Коменский Амос, как богослов

Коменский Амос, как богослов. Знаменитый педагог XVII в. Ян Амос Коменский был последним, по времени, епископом «Общины чешских братьев», и, вместе с тем, наилучшим выразителем вероисповедных воззрений ее. Исторически эта «Община» явилась тем пунктом, на котором окончательно прервалась ослабевавшая постепенно, под жестоким натиском римско-католической реакции, чешская церковная реформация, зародившаяся в XIV в., получившая затем особенно сильный толчок от Иоанна Гуса и, хотя развивавшаяся впоследствии в непосредственном соприкосновении и взаимодействии с общим церковно-реформационным движением в Западной Европе, однако, во многом существенно отличная от последнего по мотивам и стремлениям. Прочие западноевропейские народности, отделяясь от римско-католической церкви, тем самым отрекались от всего многовекового прошлого своей религиозно-церковной жизни, так как они принадлежали к этой церкви с самого обращения своего в христианство. Сознав несостоятельность тех особых, чуждых остальному христианскому миру, начал в строе римско-католической церкви, которые породили внутри нее испорченность, разложение и крайний упадок христианской жизни, и, порывая поэтому со своею церковью связь, они должны были искать совершенно новых для себя форм церковной жизни. Что же касается чешского народа, то он, исходя в своем церковно-реформационном движении тоже из протеста против неурядиц и испорченности римско-католической церкви и из признания несостоятельности вышеупомянутых начал ее устройства, стремился к освобождению от папского ига, как навязанного ему насильственно, и к возвращению к идеалам религиозно-церковной жизни по преданиям Апостолов и отцов церкви, как драгоценному духовному достоянию, полученному некогда этим народом в наследие от свв. Кирилла и Мефодия, первоучителей славянских. Эти стремления влекли чехов к возобновлению живого духовного взаимообщения с православным Востоком, но несчастливо сложившиеся политические обстоятельства воспрепятствовали осуществлению его.

Стремлением к религиозно национальной самобытности, в духе Кирилло-Мефодиевских преданий, проникнута была и «Община чешских братьев» – образовавшаяся из элементов гуситского движения и в первоначальном своем виде называвшаяся «Союзом братьев закона Христова», который, во главе с племянником Рокицаны Григорием и Михаилом Брадачом, в 1457 г, окончательно отделился от римско-католической церкви. Впрочем, ступить вполне твердо и решительно на эту почву в догматической области чешским братьям не удалось. Будучи поставлены в необходимость бороться совместно с другими протестантскими обществами против папства, они не могли остаться совершенно свободными от влияния со стороны своих союзников. Неудивительно поэтому, если таковое влияние, – более всего от кальвинистов, – в известной доле отразилось в некоторых пунктах вероучения «Общины чешских братьев», как, напр., в непризнавании за свщ. преданием значения источника вероучения наравне со Свящ. Писанием, также отчасти в учении о Церкви. С другой стороны в таких, напр., вопросах, как о пресуществлении хлеба и вина в Евхаристии, о благодати и условиях спасения, чешские братья очень близко подошли было к учению православно-восточной церкви. Следует, однако, заметить, что они не были вообще склонны заниматься всесторонним обследованием догматических вопросов, и, потому, догматические воззрения их по многим пунктам христианского вероучения не отличались достаточной определенностью. Господствовавшее направление «Общины чешских братьев» было нравственно – практическое, обусловливавшееся стремлением осуществить на земле идеал истинной христианской жизни, основанной на всеобщей взаимной братской любви и полном мире, по образцу Церкви первых веков христианства. Движимые этим стремлением, чешские братья ввели у себя особую дисциплину, которою установлен был, на основе евангельских заповедей, уклад частной, домашней жизни членов «Общины», в духе патриархальной библейской простоты и истинного христианского благочестия. а равно также строй и жизнь «Общины», как церковной организации. В этой области «Община» ревниво охраняла свою самобытность.

Все предписания и правила дисциплины строго были рассчитаны на то, чтобы внешний образ жизни служил возвышен в человеке внутреннего настроения, способствовал ему отрешаться от суетного, земного и направлять свой мысленный взор к небу. Каждый член «Общины», от рождения своего и до могилы, находился под благодетельным, воспитывающим воздействием этой дисциплины, благодаря коей семья, школа, богослужебный собрания в церкви и постоянное взаимообщение членов «Общины» в духе братской любви и взаимного назидания насаждали и успешно возращали в каждом семена благочестия. Во главе «Общины» стояли епископы или сениоры (иначе еще antistites), между которыми выдавался презид, как первый между равными. Обязанности епископа и границы его власти были определены довольно точно. Дела, по своей важности превышавшие компетенцию единоличной власти епископа, обсуждались , и решались на соборах епископов и прочего духовенства. В подчинении и распоряжении у епископов состояли разные духовные должностные лица, между которыми существовала известная иерархическая градация. Церковно-общественная и богословско-литературная деятельность А. Коменского неразрывно связана с жизнью «Общины чешских братьев» при самых тяжелых для нее обстоятельствах, когда яростный фанатизм усилившейся римско-католической реакции разразился над «Общиной» целым рядом разгромляющих ударов. В этот период существование ее поддерживалось только лишь благодаря необычайной нравственной мощи и энергии ее епископа – презида А. Коменского. Со смертью его «Община перестала существовать, а, вместе с тем, замер последний отголосок того религиозно-национального движения, начало коего было запечатлено мученическою кончиной столь славных вождей, как Иоанн Гус и Иероним Пражский.

Тяжелые невзгоды, которыми столь изобиловала жизнь А. Коменского, не только не надломляла в нем энергии, проявленной с самых первых шагов общественной его деятельности, но даже служили к более яркому обнаружению великой духовной мощи этого замечательного человека. Глубоко религиозный, безупречно нравственный, всецело проникнутый стремлением к чистой истине, всеобщему миру и взаимной братской любви между людьми, он всю жизнь свою посвятил кипучей деятельности в борьбе за высокие христианские идеалы против ожесточенного натиска ополчившихся темных сил. Способ для этой борьбы он признавал только один – убеждающее слово, относясь с безусловным осуждением ко всякому проявлению насилия в области религии. «Общине чешских братьев» он предан был всей душой не по национально-патриотическим только мотивам, но и вследствие сложившегося у него убеждения, что «Община» представляла собою такую форму религиозно-церковной жизни, которая ближе других была к идеалу истинной церкви Христовой. В деле охранения самобытности «Общины» он обнаружил высокую степень пастырской ревности, мудрости и литературного дарования. Многочисленные богословские сочинения его, в которых нашли себе полное и всестороннее выражение вероисповедные воззрения «Общины», и особое религиозно-практическое направление ее, весьма много, без сомнения, способствовали поддержанию религиозно-национального самосознания чешских братьев, которые без этого, быть может, гораздо меньше времени выдерживали бы борьбу с р.-католицизмом.

Однако Коменский не ограничивался в своей деятельности сферой национально-церковных интересов, ибо в душе его жива была идея о всеобщем благе человечества. При богато одаренном, пытливом и восприимчивом уме и редкой трудоспособности обладая еще обширными и разносторонними познаниями, дававшими ему полное право считаться одним из 0бразованнейших людей своего времени, Коменский стремился изыскать наилучшие способы и пути к тому, чтобы облегчить для всех людей усвоение сокровищ знания, облагораживающих душу и способствующих выработке у каждого человека цельного и гармонически христианского мировоззрения. Плодом этих стремлений явились его сочинения педагогические и пансофические. В педагогической области он достиг результатов, носящих на себе печать гениального ума, ибо установленные Коменским в этой области принципы признаются и в настоящее время наукой бесспорными и незыблемыми. Что касается пансофических трудов его, то они представляют собою незаконченную попытку создать такую энциклопедическую систему (пансофию), в которой была бы изложена удобоусвояемо, кратко и ясно вся совокупность человеческих знаний. В педагогических и пансофических сочинениях своих он, можно сказать, ни на минуту не сходит с религиозной почвы, вследствие чего в них содержится в значительной мере богословский элемент. Коменский сам заявляет о себе: «quae pro juventute scripsi, non ut paedagogus scripsi, sed ut theologus» (Opera didactica omnia IV, 28). Главнейшею же целью пансофии Коменский ставил достижение человечеством согласия не только в сфере научных убеждений, а и в религиозных верованиях, причем не сомневался, что книга, содержащая, между прочим, наряду с христианским другие религиозные учения, послужит к скорейшему обращению иноверных, открыв их глазам несомненное и несоизмеримое превосходство христианства пред прочими религиями.

Коменский не допускает возможности противоречий между Библией и наукой, раз последняя стоит на правильном пути. Если в Библии мы имеем дело с откровением Божественным, то то же самое и в науке, поскольку предметом ее является мир, как творение Божие. Там слово Божие, здесь дела рук Его, а когда источник один, то противоречия немыслимы. Весьма печально, что большинство богословов считают своею обязанностью заниматься исключительно богословскими предметами, а философы, в свою очередь, посвящая себя всецело исследованию тварного бытия, чуждаются богословия. Отсюда в результате – суетные философы совершенно забывают о Боге и религии и доходят даже до отрицания бытия Божия, а богословы начинают презрительно относиться к философии и гнушаться ею, видя в ней источник нечестия. «Между тем Бог, как виновник Своих дел и слов, желает и может быть познаваем и прославляем тем и другим»; для будущей жизни Он приготовляет нас, воспитывая не одним словом Своим, но и посредством дел, и мы должны не только внимать Его голосу, а и взирать на Его дела. Наука и Библия должны идти рука об руку и вести к одной и той же цели: спасению и блаженству людей. Впрочем, Библии, как непосредственному слову Божию, принадлежит высший авторитет сравнительно с наукой, в коей значительная часть привносится человеческим разумом. Такие мысли об отношениях между религией и наукой высказаны Коменским в его «Pansphiae Prodromus».

Исходя из общего взгляда реформатов и чешских братьев на боговдохновенность священных книг, Коменский признавал их произведением Божественного Духа не только со стороны внешней формы, в текстуальном отношении. Наиболее целесообразным приемом изъяснения Свящ. Писания он признавал толкование Библии посредством самой же Библии, причем отдавал преимущество буквальному пониманию, допуская аллегорическое толкование лишь в очень ограниченной мере. Восхищаясь Оригеном, как образцовым проповедником, Коменский порицает его за чрезмерный аллегоризм, ведущий к произвольному и ошибочному пониманию Свящ. Писания (Umeni Kazatelské). Основываясь на богооткровенном учении о непрерывном непосредственном промышлении Бога о мире и человеке, Коменский признавал не прекращающимся в церкви Христовой дар чудес и пророчеств. Чудеса, имеющие целью засвидетельствовать пред людьми божественное происхождение откровения, особенно необходимы, по его мнению, при благовествовании учения Христова язычникам. Вопрос о продолжаемости откровений Коменский решает следующим образом. Существует три способа сообщения Богом Своей воли людям: видения, сны и беседы лицом к лицу; в последнем смысле имеет в виду Апостол сверхъестественное откровение, когда называет Христа последним, через Кого Бог говорил с людьми (Евр.1:1); откровения же избранным людям чрез видения и сны не прекратились, что может быть доказано многими примерами из церковной истории; Сам Христос послал верующим Св. Духа, подающего дарования для разного рода служения, в том числе и пророческого; проявление дара пророческого и не могло прекратиться, ибо не исчезла потребность в пророчествах; в отличие от ложных, истинные пророчества во всем согласуются со Свящ. Писанием, имеют целью славу Божию и доставляют сердцу верующих избыток отрады и утешения ²⁰.

В религиозно-догматических вопросах Коменский строго придерживается вероисповедных воззрений «Общины чешских братьев», у которой в этой области много было общего с прочими протестантскими евангелическими общинами, особенно же с реформатами, но были и пункты различия. Главным источником вероучения Коменский признавал Свящ. Писание: церковь должна учить чрез Свящ. Писание; в ней Христос должен господствовать словом и духом, а человеческий авторитет здесь неуместен. Определенного понятия о церкви у Коменского не сообщается, хотя он неоднократно говорит о надлежащих отношениях поместных церквей к вселенской. В христианстве должно различать essentialia (благость Бога Отца, искупительная жертва Христа и дары Св. Духа, с одной стороны, и вера, любовь и надежда – с другой), ministerialia (слово Божие, таинства) и acidentalia (обряды, дисциплина); essentialia и ministerialia у всех христиан должно быть общее (это принадлежность вселенской церкви), относительно же accidentalia каждая поместная церковь имеет право на некоторую свободу и самобытность, но непременно в направлении к охранению чистоты вероучения и к утверждению в правилах благочестия. Ясно выраженного взгляда на священство, как таинство, у Коменского не встречается, но иерархии церковной им усвояется большее значение, чем с каким она является у немецких протестантов.

Он говорит, что представителям иерархии не только вменена обязанность «объявлять» отпущение грехов, но и дана власть «отпускать» их, – что они посланы не только возвещать людям милость и благодать Божию, но и распределять это между ними. В учении о таинстве евхаристии Коменский расходится и с кальвинистами, и с лютеранами, настаивая на том, что под видом хлеба и вина верующие вкушают в этом таинстве истинное, действительно Тело Христа, воспринятое Им в воплощении от Девы Марии. В вопросе об условиях спасения во Христе Коменский чужд односторонности протестантских евангелических вероисповеданий. Он говорит о всеобщем предопределении людей ко спасению во Хрясте, усвояемому под условием живой и деятельной веры со стороны человека: как чрез Христа все создано, так точно Богу угодно, чтобы чрез Него же было возвращено Ему все отпадшее, но лишь то, что отдает себя этому, а противящееся подлежит наказанию.

Из богословских сочинений Коменского заслуживают особого внимания религиозно-нравственно-назидательные. В них особенно живо отразилась личность автора, его внутренний мир. Ценны они и в том отношении, что содержат весьма глубокие и возвышенные мысли о назначении человека, главной цели его жизни, истинном счастье, принципах поведения и деятельности. В этих сочинениях Коменский является истинно христианским философом созерцательно-аскетического направления. Он внушает людям, с одной стороны, глубокою беспредельную любовь к Богу, полную покорность Его воле и чистую, светлую радость о Нем, как единственном неисчерпаемом источнике нашего упования и спасения, а с другой – отрицательное отношение к миру с его томительной бездельной суетой, призрачными, обманчивыми утехами и наслаждениями, всегда приводящими к разочарованию. Единственным целебным средством от убожества для человека служит то, чтобы он снова возвратился к центру, от которого отпал, т. е. к Богу. Достигнуть этого он может не иначе, как в силу милосердия Божия, чрез Христа, ибо «centrum milosrdnsvil bozibo Jest Kristus», наш Спаситель и заступник. К Христу же человек может придти лишь под условием отречения от мира и самого себя. Путь, которым человек может возвратиться к центру своего существования (Богу), противоположен тому, каким он отпал от этого центра, а так как путем отклонения было своеволие и «jinudost» (искание для себя центра вне Бога), то обратным путем должно быть уничтожение в себе своеволия и полная беззаветная преданность Богу».

П. Лукьянов.