Чтение Священного Писания и творений святых отцов

В неразрывную связь с молитвою глинские подвижники ставят чтение Священного Писания и творений святых отцов Церкви. – Один известнейший из них схимонах Архипп (†1896) не только в храме Божием, но и вне его всё время «проводил в молитве или чтении Священного Писания». Кто бы ни пришёл к нему, старец «заставлял прочитать одну-две главы из Апостола, Евангелия или кафизму из Псалтири. Иногда он сам приходил к кому-либо из живущих с ним в одном коридоре и также просил почитать Псалтирь или Евангелие. Кроме того, любил читать или слушать акафисты и Киево-Печерский патерик. Из последнего – преимущественно жития преподобных Марка пещерника, Пимена многоболезненного и Прохора лободника. Не без причины сии преподобные пользовались особенным вниманием подвижника. Он сам старался им подражать, видя в их житии некоторое сходство со своими стремлениями. Нередко отец Архипп заставлял кого-либо читать акафист святителю Тихону Задонскому, который «житию бесплотных поревновал, подвигам древних святых отец подражал и самоотвержение всецелое показал» (3-й и 7-й ирмосы акафиста)» (444).

Святое Евангелие – это «Книга Духа» (638). Слово Божие уподобляется Лучам Трисолнечного Божества. «Кто смотрит на лучи солнечные, – поучает схимонах Лука (†1898), – тот просвещается, но кто пристально смотрит на самое солнце, у того зрение помрачается. Лучи Трисолнечного Божества суть Священное Писание: чем более мы поучаемся в Божественных словесах оного, тем более ум наш просвещается в познании дел Божиих, сердце наше исполняется любовью к благочестивой вере» (518). Это свет, показующий путь к вере. «Оно есть луч Божественного Света, оно просвещает ум и даёт разуметь предметы веры, сколько естество человеческое вместить в себя может; оно не только руководит к вере, но и научает, какая вера есть спасительная; оно объясняет, какая есть та вера, о которой рек Господь наш: “Веруяй и крестивыйся спасен будет” (Мк.16:16). Оно научает нас, что спасительная вера есть вера любовью поспешествуема. Когда вникнете в Священное Писание, то узнаете, что ко спасению нашему нужна таковая вера, а не знание сокрытого от нас» (518–519).

Чтение (изучение) Священного Писания (и понимание его в свете святоотеческого богословия) – «путь к истинному Богопознанию» (640). Оно научает видеть волю Божию и, проникая в тайники души человека, «показывает ей ту греховную нечистоту, которой она помрачилась и осквернилась» (702).

Приступать к чтению слова Божия следует после совершения молитвы о том, чтобы Господь помог нам уразуметь Его Закон. Надо также смирить свой разум и примирить чувства. Само чтение должно быть вдумчивым, благоговейным, исполненным внимания, ибо «каждая йота его испускает луч жизни, а пренебрежение жизнью ведет к смерти» (633). Схиархимандрит Илиодор (†1879) наставляет: «Священное Писание старайся изучать тщательно и понимать правильно, чтобы не толковать его в пользу своих прихотей и от горделивого мнения показывать себя сведущим для применения к другим» (348). Святое Евангелие – Книга Духа, а значит, и понимать его возможно лишь духовным разумом; ум плотской не может воспринять его. Только для того, кто оставил греховную жизнь, все плотские привязанности и наслаждения, Евангелие становится доступным и понятным. Человек, привязанный к земле, читает букву, но слово жизни, как дух, остаётся для него за непроницаемой завесой. Чтение Евангелия должно быть неразрывно связано с осуществлением в жизни всего того, что оно заповедует. По мере исполнения Евангельских заповедей будет открываться и бесконечная глубина Евангелия» (639). Потому-то старец Мелетий (†1960) читал Священное Писание с величайшим благоговением, вниманием и «знал наизусть всю Библию. Никакое внешнее послушание не могло отвлечь его от размышления о Слове Божием, которое он действительно носил в своём уме и сердце» (638).

Глинские старцы рекомендуют при различных недоумениях и трудных обстоятельствах, дабы выйти из них непогрешительно, обращаться к Священному Писанию. «Чадо, – поучает православного христианина старец Илиодор (†1879), – если ты желаешь, чтобы твои действия были непогрешительны, постарайся, чтобы они всегда были основаны на Священном Писании... Ты старайся всё прилагать к себе. Например: если предстоит тебе какое предприятие, в котором иногда встретятся недоумения, ты тогда обратись к Священному Писанию постарайся подыскать основание для предстоящего тебе дела, сообразно святому учению. Если так настроишься поступать, то действия твои будут непогрешительны» (348–349).

Если при чтении встретится что-либо непонятное, старцы не советуют останавливать на нём своё внимание – «всё придет тогда, когда ум придёт в “мужа совершенна”» (639).

Некоторые глинские старцы – строгие хранители сердечной чистоты – отдельным молодым послушникам не советовали «читать до известного времени Библию» (348). Так советовал поступать схиархимандрит Илиодор. И когда его советы стали восприниматься неверно, что, мол, святую Библию читать грешно, старец сказал попросившему разъяснить недоразумение следующее: «Да, чадо... они не понимают, – вот и говорят. Можно ли допустить мысль, что эту святую великую Книгу грех читать?! Я тебе, чадо, расскажу самую причину, почему я не советую молодым читать Библию, чтобы ты знал, да и другим рассказал. Не советую читать потому, что она им не принесёт пользы: они не обучились ещё духовной брани и не могут по немощи охранять своё сердце от прилогов, а страсти в них кипят. В Библии же много повествуется о некоторых плотских грехах, которые могут возбуждать воображение к страстным похотным пожеланиям и осквернять сердце, а это для действующего, стремящегося к сердечной чистоте, очень вредно. Вот вместо пользы, которую они могли бы получить от чтения, они получают вред. Видишь, чадо, почему я не советую читать Библию тем, кто не может ещё поставить ум свой на страже. Враг наш диавол всяким случаем пользуется, чтобы забросить в наше сердце свои зловредные семена» (348). Но тут же старец не преминул заметить: «Молодым братиям полезнее читать те книги, которые разоблачают козни врага, разъясняют движение страстей, через которые он действует, и поучают духовной брани. Таковы книги святых отцов подвижников, которые исподволь прошли весь путь подвижничества и передали нам в своих писаниях для нашего назидания» (348).

В Патерике святоотеческие творения именуются наряду со Священным Писанием «святой сокровищницей», в которой есть основания на всё, что нужно для спасительной жизни (348), руководство к благочестию, добродетели (702). Богопросвещенные отцы, богомудрые подвижники «опытом познали человеческую природу, все её немощи, страсти, пороки, причины грехов, все хитрости и наветы духов злобы и средства побеждать их, глубоко постигли путь благочестия и спасения и этот свой богатый опыт духовной благодатной жизни оставили в своих писаниях» (702). В их творениях запечатлен дух подлинного христианства – образ святой веры и жизни (702). Потому-то у схимонаха Луки (†1898) настольной книгой – всегдашним руководством – были «творения преподобного Симеона Нового Богослова, высокого по жизни и строгого по учению, изложенному простой речью» (508).

***

Итак, чтение Священного Писания и святоотеческих творений в духовной жизни занимает одно из первых мест делания. Ещё до принятия монашества, старец Павел († после 1961), проводя благочестивую жизнь, знал, «что сердце человека никогда праздным не бывает, и он всегда стремился заполнить своё сердце молитвами и чтением Слова Божия, чтобы диавол не заполнил его своими скверными мыслями и пожеланиями» (703). А старец Лука (†1898) всё своё «свободное время заполнял чтением святоотеческих книг и богомыслием» (511).

Что необходимо для спасения?... – Помнить, что

начало смирения есть, а конца нет.

«Свеча Богу. Московский старец – протоиерей

Василий Серебренников»

Приведенное в эпиграфе наставление, принадлежащее московскому старцу протоиерею Василию Серебренникову (†1996), можно продолжить так: и послушание имеет начало, но не имеет конца. Действительно, обе эти добродетели бесконечны, как неопределимо временем и дело нашего спасения.

Как следует понимать смирение? Что такое смирение? Какова его ценность? Необходимо ли оно? Есть ли достойные примеры стяжания его?.. – Вот целый ряд вопросов, встающих сразу, как только на строке или на устах появляется хорошо всем знакомое слово «смирение».

По учению Глинского патерика, смирение – это есть «основное религиозное чувство»; это «способность видеть истину. Смирение открывает нам глаза, и мы можем видеть даже и малые наши прегрешения» (619). Смирение состоит в том, чтобы нам «признать себя достойными того положения, в котором мы находимся, и недостойными положения лучшего и высшего, даже в духовном отношении, и покорно предавать себя воле Божией» (644). Смиренный не только не оправдывается, но готов принять на себя и чужую вину (102).

При определении, что такое смирение, вспоминаются беседы уже названного (мне известного) великого московского старца протоиерея Василия Серебренникова (я позволю себе несколько отойти от Глинского патерика). Отец Василий в своих проповедях любил обращаться к житиям святых, ибо это один из лучших способов донести до слушателя ту или иную объективную истину. Так поступил он и рассуждая о смирении. Один подвижник, рассказывал старец, жил в пустыне, где проходил свой земной путь в строгом посте. Но вот он пришёл в монастырь, где был позван на трапезу. Во время трапезы он стал вкушать поспешно и больше, чем другие. Это настолько смутило трапезника, что последний вышел из трапезной. Подвижник, имевший от Бога дар провидения, пошёл вслед за трапезником и вопросил его: «Брат, скажи мне, что такое смиренномудрие?» Трапезник затруднился в ответе. И дальше состоялся такой – весьма поучительный – диалог. Старец сказал брату-трапезнику: «Смиренномудрие есть то, чтобы никого не осуждать, а ты меня осудил, что я много ел, а вспомни, когда ты видел меня последний раз в трапезной?» Брат ответил: «На Вербное воскресенье». – «А сейчас, – заметил старец, – Петров пост». Тогда трапезник упал ему в ноги и просил прощения, а старец продолжал говорить, что не надо никого осуждать и считать себя лучше других. Вот ты поёшь, а как поёшь? Надо так петь, чтобы сердце и ум вместе славили Бога. И старец запел: “Аллилуия! Аплилуия! Аллилуия!” Это звучало как ангельское пение и было настолько сладостно, что трапезник умилился» («Свеча Богу...» Цит. изд. с. 139).

Ценность смирения неизмерима. Смирение считается «главной добродетелью» (644), первой, основанием для всех прочих добродетелей (442).

Об иеросхимонахе Макарии (†1864) читаем в Патерике: «Усвоив себе матерь дарований – смирение, он поставил его во главе прочих добродетелей. Смирение выражалось в словах и делах его, в одежде и в каждом движении; словом, в короткое время он стал образцом смирения, ради которого, по слову святых, волны благодати в душах поднимаются, чистота сердечная воссиявает; бывает обильное излияние слез, ключом бьет сокрушение; в смирении – мудрость, разум, благоговение, воздержание, безгневие и всякое другое добро и есть, и видится, и славится» (244).

Смирение не допускает нас до греха – охраняет нас (128), разрушает все козни врага спасения (415) и помогает достигнуть возможного для человека совершенства. Старец Пахомий († ок. 1821) учил: «Христианское совершенство состоит в глубине смирения. Все труды и подвиги наши только тогда будут иметь ценность в очах Божиих, когда будут основаны на смирении» (107). Смирение приносит внутреннее успокоение – «кто всегда винит себя в неправильных поступках, тот пребывает в спокойствии» (128). Смирение рождает и рассудительность (128).

О ценности смирения, его силе свидетельствует такой факт: на старца Евгения обрушился со всей злобой один крестьянин и хотел было ударить его в лицо. Но старец смиренно поклонился ругателю и, не будучи виновен, попросил прощения. Крестьянин был поражён таким поступком и сам со слезами пал на колени. Отец Евгений великодушно простил его и сказал ему несколько добрых, полезных для душевного спасения слов. «С тех пор, – заключает повесть Патерик, – несколько лет, до самой смерти отца Евгения, этот крестьянин приходил за советом к “молодому монаху”. Такова сила смирения, – она и врагов делает друзьями» (415).

«Весь секрет спасения – в смирении, – опять-таки хочется вспомнить и наставление московского старца отца Василия, – но мало кто его понимает – требуется очень много труда, чтобы понять его: понять, что ты грешник, и желать одного покаяния и помилования» (Свеча Богу... Цит. изд. с. 46). Потому-то старец Серапион (†1859) болел душой за тех, которые горделиво самовозносились, а смирялись лишь тогда, когда к сему понуждали складывавшиеся не в их пользу обстоятельства. Но и в этом случае старец, сам показывая пример смирения, не осуждал их, хотя и смирившихся по нужде, и в назидание прочим говорил: «Если б хмелю не мороз, то он дуб бы перерос» (178).

Уже эти рассуждения показывают, насколько необходимо смирение. Но в Патерике имеются и другие – прямые свидетельства о сем. «Прежде всего, – цитируются слова преподобного аввы Дорофея (†620), – нужно нам смиренномудрие, чтобы быть (всегда) готовым на каждое слово, которое слышим, сказать: “Прости”» (99). Без смирения «нельзя познать истины» (619). Смирение – основание «всех добродетелей» (418), и без него «человек не может стяжать никаких дарований Божиих» (107), никто не сможет «наследовать Царствие Небесное, ибо “Господь взирает токмо на кроткого и смиренного и трепещущего словес Его” (Ис.66:2)» (418). «Если мы не будем иметь... смирения, – наставляет одного брата старец Петр (†1898), – то все российские монастыри обойдём и ни в одном из них долгое время спокойно и богоугодно не поживем, а, следовательно, и в Царствие Небесное не войдём» (500).

Путь к смирению не лёгок – на нём встречаются камни, тернии, пороги... Хотя само смирение – это величайший Божий дар, но, по слову схиархимандрита Серафима (Романцова, †1976), «приобретается он многими трудами и потами» (680). Потому старец Илиодор (†1879) советовал всем подвизающимся «неустанно трудиться» над стяжанием смирения и «укоренением в себе этой добродетели, неприступной для врага и охранительной для подвизающегося» (349). Надёжным посохом в этом шествии служит покорение своей воли другому – более искусному, более опытному подвижнику. Если же не найдётся такого руководителя, «то, – читаем в Патерике, – покори себя хотя самому простому, незлобивому, но благоговейному, обращайся к нему за благословением на всякое предприятие. Благоговей перед ним и призывай его молитвы в помощь, они для тебя спасительны. Одно то, что ты не будешь на себя надеяться, а на молитвы другого, будет защитой от врага, так как в этом есть смирение» (349).

Рекомендуется также чтение святоотеческих наставлений. «Душа, читая повествования о великих добродетелях святых отцов, делается более смиренной в мыслях своих» (53).

Иеромонах Иулиан (вторая половина XIX – начало XX), «воспитывая смирение», применял метод (нередко практикуемый в монастырских поселениях) – новоначальным «он умышленно делал несправедливые выговоры» (551).

Самый прямой и самый доступный путь к стяжанию смирения – это «почаще открывать свои немощи на исповеди, а также приучать себя к самоукорению» (619).

Но, указывая прямой путь к смирению, Патерик напоминает: «Эта добродетель даётся уже совершенным и есть верх совершенства» (193).

Ярче всего смирение выступает в примерах подвижников, стяжавших эту добродетель.

Так, в житии иеромонаха Василия (†1831) встречается такой эпизод. Один из иноков Глинской пустыни вскоре после пострига возгордился, начал думать только о себе, а других презирать. Узнав об этом, отец Василий усердно помолился Богу и, как только увидел погибающего брата, смиренно пал ему в ноги и также смиренно обратил к нему своё отеческое слово. Этот поступок старца духовно переродил инока. Под руководством старца бывший гордец, как повествует Патерик, «за короткое время стяжал высокую добродетель смирения» и говорил потом о себе: «Я никогда не ощущал в себе такой душевной отрады и умиления, как чувствую в себе ныне» (123).

О старце Феодоте (†1859) сказано, что он по смирению «всегда уклонялся от почестей», садился «ниже всех», считал себя недостойным даже иметь отдельную келью (193).

Иеромонах Иона (†1960) старался не замечать в себе какие-либо духовные достоинства и всё совершаемое им относил к щедрой милости Божией. «Он всегда умел смирить себя и в своих собственных глазах, и в глазах своей паствы» (636–637).

Монах Мартирий (†1865) весь свой подвиг проходил с глубочайшим смирением. Чтобы положить пределы всяким влечениям, пожеланиям, которые тянут к славе, к почестям, и «проводить жизнь в глубоком смиренномудрии, он решился отклонить от себя всякое предложение к священному сану наотрез, чтобы пресечь самые причины, побуждающие к почестям» (271).

Руководствуясь «подвижническим смиренномудрием», наотрез отказался принимать священный сан и схимонах Евфимий (†1866). Настоятелю, уговаривавшему его, он сказал: «Отче святый! Тому, кто должен учить других, надо прежде постараться самому всё знать, а я ещё только начинаю учиться» (290). А братии, смущавшейся его решительным отказом, говорил: «Чтобы успешнее вести брань со страстью честолюбия, для этого лучше отсечь раз навсегда самые причины, возбуждающие в нас поводы к честолюбию, потому что пожеланиям нашего ветхого человека конца нет. Если получишь одно, то хотения наши разгораются к получению ещё другого высшего, если получишь другое, пожелания ещё более умножаются к получению ещё высшей степени, и так далее и так далее. Получив сан диакона, непременно пожелаешь получить сан иеромонаха, а далее также пожелаешь получить набедренник, а ещё далее и какую-нибудь почетную должность, и так в этой области нашим пожеланиям нет предела. Посему самое лучшее – сразу преградить путь этому отсечением причин к получениям почестей. Заменить всё одним исканием приближения к Богу; этим путем душа наша скорей достигнет желанного покоя» (290). Отказавшись принять сан, схимонах Евфимий избрал подвиг меньшего слуги в алтаре Господнем – стал «прислуживать всем священнослужителям». Многие его ученики поднялись по служебной лестнице, а он продолжал со смирением подавать им кадило, целовать их руки, «не обращая внимания на то, что эти ученики, почтенные иеромонахи, обращались к нему с глубоким уважением и благоговением и принимали от него уроки жизни» (290–291). Но следует здесь же отметить, что, отклонив от себя священный сан, схимонах Евфимий впоследствии не советовал некоторым братьям без уважительной причины «уклоняться от предлагаемого священства» (290).

Явил глубочайшее смирение схимонах Лука (†1898) – себя считал хуже всех, всем низко кланялся и у всех просил прощения. «Впрочем, – читаем в Патерике, – смирение отца Луки не препятствовало ему делать необходимые внушения» (512).

А схиархимандрит Андроник (†1974) даже походкой своей обнаруживал царившее в его душе смирение – «ходил всегда смиренно согнувшись» (868).

Отличались смирением также схиигумен Кириак (†1961) (645) и иеромонах Варсонофий (XVIII-XIX вв.). О последнем Патерик свидетельствует: «Отец Варсонофий отличался глубоким смирением. Он часто напоминал братии, что истинное внимание заключается в том, чтобы чем-либо не превознестись, но всё покрывать самоукорением и смирением» (109).

Особенно поучительно явил смирение схимонах Архипп (†1896). Это один из величайших глинских подвижников (его при жизни считали святым), который жил в XIX веке, но по своей высоте может равняться с аскетами Востока IV–VI веков – периода расцвета монашества: преподобными Антонием Великим (†356), Пахомием Великим (†348), Иларионом Великим († ок. 371), Евфимием Великим (†473), Саввой Освященным (†532) и др. Смирение для отца Архиппа стало как бы его природой. При малейшем недовольстве брата, старец тут же просил у него прощения. Если где-либо заходила речь с осуждением кого-либо, отец Архипп, как правило, говорил: «Он выше (достойнее) меня». «Сей простейший из простых смертных, – говорил о нём один из его почитателей, – при помощи Божией мог победить всякое возношение и тем сохранил все свои добродетели нерасхищенными, ибо только смирением сохраняется сделанное» (442). На старце Архиппе исполнились слова святых: «Кто гонится за славой, слава бежит от него, и кто бегает от славы, она следует за ним» (443). Исполненный смирения, отец Архипп убегал от славы, но она шла за ним неотступно. В последние годы его подвига, когда он «пришел в состояние бесстрастия, ему не страшны были враги, не страшна была и слава. Врагов он победил смирением, славу же – полным презрением. Вот почему жизнь его была вполне открыта и назидательна для окружающих. Но смиренный старец, желая и других научить смирению, не только не дозволял прославлять себя, но не любил, когда и других прославляли. Если начинали живых и вполне достойных хвалить, отец Архипп спрашивал: “Святой он?” Потом добавлял: “Умрёт, тогда посмотришь”. Этим он давал урок: никого не прославлять ранее смерти (Сир.11:28)» (443–444).

***

Велико, привлекательно смирение! «Истинно смиренный всех, как себя, любит, никого даже и мысленно не осудит, всех сожалеет, всем желает спастись, видит свою греховную нечистоту и со страхом помышляет, как будет отвечать на суде Божием, но не предаётся отчаянию или унынию, а твердо уповает на Создателя и Спасителя своего. Истинно смиренный, если имеет от Бога дарования – молитву или слезы, или пост, или иное что, то всё тщательно скрывает, ибо похвала людская, как моль или ржа, всё изъедает» (680) (Слова схиархимандрита Серафима Романцова).

«Блажен, кто в здешней жизни уничижает и смиряет себя ради Бога: он возвеличен будет Всевышним Богом, и прославлен ангелами и не станет на Суде ошуюю!» (480) (Слова св. Кирилла Александрийского).

«Ищите денно и нощно этот драгоценный бриллиант» (680).

«Послушание паче поста и молитвы» – гласит Глинский патерик (460). Оно сопровождает человека в сей жизни, идёт с ним и в мир иной – «послушание не умирает. Тому человеку рай будет, кто послушание исполняет» (460). Это то духовное устроение, которое скоро спасает человека. Сия мысль нашла своё выражение в следующей эпитафии на надгробии послушника Глинской пустыни Николая (†1896): «Под сим крестом погребён послушник Николай Донской, на смерть удостоенный ангельского образа с именем Никифора. Он скончался после Святого Причащения 17 июня 1896 года, на 23-м году жизни. В обители подвизался два года и в сей короткий срок усердным послушанием и благочестным житием успел уготовить душу свою к блаженному переходу в вечность» (432).

И здесь хочется ещё раз отойти от Глинского патерика и вспомнить взгляд на послушание уже упоминавшегося выше московского старца отца Василия. Принимая под своё попечение духовное чадо, он говорил: «Чтобы делать спасение своей души, необходимы: свободная добрая воля, вера в Бога и послушание духовному отцу. Слова наставлений духовного отца принимать сердцем и исполнять их на деле. Если он обличит, надо радоваться и благодарить за то, что обнаружил грехи, страсти. Чем больше обнаружено страстей, тем больше основания для смирения, покаяния. Отношение к духовнику должно быть таким, как у преподобного Досифея: во всех случаях, всегда и на всяко дело просить благословение Божие по молитвам духовного отца. Бороться с искушениями также следует под покровом святых молитв духовного отца» (Свеча Богу... Цит. изд с.27).

Послушание во имя любви Глинский патерик понимает как «заработок вечных благ» (455). Правильным взглядом на послушание считается такой взгляд, когда кто, исполняя заповеди любви к Богу и ближнему, считает, что не он делает «одолжение своим трудом», а ему делают одолжение, понуждая его трудиться (435).

Существо добродетели послушания, как и смирения, раскрывается в Патерике на примерах подвижников.

Монах Феодот (†1859), получив назначение проходить послушание на кухне, ревностно исполнял всё, что ему поручали, и сверх того: рубил дрова, носил воду, мыл посуду, очищал кухню и т. д. На свой труд он смотрел как на дело богоугодное и совершал его со страхом Божиим. И продолжалось сие около семидесяти лет (181–182).

У схимонаха Архиппа (†1896) послушание всегда было на первом месте. «Блажен отец Архипп, ибо без сожаления отдал себя на труд послушания», – восхваляет этого подвижника Патерик (436).

Монах Евгений (†1894) с таким усердием выполнял послушание, что даже у его сподвижников вызывала восхищение его неутомимость: он был и гостинником, и поваром, и заведовал кучерами, скотным двором, огородом, полем... «Столь многосложные обязанности почти не оставляли ему свободного времени» (414). Даже заболев чахоткой, он продолжал по своей свободной воле нести монастырские послушания «никому не жаловался на болезнь, переносил её терпеливо, лежать не любил» (416).

Инок Досифей (†1874) в течение 26 лет – до кончины – с усердием нёс послушание пономаря. «Ради чистоты и порядка в храме он не жалел своих сил и времени, которое при других обстоятельствах провёл бы в своей келлии» (319). За примерное усердие и награду получил великую – «за такое долголетнее служение в храмах, посвященных Царице Небесной, подвижник в алтаре удостоился видеть Пресвятую Деву Богородицу» (319).

С подобным усердием также пономарское послушание проходил ещё дольше – тридцать лет – схимонах Евфимий (†1866) (292).

Но что, прежде всего, обращает на себя внимание при всех послушаниях? – То, что они не уводили послушников от главного – от молитвы. Об уже упоминавшемся монахе Евгении Патерик свидетельствует: «Заботы многотрудного послушания не отвлекали его от обязанности инока: он рано утром или поздно вечером исполнял своё монашеское келейное правило» (415).

Глинский патерик призывает хранить святое послушание – и в смысле свободного подчинения воле старца, и в смысле безропотного исполнения возложенных обязанностей, – «ибо и Христос, когда пришёл на землю, избрал не пустынное или столпническое житие, но образ и правило повиновения Отцу Небесному... Пребывая в повиновении, радуйтесь, что и вы жительствуете по подобию Господа нашего Иисуса Христа... Есть ли что блаженнее сего»! (684).

***

Выводом ко всему изложенному о смирении и послушании могут служить слова того же Патерика: «Учёность не спасет, а смирение и послушание» (444–445). «Более всего необходимо смиренномудрие с повиновением» (99).