Глава 2. Биография св. Владимира от рождения до поисков веры 

Биография св. Владимира до крещения известна только из летописей. В этой части «Повесть временных лет» и Начальный свод (далее: НС), отразившийся в Новгородской 1 летописи младшего извода (далее: Н1 мл.), полностью совпадают. О соотношении двух памятников начального русского летописания подробно написано в Гл. 1. 1.

Особый памятник представляет собой Летописец Переяславля-Суздальского, составленный в 1216 г. Первая часть, заканчивающаяся 1110г., была значительно переделана по сравнению с Владимирским сводом 1205 г. (Радзивиловская летопись), на котором основан Летописец.²²⁹ Практически каждая статья содержит уникальные сведения, а особое внимание уделено свв. Ольге и Владимиру и распространению христианства на Руси. Существенно отличается текст Речи Философа, обращенной к Владимиру-язычнику (статья 6494 г.). В «Повесть временных лет» вставлены Церковные уставы св. Владимира и Ярослава в особой редакции. Летописец сам написал Сказание о свв. Борисе и Глебе, которое поместил под 6523 (1015) г.²³⁰

Как уже говорилось в Гл. 1. 1, Общерусский митрополичий свод, доведенный до 1418 г., сохранился в составе Софийской 1 летописи (далее: С1).²³¹ Традиционно С1 и восходящую к ней Новгородскую 4 возводили к общему источнику, Своду 1448 г., и Общерусский митрополичий свод называли (и продолжают называть) Новгородско-Софийским или Сводом 1448 г. Все дополнения С1 и ее основного источника, Первой подборки Новгородской Карамзинской летописи, по отношению к «Повести временных лет» и Н1 мл. относятся к истории крещения Руси, а не к языческому периоду жизни св. Владимира.

«Особая обработка» Общерусского митрополичьего свода в полном виде отразилась в Московском своде 1479 г., а в кратком – в Ермолинской летописи.²³² В интересующей нас части она содержит те же сведения, что и С1. Краткий вид «особой обработки» лег в основу ряда летописей и сводов конца XV – начала XVI в. Самым значительным из них был Свод 1518 г., отразившийся в Львовской и Софийской 2 летописях, а также в Ростовском своде 1534 г. Ростовский свод 1534 г. воспроизведен в Тверском сборнике, но только до 1255 г., а далее к нему присоединен Тверской летописец.²³³ Составитель Ростовского свода существенно дополнил свой основной источник, но все его исторические изыскания относятся к истории крещения.

В 1520–1530-е гг. под руководством Московского митрополита Даниила было предпринято составление нового летописного свода, названного исследователями Никоновской летописью. В основу был положен не Общерусский митрополичий свод начала XV в., а Симеоновская летопись, воспроизводившая Троицкую летопись 1408 г. Среди дополнительных источников были Хронограф 1512 г., Московский свод 1479 г. с продолжением, местные летописцы, памятники права, прежде всего канонического.²³⁴ В Никоновской летописи есть и уникальные известия, которых больше нигде нет.

В части, рассказывающей о Ярополке и Владимире, дополнительные известия строятся по одной схеме: победа над печенегами или приход их на службу к князю, посольства из Византии и из папского Рима. Порядок известий может меняться. Кроме того, летописец сообщает о природных явлениях, об устройстве епархий после крещения и о миссионерстве при Владимире. Эти известия мы рассмотрим в Гл. 6. К периоду до крещения относятся дополнения в статьях 6486–6487 (978– 979) гг., отнесенные ко временам Ярополка. Как указал Б. М. Клосс, они были дописаны на полях Хронографического списка Новгородской 5 летописи, непосредственного источника протографической рукописи Никоновской. Но этот список, по его же наблюдениям, был выполнен и дополнен в той же митрополичьей канцелярии и в те же годы, когда шла работа над новым сводом. Как уже было сказано в Гл. 1. 1, в Никоновской сохранилось ошибочное именование патриарха, при котором крестился Владимир, Фотием. Оно заимствовано из Общерусского митрополичьего свода начала XV в.

Как справедливо отметила София Сенык, не ясно, зачем было добавлять в летопись, в целом настроенную против латинян, известия о постоянных контактах с папой римским (обмен посольствами отмечен четыре раза).²³⁵ Вероятно, здесь был какой-то отдельный источник, толкующий о связях с Римом. Остальные известия были скомпонованы на основе летописных известий за XI–XII вв. и современных митрополиту Даниилу былин (рассказы о печенегах).

В исследованиях часто цитируется Воскресенская летопись, составленная в 1542–1544 гг. В интересующей нас части она опирается на Московский свод XV в., но встречаются и отдельные известия из Никоновской летописи.

Некоторые важные дополнения содержатся в «Польской истории» Яна Длугоша. Часть, рассказывающую о начале Польского и Русского государств, он писал и редактировал в 1459–1480 гг. Как полагал А.А. Шахматов, здесь отразился Древнейший свод.²³⁶ В Главе I у Длугоша почти нет дат, так как их сложно восстановить для польской истории X в. Рассказ о начале Руси ближе всего к НС. Самое значительное отличие – отсутствие даже упоминаний о правлении Олега, хотя бы в качестве воеводы, и о походах его самого и Игоря на греков. Я. Длугош иногда сокращал тексты оригинала, но едва ли он убрал именно эти известия. История гибели Святослава у него изложена также с небольшими отличиями, но рассказ о правлении самого Владимира отличается от русских летописей только сокращениями.

Таким образом, основным источником по истории св. Владимира до крещения остаются НС и «Повесть временных лет».

Ни в одном источнике не указан год рождения св. Владимира. Это обычное явление для средневековых хроник и летописей. В лучшем случае указывается возраст на время смерти, но и в статье 1015 г., и в житиях об этом не говорится. Только в Летописце Переяславля-Суздальского сказано, что Владимиру было 73 года. В этом случае годом его рождения оказывается 942 г. Откуда составитель взял сведения о возрасте Владимира, не ясно.

Вычислить реальный год рождения св. Владимира можно исходя из возраста Святослава. Осенью 6453 (944 или 945) г., когда был убит его отец Игорь, князь был настолько мал, что править стала его мать княгиня Ольга, будущая первая христианка в княжеском роду (крестилась около 955 г.). Летописный рассказ о ее походе в Древлянскую землю, где подчеркивается, что князь был еще ребенком, можно поставить под сомнение. Однако о том, что она была самостоятельной правительницей, свидетельствуют ее иностранные современники. Ольгу как государыню принимал император Константин Багрянородный во время ее приезда в Константинополь в 946 или 957 г.²³⁷ Продолжатель Регинона Прюмского под 959 г. пишет, что она обратилась к императору Оттону II с просьбой прислать на Русь епископа. Хронист называет ее «Еленой, королевой ругов». Епископа Адальберта, отправленного в 961 г., постигла неудача: он был ограблен и изгнан.²³⁸ Хронист называет действия королевы обманом, но нисколько не сомневался в ее праве выступать от имени всей Руси. Следовательно, в 946–961 гг. все считали ее законной правительницей. Не принял Адальберта, скорее всего, повзрослевший Святослав. Как сказано в летописи, он был убежденным язычником. В таком случае изгнание иерарха, призванного св. Ольгой, означало окончание ее правления.

В этой связи очень интересен вариант, который приводит в своей «Польской истории» Ян Длугош. Он вообще не упоминает об Олеге, ни в качестве воеводы, ни в качестве князя. Сразу за сообщением о призвании трех братьев – Рюрика, Сениуса и Трувора – следует рассказ о захвате Игорем Киева и убийстве Аскольда и Дира. Как кара за это расценивается убийство его самого древлянами. Я. Длугош, как и НС и «Повесть временных лет», рассказывает о сватовстве древлянского князя к вдове убитого и о мести княгини Ольги, в том числе о ее походе в Древлянскую землю. Этот текст, судя по всему, сокращен. Далее сообщается, что Святослав, возмужав, снова отомстил древлянам. В русских летописях этого известия нет, если, конечно, не интерпретировать так статью 946 г. о втором, совместном походе Ольги и Святослава на древлян. При всех отличиях источника Длугоша, он, как и другие русские летописи, утверждал, что за смерть Игоря сначала мстила его вдова. Эти данные свидетельствуют, что Святослав родился около 940 г. В Ипатьевской редакции «Повести временных лет» указан 6450 (942) г., но похоже, что это – тоже результат вычисления.

Такому расчету противоречат два русских источника, что и смущает исследователей. В Проложном житии св. Ольги сказано, что ей было 75 лет, когда она умерла (см.: Гл. 3. 2). В НС и «Повести временных лет», как и во вставной Похвале св. Ольге из «Памяти и похвалы Владимиру» Иакова Мниха, смерть княгини датирована 969 г. Следовательно, она родилась в 894/895 г. Выше агиограф утверждает, что Святослав стал править сразу после смерти своего отца. Эти уточнения понадобились агиографу, чтобы объяснить, почему княгиня-христианка, известная своим сильным характером, не смогла крестить Русь, и даже ее собственный сын остался язычником. В Проложном житии есть и другие ошибки. Император, при котором Ольга ездила в Константинополь, назван Иоанном Цимисхием (так и в НС), а патриарх – Фотием. На самом деле русскую княгиню принимал Константин VII Багрянородный (903–959). Цимисхий правил в 969–976 гг. и был противником Святослава в войнах за Болгарию. Так как имя императора, с которым сражался Святослав, в НС в отличие от «Повести временных лет» не названо, то эта ошибка возникла еще в устном предании о крещении св. Ольги. Св. Фотий был патриархом в 858–867 и 877–886 гг. При нем действительно крестилась Русь, но это было в 867 г. (подробнее см.: Гл. 4. 1).

В «Повести временных лет» брак Ольги и Игоря отнесен к 903 г. Очевидно, исходя из этих данных В. Н. Татищев датировал рождение Святослава 920 г., сославшись, как всегда, на Иоакимовскую летопись. В Гл. 1. 1 уже говорилось, как возникла датировка замужества Ольги. НС упоминает об этом в недатированной части непосредственно перед сообщением о походе Игоря на Царьград. В этом месте в текст были вставлены неправильная дата 920 г. и выписка из «Хронографа по великому изложению» о походе Руси. В «Повести временных лет» ошибка была исправлена: поход Игоря помещен под 941 г., а поход Олега – перед ним под 907 г. В результате известие о браке Ольги отодвинулось еще дальше назад и было датировано 903 г.

Все источники, кроме Проложного жития св. Ольги, подтверждают, что именно она правила сразу после смерти Игоря. Следовательно, Святослав был совсем ребенком, когда в 944/945 г. его отец был убит. Предположение О. М. Рапова, что Ольга оттеснила взрослого сына и захватила власть благодаря тому, что стала христианкой,²³⁹ противоречит реальной обстановке на Руси, которая тогда была почти сплошь языческой. Дружина жила за счет военной добычи и нуждалась в князе-предводителе. Она никогда бы не оставила во главе государства женщину при наличии взрослого мужчины. Единственным аргументом в пользу Ольги было то, что она сохраняла власть для своего малолетнего сына. В какой-то мере это было выгодно и воеводам покойного Игоря, упомянутым в летописи Свенельду и Асмуду, которые могли свободно влиять на положение дел. 961 г., когда был изгнан призванный св. Ольгой епископ Адальберт, можно считать началом самостоятельного правления Святослава.

Если Святослав родился около 940 г., то первые дети у него могли появиться в 955–960 гг. В 970 г. он посадил всех своих трех сыновей на княжение, а в 976–978 гг. они все уже участвовали лично в битвах. Как мы знаем из летописей ХI-ХII вв., первое посажение на княжение могло быть в возрасте 8–10 лет. Летописец не сообщает нам, кто была княгиня Святослава. Вероятно, его старшие сыновья, Ярополк и Олег, родились от одной матери. Тот же неутомимый В. Н. Татищев предположил, что она была венгеркой. В статье 6478 (970) г. летописец рассказывает о распределении Святославом княжений перед вторым болгарским походом. О матери Владимира летописец пишет достаточно подробно: «Володимеръ бо бѣотъ Малушѣ, ключьницѣОльжины. Сестра же бѣДобрынѣ, отьць же бѣима Малъкъ Любьчанинъ». Вместе со своим дядей по матери Добрыней Владимир был отправлен княжить в Новгород. В дальнейшем, в статье 980 г., рассказывая о сватовстве Владимира к полоцкой княжне Рогнед, летописец сообщит, что князя презрительно называли «робичичь», т. е. сын рабы. Так как Добрыня был явно свободным человеком, да и летописец называет имя его отца, то логично предположить, что и Малуша была изначально свободной, и только потом стала рабой.

Д. И. Прозоровский первым «облагородил» происхождение Владимира, предположив, что Малк Любечанин – это сосланный в Любеч древлянский князь Мал.²⁴⁰ А. А. Шахматов придумал совершенно фантастическую генеалогию Владимира, выводившую его от воеводы Свенельда. На основании того, что Я. Длугош называет древлянского князя, убийцу Игоря и незадачливого жениха Ольги, Нискиной, а не Малом, он предположил, что на самом деле Игоря убил Мистиша Свенельдич. Малуша была его дочерью, и звали ее Малфред.²⁴¹ О смерти этой дамы упоминается в НС и «Повести временных лет» под 6508 (1000) г., а Длугош вообще ничего не пишет о происхождении Владимира. А.А. Шахматов полагал, что летописцы в НС и «Повести временных лет» хотели обелить Свенельда, поэтому убийцами князя Игоря сделали древлян. В летописи сказано, что князь сначала отдал право сбора дани Свенельду, а потом собрал ее по второму разу. Но зачем было превращать внучку знаменитого воеводы в дочь безвестного любечского горожанина, А. А. Шахматов не объяснил. Если уж летописец заменил сына Свенельда на природного древлянского князя, то можно было бы оставить без изменения родство матери Владимира. Еще меньше логики в предположении, что какой- то летописец в XI в. решил замолчать ее княжеское происхождение.

В Х-ХІ вв. для того чтобы свободная девушка стала рабыней, она вовсе не обязательно должна была переживать такие драматические события, как война и плен. В 110-й статье Русской правды Пространной редакции («О холопстве») перечислены три вида «обелного» (полного) холопства: «А се третьее холопство: тивуньство без ряду (без договора) или привяжеть ключь к собѣбез ряду, с рядомь ли (с договором), то какося будеть рядилъ, на том жестоить».²⁴² В Краткой правде, закрепившей законодательство Ярослава Владимировича Мудрого и его сыновей, этой статьи еще нет. Пространная Правда появилась в самом начале XII в. при Владимире Мономахе. Одной из ее задач было упорядочить и ограничить полное закабаление свободных неимущих людей. Тиун (управляющий) и ключник ставились из челяди, т. е. из лично зависимых людей. Согласно 110-й статье, человек, занявший эту должность, мог остаться лично свободным, если он заключил договор. Если этот случай особо оговаривается, значит, обычно он становился рабом. Таким образом, Малуша, став ключницей княгини, добровольно отдала себя в рабство.

Этот, казалось бы, странный поступок был мотивирован тем, что княжеские тиуны и ключники, распоряжаясь имуществом и хозяйством, обладали большой властью и социальным весом. Например, в приемах при византийском дворе вместе с княгиней Ольгой участвовали шесть «архонтисс, ее родственниц», ее «женщины» (очевидно, боярыни) и восемнадцать «отборных служанок», которые в описании второго приема прямо названы «рабынями». Они составляли не просто штат прислуги княгини, а управляли ее имуществом.²⁴³ Если любой свободный мужчина и даже изгой или пленник могли сделать карьеру в княжеской дружине, то обычная девушка не могла надеяться выйти замуж за боярина. Заняв малопочетную, но связанную с реальной властью должность, она становилась намного выше прочих женщин своего социального круга.

В язычестве, как, впрочем, и в исламе, домашние рабыни всегда считались наложницами главы семьи. Так как это был Святослав, то ничего предосудительного в его связи с ключницей княгини-матери не было. В скандинавском обществе существовало представление и об обратной зависимости – любая наложница считалась рабыней жены. Это было настолько развито даже после крещения, что Астрид, законная жена норвежского конунга Олава Святого, называла мать своего пасынка Магнуса своей служанкой только потому, что та была любовницей ее мужа. И это было в то время, когда Олав уже давно погиб, а Магнус правил сам.²⁴⁴ В поздних житиях св. Ольги и в Никоновской летописи под 6478 (970) г. говорилось, что она рассердилась и выслала Малушу в свою весь Будитино под Псковом (ныне деревня Будник),²⁴⁵ где и родился Владимир. Конечно, княгиня могла не одобрять своего сына и имела полное право отправить свою ключницу туда, куда считала нужным. Св. Ольга сама была родом из Пскова, там и в XI в. сохранялись кое-какие мемориальные предметы, связанные с княгиней. Согласно НС и «Повести временных лет», это были ее сани. Предание о том, что св. Владимир родился в Ольгином селе, могло существовать в Пскове с древнейших времен.

Возможно и то, что Малуша изначально была ключницей не в Киеве, а в княгининой веси Будитине. В некотором смысле это предположение подтверждается сообщением Константина Багрянородного о том, что Святослав княжил в Немогарде. Как бы ни трактовать это название, Новгород или Невогард – город Ладога на Волхове²⁴⁶ – он сидел ближе к Пскову, чем к Киеву.

Хотя будущий креститель Руси и был сыном ключницы, он с самого начала получил княжеское имя, не менее славное, чем имена его братьев. Такое наречение показывает, что Святослав с самого начала включил Владимира в число наследников земель и власти наравне со старшими братьями.²⁴⁷ Вопреки распространенному в последнее время мнению, это имя в ХI–ХII в. звучало не Володимѣръ, а Володимиръ. Именно так оно написано в выходной записи Остромирова Евангелия 1056 г., в граффити Софии Киевской, в грамоте Юрьеву монастырю, данной князем Мстиславом, сыном Владимира Мономаха, около 1130 г. На монетах, чеканенных самим св. Владимиром, встречается неполногласная форма: «Владимиръ на столѣ». Последний формант его имени означал «миръ». Именно как «власть мира (покоя)» – «potestas pacis» переводит имя Vlodemir современник князя немецкий хронист Титмар Мерзебургский. Возможно, постоянные сравнения Владимира с Соломоном, чье имя произведено от «шалом» (мир), навеяны славянским именем князя.²⁴⁸

Вопрос о том, когда крестилась св. Ольга, имеет значение и для решения вопроса, была ли мать св. Владимира христианкой. Можно не сомневаться, что вся челядь княгини была вынуждена креститься независимо от своего желания. Если вслед за Г. Г. Литавриным принять раннюю дату поездки в Константинополь и крещения – 946 г., то и Малуша была христианкой, когда родился Владимир. Но если св. Ольга крестилась в 957 г.,²⁴⁹ то ключница могла остаться и некрещеной, особенно если служила в дальней псковской веси.

Сам Владимир несомненно оставался язычником. Относительно его братьев Ярополка и Олега такой уверенности нет, хотя летопись об этом умалчивает. «Повесть временных лет» сообщает, что при Ярославе Владимировиче в 1044 г.: «Выгребоша два князя, Ярополка и Ольга, сына Святославля и крьстиша кости ею, и положиша я въ цьркъви святыя Богородица». Посмертное крещение было против церковных правил. Правда, это событие приходится на разгар конфликта с Византией, начавшегося с неудачного нападения на Константинополь в 1043 г. Можно предположить, что в отсутствие митрополита Феопемпта князь проявил самоуправство, но, вероятнее, он просто заявил, что его дяди были крещены своей бабкой княгиней Ольгой. Обряд, который летописец, уверенный в язычестве Ярополка и Олега, принял за крещение, был обычным омовением костей при перезахоронении, традиционным для Греческой церкви.²⁵⁰

Оценить в полной мере и историю прихода Владимира к власти в Киеве, и его первые деяния нельзя вне результатов княжения его отца Святослава.

В течение правления св. Ольги не было войн. Святослав начал с похода на вятичей, хазарских данников, а в 965 г. пошел на саму Хазарию. В предыдущей главе говорилось о значении «серебряного пути», шедшего из исламских стран по Волге к скандинавам и славянам Балтики.²⁵¹ Однако ни на раннем этапе (конец VIII–IX вв.), ни в середине X в. он не затрагивал ни Киев, ни Чернигов. Летописные вятичи и часть северян (в летописи не упомянуты), сидевших в Посеймье, продолжали аккумулировать значительные количества серебра. Все они были данниками хазар и продолжали эксплуатировать старый маршрут, возникший еще до захвата Олегом Киева. Он шел с верховьев Волги через Оку на Сейм, но до Десны и Чернигова никогда не доходил. Серебро поступало не из Хазарии по Дону, а из Волжской Болгарии по Оке.²⁵² Эта ситуация очень точно отражена в летописном ответе вятичей Святославу: «Козарам по щьлягу отъ рала (плуга) даем». Нумизматы давно пришли к выводу, что «щьлягъ», который вятичи платили хазарам, это – шекель, еврейско-хазарское соответствие дирхему. По сравнению с немалым благосостоянием вятичей дань была более чем умеренная.

В силу объективных причин (ослабление власти Саманидов в Средней Азии, истощение серебряных рудников) экспорт дирхемов на Русь и дальше к скандинавам и поморским славянам неуклонно падал с середины X в.²⁵³ Соответственно падали и доходы княжеского дома от пошлин. Естественно, что первым желанием Святослава было увеличить приток серебра. Едва ли Хазария казалась ему серьезным препятствием в этом деле. С 900-х гг. торговый путь из стран халифата шел в обход Хазарии через прикаспийские степи сразу в Волжскую Болгарию. Но и болгары так же, как вятичи, платили хазарам дань, только в большем объеме. Во многом ради того, чтобы избавиться от нее, они приняли ислам. По просьбе царя болгар в 921 г. прибыло посольство халифа, двигавшееся из Багдада по обычному пути купеческих караванов: с берегов Тигра в Иран, дальше через Бухару (столицу Саманидов) в Джурдажан (Ургенч) на Амударье и вокруг Каспия на Среднюю Волгу. Подробно описывая и ситуацию в Болгарии, и виденных им русских купцов, секретарь посольства Ибн Фадлан не пишет, что они были данниками хазар.²⁵⁴ Участие самой Хазарии в мировой торговле было более чем скромным. По крайней мере еврейские купцы-радониты в 960-х гг. еще не посещали Хазарию, хотя там правили их единоверцы.²⁵⁵ Создается впечатление, что только походы Святослава открыли путь из Западной Европы на Восток через Киев.

Существует большая полемика по вопросу, был ли направлен поход Святослава только против хазарских владений на Дону и Северном Кавказе – летописных ясов и касогов. В статье 6473 (965) г. упомянут только захват Белой Вежи (Саркела) на Дону. Арабские географы, в частности современник событий Ибн Хаукаль, сообщают о более внушительных успехах. В 968/969 г. русы изгнали хазар, а их столицу Итиль на нижней Волге разрушили.²⁵⁶ Но согласно византийским источникам, в это время Святослав находился уже в Дунайской Болгарии, куда отправился воевать как союзник Империи.²⁵⁷ А. П. Новосельцев, как и Т. М. Калинина, пришел к выводу, что после похода Святослава 965 г. был еще один, в 968–969 гг., который и положил конец могуществу каганата. Его могли возглавлять воеводы князя или даже он сам, так как в 969 г. вернулся на Русь.²⁵⁸ Другие исследователи считают, что был один поход 965 г.²⁵⁹

Согласно летописи, вятичей Святослав покорил окончательно только после победы над хазарами, а Волжскую Болгарию его поход не затронул. Судя по всему, Святослав захватил Тмуторокань, ранее принадлежавший хазарам,²⁶⁰ а возможно, и их крымское владение на противоположному берегу пролива – Керчь (Боспор). Византийский хронист Лев Диакон, описывая войну на Дунае, сообщает, что в 970 г. император Иоанн Цимисхий предлагал Святославу из захваченной Болгарии вернуться «в свои области и к Киммерийскому Боспору».²⁶¹

Восточная Римская империя тогда вела войну на два фронта: с арабами на Ближнем Востоке и с Первым Болгарским царством на Балканах. Император Никифор Фока предложил Святославу напасть на болгар, что тот с готовностью и сделал. Очевидно, можно доверять летописной датировке выступления на Дунай в 967 г. Святославу действительно удалось захватить большую часть страны, и он вовсе не собирался ее покидать, как требовал Никифор, однако ему пришлось это сделать. В 968 г., согласно летописи (возможно, в начале 969 г.), князь с частью войска вернулся в Киев, так как на столицу напали печенеги. Именно здесь впервые упоминаются его сыновья, Ярополк, Олег и Владимир, которые вместе с бабушкой св. Ольгой были в городе. Еще до прихода Святослава осаду с Киева снял воевода Претич, подошедший с левого берега Днепра. Летописец ничего не говорит относительно того, откуда он прибыл, и возникает вопрос: а не из хазарского ли похода он вернулся? Вскоре подошел сам Святослав, печенеги были разбиты и отогнаны в степь.

В 969 г., 11 июля согласно ее житиям, умерла св. Ольга. Святослав решил возвращаться в Болгарию. Ситуация в целом была удачной, так как болгарский царь Петр умер в разгар направленного против него восстания, а император Никифор был убит Иоанном Цимисхием, узурпировавшем власть. В начале 970 г. Святослав уже был на Балканах, так как по свидетельству византийских источников, в это время император Иоанн Цимисхий вел с ним переговоры об уходе его войск из Болгарии. Раздел княжений между сыновьями и возвращение на Дунай следует относить к концу 969 или к самому началу 970 г.²⁶² Ярополк получил Киев, Олег – Древлянскую землю, а Владимир – Новгород.

Лично-родовым знаком св. Владимира, как свидетельствуют монеты, чеканенные им после крещения, был трезубец.²⁶³ До этого все старшие князья со времен Рюрика пользовались двузубцем. Он впервые появляется в граффито на половинке дирхема из клада, сокрытого после 903/904 г. в Полоцкой земле (современной Беларуси). На другой стороне монеты процарапан стяг. Из 1904 монет клада 906 чеканены Аббасидами в халифате, и только 500 Саманидами Средней Азии, а 350 – вообще подражания.²⁶⁴ Следовательно, клад относится ко временам Олега, к периоду, когда только формировался окружной путь через Среднюю Азию. С тех пор двузубец неизменно присутствует на граффити на дирхемах, бытовых предметах и подвесках, пока не появляется собственный знак Владимира. С. В. Белецкий полагает, что он был дан младшему сыну самим Святославом. Трезубец встречается не только на монетах из кладов конца 970-х гг. На костяной подвеске из Новгорода он сначала сочетался с традиционным двузубцем на оборотной стороне. Затем его переделали во второй трезубец, очевидно, во время конфликта с Ярополком.²⁶⁵ Таким образом, Владимир изначально был противопоставлен своим братьям.

Со времен летописца XI в. второй Болгарский поход рассматривают сквозь призму последующего поражения от Византии и гибели Святослава в битве с печенегами. Но логика Святослава была понятна. Объем восточной торговли неуклонно падал, и, как показали походы, дело было вовсе не в Хазарии. Черноморское направление выходило на первый план, а ключевым пунктом здесь, конечно, было нижнее течение Дуная, где сходились речные и сухопутные пути. Князь охарактеризовал его совершенно правильно, хотя летописец и отнес его речь к условному «Переяславцу на Дунае». «Ту вся благая съходять ся: отъ Грькъ паволокы, злато, вино и овощеви разноличнии, ис Чехъ и из Угорь сьребро и комони, изъ Руси же скора, и воскъ, и медь, и челядь (рабы)». Говоря современным языком, Святослав искал новые рынки сбыта.²⁶⁶

В 969 г. обстановка была крайне благоприятна. Восстание Комитопулов против царя Петра охватило всю Западную Болгарию. Святославу удалось заключить союз с венграми и частью печенегов.²⁶⁷ Если князь действительно выступил в поход весной 970 г., как сказано в летописи, то он наверняка знал, что его союзник император Никифор Фока в декабре 969 г. был убит своим племянником Иоанном Цимисхием. Никифор сам был узурпатором, а законными государями были малолетние Василий и Константин. Можно было предполагать длительную смуту в Империи. Она действительно началась, но Святослав недооценил политические и полководческие таланты Цимисхия. Он сразу же венчался на царство, в течение года подавил все мятежи и ранней весной 971 г. выступил против русского войска. Очень скоро Цимисхий занял все города, захваченные Святославом, и осадил его самого в Доростоле на Дунае. В летописи этот город назван Переяславцем, но едва ли его так называла русская дружина. Скорее всего это контаминация с Преславой, столицей Болгарии, которой действительно владел Святослав.

После серии кровопролитных боев Святослав и Цимисхий пошли на переговоры и в июле заключили договор. Его текст помещен в «Повести временных лет» под 971 г. В целом он был благоприятен для Руси, так как Святослав уступал только свои завоевания в Болгарии. Он повторял обязательство своего отца Игоря не нападать на «Корсуньскую власть» (Херсонскую фему), но ни о Боспоре Киммерийском (Керчи), ни о Тмуторокане речь не шла. Вероятно, потому, что во времена, когда была основана Херсонская фема, эти города уже принадлежали Хазарии. Святослав получил продовольствие, возможно, и денежные выплаты за помощь Империи в 967–968 гг., а также сохранил всю боевую добычу, отпустив только пленников. В последнем вопросе русские и византийские источники единодушны, но когда дело доходит до причин гибели князя, начинаются серьезные расхождения.

Лев Диакон просто сообщает, что на обратном пути войско Святослава уничтожили печенеги, а сам он был убит. Иоанн Скилица говорит, что князь просил Иоанна Цимисхия договориться с печенегами о безопасном проходе. К ним был отправлен посол, епископ Феофил Евхаитский, но он договорился только о мире для Византии, а обеспечить безопасность Святослава не сумел (или не имел таких распоряжений).²⁶⁸

Согласно русским летописям, воевода Свенельд предложил Святославу обходить Днепровские пороги по степи, но князь отказался и продолжил плаванье на ладьях. Переяславцы с Дуная предупредили печенегов о том, что он идет с большой добычей и «маломь дружины». Святослав не смог пройти пороги, заранее занятые печенегами, и остался зимовать в Белобережьи (на Черном море). Разразился сильнейший голод, и в конце зимы или ранней весной Святослав все же попытался прорваться через пороги. Здесь его и убил печенежский хан Куря. Из черепа князя по древнему тюркскому обычаю сделали чашу. Я. Ддугош резко расходится с русскими и византийскими источниками. Он пишет, что печенеги были предупреждены «per nonnulos Ruthenos et Kyowensis» – «некоторыми русскими и киевлянами».²⁶⁹

На Руси была следующая расстановка сил. В Киеве сидел Ярополк. Как указывал А. А. Шахматов, согласно НС воеводой Ярополка был Блуд. В Древлянской земле – второй брат Олег. В Новгороде по просьбе новгородцев был посажен Владимир, и вместе с ним отправился брат его матери Добрыня. И в НС, и в «Повести временных лет» под 6480 (972) г. сказано, что Свенельд вернулся к Ярополку. Почему он бросил своего князя, чего делать не имел права, не объясняется.

В летописной статье Свенельд определен как «воевода отень», т. е. это – человек Игоря, тот самый, кто послужил косвенной причиной его гибели. В таком случае воеводе было около шестидесяти. Древляне и уличи были покорены им до похода 941 г. на Царьград. Даже если допустить, что этот поход был уже после поражения на Черном море, то и тогда мы не можем отнести его к периоду позже 944 г. Самое позднее осенью 945 г. (византийского 6454) Игорь был убит, когда собирал дань с древлян вместо Свенельда по второму разу. Даже если Свенельд был очень талантлив и удачлив, едва ли его поставили во главе княжеского войска в 20 лет. Но его участие в войнах Святослава вовсе не выдумка летописца. Лев Диакон пишет, что обороной Преславы от Цимисхия руководил Сфенкел. После поражения он ушел к Сфендославу в Доростол, где и был убит в бою.²⁷⁰ На самом деле Свенельда только ранили, так как в июле 971 г. он подписал договор с Византией вместе со Святославом. Очень ранние и длительные военные карьеры в истории известны. Например, Гильому по прозвищу Маршал (ок. 1145–1219), маршалу Англии, было под 70 лет, когда он в 1217 г. выиграл бой под Линкольном, где лично водил рыцарей в атаку.

Возвращение Свенельда, которого никто не ждал, должно было обострить ситуацию в Киеве независимо от того, пришел он по воле Святослава или по своей собственной. То, что печенегов кто-то предупредил о маршруте русского войска, не вызывало сомнения у летописцев. Они только не знали, кто это был. Одно дополнение Ддугоша – о том, что Святослава взяли живым, – можно отнести на счет его непонимания русского текста. Но хронист не мог перепутать переяславцев с киевлянами. Очевидно, в его источнике вина действительно возлагалась на окружение Ярополка.

НС и «Повесть временных лет» молчат о правлении Ярополка вплоть до его конфликта с Олегом Древлянским. Саксонский анналист Ламперт Херсфельдский сообщает, что на Пасху 973 г. в Кведлинбург на имперский съезд к Оттону I (936–973) прибыли в числе прочих послы из Руси. Само по себе это известие выглядит вполне достоверным²⁷¹ и не более сомнительным, чем прибытие послов от болгар. Болгария была после ухода Святослава уничтожена как самостоятельное государство. Последний царь Борис после взятия Преславы сменил русский плен на византийский, и во время триумфа Иоанна Цимисхия был торжественно лишен знаков царской власти.²⁷² Если послы были от мятежников-Комитопулов, то почему их принимали наравне с официальными? Это тем более странно, что невесткой Оттона I, супругой его сына Оттона II, была племянница Цимисхия. Однако болгарские послы и у Титмара Мерзебургского упомянуты, а русские нет. Это заставляет с некоторым скепсисом относиться к известию.²⁷³

А. В. Назаренко полагает, что существовал союз Ярополка и императора Оттона II (973–983), который в 977 г. вылился в участие русского князя в войне Германии против чешского князя Болеслава II.²⁷⁴ Такое развитие ситуации вполне вероятно, хотя все свидетельства, за исключением известия о прибытии послов в 973 г. – косвенные. Исследователь считает, что в это же время сложился союз Болеслава с Олегом и Владимиром, младшими братьями Ярополка, выразившийся в их браках с чешками. «Чехиня» в летописи названа первой женой Владимира и матерью его старшего сына Вышеслава. Легендарная генеалогия знатного чешского рода Жеротинов, зафиксированная в XVI-XVII вв., называет их родоначальником сына Колги Святославича, племянника Ярополка и Владимира. Он был отправлен отцом в Чехию из опасений перед старшим братом.²⁷⁵ Это не свидетельствует прямо о существовании какого-то союза Олега Древлянского и Болеслава. В то время Краковская земля и Малая Польша были чешскими землями. Червенские города и хорваты были подчинены только Владимиром в начале его княжения.²⁷⁶ Таким образом Древлянская земля на юге вплотную подходила к владениям чешских князей, и было естественно выслать туда сына при угрозе со стороны старшего брата.

Относительно чехини Владимира все обстоит еще сложнее. Чехи были крещены еще св. Мефодием в начале 880-х гг. Брак сестры Болеслава II Чешского Дубровки с польским князем Мешко привел к крещению Польши в 966 г. Тем не менее, Чехия и в конце X в. оставалась слабо христианизированной страной,²⁷⁷ следовательно, для убежденного язычника Владимира можно было без труда найти язычницу-жену. Если брак был заключен по воле Болеслава, то логичнее предполагать ее знатное происхождение, тогда она была христианкой. Летопись упоминает и «другую чехиню», мать Святослава и Мстислава. На возможность того, что эти две жены Владимира были христианками, уже обращали внимание, но едва ли это могло повлиять на его собственное обращение.²⁷⁸

Составитель Никоновской летописи попытался восполнить пробел в известиях. Под 6486 (978) г. он сообщил о победе Ярополка над печенегами. В следующей статье под 6487 (979) г. читается уже типичный для Никоновской комплекс дополнительных известий: приход печенежского князя Илдея на службу к Ярополку, посольство от греческого царя и от папы римского. Далее описаны аномальные природные явления. Обычно к этим известиям относятся осторожно, так как здесь же сказано, что князь печенегов Илдей «би челомъ въ службу». Этот оборот, заимствованный из приказной лексики XVI в., обычно характеризует приход на службу Московскому князю татарских князей. Рассказывая о правлении Владимира, составитель Никоновской опять постоянно добавляет сведения о службе ему печенежских князей и о послах из Рима. Можно допустить, что печерские монахи в XI в. убрали известия о дружеских отношениях с папой, но зачем было умалять военные успехи Владимира? Согласно НС и «Повести временных лет», князь в это время, наоборот, с большим трудом сдерживал натиск кочевников. Как уже говорилось в разделе 1, реальный источник может лежать только в основе сообщения о посольстве из Рима. Все остальное – предположения летописца.

6483 (975) г. летопись датирует начало конфликта Ярополка с Олегом Древлянским. Конечно, его причина лежала не в союзе древлянского князя с чешским. Столкновение было неизбежно из-за самого раздела княжений, сделанного Святославом.²⁷⁹ Киев контролировал только южную часть «пути из Варяг в Г реки», а выход на него с Балтики принадлежал Новгороду. Он же контролировал всю северную часть Балтийско-Волжского пути, по которому поступало серебро. Сухопутный торговый путь, который вел из Европы через Прагу в Киев, проходил по Древлянской земле Олега. Из-за раздела непосредственно Ярополку остались только незначительные поступления с вятичей и контроль за южным отрезком пути в Византию. Греческая торговля, судя по всему, тогда еще не сравнялась по объему с восточной. В результате благосостояние Ярополка всецело зависело от его братьев.

Вопрос в том, считали ли Владимир и Олег себя посадниками старшего брата или самостоятельными князьями.²⁸⁰ Города должны были присылать в Киев часть своих доходов, и не малую. В НС и «Повести временных лет» говорится, что в 1014 г. Ярослав собирал в Новгороде 3000 гривен, и должен был 2000 отдавать в Киев, и так делали все посадники до него. С одной стороны, у Олега и Владимира и местного боярства мог возникнуть соблазн избавиться от киевских выплат. С другой, Ярополк сам мог пожелать аккумулировать все в своих руках, как это было у его отца.

Летописец утверждает, что причиной конфликта послужило убийство Олегом Люта, сына воеводы Свенельда. Во время охоты тот столкнулся с князем, а Олег, узнав, кто передним, убил его. Свенельд уговорил Ярополка пойти походом на брата, чтобы занять его волость, а на самом деле «хотя отмьстити сыну своему». А. А. Шахматов указал на вставной характер этого эпизода.²⁸¹ Правда, он предполагал, что Мистиша Свенельдич по прозвищу Лютый на самом деле убил князя Игоря, а весь эпизод был вставлен, чтобы оправдать Свенельда. Конечно, целью вставки было оправдание Ярополка, а вовсе не старого воеводы.

В 6485 (977) г. Ярополк пошел на Олега и разбил его. Пытаясь быстрее проскочить в город Овруч по узкому мосту, собственные дружинники в суматохе спихнули князя в ров. Олег задохнулся под тяжестью упавших на него людей и лошадей. Захватив Овруч, Ярополк приказал искать брата, и только после указаний одного древлянина его останки извлекли из рва. После этих событий Владимир с Добрыней бежали «за море», но вскоре вернулись, чтобы продолжить борьбу. Мы уже видели, что в «Памяти и похвале» Иакова говорится иначе: «И Олегь, идыи съ вой у Вруча града, ся обломи мостъ съ вой». Сложно сказать, молчал о войне с Ярополком источник Иакова или он неудачно сократил текст. Интересно, что летопись даже не упоминает о том, что мост проломился, наоборот, князя столкнули с моста в ров.

Изложение Длугоша тоже отличается от НС и «Повести временных лет», но совсем иначе. Он утверждает, что Ярополк, стремясь к «большей власти и превосходству», пошел войной на брата Олега и убил его. Непониманием древнерусского оригинала и сокращением текста можно объяснить сообщение о том, что Олег был убит, а не погиб случайно при бегстве, и утверждение, что Владимир – «старший по рождению». Но в источнике Длугоша, несомненно, не было той попытки обелить Ярополка, переложив часть вины на Свенельда, которую мы обнаруживаем в НС и «Повести временных лет». Ддугош не упоминает и о кратковременном отъезде Владимира за море, переходя сразу к походу на Ярополка, но это, скорее всего, сокращение.

Как же обстояло все на самом деле? Возможно, мост под дружинниками Олега и проломился случайно. Но Ярополк тут же захватил его землю, а его приближенным с малолетним сыном пришлось бежать в Чехию. Даже если киевский князь вторгся в Древлянскую землю после гибели брата, совпадение было подозрительным. Ситуация представлялась Владимиру и его дяде Добрыне настолько опасной, что они не стали дожидаться прихода очередных варягов, а сами бежали за море.

Принято считать, что князь с Добрыней были в Скандинавии, но они вполне могли отправиться к поморским славянам-язычникам. Топография кладов арабского серебра показывает, что они были одними из основных поставщиков главного товара – рабов – на рынки халифата. Славяне (венды скандинавских и немецких источников) на Западе непосредственно граничили с Данией. Видимо, в устье Одера на острове Волин располагался Йомсборг скандинавских саг, Юмна Адама Бременского. В 1070-е гг. он называл ее славянским городом,²⁸² а в сагах этническая принадлежность жителей Йомсборга не обозначена. Его обитатели, считавшиеся самыми свирепыми и сильными воинами на Балтике, называются просто йомсвикингами.²⁸³ Владимир мог набрать дружину именно там. Там же он мог и жениться первый раз на славянке, которую летописец назвал чехиней. Вернувшись в Новгород, он арестовал посадников своего брата и отправил их в Киев с объявлением войны.

11 июня 978 г. Ярополк был уже убит, а Владимир вокняжился в Киеве. Достоверность этой даты мы подробно разбирали в Гл. 1. 3. До похода на Киев Владимир успел захватить Полоцк. Следовательно, возвращение Владимира, захват Полоцка и Киева произошли до июня 978 г. В НС и «Повести временных лет» они отнесены к одному 6488 (980) г., что, конечно, невозможно. Мы уже говорили, что в 978/979 гг. родился Ярослав, второй сын от брака Владимира с полоцкой княжной, следовательно, поход на Полоцк был не позже 977 г. А. А. Шахматов отнес его вообще ко времени сразу после вокняжения Владимира в Новгороде. А. В. Назаренко полагает, что он состоялся в 976 г. еще до бегства за море, так как Ярополк никогда бы не отправился в 977 г. на войну в Чехию, если бы знал о возвращении Владимира.²⁸⁴ Но, во-первых, если бы Ярополк всегда правильно оценивал обстановку, то он бы не был убит. Во-вторых, именно на Рогволода Полоцкого он и мог понадеяться, отправляясь в поход.

Согласно летописи, «Бѣбо Рогъволодъ перешелъ изъ заморья». Имена у него и у его дочери, действительно, скандинавские: Рогъволодъ – Rögnvaldr, Рогън ѣ

дъ – Ragnhildr. Скандинавы и в XII в. постоянно проживали в Полоцкой земле, причем сохраняя свою культуру, что было для них большой редкостью.²⁸⁵ Через Западную Двину, на которой стоит Полоцк, проходило второе ответвление пути с Балтийского моря на Днепр и Волгу. Вероятно, Рогволод захватил город во время общего ослабления княжеской власти после гибели Святослава. В таком случае, он отбирал у новгородского князя часть доходов от восточной и византийской торговли.²⁸⁶ Вероятно и то, что между двумя городами давно шла борьба за сбор даней на окружающих территориях,²⁸⁷ и попытка Полоцка стать независимым была последней каплей. Перенос похода на Западную Двину ко времени до бегства из Новгорода кажется сомнительным еще по одной причине. Если у новгородского князя было достаточно сил, чтобы захватить Полоцк с его немалой варяжской дружиной, зачем было бежать за море от одних слухов о враждебности старшего брата?

Сев снова в Новгороде, Владимир отправил к Рогволоду послов с просьбой отдать в жены дочь Рогнед. Но гордая княжна ответила: «Не хочю розути робичича, но Ярополка хочю». Скорее всего, дело было не в том, что Владимир был сыном ключницы, а в том, что Ярополк гарантировал неприкосновенность Полоцка. Нарушая напрямую интересы новгородского князя, Рогволод не мог надеяться на такую же снисходительность с его стороны. Возможно, полоцкий князь действовал по моральным соображениям: заключив еще раньше договор с Ярополком, он не хотел предавать союзника.

В летописи сказано, что Владимир для похода на Полоцк собрал «вои многы: варягы, словѣне, и чюдь, и кривичи». Это сообщение стоит в середине описания захвата Полоцка. Сам состав войска не вызывает никаких сомнений. У Владимира действительно были варяги и новгородцы-словене, вполне вероятно присутствие чуди – финно-угров. Кривичи жили не только в Полоцке, но и в Смоленске, и в Пскове, который и позже подчинялся Новгороду. Подбор войска свидетельствует, что Владимир планировал двигаться дальше на Киев. Оставлять в тылу Полоцк, где сидел союзник Ярополка, было нельзя.

Сохранились два рассказа о взятии Полоцка. Один в НС и «Повести временных лет» под 980 г., а другой под 1128 г. в летописях Лаврентьевско-Троицкой группы. В НС сказано кратко: «В се же время хотяху вести Рогънѣдъ за Ярополка. И приде Володимеръ на Полотескъ, и уби Рогъволода и сына его дъва, и дщерь его Рогънѣдъ поя женѣ». В Лаврентьевской он гораздо больше и охватывает несколько лет. Когда Владимир был еще «детьскъ», его дядя Добрыня сватал у Роговолода дочь. Далее следует фрагмент близкий, но не совпадающий с НС и «Повестью временных лет»: диалог Рогволода с дочерью, ее гордый ответ и краткое сообщение об их происхождении. На этом сходство заканчивается.

Далее говорится, что Добрыня пошел на Полоцк, взял город и захватил самого Рогволода с женой и дочерью (сыновья не упомянуты). Он назвал княжну «робичица и повелѣВолодимеру быти с нею предъ отьцемь ея и матерью». Ее отец и мать были убиты, а она стала женой Владимира и родила Изяслава. Остальные дети не упомянуты, и, как мы увидим, не случайно. Владимир взял себе других жен, и оскорбленная княгиня решила отомстить за своих убитых родичей. Ночью она попыталась зарезать Владимира ножом, но он проснулся. Князь хотел было убить жену, но пока он ходил за оружием, она дала меч своему сыну Изяславу. Ребенок сказал, как научила его мать: «Отче, еда единъ мниши ся ходя?» Тогда Владимир отказался от своего намерения. Он созвал бояр, и они посоветовали князю восстановить отчину жены. Рассказ заканчивается словами: «И отътолѣмечь възимаютть Рогволожи внуци противу Ярославлимъ внукомъ».

В летописях Лаврентьевско-Троицкой группы история Рогволода появляется в связи с полоцкими известиями. В 1128 г. умер князь Борис Всеславич, а в следующем 1129 г. киевский князь Мстислав, сын Владимира Всеволодовича Мономаха, сослал всех полоцких князей в Царьград. История происхождения княжества появилась не сама по себе, а для того, чтобы объяснить беспрецедентный поступок Мстислава. Рассказ из статьи 1128 г., по мнению А. А. Шахматова, был основан на былине о Рогнед, но он считал его первичным, так как здесь действует дядя Владимира Добрыня. Ученый возводил текст к Новгородскому летописанию XI в. через Новгородский свод 1167 г. и Полихрон XIV в., который он считал источником Лаврентьевской летописи. Как показал М. Д. Приселков, Лаврентьевская (Владимиро-Суздальская) и Ипатьевская (Киевская) летописи не имеют общего источника за XIII–XIV вв. Их сходство объясняется в первую очередь использованием во Владимире при Андрее Боголюбском (1154–1175) летописца Переяславля Русского (Южного).²⁸⁸ В конце XII в. владимирские и киевские летописцы еще раз сверяли и перепроверяли свои тексты.²⁸⁹ Статья 1128 г. относится к летописанию Переяславля, который тогда принадлежал Ярополку Владимировичу, младшему брату Мстислава и будущему (1133–1139) князю Киевскому.

Переяславский летописец воспроизводит позднюю версию. Названо только имя Рогволода, а вместо реального имени княжны введено эпическое Горислава; упомянут только ее старший сын Изяслав, родоначальник местной княжеской ветви. Ярослав был вторым сыном Рогнед и Владимира, следовательно, тоже Рогволодовым внуком. Именно потому, что Рогнед была прародительницей всех русских князей, в НС и «Повести временных лет» ей уделено столько внимания.

Фольклорный характер рассказа Владимиро-Суздальской летописи никогда не вызывал сомнения, как и его близость исландским сагам.²⁹⁰ Однако, параллель между местью Рогнед и местью скандинавских героинь обусловлена не сходством эпических мотивов, а сходством законодательства, которое включало кровную месть. Правда, ни в каких сохранившихся юридических текстах не говорится о мести женщин. В областных скандинавских законах упоминается только право на получение выкупа в том случае, если не было других прямых родственников мужчин. Тем не менее, в сагах постоянно рассказывается о мщении женщин за убитых отцов или братьев, в большинстве случаев неудачном. Это отражает представления о кровной мести как священном долге, распространявшемся на весь кровнородственный круг.²⁹¹

Другой мотив, сватовства и свадьбы Владимира, связан с очень древними сакральными представлениями. А. А. Шахматов, как и его предшественники, видел здесь отражение былины, что-то похожее на предание о Дунае Ивановиче, который вместе с Добрыней сватал невесту для Владимира.²⁹² Но, как указал В. Я. Пропп, добывание невесты Владимиру – не основной сюжет былины. Главный конфликт завязывается вокруг женитьбы самого Дуная на девице-богатырке и гибели их обоих. Сватовство князя нужно только для того, чтобы отправить героя к королю, которому он некогда служил и чью дочь-богатырку соблазнил.²⁹³ Других былин, рассказывающих о добывании невесты князю Владимиру, нет, хотя есть песни о женитьбе самого Добрыни (Добрыня и Маринка, Добрыня на свадьбе своей жены). Вообще же проводить параллели между летописными преданиями и былинами нужно очень осторожно: они сложились в крестьянской среде столетия спустя и с большим искажением отражают древние эпические сюжеты. Исторические имена Владимира, Добрыни и Ильи Муромца соединены с преданиями, которые, возможно, возникли намного раньше эпохи реальных исторических героев. Сложность интерпретации этих сюжетов видна на примере былины о Михаиле Потыке: существуют три прекрасных, убедительных и совершенно разных трактовки.²⁹⁴

В рассказе Переяславского летописца отразились древнейшие представления о взятии города как захвате женщины. Они были свойственны всем европейским народам эпохи Средневековья. Отсюда происходит такое понятие, как девственная крепость – крепость, которая никогда не была взята штурмом. О полоцком князе Всеславе, правнуке Рогнед, которого киевляне на семь месяцев посадили князем в 1068–1069 гг., в «Слове о полку Игореве» сказано: «...връже Всеславъ жребий о дѣвицу себѣлюбу. Тъи клюками подперся о кони, и скочи къ граду Киеву, и дотчеся стружиемъ злата стола Киевскаго». В основе таких представлений могло лежать воспоминание о тех временах, когда власть переходила в материнском роду, а не в отцовском. Реликты этих взглядов отразились и в волшебных сказках, где герой становится наследником старого царя, победив его и женившись на его дочери, причем иногда против ее воли.²⁹⁵ Но для составителя летописца Переяславля Русского эта древняя сакральная, магическая основа уже потеряна. Насилие воспринимается не как утверждение своей власти в покоренном городе, а как месть жениха за оскорбление. Само предание сложилось еще в XI в. и бытовало, судя по всему, в Полоцкой земле (см. Гл. 5. 3). Символический облик, приданный рассказу (переход княжества в чужой род и возвращение в свой род благодаря дочери-мстительнице), не позволяет расценить его как надежный исторический источник.

Взяв Полоцк, Владимир двинулся на Киев. Согласно летописи, он договорился с воеводой Ярополка Блудом, пообещав ему место Добрыни («имѣти тя начну въ отца мѣсто своего»). Когда Владимир осадил город, Блуд постоянно пересылался с ним, собираясь убить своего князя. Имя воеводы-предателя кажется поздним домыслом, но это не обязательно выдумка летописца. В то время у скандинавов были в ходу уничижительные или просто бранные прозвища. Их давали с целью обмануть беду. Например, воспитатель матери норвежского конунга Олава Трюггвасона был Торольв Вшивая Борода (см. Гл. 7. 2). Все списки Толковых пророков повторяют запись писца, работавшего над копией для новгородского князя Владимира Ярославича в 1047 г. Это был «попъ Упирь Лихыи».²⁹⁶ Конечно, у него было и христианское имя, но он его не назвал. Воевода Ярополка вполне мог иметь прозвище Блуд, только оно не отвело от него беду, а, наоборот, накликало.

Блуд убедил Ярополка, что все горожане перешли на сторону Владимира, и уговорил его бежать из Киева. Ярополк был осажден в городе Родне при впадении Роси в Днепр. Летописец пишет, что чудовищный голод запомнился поговоркой: «Бѣда акы въ Роднѣ». Тогда Блуд уговорил Ярополка сдаться Владимиру. Если Владимир выступил в поход из Полоцка ранней весной 978 г., то в мае он вполне мог осадить Ярополка. Судя по сообщению летописца, оборона Киева благодаря усилиям Блуда была недолгой. В Родне весной продовольствия, естественно, не было. Зимние запасы уже съели, а все, что могла дать земля, было за городскими валами. Теперь Ярополк был вынужден сдаться, хотя один из его дружинников, Варяжко, советовал ему бежать к печенегам.

При всей логичности в этом рассказе есть одна странность. Согласно летописи, Владимир ждал брата, войдя на «дворъ Теремной отень» – все происходило в Киеве. До этого Теремной двор упоминается в связи с местью княгини Ольги древлянам. Летописец здесь же дает топографические сведения: двор, названный так по каменному терему, находился «внѣграда», т. е. вне линии укреплений времен св. Ольги. Он располагался «идеже есть нынѣдворъ Деместиковъ (регента хора) за святою Богородицею надъ горою». На месте построенной Владимиром Десятинной церкви при Ольге и Святославе был курганный могильник.²⁹⁷ Слова «за Богородицею» указывают любое направление по отношению к храму кроме западного – перед главным фасадом. Теремной двор мог располагаться на краю плато над Крещатицкой долиной или над днепровским обрывом.²⁹⁸ То, что Владимир назначил встречу не в самом городе, где у Ярополка оставались сторонники, естественно. Но Родень находится в 150 км от Киева, и логичнее было вызвать старшего брата в свой лагерь, а не ждать, когда он приедет в Киев. Конечно, это мог быть «жест доброй воли» с целью усыпить подозрения Ярополка. Но все могло быть иначе. Бегства в Родень не было, а бывший киевский князь пришел сдаваться Владимиру на Теремной двор, расположенный сразу за городскими валами.

На Теремном дворе Ярополка ждала засада. Основным участником был опять Блуд. Как только Ярополк вошел в двери, воевода закрыл их и не дал войти людям своего князя. Два варяга ударили его мечами под мышки и убили на месте. О дальнейшей судьбе Блуда летописец ничего не рассказывает, но, судя по всему, он, как это было и обычае в ту эпоху, в награду за предательство получил смерть.

Сразу после установления своей власти Владимир соорудил новые языческие капища в Киеве и Новгороде. В. Н. Татищев первым предположил (со ссылкой на Иоакимовскую летопись), что причина конфликта братьев была в терпимости Ярополка к христианам. Впоследствии эта точка зрения имела немало сторонников.²⁹⁹ А.В. Назаренко полагает, что Ярополк, будучи союзником Оттона II, собирался креститься и жениться на его родственнице, дочери графа Куно, он же Баварский герцог Конрад. Императорское посольство прибыло в Киев в конце 977 – начале 978 г. до начала войны с Владимиром. Ярополк успел креститься и получил имя Петр, сохранившееся в посвящении церкви на Киевском Подоле, которая упоминается во 2-м виде Проложного жития св. Владимира. Отражение преданий о деятельности немецких миссионеров 980-х гг. А. В. Назаренко видит в рассказе итальянского епископа и кардинала Петра Дамиани о мученичестве св. Бруно-Бонифация. Оно отнесено не к Пруссии, где он погиб в 1009 г., а к Руси , которую св. Бруно посетил в 1008 г.³⁰⁰ Конечно же, тот факт, что у Ярополка летом 978 г. была беременная жена, расстриженная греческая монахиня, не может служить аргументом против этого предположения. Славянская знать и после крещения продолжала смотреть на брак с прежних, языческих позиций. Существеннее другое – ни один источник не упоминает о том, что Ярополк был христианин.

В Никоновской летописи сказано, что за год до столкновения с Владимиром к Ярополку приходили послы греческого царя и от папы римского. Но даже в Никоновской летописи ничего не говорится о религиозной миссии греческого и римского посольств. Считается, что летописец выпустил эти сведения, чтобы не умалить роль Владимира в деле крещения Руси. Но Ярополк не был первым христианином в княжеском роду – первой была св. княгиня Ольга. Христианский храм св. Илии был в Киеве на Подоле еще во времена Игоря. Судя по рассказу летописца, в 945 г. он был затоплен. Прослойки стерильного песка и глины свидетельствуют, что Подол в результате колебательных движений земной коры периодически затапливался на несколько лет. Когда вода уходила, жители возвращались на старые места.³⁰¹ До 961 г. храм был наверняка возобновлен св. Ольгой, и Ярополк не мог бы считаться его основателем. Подольская церковь св. Петра была посвящена «первому ходатаю нашего спасения», но из этого не следует, что там поминали Ярополка.

С точки зрения повествования о крещении логично было перевести конфликт в религиозную плоскость. Св. Владимир до крещения представлен в летописи страстным почитателем веры отцов, подлинным языческим героем и гонителем христиан. Если бы его война с Ярополком была вызвана «тыцаниемь ко идоламъ», литературный образ Владимира только бы выиграл. Но летописец придерживается известной ему исторической правды: братья бились за власть, а не за веру. Следовательно, даже если Ярополк и крестился, на Руси это было известно очень узкому кругу людей и вскоре было окончательно забыто.

В той же статье 6488 (980) г. летописец сообщает нам, что сразу после захвата власти Владимир столкнулся с варягами, которые хотели получить выкуп с киевлян по две гривны с человека. Видимо, князь обещал отдать Киев на разграбление, но так как Блуд договорился с Владимиром о сдаче, князь не мог выполнить свое обещание. Из дальнейшего довольно сбивчивого рассказа следует, что князь просил варягов подождать месяц. Так ничего и не получив, они решили плыть в Константинополь. «Мужи добры, и смыслены, и храбъры» возглавили княжеские дружины по городам, а остальные отправились в Византию. Согласно летописи, Владимир предупредил императора, чтобы он не держал варягов в одном месте, «оли то створять ти зъло, яко и сьде». Но ни о каких столкновениях киевлян со скандинавами летописец не рассказывает. Существуют две основные интерпретации этого рассказа. А. А. Шахматов видел здесь перенос реальных событий времен захвата Киева Ярославом Владимировичем в 1016 г. Е. А. Рыдзевская полагала, что здесь отразилось скандинавское предание о том, как Владимир обманул своих наемников и не заплатил им.³⁰² Вероятно, устное предание в очередной раз объясняет неизвестные ему причины реальных событий. В данном случае речь шла об отправке варягов на службу к императору.

А. В. Назаренко полагает, что вместе с варягами выехало в Константинополь и посольство от императора Оттона II. Кекавмен Катакалон, византийский писатель и военный деятель второй половины XI в., упоминает о прибытии родственника Оттона в четвертый год правления Василия II.³⁰³ После смерти отца соправителями малолетних законных императоров были сначала Никифор Фока, а потом Иоанн Цимисхий. Только с его смертью в 976 г. началось правление Василия, который тут же столкнулся с очередными мятежами знати. Ему были нужны любые войска, и он с радостью принял и племянника Оттона, и варягов от Владимира.

Сев в Киеве, Владимир женился на беременной вдове своего брата. Она была греческой монахиней, видимо, пленницей-рабыней. От этого брака родился Святополк, которого летопись называет «сыном двух отцов», а сам он считал себя сыном Ярополка. На его монетах был изображен не трезубец Владимира, а древний двузубец Рюриковичей. Единственным новшеством было изображение креста на левом отроге.³⁰⁴ Женитьба была вызвана не похотливостью князя, а желанием избежать кровной мести в близкородственном кругу. Женившись на вдове убитого, Владимир предлагал самого себя в возмещение. Это довольно частый сюжет в скандинавских сагах,³⁰⁵ и обычно, так же как в случае с Рогнед, возмещение отвергается. Монахиня-гречанка не пыталась мстить князю, зато Святополк расплатился сполна, убив своих двоюродных братьев свв. Бориса и Глеба.

Главным деянием Владимира той поры было обновление языческих капищ. В Киеве были поставлены идолы «Перуна деревяна, а голова его серебряна, а усъ золотъ, и Хоръса, и Дажбога, и Стрибога, и Сьмаргла, и Мокошь». В Новгороде, где Владимир посадил Добрыню, был поставлен идол Перуна. Существует огромная литература поданному вопросу: что означало установление идолов, какие это были боги, как были устроены святилища в Новгороде и Киеве.³⁰⁶ Из летописного перечня не вызывают сомнений только Перун (молния) и Хорос (круг) – солнце. В «Повести временных лет» в статье 6622 (1114) г. Дажбог назван солнцем. Но это отождествление входит в выписку из «Хроники» Иоанна Малалы, переведенной еще в Болгарии.³⁰⁷ Функция Даж-бога у восточных славян могла не совпадать с южнославянской. Среди богов не упомянут Волос-Велес – покровитель скота, а, следовательно, и богатства,³⁰⁸ которым клялись Игорь и Святослав наравне с Перуном. В Обычном житии св. Владимира XIV в. говорится, что идола Волоса сбросили в Почайну. На этом основании предполагают, что у него было отдельное капище на Подоле. Возможно, составитель НС упустил Волоса случайно: текста договоров Игоря и Святослава он еще не знал, а у киевлян языческий бог богатства был забыт.

Большую дискуссию вызывает вопрос, где были расположены капища, построенные Владимиром. О киевском сказано, что оно было «на холме вне двора Теремного». Мы уже говорили, что точно локализовать этот двор сейчас невозможно. На месте капища после крещения была построена церковь св. Василия. В Киевской (Ипатьевской) летописи под 1184 г. отмечено освящение «на Велицѣмь дворѣ» каменной церкви св. Василия, построенной князем Святославом Всеволодовичем, а под 1198 г. церкви св. Василия, построенной новым Киевским князем Рюриком Ростиславичем «на Новомь даорѣ». Перед исследователем сразу встают вопросы: Великий двор – это расширенный Теремной? Как соотносятся Великий и Новый дворы? Каменный храм св. Василия был разрушен во время монгольского нашествия и восстановлен митрополитом Петром Могилой в XVII в. Он стоял на Трехсвятительской улице и был разобран в 1930-е гг. Если он действительно маркирует капище, то оно располагалось практически над днепровским обрывом. Но уже у киевских краеведов ХІХ-ХХ вв. возник вопрос, не помещалось ли оно на месте Андреевской церкви, построенной К. Растрелли?³⁰⁹

Раскопками 1975 г. на Владимирской улице за дворцом X в., фасад которого выходил на площадь перед Десятинной церковью, было обнаружено сооружение, интерпретированное как капище. Найденные в заполнении ровиков кирпичи и фрагменты с фресковой росписью трактовались как остатки христианского храма, построенного св. Ольгой и разрушенного Святославом.³¹⁰ В настоящее время такая интерпретация вызывает законные сомнения, как и «жертвенные ямы». Известно несколько случаев, когда обыкновенные помойные ямы, заполненные золой и кухонным мусором, принимали за остатки языческих приношений. Близ этого места располагалась ротонда XII в.,³¹¹ а раскопками 1977 г. здесь были обнаружены остатки большого деревянного сооружения, которое интерпретируется как деревянная церковь св. Василия.³¹²

О новгородском идоле сказано: «Добрыня... постави Перуна кумиръ надъ рѣкою Волховомь». У самого истока Волхова, напротив Городища, которое и есть Новгород времен Рюрика и Игоря,³¹³ расположено урочище Перынь. Отождествление этого места с капищем Владимира впервые фиксируется у дипломата С. Герберштейна, посетившего Россию в 1517 и 1526 гг., и радом ученых принимается и сейчас. Однако, остатки языческих сооружений на Перыни больше всего похожи на снесенные при строительстве монастыря и каменного храма Богородицы (1293 г.) погребальные сопки. Такие места почитались как священные, но они формировались столетиями.³¹⁴ Святилище Перуна отождествляют в современном Новгороде со Славнинским холмом, где впоследствии была церковь Илии пророка, или культовым местом с огромным дубом близ перекрестка Великой и Холопьей улиц.³¹⁵ При всей убедительности этих предположений, они, как и отмечают авторы, связаны со святилищами до-Владимирова времени, так как расположены на значительном расстоянии от реки Волхов.

Капище Владимира могло помещаться на месте, где после крещения была поставлена дубовая церковь Св. Софии. Согласно указанию Н1 мл. под 6557 (1049) г., она стояла в Детинце там, где в 1167 г. была построена церковь свв. Бориса и Глеба. Это место, открытое раскопками М.К. Каргера, находится в русле древнего ручья, засыпанного в 1116 г. при строительстве укреплений Новгорода «болѣи перваго». Именно из-за водотока в XVII в. рухнули и церковь, и расположенная рядом башня Детинца. Каменный собор Св. Софии, стоящий и поныне, был заложен в 1045 г. к северу от ручья на высоком холме. Здесь укрепления были построены, согласно Н1 мл., в 1044 г. внуком св. Владимира Владимиром Ярославичем. К востоку от Софии располагался храм свв. Иоакима и Анны, по преданию, построенный первым Новгородским епископом Иоакимом (см. Гл. 6. 1). Видимо, он был разобран в начале XII в., потому уже в 1108 г. в Новгородской 1 летописи упоминается придел свв. Иоакима и Анны в Софийском соборе. И правый берег у самого устья ручья, и высокий холм над Волховом одинаково подходят для Владимирова капища.

В действиях Владимира обычно видят попытку трансформировать язычество и приспособить его к новым условиям. Иногда пишут о показном благочестии князя, пришедшего к власти как глава языческой партии.³¹⁶ Более правильной представляется другая постановка вопроса – Владимир искал истину о Боге и мироздании. На Севере язычество традиционно было наиболее сильным – последнее выступление волхва было в Новгороде в 1071 г. Именно здесь прошла юность Владимира, и для него естественно было сначала обратиться к языческой вере отцов.

Первый поход Владимира после вокняжения летопись датирует 981 г. Но он сел в Киеве в 978 г. (см.: Гл. 1.3), и поход мог состояться в 979 г.: «Иде Володимиръ къ ляхомъ и зая грады ихъ Перемышль, Червен и ины городы, иже суть до сего дне подъ Русью». Этого известия нет в «Памяти и похвале» Иакова Мниха, и на этом основании А. А. Шахматов считал его выдуманным.³¹⁷ Однако здесь не все так просто. С одной стороны, Перемышль и Червей граничат с Малой Польшей, которая принадлежала тогда чешскому князю. Вместе с Краковской землей они были захвачены польским князем Мешко Старым позже, видимо, после 983 г., но до 992 г, когда он умер. В грамоте Пражскому диоцезу 1080-х гг. приводятся его границы, определенные в 973 г. Там восточные пределы определены водоразделом Западного Буга и Стыри, притока Припяти. Даже если вслед за Л. В. Войтовичем видеть здесь Стрый, южный приток Днестра, то и тогда получается меридиональная линия к востоку за Перемышлем (совр. Пшемысл в Польше) и Червеном. А. В. Назаренко полагает, что Червенские города были отняты Ярополком еще у Чехии, а окончательно закреплены Владимиром. В 979 г. германский император Оттон II ходил войной (не очень удачно) на каких-то славян, вероятнее всего, на польского князя. Тогда союзная акция Владимира была бы очень своевременной.³¹⁸

В. Д. Королюк полагал, что поход был направлен против племен хорватов (Перемышль) и дулебов (Червен), но это вызывает большие сомнения. По мнению В. В. Седова, дулебы – название более крупного племенного объединения, давшего впоследствии начало волынянам, древлянам и отчасти дреговичам. Их археологические культуры почти неразделимы. Хорватов он локализует только по Днестру.³¹⁹ Высказывается предположение, что Перемышль и Червенские города были хорватскими княжествами и подчинялись не Чехии, хотя и граничили с ней, а Венгрии. Возможно, что непосредственно перед походом Владимира они были захвачены Польшей.³²⁰

Память о походе Владимира на Польшу как значительном событии сохранялась в Галицкой Руси, куда вошли впоследствии Червенские города, и в XIII в. Как пример он упоминается под 1227 г. в Галицко-Волынской (Ипатьевская) летописи. О войнах с Чехией не только ничего не сказано, но, наоборот, под 1254 г. летописец Даниила Галицкого подчеркивает, что до его князя «ни Святославъ Хоробрыи, ни Володимеръ Святыи» не ходили на Чехию. Можно предположить, что поход на Польшу и только что захваченные ею Червенские города был после 995 г. и потому не вошел в источник Иакова. Однако, в «Памяти и похвале» Иакова помимо сведений о первой польской войне отсутствует еще и сообщение о походе на хорватов в 992 г. Общепризнанным является мнение, что именно этот поход помешал польскому князю Болеславу, сыну и наследнику Мешко, прийти на помощь Оттону III в войне с лютичами.³²¹ Скорее всего, поход Владимира на ляхов через тогдашнюю чешскую территорию состоялся все-таки в 979 г. Либо источник Иакова, либо он сам намеренно выпустил все сведения о столкновениях с Польшей.

Вероятно, именно поход на Червенские города принес Владимиру очередную жену– «вторую чехиню».³²² Ее сыновьями были Мстислав, князь Тмуторокани, и Святослав, княживший у древлян.

Далее следуют известия о походах на вятичей и родственных им радимичей. И те и другие отложились от Киева. Видимо, это произошло после гибели Святослава. В НС и «Повести временных лет» упомянуты два похода один задругам. Святославу тоже пришлось ходить на них дважды. В «Памяти и похвале» поход на радимичей предшествует походу на вятичей, в летописи он указан после похода на ятвягов. Более правильной представляется последовательность в источнике Иакова – радимичи были западными соседями вятичей и непосредственно соприкасались с полянами и северянами. Рассказ о походе на радимичей дополнен колоритными подробностями о воеводе Волчьем Хвосте, который разбил их на реке Пищане (правый приток Сожа). Его имя было хорошо известно. В новгородском рассказе о Любечской битве Ярослава Владимировича со Святополком Ярополчичем в 1016 г. так назван киевский воевода. Конечно, к тому времени настоящего Волчьего Хвоста уже не было в живых, потому в киевском рассказе, сохранившемся в НС и «Повести временных лет», это имя и не упоминается. Зато новгородцы считали, что именно он выкрикивал оскорбления: и сами они плотники, и князь у них хромой.

Следующий удар был нанесен в 983 г. по ятвягам. Это балтское племя на юге граничило с польскими мазовшанами, с бужанами (волынянами) и дреговичами, а на севере – с пруссами и литовцами. Ятвяги легко могли быть включены как в Русское, так и в Польское государство. Последнее совершенно не устраивало Владимира. Поход был успешен, но летописца больше интересует рассказ о столкновении с христианами, в которое вылилось традиционное победное жертвоприношение.

Практика человеческих жертв была хорошо известна у всех славян-язычников, но летописец по понятным причинам не заостряет на ней внимания. Здесь он обращается к этой теме, исключительно чтобы рассказать о первых известных мучениках за веру. Варяг, не названный в летописи по имени, пришел из Византии (отъ Грекъ) и жил в Киеве. По случаю победы было решено устроить торжественное жертвоприношение. Для этого метали жребий на отрока и девицу, и жребий выпал на сына варяга. Отец отказался его выдавать, заявив, что у киевлян не боги, а обычное дерево. Тогда киевляне вломились на двор и убили их обоих. Летописец пишет, что варяг с сыном стояли на сенях, которые под ними и подрубили. Читатель должен подумать, что варяг не сопротивлялся. Представить, что викинг спокойно стоял и ждал, когда его убьют, довольно сложно. Кроме того, если бы он не сопротивлялся, то его сына просто притащили бы в капище и принесли в жертву. Добровольность в этом деле была совершенно необязательна. Варяг дрался, и дрался настолько хорошо, что пришлось подрубить столбы крыльца, чтобы убить его.

Воспоминания о том, что дело обстояло именно так, в Киеве жили довольно долго. В Проложном чтении о мученичестве двух варягов, составленном в конце XII в., названо имя только младшего, Иоанн. Имя старшего, Феодор, добавляется только в поздних списках XVI-XVII вв., да и то не во всех. Составитель Проложного чтения опирался не на НС и «Повесть временных лет», а на Древнейший свод (см. Гл. 3. 2). Описание гибели варягов совпадает с летописным, но агиограф не утверждает, что двор варяга находился на месте, где потом построили Десятинную церковь. Археологические исследования показали, что в X в. здесь был курганный могильник, причем некоторые погребальные камеры оказались непосредственно под фундаментами церкви.³²³ Естественно, варяг не мог жить в таком месте.

Существует предположение, что имя старшего варяга сохранилось в названии храма, упомянутого в Проложном житии св. Владимира 1-го вида. Там место крещения киевлян в Почайне (а не в Днепре) определено: «идеже и нынѣцеркви есть святую мученику Турова, и тъи бысть первыи ходатаи нашему спасению». А. В. Марков считал, что это искаженное «Тудор» (болгарское произношение греческого имени Феодор). С. Рожнецкий и А. А. Шахматов видели здесь скандинавское имя «Уттор» (Ottar) или «Туры» (Thor).³²⁴ А. А. Турилов обратил внимание на то, что в Проложном чтении варягам есть отсутствующие в летописи слова: «Бяше нѣкто человѣкъ Божии именемь, варягъ родомь, пришедъ из Царяграда съ сыномь своимь Иоанномь». Он полагает, что здесь переведено на славянский с греческого имя отца – Феандр (Θεάνδρος). Впоследствии оно дало Феодор.³²⁵ Даже если рассказ первоначально был написан по-гречески, странно, что в заголовке есть только имя Иоанна. На самом деле цитированное А. А. Туриловым чтение есть почти во всех списках Пролога 2-й редакции, куда входит этот текст, а не только в древнейшем фрагменте, скопированном в Синайский палимпсест (о рукописи см. Гл. 3.3). Зато в ряде списков отсутствует слово «родомь». Видимо, первоначально в тексте было только христианское имя сына, а для имени отца был оставлен пропуск, который так и не был заполнен.

Турова божница, упомянутая в Киевской (Ипатьевской) летописи под 1146 г., могла быть посвящена свв. Борису и Глебу. Развалы плинфы на Борисо-Глебской улице на Подоле показывают, что храм был впервые построен в домонгольский период.³²⁶ Это объясняет двойственное число («святую мученику»), но не объясняет, почему «ходатаем спасения» оказывается один святой. Во 2-м виде Проложного жития вместо Туровой церкви упомянута Петрова, но это не намного проясняет ситуацию. Какого Петра имел в виду писатель XII в., мы не знаем.³²⁷ (Подробнее см.: Гл. 3. 2; 4. 3.)

После походов на запад Владимир обратился к востоку: на Волжскую Болгарию и на хазар. В летописи поход на Болгарию датирован 985 г. В предыдущей главе мы подробно рассматривали его причины и направление. Безусловно, толчком к выступлению послужило то, что хазары с помощью ширван-шаха Мухаммеда вернулись после 981 г. в устье Волги.³²⁸ С другой стороны, болгары, освободившиеся от хазарской зависимости, могли занять более жесткую позицию в вопросе доступа русских купцов на восточные рынки.

Война с Болгарией завершилась заключением взаимовыгодного мира. У Руси не было сил, чтобы подчинить себе такую страну, но и доходы Болгарии зависели от русских купцов, привозивших рабов и драгоценные меха. Только за этим товаром ехали сюда из стран арабского халифата и из Хорезма, а самостоятельно Болгария могла обеспечить только половину этой потребности. Если же речь шла о рабах, то ее возможности были еще меньше.

Результатом этого похода было появление еще одной жены, матери свв. Бориса и Глеба. Исследователи, отстаивающие дунайское направление похода св. Владимира, видят в ней болгарку-христианку, возможно, дочь царя Самуила.³²⁹ Как уже говорилось, ни один из современников болгарско-византийской войны 986 г. не упоминает о каком-либо участии Руси в дунайских делах. Исключительное положение св. Бориса при отцовском дворе было вызвано только отношением его отца, а не происхождением его матери. Имя Борис, действительно, болгарского происхождения, но нужно помнить, что на Дунае и на Волге жили две ветви одного и того же тюркского народа. Дунайские болгары к середине IX в. были полностью славянизированы и приняли христианство. Волжские сохранили свою тюркскую основу и около 920 г. приняли ислам.

Затем Владимир пошел на хазар. В НС и «Повести временных лет» под 9494 (986) г. начинается рассказ о принятии христианства и о хазарской войне ничего не говорится. Но она была необходима, так как следовало выбить хазар и их союзников из волжского устья, а возможно, пришлось отбивать и Таманский полуостров. Судя по тому, что уже в 987 г. на помощь эмиру Дербента Маймуну прибыли русы на 18 судах,³³⁰ волжское устье опять было под контролем Владимира. Самое близкое место, откуда русы могли добраться до Каспийского моря, был город Тмуторокань. В Болгарском походе союзниками Владимира были торки (огузы), кочевавшие в степях вокруг Каспия и непосредственно граничившие тогда с владениями болгар. Согласно арабским источникам, «турки» потом сидели в устье Волги – Владимир предпочел оставить эту территорию своим союзникам.

Следующим логическим шагом было установление контроля над торговыми путями Черного моря. Частично он уже существовал, так как Тмуторокань на Таманском полуострове был одним из важнейших портов. О нем пишет, называя Таматархой, Константин Багрянородный (не указывая, кому она принадлежала в его время). Она служит точкой отсчета в периплах, использованных в XII в. географом сицилийского короля Рожера II, арабским ученым ал-Идриси.³³¹ Но ключевым пунктом северного Причерноморья был Херсонес – средневековый Херсон, древнерусский Корсунь, современный Севастополь. Именно он стал следующей целью св. Владимира.

К сожалению, ни летописцы, ни агиографы не рассказывают нам, как происходили те изменения в душе князя, которые привели его к христианству. «Приде на нь посѣщение вышняго», – пишет митрополит Иларион. «И разгоряше ся Святымь Духомь сердце его, хотя святого крещения», – вторит Иаков Мних. Преп. Нестор в «Чтении о свв. Борисе и Глебе» вспоминает о видении, которое превратило князя Владимира в христианина. «Да егда Богъ въсхотѣсобѣновы люди избрати, въдъхну въ себе благодать Святого Духа и възбнувъ акы от сна от лютаго идолослужения», – пишет о князе Владимире автор Проложного жития. В летописи представлен рассказ о миссионерской проповеди при дворе князя. Несомненно одно – поиски истинного Бога занимали св. Владимира со времен захвата Киева. Сначала он искал истину в вере отцов, а затем обратился ко Христу.