Глава 1. Древнейшие произведения о св. Владимире 

Полная биография св. Владимира есть только в летописях. Все жития князя за исключением двух поздних, составленных в XVI- XVII вв., рассказывают только о принятии христианства и строительстве первого каменного храма Руси, церкви св. Богородицы в Киеве. Их составители использовали источники, отличавшиеся от летописного рассказа, но они никогда не касались жизни св. Владимира до того момента, как он стал задумываться о поисках истинной веры. Настоящее житие в полном смысле этого слова появляется только в Степенной книге, составленной в середине XVI в. В XVII в. на основе украинской Густынской летописи было написано другое житие си. Владимира, названное А. И. Соболевским Южнорусским (о житиях см.: Гл. 3. 6).

В основе подавляющего большинства древнерусских летописей лежит «Повесть временных лет». Ее составил, как написано в заглавии по Ипатьевской редакции 1118 г., «черноризець Федосьего манастыря Печерьскаго» в Киеве. В заглавии по Лаврентьевско-Троицкой редакции этих слов нет, зато в приписке к статье 1110 г. сказано, что в 6624 (1116) г. «игуменъ Силивестръ святаго Михаила написа книгы си Лѣтописець». Иными словами, книгу переписал настоятель Михайловского Выдубицкого монастыря, основанного князем Всеволодом Ярославичем (1030–1093, князь Киевский с 1078). Интересно, что в Радзивиловской летописи, которая относится к Лаврентьевско-Троицкой редакции, но была правлена по Ипатьевской, есть и указание на авторство монаха Киево-Печерского монастыря в заглавии, и приписка Сильвестра.

Весь текст «Повести временных лет» свидетельствует о том, что летопись велась в Киево-Печерском монастыре.²⁴ Начиная со статьи 6559 (1051) г., где кратко рассказана история его возникновения, и до 6604 (1096) г. включительно летописец постоянно говорит о монастыре как о «нашем». Исключительное внимание к обители проявляется даже в статье 6618 г., к которой и сделал приписку Сильвестр. Здесь говорится о явлении 11 февраля (по январскому стилю 1111 г.) огненного столпа над монастырем и гробом св. Феодосия Печерского. В Ипатьевской редакции «Повести временных лет» на этом текст не обрывается, и из продолжения ясно, что видение предвещало победу над половцами 27 марта 1111 г. Об этом событии кратко пишет и сам Сильвестр в своем продолжении к «Повести временных лет». Так как он сам применяет ультрамартовский стиль (год начинается с 1 марта, но на полгода раньше византийского сентябрьского), то его рассказ датирован 6620 г. (1111 январским). Выдубицкий монастырь в «Повести временных лет» только упоминается вскользь, первое известие – закладка церкви св. Михаила в 6578 (1070) г.

На этом основании все исследователи вслед за А. А. Шахматовым признают, что летописание вели именно в Печерском монастыре. Однако не все соглашались с предложенной им гипотезой о трех редакциях «Повести временных лет».²⁵ В рукописях до нас дошли две. Редакция 1118 г. сохранилась в составе Киевской летописи конца XII в. Вместе с Галицко-Волынской летописью конца XIII в. они образуют один текст – Ипатьевскую летопись (названа по основному списку). Редакция 1116 г. через посредство летописца Переяславля Южного, где Сильвестр был епископом в 1118–1123 гг., легла в основу летописания Владимиро-Суздальской Руси XII в. Именно эта линия продолжается в Тверском и Московском великокняжеском летописании, старшие списки которого представлены Лаврентьевской (1377 г.) и сгоревшей Троицкой (1408 г.)²⁶ летописями.

Дискуссионным является вопрос, был ли создателем «Повести временных лет» монах Нестор. Его имя есть только в Хлебниковском списке Ипатьевской редакции 1560-х гг. и в копиях, сделанных с него в XVII–XVIII вв.²⁷ В самом Ипатьевском списке 1420-х гг. «черноризець Федосьего манастыря» остается безымянным. А. А. Шахматов, безусловно, считал создателем «Повести временных лет» Нестора.²⁸

В начале Новгородской 1 летописи младшего извода (далее: Н1 мл.) помещен текст, отличающийся от «Повести временных лет». Л. А. Шахматов показал, что он представляет предшествующий этап развития киевского летописания, и дал ему условное название Начальный свод (далее: НС). Исследователь датировал его создание временем около 1093 г. Впоследствии М. X. Алешковский обнаружил, что начиная с 1091 г. в «Повести временных лет» идут современные приписки, и ее непосредственный предшественник заканчивался 1090 г.²⁹ НС читается в Hl мл. от самого начала до рассказа о смерти Владимира и убиении его сыновей свв. Бориса и Глеба под 6523 (1015) г. включительно. С 6524 (1016) г. в Н1 мл. начинается последовательное воспроизведение Новгородского свода 1078 г. До этого в тексте встречались лишь отдельные новгородские известия. С середины статьи 6524 (1016) г. начинается пергаменная рукопись XIII в. Новгородской 1 летописи старшего извода (далее: Н1 ст.). По сравнению с Н1 мл. Новгородский свод 1078 г. передан здесь в сильном сокращении.

Текст, близкий «Повести временных лет», опять воспроизводится в Н1 мл. со статьи 6553 (1045) г. Знаменательно, что известие о закладке в Новгороде Софийского собора помещено здесь в редакции «Повести временных лет», а не Н1 ст. Объем известий все увеличивается, и с 1055 г. киевский летописец воспроизводится практически без пропусков, пока текст не обрывается на середине статьи 1074 г. Только включения редких новгородских известий отличают его от «Повести временных лет», и А. А. Гиппиус поставил вопрос, не обратился ли на этом участке новгородский сводчик непосредственно к «Повести временных лет».³⁰ Начиная с пустого 6583 (1075) г. и дальше, Н1 ст. и Н1 мл. одинаково воспроизводят Новгородский свод 1078 г. и его продолжение. Н1 мл. непрерывно велась вплоть до середины XV в.,³¹ и время включения в ее текст НС определяется по-разному: началом XII в., началом XIII в. или началом XV в., как полагал одно время А. А. Шахматов.³²

А. А. Шахматов предположил, что НС предшествовали другие летописные своды. Начиная со статьи 6569 (1061) г. в «Повести временных лет» появляются точные даты современных событий. Они сопоставимы с основными событиями в жизни одного из основателей Киево-Печерского монастыря, а с 1076 г. его игумена – Никона. Исследователь предположил, что он и составил новый свод в 1070-е гг.³³ Ему предшествовал, по мысли А. А. Шахматова, Древнейший свод, составленный в 1039 г. при Ярославе Мудром.³⁴ Так как определение этих сводов, в отличие от НС, не имеет твердой текстологической основы, то оно вызывает наибольшие споры.³⁵ К этому вопросу мы еще вернемся в Гл. 2.1. Использование в Н1 мл. текста-предшественника «Повести временных лет» обрывается на статье 1015 г., а близкого ей текста – на середине статьи 1074 г. В принципе, возможно и то, что в Новгороде был использован не свод 1091 г., а более ранний, составленный в Киево-Печерском монастыре в 1070-х гг. Никоном.³⁶

Рассмотрим подробнее вопрос, почему текст Н1 мл. до 6523 (1015) г. включительно безусловно возводится к киевскому НС, а не к новгородскому летописанию. Для нас он особенно важен, так как напрямую связан с проблемой происхождения летописного рассказа о княжении Владимира.

История Руси от начала и вплоть до рассказа о смерти Игоря в 6453 (945) г. изложена в Н1 мл. с существенными отличиями от «Повести временных лет». Вплоть до рассказа о крещении Новгорода в 6497 (989) г. среди них нет новгородских известий. Есть всего три упоминания о княжении в Новгороде Рюрика, Олега и Владимира. Основное внимание, как и в «Повести временных лет», уделено полянам и Киеву. Следовательно, в Н1 мл. читается Киевский летописный свод, но иной редакции.

Развитие текста от НС к «Повести временных лет» прекрасно прослеживается, если сравнить ее с Н1 мл.³⁷ В основе хронологической сетки у Н1 мл. лежит «Хронограф по великому изложению», а у «Повести временных лет» – текст одного из двух его источников – «Хроника» Георгия Амартола.³⁸ В Хронографе она была соединена с другой византийской «Хроникой», Иоанна Малалы, и сокращена, что и привело к хронологическим ошибкам. В «Повесть временных лет» были включены документальные источники – договоры Руси с греками. На их основании и в результате сверки с полным текстом «Хроники» Георгия Амартола в предшествующий свод были внесены существенные правки. Рассмотрим наиболее важные отличия.

Предисловие Н1 мл. отличается от текста «Повести временных лет», но вопрос, происходит оно из НС или было написано в Новгороде в начале XIII в.,³⁹ до сих пор не решен окончательно. Дело в том, что летописец обещает довести изложение до византийских императоров «Олекси, Исакья». При этом такое чтение есть только в Троицком списке Н1 мл., в остальных вместо Олексы стоит «до Александра», хотя императора с таким именем вообще не было. А. А. Шахматов полагал, что речь идет об Алексее I Комнине и его брате севастократоре Исааке. Но взятие Константинополя крестоносцами в 1204 г. связано именно с императорами Алексеем и Исааком Ангелами. Когда-то Алексей сверг своего брата Исаака. Крестоносцы сначала посадили на престол его племянника, тоже Алексея, а потом предательски захватили и сам Константинополь. Повесть о взятии Царьграда читается в Н1 ст. и мл. Но в предисловии рассказывается только об основании и христианском просвещении Киева. О том, кто и когда основал Новгород, не сказано ни слова, хотя летописец и утверждает: «преже Новгороцкая волость, а потомъ Киевская». Наиболее убедительной представляется точка зрения А. А. Гиппиуса – Предисловие в Н1 мл. происходит из НС.⁴⁰

В НС (Н1 мл.) о начале Русской земли рассказывается в статье 6362 (854) г. Этим временем датировано начало правления византийского императора Михаила III. В «Повести временных лет» стоит 6360 (852) г. Об императоре Михаиле русские летописцы знали из «Хроники» Георгия Амартола. Она была закончена в 866 г., но доведена только до известия о воцарении Михаила. При этом в тексте указана не дата 6350 (842) г., а срок его правления ко времени завершения «Хроники»: 24 года и 3 месяца. Далее следует продолжение, написанное Симеоном Логофетом, причем версии разных списков настолько серьезно отличаются, что ставился вопрос о разных авторах или, по крайней мере, редакторах.⁴¹ Обе даты начала правления Михаила были указаны русскими летописцами неправильно, но исходили они из византийских источников.⁴² Так как в Н1 мл. под 6362 г. говорится о начале Киева, а Новгород даже не упомянут, нет никаких оснований относить эту статью к творчеству новгородского летописца.

Кий, Щек и Хорив названы в НС современниками Михаила III и его матери. Имя императрицы здесь приведено с ошибкой – не Феодора, а Ирина. Последняя была матерью Константина VI (780–797). Путаница произошла, видимо, потому, что обе были соправительницами своих сыновей, и обе восстанавливали иконопочитание: Ирина в 787 г. на VII Вселенском соборе, а Феодора в 842 г. В правление Михаила с матерью и Кия с братьями произошло нападение Руси на Константинополь. Об этом рассказывается в «Хронике» Георгия Амартола, а в НС этот текст вошел через посредство «Хронографа по великому изложению».⁴³ Ни в «Хронике» Амартола, ни в «Хронографе» дат не было, соответственно и в НС поход Руси не датирован. Далее летописец пишет: «По сихъ лѣтѣхъ братиа сии изгибоша», и сообщает, что после смерти Кия с братьями поляне были покорены хазарами. Затем у них начали княжить два пришлых варяга, Аскольд и Дир. Во времена Кия с братьями новгородские словене и их соседи кривичи, меря и чудь давали дань варягам, а затем изгнали их и начали воевать между собой. Устав от усобиц, они призвали Рюрика с братьями.

Вокняжение Рюрика в Новгороде, смерть его братьев и его самого, захват Игорем и Олегом Киева и женитьба Игоря на Ольге отнесены к широкому периоду между первым походом Руси на Константинополь после 854 г. и вторым в 920 г. Дата 920 г. вставлена в середину фразы: «И пакы приведе себѣжену от Плескова именемъ Ольгу, и бѣмудра и смысленна, от нея же роди ся сынъ Святославъ. И по сих же пакы временех – в лѣто 6428 (920) – посла князь Игорь на Грѣкы вои, “Русь скыдеи 10 тысящь....”» Если удалить из текста дату, то окажется, что первоначально брак Игоря с Ольгой и рождение Святослава были определены только как непосредственно предшествующие нападению на Византию.

И дата 6428 (920) г., и сам рассказ о неудачном походе Игоря на Царьград, начиная со слов «Русь скыдеи 10 тысящь...», заимствованы в НС из «Хронографа по великому изложению». Начиная с 914 г. продолжатель Георгия Амартола начал давать точные даты современных ему событий. В числе прочего он указывает венчание в 6428 (920) г. на царство Романа Лакапина, тестя императора Константина Багрянородного (913–959), и нападение Руси на Константинополь 5 июня 6449 (941) г. В «Хронографе по великому изложению» весь текст между этими сообщениями был сокращен.⁴⁴ В результате поход Игоря попал в 6428 г. Удачный набег Олега на Царьград создатель НС посчитал местью за предыдущее поражение и датировал его 6430 (922) г. Весь 6429 (921) г., по его мнению, ушел на подготовку к новой войне.

Создатель «Повести временных лет» обратился к полному тексту «Хроники» Амартола с продолжением и обнаружил, что помещенный в летописи рассказ о нападении Руси относится к 6449 (941) г.⁴⁵ Из текста договоров Руси с Греками летописец выяснил две важных вещи. Во-первых, Олег был не воеводой Игоря, как сказано в НС, а самостоятельным князем, действовавшим от лица всей Руси. Во-вторых, его удачное нападение на Царьград предшествовало походу Игоря, так как договор с императорами-соправителями, Львом VI, его братом Александром и его сыном Константином Багрянородным, был заключен в 6420 (911) г. Договор с Игорем был заключен в 6453 (945) г. от имени Романа Лакапина и его соправителей. Так как византийский год начинался с 1 сентября, по современному стилю договор датируется периодом с 1 сентября 944 г. по 1 августа 945 г. В декабре 6453 (944) г. Роман Лакапин был лишен власти сыновьями и зятем Константином Багрянородным.

В соответствии с уточненными данными в «Повести временных лет» изменена последовательность событий. Поход князя Олега на Константинополь, не упомянутый в греческих источниках, датирован 6415 (907) г.⁴⁶ Само описание нападения на город осталось без изменений. Это единственный русский по происхождению рассказ о войне с Византией в летописании за IX – первую половину X в. Рассказ о походе Игоря был отнесен на свое место под 6449 (941) г. и дополнен по другому греческому источнику – Житию Василия Нового.⁴⁷ Под 6420 и 6453 гг. были помещены договоры с Греками.

Основательной переработке подверглась в «Повести временных лет» и предшествующая часть. Был существенно расширен рассказ о славянских племенах,⁴⁸ а правление Кия с братьями отнесено к глубокой древности. Перед рассказом об основании ими Киева помещена легенда о благословении этого места на днепровском берегу апостолом Андреем.⁴⁹ Этот рассказ противоречит статье 6491 (983) г., где в похвале варягам-мученикам говорится, что «здѣбо не суть учили апостолы».

Подчинение полян хазарам, по мнению летописца, предшествовало эпохе императора Михаила, начало правления которого он датировал 852 г.⁵⁰ Применив последовательно погодную сетку, летописец приход Рюрика с братьями на Русь и вокняжение Аскольда и Дира в Киеве отнес к 862 г. В отличие от своего предшественника летописец считал их боярами Рюрика и им же приписал первый поход на Царьград. Он датировал его 866 г., но из гомилий св. патр. Фотия (858–867, 877–886), написанных по поводу этого события, мы знаем, что нападение Руси на Константинополь было в 860 г. В одной из византийских хроник (Брюссельской рукописи) эта дата указана. В одном из греческих списков «Хроники» Симеона Логофета сказано, что Русь напала в 10‑й год царства Михаила.⁵¹ Его самостоятельное правление началось в 856 г., прибавив 10 лет, мы получаем 866 г. «Повести временных лет».

Смерть Рюрика в «Повести временных лет» датирована 6387 (879) г. На самом деле около 880 г. он только появился на Руси.⁵² Приход к власти Олега создатель «Повести временных лет» объяснил малолетством Игоря и соответственно изменил рассказ о захвате Киева (под 6390 г.). Русских известий за этот период у летописца практически не было, и он широко использовал «Хронику» Георгия Амартола и дополнительные источники. В частности, под 6406 (898) г. он поместил рассказ об изобретении солунскими братьями, свв. Константином-Кириллом († 869) и Мефодием († 885), славянской грамоты.

Дата 6430 (922) г. в НС отнесена к рассказу о походе Олега на Царьград, а дальше опять продолжается цельное повествование без погодной разбивки. Летописец сообщал об отъезде Олега из Киева в Новгород и дальше в город Ладогу. Как сомнительную версию («друзии же сказають») он упоминает о смерти князя от укуса змеи по дороге «за море». Сообщение о существовании в Ладоге могилы Олега могло быть вставлено в текст уже новгородцем. Никакого предания о гибели от своего коня здесь нет. Затем киевский летописец продолжает рассказ об Игоре. Он описывает покорение древлян и уличей, и отмечает, что княжеская дружина не одобряла Игоря, передавшего древлянскую дань воеводе Свенельду.

Здесь летописец обещает дать хронологию событий, о которых уже рассказал: «По сем скажемъ въ преключившихся лѣтехъ сих». Непрерывная погодная сетка начинается с 6431 (923) г., но все года по 6447 (939) включительно – «пустые». 6448 (940) г. датировано уже описанное выше покорение уличей и взятие города Пересечена, к 6450 (942) г. отнесена передача древлянской дани воеводе Свенельду. Под 6453 (945) г. помещен знаменитый рассказ об убийстве древлянами князя Игоря и мести княгини Ольги.

В двух местах, под 6428 г. и после 6430 г., хорошо видно, как хронологическая сетка накладывалась на предшествующий текст, где не было погодной разбивки. Если в первом случае были просто добавлены даты к рассказам об Игоре и Олеге, то во втором случае в НС возникла дублировка. Летописец по второму разу упомянул о покорении уличей и древлян и о передаче даней с них Свенельду.

Создатель «Повести временных лет» датировал смерть Олега осенью того же года, что и заключение договора с византийскими императорами: 6420 (911) г.⁵³ Он не только поместил в этой статье известную легенду о предсказании Олегу гибели от своего коня, но и написал, что это произошло в Киеве. Так как в НС Олег был назван воеводой Игоря, то ни о каких его делах, кроме похода на Царьград, не рассказывалось. Не ясно, откуда создатель «Повести временных лет» взял информацию о событиях времен правления Олега (879–911). Войну Игоря с древлянами, датированную в НС 6450 (942) г., летописец отнес к 6422 (914) г.

Начиная с рассказа о гибели Игоря в 6453 (945) г., в Н1 мл. и «Повести временных лет» совпадают и тексты летописных статей, и датировки. Так как до этого Н1 мл. следовала НС, то здесь тождество двух летописей следует объяснить тем, что текст НС воспроизведен в «Повести временных лет» почти без изменений. Летописец продолжал вносить правку, но теперь она уже не столь значительна. Полностью сходна история правления св. княгини Ольги, в которой соединены языческие и христианские предания. Единственное дополнение в «Повести временных лет» – легенда о четвертой мести княгини Ольги, сожжении древлянского города Искоростеня.

Совпадает рассказ о походах Святослава Игоревича. Дополнение «Повести временных лет» – сообщение о переговорах с византийским императором Иоанном Цимисхием, которыми закончилась война за обладание Болгарией в 6479 (971) г. Продолжение «Хроники» Амар-юла закончилось известием о смерти бывшего императора Романа Лакапина в 948 г., и источником дополнения послужил договор, вернее, перемирная грамота, данная Святославом императору Иоанну Цимисхию. Ее текст приводится в летописи, но, видимо, остальной рассказ – плод творчества создателя «Повести временных лет». В частности, в грамоте говорится, что она была дана в Доростоле. Из византийских источников известно, что именно этот город оборонял Святослав.⁵⁴ Но в предании, помещенном в НС, говорилось, что князь был осажден в Переяславце на Дунае. Создатель «Повести временных лет» ему доверял, поэтому посчитал Доростол ставкой Цимисхия. При возвышении из болгарского похода Святослав был в 6480 (972) г. убит печенегами, и в Киеве стал править его старший сын Ярополк.

История прихода Владимира к власти, его правления и крещения Руси в Н1 мл. и «Повести временных лет» совпадает почти полностью, и мы опять можем говорить о тождестве НС и «Повести временных лет». Рассказ о Владимире начинается в статье 6478 (970) г., где говорится о выступлении Святослава в последний поход на Болгарию и разделе земель между его сыновьями. Младшего Владимира позвали к себе на княжение новгородцы. Здесь же сообщается, что он родился не от Святославовой княгини, а от Малуши, ключницы княгини Ольги. В качестве опекуна в Новгород с ним поехал брат его матери Добрыня.

Вскоре Олег Святославич, посаженный отцом в Древлянской земле, убил Люта, сына воеводы Свенельда. В 6485 (977) г. Свенельд подговорил Ярополка напасть на младшего брата. После проигранной битвы Олег пытался укрыться в городе Овруче, но когда все торопились проскочить по мосту, дружинники спихнули юного князя в ров. Сверху на него упали еще люди и кони и задавили князя до смерти. После гибели брата Владимир и его дядя Добрыня бежали из Новгорода «за море».

О дальнейших событиях рассказывается в статье 6488 (980) г. Владимир вернулся с варяжской дружиной, захватил Новгород и объявил войну Ярополку. Затем он посватался к дочери князя Рогволода Полоцкого, Рогнед, но она отказала Владимиру: новгородский князь был сыном ключницы-рабыни, а к ней сватался сам Ярополк. Владимир захватил Полоцк, взял в жены Рогнед и пошел дальше на Киев.

Летописец подробно пишет о Блуде, воеводе Ярополка, предавшем своего князя. Сначала он убедил его бежать из города, а затем, когда Ярополк был осажден уже в Родне, уговорил сдаться Владимиру. Во время переговоров в Киеве князь был убит на Теремном дворе варягами младшего брата. Заканчивается статья 6488 (980) г. рассказами о так называемой «языческой реформе» Владимира, о его многочисленных женах, наложницах и детях.

Под 6489(981)–6493(985) гг. летописец пишет о походах Владимира на окрестные славянские племена и болгар. Под 6491 (983) г. помещен рассказ о мучениках за веру, безымянных варягах-христианах. В благодарность за победу над ятвягами было решено в жертву богам принести юношей и девушек. Жребий выпал на сына варяга, но отец отказался его выдать, и они оба были убиты язычниками-киевлянами (подробнее см.: Гл. 3 и 6.2).

Рассказ о крещении Руси начинается с известия 6494 (986) г. о приходе к Владимиру миссионеров. Первыми были мусульмане из Волжской Болгарии, затем пришли послы от папы римского, а последними были иудеи из разгромленной еще Святославом Хазарии. Никому из них не удалось убедить Владимира в своей правоте. Последним прибыл некий греческий Философ. В диалоге с князем он раскрыл ему значение ветхозаветных и новозаветных событий и разъяснил основные догматы христианской веры (подробнее см.: Гл. 4.3). Закончив свою речь, Философ показал Владимиру «запону» (завесу), на которой был изображен Страшный суд. Это произвело большое впечатление на князя, и казалось, он должен был креститься, но вместо этого он говорит: «Пожду еще мало». Странное решение Владимира летописец объясняет тем, что князь хотел «испытати о всѣхъ вѣрахъ».

Как полагал А. А. Шахматов, в первоначальном варианте летописного рассказа Владимир, конечно, крестился в Киеве после проповеди Философа. Впоследствии к этому рассказу присоединили другие – об испытании вер и крещении Владимира в Корсуне (Херсонесе Таврическом).⁵⁵ Он начинается под 6495 (987) г. с описания совета Владимира и бояр со старцами. Князь решил отправить «мужей добрыхъ и смысленныхъ», чтобы они ознакомились с каждой из религий на месте. Послы едут поочередно в мусульманскую Волжскую Болгарию, в Германию и в Византию. Наибольшее впечатление на них произвела служба в соборе Св. Софии Константинопольской. Выслушав послов по возвращении, князь и бояре решают, что лучше всего «законъ грьчьскыи», тем более, что именно его приняла княгиня Ольга, которая была «мудрѣиши всѣхъ человѣкъ». Но вместо того, чтобы начать готовиться к крещению, Владимир задает боярам странный вопрос: «То где крещение приимемъ?» Они отвечают: «Кдѣти любо», и далее под 6496 (988) г. следует известный рассказ о походе на Корсунь в Крыму. После взятия города князь, наконец, крестится. По летописной версии основной причиной стало желание Владимира жениться на сестре византийских императоров Василия и Константина.

Как писал А. А. Шахматов, Корсунская легенда о крещении Владимира существовала отдельно и была включена в летопись позднее создания основного текста. Отсюда нелогичности, обрывы в изложении и повторы в НС и «Повести временных лет».⁵⁶

В «Повести временных лет» читаются два отсутствующих в Н1 мл. народных предания о княжении Владимира. Под 6501 г. рассказывается, что поводом к основанию Переяславля (Южного) послужила победа в поединке юноши-кожемяки над печенежским богатырем. Под 6505 г. говорится о хитрых белгородцах, обманувших наивных печенегов. Единственное отличие Н1 мл. от «Повести временных лет», которое можно возвести к местному источнику, – это рассказ о крещении Новгорода, помещенный под 6487 (989) г. Это явно фрагмент из Новгородского свода XI в.

За известием 6504 (996) г. об освящении каменной церкви Богородицы в Киеве и даровании ей десятины помещена история основания церкви Спаса в Василеве. Далее следуют обширная похвала Владимиру и небольшой рассказ о неудачной правовой реформе по византийскому образцу. Ни в «Повести временных лет», ни в Н1 мл. после 996 г. нет фактического материала, кроме известий о смерти жен, сына и внука Владимира. Эту особенность обеих летописей, также восходящую к НС, мы подробно рассмотрим в разделе 3.

Рассказ о смерти Владимира совпадает в обеих летописях, но в Н1 мл. посмертная похвала князю намного короче. Однако здесь читается фрагмент, сохранившийся только в Ипатьевской редакции «Повести временных лет» и пропущенный в Лаврентьевско-Троицкой.⁵⁷ Видимо, похвала Владимиру в таком виде читалась уже к НС.

Троицкая летопись составлялась при Московском дворе митрополита Киприана (1381–1406) и была завершена к 1408 г. уже после его смерти. При его преемнике Фотии (1408–1430), греке по происхождению, продолжается ведение Общерусского митрополичьего свода. В его основу легла Первая подборка Новгородской Карамзинской летописи (далее – НК1), завершенная в 1411 г. В ее начальной части был использован Свод 1187 г., где центральнорусская летопись типа Лаврентьевской была соединена с текстом типа Н1 мл.⁵⁸ Новгородский свод 1078 г., опиравшийся непосредственно на Киевский Древнейший, в Первой Карамзинской подборке отражен в большем объеме, чем даже в Н1 ст. и мл.⁵⁹ Но в интересующей нас части за X в. дополнений очень мало, и они восходят, вероятно, к Своду 1187 г. или к митрополичьему летописанию рубежа XIV–XV вв. Хронологические выкладки в статье 6395 (887) г. летописец дополнил списком митрополий и епископий «Констянтинополского патриарха». В рассказ о крещении Новгорода, заимствованный из Н1 мл., он добавил известие о том, что первого Киевского митрополита Леона Владимир взял у патриарха Фотия (858–867, 877–886). При нем действительно произошло первое крещение Руси, но это было между 860 и 867 гг. К вопросу о происхождении этого дополнения мы вернемся в Гл. 4.1.

По мнению Г. М. Прохорова, Софийская 1 (далее – С1) очень точно отражает текст Общерусского митрополичьего свода. В нем не только увеличилось количество выписок из Лаврентьевской летописи и Н1 мл., но и были привлечены летописи южнорусская, ростовская, возможно, смоленская и внелетописные источники. Вторая подборка Новгородской Карамзинской летописи основывается уже на С1. Она начинается с 6496 (988) г. и содержит за интересующий нас период всего три выписки (6496, 6509, 6519 гг.). Обе подборки были соединены в Новгородской 4 летописи.⁶⁰ Традиционно С1 и Новгородскую 4 возводили к общему источнику, Своду 1448 г., и Общерусский митрополичий свод называли (и продолжают называть) Новгородско-Софийским или Сводом 1448 г.⁶¹ По сравнению с «Повестью временных лет» и Н1 мл. в НК1 и С1 есть дополнения, но все они касаются только истории крещения Руси и будут рассмотрены в Гл. 4 и 6.

Так называемая «Особая обработка» Общерусского свода в полном виде отразилась в Московском своде 1479 г., а в кратком – в Типографской и Ермолинской летописях.⁶² В интересующей нас части она содержит те же сведения, что и С1. Краткий вид был положен в основу ряда летописей и сводов конца XV – начала XVI вв. Самым значительным из них был Свод 1518г., отразившийся в Львовской и Софийской 2 летописях, а также в Ростовском своде 1534 г. Ростовский свод 1534 г. воспроизведен в Тверском сборнике, но только до 1255 г., а далее к нему присоединен Тверской летописец.⁶³

Составитель Ростовского свода существенно дополнил свой основной источник, но все его исторические изыскания относятся к истории крещения. Тверской сборник бытовал в Южной Руси, и заимствования из него обнаруживаются в украинской Густынской летописи. Как указали А. А. Шахматов и Б. М. Клосс, по Тверскому сборнику Киевский митрополит Петр Могила правил в 1637 г. Хлебниковский список Ипатьевской летописи (выполнен в 1560 г.).⁶⁴

В 1520–30-е гг. в канцелярии митрополита Даниила, под его непосредственным руководством, был составлен новый грандиозный свод, получивший в науке название Никоновской летописи. В основу был положен не Общерусский митрополичий свод начала XV в., в Симеоновская летопись. В начальной части она воспроизводила с некоторыми дополнениями Троицкую летопись в редакции 1412 г. Некоторые известия Московского свода XV в. и Общерусского митрополичьего, которые не вошли в Симеоновскую летопись, все же есть в Никоновской. Следовательно, митрополит Даниил сознательно отказался от текста митрополичьего свода XV в. При создании летописи привлекали Хронограф 1512 г. и ряд других летописных и внелетописных источников, прежде всего связанных с каноническим правом и церковным землевладением.⁶⁵

В Никоновской летописи есть целая серия уникальных сведений, и том числе о временах Ярополка и Владимира Святославичей. Они касаются природных явлений, побед над печенегами и волжскими болгарами, дипломатических связей с Византией и папским Римом, истории Русской церкви времен Владимира. Бо́льшая часть их была составлена летописцем по аналогии с поздними сведениями или даже на основании былин. Об отсутствии у составителя Никоновской летописи аутентичных источников за X в. свидетельствует, в частности, то, что вслед за Общерусским митрополичьим сводом начала XV в. он по ошибке именует Константинопольского патриарха, при котором крестился Владимир, Фотием. Это тем более странно, что в «Похвале» св. Владимиру и «Поучении на память св. Владимира», сохранившихся в списках 1520-х и 1530-х гг. (см.: Гл. 3.8), имя патриарха названо правильно – Николай Хрисоверг.⁶⁶

Значительным явлением в истории украинского летописания было появление в начале XVII в. Густынской летописи.⁶⁷ В основу легла южнорусская летопись типа Ипатьевской: «Повесть временных лет», Киевская летопись XII‑XIII вв. и Галицко-Волынская XIII в., возможно, в отдельных редакциях, отличных от текста Ипатьевской летописи. Среди источников был Тверской сборник. Его окончательное формирование происходит на Украине,⁶⁸ но первая часть сборника, Ростовский свод 1534 г., мог быть известен создателю Густынской летописи и в отдельном виде. По крайней мере, тверских известий за XV в. у него нет. Помимо русских летописей составитель использовал польские хроники, опубликованные в XVI в.: М. Меховского, М. Бельского, М. Стрыйковского и М. Кромера.⁶⁹ Он постоянно ссылается на Annales ecclesiastici auctore С. Baronio (Ц. Барония), первые тома которых были изданы в Риме в 1587–1600 гг. (все 12 выпущены к 1607 г.). Все сведения, почерпнутые из дополнительных источников, были совмещены с известиями южнорусских летописей. Так был составлен очень подробный и во многом отличающийся от предшествующих рассказ о княжении св. Владимира и крещении Руси.

История князя Владимира изложена в Н1 мл. (т. е. в НС) и «Повести временных лет» одинаково, но текст неоднороден, и в нем явно прослеживаются разновременные пласты. Рассказ о правлении первых христианских князей, свв. Ольги и ее внука Владимира, несомненно сложился в настоящем виде не позже 1090-х гг. Однако, из житий и похвальных слов выясняется, что помимо летописной, существовали и другие точки зрения на то, как развивались события но времена крещения Руси.

Особенностью древнерусской литературы XI в. является то, что, даже зная имена авторов, мы ничего или почти ничего не знаем о них самих. Первый русский писатель, известный нам, – это современник Ярослава Мудрого, митрополит Иларион. Его биографию можно восстановить только по короткому сообщению «Повести временных лет» о поставлении в митрополиты в 1051 г. и его собственной записи, приложенной к Символу веры. О прежней жизни Илариона только летописное сказание «Чего ради прозва ся Печерьскыи манастырь» под тем же 1051 г. сообщает, что он был пресвитер, «мужь благъ, и книженъ и постникъ». В отличие от своих предшественников-греков, Иларион был «русинъ». Именно так он определен во всех летописях, воспроизводящих Лаврентьевско-Троицкую редакцию «Повести временных лет» (о летописях см.: Гл. 3.1). Как следует из его записи, Иларион был поставлен собором епископов, и это обычно трактуется как конфликт между Ярославом и Константинопольским патриархатом.⁷⁰ Его предстоятелем тогда был Михаил Керуларий (1043–1058), более всего известный тем, что в его время произо­шел окончательный раскол между Восточной и Западной церквями (1054 г.).

До поставления Иларион несомненно написал «Слово о законе и благодати... и похвалу кагану нашему Владимиру» и, возможно, «По­слание к брату столпнику». Несомненно, Илариону принадлежит «Молитва», очень популярная в древнерусской письменности.⁷¹ Вы­сокий богословский уровень его произведений, знание греческих со­чинений, которые не были переведены на славянский язык, позволяют предположить, что он учился в Византии.

В Церковном уставе Ярослава сказано что Иларион, уже в каче­стве митрополита, принимал участие в его составлении.⁷² Иларионом был освящен храм св. Георгия, небесного покровителя Ярослава. Об этом мы знаем из Проложного чтения на 26 ноября (этот праздник больше известен под названием Юрьев день). Что сталось с Иларио­ном после смерти Ярослава 20 февраля 1054 г., не известно. Его пре­емником был грек Ефрем, сведения о котором также скудны. Он упоминается только в Н1 мл. в связи с судом над Новгородским епи­скопом Лукой-Жидятой, учиненным в 1055 г. Ему принадлежит написанное на греческом антилатинское сочинение. Сохранившая­ся печать свидетельствует, что Ефрем носил высокий византийский титул проедра.⁷³ М. Д. Приселков полагал, что Иларион постригся в схиму под именем Никона и стал одним из основателей Киевского Печерского монастыря и, соответственно, был создателем летопис­ного свода 1076 г.⁷⁴ Это предположение лишено каких-либо факти­ческих оснований.

В 1051 г., когда Иларион стал митрополитом, ему должно было быть не менее 50 лет. Самому Ярославу тогда было 73. Иларион был настолован собором епископов, но сам выбор исходил от князя. В Н1 мл. и «Повести временных лет» сказано: «Постави Ярославъ Илариона митрополитомь». Едва ли князь выбрал человека намного мо­ложе себя. По возрасту Иларион был одним из младших современ­ников Владимира. Идея его прославления как равноапостольного просветителя Руси появилась во времена Ярослава, при жизни поко­ления, которое еще помнило крещение и окончание правления Вла­димира. Как следует из «Слова» Илариона, «Памяти и похвалы» Иа­кова Мниха и посмертной Похвалы Владимиру из статьи 1015 г. в «Повести временных лет» и предшествовавшем ей НС, многие не до конца верили в святость князя.

Особенность произведения Илариона состоит в том, что он обра­щается к тем, кто или сам помнил княжение Владимира, или знал о нем по рассказам родителей. Времена крещения еще не преврати­лись в предание, это была живая память о событиях собственной жизни и жизни семьи. Иларион обращается не к «простой чади», а к «прѣизлиха насыштьшем ся сладости книжныа». Ими могли быть только те, кто был отдан в учение самим Владимиром, или следую­щее сразу за ними поколение. Это были дети, крещенные в 987 – начале 90-х гг., и те, кто родился уже после крещения Руси. Первые образованные русские христиане и книжники были читателями и слушателями Илариона. Именно перед ними он раскрывал сущность христианского подвига князя и смысл его святости.

«Слово о законе и благодати... и похвала кагану нашему Влади­миру» митрополита Илариона было первым произведением XI в., в котором была всесторонне представлена тема святости Владимира. В «Слове» Иларион предстает как тонкий богослов и искусный про­поведник, прекрасный знаток Священного Писания и его толкова­ний. Его сочинение занимает особое место в истории русской лите­ратуры. Во-первых, это – самое раннее датированное произведение. Во-вторых, в числе прочих рукописей сохранилась одна (XV в.), до­статочно точно отражающая протограф XI в., видимо, в авторской редакции.⁷⁵ Это богословское произведение посвящено теме Ветхого и Нового Заветов и прихода Руси в христианский мир. Завершается оно «похвалой кагану нашему Владимиру», и эта часть имеет боль­шую ценность как исторический источник.

«Слово» было произнесено еще до того, как Иларион стал в 1051 г. Киевским митрополитом. К жене Ярослава Ирине-Ингигерд он об­ращается как к ныне живущей, а она умерла в 6558 (1050) г. Следо­вательно, «Слово» было написано до этой даты. Иларион упоминает как об уже существующих о церкви Благовещения на «Великихъ» (Золотых) воротах и о Софийском соборе («домъ Божий великыи святыя Его Премудрости»), Он обращается к Владимиру: «Въстани, о честная главо, отъ гроба твоего»; «Отъряси сонъ, възведи очи... Въста­ни, виждь чадо свое Георгиа...», и на этом основании предполагают, что оно было прочитано в Десятинной церкви Богородицы, постро­енной самим Владимиром в 991–995 гг.⁷⁶ Более вероятным представ­ляется, что «Слово» было посвящено празднику освящения нового города, построенного Ярославом, и его главного храма, Софийского собора.⁷⁷ Это событие Н. Н. Розов относил к 26 марта 1049 г., тогда на этот день, сразу после Благовещения, пришлась Пасха. Остальные исследователи предпочитают 11 мая 1046 г. Предлагалась и датиров­ки 8 сентября неизвестного года, так как в этот день, на Рождество Богородицы, по Уставу Великой Церкви (Св. Софии Константинополь­ской) было положено чтение из Послания к Галатам апостола Павла (Гал. 4:22–5:1), которое и комментирует Иларион.⁷⁸

День 11 мая указан в месяцеслове псковского Апостола-апракос 1307 г. (ГИМ, Син. 722). Год обычно не упоминается, здесь он есть и не соответствует ничему: 6460 (952). Больше нигде этой даты нет. В этом же Апостоле есть и обычная память освящения Св. Софии в Киеве 4 ноября.⁷⁹ Согласно месяцеслову Мстиславова Евангелия начала XII в., оно было совершено митрополитом Еф­ремом (1055–1062), т. е. 4 ноября 1061 г.⁸⁰ Но в Прологе под этим днем неизменно помещается вместе с датой рассказ о строитель­ной деятельности Ярослава из летописной статьи 1037 г. К нему присоединено известие о его смерти 20 февраля без указания года (6562 в летописи). Очевидно, Ефрем освящал собор после завер­шения всех работ по росписи.⁸¹ В пределах 10–13 мая варьируется дата освящения Софии Константинопольской после окончания больших ремонтных работ в 882 г. и 993/994 г. Переписчик Апо­стола 1307 г. явно сделал обыкновенную ошибку, указав Киев вместо Константинополя. Видимо, в его протографе город, где была освящена Св. София 11 мая, не указывался, что соответству­ет константинопольской традиции.

В течение долгого времени богословскому содержанию сочине­ния Илариона не уделялось должного внимания. Его рассматривали, прежде всего, как памятник политической и исторической мысли. В СССР это было вызвано атеистической направленностью науки, но даже в зарубежных исследованиях богословие Илариона часто трактовалось как вспомогательное по отношению к исторической со­ставляющей текста. Это выразилось в представлении, что «Похвала кагану нашему Владимиру» является отдельным произведением, и была присоединена к «Слову о законе и благодати» впоследствии, возможно, самим автором.⁸² Но ни в одном списке эта часть не имеет отдельного заголовка. Более того, когда в начале XV в. 3-ю редакцию «Слова» вместе с «Памятью и похвалой» Иакова Мниха включили в цикл чтений на память св. Владимира, ее всегда переписывали цели­ком (сборник Матвея Кусова 1414г.). Исключение представляет толь­ко цикл по рукописи РНБ, ОР, Сол. 830/940, где текст начинается со слов «Похвалимъ же и мы...» (см.: Гл. 3.2).

Более распространено представление о едином замысле всего памятника в целом, но и в таком случае политические задачи стави­лись на первое место.⁸³ Между тем такое мировоззрение невозможно для образованного монаха XI в., которым был Иларион, и его, дей­ствительно, невозможно выявить в написанном им тексте. Здесь мы рассмотрим лишь один аспект его сочинения – крещение Руси и обоснование святости Владимира.⁸⁴

Разделить первую часть «Слова о законе и благодати» и «Похва­лу кагану нашему Владимиру» можно только искусственно. Сна­чала Иларион рассказывает о явлении в мир с Господом нашим Иисусом Христом Благодати, сменившей прежний Закон, данный Моисею. Если бы она не явилась, то мир бы погиб. Иудеи, к кото­рым к первым явился Христос, не приняли Его и впоследствии были рассеяны по странам, а Иерусалим был разрушен римлянами. Апо­столы, по слову Христову, проповедовали по всем странам, и языч­ники, принявшие Христа, получили спасение, а последние из них были на Руси. Иларион восхваляет Господа за просвещение всего мира и своей земли. Никакой границы между хвалой Господу за крещение Руси, которой завершается его толкование Закона и Бла­годати, и хвалой Его апостолам, с которых начинается собственно «Похвала Владимиру», нет. Апостолы учили во всем мире, а Влади­мир стал учителем своей страны. Иларион выстраивает четкую по­следовательность событий и иерархию устройства христианского космоса, где верховенство принадлежит Богу, действующему че­рез Своих апостолов.

Текст, выстроенный Иларионом, соответствует литургическому пространству храма, где соединены воедино ветхозаветная история как прообраз явления Христа, новозаветная и современность, во­площенная в святых новой истории.⁸⁵ В главном куполе непременно изображался Христос Вседержитель в окружении ангелов (Бог Отец тогда не изображался), в простенках барабана помещались ветхоза­ветные пророки, на парусах – четыре евангелиста. В рукавах креста изображались как ветхозаветные, так и новозаветные сюжеты. В конхе главной апсиды всегда была Богоматерь, ниже – отцы Церкви. В про­межуточном ярусе в XI в. стали изображать Евхаристию. На столбах и в нижних ярусах основного пространства и в боковых нефах изобра­жались святые. Самому Ярославу и его семье место в росписи Св. Со­фии было определено на всех трех стенах западного рукава креста ниже уровня пола хор, напротив мозаик Евхаристии (уровни декора апсиды и основного объема храма не полностью совпадают). В этом же ярусе основного объема изображались события новозаветной истории.

Все исследователи отмечали, что размещение ктиторской фрес­ки в рукаве центрального креста, открытом непосредственно в под­купольное пространство, необычно для Византии. Впрочем, можно указать одну параллель. В небольшой церкви в Каппадокии (т. н. цер­ковь Старой Голубятни) в северной апсидиоли, соответствующей нормальной апсиде жертвенника, изображена императорская семья: Никифор II Фока с Феофано, и еще три персонажа⁸⁶ (может быть, законные императоры Василий и Константин). Ктиторская фреска Софии Киевской всегда трактовалось как свидетельство политичес­ких притязаний или сакрализации княжеской власти. А. Поппе, отме­тив, что здесь воплощена идея апостольской миссии княжеской ди­настии, тем не менее, главным считал утверждение законности власти Ярослава. Та же проблема существовала и для Никифора Фоки, ко­торый в 963 г. захватил власть после смерти императора Романа, от­теснив его сыновей и соправителей Василия и Константина и женившись на его вдове императрице Феофано. М. Б. Свердлов отмечает, что после смерти Святополка у Ярослава уже не было такой необхо­димости. Указав, что ктиторская композиция составляет единое це­лое с Евхаристией апостолов в апсиде, исследователь трактует это как стремление к освящению «единовластия» Ярослава.⁸⁷

Соотношению Евхаристии апостолов и ктиторской процессии из Софии Киевской есть ближайшая аналогия, не связанная с земным владычеством. Евхаристия в главной апсиде и изображение Христа-священника впервые появились в двух храмах, построенных одновре­менно на периферии культурной ойкумены Восточной Римской импе­рии – в Софии Охридской и Софии Киевской.⁸⁸ В Киеве Христос в образе священника помещен в мозаичном медальоне над предалтар­ной подпружной аркой,⁸⁹ в Охриде – в нише дьяконника. Охрид был резиденцией патриарха Болгарии в последние годы существования Первого царства. Уничтожив его, император Василий Болгаробойца, шурин Владимира, превратил Болгарию в фему Империи и учредил в 1019г. Охридскую архиепископию.⁹⁰ Строителем нового храма был Лев Пафлагонянин (1037–1056), первый грек во главе Болгарской церк­ви, византийский интеллектуал и прежний хартофилакс Софийского собора в Константинополе. Естественно, он воплощал не болгарские художественные вкусы и политические стремления, а концепции и искания столичного духовенства и монашества.

Совершенно уникальна фреска «Литургия св. Василия Великого» на северной стене вимы⁹¹ церкви Софии Охридской. Здесь изображе­ны и миряне, стоящие в притворе. В. М. Лидов полагает, что это – обряд освящения храма, который в данном случае символизировал обновление Охридской епархии.⁹² Связь иконографии Софии Киев­ской и «Слова о законе и благодати» со службой на обновление Кон­стантинополя и торжественным освящением города Киева очевид­на.⁹³ Если Лев Охридский поместил в алтарной части мирян как участников обновления церкви, то тем более в Киеве было естествен­но изобразить княжескую семью в торжественной процессии в обря­де обновления города. В отличие от охридской, эта фреска разме­щалась в той части храма, которая была отведена мирянам, хотя и в одном ярусе с изображением Евхаристии.

К несчастью, западная стена, где был написан сам Ярослав, веро­ятно, подносящий построенный им храм Христу, рухнула. Сохрани­лись только изображения дочери на южной стене и четырех сыновей князя на северной. При «реставрации» XIX в. они были превращены в мучениц.⁹⁴ Голландский художник Я. ван Вестерфельд, побывавший в Киеве в 1651 г., сделал несколько зарисовок Софийского собора.⁹⁵ Западная стена уже тогда была в аварийном состоянии. На ней было место для 5–7 фигур, а на рисунке есть только 3: Ингигерд с одной стороны, а Ярослав и св. Владимир в нимбе – с другой. Он изобра­жен не в одежде XI в., как все прочие члены семьи, а в шубе XVII в., в короне, со скипетром и крестом в правой руке и мечом в левой. Боль­шие восстановительные работы в соборе велись по распоряжению Киевского митрополита Петра Могилы (1632–1647),⁹⁶ страстного почитателя св. Владимира. Очевидно, тогда и появилось это изобра­жение, но, видимо, оно было написано по старой основе. По крайней мере, на ктиторской композиции самого митрополита из восстанов­ленной им церкви Спаса на Берестове (1115–1125) св. Владимир написан иначе.⁹⁷

Тема священства Христа в росписях Софии Киевской раскрыва­лась как торжество Нового Завета над Ветхим.⁹⁸ Евхаристия и ктиторская композиция образовывали кольцевое единство. Так обнов­ленная Русь в лице Владимира и Ярослава с потомством оказывалась зримо включена в контекст мирового движения по воле Божьей от Закона к Благодати.

Просвещение Руси не было бы возможно, если бы Благодать не пришла в мир с Иисусом Христом, но принял ее, а не отверг подобно иудеям, именно Владимир. Как пишет Иларион, он не видел чудес Христа и не слышал Его апостолов. Озарение свыше открыло ему свет Божественного разума. Иларион первым прославляет Влади­мира как равного апостолам литургическим возгласом: «Радуйся, во владыках апостоле!»⁹⁹ К этому обращению в завершающей части «Сло­ва» он подводит слушателя и читателя со свойственным ему оратор­ским мастерством.

Образ Владимира Иларион выстраивает в двух парадигмах – Гос­подня апостола и праведного царя.¹⁰⁰ Они обе воплощены в образе равноапостольного Константина, но Иларион рассматривает эти темы последовательно, а не ограничивается параллелью со святым импе­ратором. Она появится только в завершении, там, где говорится о создании и утверждении Русской церкви. Иларион начинает с того, что все страны хвалят и славят своих апостолов, и призывает Русь восхвалить «нашего учителя и наставника, великааго кагана нашеа земли Володимера». Образ князя-воителя, продолжателя дела слав­ных предков, неотделим в «Слове» от просветителя, который постиг истинного Бога.¹⁰¹ Иларион говорит о Владимире как о мудром прави­теле еще в язычестве: «И тако ему въ дни свои живущу и землю свою пасущу правдою, мужьствомь же и съмысломь, приде на нь посѣ­щение Вышняаго, призрѣна нь всемилостивое око благааго Бога, и въсиа разумъ въ срьдьци его яко разумѣти суету идольскыи льсти и възыскати единого Бога».¹⁰²

Иларион не упоминает о богословских диспутах или посольствах, отправленных в другие страны для ознакомления с верой, о чем под­робно написано в летописи. Он не связывает крещение с захватом византийского Херсонеса в Крыму. «Посѣщение Вышняаго» застав­ляет Владимира «искать Бога». Он «всегда слышал о благоверной Греческой земле», как там чтут Бога. И вот Владимир «въждела срьдьцемь, възгорѣдухомь, яко быти ему христиану и земли его». Параллель с равноапостольным Константином, очевидная для тех, кто знал службу ему,¹⁰³ выступает здесь еще скрытно.

Далее Иларион описывает совершенное Владимиром крещение Руси и восклицает: «Тебе же како похвалимъ, о честный и славный въ земленыихъ владыкахъ прѣмужьственыи Василие!» Дважды Ила­рион обращается к Владимиру «блажениче». Славянское «блаженьныи» (лат. beatus, греч. μακάριος) в раннее Средневековье, в отличие от нашего времени, было синонимом слова «свѧтыи».¹⁰⁴ Иларион об­стоятельно мотивирует такое именование евангельскими словами Христа, обращенными к апостолу Фоме: «Блажени не видѣвше и вѣровавше» (Ин. 20:29). Свое обращение к Владимиру Иларион пред­варил цепью риторических вопросов, где восхищался тем, что князь, не видевший Христа, «възыска Его» и стал Его учеником. Далее Ила­рион развивает эту тему: «Тѣмже съ дръзновениемь и несумненно зовемь ти: о, блажениче, – самому тя Спасу нарекшу». Он подкреп­ляет свой тезис новой цитатой: «И блаженъ есть, иже не съблазни ся обо Мнѣ» (Мф. 11:6). Далее он пишет о том, что знавшие Закон и пророчества распяли Христа, цари и властители, видевшие чудеса и слышавшие апостольскую проповедь, не уверовали, а Владимир безо всего этого пришел к Христу.¹⁰⁵

Второй очень важный мотив, который впервые звучит у Илариона, – это милосердие кн. Владимира, который, по слову пророка Да­ниила, обращенному к царю Навуходоносору, очистил свои грехи многой милостыней. Именно эту тему широко будет развивать На­чальный свод и жития св. Владимира. Но для Илариона гораздо зна­чимее другое: грехи князя смыты его духовным подвигом обращения всей страны от идольского заблуждения к истинной вере. Он приводит новые цитаты из Священного Писания для подтверждения сво­ей мысли (Иак. 5:20; Мф. 10:32).¹⁰⁶ Иларион называет Владимира подобным «великому Константину». Деятельность князя вместе с са­мой княгиней Ольгой сравнима с деяниями императора и его матери св. Елены. Здесь Иларион особо подчеркивает значение не только крещения Руси, но и законодательной деятельности «подобника великааго Коньстантина». Он «съ новыими нашими отци епископы сънимая ся чясто, съ многымъ съмѣрениемь съвѣщавааше ся, како въ человѣцѣхъ сихъ, новопознавшиихъ Господа, законъ уставити». Это первое подтверждение того, что начало русскому церковному законодательству было действительно положено св. Владимиром.

В сочинении Илариона прослеживается еще один пласт – освя­щение нового христианского города.¹⁰⁷ Нарисовав величественную картину Киева, украшенного Владимиром и Ярославом, его сыном и продолжателем его дела, Иларион переходит к заключительной части. Здесь завершаются темы святости, милосердия и учительства князя. Как видно из полемического выступления Иакова в «Памяти и похвале», с одной стороны, и сетований летописца в статье 1015 г. – с другой, в народном сознании серьезным препятствием для почитания Владимира могло быть отсутствие чудес. Иларион необычно тол­кует эту проблему. Он называет князя «во владыках апостолом» и перечисляет почти все чудеса, известные по Деяниям апостолов и житиям святых: воскрешения мертвых, выправление согбенных, про­зрение слепых и исцеление немых. Именно таковыми были «мерт­вые душою», «скрюченные от бесовского обмана», «ослепленные не­знанием», «немые» язычники. Иларион показывает, что Владимир совершил не посмертные чудеса, а прижизненные, преобразив всю Русь. Эти пассажи начинаются богослужебным возгласом, с которым обращаются к святому: «Радуйся».¹⁰⁸

Иларион объясняет обращение Владимира божественным внуше­нием, а не действиями людей или стечением обстоятельств. Его взгляд в XI в. разделяли и другие писатели. Иаков Мних в «Памяти и похва­ле» (ей посвящены следующие два раздела) пишет: «Просвѣти благо­дать Божия сердце князю рускому Володимеру... и возлюби и чело­веколюбивый Богь, “хотяи всякого человѣка въ разумъ истинымъ приити” (1Тим. 2:4) и вжада святого крещения». Он довольно по­дробно рассказывает о жизни князя, но о прибытии миссионеров от магометан, хазарских иудеев, папы римского и, наконец, философа от греков, не пишет. Иаков рассказывает о походе на Херсонес и взя­тии города, но оно происходит «на третье лѣто по крещении». Обра­щение Владимира агиограф датирует десятым годом после вокняжения 11 июня 6486 (978) г. и, таким образом, относит крещение к 987 г., а захват Херсонеса к 989 г.

Преп. Нестор Печерский подобно Илариону пишет в своем «Чте­нии о житии и погублении святых Бориса и Глеба» о том, что апостолы не были на Руси, но сам Бог «призри на свою тварь». Далее агиограф вспоминает евангельскую притчу о работниках одиннадцатого часа, с которыми сравнивает Русь. Он пишет о Владимире как о пра­ведном язычнике, которому «Богь спону нѣкаку створи быти ему христьяну, яко же древле Плакидѣ». Выражение «творити съпону» встречается в Изборнике Святослава 1073 г. (л. 44 об., л. 112 об.). Это является славянским эквивалентом греческого ἐμποδίζω «создать препятствие».¹⁰⁹ Поэтому предполагать, что речь идет о слепоте, кото­рая, по летописи, поразила князя в Корсуне, нельзя. Можно поду­мать, что Нестор случайно не упоминает о посольствах для «испы­тания вер» или о взятии Херсонеса, но это не так. Он пишет, что крещение было в 6495 (987) г. Именно эта дата получается по расче­там «Памяти и похвалы» Иакова (подробнее см.: раздел 4). Упомя­нув о явлении Христа Евстафию Плакиде (это было чудо с оленем на охоте),¹¹⁰ Нестор пишет: «Тако же и сему Владимеру явление Божие быти ему крьстьяну створи».

Самое замечательное состоит в том, что сам князь действительно рассказывал о своих видениях. В 1008 г. его двор посетил немецкий миссионер св. Бруно Кверфуртский, отправлявшийся к печенегам. В своем письме к королю и будущему императору Генриху II он пи­шет, что Владимир не хотел его отпускать, так как у князя было виде­ние (visio), и он утверждал, что Бруно будет убит. Когда они все же отправились в путь, то уже на границе своей земли Владимир снова сказал: «Знаю, до третьего часа без пользы, без причины тебе сужде­но вкусить горькую смерть».¹¹¹ Тогда св. Бруно благополучно вернулся и даже способствовал заключению мира св. Владимира с печене­гами. Но в следующем году он отправился на проповедь к язычникам прусам и был ими обезглавлен. Таким образом, видение св. Влади­мира все же сбылось, хотя он сначала и истолковал его неверно. Пре­дание о Божьем явлении князю, которое использовал Нестор, оче­видно, показалось сомнительным Илариону и Иакову, и они об этом не упоминают.

В заключение следует вернуться к вопросу об аутентичности произведения Илариона. В свое время Г. М. Барац выдвинул предполо­жение, что текст «Слова о законе и благодати» скомпонован из двух несохранившихся произведений: полемического сочинения св. Кон­стантина-Кирилла против иудеев, которое упоминается в его Житии, и Слова о крещении князя Бориса-Михаила Болгарского.¹¹² Здесь мы подходим к очень важному вопросу: насколько далеко мы можем идти в определении гипотетических текстов как источников реальных памятников. Текстология ставит своей задачей именно восстановле­ние источников. Однако оно должно опираться либо на сравнение реальных текстов, либо на анализ внутренней структуры памятника.

В произведении Илариона нет никаких швов или нарушения смыс­ла, которые бы позволили выделить разнородные по происхождению части. Проверить предположение Г. М. Бараца о заимствовании основной аргументации «Слова о законе и благодати» из сочинения св. Константина-Кирилла невозможно: упомянутый в Житии Кон­стантина трактат не сохранился. Противопоставление Ветхого и Нового Заветов, Закона и Благодати, опирается на Послания апо­стола Павла и в этом смысле вполне традиционно.¹¹³

Нет ни одного реального славянского или греческого текста, ко­торый можно было бы возвести вместе со «Словом» Илариона к уте­рянному произведению св. Константина-Кирилла. Л. Мюллер пред­положил, что помимо «Слова» Илариона к нему восходит раздел ветхозаветных пророчеств «о отвержении иудеев и призвании стран» из так называемой Речи Философа.¹¹⁴ Она составляет большую часть летописного рассказа о приезде к Владимиру греческого проповедника, «Философа», в 6494 (986) г. (подробнее см.: Гл. 4. 3). Основ­ную часть Речи Философа занимает ветхозаветная и новозаветная история с толкованиями, а среди источников действительно были богословские сочинения.¹¹⁵ Подборка цитат, как показал А. А. Гиппи­ус, была вставлена в Речь Философа задним числом. Заключающий ее обмен репликами, который возвращает Философа к прежней нити исторического повествования, содержит новую форму аориста «рекохъ», тогда как в остальном тексте встречаются исключительно древние формы «рѣхъ», «рѣша».¹¹⁶ Некоторые цитаты встречаются и в сочинении Илариона, но подборка из Речи Философа настолько отличается, что ее целиком вставили в 3-ю редакцию «Слова о законе и благодати», озаглавив «Пророчество». Некоторые тексты, кото­рые Л. Мюллер привел как пример использования общего источни­ка, оказались продублированы, и видно, насколько они разные.

Стих пророка Малахии в Речи Философа (и соответственно в «Пророчестве») читается не в том переводе, что у самого Илариона.¹¹⁷ Две цитаты из пророка Исаии (Ис. 42:9, 65:15) действительно идут подряд и в Речи Философа, и у Илариона. Как отметил Л. Мюллер, исходный текст (он читается в паримиях¹¹⁸ ) сокращен по-разному, по говорить о влиянии какого-то цельного сочинения здесь нельзя. У Илариона следом за этими цитатами толкуется явление судье Ге­деону (Суд. 6:36–38). В подтверждение Божьего повеления возглавить Израиль он сначала просил послать росу только на овечью шку­ру (руно), положенную в поле, а потом оросить всю траву, кроме руна. Иларион традиционно трактует этот сюжет в смысле смены Ветхого Завета, данного сначала только Израилю, Благодатью христианства, просиявшей над всем миром. В Речи Философа об этом знамении говорится не в подборке пророчеств, а в последнем ответе, где по просьбе Владимира объяснен смысл Воплощения, Распятия и Кре­щения. Философ вслед за Иринеем Лионским не вполне канониче­ски называет прообразом крещения Всемирный потоп. Как второй прообраз он указывает знамение, данное Гедеону: «Преображение бысть первое водою, якоже и Гедеонъ прообрази по семь». Здесь Философ пересказывает стих, где говорится о руне, оставшемся в последний раз сухим (Суд. 6:38). Явление росы «по вьсеи земли» объясняется как «святое крещение».¹¹⁹

В трактовке Ветхого Завета Иларион постоянно обращается к Писаниям апостолов, которые ни разу не цитируются в Речи Фило­софа. Здесь только пересказываются Евангелия. В основе Речи Фи­лософа лежит взгляд на историю мира как на борьбу сатаны с Богом, которая завершается Воскресением и победой Христа. Эта мысль прослеживается в «Чтении» Нестора, но у Илариона она отсутст­вует. В его сочинении ни разу не встречается даже само слово «диаволъ» или «сатана» («сотона»). Он упоминает лишь о «бѣсахъ», которых изгонял Христос и которым служили на Руси до крещения.¹²⁰

Предположение о существовании болгарского Слова о крещении князя Бориса было выдвинуто А. А. Шахматовым на основании той же Речи Философа (подробнее см.: Гл. 4.3). А. А. Шахматов пола­гал, что такое сочинение могло появиться только в Болгарии и было приспособлено летописцем к рассказу о крещении Владимира. Срав­нение Речи Философа с Толковой Палеей, а также Полной и Крат­кой Хронографическими Палеями показало, что у них был общий источник. Когда А. А. Шахматов это обнаружил, он отказался от сво­его прежнего предположения.¹²¹ Г. М. Барац, писавший в 1920-е гг. до публикации неоконченной работы А. А. Шахматова, не знал о его новых выводах.

Источником Палей и Речи Философа мог быть греческий компилятивный хронограф.¹²² Даже если он был переведен в Болгарии (что вполне вероятно), и там же появилась Речь Философа,¹²³ Иларион ни в чем с ней не совпадает. Он решительно расходится с летописцем, утвержда­ющим, что на Владимира повлияли богословские диспуты или рассказы о богослужении. Он доказывает, что Бог сам открыл князю истину, и именно в этом смысле он сравнивает его с апостолами.

Иларион первым написал о богоизбранности Владимира, о его величайшей роли в крещении Руси и о его святости. Ту же тему разви­вает в своей «Памяти и похвале Владимиру» Иаков Мних.

Об Иакове Мнихе мы знаем еще меньше, чем об Иларионе. Его имя упоминается в заглавии и в тексте произведения: «Память и похвала князу Рускому Володимиру. Како крестися Володимиръ, и дѣти своя крести, и всю землю Рускую от конца до конца, и како крестися баба Володимирова Олга преже Володимира. Списано Иаковомъ мнихомъ». Ниже автор объясняет, почему решил писать о Владимире, и называет себя: «Тако же и азъ, худыи мних Иаковъ, слышавъ отъ многыхъ о благовѣрнемъ князи Володимери...» Как мы увидим даль­ше (Гл. 1.4), «Память и похвала» – это цельное произведение, и нет оснований отрывать первую часть, где указано имя автора, от той, где рассказывается биография князя.

Во вступительной части «Памяти и похвалы» Иаков сообщает, что раньше написал «о святых славных мучениках Борисе и Глебе». Возможно, он был автором первоначальной редакции «Сказания, и страсти, и похвалы святую мученику Бориса и Глѣба» (Анонимно­го).¹²⁴ В настоящее время текст сильно изменен вставками из летопи­сной повести «О убиении Бориса» и статьи 1019 г. об Альтской битве. Между «Сказанием» без вставок и «Памятью и похвалой» есть мно­го общего в стилистике и построении текста.¹²⁵ Безусловно, Иакову Мниху могло принадлежать какое-то несохранившееся произведе­ние о свв. Борисе и Глебе. Например, в Студийском уставе по списку XII в. (РНБ, ОР, Соф. 1136 – Курский музей, № 20959) сказано, что на службе свв. братьям следует читать Житие Владимира, «и томь ѥсть моучениѥс(вя)тою Бориса и Глѣба» .(СК. №№ 107,139). Такой текст в настоящее время неизвестен. Возможно, Иаков был автором какого-то краткого рассказа о «мучении» святых. Любое житие свв. Бориса и Глеба не могло появиться намного раньше первого изнесения их мощей при Ярославе в 1050–1051 г.

Иаков пишет, что он «слышавъ отъ многыхъ о благовѣрнемъ кня­зи Володимери... и мало събравъ от многыя, добродѣтели его написахъ». Он не говорит, что видел своего героя или жил в его время, следовательно, он родился уже после смерти св. Владимира 15 июля 1015 г.

Интерес к личности Иакова возник сразу после появления пер­вой публикации «Памяти и похвалы» (см.: Гл. 3.2). П. В. Голубов­ский и М. Д. Приселков¹²⁶ отождествляли его с упомянутым в статье 1074 г. «Повести временных лет» пресвитером Иаковом из Печер­ского монастыря. В рассказе о смерти игумена преп. Феодосия гово­рится, что он хотел поставить Иакова своим преемником. Печерские монахи отвергли его, так как он постригся не в их монастыре, а при­шел вместе с братом Павлом «съ Летьца» (р. Альты). Братия настоя­ла на кандидатуре ученика Феодосия – Стефана (1074–1078). Судя по расположению на Альте, обитель, где постригся Иаков, была по­строена на предполагаемом месте убийства св. Бориса в 1015 г. и на реальном поле победы Ярослава над Святополком в 1019 г.¹²⁷ Разуме­ется, Феодосий не мог предложить в игумены новопостригшегося монаха. Монастырь был основан не позже первого изнесения мощей при Ярославе в 1050–1051 г., а вероятнее, еще раньше. Необязатель­но, что он был посвящен памяти свв. Бориса и Глеба. Даже церковь в Вышгороде, где были погребены святые, и где почитались их мощи, при Ярославе сохраняла первоначальное посвящение св. Василию. Князь мог основать обитель в память о победе на Альте где-то после 1036 г., когда умер младший брат Ярослава Мстислав Тмутороканский и Черниговский, и левобережье Днепра было подчинено Киеву.

Предполагаемое альтское происхождение Иакова Мниха объяснило бы, почему он начал с жития свв. Бориса и Глеба. В первоначальной версии «Сказания и страсти» говорилось, что св. Борис был убит на Альте, а в летописной повести «Об убиении Бориса» сказано, что там он был только ранен, а добили его под Киевом. Впослед­ствии обе версии были механически соединены (сохранившийся до наших дней текст Анонимного сказания). Постриженик Альтского монастыря предпочел историю гибели св. Бориса на Альте. При всей основательности этих предположений безоговорочно отождествить Иакова Мниха с «Иаковомь съ Летьца» и их обоих с автором первоначальной редакции «Сказания, и страсти, и похвалы святую мученику Бориса и Глѣба» нельзя.

Иаков Мних в «Памяти и похвале» рассказывает о жизни св. Владимира не так, как летопись. А. А. Шахматов первым убедительно показал, что у него представлена первоначальная версия событий. По его мнению, агиограф опирался на Древнейший свод 1039 г.¹²⁸ Этот памятник предшествовал Никоновскому своду 1070-х гг., Начально­му своду 1091 г. и «Повести временных лет» (см. раздел 1). Л. В. Череп­нин и М. Н. Тихомиров, а впоследствии и Б. А. Рыбаков, полагали, что существовал свод 995 г., составленный при Владимире.¹²⁹ А. Н. На­сонов писал, что в основу исторического повествования «Памяти и похвалы» легли летописные заметки, составленные при церкви Богородицы Десятинной по случаю ее освящения.¹³⁰ О достоверности предположения о существовании свода 995 г. мы сможем судить, рассмотрев подробнее текст «Памяти и похвалы».

А. И. Соболевский и А. А. Шахматов полагали, что первоначаль­но существовало некое Древнее житие, где с опорой на Древнейший свод излагалась биография князя.¹³¹ А. И. Соболевский в 1888 г. на­звал Древним житием редакцию «Памяти и похвалы», где отсутст­вует первая половина текста до вставной Похвалы св. Ольге. Встав­ка разрывает сравнение св. кн. Владимира со свв. Константином и Еленой. С первой фразы после разрыва «Блаженый же князь Володмеръ, внукъ Олжинъ, крестився самъ, и чяда своя, и всю землю Рускую крести от конца до конца...» начинается Краткая редакция, так называемое Древнее житие (о списках «Памяти и похвалы» и исто­рии изучения памятника см.: Гл. 3.2). Некоторые пассажи, прослав­ляющие князя, и его молитвы в этом варианте сокращены. В осталь­ном текст ничем не отличается от соответствующей части «Памяти и похвалы». А. Н. Насонов указал, что по сути – это выборка из полной редакции.¹³²

Структуру и художественные особенности произведения Иакова Мниха мы рассмотрим в следующем разделе, а теперь обратимся к событиям, упомянутым в этом тексте.

Рассказав о том, как «Благодать Божия просветила сердце князю Русскому Владимиру», и он принял крещение сам и крестил всю Русь, Иаков описывает дела его христианского благочестия. Он сравнивает свв. Владимира и Ольгу со свв. Константином и Еленой, и именно в этот пассаж помещена вставная Похвала св. Ольге.¹³³ Описание того, как св. Владимир праздновал «праздники Господни», продолжается после разрыва. Затем агиограф рассуждает о том, почему отсутствие совершенных Владимиром чудес не может свидетельствовать против его святости. О том же, но иначе, уже писал Иларион. Далее автор приводит молитву Владимира и рассказывает о его многих милостынях и милосердии. В отдельных списках так называемого Древнего жития молитвы нет. Следующий отрывок уже читается во всех списках:

«Тако же пребывающу князю Володимеру въ добрыхъ дѣлехъ, благодать Божия просвѣщаше сердце его и рука Господня помогаше ему, и побѣжаше вся врагы своя, и бояхуся его вси. Идѣже идяше, одолѣваше: радимицѣпобѣди и дань на нихъ положи, вятичи побѣди и дань на нихъ положи, и ятвягы взя, и среберныя болгары побѣди, и на козары шедъ, побѣди я и дань на нихъ положи. Умысли же и на греческыи градъ Корсунь и сице моляше ся князь Володимеръ Богу...».

Далее следует молитва Владимира, в которой он просит дать ему взять Корсунь (Херсон в Крыму, античный Херсонес), чтобы приве­сти в свою землю людей-христиан и священников. За ней следует сообщение о том, как Владимир посватался к сестре византийских императоров, чтобы «укрепиться в законе христианском», и получил ее в жены. Исходя из этого текста, логично предположить, что все перечисленные походы Владимир совершил уже христианином. Но как выясняется дальше, это относится только к захвату Херсонеса.

Затем агиограф описывает кончину Владимира и приводит его предсмертную молитву. В так называемом Древнем житии ее нет, и текст начинается сразу с сообщения о том, что князь прожил христианином 28 лет. Здесь рассказывается о событиях, произошедших после крещения:

«По святомъ крещении поживе блаженыи князь Володимеръ 28 лѣть. На другое лѣто по крещении къ порогамъ ходи, на третье Корсунь городъ взя, на четвертое лѣто церковь камену святыя Бого­родица заложи, а на пятое лѣто Переяславль заложи, в девятое лѣто десятину от имения своего блаженый христолюбивый князь Володи­меръ вда церкови святѣи Богородицѣ».

Если читатель не знаком с летописью, он даже не поймет, к како­му периоду жизни Владимира относятся его походы на языческие племена. Естественно, что их нельзя поместить в те два года, кото­рые отделяют крещение от взятия Корсуня. И действительно, здесь говорится только о не известном по летописи походе к порогам. Из летописи видно, что покорение окрестных племен происходило до крещения, но летописец в этот же ряд поместил и взятие Херсонеса. Как мы увидим дальше, он сделал это не случайно, хотя поход в Тав­риду был все-таки после крещения.

Сообщив о даровании десятины церкви Богородицы, агиограф сно­ва упоминает о милосердии Владимира, его добрых делах и сразу переходит к истории его прихода к власти:

«И Богъ поможе ему, и сѣде в Киевѣна мѣстѣотца своего Святослава и деда своего Игоря. А Святослава князя печенѣзѣубиша, а Ирополкъ сѣде в Киевѣна мѣстѣотца своего Святослава. И Олегъ, идыи съ вои у Вруна града, ся обломи мостъ съ вой, и угнетоша Олга в гребли. А Ярополка убиша въ Киевѣмужи Володимеровѣ. И сѣде въ Киевѣкнязь Володимеръ въ осмое лѣто по смерти отца своего Святослава, мѣсяца июня въ 11, въ лѣто 6486 (978). Крести же ся князь Володимеръ в десятое лѣто по убиении брата своего Яропол­ка, и кааше ся и плакаше блаженый князь Володимеръ всего того, елико створи въ поганьствѣ, не зная Бога. Познавъ же Бога истиннаго, творца небу и земли, покаявся всего и отврьжеся дьавола и бѣсовъ, и всеа службы его, и послужи Богу добрыми дѣлы своими и милостынею. Успе съ миромъ мѣсяца июля в 15 дьнь, въ лѣто 6523 (1015) о ХристѣИсусѣГосподѣнашемь».

Структура текста показывает, что факты биографии князя не интересовали автора сами по себе. Он откуда-то почерпнул их в готовом виде и сгруппировал по своему усмотрению и исходя из своего замысла.

Рассмотрим вначале хронологию памятника. А. А. Шахматов, а впоследствии и А. Поппе показали, что в НС, а вслед за ним и в «Пове­сти временных лет», представлены неправильные датировки событий.¹³⁴

Согласно Иакову, Владимир сел в Киеве 11 июня 6486 (978) г., а не в 6488 (980) г., как в НС и «Повести временных лет». А. А. Шахма­тов считал, что год вокняжения (6486) указан на основании письмен­ного источника, но день 11 июня вычислен искусственно. А. В. На­заренко полагает, что это – день гибели Ярополка.¹³⁵ О. М. Рапов полагает, что Ярополк был убит не до вокняжения Владимира, а че­рез год, и на этом основании подтверждает правильность летопис­ной датировки крещения 988 г.¹³⁶ М. Б. Свердлов считает, что из­начально речь шла о вокняжении не в Киеве, а в Новгороде, куда Владимир, ранее бежавший «за море», вернулся в 978 г.¹³⁷ Но едва ли это событие было так важно. Владимир сел в Новгороде еще при жиз­ни своего отца Святослава, и покидал город на короткое время после начавшейся распри старших братьев. Возвращение было лишь проме­жуточным этапом в борьбе за власть: князю предстояли поход на По­лоцк, война с Ярополком и захват Киева. Об этом Иаков не упоминает, сразу переходя к убийству старшего брата. Он пишет, что гибель Ярополка предшествовала вокняжению Владимира, а не наоборот. Толь­ко после его смерти Владимир мог считаться полноправным князем Киевским. Недаром и год крещения отсчитывается Иаковом от убий­ства Ярополка, хотя указан только день вокняжения.

В перечне княжений из статьи 6360 (852) г. «Повести временных лет» сказано, что Владимир правил 37 лет, что дает 978 г., а не 980 г., как в летописи. А. А. Шахматов придавал этому большое значение, но в этой статье и срок княжения Ярослава определен в 40 лет – с превышением как минимум на год. Владимир скончался 15 июля 1015 г., Ярослав первый раз захватил власть в 1016 г., окончательно в 1019 г., а умер 19 или 20 февраля 6562 (1054) г. Эта дата сохрани­лась не только в летописи, но и в современной записи, сделанной на стене Софии Киевской.¹³⁸ Ярослав правил неполных 39 лет, даже если считать с момента смерти его отца, а не со времени вокняжения в Киеве. Интересно, что в «Сказании чудес святых мучеников Бориса и Глеба» княжение Ярослава определено правильно в 38 лет.¹³⁹ Соста­вителя перечня ввела в заблуждение погодная разбивка, сделанная составителем НС. Дело в том, что в Византии Новый год начинался 1 сентября, а на Руси на полгода позже – с 1 марта. В «Повести временных лет» вокняжение Изяслава Ярославича датировано не тем же 6562 г., а 6563 (1055) г. Следовательно, летописец посчитал кон­чину Ярослава по мартовскому стилю (19 февраля 1055 г.). Из соот­ношения числа и дня (19 февраля суббота или 20 февраля воскресе­нье Федоровой недели Великого поста) видно, что на самом деле в записи о кончине князя был употреблен церковный сентябрьский стиль. Ошибка летописца привела к тому, что он увеличил срок кня­жения Ярослава на один год.

При всей путанице, внесенной в НС из-за неправильно понятой даты смерти Ярослава, его возраст полностью согласуется со сведе­ниями Иакова. В НС и «Повести временных лет» сказано, что ему было 76 лет (полных или неполных). Это указывает на 978–979 г. рождения, если считать по византийскому сентябрьскому или совре­менному январскому году. Из летописи известно, что мать Яросла­ва, полоцкая княжна Рогнед (Рагнхильд), стала женой Владимира до захвата Киева, а старшим ребенком от этого брака был Изяслав. Следовательно, Киев действительно был захвачен в 978 г.

Все даты в хронологии Иакова увязаны между собой и не противоречат иностранным источникам. День вокняжения Владимира слу­жит точкой отсчета для остальных датировок. Иаков пишет, что Владимир крестился на десятый год после убийства (987 г.), Корсунь взял на третий год после крещения (989 г.), а прожил после креще­ния 28 лет. Дату крещения 6495 (987) г. дает Нестор в «Чтении». Срок христианской жизни определен в 28 лет в «Сказании, и страс­ти, и похвале святых мучеников Бориса и Глеба». Иаков особо под­черкивает, что Владимир был христианином, когда захватил Корсунь-Херсонес, и выдвигает благочестивую мотивировку его похода.

Взятие Херсона (античного Херсонеса) русскими войсками упомянуто у современника событий византийского историка Льва Диакона и датируется точно летом 989 г.¹⁴⁰ В этом году было несколько аномальных явлений природы. Лев считал, что на захват города ука­зали огненные столбы (последствие извержения вулкана), а явив­шаяся затем комета предвещала осеннее землетрясение в Констан­тинополе. Об огненных столбах пишет современник, арабский хронист Яхъя Антиохийский, в 1014/15–1031 гг. как раз работав­ший над последней редакцией своего труда. На основании его свиде­тельств исследователь и публикатор труда Яхъи, В. Р. Розен, а затем В. Г. Васильевский датировали взятие города периодом между 7 апре­ля (появление столбов) и 27 июля (появление кометы) 989 г.¹⁴¹ А. Поппе предположил, что взятие Корсуня было актом помощи византийским императорам Василию и Константину. На 987–989 гг. приходился грандиозный мятеж полководцев Варды Склира и Варды Фоки, и Владимир согласился послать императорам войска в обмен на руку их сестры, царевны Анны.¹⁴²

Для удобства сведем все события княжения Владимира в «Памя­ти и похвале» и в летописи в таблицу. В квадратных скобках даны даты, указанные Иаковом описательно.

Иаков не упоминает о войне Ярополка с Олегом, о которой рассказывается в летописи. В его изложении гибель князя выглядит несчастным случаем: «И Олегъ, идыи съ вой у Вруча града, ся обломи мость съ вои, и угнетоша Олга в гребли». Но в летописи Олег не просто переезжал с воинами мост через городской ров, а спасался бегством после проигранной старшему брату битвы. Ярополк, таким образом, оказывался косвенным виновником гибели Олега. То ли агиограф неудачно сократил свой источник, то ли там действительно об этом не говорилось.

Иаков пишет, что 11 июня 6486 (978) г. приходилось на восьмой год после гибели Святослава. Тогда получается, что печенеги убили его в 971 г., а не в 6480 (972) г., как сказано в летописи. Болгарская война Святослава, которую он начал как союзник Византии, а закончил как соперник Империи на Дунае, завершилась в июле 6479 (971) г. Дата известна из текста договора, помещенного в «Повести временных лет», и принята большинством историков.¹⁴³ По летописи Святослав погиб весной, когда возвращался с зимовки на побережье Черного моря на Русь. По русскому летоисчислению, начинавшемуся с 1 марта, это был уже 6480 (972) г. 971 г. мог получиться, только если историк считал, что Святослав погиб осенью-зимой того же года, когда заключил мир. Такая датировка следует, между прочим, из «Истории» Льва Диакона.¹⁴⁴ Но более вероятно, что источник Иакова знал, что Ярополк правил восемь лет: так сказано в перечне русских князей от Олега до Святополка Изяславича из статьи 6360 г. «Повести временных лет». Источник Иакова всегда считал неполные годы, поэтому и здесь обозначен восьмой год, т. е. полных семь лет и еще сколько-то.¹⁴⁵

Дата 11 июня 978 г. есть только у Иакова. В НС и «Повести временных лет» в окняжение Владимира датировано 980 г. Очевино, дата получена путем простого прибавления к 972 г. восьми лет. В этой статье рассказывается также о захвате Полоцка и осаде сначала Киева, а потом Родня.

Иаков не датирует первые походы, и, очевидно, дат не было в его источнике. Летописец НС распределил их по годам исходя из своей датировкой вокняжения Владимира 980 г.

Иаков не упоминает захват Перемышля и Червенских городов, согласно «летописи принадлежавших Польше. Оснований сомневаться в достоверности летописного известия нет. Судя по всему, поход действительно состоялся сразу после захвата власти.¹⁴⁶

 В летописи указано два похода на вятичей, один в тот же год, что и на Червенскую землю, а другой на следующий. Вятичи, бывшие хазарские данники, были подчинены еще Святославом, но после его гибели и во время распри его сыновей вышли из повиновения. У Иакова первым указан поход Владимира на радимичей. В летописи он отнесен ко времени после окончания войн с вятичами и даже с ятвягами (984 г.). Радимичи были ближайшими соседями вятичей, и, возможно, самый первый поход Владимира был направлен именно против них. Перестановки, сделанные летописцем, могли быть вызваны тем, что он вставлял известие о захвате Червенских городов, которого в источнике Иакова не было.

Поход на ятвягов согласно летописи состоялся в 983 г. В НС и «Повести временных лет» помещен рассказ о жертвоприношении в честь победы, для которого был назначен сын варяга-христианина (подробнее в следующей главе). Иаков об этом не упоминает.

Поход на болгар в летописях есть под 6493 (985) г., зато нет упоминания о походе на хазар. Так как 987 г. в «Памяти и похвале» занят крещением, а между этим событием и взятием Херсонеса упомянут только поход к порогам, то войны с болгарами и хазарами можно отнести соответственно к 985 и 986 гг.

В летописной статье 6493 (985) г. не сказано, на каких болгар ходил Владимир, дунайских или волжских. В «Памяти и похвале» они названы «Серебряными»,¹⁴⁷ что указывает на волжских. Так они определены в рассказе Киевской (Ипатьевской) летописи о походе Всеволода Юрьевича Владимирского на Волгу в 1182 г.: «...сами же поидоша в землю Болгарьскую к великому городу Серьбреныхъ болгар». Вместе с Всеволодом ходил Владимир, сын киевского князя Святослава. Несмотря на конкретное указание Иакова, направление похода 985 г., как и достоверность сообщения о хазарах вызвали и вызывают большие споры. Если Владимир ходил на Волгу, то две войны, упомянутые в «Памяти и похвале», теснейшим образом связаны друг с другом.

В современной русской традиции волжских тюрок именуют в византийской и арабской огласовке «булгарами», а дунайских славян и русской – «болгарами». Но в византийских источниках такой разницы нет. Константин Багрянородный, который вообще не упоминает о Волжской Болгарии, называет Дунайскую исключительно βουλγαρία.¹⁴⁸ «Булгар» на Волге и «бурджан» на Дунае различают только арабские географы,¹⁴⁹ да и то не всегда. Например, Ибн Хаукаль, побывавший на Каспии в конце 960-х гг., решил, что в это время русы разгромили волжских булгар, хотя на самом деле до него дошла информация о походе Святослава на булгар дунайских.¹⁵⁰ В древнерусских текстах оба народа называются исключительно «болгары».¹⁵¹

В византийских источниках известны также «Черные булгары». Их дважды упоминает Константин Багрянородный. В одном случае он пишет, что они могут воевать с хазарами, в другом он отмечает, что росы по Днепру могут продвигаться «в Черную Булгарию, и в Хазарию, и в Мордию».¹⁵² В договоре Игоря с Византией 6453 (944) г., включенном в «Повесть временных лет», Русь обязуется не давать черным болгарам нападать на «Корсуньскую страну» (Херсонскую фему). Черная Болгария локализуется по-разному, от Приазовья до Приднепровья. А. В. Гаддо предположил, что это – часть Первого Болгарского царства, и черные болгары обитали между Днестром и Прутом.¹⁵³ Наоборот, А. П. Новосельцев считает, что они обитали в Приазовье, и именно на черных болгар был направлен поход Владимира.¹⁵⁴

Название «Серебряные болгары» связано с существовавшим в IX- X вв., но к середине XI в. почти полностью прекратившимся транзитом арабского серебра в Северную Европу. Волжский торговый путь связывал страны Арабского халифата с Балтийским морем, и по нему шел основной импорт серебряных дирхемов различной чеканки на Русь и далее в Скандинавию и славянское Поморье.¹⁵⁵ Во времена похода Владимира уже наметился существенный спад восточной торговли, но Волжская Болгария все еще была Серебряной, что и отразилось в географической номенклатуре Иакова Мниха. На эпоху Ярослава Владимировича приходится последняя, трагически закончившаяся попытка варягов прорваться на Восток – поход Ингвара-путешественника.¹⁵⁶ Маршрут поездок в страны Арабского халифата в «Повести временных лет» обозначен: «Ис того же лѣса потечеть Волга на въстокъ и вътечеть седьмьюдесятъ жьрелъ в море Хвалииское (Каспийское). Тѣм же изъ Руси можеть ити по Волзѣвъ Болгары и въ Хвалисы (Хорезм), и на въстокъ доити въ жребии Симовъ (страны халифата)». Но значение восточной торговли неуклонно падало в течение второй половины X в. В конце X в. свою роль сыграл развал державы Саманидов в Средней Азии, а в середине XI в. вторжение турок-сельджуков в Иран и во владения Византии. Свое былое значение сохранял только «путь из Варяг в Греки», и название Серебряные болгары постепенно уходило в прошлое.¹⁵⁷

Цель похода Владимира определена как «болгары низовскиа» в поздних Никоновской и Воскресенской летописях 1530 г. и 1540-х гг. 11о ни в Софийской 1 летописи по списку Царского (1508 г.), непосредственном источнике Воскресенской летописи,¹⁵⁸ ни в Московском своде конца XV в., использовавшем много дополнительных источников, этого нет. Определение «низовскиа» впервые появилось в Хронографе 1512 г., одном из источников Никоновской, где было развито редактором.¹⁵⁹ Опираться на него в доказательстве гипотезы о волжском походе, как это делал Б. Д. Греков,¹⁶⁰ нельзя.

М. Д. Приселков вслед за А. А. Шахматовым считал известия о походе на «Серебряных» (волжских) болгар и хазар ошибкой составителя компиляции, и придерживался версии о дунайском направлении похода.¹⁶¹ В. В. Мавродин и А. В. Гадло полагали, что Владимир вмешался в болгарско-византийскую войну, возможно, на стороне Империи, но вскоре заключил мир с болгарским царем Самуилом. Это позволило болгарам в следующем 986 г. наголову разбить византийского императора Василия II.¹⁶² Первым это предположил В. Н. Тагищев. Сославшись на Иоакимовскую летопись, он пишет, что Владимир воевал с болгарским царем Симеоном, победил его, заключил с ним мир и принял от него крещение.¹⁶³ Симеон скончался в 927 г., и большинство сторонников этой точки зрения, распространенной в современной болгарской науке, полагает, что речь идет о царе Самуиле (ок. 983–1016). Татищев очень часто пользовался ссылкой на Иоакимовскую летопись, когда ему нужно было подкрепить свои гипотезы.¹⁶⁴ Ни в каких других источниках о крещении Руси болгарами не говорится.¹⁶⁵

Ни в одной из византийских хроник нет известий об участии Руси в болгарско-византийской войне 985–986 гг. на чьей-либо стороне. Об этом не пишет и участник неудачного похода на Болгарию в 986 г. Лев Диакон.¹⁶⁶ Нет таких сведений и у младшего современника событий, армянского историка Степана Асохика. Он рассказывает об этой войне в связи с участием в ней армянского отряда, который и спас императора Василия после проигранной битвы. Именно Степанос сообщает о крещении Руси в результате брака русского царя с сестрой императора, и едва ли он упустил важную информацию о русах.¹⁶⁷

Только Яхъя Антиохийский вскользь упоминает о враждебности Руси и Византии перед заключением договора Владимира и Василия в конце 987 – начале 988 г. Однако в подробном рассказе о болгарско-византийской войне 986 г., принципиально отличающемся от византийских хроник, Яхъя ничего не говорит об участии в ней Руси или о заключении союза с Болгарией. Это тем более важно, что о дунайском походе Святослава он тоже рассказывает и при этом утверждает, что между русами и императором Никифором перед заключением союза была война.¹⁶⁸ Возможно, Яхъя вообще считал Русь и Восточную Римскую империю врагами до брака «царя русов» с сестрой «царя греков».

Как свидетельство союза русских и болгар привлекалось стихотворение (скорее политический памфлет) Иоанна Геометра.¹⁶⁹ Он иронизирует над фракийцами, заключившими союз со скифами (русами), и дальше обрушивается на болгар, называя их собственным именем. Соседи именовали византийцев «греками», но сами они воспринимали это как унижение, так как считали себя «ромеями» (римлянами). Интересно, что в стихотворении, написанном на поражение императора Василия от болгар в 986 г., он называет византийцев «авсониями».¹⁷⁰ Логично предположить, что «фракийцы» – язвительный намек на византийцев, относящийся к событиям 987–989 гг. Самому существованию Империи тогда угрожало восстание Варды Склира и Варды Фоки. Императоры получили помощь от Владимира, но в обмен на войска пришлось отдать «северному варвару» в жены свою сестру (подробнее ниже).¹⁷¹

Как один из аргументов в пользу дунайского направления похода приводилось то, что союзники Владимира торки шли берегом на копях, а войско шло в ладьях. Но огузы (узы – торки летописи) тогда только недавно вышли на Волгу от степей между Аралом и Каспием. Пространство от Дона до Дуная занимали печенеги.¹⁷² Владимир, шедший в ладьях, подвергался их нападениям только при проходе через Днепровские пороги, а затем мог свободно плыть к устью Дуная по Черному морю. После разгрома Хазарии при Святославе путь от Волги до низовьев Дона огузам был открыт, но дальше союзники русского князя вступали на печенежскую территорию. Весьма сомнительно, чтобы печенеги свободно пропустили огузов на Болгарию – ведь при удачном раскладе они могли бы занять их кочевья. Дунайский поход в том виде, как он описан в статье 6493 (985) г., был бы войной не с Дунайской Болгарией, а с печенегами, чем в действительности и являлись все позднейшие совместные походы русских князей и торков.

Гипотеза о дунайском направлении похода постепенно сдает позиции¹⁷³ по мере накопления новых данных по истории и археологии Волжской Болгарии и Хазарии.¹⁷⁴ К проблеме хазарского похода мы еще вернемся.

Рассмотрим еще раз, что сказано в НС и «Повести временных лет» о болгарах. Первое упоминание в НС под 6475 (967) г. связано со Святославом, и здесь уточнено направление его похода: «на Дунай на Болгары». В «Повести временных лет» есть ряд известий о Болгарии, заимствованных из Продолжения «Хроники» Георгия Амартола и, как полагал А. А. Шахматов, какого-то болгарского летописца. Это сообщения: о походе на Болгарию и ее крещении Михаилом в 6366 (858) г.; крещении ее Василием I в 6377 (869) г.; о болгарско-венгерской войне в 6410 (902) г.; о войнах царя Симеона с Византией в 6422 (914) и 6437 (929) гг.; о его войне с хорватами и смерти в 6450 (942) г. Последние две даты проставлены неверно: Симеон скончался в 927 г. После рассказа о гибели Святослава никакие болгары в НС и «Повести временных лет» не упоминаются вплоть до известия о походе Владимира в 6493 (985) г.

Связать летописную статью 6493 г. с походом на Дунай очень сложно. Во-первых, в летописи переяславцы, т. е. болгары, обвиняются в том, что они подучили печенегов напасть на Святослава, возвращавшегося с огромной добычей и небольшим войском. Поход на этих болгар выглядел бы как месть за гибель отца, но ничего подобного в тексте нет. Во-вторых, болгары представлены как неизвестный противник. Увидев, что колодники в сапогах, дядя Владимира Добрыня предлагает поискать себе в данники лапотников, и Владимир заключает с болгарами вечный мир. Если это старые, хорошо знакомые еще отцу Владимира враги, то реакция Добрыни непонятна. Он явно оценивает совершенно нового противника.

Известие о заключении договора основано на устном источнике. А. А. Шахматов предполагал в нем новгородское предание о Добрыне, но сейчас ясно, что это не так. Как показали многолетние археологические раскопки, в средневековом Новгороде носили исключительно кожаную обувь. Вплоть до слоев конца XV в. не было найдено ни одного экземпляра лаптей. Следовательно, для новгородца сапоги были единственно возможной обувью, а никак не показателем благосостояния или уровня культуры. Рассказ основан на киевском дружинном предании.

И, наконец, самое главное: даже в летописи есть определение болгар. Разбивка на погодные статьи появилась не раньше 1070-х гг.¹⁷⁵ Если же мы уберем дату 6494 г., то увидим, что рассказ о походе на болгар предваряет историю миссионерской проповеди в Киеве представителей различных конфессий: «И рѣша болгаре: “Толи не будеть мира межи нами, елико же камень начнеть плавати, а хмель грязнути”. И прииде Володимиръ Киеву. <Въ лѣто 6494.> Приидоша болгаре вѣры Бохмиче, глаголюще яко: “Ты князь еси мудръ и смысленъ...”» Из текста ясно, что мусульманство князю проповедовали именно те болгары, которых он только что разбил. Обе статьи читаются в таком виде уже в НС, где, в отличие от «Повести временных лет», не упоминалось о том, что какая-то Болгария была крещена в 958 или 969 г.

Попытку обратить князя в свою веру предпринимают и другие незадачливые противники Владимира. «Жидове козарстѣи» приходят к нему, когда узнают о его отказе мусульманским и латинским миссионерам. Так как в Киеве X в. была значительная еврейская община,¹⁷⁶ летописцу незачем было специально выводить откуда-то иудейских проповедников и тем более представлять их хазарами. Очевидно, в источнике летописца все же говорилось о хазарской войне.

Взгляд на направление болгарского похода во многом связан с тем, как оценивается известие о походе на хазар. М. И. Артамонов полагал, что борьба с Хазарией не была закончена Святославом, и только последние походы Владимира окончательно разрушили ее и позволили контролировать устье Волги.¹⁷⁷

А. П. Новосельцев, признавая реальность похода на болгар (по его мнению, «черных» приазовских), скептически относится к сообщению Иакова Мниха о войне с хазарами. Однако предложенная им хронология событий идеально ложится на рассказ «Памяти и похвалы». Хазарский каганат был разгромлен в результате походов Святослава 965 и 968–969 гг. Его место постепенно начали занимать волжские болгары. Тогда хазары обратились за помощью к ширван-шаху Мухаммеду и с его помощью после 981 г. вернулись в свою землю. Мухаммед продвигался на север вдоль побережья Каспийского моря с целью захватить Дербент, что ему и удалось на короткое время в 988 г. Но до этого, в 987 г. помощь эмиру Дербента в борьбе с внутренними врагами оказывали русы, прибывшие на восемнадцати судах. К тому времени они снова контролировали устье Волги.¹⁷⁸

Согласно Иакову, в 978 г. закончилась междоусобица. За этим последовала серия походов на Польшу и ятвягов. Владимиру пришлось заново покорять вятичей, подчиненных Киеву еще его отцом. Именно в это время хазарам с помощью ширван-шаха удалось вернуться на свои земли. Закончив дела на западном направлении, Владимир пошел на болгар, а затем снова обрушился на хазар. Так как 987 г. отмечен как год его крещения, то эти события произошли в 985–986 гг. В 987 г. русы, очевидно, из заново захваченных хазарских городов в устье Волги, оказали помощь врагам ширван-шаха в Дербенте. В 990-е гг. Хорезм все же изгнал из низовий Волги и русов, и их союзников огузов (торков), но хазарам пришлось принять ислам. Хазария просуществовала в устье Волги еще некоторое время, а память о ней жила вплоть до середины XII в.¹⁷⁹

А. В. Гадло, считавший, что Владимир ходил на дунайских болгар, предположил, что поход на хазар на самом деле был направлен только на захват Тмутороканя. Оттуда и пришла в 987 г. помощь Маймуну, эмиру Дербента. На вопросе, каким образом русы прошли из Азовского моря в устье Волги, занятое врагом Маймуна, ширван-шахом Мухаммедом б. Ахмадом, исследователь не останавливается.¹⁸⁰ Тмуторокань действительно могла быть одной из целей хазарского похода Владимира. Все указывает на то, что она была взята еще Святославом в походе 965 г.,¹⁸¹ но в начале 980-х гг. ее могли потерять так же, как низовья Волги.

Если принять тезис о волжской направленности войн Владимира, становится понятно и то, почему Иаков Мних поместил поход на Корсунь в этот же ряд, хотя прекрасно знал, что он состоялся после крещения. Целью князя было укрепление позиций Руси на Черноморском побережье. Как уже говорилось выше, существует предположение, что Владимир взял Корсунь как союзник императоров. Но одно не мешает другому. Под предлогом помощи будущему шурину русский князь вполне мог заняться решением собственных проблем. Результат известен – Тмуторокань еще сто лет оставалась русским владением.

Источник Иакова помещает крещение в десятый год после убийства Ярополка 11 июня 6486 (978) г. Если он применял византийский сентябрьский год, то это период 1 сентября 986 г. – 31 августа 987 г. Если отсчет велся только по годам правления Владимира, то это период с июня 987 г. по июнь 988 г. В древнерусском летописании времен НС было в ходу местное летоисчисление с 1 марта. Византийские сентябрьские датировки церковных событий встречаются во времена Ярослава. Как уже было сказано, день его смерти, Федоровская суббота первой недели Великого поста 6562 г., указан по сентябрьскому стилю и в летописи, и в современной записи о смерти князя на стене Софии Киевской (20 февраля 6562 г., воскресенье Федоровой недели). Традиция считать по годам правления императоров тоже восходит к Византии. Видимо, это и вызывало у летописцев сложности в точном определении года крещения. Дата 6495 (987) г. встречается, как уже говорилось, в «Чтении» Нестора.

Иаков не пишет, что Владимир скончался «въ 28-е лѣто по крещении». Он предваряет перечень событий, совершившихся на «другое... третье... четвертое... лѣто» после крещения, сообщением о том, что князь «поживе... 28 лѣтъ». Это определение принципиально отличается от всех хронологических привязок в «Памяти и похвале» и, следовательно, принадлежит самому Иакову, а не его источнику. Он посчитал от кончины князя 15 июля 1015 г. до даты крещения полных 28 лет, имея в виду 6495 (987) г., вероятнее всего – сентябрьский.¹⁸²

А. Поппе предлагает считать стиль «Памяти и похвалы» мартовским и датирует крещение Владимира 1 января (память св. Василия Кесарийского) 6495 (988) г., а киевлян – летом следующего 6496 (988) г. Так же полагает и В. Водоф, считая, что это произошло на Троицу 27 мая.¹⁸³ К этому вопросу мы вернемся в Главе 4.

Поход к порогам на следующий год после крещения (в 988 г.) А. Поппе считает торжественной встречей багрянородной невесты.¹⁸⁴ Высказывалось предположение, что Владимир сопровождал войско, которое отправлял на помощь Василию против восставшего Варды Фоки. А. Поппе справедливо возражает, что 6 000 воинов не нуждались в защите Владимира. Это действительно так, зато близлежащие города и села нуждались в том, чтобы их защитили от этого войска, а сделать это мог только сам князь.

Корсунь Владимир взял в 989 г. Как показывают многолетние археологические исследования, город не был разрушен или сожжен. Нет свидетельств о прекращении деловой активности.¹⁸⁵ Согласно Иакову, тогда же совершилось бракосочетание с Анной, сестрой византийских императоров Василия и Константина. В «Памяти и похвале» Владимир посылает к ним, «прося у нихъ сестры оженити ся, дабы ся болма на христианский законъ наставилъ». Как прямо сказано у современника событий Яхъи Антиохийского, а также у византийского хрониста Иоанна Скилицы (его «Хроника» доведена до 1057 г.), руку царевны Владимир получил за военную помощь, оказанную Василию и Константину в борьбе с мятежными военачальниками¹⁸⁶ (подробнее см.: Гл. 3.3). Византийские источники молчат о крещении Руси, Яхъя же считал его условием брака. А. Поппе полагает, что брак был заключен в Киеве после крещения Владимира, но до взятия Херсонеса – летом 988 г.¹⁸⁷ Представляется, что в Корсуне все же должно было произойти значительное событие, оставившее по себе долгую память. Именно оно дало толчок к возникновению предания о крещении Владимира в Корсуне. Таким событием могло быть только бракосочетание с багрянородной невестой.¹⁸⁸

Отличие летописного повествования 989–995 гг. – это отсутствие точной хронологии. В НС и в Ипатьевской редакции «Повести временных лет» основание Десятинной отнесено к 6499 (991) г., а в Лаврентьевско-Троицкой редакции – к 6497 (989) г. В самой Лаврентьевской летописи в трех статьях подряд идут сплошь ошибки в датах, вызванные, очевидно, ветхостью протографа 1305 г., который в 1377 г. скопировал монах Лаврентий. В летописной статье рассказывается не только о закладке, но и об окончании строительства и украшении храма. Продолжение помещено под 6504 (996) г., где говорится о даровании церкви Богородицы десятины.

Закладка Белгорода, о которой в НС ц в Ипатьевской редакции «Повести временных лет» говорится под 6500 (992) г., а в Лаврентьевско-Троицкой под 6498 (990) г., Иаковом не упомянута. Это можно было бы принять за случайный пропуск в протографе «Памяти и похвалы», если бы не отсутствие в НС (Н1 мл.) известия об основании Переяславля. В «Повести временных лет» оно помещено вслед за сообщением о походе на хорватов. Датировка хорватской войны совпадет в НС и Ипатьевской редакции (993 г.) и отличается от Лаврентьевско-Троицкой (991 г.). Сообщение об основании Переяславля включено в явно фольклорный рассказ о борьбе юноши кожемяки с печенежским богатырем. Можно было бы предположить, что он весь вставлен создателем «Повести временных лет», но об основании Переяславля Иаков пишет, а о хорватской войне не упоминает.

А. А. Шахматов предположил, что Иаков самостоятельно переправил Белгород на Переяславль.¹⁸⁹ Но могло быть и так, что в разных списках упоминались разные города, заложенные Владимиром. В заключение летописной статьи 988 г., рассказывающей о крещении, сообщается о том, что князь построил множество городов (т. е. укреплений) на южных рубежах Руси. В этот оборонительный пояс входили и Белгород с Переяславлем. Они оба существовали до 990-х гг. В Белгороде был еще один двор Владимира, где жили его наложницы, а Переяславль упоминается в связи с походом Олега 907 г. Таким образом, речь шла не об основании городов, а о строительстве новых укреплений. Белгород впоследствии был местом пребывания епископа, викария митрополита всея Руси, а Переяславль стал центром крупнейшего княжества и епископии, возведенной в ранг митрополии при внуке Владимира, князе Всеволоде Ярославиче.¹⁹⁰

Не ясно, почему Иаков не упоминает о хорватской войне, в достоверности которой никто не сомневается (см.: Гл. 6.3). Ее направление и задачи совпадали с целями похода для захвата Перемышля и Червена сразу после вокняжения. Он тоже не упомянут Иаковом. В его списке могли быть лакуны, которых не было у летописца, но более вероятно сознательное нежелание упоминать о соперничестве с поляками за эти земли.

Источник Иакова относил это известие к 995 г., а все летописи – к 996 г. День освящения Десятинной церкви, 12 мая, известен из русского Пролога 1-й редакции. Сказание полностью основано на летописных статьях о закладке храма и даровании ему десятины. Так как Десятинная церковь просуществовала вплоть до татаро-монгольского нашествия, то в правильности даты не приходится сомневаться.

12 мая приходилось на воскресенье в 995 г., и А. А. Шахматов полагал, что храм освящался в год, указанный в «Памяти и похвале». Выбор даты явно был связан с двумя константинопольскими праздниками: обновления города 11 мая (при Константине Великом) и освящения Софии 13 мая 994 г. после восстановления купола, поврежденного землетрясением 26 октября 989 г.¹⁹¹ Освящение собора не обязательно сопровождалось дарованием грамоты (к этому документу мы еще вернемся в Гл. 4.1). Либо она была дана год спустя, либо сдвиг возник в летописи из-за того, что на год подвинулась дата крещения: с 6495 г. на 6496 г.

Выделение этой рубрики условно, так как в «Памяти и похвале» далее упомянута только смерть Владимира 15июля 1015 г., а в летописях нет ни одного конкретного известия, кроме сообщений, связанных с повседневной жизнью Десятинной церкви. В НС и «Повести временных лет» за рассказом о даровании десятины следует предание об основании церкви Спаса Преображения в селе Василеве. Оно принадлежит несомненно Древнейшему своду, так как храм упоминается как получающий десятину вместе с церковью Богородицы в Уставе Владимира.¹⁹² Предание о церкви Спаса продолжает похвала Владимиру. Рассказав о щедрости и милосердии князя, летописец пишет, что он жил в мире со всеми соседними князьями: Болеславом Польским, Стефаном Венгерским и Андрихом (Олдрихом) Чешским. Последний захватил власть только в 1012 г., свергнув брата Яромира, а правил до 1034 г. Современником Владимира его мог считать только составитель Древнейшего свода. За похвалой следовал короткий рассказ о неудачной попытке ввести византийское законодательство (подробнее в Гл. 6).

Очевидно, похвала завершала описание правления Владимира в Древнейшем своде. Единственным документальным источником для последующего периода были записи из Десятинной церкви. А.А. Шахматов полагал, что они были сделаны на надгробиях или в княжеском помяннике. А. А. Гиппиус предположил, что это были примитивные анналы.¹⁹³ Вероятнее всего, это были надписи-граффити. Традиция записывать на стенах храма известия о кончинах, погребениях и вообще знаменательных событиях известна и в Византии, и в Болгарии.¹⁹⁴ Так в летопись попали сообщения не только о смерти Анны в 1011 г., но и кончинах некой Малфрид и бывшей жены Владимира Рогнед (6508), его сына Изяслава (6510) и внука Всеслава (6511) в Полоцке, а также о перенесении их останков в Десятинную церковь (6515).

Последовательное изложение начинается в НС и «Повести временных лет» только с известий 1014 г. об отказе Ярослава платить дань от Новгорода Киеву и смерти Владимира в 1015 г. Последние события княжения Владимира – заговор Святополка и война с Болеславом Польским, известны только благодаря немецкому хронисту Титмару Мерзебургскому. В скандинавских сагах упоминается нападение на город Ладогу норвежского ярла Эйрика около 995 г. (см.: Гл. 6.3, 7.2). Гитмар Мерзебургский, рассказывая о событиях 1018 г., упоминает вдову Владимира. Возможно, что от последнего брака, заключенного после смерти Анны, родились Станислав и Судислав или Мария, будущая жена Казимира Восстановителя, внука короля Болеслава Польского. Однако в польской традиции она считается единственным ребенком багрянородной Анны (подробнее см.: Гл. 6.2).

Рассказ о неудавшейся правовой реформе, возможно, был присоединен кем-то из составителей позднейших сводов. Создатель «Повести временных лет» дополнил легендарный ряд под 6505 (997) г. историей о хитрости белгородцев, которых осаждали печенеги. Опустив в колодцы кадки с медом и мучной болтушкой, они убедили кочевников, что их кормит сама земля.

В Древнейшем своде большая похвала Владимиру помещалась сразу за известием о даровании десятины церкви Богородицы. Известие о его смерти в статье 1015 г. сопровождалось только описанием погребения и кратким упоминанием о заслугах князя как крестителя Руси.¹⁹⁵ Это было возможно только в том случае, если историей Десятинной церкви заканчивался какой-то письменный источник летописца. Если бы он собирал материал сам в 1030-е гг., то не допустил бы образования лакуны объемом в 20 лет. Так как в Древнейшем своде еще не было погодной разбивки,¹⁹⁶ она была незаметна.

Предположение Л. В. Черепнина и М. Н. Тихомирова о полноценном своде X в. как источнике Древнейшего приходится оставить. Исключительно из легенд, христианских и языческих, составлена история св. княгини Ольги. Проложное житие содержит даже больше ошибок, чем летописи (см.: Гл. 3.2). Княжение Святослава в летописях рассказано исключительно по преданиям, причем прожившим достаточно большой срок в устном виде. Рассказчики не знали, что князь был в Болгарии осажден в Доростоле, а не в Переяславце. Сложно предположить, что во времена Владимира, пусть даже и в 995 г., не помнили, где были последние бои его отца. Все это говорит в пользу того, что источник Древнейшего свода рассказывал только о Владимире. Жизнеописание заканчивалось 995 г. и, как предположил А. Н. Насонов, было написано по случаю освящения Десятинной церкви. Вероятнее всего, это была часть энкомия, посвященного Владимиру.

За исключением Н. И. Серебрянского,¹⁹⁷ исследователи, касавшиеся истории «Памяти и похвалы» Иакова Мниха, видели в ней компиляцию из похвалы св. Владимиру, похвалы св. Ольге и Древнего жития св. Владимира.¹⁹⁸ Еще А. А. Шахматов указал на вставной характер похвалы святой княгине: она разрывает сравнение свв. Владимира и Ольги со свв. Константином и Еленой. Весь текст «Памяти и похвалы» Иакова Мниха пронизывает сложная система повторов. Исследователь объяснял их тем, что здесь слиты два произведения, «одно из которых написано под влиянием другого», а разделить их достаточно сложно. При этом, вслед за А.И. Соболевским, он предлагал считать биографические сведения частью некоего житийного произведения.¹⁹⁹ Наша задача – исследовать стиль Иакова и определить цель его сочинения.

Иаков начинает с небольшого вступления, в котором называет свое имя и объясняет, чему посвящено его произведение. Назвав свое имя, Иаков пишет: «слышавъ отъ многыхъ о благовѣрнемь князи Володимери всея Рускиа земля, о сыну Святославлѣ, и мало събравъ отъ многыя, добродѣтели его написахъ, и о сыну его, реку же, святою славную мученику Бориса и Глѣба, како просвѣти благодать Божиа сердце князя рускому Володимеру, сыну Святославлю, внуку Игореву, и възлюби и человѣколюбивый Богъ, “хотяи спасти всякого человѣка и въ разумъ истиньныи приити” (Тим. 2:4), и вжада святого крещения. “Яко же жадаеть елень на источникы водныя” (Пс. 41:2), тако вжада благовѣрный князь Володимер святого крещения. И Богъ сьтвори хотѣние его».

Вступление не только не отделено от основного текста, но, наоборот, связано с ним настолько тесно, что невозможно провести границу. Иаков, говоря о содержании своего произведения, упоминает не только о добродетелях Владимира, но и о его отце Святославе и сыновьях, свв. мучениках Борисе и Глебе. Далее он расширяет сведения о роде Владимира, указав, что он «внук Игорев». Иаков, как и Иларион, пишет о том, что сам Господь просветил Владимира, а затем трижды повторяет, что он «возжаждал святого крещения». Далее он пишет, что Бог «сътвори хотѣние его», а на эти слова нанизывает еще три цитаты: «Волю боящихъ ся его сътворить, и молитву ихъ устышить, и спасетья» (Пс. 144:19); «Просите, и приимете, ищите, и обрящите...» (Мф. 7:7–8; Лк. 11:9–10); «Иже вѣру иметь и креститься, и спасенъ будеть...» (Мк. 16:16). Когда Владимир «взыска спасения», он узнал, что его бабушка, княгиня Ольга, приняла крещение в Царьграде. Теперь Иаков в четвертый раз пишет о том, что «разгоряше ся Святымь Духомь сердце его, хотя святаго крещения», и второй раз о том, что Бог «просвѣти сердце князю Рускыя земля Володимеру».

В конце этого огромного пассажа впервые появляется мысль, которую Иаков будет развивать во второй части своего произведения. Бог знает подлинное желание сердца и «провидит доброту» Владимира еще тогда, когда он является язычником, потому и «просвещает» его.²⁰⁰ Особенности стиля Иакова прекрасно видны уже здесь. Текст развивается как серия повторов, где одна тема переплетается с другой и с третьей, при этом они объединены однокоренными существительными и глаголами и перемежаются обильными цитатами из Ветхого и Нового Заветов. Ниже мы увидим, как такой же огромный период был разорван вставкой Похвалы княгине Ольге.

Итак, сначала Бог просветил Владимира, а затем он сам стал искать спасения и по Божьей воле обрел его в святом крещении. Теперь Иаков приступает к доказательству святости князя. Сначала он описывает, как Владимир крестился сам и крестил весь свой дом и всю Русь. Здесь он в третий раз упоминает о том, что «дар Божий осенил его, благодать Святого Духа осенила сердце его». Только теперь следствием этого было не крещение, а стремление держать «веру твердую, непоколебимую». Дела веры выражаются в том, что князь попрал языческих богов-бесов Перуна и Хорса, разрушил идолов и воздвиг каменную церковь Пресвятой Богородицы, дал ей десятину и построил в других городах храмы. Развивая эту мысль, он пишет, что Владимир всю Русь отторг от диавола и привел к истинному свету.

Отсюда Иаков начинает обоснование святости Владимира. Он приводит текст, основанный на книге пророка Иеремии: «Изводяи отъ нечестия нечестиваго, акы уста Моя еси» (Иер. 15:19), и говорит, что Владимир, который привел людей от диавольского обмана к истине, был «как уста Божия». Описав ликование на небесах, Иаков опирается на Лк. 15:7,10: «Колика бываеть радость на небесах о единомъ грѣшницѣкающемься». Он делает вывод, что дело Владимира, приведшего «бесчисленные души» к Богу, достойно особой похвалы.

Далее Иаков обращается к князю исключительно как к «блаженному». В большинстве рукописей первое обращение к Владимиру как к святому выделено киноварным или чернильным инициалом: «О, блаженый и треблаженый княже Володимере, благовѣрне, и христолюбиве, и страннолюбче, мъзда твоя многа зѣло предъ Богомъ». Я. Н. Щапов в справочной статье о «Памяти и похвале» считает первую часть собственно похвалой, а вторую, от слов «О блаженный» до начала обоснования святости, несмотря на отсутствие чудес, «риторическим обращением к Владимиру».²⁰¹ На самом деле здесь автор продолжает развивать тезис о святости князя, постулированный выше. В подтверждение своей мысли Иаков приводит псалтырную цитату (Пс. 93:12): «Блаженъ человѣкъ, его же Ты накажеши, Господи...». Если до этого он называл Владимира исключительно «благоверный», то начиная с этого моста он постоянно именует его «блаженный».

Третий раз провозгласив, что Владимир сам бросил служить диаволу и своих людей научил служить Богу, Иаков приводит новую цитату: «Иже сътворить и научить, великъ наречеть ся въ царствии небѣснемь» (Мф. 5:19). После этого он называет блаженного Владимира «апостолом среди князей», потому что он «всю землю Русскую привел к Богу святым крещением». Теперь «новоизбранные люди Русской земли» хвалят «Владыку Христа со Отцом и Святым Духом», как дети при Входе Господнем в Иерусалим.

Сама система аргументации, привлечение соответствующим образом истолкованных цитат из Священного Писания, заимствована Иаковом у Илариона. Чье бы произведение не появилось раньше, авторы явно знали друг о друге: невероятно, чтобы они случайно выбрали совершенно разные цитаты. Иларион привлек: «Не видилъ еси Христа...» (Рим. 10:14); «Блажени не видѣвше и вѣроваше» (Ин. 20:29); «Блаженъ есть иже не съблазниться о мнѣ» (Мф. 11:6); «Блажени милостивии... помиловани будуть» (Мф. 5:7); «Обративыи грѣшника... прокрыеть множьство грѣховъ» (Иак. 5:20); «Иже исповѣсть мя предъ человѣкы...» (Мф. 10:32). Иаков, как мы видим, обратился к другим текстам. Если Иларион особо выделял то, что Владимир не был историческим учеником Христа, но стал Его подлинным последователем подобно апостолам, то Иаков развивает только мысль об исключительной роли князя как учителя Руси.

Описав торжество христианской Руси, Иаков приступает к сравнению блаженного Владимира со св. Константином Великим.²⁰² О св. Константине автор говорит, что он просветил святым крещением весь мир. Как всегда дважды, Иаков пишет о разрушении языческих храмов и поставлений церквей: «.. .и святымъ крещениемъ просвѣти весь мир... И разруши храмы идолския съ лжеименными богы , и святыа же церкви по всей вселеннѣи постави... С блаженою и богомудрою матерью своею святою Еленою и съ чады многы приведе къ Богу святымъ крещениемъ бещисленое множество , и требища б ѣ совьская потреби, и храмы идольския разруши,и церквами украси всю вселеную и грады , и заповѣда въ церквахъ памяти святыхъ творити п ѣ нии и молитвами, и праздникы праздноватина славу и на хвалу Богу».

Когда Иаков описывал уничтожение язычества и крещение Руси, он дважды написал о Владимире: «Крести же и всю землю Рускую от конца до конца, и поганьскыя боги , паче же бѣсы, Перуна и Хърса, и ины многы попра, и съкруши идолы , и отверже всю безбожную лесть. ... и грады вся украси святыми церквами . ...и прииде от тмы диаволя на свѣтъ съ чады своими, приде къ Богу, крещение приимъ , и всю землю Рускую исторже изъ усть диаволь и къ Богу приведе…» Выделенные курсивом тексты соотносятся друг с другом. В сравнении Владимира с Константином Иаков обращается к уже разработанным им темам. Говоря об обращении князя в христианство, он уже писал о том, что «святой царице Елене блаженной» подражала княгиня Ольга, получившая ее имя в крещении. Упоминание о том, что св. Константин действовал вместе с «чадами», явно появилось в связи с упоминанием о «чадах» Владимира в описании его деяний. Здесь Иаков объединяет все темы, и в четвертый раз говорит о крещении Руси.

Второй период, рассказывающий об уничтожении язычества свв. Константином и Еленой, с одной стороны, сближается с тем, что уже было сказано раньше о просветительской деятельности Владимира, а с другой – задает образец для четвертого периода, посвященного крещению Руси: «Тако же и блаженый князь Володимеръ створи с бабою своею Олгой. Блаженый же князь Володимеръ, внукъ Олжинъ, крестив ся самъ, и чада своя и всю землю Рускую крести отъ конца до конца, храмы идольскыя и требища всюду раскопа и посѣче, и идолы сокруши, и всю землю Рускую и грады честными церкви украси, и памяти святыхъ въ церквахъ творяще п ѣ ниемъ и молитвами, и празновашесвѣтло празники господьскыя». Выделенное жирным шрифтом дословно совпадает с описанием деятельности свв. Константина и Елены.

Здесь ощущается некоторая шероховатость в упоминании княгини Ольги, хотя сам по себе повтор типичен для Иакова, ср.: «...и вжада святого крещения. “Яко же жадаеть елень на источникы водныя” (Пс. 41:2), тако вжада благовѣрный князь Володимеръ святого крещения...» В подавляющем большинстве списков «Памяти и похвалы» между первым и вторым упоминанием о св. Ольге вставлена Похвала княгине. Этот текст разрывает сравнение Владимира с Константином. В списке РНБ, ОР, Сол. 518/537 (1494 г.) Похвала св. Ольге начинается точно с такого же киноварного украшенного инициала, как и сам текст «Памяти и похвалы», а заголовок ничем не отличается от заголовка сочинения Иакова. Продолжение со слов «Блаженый же князь Володимеръ...» начинается обычной киноварной буквой, как и прочие разделы текста, что соответствует современным абзацам. Судя по копии Ермолаева (см.: Гл. 3.2), именно так был оформлен текст в Сборнике Матвея Кусова 1414г. (Мусин-Пушкинском). В списке 1470 г. РГБ, ОР, ф. 98 (Ег.) 637 составитель сборника не только повторил эту особенность оформления, но и пошел дальше. Он проставил на поле против заголовка «Похвала княгине Ольгѣ, како крести ся и добрѣпоживе по заповѣди Господни» новый номер главы – 48. Это сделано чисто механически, так как дальше речь идет опять о Владимире. Следовательно, еще в XV в. Похвала св. Ольге выделялась в тексте как самостоятельная часть.

Как писал С. А. Бугославский, похвала составлена из двух разновременных частей. В первой восхваляется блаженная княгиня Ольга, а во второй рассказывается о том, как ее тело нетленно пребывает в Десятинной церкви. Для тех, кто в это верит, совершается «ино чюдо»: в каменном гробу открывается оконце, и они видят тело. А те, кто не верит в блаженную Ольгу, ничего не видят. Здесь описан «гробь камень малъ», а первоначально Владимир поместил тело первой христианки в роду Рюриковичей в «раку древяну». Так говорится в Проложном житии св. Ольги (о нем см.: Гл. 3. 1–2). Две части были соединены задним числом и вставлены в сочинение Иакова. Н. И. Серебрянский полагал, что это произошло уже в монгольское время, когда мощи были утеряны.²⁰³

Первая половина Похвалы Ольге могла принадлежать Иакову или быть написана в подражание ему, но она появилась после «Памяти и похвалы Владимиру». В основном тексте Иакова Ольга упоминается трижды, но в отличие от вставной Похвалы ни разу не названа «блаженной». О том, что это самостоятельный памятник, свидетельствует еще один факт. Иаков пишет о свв. Константине и Елене, что они принесли крест из Иерусалима. В Проложном житии св. княгини Ольги обеих редакций (южнославянской и русской) рассказано о реликвии – привезенном ей из Константинополя кресте, который донынѣстоить в святѣи Софии в олтарѣна десной странѣ». Если оы Похвала была, как иногда полагают, органичной частью произведения Иакова,²⁰⁴ то в ней должно было бы быть упоминание о привезенном ей, подобно св. Елене, кресте.

Со слов «Блаженый же князь Володимеръ, внукъ Олжинъ, крестив ся самъ...» начинаются отдельные списки третьей части «Памяти и похвалы», так называемое Древнее житие. Здесь Иаков полемизирует с теми, кто сомневается в постулируемой им святости князя из-за отсутствия чудес: «Не дивимъ ся възлюбленѣи, аще чюдесъ не торить по смерти, мнози бо святии праведнѣи не стовриша чюдесъ, но святи суть».

Сначала вслед за Иларионом Иаков развивает тему милосердия блаженного Владимира. Описав выше уничтожение языческих обычаев, он теперь пишет о щедрости князя в Господские праздники. Владимир ставил три трапезы: одну – священническому чину, вторую – своим мужам и боярам, а третью нищим. В этом смысле Иаков сравнивает Владимира со святыми ветхозаветными царями Давидом, Иезекией и Осией и снова с Константином.

Затем Иаков переходит к вопросу, который новым христианам на Руси XI в. казался чрезвычайно важным: почитать ли святым того, чьи мощи не творят чудес? Иларион утверждал, что чудом был сам акт крещения Руси, Иаков строит аргументацию иначе. Во-первых, ом говорит, что многие святые не совершали чудес после смерти, и ссылается на авторитет св. Иоанна Златоуста: чудеса могут происходить и от диавольского наваждения. Во-вторых, он пишет, что бывали и лжеапостолы, и лжепророки, и приводит цитату из послания Павла: «Самъ сатана преображаеться въ ангелъ свѣтьлъ» (2Кор. 11:14). Иаков соединяет ее с другими словами апостола: «Плодъ духовный есть любы, радость, тьрпѣние, благовѣрие, благость, кротость и въздьржание, на таковыхъ нѣсть закона» (Гал. 5:22). Апостол Памел имел в виду, что человек, исполняющий дела веры, может и не следовать предписаниям ветхозаветного Закона. Иаков имеет в виду то, что от князя, сотворившего столько дел веры при жизни, можно и не требовать посмертных чудес, необходимых для начала почитания человека как святого.

Далее Иаков первый раз формулирует тезис о Божественной помощи Владимиру в награду за его любовь к Богу: «Блаженый же князь Володимеръ всѣмъ сердцемъ и всѣю душею Бога възлюби, и заповѣди его възыска и съхрани, и вся страны бояху ся его и дары ему приношаху». Затем он описывает радость Владимира, живущего в святом крещении, и вкладывает в его уста благодарственную молитву. Здесь впервые звучат мотивы раскаяния князя в совершенных грехах: «Въ тмѣбѣхь, диаволу служа и бѣсомь, но Ты мя святымь крещениемь просвѣти. Акы звѣрь бѣхь, многа зла творяхъ въ поганьствѣи живяхъ акы скотина, нъ Ты мя укроти и наказа своею благодатью». Эта часть завершается очередным сравнением блаженного Владимира с ветхозаветными пророками Авраамом, Иаковом и Моисеем и со святыми царями, Давидом и Константином. В так называемом Древнем житии весь текст, начиная со второй цитаты из ап. Павла и кончая сравнением, отсутствует.

Затем Иаков вторично возвращается к теме милосердия Владимира. Теперь он пишет исключительно о его милости к нищим. Здесь фигурирует и известный по летописи рассказ о том, как он посылал милостыню по домам. В Древнем житии некоторые риторические украшения текста выпущены. Рассказ о щедрости Владимира завершается вторым утверждением о том, что «рука Господня помогаше ему, и побѣжаше вся врагы своя, и бояху ся его вси». Как уже говорилось в предыдущем разделе, здесь следовало ожидать рассказа о деяниях Владимира-христианина, но нет, Иаков перечисляет походы Владимира-язычника, и лишь война с Корсунем относится к христианскому периоду жизни князя. Захват города, как и последующее сватовство к сестре византийских императоров Василия и Константина, Иаков объясняет стремлениями князя найти учителей веры для своего народа, а самого себя «болма на кристианскии законъ направити».

Корсунь Бог дает Владимиру по его молитве, но, как следует из текста Иакова, рука Господня вела князя уже тогда, когда он был язычником. Это можно было бы принять за случайную ошибку или неловкое построение, но дальнейшее развитие текста показывает, что такая композиция была выбрана сознательно. Благодаря этому совершенно затуманен вопрос, был Владимир милосерден еще до того, как стал христианином, или только после крещения.²⁰⁵ Иаков намеренно обращается к истории военных побед князя после рассказа о его милостынях и неизменных упоминаний об исполнении Божьего закона и совершении добрых дел. Именно так он показывал, что сущность души Владимира, понятная в начале только одному Богу («провидя доброту его»), была всегда неизменной. Как мы видели, поход на Корсунь замыкал несколько лет непрерывных усилий, направленных на установление контроля за Черноморским, а возможно, и Каспийским побережьями. Владимир начал их язычником, а закончил христианином, но удача неизменно сопутствовала ему. Это был факт, и Иаков не преминул использовать его в своей системе доказательств.

Была и еще одна причина для такого построения: щедрость и удачливость в бою были непременными атрибутами популярного князя. Но именно они мешали восприятию его как святого, ассоциируясь исключительно с языческими героями. В обыденном сознании подлинным святым был тот, кто пожертвовал жизнью за свои христианские убеждения, тот, кто стал жертвой предателей и нарушителей Божиих законов.²⁰⁶ Поэтому святость сыновей Владимира, Бориса и Глеба, убитых своим старшим двоюродным братом Святополком, не вызывала сомнений. Традиционный «язык военных побед» (термин Хр. Трендафилова) используется Иаковом в новом христианском контексте.²⁰⁷ Он переворачивает матрицу традиционного сознания, трактуя несомненную удачливость Владимира как свидетельство его богоизбранности. Заключительное, третье обращение к этой теме становится и заключением всего произведения.

За сообщением о свадьбе Владимира следует рассказ о христианской кончине князя с его предсмертной молитвой (в Древнем житии этот фрагмент отсутствует). Эту часть логично завершают две ветхозаветные цитаты: «Праведныхъ бо души въ руку Божию суть» (Прем. 3:1) и «мзда имъ оть Господа и строение отъ Вышняго» (Прем. 5:15–16). Далее Иаков сообщает, что блаженный Владимир прожил после крещения 28 лет, и перечисляет его деяния, в том числе и взятие Корсуня. Сказав о даровании десятины церкви Богородицы, агиограф приводит цитату из Евангелия. Ее продолжает текст, где в третий раз показано, как Бог помогал Владимиру еще тогда, когда он был язычником: «“Идѣже сокровище ваше, ту и сердце ваше будеть” (Мф. 5:21, Лк. 12:34). Блаженыи же князь Володимеръ имяше съкровище свое на небесѣхъ, съкрывъ милостынею и добрыми своими дѣлы, тамо и сердце его бѣвъ царствии небеснѣмъ. И Богъ поможе ему, и сѣде в Киевѣна мѣстѣотца своего Святослава и деда своего Игоря».

К языческому периоду жизни Владимира относилось дело, которое никак нельзя было назвать добрым, – убийство старшего брата Ярополка. Иаков не пытается обойти этот всем хорошо известный эпизод биографии князя. Но после сообщения о вокняжении Владимира в Киеве следует не рассказ о его языческих победах, согласно хронологии, а сообщение о крещении на десятый год после убийства и описание глубокого раскаяния в грехах, совершенных в язычестве. Эта тема уже была однажды задана Иаковом, когда он первый раз написал о том, что блаженного Владимира, «сохранявшего заповеди Бога», «боялись все страны». Благодаря в молитве Бога, князь говорил о себе, что раньше «служил диаволу и бесам» и был как «зверь» и «скотина». В конце всего произведения Иаков пишет, что блаженный Владимир, познавший истинного Творца и отвергший диавола и бесов, послужил Богу добрыми делами и милостыней.

Странное, изобилующее повторами, нелогичное на первый взгляд построение²⁰⁸ призвано доказать, что Владимир изначально был избран Богом для крещения Руси. Эту тему Иаков задает в самом начале своего произведения: «Видя же Богъ хотѣние его, провидя доброту его... Богъ праведенъ, вся предвѣдыи, и просвети сердце князю рускому Володимеру прияти святое крещение». Затем фактами биографии князя он доказывает тезис о его избранности. Приход к власти, победы Владимира – все было заранее предопределено Богом.

Трактовка обращения Руси в христианство у Илариона и у Иакова Мниха имеет много общего. Они оба считают решение князя Владимира принять христианство богодухновенным. Об этом писал впоследствии и преп. Нестор Печерский, но он как раз и не называет князя святым. Иаков и Иларион оба показывают своим слушателям и читателям святость князя путем толкования Священного Писания и опровергают тезис о посмертных чудесах как единственном свидетельстве святости.²⁰⁹ Несмотря на идейную близость, их произведения настолько отличаются, что определить на основании сравнения текстов, какое появилось первым, невозможно.

Мы знаем, что Иаков Мних сначала написал «о святых славных мучениках Борисе и Глебе», а это не могло быть намного раньше первого изнесения их мощей при Ярославе в 1050–1051 гг.²¹⁰ Когда Иаков писал «Память и похвалу», версия о крещении Владимира в Корсуне, а не в Киеве до похода в Крым, еще не стала основной. Преп. Нестор Печерский в своем «Чтении о житии и погублении святых Бориса и Глѣба» датирует крещение Руси так же, как источник Иакова – 6495 (987) г. Преп. Нестор расходится с летописцем и сходится с Иаковом, объясняя обращение Владимира в христианство божественным внушением, а не богословскими диспутами и стечением обстоятельств, как это следует из летописи. «Чтение» было написано не раньше 1081 г. и не позже 1088 г., вероятнее всего, в первой половине 1080-х гг.²¹¹ Однако, преп. Нестор нигде не называет крестителя Руси святым.

Создатель Начального свода 1091 г. закрепил в летописании Корсунскую легенду о крещении Владимира. У него же прослеживается противоречие в оценке князя. Как указал Н. К. Никольский, в конце посмертной похвалы Владимиру из статьи 1015 г. говорится о почитании его как святого. Выше, в сообщении о погребении князь назван, как и у Иакова, «блаженным». Между этими краткими пассажами неожиданно обнаруживаются сетования летописца на отсутствие должного почитания Владимира. Он укоряет современников: «Да аще быхомъ имѣли потъщание и мольбы приносили Богу за нь въ дьнь преставления его, видя бы Богъ тъщание наше къ нему, прославилъ бы и. Намъ бо достоить за нь Бога молити, понеже тѣмь Бога познахомъ». Так как летописец призывает молиться за Владимира, его явно не почитают святым. Из этого текста видно и основное препятствие для народного почитания – отсутствие чудес. Об этом условии писал и Иаков, указывая на его ложность. Статья 1015 г. в неизменном виде вошла в «Повесть временных лет». Списки службы св. Владимиру от XII в. не сохранились, тогда как стихиры и кондаки свв. Борису и Глебу и даже св. Феодосию, скончавшемуся в 1074 г., дошли до нас в списках, начиная с конца XI – начала XII в.²¹² Видимо, почитание св. Владимира в конце XI в. не имело широкого распространения. В русском Прологе, который формируется в конце XII в., житие князя уже обязательно включается (см.: Гл. 3. 2).

Иаков, подобно Илариону, страстно и убедительно пишет о святости Владимира. «Слово о законе и благодати» Иларион писал до 1050–1051 гг., когда умерла жена Ярослава Ингигерд-Ирина, и он сам стал митрополитом Руси. Иаков работал после прославления свв. Бориса и Глеба в 1050/51 г., но до того, как окончательно возобладала Корсунская версия крещения князя Владимира. Поэтому отнести его творчество к эпохе возникновения Проложного жития, в котором также говорится о крещении в Корсуне, нельзя. Следовательно, Иаков писал позже Илариона, но до конца 1080-х гг., когда Корсунская легенда была канонизирована летописцем.

Можно ли выделить из текста Иакова те фрагменты, которые непосредственно заимствованы из его общего с Древнейшим сводом источника?

Во-первых, к нему нужно возвести перечисление деяний князя после и до крещения, завершающее «Память и похвалу». Иакову здесь принадлежит только указание на то, что Владимир прожил после крещения 28 лет. Как уже говорилось в разделе 4, оно сделано в другой системе расчетов. Иаков вычислил, сколько лет прошло от крещения до смерти князя, а не в какой год (второй, третий, десятый) после крещения или вокняжения это произошло. Он переставил группы событий местами, чтобы доказать свой постулат о Божией помощи Владимиру во все годы его жизни. Завершающее описание покаяния князя, необходимое для сочинения Иакова, принадлежит ему самому.

Во-вторых, с большей долей предположения к источнику Иакова можно возвести весь отрывок, начинающийся благодарственной молитвой Владимира и заканчивающийся предсмертной. В этом фрагменте князь всего один раз назван «блаженным», а мы видели, как последовательно Иаков развивает тему святости Владимира. Этот отрывок, как не принадлежащий Иакову, выделял А. А. Шахматов. С. А. Бугославский считал, что вся третья часть была написана другим человеком, который «стремится оправдать святость равноапостольного князя, чего нет у неизвестного Иакова, автора 1-й части».²¹³ На самом деле вся первая часть, где его авторство несомненно, именно этому и посвящена.

Во фрагмент помимо молитв входят: совпадающий с летописью сюжет о милостыни князя, рассказы о его языческих походах, о взятии Корсуня уже христианином и о болезни и смерти во время нападения печенегов. То, что Владимир не называется «блаженным» в первом доказательстве его богоизбранности, в рассказе о языческих походах естественно, но в описании его смерти логично было бы увидеть именно этот эпитет. За пределами отрывка, как раз там, где перечислены основные события жизни князя и после, и до крещения, он снова называется блаженным. Этого нет только в сообщении об убийстве Ярополка и вокняжении Владимира в Киеве, что понятно. Но уже в следующей фразе это именование восстанавливается: «Крести же ся князь Володимеръ в десятое лѣто по убиении брата своего Ярополка, и каашеся и плакаше блаженый князь Володимеръ всего того, елико створи въ поганьствѣ, не зная Бога».

И здесь возникает еще один серьезный вопрос: обращался Иаков только к прижизненному энкомию Владимиру или еще и к Древнейшему своду? В летописи сохранились две молитвы Владимира: о крещеных киевлянах и о Десятинной церкви. В указанном фрагменте «Памяти и похвалы» читаются три: благодарственная за крещение, о даровании победы над Корсунем и предсмертная. Предсмертная молитва не могла входить в текст, законченный в 995 г. перед освящением Десятинной церкви. Кроме того, в сообщении о смерти князя из этого фрагмента упоминается о нападении печенегов во время его последней болезни. Это может указывать на обращение непосредственно к Древнейшему своду, как и полагал А. А. Шахматов. В Краткой редакции весь фрагмент, начиная с упоминания о смерти князя до его молитвы включительно, отсутствует. Но против предположения о непосредственном заимствовании этого текста есть и ряд возражений.

Отдельным заголовком, подобным заголовку всего текста и похвалы Ольге, и украшенным инициалом выделена в трех старших списках только молитва. В Ег. 637 она еще и обозначена как новая глава, а в остальных списках всегда имеет собственное заглавие. Следовательно, сообщение о смерти «благовѣрнаго князя Володимера» и очередное сравнение его с княгиней Ольгой все же принадлежит Иакову, а вставкой является только сама молитва. Откуда она может быть заимствована?

Создатель Древнейшего свода не был чужд жанра молитвословия. Помимо двух упомянутых молитв Владимира он вставил две молитвы в свой рассказ об убиении Бориса и Глеба, который впоследствии послужил основой для Пролога и «Сказания, и страсти, и похвалы».²¹⁴ Но молитвы из «Памяти и похвалы Владимиру» отличает от сочинений летописца непременное развернутое упоминание Св. Троицы – Отца и Сына, и Святого Духа. Это характерно для всего текста Иакова. В благодарственной и предсмертной молитвах Владимира из «Памяти и похвалы» развивается тема покаяния князя за совершенные грехи. В летописи этой темы нет, а она, как мы видели, становится главной в заключительной части всею произведения. Молитва явно вставлена в уже написанный текст, но кто и когда это сделал, сказать сложно. Во всяком случае, она взята не из Древнейшего свода.

В прижизненной похвале Владимиру, составленной в честь освящения Десятинной церкви, обязательно должны были рассказать о его славных деяниях до и после крещения, о его милосердии. В летописи похвала Владимиру, помещенная в статье 996 г., содержит описание его милостей. Сравнение фрагмента «Памяти и похвалы» с летописным опять показывает разный подход к источнику. Летописец, рассказав о храмовых праздниках Преображения в Василеве и Успения Богородицы (видимо, Десятинной) в Киеве, описывает щедрость Владимира. В начале он помещает собрание новозаветных и ветхозаветных цитат, предварив его словами: «Слышавъ бо единою Евангелие чьтомо». Затем следует рассказ о том, как Владимир не только кормил нищих и больных на своем дворе, но и по всему городу приказал возить еду и питье на возах. Текст написан в характерном для летописи стиле, с включением прямой речи. Дальше летописец помещает дружинный рассказ о щедрости князя со знаменитыми словами Владимира: «Серебромь и златъмь не имамь налѣсти дружины, а дружиною налѣзу серебро и злато». Если в первом рассказе щедрость Владимира происходила от услышанного им Священного Писания, то во втором она объяснена княжеским обычаем.

Первый рассказ «Памяти и похвалы» о милостынях князя посвящен празднованию «праздниковъ Господьскыхъ». Иаков не поместил здесь ни одной цитаты, упомянув только о трех трапезах: для митрополита с епископами и клириками, для нищих и убогих и для самого князя с боярами и мужами. Во втором рассказе о милости князя небольшое сообщение о том, как немощным и старым посылали еду и питье по домам, расширено многочисленными риторическими украшениями. Бо́льшая часть периода была выпущена не только в так называемом Древнем житии, но и в списке РНБ, ОР, Сол. 830.

Возможно, что группа цитат, сохранившихся в летописи, и сам сюжет о милости восходят к древнейшему сочинению о Владимире. Это предположение было впервые высказано А. В. Назаренко на основании анализа сочинений Илариона, немецкого хрониста Титмара Мерзебургского и летописи. Правда, исследователь полагает, что этот источник был устным. Информатор Титмара был из отряда саксонцев, входившего в войско польского короля Болеслава. В 1018 г. он вмешался в войну своего зятя Святополка Ярополчича с Ярославом Владимировичем и 14 августа захватил Киев. Титмар достаточно подробно написал о Владимире в 72–74 главках книги VII, причем полученные осенью 1018 г. сведения он приписал к уже готовому тексту.²¹⁵ Хронист скончался 1 декабря 1018 г., и потому его сведения представляют особую ценность.

В главках 72–73 VII книги Титмар дал сугубо отрицательную характеристику Владимира, что вполне понятно, так как сведения происходили из окружения Болеслава, тестя Святополка. Хотя он и был усыновлен Владимиром, на самом деле был сыном убитого им Ярополка (см.: Гл. 2.2), и сам был причастен к убийству своих двоюродных братьев, свв. Бориса и Глеба. Владимир представлен «жестоким распутником», наносившим обиды «слабым данайцам (грекам)». Так как об этом говорится после изобилующего ошибками сообщения о браке Владимира и греческой принцессы, большинство исследователей видит здесь намеки на захват Херсонеса. Далее Титмар рассказывает о женитьбе сына Владимира (на самом деле Святополка Ярополчича) на дочери Болеслава и о судьбе приехавшего с ней на Русь епископа Рейнберна.

В главке 74, написанной уже со слов побывавшего в Киеве саксонца, Титмар опять упоминает о похотливости князя, но тут же пишет, что он «смыл пятно содеянного греха, усердно творя щедрые милостыни».²¹⁶ Как указал А. В. Назаренко, здесь ощущается явное влияние киевской традиции, оправдывавшей князя, но логика изложения у Титмара нарушена. Подобно летописцу и Илариону, хронист пишет, что на князя повлияли услышанные им тексты Священного Писания, но те, что он приводит, отличаются и от летописи, и от Илариона. Это аллюзия на Лк. 12:35 («Услыхав от своих проповедников о горящем светильнике...») и цитата из Лк. 11:41 («Подавайте милостыню... тогда все у вас будет чисто»).²¹⁷ Непосредственно эти тексты не встречаются в русских сочинениях, но они теснейшим образом связаны с теми, которые там приведены.

Говоря о том, что Владимир неправильно понял завет Христа о препоясывании бедер, и упомянув затем о «горящем светильнике», Гитмар имел в виду стих Лк. 12:35. В предшествующих 33 и 34 стихах как раз говорится о милостыни: «Продадите имѣния ваша и дадите милостыню. Сотворите себе влагалища неветшающа, съкровище неоскудѣемо на небесѣхъ, идеже тать не приближаеть ся, ни моль растлѣваеть. Да будуть чресла ваша препоясана, и свѣтилници ваши горящи» (Лк. 12:33–35). В набор цитат вошел только первый стих Лк. 12:33. Полностью приведен параллельный текст Мф. 6:19–20: «Не съкрываите собѣсъкровище на земли, идеже тьля тьлить и татие подкопывають. Нъ съкрываите собѣсъкровище на небесѣхъ, идеже не тьля тьлить, ни татие крадуть». Продолжение цитаты Мф. 6:21) обнаруживается у Иакова между двумя рассказами о деяниях св. Владимира, после сообщения о десятине: «Идѣже есть съкровище ваше, ту и сердце ваше будеть». В следующем стихе, не встречающемся у русских авторов, речь тоже идет о светильнике, но в ином контексте, чем у евангелиста Луки: «Свѣтильникъ тѣлу есть око. Аще будеть око твое просто, все тѣло твое свѣтло будеть» (Мф. 6:22). Создается впечатление, что Титмар, летописец и Иаков знали один и тот же текст, содержавший пространное цитирование из Евангелия.

Еще интереснее ситуация с цитатой из Лк. 11:41, приведенной Титмаром. Как параллельное место и источник к ней комментаторами Библии указывается текст из пророка Даниила. Именно его и привел Иларион: «Слышалъ бо бѣглаголъ, глаголаныи Данииломъ къ Навуходоносору: “Съвѣтъ мои да будеть ти годѣ, царю Науходоносоре, грѣхы твоа милостинями оцѣсти и неправды твоа щедротами нищихъ” (Дан. 4:24)». Не исключено, что Иларион намеренно заменил евангельский стих на его ветхозаветную параллель.

Разумеется, такие совпадения не могут быть случайными, и такое количество цитат не может происходить из устного предания. Видимо, все эти тексты входили в прижизненную похвалу Владимиру. Саксонцу из войска Болеслава ее могли пересказать в Десятинной церкви, которую он, как видно из текста Титмара, посетил. Хронист называет ее церковью св. Климента, и там действительно хранились его мощи, вывезенные Владимиром из Херсонеса. Кроме того, он указывает, что саркофаги князя и его супруги стояли посередине храма. Возможно и то, что повествование об освящении церкви Богородицы было представлено Болеславу в числе документов, подтверждающих ее право получать десятину. Конечно, информатор Титмара не вез в Германию какие-то сочинения и едва ли специально запоминал их. Все цитаты, кроме Даниила, были на слуху, и услышав что-то приблизительно похожее, Мерзебургский епископ легко восстановил весь текст, хотя по пересказу, конечно, нельзя было понять, Матфей это или Лука.

А. В. Назаренко указал, что о горящем светильнике (в прямом, а не переносном смысле) упоминается в обширном цитировании из Притч. (31:10–28, 30–31) в статье 980 г. В этой части речь идет о языческих женах и наложницах Владимира, т. е. о том самом распутстве, которое упоминает Титмар. Но «злым женам» посвящена одна маленькая подборка (Притч. 5 3–6), а огромная выписка рассказывает о «доброй жене», которая засветло поднимает служанок, раздает им работу и сама прядет и шьет красивые одежды своему мужу и себе (поэтому и горит ее светильник). Очевидно, эта часть текста была связана с царевной Анной, которой первоначально приписывалась большая роль в обращении Руси и нравственном изменении самого Владимира. Следы этого представления сохранились отчасти даже в Корсунской легенде, и об этом прямо пишут современники Титмар и Яхъя Антиохийский.²¹⁸ Тексты, посвященные злым и добрым женам, продолжают сравнение самого Владимира с женолюбцем Соломоном. При этом летописец подчеркивает, что Владимир спасся, а пророк погиб (был отвержен Богом). В Библии говорится, что это произошло из-за его служения идолам и божествам своих многочисленных иноземных жен (3Цар. 11:1–13).²¹⁹ Подбор цитат позволяет сделать логический вывод: Владимир избег участи Соломона, строителя первого Храма, благодаря избранной им «доброй жене».

Вероятнее всего, цитаты попали в Древнейший свод из того же источника – прижизненной похвалы Владимиру, где восхвалялась и его багрянородная супруга. Когда противопоставление развратных язычниц добродетельной христианке исчезло, выписка из Книги Притч повисла в воздухе.²²⁰ Кажется странным, что она вообще вошла в летописный свод, составленный при Ярославе, сыне одной из этих «любодѣиць». Но, судя по Титмару и Яхъе, представление об Анне как о героической миссионерке было настолько общепринятым в первой половине XI в., что никому не пришло в голову его корректировать. А. В. Никитенко прослеживает последовательное прославление Анны даже во фресках придела Иоакима и Анны в Софии Киевской.²²¹ Едва ли Ярослав действительно хотел увековечить память своей мачехи, но образцом такой системы декора могли быть иконы первого Софийского собора. Сгоревший в 1017 г., он был построен еще св. Владимиром и восстановлен Ярославом.²²²

Исследователи спорят, восходит ли образ Владимира-блудника к Корсунской легенде, как считал А. А. Шахматов, или к древнейшей устной или агиографической традиции. Дело, конечно, было не в традиции, а в реальной биографии Владимира. В эпоху, когда были еще живы или недавно скончались дети от его многочисленных языческих и двух христианских браков, было бессмысленно молчать об этом. Летопись называет двенадцать сыновей князя, а Титмар сообщает, что в августе 1018 г., когда Болеслав и Святополк вошли в Киев, там была мачеха Ярослава и девять его сестер. При этом Титмар полагал, что у Владимира было три сына, считая Святополка, а на самом деле в 1015 г. были достоверно живы восемь. Свв. Борис и Глеб, Святослав и Святополк погибли в 1015–1020 гг. В 1036 г., когда создавался Древнейший свод, скончались Станислав, князь Смоленский,²²³ и Мстислав Черниговский, сын Чехини. Судислав, княживший в Пскове, в том же году был посажен в заключение. Станислав, Судислав и Позвизд не названы в перечне детей от языческих жен в статье 980 г. Царица Анна умерла в 1011 г., и мачеха Ярослава, упомянутая Титмаром, могла быть последней женой Владимира и матерью кого-то из этих сыновей. Сложнее ситуация со свв. Борисом и Глебом. Во всех источниках они названы сыновьями Болгарыни. В Древнейшем своде, как видно из проложного сказания и летописи, их возраст не был указан. Но в «Сказании, и страсти, и похвале», а также в «Чтении» Нестора утверждается, что в 1015 г. св. Глеб был еще очень молод. Следовательно, Болгарыня родила его уже после 989 г., но до смерти Анны в 1011 г.

Возникает вопрос, почему Иаков, упомянувший даже об убийстве Прополка (о чем Титмар, кстати, не пишет), никак не пытается оправдать женолюбие Владимира. Видимо, именно этот аспект биографии князя в те времена меньше всего мешал восприятию его как святого.

Разводы и конкубинат были обыденными явлениями в жизни германской и славянской знати. И хотя и Восточная, и Западная церкви боролись с этим злом, оно оставалось нормой жизни. Разница была в том, что западные хронисты упоминали обо всех браках своих государей и рождении внебрачных детей, а русские летописцы умалчивали о таких нехристианских поступках. Ярослав, женившийся на юной Ирине-Ингигерд в 1019 г. в сорокалетием возрасте, внебрачных детей не имел. Но уже его второй сын Изяслав помимо Ярополка, родившегося от внучки Болеслава Польского княгини Гертруды, имел от наложницы еще двух сыновей, Мстислава и Святополка. Об этих семейных обстоятельствах мы знаем только потому, что сохранились молитвенник Гертруды и надпись-граффити Олисавы, матери Святополка, сделанная ее священником на стене Софии Киевской. В молитвах за сына Ярополка, в крещении Петра, Гертруда называет его единственным (unicus filius meus), а Олисава именует себя «Святополча мати».²²⁴ Святополк родился в 1050 г., когда Гертруда, вышедшая замуж около 1040 г., по-прежнему была законной женой Изяслава. Об одном из сыновей самого Святополка, Мстиславе, в «Повести временных лет» под 1097 г. прямо сказано, что он «бѣему оть наложницѣ».

Традиции семейной жизни меньше всего подвержены изменениям. Как следует из церковного Устава Ярослава, в XI в. еще сохранялись многочисленные формы языческого брака (многоженство, левират, умыкание). Статьи Русской правды о наследстве свидетельствуют, что и позже нормой было сожительство хозяина с домашними рабынями.²²⁵ В сообщении летописной статьи 980 г. о том, что Владимир «бѣприводя къ собѣмужьскы жены, и дѣвицѣрастьляя», судя по всему, говорится о языческих ритуальных игрищах. Церковный Устав Ярослава свидетельствует, что в них принимали участие и замужние женщины. Если муж был против такого поведения, он мог потребовать развода. В канонических ответах митрополит Иоанн (1076–1089) по-прежнему требует покончить с многоженством.²²⁶ То, что было блудом с точки зрения монаха, в обыденном представлении людей XI в. было обычаем. Канонизации Олафа Норвежского не помешало то, что у него при законной жене был внебрачный сын Магнус. Но св. Олафу, в отличие от св. Владимира, как это ни парадоксально звучит, «повезло» со смертью. Он не только крестил Норвегию – он был изгнан из страны и пал в битве с мятежными подданными в 1030 г. Здесь не было религиозной подоплеки, но этого и не требовалось в случаях с королями-мучениками. Кроме того, Олаф прославился чудесами исцеления и при жизни, и после смерти.²²⁷

Святой государь в германских и славянских странах периода принятия христианства должен был стать жертвой. Не обязательно его убивали враги христианства. В большинстве случаев он погибал от руки своих родичей или подданных. Он противопоставлялся им как подлинный исполнитель воли Божией, доказывающий своей смертью верность Христу. Добровольная жертва или вынужденная, было не столь важно. Ревностное распространение христианства и благочестие не воспринимались как свидетельство святости, и в этом был определенный смысл. Кто из земных владык может, в самом деле, похвастаться исполнением всех заповедей Христа?

Во время смертельной болезни Владимира не только печенеги напали на Русь, но и его сын Ярослав поднял мятеж в Новгороде. Если бы Владимир успел выступить против сына и пусть бы не погиб в бою, но хотя бы умер в военном стане, признание святости в народе было бы всеобщим. Как прекрасно звучало бы сравнение с царем Давидом, против которого восстал его сын Авессалом! Но последняя болезнь стала последней прижизненной удачей Владимира. Против Ярослава были отправлены Борис и Святополк, которые разбили его наголову, в то время как сам князь-отец мирно скончался в Берестове.²²⁸ Бог хранил блаженного Владимира до самого конца его жизни, но именно это стало его самой большой неудачей в посмертной истории. Это представление и пытался исправить Иаков, доказывая, что неизменное Божие покровительство вернее всего свидетельствует о святости.