Иерусалим христианский: исторический очерк и памятники.

Исторический очерк

В истории христианского Иерусалима и его святых мест можно установить несколько периодов с определенным характером. Из них первый период, протекающий со времени Спасителя до Константина Великого, можно назвать переходным, сохраняющем римско-иудейский, языческий характер. Около 41-го г. Агриппа I-й производил сооружение своих стен вокруг Иерусалима, не успев, однако, вполне закончить обводной стены. Около 64-го г. закончены были работы по святилищу иерусалимского храма; но уже в следующем году начались известные волнения, а между 66–70 гг. в Иерусалиме господствовала анархия. По случаю взятия Иерусалима в 70 г., в истории Тацита помещено известное описание города, а у Иосифа Флавия даны сведения о разрушениях, исполненных римлянами после взятия города. Тит, – по словам Иосифа, – приказал разрушить весь город до основания, за исключением той части стены, которая смотрела на запад, где он решался устроить цитадель, и трех самых высоких башней на Сионе. «Проезжая затем по Иерусалиму, Тит, – по словам иудейского историка, – убедился в том, что он представляет совершенную пустыню и что мерзость запустения воцарилась и на святом месте». Но археология имела уже много случаев убедиться в том, что фразы историков о полном разрушении древних городов мало отвечают действительности, а более риторике. Пожары древних городов покрывали их территорию такою массой мусора, который закрывал нередко не только фундаменты древних зданий, подвалы и остатки стен, но даже нижние этажи, а – по обычаю древних – для построек фундаменты устраивались поверх развалин и куч мусора, их скрывавшего. В восточных городах, среди развалин, находят себе приют семьи бедуинов, и в Иерусалиме на холме Сиона, посреди развалин бывшей крепости, устроилась бедная слободка, в среде которой христианская община руководилась, ради святости места, епископом. Однако сами римляне, во исполнение своих административных программ, на месте мятежного города устроили римскую колонию, и исполнителем этого римского принципа явился Адриан, воспретивший иудеям, под страхом смертного наказания, даже приближение к этой колонии, получившей название Элии Капитолийской. Согласно с обычаями того же императора-строителя, Элия украсилась термами, театрами и храмами на наиболее видных и притом возвышенных местах: Юпитера на месте храма Соломонова и – Венеры на Лобном месте (136–138 г.). Иерусалимская епархия в течение II и III столетий оказывается подчиненною митрополии Кесарийской, и только исключительное значение местности дает иерусалимскому епископу особенно почетное значение в областных синодах. В те же годы, когда Константин великий своим указом даровал мир христианской церкви, иерусалимским епископом был св. Макарий, столь же славный своею высокою жизнью, прямотою и твердостью характера, сколько и возвышенным умом. Макарий один из первых поднялся против арианства и после пяти лет борьбы явился на Никейском соборе твердою опорой православия. Вскоре после Никейского собора состоялся приезд в Иерусалим матери Константина, императрицы Елены, имевшей своею задачей отыскание остатков св. Гроба. В результате этих поисков состоялось, как известно, распоряжение императора о постройке на месте Голгофы великолепной базилики и Анастасиса или ротонды св. Гроба. Впоследствии, при раскопках на месте Голгофы, обретены были три креста и таблица с надписью имени Иисуса, уцелевшие от распятия Христова. Это событие является поворотною точкой в истории Иерусалима, начиная собою непродолжительный, но высоко плодотворный период жизни св. города, с 335 до 636 г., т.е. года арабского завоевания.

Иерусалим становится разом одним из самых богатых и населенных городов Востока, и на него устремлены взоры всего мира. Три великолепные базилики и ряд церквей выстроены в течение IV и V веков. Окрестности Иерусалима наполняются монастырями, обителями, скитами и монашескими келлиями во всех направлениях: к Вифлеему и к морскому берегу, к Иерихону и по берегам Иордана до Тивериады. Сюда направляется торговля с Востока; здесь сосредоточивается художественная промышленность. Масса паломников приходят сюда со всех концов мира, и оставленные ими описания святых мест представляют собою целую литературу. Таковы: 1) Бордосский путник 333 г.; 2) Евсевия епископа кесарийского «Об именах местностей в Свящ. Писании» около 333 г.; 3) Иеронима «Об именах местностей в Свящ. Писании» около 390 г.; 4) Павлы (и Евстохия) «О святых местах» около 386 г. (в письме к Марцелле inter epist. Нiегоnimi 46 у Migne lat. ser. t. ХХII; 5) Паломничество по святым местам конца IV в. (около 390 г.) Снльвии (предполагаемый источник для Петра диакона половины XI в.); 6) блаж. Иеронима «Паломничество св. Павлы» около 404 г.; 7) Евхерия епископа лионского (сконч. между 449–455 гг.) «О некоторых святых местах» около 440 г. (хотя принадлежность сочинения лионскому иерарху далеко не бесспорна); 8) «Описание иерусалимской епархии» около 460 г.; 9) Стефана византийского «О городах» около 500 г.; 10) Феодосия «О Святой земле» около 530 г.: 11) Прокопия «О постройках Юстиниановых» около 560 г., 12) Антонина из Пьяченцы «Паломничество» около 570 г.; 13) Бревиарий «Об Иерусалиме» около 590 г.; 14) Софрония, патриарха иерусалпмского, «Анакреонтические гимны о святых местах Иерусалима» около 637 г.; 15) Аркульфа «Повествование о святых местах, написанное Адампаном» около 670 г.; 16) Веды Достопочтенного «О святых местах» около 720 г.; 17) Паломничество св. Виллибальда, около 723–726 г.; 18) «Памятная записка о монастырях Святой Земли» 808 г.; 19) Епифания «Описание Сирии и святого города» около 840 г. (на греч. и слав. языках).

Не менее важно, что Иерусалим с этого времени становится городом исключительным по своей своеобразности: для всего христианского Востока он служит естественным и привилегированным убежищем всех крупных несчастливцев. Быстро устанавливается и распространяется обычай богатых и благочестивых людей устраивать погребальные склепы и мавзолеи в долине Кедронской и по склонам Масличной (Елеонской) горы, дабы именно там ожидать встретить день страшного суда. Отсюда и множество остатков мозаических полов, иногда с мозаическими эпитафиями, открытых в последнее время и свидетельствующих о том, что Масличная гора некогда на большое пространство была покрыта подобными усыпальницами. Кроме базилики святого Гроба, еще при Константине основана вторая базилика на месте Вознесения на Елеонской горе; на холме Сиона базилика в память Тайной Вечери; церковь во имя св. Анны – на месте ее дома; над местом Успения Божией Матери в Иосафатовой долине, над источником Силоамским, и у пещеры пророка Иеремии; наконец, великолепная базилика была воздвигнута Константином в Вифлееме – на месте рождества Христова и возле Мамврийского дуба. В тот же век Константина следует отметить чудесное явление 8-го мая 351 г. па небе колоссального светлого креста, сиявшего над Голгофой и простиравшегося до Масличной горы, как описывает это явление незадолго до того избранный иерусалимским епископом св. Кирилл. Конец века отмечен знаменитыми паломничествами Иеронима, Павлы, св. Мелании и постройкою многочисленных обителей. Но в конце того же IV в. начинаются и многочисленные нападения и нашествия то гуннов, то впоследствии готов и постоянные нападения сарацин. В 420 годах прибыла и после того поселилась на окончательное жительство известная императрица Евдоксия, супруга Феодосия младшего, известная своею высокою образованностью, дочь афинского философа – в девичестве Афинаида. Именно она принесла и поставила на Голгофе драгоценный крест из золота и драгоценных каменьев, украсив им тот уединенный, среди двора стоявший, холмик, который еще во времена св. Кирилла иерусалимского был наиболее наглядным памятником Распятия. Она построила в Иерусалиме несколько церквей, обителей, госпиталей, несколько лавр в пустыне. исправила стены Иерусалима, а дворец для его епископов (современная патриархия) был основан ею в широких современных размерах. Но она же наполнила Иерусалим смутою партий, сначала своею враждой к Феодосию, а затем и участием в религиозных спорах, дошедших при ней до открытых военных действий. Именно она устроила знаменитую великолепную базилику во имя первомученика Стефана, превосходившую роскошью устройства церковь св. Гроба. Ее внучка, по имени Евдокия, бывшая замужем за сыном Гензериха, также кончила дни свои в Иерусалиме в той же базилике св. Стефана. Во второй половине V столетия ряд обителей покрыл соседние с Иерусалимом возвышенности и далее – в окрестностях Иерихона, Вифлеема (обитель св. Феодосия) и, наконец, знаменитую лавру св. Саввы, на берегах. Кедрона. Вся первая половина VI столетия прошла для Иерусалима и всей Палестины в раздорах, поднятых различными сектами и прославленных веским вмешательством св. Саввы. Возвратившись в Палестину из своей поездки в Византию к императору Юстиниану, св. Савва еще успел увидеть начало культурного возрождения Византии и христианского Востока, Палестины в особенности, предпринятая силами римского императора. Старые и бедные обители и распадавшиеся церкви в горах вокруг Иерусалима появились теперь во всем блеске их архитектурного обновления, украшенные или заново сложенный прекрасною римскою кладкой из тесанных камней. Так реставрированы были монастыри в Иерусалиме (Прокопия «О постройках Юстиниана» V, 9) «св. Фалалея, св. Григория, св. Пантелеймона, Пустыни Иорданской, приют в Иерихоне, церковь Богоматери в Иерихоне, Иверский монастырь в Иерусалиме, монастырь Лазов в пустыне Иерусалимской, обитель Марии на Масличной горе, обитель источника св. Елисея, стены и монастырь аввы Иоанна в Вифлееме». «В самом Иерусалиме Юстиниан построил ни с чем несравнимый храм Богоматери, который местные жители зовут Новою церковью. Описывать эту постройку должно, предварительно сказавши, что большая часть этого города холмиста и холмы не пологие, но все отвесные и скалистые стремнины, так что входы на них устраиваются наподобие лестниц со ступенями. Поэтому и многие постройки городские устраиваются частью на холме, а частью внизу под холмом, – там, где насыпная земля. Один этот храм устроен был иначе, ибо Юстиниан приказал поставить его на одном из самых высоких холмов, заранее предуказавши и длину и ширину храма; а так как холм оказался недостаточным для предписанных размеров и почти на четверть его величины оказался недостаток в южной и восточной части храма, где именно совершается священное служение, то заведующие работами придумали следующее: устроив фундамент на краях низменности, возвели на всем ее пространстве особые субстракции в уровень со скалою и сделали их сводчатыми. Таким образом храм устроился частью на твердой скале, а частью как бы на воздухе. Дня этого дела добывали камни громадных размеров из гор, находящихся за городом, перевозя каждый камень на отдельной повозке, нередко запряженной сорока быками. Крышу храма сделали из колоссальных кедров, а внутренность его украсили множеством колонн колоссального размера из открытого в соседних горах мрамора огненного цвета, поставленных в два этажа, один над другим, и по всем портикам, окружающим храм, кроме восточной его стороны. Две колоссальные колонны, не имевшие по размерам себе равных в мире, стояли перед входом в храм. За входом следовал узкий портик, затем четырехугольный двор, пропилеи и по обе стороны портика два полукружия по его концам и за ними два приюта: один для бедных чужестранцев, другой для больных» (Прокопий там же V, 6). Юстиниан жертвовал также много утвари и украшений в церковь св. Гроба: золотые массивные вазы, украшенные драгоценными камнями, почитавшиеся сосудами Соломонова храма, похищенными Титом, увезенными затем из расхищенного Рима в Африку вандалами и вновь найденными в Карфагене Велизарием. Знаменитая Феодора прислала св. Гробу драгоценный крест из жемчужин, а царь Эфиопии – свою драгоценную корону. Иерусалим, украшенный Константином и Еленою, Евдокиею, Юстинианом, привлекавший в свои недра массу богатых и знатных паломников, стал в конце VII столетия богатейшим городом христианского Востока. Правда, богатства эти сосредоточивались почти исключительно в церквах, обителях и благотворительных учреждениях. Но в то же время Иерусалим стал базаром всего Востока. Сюда на праздник Воздвижения собирались многочисленные караваны Малой Азии, Персии, Аравии и Африки. Художественная промышленность Сирии и Египта: ковры Лаодикии, парчи Смирны и Антиохии, полотна и стекла из тирских фабрик, батист из Александры, руда из Армении, слоновая кость из Эфиопии, драгоценные камни из Индии и шелковые материи из Китая находили себе здесь многочисленных покупателей.

Но роковая участь, приготовленная всей передней азиатской окраине римской империи, а вместе с нею и Иерусалиму, не замедлила. Персы, в течение столетия приготовлявшие свое нападение и уже с 610 г. овладевшие верхнею Сирией, Дамаском, Тивериадою и Галилеей, берут в 615 г. Иерусалим. Главною целью нападения было разграбление богатого города: все жилища были ограблены, монахи, жители в значительной части вырезаны. 300 монастырей Иерусалима и его окрестностей и большинство великолепных церквей подожжены. Церковь св. Гроба, Сионской горы, «Новая церковь» Юстиниана, храм Вознесения, базилика св. Стефана сожжены и разрушены. Ризница св. Гроба со всеми древними и драгоценными дарами разграблена, и в этой добыче бесследно исчезли и монументальный крест на Голгофе, и ониксовая чаша Тайной Вечери, и Соломоновы сосуды. Драгоценные 12 колонн алтарной абсиды св. Гроба разбиты в куски для того, чтобы сорвать с них серебряные канители. Серебряная крыша кувуклия св. Гроба сорвана, для чего разбит весь его верх; из стен кувуклии вырваны все ограждавшие решетки и украшения ради золота и драгоценных камней. Часть Животворящего Древа Креста Господня, хранившаяся в позолоченном ковчеге, похищена и увезена в Персию. Множество народа с патриархом уведено в плен, еще больше продано в рабство. Иерусалим вновь делается пустынею, но ненадолго. Находится энергичный человек, игумен монастыря св. Феодосия Модест, который собирает вновь христианскую общину, хоронит на общем кладбище жертвы разгрома, созывает монахов в обители, привлекает милостыни и через нисколько времени решается даже предпринять восстановление сожженных церквей и самых стен Иерусалима. Александрийский патриарх Иоанн Милостивый посылает Модесту и средства, и рабочих, и железные скрепления для церквей, и меры хлеба, все считая тысячью. Все главнейшие церкви были, правда, восстановлены наскоро, грубо и с нарушением прежних художественных форм. Так, церковь Вознесения на Елеоне является отныне уже в форме простой круглой башни, ибо лишается окружавших ее различных колоннад. Базилика св. Гроба, лишенная общей крыши, сгоревшей во время пожара, и, вероятно, значительной части главного пышного здания, восстановлена в виде трех частей его, между собою уже не связанных. Быстрым возвращением к прежнему благосостоянию Иерусалим обязан массе устремившихся сюда вновь паломников, и патриарх Захария имел полное право упрекать жителей св. града, оставивших его в плену в неблагодарной забывчивости. В 622 г. Ираклий, добывши из богатых обителей достаточный суммы денег для войны, отправляется против Персии, разбивает войска Хозроя, овладевает несколькими городами, но в 625 г. принужден искать союза турок и хазар. В 627 г. начинаются новые военные действия в Персии, византийские войска бьют персов и опустошают страну. Хозроя ввергает в тюрьму его собственный старший сын, и с ним же заключается мир. По этому миру возвращены Захария и другие пленники, бывшие в Едессе, а в следующем 629 г. Ираклий прибывает нарочно в Иерусалим, проходит пешком весь город, сняв венец и мантию, и, неся на плечах ковчег с частью Животворящего Древа, приходит в церковь св. Гроба и вручает ковчег патриарху. Патриарх, удостоверившись, что даже печать, которою он запечатал ковчег, не сломана и что никто из неверных не коснулся своими руками святыни, воздав хвалу Богу, отпер ключом, у него остававшимся в доме, ковчег, вынул из него часть Животворящего Древа и показал всем с амвона. «После же того, как части древа были воздвигнуты, император немедленно отослал их в Византию». Так рассказывает Никифор (под 631 г.).

С этим торжественным показанием народу части Животворящего Древа, по-видимому, связан известный праздник Воздвижения Креста Господня (ὑ’_αωσις). Праздник этот установлен на 14 сентября потому, что 13 сентября иерусалимская церковь отпраздновала и на этот день установила праздновать обновление храма Воскресения (что тоже – св. Гроба). Впоследствии, забыв о том, что храм св. Гроба был разрушен и что его обновление совершилось при Модесте, стали думать, что праздник 13 сентября вспоминает освящение базилики, построенной императором Константином при первом ее строителе, епископе Макарии († архиепископ Сергий в своем «Полном месяцеслове Востока» том II, стр. 375). Неудивительно, что тогда праздник Воздвижения (собственно начавшийся в день обновления церкви св. Гроба, т.е. 13 сентября, но только выделенный на следующий день – на 14-е число ради особой службы) стали несправедливо сливать с памятью обретения, (а не показания) Честного Креста, а с течением времени под этим именем и вообще стали ошибочно разуметь именно этот более важный в церковном деле факт. Правда, это ошибочное толкование на греческом Востоке началось очень рано, а именно: в известном Ватиканском Минологии под 14 сентября праздник Воздвижения Креста объясняется, как праздник его обретения, причем передается, что когда народ стремился поклониться Кресту и не мог от бесчисленной толпы, то просил хотя бы посмотреть его, и так было совершено первое Воздвижение. Однако, вместе с тем, на приложенной к этому тексту миниатюре изображено не обретение, но именно воздвижение Креста, так как вовсе нет Константина и Елены и, – что самое главное, – Крест, показываемый с высоты амвона патриархом, вовсе не имеет формы большого Креста, на котором был распят Спаситель, а, напротив того, имеет вид обычной части Животворящего Древа, распиленной в виде тонких палочек и составившей форму креста, вышиною не более трех четвертей аршина. Должно при этом заметить, что именно так, по преданию, и доселе изображается воздвижение Креста и только в самое новейшее время это изображение было видоизменено и, – вместо небольшого поднятого над головою, т.е. собственно воздвигнутого, крестика, – епископ держит уже поставленный на земле крест, причем Воздвижение толкуется уже, как перифраз Обретения. Покойный архиепископ Сергий продолжает далее свою основную мысль и оспаривает свидетельства римских мартирологов, которые под Воздвижением Креста 14 сентября разумеют воздвижение его при Ираклии (только не из персидская плена, а простое воздвижение на амвоне перед народом); при этом он основывается на свидетельстве Александрийской хроники, которая, однако, принадлежит уже VII в., и на том, что об обретении Креста говорится у отцов церкви уже из IV в., хотя нельзя указать, где бы говорилось об особом дне празднования.

Но этот конечный период истории древнехристианского Иерусалима освещается деятельностью церковною и богословско-литературной св. Софрония, патриарха иерусалимского. Софроний, родом из Дамаска, ученик и сотрудник Иоанна Мосха, богослов и философ, стихотворец, был монахом монастыря св. Саввы, боролся долго с монофелитами и после Модеста был иерусалимским патриархом, между 629 и 636м или 638 годами. Кроме нескольких речей, похвальных слов, житий, посланий, имеющих важнейшее историческое значение, он оставил несколько анакреонтических стихотворений, описывающих святыни Иерусалима. Ему же приписывается известный литургический комментарий или, точнее, слово, содержащее в себе «объяснение церковного строения и подробное изложение совершаемого в святой литургии».

Но за этот период IV-VI вв. Св. Земля играла руководящую роль не только в деле установления догматов, но также церковных обрядов, и в выработке художественных форм церковная искусства и иконографии.

В известном соборе города Монцы, в окрестностях Милана, где короновались некогда римские императоры, хранится доселе в ризнице ряд мелких сосудов, принесенных из Палестины в самом конце VI или в самом начале VII столетия и, по преданию, присланных из Рима папою Григорием I-м (умер в 605 г.) ломбардской королеве Теодолинде. Однако это предание подтверждается лишь в той части, что сосуды принесены из Рима во времена папы Григория; дар Теодолинде не подтверждается. Тем не менее безусловно достоверно происхождение сосудов из Св. Земли в конце VI в. Одна часть этих сосудов в виде крохотных стеклянных флаконов (рисунок 1-й) с елеем от лампад у гробов св. мучеников и святых мест, еще доселе закупорена кусочками пергамента с неразобранными пока отрывками надписей. Другая часть принадлежит к отделу так называемых ампул (большинство свинцовые, отлитые, некоторые, может быть, и серебряные и, следовательно, исполненные чеканом), т.е. плоских круглых сосудов, в виде двух спаянных между собою блюдечек, с особым круглым горлышком, на котором устроены петли для ношения этого рода сосудов (с вином, елеем) на цепочках⁵⁷. Обе выпуклые стороны ампул покрыты рельефными изображениями, полученными посредством отливки или чекана (выбивкою шаблоном или штемпелем). Все эти вещи – одновременные, исполненные, очевидно, резчиками во второй половине VI столетия и носят его характер. Большинство ампул украшены только одною сценой, и лишь на одной особенно большой ампуле, в семи кругах, представлено семь разнородных сцен. Разбор этих сцен и соответственные окружающие их надписи оказывают, что эти ампулы происходят из различных святых мест Иерусалима и его окрестностей: Вифлеема, Иерихона. Рисунок 2-й представляет в центре решетчатое небольшое здание, увенчанное крестом. Надпись ΑΧΕΣΤΧпоказывает, что эта решетка изображает собою кувуклий Гроба Господня. С левой стороны от него сидит Ангел, держа в левой руке длинное мерило и благословляя правою; с правой стороны от решетки подходят две жены-мироносицы, неся в правой руке на цепочках сосуды с елеем. Вверху представлено своеобразно Распятие Господне. Виден водруженный в землю небольшой крест из ветви лавра. Над ним по грудь представлена глава Христова в крещатом нимбе. По сторонам – две фигуры распятых разбойников с пригвожденными руками и связанными ногами. По сторонам главы Христовой – бюсты солнца и луны в знамение явлений небесных при Распятии. У подножия креста – две преклоненные фигуры представляют, по-видимому, двух воинов, играющих в так называемую морру – игру со счетом выкидываемых пальцев, для розыгрыша одежды Христовой. По обоим концам сцены виданы фигуры Иоанна Богослова и Матери Божией. Надпись вокруг ΕΛΑΙΟΝ ΞYΛΟY ΖΩΗΣ ΤΩΝ ΑΓΙΩΝ ΤΟΝ ΧY ΤΟΠΩΝпоказывает, что ампула сохраняла в себе елей из часовни Животворящего Древа Христова. Рисунок 3-й представляет Вознесение Господне: Господь восседает на радуге в миндалевидном ореоле, несомом 4-мя Ангелами. Под этим ореолом видна благословящая десница в небе и от нее нисходит Святой Дух на фигуру Богоматери, стоящую внизу среди Апостолов, расположенных в два ряда. Два Апостола по концам групп представлены в живой беседе с прочими; всех фигур 12; Ангелов, обычно изображаемых, здесь нет. Ампула взята, вероятно, с Елеона. Рисунок 4-й представляет живо изображенную сцену неверия Фомы: Христос, держа в левой руке Евангелие, правою берет руку Апостола Фомы и влагает ее в рану на открытом боку. Надпись сверху Ο ΚΣ ΜΟY ΚΑІ Ο ΦΕΟΣ ΜΟY не указываем нам, откуда взята ампула, но возможна догадка, что ее елей происходил из базилики Тайной Вечери на Сионе. Рисунок 5-й представляет нам поклонение волхвов Младенцу и Богоматери по рождестве в Виелееме. Богоматерь, держа перед собою торжественно Младенца, сидит на богато украшенном престоле, к ней подходят с правой стороны, принося дары, трое волхвов (надпись ΜΑΓΟΙ), с левой стороны – пастухи с живыми ликующими жестами стоят и сидят на земле. Внизу в полукруге – их стада. Над Богоматерью видна в кругу звезда и по сторонам ее два славословящие Ангела. Поперечная надпись ΕΜΝΑΝΟYΗΛ ΜΕΦΙΜΩΝ Ο ΦΣ и вокруг указывает, что ампула происходить от Гроба Господня. Есть одна ампула, которая изображает Богоматерь с Младенцем между двумя Ангелами и с краткою надписью вокруг. Встречается большая ампула, где представлено собрание в кругах ряда сцен – частью указанных, частью не передающихся – с сохраненными ампулами: в одном круге Гроб Господень с Ангелом и женами-мироносицами; в другом – Распятие в виде креста с головою Спасителя наверху и двумя фигурами распятых разбойников; в третьем круге Вознесение в указанной композиции; в четвертом – Благовещение с прядущею Богоматерью; в пятом – свидание Марии и Елизаветы; в шестом – Рождество Христово с вертепом, закрытым решеткою; спеленанный Младенец лежит поверх, в отгороженных яслях, над которыми видны головы вола и осла; по сторонам решетки видны возлежащая Богоматерь и сидящий в дремоте Иосиф. Наконец, в седьмом круге представлено Крещение Христово, по обычному византийскому переводу, с погружением Христа в воду по грудь; Иоанн Предтеча возлагает руку на Крещаемого. На другом берегу Иордана стоит Ангел, держа плат; Святой Дух нисходит с неба на главу Христову. Таковы же мелкие памятники Святой Земли, живо рисующие нам ее святые места Христовы в первые три века с времени Константина.

После известной битвы при Ярмуке, приблизительно в 17-й год Гиджры, Иерусалим был взят арабами, причем город сдался, по-видимому, добровольно и, быть может, самому Омару, хотя и после некоторой, довольно продолжительной, осады. Правда, все рассказчики – и христианские и арабские – стараются бессознательно обставить это событие более поразительными обстоятельствами, чем какие, быть может, на самом деле были. Дело в том, что в этом раннем периоде ислама была во всей своей силе тенденция к превознесению Иерусалима в глазах мусульман над Мединою и Меккой. Были халифы, преследовавшие именно эту цель, и известный Абдель-Мелик сделал все, что мог, для замены Мекки, как средоточия ислама, Иерусалимом. Отсюда установившееся в арабских хрониках предание, будто бы Омар был вызван всем Иерусалимом и что город сдался именно ему. Христианские источники умалчивают об этом вызове халифа и объясняют сдачу появлением Омара под стенами его со всеми эмирами. Мир был заключен с иерусалимскими послами самим Омаром, который пожелал затем посетить город, и на торжественную встречу его вышел сам патриарх Софроний. Сохранился в нескольких редакциях арабских хроник и самый договор Омара с христианами. По этому договору христиане обязывались: 1) не строить новых церквей или монастырей, 2) не возобновлять разрушенных церквей, 3) держать все церкви открытыми, 4) принимать и кормить трое суток проходящих мусульман, 5) не проповедовать своей веры, 6) не препятствовать переходу в ислам, 7) оказывать предпочтение мусульманам, 8) не носить мусульманских одеяний, 9) не говорить на их языке, 10) не ездить на седлах, 11) не носить мечей и не иметь при себе никакого оружия, 12) не вырезывать на перстнях арабских надписей, 13) не продавать вин, 14) обстригать спереди головы, 15) не изменять нигде своего одеяния, 16) подпоясываться кушаками, 17) не выставлять крестов на церквах, 18) не выносить пальмовых ветвей или пасхального агнца и не носить при них огней, 19) не брать рабов мусульманских, 20) не строить своих жилищ выше мусульманских. К сожалению, и списки и сводные тексты являются уже переделками заключенного договора. Александрийский патриарх Евтахий (умер в 940 г.) передает, что вошедший в Иерусалим Омар воссел во дворе церкви Воскресения. Когда настало время молитвы, он сказал патриарху Софронию: «Я хочу помолиться». Патриарх сказал ему: «Повелитель верующих, помолись на том месте, где находишься». Омар ответил ему: «Здесь я не буду молиться». Тогда патриарх привел его в церковь Константина и положил ему циновку в середине этой церкви. Но Омар сказал ему: «Нет, и здесь я также не буду молиться». И вышел Омар на лестницу, которая находилась при церкви св. Константина с восточной стороны, и помолился один на этой лестнице. Зятем он сел и сказал патриарху Софронию: «О патриарх, ты знаешь, почему я не помолился внутри этой церкви?» Он ответил ему: «Повелитель верующих, я этого не знаю». Тогда Омар сказал: «Если бы я помолился внутри этой церкви, то эта церковь пропала бы для тебя, ушла бы из твоих рук, и мусульмане после меня отняли бы ее от тебя, говоря при этом: здесь помолился Омар». Потом Омар сказал патриарху: «Дай мне место, на котором я построю мечеть». И сказал ему патриарх: «Повелитель верующих, для постройки тобою мечети я дам тебе место, которое греческие цари не могли застроить; это та скала, на которой Бог говорил с Иаковом и назвал ее Иаков „Небесными Вратами“, а израильтяне назвали „Святая Святых“. Находится она на середине земли и служила храмом для израильтян, они почитали ее, и где бы ни находились при молитве, обращались лицом к ней. Я тебе укажу это место с условием, что ты мне напишешь грамоту в том, что в Иерусалиме не будет построено другой мечети, кроме одной этой». И Омар, написал ему об этом грамоту и вручил ее ему. Когда румы (ромэи, греко-римляне) приняли христианство, и Елена, мать Константина, строила в Иерусалиме церкви, место, где находилась ас-Сахра, и окружающая местность были в развалинах. Они выбрасывали на ас-Сахру сор, так что над ней образовалась громадная куча нечистот... И взял патриарх Софроний Омара за руку и поставил его на эту кучу нечистот. Тогда Омар взял полу своего платья, наполнил ее сором и выбросил его в долину Джехеннаму (геенна Энномова). Когда мусульмане увидели, что Омар носит на руках сор, все стали переносить этот сор на руках, платьях, на щитах, в корзинах и в лоханках. Они очистили это место, привели его в опрятный вид, и ас-Сахра стала видимою, а некоторые сказали: «Мы построим мечеть так, чтобы ас-Сахра была ее киблою» (т.е. приходилась с той стороны, куда обращаются мусульмане при молитве). Таким образом занятие Иерусалима, священнейшего города христиан, закладка в нем мечети, были оценены Омаром, как дело полного торжества ислама. Желание Омара увидать храм Соломонов весьма естественно, а равно понятно, со стороны Софрония, указание на это место для постройки мечети. Самые подробности о том, как Омар выносил мусор в плаще, весьма вероятны. Мусульмане, поклонявшиеся «Черному Камню» (каабе) и вообще камням, как святыне, естественно могли счесть скалу за предмет поклонения – тем более, что существовали в иерусалимском народе различные легендарные слухи об этой таинственной скале.

К крайнему сожалению, пользование всеми этими сказаниями и занесенными в арабские хроники договорами до крайности затруднено недостоверностью, неточностью и фантастическим элементом, господствующим в этих хрониках. Так называемый договор Омара – явная композиция из постановлений крайне разновременных, охватывающим собою до двух столетий. Грамота, данная Омаром иерусалимскому патриарху, очевидно, подложна и, по указаниям критиков, относится к позднейшему времени. В том же самом положении оказывается известие арабских хроник о положении сирийских христиан при следующем халифе Османе Муавии и Абд-эль-Мелике. Если, при помощи этих хроник, арабисты могут с полною точностью установить всю политическую историю Сирии и Палестины в эту эпоху, даже по годам, то в ином положении сказывается внутреннее состояние покоренных арабами стран. Главный интерес времени Абд-эль-Мелика сосредоточивается на отмеченной попытке халифа выставить Иерусалим средоточием ислама: из этого именно проистекают монументальные и великолепные постройки Харама, между которыми главная – Купол Скалы, построенный в 72 г. Геджры, и мечеть ель-Акса приблизительно того же времени – последняя между 65 и 73 гг. Гиджры. Эта одновременная постройка двух колоссальных мечетей, по вкусу того времени потребовавшая множества колонн, весьма естественно и сообразно хищнической манере арабов поглотила весь материал, какой только находился в Иерусалиме и его окрестностях. Вполне понятно, что арабы при этом должны были разобрать целый ряд древних базилик, как-то: базилику Константина, «Новую церковь» Юстиниана, церковь св. Стефана, церкви Иерихона и многие другие в окрестностных городах, или сохранившиеся, или даже бывшие в развалинах. По этой причине обе указанные мечети представляют по капителям колонн материал сборный и разновременный. Но в то время, как сооружались эти великолепные мечети, страдали полуразрушенные церкви: обветшал купол церкви Воскресения в Иерусалиме и едва не рушился при аль-Амине. Иерусалимский патриарх Фома на средства богатого египтянина Макара, разобрал купол, покрыл его досками, над этим деревянным куполом построил другой купол, оставивши промежуток немного выше человеческого роста, и покрыл его сверху свинцом. Евтихий подробно рассказывает о том, как потом патриарх был обвинен в желании возвысить христианство, сделавши купол большим, чем он был раньше, и превзойдя вышину Купола Скалы, и как затем, месте со многими христианами, он был подвергнуть заключению и денежному вымогательству, пока это казусное дело не кончилось. Другие церкви оставались за это время в развалинах, и это состояние их легко может быть представлено по аналогии с современным положением христианских церквей при турках. Но истинный характер бедствия приняли все эти мусульманские враждебные мероприятия лишь впоследствии. Напротив того, при известном Гаруне аль-Рашиде, под влиянием забот Карла Великого о латинском христианстве, возникла было даже большая латинская церковь, так называемой Март Латинской, а засим возобновились обычные в мирное время ссоры и пререкания между латинянами Елеонской горы и монахами обители св. Саввы. Но уже в 937 г., в результате возобновившегося междоусобия и постоянных облав на торговое христианское население, начались разгромы. В Вербное воскресение мусульмане сожгли южные двери церкви св. Константина, разломали престол, алтарь, вошли в Голгофу и в ротонду Воскресения, расхитили там всю утварь, истребив на пути все, что только было можно. В 966 г. – новое нападение на церковь Константина и Воскресения: церковь была разграблена, и купол Воскресения обрушился. Мусульманская чернь напала затем на Сион, разграбила и сожгла тамошнюю церковь; при этом евреи, – по словам Яхъи антиохийского, – разрушали и опустошали больше, чем мусульмане. Чернь, найдя патриарха, спрятанного в цистерне, под храмом Воскресения, умертвила его и сожгла у столба во дворе церкви. При халифе аль-Хакиме все прежние государственные мероприятия против христиан приведены были в некоторую злостную систему, правда, не сейчас, во в результате продолжительного колебания: все опустошенные и полуразрушенные церкви, кроме храма Воскресения, отныне перестраивались в мечети; христианам отводились особые кварталы; их обязали отличаться от мусульман одеждами и поясами. В 1005 г. начались систематические преследования праздников и крестных ходов. Сначала торжественное празднование Вербной недели и крестного хода из церкви Лазаря в ротонду Воскресения, с несением оливковых и пальмовых ветвей и раздачею их народу, было запрещено повсеместно. Затем наложена рука на завещанные монастырям имущества: под видом отчетов от христиан-чиновников с них вымогали деньги, пытали и вешали. Когда разрушались лучшие церкви, то негры, рабы и бродяги открывали могилы христиан, расположенные вокруг церкви, выбрасывали кости и тела собакам. Ожесточение преследователей, вызываемое удачею самих преследований, сосредоточилось на главной задаче – разрушении церкви св. Воскресения, которую предполагали уничтожить до последних следов. Сравнительно достоверный арабский хроникер Яхтъя сообщает целый ряд приказов христианам и евреям во время этого халифа: запрещение ездить на лошадях – иначе, как с деревянными стременами и черною сбруей – без украшений; запрещение держать мусульманскую прислугу; приказ носить кресты-тельники большого размера, заменить писцов христиан мусульманами. Яхтъя рассказывает, что христиане-писцы, врачи, сборщики податей приходили к халифу босиком, не переставая целовать землю и постоянно плача. Кресты с церквей были сорваны, а потом опять приказано вновь выставить их всюду снаружи напоказ. Чернь намеренно поднималась на разгромы, и во всем Египте не осталось ни одной неразрушенной церкви. Началась усиленная эмиграция христиан в Византию из Сирии, Египта, с распродажею имущества. Множество оставшихся или сами перешли в ислам, или были заставлены принять ислам силою. По словам Яхтъи, когда умер Феофил – иерусалимский патриарх – в 1020 г., то некий плотник, греческий раб, бывший на службе во дворце и в то же время священником, выпросил у халифа разрешение сделаться патриархом и был посвящен. Единственным исключением Яхтъя указывает Синайский монастырь, которому в это время были возвращены его имущества. В 1046–1048 гг., на средства императора Константина Мономаха, была восстановлена церковь Воскресения. Следующий после аль-Хакима халиф высказался против насильственных обращений в ислам и отметил начало своего правления грамотою о веротерпимости. Христиане снова стали справлять праздники, устраивать крестные ходы на Пасху, церкви были восстановлены, имения монастырям возвращены. Множество обращенных в ислам открыто объявили себя христианами и едва не вызвали новых преследований. Все эти благие для христиан меры находились в зависимости от стесненного положения самого халифатства, выдерживавшего надвигавшееся нашествие турок, и от расстроенного состояния мусульманской казны, зависевшей от христиан, державших в своей среде, вместе с евреями, торговлю. Однако все эти меры запоздали. Палестина была захвачена – и политические льготы, шедшие из Египта, оказались недействительны.

В 1076 г. Иерусалим был взят и попал под иго турок-сельджуков. Известно, как повлияла эта последняя капля, попавшая в чашу бедствий Св. Земли, и как затем начавшаяся на западе Европы религиозная пропаганда вызвала крестовые походы. 7 июня 1099 г. перед Иерусалимом, со стороны Масличной горы, появилась армии из 40–50 тысяч крестоносцев, достигшая цели и уцелевшая от колоссального состава своего в 600 тысяч человек, бывших под Никеей. Из рассказов о крестовых походах видно, что уже тогда все окрестности Иерусалима, вплоть до Иерихона, представляли лишь одну сплошную пустыню, перемежавшуюся только в немногих пунктах. Любопытная, слегка романическая, история отшельника Масличной горы, указавшая крестоносцам место для главной атаки и устроившая крестный ход всей армии, вокруг стен Иерусалима, характерна для этого времени бесповоротного падения христианского Востока. 15 июля 1099 г. в 3 часа пополудни войска крестоносцев ворвались в город и произвели поголовное избиение мусульман. Однако этот заключительный успех дела был в то же время и последним. Через месяц армия вся вернулась домой, и у Готфрида осталось всего навсего 300 рыцарей для защиты его новых владений. Только раздоры религиозные и политические, царствовавшие среди мусульман, помешали им изгнать из Палестины этот небольшой отряд. Еще хуже шли дела внутренние: приходилось населять Иерусалим, и латинство думало только об изобретении новых, весьма многочисленных, частью мертворожденных, в большинства же недолговременных, религиозных братств, учреждений, монастырей, приютов и госпиталей. Это хозяйничанье латинского духовенства и различных орденов и братств, наполовину духовных, наполовину светских, вместе с новою для страны феодальною системой, поставило в ней все вверх дном. Можно сказать без преувеличения, что христианское завоевание Палестины более повредило ей, чем все преследования ислама, со времени ее вторжения. Это время на православном Востоке образует насильственный перерыв, производит видимый хаос в людях, делах и самых вещах. Вплоть до последнего короля история иерусалимского королевства есть повесть бесполезных походов, нелепых предприятий, всякая рода рыцарских авантюр, закончившихся новым движением ислама. Блестящая победа Саладина над войсками крестоносцев положила конец христианскому владычеству, – и Иерусалим, после одного месяца осады, открыл свои ворота Саладину 2 октября 1187 г. Слишком понятно и не требует объяснений, что во время этой осады православные греки, утомленные хозяйничаньем латинян, хотели открыть городские ворота султану. По уговору, каждый христианин должен был заплатить выкуп 10 золотых, жена – 5, ребенок – 2. Все католики, с патриархом во главе, вышли из города и в Иерусалиме остались одни православные. Все церкви, за исключением св. Гроба, были обращены в мечети. Известно, затем, как кончилась англо-французская авантюра, с Ричардом-Львиным Сердцем во главе, в 1192 г. Крестоносцам едва удалось захватить часть побережья Св. Земли и обеспечить право паломничества в Иерусалим. Также безрезультатны были четвертый крестовый поход и пятый, окончившийся в 1204 г. завоеванием Константинополя. Все предприятия латинян, в течение первой четверти ХIII столетия, были такими же безрезультатными авантюрами до 1229 г., когда в силу переговоров Иерусалим был уступлен императору Фридриху II. Но договор латинского христианства с мусульманами не удовлетворил ни тех, ни других, будучи своего рода компромиссом, а враждебные отношения императора, находившегося под папским интердиктом, довершили остальное. Св. город за это время не имел никакого хозяина, – и латинское духовенство, по приказанию своего патриарха, совершенно удалилось из церкви св. Гроба. В 1244 г. город был взят 20-ю тысячами харезмийцев и предан грабежу. Это новое бедствие вызвало 7-й крестовый поход, с королем Людовиком IX во главе, окончившийся, как известно, в 1254 г. полным неуспехом и возвращением короля. Но уже с этого времени самый Иерусалим перестает быть заветною целью всех предпринимаемых, ради Св. Земли, рыцарских подвигов Запада. Утратив всякое торговое значение, лишившись почти всего городского населения, наполовину разоренный и опустошенный, Иерусалим потерял к тому же свой прежний интерес религиозного и политического пункта для самого ислама. Центр тяжести святого для ислама места столько раз переносился мусульманством в Месопотамию, Аравию, Египет, что в ХIII столетии только побережье Палестины, с его крепостями и укрепленными замками, сохранило какое-либо значение. Седьмой крестовый поход вместо того, чтобы освободить Иерусалим, только усилил тягости ига над ним, и после отплытия св. Людовика к себе домой Св. Земля стала поприщем постоянной кровавой вражды тамплиеров и госпитальеров, закончившейся жестоким разгромом 1265 г. В 1290-х гг. пал Сен-Жан-Д’Акр (Птолемаида), и Палестина оказалась вновь под игом ислама. В 1342 г. неаполитанский король Роберт купил у египетского султана главные святыни Иерусалима и уступил их папскому престолу, который буллою поручил их управление и служение им ордену францисканцев, дотоле имевшему только монастырь и приют на Сионе. Отныне история св. Гроба становится историею непрерывной борьбы греческого святогробского монашества с францисканцами. Книга «Попираемый Иерусалим», составленная драгоманом иерусалимской патриархии, содержит подробный рассказ об этой вековой вражде, с приложением всех подлинных и сочиненных документов, и этот подробный рассказ о дипломатических интригах, упорной борьбе, яростных и коварных нападениях заставляет забывать даже предыдущие тяжелые века целых рядов кровавых столкновений, обагрявших иногда самые ступени Голгофы, помост часовни св. Гроба и крипту Рождества в Вифлееме. Борьба за владение святынями и освященными местами выработала специальную изобретательность францисканцев в XVI и XVII вв., когда были устроены многочисленные приюты и обители этого ордена и мимо их направлен фантастический «Страстной путь» Спасителя (Via dolorosa). Насколько страдали все это время иерусалимские святыни от этой вражды греков и латинян, трудно было бы исчислить и взвесить. Достаточно сказать, что последняя достойная реставрация часовни св. Гроба выполнена была в XVI в. С той поры даже самый простой ремонт крыш, исправление полов и штукатурки в пределах храма св. Гроба, а затем и Вифлеема не обходились без борьбы, тянувшейся иногда десятки лет и стоившей громадных сумм. Современный паломник, входя во храм св. Гроба и видя пред собою всюду «мерзость запустения, царствующую на святом месте», остается в полном недоумении по вопросу о том, куда же девались колоссальные суммы золота, пересылаемые ежегодно христианским миром и преимущественно Россией на поддержание св. Гроба: он видит везде запустение, нищету, смрад, зловоние и полное нерадение о святыне. Надо войти во всю бесконечную паутину дипломатических хитросплетений, чтобы понять, как в течение последних столетий расходование одного червонца на ремонт в храме св. Гроба требовало предварительных расходов в сотни червонцев. Чем более, затем усиливалось влияние западных держав на Востоке, тем труднее становилась грекам их вековая борьба. Исторический очерк этой борьбы, будучи высоко поучительным, имеет, впрочем, исключительно местное значение, и вся эта борьба является своего рода погонею за призраком. Так, в результате самых хитрых комбинаций, самых щедрых подачек и взяток, самой беззастенчивой купли сильных в Турции людей удается, напр., святогробскому монашеству получить султанский указ, дарующий одним грекам право вновь отстроить сгоревший в 1810 г. храм Воскресения. Греки полагали, что отныне святой кувуклий Будет принадлежать им одним и только они будут служить у св. Камня и над самым Живоносным Гробом. Но «франки» добились нового султанского указа, который гласил крайне неопределенно и, однако же, с явным подвохом, что «если дело обстоит так, как сообщают франки, то пусть, – после тщательного исследования, – все будет восстановлено по-старому». Конечно, латиняне довели дело до суда, судей подкупили, добились исполнительного листа, вошли в святой кувуклий и выбросили из него греческие иконы, кресты, подсвечники, лампады; иконы были закрыты, к кувуклию поставлен был сторож, лестницы на верхнюю площадку преграждены; в месте обретения св. Креста алтарь был разобран; мраморные плиты кувуклия выломаны и пр. Так шло дело год за годом, то утихая, то обостряясь до крайности и до рукопашных схваток и хождений по судам, в 1811, 1815, 1817 и последующих годах. Является весьма знаменательною, потом, крупная роль, которую с сороковых годов XIX века начинает играть в Св. Земле и в Иерусалиме в частности Россия. Здесь в течение многих лет сосредоточивалась ученая и миссионерская деятельность знаменитого русского иерарха преосвящ. Порфирия (Успенского). Как известно, автобиография пр. Порфирия, вернее, его поденные записки с 1845 г. по 1S78 включительно, носящие заглавие «Книга бытия моего», содержит в себе дневники, веденные преосвященным в Палестине в 1843, 1844, 1848, 1849, 1851, 1853, 1860 (заметки о занятиях в Вифлееме) годах и заключают ряд драгоценных наблюдений по палестинской истории, археологии и по различным палестинским делам. Его преемник, незабвенный в истории Палестины настоятель русской миссии архимандрит Антонин (Капустин), поставил русское дело в Палестине на прочную почву своею продолжительною неутомимою деятельностью и особенно своими многочисленными земельными приобретениями в различных местах поклонения и паломничества в Св. Земле на имя русской миссии. Правда, с самого начала своей деятельности представитель русского православия в Св. Земле должен был вступить в страстную борьбу не только с патриархиею, но и с самим русским консульством. Жалобы патриарха, консульские доносы и представления русского посольства, радевшего исключительно об интересах всяких чужестранцев, постоянно и сильно мешали его деятельности и заставили его замкнуться в самого себя, оградившись от всего окружающего стенами своей миссии. Но чем более был он изолирован, тем более трудился о. Антонин, неустанно и напряженно преследуя одну и ту же цель, в течение десятков лет выжидая удобных случаев и действуя наверняка. Помощь советом и средствами арабам, устройство школ, многочисленные дела всяких паломников занимали его вместе с учеными археологическими работами. Архим. Антонин прожил в Св. Земле 28 лет, заводя там госпитали и приюты, устраивая школы и приобретая земельные участки, а на них затем устраивая паломнические и иные приюты. Так, приобретен был обширный участок с Мамврийским дубом; другой, еще более обширный, на Елеонской горе, близ места Вознесения Господня, с великолепным мозаическим полом, открытым здесь на незначительной глубине. Далее, в Бет-Джале (древняя Ефрафа) между Иерусалимом и Впфлеемом, где устроено здание для приюта, – в «Горней», где устроены храм и приют, – большой паломнический приют на месте древнего Иерихона, наконец, в Яффе, близ гробницы Тавифы, участок земли с построенным приютом и открытым здесь замечательным некрополем. Архим. Антонин на средства, добытые путем пожертвований, приобрел также для русской миссии Силоамский монолит, гробницы пророков в Иерусалиме, Тивериадские источники и различные другие замечательные места. Одинаково обширна была деятельность в течение слишком 20 лет существующего «Православного Палестинского Общества», выразившаяся столько же во множестве разнообразных научных изданий по Палестине, сколько в учреждении школ, паломнических приютов и в развитии связей Св. Земли с нашим отечеством.

II. Памятники христианского Иерусалима

Главнейшим памятником христианского Иерусалима и верховною христианскою святыней является храм св. Гроба. Историк церкви Евсевий в третьей книге «Жизни Константина», гл. 25–40, излагает подробно историю его постройки Константином Великим. Последний, – по его словам, – решил почтить священное место Воскресения Господня в Иерусалиме постройкою храма. Некогда, – говорит он, – нечестивые люди попытались предать мраку и забвению этот памятник бессмертия, y которого сошедший с неба и блеском одеянный Ангел отвалил камень, тяготевший над душами окаменевших людей. «Эту спасительную пещеру некие безбожники задумали сокрыть от взора человеческого, чтобы этим путем насильственно скрыть самую истину, для чего, свезя отовсюду землю, покрыли все это место, поднявши его на некоторую высоту и замостивши поверх камнем. Затем, когда уже ничего не было видно на этой ровной поверхности, поверх ее построили на пагубу и пленение душ храм демону Афродите. И вот, по повелению царя, это место, засыпанное мусором и обманчиво прикрытое зданием нечистого духа, преданное забвению, с Божиею помощью было очищено до самого материка, a постройки, на нем бывшие, с их статуями, разрушены и уничтожены. Но на том не остановился царь. Вся земля и мусор, покрывавший священное место, были сняты, и взору всех предстала священная пещера, святое свидетельство Воскресения. Вслед за тем царь повелел вокруг спасительной пещеры построить достойный ее храм, написав о том особый указ епископу Макарию. Было повеление устроить храм больших размеров и разрешено обращаться к самому императору по всем делам его украшения и по доставке колонн и драгоценных мраморов». «Вслед за словами царя, – говорит Евсевий, – шло дело, велись работы и на самом месте спасительного страдания устраивался Новый Иерусалим». «И вот, – пишет Евсевий, – как бы некую главу всего, он (царь) сначала украсил священную пещеру, ту божественную гробницу, подле которой блистающий светом Ангел некогда благовествовал общее всем пакибытие, явленное чрез Спасителя» (гл. 33). «Итак, прежде всего, эту гробницу, как бы главу всего, царская щедрость украсила отборными колоннами и весьма многими украшениями, придавая ей всяческий блеск» (гл 34). «Потом она (царская щедрость) перешла на весьма большое место – открытый атриум, тут расстилавшийся, который был вымощен мрамором и обведен с трех сторон длинными галереями портиков» (гл. 35). «Ибо к противоположной стороне, пещеры, (к стороне) обращенной на восход солнца, примыкал храм – создание изумительное, воздвигнутое на неизмеримую высоту, в длину и ширину также достигающее величайших размеров. Внутренность этого здания была покрыта облицовкою из пестрого мрамора, а внешний вид стен, блещущих тесаным камнем, точно прилаженным каждый к краям другого, представлял нечто сверхъестественное по красоте, ничем не уступая мрамору. Вверху при самой кровле внешние части здания покрывал материал из свинца, – надежная защита от зимних дождей, a внутренняя сторона кровли (потолок), составленная из резных кессонов и, наподобие некоего обширного моря, расширяющаяся над всем средним нефом непрерывными их друг с другом сплетениями, всюду покрытая залогом, озаряла весь храм блеском, подобным лучам света» (гл. 36). «По обеим сторонам во всю длину храма тянулись двойные колоннады верхних и нижних парных портиков, которых потолки были также украшены золотом. Те из колоннад, которые были на лицо в среднем нефе базилики, опирались на громадные колонны, a внутренние ближайшего ряда состояли из четырехугольных столбов, которые были также обильно покрыты украшениями. Трое ворот, красиво расположенных на восток принимали толпы приходящих (внутрь) в храм» (гл. 37). «Насупротив этих ворот находился главный пункт целого. полушарие, расположенное при оконечности среднего нефа; его увенчивали двенадцать колонн, равночисленных Апостолам Спасителя, по капителям украшенных громадными чашами из серебра – прекрасное приношение Богу от самого царя» (гл. 38).

На основании этого текста, мы можем представить себе только схематический состав Константиновой базилики и очень мало о ее формах. Однако мы узнаем, что Гроб Господень не был оставлен в натуральном виде подземной пещеры, но эта пещера в виде массивного куска скалы была высечена внутри холма и обсечена со всех сторон, так что образовала отдельно стоящий памятник или мавзолей (μνῆμα). Как всякий мавзолей, – памятник этот был богато облицован мрамором, колоннами, покрыт металлическим верхом, а наверху, как ясно из другого места Евсевия (De laudibus, IX), увенчан крестом. Из текста не видно затем, была ли эта гробница покрыта особым зданием и, – как принято было для мавзолеев царских. – круглым или ротондою; на существование этого здания указывает выражение Евсевия «глава всего»: главою колоссальной, и – что главное, – чрезвычайно широкой базилики не могла 6ы быть сравнительно маленькая пещера, хотя бы и в виде мавзолея, но скорее именно большая ротонда, ее окружавшая. Впрочем, факт существования особой ротонды, окружавшей гробницу, остается сомнительным, и скорее можно предположить, что существовавшая впоследствии ротонда была устроена уже после Константина. Атриум, окружавший св. Гроб, вмел четырехугольную форму, по трем сторонам был окружен портиками или навесами, открытыми внутрь двора; с четвертой стороны, т.е. с западной, была базилика. Самая базилика, или т.н. мартириум, находилась между мощеным атриумом св. Гроба и своим собственным также четырехугольным атриумом, находившимся на ее восточной стороне. Вход в базилику был из этого ее атриума на восточной стороне храма, так что базилика, бывшая продолговатым четырехугольником, простиралась от входов на западной стороне до св. Гроба. Но как примыкала базилика и к чему именно: к атриуму или к гробнице, – в тексте Евсевия не находим никаких указаний. Напротив того, из этого текста получаем вполне ясное представление об устройстве самой базилики, имевшей три нефа в по среднему нефу двойную колоннаду во всю длину храма. Зато остается неясным, что следует разуметь под имисферием или полушарием, которым заканчивался средний неф базилики: была ли это обыкновенная абсида с полукруглым сводом, или этим выражением Евсевий называет ту же самую ротонду. – Затем, из того же Евсевия и современных ему писателей мы узнаем, что базилика Константина имела специальное название мартириума, по-гречески мартириона, как церкви-памятники или с памятями, т.е. церкви над гробами мучеников или содержавшие в себе внутри их надгробные памятники, мавзолеи, крипты и раки. Такого рода церкви во множестве устраивались именно в IV в. в эпоху торжественного государственного признания мученической славы христианства. Церкви эти, согласно римско-восточному обычаю, устраивались круглыми или многоугольными. Над круглыми же мавзолеями в надгробиями и доселе часовни-усыпальницы над святыми устраиваются, обыкновенно, круглыми же. Григорий нисский, предприняв к 380-х гг. постройку подового мартириона y себя в Ниссе, так описывает свой проект иконисскому епископу: «В основании плана предполагается крест. Его четыре рукава образуют четыре помещения; в месте же соединения рукавов, внутри креста, вписывается круг, получающий свою форму через посредство 8 углов. Этот внутренний восьмиугольник открывается четырьмя сторонами внутрь четырех рукавов креста, а четырьмя остальными – в полукруглые ниши». О таком же октогоне, как встроенном в Антиохии Константином, узнаем из слова Григория вазианзского или Богослова. Подобные восьмиугольные и круглые мартирии имеются и доселе в развалинах: в Малой Азии (Соаза, Исавра) в Иераполе, в Дервии. Замечательные памятники находятся также в Сирии: Босра, Езра и в Армении (Эчмиадзин, церковь св. Григория), наконец в Мессопотамии (Гвраншер), a позднее в Ахене и других местах западной Европы (см. y проф. Стрыговского, Собор в Ахеве, 1904 г.).

Отпуская отдельные свидетельства, содержащаяся «в поучениях» иерусалимского патриарха Кирилла (347–348 гг.), драгоценные для вопросов о святынях: Гробе Господнем, Древе Креста, Голгофе, но, по своей отрывочности и общности, ничего не дающие для истории зданий и сооружений Константина над Гробом Господним, – перейдем к важным указаниям паломницы (Сильвии) 380–390 гг. Эти указания важны потому, что верны и реальны, как всякие оказания очевидца, a не соображения компилятора и толкователя: прежде всего, эти показания во всем подтверждают свидетельство Евсевия, притом именно в том простом и точном смысле его текста, как мы выше передали, a затем, эти показания сообщают нам все те перемены в дополнения в сооружении Константина, которые за 50 лет произошли. Благодаря тексту паломнического сказания, мы можем не только проследить и констатировать эти перемены шаг за шагом, но – что гораздо важнее всех фактов – понять их, объяснить себе причины и мотивы их появления.

Начнем, естественно, с самого Гроба Господня, этой главы всего святого, по словам Евсевия. Согласно греческому обычаю и языку, Гроб Господень и все место, его окружающее, носят отныне в неизменно имя «Анастасис» – Воскресение. Из всех текстов Сильвии ясно, что именем «Анастасиса» обозначается определенное и выделенное на обширном атриуме место, известное сооружение. A именно, когда паломница говорит, что обычная служба происходит «перед Анастасисом», «у Анастасиса», «в Анастасисе», то, очевидно, эти слова имеют смысл тот же, что «перед св. Гробом»; стало быть, во время паломницы, Анастаснс означает и св. Гроб, и все окружающее место, т.е. сооружение над Гробом Господним со всем окружающим местом в совокупности. Вот почему этим именем не обозначается уже самая только пещера, о которой, как увидим, паломница всегда говорит особо, когда, напр., по ее словам, епископ, при служении, входит «внутрь пещеры». Далее, видно, что Анастасис был отгорожен, отделен, так как паломница точно указывает, что когда молебщики собираются заранее еще ночью к службе «в Анастасис», то место им отводится не в самой церкви («базилике», как она выражается по своему времени), а вне ее, где для этой цели повешены в горят «лампады», т.е. в том здании, окружавшем Анастасис, о котором говорит Евсевий.

Все это необходимо, заключаем из всего контекста: «собираются к службе в Анастасисе», не внутри церкви, а вне ее, однако возле базилики, – и когда придет духовенство, то отворит двери Анастасиса и «все войдут». Стало быть, это было обширное здание, а затем мы узнаем, что это здание вмело двери, даже несколько дверей: спрашивается, в какой преграде они были, если бы не было особого здания? Это обстоятельство разъясняется двумя местами. 1) Епископ, при служении y Гроба, входит за «внутреннюю преграду» (cancellos): латинское слово cancelli может означать вообще всякую невысокую преграду, и металлическую, и мраморную, и решетчатую, и глухую. Эта преграда была перед самым св. Гробом и, по смыслу всех рассказов паломницы, отделяла небольшое место, – вероятно, вместе со св. престолом в солеею, – впереди пещеры, т.е. ту часть, которая в базиликах называлась пресвитериум. За этою внутреннею преградой стоял уже народ, а иногда, о чем говорится особо, и хоры певцов, по сторонам св. Гроба. 2) В свою очередь все это место было окружено особою внешнею преградой. о которой паломница говорит в гл. 37: весь народ собирается «в отрытом месте» между Крестом и Анастасисом, в таком числе, «что нет возможности открыть решетку» (cancellos). Ho, по-видимому, и место Голгофы было около этого времени окружено решеткою, и было бы важно, если бы литургисты различили, – согласно песнопениям, – у какого именно пункта идут священные службы, передаваемые Сельвиею. «Открытое место» – тот же атриум – противополагается здесь Анастасису, в мы должны понимать, что народ из «открытого места» входит затем под кровлю, внутрь отворенной решетки. Здание Анастасиса должно было иметь стены, так как паломница говорит, что когда «внутри Анастасиса громко говорят, то голоса слышны далеко за его дверями». Стало быть, мы должны представлять себе Анастасис именно в том роде декоративных сооружений из колоннад, окружающих внутренний памятник (или также купель), как, напр., в баптистерии Иоанна латеранского, происходящем из времен Константина, y св. Стефана Круглого в Риме (мы считаем это копиею древней ротонды св. Гроба, хотя уже позднейшего сооружения) и т. д. Колоннада была двойная, и между колонн шли мраморные перегородки, с решетчатыми дверями, которые и упоминаются паломницею под именем Ommia hostia. Над колоннадою, как бы над портиком, – была крыша, но в своде было отверстие и под ним внутреннее сооружение или мавзолей (кувуклий) св. Гроба оставалось «под открытым небом» и было видно отовсюду, из атриума. Когда бывали праздники, то все промежутки колоннад и все портики атриума украшались шелковыми завесами, с золотыми клавами (коймами), о которых также говорит паломница, и многочисленными лампадами.

Вблизи от этой древней ротонды Анастасиса находилось сооружение, не упоминаемое Евсевием и, по нашему мнению, при нем еще не существовавшее, известное паломнице под именем Св. Креста (Crux). Хотя оно под разными именами упоминается y всех почти паломников, однако. без ее показаний, оставалось бы если неизвестным, то малопонятным. «Св. Крест» находится между Анастасисом и базиликою Константина, «под открытым небом», среди обширного и красивого двора (гл. 37), не покрытого, по которому проходит народ, будет ли тогда дождь или ясно, «ко Кресту», когда «у Креста» правится служба, обыкновенно вечерня (по гл. 35, литургия совершается у Креста только один раз в году), или читаются молитвы, поются церковные гимны духовенством. или всем народом. Иногда, отслужив y Креста, духовенство идет «за Крест» и поет одну песнь. Там же «за Крестом» ставят в Великую Пятницу епископскую кафедру⁵⁸и приносят туда серебряный позлащенный ковчег, в котором находится святое Древо Креста; оно кладется (в своей раке) на стол и придерживается обеими руками епископом, когда верные лобызают Животворящее Древо.

Однако место «Св. Креста» получило название не потому, что туда приносилась остававшаяся в Иерусалиме часть св. Древа, но потому, что на этом месте, на небольшом естественном возвышении, находилось декоративное подобие св. Креста. Мы только позднее узнаем, что это был большой Крест, обитый серебром, позолоченный и украшенный драгоценными камнями. Словом, прежде всего, это было точно обозначенное место, потому что ведь говорилось: служить у Креста, идти за Крест и пр. Паломница (гл. 30) определяет место «Креста» словами: «где пострадал Господь»; стало быть, это есть Голгофа, «Кальварий» или «Лобное место», на котором именно, среди Голгофы, были поставлены кресты для Господа и двух разбойников. В сооружении Константина был, однако, поставлен только один крест, для почитания, и именно этот крест в 404 г. лобызала, как бы созерцая на нем Господа, Павла, павши «ниц перед крестом и поклоняясь ему», как рассказывает блаж. Иероним.

Мы видим этот самый крест, начиная с мозаики в церкви Пуденцины в Риме, на миниатюрах, диптихах, окладах и пр., везде, где только крест должен быть представлен не в его «историческом» виде, но в условно-принятом типе торжественного, драгоценного символа. Согласно натуралистическому характеру византийского искусства и его так называемым «сакральным» традиционным формам, которые зависят именно от того, что они передают определенную святыню, в данном случае повсюду мы видим обще-типическое повторение этого памятника. Впоследствии, над этим крестом мы знаем нишу, с золотою (быть может мозаическою) конхою (sub coelo аureo), но все-таки самый крест (до времен Модеста) находится под открытым небом, и когда современные исследователи говорят о «церкви над Кальварием», то смешивают сооружения УII в. с древними. Возвышение, на котором стоял Крест, было именно «Лобным местом» (Кальварием), которое составляет предельный пункт всего холма, возвышенной площади, называемой «Голгофою. Именем «Голгофы», в отличие от Анастасиса, стали впоследствии называть самую базилику Константина. Когда паломница желает точно определить место базилики Константина, или так называемая «Мартириона», «большой церкви, в которой служба правится по большим праздникам и в воскресные дни», то она говорит, что эта базилика находится на Голгофе, разумея под Голгофою не ее часть – Лобное место, «Крест», но всю площадь. Церковь эта расположена «за Крестом», считая от Анастасиса, стало быть, «Крест» составляет край или находится на краю этой базилики. А так как мы знаем, что базилика оканчивалась имисферием Анастасиса, а также, что молебщики ходили из базилики в Анастасис и обратно, то неизбежно предположить, что проход и место Креста были сбоку, в одной стороне. И современная часовня Голгофы, или Лобное место (условно называемая именем целой Голгофы), находится на юго-запад от св. Гроба, т.е. в сторону от древней базилики, – и стало быть, показание Сильвии, во-первых, совершенно отвечает всем позднейшим свидетельствам и, во-вторых, подтверждает действительность почитаемых с ее времени мест. Для времен Евсевия Голгофа являлась только местом Распятия Господня, более или менее бесформенным возвышением в стороне от храма и св. Гроба. Возможно, что уцелевшая, при планировке места под базилику, натуральная скала была украшена сначала крестом, только эмблемою, и стала впоследствии в устах вожаков и паломников специально представлять Голгофу⁵⁹. Напротив того, в службах страстной недели св. Крест и Анастасис играют важную роль, по своему значению в богослужении и обрядах иерусалимской церкви, а потому паломницею тогда лишь мимоходом упоминается большая базилика Константина, в которой служение производилось по праздникам и было чуждо местных обрядовых сторон, наиболее дорогих для рассказа паломницы и ее читателей.

Точное подтверждение всего материала, сообщаемого паломницею, дается свидетельством очевидца Евхерия лионского, посетившего святые места около 440 г. Упомянув на первом месте большую и великолепную базилику, называемую – martyrium, Константина (на первом месте, потому что вход к святым местам был через нее), Евхерий продолжает: «отсюда идя», и видишь примыкающие с западной стороны к базилике: Голгофу и Анастасис («dehinc cohaerentia ab occasu visuntnr Golgotha atque Auastasis). Анастасис находится на месте Воскресения, а Голгофа есть в средине, между Анастасисом и мартириумом, находящееся место Господних (locus Dominicae passionis) страданий, на нем же видна и самая скала (in quo etiara rapes apparet), на которой стоял некогда самый (Господень) Крест (quae quondam ipsam Crucem pertulit). Общими словами «место Страдания» паломник как будто хочет выразить, что особого здания над этою частью Голгофы не было, а стало быть, сооружение Константина оставалось в том же виде в течение V в.

Следующий по порядку, но отстоящий уже на целый век, текст Феодосия (около 530 г.), установленный Гильдемейстером⁶⁰, подтверждает все, принятые нами подробности, но сообщает и новое. «У Гроба Господня, – говорит этот свидетель, – есть место, где Авраам принес сына своего во всесожжение (in holocaustum), и так как гора скалистая (et quia mons petraeus est), то на этой горе (in ipso monte), т. e. y подошвы ее (ad pedem montis ipsius), соорудил Авраам жертвенник (altare), над жертвенником возвышается гора (super altare eminet mons), на каковую ropy (ad quem montem) восходят по ступеням; там (т. е. наверху) был распят Господь. От Гроба Господня до места Кальвария шагов числом 15; (все пространство) находится под одною кровлею (sub uno tecto est). От места Кальвария» до Голгофы 15 шагов, где обретен Крест Господень». Феодосий, следовательно, указывает, как бы с особым ударением, что не все в храме было под одною кровлей⁶¹; далее, отсюда ясно, что в его время все пространство соединялось портиками, и их покрытием пользовались для перехода молебщиков из Анастасиса в место Кальвария, из ротонды в базилику.

Из хроники Феофана под 420 и 427 гг., узнаем, что Евдокия, жена Феодосия II младшего, привезла с собою в Иерусалим золотой крест с каменьями для часовни (оратория) на Лобном месте. Всякого рода суеверные рассказы возникают среди паломников из простого народа, отчасти вследствие монашеских преувеличений, a главным образом, в результате грубого нардового творчества самих паломников. Отсюда мало-помалу y греков сложилось предание, что крест, на коем был распят Господь, был водружен именно здесь и потому, согласно с псалмом, уцелевшая горка Лобного места стала в народном представлении земным пупом, сосредоточием земли, на котором Предвечный Царь «утвердил спасение земли». Замечательная мозаика церкви св. Пуденцианы в Риме представляет Спасителя с учениками среди обширной экзедры, в средине которой возвышается скала Лобного места, а на ней драгоценный крест. Спаситель занимает здесь место епископа, садившегося, – по свидетельству Сильвии, – в Великую Пятницу перед крестом, – когда происходит чтение о Страстях Христовых, – для поучения народа тому, что не предречено ничего, что бы не исполнилось всецело. Из всех известных нам доселе свидетельств ясно, что Лобное место ничем не было украшено кроме креста. Между тем известный западный палестиновед Моммерт решился на сочинение неправдоподобной гипотезы о том, что скала Голгофы была обделана при Константине, – подобно Гробу Господню, – также в виде особого памятника. По ошибочному мнению Моммерта, название Лобного места дано было этой скале в силу иудейского предания о погребении под скалой Голгофы праотца Адама. Видимая ошибка Моммерта заключается в его открыто произвольном выводе, будто бы во времена Константина указывалась уже под этою скалой погребальная Адамова пещера. Между тем все свидетельства решительно говорят против подобного предположения; так, Бревиарий 530 г. говорит, что на Кальварие сотворен был Адам. Затем только Аркульф – и то уже около 507 г. – свидетельствует, что в церкви, устроенной Модестом над Голгофою, имеется в скале высеченная пещера под местом Господнего Креста, где над алтарем «приносится жертва за души особо почетных людей, которых тела, на время литургии, полагаются перед дверью той самой церкви Голгофской». To же повторяет и Беда Достопочтенный около 720 г. – и, таким образом, в течение первого тысячелетия о погребении Адама под крестом Господним никто не обмолвился ни одним словом. И только уже в 1102 г. некто Зевульф пишет: «Под Крестом есть место, называемое Голгофа, где Адам» (пропущено слово, вероятно: «погребен»). Затем, независимо от всяких свидетельств, ясно, что если бы существовала Адамова пещера во времена Константина, как то предполагает Моммерт, и образовала такой же отдельный мавзолей (μνῆμα, то все паломники не только поминали бы эту другую пещеру и формы убранства, но и постоянно старались бы в своем тексте различать обе. Между тем везде у паломников и притом до самого последнего времени указывается только одна пещера и один мавзолей Гроба Господня, a попытка Моммерта выделить, под именем памятника, Адамову пещеру в тексте письма Евсевия – отличается явным произволом. Упоминаемый паломниками алтарь у подножия холма Голгофы будем встречать и впоследствии, но этот алтарь ими точно обозначается, как алтарь, на котором должно было совершиться жертвоприношение Исаака. Предание же о существовании Адамовой пещеры возникло, по-видимому, путем иконографическим, так как приблизительно около XI же века в иконографии Распятия, под холмиком Голгофы, стали изображать череп, т.е. тот самый «лоб», по которому искони прозвано было это место «Лобным»; череп стал в предании черепом именно праотца Адама; сначала он изображался лежащим под холмом, как вырытый при водружении креста и очутившийся на поверхности земли; затем кругом черепа стали обозначать вырытую черную яму, и эта черная яма мало-помалу образовала пещеру. Когда, наконец, Голгофа стала особою 2-этажною часовенкой (так и поныне), то в нижней ее части, за поставленным алтарем, образовался вид подземной крипты и в стене, как свидетельствует Fr. Quaresmius 1620 г., заложили Адамову голову. Сам Моммерт находит точное указание на погребение Адамовой головы под крестом только в свидетельствах XIV и XV столетий)⁶².

Любопытные и вполне реальные подробности представляет Обзор св. мест Антонина из Пьяченды, прозванного «мучеником» (570 г.). «Гробница Господня «высечена из скалы; и самая рака, в которую положено тело Господа, – также; камень, коим была закрыта гробница, лежит перед входом. A цвет камня, который высечен, есть цвет Голгофской скалы. A самая скала украшена золотом и драгоценными камнями. Скала монумента, как будто жерновного камня. Украшений без числа: на железных прутьях (решетки) висят запястья, браслеты, ожерелья, кольца, головные уборы, нагрудники, пояса, короны императоров, уборы императриц. Так вся гробница, как некая пирамида, покрыта серебром, под (?) золотыми солнцами. Перед гробницею поставлен престол. От гробницы до Голгофы 80 шагов. На Голгофу всходят с одной стороны по ступеням – именно с той, откуда Господь ваш восшел на пропятие, ибо и то место, где крест был водружен, видно, и на самой скале (видны) пятна крови. В стороне находится жертвенник Авраама, на котором он намеревался принести в жертву Исаака, и на котором принес жертву Мельхиседек. У самого жертвенника трещина, приложив к которой ухо, услышишь шум водный, a бросив внутрь туда яблоко, – найдешь его потом в источнике Силоамском. От Голгофы до того места, где обретен крест, 50 шагов. В базилике Константина, примыкающей к Гробу Господню и Голгофе, в атриуме самой базилики, есть отдельное помещение, где хранится древо Креста, и держал я в руке своей надпись Креста... И бывает так: когда несут в процессии св. Крест, для поклонения ему, из его помещения и придут в атриум, где совершается поклонение, – в тот час является звезда на небе и приходит на место, где находится Крест, и, пока поклоняются Кресту, стоит над ним, и приносят елей для благословения в небольших ампулах. И вот в тот час, как древо Креста коснется края ампулы, вдруг закипит масло и брызнет наружу, a если не закрыть сейчас, весь елей вытечет вон. И хранятся там святая губка в трость и ониксовая чаша, которую благословил Господь на Вечери, и зеркало св. Марин, и пояс ее, и повязка, которую употребляла она для головы, там же и семь кафедр старцев». Неизвестный автор Бревиария, составленного в VI в., из различных показаний, частью известных нам, но частью даже не сохранившихся, прибавляет к этим деталям описания следующие весьма важные подробности: «и затем входишь в Голгофу. Есть там большой атриум и холм Лобного места, где распят был Господь, a в окружности горы серебряные перила... Лобное место имеет серебряное устье, где был водружен Крест Господень, а самый Крест сплошь покрыт золотом и драгоценными камнями и поверх сего золотое небо и окружено снаружи балюстрадой; a на западной стороне находится вход во святое Воскресение (Анастасис у Сильвии), где находится гроб Господень, a перед гробом камень кремневой породы. Над гробом устроена круглая церковь, a поверх самого гроба решетка (transrolatile) серебряная и золотая, в окружности вся из золота». Мало понятные рассказы Антонина о появлении звезды над Животворящим Древом могут быть легко: объясняемы передвижным балдахином, но здесь мы узнаем также о существовании особого кивория или балдахина над драгоценным Крестом: золотое небо этого балдахина было, вероятно, разделано звездами. Чудесный рассказ Антонина о кипении масла в ампулах объясняется, вероятно, кипячением елея в свинцовых ампулах до полного заполнения сосуда, с целью обеспечения от порчи при долгом хранении. Но наиболее любопытно свидетельство «Бревиария» о ротонде св. Гроба: зная более или менее положительно, что за время от Константина до Юстиниана никаких особых сооружений на месте св. Гроба не было, приходится утверждать, что ротонда св. Гроба была построена или самим Константином, или в ближайшие после него годы. Мы знаем, что почти все греко-римские и восточные мавзолеи или усыпальницы имели круглую форму, очевидно, в силу особой религиозной традиции, ведшей свое происхождение от древнейших круглых с коническим верхом усыпальниц, подземных или устроенных внутри курганов, какие находим на греческом Востоке. Таковы круглые и восьмиугольные церкви св. Констанции в Риме, св. Георгия в Солуни, мавзолей Теодориха в Равенне, св. Григория в Эчмиадзине и др. Ротонда св. Гроба стояла среди четырехугольной площади атриума (Моммерт ошибочно предполагает, что атриум имел тоже круглую форму, так как Евсевий очень точно говорит о четырех его сторонах). В известной мозаике, найденной в Мадебе в новейшее время, имеется план Иерусалима, относящийся к V в. К сожалению, этот план представляет храм св. Гроба в схеме обычной базилики. Но в этом плане особенно любопытна широкая улица, от северных ворот ведущая к южным, через весь город, и обставленная открытыми навесами с передними колоннадами, очевидно, торгового значения. На плане видно, что базилика начинается именно на этой большой средней улице, заменяющей собою городской рынок, большою лестницей или монументальным крыльцом. Наверху этой лестницы имеются три входа, ведущие внутрь четырехугольного двора или атриума; за ним расположено здание самой базилики, имеющее со стороны атриума фронтон и поделенное на три нефа, a крытое двухскатною крышей; за ним конец здания в виде полукруга. И в настоящее время с восточной стороны храма Воскресения имеется узкая рыночная площадь или улица, носящая двойное название: Сук-Хан-Эсзет и Сук-Эс-Земани и, – как увидим ниже, – на самом краю этого рынка на Русском месте сделано открытие пропилеев древней базилики.

Живое, но крайне неясное свидетельство о состоянии храма св. Гроба после Модеста находится в анакреонтических одах иерусалимского патриарха Софрония. написанных в промежуток между 614 или, точнее, 629 и 638 гг., так как в оде упоминается Животворящее Древо, очевидно, уже возвращенное христианам Ираклием. В это время патриарший клир жил в Вифлееме, так как этот город сохранил не только древнюю базилику, но и свои укрепления, и певец рассказывает, как из Вифлеема он обходит святые места Христовы во святом граде, на Елеоне и в Вифании. Он представляет свое страстное желание посетить Иерусалим и облобызать его святыни; ликуя, входит он в ворота города и спешит, по улицам к храму Воскресения: «Я облобызаю там самую землю, я увижу священный куб (кувуклий св. Гроба) и великий, небом накрытый вчетверо... (как раз, в самом нужном месте, в рукописи недостает слова). По святой солее я пройду в средину Господня Гроба и, преклонившись, облобызаю святую скалу. Приложусь к колоннам, кругом гробницы стоящим, и конхам (византийским камарам, нашим – кокошникам), укрепленным наверху золотыми лилиями. Я пройду к тройному портику, сплошь сияющему украшениями в виде жемчуга, дабы припасть к находящемуся на прекрасном дворе месту Лобному... II облобызаю я священное средоточие и, преклонившись, приложусь к той скале, куда было вбито Древо, разрешившее проклятие, на древо наложенное. Ликуя от радости, приду я туда, где все мы, народ Божий, преклоняемся вред честным Древом..., чтобы оттуда поспешить принести поклонение, преклонив колена пред св. иконою. И приду с восторгом к великолепному алтарю, которого божественное Древо обрела славная императрица Елена. И буду оттуда созерцать новую красоту базилики, в которой хоры монахов исполняют ночные песнопения».

В дополнение к этому живому описанию, весьма важно схематическое описание, принадлежащее паломнику Аркульфу, которого повествование записано Адамнамом около 650 г. Текст этого описания говорит сам за себя и не нуждается в комментариях; к тому же он был еще в древности иллюстрирован особым рисунком, прилагавшимся к рукописи (см. рисун. 9). Глава вторая так говорит о церкви «круглого вида», выстроенной над Гробом Господним: «Это весьма большая церковь, вся из камня, сооружена отовсюду с изумительною круглотой и от основания возвышается тремя стенами, над которыми поднимается вверх одна крыша. Между каждою стеной и другим боком находится пространство, соответствующее улице. В трех местах средней стены искусно сооружены три алтаря. Эту круглую и весьма высокую церковь, имеющую три алтаря, обращенные к югу, северу и западу, поддерживают 12 каменных столбов, поразительной величины». О виде самого гроба и его шатра Аркульф ясно свидетельствует, что кувуклий Гроба Господня его времени был круглым, вырубленным из одного камня: девять человек могут в нем свободно стоять и молиться. И при этом от макушки человека среднего роста до потолка – остается еще полтора фута. Таким образом, впервые узнаем, что пещера Гроба Господня была врублена в виде круглого памятника. Далее Аркульф точно указывает, что вход в шатер обращен к востоку, что самый шатер снаружи покрыт мраморами, крыша позолоченная и что на ней водружен большой золотой крест. В северной части этого шатра находится самый гроб Господень, иссеченный из того же камня, вышиною до 3-х локтей. Длину самого гроба в размере семи пядей Аркульф вымерил собственною рукой. «И этот гроб не двойной, как ложно полагают некоторые, и не имеет никакой перегородки, высеченной из камня, но весь ровный и представляет собою ложе для одного человека, лежащего на спине. Потолок вверху искусно сделан в виде невысокого купола. У гроба днем и ночью светят 12 лампад по числу 12 Апостолов». Итак, Гроб Господень имел форму обыкновенной еврейской усыпальницы с погребальным ложем в виде прилавка (лавица, по слову Даниила Паломника), высеченного в одной стене погребальной камеры. Свод, обыкновенно высекаемый в виде коробового, был здесь искусственно приподнят, высечен в виде купола. Самое важное, однако, то свидетельство Аркульфа, что пещера имела только одно отделение или одну камеру, собственно погребальную, с ложем и не имела второй, прихожей, как устраивалось у греков и греко-восточных племен: стало быть, во времена Аркульфа, так называемой «пещеры Ангела» уже не существовало (по-видимому, уже со времен Константина). Аркульф говорит и о другой, весьма большой, церкви на Голгофе: в этой церкви большое бронзовое колесо с лампадами спускалось с потолка над серебряным крестом, водруженным на месте Распятия. Ниже места Креста Господня находится на Голгофе высеченная из камня пещера, где на алтаре приносится жертва за души некоторых почетных лиц. К церкви на месте Голгофы устроенной четырехугольником, примыкала с восточной стороны каменная базилика, так называемый мартириум. Между обеими церквами, – по словам Аркульфа, – поставлен небольшой деревянный стол для собирания милостыни в пользу бедных, a этим столом обозначается место Авраамова жертвенника. Там же есть экзедра или ниша для хранения чаши Господней, которую Господь, благословив на Вечери, передал Апостолам; у нее две ручки и в ней лежит губка, которая была наполнена оцтом и, вложенная на иссоповую трость, поднесена была к устам Распятого Господа. Аркульф видел там и копие, которым прободено было ребро Господне: это копие, вделанное в деревянный крест, хранится в портике базилики.

Столь же обстоятельны свидетельства паломника монаха Епифания, от которого узнаем, что под Лобным местом, в его время, находились церковь и Адамов гроб; за Голгофою был сад Иосифа (двор открытый и, быть может, даже обсаженный), a к северу от сада темница, в которой были заключены Христос и Варавва. Из разбора показаний Епифания явствует, что новая базилика, сооруженная Модестом, была ориентирована с запада на восток и получила новый ход из атриума св. Гроба, a алтарную абсиду имела уже в восточной части, почему, стало быть, прежний вход через пропилеи и два двора был уже тогда закрыт.

В 1010 г. церковь Воскресения была разрушена халифом Хакимом и вместе с нею Кранион или Лобное место и базилика Константина, a равно уничтожены священные реликвии. Гроб Господень разбит и верхняя часть его (крыша со сводом и часть стен округлой пещеры) разрушена или сбита. Это разрушение совершилось 28-го сентября и при этом разграблены были все церковные имения и захвачена вся утварь храма Гроба Господня. Как велико было разрушение, можно судить по тому, что при осмотре всей ризницы храма Гроба Господня экспедициею «Палестинского 0бщества» в 1891 г., в ней не оказалось пи одного предмета ранее XII века. Однако же, и в данном случае известие о разрушении оказывается обычно преувеличенным или неточным в выражениях. Новая церковь Воскресения, восстановленная между 1040 и 1055 гг., имела, по словам нашего паломника Даниила, те же 12 круглых колонн и 6 сложенных из камня; далее, сохранилась скала Краниона. Арабское свидетельство, записанное до 1080 г., так рассказывает о восстановленной церкви Воскресения: «Церковь настолько велика, что в ней поместится 8.000 человек, и вся разукрашена пестрыми мраморами, резьбою и живописью. Убрана парчою и изображениями. Много золота пошло на ее убранство. Во многих местах изображен там Иисус – да будет над Ним спасение! – сидящий на осле (вход в Иерусалим) и другие пророки». Очевидно, главною церковью стала уже ротонда. Паломник Даниил (1106–1108 г.) много дивился мозаической росписи в этой ротонде: «под верхом исписани суть пророци святии мусиею, яко живи стоять, a над олтарем написан есть Христос мусиею. Во алтари же велицем написано есть Адамово Воздвижение (Сошествие во ад) мусиею; горе вверху написано есть мусиею Вознесение Господне; оба полы олтаря на обою столпу написано есть мусиею Благовещение». Указание на два столба, поддерживающие купол восточной части, свидетельствует, что реставрация времен Константина Мономаха имела своим результатом образовавшие нефа перед абсидою. Однако древний характер храмовой композиции еще удерживался.

Совершенно иное направление получила перестройка храма Гроба Господня при крестоносцах между 1140 и 1165 гг. Постройка производилась без всякого соображения с характером места и его древними преданиями, – быть может, даже с намеренным искажением и уничтожением различных частей, – выделенных греками и окруженных почитанием, с явною целью перерыва в установившихся традициях. He будет лишним сказать, что латиняне хозяйничали на Востоке, и здесь не сумели ничего устроить, хотя бы приняв в свое ведение греко-восточное имущество. Многое спутали по легкомыслию, небрежности и спешности; иное исказили намеренно, но все вообще перевернули вверх дном. Так, крестоносцы, по-видимому, развалили до основания и ротонду и базилику Константина, и из всех мест, прежде освященных преданием, уцелели разве только пещера Гроба Господня, полуразрушенная ранее, и остатки холма Краниона. Поверх образовавшихся, вследствие перестройки, руин был поставлен средневековый полуроманский, полуготический храм, которого обоюдный переходный стиль с удобством отвечал двоякому владению: латинскому и греческому и двойному составу храма: ротонде и церкви Воскресения (греческая часть). Судя по тому, что греческая служба сосредоточена была в пределах церкви Воскресения (собственно прежней базилики Константина или мартириума, которую греки произвольно назвали «Воскресением», так как этим именем звалась ротонда – древний Анастасис), – все места, освященные для поклонения и потому доставлявшие доход, как-то: самый Гроб Господень и различные святыни, расположенные в ротонде и около нее, за исключением Голгофы, перешли в руки латинян. A потому именно в этих исторических пунктах должна была произойти радикальная путаница, так как латиняне, конечно, не стеснялись называть именами этих мест получившиеся вновь капеллы и площадки, не обращая особенного взимания на предание. Конечно, были и в то время греки, могшие точно указать места, освященные преданием, но нам хорошо известна греческая легкость воззрений на предание. Словом, если бы в истории храма св. Гроба не было этого краткого, но для него гибельного периода крестоносцев. то, несмотря на все пожары и землетрясения, разрушения халифов и перестройки греков, все же мы владели бы в этом храме действительные памятники древности, тогда как теперь это только памятник средних веков, и древность, для нас столь священную, приходится в нем «днем с огнем» отыскивать – и в веревочном, и в буквальном смысле. Так, в храме св. Гроба все затемнено и спутано, a глухие потемки, царящие во многих частях современного средневекового храма, произошли именно от этой задачи подведении разных мелких церквей, часовен и капелл под одну крышу.

Географ ал-Идрисий около 1154 г. пишет, что церковь Воскресения, куда приходят паломники из всех стран Востока и Запада земли, имеет врата на западной стороне, а вошедший видит себя под куполом, покрывающим всю церковь (ротонда св. Гроба): «этот купол одно из чудес мира». Напротив стоит священная гробница с двумя дверями, покрытая сводчатым куполом, прочным, красивым и богато украшенным. С восточной стороны большая церковь, а немного на юго-восток от нее – тюрьма Господа Мессии и место Его Распятия. Большой купол кругл, открыт в средине и по окружности его изображены: Господь, пророки, Мария, Иоанн Креститель.

Попытки ориентироваться среди современного состояния храма Воскресения, и путем определения различных его частей и святынь, и анализа их отношения к древности могут дать некоторые твердые основания для будущего исследования. Такое будущее исследование станет, однако, возможным лишь тогда, когда Палестина освободится от турецкого владычества, и еще далее впереди, в том совсем уже неопределенном будущем, когда прекратится исконная вражда греческого Востока и латинства и когда станут немыслимы ежегодно совершающиеся кровопролитные бои между греческими святогробскими монахами и монахами орденов францисканского и доминиканского. Только тогда станут возможны полные и всесторонние раскопки вокруг храма, только тогда станет возможно скупить жалкие хибарки и руины, облепившие ныне храм св. Гроба и препятствующие всякому расследованию. В настоящее время даже простой обзор частей храма св. Гроба доступен лишь с большим трудом внутри и еще более снаружи, так как лепящиеся вокруг св. Гроба монастырские постройки, приюты, дворы и всевозможные пристройки до крайности затрудняют этот обзор. Современный вход в храм св. Гроба, с южной стороны образующий продолговатую четырехугольную площадь, занимает место древнего атриума, находившегося возле Анастасиса. Место этого атриума кончалось как раз там, где теперь начинается эта площадь или открытая паперть храма св. Гроба (парвис, древний парадиз). В настоящее время по этому краю видны базы бывших некогда ограждавших колонн – остаток древних портиков, обходивших четырехугольный атриум. На углу этой площади, в стене дома, доселе сохранилась колонна с капителью, принадлежащей VI-VII столетиям. Современная площадь, однако, втрое уже прежней площадки атриума, а его пределы в ширину можно определить себе следующим образом. С западной стороны – пределом всей местности будет служить оставленный сооружениями Константина подъем всей местности; этот подъем заметен ясно и теперь, когда идешь с площади по лестнице вверх улицы Кантарат-ели-хианы в старую патриархию. Сильвия точно говорит, что «когда утром открываются двери Анастасиса, туда сходит епископ и сходят все монашествующие»: стало быть, в этом месте были такие же лестницы или крыльца, приводившая в атриум Анастасиса из монастыря. На восточной стороне пределом атриума была Голгофа, а если проследить от нее по стене Авраамиевского монастыря, то на краю у его стен оказывается также база от колонны, быть может, уцелевшая на том же месте. Левую сторону площади заняли монастырские пристройки, ныне в виде церквей: Иакова брата Господня, Марии Магдалины и сорока мучеников. С южной стороны, впереди Авраамиевского монастыря, в настоящее время площадь эту покрывает ряд легких каменных пристроек, образующих латинские приделы Марии египетской, и придел Богоматери. Единственно оправдывается в своем наименовании придел Марии египетской, так как назначен приблизительно в том самом месте, где святая начала свое обращение. Немного в стороне от этих двух приделов и в тесном пространстве между ними и современными входом в храм узкая площадка с давних пор образует предмет непрестанных, порою кровавых, споров латинян с греками. Спускающаяся из придела Богоматери лестница принадлежит – вместе с приделом – латинянам; латиняне ее убирают и чистят, и вот они стали мести и чистить площадку, ведущую от этой лестницы ко входу. А по святогробскому обычаю тот метет, который местом владеет, и обратно: если долго метет, то, значит, владеет, а владение этим местом, конечно, весьма интересно: здесь ведь можно пристроить часовню и устроить сбор, и латинянам особенно ненавистно, что греки владеют доселе всею площадью и совершают на ней торжественно свои обряды: умовение ног и т.п. Не далее, как в прошлом 1904 г., на этом месте вздумал мести францисканец, и в результате были свалка и убийство. Вход в храм св. Гроба ограничен ныне одною дверью в левом портале. Порталы – романно-готнческого стиля с замечательными романскими рельефами, современными самой постройке и имеющими свой интерес в истории средневекового искусства. Стена входа разделана в виде двух этажей; верхняя часть в романском стиле, нижняя в готическом начальном.

В недавнее время известный исследователь византийских древностей проф. Стрыговский, в Граце, в своем сочинении Orient und Rom пытается доказать, что весь современный южный фасад храма св. Гроба имеет древнехристианское происхождение или, точнее говоря, целиком сохранился от времен Константина, в базилике которого этот фасад, будто бы, образовывал собою часть атриума, бывшего при ротонде, и потому часть бокового фасада базилики. Все предыдущие исследователи полагали, что современный фасад – средневекового происхождения и при этом приходили к отрицательному выводу по вопросу об уцелевших частях базилики Константина: общее заключение было таково, что ни одной части базилики Константина не уцелело, хотя из ее материалов построены иные части современная здания; так, уже со времен Вогюэ, догадывались, что резной карниз из мраморных плит, украшающий стену фасада по линии разделения двух этажей, относится ко временам Константина Великого, а проф. Стрыговскому легко удалось это утвердить, показав, на сравнении его стильные особенности, но проф. Стрыговский пытается доказать более того; что карниз этот (ризалит) находится на своем первоначальном месте со времен Константина, т.е. что самая стена фасада и вся боковая его сторона, примыкающая к нему с правой стороны, по которой проходит тот же самый карниз, уцелела от древней базилики и что в ней эти стены были наружными стенами атриума ротонды. Как ни заманчива эта гипотеза, – ее произвольность выступает сама собою, ибо от этой стены до стены ротонды остается крайне малое пространство, между тем как Евсевий и многие паломники особенно восхваляют обширный двор или атриум, окружавший Гроб Господень. Сходство современного фасада по своему типу с фасадами восточных, напр., египетских, церквей ясно показывает, что и эти части стен сохранились уже от времен епископа Модеста, но сложены из материалов базилики Константина,

Войдя внутрь храма, сразу переходишь с яркого света в глухие потемки и «два различаешь большую скамью, на которой по-турецки, на корточках, заседает пресловутая стража Гроба Господня. Сейчас же за небольшою папертью, умещающеюся в пределах портала, выходишь в полуосвещенную площадку южного нефа, ограниченную с правой стороны арками Голгофы. С левой стороны легко заметишь среди помоста, посредине, камень местной породы (миззи) длиною семь футов и наполовину шириною, обставленный по краям светильниками и называемый камнем миропомазания, на котором, по преданию, было положено тело Спасителя, по снятии со креста, для помазания ароматами. Что этот камень миропомазания не представляет вовсе исторического памятника и положен в сравнительно позднее время лишь для обозначения места, на котором, по расчетам местного монашества и паломников, могло совершиться помазание (между Голгофою и Гробом), вряд ли может быть сомнение. Однако наряду с другими священными камнями, так сказать, открытыми преданием (ему обязанными своим появлением), каковы: камень кладезя Самаритянки, камень Иакова, камень моления в Гефсимании, камень поста Христова и пр., – и наш памятник идет из средневековой старины, по крайней мере, по своему названию. На одной эмалевой пластинке, укрепленной на древнем образе, находящемся в собрании графа Г. С. Строганова в Риме, есть изображение миропомазания, относящееся к началу XII в. На пластинке эмалью изображено тело Христово, повитое пурпурными пеленами и лежащее на пышном матрасе, покрытом полосатою материей с драгоценными камнями. По сторонам два преклоняющиеся Архангела с рипидами. Греческая надпись читается нами: «Христос полагается и восстанет Бог». Этот полосатый матрас был, по всей вероятности, увековечен, – в силу предания, – большою плитою из пестрого мрамора. О плите этой рассказывает нам наш паломник Антоний, архиепископ новгородский 1200 г.: «Доска, на ней же положен бысть Господь, егда сняша Его со креста, и тогда святая Богородица плакася, осязавши тело Сына своего и Бога и шли слезы ея на доску ту и суть белы видением, аки капля вощаныя, и та доска лежит во Понтократаре монастыре». Другое свидетельство, относящееся к 1903 г., – Робера де-Кляри, в истории взятии Константинополя, – целиком совпадает с Антониевым, добавляя, что эта плита была мраморная. Современная плита в храме Гроба желтого пестрого мрамора.

Голгофа представляет ныне небольшую двухъярусную часовню, причем нижний ярус образуется исключительно небольшой глубокого нишей, слывущей под именем пещеры Адама. В средние века в этой пещере стояли гробницы Готфрида Бульонского и короля Балдуина, поставленные там согласно указанному выше древнему обычаю отпевать на святом месте особенно почетных лиц. Воспользовавшись пожаром 1888 г., греки вынесли эти исторические гробницы и образовали в настоящее время небольшой алтарь. Вместе с этим варварски уничтожен был ряд средневековых латинских надписей, памятей Филиппа Бургундского, Филиппа Испанского и др., и столь же варварски безвкусно обложено все тесаным камнем и устроена ступенчатая лестница, ведущая на верхнюю площадку бывшей скалы, а теперь церкви, состоящей из 2-х капелл: капеллы Распятия, принадлежащей грекам, и латинской капеллы Пригвождения ко Кресту; вся площадка, почти квадратная, занимает не более 40 футов в длину и ширину. Как известно, вся скала покрыта тесаными плитами и только указываемые монахами ямки обозначают, по преданию места водруженных крестов; эти ямы имеют до фута глубины; в расстоянии 2-х аршин от левой ямки показывают окаймленную серебром известную расселину, доходящую до основания скалы и указываемую свидетельством св. Кирилла иерусалимского. По расследованию геолога Фрасса в 1865 г., расселина имеет вид пролома или вулканической трещины. От Голгофы до Гроба Господня насчитывается 40 шагов, – расстояние, приблизительно отвечающее подсчетам древних паломников. Впрочем, вполне понятен сам по себе тот непреложный факт, что существование народной тропы, не зараставшей к этим двум святыням христианства, вполне гарантировало сохранение их на месте и даже в сравнительной неизменности. Правда, теперешний кувуклий Гроба Господня, появившийся со времени пожара 1808 г., после перестройки ротонды в 1810 г., может считаться наименее удачною, наименее художественною и наименее приличною оболочкой величайшего христианского памятника. Так, если современный кувуклий имеет около 8 метров в длину и 5 1/2 в шир. то, по всей вероятности, и первое сооружение Константина не отличалось большими размерами и даже имело, вероятно, то же самое построение, более продолговатое в длину, чем в ширину, т.е. с востока на запад. Современное построение состоит из 3-х частей: придела Ангела, самой пещеры св. Гроба и коптской капеллы, приютившейся на западной наружной стороне кувуклия. Древняя конструкция состояла также из 3-х частей, но третья была с восточной стороны и имела, по-видимому, вид иконостасной низкой балюстрады, имевшей мало выясненное отношение к обряду вспоминавшему жен-мироносиц. Придел Ангела (З 1/2 и 3 метра в шир. и длину), в теперешнем виде есть только возобновление или неумелая реставрация передней прихожей камеры, которая в древности иногда оставлялась открытою. Входная дверь из этой камеры в самую пещеру Гроба Господня приходится в стороне от средней оси; а это и вход, крайне низкий (1,40 метр, выш., 0,70 м. шир. и 0,90 м. глубины), так что и среднего роста человек должен сгибаться до пояса, чтобы войти в дверку, – очевидно, первоначального характера. Эта боковая, открывающаяся в пещеру дверка ничуть не указывает на то, что придел Ангела пристроен не на месте древней камеры, так как часто наблюдается такое боковое помещение входной двери в некрополях. Любопытным предметом придела Ангела является кусок желтоватого камня (подобного мрамору и называемого миззи), положенный на. невысоком каменном пьедестале для поклонения. Этот кусок (Quaresmius не знает его) выдается за кусок подлинного камня, которым закрыт был Гроб Господень и на котором, отваленном, сидя, явился Ангел женам-мироносицам. Обломок настоящего камня (0,45 метр, и 0,35 м.) похож на обломок жерновного обыкновенного камня (0,30 м. выш.), а такими жерновами закрывали, по обычаю, вход в выдолбленную погребальную камеру, устраивая в стороне от этого входа небольшой коридор с повышенным полом – с тем, чтобы, при помещении покойника, скатить камень к устью входа и тем закрыть его, причем коридор этот замуровывался наглухо: таков способ, употреблявшийся египтянами. Такой точно камень открыт в 1891 г. в одном из замечательных склепов в Никифории близ Иерусалима, где были открыты прекрасные резные саркофаги, I-II в. по р. Хр. Что то же самое могло иметь место при погребении Спасителя, свидетельствуют слова Матфея Мф.28:2 и Марка Мк.16:3–4, где выражения славяно-русского перевода «отвалил камень» и «отвален камень» должно было бы (в настоящее время) исправить так: «откачен камень» и «Ангел откатил камень», чтобы вполне точно соответствовать теперешнему греческому ἀττενυ’λιcε. Однако есть свидетельство Виллибальда, паломника 725 г, гласящее (гл. XVIII) о том же камне: «и там перед дверью Гроба лежит известный камень, большой, четырехугольный, по образцу прежнего камня, который Ангел откатил от дверцы пещеры» (monumeииti – памятника).

Трудно было бы найти в исторической науке вещественный предмет или древность, имеющую более интереса, чем св. Гроб, и в то же время предмет более смутный и темный и более неизвестный. С одной стороны, вот уже более полуторы тысячи лет, как к св. Гробу стремится не убывающая, а только изредка перемежающаяся масса паломников всех степеней интеллигентности, а описания св. Гроба можно считать тысячами на всех языках мира. С другой стороны, мы доселе не можем уяснить себе даже первого вопроса, что представляет собою св. Гроб в действительности. Очевидцы, лицезревшие кувуклий св. Гроба, и читатели рассказов о нем находятся в одинаковых условиях: и те и другие одинаково не в состоянии ответить на этот первый и главный вопрос. В то время, как одни, очевидцы, паломники и туристы, решаются утверждать, что они видели св. Гроб, высеченный целиком из скалы и только обложенный снаружи в виде украшения мрамором, другие, обозрев мраморные стены кувуклия, решают весь вопрос абсолютным отрицанием какого-либо древнего памятника, в данном случае имеющегося. Пока вопрос может быть поставлен (но без архитектурного расследования не может быть решен) на основании истерических справок. Из Евсевия и свидетельств паломнических мы знаем, что Гроб Господень был устроен по типу обыкновенных одиночных пещерных еврейских гробниц: 1) Гроб Господень был высечен в живой скале, внутри невысокого холма, в виде двух камер, одна за другою следовавших; иначе говоря, в виде двойной пещеры; первый вход был открытым, а второй закрывался камнем, подкатывавшимся к устью. 2) Пещера была расположена входом на восток, как все еврейские фамильные и одиночные усыпальницы. 3) Пещера была устроена приблизительно на уровне входа. 4) Место погребения имело вид ложа или прилавка, высеченного с боку погребальной камеры, по правую сторону от входа. 5) Обе камеры имели четырехугольную, хотя не вполне правильную форму. Затем исторические судьбы св. Гроба произвели в нем последовательно такие изменения: 1) Пещера св. Гроба была высечена в массиве скалы так, что образовала особый отдельно стоящиий, – среди выровненной искусственно скалистой площади, – мавзолей или памятник, который паломники называют то пещерою, то памятником, то скалою. 2) Пещера имела, по всей вероятности, четырехугольную форму, но, – в зависимости от украшавших ее снаружи решеток, колонн, мраморной облицовки, пристроенных часовен и пр., – приобретала в разные времена, – кроме четырехугольной формы, – многоугольную и потому разнообразно определялась паломниками; для критики их свидетельских показаний (в большинстве обычно неверных) должно иметь в виду, что основная четырехугольная форма св. Гроба (куба, как называет Евсевий) покрывалась сверху полукуполом, конусом, пирамидальною вершиной или же киворием или балдахином на открытых колоннах. 3) По-видимому, уже при Константине первая или прихожая камера была обсечена и вместо нее образована открытая перед входом в св. Гроб передняя, называвшаяся отделением жен-мироносиц, устроенным при помощи низких перил или балюстрад. В результате такого отсечения передней камеры, самый памятник приобретал более целесообразную форму и на всех рисунках св. Гроба, идущих с VI в., изображается в виде одной небольшой погребальной камеры (четырехугольной или круглой) со входом; Ангел, при этом, изображается сидящим вне Гроба на большом поваленном камне. 4) В эпоху паломничества ко св. Гробу в V и VI вв. паломники допускались внутрь св. пещеры для лобызания каменного ложа и получали при этом на память как масло от горевшей неугасимой лампады Гроба, так и частицу земли, приносившуюся извне и освященную прикосновением ко св. Гробу. Реставрация всей базилики св. Гроба при Модесте, изменив украшения св. Гроба, оставила, по-видимому, его первобытную сущность в прежнем виде: натуральной скалы, высеченной из холма и содержавшей внутри пещеру с высеченною в одной из ее стенок лавкою или ложем. Наружный вид памятника имел, по-видимому, ту же четырехугольную форму с коническим верхом, обставленную девятью колоннами по низу, из которых четыре стояли перед фасадом часовни и окружали камень Ангела; внутренность св. пещеры была натуральною скалой, покрытой, по-видимому, особою решеткой для ограждения от паломников, уносивших ее частицы; в этой пещере могло одновременно помещаться не более трех человек (и то стоя), которые могли легко касаться потолка рукою; ложе находилось на северной стороне, по стене вправо от входа; это ложе представляло плоский прилавок в стене, на котором могло бы поместиться одно вытянутое тело; на известной высоте (не более двух футов) в стене виден был, выступающий поверх ложа, неглубокий карниз, который придавал всему этому месту вид невысокой ниши. Так как, по свидетельству Аркульфа, в пещере св. Гроба горело уже 12, а впоследствии 15 ламп, то, – нужно думать, – сводчатый потолок камеры должен был быть в это время, или даже и ранее, приоткрытым вверху.

В 1010 г., при халифе Хакиме, церковь св. Гроба подверглась страшному разрушению, исполненному, по повелению самого халифа, наместником Рамле. Хаким начал преследования христиан через 7 лет по вступлении своем на престол, когда ему было только 11 лет и 5 месяцев, – стало быть, в пору своего совершеннолетия, когда власть легко опьяняет наделенного ею. Год разрушения храма Воскресения показывается арабскими источниками разно: в 398 г. и 400 г. Гиджры. При этом должно сказать, что аль-Хаким был не только жесток по природе, но характера непостоянного и вспыльчивого, а под конец даже был душевно больным и в своих преследованиях доходил до нелишней мелочности: запрещал христианам одеваться в черное, опоясываться кушаками; во время Вербной недели воспрещал украшение церквей, процессии и ношение пальмовых ветвей; отнимал завещанные монастырям имущества, захватывал и жестоко пытал писцов-христиан, принуждая их принимать ислам; требовал от христиан ношения тельных крестов на груди и от евреев – колокольчика; разрушал церкви, дозволял и устраивал разгромы христианских кварталов, удалял христиан с должностей, срывал кресты с церквей и приказывал уничтожать наружные фрески и иконы; способствовал эмиграции христиан и евреев. Однако же, при всем этом халиф аль-Хаким с одной стороны был исполнителем обычного мусульманского фанатизма, а с другой – разумным мусульманским политиком, так как усиление христиан (главное ядро которых состояло из греков) при владычестве предыдущих халифов уже давно нарушило допускаемые понятною осторожностью границы.

Но в то время, как нам обстоятельно известны все распоряжения халифа аль-Хакима относительно христиан Палестины, нам остаются смутными обстоятельства разрушения храма св. Гроба и при этом самый важный пункт – вопрос о разрушении пещеры св. Гроба. Свидетели, очевидцы и хроникеры, как европейские, так и арабские, единогласно повторяют общую фразу: храм св. Гроба был разрушен до основания. Но, во-первых, мы хорошо знаем цену слов средневековых историков и особенно арабских хроникеров. Выражения «разрушен до основания» или «сравнен с землею» употребляются слишком часто для того, чтобы принимать их в буквальном смысле. Особенно мало отдают себе отчета в своих словах арабы, и всем известны картинность и гвперболизм их языка. Они в значительной степени должны быть умалены критикою. Доселе мы видим колоссальный руины, почти целиком стоящие, стены зданий, о которых у историков сказано, что они были разрушены до основания. Притом, в древности ни разрушение, ни пожар никогда не бывали окончательными по той простой причине, что фундаменты в то время – кроме римлян – не устраивали в материковой земле, а выкладывали в мусоре руины. Затем, выражение европейских паломников о том, что самый гроб Господень был сломан язычниками или был разрушен, но при этом арабы не могли уничтожить самого «камня памятника» (lapidem monamenti), показывают, что и здесь разрушение не было окончательным. Очевидно, если рассказывают, что язычники не могли уничтожить всего памятника (пещеры св. Гроба) целиком и пробовали его разрушить огнем, то дело идет о массивной скале, из которой состоял св. Гроб. Вероятно, арабы, разбили топорами весь верх пещеры, разложили огонь на нижнем обрубке, чтобы от жара потрескался массив, – и на этом остановились. Всем известно, что человеческая способность к разрушению, будучи весьма экстенсивною и заразительной, в то же время быстро удовлетворяется и, как всякая страсть, гаснет тем быстрее, чем она ярче. Конечно, все дошедшие до нас записи – частью плод воображения и слабой памяти, но, может быть, в той части рассказов, которая говорит, что самое ложе Гроба Господня сохранилось, уцелел факт действительности. Можно быть уверенным, далее, что, так как паломники продолжали притекать ко св. Гробу и милостыня получалась тем обильнее, чем более бед выпадало на долю святыни, то существование остатков св. пещеры было обеспечено человеческим вниманием, задолго до 1148 г., когда решено было восстановить самый храм. Правда, на место прежней натуральной пещеры и живой скалы теперь должны были уже над ее остатками сложить из камней часовню св. Гроба. Эта постройка на средства, данные Константином Мономахом, была, вероятно, выполнена в византийском стиле, т.е. имела вид круглого, свободно посреди ротонды стоящего мавзолея в два или даже три яруса. Мы доселе не знаем и не можем указать точного изображения этого памятника. Напротив того, мавзолей, построенный на месте этого византийского сооружения, уже разрушившегося в 1555 г. Бонифацием из Рагузы, сохранен для нас в многочисленных рисунках с него, исполненных до 1808 г. Это был шестиугольный, обставленный готическими аркадами по низу массив, сложенный из тесаного камня и украшенный наверху готическим балдахином: готический пошиб позднего времени напоминает постройки Адриатического побережья. В 1808 г. произошел известный пожар, и часовня св. Гроба подверглась разрушению, а в 1810 г. на ее месте построена современная массивная часовня греческим архитектором. Уже во время перестройки Бонифация обнаружилось и было засвидетельствовано, что первоначальный массив пещеры сохранился только в основании ее и в виде небольшого возвышения поверх его общего уровня, т.е. каменного прилавка, не выше 2-х футов с небольшим углублением в несколько дюймов вверху. В настоящее время все стены снаружи и внутри часовни облицованы мрамором и натуральной скалы нигде видеть нельзя. Самое ложе совершенно закрыто мрамором наглухо и требуется верить, что под плитами мрамора есть натуральная скала. Лежанка или лавка, облицованная ныне мрамором, имеет в длину 2 метра, в ширину 80 сант. и в вышину 60 сант. Остатки древнего Константинова монумента, разрушенного Хакимом и, по-видимому, разобранного и распроданного, в свою очередь, по-видимому, составили для Запада своего рода святыню. По крайней мере, на существование такого рода остатков можно указать в Константинополе. Паломнический рассказ Антония, архиепископа новгородского, в двух местах свидетельствует: «Преже поклонихомся святей Софеи и Пресвятого Гроба Господня две досце целовахом и печати гробныя»; и еще: «Во притворе же (в Святой Софии) за великим олтарем вчинены во стене Гроба Господня вехняя доска и посох железен». Очевидно, здесь разумеются облицовочные плиты от Гроба Господня, т.е. от часовни или кувуклия, а так как паломничество Антония падает на 1200 г., то естественно думать, что эти плиты (Риан называет их вполне точно: tabulae), появившиеся в Цареграде, принадлежали разобранному после разрушения халифом памятнику.

Если представить себе мысленно проведенную через средину пещеры св. Гроба ось (см. рисун. 14, линия Д), то эта линия прорежет по самой середине греческий храм Воскресения, заместивший собою прежний мартирион (несравненно меньшего размера) на месте прежней абсиды или даже алтарной части Константиновой базилики (пресвитериума). Потребны особенные усилия ученых архитекторов, чтобы путем мельчайших разысканий и в стенах и сводах нынешнего храма Воскресения открыть какие-либо остатки древностей и объяснить, почему возникло это странное центральное здание, вернее – целый храм, внутри общего храма и почему рядом с куполом ротонды поместился купол этого храма Воскресения. На теперешний поверхностный взгляд, вся эта часть был ранее средним нефом и, по всей вероятности, не имела купола, кроме купола ротонды, но имела две абсиды, западную и восточную. Подобного рода средневековые готического периода храмы с двумя абсидами известны в нескольких примерах не в одной Германии и согласно излюбленным обычаям западного средневековья, видимо, перенимали освященный образец. Вместе с падением латинского королевства, греки, приняв вновь обладавшие святыми местами Иерусалима и желая перетянуть к себе, хотя номинально, полное обладание, восстановили древнее имя церкви Анастасиса, которое собственно принадлежит ротонде, а затем отделили храм Воскресения от остальных владений. Вследствие этого храм Воскресения оказался чрезвычайно малым, а его алтарь донельзя стесненным и два патриаршие монументальные места «пришлись почти у самого иконостаса. – На той же самой линии средней оси, в средине купольного пространства поставлен, очевидно в новейшее время, небольшой мраморный стол, не более аршина. Это есть так называемый пуп земной, омфал, средоточие вселенной. Появление такого знака, упражняющего изобретательность святогробских проводников-монахов, объясняется исконною легендой, сложившеюся еще в ветхозаветном Иерусалиме, сначала о том, что иерусалимский храм есть средоточие земли. Известный стих (12-й) 83-го псалма: «Бог же Царь наш прежде века: содела спасение посреде земли» распространил эту иерусалимскую традицию и вызвал благочестивые мечты, (в слове патриарха Софрония на праздник Креста) о «среде земли» в том именно месте, где пострадал Господь. Затем именно уцелевшая горка, на расчищенной площади Голгофы, стала этим средоточием. или омфалом, который через некоторое; время упоминается особо среди двора или Иосифова сада: в одной из миниатюр греческой рукописи Миней в Тифлисе видно изображение отрока Иисуса, пророчествующего о Мессии среди учителей иерусалимского храма; там представлена та самая сигма или полукружие, что находилось за Крестом в базилике Константина, а посреди ее плоское круглое вымощенное плитами возвышение, которое, вероятно, означало собою омфал.

Идя от ротонды по Дверному нефу храма, встречаем семь аркад Пресвятой Девы, – предполагаемые остатки Константиновой базилики. Но эти остатки византийской колоннады явно происходят из постройки времен Модеста, так как даже все капители этой колоннады тожественны с капителями мечети Ель-Акса, а эта мечеть построена из материалов, взятых от различных. разобранных арабами, церквей Иерусалима. Капители все относятся к IV-VI вв. В конце этого нефа имеются два небольшие придела: уз Господних и темницы Господней. Образование легенд, относящихся к этим приделам, относится уже к средним векам и связано, между прочим, с так называемым «столпом бичевания Господня». Было бы излишне перечислять, сколько обломанных колонн бичевания появилось, начиная с VIIІ в., на Востоке и Западе. Главный памятник этого рода существовал в Константинополе перед латинским завоеванием (упоминается у нашего паломника Антония). Наиболее известные находятся в настоящее время: в храме св. Гроба (у греков и у латинян) и в Риме (в. ц. св. Пракеседы, капелла Зенона и колонны). Обзор различных приделов: св. Логгина, Разделение риз, Поругание, расположенных в окружном коридоре, обходящем стену алтаря храма Воскресения, был бы бесполезен в частностях, так как все эти части безусловно архитектурного происхождения, но не исторического, а наименования их произвольны.

Между двух приделов в юго-восточной части этого коридора находится покатый сход в «особую церковь, ныне называемую приделом се. Елены. Эта маленькая церковь занимает собою место прежней крипты в базилике св. Константина, устроенной над местом обретения св. Креста еще во времена Константина Великого. Отсюда издавна существует мнение о том, что церковь составляет остаток этой базилики, и что 4 колонны, поддерживающие средний крестообразный, открытый посредине, свод этой церкви, относятся ко времени Константина; но это мнение относится еще к детскому состоянию византийской археологии в 50-х г. XIX в. Колонны этой крипты низки, половинного размера против низкой византийской колонны; капители к ним не подходят – ни по величине, ни по ширине, и потому каменотесы приладили их к этим столбам, стесавши весь нижний пояс. По рисунку же капители тожественны с северным нефом храма и мечетью Эль-Акса, а потому самая постройка, очевидно, относится или к концу VII, или даже к VIII в.

Действительные остатки Константиновой базилики найдены, однако, и притом в таком отдалении от современного храма и в таком месте, где ранее мало кто их ожидал: таковы открытые в 1883 г. с восточной стороны храма по базарной улице Хан-Эс-Зет монументальные развалины пропилеи Константиновой базилики. Открытие произведено путем продолжительных раскопок, предпринятых «Православным Палестинским Обществом». Правда, еще ранее остатки гранитных колонн, пилястра и стены, образующих портал, выдавались ранее из земли и дали повод некоторым исследователям догадываться, что в них скрываются развалины пропилей Константиновой базилики. Другие исследователи дополняли эти догадки соображением, что так как руины ниже уровня земли в западной части, то возможно, что от них первоначально вели вверх ступени. Стало быть, можно было предполагать открытие своего рода монументальной лестницы, вводившей в атриум древнего храма. Таковы были заключения палестинской комиссии, раскрывшей от земли эти остатки, и в особенности заключение известного Вогюэ, произведшего раскопки на месте этих остатков, что общий стиль их вполне подходит к царствованию Константина Великого. Но, вместе с базами колонн, остатками самих колонн, найдены: во-первых, древняя стена, в виде нескольких, не потревоженных на своем первоначальном месте, устоев, и, во-вторых, остатки тройной монументальной арки. Вогюэ счел эту стену остатком второй иерусалимской городской стены, уцелевшей до времен Константина и дополненной гладкою римскою кладкой извнутри. Вогюэ ошибочно думал, что тройная арка построена на место древняя входа в город: предположение, мыслимое только в том случае, если бы эта арка составляла часть триумфального сооружения, на какое она вовсе не походит. К этим раскопкам до 1872 г. были сделаны значительный дополнения ориенталистом Клермоном Ганно в 1874 г. (ученые результаты его исследования появились впервые только через 26 лет). Ученый ориенталист верно заключил, что ворота принадлежат византийской эпохе и являются притом памятником сборного характера; он заметил также между этими воротами и древнею стеной помост из плит на разных уровнях, и указал их разновременное происхождение; обнаружив на большом пространстве древнееврейскую стену с выпусками по наружной ее стороне и с римскою кладкою внутри, он определил все дальнейшее в качестве ряда различных средневековых сооружений. Обширные раскопки, произведенные в 1883 г. «Палестинским Обществом» под наблюдением архимандрита Антонина, на всем пространстве Русского места, вскрывши почти все то целое, на чем ранее разрозненными частями являлись все эти остатки, объяснили ряд накопившихся ранее недоумений: отысканная колоннада пропилей представляла отклонение против оси храма Воскресения в южном направлении, очевидно, в результате того обстоятельства, что строители базилики воспользовались древнееврейскою стеной. Принявший участие в расследовании местности разрезов, уровней и стен, отовсюду примыкавших к пропилеям, архитектор Шик пытался даже определить направление базилики по южной, восточной и частью западной стороне ее: по его наблюдениям (см. его план: рисун. 14), восточная и южная стены базилики совпадали с ныне открытыми остатками; западная же стена проходила там, где в современном храме св. Гроба находят много остатков древних стен и где скала выходит на поверхность земли; в северо-западном углу двора абиссинского монастыря сохранился также остаток базилики, составлявший угол, который соединял средний неф с наружным портиком. К сожалению, главное внимание архитектора Шика, а затем и «Палестинского Общества» сосредоточилось на значении древнееврейской стены, вошедшей в состав пропилеев. Но вместо того, чтобы определить возможно точнее эти реальные остатки, – архитектор Шик предварительно построил из них своего рода фантастический замок в виде претории, будто бы здесь бывшей, древней стены городской, здесь проходившей, триумфальных ворот, ведших в преторию и заменивших (ненадолго и только в воображении самого архитектора) католическую арку: «Се человек». Наконец, большая плита, оказавшаяся в помосте, стала здесь порогом Судных врат, через которые прошел Спаситель, ведомый на суд в преторию. Таким образом, создан был так называемый «божественный путь», которым будто бы проведен был Спаситель и который должен был для православных поклонников заменить Via dolorosa – Страстный путь, ныне находящийся в заведывании католиков, ими легендарно обстановленный и ими обслуживаемый. В заключение – по этой гипотезе – абсида Константиновой базилики переместилась на восточную ее сторону, т.е. на место атриума, а лицевой фасад оказался со стороны церкви св. Гроба. Клермон-Ганно решительно высказался против этой гипотезы: куфическая надпись, им открытая с восточной стороны, указывает ясно на существование здесь входной лестницы или монументального крыльца, ведшего в преддверие или на паперть базилики или, что тоже, ее пропилеи. Главная стена пропилеи первоначальна, как видно по безупречной линии кладки. Кладка стены, к которой примкнута арка, также древнейшего периода, но самая арка – византийского происхождения и капители ее относятся к VII или VIII в. Значит, видеть в настоящем памятнике что-либо, кроме остатков Константиновой постройки и византийских переделок, пока немыслимо.

Таким образом, остается нерешенным вопрос об остатках Константиновой базилики, так как при всех ее переменах и разрушениях должны были уцелеть и находиться где-либо в Иерусалиме те многочисленные ее колонны (по всей вероятности монолиты), которыми она была украшена: таковых колонн в пределах современного храма не оказывается, а потому надо их искать в ином месте. Единственное здание современного Иерусалима, представляющее целый ряд колонн (12 во внутренней колоннаде) цельного характера и выполненных для одного здания из разных редких. пестрых мраморов – желтого с черным, розового, пурпурного, зеленого и пр.: их капители по стилю IV в. и ясно указывают, что вся эта внутренняя колоннада происходит целиком из базилики Константина. Равно 16 колонн внешней колоннады также по капителям относятся к IV в. и только портики, окружающие октогон Омаровой мечети и носящие громкие названия райских врат и т.п., относятся к позднейшему времени, что достаточно ясно свидетельствует, что мечеть эта собрана из древнехристианского материала, разобранного арабами.

Так называемая Омарова мечеть или – точнее – мечеть Скалы, не будучи вовсе постройкою самого Омара, по точным данным есть постройка Абд-Ель-Мелека в 691. г. Сооружая эту мечеть, прозванную у мусульман Куполом Скалы (Кубетт-эс-Сахра), Абд-Ель-Мелек задался целью отвлечь мусульман от священ. паломничества в Мекку и побудить их совершать предписанный им хадж в Иерусалиме. Главную роль в данном случае играла свящ. иерусалимская скала, покрытая этим куполом и долженствовавшая заменить «Черный Камень» (Каабу). Поэтому вокруг Сахры совершались такие же процессии, как вокруг Каабы, отмененные впоследствии Аббасидами. Во время праздника закалывали там жертвы, скалу мазали благовонными мазями, обкуривали фимиамами. Купол был позолочен, покрывался особыми покровами, такими же покровами покрывалась скала и над ней были повешены рога «Авраамова барана» и венец Хозроя. Причина такого почитания скалы относится к ветхозаветным сказаниям, с нею связанным. В талмудической мифологии она является камнем фундамента, которым Бог запечатал от начала устье преисподней, написав на этом камне святейшее имя (Божие, неизреченное, какое обычно читается «Иегова»). Камень этот лежит над пропастью и удерживает мир от потопления его волнами преисподней. Это есть камень основания, от которого распростерты четыре страны света. Моисей Маймонид (XII в.) объяснял: на западной стороне храма Соломонова во Святом Святых был камень, на котором стоял ковчег завета, урна (стамна) с манною и жезл Ааронов. Но Соломон, предвидя разрушение храма, сделал в скале святилища особенное подземное место для сокрытия ковчега, в случае надобности. В этом тайном месте сокрыты священные принадлежности святилища, так что во втором храме их уже не было и они невидимо стояли в пещере скалы. Со времени последнего разрушения храма Камень как бы утратил свою чудодейственную силу и о нем замолкли рассказы. Но уже в первые столетия христианства скала вновь стала предметом поклонения. Бордосский путник (330 г.) рассказывает: «На том самом месте, где был храм, построенный Соломоном, на мраморе перед жертвенником, где, говорят, некогда пролита была кровь Захарии (Мф.23:35), видны по всему помосту следы обуви убивших его воинов, – словно отпечатанные в воске. Здесь же две статуи Адриана, а недалеко от них пробитый камень (lapis pertusus), к которому раз в год приходят иудеи, помазывают его, с воплем рыдают, разрывают свои одежды и затем удаляются. Здесь же дом Езекии, царя иудейского. Также, – если выйти из Иерусалима, чтобы подняться на Сион, – на левой стороне и внизу в долине, возле стены, находится водоем, называемый Силоам, имеющий четыре крытые входа, и другой большой водоем вне города. Источник этот течет в продолжение 6 дней и ночей, на 7-й же день, который есть суббота, он вовсе не течет ни днем, ни ночью». Выражение путника «пробитый камень» происходит от того, что под юго-восточною частью Священной Скалы есть священная «пещера духов», в которую сходят по лестнице в 16 ступеней, длиною в 25 фут. и шириною 20 фут. при глубине 11 фут. В этой пещере есть плиты Давида и Соломона, места Авраама и Илии и заложенный колодезь, известный под именем «Источника Духов». Бордосский путник не даром связывает площадь Соломонова храма с Силоамским источником, так как Путник (итинерарий) Антонина из Пьяченцы передает со слов местных гидов, что «возле жертвенника Авраама, на котором он намеревался принести в жертву Исаака и где принес жертву Мельхиседек, есть расселина, к которой если приложить ухо, то услышишь плеск текущей воды, и если бросишь яблоко или что другое, что плавает, и пойдешь к источнику Силоамскому, то найдешь его там». Арабские предания, занесенные в хроники, приписывают уже самому Омару новое освящение скалы, передавая, будто бы, по завоевании Иерусалима, он немедленно отправился на площадь храма Соломонова, а по иным преданиям, обратился к патриарху Софронию с вопросом, где мечеть Давида или храм Соломона; патриарх водит его то в храм св. Гроба, то на Сион и под конец приводит на площадь храма Иерусалимского. Взойдя на площадь храма, Омар, яко бы, воскликнул: «Вот то, что нам описал Божий посол». Патриарх Евтихий утверждает, что, при своем посещении, Омар приказал очистить скалу от векового мусора, первый подавши тому пример. С течением времени скала получила прозвище «висячего камня» и прославлена легендою о ночном путешествии отсюда «пророка» (Магомета) на небеса. Во времена крестовых походов, мечеть Сахра была обращена, как известно, в христианский храм, под названием храма Господня (орден храмовников или тамплиеров), и присутствие камня было связано уже с легендою о лествице Иакова; далее, о крови Захарии, запекшейся на камне. Таким образом, эта скала Иерусалима, тоже высеченная из почвы, наподобие памятника, средоточие земли, источающее из себя воды земные, рано должна была стать в связь с символическою скалой, служащею подножием Спасителя, в образе учителя вселенной. Именно такая скала или холмик, под ногами Спасителя, или Доброго Пастыря или даже Агнца, изображается на множестве древнехристианских памятников: саркофагах и мозаиках; из этой скалы изливаются 4 источника, которые впоследствии стали истолковываться в качестве символа 4-х Евангелий.

Гипотеза о христианской постройке современной мечети Ель-Акса, заявленная целым рядом западных ученых, не выдерживает никакой научной критики: ее основанием послужили, очевидно, христианские материалы, взятые для этой мечети, в виде колонн и их капителей, относящихся к VI в. или, точнее, к Юстиниановской эпохе. Напротив того, здание Золотых ворот, некогда служивших входом на площадь Харама, – если выделить в них арабскую переделку, – по конструкции своей и всей орнаментике, относится целиком к византийской архитектуре VI столетия и представляет собственно христианский памятник. «Золотые ворота» были пропилеями всего священного участка иерусалимского храма и, по всей вероятности, существовали еще в ветхозаветный период. Они помещаются, однако, на восточной стороне города, которая, будучи ограждена стеною от глубокого ущелья Кедронского потока, была обращена на Масличную гору и на простирающуюся отсюда к Иордану горную пустыню. В ветхозаветном периоде здесь существовали на северной стороне, там, где оканчиваются жилые кварталы, – ворота; через которые произошел торжественный вход Спасителя в Иерусалим. Что же касается той части города, которую занимает храм, то здесь была только глухая калитка, из которой, как известно, еврейский первосвященник выпускал «козла отпущения» в пустыню. Остается непонятным, кому и зачем понадобилось устраивать торжественные пропилеи, в наиболее глухом углу Иерусалима: как известно, «3олотые ворота» были всегда триумфальными воротами на главных входных путях византийских столиц. Пышный фриз, украшающий внутренность этого здания, и его капители носят характер VI-VII в.

Развалины византийского храма св. Анны, матери Пресвятой Девы, занимают обширное пространство вокруг современной латинской церкви. Здесь, под остатками самого монастыря, обнаружена площадка небольшой византийской церкви и сбоку от нее лестницы, сводящие в обширное подземелье, укрепленное высокими субструкциями и сводами коробового типа, также, по всей вероятности, византийского происхождения. Эти своды являются жалкими остатками великолепного сооружения древних галерей «Овчей купели». Антонин видел в этой купели 5 портиков, из которых в одном была помещена даже большая базилика Девы Марии. Патриарх Софроний в 20-й оде (по изд. Миня т. LXXXVII, стлб. 3821–3) говорит: «Войду во святую Овчую купель, где Марию родила честная праматерь Анна. Сойдя вниз в храм, облобызаю церковь Пречистой Богоматери и пройду на средину площади, где Дева-Царица родилась в отеческих палатах; где расслабленный, взяв свое ложе, вышел наверх, повинуясь велению слова; я увижу то самое место». Прекрасная колонна, стоящая еще на пьедестале, украшенном эмблемою креста, среди монастырского сада, очевидно, уцелела от базилики, – постройки, по-видимому, V в. В саду повсюду размещены остатки мраморных иконостасных балюстрад, амвона и капители древнего храма, происходящей, видимо, из той малой византийской церкви, которая ныне открыта над самою купелью (вернее – над местом этой купели).

Высокий интерес принадлежит развалинам церкви св. Стефана, находящимся вне города за Дамасскими воротами, в пределах обширного доминиканского, монастыря, на месте древней церкви, построенной императрицею Евдокией, переделанной в VIII в., разрушенной и вновь восстановленной крестоносцами в 1099 г., а затем вновь и уже окончательно разрушенной и даже, как оказалось, разобранной. – Мощи великомученика были открыты в IV в., при чудесных обстоятельствах, о которых сохранился подробный рассказ. В результате видений священнику Лукиану были найдены в гробнице им указанные 3 гроба, снабженные погребальными стелами, на которых читали надписи. По этим надписям открыли, что гробницы принадлежали великомученику Стефану, тайному ученику Иисусову – Никодиму и Гамалиилу. При следующем архиепископе иерусалимском Ювеналии (428–458 г.) решено построить на месте открытия мощей великомученика базилику. Построение этой базилики было главным делом императрицы Евдокии, умершей, однако, в 460 г. до ее окончания. Возле самой базилики был устроен большой монастырь, порученный каппадокийскому игумену Гавриилу, замечательному начетчику своего времени, скончавшемуся на 80 году жизни. В этой базилике собрался монашеский собор 11-ти лавр, основанных св. Саввою, против монофизитства, покровительствуемого императором Анастасием. Житие св. Саввы, составленное Кириллом скифопольским, сообщает о 10-ти тысячах монахов, сошедшихся по этому случаю; иного места для их собрания, кроме громадной базилики Стефана, в пределах Иерусалима не оказывалось. Именно здесь, с высоты амвона, была произнесена анафема Несторию, Евтихию, Северу и Сотерику и всем, кто не покоряется Халкидонскому собору. При персидском завоевании храм был разрушен, раки мощей и гробница самой Евдокии, бывшая возле них, была уничтожена, церковь обрушена и монастырь уничтожен. С 650 г. базилика св. Стефана упоминается всеми уже в виде развалин, а во времена крестоносцев она замещена только небольшою часовней. Восстановление святилища началось только с переходом обширного участка во владение доминиканского ордена, к которому перешла и небольшая православная церковь. В 1883 г. начаты здесь были обширные раскопки, продолжавшиеся 4 года и закончившиеся открытием ипогея, а затем и площади большой базилики 40 метров длины. Впрочем, кроме плана, базилика эта ничего не сохранила и колонны ее, очевидно, пошли на арабские постройки. Немногие сохранившиеся в ней капители относятся уже к позднейшему византийскому времени.

От других знаменитых базилик и церквей Иерусалима не осталось ничего, кроме жалких средневековых грубых построек, заменивших великолепные сооружения древности. Так, о красоте церкви, построенной на Елеоне, в ознаменование Вознесенья Господня, говорят уже Сильвия и Бордосский путник, относящий эту базилику «дивной красоты» к постройкам Константина. Уже в древности явилось разногласие по вопросу о месте, на котором построена была эта церковь: по одним паломникам, она была воздвигнута там, где Господь вознесся, по другим – там, где Господь проповедовал ученикам. Евтихий лионский (около 440 г.) сообщает, что на Масличной горе есть две церкви: одна на месте проповеди, другая на месте Вознесения. Из различных свидетельств видно, что церковь Вознесение Smbomon – ῾Εμβω’μονне была собственно базиликою, но особенного рода сооружением, круглой формы вроде. Анастасиса, а другая церковь была базиликою и построена была, по-видимому, над какою-то пещерой, в которой, по свидетельству Феодосия (§ 63), Спаситель учил Своих учеников; пещера называлась «Мази». Тот же паломник Феодосий сообщает (§ 71), что на Масличной горе есть место «Анкона»: там построена церковь, откуда близко церковь, где погребена св. Фекла (Текла, Пелагия), а то место называется Виффагия. Аркульф (670 г.) сообщает: «На всей Масличной горе нет места выше того, с которого Господь, по преданию, вознесся на небеса, и где стоит большая, круглая церковь, имеющая тройные в окружности портики, сверху покрытые сводами. Внутренность этой церкви, без крыши и без свода, стоит под открытым небом и в ее восточной части находится алтарь, прикрытый узкою крышей (Очевидно, накрытый только раковинным сводом наподобие ниши). Таким образом, это внутреннее здание церкви не имеет вовсе сводчатого покрытия с тою целью, чтобы с того места, на котором встречаются последние следы Господа, был всегда открыт молящимся путь для взора на небо, куда поднялся Господь в сиянии облачном». К этому тексту Аркульфа представлена в плане сама круглая церковь, изображенная в виде З-х концентрических кругов, которые должны обозначать собственно три яруса стен и сводов. Четвертым внутренним кругом в рисунке Аркульфа, видимо, обозначено отверстие в своде церкви, лишенной крыши и купольного покрытия. Аркульф сообщает легендарную причину этого обстоятельства, явно придуманную или провожатыми, или самими паломниками. «По преданию, когда базилика эта строилась, средина храма, сохраняющая следы Господа, не могла быть покрыта общим помостом, потому что, лишь только этот помост настилали, земля под ним сама поднималась, засыпая глаза рабочим». «Ибо здесь сохранилось от века свидетельство в виде следов Господних, напечатленных в земном прахе. «Все место это окружено медным круглым колесом, – вышиною в человеческий рост, – в средине которого отверстие, а через него можно видеть следы Господни. В боку колеса устроена дверь, – для того, чтобы входящие внутрь могли, протянув руку, брать с собою на благословение частицы освященного праха. Следы освещаются большою лампадой, горящей поверх днем и ночью. В западной стене церкви сделан ряд окон застекленных, в которых извнутри помещенные на цепях лампады горят рядами. Свет этих лампад с такою силой распространяется наружу, что им освещается не только прилегающая к базилике часть горы, но и подъемы из Иосафатовой долины к городу Иерусалиму и подступы по ступеням – особенно в темные ночи – и даже некоторая часть города с той же стороны. Столь же подробно рассказывает Аркульф о том, как в самый день Вознесения ежегодно на Елеоне бывает сильный ветер и буря. По показаниям Виллибальда, около 726 г. на Масличной горе была также церковь, где Господь перед страстию поучал учеников Своих (Мф.26:40–41). О ней же говорит кратко Аркульф, так как она, по-видимому, была разрушена арабами. Виллибальд повторяет все подробности, сообщенные Аркульфом о церкви Вознесения, прибавляя, что «сверху она открыта и не имеет крыши и что в ней у северной стены стоят 2 колонны, в память Ангелов, говоривших Апостолам по Вознесении» (Деян.1:11), но с такою добавкой легендарного характера: «человек, прошедший между стенами и колоннами, освобождается от грехов». Нечто подобное показывают и ныне в мечети Ель-Акса – в виде колонн, поставленных так тесно, что человек не может между них пролезть. В настоящее время на Елеоне есть средневековая ротонда, заступившая место древнего храма, но уже вымощенная внутри; далее, новая церковь Вознесения, построенная посредине склона Масличной горы к Иосафатовой долине, приблизительно в окрестностях того места, где стояла церковь Проповеди Христовой (над пещерою или криптой). Но все место склона горы в Иосафатову долину оказалось, кроме того, покрыто остатками древних усыпальниц, отмеченных многочисленными найденными здесь мозаическими полами V-VII столетий: эти мозаические полы украшали собою часовни усыпальницы знатных и богатых людей, приезжавших в Иерусалим со специальною целью погребения в Св. Земле, в том месте, где должна прозвучать труба Архангела при втором пришествии. Великолепный мозаический пол V в. одной из Елеонских усыпальниц покрыт теперь особою пристройкой к дому русского приюта, устроенного архим. Антонином. Верх холма, близ этого приюта, обнаружил ряд еврейских гробниц, в которых найдены погребальные урны и различные древности. Мозаические полы на месте усыпальницы и надгробные плиты найдены также рядом с Елеоном на холмике, получившем прозвище «Новой Галилеи».

Церковь Успения Божией Матери под Масличной горою и близ долины Иосафатовой находится в том поперечном ущелье, которое, начинаясь от Дамасских ворот, идет вдоль Иерусалима и входит в долину Кедронского потока; оно уже в древности называлось и ныне кратко зовется «Гефсимания». Антонин сообщает: «В самой же долине Гефсимании есть базилика св. Марии, которая, говорят, была ее домом, в коем она была взята от тела». Аркульф 670 г. рассказывает, что «церковь эта выстроена в 2 этажа и нижняя часть, под каменным помостом, выполнена замечательно в круглой форме, а в ее восточной части находится алтарь и по правую его сторону стоит каменная пустая гробница св. Марии, в которой некогда она покоилась погребенная. Но из этой гробницы каким-то образом, в какое время и какими лицами святое тело ее было вынуто и в каком месте оно ожидает воскресения – никто, как передают, наверное знать не может. Входящие в эту нижнюю круглую церковь св. Марии видят вделанный в правую часть стены камень, на котором Господь, на поле Гефсиманском, в ту ночь, когда Иуда предавал Его в руки грешных людей, молился, преклонив колена, перед часом предания Его. На этом именно камне видны следы обоих Его колен, как бы напечатленные глубоко в мягком воске». Другие свидетельства Виллибальда VIII и IX в. также согласно упоминают о существовании церкви Успения в Иосафатовой долине, на восточной стороне Иерусалима и в ней гроба Богоматери, «хотя пустого, но сохраняемого в память ее», что, по-видимому, показывает, что эта церковь долее других сохранялась неразрушенной). Однако крестоносцы нашли только развалины церкви и только в 1150-х годах Мелизенда, дочь 4-го иерусалимского короля, построила новую церковь, сохранившуюся до настоящего времени и уже теперь почти целиком принадлежащую грекам и другим восточным исповеданиям.

Гора Сион в древнейшую пору христианства уже была покрыта христианскими молитвенными домами: об этом свидетельствует Евхерий около 440 г., говоря, что гора Сион на своей северной стороне «покрыта домами клириков и братьев. Верхнюю же площадку горы заняли келлии монахов, окружающие ту церковь, которая там, как говорят, еще Апостолами основана в память о Господнем воскресении. Бревиарий 530 г. знает на св. Сионе «большую базилику на месте, где Господь подвергнут был бичеванию», а Феодосий называет эту базилику матерью всех церквей, так как церковь эта была основана Самим Христом с Апостолами, а по происхождению своему была домом Евангелиста Марка. Аркульф о большой базилике, выстроенной на горе Сионе, сообщает, что там указываются: во-первых, место Тайной Вечери, во-вторых, место Сошествия Св. Духа на Апостолов; затем, камень, на котором бичевали Господа; колонна, к которой был привязан Господь во время бичевания; камень, на котором был побит св. Стефан, и место Успения Божией Матери. Все эти детали различным образом намечены в особых рисунках рукописей IX в. Виллибальд 726 г сообщает уже в новой редакции: «Св. Maрия почила от сего века (мира) в средине Иерусалима – в том месте, которое называется Сионом; и тогда 11 Апостолов: принесли ее тело, а Ангелы взяли тело из рук Апостолов и отнесли в рай». Таким образом, сказания, сложившиеся в VIII-IX вв., явились в. очевидной зависимости от кенотафия или памятной гробницы, которая была поставлена на месте, где, по преданию, погребена была Богоматерь.

Разнообразные средневековые здания и их остатки приурочены были в течение XIX столетия более или менее удачно, но при этом более или менее произвольно к святым воспоминаниям иерусалимским. Таковы, напр., разнообразные постройки, сохранившаяся доселе на Сионе и относимые так или иначе к воспоминаниям о Тайной Вечери. В южной части Сионской горы ряд построек, названный мусульманами по имени пророка Давида – Неби-Дауд, содержит в себе две большие залы, из которых одна, крытая сводом, поддерживаемым двумя столбами, считается местом Тайной Вечери, а другая заключает в себе модель апокрифического саркофага пророка, будто бы находящегося под зданием. В армянском монастыре, устроенном в той же части, указывают мнимый дом Каиафы; престол главной церкви здесь имеет три куска камня, будто бы происходящие от св. Гроба; тут же показывают пещерку – будто бы темницу Спасителя и двор, в котором Петр слышал крик петуха. Таким образом, те, пока правда немногочисленные, куски и части древнехристианских построек, открытые в этих местах в виде прекрасных мозаическнх полов, гораздо более, конечно, имеют право на отнесение к древности, чем все средневековые постройки, показываемые паломникам. Таковы же различные средневековые здания и части, доселе слывущие в Иерусалиме под названиями: капелла (часовня) Тернового Венца (в турецких казармах на оконечности Харама), капелла Бичевания и в особенности пресловутая арка, известная под именем «Се человек» (Ессе Ноmо), с высоты которой будто бы Пилат показал Христа народу. Эта арка из разряда обычных тройных, триумфальных арок, позднего римского времени в своем основании, в верхней части перестроена в позднейшее время. Того же в большинстве случаев средневекового и новейшего происхождения стоянки так называемого Страстного пути, намеченные по Иерусалиму в различных пунктах, сохранивших какие-либо древние или средневековые остатки, по дороге, ведущей из претории на восток и оканчивающейся на западе церкви св.Гроба, – в числе 14-ти. Было бы любопытною задачей расследовать все эти пункты в археологическом отношении, но так как они принадлежат различным римским духовным конгрегациям, еще более нетерпимым к истине, чем греки, то вряд ли можно надеяться на успех этого дела даже в ближайшем будущем.

Напротив того, в ближайших окрестностях Иерусалима находятся два замечательные по древности своей и сохранившимся в них памятниками пункта: монастырь св. Креста в расстоянии нескольких верст от города; по преданию, основание монастыря приписывается императрице Елене; однако, оно далеко не столь древнее, хотя крестоносцы в 1099 г. уже нашли этот монастырь существующим, из чего можно заключить о его происхождении во времена до мусульманского завоевания. Монастырь был основан, по-видимому, грузинами и только в позднейшее время перешел, как и многие другие обители, в руки греков. Подобно всем другим восточным монастырям, он имеет вид неправильного четырехугольника, охватывающего ряд самых разнообразных зданий, входящих в состав обители. Замечательная купольная церковь монастыря явно происходит еще из византийской эпохи, вероятно, однако же, не ранее XIII столетия, что указывается, между прочим, ее остроконечными арками – прием местных архитекторов, воспитавшихся на мусульманской архитектуре. В XIV в. церковь была мечетью, в 1643 г. возобновлена грузинскими царями и вся расписана фресковою живописью хорошего мастерства. Но самое любопытное – мозаический пол, современный построению церкви, сохранившийся в средине ее и в северном нефе. Рисунок этого пола замечателен, главным образом, звериным орнаментом и своими арабесками. За главным алтарем – круглое отверстие, покрытое мрамором, показывает, по преданно, место, где выросло древо Животворящего Креста. В местечке Аин-Карим – францисканский монастырь во имя Иоанна Крестителя средневекового происхождения, с церковью, построенной, по преданию, на месте, где стоял дом Захарии.

Важнейшим окрестным пунктом около Иерусалима является Вифлеем, расположенный в полутора часах езды от Иерусалима, с замечательною по своей древности и художественной красоте церковью Рождества Христова, устроенною имп. Еленой. Почитание пещеры Рождества в Вифлееме восходит ко временам Оригена, свидетельство которого о ее всеобщей известности (Против Цельса I, 51) подкрепляется впоследствии Евсевием и Иеронимом. По аналогии с Голгофою явилось даже предание, будто бы Адриан, для посрамления свящ. места христиан, построил над нею храм Адониса. В 330 г. построена здесь была поныне сохранившаяся базилика, которую (без крипты) упоминает Бордосский путник, а в 335 г. устроена уже самая крипта. Переделки, имевшие место при Юстиниане, коснулись, по-видимому, алтарной части, которая образована из трех сомкнутых полукружий из коих два боковые образуют собою расширенный поперечный неф. Красота всего здания нарушена в настоящее время стеною, которая отделяет всю базилику от этого поперечного нефа, где единственно и совершается богослужение. В 1143–1480 гг. царствования имп. Мануила Комнина на его средства все стены базилики были покрыты мозаиками по золотому фону. Части сохранившихся мозаик изображают вселенские соборы, Фомино неверие, Вознесение Господне, Преображение, Вход в Иерусалим, ряд Ангелов. Перед церковью обширная площадь, доселе указывающая размеры колоссального бывшего на ней атриума, с немногими уцелевшими базами. Но – вместо монументального входа с тремя дверями – современный вход в церковь представляет низкую калитку, своего рода лазейку, из страха пред нападением бедуинов и пред вифлеемскими погромами. Крипта находится под главной частью или хором церкви и имеет отсюда два хода. Но латиняне проделали третий вход с лестницею, ведущей из церкви св. Екатерины. Главную часть крипты составляет часовня Рождества Христова, вся выложенная мрамором. В нише на восток – престол, под которым серебряная звезда обозначает место Рождества. Рядом три ступени сводят в пещерку часовни Яслей, также из мрамора. Блаж. Иероним, видевший пещеру Рождества Христова, называет ясли натуральным углублением в скале, которого в настоящее время нельзя видеть за мраморною облицовкой пещеры. Тоблер сообщает, что когда при Ибрагиме-паше была снята мраморная облицовка, то в стене оказалась высеченная гробница, – неизвестно, ложе, ниша или подобие саркофага. Пещера Рождества Христова связана с галереею других подземелий с камерами, близко напоминающими катакомбы. Нет ничего невозможного, что крипта Рождества Христова, до ее обращения в убогую народную гостиницу, была древнею, ко времени Рождества Христова опустевшею, могильною пещерой. Ныне различные камеры носят название часовен или капелл, с престолами во имя блаж. Иеронима, Иосифа Обручника, Вифлеемских младенцев, Волхвов и пр.

Путь из Иерусалима в Иерихон, к месту Крещения Господня на Иордане и к монастырю св. Саввы Освященного представляет также ряд разновременных памятников палестинского христианства, но главным образом – мест, освященных преданием; таковы: могильная пещера, известная под именем гробницы Лазаря в Вифании; там же «Источник Апостолов». Современный Иерихон, состоящий из самых жалких хижин, слепленных из прутьев и грязи, обсушенной на солнце, представляет уже в настоящее время несколько раскрытых фундаментов церквей и усыпальниц с мозаическими полами, – из них обширный мозаический пол, открытый раскопками «Палестинского Православного Общества» в 1891 г., наиболее любопытен. Известный монастырь во имя Иоанна Крестителя (ныне Каср-ель-Иегуд) представляет уже почти сплошь новую постройку и от древнего монастыря уцелела только абсида нижней церкви, да перед церковью поставлены на столбах две древние капители и у стены при входе – капители и карнизы VI столетия. Однако же, по соображениям свидетельств древних паломников, этот монастырь мало походит на обширный древний монастырь Иоанна Крестителя, который некогда стоял у самой реки Иордана (хотя и от современного монастыря до реки не более 20 минут езды, но река Иордан меняет часто и сильно свое русло). Феодосий о месте Крещения Господня в его время рассказывает: «Там есть мраморная колонна, а на ней сделан железный крест. Там есть церковь Иоанна Крестителя, которую построил император Анастасий, а та церковь построена на великих сводах у самой реки Иордана, когда эта река бывает в половодье. Где же Господь был крещен (по ту сторону Иордана), – там холм, который называется Армона. Оттуда восхищен Илия. С этого места, где Господь быль крещен, до того места, где Иордан впадает в Мертвое море, – 5 миль». Антонин (гл. XI) говорит: «Где крещен был Господь, есть там обелиск, окруженный решеткою, и на том месте; где вода возвращается в свое ложе, поставлен деревянный крест в самой воде и ступени из мрамора сделаны с обеих сторон до воды». Этот крест, стоящий в реке Иордане на мраморной колонне, изображается в древне-византийской иконописи, начиная с VIII в., очевидно, как иллюстрация действительности или же сведений, почерпнутых от паломников; подробность эта сохранена также русскою иконописью. Аркульф (гл. XIV) говорит: «То святое и чтимое место, на котором Господь был крещен Иоанном, всегда покрывается водами реки Иордана и на этом месте поставлен высокий деревянный крест, около которого вода доходит до шеи стоящего человека и даже во время засухи ему до груди; а во время наводнения весь тот крест покрывается водою. А место этого креста находится по ту сторону речного ложа и от него на другой берег едва может человек перебросить камень пращою. Итак, от места креста до берега тянется подпертый арками каменный мост, через который, как через спуск, сходят на берег и на обратном пути поднимаются люди, идущие к этому кресту. На краю же реки имеется небольшая церковь, – говорят, – на том месте, где во время Крещения Господня были стрегомы одеяния Господни; она основана на 4-х каменных сводах и стоит над водою. На возвышенной же местности находится большой монастырь и в нем церковь во имя Крестителя». У историка Моисея Каганкатваци от VII в. есть свидетельство, что «каменная церковь, на месте Крещения Спасителя, имела видь креста: 80 локтей в длину и 80 в ширину, с тремя алтарями для совершения литургии».

На расстоянии полного дня пути по направлению к Мертвому морю от Иерусалима, в глухом и безводном ущелье расположен монастырь св. Саввы Освященного, знаменитый своею ролью в истории палестинского монашества и православия, единственный уцелевший из многочисленного ряда обителей «Палестинской Фиваиды». Дивное местоположение монастыря в вершине ущелья, где оно, постоянно разрываемое зимними горными потоками, наполнено острыми скалами и обнажено от всякой растительной почвы, глубоко и имеет отвесные стены, с бесчисленными пещерами, изрытыми, подобно гнездам, в недрах скал, – производит необыкновенное впечатление на паломника и путешественника. В этом мрачном хаосе красновато-коричневых скал массивные субструкции, колоссальные контрфорсы и обширные фундаменты и террасы, устроенные еще в VI и VII вв., венчаются суровыми башнями и башнеобразными корпусами монастырских келлий. Среди них трудно различить главную церковь, в основании своем Юстиниановских времен, церковь Николая Чудотворца, Иоанна Дамаскина и другие часовни. В монастыре, на первый взгляд, как будто нет вовсе древних памятников и главный собор его весь поновлен и даже ризница его ничего не сохранила от древности. Причина этого весьма понятна: с одной стороны, эта знаменитая лавра всегда была бедна и едва была в состоянии содержать сначала крайне многочисленную, а затем и малую братию; с другой стороны, уже в 614 г., при нашествии Хозроя, монастырь был разграблен и затем был грабим последовательно: при арабах в 796, 842 и пр., в конце концов даже в 1832 и 1834 гг. Таким образом, от древности уцелели лишь камни, а так как художественной резьбы в камне здесь, конечно, не было, то камни и не носят на себе признаков древности. Небольшой купольный мавзолей сохраняет пустой саркофаг св. Саввы, останки которого находятся в Венеции; показывают здесь также гробницу Иоанна Дамаскина. Но самое замечательное – пещерное жилище св. Саввы с коридором и пещерою Льва. С другой стороны всякая келья, часовня, трапезная в этом монастыре есть предмет бытовой древности и заслуживает изучения.