно, не лишены «своего» значения; но желательно было бы в данном случае, чтобы ценилось должное направление воли само по себе, со стороны его истинно-­прекрасных качеств.

В. тела, как храма Св. Духа, В. способностей души: умственной, чувствующей и волевой, направленное к постижению и сознательному уразумению питомцем божественных христианских истин и всего, что ведёт ко спасению, с одной стороны, – к развитию в питомце нормальной отзывчивости на все доброе, на все истинное и на все прекрасное, с другой, – к развитию в нем желания и сим отвечать самым делом на требования нравственного закона вообще и христианского в частности, с третьей, – и будет В. истинно-христианскими.

Литература: К. Ушинского, «Человек как предмет В. Опыт педагогической антропологии». т.I; 1879 г., изд. 4; т. II, 1869 г., Спб.); К. С. Илера, «Воспитание» (Энцикл. слов. Брокгауза-Ефрона; 13 полут., 1892 г., Спб.). Л. Голубовского, «Педагогика»; (ibid.; 45 полут., 1898 г.); А. Бронзова, «Христианское самолюбие» («Хр. Чт.», 1897 г., авг., сент.); Мартенсена, «Христианское учение о нравственности» (т. I–II; Спб., 1890 г.); В. И. Модестова, «Квинтилиан» (Энц. слов. Брокг.– Ефр.; полут. 28; Спб., 1895 г.); К. Шмидта, «История педагогики»... (Москва, 1880 г.; 1890 г.); Раумера, «История В. и учения от возрождения классицизма до нашего времени» (Спб., 1875–1878 гг.); Модзалевского, «Очерк истории В. и обучения с древнейшего до нашего времени» (Спб., 1877–1878 гг.; 2 изд.); Лесгафта, «Руководство по физическому образованию детей школьного возраста» (Спб., 1888 г., ч. I); Белинского, «Мысли о В.» (Спб., 1898 г.); Водовозовой, «Умственное и нравственное В. детей от первого проявления сознания до школьного возраста» (Спб.,1901 г.); N-а, «Домашнее В. Руководство для родителей и воспитателей к В. и обучению детей. С приложением руководства к фребелевским и образоват. играм» (1883 г., Спб.); Ельницкого, «В. и обучение в семье и школе» (Спб., 1899 г.), «Очерки по истории педагогики» (Спб., 1897 г.); Каптерева, «Новая русская педагогия, ее главнейшие идеи, направления и деятели» (1898 г., Спб.); Кейра, «Характер и нравственное В.» (перев. с фр. яз., 1897 г., Спб.); Келльнера, «Мысли о школьном и домашнем В.» (перев. с нем. яз., 1898 г., Москва); Компэре,«Умственное и нравственное развитие ребенка» (пер. с фр. яз., 1896 г., Спб.); о. Маляревского, «О развитии религиозного чувства у детей дошкольного возраста» (1897 г., Спб.); Олесницкого Μ. А., «Курс педагогики. Вып. I. Теория В.» (1895 г., Киев); вып. II: «Теория обучения» (1887 г.); Острогорского, «Письма об эстетическом В.» (1896 г., Спб.) Панаева, «Голос долга. Мысли о В. человека» (1885 г., Спб.): о. Смирнова, «Современные идеалы В.» (1896 г., Казань); Флери, «Физическое и нравственное В. ребенка» (1900 г., Москва); Хитрова, «Основной принцип В.» (1899 г., Москва); Шестакова, «Мысли о В. в духе православия и народности» (1897 г., Казань); «Энциклопедия семейного В. и обучения» (из вышедших выпусков должны быть названы: 1, 2, 4, 5, 7, 12, 19, 24, 27 и др.; они принадлежат различным лицам: Каптереву, Острогорскому, Фесенко, Переселенцевой, Брейтфусу...); о. С. Страхова, «Потребность и задача религиозно-нравственного В., определяемые природою человека» (1901 г., Москва) и друг. – Не переведенная на русск. яз. иностранная литература более или менее достаточно указана в выше названной статье г. Колубовского.

А. Бронзов