22. О переводах на русский язык Священного Писания и творений святых Отцов Церкви
«В русском переводе Нового Завета чувствуют нужду» (19–2:29)
«Хорошие переводы святых Отцов печатать дело хорошее» (15:14)
В XIX веке остро встал вопрос о переводе на русский язык Священного Писания. К нему присоединился и вопрос о работе над переводом творений святых Отцов Церкви. В решении их деятельное участие принял Московский Святитель Филарет.
Вот что писал святой Иерарх 23 августа 1837 г. в ответ на письмо Алтайского миссионера Макария (Глухарева): «Беседу с вами начать надобно, кажется, с мыслей Ваших о полном переводе Библии на русское наречие. Вы употребили не мало труда на изложение сих мыслей, но посев Ваш пришел не на готовую землю, и не во время сеяния. Сомнения о полезности перевода, доселе сделанного, и прекословия о достоинстве его, или не прекратились, или возникли вновь, так что продолжение сего дела более угрожало бы умножением сомнений и прекословий, нежели обнадеживало бы умножением плода духовного. Если язык Богослужебный должен быть сохранен Богослужебным, то должно стараться, чтобы он, как можно более сохранялся общепонятным; а для сего полезно, чтобы не отвыкали читать на нем Священное Писание. Мне кажется, что сие соображение не должно быть пренебрежено» (19–1:124–125). По случаю же поступления из Лейпцига нескольких экземпляров Нового Завета и Псалтири на русском наречии святой Филарет писал одному влиятельному чиновнику: «Сей случай показывает, что в русском переводе Нового Завета чувствуют нужду. А из сего рождается вопрос: лучше ли, чтобы сим пользовались украдкой и незаконно, или лучше пересмотреть перевод и допустить его употребление законное? Римская церковь не любит допускать народ до Священного Писания, но и она позволяет переводы оного на живые языки и на современные наречия» (19–2:29). Однако решение назревшего вопроса затягивалось. В 1856 г. Святитель сообщает архимандриту Антонию: «Дело о переводе Священного Писания, кажется, подвергнется возражениям нового Синодального Оберпрокурора. Владыка Киевский объявил ему свое решительное мнение, что переводить не должно, дабы сие не повело к забвению славянского языка, который есть Богослужебный. – Воля Господня да будет. – Господь да устроит полезное для Церкви Своей, Ему Единому непогрешительно ведомое» (9:425).
Письма Святителя свидетельствуют, с каким благоговением подходил он к переводам, как следил за чистотой слова:
«Дева, истина христианская, может получить и благолепную одежду размышления и слова возвышенного, и скромную одежду слова простого; но достоинству ея не соответствует одежда лоскутная и с грязными пятнами слова низкого и небрежного... Слова не мелочи, когда дело идет о догматах и о Святых, и особенно в такое время, когда правильность и точность слова нужно охранять с разумением, от умножения в письменности невнимания к законам языка, логики и вкуса... Не расточайте великих слов для мелочей. Берегите их для того, что истинно велико... Вы говорите доброе, но часто как будто без управления пускаете слово, и оно идет не прямым путем, не сказывает, что сказать хотели, сказывает иное, не дает себя разуметь» (23:71–72)... «Не гневайтесь на чувство чистоты русского языка, которое вступается за мелочи. «Молельня» – это не слово, а урод, родившийся с искажением организации языка. «Приют» – это «приюрт» варварский. Жуковский вытащил сие слово из грязи и вставил в стихи по вольности поэтов» (4:180).
И не только при переводах на русский язык следил Святитель за их точностью, но – и на другие языки. Читаем в письме к Преосвященному Алексию: «До чего не доживешь на свете! Ныне часа полтора или два провел я с Якутским протоиереем, проверяя перевод Евангелия на якутский язык. Например: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» переведено так: «Дай нам, что нам есть нынешний день». Я возражаю: разве нет у них слова, означающего хлеб? Отвечает: хлеб знают только подгородные, а прочие не едят его и не знают. Я настою: непременно поставьте хлеб. От подгородных постепенно узнают и прочие. Понятие же хлеба определенно необходимо для таинства Евхаристии» (14:157–158).
Насколько был Святитель осторожен и аккуратен в переводах, говорит его собственное признание: «Что касается до меня, я ни одного слова в переводе не поставил по своему решению, а предлагал мои мнения комитету и неоднократно внушал, что отдаю их на свободное рассуждение» (10:152).
Святитель радуется, что русскому народу открылось слово Божие на его языке: «Слава Богу, что отверзта дверь слову Божию в русское слово. Но еще надобно молиться и трудиться, чтобы Господь управил дело, которое теперь идет в четыре Академии, и Бог ведает, как возвратится к единству. Мне, конечно, не увидеть совершения сего дела. Господь да наставит будущих» (10:106–107)... Следует помнить, что «одно из возражений против перевода Священного Писания на русское наречие было то, что некоторые опасались вторжения русского наречия в Богослужение. Святейший Синод назначил русский перевод только для домашнего употребления» (19–2:155).
Следил святой Филарет и за переводом на русский язык творений святых Отцов Церкви. «В некоторых поручениях Академия наша, благодарение Богу, исправнее других, – пишет он ректору Академии архимандриту Филарету (Гумилевскому). – Но, кажется, остается неисполненным поручение Святейшего Синода перевести толкование святого Златоустого на которое-то послание. Такое же дело стоит, кажется, за Вифанской Семинарией... Справьтесь, подвиньте сии дела, и меня уведомьте» (15:30–31). Святитель дает и определенные установки для публикации переводов: «Печатать переводы святых Отцов дело весьма хорошее, полезное и достойное всякого поощрения. Но искрошить каждого святого Отца на части, потом смешать всех и таким образом печатать – не знаю, похвалите ли это Вы (архимандрит Филарет Гумилевский. – К. С.), хотя таков почти Ваш проект. В издании периодическом срочном это оправдывается журнальной поспешностью и потребностью разнообразия для журнала, но вы предпринимаете издание не срочное, потому оно меньше терпит смеси, а больше требует порядка. Например, в самом начале Вы хотите напечатать два слова Григория Богослова о Богословии. Где же прочие три? Чем оправдать можно расторжение сих слов, очевидно имеющих общее единство и составляющих небольшое целое? Если бы захотели издать в новом переводе всего святого Григория – очень хорошо! Если пять слов о Богословии, и это хорошо. А два? Не понимаю, как пришла такая мысль» (15:16–17). И еще: «При рассмотрении перевода примите в рассуждение следующее. Что окажется несходным с славянским текстом, то переведено с греческого. Если переведено не слово в слово, то потому, что слишком буквальный перевод был бы жесток и не понятен. Например: «Радуйся Апостолов немолчная уста». Я перевожу: «Радуйся дающая Апостолам немолчная уста» (4:449).
Более того, святой Филарет указывает на неправильно переведенное и настаивает на исправлении:
««Дебелые» кости святого Игнатия – что это такое? Дебелость значит толстоту, соединенную с драхлостью. Оставьте в покое чистые кости Святого и не налепляйте им дебелости» (4:193)... «На второй и третьей строке перевода Лествицы читаем следующее: «Всего лучше начинать с Бога». Посоветуемся с русским переводом. Он говорит, например: метение лестницы надобно начинать с верхней ступени, а не от верхней. Так говорится потому, что ступенька есть часть лестницы. Еще, например: годы у христиан считать начинают от рождества Христова, а не с рождества Христова. Так говорится потому, что здесь указывается не часть, а предел. – Бог не есть часть начинаемого дела: следственно, русский язык не позволяет говорить: «Начинать с Бога». Надобно говорить: «Начинать от Бога». Почему же переводчик говорит иначе? Не видно иной причины, как потому, что так, по его мнению, говорит народ, и притом безграмотный» (14:77–78)... «В переводе Афанасия Великого встречаю недоразумения. Вот, например, маленькое: «Стадо комаров»... До сих пор мы видали «рой комаров» беспастырный, а теперь является стадо, которое требует и пастыря. Кто же пастырь? Не отец ли протоиерей Петр» (Делицын) (14:83)... «Творения святых Отцов. Год IV, кн. III. С. 20. «Женщинам столько же свойственно и естественно поститься, как и дышать». – Трудно согласиться, что «столько же естественно». И почему только женщинам? В старом переводе: сколь собственно дыхать, столь прилично поститься. Вот это дело иное. Против сего можно не спорить... С. 41. «Опять ты человек низкого рода». Что значит опять? Сделался было человеком высокого рода, а потом опять низкого? – Василий Великий не писал сей нелепости. А вот что он писал: «Гордишься ты богатством, величаешься предками?» и пр. «Или ты человек низкого рода?»... С. 42. «Накопили полный карман». Копят не в карман, а в сундуки или в мешок» (21:7).
Так же, – хотя святой Филарет и говорит, что перевод творений преподобного Макария Египетского «хорошо читается, – но и в нем иногда встречается то, чего надо избегать: «Например: с. 14. «Совне». Это слово неправильно образовано и не дает ясного значения. Правильное: «Отвне». – С. 23. Бес. III, 1. «Если случается каким-нибудь тридцати человекам быть за одним делом». У святого Макария нет «одного дела» и нет частицы «если», которая не связывает, а путает речь. У него сказано: «Случается быть некоторым вместе в числе тридцати»» (14:101–102).
Подобное сказано Святителем и о переводе «Лествицы» преподобного Иоанна: «Благодарю за Лествичника... Но... не удержусь и от спора, ...чтобы хорошее дело было, если можно, и лучше... Например: «Взошел победителем на самый верх осмой степени». Что за верх у степени? Степень не конус, а плоскость. Если бы дело шло о 30 степени – выражение «на самый верх» могло быть у места, относясь ко всей лестнице, которой 30 степень есть «самый верх». Но над осмой степенью еще 22. Где же тут «самый верх»?.. Если это не правда, то вразумите меня, что такое “самый верх осмой степени”» (14:82).
В иных случаях Московский Иерарх рекомендует пропустить в переводе то, что слышится тяжело: «Полагаю пропустить выражения, в которых Константий называется антихристом, и поставить строку точек. Обыкновенный читатель пусть видит, что или в переводе пропуск, или подлинный текст не в целости сохранился. Любознательный справится с подлинником и увидит, что перевод не обманывает, ибо не скрывает пропуска, но охраняет православное ухо от тяжелого слышания» (14:89).
Святой Филарет приветствует издателей в их намерении опубликовать творения преподобного Варсанофия Великого и по этому поводу высказывает также свои пожелания: «Издатели переводов старца Паисия возымели мысль, по моему мнению, добрую, чтобы, кончив книжку, которая теперь печатается, напечатать особой книгой провещания Варсанофия Великого. Примите к сердцу сие дело. В Лавре должен быть греческий печатный текст сей книги. Хорошо было бы поступить так, как поступлено с книгой Нила Сорского, то есть: где славянский переводный текст несовершен, или неполон, там ставить вариант, который заимствован из греческого печатного текста, а если можно, и из наших старинных переводных рукописей. Если Вы (протоиерей Феодор Голубинский. – К. С.) будете споспешествовать немедленному ходу сего дела, то сделаете сим более добра, нежели иными цензурными работами, на которые Вы тратите долгое время и которых плоды не драгоценны» (21:9–10).
Как бы завершая свои пожелания, святой Филарет заявляет: «Хорошие переводы святых Отцов печатать дело хорошее, и я буду сему рад» (15:14).
«Извольте в сем усмотреть скромность русского языка» (4:355).