Письма к проф. и ректору Моск. Дух. Академии С. К. Смирнову разных лиц

После покойного профессора и ректора Московской Духовной Академии протоиерея Сергея Константиновича Смирнова († 16 февр. 1889 г.) осталось значительное количество различных бумаг, главным образом – черновиков его лекций и работ, а также много писем, адресованных ему разными лицами по самым разнообразным поводам. Вдова покойного, и доныне здравствующая София Мартыновна, любезно разрешила выбрать из этого архива то, что может представить некоторый интерес, особенно – ввиду наступающего в текущем 1914 году столетнего юбилея Московской Духовной Академии; результаты этого извлечения мы и представляем ниже.

С. К. Смирнов родился 5 сентября 1818 г. в Москве, скончался 16 февраля 1889 г. в Сергиевском посаде. Его отец Константин Васильевич († 1840 г.) был священником церкви Св. Николая в Ковыльском, а ранее, при митрополите Платоне, состоял преподавателем философии в Вифанской семинарии и был лично весьма близок к митрополиту Платону.

По окончании духовного училища и семинарии в Москве, С. К. поступил в 1840 г. в Московскую Духовную Академию и окончил ее третьим по списку магистром в 1844 г., с какового года и начинается его 42-летняя служба при Академии.

Преподавая первые 11 лет своей службы русскую гражданскую историю (С. К. был первым преподавателем русской гражданской истории, как самостоятельного предмета в Духовной Академии) и греческий язык, с 1855 года он взял сверх того историю раскола на миссионерском отделении; в 1870 году, когда по новому уставу необходимо было из нескольких предметов преподавания избрать один, С. К. избрал греческий язык с его словесностью, каковой предмет и читал до введения устава 1884 года. Этот устав предписывал ректору читать какой-либо богословский предмет; С. К. взял Священное Писание Нового Завета, но читал его всего два года, выйдя в 1886 г. в отставку. Кроме этой, чисто академической деятельности, С. К. принимал деятельное участие в переводе и издании «Творений святых отцов», будучи с 1854 г. секретарем, а впоследствии и председателем редакционного комитета. Он перевел часть творений Ефрема Сирина, бл. Феодорита, Василия Великого, Кирилла Александрийского и др. Наконец, С. К. занимал в Академии и административные посты: в 1870 г. он был избран инспектором, в 1874 г. помощником ректора по церковно-практическому отделению и, наконец, в 1878 г. ректором Академии, в каковой должности и пробыл 8 лет; вместе с ректорством он, по требованию устава, принял и священный сан. – Научно-литературная деятельность Сергея Константиновича обнимает период в 46 лет, со студенческих годов – 1843 и до самой смерти – 1889 г., и отличается большим разнообразием и разносторонностью: он писал по богословию, философии, истории русской Церкви, гражданской истории, археологии, расколу, греческой филологии, издавал документы, некрологи, описания, путеводители, переводы, писал критико-библиографические разборы, произносил и печатал проповеди, стихотворения, сотрудничал в повременной печати, и т. д. Он сотрудничал в следующих изданиях: «Москвитянине», «Прибавлениях к творениям святых отцов», «Московских Ведомостях», «Русск. Вестнике», «Прав. Обозрении», «Душеп. Чтении», «Русск. Архиве», «Временнике Общества Истории и Древностей Российских при Импер. Моск. университете», «Трудах 1-го археологического съезда в Москве», Сборнике «ХVIII век», изд. Бартеневым. Из более крупных, отдельно изданных сочинений С. К. Смирнова нужно отметить особенно: 1) «Биография князя Дмитрия Михайловича Пожарского", Москва, 1852 г. 2) «История Московской славяно-греко-латинской академии», Москва, 1855 г. (Эта книга была премирована Академией Наук демидовской премией в 714 р., и за нее же автору, по представлению министра народного просвещения А. Норова, было объявлено Высочайшее благоволение). 3) «История Троицкой лаврской семинарии». Москва, 1867 г. (Удостоена Академией Наук уваровской премии в 500 руб,, и за нее по Высочайшему повелению выдано автору 400 руб. в награду из хозяйственного управления при Св. Синоде). 4) «Филологические замечания о языке новозаветном в сличении с классическим при чтении послания ап. Павла к Ефесеям». Москва, 1873 г. (За это сочинение автор был удостоен, после публичного диспута, степени доктора богословия). 5) «История Московской Духовной Академии до ее преобразования», Москва, 1879 г. (Удостоена Академией Наук Уваровской премии в 500 р. и автору объявлена Высочайшая благодарность). – С. К. Смирнов состоял с 1874 г. членом-корреспондентом Академии Наук по отделению русского языка и словесности; еще в 1851 году он избран был действительным членом Общества Истории и Древностей Российских при Имп. Московском университете, а в 1879 г. – непременным членом Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии при том же университете. Кроме того, он состоял почетным членом Общества Любителей Духовного Просвещения (1879), а также двух Духовных Академий: Московской (1886 г.) и Петербургской (1888 г.). Как видим, ученая деятельность С. К. далеко выходила за рамки простого «прохождения службы»: его знали, как ученого, не только духовно-академические круги, но и большинство тогдашних светских ученых, не только историков или словесников, но даже антропологов и натуралистов. В этом обстоятельстве всего более убеждает переписка С. К., указывающая на весьма широкий круг его личного или литературного знакомства⁹⁴⁸. Из печатаемых ниже писем мы увидим не раз, что такие крупные ученые, как академики Бычков, Сухомлинов, Тихонравов, Буслаев, Погодин и другие обращались за справками и советом к С. К. по вопросам отечественной истории и словесности и часто получали подробные разъяснения от него, как, напр., приводимая для образца справка на запрос проф. Погодина о представителях рода Титовых. Из этих фактов и тона всех писем ученых, печатаемых ниже, мы видим, насколько Московская Духовная Академия в то время была в курсе обще-культурной и научной жизни страны: она стоит наряду с другими учебно-учеными учреждениями и обществами, поддерживает с ними самую оживленную связь и вносит свою долю участия в общее дело разработки научной нивы. Мы совсем не замечаем никакого отчуждения академической науки от светской: академические ученые пользуются полным признанием со стороны своих университетских коллег, в свою очередь получая и от этих последних необходимые сведения (напр., ак. А. Бычков сообщает по запросу С. К. сведения о литературе об арх. Феодоре Бухареве, Билярском, Невоструеве, Ундольском; ак. Буслаев – об изображениях Саввы Сторожевского и т. д.).

П. Каптерев.

Милостивый Государь

Михаил Петрович!

Очень благодарен Вам за то, что одолжили мне Ваши записки о Пожарском⁹⁵⁰, которые при сем имею честь препроводить Вам.

Прошу Вас что-нибудь сказать о моей биографии, впрочем уже после того, как получите от меня прибавление к оной, которое скоро напечатается. Опять не согласился я с Вами в том, что слово: пожар, встречающееся в летописи под 1096 годом, должно понимать, как имя собственное⁹⁵¹. На это привожу следующие основания:

На предыдущей странице летописи говорится о сожжении Суздаля Олегом Святославичем, а в приведенном вами месте повествуется о битве под Суздалем Мстислава с Олегом: «Олег поиде к городу (Суздалю)... Мстислав же перешел пожар и оступишася». Ясно, что здесь говорится о Суздальском пожарище. Не считаю нужным указывать Вам, что слово: пожар часто встречается в значении сгоревшего селения или части города.

2) Невероятно, чтоб местность под названием Пожара существовала в XI веке. Если Василий Андреевич в конце XIV или начале XV века первый получил прозвание Пожарского, тогда как еще в XIII веке, по вашему мнению, местечко Пожар было во власти предков Василия, то чем объяснить такое позднее происхождение прозвания? Должно думать, что если прозвание дается от места, то это место должно иметь в своей истории нечто замечательное, какое-нибудь событие, случившееся с ним недавно, бывшее предметом новым, предметом толков, так что народные толки присоединяют имя события случившегося в известном месте к имени владетеля места. Так Василий получил прозвание Пожарского от сгоревшей волости, которой он владел, и самая волость, долго незастроенная, могла остаться с именем Пожара.

С покорнейшей просьбой обращаюсь к многоуважаемому Сергею Константиновичу, по поручению старого моего товарища Владимира Павловича Титова, бывшего посланника в Константинополе и проч.⁹⁵² Нет ли у вас каких известий об иеросхимонахе Никоне Титове, которого надгробный камень вделан в стену южного притвора Троицкого⁹⁵³ собора. Попросите также и Александра Васильевича: не попадалось ли ему чего-нибудь? Также не знаете ли чего-нибудь об архиепископе Рязанском, Алексее Титове, который был сначала архим. Знаменским, потом епископом Тверским, Крутицким, Вятским⁹⁵⁴.

Просить так просить – дайте известие о Князьях Одоевских, погребенных под Троицкой церковью⁹⁵⁵, где и Трубецкие.

Усердно кланяюсь.

Что поделываете?

Всем друзьям лаврским мое почтение.

Ваш покорнейший слуга М. Погодин.

3 сентября 1869.

В. Пр. Достоуважаемый М. Петрович!

Согласно Вашему желанию имею честь сообщить Вам, что успел разыскать здесь о роде Титовых. Никон Титов погребен у южной паперти Успенского собора; надпись на стене гласит: «1719 г. июля в 28 день на память стых Апостол и диаконов Прохора и Никонора Тимона и ІІармена преставися раб Божий сея святыя обители что был соборный старец иерсхимонах Никон Титов»⁹⁵⁶. В делах монастырских немного сохранилось за первую четверть XVIII века, о нем ничего не найдено. Кроме этого Титова жил в Лавре монах Нектарий Титов, который был здесь казначеем. В мире его звали Никита Иванов. Прежде он был келарем Крутицкого архиерея, а в 1722 году определен келарем в Чудов монастырь, в 1727 году переведен в Лавру на должность казначея и скончался в марте 1734 года.

Алексий Титов был архимандритом М. Знаменского монастыря 1708–1712. Ноября 9 1712 г. рукоположен во епископа Тверского с правом носить архиепископские зеленые скрижали; в 1714 г. переведен на Крутицкую епархию с званием епископа Сарского и Полонского. В январе 1719 года с степенью же епископа переведен в Вятку и управлял Вятской епархией до 27 сент. 1733 года. Причиною, почему он при переводе в Вятку не получил степени архиепископа полагают то, что он оговорен был архим. Иосифова Волоколамского монастыря Германом в участии с ним в 1718 году при освидетельствовании открытых в том монастыре мощей и принятии их за мощи Чудотворца Иосифа: Св. Синод требовал по этому делу объяснения у Алексия⁹⁵⁷, а Герман лишен был звания и священного сана. В Вятке Алексий приобрел известность обращением вотяков в христианство и ревностью к умножению церквей в своей епархии. В 1723 г. он был вызван в Петербург на чреду священнослужения; в 1728 г. был в Москве при венчании на царство Петра II. В 1731 году возведен в сан архиепископа. В 1733 г. переведен в Рязань. В 1735 г. должен был выслушать выговор Синода в храме за то, что рязанцы просили Государыню удостоить его, как доброго пастыря, Новгородской кафедры на место больного Феофана. Алексий скончался в сане Ряз. архиепископа 17 сентября 1750 года 83 лет отроду. Сохранилось его умилительное духовное завещание (напечатано в Истории Ряз. Иерарх. Воздвиженского)⁹⁵⁸.

Одоевские погребены под Троицким собором с юго-западной стороны. О них у Ундольского⁹⁵⁹ и в XVI томе древн. Росс. Вивлиоф.⁹⁶⁰.

10 сент. 1869.

Московской Духовной Академии Бакалавру Магистру Смирнову.

По доведении до сведения Государя Императора о сочинении вашем: «История Московской Славяно-Греко-Латинской Академии», Его Императорское Величество Всемилостивейше повелеть соизволил: объявить Вам Высочайшее Его Величества благоволение.

Сию Высочайшую волю исполняя, уповаю, что Всемилостивейшее благоволение, которого удостоены, будет для вас новым сильным побуждением к общеполезному употреблению познаний, приобретенных Вами в Московской Духовной Академии.

Филарет м. Московский ⁹⁶¹.

№ 347.

8 августа 1855 г.

Милостивый Государь Сергей Константинович!

Вы, вероятно, весьма недовольны на меня, что я до сих пор не отвечал на Ваше письмо, посланное в июне. Но я опоздал ответом не месяцами, как может казаться, даже не неделями, а разве днями, за что и прошу Вашей снисходительности. Это лето я провел в Харьковской губернии. Благодатный воздух юга и жизнь на родине так пришлись мне по душе, что я замедлил возвращеньем в Петербург. Вот почему и письмо Ваше я получил очень поздно, именно – по возвращении в Петербург. Но это нисколько не помешало делу о Вашей прекрасной книге. Книга Ваша опоздала на конкурс этого года, и потому и отложена до следующего конкурса. Ее предварительно передадут на рассмотрение кого-либо из известных ученых. И вот в этом-то отношении мое пребывание в Харькове было, может быть, и не совсем бесполезно. Часто видясь с преосвященным Филаретом⁹⁶², епископом Харьковским, я не раз слышал от него самые лестные отзывы о Вашей книге. Воспользовавшись этим, я сказал ему, что она представлена на Демидовский конкурс для получения премии, которое будет зависеть от письменного о ней отзыва. При этом я спросил, не согласится ли он дать этот отзыв, если Академия Наук обратится к нему. Он отвечал, что не только согласится, но исполнит это с величайшим душевным удовольствием, потому что «История Слав. Академии» произведение образцовое, и видно, что автор ее – светлая голова», – собственные слова преосвященного. По приезде я говорил с Срезневским; он очень рад готовности Филарета, и видит в ней залог успеха, потому что мнения преосвященного Филарета пользуются полным уважением в Академии Наук. Таким образом Вам остается ожидать следующего конкурса⁹⁶³, а я со своей стороны буду со всем возможным вниманием следить за Вашим делом, которое не может не быть близко всякому, кто любит русскую словесность и дорожит таким прекрасным явлением ее, как история Академии – настольная книга преданного Вам М. Сухомлинова.

Душевно чтимому Александру Васильевичу прошу передать мое искреннее уважение: я у него в огромном долгу, и решительно не предвижу возможности отблагодарить хоть в сотую часть этого достойнейшего человека, человека, каких очень не много на белом свете, как думаю я, как думает пр. Филарет и еще многие – и в Москве, и в Петербурге, и в Харькове.

Петру Симоновичу⁹⁶⁴ и отцу Иларию посылаю усердный поклон; не знаю, получил ли отец Иларий письмо, которое я на днях послал ему.

30 сентября 1856 г. С.-Петербург.

Душевно уважаемый Сергей Константинович.

Приношу Вам искреннюю и глубокую благодарность за обязательное исполнение просьбы моей о присылке рукописей. Желая представить возможно полный очерк деятельности и судьбы замечательных русских людей, посвятивших себя науке, я имею нужду в материалах, относящихся к началу их образования. С большим нетерпением ожидаю появления в свет Вашего труда по «Истории Московской Духовной Академии». До какой степени все, любящие русскую науку, дорожат Вашими трудами, видно из того единодушного сочувствия, которое выразилось при выборе Вас в члены-корреспонденты Академии Наук⁹⁶⁵.

Скоро ли сделается известным архив незабвенного А. В. Горского? Без сомнения, много важного находится в письмах к нему другой знаменитости Вашей Академии – к глубокому сожалению также покойного, – Филарета Черниговского. Будучи связан с ним в течение многих лет чувством глубокой приязни и уважения, я потерял в покойном Филарете Черниговском одного из близких мне людей, память о котором сохранится навсегда в душе моей. Один из ректоров просил меня написать статью о покойном Филарете, и я охотно принял это предложение. Если у Вас, многоуважаемый Сергей Константинович, найдутся какие-либо материалы, которые Вы признаете удобным сообщить мне, очень меня обяжете. Но само собой разумеется, что было бы несравненно лучше, если бы эти материалы были напечатаны и освещены Вами, и я бы воспользовался ими уже из Вашего труда.

Да поможет Вам Бог трудиться для пользы русской науки и всех любящих и ее и Вас. Искренно и глубоко Вас уважающий Михаил Сухомлинов.

6 мая 1876 г. Петербург.

Глубокоуважаемый Сергей Константинович!

Позвольте обратиться к Вам с усерднейшей просьбой, как к своему старому и доброму знакомому и почтенному сочлену по Академии Наук.

В настоящее время я работаю над монографиями членов Российской Академии, получавших первое образование в Московской Духовной Аадемии или Троицкой семинарии, как, напр., Барсов⁹⁶⁶, Десницкий⁹⁶⁷, Зыбелин⁹⁶⁸, Баженов⁹⁶⁹ и т. д.

В этом месяце я предполагаю посетить Вашу лавру и Академию, чтобы заняться в Ваших архивах. Будьте так любезны, сообщите мне, где именно надо искать сведений об этих лицах, – у Вас или в Москве. Вам это очень хорошо известно, так как Вы пользовались многими архивами для Ваших превосходных трудов – истории Московской Академии и лаврской семинарии. В трудах своих Вы упоминаете обо всех названных мною лицах. Ваши указания облегчат мою работу, и приехавши в Москву, я обращусь прямо туда, куда Вы меня направите, а потом для пополнения сведений явлюсь и к Вам. Сделайте одолжение, отвечайте мне поскорее, дорогой Сергей Константинович.

До скорого свидания. Душевно уважающий Вас и преданный Вам Михаил Сухомлинов.

3 мая 1877. Петербург.

Глубокоуважаемый Сергей Константинович!

Позвольте Вам представить одного из достойнейших питомцев нашего университета, Евгения Вячеславича Петухова, удостоенного степени кандидата и оставленного при университете для подготовления к степени магистра русской словесности. По моему совету, г. Петухов намерен провести это лето в Вашей лавре для научных занятий. Обращаюсь к Вам с усердной просьбой оказать слушателю моему Ваше доброе содействие – дозволить ему пользоваться рукописями и библиотекой вверенной Вам Академии и не отказать ему в Ваших личных советах и указаниях относительно его работ⁹⁷⁰. Невольно вспоминаю то радушие, с которым в былые годы я был принят Вами, многоуважаемый Сергей Константинович, и незабвенным Ал. Вас. Горским. Свидетельствую глубочайшее уважение Вам и супруге Вашей, прошу верить искренней приязни и преданности.      М. Сухомлинов.

29 мая 18S5 г. Петербург.

Глубокоуважаемый Сергий Константинович!

Обращаюсь к Вам с усерднейшей просьбой оказать мне доброе содействие в новом моем академическом предприятии. Я предполагаю приступить к изданию полного собрания сочинений Ломоносова, с объяснительными примечаниями и биографией Ломоносова. На Академии Наук давно уже лежит долг издать труды гениального русского академика. Отделение русского языка и словесности возложило на меня это издание. Приступая к работам о Ломоносове, я предполагаю в начале мая приехать в Москву, чтобы ознакомиться с архивом Заиконоспасской школы, в которой учился Ломоносов. Вам так хорошо известен этот архив, Ваши разыскания в нем дали такую богатую пищу для исследователей, что я считаю для себя долгом просить Ваших указаний. Где помещается архив, в котором надо искать сведений о школьных годах Ломоносова? К кому надо обратиться, чтобы получить разрешение пользоваться архивами Заиконоспасской школы и Московской Духовной Академией? Кстати: из какого источника заимствовано Вами («Истор. Моск. Акад.», стр. 251) известие о том, что Ломоносов уезжал из Москвы в Киев? Другие вопросы оставляю до личного свидания. В начале мая, когда, если Бог даст, я буду в Москве, приеду на несколько часов и в Троицкую лавру, к Вам. С нетерпением ожидаю от Вас сведений об архиве Заиконоспасском.

Если Вы не забыли о моем существовании, сообщу Вам, что в жизни моей произошло важное событие. Бог снял с меня тяжкое иго одиночества, непосильное для человека, всю жизнь проводившего в семье. В январе я женился. Надеюсь побывать у Вас с женою.

Свидетельствую глубочайшее уважение Вам и супруге Вашей. Душевно преданный М. Сухомлинов.

28 марта 1887 г.

Милостивый Государь Сергей Константинович!

Давно собирался я доставить себе удовольствие писать к Вам, и вот наконец нашел удобный к тому случай, имея честь препроводить к Вам экземпляр моей речи⁹⁷¹.

Узнав от Тихонравова о Вашем благосклонном согласии участвовать в его журнале⁹⁷², душевно радуюсь и за журнал, и за себя, как сотрудника, и за ученую публику, которая будет иметь случай лишний раз воспользоваться плодами Вашей учености.

Я наслышался, что у Вас под руками множество раскольничьих сочинений. Большая часть из них – сколько мне известно – имеют интерес не столько в отношении религии, сколько литературы, и именно разной мифологической и поэтической чепухи (разумеется, за исключением глубокомысленных философских доктрин). Вот если бы Вы побольше набрали этой интересной чепухи из рукописей и редких книг, и сообщили в журнале Тихонравова: это были бы истинные находки для занимающихся историей русской поэзии.

Надеюсь, что подобное, чисто литературное обращение к расколу и староверчеству не только не противоцензурно, но даже было бы одобрительно с точки зрения так называемой благонамеренности.

В случае же, если сами почему-либо не желаете марать рук этой поэтической чепухой, то не можете ли сообщить ее нам в выписках из рукописей? Для этого Вы могли бы пригласить кого-нибудь из студентов Академии за условленную плату от меня.

Извините, что беспокою Вас. Но что же делать? Ради успехов науки хочется как можно больше способствовать разработке нашей старины. Во всяком случае, удостойте меня ответом.

С совершенным уважением и преданностью честь имею быть готовым к услугам Вашим

Ф. Буслаев.

Москва, 1859 г. Февр. 11 дня.

С.-Петербург 1860 г. мая 23.

Долго лишал я себя удовольствия писать Вам, многоуважаемый Сергей Константинович, для того, чтобы, наконец, написать Вам что-нибудь уже положительное о моем новом житье-бытье и о важных делах, для которых я сюда вызван.

Некоторые подробности о моих лекциях сообщит Вам Александр Васильевич⁹⁷³, которому я посылаю письмо в одно время с этим. Здесь прибавлю только, что Государь Наследник⁹⁷⁴ необыкновенно интересуется русской стариной и народностью, любит русский язык и сочувствует всякому меткому выражению в народной песне или в древней рукописи. Пишет правильно и с некоторым изяществом в слоге, потому что понимает силу слов и выражений. Литературой занимается по источникам. Под руками на лекции постоянно рукописи. Публичная Библиотека все сокровища дает нам на дом. Синод добывает для нас все, что нужно из хранилищ Духовного Ведомства! Более великолепной обстановки в пособиях для лекций уже и вообразить невозможно. И Слава Богу, что все это идет впрок, изучается с любовью и с успехами самыми быстрыми. Каждая лекция – шаг вперед. Зато каждая лекция стоит мне целого дня, с утра до поздней ночи, несмотря на то, что на листы заготовлено у меня было уже довольно много и прежде.

Лекции поглощают все мое внимание и все мои нравственные и физические силы. Свободное от составления лекций время просто отдыхаю, гуляю, как путешественник, по Эрмитажу и другим хранилищам и собираюсь с силами для будущей лекции.

Живу я здесь по-московски, то есть, уединенно, в своей семье. Здесь просто беснованье на публичные лекции. Везде читают, чуть не на улицах. Но я нигде не бываю. Все это одна сутолка, правда, полезная для массы, но утомительная для того, кто видит в науке не одну минутную вспышку. Разумеется, я должен был завести несколько интересных для меня связей. Между прочим познакомился с графом Блудовым ⁹⁷⁵, который очень ко мне ласков. Вице-президент Академии Художеств, князь Гагарин⁹⁷⁶ вошел со мной в сношения по древне-русскому искусству, которое более и более начинает интересовать наших художников. Он даже предлагал мне читать лекции в Академии Художеств по этому предмету; но я предпочел вместо того – сблизиться с некоторыми из даровитых молодых академиков и домашним образом передать им главное в этом деле. Это прочнее и ближе к цели.

На днях была ученая дуэль – Погодина с Костомаровым⁹⁷⁷. Духота и толкотня была страшная. Обоих бойцов – по окончании дуэли – вынесли на руках: при этом изломано до сотни стульев. Когда несли Костомарова, с ним сделалось дурно, – он упал в обморок. Само собой разумеется, что от этой дуэли наука ни на волос не двинулась вперед.

Виной всей этой штуки Погодин, который приехал сюда с тем, чтобы на старости лет людей потешить. Привез сюда разных фокусов – запирательных статеек и, набив ими карманы, – повсюду ходит, как странствующий музыкант, и кому где угодно, читает статью об Алексее Петровиче. Читал он три раза публично, раз даже в пассаже!

Чтобы произвести эффект, он прицепился к интересной личности Костомарова – и разыграл роль ученого историка перед многочисленной публикой...

Я заговорился, а о деле и забыл.

Много и много благодарю за переписанные статьи. Вероятно уже переписано много и другого для меня. Ради Бога, пришлите. А вместе с тем, дайте знать, сколько денег выслать за пересылку.

Преданный вам Ф. Буслаев.

Мой адрес: на Шестилавочной в графском переулке, дом графов Строгановых.

Милостивый Государь,

Сергей Константинович!

Простите, что, не имея удовольствия знать Вас лично, решаюсь обратиться к Вам с покорнейшею просьбою. С наступающего года⁹⁷⁸ я начинаю в Москве издание журнала, еженедельно посвященного разработке истории русской словесности и древности. Занятия Ваши относятся к тому же предмету, и Вы, может быть, не откажетесь принять участие в моем издании. В него входят и исследования по истории древней и новой русской словесности и вообще по отечественной древности, и неизданные материалы, и критические разборы замечательнейших сочинений по истории русской литературы, церкви и т. д. Все статьи Ваши подобного рода будут приняты с глубокой благодарностью, и утешая себя надеждой, что Вы подарите новый журнал своим содействием и позволите внести имя Ваше в список сотрудников, я имею честь быть Вашим

Милостивый Государь,

Покорнейшим слугою, Н. Тихонравов.

Адрес мой: Николаю Саввичу Тихонравову, профессору Московского университета, на Гороховом поле, в доме Волковой, против церкви Вознесения.

Милостивый Государь,

Сергей Константинович!

Не откажите оказать услугу протопопу Аввакуму⁹⁷⁹ и Вашему покорному слуге. В рукописи некоторые слова не разобраны; сделайте милость, напишите, как должно читать слова, подчеркнутые красным карандашом в прилагаемых корректурах. История о бегствующем священстве пропущена; но мне нужен был бы оригинал ее: нельзя ли попросить его в Москву дня на два? Я думаю, Вы можете переслать его за казенной печатью. Судьба следующей книжки летописей теперь в Ваших руках: если получу от Вас вскоре просимое, то она выйдет к первому октября.

Следующей почтой посылаю Вам хрестоматию Буслаева.

Мне сказал К. И. Невоструев, что Синодальный Сборник № 641 в лавре; он весь раскольнический и, вероятно, у Вас. Если он Вам не нужен теперь, то перешлите его Невоструеву.

С истинным почтением и преданностью имею честь быть Вашим покорным слугою Н. Тихонравов.

Москва, 19 февраля 1859 г.

...Считаю долгом вознаградить Вас самой интересной, великолепной новостью. У Вас «Парусом» интересовались. Итак, да будет Вам известно, что после самого громового запрещения, сопровождавшегося, как знаете, отставкой цензора, строжайшими выговорами и т. п., «Парус» вдруг теперь воскресает самым неожиданным, самым невероятным образом. Троицкие подписчики могут быть уверены, что в непродолжительном времени они получат следующие №№. И что всего замечательнее, газета несомненно пойдет в том же самом духе, с тем же самым направлением, одним словом вполне такая же, какой началась, – только под другим названием и с другим именем редактора. А еще удивительнее то, что инициатива воскрешения «Паруса» принадлежит вовсе не издателям; они после запрещения, разумеется, потеряли всякую надежду: но их просят продолжать⁹⁸⁰. Более объяснять по почте неудобно. Одно только могу прибавить в виде размышления. Вот что значит быть людьми вполне честными, слушающимися только своего долга! Во время последних переговоров (когда я был у Троицы), они объявили, что ничего более не могут обещать, кроме искренности своих чувств, уже известных, что они останутся верны своему долгу, как они его понимают. Как ни больно, вероятно, было выслушивать такие объяснения, как ни оскорбительным должно было казаться такое прямое недоверие чужому руководству несмотря на все это, те, с кем ведены были переговоры, согласились вполне, да и думаю, что уважают их и сочувствуют им теперь еще более. Просто, чудеса! У меня голова закружилась, когда по приезде в Москву, я выслушал вчера подробно всю историю восстановления «Паруса».

Милостивый Государь,

Сергий Константинович!

Безмерно виноват я пред Вами и нет оправдания вине моей, кроме старческой немощи, иногда постигающих меня недугов и глупого неуменья распределять время занятий и досугов. Ради Бога покройте вину молчания моего братской – христианской любовью.

Простите меня и примите благодушно мою, хотя запоздавшую, но оттого не меньше искреннюю и глубокую благодарность за многоценный дар, которым угодно было сопроводить письмо Ваше от 11 марта. Ценю его не материально, а как прекрасный плод трудов Ваших, как выражение Вашего внимания, доброй, благородной души Вашей, принявшей с такой любовью мою ничтожную послугу Вашему делу и не могу умолчать – как живое воспоминание о незабвенном приснопамятном П. С.⁹⁸²

Ответствовать Вам на предложенные в вашем письме вопросы почел бы я за утешение себе, за честь и долг; но чую, что на все и вполне удовлетворить Вам не могу.

1) Не затрудняюсь сообщить, кому из наставников принадлежат посланные мной лекции⁹⁸³. Истолковат. чтения на книгу Бытия, на несколько глав пророка Исаии и Богосл. догматику преподавал о. ректор Филарет⁹⁸⁴; полемику – инспектор архимандрит Гермоген⁹⁸⁵; Нравственное Богословие – бакалавр Левицкий⁹⁸⁶, – ему же принадлежат записки на книги В. Завета – Иова и проч. Историч. книга В. Завета читал о. инспектор бегло, и никаких записок не давал. Историю философии и часть системы философской в первый год читал бакалавр Ив. Конст. Носов⁹⁸⁷ ), а в другой год преемствовал ему Вас. Ив. Кутневич⁹⁸⁸. О церковном красноречии уроки давал П. Ив. Розанов⁹⁸⁹; Историю гражданскую – В. В. Херсонский⁹⁹⁰. Вот и все о посланных лекциях.

2) Был ли при открытии Академии князь Голицын⁹⁹¹, и кто был еще, кроме Августина⁹⁹²? Не умею сказать, потому что я (с прочими товарищами из Вологодской семин. посланными в Академию) не успел прибыть ко дню открытия Академии, а потом, по легкомыслию, а может быть в страхе приемных экзаменов, недомыслили узнать, как происходил акт открытия Академии. О князе А. Н. Голицыне думаю, что он не был при том; потому что в наше время посетил Академию, и в сопровождении преосвящ. Августина всю ее, даже студенческие комнаты, обозревал с таким вниманием и расспросами, как бы видевший ее тогда в первый раз.

3) О характеристике наставников, о жизни и занятиях студентов вопрос самый интересный и, казалось бы, близкий для всякого, кто мог быть в ежедневных отношениях к ним в продолжение четырех лет. На этот-то вопрос я еще больше безответен пред Вами. Вы, конечно, подивитесь этому и огорчитесь таким отзывом. Но что делать! Так не готов я на ответ Вам. В то время, о котором вопрос, я был молод, легкомыслен, маловнимателен; неверная память не удержала и того, что в свое время было так близко. Признаюсь, академическая жизнь теперь как бы в тумане для меня. К прискорбию моему, я скоро и уже давно расстался с товарищами; – все бывшие здесь на службе почили; с иногородными не видался. Кое что осталось в слабой памяти. Так и быть, – отнимаю у Вас минуту внимания.

О. ректор Филарет был исполнен духа благочестия и любви христианской. Управление его было – отеческое: мы были у него – дети. Св. Писание и Богословие мы слушали от него с напряженным вниманием, потому что сам он на лекциях был благоговеен.

О. инспектор Гермоген – простая, добрая душа, но не обнаруживал много знания и учености, и не педагог⁹⁹³. К. И. Носов⁹⁹⁴ – знал науку свою, и преподавал довольно удовлетворительно; тих и уединен.

В. Ив. Кутневич – особа, муж знания и мудрости. По математике я не был учеником его. Уроки по философии читал из книги, сопровождая своими суждениями; но не редко манкировал, – не знали почему. Но он имел вес, и был уважаем⁹⁹⁵.

Гр. Рагаль-Левитский – степенен, самоуглублен и дельный преподаватель. Уважали его студенты.

Архимандрит Никанор (бывший наместник⁹⁹⁶ в лавре) видно был не многознающ и плохой педагог. Не многие постоянно ходили на лекции его.

Два соборных иеромонаха Феоктист⁹⁹⁷ (и если не ошибаюсь) Неофит⁹⁹⁸ учили языкам французскому и немецкому – едва ли привлекали внимание студентов на классе, и скоро оставили Академию. У себя дома были приветливы и гостеприимны.

Μ. Ф. Бажанов⁹⁹⁹ – мастер преподавать и оживлять свои уроки веселым юмором. Отлично произносил проповеди.

Apc. Ив. Тяжелов¹⁰⁰⁰ и Гр. В.¹⁰⁰¹ Огиевский – неугомонные труженики – первый по еврейскому языку, а последний по греческому. Дело свое делали и при малом числе избранных слушателей. Первый добр, прост и словоохотлив. Последний – больше был в самом себе.

П. И. Розанов, вежливый и деликатный, был любезен, но не совсем удовлетворял писанными лекциями.

В. В. Херсонский – имел дар слова и красноречив на лекциях. Мы любили слушать его.

Кажется, всех пересказал, хотя не умел сказать ничего, что годилось бы под перо Ваше, достопочтеннейший Сергий Константинович!

Обращаюсь к братьям товарищам, из которых большая часть почила и только некоторые остаются в живых. Да упокоит Господь первых – отшедших к Нему – в вечных блаженных обителях, и последних – еще труждающихся и обремененных заботами века сего, да благословит и хранит в мирной и безболезненной старости!

В первый год академического курса студенты жили как-то разрозненно, – собранные из разных провинций не умели друг с другом сблизиться (только или преимущественно москали были общительны, свободно и весело держали себя). В разрозненности удерживало нас и то, что разместили нас поепархиально в комнатах. Зато усидчиво занимались; притом много времени тратили на переписку лекций. Собравшись после первой вакации, стали сближаться, а далее в продолжение курса составили одну семью и братство.

Управление и надзор за нами были гораздо не строги. Мы учились и жили не совсем правильно и отчетливо. Недельных или месячных задач не требовали от нас, кроме срочных экзаменов. Проповеди по очереди писали и произносили. Не все, можно сказать, не многие, даже не все из лучших студентов, представляли курсовые рассуждения. Должно пожалеть и признаться, что успехи наши (исключая еминектов) были скудны. Дано было нам направление, а затем сами, кто умел и хотел, незакончено исправляли и дополняли.

Простите меня за ответ скудный и неудовлетворительный. Вот и еще виноват. Чуть не забыл поздравить Вас с Монаршей милостью. Приветствую от души и желаю искренно, чтобы эта награда утешала и укрепляла Вас в подвиге службы и жизни.

Его высокопреподобию, о. ректору¹⁰⁰² Академии (к которому, не зная его лично, питаю глубоко-искреннее уважение) передайте мою задушевную благодарность за приглашение на праздник юбилея¹⁰⁰³. Летел бы всей душой и сердцем! Но дряхлость моя, опасение путешествовать в глубокую осень пугают и едва ли не удержат меня дома. Буду глубоко скорбеть, если не увижу торжества Вашего. От участия в предполагаемой стипендии постараюсь не уклониться, как Господь укажет и поможет.

Примите уверение в моем искреннем уважении и преданности, с коими всегда пробуду Вашим покорнейшим слугой

15 мая 1864. Вятка.      Пр. А. Шиллегодский.

Милостивый Государь,

Сергей Константинович!

Поспешаю передать Вам мое искреннее поздравление с присуждением Вашему труду¹⁰⁰⁴ половинной Уваровской премии. Отзыв о нем рецензента Π. П. Пекарского самый лестный; указаны лишь недосмотры и обмолвки самые ничтожные. Впрочем Вы долженствовали быть заранее уверенными, что труд, на который потрачено много времени и который основан на изысканиях в архивах, всегда встретит полное сочувствие в академической среде.

Примите уверение в моем истинном почтении и преданности

СПБ. 25 сентября 1868 г.      А. Бычков.

Милостивый Государь

Сергей Константинович!

Берусь с приятным чувством за перо, чтобы сообщить о единогласном присуждении Вам малой Уваровской награды за Ваш прекрасный труд: «История Московской Духовной Академии до ее преобразования».

В рецензии, написанной на Ваше сочинение И. А. Чистовичем, Вы найдете несколько новых интересных документов об Академии, извлеченных из синодального архива. Приношу еще раз искреннюю благодарность за присылку мне «Творений святых отцов». В каждой книжке я зачитываюсь Евангельской историей покойного А. В. Горского. Какая прелесть и по содержанию и по языку.

В Публичной библиотеке не достает нескольких книжек Творений за прежние годы. Может ли она надеяться получить их безмездно, если обратится с просьбой об этом в Академию?

Покорнейше прошу принять уверение в истинном почтении и совершенной преданности, с которыми имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугой

А. Бычков.

10 сентября 1880.

Милостивый Государь

Душевно Уважаемый Сергей Константинович!

Долго я не хотел беспокоить Вас моей просьбой, но наконец решился обратиться к Вам с нею, после того как потерял надежду в нынешнем году быть в Москве, а следовательно и в Троицкой лавре. Заранее уверен, что Вы благосклонно отнесетесь к моей докуке и поручите кому-либо из студентов навести справку, в какой из Троицких библиотек находится Стихирарь, заставки которого в снимках прилагаются и который у Бутовского показан хранящимся в библиотеке Московской Духовной Академии под № 32, и под каким нумером ныне значится рукопись. За разрешением этого вопроса остановилось печатание рисунков к труду г. Стасова о русской рукописной орнаментистике. Сегодня в торжественном заседании Академии Наук была присуждена полная Уваровская премия Е. Е. Голубинскому за его историю Русской церкви. Не смотря на многие бросающиеся в глаза недостатки его обширного и почтенного труда, нельзя не отдать справедливости и многим его достоинствам, которые в значительной степени перевешивают первые. Со временем и он сам от некоторого откажется, а некоторое видоизменит. Покорнейше прошу передать ему мое искреннее поздравление с полученной наградой. Пользуюсь настоящим случаем для засвидетельствования Вам моего истинного почтения и совершенной преданности, с которыми имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугой

А. Бычков.

25 сентября 1881 г.

Милостивый Государь

Глубокоуважаемый Сергей Константинович!

Приношу Вам сердечную благодарность за Ваше любезное поздравление меня с назначением директором Императорской Публичной Библиотеки, которое служит мне самым лучшим доказательством постоянного Вашего ко мне благорасположения. Надеюсь, если только силы не изменят, вести это учреждение так, чтобы оно доставляло все удобства ученым для их занятий и приносило как можно более пользы обществу. Пользуясь настоящим случаем, обращаюсь к Вам с небольшой просьбой, исполнение которой надо думать нисколько Вас не затруднит. Дело вот в чем: в библиотеке Троицко-Сергиевой лавры находится рукопись жития Нифонта, которая по описанию рукописей этой библиотеки (стр. 41, № 35) отнесена к 1222 году, между тем как И. И. Срезневский отнес рукопись к 1219 году. Которая из этих дат верная?

Нельзя ли будет получить копию с послесловия, переписанную с дипломатической верностью, или точнее фотографической. Исполнением этой просьбы много меня обяжете. Покорнейше прошу принять уверение в истинном почтении и совершенной преданности, с которыми имею честь быть Вашим покорным слугой

А. Бычков.

11 мая 1882.

Милостивый Государь

Сергей Константинович!

Сердечная скорбь об утрате всеми чтимого Александра Васильевича Горского соединяет многих и многих обязывает. То и другое вместе дает мне решимость обратиться к Вам с просьбой.

Долгом почитания заслуг покойного и благодарности личной считаю представить Академии Наук обзор мой части его деятельности, которая доступна моему посильному обсуждению; но могу исполнить это только при благодушном содействии тех, которым более чем мне известны подробности его жизни и деятельности. Ближе многих других к покойному были Вы, соединяя с близостью и почитание его достоинств, и внимание к его деятельности в продолжение многих лет. Не могу не иметь в виду и Вашего значения в Академии. Все это, при благорасположении Вашем ко мне, не раз мной испытанном, заставляет меня обратиться к Вашей помощи. В дополнение к тому, что Вы сообщили в «Московские Ведомости»¹⁰⁰⁵ и что прочитано мною с сердечным сочувствием, мне бы хотелось узнать подробнее, чем именно действовал покойный на своих сослуживцев и воспитанников в отношении нравственном и умственно-научном – прежде только как профессор, а потом как ректор. Будьте добры, не откажите мне в этом. Кроме этого, я нуждаюсь в извлечении из послужного списка о службе А. В. и в сведениях о преподавании им истории церкви (если можно – с программой его курсов), о диссертациях, писанных под его руководством, и о его деятельности по описанию рукописей Синодальной библиотеки. О преподавании им истории церкви я знаю только то, что сообщил мне один из бывших воспитанников Академии нового закала. О диссертациях говорил мне сам А. В., но еще в 1858 году и очень отрывочно, так что о круге задач, которые были им предлагаемы, а равно и о тех из трудов, которые вышли из под его ближайшего просмотра, мои понятия смутны. В отношении к деятельности его по описанию рукописей я гораздо богаче сведениями, но и их не могу я считать достаточными – особенно по недостатку положительных данных о том, как желал устроить это дело покойный митрополит, в какое именно отношение поставил он покойного Невоструева и его непосредственных помощников к А-ру В-чу. – Многого, как Вы видите, недостает у меня, чтобы слово мое о нем было хоть сколько-нибудь достойно памяти покойного; но уважение к нему и сознание необходимости не пройти молчанием утраты этого важного деятеля заставляет меня не смущаться и смело обращаться к помощи. Будьте снисходительны и благодушно помогите.

Поручаю себя Вашему доброму вниманию. Преданный

Измаил Срезневский.

21 окт. 1875 г.

Пользуюсь случаем, благодарю Вас за Ваше доброе участие в избрании меня в почетные члены Академии, столь же для меня неожиданном, как и лестном.

Ваше Высокоблагородие,

Достоуважаемый Сергей Константинович!

Прежде всего благодарю Вас за извещение, хотя печальное, телеграммой¹⁰⁰⁷. Видно и Вы знали о моем уважении и любви к покойному, и потому поспешили извещением. И прежде были известия о его болезни; но думалось, что его лета, запас сил, строгость жизни должны были предотвратить смерть; но, вероятно, постоянные и напряженные труды и труды изнурили; но как бы то ни было, – воля Божия совершилась! – Нам остается сохранить о нем молитвенную память, да обретет он покой пред Лицом Господа, во славу Коего трудился во всю жизнь самым возвышенным, умственным подвигом.

Сколько знаний унес с собой упокоенный труженик, собираемых им в целую жизнь; но утешительно, что не для себя самого собирал он сии сокровища, но успел посеять их в умах и сердцах многих своих слушателей в течение более 40 лет, которые приносят и принесут свой плод. Но они и там ему полезны, открывая пред ним тайны будущего мира, которые он здесь, углубляясь в богомыслие, созерцал гадательно: Вем, ему же веровах... Силен залог мой сохранити в день он! – а его труды суть залоги предпосланные.

С первых дней поступления его профессором в Московскую семинарию, – кажется, на мое место¹⁰⁰⁸, – я всегда пользовался его добрым расположением, и испытывал на себе его доброе влияние. Приезжая к нему из Москвы, видя чистую душу, мирный и нежный характер, кроткое обращение, строгость жизни, труды, – возвращался в лучшем настроении и внимательнее к себе.

С любовью воспоминаю последнее мое с ним у Вас гощение, в саду; в Питере ничего подобного для меня не имеется – труды и заботы, и это на 74 году. Виктору Дмитриевичу¹⁰⁰⁹ усердный мой поклон.

Во вчерашнем (14 окт.) советском заседании люб. дух. просвещ.¹⁰¹⁰, коего покойный был почетным членом, у Великого Князя Константина Николаевича я передал весть о смерти А. В.; все члены – Янышев, С. П. Урусов, Победоносцев, Филиппов и др. приняли ее с глубоким участием и сожалением; а Великий Князь воскликнул: какая ужасная, незаменимая потеря!! и сказал, что он с ним познакомился, бывши в лавре с политехнической выставки. А. Филиппов¹⁰¹¹, взялся написать и прочесть некролог в общем заседании, которое назначено 23 окт.

Вы были свидетелями болезни и смерти. Назидательно знать состояние души его в это время, и особенно в последний час, – души, которая, верно, бдительно встретила свой исход, к которому готовила себя во всю свою жизнь на земле.

Желаю, чтобы Св. Синод дал Вам достойного ректора. Вы теперь старший в Академии. Стоит Вам надеть рясу: вот и готов о. ректор¹⁰¹².

С истинным почитанием душевно преданный

Пр. П. Покровский.

Окт. 15 1875 г.

Ваше Высокоблагородие,

Достоуважаемый Сергей Константинович!

Благодарность Вам от всех за сообщение известий об Ал. Васильевиче, а от меня особенно – за описание кончины его. Я чувствовал, что кончина его, так долго им ожиданная, должна быть назидательна. Какое великое слово: «Домой» произнес он в предсмертные минуты! – столь великое, что его одного достаточно для размышления на весь остаток жизни моей. Это последний его урок, после всех его уроков. Это – живое, опытное свидетельство против современных учений о религии¹⁰¹³. Примите и от меня лепту на предмет – в память усопшего, но живущего в душе моей неизгладимо¹⁰¹⁴.

О новом ректоре¹⁰¹⁵ доселе нет слухов. Желательно, чтобы избран был согласно с Вашим желанием.

Т. Филиппов читал в обществе Л. Д. Пр. об Ал. Вас-че – сочувственно; а проф. Осинин в тоже заседание – о прот. Попове¹⁰¹⁶. Об одном – как о кабинетном труженике, о другом, как об общественном деятеле. – Этот г. Осинин вот уже третье заседание передает отчет о Бонне, где он был с прот. Янышевым¹⁰¹⁷. Здесь В. Кн. Константин Николаевич дозволил допускать на ряду с членами и гостей, которых бывает очень много. Много и студентов Духовной Академии.

С истинным почтением душевно преданный

Пр. П. Покровский.

Ноября 7 1875 г. СПБ.

Ваше Высокоблагородие,

Достоуважаемый Сергей Константинович!

Усерднейше благодарю Вас за «память» и письмо, которые дают мне повод надеяться, что я могу и не прерывать связи с Академией, как это было при покойном¹⁰¹⁸, и это именно через Вас, как старинного своего знакомого еще по Андроньевскому училищу; и я с Феод. Алексеевичем бывал у Вас в Кобыльском¹⁰¹⁹. Академия оставила во мне так много утешительных воспоминаний, что мне не хочется быть в отчуждении от нее. И в здешней Академии бываю на актах; но какая разница: здесь все чужое для меня, а там – родное.

Теперь на Ваших руках два труда: история Моск. Академии и об Ал. Васильевиче. Желаю Вам совершить их так, как Вы обыкновенно совершаете свои труды – превосходно, и даже получить то же, что и за «Вифанскую (sic) семинарию»¹⁰²⁰. В материалах для биографии у Вас недостатка не будет, но об Академии наших времен едва ли могу сообщить что-либо особенное. Частью мало помню, частью и в свое время мало обращалось внимание, по какому-то все еще юношескому малодушию. Была запись всех предложений, но при переселении в Питер затерялась. Помню впрочем, что нас поражала при поступлении строгая дисциплина при ректоре Кирилле¹⁰²¹ и инспекторе Платоне¹⁰²², едва ли после бывшая. Напр., чтобы идти в церковь, собирались прежде в залу; приходил инспектор и по пропетии стиха шли попарно, позади инспектор, а ректор выходил на дорожку против своих покоев и считал пары по четкам, потом (шел) за нами. – Чтобы выйти за монастырь, нужно было записаться у старшего, и уволиться от инспектора, который приходил в ужин и слушал молитвы на сон грядущим¹⁰²³. Но не то уже было при Поликарпе¹⁰²⁴; держал себя далеко от студентов и мало знал кого в лицо. Читал на латинск. языке по Добмейеру и друг.

На 5 курсе мало было магистров от того же¹⁰²⁵, от чего в 6-м Петербургском в 1825 г. не было ни одного¹⁰²⁶; м. Исидор стоял в списке вторым, а кончил кандидатом, хотя и оставлен бакалавром¹⁰²⁷, и говорили, что хотят закрыть Академию; восстал Киевский митрополит Евгений¹⁰²⁸, хотя и участвовал в составлении устава.

Чрез 2¹/₂ года и 6-му курсу 50 лет. Не знаю, какого месяца и числа утверждены в степенях и должностях. Вы потрудитесь справиться. Многие ли живут из нас; из 13 магистров только четверо в живых: Варлаам¹⁰²⁹, Агапит¹⁰³⁰ и Примеров, если жив:

«И сколько нет теперь в живых

Тогда веселых молодых!»

И Аксаков и Беллюстин восстали против немецкого «Обер», и Синод послушался и перекрестил в «главного» по руссомании, как более церковное (и вероятно не без Высочайшего соизволения, а потому печатать против сего неудобно Вам), а Петр I здесь ни при чем¹⁰³¹. Иные желали бы и имя СПБург перекроить на русское, напр. в проповедях: «град св. Петра».

О ходе дела в Синоде об о. ректоре я кратко намекнул, что «монахи победили» – значит была борьба; главный за – м. Иннокентий; подробностей не узнал; велось между синодлами; докладывал обер-секретарь мне незнакомый. Нечто говорится о сем в Ц. О. Вестнике № 11¹⁰³².

Упоминаете о Филаретовских экзаменах. Остался в памяти от них один страх, который тревожил и студентов и профессоров¹⁰³³; и Феод. Алекс. Голубинский бывало говаривал: «вот приедет наш пробудитель». В воспоминаниях о Филарете Измайлова говорится о сем. Не знаю, вышла ли 2-ая часть¹⁰³⁴. Я читал, в рукописи у Фил. Терновского в Киеве¹⁰³⁵.

Исписал я целый лист, а толку мало; это все известно Вам, сим хотел только выразить мою почтительную готовность.

Вот и здесь, по милости Божией, прожил я 4 года. Много пришлось испытать и в делах, и в людях, стоя на таком месте, – по обширным сношениям с разными местами и лицами. Не знаю, на долго ли потянутся мои силы, а 74 года сказываются. – Но, благодарение Богу, пока идет все в порядке, но до Вас доходят, может быть, и другие слухи.

О. Ректору, Вик. Дмитриев. и Н. И. Субботину мой усердный поклон.

Пр. Нильский¹⁰³⁶ получил золотую медаль за разбор сочинения Субботина¹⁰³⁷, но ему неприятно, что Н. Ив. недоволен его отзывом о журнале его.

С истинным уважением и преданностью есмь и навсегда покорнейший слуга

Пр. П. Покровский.

Февр. 29. 1876. С. П. Б.

Ваше Высокопреподобие,

Почтеннейший Отец Ректор!

Чувствительнейше благодарю Вас за присланную мне, Вашего сочинения «Историю Московской Духовной Академии», которую я прочитал с большим наслаждением. Я собирался было сам купить ее, прочитавши о выходе ее в свет в «Московских Ведомостях»; но Вы предварили мое приобретение Вашим благосклонным вниманием. Только Ваше В-бие если и всех, непосредственно заинтересованных Вашей книгой, будете так безмездно одарять, то круг требований на нее значительно стесните. Но... это дело Вашей добродетели!

С первых же страниц труд Ваш заинтересовал меня в особенности, ибо я до того времени имел самые смутные понятия о начале Академии, а из сочинения Вашего ясно узнал, кем и как заводилась Академия, тем более что лица, действовавшие при этом, мне лично были известны и ко мне прикосновенны. С удовольствием, и о всех почти с заупокойною молитвой, вспомянул о преосвященных: Симеоне¹⁰³⁸, уроженце, как и я, дмитровском и сыне тамошнего причетника, с родственником которого я в низших училищах учился в Дмитрове; Парфении¹⁰³⁹, который, в качестве ревизора, приехав на экзамен в дмитровское училище, превознес меня похвалой за то, что в заданном им по латинскому языку, примере: «в возмущенной воде удобно ловить рыбу», сумел положить супин на и, тогда как другие клали то просто неопределенное наклонение, то герундий, то сослагательное наклонение, и провознес в следующих словах: «ай, красный халат, хорошо догадался»! повторив эти слова несколько раз (каково самолюбие человеческое! Помнит это от детских лет), и к которому (т.е. Парфению), впоследствии, когда он был архиереем в Воронеже, а я профессором в Харькове, я имел желание, для засвидетельствования моего почтения и любви, явиться в профессорской, шитой серебром препряде, вместо затрапезного халата, в котором он когда-то меня видел; о префекте, бывшем тогда ректором Вифанской Семинарии, Вениамине, который тоже, во время приезда своего в Дмитров для экзаменов, особенно похвалил за родительный самостоятельный и обещал особенное покровительство и внимание в Вифании, куда я должен был перейти по экзамену; но которого не застал уже в Вифании, вследствие перевода его, по поводу какого-то неудовольствия с Московским Филаретом, в Уфу, где и скончался в безвестности; о ректоре Вифанской семинарии Никаноре¹⁰⁴⁰, бывшем моим постоянным начальником и милостивцем и нарекшим меня Платоновым; о другом ректоре – Платоне Березине¹⁰⁴¹, широковещательном, от которого я поступил в Академию; о Ф. Ф. Измайлове, из «Воспоминаний» которого» о своей жизни» Вы часто делаете выдержки, – моем наставнике по семинарии в математике и во французском языке, а впоследствии по Петербургу, когда он служил в Синоде, а я был во 2-м Отделении Императорской Канцелярии – моем доброжелательнейшем друге и благоприятеле; о. Я. С. Миролюбове-Платонове¹⁰⁴², наставлявшем меня в философии, по предварительном прочтении главы из Нового Завета, – уже не по Баумейстеру, а по запискам, составленным на латинском языке, конечно, на основании академических лекций; и, наконец, об И. И. Лилееве – этом единственном и бесподобном педагоге, которому я обязан первоначальным развитием всех моих душевных способностей и который первый положил основание тому, что я есмь¹⁰⁴³. За сим ведет меня Ваша книга к воспоминаниям по Академии, и на первом плане являются: Ф. А. Голубинский, смирен видом и смотрит долу, но умом носится в горних пределах, по высоте и широте мысли, равно и по красноречию, настоящий Платон христианства; бесконечно благодарен за любовь и внимание, которых удостаивал меня с самого поступления моего в Академию и не лишал даже тогда, когда я обращался в чуждой и далекой от него сфере – был профессором в Харьковском Университете. За ним вижу Пл. И. Доброхотова¹⁰⁴⁴, развивающего пред нами чувство изящного, или объясняющего основания вкуса; Моисея Егоровича Молчанова¹⁰⁴⁵, читающего нам первые лекции Истории философии по Фесслеру, а дальнейшие по Брукнеру; – Павла Петровича Платонова¹⁰⁴⁶, подслеповатого, но хорошо зрящего, по указанию Боссюета, пути Господня Промысла, ведшего человечество к принятию Спасителя; Димитрия Петровича Новского¹⁰⁴⁷, сурового видимо, но мягкого душой, читающего нам и излагающего на новейшем латинском языке опытную психологию; Инспектора Евлампия¹⁰⁴⁸, вечно серьезного, слушающего с нами вечернюю молитву, преподающего нравственное богословие с распространением «черт деятельного учения». И. Кочетова и объясняющего притчи Соломона; и, наконец, о. Ректора Поликарпа¹⁰⁴⁹, некрасивого лицом и довольно тучного, получившего известность через проповедь о камнях в венце царском, преподающего нам догматическое богословие по лекциям, написанным на отдельных листках¹⁰⁵⁰. Переношусь к сверстникам и восхищаюсь духом, видя одних на высоте архиерейского сана, каковы: из шестого курса – Варлаам¹⁰⁵¹, Иосиф¹⁰⁵², Агапит¹⁰⁵³, из седьмого – Филарет¹⁰⁵⁴, моего курса Никодим¹⁰⁵⁵, товарищ от Вифании; и другие – светящие в сане почтенных протоиереев, – каковы: А. Е. Нечаев ¹⁰⁵⁶, с которым препирался я о первенстве; А. И. Невоструев¹⁰⁵⁷, мой сердечный друг по Академии, удивлявший меня тем, что при латинской задаче сперва напишет сочинение по-русски, а потом переведет на латинский; и А. В. Горский, обращавший на себя мое внимание, в младшем отделении, своей тихостью и скромностью, но после, как известно, возблиставшй такой отличной ученостью и такой плодовитой деятельностью. Но за светлыми личностями и действиями, увы! видятся и образы неблаговидные, и дела, не приносящие чести, о которых, конечно, Вам упоминать не следовало. Вижу иеромонаха Евграфа Казанцева¹⁰⁵⁸, (не знаю, почему Вы называете его Казанцевым; он был мой товарищ от уездного училища, и я помню его, равно как и брата его Герасима, с фамилией Соколовых), по блистательном окончании курса в Академии с напечатанной диссертацией «об основном (митрополит, помню, велел поправить о «коренном») начале христианской деятельности» – в звании бакалавра – и что же? предавшегося пьянству до галлюцинаций, в которых, однажды, соскочил на крышу входа под окном в походе за каким-то Турпиллием или Турпиллией, и ко мне, Платонову, бывшему тогда студентом, присылавшего за двугривенным на вино и в последствии в Яковлевском монастыре несчастно погибшего. Вижу иеромонаха Даниила Зверева, по пострижении напившегося до безобразного, – что называется, – положения риз и заслужившего от И. Евлампия название Сатанаила, вместо Даниила. По слухам знаю и о Михаиле Симоновиче Холмогорове¹⁰⁵⁹, почтенном ординарном профессоре в Казанской Академии по кафедре общей словесности, которому – правда ли? православный мир обязан переводом Иоанна Лествичника на русский язык, – что и он завершил свое служение науке самопожертвованием Бахусу... Но не хочу продолжать печального ряда подобных указаний, а только спрашиваю себя: отчего происходят такие ненормальные явления в академиях: от монастырского ли затворничества, скуку которого хочет молодая натура вдруг рассеять и вознаградить разгулом, или от самого характера учения, держащего душу постоянно в горних и духовных, а низшая природа все-таки влечет долу? Предоставляю решение вопроса другим, более меня разумеющим людям и констатирую только факт, что в университетах подобного порока не замечается.

Заключаю мое, думаю, порядочно утомившее Вас, письмо небольшой просьбой. Те сведения, которые я доставил Вам для Вашей истории, думаю, Вам, теперь, по сделанном из них употреблении, более не нужны: то – нельзя ли их мне возвратить в подлиннике; думаю, они не лишние будут для моего университета, когда придет в свое время (разум, очередь) составлять историю университета, подобную Вашей; сведения свои, потребовавшие не малых хлопот для их собрания и констатирования, писал я на клочках, которых теперь собрать не могу. Если же они Вам самим почему-либо нужны, то нельзя ли дать переписать их кому-нибудь и мне прислать в подлиннике ли, или в копии; за труд же переписки я заплатил бы, что следует.

Засим, повторяя Вам мою чувствительнейшую благодарность за присылку мне Вашего труда и за почетное упоминовение в нем обо мне, честь имею быть Вашего Высокопреподобия покорный слуга

Иван Платонов¹⁰⁶⁰.

Любезнейший Сергей Константинович!

...Что бы Вам написать о себе? Вакация была для меня неожиданностью, так как сначала она не предполагалась. Неожиданность эта имела для меня свои приятные и неприятные стороны. Приятно конечно было и отдохнуть, но не совсем приятно то, что для курса своих уроков я рассчитывал на гораздо большее число классов, чем сколько их имеется ввиду теперь. Придется сжать историю философии, которую я уже начал впрочем преподавать, сжать в рамки более тесные, чем желалось бы.

Время от 28-го июля до 18-го августа я провел в Пскове. Государя Наследника ждут к 1-му сентября, – и тогда опять примемся за дело. Буду ли продолжать уроки у В. К. Николая Максимилиановича, не знаю. По приезде сюда я не видался с ним. Курс логики окончен. Он собирался с матерью за границу и если он пробудет там до половины октября, то едва ли останется время для преподавания психологии, особенно при двух уроках в неделю с повторениями.

Душевно преданный Вам

В. Кудрявцев.

22 авг. 1861 г.

Царское село, Леонтьевская улица, у г. Соловьевой¹⁰⁶¹.

Многоуважаемый Сергей Константинович!

Просмотрев данные мне Вами тетрадки¹⁰⁶², спешу сообщить Вам некоторые свои мнения о них:

1. Из лекций Федора Александровича¹⁰⁶³, если удобным найдете поместить что-нибудь в приложении к истории Академии, мне казалось бы лучшим остановиться на Умственной психологии, как наиболее обработанной и оригинальной части его системы. Для характеристики направления и духа его философии могли бы служить статьи: «о высших силах души» (138 стр.) или: «о бытии души», стр. 150. Но записаны эти лекции, кажется, не совсем исправно; нельзя ли найти другого экземпляра?

2. Praelectiones Philosophiae, содержащие историю философии проф. Носова¹⁰⁶⁴, составлены по-видимому под сильным влиянием Брукнера. Наиболее характеристичного в них введения в философию вообще и Epilogus. Самая история философии очень коротка. Если что-нибудь нужно выбирать из нее, то можно указать на изложение философии Декарта, Лейбница или Вольфа.

3. Два курса психологии (в одной книжке) составлены совершенно по одному плану и содержание их почти одно и тоже¹⁰⁶⁵. Как в том, так и в другом курсе эмпирическая психология разделяется на общую и частную; последняя Dianalogiam (учение о познав. силе) и Thelematologiam (учение о силе чувствования и желания). Каждая из этих частей в свою очередь делится: на физиологию, анатомию и историю душ. способности. Источником для этих курсов служит, кажется, Карпе, сколько можно судить по приложенным далее: Dogmata Systemalis philosophiae Karpiane, где упоминается то же деление и почти тот же порядок исследования. Учебники написаны чрезвычайно сжато, в виде конспектов. Что Карпе служил в период, когда были писаны эти записки, главным источником философии, можно видеть и из прибавлений к нему (о Кантовых категориях), помещенных в той же тетрадке.

4. Отрывок из логики Кутневича¹⁰⁶⁶ не дает по его краткости понятия о его лекциях. Оригинален ли он или заимствованный, судить не могу. Статья об очевидности (cap. III) составляет нечто целое, которым можно воспользоваться.

С истинным уважением остаюсь преданным Вам

В. Кудрявцев.

Высокопреподобнейший Отец Ректор!

Милостивый Государь!

Препровождаемую при сем замечательную, по живописи, а особенно по необыкновенной толщине финифти, икону Покрова Богородицы приношу от моего усердия в академическую Покровскую церковь. Сей образ получен мною в благословение от покойного архиепископа Ярославского Нила, а ему поднесен почетным гражданином Д. М. Плешановым после освящения древней Спасской церкви в Ростовском кремле¹⁰⁶⁷.

С искренним и глубоким почтением имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою

Граф М. Толстой.

30 сентября 1881 года.

1.

Относительно одного пункта предупреждаю, чтобы не было в сочинении либеральных и сомнительных гипотез¹⁰⁶⁹.

Сильное впечатление, произведенное либерализмом Терновского¹⁰⁷⁰ и в частности его «Историй», еще не ослабело. Заметьте, что дело об этой «Истории» поднято было министерством народного просвещения. Вообще здесь в Петербурге в высших кругах, как духовных, так и светских, слышно глухое недовольство состоянием и направлением богословской науки в наших академиях. Следует быть осторожным; то, что недавно сходило с рук, теперь не пройдет даром.

2.

Немилость к Вашей Академии есть¹⁰⁷¹, и я один не в состоянии препобедить ее. Я давно хотел писать по этому поводу П. И. Горскому¹⁰⁷², но откладывал, и еще доселе ничего не написал. Дело в том, что против Вас (разумеется не лично), сеют предубеждение гг. ревизоры, утверждая, что все пьяницы-учителя по семинариям и училищам – преимущественно из Моск. Академии, что баллы по поведению у Вас ставятся оч. снисходительно, что Ваши 4 означают очень сомнительного человека и т. под. Против такого свидетельства ревизоров я ничего не могу сказать, т.е. не могу возразить и рассеять предубеждение.

Ваше Высокопреподобие,

Милостивый Государь,

Сергий Константинович!

В некоторых Императорских Российских университетах остается в настоящее время не занятой кафедра Истории Церкви.

Не имея в виду кандидатов для замещения этой кафедры, долгом считаю обратиться к Вам с покорнейшей просьбой, не признаете ли Вы, Милостивый Государь, возможным указать лиц, которые по своей научной подготовке могли бы быть назначены на упомянутую кафедру. Вместе с сим желательно было бы, чтобы означенные лица отличались возможно более солидной научной подготовкой и чтобы им были доступны источники Истории Церкви и Писания Св. Отцов в подлиннике, т.е. на греческом и латинских языках, дабы они могли руководить студентов в изучении оных.

Примите уверение в совершенном почтении и преданности

И. Делянов¹⁰⁷³ .

13 декабря 1886 г.

№ 17656.

Милостивый Государь,

Сергей Константинович!

Спешу принести Вам душевную мою признательность за почтеннейшее письмо Ваше и за присылку мне книг. Сейчас имел удовольствие получить и третью книжку Творений Св. Отцов.

По возвращении из Ярославля и из Москвы ездил я снова до Костромы, но на обратном пути чрез Ярославль не имел, к сожалению, возможности заехать в лавру: и здесь множество дел, которые заставляют меня сокращать срок моего отсутствия. Осенью, если Бог даст, постараюсь отъехать подальше и пробыть в разъездах подольше: тогда надеюсь быть снова в лавре и в Академии.

Ходатайство Ваше о куполе над академической церковью у меня на памяти; но соединенные с сим делом неизбежные формальности препятствуют удовлетворить Вас тотчас же.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть

покорнейший слуга

К. Победоносцев.

Петербург

10 июля 1880 г.

К этому письму имеет отношение следующая заметка, написанная собственноручно К. П, Победоносцевым на отдельном почтовом листе, без титула и адреса, к кому она назначена:

«Сегодня 17 июля подписываю предложение Синоду о кредите в 10,766 р. на устройство купола в академической церкви».      К. П.

Милостивый Государь,

Сергей Константинович!

Приношу Вам и прошу передать Совету Московской Духовной Академии душевную мою признательность за полученное мною в дар драгоценное издание «Творений Св. Отец с прибавлениями» – памятник достопочтенной деятельности столь многих подвижников церковной науки, и во главе их незабвенного митрополита Московского Филарета.

Благодарю искренне и за любезное приглашение к торжеству открытия Братства Св. Сергия. По истине желал бы на нем присутствовать, но здешние мои заботы и занятия так велики и многообразны, что не вижу возможности приехать в лавру на 26 сентября. Прошу Вас отсутствующего на сей раз почесть как бы присутствующим, а от меня принять на доброе дело прилагаемую при сем лепту.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть покорнейшим слугою

К. Победоносцев.

17 сентября 1880 г.

Петербург.

На сем же письме приписано:

«Извольте получить от меня несколько книг моего издания. Притом для академической Библиотеки посылаю недавно вышедшее весьма любопытное издание Коссовича: Canticum Canticorum, – достойное внимания»!

Достопочтеннейший

Сергей Константинович!

Возвращаю при сем корректурные листы. При нынешних условиях печати не нахожу никаких затруднений к напечатанию указанных Вами мест.

Не премину обратить чье следует внимание на составленную Вами службу Сильвестру Обнорскому, для разрешения оной к изданию¹⁰⁷⁴. Кстати – известно ли Вам житие сего святого, вновь составленное (в статьях Ярославских епархиальных ведомостях и в отдельной брошюре) преподавателем Ярославской семинарии Корсунским? И еще кстати: известна ли Вам, и особливо между студентами, замечательная по мыслям и изложению книжка того же Корсунского под названием: «Двенадцать учебных речей»? Она заслуживает особого внимания.

Приметьте в 15 № «Уфимских Епарх. Ведом.» слово преосвященного Никанора на поминовении митрополита Макария и Скобелева. В нем есть мысли, которые рекомендовал бы я особенному вниманию историков новой школы, и в частности Вашему профессору Голубинскому¹⁰⁷⁵.

Гнев Божий на нас. Судьбы Божии отнимают у нас лучших людей. Вчера скончался преосвященный Викторин¹⁰⁷⁶ Подольский. Очень он был нужен Церкви в Подолии, но видно нужнее стал Господу Богу.

Душевно уважающий и преданный

К. Победоносцев.

22 августа 1882 г.

Ораниенбаум.

Достопочтеннейший

Сергей Константинович!

Секретарь Черниговской Духовной Консистории Вощинин скупил в разных руках, на рынке и в лавках, разошедшиеся по рукам письма Московского митрополита Филарета к преосвященному Филарету Черниговскому, в разное время писанные и остававшиеся доселе неизвестными. Их всего 33. Многие из них интересны; многие относятся и до академических дел.

Брат секретаря К. А. Вощинин представил их в мое распоряжение; а я придумал, что всего лучше отправить их в Ваши руки. Мне кажется, что эти письма могли бы быть напечатаны в Прибавлениях к Твор. Св. Отцов, разумеется, по разборе и может быть с некоторыми пояснениями. О первом письме – относительно наблюдения инспектора за ректором – предоставляю Вам судить – полезно ли будет предать его печати.

От всей души желаю, чтобы настоящее письмо застало Вас в добром здоровье.

Душевно уважающий и преданный

К. Победоносцев.

14 февр. 1883 г.

С.-Петербург.

Достопочтеннейший

Сергей Константинович!

В 1 книжке Приб. к Тв. Св. Отцов за 1882 г. напечатана статья А. В. Горского о венчании и помазании царей на царство. Не имеется ли у Вас отдельного оттиска сей статьи? Я представил бы его Государю Императору.

Душевно-преданный

К. Победоносцев.

22 февр. 1883 г.

С.-Петербург.

Достопочтеннейший

Сергей Константинович!

Третьего дня, пред отъездом моим из Петербурга дошел до меня слух, будто у вас в Академии готовится на днях какая-то демонстрация с адресами проф. Голубинскому¹⁰⁷⁷. Передаю вам это как слух, возбуждающий некоторые опасения, нет ли при сем в мысли учредить какое-либо тенденциозное торжество, с опубликованием подробностей оного, и адресов в газетах. Это было бы крайне нежелательно и едва ли выгодно для репутации духовных академий, особливо в такую пору, когда готовится преобразование оных. Из Петербурга я не успел еще написать Вам о сем, но пишу из Москвы, куда прибыл на один день. Особливо было бы неприятно, если бы при сем последовало участие Киевского преподавателя Ф. Терновского, о характере коего и направлении на днях было в Св. Синоде суждение, последствием коего будет строгое предписание всем академиям и возложение на Ректоров ответственности за направление преподавания.

Почитаю не лишним сообщить Вам о сем конфиденциально. Лучше было бы для академий, если бы из них устранено было все, похожее на демонстрацию сего рода.

Душевно уважающий и преданный

К. Победоносцев.

Москва.

14 августа 1883 г.

Достопочтеннейший

Сергей Константинович!

В Вифанской семинарии обучается воспитанник приятеля моего С. А. Рачинского, присланный им из деревни, мальчик Александр Васильев¹⁰⁷⁸. По желанию Рачинского этого мальчика приютил у себя в келлии о. Сергий (И. И. Соколов)¹⁰⁷⁹, но по правилам нужно особое разрешение для пребывания его в Лавре, ибо воспитанники должны жить в семинарии или у родных. Заботясь о мальчике, Рачинский просит меня походатайствовать о сем разрешении, а я прошу Вас попросить о сем, кого следует, буде дело возможное.

Желаю сердечно, чтобы эти строки застали Вас в добром здоровье.

Душевно уважающий и преданный К. Победоносцев.

5 окт. 1883 г. Петербург.

Бумаги митрополита Филарета совсем уже готовы к печати. Будет на два больших тома – и поистине драгоценное сокровище.

Многоуважаемый Сергей Константинович!

Спешу отвечать на почтеннейшее письмо Ваше от 7 ноября.

В дневнике Горского место, относящееся до наставлений кн. Урусова о разговоре с Императрицей можно пустить в печать без затруднения.

Что касается до другого места – о преосвященном Василии¹⁰⁸⁰, то я полагал бы удобнее, «да не соблазнит неких», выпустить фразу о мясной трапезе. Именно – закончить словами: «каков, например, Василий» и поставить несколько точек¹⁰⁸¹.

Здравствуйте!

Душевно уважающий и преданный К. Победоносцев.

9 ноября 1884 г. Петербург.

Многоуважаемый

Сергей Константинович!

Возвращаю Вам листки – я не показывал их гр. Толстому¹⁰⁸², но и не показав, думаю, что лучше не печатать этих мест в дневнике Горского¹⁰⁸³. Гр. Толстому наверное будет неприятно появление в печати отрывочных, и может быть, не совсем точно переданных заметок о разговоре с ним Горского.

Душевно преданный К. Победоносцев.

1 дек. 1884 г. Петербург.

Обер-Прокурор

Святейшего Синода.

7 февраля 1885 г.

№ 544.

Милостивый Государь,

Сергей Константинович!

Получив при письме от 20 минувшего января экземпляр отдельного оттиска «Дневника Горского А. В.», долгом поставляю принести Вашему Высокопреподобию искреннюю мою благодарность за доставление мне этого издания.

Вместе с сим считаю долгом уведомить Вас, что о предположении Совета вверенной Вам Академии избрать Великого Князя Сергия Александровича в почетные члены Академии мною доведено до сведения Великого Князя, и по получении отзыва Его Высочества, я не премину известить Вас о том особо.

Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности.      К. Победоносцев ¹⁰⁸⁴.

В Москве затеяли праздновать юбилей «Православного Обозрения», – странная затея! Ибо кажется хотят придать этому значение общественного события, и вызвать поздравительные и сочувственные адресы с разных концов России. И митрополит сожалеет, что дал разрешение на празднование, предполагая его домашним. Спешу предупредить о сем Вас, достопочтеннейший Сергей Константинович, на случай каких-либо затей в Академии.

Душевно-преданный К. Победоносцев ¹⁰⁸⁵.

12 февраля 1885 г.

Петербург.

Не припомните ли, достопочтеннейший Ректор, – в прошлом году, когда я был в Академии и в Скиту, кого это мне показывали из кончивших курс, но уже взрослых, знатока греческого языка древнего и нового, и говорили, что хорошо было бы устроить его где-либо при миссии нашей в Афинах или Константинополе. Не помню – монах ли то был или светский. Буде не ошибаюсь и Вы вспомните, – известите меня.

Душевно-преданный К. Победоносцев¹⁰⁸⁶.

18 февр. 1885 г. Петербург.

Обер-Прокурор

Святейшего Синода.

7 марта 1885 г.

№ 1004.

Его Высокопреподобию С. К. Смирнову.

Милостивый Государь

Сергей Константинович!

В дополнение к письму моему от 7 минувшего февраля за № 544 долгом поставляю уведомить Ваше Высокопреподобие, что Его Императорское Высочество Государь Великий Князь Сергий Александрович изволил, с особенным удовольствием, изъявить свое согласие на удовлетворение желания Совета вверенной Вам Академии иметь Его Высочество в числе почетных членов Академии.

Примите уверение в совершенном моем почтении и Преданности      К. Победоносцев¹⁰⁸⁷.

Обер-Прокурор

Святейшего Синода.

3 января 1886 г.

№ 51.

Милостивый Государь,

Сергий Константинович!

На основании п. 3 § 81 Высочайше утвержденного 20 апреля 1884 года Устава Духовных Академий, к предметам занятий академических Советов между прочим относится рассмотрение и утверждение программ преподавания в Академии; из сего следует заключить, что профессоры и преподаватели Академии обязаны представлять в Совет такие программы.

Хотя в объяснительной к нынешнему академическому Уставу записке и не встречается указаний, по каким именно побуждениям внесено в Устав вышеизложенное требование § 81, тем не менее, по соображению с общим характером постановки учебной и административной части в Академии по идее сего устава, нельзя не заметить, что в рассматриваемом случае высшая духовная власть руководствовалась мыслью о необходимости подчинить учебную деятельность академических преподавателей надлежащему порядку и контролю, в видах обеспечения интересов науки и задач академического образования.

Между тем, мне сделалось известным, что некоторые из преподавателей Академии совсем не представляют в Совет программ по преподаваемым ими наукам, вследствие чего в лекциях их является отсутствие строго составленного и выдержанного плана, некоторые отделы науки рассматриваются более надлежащей меры, другие же сокращаются или совсем опускаются, и лекции, – вместо чтения цельного курса, нередко ограничиваются эпизодическими монографиями.

В виду вышеизложенного, признавая весьма важным исполнение академическими преподавателями вышеозначенного требования Устава и принимая во внимание, что в настоящее время Высокопреосвященный митрополит Московский обратился ко мне с ходатайством об удостоении почетными наградами профессоров вверенной Вам Академии Амфитеатрова и Каптерева и доцента Муретова, долгом поставляю покорнейше просить Ваше Высокопреподобие сообщить мне сведения о том, соблюдается ли вообще, и в какой мере, во вверенной Вам Академии требование § 81 (п. 3) Устава Дух. Академий, и в частности о том, были ли представлены в Совет Академии гг. Амфитеатровым, Каптеревым и Муретовым программы преподаваемых ими наук и были ли Советом Академии таковые рассмотрены и утверждены. Сведения эти представляются мне необходимыми для моего соображения при обсуждении вопроса о награждении поименованных преподавателей Академии.

Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности.      Победоносцев. ¹⁰⁸⁸

К приближающемуся дню памяти преп. Саввы Сторожевского имею честь препроводить Вашему Преосвященству, как настоятелю его святой обители, список с открытой в библиотеке Троицкой лавры грамоты митрополита Макария. Она разрешает вопрос о времени причтения пр. Саввы к лику святых собором Церкви всероссийской. В двух грамотах Макария такого же содержания, из которых одна напечатана в истории Карамзина по списку Волоколамского монастыря (т. IX. примеч. 87), другая, взятая из сборника Красногорского Пинежского монастыря, напечатана в Актах Археограф. Экспедиции (т. 1. № 213), имени преп. Саввы Сторожевского не находится, так же как не находится в них и имени Никиты архиепископа Новгородского, а в пинежской грамоте кроме того нет еще имени Александра Невского. Но в грамоте, посланной в Троицкий-Сергиев монастырь, имена сих святых помещены. Несмотря на то, что митрополит Макарий предписывал окружную грамоту переписывать «слово в слово», списки грамоты Волоколамский и Пинежский оказываются неполными и неисправными; между тем Троицкий список сохранил грамоту в полноте и исправности. Жаль, что на троицком списке не поставлены год, месяц и число собора, но в других двух списках означено время собора, именно 26 февраля 1547 года¹⁰⁹⁰.

Если Ваше Преп. будете на празднике преп. Саввы 3 декабря, прочитайте эту грамоту в Соборе и помолитесь за меня грешного.

Смиренно прося Вашего Святительского благословения и молитв с глубочайшим почтением и совершенною преданностью имею честь быть Вашего Пр. усерднейшим слугой.      

С. Смирнов.

27 ноября 1869.

Сообщил П. Каптерев.

Гг. Наставникам Академии¹⁰⁹¹. Имею честь известить гг. Наставников Академии, что Высокопреосвященнейший архиепископ Макарий поручил мне объявить им, что он имеет намерение двукратно дать студентам темы для экспромтов и посему просит гг. Наставников представить ему не позже 30 апреля по две или по три темы по общеобязательным наукам для первых трех курсов. Из сих тем Его Высокопреосвященство изберет три, по одной для каждого курса. Для второго экспромта он желает иметь также по две или по три темы по специальным наукам и предложить студентам в каждом из трех отделений в трех курсах написать экспромты по означенным наукам. Из представленных для второго экспромта тем он изберет девять по числу курсов и отделений.

Сверх сего Его Высокопреосвященство просит гг. Наставников к 4 или 5-му мая представит ему в кратком виде ответы на следующие вопросы:

1) Как смотрит каждый Наставник на преподаваемый им предмет? Предлагая в такой форме вопрос, Его Высокопреосвященство желает иметь конспект чтений в кратком виде.

2) Успевает ли Наставник прочесть всю свою науку? Давая такой вопрос, Его Высокопреосвященство изъяснил, что нет нужды усиливаться говорить, что наука прочитывается во всем ее объеме, если предмет слишком обширен. Обстоятельная обработка отдельной части науки может быть более оценена, нежели старание передать всю науку в кратких и сухих очерках.

3) С какими руководствами и пособиями Наставник знакомит студентов?

4) Не признает ли кто-либо из Наставников необходимым изменить как-нибудь постановку своей науки? т.е. не считает ли, напр., нужным присоединить к своей науке какую-нибудь другую, не находит ли нужным читать ее не в том курсе, в котором читает, а в другом, не чувствует ли нужды иметь при себе приват-доцента и т. под.

Инспектор, профессор С. Смирнов.

Сообщил П. Каптерев.