Глава I. Исторический обзор деятельности русской православной эмиграции

Численность российских эмигрантов после событий 1917 г., по некоторым оценкам, только в Европе составила 2 млн. человек. В целом же их количество достигло 4 млн. чел. В основном это были представители православного вероисповедания. «Вместе с паствой за рубеж ушли и многие пастыри, и архипастыри, большинство из которых оставили родину и свои епархии перед лицом прямой угрозы для жизни».¹ Одними из главных очагов русской эмиграции, если не считать те государства, которые образовались вследствие крушения Российской империи (Польшу, Финляндию, Латвию, Эстонию и Литву) стали Франция, Германия, Чехословакия, Болгария и Югославия. «...Гражданская война практически прервала связи Патриарха в Москве с епархиями, оказавшимися на территории, занятой Белой Армией, – пишет исследователь. – Эта ситуация обусловила появление временных органов церковного управления, не связанных с Москвой, как это было на юге России, где властвовал генерал А. И. Деникин. Именно там – в Екатеринодаре – весной 1919 г. было сформировано Высшее временное церковное управление».²

Благодаря своему географическому положению главной страной первоначального прибежища русских эмигрантов стала Турция. В ноябре 1920 г. вместе с армией генерала П.Н. Врангеля и гражданскими беженцами в Константинополь прибыло возглавляемое митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким) Временное Высшее Церковное управление (ВВЦУ) Юга России, члены которого разместились на подворьях русских афонских обителей.³

20 ноября Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет издали указ № 362 о создании церковных управлений (автономных митрополичьих округов) под руководством старшего иерарха на территориях, оторванных от центрального церковного управления. Этим важным документом указывался путь к сохранению канонического строя церковного управления на случай крайне печального развития событий для высшей церковной власти в лице Патриарха Тихона и его приемников. Данное постановление легло в основу канонического устроения Русской Зарубежной Церкви и явилось ключевым документом, на основании которого ВВЦУ продолжило свою деятельность за границей.⁴

Решение о продолжении деятельности уже за границей ВВЦУ приняло 19 ноября на состоявшемся в константинопольском порту, на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», первом своем заседании за пределами России. В нем участвовали митрополиты Антоний (Храповицкий), Платон (Рождественский), архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Вениамин (Федченков). Следует отметить, что митрополит Антоний (Храповицкий), согласно приведенным в обвинительном заключении следственного дела показаниям на допросе в ГПУ 30 января 1923 г. Патриарха Тихона, получил согласие на деятельность ВВЦУ за границей и от Первосвятителя Российской Церкви.⁵ На этом заседании было подтверждено постановление ВВЦУ от 15 октября 1920 г. о назначении архиепископа Евлогия (Георгиевского) управляющим русскими церквами в Западной Европе, включая Болгарию и Румынию. За собой ВВЦУ оставляло управление русскими приходами в Турции, Греции и Королевстве сербов, хорватов и словенцев. Архиереи – члены ВВЦУ, принявшие решение о продолжении деятельности Высшего церковного управления, находились на канонической территории Константинопольского Патриархата, поэтому они вступили в переговоры с Местоблюстителем патриаршего престола, митрополитом Дорофеем, для подтверждения каноничности статуса этого учреждения. Участники заседания постановили оповестить о своих решениях Патриарха Московского и всея России Тихона.⁶ Результатом переговоров явилось издание Местоблюстителем указа № 9084 от 2 декабря 1920 г. об учреждении Эпитропии (Временного высшего русского церковного управления за границей) под председательством митрополита Антония в каноническом ведении Константинопольской Патриархии, которая сохраняла за собой все судебные прерогативы. Этот указ предоставлял русским архиереям полномочия для регулирования церковных дел эмигрантов в области своей юрисдикции. Высшее Церковное управление информировало Вселенскую Патриархию о своей деятельности в течение всего периода пребывания в Константинополе.⁷

В конце ноября 1920 г., на берегах Босфора, с благословения Вселенского Патриарха, состоялся первый заграничный Архиерейский собор, который переименовал Временное Высшее Церковное управление Юга России в Высшее Русское Церковное управление за границей (ВРЦУЗ). Оно избрало Архиерейский Синод, во главе с митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким). Синод являлся исполнительным органом в межсоборный период. В декабре был утвержден состав ВРЦУЗ: председатель – митрополит Антоний, члены – митрополит Одесский и Херсонский Платон, архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (избранный заместителем председателя), архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан и епископ Севастопольский Вениамин. Также были определены аспекты их деятельности: забота о религиозных потребностях беженцев, забота об окормлении православного духовенства, которое вынужденно оставило Россию, руководство русскими церквами и Духовными миссиями в эмиграции в качестве легитимного представителя Священного Синода и Патриарха; обеспечение материальных интересов Русской Церкви и установление нормальных связей с Патриархом Тихоном.⁸ На заседании ВРЦУЗ 19‒21 апреля 1921 г. было решено «организовать Собрание представителей Русской Православной Церкви за границей для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности». 12 мая 1921 г. состоялось последнее заседание ВРЦУЗ в Константинополе, и в том же месяце оно переехало в г. Сремски Карловцы (Королевство сербов, хорватов и словенцев).⁹

1.1. Русская православная эмиграция в Югославии

С самого начала 1920-х гг. Королевство СХС оказалось главным центром русской церковной эмиграции – той ее части, которая находилась в ведении Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ). В качестве «самоуправляемой церковной организации» она окончательно оформилась в 1927‒1928 гг.¹⁰

В Королевстве СХС в начале 1920-х гг. насчитывалось более 70 тыс. русских беженцев. «Уже к 16 февраля 1921 г. на территории королевства было 215 колоний русских эмигрантов, затем их число выросло до 300. Из 17 905 опрошенных в 1922 г. беженцев из России 215 (1,2%) составляли священнослужители».¹¹

Большая часть эмигрантов были верующими. В марте 1931 г. в стране состоялась государственная перепись населения. Согласно ее результатам, из 26 790 не принявших югославское гражданство русских беженцев 24 214 (90,4%) назвали себя православными.¹² Это способствовало активному развитию церковной жизни. Как писал H.M. Зернов, религия и Церковь несли русским людям в изгнании «образ России, который не могла уничтожить революция».¹³

В период между двумя мировыми войнами в Югославии было зарегистрировано более тысячи русских организаций. «В вузах страны преподавали примерно 120 российских профессоров... а всего в Югославии работали более 600 русских учителей и преподавателей. 15 российских ученых были членами Сербской академии наук и искусств».¹⁴ Уже в начале 1920-х гг. возникла целая сеть русских учебных заведений, многие из которых имели свои домовые храмы.

«В декабре 1920 г. в Королевство СХС прибыли три кадетских корпуса: Русский имени великого князя Константина Константиновича (300 кадетов)... 2-й Донской имени императора Александра III (320 кадетов)... Крымский (600 кадетов)».¹⁵ В разных городах функционировали девичьи институты на 250‒300 воспитанниц и гимназии с чуть меньшим числом учащихся. Кроме того, действовали разнообразные курсы и училища. При всех подобных заведениях имелись преподаватели Закона Божия в церковном сане, а часто – и домовые церкви.

Благотворительность (особенно церковная) играла важную, часто просто спасительную роль в жизни русских эмигрантов. Открывались амбулатории, здравницы, дома для престарелых, приюты и детские сады.¹⁶ Эмигранты из России построили в Югославии три церкви и две часовни, образовали сначала 8, а к 1941 г. – 12 русских приходов и несколько десятков общин при домовых храмах, духовные братства, церковные сестричества. «Именно в Сербии возникло первое русское церковное сестричество в эмиграции – Мариинское Покровское... [которое] занималось благотворительной деятельностью и сбором средств на постройки русских церквей и часовен.¹⁷

Первоначально русские эмигранты проводили богослужения в самых немыслимых условиях, где только было возможно. Так, например, в г. Великом Бечкереке службы проходили перед походным алтарем, установленном в гимнастическом зале средней школы, а позднее – в помещении кофейни «Кригер». Впоследствии местный муниципалитет разрешил приспособить под церковь бывшую турецкую тюрьму Мункач.¹⁸ Важнейшим храмом русской эмиграции в Югославии была каменная церковь Пресвятой Троицы в Белграде (где проживало около 10 тыс. эмигрантов), возведенная в 1924‒1925 гг. по проекту и под наблюдением военного инженера В.В. Сташевского.¹⁹ До 1944 г. в церкви пребывала Одигитрия русского рассеяния – чудотворная Курско-Коренная икона «Знамение» Божией Матери.

Всего в Югославии работали более 70-ти русских архитекторов. Многие из них (Г.И. Самойлов, В.М. Андросов, В.В. Сташевский, В.В. Лукомский и др.) возводили по своим проектам храмы для сербов.²⁰ Широкую известность приобрели русское иконописное и церковное хоровое искусство.²¹

Вторым по значению центром русской эмиграции в Югославии после Белграда был город Белая Церковь (Бела Црква), расположенный вблизи дунайской границы с Румынией. Кроме того, были образованы русские церковные общины в Сараево, Великой Кикинде, Сремских Карловцах, Загребе, Суботице, Сомборе, Осиеке, Вршаце и некоторых других городах.

Около 250 русских пастырей нашли себе приходские места в сербских храмах. Этим российское духовенство оказало Сербской Церкви значительную помощь, возместив ее потери в священнослужителях, погибших в ходе войны. Монахи из России проживали в нескольких сербских монастырях, а в некоторых случаях назначались настоятелями. Кроме того, были образованы два самостоятельных русских монастыря – мужской в Мильково, с 25 насельниками, и женский – в Хопово, с 70 монахинями.²² Русские монахи и монахини сыграли важную роль в деле распространения монашеских идеалов в стране. М.В. Шкаровский в своей статье подробно описывает некоторые показательные примеры этого явления. Исследователь приводит характерный отзыв берлинской газеты «Кройц-Цайтунг» (1933): «Сербские монастыри большей частью пустые, но значительная часть их насельников состоит из русских. Не преувеличивая можно сказать, что угроза Православной Церкви от западного вольнодумства сербов только там перестает существовать для религиозной жизни, где русские привнесли пыл своей мистики и веры».²³

Большой вклад внесли русские эмигранты в развитие богословских наук и духовного образования Сербской Православной Церкви. Даже само основание богословского факультета Белградского университета можно считать их заслугой: ранее такой факультет был запланирован, но не открыт из-за нехватки научных кадров. С помощью русских богословов в 1921 г. факультет был создан, и среди его первых профессоров было пять русских, некоторые учебные дисциплины читались на русском языке. Преподавателями этого факультета были выдающиеся богословы: Николай Никанорович Глубоковский, Александр Павлович Доброклонский и протоиерей Феодор Титов, а также профессора М.А. Георгиевский, А.П. Рождественский, М. Зеремский и др. Некоторые русские выпускники Белградского университета стали в дальнейшем архипастырями. Еще больше, чем на богословском факультете университета, русских эмигрантов было среди преподавателей всех четырех сербских Духовных семинариях.²⁴

«В то же время, – отмечает исследователь, – положение Русской Православной Церкви в Югославии было нелегким: государственные органы (вероятно, не желая политических осложнений) так и не признали ее официального статуса. В результате она, в отличие от признанных властями религиозных организаций, не могла получать довольно значительную ежегодную помощь из бюджетов Министерства юстиции и Министерства просвещения на содержание администрации и духовных учебных заведений. Не обладала Русская Церковь и правом на сбор, и обложение своих прихожан налогами и таксами, что обычно составляло основной источник поступления в церковную казну... Некоторые сербские иерархи считали, что русским эмигрантам вообще незачем иметь свою церковную организацию.

Но самое главное явление русской православной эмиграции в Королевстве СХС связано, конечно же, с пребыванием в этой стране русских архиереев. «Первые пять архиереев-беженцев: владыка Евлогий, а также епископы Митрофан, Георгий, Гавриил и Аполлинарий – приехали в Белград еще 5 февраля 1920 г. На вокзале они были встречены сербским епископом Нишским Досифеем, который обратился к ним со словами: «...Мы рады оказать вам гостеприимство за все то, что русские для нас сделали. И это не фразы..."».²⁵ Интересно, что не только церковные, но и светские власти этой страны выражали подобные чувства: Югославия официально признала Советский Союз последней из всех европейских государств – только в 1940 г.

В мае 1921 г. Сербский Патриарх Димитрий пригласил Высшее Русское Церковное управление за границей (ВРЦУЗ) переехать из Константинополя на территорию Королевства сербов, хорватов и словенцев (Королевства СХС, с 1929 г. Югославии). И уже 31 августа того же года Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви постановил принять под свою защиту ВРЦУЗ с сохранением ее самостоятельной юрисдикции. «Таким образом, Русской Церкви фактически предоставлены были автокефальные права на территории Королевства СХС. В компетенцию управления включались следующие дела: «1. Юрисдикция над русским духовенством вне нашего государства и над русским духовенством, не состоящим на приходской и государственной учебной службе, как и над военным духовенством в Русской Армии, которое не находится на сербской церковной службе. 2. Бракоразводные споры русских беженцев».²⁶ На основании этого постановления 3 октября 1921 г. управление русскими общинами в королевстве, с благословения Патриарха Димитрия, взял на себя митрополит Антоний (Храповицкий).

В Государственном архиве Российской Федерации имеется Фонд 6343 «Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей, г. Сремские Карловцы, Югославия». Второй раздел фонда включает журналы заседаний Временного Архиерейского Синода за 1922‒1941 годы. Некоторые журналы отсутствуют либо не имеют порядкового номера. Наиболее полно и последовательно представлены года с 1922-й по 1927-й: по 9‒11 номеров за год, а в 1923 году – 17 номеров.

Распределение количества журналов по другим годам неравномерное. Так, за 1928 год присутствуют два журнала с порядковыми номерами 69 и 70 плюс три журнала без номера, за 1929 год имеются номера 76, 77 и 80, 81 (недостает номеров 78 и 79). Большой перерыв наблюдается в 1934‒35 годах: в архиве хранится только один номер за этот период. Далее журналы заседаний идут без номера: по 14 журналов в 1936-м и 1937 году, 13 журналов в 1938-м и 1940 году, 12 журналов за 1939 год и один журнал за февраль 1941 года.

1922 год представлен десятью первыми номерами журналов по порядку. Количество листов – от одного до двух, в № 2 четыре. На заседаниях присутствуют: «Председательствующий Синода Митрополит Антоний и Члены Синода: Митрополит Евлогий, Архиепископ Феофан и Епископ Гермоген и Секретарь Е.И. Махароблидзе».²⁷ Митрополит Евлогий (Георгиевский) присутствовал в качестве члена синода только на первых двух заседаниях.

Большая часть рассматриваемых вопросов посвящена бракоразводным процессам. Об этом говорит и самая первая запись: «Словесный доклад Высокопреосвященного Митрополита Евлогия о необходимости повышения бракоразводных пошлин в Германии, Австрии и Венгрии ввиду сильного падения местной валюты. Постановили: Установить в пределах Германии, Австрии и Венгрии бракоразводные пошлины в 300 фр. фр.».²⁸ Упоминаний о бракоразводных процессах нет только в номерах журнала 3, 8 и 10. В журналах заседаний Архиерейского Синода 2 и 5 рассматривались сразу по три подобных вопроса. К примеру, 2(15) сентября было заслушано «Прошение бракоразведенного Александра Селихова с просьбой о сложении с него пятилетней церковной епитимий, наложенной на него отделением Епископского Совета, от 10/23 января с.г.» и принято решение: «По указанным в прошении мотивам, разрешить бракоразведенному А. Селихову до истечения срока наложенной на него церковной епитимий вступить в новый брак с лицом беспрепятственным, если к тому не встретится каких-либо других препятствий по книге брачных обысков, но с тем, чтобы он продолжил прохождение церковной епитимий и по вступлении в новый брак. Епитимия может быть снята лишь через два года по наложении ее, о чем Селихову выдать установленное свидетельство».²⁹

В этом же номере – «Прошение М. Клименко с заявлением, что муж ее по подложному документу повенчался в Подгорицей с другой женщиной и с просьбой указать порядок развода», а также «Переписка по возбужденному А.Ф. Кабановым через Архимандрита Сергия о расторжении брака его и объяснительное по сему вопросу донесение названного Архимандрита».³⁰ Следует отметить, что практически все подобные прошения бывали удовлетворены, с небольшими вариантами по вопросу уплаты пошлин и наложения/снятия епитимьи. Интересен случай с прошением об ускорении бракоразводного процесса капитана по Адмиралтейству А.Н. Макарова, когда было решено «указать капитану Макарову на неуместный тон его прошения и неразумные угрозы (переход в католичество)».³¹ Тогда же рассматривалась его просьба об освобождении его от уплаты бракоразводных пошлин, и «так как капитан Макаров был уже освобожден раз от уплаты бракоразводных пошлин в размере 500 динар, ходатайство об освобождении его от уплаты пошлин и по апелляции отклонить».³²

Еще одну часть составляют прошения о награждении священников и просьбы об освобождении от положенных за это пошлин: например, ходатайство об освобождении священника Сергия Ноарова от взноса по пожалованию его золотым наперсным крестом, ввиду бедственного положения его (журнал № 8). Ходатайство это, как и все другие подобного рода, было удовлетворено.

Часто слушались прошения о выдаче денежного пособия. Так, в № 1 слушали «словесный доклад Председательствующего Синода Высокопреосвященного Митрополита Антония о тяжелом материальном положении прибывшего из России заслуженного Профессора Петроградской Духовной Академии Н.И. Глубоковского» и постановили «выдать из сумм голодающих профессору Глубоковскому одну тысячу (1000) динар».³³ Подобные просьбы, как можно заметить, удовлетворялись не всегда, но в большинстве случаев.

В журналах заседаний Архиерейского Синода встречаются интересные подробности, которые касаются организационных вопросов – покупке новой пишущей машинки, приобретению синодальной типографии, дров и т.п. Так, в № 5 журнала «слушали словесный доклад Синодального Секретаря Е.И. Махароблидзе о необходимости покупки для канцелярии новой пишущей машины» и его же сообщение «о необходимости ассигнования средств на покупку дров (1‒1/2 хвата) на отопление канцелярии».³⁴ Оба вопроса были решены положительно: на покупку пишущей машинки было решено выделить 3700 динар, а на покупку дров отпустить из сумм Архиерейского Синода 1 000 динар, с учетом того что «хват дров, приобретенный через Штаб Главнокомандующего Русской Армии, стоит 500 динар. Распилка и укладка обойдется в 100‒90 динар».³⁵

Стоит отметить, что в своей деятельности члены Архиерейского Синода приводили основания для своих решений, опираясь на церковные законы и цитируя их (это видно в протоколах заседаний журналов №4, 7, 8, 9).

Но, конечно же, на заседаниях рассматривались и важные вопросы, касающиеся организации новых приходов, церковного управления, рассматривались основополагающие документы, такие как Постановление патриарха Тихона об упразднении ВРЦУ. Уже на втором заседании, 2(15) сентября 1922 г., по просьбе Председателя Правления Русской колонии в Новом Саде графа Вл. Бобринского была разъяснена ситуация о Высшей Церковной власти: «...уведомить порядком установленным Председателя Новосадской колонии, что: Высшая Церковная власть заграницей, сосредоточившаяся в Высшем Русском Церковном Управлении заграницей, упраздненная ныне согласно Патриаршему указу, сохранилась в лице образованного Архиерейским Собором Временного Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей».³⁶

Доклады по неотложным церковным делам поступали в Канцелярию Архиерейского Синода буквально со всего мира. Только за четыре месяца 1922 года были заслушаны рапорты священников с Кипра, Афона, из Египта, Польши, Болгарии, Румынии, Латвии, Литвы, Китая.

Некоторые донесения требовали принятия дипломатических решений. Так, в № 5 мы читаем о «Прошении Архимандрита Почаевской Лавры Виталия от 11 сего октября, с ходатайством об отпуске 1 000 динар на отпечатание и рассылку важнейших материалов по борьбе против навязываемой поляками автокефалии Русской Православной Церкви в Польше». Это прошение не было удовлетворено, «ввиду крайне обострившегося отношения Польского правительства и Варшавского Митрополита к Преосвященным, стоящим против автокефалии и дабы не ухудшать положения названных Преосвященных».³⁷

Важные сведения содержатся в донесении исполнявшего пастырские обязанности для русских беженцев в Александрии священника Волковского, который сообщает, что «прибыл из Египта вместе с другими беженцами в Болгарию, где получил болгарский приход, в Египте же осталось русских беженцев до 800 человек, которые находятся в Каире и Александрии. В Каире Богослужение совершается в помещении русской поликлиники протоиереем Семеном Неделько, а в г. Александрии богослужение совершается в помещении русского консульства священником Иппллитом Шешловым».³⁸

В № 8 было рассмотрено «письмо В. Недельского, от 16/29 октября с.г., о положении дел в Литовской епархии», а также «Представление Высокопреосвященного Мефодия, Архиепископа Харбинского и Маньчжурского, от 12-го октября 1922 г. за № 435, с ходатайством об утверждении избранных Членов Харбинского Епархиального Совета».³⁹ Все представленные лица были утверждены.

Члены Архиерейского Синода при первой возможности горячо откликались на просьбы о помощи. Так, 16 (29) сентября (журнал № 3) было заслушано «Ходатайство Русских Обителей во имя Царицы Небесной на Афоне об оказании помощи кружечным сбором в русских православных церквях заграницей». По этому поводу были приняты срочные меры: «1) Установить во всех русских православных церквях заграницей кружечный сбор в пользу братства русских обителей во имя Царицы Небесной на Афоне в один из праздничных воскресных дней по усмотрению Настоятелей Церквей. Архиерейский Синод питает надежду, что О.о. Настоятели отнесутся к этому сбору сочувственно, но и предварят его соответственным словом.

2) Предложить о.о. Настоятелям Церквей означенный сбор направить непосредственно в Братство русских обителей во имя Царицы Небесной на Афоне. О чем управляющим Русскими Православными заграничными Церквами, общинами и приходами, Управляющему военным и морским духовенством Русской Армии и Настоятелям Церквей непосредственно Архиерейскому Синоду подчиненных, послать Циркулярные указы и объявить в журнале «Церковные Ведомости», уведомив по принадлежности».⁴⁰

Таким образом, анализ содержания журналов заседаний Временного Архиерейского Синода за 1922 год позволяет сделать следующие выводы:

1. В конце 1922 года, после размещения Архиерейского Синода в г. Сремские Карловцы периодичность его заседаний была наиболее высокой за всю историю – 9 раз с 27 августа (9 сентября) по 15 (28) декабря.

2. Протоколы отражают неравномерность повестки заседаний – от нескольких небольших вопросов до десятка более важных.

3. Можно выделить несколько направлений деятельности Временного Архиерейского Синода. Наиболее важные из них касаются урегулирования вопросов церковного управления, создания новых приходов и актуальных вопросов существования епархий по всему миру.

4. Среди второстепенных нужно назвать в первую очередь бракоразводные дела (самая обширная группа), прошения о денежном вспомоществовании и освобождении от уплаты пошлин, представления о награждении отличившихся священников и мирян, а также текущие организационные вопросы, касающиеся внутренней деятельности Архиерейского Синода.

5. Протоколы заседаний отражают высокую степень ответственности членов Архиерейского Синода, их стремление соблюдать юридические и церковные нормы права при решении различных вопросов.

Русских архиереев разместили в нижнем этаже Патриаршего дворца в г. Сремски Карловцы. Именно здесь с 21 ноября по 3 декабря 1921 г. проходил I Русский Всезаграничный Церковный собор, в котором участвовали представители всех зарубежных епархий Русской Православной Церкви. Решение многочисленных практических, организационных и пастырско-миссионерских вопросов, связанных с деятельностью Церкви в изгнании, не вызвало серьезных разногласий. Другая, гораздо более конфликтная ситуация сложилась при обсуждении положения Церкви и преследования верующих в советской России. Большинство делегатов были настроены монархически, что имело следствием политизированный характер многих принятых документов.

Первоначально Московский Патриарх Тихон в послании Сербскому Патриарху Димитрию благословил работу Собора. Но затем, еще до своего ареста (5 мая) Первосвятитель совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом издал указ о том, что послания собора не имеют церковно-канонического значения и об упразднении ВРЦУЗ. Управление европейскими русскими приходами передавалось митрополиту Евлогию (Георгиевскому).⁴¹

«2 сентября 1922 г. собравшийся в Сремских Карловцах собор архиереев формально исполнил волю Патриарха Тихона, распустив Высшее Русское Церковное управление, но предполагая, что указ Первосвятителя был дан под давлением советской власти, учредил вместо ВРЦУЗ Временный Заграничный Архиерейский Синод из пяти человек и постановил «для организации новой Высшей церковной власти» созвать Русский Всезаграничный Церковный собор. Вновь созданные органы церковного управления (Архиерейский Синод и периодически созываемый Всезаграничный собор архиереев) объединили значительную часть оказавшихся в эмиграции русских иерархов.⁴²

Начиная с 1921 г. в Сремских Карловцах проходили Архиерейские соборы (всего за рубежом тогда находилось 32 русских иерарха), каждый из них являлся вехой в развитии конфликта между митрополитом Евлогием, с одной стороны, и представителями РПЦЗ – с другой, а позднее – и с Московским Патриархатом. Истории этого противостояния, а также объемной историографии этого вопроса посвящены главы третья, четвертая и пятая настоящей работы.

Необходимо отметить, что Сербская Православная Церковь делала попытки смягчить раскол в Русской Церкви, стараясь занимать в разгоравшихся конфликтах нейтральную позицию. При этом Сербский Патриарх неоднократно пытался примирить РПЦЗ с отколовшимися от нее архиереями, а также быть посредником между ней и митрополитом Сергием (Страгородским), которого уважал как своего ректора академии.

Большое влияние на внутреннюю жизнь Русской Православной Церкви за границей оказывал митрополит Антоний. По его предложению вводились новые церковные праздники. Так, 31 декабря 1929 г. Синод постановил установить день св. кн. Владимира (15 июля ст. ст.) общим русским церковно-национальным праздником. Митр. Антоний оказывал определяющее влияние и на персональные назначения в руководящих органах РПЦЗ. Скончался владыка 10 августа 1936 г. в Сремских Карловцах.⁴³

Вскоре после смерти Первоиерарха прибывшие по этому поводу на проходивший 22‒24 сентября 1936 г. собор архиереи единогласно избрали на пост председателя Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей митрополита Анастасия (Грибановского), который долгое время пребывал в Сремских Карловцах в качестве помощника владыки Антония.⁴⁴

Первым мероприятием митр. Анастасия стала реорганизация РПЦЗ, которая была разделена на четыре митрополичьих округа – Ближневосточный, Дальневосточный, Западноевропейский и Северо-Американский. Позднее, 26 мая 1942 г., к ним был присоединен пятый – Среднеевропейский (что было осуществлено с согласия германского правительства). В него вошли церкви Германии, Бельгии, Чехословакии, Венгрии, а также часть оккупированных западных областей СССР – Орловская, Смоленская и Белостокско-Гродненская епархии. Митрополитом этого округа был назначен Серафим (Ляде).

В начале 1930-х гг. в юрисдикции РПЦЗ, кроме русских общин на Балканах, находились: Западноевропейская епархия во главе с архиепископом Серафимом (Лукьяновым) в Париже, Германская епархия во главе с епископом Тихоном (Лященко) в Берлине, Северо-Американская епархия во главе с архиепископом Аполлинарием (Кошевым), Харбинская епархия во главе с архиепископом Мелетием (Заборовским), Иерусалимская Духовная миссия, возглавляемая архиепископом Анастасием (Грибановским) и Китайская Духовная миссия, которой руководил архиепископ Симон (Виноградов). «С перемещением в конце 1930-х гг. Архиерейского Синода из Сремских Карловцев в Белград туда переехал и его председатель митрополит Анастасий, управлявший одновременно на правах епархиального архиерея русскими приходскими общинами в Югославии. Здесь же – на Крунской улице, № 20, неподалеку от русской Свято-Троицкой церкви, являвшейся, фактически его кафедральным собором, митрополит провел и первые годы войны».⁴⁵

Встав во главе РПЦЗ, митрополит Анастасий «осторожно, но планомерно и настойчиво укреплял органы ее управления»,⁴⁶ стремясь к материальной независимости от Сербского Патриархата.

К началу Второй мировой войны численность русской эмиграции в Югославии сократилась, однако эта страна продолжала играть ведущую роль в деятельности Русской Православной Церкви за границей, здесь по-прежнему находились ее руководящие органы, которым вскоре пришлось испытать на себе особенности религиозной политики III рейха

Уже через пару лет после прихода нацистов к власти в Германии, в конце 1935‒начале 1936 г., Юго-Восточная Европа оказалась в поле зрения их внешней политики. Расположенные в этом регионе государства населяли в основном православные народы – болгары, румыны, греки, сербы, черногорцы, македонцы и т.д. Национальные Православные Церкви традиционно играли большую роль в жизни балканских стран, и Германский МИД в 1936‒1944 гг. постоянно пытался различными способами включить их в сферу влияния III рейха. Рейхсминистерство церковных дел не случайно связывало свою политику определенного покровительства РПЦЗ с достижением влияния на Православные Церкви Балканского полуострова.⁴⁷

1941 год явился рубежом изменения германской политики по отношению к Русской Церкви в целом, что также проявилось и на Балканах. Внешнеполитические германские ведомства считали, что РПЦЗ является активным проводником чуждой русской националистической и монархической идеологии и к тому же тесно связана с врагом III рейха, Сербским Патриархом Гавриилом. Еще более жесткую позицию по отношению к РПЦЗ занимало руководство НСДАП (Национал-социалистической рабочей партии Германии), Главное управление имперской безопасности и Рейхсминистерство.

Некоторые причины негативного отношения Восточного министерства к РПЦЗ были изложены в докладной записке главного отдела политики от 17 июня 1942 г. – о нежелательной активности русских монархистов. Вероятно, в случае победы III рейха во Второй мировой войне РПЦЗ ждала бы трагическая судьба.

Вспыхнувшие в сентябре 1939 г. в Европе боевые действия не сразу отразились на деятельности Архиерейского Синода РПЦЗ. Югославия еще больше г. оставалась нейтральным государством, однако постепенно появились трудности связи с епархиями на территории воюющих стран. Митрополит Анастасий опасался более серьезных осложнений в ближайшем будущем и предпринимал попытки переноса церковного центра в Швейцарию, чтобы оказаться вне сражающихся сил.

На антигерманский переворот в Югославии 27 марта 1941 г. руководство РПЦЗ в стране отреагировали положительно. Митрополит Анастасий и глава Делегации по защите интересов русских беженцев В.Н. Штрандтман сразу же послали пришедшему к власти королю Петру II поздравительную телеграмму. 12 апреля 1941 г., в Лазареву субботу, в разгромленную столицу Югославии вошли части вермахта, и русская эмиграция сразу же начала испытывать на себе всевозможные стеснения и ограничения со стороны оккупационных властей. В этих условиях руководство РПЦЗ заняло выжидательную позицию и не пыталось установить контакты с оккупационной администрацией.

У самого митрополита Анастасия в первый же день нападения Германии на СССР – 22 июня 1941 г. был произведен обыск. В гестапо владыка имел репутацию англофила, и в этой связи агенты искали прежде всего компрометирующую митрополита переписку.⁴⁸ Одновременно были произведены тщательные обыски в канцелярии Архиерейского Синода и на квартире правителя дел синодальной канцелярии Г. Граббе. Изъятые при обыске делопроизводство Синода и множество других документов были отправлены в Германию для изучения. Сведений о политической деятельности митрополита гестапо найти не удалось, и оно оставило владыку в покое. Прекращение его дела отчасти произошло под воздействием командующего германскими войсками в Сербии генерала Шредера, ибо Военная администрация в Югославии, как и на оккупированных территориях СССР, старалась проводить по отношению к Русской Церкви более мягкую политику, чем другие ведомства.⁴⁹

Вся русская диаспора в целом, так же как и проживавшие в Югославии эмигранты, разделилась на две части. Первые считали, что нацистская Германия стремится уничтожить Россию как государство, а вторые – что это касается лишь большевизма. На основании данных взглядов одни утверждали, что следует помогать СССР в войне, а другие желали ему поражения.

В этой связи надо различать позицию руководящих органов РПЦЗ и мнения ряда светских эмигрантских организаций и отдельных священнослужителей. В первые дни Великой Отечественной войны, некоторые архиереи и священники РПЦЗ в своих статьях и воззваниях горячо приветствовали поход вермахта на территорию СССР. Другие, занимая гораздо более осторожную, скорее негативную позицию по отношению к германскому вторжению, высказывались против любой помощи Советскому Союзу. Некоторые священнослужители РПЦЗ были настроены резко антифашистски и антигермански.⁵⁰

В сентябре 1941 г. митр. Анастасий дал благословение на создание в Югославии Русского охранного корпуса, в ряды которого вступили многие представители его паствы. Своей линии поддержки русских антикоммунистических воинских частей глава РПЦЗ остался верным до конца войны, что проявилось в 1944‒1945 гг. в его контактах с власовским движением.

Существуют свидетельства, что митрополит Анастасий в 1941‒1944 гг. «оказал большую помощь и защиту Сербской Православной Церкви во время гонений на нее со стороны нацистов».⁵¹ Владыка сохранял теплые чувства к арестованному Патриарху и не боялся их проявлять перед оккупационными властями. В свою очередь и Патриарх Гавриил уважал главу РПЦЗ. Весь период оккупации Первоиерарх РПЦЗ старался поддерживать добрые отношения с Сербской Патриархией.⁵²

Следует подчеркнуть важность балканского региона для III рейха. Большое значение имел тот факт, что Болгария и Румыния стали союзниками Германии во Второй мировой войне. «Особенно большое внимание нацистские ведомства стали уделять церковной политике на Балканах с 1941 г. – после оккупации Югославии и Греции и начала войны с СССР. 24 сентября МИД запросил на эти цели небывало большую прежде сумму в 100 тыс. марок, которые были выделены».⁵³ Германская церковная политика в Юго-Восточной Европе с этого времени была в основном направлена на раздробление единства Православных Церквей и установление своего контроля над ними.

С осени 1943 г. под влиянием военной и внешнеполитической ситуации германские ведомства начали предпринимать безуспешные попытки использовать для воздействия на балканские Церкви архиереев оккупированных территорий СССР и РПЦЗ, при сохранении в основном прежнего недоверия и политики изоляции последней. Венская конференция иерархов Русской Православной Церкви за границей в октябре 1943 г. была в этом плане единственным крупным исключением. Здесь можно увидеть некоторую аналогию с власовской акцией – допущением перед лицом надвигавшегося поражения создания так называемой Русской освободительной армии (РОА). Но в отношении Русского Православия нацистские ведомства зашли совсем не так далеко, не позволив начать практическое взаимодействие и возможное объединение его различных ветвей. «Враждебность и боязнь по отношению к Русской Церкви оказались гораздо сильнее, чем даже опасения по поводу РОА», – отмечает исследователь.⁵⁴

Изменение военного положения самым непосредственным образом сказалось на судьбе Архиерейского Синода РПЦЗ. В это время в посланиях архиереев РПЦЗ, при сохранении их антикоммунистической направленности, появились новые ноты. В этом отношении интересно Рождественское послание 1944 г. митрополита Анастасия. В нем, в частности, содержатся слова, которые достаточно ясно осуждают политику III рейха. В то же время, в том же 1944 г., ввиду приближения советских войск к Югославии, антикоммунистическая деятельность митр. Анастасия даже усилилась, и в этой связи его контакты с германскими ведомствами участились.⁵⁵

8 сентября 1944 г., за несколько недель до вступления советских войск в Белград, Архиерейский Синод со своими служащими эвакуировался в Вену. Всего же из страны тогда уехало на Запад около 4 тыс. русских эмигрантов.⁵⁶ В Вене Архиерейский Синод пробыл около трех месяцев. 10 ноября служащие и члены Синода из Вены переехали в Карлсбад (Карловы Вары), где 11 февраля 1945 г. скончался бывший архиепископ Берлинский и Германский Тихон (Лященко).

Однако далеко не все представители русской церковной эмиграции вместе с Архиерейским Синодом покинули Югославию. В конце 1944‒начале 1945 г., на период освобождения страны от немецкой оккупации, в ней имелось 11 русских общин, две монашеские обители (мужская и женская), 15 монахов, 32 монахини и около 20 священников; число прихожан оценивалось в несколько тысяч человек. В целом события войны и их последствия крайне негативно сказались на судьбе русской диаспоры в Югославии.

Накануне своего отъезда из Югославии, 7 сентября 1944 г. Архиерейский Синод РПЦЗ издал указ о возложении на настоятеля Свято-Троицкой церкви протоиерея Иоанна Сокаля, как на старшего из оставшихся в Белграде священнослужителей, возглавление Епископского Совета и управление русскими церковными общинами в Югославии на правах благочинного.

Приход советских войск в западную часть Югославии многие русские эмигранты встретили с радостью.

Осенью того же 1944 г. настоятель Свято-Троицкой церкви Белграда, протоиерей Иоанн Сокаль, отправил на имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Алексия (Симанского) письмо с ходатайством о возвращении на Родину и вхождении в состав Московского Патриархата. В январе 1945 г. Патриарший Местоблюститель известил председателя Сербского Синода митрополита Иосифа (Цвийовича) о предстоящей отправке в Югославию делегации Русской Православной Церкви во главе с епископом Кировоградским Сергием (Лариным) по «деловым вопросам, касающимся наших церковных взаимоотношений и, в частности, по вопросу о переходе в наше ведение Мукачевско-Пряшевской епархии, а также тех русских приходов, которые находятся в ведении протоиерея Сокаля».⁵⁷

1.2. Русская православная эмиграция в Болгарии

Важную роль в истории Болгарской Православной Церкви, а также Болгарии в целом, в 1920‒1940-е гг. играла многотысячная русская послереволюционная эмиграция. Когда в результате Гражданской войны часть русских архиереев оказалась в эмиграции в Стамбуле, их приютила в своей резиденции Болгарская Экзархия. По данным Беженского комитета в Стамбуле, на 1 февраля 1921 г. в Болгарии уже находилось 6855 русских беженцев,⁵⁸ а летом 1922 г. их число достигло максимальной цифры – 34‒40 тыс.⁵⁹

В начале 1920-х гг. в Болгарии начали образовываться русские общества, культурные, учебные, благотворительные заведения, действовали три госпиталя Российского общества Красного Креста, количество русских газет и журналов достигало сотни, художники-эмигранты писали иконы и фрески в самых известных болгарских храмах.

Поскольку в это время 55% населения страны было неграмотным, русская интеллигенция играла важную роль в интеллектуальной жизни Болгарии. Русские богословы внесли значительный вклад в развитие болгарского духовного образования. Так, бывший ординарный профессор Петроградской Духовной академии Н.Н. Глубоковский стал одним из создателей в 1923 г. Богословского факультета Софийского университета и основателем новозаветного богословия в стране.⁶⁰ Некоторые русские учебные и благотворительные учреждения имели домовые церкви и часовни.

Духовными центрами русской эмиграции в Болгарии были храмы, при которых возникали братства, сестричества, молодежные и детские группы, где активно занимались просветительской, культурной и благотворительной деятельностью. Болгарская Православная Церковь сильно нуждалась в священниках, особенно образованных, и ее Священный Синод охотно назначал русских священнослужителей настоятелями болгарских приходов и преподавателями Духовных учебных заведений. «Священный Синод позволил создание и самостоятельных в юрисдикционном отношении общин и монастырей, вошедших позднее в состав Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ)».⁶¹

В Софии существовал русский православный храм во имя святителя Николая Чудотворца, построенный как храм российской дипломатической миссии (заложен в сентябре 1907 г., освящен 11 сентября 1914-го). В 1920-х гг. русские беженцы проводили в нем богослужения.⁶²

Управлял этими общинами выдающийся архиерей и богослов владыка Серафим (Соболев). 19 февраля 1921 г. он переехал из Турции в Болгарию, а в апреле Патриарх Тихон назначил его управляющим русскими приходами в Болгарии с титулом епископ Богучарский. В августе, согласно постановлению Высшего Церковного управления за границей, он стал управляющим всеми русскими общинами и монастырями в Болгарии. В качестве административного и финансового органа при владыке был организован Епископский совет. Назначение в Болгарию он получил от митрополита Евлогия (Георгиевского), управлявшего русскими православными церквями в Западной Европе, но затем признал над своей епархией власть Архиерейского Синода РПЦЗ. В 1934 г. владыка Серафим был возведен митрополитом Антонием (Храповицким) в сан архиепископа Богучарского.⁶³

В начале 1923 г. архиепископ Дамиан (Говоров) основал старейшее образовательное богословское учреждение русской эмиграции – единственное Богословско-пастырское училище РПЦЗ в Европе. Оно было создано при монастыре свт. Кирика и Иулитты, переданном в 1922 г. Болгарским Синодом в безвозмездное пользование русским насельникам. К сожалению, с кончиной основателя в 1936 г. деятельность училища постепенно стала замирать, и в начале 1938 г. решением Синода РПЦЗ оно было закрыто. Перестал быть русской обителью и монастырь свт. Кирика и Иулитты. В 1925‒1931 гг. в Болгарии также проживал архиепископ Феофан (Быстров), входивший в состав Высшего Церковного управления за границей, а позднее – Архиерейского Синода РПЦЗ. До начала 1931 г. он жил в Синодальном здании в Софии, затем уехал во Францию (скончался там в 1940 г.). К середине 1930-х гг. на территории Болгарии существовало два русских мужских монастыря, а также девять приходов.⁶⁴

С самого начала Болгарская Православная Церковь оказывала помощь русским эмигрантам. Государственные структуры также принимали в этом деле большое участие. Был создан Комитет по делам русских беженцев в Болгарии – главное государственное учреждение, занимавшееся проблемами русской эмиграции до февраля 1945 г. К середине 1930-х гг. численность русской эмиграции в Болгарии в результате возвращения на Родину, переезда в другие страны и естественной убыли заметно сократилась. В СССР вернулось около 11 тыс. человек. «По данным различных болгарских историков, в 1929‒1930 гг. их насчитывалось от 21,5 до 23 тыс., а в 1938‒1939 гг. – от 15,5 до 18,2 тыс... А в 1940 г., по официальной статистике, в Болгарии проживало 18 397 русских».⁶⁵

Нападение Германии на Советский Союз негативно сказалось на положении русской эмиграции в Болгарии, местная полиция установила над ней жесткий контроль. В первые месяцы многие надеялись вернуться на родину, хотя бы и в качестве союзников немецкой армии. Архиепископ Серафим, желая участвовать в возрождении Церкви на Родине, с первых месяцев войны предпринимал различные действия для возвращения вместе с подведомственным ему духовенством в Россию. Переезд русского духовенства на Родину так и не состоялся из-за противодействия германских, а под их давлением и болгарских властей. Но весь период войны владыка Серафим пытался оказывать ту или иную помощь возрождению церковной жизни на оккупированной территории СССР. Вся изготовленная или собранная церковная утварь, литература, иконы, крестики и т. п. различными путями переправлялись в СССР.⁶⁶

В начале сентября 1944 г. в страну вступили части 3-го Украинского фронта, а 9 сентября в Болгарии произошел переворот, в результате которого к власти пришло прокоммунистическое правительство Отечественного фронта. Владыка Серафим не пожелал оставить свою паству и уехать на Запад. 15 апреля 1945 г. он отправил Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I письмо с просьбой принять его в юрисдикцию Московского Патриархата. 30 октября 1945 г. владыка Серафим вместе с семью управляемыми им русскими общинами был принят в юрисдикцию Московского Патриархата. Впоследствии он способствовал снятию с помощью Московского Патриархата схизмы с Болгарской Православной Церкви.⁶⁷

1.3. Русская православная эмиграция в Венгрии

История русского церковного представительства в Венгрии до Первой мировой войны не вызывает особенных вопросов – это история Офенской духовной миссии. Духовенство этого старейшего, не только в Венгрии, но и во всей Европе русского храма, назначалось из Санкт-Петербурга, «его история подробно представлена в документах, хранящихся в Российском государственном историческом архиве (СПб)».⁶⁸ Но период начала формирования русских эмигрантских приходов в Венгрии в 20-е и 30-е годы является малоизученным.

Последний настоятель миссии, протоиерей Стефан Колумбов, был назначен еще императорским двором. Он оставался в Венгрии до дня своей кончины в 1926 г. и явился как бы связующим звеном между старой и новой церковными структурами Русской Православной Церкви в Венгрии. Именно благодаря его стараниям было получено разрешение у сербского епископа Георгия на совершение Литургии для русских беженцев в сербском соборе Будапешта, 2 раза в месяц.⁶⁹

В начале 1920-х гг. число русских эмигрантов в Венгрии достигло около 4000 человек. Единственной организацией, которая представляла их интересы на официальном уровне, было российское общество Красного Креста в Венгрии. Его уполномоченным был Владимир Владимирович Малама, который также являлся старостой «русского монархического управления в Венгерском королевстве». 1 февраля 1922 г. представители этой общины обратились к митрополиту Евлогию с просьбой назначить священника, на содержание которого они обязались выделять бы ежемесячно 4000 крон.⁷⁰

1 марта 1925 г. в Будапешт прибыл протоиерей Григорий Ломако, в будущем довольно влиятельный священник в архиепископии митрополита Евлогия. «Именно он посоветовал митрополиту обратить внимание на возможность перехода под юрисдикцию Константинопольского Патриархата для упрочения канонического статуса русских эмигрантских приходов».⁷¹

В начале 1920-х гг. поселившиеся в Будапеште русские эмигранты устроили домовую Свято-Троицкую церковь и основали приход. В то время Русская Православная Церковь (в России и за рубежом) была еще единой канонической структурой. Но уже с первых лет массового исхода начали образовываться центры влияния, позже ставшие отдельными юрисдикциями. К концу 1920-х гг. эти тенденции привели к окончательному оформлению Русской Православной Церкви за рубежом (РПЦЗ) и русской архиепископии Константинопольского Патриархата (с 1931 г.). Первую возглавлял митрополит Антоний (Храповицкий), вторую – митрополит Евлогий (Георгиевский).⁷² Это разделение на два крыла Русской Церкви в эмиграции отчетливо прослеживается и на примере приходской жизни в Венгрии.

Основанный в Будапеште приход изначально подчинялся митрополиту Евлогию (Георгиевскому), а после перехода владыки в 1931 г. в юрисдикцию Вселенского Патриарха оказался в составе Западноевропейского экзархата Константинопольского Патриархата.

Ситуация усугублялась еще и тем, что настоятелем русского прихода в Будапеште был назначен крайне одиозный человек, священник Михаил Попов. 7 ноября 1931 г. он был снят с должности и запрещен в служении митр. Евлогием за недостойное поведение. После этого Попов перешел в РПЦЗ и был назначен настоятелем прихода в Будапеште уже от этой юрисдикции. Однако вскоре он был освобожден от должности также и Синодом РПЦЗ, а позже был предан церковному суду и запрещен в служении. Более того, в 1932 г. он был заключен на 2 г. в тюрьму. «Но уже в 1941 г. в юрисдикции архиепископа Савватия Пражского он становится администратором всех Греко-восточных венгерских и русских приходов в Венгрии и под его началом оказываются около полутора сотен приходов и священников. Несколько томов его судебных дел хранятся в архиве русской Архиепископии, в Париже. По этим материалам можно написать отдельное исследование».⁷³

В начале 30-х гг. в Будапеште появился приход, подчиняющийся Синоду РПЦЗ. «Начало ему, видимо, положил запрещенный в служении Михаил Попов, но при нем приход своего храма не имел. Позже у прихода появился другой священник, Донецкое Афанасий Михайлович, впоследствии протопресвитер, автор учебника Закона Божия. Он сначала получил отказ от рукоположения и назначения на приход от митр. Евлогия (8 октября 1925 г.). Потом все же принял священнический сан в юрисдикции РПЦЗ (1933 г.) и был назначен настоятелем церкви в Будапеште (1933–1944 гг.)».⁷⁴

В годы войны в северо-западной части Королевства Югославии поселилось 7‒8 тыс. русских эмигрантов. Большие колонии появились в городах Нови-Сад, Суботица, Сомбор и других; кроме того, было основано несколько казачьих поселений.⁷⁵

«Еще в начале 1920-х гг. в Нови-Саде было создано Русско-сербское благотворительное общество помощи беженцам под председательством сербского епископа Бачского Иринея и несколько эмигрантских организаций. В феврале 1922 г. епископ Ириней предоставил русской общине церковь свт. Василия Великого на втором этаже своего Архиерейского дома в центре города, с 1934 г. настоятелем этого храма служил священник Сергий Самсониевский».⁷⁶

В 1938 г. в стране произошли значительные изменения в территориальном плане. «По первому Венскому арбитражу от 2 ноября в состав Венгрии были включены южные районы Словакии и Подкарпатской Руси, позже была присоединена вся Подкарпатская Русь, в августе 1940 г., по второму Венскому арбитражу, Северная Трансильвания и, наконец, в апреле 1941 г. Воеводина, ситуация с православными приходами кардинальным образом изменилась. Число приходов значительно возросло, но, строго говоря, это были уже не эмигрантские приходы».⁷⁷

23‒24 октября 1941 г. по инициативе свящ. Сергия Самсониевского в Уйвидеке (так по-венгерски стал называться Нови-Сад) состоялось совещание представителей русских церковных приходов, общин и групп в Венгрии. «Всего их тогда насчитывалось пять, в том числе два прихода в Будапеште – один из них, хотя и находился в юрисдикции митр. Евлогия, согласно соглашению 1939 г., через епископа Пражского Сергия уже подчинялся архиепископу Берлинскому Серафиму (Ляде)».⁷⁸

Совещание постановило: учредить «Союз русских эмигрантских православных приходов в королевстве Венгрия», составив его устав; в случае невозможности связи с Белградом за санкцией архиерейской власти обращаться к архиепископу Серафиму; выделить для работы в России пять священников, направив ходатайство об их отправке германским властям; просить митр. Анастасия учредить Духовный суд в Уйвидеке. Сразу после совещания была создана комиссия под председательством о. Сергия для регистрации всех русских священников Венгрии без различия юрисдикции. В это время в Уйвидеке уже существовали миссионерские синодальные курсы, и планировалось открыть их отделения в Будапеште, Сомборе и Сабатке.

Руководители русских эмигрантских организаций обратились к германскому военному представителю в Будапеште с просьбой предоставить возможность местному духовенству использовать свои силы для церковной работы в России, а также для обслуживания лагерей военнопленных и русских национальных воинских частей. Но разрешения на эту деятельность с германской стороны не последовало.⁷⁹

В Уйвидеке были учреждены миссионерское издательство, временный Духовный суд для решения духовно-юридических и бракоразводных дел и Русский православный миссионерский совет. Таким образом, все русские приходы в Венгрии вошли в Среднеевропейский митрополичий округ владыки Серафима (Ляде). Проживавший в Уйвидеке епископ Бачский Ириней разрешил русским священникам, состоящим на его службе, обслуживать эти приходы.

В мае 1942 г. был произведен первый выпуск миссионерских курсов из 20 человек, еще 50 продолжило свое обучение, но путь на Восток для них оказался закрыт. Они нашли применение для своей деятельности в Венгрии. Число русских приходов там быстро росло. К лету 1942 г. помимо пяти существовавших были созданы еще два прихода. К этому времени появились еще три самостоятельные русские общины. Число русских священнослужителей в этих приходах достигало девяти. При этом имелись священники, окормлявшие чисто сербские общины.⁸⁰

В 1941 г. в Уйвидеке была открыта русская гимназия и первое русское сестричество, развернувшее широкую благотворительную деятельность. 13‒14 декабря 1942 г. в Уйвидеке прошел первый миссионерский съезд, который официально учредил уже фактически созданный в начале г. под председательством митр. Серафима в Венгрии Русский миссионерский совет в составе четырех отделов: воспитательного, издательского, учебного и благотворительного.⁸¹

В 1943 г. в Венгрии появились угнанные с оккупированной территории СССР остарбайтеры (в основном женщины). При миссионерском совете был сразу же создан отдел духовной и социальной помощи. «Сабадский комитет Русского Красного Креста активно помогал девушкам продуктами и одеждой и, в конце концов, с помощью духовенства добился их освобождения из лагеря и распределения работницами по семьям венгерских крестьян».⁸²

Митр. Серафим (Ляде) уделял большое внимание своему представительству в Венгрии. В 1944 г. насчитывалось восемь приходов с пятью соборными храмами и, помимо этого, 16 более мелких общин и подобщин – в общей сложности в 17 городах.

Приближение конца войны резко изменило ситуацию. Значительная часть русских эмигрантов, небезосновательно опасаясь возможных репрессий, стала уезжать в западном направлении, однако большинство осталось. С приходом советских войск области, отторгнутые Венгрией от Югославии, вновь вернулись в состав последней, и с ними – все русские общины, за исключением двух будапештских. В конце 1945 г., по соглашению Московского и Сербского Патриархатов, все русские приходы (кроме белградского) были включены в местные сербские епархии. Шесть приходов Воеводины оказались в составе особого русского благочиния и подчинены епископу Бачскому.

1.4. Русская православная эмиграция в Македонии

Исследователи, занимающиеся историей пребывания русского клира в Македонии, отмечают, что сохранилось очень мало источников, проливающих свет на его деятельность. Сведения приходится собирать по крупицам – «в периодических изданиях Русской Православной Церкви Заграницей, Сербской и Македонской Православной Церквей, в хранилищах Архива Республики Македонии, в епархиальных, монастырских и домашних библиотеках, интернет ресурсах, биографиях, путевых заметках, мемуарах».⁸³

Известно, что в свое время Патриарх Московский и всея Руси Алексий II от имени Русской Церкви поблагодарил македонский народ за милосердное гостеприимство, которое было оказано русским, мирянам и клиру, покинувшим родину в результате революции и Гражданской войны.

Действительно, в македонских монастырях подчас находили приют самые бедные беженцы из России. «Отмечены десятки случаев, когда принимались инвалиды-белогвардейцы. Так, по решению Битольской епархии в 1926 г. шесть инвалидов были размещены в разных обителях. Сохранилось решение владыки Николая (Велимировича) от 1936 г. выделить русским во временное пользование имущество, чаще всего земельные участки, принадлежащее монастырям».⁸⁴

История пребывания русской православной эмиграции в Македонии – это, прежде всего, история монахов и монастырей – в этом и заключается ее специфика. «В Македонии почти в каждом монастыре есть одна, а то и несколько могил русских иноков, – пишет игумен Николай (Трайковский) – Русские монахи эмигрировали сюда в то время, когда уже десятилетиями здесь ощущался тяжелый духовный кризис, обители приходили в запустение, разрушались... Как это ни парадоксально, русское монашество в двадцатые годы, в разгар революционных событий, переживало, может быть, лучшее и самое плодоносное время своей духовной жизни за всю историю. В Королевстве сербов, хорватов и словенцев, куда входила и Вардарская Македония, ярко проявились и суть русского старчества, и подвижнический дух общежительства, и многое другое».⁸⁵

Представители некоторой части русских эмигрантов становились монахами уже в Македонии. «Это объясняется великими потрясениями и переменами во внутренней жизни изгнанника, напряженное богоискательство в страдании и апокалиптический дух, в котором жили первые русские колонии... Монастырь в представлении русских эмигрантов часто становился духовной крепостью, в которой человек приуготовляется к скорому Пришествию Спасителя».⁸⁶

Другая, пожалуй, даже более значительная часть русских православных эмигрантов в Македонии составляли монахи, которым пришлось покинуть многочисленные российские монастыри. Если позволяли обстоятельства, они и в изгнании сохраняли уклад своей прежней жизни в обители. «В большинстве же монастырей проживало от одного до пяти насельников, что создавало там атмосферу скита». Большое число монахов прибыло в Македонию из разрушенных русских монастырей, например с Валаама. «Летом 1925 г. тридцать пять валаамских монахов (покинувших остров в результате календарного противостояния) стали насельниками монастыря Святого Афанасия в селе Лешок. Общежительный устав, продолжительные богослужения на церковнославянском языке русского извода, особенный распев были частью повседневной духовной атмосферы».⁸⁷

Митрополит Скопский Варнава доверил изгнанникам самый большой и богатый монастырь в епархии. Но местные условия оказались не слишком благоприятными: обычным делом были нападения и грабежи албанских разбойничьих банд. Поэтому валаамское братство по 2‒3 человека расселилось в другие монастыри епархии. Судьба некоторых монахов с Валаама оказалась связана с другими странами – они переселились в монастырь Св. Иова Почаевского во Владимировой (Словакия), в Мюнхен, Париж и др.⁸⁸

Еще одну группу среди насельников македонских монастырей в тридцатые годы составляли русские монахи со Святой Горы (Афона). В числе побудительных мотивов для эмиграции русских монахов из Греции исследователь называет целый ряд причин: голод и нищету в 1920-е гг., вызванные перенаселенностью Пантелеймонова монастыря и многочисленных русских скитов и келий, землетрясение 1934 г., а также политику эллинизации Афона, в частности принятый греческими властями закон, согласно которому афонские монахи должны были иметь греческое гражданство, то есть прожить в Греции 10 лет.⁸⁹

Необходимо сказать несколько слов об истории Македонии, ее государственном статусе в начале XX века и о том, как сказывалась такая ситуация на монастырской жизни в стране. В результате Балканских войн 1912 и 1913 гг. и падения Османской империи Македония была разделена между Сербией (вошла в ее состав под названием «Южная Сербия»), Грецией (Эгейская Македония) и Болгарией (Пиринский край). После Первой мировой войны Сербия вступила во вновь созданное Королевство сербов, хорватов и словенцев. В 1929 г. королевство получило новое имя – Югославия и было разделено на провинции – бановины. Территория современной Республики Македонии стала Вардарской бановиной.

Представления о монашеской жизни у русских и македонских монахов отличались от представлений сербских церковных начальников, которая «задавала тон» в годы, когда Македония входила в состав Королевства СХС. Порой это создавало немалые проблемы. «Самыми тяжелыми искушениями для русских монахов были сложные бюрократические процедуры, ставшие обязательными уже в первые годы после прихода в Македонию сербской иерархии... Обители, которыми управляли сербские монахи, за короткое время добились невиданного хозяйственного подъема: интенсивно развивалось свиноводство, тысячи гектаров были засажены сливами, воздвигались новые жилые корпуса, ворота и колокольни, не соответствовавшие духу национальной архитектуры».⁹⁰

Эти новые представления были чужды основным принципам православного монашества. Порой это приводило к непониманию и даже конфликтным ситуациям. Так, в местной прессе появлялись сообщения о том, что монастырь, до недавнего времени процветавший, «с приходом туда русских монахов пришел в упадок, и насельники покинули его, как только все разграбили».⁹¹ «Это не единственный критический отзыв в адрес русского духовенства, – отмечает исследователь. – Тем не менее, факты показывают, что, несмотря на различия в традициях и культуре русского, сербского и македонского монашества, обновление духовной жизни в огромном числе обителей на всем Балканском полуострове, и особенно в Королевстве СХС, заслуга именно русских изгнанников».⁹²

Свою «вторую родину» обрели на македонской земле и монахини, которым пришлось покинуть обжитые монастыри в России. Это, в свою очередь, дало новое развитие и поддержку монашеской жизни среди православных сестер в Македонии. Российский исследователь В.И. Косик в своей книге «Русская Церковь в Югославии (20‒40-е гг. XX века)», ссылаясь на слова епископа Амфилохия (Радовича), пишет о том, что «возрождение женских обителей началось в начале XX столетия на македонской земле (монастырь Калиште), а потом распространилось дальше. После Первой мировой войны женское монашество получило деятельное подкрепление, благодаря уже упоминавшемуся прибытию из России насельниц, изгнанных из своих обителей».⁹³

В их лице македонское женское монашество обрело значительную духовную поддержку. Большинство русских монахинь в Македонии жили уединенно или в небольших общинах, по 2‒3 насельницы. «В Спасо-Преображенском монастыре в с. Зрзе подвизалась схиигумения Ирина с послушницей Параскевой. В старицах Салафаиле и Ирине во время их земной жизни и в особенности после их упокоения верующие видели святых христолюбиц... Кроме того, сохранились свидетельства о монахине Катерине из Михаило-Архангельского монастыря в Вароше (г. Прилеп) и монахине Марине, несшей монашеское служение в с. Лешок и в монастыре Илии Пророка в с. Мирковци».⁹⁴

Большие по численности сестричества были скорее исключением. Среди них можно назвать монастырь Святой Пречистой Богородицы (Кичево), под управлением старицы Диодоры, которая насчитывала около тридцати насельниц, и сестричество в Побожье, где подвизались пятнадцать сестер.⁹⁵ Это отражало общую тенденцию 1930-х гг. в Югославии, когда, по словам исследователя, «на югославской земле появились 32 женских монастыря и много маленьких, скромных, невидных обителей».⁹⁶

«После Второй Мировой войны, а в особенности после «эры Информбюро», приходские священники – выходцы из России – чаще всего продолжали служение в тихих сельских храмах, не привлекая внимания новых властей».⁹⁷ Исследователь приходит к выводу, что все русские священники и монахи, оставшиеся жить и служить в македонских храмах и монастырях после Второй Мировой войны, приняли и поддержали юрисдикцию Охридской Архиепископии, восстановленной в лице Македонской Православной Церкви.

1.5. Русская православная эмиграция в Греции

После революционных событий 1917 г. и поражения Белой армии в гражданской войне в Грецию прибыло значительное количество русских эмигрантов. Только по официальным данным, русских беженцев в 1921 г. в Греции насчитывалось 31,5 тысячи человек, из них полторы тысячи в Афинах и две тысячи в Салониках (их называли «левкороссос», то есть «белыми русскими»). Кроме того, в 1920-е гг. сюда были репатриированы около 100 тыс. российских греков, так называемых понтийцев или «россопонтов». 12 марта 1920 г. в Грецию прибыл эвакуированный на пароходе из занимаемого красной армией Новороссийска митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий). В конце апреля владыка уехал на Афон, где пробыл почти пять месяцев.⁹⁸

Большую роль в поддержке беженцев сыграла королева Ольга Константиновна. Так, она распорядилась, чтобы госпиталь в Пирее предоставлял кров эмигрантам военных чинов. Последние годы жизни Ольги Константиновны были омрачены рядом обстоятельств. В 1913 г. был убит ее муж – король Георг I, и ее сын король Константин резко изменил политическую ориентацию, сблизившись с Германией. После окончания греко-турецкой войны – в 1923 г. ему и другим членам королевской семьи пришлось покинуть страну. Ольга Константиновна умерла в изгнании, в Риме. Ее прах сначала покоился в русской церкви во Флоренции, а в 1936 г. был перевезен в Грецию.⁹⁹

После революции 1917 г. в Афинах при Российской дипломатической миссии еще действовал русский Свято-Троицкий храм. Миссию с 1912 г. возглавлял последний императорский посланник в Греции Е.П. Демидов, князь Сан-Донато. Он и его жена, С. И. Демидова, известная благотворительница и уполномоченная Российского общества Красного Креста, оказывали всестороннюю помощь общине храма. С Троицким храмом был тесно связан и «Союз русских эмигрантов в Греции», возглавляемый графиней И.П. Шереметьевой. Кроме Троицкого храма, в Афинах в начале 1920-х гг. непродолжительное время действовала русская церковь при 4-й больнице.¹⁰⁰

Представителем русских церковных властей в Греции с 1919 г. до своего отъезда в США в 1921 г. являлся митрополит Платон (Рождественский). Однако ему так и не удалось разрешить вопрос организации русского прихода в Афинах. Не увенчалась успехом и повторная попытка, последовавшая после решения Совета послов в Париже в январе 1921 г. об организации приходов в соответствии с приходским уставом, принятым на Всероссийском Поместном Соборе 1917‒1918 гг. Причина этого заключалась в противодействии греческих светских и церковных властей. Первоиерарх Элладской Церкви Афинский митрополит Мелетий и министр иностранных дел Греции Политис сообщили российскому посланнику и митр. Платону, что идея организации русского прихода нарушает порядок церковной жизни в Греции, где каждый член Церкви должен независимо от своей национальности подчиняться общим правилам местной церковной жизни. Другой причиной явилось то, что русская колония в Афинах была недостаточно крупной и богатой, чтобы содержать церковь и членов причта.¹⁰¹

Некоторое время храм находился под защитой Сербской Миссии. В октябре 1921 г. был образован «Союз русских православных христиан в Греции» под председательством настоятеля Свято-Троицкой церкви г. Афин протоиерея Сергия Снегирева. В июне 1922 г. Высшее Церковное управление за границей назначило управляющим русскими общинами (юрисдикции РПЦЗ) в Греции, Северной Африке и на Кипре епископа Гермогена (Максимова). Владыка тотчас приехал в Афины, учредил епархиальный совет и организовал канцелярию. Но его деятельность в Греции оказалась недолгой – в 1923 г. в стране произошел государственный переворот. Епископ Гермоген был вынужден уехать в Югославию и оттуда управлял своей епархией вплоть до 1929 г.¹⁰² После 1929 г. новый глава Греческой епархии Русской Православной Церкви за границей вместо владыки Гермогена назначен не был.

К началу Второй мировой войны административная самостоятельность Русской Православной Церкви за границей была фактически признана всеми Поместными Православными Церквами, кроме греческих, так как с 1922 г. они считали, что вся православная диаспора должна подчиняться Константинопольскому Патриарху.¹⁰³

В Салониках, на окраине города Харилау, находился лагерь русских беженцев, который образовался еще после Первой мировой войны. Они посещали домовую церковь при Русской лечебнице. А в конце 1920-х гг. им удалось образовать организационный комитет по созданию собственного храма. Один из бараков лагеря был перестроен и в 1930 г. здание освятили во имя Свт. Николая Чудотворца и св. великомученика Димитрия Солунского. Убранство и иконостас были взяты из походной церкви Русского экспедиционного корпуса на Балканах, часть икон и священнических одежд пожертвовали афонские обители. В юрисдикционном отношении приход имел двойственное положение: официально он находился в подчинении местной епархии Элладской Церкви, но настоятель храма Иоанн Турский считал себя клириком РПЦЗ.¹⁰⁴

После окончания Второй мировой войны число русских эмигрантов в Греции сильно сократилось. Многие из них переехали в США.

Особый статус в Греции имела Святая Гора Афон. Все расположенные там монастыри находятся в юрисдикции Вселенского Патриарха, вне зависимости от их национальной принадлежности. История русских обителей Афона, их подворий в России, а также русских церковных общин на территории Греции и Турции, является одной из малоисследованных тем в отечественной историографии. В самом начале XXI века появилось несколько важных работ по данной теме.¹⁰⁵ Можно отметить исследования двух авторов: московского историка П. Троицкого¹⁰⁶ и петербургского историка М.Г. Талалая.¹⁰⁷ Значительный вклад в изучение истории Поместных Православных Церквей, в том числе Элладской Церкви, внес преподаватель Московской Духовной Академии К.Е. Скурат.¹⁰⁸ Истории русских обителей Афона в XX в., главным образом в 1910‒40-е гг., посвящена недавно вышедшая книга М. В. Шкаровского.¹⁰⁹ Издание состоит из введения, очерков по истории русских #обителей Афона в XX в., истории подворий русских афонских обителей в Константинополе и Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита, истории русских приходов Греции в XX в. и истории Элладской Православной Церкви в 1917–1940-х гг., а также публикации документов русских обителей Святой Горы и Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита.

Одним из 20 ставропигиальных патриарших монастырей, имеющих право собственности на Афоне, считается русский монастырь вмч. Пантелеймона. Из 12 скитов 2 русских: св. Апостола Андрея Первозванного (при монастыре Ватопед) и прор. Илии (при монастыре Пантократор). «К лету 1914 г. на Святой Горе еще проживало 4285 русских насельников: в Пантелеимоновском монастыре – 2217, в Свято-Андреевском скиту – 700, в Свято-Ильинском скиту – 412, в келлиях и каливах – 956».¹¹⁰

Православные афонские общины (образованные как до, так и после 1917 г.), хотя и находились в юрисдикции Вселенского Патриарха, не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, в начале 1930-х гг. возникшим на основе прежде единой Русской Зарубежной Церкви. Большинство священнослужителей и мирян испытывали большое влияние Русской Православной Церкви за границей.¹¹¹

В середине 1920-х гг. греческое правительство стало проводить политику эллинизации Афона. Одним из следствий этого стало запрещение вывозить со Святой Горы богослужебные книги, изданные русскими обителями и служившие делу религиозного просвещения славянских народов. «Несмотря на некоторый приток эмигрантов, численность русских монахов на Афоне в рассматриваемый период (1920‒1940-е гг.) постоянно сокращалась. С 1920 г. по 1938 г. их количество уменьшилось с 2110 до 700».¹¹² Значительный вклад в историю не только Афона, но и Русской Православной Церкви внесли два русских эмигранта – Сергий Сахаров (архимандрит Софроний) и Всеволод Кривошеий (архиепископ Василий).

Еще до начала Второй мировой войны русские обитатели Афона стали испытывать значительные материальные трудности, поскольку лишились всех подворий в России, банковских счетов, а позднее и земельных владений на острове (правительство Греции передало их греческим беженцам из Турции). О том, насколько критическим было положение, говорит «Воззвание о помощи русским келлиям и пустынникам Афона», написанное 2 октября 1932 г. «Братством русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной» (к концу 1930-х гг. оно под давлением греческих властей прекратило свое существование).

После вторжения в Грецию германские войска заняли и Афон и назначили немецкого коменданта. Афонские жители послали лично Гитлеру письмо с ходатайством о сохранении уникальных монастырей. Группу немецких офицеров, присланных для разрешения этого вопроса, встречал русский иеромонах Софроний (Сахаров), как знающий немецкий язык. Один из афонитов позднее писал: «Своей образованностью, воспитанием и скромностью отец Софроний так поразил немцев, что рапорт, который они подали в ставку Гитлера после посещения Афона, был самым благожелательным. Ответ ставки также был положительным. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления. Более того, немецкий гарнизон перекрыл доступ на Афон всем мирянам».¹¹³

Практически весь период немецкой оккупации афониты страдали из-за недостатка хлеба. Положение немного изменилось к лучшему в 1943 г., когда на немецкую военную администрацию оказали давление Болгарская, Румынская и Зарубежная Русская Церкви. Благодаря содействию митрополита Берлинского и Германского Серафима (Ляде), находящегося в юрисдикции РПЦЗ, неоднократно оказывалась продовольственная помощь русским монахам. Болгарский Красный Крест в Софии отправил на Афон «7,5 тонн пшеницы, 1 тонну бобов, 600 кг муки, 230 кг сахара, 230 кг риса, 200 кг сыра, 30 кг соды, 20 одеял, 10 комплектов носков и рубах, 10 пар обуви».¹¹⁴

Во второй половине 1941-го‒1942 г. афонские обители пополнились нескольким монахами РПЦЗ, уехавшими на Святую Гору из оккупированной Югославии. Однако численность насельников русских обителей в результате естественной убыли, голода и других бедствий военного времени продолжала сокращаться. К 1946 г. на Святой Горе оставалось всего лишь 472 русских инока. Большинство насельников достигли преклонного возраста. Греческие власти продолжали свою прежнюю политику, не допуская на остров новых русских монахов, опасаясь, что они завладеют «духовными сокровищами» русских обителей – к примеру, 100 тыс. старинных книг и 50 ковчегами с мощами святых.¹¹⁵

Отдельно стоит сказать о греческом острове Лемнос.

Лемносская эпопея – это судьбы более 24 тысяч кубанских, донских, терских и астраханских казаков. Причем, в отличие от подобных событий в турецком Галлиполи, здесь драматические события повторились дважды. В первый раз сотни беженцев из России были переброшены сюда в марте 1920 г., за 8‒9 месяцев до эвакуации Врангеля из Крыма.¹¹⁶

Особенно тяжелыми были первые месяцы пребывания на Лемносе. Основной причиной смертности явились такие заболевания, как скарлатина, корь, воспаление легких. В своем отчете прокурор П.Д. Бровцын не только подтверждает ужасные условия жизни наших соотечественников, но сообщает и новые, потрясшие его факты. Одной из его рекомендаций было «разрешить свободную покупку необходимых продуктов в греческих деревнях и вообще устранить запреты, касающиеся как выезда из лагеря, так и сношения по почте»,¹¹⁷ что показывает, насколько жестоким было отношение английских властей к русским беженцам. «Но русский дух и в таких крайне сложных условиях не угасал, – пишет исследователь. – Его поддерживала вера, религиозные чувства, усилившиеся в дни лишений и испытаний. Первая церковь была создана в середине апреля в Донском лагере. В большой палатке донцы из подручного материала соорудили иконостас, многие пожертвовали свои иконы. 28 апреля 1920 г. генерал П.П. Калитин в рапорте в Константинополь просит прислать все необходимое для устройства церкви. На острове в этот момент находились около десяти православных священников и епископ Елизаветградский и Новомосковский Гермоген. Они-то в тяжелых походных условиях и окормляли духовно тысячи православных христиан».¹¹⁸

Вскоре были оборудованы еще две «палаточных» церкви, многие беженцы стремились служить там в качестве певчих, алтарников, псаломщиков. Хор, который возглавил профессор И.В. Татаркин, стал известен также в греческих селах, в городах Кастро и Мирина. Для проведения служб владыку Гермогена и русских священников приглашали в греческие церкви.¹¹⁹

«Вторая волна» русских беженцев докатилась до Лемноса в ноябре 1920 г. Французы предложили генералу П.Н. Врангелю это «проверенное» место. Решено было отправить туда Кубанский казачий корпус, в составе около 16 тысяч человек, вместе с ними на остров прибыли еще более полутора тысяч «штатских». Всю территорию лагеря корпуса оцепили французские войска. Ситуация весны 1920 г. во многом повторилась, только тогда у власти были англичане, а теперь французы. «С начала декабря 1920 г. на острове высадилось свыше 3600 военнослужащих Донского казачьего корпуса, включая подразделения 80-го Зюнгарского калмыцкого полка и 655 казаков – терцев и астраханцев, сведенных в один полк (в январе 1921 г. полк вырос до 900 человек за счет дополнительной присылки людей из Турции). Всего на острове в разное время находилось свыше восьми тысяч донцов, терцев и астраханцев».¹²⁰

Отношения с православными греками были теплыми, сердечными. Местное население с сочувствием относилось к военным и беженцам из России. Казаков и офицеров приглашали в дом, кормили, давали хлеб, брынзу, овощи. Но со временем и местным жителям становилось все труднее. Французские же власти откровенно стремились избавиться от 25-тысячной «обузы». Есть свидетельства, что с начала 1921 г. они умышленно поддерживали среди эмигрантов состояние полуголода, постоянной нехватки самого необходимого – дров, теплых вещей, кроватей, палаток. Со стороны греческих властей русские встречали совсем иное отношение. Для православных служб предоставили старинную церковь Святых Архангелов в г. Мудрое, русские службы проходили в греческой церкви села Портиану и в новом мудросском Благовещенском соборе.¹²¹

Продолжалась традиция устройства «походных» церквей. «В полках и юнкерских училищах по инициативе самих офицеров и казаков были созданы церкви – в палатках, бараках. Из подсобных материалов сооружались алтари, для иконостасов сдавались личные, семейные иконы. Церкви украшались цветами, любовно вышитыми женами офицеров покрывалами и рушниками». Эти церкви славились своими хоровыми коллективами. Так, на службах в Мудросе и Портиану пел знаменитый впоследствии на весь мир хор С.А. Жарова. Судьба еще одного известного хормейстера русского зарубежья, Н.Ф. Кострюкова, была связана с Лемносом. Всего на острове Лемнос находилось более двадцати православных священников, старшим по сану был епископ Вениамин (Федченков). В основном это были полковые служители, прошедшие со своими частями Первую мировую и Гражданскую войны, – протоиереи Иаков Попов, Андроник Федоров, иереи Михаил Шишкин, Николай Рудников, Михаил Мишин и многие другие. В июне 1921 г. началась переброска казачьих частей и беженцев в Болгарию, Югославию, в Константинополь и материковую Грецию. 25 июня в Болгарию отправился 5-й Донской полк атамана Платова. 30 августа выехали Донское атаманское военное училище с офицерскими курсами и Кубанское Алексеевское военное училище, также с курсами.¹²²

«До декабря 1921 г. на Лемносе еще находилась усиленная сотня, занятая ликвидацией лагеря Калоераки, и около трехсот беженцев... С января 1922 по март 1924 г. на острове оставались двое чинов Донского казачьего корпуса (один из них есаул), в обязанности которых входило поддержание русских кладбищ... Митрополиту Лемноса были переданы схемы русских погостов и списки похороненных».¹²³ С 1941-го по 1944 г. Лемнос был оккупирован немецкими войсками.

2.1. Русская православная эмиграция в Германии

К началу Первой мировой войны Русская Церковь обладала в Германии значительной собственностью: около 36 храмов, домов и земельных участков. Однако численность православных верующих оставалась небольшой. Ситуация изменилась после Октябрьской революции 1917 г. и окончания Гражданской войны в России. В 1935 г., по данным гестапо, русская эмиграция в III рейхе насчитывала около 80 тыс., а по сведениям Министерства церковных дел в 1936 г. – примерно 100 тыс. человек.¹²⁴ «...Численность русской православной общины была значительно меньше – около 12 тысяч человек. Это перекликается со сведениями официальной статистики об общем числе православных в рейхе: 13 023 человека на 16 июня 1933 г., по уточненным данным, опубликованным в 1937 г. – 13 036 человек».¹²⁵

Эти православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям: Московскому Патриархату, РПЦ-3 и Западноевропейскому экзархату Вселенского Патриарха во главе с митрополитом Евлогием. Постановлением Архиерейского Синода РПЦЗ от 1 июля 1926 г. территория Германии была выделена в самостоятельную епархию и главой ее – епископом Берлинским и Германским – назначен Тихон (Лященко). К 1935 г. в стране имелось 4 «карловацких» прихода. Но евлогианских общин было гораздо больше – 9 приходов и 4 незарегистрированных общины.¹²⁶ «Юрисдикции обладали достаточно значительной собственностью в Германии – наследством единой РПЦ: около 36 храмов, домов и земельных участков. Русские церкви можно было найти в Берлине, Гамбурге, Дрездене, Лейпциге, Штутгарте, Висбадене, Баден-Бадене, Бад-Эмсе, Бад-Хомбурге, Бад-Киссингене, Бад-Манхайме, Герберсдорфе, Дармштадте, Одервальде/Эккерсдорфе (Восточная Пруссия)».¹²⁷ Был также всего один приход Московской Патриархии (в Берлине), которая не имела собственности в Германии.

До осени 1935 г. нацистские ведомства не проявляли заметного интереса к проблемам Русской Церкви, занимаясь первоочередными задачами формирования нового государственного аппарата. Существенные перемены произошли вскоре после создания по указу А. Гитлера от 16 июля 1935 г. Рейхсминистерства церковных дел (РКМ). «В то же самое время, – отмечает А.К. Никитин, – гестапо инспирировало антиевлогианскую кампанию, пустив в ход миф о шпионской и подрывной деятельности евлогианского духовенства и активных прихожан в пользу Франции».¹²⁸ Это ведомство практически сразу же стало пытаться объединить приходы Русской Церкви в рамках одного церковно-административного округа. Как отмечает исследователь, «унификация русской православной общины стала частью общей политики унификации, проводимой гитлеровским режимом, которая преследовала цель превратить национал-социализм в господствующую идеологию в стране, подчинить политическому и идеологическому контролю нацистов все сферы государственной и общественной жизни Германии... Эта политика затронула все религиозные общины страны».¹²⁹ М.В. Шкаровский отмечает особое внимание, которое новая власть обратила на общины РПЦЗ: «В ходе унификации нацистские ведомства отдали предпочтение епархии РПЦЗ, так как считали эту Церковь консервативной в церковном и политическом плане, бескомпромиссной в отношении коммунизма и самой многочисленной по количеству прихожан за пределами СССР».¹³⁰

В конце 1935‒начале 1936 г. впервые проявилось стремление включить в сферу влияния III рейха Православные Церкви Юго-Востока Европы – Болгарскую, Греческую, Сербскую, Румынскую. Этот фактор оказал заметное влияние на нацистскую политику в отношении Русской Церкви; сыграло свою роль и желание изобразить режим в качестве ее защитника, в отличие от СССР, где в это время религиозные организации жестоко преследовались. Инициаторами осуществления и разработчиками плана унификации русской православной общины были чиновники РКМ, МИД, Рейхсминистерства пропаганды, гестапо и Внешнеполитической службы НСДАП.

Германские власти надеялись, что в результате государственного признания карловацкой епархии произойдет добровольный переход в нее прихожан и духовенства евлогианской юрисдикции. «В 1935 г. они решили пойти по пути «бескровной» унификации, сделав ставку на государственное признание карловчан и рассчитывая, что прихожане других юрисдикции, прежде всего евлогиане, перейдут в признанную государством епархию».¹³¹ 14 марта 1936 г. Г. Геринг подписал постановление Прусского правительства о предоставлении Берлинской и Германской епархии РПЦЗ статуса корпорации публичного права, одновременно был принят ее устав. Еще в октябре 1935 г. Архиерейский Собор РПЦЗ одобрил устав епархии Берлинской и Германской. Согласно этому уставу, глава епархии «назначается русским православным Архиерейским Собором Заграницей по согласию Рейхсправительства».¹³² Под «государственным согласием» и «одобрением» имелась в виду санкция чиновников соответствующих ведомств рейха на самом высоком уровне.

Но вскоре нацистские ведомства убедились, что евлогианские общины не собираются добровольно переходить в епархию епископа Тихона (Лященко). Не помогло даже строительство в 1936‒1938 гг. нового собора в Берлине для епархии Берлинской и Германской на средства нацистского государства. С октября 1936 г. власти начали оказывать сильное давление на евлогиан. Долгое время это не приносило желаемых режимом результатов, хотя затем, в 1937‒1938 гг., несколько общин уступило оказываемому на них натиску. «Активное противостояние сравнительно небольшой общины (6‒7 тысяч человек, активных прихожан – около 2 тысяч) и мощнейшего репрессивного государства продолжалось целых четыре года, с середины 1935-го по ноябрь 1939 г. Хотя часть евлогиан перешла в карловацкую юрисдикцию, это был в значительной мере формальная победа», – пишет исследователь.¹³³

К лету 1939 г. три прихода в Германии оставались верны владыке Евлогию, и надежды на изменение их позиции у властей уже не было. Кроме того, в это время произошла оккупация германскими войсками Чехии с созданием особой области управления – Протектората, на территории которого проживал евлогианский епископ Сергий (Королев). Ему подчинялись две общины – в Праге и Брно. Между этим владыкой и архиепископом Берлинским Серафимом (Ляде) было заключено компромиссное соглашение от 3 ноября 1939 г. Согласно его тексту, пять общин – три в Германии и две в Протекторате – подчинялись викарному епископу митр. Евлогия Сергию и в то же время входили в карловацкую епархию. Указанное соглашение сыграло в дальнейшем большую роль, фактически прекратив преследование евлогиан. По мере расширения нацистской агрессии количество евлогианских приходов в составе Германской епархии увеличилось с 5 до 13, и все они вошли в нее на основании соглашения от 3 ноября. По словам исследователя, «факты показывают, насколько неприкрытым было вмешательство нацистского тоталитарного режима во внутрицерковную жизнь русской православной общины. В то же время несмотря на хитроумный расчет, угрозы и шантаж или наоборот – обещания гарантий и благодеяния нацистам так и не удалось до конца сломить евлогианское духовенство и прихожан».¹³⁴

Радикальное изменение политики германских властей произошло на следующем этапе. 25 февраля 1938 г. Гитлер подписал рейхсзакон «О землевладении Русской православной церкви в Германии». Согласно этому закону, государственная инстанция получала право распоряжаться собственностью РПЦ в III рейхе и на присоединенных к нему территориях. Следствием этого стала передача земельных участков церквей и других объектов недвижимости епархии РПЦЗ.¹³⁵

Таким образом, с момента прихода к власти Гитлера и до начала наступления на Советский Союз принято условно выделять два периода, в которые Германия применяла различную тактику по отношению к представителям русской православной эмиграции. «Первый – с середины 1935 г. по осень 1937-го когда нацисты сделали ставку на признание и поддержку карловацкой епархии и заняли непримиримую позицию по отношению к евлогианской общине. Второй – с осени 1937 г. по ноябрь 1939-го, когда давление на евлогиан сочеталось с готовностью режима пойти на уступки как результат активного сопротивления евлогианского духовенства и прихожан».¹³⁶

В 1938–1939 гг. территория III рейха значительно расширилась, и чиновники РКМ приступили к реализации своей идеи – распространения Германской православной епархии на все контролируемые области. К Германской епархии были присоединены православные общины в Австрии и Протекторате. Однако в дальнейшем эти планы были реализованы лишь частично – в Бельгии, Люксембурге, Лотарингии, а позднее в Словакии и Венгрии. Дело в том, что другие нацистские ведомства все более явно выступали против этой тенденции и «сделали невозможным осуществление стратегической линии РКМ на создание в Германии одного из влиятельных центров православного мира. В этом плане показательна неудача попытки организации в III рейхе православного Богословского института».¹³⁷

Начало нацистской агрессии против Советского Союза 22 июня 1941 г. явилось рубежом, существенно изменившим положение Германской епархии РПЦЗ. Хотя РКМ пыталось сохранить свой прежний относительно благожелательный курс, все большую роль в определении церковной политики играли другие, принципиально враждебные Русскому Православию германские ведомства, прежде всего Партийная канцелярия и Главное управление имперской безопасности (РСХА). Всевозможные ограничения и стеснения вскоре коснулись различных сторон жизни епархии. Но речь фактически шла о большем – полном отказе от прежнего, проводимого РКМ, курса на распространение епархии на все, попадавшие в сферу нацистского контроля территории, с перспективой создания в будущем самостоятельной Германской Православной Церкви. Первые заметные коррективы этого курса произошли в 1940 г. на территории генерал-губернаторства, но в основном он продолжался до лета 1941 г. и даже по инерции частично еще несколько месяцев.¹³⁸

Важной вехой в истории православной Германской епархии стало первое и последнее в годы войны епархиальное собрание, которое прошло 29‒31 января 1941 г. в Берлине. На нем, в частности, было принято решение об организации Миссионерского комитета и преобразовании епархии в Среднеевропейский митрополичий округ. Важные изменения произошли и в практической деятельности русского духовенства. На территории III рейха оказалось несколько миллионов наших соотечественников: военнопленных и так называемых восточных рабочих (остарбайтеров). По немецким данным, за всю войну в плен попало 5754 тыс. военных, из них к 1 мая 1944 г. умерло 3222 тыс. Остарбайтеров насчитывалось 5 млн. человек. Несмотря на первоначальные строгие запреты, православные священники всячески стремились окормлять их духовно. «Понимая, что духовенство его епархии в лагеря не пустят, митр. Серафим попытался решить проблему другим способом – рукоположением благочестивых военнопленных во священников, в марте 1944 г. попросив об этом разрешения ОКВ (Отдел военнопленных Верховного командования вермахта). То в свою очередь запросило мнение Партийной канцелярии и РМО. Оба ответа были резко негативными».¹³⁹

На основании изученных документов М. В. Шкаровский приходит к выводу, что к концу войны Германская епархия РПЦЗ значительно выросла в количественном отношении. На территории довоенной Германии богослужения регулярно совершались в 80-ти приходах и общинах. В целом же, с учетом православных приходов в Венгрии, Словакии, Австрии и Западной Польше, их число равнялось 165-ти.¹⁴⁰

2.2. Русская православная эмиграция в Италии

После 1917 г. русские колонии, возникшие здесь в начале XX века, оставались только в Риме, Милане и Флоренции. Известно, что русская община в Риме насчитывала сто полноправных членов.¹⁴¹ В Риме также существовало благотворительное «Русское собрание», которое оказывало материальную помощь русским беженцам. При «Русском собрании» действовала бесплатная столовая для нуждающихся русских, содержавшаяся на средства княгини М.П. Демидовой. В 1921 г. княгиня также получила почетное звание «Попечительница храма».

В эти годы Православная Церковь сталкивалась с рядом типичных проблем. Прежде всего, она испытала влияние раскола, который произошел в РПЦЗ. Сначала все русские православные общины Италии вошли в Западноевропейскую епархию митрополита Евлогия (Георгиевского), с резиденцией в Париже. (Что касается римской общины, она в 1927 г. перешла под омофор митрополита Антония (Храповицкого), где состояла до 1985 г.). Вслед за тем, как в 1930 г. прекратились отношения митрополита Евлогия с Москвой, произошел и разрыв Русской Православной Церкви в Италии с Московской Патриархией. Как и большая часть заграничных русских православных церквей, русские православные общины Италии перешли под юрисдикцию Вселенского Патриарха.¹⁴²

К началу Второй мировой войны на территории Италии имелось семь русских православных общин. При этом большинство из них (во Флоренции, Мерано, Милане и Генуе) находились в составе Западноевропейского экзархата митрополита Евлогия (Георгиевского), в юрисдикции Константинопольского Патриарха. Остальные три общины (в Риме, Сан-Ремо и Бари) состояли в юрисдикции Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ).¹⁴³

Крупнейшим центром русской духовной жизни в стране в этот период стала не римская епархия, а церковь во Флоренции. Русская Церковь в Италии, как, впрочем, и во многих других странах, столкнулась с посягательствами на церковное имущество со стороны различных советских организаций. Так, например, земельный участок, предназначенный для строительства русского православного храма в Риме (он был приобретен до революции на имя российского посольства) в 1924 г. был объявлен собственностью советского посольства, а затем продан.¹⁴⁴ По этой причине устройство русской православной церкви в Риме затянулось до середины 30-х гг. Под угрозой оказалось и русское православное подворье Святителя Николая в Бари – на его собственность претендовали сразу два Палестинских общества: Императорское и советское – и в этой связи возникло даже судебное дело. Князь Н.Д. Жевахов, глава Никольского подворья, добивался, чтобы оно осталось собственностью русской эмиграции. В этом он нашел поддержку и материальную помощь со стороны княгини М.П. Демидовой.¹⁴⁵

Раньше Русская Православная Церковь в Италии располагала пожертвованиями богатых русских паломников, путешественников и курортников, а также поступлениями из России. После революции эти источники больше не существовали, были национализированы ее капиталы, которые хранились в банках России. Помощь приходила от русских беженцев-аристократов, а также от итальянского правительства. Согласно итальянскому королевскому указу, в 1929 г. за римским православным приходом был утвержден статус юридического лица. В 1931 г. приход наконец вступил во владение особняком княгини М.А. Чернышевой, завещанном ею русской церкви. В 1932 г. в «Палаццо Чернышевой» (на виа Палестро) была освящена церковь во имя святителя Николая Чудотворца. Ее устройству помогли княгини С.Н. Барятинская и С.В. Гагарина, а также королева Италии Елена Савойская.¹⁴⁶ Благочинным приходов РПЦЗ в Италии был известный церковный деятель настоятель римского храма свт. Николая Чудотворца архимандрит Симеон (Нарбеков). Этот домовый храм существовал в Риме с 1823 г., но только в 1932 г. был окончательно устроен на первом этаже особняка светлейшей княжны М.А. Чернышевой.¹⁴⁷ Русская Церковь в Италии оказывала благотворительную помощь эмигрантам. Под ее наблюдением по-прежнему находились русские некрополи. В разное время римским приходом были устроены три «Общие русские могилы».

В условиях войны приходской совет римской общины регулярно проводил свои заседания, например, в 1940 г. рассматривал вопрос о выделении денег на устройство Богословско-пастырских курсов в Словакии. Следует отметить, что некоторые прихожане помогали оказавшимся в Риме советским военнопленным. В годы Второй мировой войны значительная часть русских эмигрантов в Италии, сохранив любовь к Родине, занимала антифашистскую позицию.¹⁴⁸

Второй приход РПЦЗ находился на «итальянской Ривьере» – в г. Сан-Ремо. В 1922 г. здесь был образован приходской комитет, и до 1929 г. община подчинялась митрополиту Евлогию (Георгиевскому), а с 1929 г. община перешла в юрисдикцию РПЦЗ. В 1940 г. в здание храма попала бомба, и в годы войны использовалась приписная Никольская часовня. Еще один приход в юрисдикции РПЦЗ находился на юге Италии – в г. Бари, здесь еще до революции было построено русское подворье с церковью свт. Николая Чудотворца. В небольшую общину Николаевской церкви, кроме русских, входили православные греки, албанцы, румыны, болгары и сербы. После взятия в 1943 г. города войсками антигитлеровской коалиции настоятель храма священник Андрей Копецкий написал Патриарху Сергию о желании перейти в юрисдикцию Московского Патриархата.¹⁴⁹

Четыре русские общины в Италии – во Флоренции, Мерано, Милане и Генуе – находились в составе Западноевропейского экзархата митрополита Евлогия (Георгиевского), в юрисдикции Константинопольского Патриарха. Старейшая и одна из красивейших русская церковь Рождества Христова и свт. Николая Чудотворца во Флоренции была закончена в 1903 г. В начале 1920-х гг. под названием «Русского комитета» сложилась приходская община при домовом храме свт. Николая в южнотирольском курортном городе Мерано. С 1924 г. этот храм находился под патронажем флорентийского прихода. Две новые общины в 1920-е гг. создали русские эмигранты, поселившиеся в крупных промышленных центрах Италии – в Милане и Генуе. События войны разметали многих русских миланцев. В Генуе церковная община возникла в 1926 г. по инициативе инженера П.В. Коронцева, сформировавшего церковный комитет. После 1935 г. генуэзская община была приписана к миланской.¹⁵⁰

В вышедшей в 2009 г. книге историка М.Г. Талалая,¹⁵¹ глава VIII, под названием «Эмигрантские инициативы», посвящена истории богослужений в в Милане, Генуе, Торре-Пеличе и лагерях «ди-пи». Автор отмечает, что «православные люди в Италии, в отличие от других стран (Франции, Германии, США и т. д., где их было больше и где они были лучше обеспечены и организованы), не могли заниматься храмостроительством. Попытки устроить очаги веры обычно завершались наймом помещений и скромным декорированием (в Милане, Генуе, Торре-Пелличе). Более того, когда диаспора «первой волны» стала таять, два храма – в Бари и Мерано – вообще ушли из «русских рук», став муниципальной собственностью».¹⁵²

Весной 1941 г. итальянские войска оккупировали значительную часть Югославии: Южную Словению, почти все Адриатическое побережье (Далмацию и Истрию), Черногорию и Западную Македонию с общим населением 1 990 000 человек. В отличие от придерживавшихся антихристианской идеологии вождей нацистской Германии итальянское руководство антицерковной политикой не занималось. При этом поддержка Католической Церкви в ее прозелитической деятельности хотя и проводилась, но в значительно более мягкой форме, чем в Хорватии.¹⁵³

В итальянской зоне оккупации – Южной Словении политика была наиболее мягкой, поэтому многие священники бежали туда из немецкой зоны. Именно в захваченной итальянцами Южной Словении проживало несколько сотен русских эмигрантов. В местечке Вршич вблизи г. Краньска Гора еще в 1919‒1920 гг. была построена часовня на кладбище. В г. Поновиче в начале 1920-х гг. была создана русская реальная гимназия, в которой устроили домовую церковь. До апреля 1941 г. действовала Русская православная миссия в Словении, вероятно прекратившая существование сразу же после прихода итальянцев. Весь период итальянской оккупации связь русских эмигрантов со своими соотечественниками в Сербии была практически невозможна.¹⁵⁴

После окончания войны в Италии оказалось несколько десятков тысяч бывших советских военнопленных, беженцев и остарбайтеров, которые не хотели возвращаться в СССР. Они были размещены в специальных, лагерях Ди-Пи (перемещенных лиц). Почти все эти лагеря окормляли русские православные священники (состоявшие в основном в юрисдикции РПЦЗ). В Риме некоторое время находилось представительство Православного комитета РПЦЗ, помогавшего русским беженцам.¹⁵⁵

2.3. Русская православная эмиграция в Польше

В сентябре 1939 г. в зону германской оккупации попала Варшавско-Холмская епархия с 98 приходами и около 300 тыс. верующих, в основном украинцами Холмской области (250 тыс.). Часть занятой германскими войсками польской территории отошла к рейху, а на остальной было образовано генерал-губернаторство во главе с доктором Г. Франком.¹⁵⁶

Судьба православных, проживающих на прежней польской территории, волновала священнослужителей и мирян РПЦЗ. Архиерейский Синод РПЦЗ поручил архиепископу Серафиму (Ляде), возглавлявшему Берлинскую и Германскую епархию РПЦЗ, ознакомиться с положением Польской Церкви и оказать помощь ее иерархии, если она сохранилась, или в противном случае принять на себя попечение о верующих, оказавшихся без епископов.¹⁵⁷

После обсуждения ситуации с архиепископом Серафимом глава Польской Церкви митрополит Дионисий (Валединский) отказался от церковного управления и передал его иерарху РПЦЗ (в пределах досягаемости митрополита в то время не было ни одного другого православного епископа). Необходимо отметить, что ни владыка Серафим (Ляде), ни другие архиереи РПЦЗ не признавали законности автокефалии Польской Православной Церкви, предоставленной Константинопольским Патриархатом и никогда также не признаваемой Московским Патриархатом. Однако в феврале 1940 г. генерал-губернатор Франк и министр РКМ Керл достигли соглашения об официальном переходе церковного руководства к архиепископу Серафиму при условии сохранения автокефалии.

С согласия Синода РПЦЗ архиепископ Серафим временно переехал в Варшаву, где оказал большую практическую помощь целому ряду православных приходов, в конце ноября 1939 г. он основал в Варшаве братство Св. князя Владимира.¹⁵⁸ Положение владыки в Варшаве оказалось нелегким. С самого начала его стали обвинять в ущемлении интересов украинцев, которые требовали признания права на самостоятельную Украинскую национальную автокефальную Церковь и ее образования. Стали появляться жалобы и протесты по поводу его практической деятельности.¹⁵⁹

Во многом благодаря ходатайствам Серафима перед различными германскими инстанциями на территории бывшей Польши было восстановлено свыше 75 храмов, отобранных ранее у православных, и начал восстанавливаться ликвидированный поляками Турковицкий женский монастырь. Особенное значение имело возвращение собора в Холме, который являлся национальной святыней украинского населения Холмщины и Подляшья.¹⁶⁰

Свое управление приходами в генерал-губернаторстве владыка считал вынужденным и временным, неоднократно ставил вопрос о своем отказе от этих полномочий. Он согласился управлять Варшавской епархией «впредь до окончания реорганизации Православной Церкви в занятых польских областях». 15 мая 1940 г. архиепископ подписал статут о временном церковном управлении в дистрикте Люблин. Статут охватывал 53 общины Холмщины и Подляшья.¹⁶¹

Как уже упоминалось, РКМ потерпело поражение на втором этапе унификации русских православных общин, что повлекло изменение прежней политики в отношении Русской Церкви, – режима покровительства РПЦЗ на территории Германии, и планам расширения Берлинской и Германской епархии на все присоединяемые к рейху территории. «Теперь против этого курса выступили многие важные партийные и государственные органы, которые раньше так или иначе терпели его. Впервые возобладал враждебный подход как к Русской Церкви в целом, так и ко всем ее составным частям, в том числе РПЦЗ».¹⁶²

Именно на бывшей польской территории важнейшие ведомства III рейха начали осуществлять курс раздробления Русской Церкви на самостоятельные, независимые церковные образования, разыгрывая национальную и религиозную «карты».¹⁶³

2.4. Русская православная эмиграция в Чехии

В 1918 г., вследствие краха Австро-Венгерской империи после Первой мировой войны входившие в ее состав Чехия, Словакия и Подкарпатская Русь объединились и образовали независимую республику Чехословакия. В результате Мюнхенского соглашения 1938 г. Германия добилась аннексии Судетской области. Словакия отделилась, а оставшееся Чешское государство было оккупировано Германией уже в следующем, 1939 г. и стало называться Протекторат Богемия и Моравия.

К концу Гражданской войны в России Прага стала одним из главных центров русской эмиграции. Правительство охотно принимало беженцев из России, развернув для них широкую программу помощи под названием «Русская акция». Всего в этой стране в начале 1920-х гг. проживало до 40 тыс. русских эмигрантов, а в 1929 г. – 13,7 тыс. Именно Прага наряду с Парижем стала важнейшим центром Русского студенческого христианского движения (РСХД).¹⁶⁴

Возникшие в Чехии русские православные общины подчинялись митрополиту Евлогию. Непосредственно эти общины окормлял епископ Вельский Сергий (Королев). За отказ признать автокефалию Польской Православной Церкви он в 1922 г. был арестован и выслан из Польши в Чехию, после чего митр. Евлогий назначил его своим викарием и настоятелем собора свт. Николая Чудотворца на Староместской площади Праги. Стараниями епископа Сергия в 1924‒1925 гг. была построена каменная церковь Успения Божией Матери на русском участке пражского кладбища в Ольшанах. Позднее владыка Сергий создал и третью русскую церковь в Праге – домовый храм свт. Николая на Рузвельтовой улице. Кроме храмов Праги в ведении владыки Сергия находились православные приходы в Брно, Братиславе и позднее – в Нитре.¹⁶⁵

Стараниями русских эмигрантов, главным образом студентов, были устроены домовые церкви и в других городах Чехословакии: Пильзне, Градце Кралове, Пшимбране и т.д. Епископу Сергию было поручено наблюдение и за русскими курортными храмами в Карловых Варах (Карлсбаде), Франтишковых Лазнях (Франценсбаде) и Марианских Лазнях (Мариенбаде). Долгое время епископ Сергий был единственным русским священнослужителем в Праге и сам совершал все требы. Только в 1928 г. у него появился ближайший друг и помощник – иеромонах, а затем архимандрит Исаакий (Виноградов).¹⁶⁶

Через несколько месяцев после оккупации Чехии и образования на ее территории Протектората Богемии и Моравии, 3 ноября 1939 г., между епископом Сергием (Королевым) и архиепископом Серафимом (Ляде) было заключено компромиссное соглашение. Согласно ему, 3 сохранившихся евлогианских общины в Германии и 2 в Праге и Брно подчинялись епископу Сергию и в то же время входили в Берлинскую и Германскую епархию РПЦЗ, которую возглавлял архиепископ Серафим. «Это соглашение в дальнейшем сыграло большую роль, фактически прекратив преследование евлогиан в Германии и на некоторых захваченных ею территориях, – отмечает исследователь. – После создания в мае 1942 г. Среднеевропейского митрополичьего округа РПЦЗ количество евлогианских приходов в нем выросло с 5 до 13».¹⁶⁷

После нападения Германии на СССР владыка Сергий вместе с архимандритом Исаакием начал служить молебны о даровании победы над фашизмом. Пресвитер Исаакий призвал свою паству к участию в сборе пожертвований для русских. В условиях немецкой оккупации из церковных организаций гестапо закрыло лишь «Братство для погребения православных русских граждан и для охраны и содержания в порядке их могил в Чехословакии». Оккупационные власти строжайше запретили оказывать какую-либо помощь советским военнопленным, что, впрочем, многие русские эмигранты делали вопреки запретам. Во время уничтожения осенью 1942 г. чешских православных общин русские приходы, вероятно благодаря заступничеству митрополита Серафима, были спасены от ликвидации, но отдельные репрессии все же происходили.¹⁶⁸

В Карлсбад 10 ноября 1944 г. из Белграда через Вену эвакуировался Архиерейский Синод РПЦЗ во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским). Здесь 24 февраля 1945 г. скоропостижно скончался бывший архиепископ Берлинский и Германский на покое владыка Тихон (Лященко). Вскоре в Карлсбад переехал из г. Торгау и митрополит Серафим (Ляде). Привезенная из Белграда главная святыня русского зарубежья – чудотворная «Курская-Коренная» икона Божией Матери несколько месяцев находилась в карлсбадской церкви Святых Апостолов Петра и Павла. В связи с приближением советских войск 15 апреля 1944 г. митрополит Анастасий с келейником, а затем и другие архиереи РПЦЗ вместе со служащими Синода выехали в Баварию.¹⁶⁹

В 1942 г. в Судетах находилось значительное количество восточных рабочих (остарбайтеров), насильственно вывезенных из оккупированных областей СССР. Несмотря на запреты, они посещали богослужения в русских храмах. После прихода советских войск все три русские церкви в Судетах остались действующими.¹⁷⁰

Накануне прихода советских войск в Прагу многие русские эмигранты, опасаясь репрессий, уехали на Запад. Епископ Сергий (Королев), архимандрит Исаакий (Виноградов) и протоиерей М. Васнецов решили остаться вместе со своей паствой. Отец Исаакий в январе 1944 г. был избран главным священником Русского общевоинского союза (РОВС).¹⁷¹

Епископ Сергий подвергался допросам и даже кратковременному аресту, но более серьезных репрессий избежал. После встречи 15 октября 1945 г. с приехавшим в Прагу архиепископом Орловским и Брянским Фотием он (вместе со всеми своими приходами) перешел в юрисдикцию Московского Патриархата.¹⁷²

2.5. Русская православная эмиграция в Словакии

Важнейшую роль в распространении Православия в Словакии сыграло монашеское братство преподобного Иова Почаевского, которое существовало в 1923‒1946 гг. на территории так называемой Пряшевской Руси – северо-восточной части Словакии. Монастырь прп. Иова был известен прежде всего своей широкомасштабной деятельностью по распространению религиозной литературы. Он был почти единственным местом в Европе, откуда распространялось православное печатное слово по всем приходам русского зарубежья. Эта обитель в виде книгопечатного монашеского братства была основана в марте 1923 г. в небольшом словацко-русинском селе Владимирова (по-чешски Ладомирова) известным церковным деятелем архимандритом Виталием (Максименко).¹⁷³

«Значение монастыря прп. Иова в истории русской церковной эмиграции трудно переоценить, – отмечает исследователь. – Он вел самую активную издательскую, миссионерскую и культурно-просветительскую работу среди всех обителей русского зарубежья. Особенно уникальное явление представляет собой деятельность монастыря прп. Иова в годы войны, ставшая возможной потому, что Словакия формально являлась самостоятельным государством и власти нацистской Германии не могли прямо вмешиваться в события, происходившие на ее территории».¹⁷⁴ После войны обитель прекратила свое существование, ее насельники фактически создали два главных монастыря РПЦЗ, существующих до сих пор: прп. Иова в Мюнхене (Германия) и Пресвятой Троицы в Джорданвилле (США).

В начале 1920-х гг. все православные приходы Восточной Словакии подчинялись архиепископу Пражскому Савватию (Врабецу), находившемуся в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Этот владыка и назначил в марте 1923 г. архимандрита Виталия (Максименко) настоятелем прихода в Ладомировой. В феврале 1924 г. правительствами Чехословакии и Югославии был заключен договор, по которому Православной Церкви в Подкарпатской Руси предоставлялась полная автономия и право иметь своего епископа, но в юрисдикции Сербского, а не Константинопольского Патриарха. К 1925 г. почти все православные общины Словакии стали подчиняться сербским архиереям. Исключение составлял созданный русскими эмигрантами приход в г. Братислава, который подчинялся митрополиту Евлогию (Георгиевскому).¹⁷⁵

В июле 1929 г. в Ужгороде было создано Свято-Владимирское братство восстановления Православия и охраны русской культуры на Карпатах.¹⁷⁶

В 1930-е гг. в Ладомировой типографии печаталось около 75% всех изданий РПЦЗ. К февралю 1930 г. численность братии выросла до 25 человек, в их числе пять были с высшим богословским образованием. Ежегодно обитель принимала две-три тысячи богомольцев, в том числе и из-за границы. Насельники служили настоятелями в православных храмах края, проводили занятия по Закону Божию в сельских народных школах. Все это дало значительные результаты. «В результате этой миссионерской работы численность членов православных общин в Словакии выросла с 2100 в 1921 г. до 12 500 в 1940 г.».¹⁷⁷

После раздела Чехословакии и ее частичной оккупации немцами и венграми ситуация в стране существенно изменилась. Еще 7 октября 1938 г. под давлением Германии чехословацкое правительство признало автономию Словакии, а 14 марта 1939 г. была провозглашена самостоятельность этой страны. Вследствие присоединения территории Закарпатья к Венгрии 15 марта 1939 г. Мукачевско-Пряшевская епархия была разделена государственной границей на две части. Подавляющее большинство православных приходов отошло к Венгрии, и на территории Словакии осталось лишь 12 приходов епархии, монастырь прп. Иова и две церковные общины в юрисдикции митрополита Евлогия в Братиславе и Нитре.¹⁷⁸

В сентябре 1941 г. правительство Словакии выразило пожелание, чтобы Православная Церковь в этой стране стала некоей автономной единицей, по возможности с собственным епископом, имеющим подданство Словакии. На этой почве порой возникали конфликты с русским духовенством. В сентябре 1942 г. словацкое правительство потребовало официального введения должности администратора с назначением на нее гражданина Словакии, которому должны были подчиняться все местные православные священники. Подобные процессы происходили и в других странах, обретших национальную и государственную независимость (например, в Финляндии). Правительство приняло устав Православной Церкви в Словакии, согласно которому епархия являлась составной частью Среднеевропейского митрополичьего округа РПЦЗ.¹⁷⁹ Но, как пишет историк, «в целом крупномасштабных антицерковных акций в Словакии, в отличие от нацистской Германии, не было, поскольку во главе этого славянского государства в качестве президента с 22 октября 1939 г. по 5 апреля 1945 г. находился прелат Иосиф Тисо (повешенный в 1947 г.), и католическая партия являлась правящей... Число православных почти не изменилось: в 1940 г. – 12 500, в 1943 г. – 12 000».¹⁸⁰

В январе 1942 г. в Велико-Михаловитцах (Восточная Словакия) был создан православный Союз Св. Кирилла и Мефодия. Число его приверженцев очень быстро росло, и через три месяца составило уже 1300 человек. Такая ситуация встревожила некоторых католических деятелей и государственных чиновников Словакии, у которых появились намерения присоединить православных к униатской Церкви. Но этому помешало противодействие митрополита Серафима (Ляде) и Болгарской Православной Церкви.¹⁸¹

Вскоре после окончания боевых действий был создан Комитет по восстановлению имущества Пряшевской епархии, в результате активной деятельности которого число православных приходов в Словакии достигло 18. На Пряшевщине были воздвигнуты и два храма-памятника русским воинам, погибшим при освобождении Чехословакии от немецкой оккупации. Почти все православное духовенство Словакии осталось на месте.¹⁸²

Начиная с XVI в. государственной Церковью в Финляндии была Лютеранская. После вхождения в состав Российской империи местные государственно-правовые нормы автоматически распространились на православное население, жившее на территории Княжества. Статус сосуществования двух государственных конфессий на территории Автономии изначально не был определен. В своей работе Т.И. Шевченко приводит данные о том, что государственные законы Финляндии «отказывали православным и их организациям в участии в общественной жизни, создавали препятствия в культовой практике, ограничивали права собственности».¹⁸³ Православная Церковь, государственная в России, заняла на территории Финляндского княжества положение «терпимой».

Всего в Финляндии к началу XX века имелось 4 Благочинных округа, из 96 человек епархиального клира 29 получали оклад от Финляндского Сената, остальные – из российской казны и Синода. В 1912 г. в Финляндской епархии имелось 86 церквей, 90 часовен, 4 монастыря, 29 библиотек при церквах, 1 больница и 1 богадельня.¹⁸⁴ Согласно переписи населения, в Финляндском Княжестве было зарегистрировано 5 939 граждан (0,22%), считавших русский язык родным. В 1910 г. в семи крупнейших городах Княжества проживало 12 тыс. подданных России.¹⁸⁵

Интересной особенностью можно считать тот факт, что на Карельском перешейке оформилась своеобразная «летняя популяция» русских дачников. Финский исследователь Й. Лойма отмечает, что в свое время Финляндская епархия была учреждена именно с целью удовлетворять нужды разросшейся «дачной популяции» русских. Другие видные исследователи проф. Л.В. Суни и О.А. Яровой называют главной причиной возникновения епархии стремление утвердить в Финляндии идеологию «самодержавия, православия, народности» и создать «важный плацдарм наступления самодержавия на финляндскую автономию».¹⁸⁶

Перед Первой мировой войной на Карельском перешейке в собственности петербуржцев и других жителей Империи числилось 775 поместий и 10 тысяч дач. «Дачный район» сильно отличался от окружающей Финляндии. «Чувствительные к правам на свою землю, финны очень напряженно воспринимали разрастание «летней популяции» русского населения на территории Княжества, – отмечает Т.И. Шевченко. – Раздражали и земельные привилегии, дарованные Императором, по мнению финнов, умножившие безделье и праздность среди русских на Перешейке, и Православная Церковь с ярко выраженными русскими традициями в противовес местной, Лютеранской, и сами традиции, отличавшиеся от местных».¹⁸⁷

В 1905 по 1917 г. Финляндскую епархию возглавлял архиепископ Сергий (Страгородский), будущий Патриарх Московский и всея Руси. После выборов его на Владимирскую кафедру, с 12 августа 1917 г., временным управляющим Финляндской епархией был назначен его викарий, епископ Сердобольский Серафим (Лукьянов). На 1917 г. в Финляндской епархии числилось 40 приходских священников и 12 диаконов, 58 тыс. православных прихожан и 29 приходов. В первой половине 1917 г. по экономическим и политическим причинам покинули свои приходы в Финляндии и уехали в предреволюционную Россию 9 священников, 3 диакона и несколько псаломщиков, что заставило правительство и церковные власти обеспокоиться проблемой кадров.¹⁸⁸

Осенью 1917 г. экономическая ситуация в Финляндском Княжестве, как и в России, была критической. Страну парализовали забастовки и безработица, прекратились военные заказы, начались трудности с продовольствием, своим хлебом страна была обеспечена лишь на 40%.¹⁸⁹ Некоторые историки даже называют Великое Княжество этого времени своеобразной «бомбой», готовой взорваться при малейшей неосторожности.¹⁹⁰ В декабре 1917 г. Финляндский парламент-сейм с перевесом всего в 12 голосов проголосовал за отделение.¹⁹¹ И хотя 4 января 1918 г. исполком Совета народных комиссаров объявил о признании Финляндской республики, в январе 1918 г. в Хельсинки был совершен «красный» переворот. В стране началась гражданская война. В Финляндии после революции 1917 г. находились около 100 тыс. красноармейцев – это вызывало панику и хаос в обществе. Общее число граждан Финляндии, погибших в гражданской войне 1918‒1919 гг., составило 35 тыс. человек.¹⁹² Национальным героем Финляндии стал генерал К.Г. Маннергейм, сумевший восстановить в стране порядок.

После объявления Финляндией государственной независимости в декабре 1917 г. сдерживаемый национализм выплеснулся наружу. Это сказалось и на русской «дачной популяции». Около 150 русских за 1 неделю в апреле – мае 1918 г., было уничтожено в районе Терриоки комендантом Элфвенгремом и шефом полиции Уотиненом. Относительно же бедное русское население, которое рассматривалось как бесполезное, было насильно и секретно переправлено через границу.¹⁹³

После 1919 г. в Финляндии насчитывалось до 15 тыс. русских православных эмигрантов.¹⁹⁴ Многие были приписаны к православным приходам Финляндии, они имели статус «временных членов», которые должны были покинуть страну, как только в России установится «желательный для них порядок». Из 29 православных приходов 14 были «карельскими», на территории Перешейка и Приладожской Карелии. В остальных пятнадцати «городских» приходах (17 тыс. человек) большинство составляли русские (90%).¹⁹⁵

В 1918 г. статс-секретарь А.Ф. Трепов добился создания в Финляндии организации помощи русским беженцам. 5 ноября 1918 г. правительственный Сенат утвердил Особый Комитет по делам русских беженцев, зарегистрированный как иностранное общество, в котором 2/3 составляли не принявшие финляндского подданства бывшие граждане России. Правительство выделило Комитету 500 тыс. финских марок. Организация оказывала моральную, финансовую, юридическую поддержку беженцам, помогала в трудоустройстве, имела паспортный отдел, убежище для стариков, выдавала пособия, решала общеобразовательные вопросы.¹⁹⁶ Всего в 1919 г. в Финляндии насчитывалось 28 русских организаций помощи беженцам.¹⁹⁷

Сразу после обретения Финляндией государственной независимости национально ориентированные клирики Финляндской епархии постарались добиться для Православной Церкви государственного статуса (1918) и покровительства гражданских властей. Они приложили много сил, чтобы превратить Православную Церковь в один из национальных институтов.¹⁹⁸ В обществе были популярны политические заявления на тему национальной Церкви, это считалось проявлением гражданского патриотизма.

В октябре 1917 г. прервалась связь с высшей церковной властью в России и прекратился приток денежных средств (250 тысяч финских марок в год, в рублях – примерно в 4 раза больше). Большевики реквизировали в Государственном банке капитал в размере более 2 миллионов рублей, принадлежавший Православной Финляндской епархии.¹⁹⁹ В этой ситуации Финляндский сенат счел необходимым назначить значительные субсидии для православной епархии (они даже превышали понесенные потери).²⁰⁰

10/23 января 1918 г. в г. Выборге состоялся епархиальный съезд духовенства и мирян, где епископ Серафим (Лукьянов) был избран на должность главы епархии (58 из 90 голосов). Это вызвало недовольство значительной части финно-карельского духовенства. 24 января/6 февраля 1918 г. Поместный Собор Православной Российской Церкви назначил его епископом Финляндским и Выборгским. Местное духовенство желало видеть на этом месте кандидата от финского православного населения протоиерея Михаила Казанского, прослужившего всю жизнь в Финляндии и знавшего оба языка, который придерживался церковной политики нейтралитета между «русским» и «финским» направлениями в епархии.²⁰¹

В августе 1918 г. Правительству Финляндии был представлен проект Положения о Православной Церкви, которое и было утверждено 26 ноября 1918 г. Положение состояло из 7 разделов, заключавших 262 параграфа. Оно присваивало Православной Церкви Финляндии статус второй, национальной церкви меньшинства. Высший церковный орган, Собор, должен был решать сугубо внутренние, вероисповедные вопросы, а правительство наделялось полномочиями образовывать новые епархии и приходы, назначать епископов, открывать и закрывать монастыри, определять обязанности духовенства.²⁰²

Как отмечает исследователь, «Православная Финляндская Церковь в начале своего существования оказалась зависима и материально, и административно от государственной власти, которая к тому же была лютеранской».²⁰³ И если раньше тесная взаимосвязанность церковных и государственных интересов в России вызывала в Финляндии возмущение, то после обретения независимости страна выбрала точно такой же путь.

23 декабря 1920 г. определением Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода владыка Серафим (Лукьянов) был возведен в сан архиепископа Финляндского и Выборгского. А 29 января/11 февраля 1921 г. последовала грамота Святейшего Патриарха Тихона за № 139, согласно которой Священный Синод и Высший Церковный Совет Православной Российской Церкви признавал Финляндскую Церковь автономной, ввиду того, что она находилась в пределах самостоятельного государства и фактически уже пользовалась самостоятельностью во многих областях своей деятельности. Святейший Патриарх Тихон, благословляя автономию Финляндской Церкви, согласился с тем, чтобы в своей внутренней жизни она следовала местному Положению от 1918 г.²⁰⁴

6 июня 1923 г. Финляндская Православная Церковь была принята с правами широкой автономии в Константинопольский Патриархат.

В ближайшем окружении архиепископа Серафима (Лукьянова) были воинственно настроенные монархисты, «мечтавшие о восстановлении старой России» во всей ее мощи и, соответственно, не желавшие признать суверенный статус бывшего Великого Княжества.²⁰⁵ В условиях напряженной борьбы за политическую стабильность в стране это могло послужить серьезным поводом для отстранения правительством архиепископа Серафима от должности Финляндского архиерея.

В ноябре 1922 г. финляндское правительство неофициально предложило архиепископу Серафиму покинуть пост, на что получило отказ. 29 декабря 1923 г. указом президента Финляндии архиепископ Серафим был отстранен от возглавления епархии. Неофициальным поводом послужило обвинение его в несанкционированной связи с Архиерейским Синодом за границей. Архиепископу Серафиму было предложено поселиться на покое в Коневском монастыре, ему назначили пенсию в 12 тысяч финских марок ежегодно, такую же, как лютеранским епископам.²⁰⁶ Кроме того, архиепископ Серафим сохранил за собой финляндское гражданство, что впоследствии, при жизни в Европе, послужило ему своеобразной защитой и после 1947 г. воспрепятствовало попыткам советских органов госбезопасности открыто водворить его на территорию СССР.

Архиерейский Синод РПЦЗ и после 1924 г. продолжал считать уволенного финляндским правительством архиепископа Серафима (Лукьянова) главой Русской Православной Церкви в Финляндии. Архиепископа Германа (Аава), главу национальной местной Церкви, они называли «лжеепископом».²⁰⁷ В 1926 г. архиепископ Серафим был назначен викарием митрополита Евлогия (Георгиевского). После разрыва его с зарубежным Архиерейским Синодом вместо митрополита Евлогия возглавлял Западноевропейскую епархию РПЦЗ с 1927 по 1945 г. После смерти митрополита Евлогия с августа 1946 г. – экзарх Московского Патриархата в Западной Европе.²⁰⁸

В межвоенный период Финляндская Православная Церковь значительно окрепла и выросла численно – с 55 тыс. верующих в 1920 г. до 81 тыс., в том числе 65 тыс. финнов, в 1940 г. Она состояла из двух епархий – Карельской (16 приходов, 54 878 чел.) и Выборгской (13 приходов, 18 709 чел.), окормляемых 50 священниками, и имела 4 монастыря – Валаамский (200 монахов), Коневский (20), Печенгский (17) и женский в Линтуле (34 насельницы). Резиденция главы Церкви – архиепископа Германа (Аава) находилась в Сортавале (Сердоболе), там же в 1918 г. была открыта Духовная семинария.²⁰⁹ На 1 января 1934 г. в Церкви числилось 18 протоиереев, 31 священник, 2 протодиакона, 14 диаконов и 24 псаломщика, из числа духовенства 8 человек не имели финляндского гражданства.²¹⁰

Помимо Финляндской Православной Церкви в межвоенный период в Финляндии существовали две русские общины (Покровская и Никольская), находившиеся в управлении Западно-Европейского митрополита Евлогия (Георгиевского). Первая из них – Покровская в г. Выборге – была основана в 1926 г. купчихой А.Д. Пугиной после перехода Финляндской Церкви на финский язык в богослужениях и григорианский церковный календарь, что вызвало неприятие многих русских эмигрантов.²¹¹ Вторая, Никольская община изначально находилась в Хельсинки.

Важнейшим центром православной жизни в стране был Валаамский монастырь. К началу XX в. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь был одним из крупнейших в Российской империи. Обитель имела 13 скитов, богатейшую ризницу, свой маленький корабельный флот, множество мастерских, значительный капитал в банке. В начале 1913 г. число монахов и трудников в монастыре достигало 1200 человек.

Первая мировая война, а затем революция в России сильно изменили монастырскую жизнь. В армию были призваны 264 послушника. Настоятель докладывал церковным властям, что «монастырь вынужден мобилизовать все свои наличные силы до последней точки напряжения». С января 1918 г. связь острова с Россией прервалась. Монастырь находился в состоянии неведения о том, что происходит на родине, до начала 1920-го. Для полноты картины следует упомянуть о голоде, тифе и эпидемии «испанки», завезенной на остров из Германии. Валаамский монастырь потерял весь свой банковский капитал. Монахи имели богатейшую ризницу и древлехранилище, но предпочитали умереть голодной смертью, чем продать драгоценные царские дары и монастырское имущество.

В октябре 1917 г. в Валаамском монастыре состоялся съезд духовенства и мирян Финляндской епархии, где обсуждалось новое Положение о Православной Церкви. Пункт 3 «О введении нового стиля в православных приходах Финляндии» гласил: «После обсуждения этого вопроса, когда выяснилось, что этого требует сама жизнь в целях удержания православных от перехода в лютеранство, в принципе, признано возможным перейти к празднованию всех праздников по новому стилю».

В начале следующего г. часть православных приходов Финляндии благополучно перешла на новый стиль. Но в приграничных районах Финляндии значительная часть населения восстала против подобного перехода. Как писали местные газеты, на стороне старого стиля выступил «весь пришлый элемент в государстве» – многочисленные русские беженцы. И Учебное министерство в обязательном порядке потребовало решить вопрос о календарном стиле на местном церковном Соборе.

В назначенное время, 5‒8 октября 1921 г., все приходы и монастыри Финляндии «без всякого колебания и смущения», как писал очевидец, последовали указу властей. Однако вскоре появились слухи об отказе Патриарха Тихона благословить реформу. В некоторых русских приходах и монастырях Финляндии вспыхнули очаги недоверия к местной церковной власти. Особенно сильное брожение началось в бывших русских монастырях – Валаамском и Коневском. В результате нескольких валаамских монахов заключили в Выборгскую тюрьму и подвергли допросу губернатора, еще нескольких монахов запретили в служении, лишили мантии и сослали в отдаленные скиты.

Советско-финская война 1939‒1940 гг. закончилась подписанием 12 марта 1940 г. мирного договора. В результате Финляндия передала СССР Карельский перешеек с г. Выборгом, побережье Ладожского озера, острова в Финском заливе, территорию в районе г. Куолаярви и часть полуостровов Рыбачий и Средний в Баренцевом море. На этой территории находились 17 из 29 православных храмов Финляндии, а также Валаамский, Коневский, Печенгский и женский Линтульский монастыри. Большинство населения переданной области, почти полмиллиона, переселилось вглубь Финляндии, в том числе 55 000 православных карел (примерно 70% всего православного населения страны). Православная Церковь лишилась почти всех своих земельных наделов. По некоторым оценкам, приходы и монастыри имели возможность спасти только 6% своего имущества.²¹² Три монастыря из четырех оказались закрыты, их насельники также эвакуировались. Духовная семинария и Выборгский епископ переехали в Хельсинки, а архиепископ Герман (Аав) в г. Куопио.²¹³

31 марта 1940 г. была создана Карело-Финская ССР, но ее территория оказалась почти безлюдной. Органы советской власти оформили закрытие всех «бесхозных» церквей, их здания были переданы различным государственным и общественным организациям.²¹⁴ Последние православные храмы оказались официально закрыты весной-летом 1941 г.: в Повенце – 14 апреля 1941 г., а в Петрозаводске Екатерининская церковь – 3 июня 1941 г. и обновленческая Крестовоздвиженская – 15 июля 1941 г.²¹⁵

Летом 1941 г. как Православная, так и Евангелическо-Лютеранская Церкви Финляндии благословили новую войну с СССР. В первые же месяцы войны финские войска заняли часть Карелии и Ленинградской области, и архиепископ Герман (Аав) вернулся в Сортавалу. В сентябре 1941 г. в Карелию отправились 6 представителей православного военного духовенства, а также 30 священников, монахов, диаконов с 6-ю обученными мирянами. Как сообщала финская церковная газета «Ферзамлингсбладет», «Общество распространения Библии в России» выпустило 5000 православных молитвенников, чтобы раздать советским военнопленным. Дважды в месяц выходил церковный листок на русском языке «Друг военнопленных» (тираж 7000 экземпляров).²¹⁶

На утраченных Финляндией в 1940 г. землях, вновь занятых финскими войсками, были воссозданы некоторые финские православные общины. В 1942 г. в Выборге возобновились богослужения в Ильинской церкви и в деревянном храме Успения Божией Матери (на кладбище). Но кафедральный собор Преображения Господня был занят под склад трофейного советского оружия и поэтому не действовал с 1940 по 1948 г. Открылись два православных храма в г. Кексгольме: собор Рождества Пресвятой Богородицы и кладбищенская церковь Всех святых. Летом 1943 г. в Сортавале архиепископ Герман освятил восстановленную городскую Никольскую церковь. В этом же городе возобновились богослужения в Никольской церкви на Валаамском подворье и домовом храме Духовной семинарии.

Богослужения стали проходить и в других населенных пунктах Карелии: в Ладве, Шелтозере, Соломенном, Кондопоге, а в Ленинградской области – в Важинах и Гимреке. Иногда, однако, в православных храмах финские войска устраивали гарнизонные лютеранские кирки.

Ни один из трех закрытых в 1940 г. монастырей Финляндской Православной Церкви полностью возрожден не был, хотя в отношении Валаамского и Коневского такие попытки предпринимались. Монахи ушли с Валаама 19 марта 1940 г., и на острове была устроена школа юнг и военная база. 19 сентября 1941 г. советский гарнизон оставил архипелаг, и 21 сентября финские войска заняли его без боя, что спасло монастырские храмы от разрушения.²¹⁷

По данным на 30 июня 1942 г., в оккупированной части Карелии было 4069 человек, состоявших в православных общинах, и 665 – в лютеранских. Службу совершали 11 лютеранских военных священников и 14 их помощников, а также 6 православных и 7 их помощников. Все они вне храма носили мундир и имели воинские звания. Для местных жителей служба проводилась лишь эпизодически, и приходская жизнь полностью не была восстановлена.

Необходимо заметить, что большая часть русского населения, в отличие от карел, была заключена в лагеря под Петрозаводском. Там жил единственный уцелевший в ходе репрессий 1930-х гг. заштатный священник Петр Макаров. С конца 1941 г. он стал исполнять пастырские обязанности в четырех церквях, устроенных в лагерных бараках. В июле-сентябре 1943-го он совершил 53 службы (на которых присутствовало 11 500 молящихся и 1692 причастника), 27 молебнов с 6895 молящимися, 103 крещения, 32 отпевания, 26 панихид, 55 заказных молебнов, 55 заказных панихид, 26 миропомазании и 32 приобщения больных.²¹⁸

К концу 1943‒началу 1944 г. в Карелии открылось около 40 православных храмов. На 1 ноября 1944 г. числилось 18 действующих церквей. Богослужения проводились на финском языке, как и преподавание Закона Божия. На богослужениях поминали архиепископа Германа и президента Финляндии Рюти.²¹⁹

В середине 1944 г. Карелия и северная часть Ленинградской области были заняты советскими войсками. Почти всем финским священникам удалось избежать репрессий и уйти с отступавшими частями. В результате большинство приходов остались без духовенства. Вопрос о дальнейшей судьбе православных церквей решился далеко не сразу. Лишь 5 июля 1945 г. был зарегистрирован приход Екатерининской церкви в Петрозаводске, еще позднее – общины Успенской церкви в Олонце и Никольской в Сортавале, храма в пос. Соломенное и четырех сельских церквей.²²⁰

После окончания Второй мировой войны Финляндская Православная Церковь переживала тяжелый период. Нужно было разместить на новом месте эвакуированных прихожан и монахов. Во второй половине 1940-х гг. шли переговоры о возвращении Финляндской Православной Церкви в юрисдикцию Московского Патриархата. Они закончились неудачей, и Церковь осталась под окормлением Константинопольского Патриарха.

4.1. Русская православная эмиграция во Франции и Швейцарии

Когда произошел окончательный разрыв митр. Евлогия (Георгиевский) и Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей, митр. Евлогий со значительной частью духовенства и мирян отделился от РПЦЗ. На его место, в качестве управляющего Западноевропейской епархией, был назначен архиепископ Серафим (Соболев), который возглавлял ее вплоть до 1945 г. Центр епархии с самого начала находился в Женеве, при храме в честь Воздвижения Креста Господня; впоследствии он стал кафедральным храмом епархии.²²¹

В г. Вэвэ приход РПЦЗ действовал при храме во имя св. вмч. Варвары, который был построен еще российским дипломатом графом П.А. Шуваловым. В 1933 г. в епархии был основан приход во имя Покрова Пресвятой Богородицы в Цюрихе. Среди прихожан были не только русские, но и православные швейцарцы, сербы, румыны и болгары. В 1935 г. в г. Базеле была основана община во имя Воскресения Христова. Богослужения члены общины совершали в храме у старокатоликов, принося с собою разборный иконостас.²²²

До Второй мировой войны в юрисдикцию митрополита Евлогия входила территория от Финляндии (где две русскоязычные общины отказались от подчинения местной Финской Церкви), Чехословакии и Венгрии на востоке до Великобритании и Франции (с ее североафриканскими колониями) на западе.²²³ «К концу 1930-х тт. Экзархат лишился подавляющего большинства приходов в Германии, которые волей-неволей перешли в юрисдикцию Зарубежного Синода под давлением нацистских чиновников. Несмотря на эти потери, Экзархат митрополита Евлогия в начале Второй мировой войны насчитывал около ста приходов и церковных общин».²²⁴

Среди важнейших достижений церковной эмиграции нельзя не отметить создание в 1925 г. парижского Свято-Сергиевского Православного Богословского института. Первое конкретное предложение по его организации было сделано на съезде Всемирной Студенческой Христианской Федерации в Пекине в 1922 году. Доктор Лев Липеровский (впоследствии священник), доцент Владивостокского университета Лев Александрович Зандер и Александр Иванович Никитин представили председателю съезда доктору Джону Мотту докладную записку о создании Русского Студенческого Христианского Движения за рубежом, а также и православной богословской школы. Проект обсуждался на переговорах в Берлине и Праге. И наконец, в июне 1924-го, на съезде РСХД во французском Аржероне Джон Мотт вручил митрополиту Евлогию пособие в сумме 8 тыс. долларов, специально на создание Богословского института.²²⁵

После долгих поисков выбор остановился на бывшей немецкой лютеранской церкви, с усадьбой и несколькими домиками, на северо-восточной окраине Парижа. Как пишет в своих воспоминаниях Михаил Осоргин, «18 июля... около 4-х часов дня, столь дорогое и родное Сергиевское Подворье было куплено на публичных торгах. Торги происходили [во Дворце Правосудия], согласно условию Версальского мирного договора о ликвидации немецких недвижимых имуществ».²²⁶

1 марта 1925 г. митрополит Евлогий совершил освящение храма. В своей речи он, в частности, сказал: «Некогда, более 500 лет тому назад, [Сергий Радонежский] создал свою обитель в глуши лесов, в непроходимых дебрях пустыни. Мы устрояем эту новую обитель среди шумного города, очага всемирной цивилизации... Хотелось бы, чтобы и наши иностранные друзья, представители Западного христианства, нашли дорогу в эту обитель... Ведь и средства на это святое дело в значительной мере нам дали иностранцы. Нужно показать им красоту и правду Православия».²²⁷

Первыми преподавателями были: епископ Вениамин (Федченков), Сергей Сергеевич Безобразов (впоследствии епископ Кассиан), Антон Владимирович Карташев и Петр Евграфович Ковалевский. С осени 1925 г. переселились в Париж и приступили к преподаванию крупные профессорские силы: прот. Сергий Булгаков, Василий Васильевич Зеньковский, позже из Берлина и Праги приехали Владимир Николаевич Ильин, Борис Петрович Вышеславцев, прот. Георгий Флоровский, Лев Александрович Зандер. Показательным является тот факт, что даже и сегодня в Москве в качестве учебников издаются те самые курсы, которые в свое время были прочитаны в Париже нашими знаменитыми богословами.²²⁸

Расширялось общение профессоров с другими христианскими конфессиями. В частности, регулярно проходили англо-русские студенческие христианские конференции. От института в них участвовали митр. Евлогий, прот. С. Булгаков, В. Зеньковский, С. Безобразов, прот. Г. Флоровский, Г. Федотов, а с англиканской стороны – архиепископ Кентерберийский и епископ Трурский. Кроме того, прот. С. Булгаков входил в состав Комитет Лозаннской конференции по вопросам веры и церковного устройства и принимал участие в ее ежегодных сессиях в Швейцарии.

Организация конференций была делом непростым. Вот как об этом вспоминал Борис Зайцев: «Теперь, в преддверии лета, [архимандрит Андроник] особенно завален работой. Кроме экзаменов в академии... подготовляет международный научный съезд, здесь же, в монастыре. Это нелегко. Переписка с Англией, Германией, не говоря уже о Франции. Хлопот много. Один ученый извещает, что приедет, а потом, извиняясь, отказывается, другого нужно убедить, что больше сорока минут читать нельзя, третий хотел бы знать, возможен ли тут режим питательный. Надо и разместить богословов этих по отелям, достать златниц достаточно. Но архимандрит упорен. И кроме лекций своих и патрологии наводняет почтовый ящик письмами на разных языках, ходит по ближайшим отелям, хлопочет об устройстве кое-кого здесь же, при монастыре».²²⁹

Парижский Свято-Сергиевский институт подготавливал к церковной службе священников, псаломщиков, законоучителей, преподавателей богословских школ. Поскольку он относился к ведению митрополита Евлогия, огромное число его выпускников проходило свое дальнейшее пастырское служение на приходах Западноевропейского церковного округа.

Как итог деятельности института можно привести слова двух авторитетных ученых. Первый, уже упоминавшийся профессор института Николай Михайлович Зернов, говорил: «С годами институт вырос в главный научный и духовный центр Русской Церкви и стал важнейшей точкой соприкосновения восточного православия и западного христианства».²³⁰ А по мнению современного французского филолога Антуана Нивьера, «активное участие преподавателей и выпускников института в самых разных областях творческой жизни» позволило Свято-Сергиевскому Православному Богословскому институту стать настоящим духовным центром русской эмиграции.²³¹

Хотя во Франции большинство приходов находилось в ведении церковного управления митр. Евлогия, имелись также приходы и общины, подчинявшиеся Архиерейскому Синоду. В Каннах у РПЦЗ был просторный храм св. Архистратига Михаила, являвшийся настоящим украшением города. В Париже РПЦЗ имела Знаменский храм, который был единственным православным соборным храмом в столице Франции. В 1933‒1934 гг. был построен храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы в Озуар-ля-Феррьер (Предместье поселка Аршевеше). Как пишет исследователь, «он стал объединяющим духовным центром не только для прихожан, но и для всего округа, где проживало много русских, занятых в основном на полевых работах».²³² Православная община в городе Медон была создана в 1924-м. В 1928-м у нее появился свой храм Воскресения Христова. До этого община находилась в ведении митр. Евлогия (Георгиевского). Но почти сразу же после открытия храма большинство прихожан вместе с архитектором С. Н. Чаевым и настоятелем свящ. Б. Молчановым перешли в подчинение Заграничному Архиерейскому Синоду.²³³

Одной из главных святынь не только Западноевропейской епархии, но и всего Русского Зарубежья являлся Леснинский женский монастырь в местечке Фуркэ под Парижем. Монастырь был основан в 1889 г., возле с. Лесны, в Холмской губернии. В 1914 г., во время Первой мировой войны, монастырь был вынужден эвакуироваться и переехал вместе с чудотворной Леснинской иконой Божией Матери в Петроград. Потом, после революции, монахини переселились в Бессарабию и в 1920 г. выехали за границу (в Королевство сербов, хорватов и словенцев). В 1949 г. обитель переехала из Югославии во Францию, где принадлежала юрисдикции РПЦЗ, и по мере возможностей продолжала свои дореволюционные традиции, в том числе занималась попечением о престарелых.²³⁴

С 1921 г. ведет свою историю приход РПЦЗ в Марселе. Сначала там, в русском лагере беженцев, была открыта церковь Воскресения Христова. В 1926 г. храм отошел к митрополиту Евлогию, но часть прихожан осталась в РПЦЗ, и был организован новый приход во имя свщмч. Гермогена Московского. С 1941 г., из-за отсутствия настоятеля, храм был закрыт, и там открылся приход в юрисдикции митрополита Евлогия. В 1941 г. староста закрывшегося прихода полковник А.Д. Фирсов, по благословению епископа Григория Каннского занялся устройством нового храма во имя св. вмч. Георгия, который и был открыт в конце 1941 г. в одном из помещений в центре города. В 1925 г. в Риве группой русских беженцев, работавших на фабрике, был основан приход во имя Св. Архистратига Михаила. По мнению прот. Аркадия Маковецкого, после «евлогианского раскола» этот приход являлся оплотом РПЦЗ при устройстве Западноевропейской епархии.²³⁵

В 1928 г. компания «Pechiney» приступила к постройке в Пиринеях, в Тарасконе, электрометаллургического завода. Сюда прибыли на работы и русские из Болгарии и из других мест. В начале 1929 г. русская колония насчитывала более 120 человек рабочих. Инициативной группой было сообщено об этом в Париж архиепископу Серафиму, с просьбой прислать священника. Владыка командировал в Тараскон прот. Владимира Полякова для организации прихода и создания храма. Храм был устроен во имя св. князя Владимира, в заводском отеле в двух километрах от города, и освящен в августе 1929 г., а к Пасхе 1936 г. церковь перенесли в Тараскон, в отдельный дом. При храме была устроена библиотека, там же проходили все приходские собрания, празднования Дня русской культуры и другие торжества.²³⁶

11 мая 1928 г. был основан приход РПЦЗ в Лионе. В 1938 г. началась постройка храма, продолжавшаяся из-за войны до 1944 г. В лионский храм приходили молиться православные соседних городов и селений. В 1929 г. были также основаны православные общины в окрестностях Лиона – в Крезо. В 1928 г. также был образован приход Воскресения Христова в г. Тулоне. Мирная приходская жизнь протекала в часовне до 1939 г., когда мэр города велел освободить часовню, необходимую для размещения беженцев. Церковь была перенесена на большой чердак частного дома.²³⁷

В 1945 г. произошло перемирие митрополитов Евлогия и Серафима (Лукьянова) с Московской Патриархией. Каноническое общение и подчинение были восстановлены, хотя и на довольно короткий срок. Вслед за своими правящими архиереями немалое количество приходов Экзархата, равно и епархии Зарубежного Синода, перешло со своим клиром в юрисдикцию Московской Патриархии.²³⁸

4.2. Русская православная эмиграция в Великобритании

Одним из старейших православных приходов в столице Великобритании являлся лондонский приход во имя Успения Пресвятой Богородицы, возникший еще в конце XVII‒начале XVIII в. До 1920-х гг. эта церковь была приписана к российскому посольству и располагалась в наемном помещении. Впоследствии Англиканская Церковь временно предоставила приходу большой храм в Лондон Сити, а затем другой – в центральном районе города. После разделения русской церковной эмиграции приход разделился – сторонников митр. Евлогия и Архиерейского Синода оказалось в нем почти поровну. Было заключено соглашение, что представители этих двух частей станут совершать службы по очереди.²³⁹ Такое практиковалось и в других странах после разделения русской православной эмиграции. В 1928 г. в Лондон приехал архимандрит Николай (Лонгинов) от РПЦЗ, на его средства был приобретен небольшой дом, где устроена монашеская обитель с домовой церковью – так продолжалось до 1955 г.²⁴⁰

Другая важная линия связана с просветительской деятельностью в стране евлогиан и созданием Содружества св. Албания. «Долгое время в Европе русская революция рассматривалась как локальное событие, значение которого не выходит за границы удаленной страны, – писал Николай Зернов. – В России же в это время было несколько профетических фигур, вполне сознававших далеко идущие последствия марксистского наступления на религию. Некоторые из них – прот. С. Булгаков, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, высланные из своей страны, оказавшись на Западе, сразу начали предупреждать христиан о надвигающейся опасности, побуждая их действовать в направлении взаимного примирения».²⁴¹

Резюмируя специфику отношений, сложившихся к 1920-м гг. между англиканами и православными, историк отмечает три черты: «1) инициатива переговоров исходила от англикан

2) интерес к христианскому Востоку сохранялся лишь в узком кругу духовенства, принадлежащего к Высокой Церкви и, позднее, к англо-католическому движению

3) с начала XX века главной заботой со стороны Англиканской Церкви было признание Поместными Православными Церквами англиканского священства».²⁴²

В 1923 году Н.М. Зернов стал инициатором организации англо-русской студенческой конференции, посвященной вопросам ознакомления молодежи с церковными традициями Русской Православной и Англиканской Церквей. Конференция состоялась в январе 1927 года, в ней принимали участие 20 англикан и 12 православных. Англикане были весьма заинтересованы докладами и беседами приехавших из Парижа прот. Сергия Булгакова, С.С. Безобразова. После второй конференции (1928 г.) было создано Содружество св. Албания и прп. Сергия. Его сопредседателями стали митр. Евлогий (Георгиевский) и еп. Трурский Уолтер Фрир, вице-председателем – прот. Сергий Булгаков. Уже в июне 1928 г. вышел первый номер «Журнала святого Албания и преподобного Сергия». Ежегодно стали проходить конференции, которые собирали ведущих православных богословов и философов: А.В. Карташева, Н.А. Бердяева, свящ. С. Четверикова, прот. Г. Флоровского, В.В. Зеньковского, Г.П. Федотова, В.В. Вейдле, Н.С. Арсеньева, а также студентов, профессоров и богословов Англии.²⁴³

В истории содружества можно различить пять периодов.²⁴⁴

Отличительной чертой первого периода (1928‒1939) были конференции, которые проходили на высоком богословском уровне. Они делились на две части: для студентов и для членов содружества. Местом проведения большинства конференций стал Хай Лей в Ходдесдоне. На эти ежегодные летние съезды собирались все больше ведущих богословов. Из Парижа приезжал Н. Бердяев, А. Карташев, свящ. Сергий Четвериков, прот. Георгий Флоровский, В.В. Зеньковский, Г.П. Федотов и Владимир Вейдле. Из Польши – профессор Н.С. Арсеньев. Среди англиканских участников были епископ Хэдлем, каноник Оливер Квик, Н.П. Вильяме, Леонард Ходжсон и X.Л. Гудж. Из молодых богословов были Майкл Рамсей, Эрик Маскаль, Эрик Эббот и многие другие.²⁴⁵

Обычно участниками конференции были русские православные, английские студенты богословских учебных заведений и молодые священнослужители. Со временем в Хай Лей стали появляться и другие: православные из Румынии, Сербии и Греции, а также шведы-лютеране и американские епископалы. В это время содружество сотрудничало с Фондом помощи Русской Церкви, целью которого было распространение информации о проблемах, с которыми сталкивается Русская Церковь.

Молодое сообщество содружества начало распространяться, проникая в церковные приходы, и многие активные миряне стали его членами. Одним из плодов такого сотрудничества стали небольшие местные конференции, длившиеся обычно один или два дня и включавшие совершение православной Литургии. Эти конференции проходили в самых разных местах: в Бирмингеме, Шрусбери, Стоукон-Тренде, Стаффорде, Кембридже, Оксфорде, Лей-он-Си, Винчестере, Лейсестере, Уэйкфилде, Грантаме, Хертфорде, Ньюкее и Лимингтоне.²⁴⁶

Особое место в деятельности содружества занимал журнал. Поначалу его размножали на роторе, но с декабря 1933 г. стали печатать типографским способом. В марте 1935 г. журнал получил новое название: Sobornost («Соборность»). В декабре 1937 г. пост редактора занял Эрик Маскаль, одним из его помощников стал прот. Г. Флоровский.

Одной из забот содружества были также поездки русских студентов в Великобританию. Каждое лето 50–60 молодых русских из Парижа проводили свои каникулы в теологических колледжах или в английских семьях, знакомясь с жизнью Англиканской Церкви. Позднее вместе с ними приезжали студенты из Румынии, Сербии и Греции. Содружество устраивало также ответные визиты англикан в летние лагеря РСХД на юге Франции и в богословские учебные заведения на Балканах. Помимо этого, члены содружества совершили два паломничества: в Румынию и Эстонию.²⁴⁷

В 1936 г. очередная конференция содружества проходила в Париже. «На этом собрании возникло ощущение, что единение англикан и православных достигло своего пика, – отмечает исследователь. – Митрополит Евлогий пригласил епископа Фрира совершить англиканское богослужение в соборе Св. Александра Невского. Это был первый случай, когда англиканское богослужение совершалось в православном храме в присутствии русской общины. Оно стало знаком признания русским епископом англиканского епископа как своего брата».²⁴⁸

Эта конференция была организована Парижским отделением содружества, объединявшим большую группу русской православной молодежи под руководством прот. С. Булгакова, прот. Г. Флоровского, профессора Г.П. Федотова и Софии Зерновой. Всех вдохновляла вера в то, что восстановление евхаристического общения является достижимой целью. Однако эти новые надежды не оправдались. Тому было несколько причин, и главная – начало Второй мировой войны, которая и положила конец первому периоду истории содружества.

Второй период охватывает промежуток с 1939 по 1945 гг. – время Второй мировой войны. Военный конфликт 1939 г. поставил под вопрос существование содружества; однако «странная война» зимы 1939‒1940 гг. побудила комитет все же сделать попытку продолжить работу. Активно поступали приглашения выступать в церквах, колледжах и различных общественных организациях. В особенности интерес к России и ее Церкви проявляли привилегированные частные школы. H.M. Зернов вспоминал о том, что никогда ранее такого спроса не было.²⁴⁹

Ежегодно, на протяжении всей войны, организовывались лагеря со все увеличивающимся числом участников, для оказания помощи фермерам в период сбора урожая (в Вердене, дважды в Абингдоне, в Оксфорде и в Денстоуне в Стаффордшире). Программа лагеря включала богослужения, богословские дискуссии, выполнение хозяйственных обязанностей и работу в поле.²⁵⁰

Главным вкладом содружества в области церковной реинтеграции является евхаристический подход к воссоединению. В 1937 г. на конференциях «Жизнь и деятельность» в Оксфорде и «Вера и порядок» в Эдинбурге члены содружества представили меморандум, в котором настаивали на том, что в программу будущих конференций должно быть включено совершение евхаристической Литургии представителями различных традиций. Таким образом, каждый мог передать опыт своей Церкви. Одним из косвенных следствий деятельности содружества стало появление особого лекционного курса по восточно-православной культуре в Оксфорде. Это был первый английский университет, где читался подобный курс – инновация, позднее воспринятая некоторыми другими учебными заведениями.²⁵¹

4.3. Русская православная эмиграция в Бельгии и герцогстве Люксембург

В начале 1920-х гг., когда первые русские эмигранты поселились в Бельгии, в Брюсселе существовала русская православная церковь в честь Свт. Николая Чудотворца. В 1926 г. группа прихожан решила создать свой приход в подчинении РПЦЗ (а не митр. Евлогия). Средств было мало, и поэтому прихожане А.В. и М.А. Гладковы отдали свой домик в предместье Брюсселя под храм во имя Воскресения Христова, а сами переселились в подвал и в мансарду. В марте 1927 г. в приход прибыл первый настоятель прот. Василий Виноградов. В 1928 г. удалось снять дом в другом месте, куда и переехала церковь. Приход постепенно рос, в 1929 г. его посетил митрополит Антоний (Храповицкий). В октябре 1932 г. скоропостижно скончался прот. Василий, и приход некоторое время окормлялся разными приезжими священниками, а с марта 1933 г. настоятелем прихода стал свящ. Александр Шабашев, вскоре после приезда которого храм переехал в новое, большое помещение, где и обосновался окончательно. При храме была организована приходская школа.²⁵²

Самым знаменитым храмом в Брюсселе является храм-памятник, построенный в память св. царя-мученика Николая II и жертв атеистического террора в России. Он освящен в честь св. праведного Иова Многострадального, в день празднования которого (6 мая) родился царь Николай. Инициатором сооружения храма был Н.М. Котляревский, который в августе 1929 г. испросил на это благословение у митрополита Антония. Последний принимал непосредственное участие в деле сооружения храма.

11 октября 1929 г. Архиерейский Синод РПЦЗ благословил сооружение храма-памятника в Брюсселе и обратился ко всем архиереям и настоятелям приходов РПЦЗ с просьбой организовать кружечные сборы средств на строительство храма. 28 февраля 1930 г. к этой просьбе присоединился Архиерейский Синод Сербской Православной Церкви. Был создан специальный Комитет по сооружению храма-памятника, в разных странах назначены его представители.²⁵³

21 августа 1931 г. при Комитете была образована Художественно-техническая комиссия, которая единогласно решила воспроизвести один из двух одинаковых приделов храма Спаса Преображения в селе Острове под Москвой, построенного в начале XVI века. Торжественная закладка состоялась 2 февраля 1936 г. Богослужение и закладку возглавили представитель Сербской Церкви митрополит Загребский Досифей и митрополит Антоний (Храповицкий). Но окончено строительство было лишь в 1950 г., когда 31 декабря состоялось освящение храма-памятника.²⁵⁴

В 1927 г. появился приход РПЦЗ в герцогстве Люксембург в г. Вильце. Сначала община, устроившая церковь в честь св. Николая Чудотворца в подвальном помещении жилого дома, не имела священника, и люди молились сами. В начале следующего года из Брюсселя приехал прот. Василий Виноградов, освятил церковь и совершил первое богослужение, а впоследствии был назначен постоянный настоятель – свящ. Георгий Соколов. Постепенно приход разрастался, при нем открылась библиотека-читальня и школа для детей. В марте 1929 г. свящ. Георгий был переведен на другой приход, после чего в священники был рукоположен прихожанин Свято-Никольского храма – полковник Евгений Евгеньевич Трещин.²⁵⁵

Еще один приход, в честь св. апостолов Петра и Павла, возник в Мертерте. Этот приход тоже был поручен свящ. Евгению. Во время европейского экономического кризиса 1933 г., когда в Вильце закрылся завод, где работали русские эмигранты, часть прихожан вместе с настоятелем перебрались в Мертерт. Церковь в Вильце была закрыта, а в Мертерте приходская жизнь наладилась, открылась школа для детей. Когда началась Вторая мировая война, свящ. Евгений вместе с прихожанами ушел в горы, в известковые шахты, где работал, служил и молился. После войны приходская жизнь возобновилась.²⁵⁶

После поражения белого движения и иностранной интервенции в Крыму в ноябре 1920 г. генерал-лейтенант барон П.Н. Врангель, главнокомандующий силами Юга России, отдал приказ об эвакуации. Франция подписала с генералом Врангелем конвенцию о приеме под свое покровительство армии и флота. В качестве некой материальной гарантии со стороны россиян рассматривался доход от продажи военного и гражданского морского имущества.²⁵⁷ «Врангель смог в одну неделю, от 12 до 18 ноября 1920 г., перевезти 145 693 человека, из которых 6628 раненых и больных, на 138 военных и торговых судах, русских или иностранных», – пишут исследователи.²⁵⁸

«Под французскими и Андреевскими флагами русский флот направился к Константинополю. К середине ноября 1920 г. на Босфоре в ожидании дальнейших распоряжений сосредоточилось 126 судов русского военного и торгового флота. Около 100 тысяч человек составляли военные и 50 тысяч – гражданские. 60 тысяч чинов армии было отправлено с сохранением военной организации и с оставлением части оружия в особые военные лагеря, где французским правительством им был обеспечен паек. Это были лагеря в Галлиполи, Чаталджи (Турция), на греческом острове Лемнос. Около 30 тысяч военных отправились в различные славянские государства. Турция, Сербия, Болгария, Румыния и Греция соглашались принять гражданское население. Пять кораблей, имея на борту примерно четыре с половиной тысячи человек, направились в Египет, где были размещены в лагерях, устроенных англичанами».²⁵⁹

После этого количество и состав оставшихся в Константинополе военных судов уже не могли по-прежнему считаться флотом. Приказом командующего вице-адмирала Михаила Александровича Кедрова от 21 ноября 1920 г. флот был переименован в Русскую эскадру. Дальнейшая ее судьба оказалась связана с Тунисом. В период с 22 декабря 1920 по 17 февраля 1921 г. эскадра под командованием контр-адмирала Михаила Андреевича Беренса в составе 33 боевых кораблей (два линкора, два крейсера, 10 эсминцев и др.) и одного парохода в тяжелых погодных условиях совершила героический переход. Пунктом назначения стал североафриканский порт Бизерта, который тогда принадлежал Франции. На линкоре «Генерал Алексеев» были перевезены 345 гардемаринов и кадетов Морского корпуса, находившегося в Севастополе.

В декабре 1920 г. из Ревеля (Таллина) в Тунис совершил переход последний боевой корабль Балтийского флота под Андреевским флагом – сторожевое судно «Китобой». Всего в Бизерте первоначально поселились более пяти тысяч моряков и членов их семей, в том числе 700 офицеров.²⁶⁰

«...По своему составу контингент беженцев наполовину состоял из крестьян, казаков и рабочих. Другая половина была представлена офицерами флота, членами их семейств, а также «лицами интеллигентных профессий» – инженерами, докторами, юристами, священниками, чиновниками, студентами и т.п.».²⁶¹

5.1. Египет

Перед революцией 1917 г. между Российской империей и Египтом сложились разнообразные и тесные связи – дипломатические, торговые, научно-технические, культурные. В стране жили «около 4 тысяч русских, судя по переписи 1917 г....».²⁶²

«Переезд в Александрию больных и раненых Добровольческой Армии генерала А.И. Деникина и его преемника барона П.Н. Врангеля, а также части примкнувших к ним беженцев был одним из многочисленных этапов того глобального полуторамиллионного исхода русских с родной земли, который произошел после революции и гражданской войны и не имел аналогий в истории», – отмечают исследователи.²⁶³

Существуют документальные свидетельства о том, как происходило прибытие эмигрантов из России в 1920 г. в порт Александрии. Все это было подробно описано непосредственными участниками по просьбе русского Дипломатического Агентства. На основе этих отчетов можно ясно себе представить, как происходила эвакуация сторонников белого движения из Крыма. «Русские беженцы прибыли в Египет на 5-ти пароходах: «Импайр», «Глоучестер Касл», «Гэлмгорн Касл», «Саратов», «Барон Бек»... эвакуацией белых занимались в основном англичане... всего русских беженцев прибыло в Египет около 4400 человек».²⁶⁴

Первые несколько лет русские в основном жили в специальных лагерях, устроенных англичанами. Два из них находились в каирском предместье Аббасия и в Телль аль-Кебире. В течение всего времени существования госпиталя в Аббасии там действовала и церковь, причем содержание ее обеспечивалось благотворительным обществом при русском консуле в Каире. В середине 1920 г. в Телль аль-Кебире было размещено большинство всех русских беженцев, прибывших в Египет в феврале-марте. В начале 1921 г. все они были переведены в лагерь в восточном предместье Александрии Сиди-Бишр, где климат и условия жизни были более благоприятными. «К концу 1921 г. в этом лагере, состоявшем из 3 частей и госпиталя, проживали 1800 беженцев...».

К маю 1922 г. английское командование ликвидировало этот последний лагерь в Египте. Все желающие смогли уехать в славянские страны (Болгарию и Сербию) за счет англичан. Однако некоторые наши соотечественники пожелали остаться в Египте. «В основном это были люди, уже нашедшие для себя работу в этой стране и объединившиеся теперь вокруг Русского Дипломатического Агентства». Исследователи отмечают, что за прошедшие два с небольшим г. здесь сложился образ и порядок жизни, ставший впоследствии традиционным для русских изгнанников. Именно здесь были основаны различные организации: школы, церкви, небольшие магазины, всевозможные мастерские, духовой оркестр, театр».²⁶⁵

Под Исмаилией (местечко, расположенное неподалеку от Суэцкого канала) был разбит палаточный лагерь Донского Кадетского корпуса Императора Александра III. Там же разместились офицеры и преподаватели со своими семьями.²⁶⁶

«К середине 1920 г. Корпус уже продолжал работать, в нем училось 300 кадет... На территории лагеря было устроено отдельное помещение для церкви, где постоянно велась служба, несмотря на нехватку церковной утвари».²⁶⁷ Корпус просуществовал на этом месте 2 г., затем английские власти приняли решение о его расформировании. Воспитанники были переданы в ведение Лиги наций: старшие классы отправлены в Атаманское казачье училище, младшие были эвакуированы в Турцию. Остальных воспитанников направили в различные учебные заведения Болгарии, Чехословакии и Югославии. Подавляющее большинство русских эмигрантов были православными, и везде, где они поселялись, «первым их делом всегда было построение храма или, по крайней мере, устройство помещений для совершения богослужения... Еще на первом корабле «Импайр» в Египет прибыл священник иеромонах отец Поликарп, который и начал это дело».²⁶⁸

Интересно, что властные российские структуры, сложившиеся в Египте до 1917г., еще некоторое время продолжали действовать и оказывать помощь русским эмигрантам. Это, в первую очередь, Генеральное консульство России в Египте, а также широкая сеть русских консульств и консульских представителей. «Как и многие царские дипломаты, не принявшие этой революции, чиновники Русских представительств в Египте стали финансироваться местными властями... Англо-египетское правительство в течение шести лет с 1917 по 1923 г. выплачивало ежемесячно зарплату русским чиновникам, а также суммы, необходимые доя продолжения работы консульств».²⁶⁹

Ситуация изменилась после предоставления Египту формальной независимости в феврале 1922 г. С этого момента Англия демонстрировала политику полного невмешательства во внутренние дела страны. Это привело к коренным изменениям в положении русских беженцев. Дело в том, что Россия со времен Екатерины II имела в Египте особые права – так называемые капитуляции. Русские воспринимались в Египте как «наиболее благоприятствуемая нация» и имели важные привилегии: освобождение от налогов, гарантию неприкосновенности собственности, неподсудность местным судам и пр.²⁷⁰

6 сентября 1923 г. новое национальное правительство Египта приняло решение о непризнании этих российских консульских учреждений, о прекращении денежных выплат чиновникам. Более того – русские были лишены капитуляционных прав. «Таким образом, русские оказались в Египте в положении самых бесправных «неприкасаемых», в ситуации самой оскорбительной, в которой никогда не оказывались представители христианских держав в мусульманской стране...».²⁷¹ На практике это означало, что они теперь попадали под надзор квартальных шейхов, стали подсудными местным трибуналам и в случае задержания должны были содержаться в местных тюрьмах.

Утрата капитуляционных прав повлекла за собой и другое важное следствие, непосредственно касающееся религиозной жизни русской эмиграции. До приезда большей части беженцев церковными приходами служили специально отведенные для этого комнаты в российских Дипломатических представительствах – в Каире, Александрии. С их потерей проблема помещений для устройства церквей стала трудноразрешимой. Таким образом, к 1923 г. перестали существовать церкви при лагерях и консульствах, оставались действующими только церкви, устроенные русскими врачами при госпиталях и поликлиниках. Так, 1 июня 1920 г. на займ, предоставленный русским Дипломатическим агентством, в Каире была открыта независимая «Поликлиника русских врачей-специалистов».²⁷² Она стала «одной из организаций, вокруг которых объединялись русские эмигранты, особенно после ликвидации Дипломатической миссии. В большой комнате при поликлинике была устроена церковь, где службы велись с 1920 г.

Стоит отметить, что раньше в Египте не было отдельного здания русской православной церкви (как, например, в Тунисе). Причина этого заключается в том, что в стране издавна проживали большие колонии православных греков, сирийцев, армян, поэтому у наших соотечественников всегда была возможность посещать церкви своих единоверцев.²⁷³

В качестве специфических моментов жизни русской православной эмиграции в Египте можно назвать следующие: существование давних русско-египетских отношений, работа русских дипломатических представителей, капитуляционные привилегии. Все это помогло нашим соотечественникам в первые годы адаптироваться к жизни в Египте. После прекращения деятельности русских представительств и отмены капитуляционных прав в 1923 г. в стране осталось не более одной тысячи человек.²⁷⁴

5.2. Тунис

С 1881 г. Тунис фактически являлся французской колонией, и все внешние связи страны осуществлялись через Париж. На территории Туниса до 1920 г. проживало не более ста русско-подданных (по переписи иностранного населения Туниса 1906 г., – всего 70 русских).²⁷⁵ Тунис не имел такой длительной истории отношений с Россией, как Египет, – этим отчасти объясняется та нелюбезность, с которой встретили здесь русских эмигрантов. «Согласно указанию французских властей, всякая связь с берегом была запрещена, корабли были объявлены на карантине. Почти два месяца беженцы провели на кораблях, томясь в ожидании решения своей судьбы... Офицеров обезоружили с самого начала карантина и первое время держали под строгим надзором. Местная тунисская пресса встретила эскадру довольно холодно... В дальнейшем отношение к русским менялось в лучшую сторону, тем более что их количество уменьшалось с каждым годом».²⁷⁶

Когда карантин был снят, всем желающим предложили списаться с кораблей и перейти на беженское положение. Таких оказалось около тысячи человек. Один из кораблей, «Георгий Победоносец», был переоборудован в «плавучую гостиницу». Этот старый линейный корабль постройки 1892 г. предварительно подготовили для повседневной жизни нескольких сотен человек, в основном женщин, детей и пожилых людей. Он стоял в канале у самого города, что позволяло его «постояльцам» свободно спускаться на берег. Жизнь этих людей на броненосце в течение почти четырех лет, их школа, церковь, праздники ярко описаны в воспоминаниях Анастасии Ширинской.²⁷⁷ Первая русская православная церковь была основана именно здесь, а значит, по субботам и воскресеньям здесь собиралась большая часть колонии. «Церковные службы первоначально проходили на специально оборудованной для этих целей палубе линкора «Георгий Победоносец» и в корабельных храмах других судов: линкора «Генерал Алексеев», крейсеров «Кагул» и «Алмаз"».²⁷⁸

На русских кораблях в Тунис прибыли епископ и 13 православных священников, в том числе главный священник эскадры протоиерей Георгий Спасский. Именно он уже в 1921 г. начал переписку с властями Франции о юридическом оформлении русского православного прихода в Тунисе.²⁷⁹ Корабельная церковь на «Георгии Победоносце» была в конце октября 1924 г. перенесена в город и размещена в арендованной квартире на улице Анжу. Эта домовая церковь, как и прежняя корабельная, была освящена во имя святого великомученика Георгия Победоносца; она просуществовала до 1938 г.²⁸⁰

Стоит сказать несколько слов о Севастопольском Морском корпусе. Он был перевезен в Бизерту со всем оборудованием и учебной базой и в полном составе: 60 преподавателей, 17 офицеров-экстернов, 235 гардемаринов, ПО кадетов, 40 членов команды и 50 членов семей.²⁸¹ Это учебное заведение можно с полным правом назвать уникальным. «Обучение было поставлено на таком высоком уровне, что диплом выпускника бизертского Морского корпуса признавался достаточным для поступления в высшие учебные заведения Европы, куда и направлялись в основном кадеты после выпуска...».²⁸²

Первые пять лет корпус размещался на горе Гибер, в трех километрах от Бизерты, в старом военном форте Джебель Кебир. «В одном из помещений форта в том же г. была устроена гарнизонная церковь святого Павла Исповедника – небесного покровителя Санкт-Петербургского Морского корпуса, основанного в XVIII веке... Убранство было взято из корабельного храма линкора «Генерал Алексеев"».²⁸³ Настоятелем церкви служил протоиерей Георгий Александрович Спасский, который входил в состав Временного Высшего Церковного Управления на Юге России (ВВЦУ) и участвовал в первом заседании Управления за границей – 19 ноября 1920 г. на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» в порту Константинополя.²⁸⁴ «Морской корпус был ликвидирован по требованию французских властей 25 мая 1925 г., – пишет исследователь. – Тогда же оказалась закрыта и гарнизонная церковь святого Павла Исповедника».²⁸⁵

«Летом 1922 г. французские власти ужесточили требования к военным и морякам... С кораблей был изъят весь боезапас, численность личного состава сократилась до 500–550 человек. К 1923 г. из числа 34 судов эскадры осталось в Бизерте 18 боевых вымпелов... В качестве погашения прежних долгов России французы отдали частным судовладельцам восемь военных кораблей, а также одиннадцать транспортных и торговых судов, ранее входивших в став Черноморского флота».²⁸⁶ В течение всего периода с 1921 по 1924 г. французы уводили то одно, то другое судно в свои порты. Это негативно сказывалось на моральном духе эмигрантов. Существуют даже сведения о большом числе самоубийств и помешательств на эскадре: «за весну 1921 г. насчитали 6 случаев самоубийства и 8 «случаев умопомешательств"».²⁸⁷

«Существование эскадры как боевой единицы продолжалось вплоть конца 1924 г., по выражению А.А. Ширинской, «г. всех разлук». 29 октября в 17 часов 25 минут последний раз прозвучала команда «Флаг и гюйс спустить». В этот день военно-морской префект Бизерты контр-адмирал Эксельманс, прибывший на эсминец «Дерзкий», объявил собравшимся командирам кораблей и офицерам о признании Францией СССР и прекращении какой-либо поддержки эскадры местными властями. С этого момента все русские моряки и гражданские лица переводились на берег и становились беженцами, а на кораблях выставлялись французские караулы.²⁸⁸ В 1930 г. французы приступили к демонтажу оставшихся судов. «В 1936 г. был передан на слом последний русский корабль – линкор «Генерал Алексеев»».²⁸⁹

Часть русской общины перебралась из Бизерты в Тунис. Там в доме № 60 на улице Сельер, бесплатно предоставленном М. Баккушем, в 1922 г. было оборудовано помещение для церкви, освященной во имя Воскресения Христова. Сюда доставили иконостас с крейсера «Кагул», церковную утварь и иконы из корабельных храмов.²⁹⁰

По словам историков, эскадра являлась системообразующим фактором жизни русских в Тунисе до середины 20-х гг.²⁹¹ Вместе с нею закончился важный этап жизни русских эмигрантов. В середине 1920-х гг. большая часть прибывших с эскадрой покинули страну. Согласно переписи 1926 г., «общее число русских в Тунисе составило 876 человек, из них 700 взрослых (500 мужчин и 200 женщин)».²⁹²

В начале 1930-х гг., после гибели почти всех кораблей, у русских морских офицеров зародилась мысль построить в Бизерте православный храм, который был бы одновременно и памятником Черноморской эскадре – «последнему военно-морскому соединению Российской империи под Андреевским флагом, благодаря которому в дни крымской катастрофы десятки тысяч русских беженцев спасли свои жизни».²⁹³

Важную роль в этом деле сыграла «Ассоциация православных». Дело в том, что только при наличии подобной ассоциации тунисские власти могли позволить иностранцам покупать землю, распоряжаться ею, вести строительство. При этом специально оговаривалось, что никаких политических целей ее участники преследовать не будут.²⁹⁴

10 сентября 1936 г. русские Бизерты предоставили в местные административные органы Устав, внутренний регламент и список членов организаторов новой «Культовой Ассоциации православных Бизерты». В нем также отмечалось, что Ассоциация считает своим духовным авторитетом Русскую Зарубежную Церковь и формально находится под ее опекой. 25 января 1937 г. Ассоциация была признана специальным постановлением премьер-министра. Для ее участников устанавливались ежемесячные членские взносы.

Ассоциация и комитет по сбору средств обратились с просьбой о помощи ко всему Русскому Зарубежью, и к 1939 г. Русский православный храм-памятник Святого князя Александра Невского был сооружен. «Здание строилось по проекту и под руководством военного инженера, полковника императорской армии Николая Сергеевича Сухаржевского (1878‒1954)».²⁹⁵

Проект храма был разработан русскими эмигрантами, по традициям суздальских и вологодских мастеров. Эмигранты же расписывали свод и стены, писали иконы, хотя в основном вся утварь была перенесена из церкви свящ. Ионникия Полетаева, который и стал первым настоятелем нового храма. «Сразу же после освящения в храм передали на постоянное хранение исторический Андреевский флаг с линкора «Георгий Победоносец». В архитектурном украшении церкви было использовано много предметов с последнего корабля Русской эскадры – линкора «Генерал Алексеев». Купивший судно инженер и купец А.П. Клягин, работавший прежде в аппарате российского военного агента в Париже, передал Комитету по сооружению храма-памятника корабельные якоря, люстры и мраморные плиты».²⁹⁶

На правой внутренней стене церкви установили таблицу с названиями 33 боевых русских кораблей, пришедших в 1920 г. в Бизерту, а также мемориальные доски с именами морских офицеров Русской эскадры. В Александро-Невский храм были переданы старинные иконы с кораблей, различные флотские реликвии и документы. Вместо алтарной завесы на Царских вратах повесили Андреевский флаг, сшитый женами и вдовами моряков; подсвечниками служили снарядные гильзы.²⁹⁷

В годы Второй мировой войны русская община в Тунисе пережила четыре режима. Сначала здесь установилась Третья Французская республика, но она просуществовала недолго: летом 1940 г. Франция была разгромлена гитлеровской Германией, и власть в бывшей североафриканской колонии перешла к коллаборационистскому правительству Виши во главе с маршалом Петэном. В ноябре 1942-го территория Туниса была оккупирована фашистской Италией и нацистской Германией. И, наконец, с мая 1943 г. страной управляла администрация «Сражающейся Франции» под руководством де Голля.²⁹⁸

В годы войны в концлагерях, устроенных немцами в Тунисе и Ливии, содержалось около 20 тысяч советских военнопленных. Немцы привезли их для работы на североафриканских рудниках, строительства дорог и фортификационных сооружений.²⁹⁹ Более семи тысяч из них умерли в период заключения или были расстреляны нацистами при отступлении. Однако некоторым узникам удалось бежать, и в дальнейшем они сражались вместе с союзниками.

Домовый храм Воскресения Христова в г. Тунисе весь период оккупации оставался действующим, его настоятелем в это время служил священник Николай Афанасьев. Еще в 1941 г. была создана Православная ассоциация русских г. Туниса для строительства в этом городе новой каменной церкви Воскресения Христова, однако военные события отсрочили выполнение плана. Вторая русская церковь, святого князя Александра Невского, в ноябре 1942 г. сильно пострадала от бомбардировок англо-американской авиации: итальянские и немецкие войска заняли Бизерту в ноябре 1942-го, и с этого времени начались жестокие бомбардировки, разрушившие город на 70 процентов.³⁰⁰

По мнению некоторых исследователей, победы СССР в войне с Германией стали причиной глубокого раскола в среде русских эмигрантов. «В конце Второй мировой войны среди значительной части русских эмигрантов в стране широкое распространение получили просоветские настроения, вызванные подъемом патриотических чувств в связи с победой Советского Союза над нацистской Германией», – пишет М.В. Шкаровский.³⁰¹

Сторонником страны-победителя стал крупный богослов протопресвитер Николай Афанасьев – настоятель храма в Тунисе.³⁰² «Летом 1944 г. он оказал содействие сбору пожертвований в пользу СССР и советской армии, в результате чего была собрана и отправлена в Москву на имя И.В. Сталина довольно значительная сумма – 80 тысяч французских франков».³⁰³ Это привело к тому, что прихожане, не разделявшие его позиции, в знак протеста стали ходить на службы не в русские церкви, а в греческий храм Туниса.

5.5. Марокко

Существование русских церквей на канонических территориях восточных патриархатов зависело от договоренности с главами этих церквей. «Появление русской общины в Марокко стало возможным благодаря тому, что в этих местах в 1926 г. оказался греческий архимандрит Василий (Левандос), ехавший из Иерусалима в США через Касабланку, он-то и совершал первые службы для русских. В 1927 г. из Парижа специально для русских был прислан иеромонах Варсонофий (Толстухин), устроивший полноценный приход».³⁰⁴

Интересно, что у истоков создания и строительства Воскресенского храма в Рабате стояла местная арабская семья. Не имея никаких средств для приобретения земли, иером. Варсонофий неожиданно получил помощь от одного исцеленного знатного араба, Шерифа Хусейна Джебли. Русский священник помолился над больным марокканцем, и тому стало лучше. Это сочли за чудо, и араб фактически подарил необходимый для строительства участок земли в районе Babe Temara.³⁰⁵ «Таким образом, в августе 1932 г. на земле, чудесно приобретенной за 1 франк, воздвигнут был храм стоимостью в 60 000 франков. При храме выстроена колокольня за 25 000 франков и возник домик за 25 000 франков».³⁰⁶ Этот пример воодушевил русских эмигрантов на создание православных приходов в других местах.

Создание Воскресенского храма в Рабате тесно связано с деятельностью Французского Иностранного легиона и службой в его рядах русских военных-эмигрантов. Французский иностранный легион был создан 9 марта 1831 г. для колонизации Алжира. Король Луи-Филипп смог получить нужные войска и заодно сократить в стране численность «нежелательных» слоев населения. Французское правительство нуждалось в регулярном пополнении Иностранного легиона за счет людей, имевших военный опыт, но без средств к существованию. Не успела русская эскадра с войсками генерала Врангеля войти в Константинополь и стать на якорь в бухте Мод, на кораблях появились вербовщики в легион. Для многих русских офицеров служба в Иностранном легионе становилась альтернативой голодной смерти или самоубийству.³⁰⁷

В.Е. Колупаев (игумен Ростислав), ставший в 1997 г. настоятелем Воскресенского храма в Рабате и тщательно изучивший приходской архив, отмечает: «Среди писем, поступавших на имя настоятеля, имеется свидетельство, которое иллюстрирует отношение одного из русских корреспондентов к Иностранному легиону. По его мнению, только самое тяжелое состояние могло подтолкнуть на согласие служить в этом воинском формировании».³⁰⁸

Исследователь цитирует интересный документ из приходского архива русской церкви в Рабате, свидетельствующий о том, что православное руководство прилагало все усилия для организации капелланской службы в Иностранном легионе среди своих соотечественников. В письме на бланке Епархиального управления православных русских церквей в Европе, со ссылкой на сведения, полученные от иером. Варсонофия, сообщалось, что «французская власть принципиально согласна назначить военного священника для православных на всю Северную Африку. Священник должен быть французским гражданином. Оклад будет 3 000 франков в месяц, с пребыванием в Сиди-Бель-Аббесе».³⁰⁹

Интересно, что современный 1-й Кавалерийский полк легиона был создан в 1921 г. на основе кавалерии разбитой армии Врангеля. Русские солдаты и офицеры стали наиболее дисциплинированной и боеспособной частью французских формирований. В период 1925–1927 гг. русским пришлось вести боевые действия с рифянами, кабилами, туарегами, друзами и другими восставшими племенами. Пятеро наших соотечественников дослужились до генеральских чинов: Пешков (старший брат Якова Свердлова и приемный сын Максима Горького), Нольде, Фавицкий, Румянцев и Андоленко.³¹⁰

В предисловии к книге «Иностранный Легион в Марокко», написанной Зиновием Пешковым, французский писатель Моруа писал: «Иностранный Легион унаследовал от Римского легиона задачу служения цивилизации. Везде, где проходят легионеры, прокладываются дороги, возводятся дома. Здесь европейцы выполняют свою задачу обучения современной технике... Иностранный легион – больше, чем армия военных, это институт. Из бесед с Зиновием Пешковым создается впечатление о почти религиозном характере этого института. Зиновий Пешков говорит о легионе с горящими глазами, он как бы апостол этой религии. Пешков рассказывает о солдатах в госпитале, которые, умирая, вскакивают, чтобы приветствовать своих офицеров».³¹¹

Русские солдаты и офицеры, участвовавшие в войнах по замирению Марокко, стали первыми членами русской общины в этой стране.³¹² Об этом пишет в своих мемуарах и митрополит Евлогий (Георгиевский): «Приход в Марокко возник в 1925 г. под влиянием потребности в церковной жизни русских, рассеянных в Африке. Потребность эта была особенно настоятельна среди служащих в Иностранном легионе...».³¹³

Когда в 1932 г. состоялось освящение церкви в Рабате, то «приезд митр. Евлогия в Марокко и возглавление им торжества православия в г. Рабате имели огромное значение. Русские почувствовали себя объединенной семьей чад Православной Русской Матери Церкви».³¹⁴ Вот как сам митрополит описывал это событие: «Храм, созданный общими усилиями марокканской эмиграции, сделался в те дни центром всей русской жизни. Легионеры выпросили разрешение у начальства, и пришли на торжество со своей музыкальной командой. Я имел возможность побеседовать с ними и узнать подробности их жизни...».³¹⁵

Исследуя церковные книги, В.Е. Колупаев выяснил, что «в 1936 г. в приходе числилось 280 семей, живущих в разных городах. До 1946 г. Воскресенский храм русской православной церкви в Рабате находился в каноническом подчинении экзархата в Париже, затем перешел под юрисдикцию Московской патриархии».³¹⁶

В составе «беженского багажа» на далекий африканский континент попали святыни, напоминавшие об исторической связи с родиной. В Воскресенском храме Рабата – это образа Святителя Николая Чудотворца и Святителя Павла Исповедника, прошедшие сложный путь с русской Черноморской эскадрой.³¹⁷ С именем архимандрита Варсонофия (Толстухина) связано появление нескольких икон, которые он привез с Валаама, чтобы украсить вновь построенную церковь. «В одном из писем среди корреспонденции настоятеля отца Варсонофия имеются сведения о том, что для вновь сооруженного храма в Рабате размещались заказы на иконы в Европе... Одна из храмовых икон, изображающая святого Георгия Победоносца, датированная 1929 г., выполнена в Париже художником иконописцем В.В. Сергеевым».³¹⁸

Не менее занимательна история появления второй русской церкви в Марокко. Документальные записи тех лет говорят: «В 1929 г. по ходатайству отца Варсонофия Правление фосфатных копей в г. Курибге устроило деревянный храм, который и был освящен... во имя Живоначальной Троицы». Первый священник, иеромонах Авраамий (Терешкевич), был принят на работу в заводское управление, так как сами прихожане были не в силах содержать настоятеля.³¹⁹

Игумен Митрофан оставил такое описание: «Храм наш... вмещает до 150 человек, деревянный на каменном фундаменте; пол мозаичный, крыша железная; звонница с двумя колоколами и над нею большой голубой купол со звездами й восьмиконечным крестом. Внутри просторно, светло, чисто; прекрасно исполнена иконопись». Дальнейшая судьба храма печальна: «По причине выезда всех русских из Куригбы храм... был закрыт».³²⁰ Священники таких приходов подчас находились в бедственном положении: «однажды митрополит Евлогий, рассматривая смету одного заводского прихода, заметил, что это не сумма, а сума нищего странника».³²¹

Русские люди, прибывающие в эту часть африканского континента, постепенно налаживали свою жизнь и быт, обзаводились семьями, в которых подрастали дети. Церковное руководство в эмиграции прибегло к оригинальной форме обучения, когда «по желанию родителей дети обучались Закону Божьему по переписке с Богословским институтом в Париже, так учились в Кенитре дети Шидловских и в Касабланке дети Соколовых».³²²

Во многих приходах делались скромные попытки выпускать собственные «Вестники», «Бюллетени» и «Листки». Все они, конечно, содержали в основном местные новости и имели слабую редакторскую подготовку. В них освещались не только духовные вопросы, но общественная, культурная, интеллектуальная жизнь русских общин».³²³ «Ассоциация Русского Очага в Марокко пыталась собственными силами издать церковный календарь на 1943 г. – в приходском архиве сохранился его макет.

Большинство православных верующих Америки до начала XX века объединяла Североамериканская епархия Русской Православной Церкви. Официально она была зарегистрирована как «Русская Православная Греко-Кафолическая Церковь», также называлась русской миссионерской Алеутской и Североамериканской епархией. Ее начало было положено миссионерской деятельностью валаамских иноков на Аляске и Алеутских островах – они пришли туда еще в конце XVIII века. Среди православных было как местное население – алеуты, эскимосы, так и переселенцы из Российской империи.

В епархии был один правящий архиерей и четыре викарных епископа. В нее входили сиро-арабская, сербская и албанская миссии. В епархии имелась Духовная семинария и два духовных училища. Печатались четыре духовных журнала и газета. Насчитывалось 306 церквей и часовен, 242 священнослужителя и до 300 тысяч молящихся.³²⁴

После революции в России православное церковное единство в Америке стало разрушаться. «Поместные церкви начали назначать сюда своих епископов и создавать свои епархии. Появились Греческая, Сиро-Арабская, Сербская, Болгарская, Албанская независимые друг от друга юрисдикции. Большинство русских и русинских приходов сохранило верность своему епархиальному священноначалию. Но Алеутская и Североамериканская епархия переживала глубокий кризис».³²⁵ «Американское православие оказалось разбитым на множество юрисдикции, и русская епархия не могла более претендовать на всеобъемлющее значение на континенте».³²⁶

Связь с Россией стала невозможна. Духовная и финансовая поддержка, осуществляемая Российской Церковью по отношению к Американской Православной Церкви, прекратилась. Американская Церковь оказалась в очень затруднительном положении, что спровоцировало появление множества острых проблем. «После Октябрьской революции 1917 г. Церковь в Америке лишилась значительной ежегодной финансовой поддержки от Русской церкви (составлявшей до войны 185 тыс. руб. в год, а в 1916 г. увеличенной... до 550тыс. руб. в год)».³²⁷

«Революция 1917 г. в России очень болезненно отозвалась на православной жизни в Америке, – отмечают исследователи. – До русской революции 1917 г. православие в Америке было структурно единым, находясь в подчинении русскому епископу. Но когда свершился Октябрьский переворот, произошло раздробление: греки основали свою епархию, сербы – свою, арабы – свою и т.д. Таким образом возникло совершенно не в соответствии с нормальным каноническим порядком существование параллельных юрисдикции на единой территории».³²⁸

События, произошедшие в России, усилили антирелигиозную пропаганду в Америке, которую проводили некоторые организации, например Русский филиал Социалистической партии и Общество помощи политическим беженцам. «Как крайний пример можно привести малоизвестный случай закрытия и продажи православной церкви в Торонто в 1919 г. самими же членами прихода, – пишет протоиерей Дмитрий Григорьев. – Они пришли к заключению, что вера в Бога и новые революционные идеи несовместимы».³²⁹

История Русской Православной Церкви в Америке тесно связана с именем митрополита Платона (Рождественского). Первоначально для решения возникших проблем Патриарх Тихон намечал отправить в Америку архиепископа Евлогия (Георгиевского). Однако, узнав, что Зарубежное ВВЦУ направило в Америку митрополита Платона (Рождественского), Патриарх согласился с этим назначением. В своем письме от 12 июня 1921 г. он выразил надежду, что это назначение водворит там мир.³³⁰ Интересно, что митрополита Платано в Америке уже хорошо знали, так как с 1907 по 1914 год он был здесь архиереем.³³¹

В сентябре 1922 г. состоялся III Всеамериканский Церковный Собор, избравший его митрополитом Американским и Канадским, что утвердил и Карловацкий Синод. Патриарх Тихон в сентябре 1923 г. издал указ о назначении митрополита Платона управляющим Североамериканской епархией с освобождением от управления Херсонской и Одесской епархией. Об этом он свидетельствовал на допросе 21 марта 1925 г.: «..в сентябре 1923 г. я послал указ с подтверждением о назначении Платона митрополит[ом] Американским».³³² Однако в силу ряда причин легитимность этого назначения долгое время подвергалась сомнению, как со стороны Архиерейского Синода, так и со стороны Московского Патриархата.

После освобождения Патриарха Тихона из-под ареста и его заявления о лояльности советской власти митрополит Платон и подведомственное ему духовенство в Америке выступили с рядом политических заявлений. Поэтому 16 января 1924 г. Патриарх Тихон издал указ об отстранении митрополита Платона от управления Североамериканской епархией с последующим отзывом его в Москву. Указ не дошел до митрополита Платона, что в дальнейшем помогло ему при отстаивании епархиальной собственности, в том числе и Свято-Никольского собора в Нью-Йорке, от посягательств со стороны назначенного в Америку обновленцами «лжемитрополита» Кедровского.³³³

Возникший в советской России обновленческий раскол и так называемая Живая Церковь сильно повлияли на жизнь в епархии. Как ни странно, обновленчество привлекло большое количество последователей в Америке. Представителем обновленческого Синода объявил себя женатый священник Алеутско-Североамериканской епархии Иоанн Кедровский, возведенный обновленцами в сан архиепископа. «Выданные ему обновленческим синодом документы с красивыми печатями показались абсолютно несведущему в русских делах американскому судье более убедительными, чем заявления Патриарха Тихона и митрополита Платона. В 1926 г. Кедровскому удалось захватить СвятоНиколаевский кафедральный собор в Нью-Йорке, после Второй Мировой войны перешедший в ведение Московского Патриархата, а также поставить под угрозу и другое имущество епархии».³³⁴ Помощь пришла с неожиданной стороны: Епископальная (Англиканская) Церковь предоставила митрополиту Платону один из своих храмов в Нью-Йорке (в качестве кафедрального собора).

В это время отношения Североамериканской митрополии с Карловацким Синодом были еще вполне доброжелательными. Синод считал свои претензии на управление Североамериканской митрополией вполне обоснованными, и пока митрополит Платон признавал себя в подчинении Архиерейскому Синоду, там оказывали ему поддержку.³³⁵ А митрополит Платон в 1924 г. со страниц «Американского Православного вестника» (№ 6) призвал свою паству «беспрекословно подчиняться Архиерейскому Собору и Синоду Русской Православной Церкви за границей как представителям Христовой Церкви».³³⁶

«С одной стороны, митрополит Платон считал себя вправе объявить временную автокефалию, не оглядываясь на Карловацкий Синод. С другой стороны, поддержка Карловацкого Синода была нужна ему для борьбы с Кедровским [обновленцем], успешно отбиравшим у него храмовые помещения по всей Америке...», – отмечает А.А. Кострюков.³³⁷

Далее события разворачивались более драматично. В 1926 г. в Карловцах состоялся очередной Архиерейский Собор. В нем участвовали митрополит Платон и митрополит Евлогий. Вместе они выступили против притязаний Зарубежного Синода во главе с митрополитом Антонием на церковное управление в диаспоре.

Как полагает современный исследователь, «...митрополит Платон (Рождественский), отправляясь на Собор в Сремские Карловцы, планировал заручиться поддержкой зарубежных епископов в деле против обновленцев, однако не собирался отказываться от автокефального пути Американской митрополии».³³⁸ Поначалу он надеялся обойти этот вопрос и не стал говорить о самостоятельности своей митрополии. Но в ходе полемики выяснилось, что митрополит Платон, как и митрополит Евлогий, признает за Архиерейским Синодом не каноническое и судебно-административное, а только морально-общественное значение. Это приводило переговоры в тупик – поскольку «иерархи РПЦЗ рассматривали себя как единственную структуру, уполномоченную говорить от имени Всероссийской Церкви в эмиграции. Недовольный происходящим, митрополит Платон покинул Собор».³³⁹

Таким образом, отношения между Русской Зарубежной Церковью и митрополитом Платоном были фактически разорваны. Последний был обвинен в самовольном провозглашении автокефалии. Последовал указ о смещении митрополита Платона с должности управляющего Североамериканской епархией. 31 марта 1927 г. на его место был назначен епископ Белгородский Аполлинарий (Кошевой). «Этот архипастырь стал центром притяжения для всех русских эмигрантов, не согласных с политикой митрополита Платона, и вскоре вопрос о другом архиерее для Северной Америки отпал. Первоначально количество приходов РПЦЗ в Америке было невелико, но постепенно оно стало увеличиваться, что было во многом заслугой епископа Аполлинария».³⁴⁰

Однако лишь незначительная часть американских приходов признала власть епископа Аполлинария и вошла в юрисдикцию Зарубежного Синода. Большинство православных общин Америки осталось в ведении митрополита Платона.³⁴¹ «Таким образом, – пишет историк, – появилась параллельная карловацкая юрисдикция в Америке. Однако за исключением Аполлинария все остальные епископы Америки сохранили верность Платону».³⁴²

Стремясь к самостоятельности (для чего были, конечно, и объективные причины, заключавшиеся в самой американской действительности), митрополит Платон 2 февраля 1927 г. поручил архиепископу Евфимию учредить новую Церковь – «Святую Восточную Православную Кафолическую и Апостольскую Церковь в Северной Америке». Реакция Архиерейского Собора последовала незамедлительно. Ему оставалось лишь подтвердить синодальные решения, вынесенные ранее. «8 сентября 1927 г. митрополит Платон был окончательно запрещен в священнослужении, богослужения, им совершаемые, признаны безблагодатными, а хиротонии – неканоничными».³⁴³ Собор также обратился к пастве Северной Америки с посланием, в котором был призыв уйти от митрополита Платона, ведущего паству к погибели... «Таким образом, Архиерейский Собор 1927 г. окончательно разделил Зарубежную Церковь и Североамериканский округ митрополита Платона (Рождественского). Разделение, наметившееся на Детройтском Соборе 1924 г., стало реальностью».³⁴⁴

В 1927 г., после происшедшего раскола, Архиерейский Синод поручил архиепископу Аполлинарию организовать Северо-Американскую и Канадскую епархию из тех приходов и духовенства, которые сохранили верность законному священноначалию и не ушли в раскол. После кончины архиепископа Аполлинария в 1933 г. правящим архиепископом Северо-Американской и Канадской епархии был назначен архиепископ Виталий, при котором эта епархия получила свое окончательное устроение.³⁴⁵

Новая юрисдикция митрополита Платона вполне определенно заявляла о своей независимости в отношении Карловацкого Синода, но на первых порах стремилась заручиться поддержкой Московской Патриархии. «...В те же самые дни митрополит Платон уверял митрополита Сергия (Страгородского) в том, что не помышляет ни о какой самостоятельности и мыслит себя только в составе Московского Патриархата. Кроме того, в своем письме от 7 марта 1927 г. митрополит Платон писал Заместителю Местоблюстителя, что считает единственно законным главой Российской Церкви только его».³⁴⁶

В 1928‒1929 гг. митрополит Платон вел переписку с Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополитом Сергием. Митрополит Платон просил подтвердить законность его пребывания во главе Североамериканской епархии. В свою очередь митрополит Сергий настаивал на том, чтобы митрополит Платон дал подписку о лояльности советскому правительству, напомнив об указе Святейшего Патриарха Тихона от 16 января 1924 г., которым Патриарх уволил митрополита Платона от управления епархией, и предупреждал, что теперь указ может быть приведен в исполнение. Митрополит Платон уклонился от этого шага.³⁴⁷

Несмотря на все старания, предпринятые архиепископом Аполлинарием, и успехи, достигнутые зарубежными иерархами в Америке, ситуация была не слишком благоприятной для РПЦЗ. Приходы митрополита Платона, число которых доходило до 200, были более сильны и богаты. Проблема была еще и другого рода. Дело в том, что немалая часть православных американцев видела в священнослужителях РПЦЗ захватчиков, пришедших нарушить прежнюю размеренную церковную жизнь. «Рядовые православные американцы были склонны считать своим главой митрополита Платона, чей авторитет коренился еще в старой России. Кампания, начатая против митрополита Платона Зарубежным Синодом, была народу совершенно непонятна».³⁴⁸

В этой ситуации Архиерейский Синод РПЦЗ принял меры, для того чтобы повысить статус своей епархии в Америке. 14 мая 1929 г. епископ Аполлинарий был возведен в сан архиепископа. Вскоре в помощь ему было поставлено несколько викариев. «В 1930 г. с благословения архиепископа Аполлинария (Кошевого) иеромонахом Пантелеймоном (Нижником) был основан Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле (штат Нью-Йорк), ставший впоследствии духовным центром Русской Зарубежной Церкви».³⁴⁹

Интересна история появления этого монастыря и, позднее, – духовной семинарии при нем. Еще в 1928 г. постриженик Свято-Тихоновского монастыря (шт. Пенсильвания) монах Пантелеймон с единомышленниками решил основать новый монастырь. Вскоре был найден участок земли 121 гектар, в 250 км. от Нью-Йорка. Чтобы собрать денег, монах Пантелеймон с другими монахами устроился на завод русского изобретателя Игоря Сикорского. Летом 1930 г. они переселились на приобретенный участок. К весне 1935 г. был построен деревянный братский корпус с небольшим домовым храмом во имя Святой Троицы. Но на его освящении случилась беда: начался пожар, и храм сгорел. Однако вскоре монастырь отстроили заново. В 1946 г. в Джорданвилль прибыли монахи из монастыря Святого Иова Почаевского (Чехословакия). Обитель стала издательским центром Русской Зарубежной Церкви.³⁵⁰

Долгие годы церковных разногласий имели печальные последствия для всех конфликтующих сторон. «Большой проблемой как для РПЦЗ, так и для юрисдикции митрополита Платона стала практика переманивания священников из одной юрисдикции в другую. В результате упала дисциплина, часто священники не слушались архиереев, зная, что они могут перейти в другую юрисдикцию, и их не только с радостью примут, но еще и наградят».³⁵¹ При этом многие священнослужители разбрелись по стране в поисках нового места служения. Иногда такие безместные священники старались выживать священников не только враждебной, но и своей юрисдикции. Дисциплинарные меры, такие как запрещения и лишения сана, в силу сложившихся обстоятельств не воспринимались всерьез.

В 1930 г. была основана Канадская епархия РПЦЗ, во главе с архиепископом Иоасафом (Скородумовым), чтобы объединить церковные общины, оставшиеся верными Зарубежной Церкви после «платоновского раскола». В г. Калгари был организован приход во имя Всех Святых, настоятелем прихода был свящ. Михаил Данильчук. Церковь поначалу размещалась в протестантском храме, но в 1932 г. был приобретен участок, и через 2 г. там была построена православная церковь. Владыка Иоасаф жил в келье при храме вплоть до 1937 г. «Период пребывания кафедры владыки Иоасафа можно считать расцветом прихода. Была налажена культурно-просветительная жизнь: устраивались доклады, собеседования, была основана библиотека».³⁵²

Затем владыка Иоасаф решил основать свою кафедру в Западной Канаде, в г. Эдмонтоне, поскольку там было больше русских, а также православных украинцев, галичан, карпатороссов и буковинцев. Там он «приобрел в 1938 г. храм, который ранее принадлежал протестантам: снаружи ему оставили первоначальный облик, а изнутри он был переделан в соответствии с канонами православия».³⁵³

Протоиерей Аркадий (Маковецкий) в своей работе упоминает еще несколько канадских приходов. Среди них – старейший приход во имя св. великомученика Иоанна Сочавского в Лашине (Квебек), основанный в 1911 г., Свято-Троицкий приход в Виндзоре (1934 г.), церковь во имя св. Апостола Андрея Первозванного в г. Эдсоне, провинция Альберта (1922 г.)».³⁵⁴

В 1933 г. митрополит Сергий направил в Америку архиепископа Вениамина (Федченкова), чтобы выяснить положение дел в епархии. На основании полученного отчета митрополит Сергий вместе с Временным Священным Синодом 16 августа 1933 г. издал постановление об увольнении митрополита Платона от Управления Североамериканской епархией. В качестве причины значилось «самочинное провозглашение автокефалии и учинение тем самым раскола».³⁵⁵ Говорилось также о предании его суду епископов с запрещением в священнослужении (как и подведомственного ему духовенства) впредь до раскаяния или церковно-судебного решения. Американская епархия была названа «самочинным сборищем», «раскольничьим обществом», члены которого считаются отлученными от общения в молитвах и таинствах. Священнослужителям и мирянам Американской митрополии было предложено обратиться к экзарху Патриархии в Америке архиепископу Вениамину или непосредственно к Заместителю Местоблюстителя».³⁵⁶ В ответ 11 сентября 1933 г. митрополит Платон и подчиненные ему епископы объявили, что прещения митрополита Сергия не имеют силы. И впредь, до созыва законного Всероссийского Собора, Церковь в Америке объявлялась независимой.³⁵⁷

Временное управление Североамериканской епархией было возложено на архиепископа Вениамина, а несколько позже, 22 ноября 1933 г., он был назначен архиепископом Алеутским и Североамериканским и экзархом Русской Православной Церкви в США. Так был учрежден Экзархат Московского Патриархата в Северной и Южной Америке. Он просуществовал до 10 апреля 1970 г. Однако, как и в случае с назначением епископа Аполлинария, лишь часть приходов в Америке признала архиепископа Вениамина своим правящим архиереем. Свыше 300 русских приходов, то есть большая их часть, оставалось в юрисдикции митрополита Платона.³⁵⁸

«Таким образом, – отмечает исследователь, – на этой территории возникли три юрисдикционные ветви Русской Церкви: Московской Патриархии, Архиерейского Синода и Американской митрополии. Большинство же приходов последовало за митрополитом Платоном».³⁵⁹

19 июня 1933 г. умер архиепископ Аполлинарий. К этому времени количество приходов РПЦЗ в Северной Америке достигло 62. Также на особом, полуавтономном по отношению к РПЦЗ положении, существовало еще около 40 карпаторусских приходов епископа Адама (Филипповского). 31 июля 1933 г. во главе Североамериканской епархии РПЦЗ встал епископ Тихон (Троицкий). В апреле 1934 г. был рукоположен во епископа архимандрит Виталий (Максименко), которому впоследствии суждено было сыграть большую роль в деле объединения Американской митрополии с Русской Зарубежной Церковью».³⁶⁰

«Высокопреосвященный архиепископ Виталий в Северной Америке, – писала «Церковная жизнь» в 1935 г., – развивает кипучую деятельность. Многочисленные письма оттуда свидетельствуют, что никогда американские храмы не бывали так переполнены, как теперь, в дни, когда архиепископ Виталий совершает божественную Литургию... Наконец Американская Церковь увидела архипастыря, в котором так гармонично объединены настроения аскета, духовного подвижника и богатые дарования администратора».³⁶¹

В 1935 г. в состав Североамериканской епархии РПЦЗ входило 49 приходов. В книге протоиерея Аркадия Маковецкого «Белая Церковь: Вдали от атеистического террора» можно найти подробный рассказ о многих из них.³⁶² Например, 12 февраля 1928 г. в Нью-Йорке в покоях архиепископа Аполлинария была освящена церковь, которую сокращенно стали называть Свято-Отеческой. Это была первая церковь юрисдикции Русской Православной Зарубежной Церкви после раскола. Настоятелем ее многие годы состоял протоиерей Александр Красноумов. Приход в Нью-Йорке в честь Воздвижения Креста Господня был создан в 1931 г. архиепископом Аполлинарием. В 1926-м был организован еще один нью-йоркский приход – Свято-Троицкий в Астории. Поначалу церковь нового прихода ютилась в наемных помещениях, но позже для нее был куплен небольшой дом. Александро-Невский приход в Лейквуде (штат Нью-Джерси) обязан своим существованием архиепископу Виталию. «Владыка Виталий передал русской колонии подаренный ему Юлией Мартиновной Плавской участок земли в 5 акров и благословил организовать приход и выстроить часовню-церковь».³⁶³

20 апреля 1934 г. скончался митрополит Платон (Рождественский). Митрополит был необычайно значимой фигурой, и это событие неизбежно повлияло на взаимоотношения между Русской Зарубежной Церковью и Американской митрополией. «У сторон появилась возможность примириться, и шанс этот был использован».³⁶⁴

Собор в Кливленде, состоявшийся в ноябре 1934 г., подтвердил решение епископского совета митрополии придать Церкви статус временной автономии. Новым главой митрополии был избран Феофил Чикагский. «В основном докладе утверждалось, что и экзархат Московской патриархии, и Русская синодальная церковь являются законными, однако их значение именно для Америки сомнительно, поскольку здесь имеется нужда в автономной церкви».³⁶⁵

В то же время Архиерейский Собор РПЦЗ, мало рассчитывая на объединение, после смерти митрополита Платона принимал дополнительные меры, чтобы укрепить свое положение в Северной Америке. 4 сентября 1934 г. Собор постановил: «Установить в Северной Америке две епархии – восточную часть Северной Америки и восточную часть Канады с местопребыванием епископа в Нью-Йорке, и западную, включающую в себя Западную часть Северной Америки и западную часть Канады и Аляску, с местопребыванием епископа в Сан-Франциско (Калифорния)».³⁶⁶ На первую кафедру назначался епископ Виталий с титулом Североамериканский и Канадский, на вторую – епископ Тихон с титулом Западноамериканский и Сан-Францисский».

В 1935 г. в Сремских Карловцах состоялось совещание под председательством Сербского Патриарха Варнавы, в котором принимал участие митрополит Феофил. На нем он вступил во временное соглашение с другими приглашенными иерархами, при этом было соблюдено следующее условие: самоуправление Православной Церкви в Америке будет полностью сохранено.

«Митрополит Феофил, хотя и был далек от сепаратизма митрополита Платона, по-видимому, все же понимал, что процесс отделения Американской митрополии запущен и остановить его нельзя... Со своей стороны Карловацкий Синод был готов на уступки... Американской митрополии была обещана широкая автономия».³⁶⁷

Вскоре после возвращения в Америку митрополит Феофил дал интервью газете «Новая Заря», в котором сказал: «Положение Зарубежной Русской Православной Церкви укрепилось в связи с достигнутым единением и миром. Теперь у нас единый центр церковного управления в лице Заграничного Архиерейского Синода в Сремских Карловцах, где Американский митрополичий округ будет представлять наш выборный представитель».³⁶⁸

Исследователи сходятся во мнении, что этот Собор нельзя безоговорочно назвать триумфальным. Фактически решение Архиерейского Собора означало, что «все вопросы будут теперь решаться внутри Североамериканского округа, а за Архиерейским Синодом и Собором оставалось только значение апелляционной инстанции».³⁶⁹

«Таким образом, объединение двух частей Русского Зарубежья не без трудностей, но все же состоялось. Представители Американской митрополии впоследствии вплоть до Второй мировой войны присутствовали на Архиерейских Соборах Русской Зарубежной Церкви», – пишет исследователь.³⁷⁰ Однако разногласия между карловацкими и североамериканскими иерархами носили идейный характер, поэтому достигнутое единство не могло быть прочным, «и нужен был только повод для нового конфликта».³⁷¹

Устав Американской митрополии так и не был одобрен в Карловцах, ввиду чего карловацкие епископы в Америке, Виталий и Тихон, формально объединенные с Митрополией, на самом деле так и не слили свои приходы с соответствующими епархиями Митрополии и сохраняли свою обособленность, управляя карловацкими приходами и в епархиях других епископов митрополии. Это раздражало паству, главным образом тех ее представителей, которые с самого начала были недовольны объединением.

Начавшаяся Вторая мировая война и последовавшее изменение советской официальной политики по отношению к религии оказали большое влияние на церковную жизнь в Америке. Просоветские симпатии в Америке сильно возросли во время войны, особенно среди славян. Это коснулось также православного духовенства и мирян. В сентябре 1942 г. митрополит Феофил предостерегает свое духовенство воздерживаться от политических деклараций и действий. Но после избрания митрополита Сергия Патриархом Митрополичий совет делает распоряжение возносить молитвы за него на Литургии. Оба карловацких епископа подписали это постановление, как и телеграмму соболезнования по поводу кончины Патриарха в 1944 г. «Новая советская политика по отношению к Церкви и избрание Патриарха в 1943 г. расценивались многими на Западе как изменение характера советского режима и установление религиозной свободы в Советском Союзе»,³⁷² – пишет протоиерей Дмитрий Григорьев.

Были и другие тенденции. Например, «Русско-американский православный вестник» напечатал предупреждение лондонского карловацкого священника М. Польского не поддаваться соблазнам советской церковной политики. К концу 1944 г. несколько приходов перешли под власть Московской Патриархии, и в этих условиях Американская митрополия начала переговоры с Московской Патриархией.³⁷³

В 1945 г. было решено послать делегацию Митрополии на Поместный Собор Русской Церкви и интронизацию новоизбранного Патриарха (им стал местоблюститель митрополит Алексий). В Москве их очень ласково принял Святейший Патриарх, вручивший указ Северо-Американской Митрополии с условиями воссоединения с Церковью-Матерью. «Этой же осенью в Америку прибыл архиепископ Алексей Ярославский для уточнения и разъяснения вопросов, связанных с намечающимся воссоединением Митрополии с Церковью-Матерью. Он выдвинул три минимальных условия... Архиерейский Собор Митрополии отклонил условия, предъявленные посланником Русской Церкви на том основании, что Митрополия не признаёт запрещения, наложенного на нее в 1934 г.».³⁷⁴

Таким образом, проект воссоединения Митрополии с Русской Церковью в качестве Патриаршего экзархата, иерархи Митрополии сочли неприемлемым. «Привезенный архиеп. Алексием патриарший указ выдвигал условием снятия прещения с клира Американской Митрополии созыв ею Собора для избрания нового, лояльного Москве предстоятеля (предпочтительными кандидатами были названы сам архиеп. Алексий (Сергеев) и митр. Вениамин (Федченков)), а также разрыв с Архиерейским Синодом РПЦЗ и обещание воздерживаться от какихлибо антисоветских выступлений».³⁷⁵

В 1946 г. отношения между Зарубежным Синодом и Американской митрополией снова были прерваны. Вновь разошлись по разным юрисдикциям и архиереи, управлявшие епархиями в Северной Америке. Кливлендский Собор 1946 г. вернул Американской Церкви то положение, которое она имела до 1933 г.: Московская Патриархия признавалась только в качестве духовного авторитета; провозглашалась готовность сотрудничать, но не подчиняться Карловацкому Синоду во главе с Анастасием.³⁷⁶

«Дальше митрополия продолжала жить де-факто как автокефальная церковь, постепенно превращаясь в национальную Американскую православную церковь. Английский язык распространялся все шире как язык Литургии, в Православной богословской академии Св. Владимира росло число учащихся, родившихся в Америке, а в церквах – число обращенных», – отмечает историк.³⁷⁷

Впоследствии епископ Бруклинский Иоанн (Шаховской) в очерке «Пути Американской Митрополии» подчеркивал ее стремление стать американской национальной Церковью, что не согласовывалось ни с интересами Московского Патриархата, ни с интересами РПЦЗ. Как он замечал, советские иерархи «слишком явно вынуждены сопрягать свое церковное делание с выступлениями политического характера, явно враждебными Соединенным Штатам Америки и их государственному принципу. А Соединенные Штаты являются для 99% православных, в них живущих, – своим государством, христианская лояльность которому предписана Словом Божьим».³⁷⁸

Начала Православию в Аргентине было положено еще в XIX веке. В 80-х гг. здесь образовались диаспоры греков и славян – в основном далматинцев, сербов, черногорцев. Тогда же в Аргентину стали приезжать арабы-сирийцы, румыны, болгары, исповедовавшие Православие. «В результате на латиноамериканском континенте образовались православные общины трех самостоятельных национальных юрисдикции – сирийская (глава – Антиохийский патриарх), греческая (глава – Греческий патриарх) и русская (Карловацкого толка)».³⁷⁹ Наибольшее влияние имел Антиохийский патриарх. К примеру, в Мексике у него было почти 8 тыс. православных, в Бразилии – около 500 верующих.

16 июня 1888 г. представители живших в стране славян, греков и сирийцев обратились к императору Александру III с просьбой об открытии церкви. Церковь была устроена в двух комнатах наемного дома, первым ее священником стал свящ. Михаил Иванов. Вскоре, после учреждения в 1891 г. российского посольства в Южной Америке, туда был назначен новый настоятель – прот. Константин Израсцов. Русских православных в Аргентине в то время было мало, службы посещали в основном греки, сирийцы, сербы, черногорцы, болгары, румыны. «К 1917 г. среди иммигрантов выходцы из России занимали шестое место после итальянцев, португальцев, испанцев, немцев, австрийцев. При этом православных было немного, поскольку эмигранты из России были главным образом католического, лютеранского и иудейского вероисповедания».³⁸⁰

Свящ. Константин много разъезжал по отдаленным городам и селам. Посольство имело хорошие отношения с местными властями, и это позволило начать постройку большого храма. Российский Синод выделил для этой цели 18 тысяч царских рублей. Храм во имя Святой Троицы был построен за 3 г. и освящен 6 октября 1901 г.

После 1917 г. в Южную Америку устремилась новая волна переселенцев, но русских среди них также было не много, большинство составляли белорусы (преимущественно католики) и украинцы (в основном униаты).³⁸¹ И все же возникла необходимость в устройстве новых православных приходов – на территории Аргентины, Бразилии, Парагвая, Уругвая, а после Второй мировой войны – Венесуэлы, Чили, Перу. «Православные епархии Русской Церкви за рубежом, образовавшиеся после 1917 г. в странах Латинской Америки, регистрировались здесь как русские православные общества, что предполагало наличие у них собственного устава, утверждавшегося местными властями и одновременно Архиерейским Синодом РПЦ за границей».³⁸²

Революция 1917 г. не привнесла значительных изменений в порядок управления и повседневную жизнь православных общин в Аргентине, но число прихожан увеличилось за счет беженцев. Прот. Константин Израсцов подчинялся Архиерейскому Синоду РПЦЗ. «23 июля 1926 г. был назначен управляющим приходами во всей Южной Америке, а Буэнос-Айрес стал центром русской церковной жизни на этом континенте», – полагает исследователь.³⁸³

В аргентинской столице, кроме главного храма, было создано несколько дополнительных приходов: кафедральный собор в северной части города, церковь в районе Кильмес (здесь жили русские казаки, украинцы, поляки, литовцы), церковь в Темперлей, церковь Всех святых земли русской в Каселаре и церковь в Вилья-Бальестерс по имя преп. Сергия Радонежского. По традиции, вокруг церквей прихожане старались организовать школы, библиотеки, дома для престарелых.³⁸⁴

В Парагвае русские православные переселенцы, осевшие здесь после Первой мировой войны, начали строить церковь во имя Свт. Николая Чудотворца в г. Энкарнасоне. Участок был подарен полковником А.Ф. Ефремовым. Строительство шло медленно, долгое время церковь стояла неоконченной. Наконец, тот же А.Ф. Ефремов обратился к прот. К. Израсцову с просьбой о ссуде и сумел завершить строительство.³⁸⁵

В столице Парагвая г. Асунсьоне, в 1925 г. был создан комитет из русских православных беженцев для строительства храма. Храм был построен за три года и освящен в 1928 г. в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Для его строительства. Настоятелем храма до середины 1930-х гг. служил священник Пахомий, а затем – священник Михаил Кляровский.³⁸⁶

Постройкой храмов на территории Бразилии поначалу также занимался прот. Константин Израсцов. В 1933 г. его стараниями была устроена церковь во имя Святой Троицы на Вилла Альпина, в окрестностях Сан-Пауло. В самом Сан-Пауло храма не имелось. Прихожане пользовались временным Свято-Николаевским храмом, в наемном помещении. Поэтому первым делом епископа Феодосия была постройка кафедрального собора. «Благодаря помощи жертвователей храм был воздвигнут в достаточно короткий срок и освящен 19 августа 1939 г. Епископ Феодосии лично руководил также строительством нескольких храмов в других местах епархии».³⁸⁷

В 1938 г. возник приход во имя преп. Сергия Радонежского в Порто-Алегре, крупном портовом городе Бразилии, расположенном в месте слияния 5 рек. Туда стал приезжать священник Андрей Лысенко и совершать богослужения на частной квартире. Затем удалось приобрести участок, на котором построили сначала деревянный дом, а потом и каменную церковь. Первым настоятелем прихода был свящ. Александр Малинин, его сменил игумен Валентин.

Во втором по величине городе Бразилии, Рио-де-Жанейро, приход появился в 1933 г. (сначала носивший имя св. великомученика Георгия Победоносца). В 1938 г. там на пожертвования прихожан был построен храм во имя св. мученицы Зинаиды. Особенно большой вклад внесли князь Леонид Святополк-Мирской и Г. Сахаров.³⁸⁸

В октябре 1934 г. Архиерейский Синод постановил учредить Бразильскую епархию РПЦЗ. Первым ее епископом был назначен владыка Феодосии (Самойлович). Его кафедра располагалась в Сан-Пауло, и он управлял всеми странами Южной Америки, кроме Аргентины, где русские приходы были по-прежнему оставлены в ведении протоиерея Константина Израсцова. «Русские беженцы жили в Бразилии с лета 1921 г., и жизнь у них была поначалу тяжелой, приходилось браться за черные работы. Однако со временем русские поселенцы сумели занять места инженеров, врачей, профессоров и т. п.; большинство этих русских жили в Сан-Пауло».³⁸⁹

К концу 40-х гг. в Бразилии были открыты 10 приходов и две православные общины, в течение 20-ти лет издавался епархиальный журнал «Сим Победиши», под редакцией архиепископа Феодосия. Русская церковная типография издавала журнал «Православное обозрение» и необходимые церковные книги, «Православные русские календари» и богословские труды.³⁹⁰

В государствах Южной Америки, как и во многих других странах русского рассеяния (за исключением, пожалуй, стран Балканского полуострова), церковь сталкивалась с рядом схожих проблем. Не хватало священников, помещений для проведения богослужений, часто активность прихожан была минимальной. Как сообщал в своем рапорте прибывший в г. Сан-Паулу русский священник М. Кляровский, интерес к приходской жизни был низким, большинство проявляли равнодушие или даже враждебность, первое время службы посещали не более 50‒100 человек.³⁹¹

В то же время, со стороны инославных конфессий Православная Церковь часто встречала положительный отклик, их представители по мере сил оказывали столь необходимую эмигрантам поддержку. «Известно немало случаев оказания помощи и содействия со стороны католического духовенства русским эмигрантам. Иерархи РПЦ в странах Латинской Америки (в частности, К. Изразцов – в Аргентине, владыка Феодосии – в Бразилии, владыка Леонтий – в Чили) взаимодействовали с представителями Католической Церкви».³⁹²

Местные власти также не чинили препятствий православным священникам. «В католических странах Латинской Америки власти не препятствовали храмосоздательской деятельности РПЦ, не подвергали гонениям местных православных священнослужителей».³⁹³

Юрисдикционные споры, начавшиеся в Европе, не обошли и далекий южноамериканский континент. Разногласия вспыхнули с новой силой после окончания войны. На континент из Советского Союза начали прибывать представители Московской Патриархии, и часть приходов РПЦЗ перешла под ее ведомство. «В 1946 г. была создана Аргентинская и Южноамериканская епархия РПЦ Московской Патриархии, которая объединила приходы в государствах Центральной (исключая Мексику) и Южной Америки».³⁹⁴

С другой стороны, православные приходы Южной Америки стали «яблоком раздора» между Карловацким Архиерейским Синодом РПЦЗ и Американской митрополией (которая после Кливлендского Собора 1947 г. стала подчиняться Москве). «После войны на некоторое время под юрисдикцию Американской митрополии перешли также приход Свято-Троицкого храма в г. Лима (Перу), две перуанские русские православные общины в городах Писку и Няня, Покровский (затем – Успенский) приход в г. Каракасе (Венесуэла), приход украинской автокефальной Церкви в венесуэльском городе Баркисименто».³⁹⁵ В Аргентине произошел раскол между прот. К. Изразцовым и Архиерейским Синодом РПЦЗ, в результате чего священник объявил о переходе своего Свято-Троицкого прихода под власть Американской митрополии. Другие приходы РПЦ в этой стране остались верными Русской Соборной Православной Церкви за границей, которая учредила здесь отдельную Аргентинскую епархию.³⁹⁶ В конце 1940-х гг. из 14-ти епархий РПЦЗ четыре действовали в Южной Америке – Аргентинская, Бразильская, Чилийско-Перуанская и Венесуэльская.³⁹⁷

Японская Православная Церковь сформировалась на основе Российской Духовной Миссии, которая действовала в стране в последней трети XIX века и возглавлялась Свт. Николаем (Касаткиным). Впервые подробный анализ истории ее построения как Поместной Церкви, вплоть до обретения ею адекватного канонического статуса представлен в книге Н.А. Сухановой «История Японской Православной Церкви в XX веке: путь к автономии». Исследовательница отмечает, что в 2000-е гг. японские авторы немало продвинулись в изучении периода управления Церковью митрополитом Сергием (Тихомировым), а вот для отечественной историографии и эта эпоха во многом остается белым пятном.

Несколько тысяч беженцев с восточных территорий России (среди которых были служащие белых правительств, военные, дворяне, представители интеллигенции) были вынуждены отправиться в Иокогаму, Цуруга, Кобэ, и далее в Маньчжурию либо в Новый Свет. Некоторые из них оставались в Японии. «Согласно материалам Министерства внутренних дел Японии, в 1917 г. число русских поданных в стране составляло 439 человек, а уже к 1922 г. русская диаспора выросла в 3 раза. Большинство эмигрантов сосредоточилось в 4 городах: Токио, Иокогаме, Кобэ и Хакодатэ. Лидировала Иокогама, расположенный близ Токио крупный порт: в 1920‒1922 гг. здесь проживало более половины русского населения в Японии – до 600 человек».³⁹⁸ В Иокогаме русские арендовали здание для Русского собрания, в нем же устроили и православную церковь. Служить в ней приезжал прот. Петр Булгаков, настоятель церкви при старом российском имперском посольстве в Токио (дядя писателя). Прот. Петр оказался спорной фигурой: в 1923 г. он примкнул к обновленцам.³⁹⁹

На западе страны – в Кобэ к началу 1920-х гг. русских эмигрантов было гораздо меньше, но они тоже составляли значительную по японским меркам общину – около 200 человек. В 1921 г. они устроили молитвенное помещение на втором этаже жилого дома; первое время в нем служил эмигрант свящ. Леонтий Протопопов. Интересно, что Японская Православная Церковь не принимала в свои ряды русских верующих, и делегаты от эмигрантских общин не участвовали в церковных Соборах. «"Белых русских» в Японии было слишком мало по сравнению с Европой или Маньчжурией, и потому собственного церковного образования они не создали: беженцев все же следовало считать находящимися в ведении первоиерарха Японской Церкви, – отмечает исследователь. – Владыка Сергий, таким образом, оказался едва ли не единственным связующим звеном двух православных сообществ – и если ранее в фигуре предстоятеля объединялись православная Япония и «большая», имперская Россия, то ныне объединились Япония и Россия «малая», Россия в изгнании».⁴⁰⁰

К политическим невзгодам русских эмигрантов в Японии сразу добавились и природные катаклизмы. Великое Кантоское землетрясение, унесшее свыше 100 000 жизней, обрушилось на район Токио и Иокогамы 1 сентября 1923 г..».⁴⁰¹ Необходимо было восстанавливать полуразрушенный кафедральный собор – Николай-до. «Для многих эмигрантов Кантоское землетрясение стало толчком к отъезду из Японии: к концу 1923 г. в Японии оставалось лишь 566 «белых русских». Значительная часть русской диаспоры в Иокогаме после землетрясения рассеялась, многие были эвакуированы на запад страны – в Кобэ».⁴⁰² Отдельная русская церковь также перестала действовать, а ее прихожане стали посещать новую Рождественскую церковь, которую православные японцы устроили в центре города.

В 1925 г. произошли важные изменения в эмигрантской политике японских властей, чему способствовал уход японских войск с Северного Сахалина. Была смягчена так называемая «системы предъявления денег», из-за которой в страну не могли въехать малоимущие. Началась новая волна эмиграции, из представителей бедных слоев населения: к 1929 г. число русских эмигрантов – «лиц без гражданства» – составило 1 527 человек. По данным «нансеновских паспортов», выпущенных японской полицией для русских беженцев, въезжавших в Японию в 1924‒1925 гг., у 32% прежним местом проживания была Маньчжурия (из них 28% – Харбин), у 8% – Владивосток.⁴⁰³

Местные приходы русских эмигрантов в Кобэ, Иокогаме, Токио существовали отдельно от общин Японской Православной Церкви.

В 1925 г. в Кобэ с Сахалина приехал священник Александр Бобров. Это позволило устроить новый молитвенный дом. В Токио религиозным центром русской колонии стала перенесенная из Мацуяма церковь, при которой в 1929 г. была образована благотворительная организация – Свято-Никольское братство. Возглавил его сам владыка Сергий, с его помощью в сентябре этого же г. на Суругадай для детей эмигрантов была открыта начальная школа.⁴⁰⁴

Каждый русский иерарх, находящийся за границей, в то время был вынужден сделать выбор: владыка Сергий (Тихомиров), в отличие от подавляющего большинства архипастырей, сделал его в пользу Московского Патриархата. В октябре 1927 г. он получил запрос от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя об отношении Японской Церкви к московской юрисдикции, и уже 31 октября направил в Москву положительный ответ о том, что Японская Церковь всегда останется в единении с Московской Патриархией.⁴⁰⁵

Можно отметить уникальность позиции митр. Сергия (Тихомирова) в истории русской церковной эмиграции: он был единственным из зарубежных иерархов, кто до конца сохранил верность и каноническое подчинение Московскому Патриархату. «В историографии за владыкой Сергием прочно закрепилась репутация единственного на Дальнем Востоке последовательного сторонника признания Московской Патриархии. И действительно – японский предстоятель всегда видел себя частью Русской Православной Церкви с центром в России, даже если Россия эта была советской».⁴⁰⁶ Вполне возможно, что в этой ситуации сыграло свою роль и личное знакомство. Владыка Сергий (Тихомиров) был младше Сергия (Страгородского) на четыре г., они с молодости были дружны, и оба служили в Японии.

1930-е гг. стали временем экономического кризиса, в том числе для Японии. Новое правительство не смогло воплотить в жизнь свой девиз «Сева» («Просвещенный мир»): финансовые сложности вызвали рост напряженности среди сословий, новую волну национализма и желание решить проблемы с помощью захвата территорий соседних государств. В связи с этим Православная Церковь, также как и представители других европейских конфессий, испытывала все более сильное общественное давление. «Стремясь обезопасить себя, ее служители и верующие неоднократно возвращались к вопросу о публичном разрыве с «красной» Церковью в СССР, однако неизменно встречали противодействие владыки Сергия. Впервые широкое обсуждение этого вопроса произошло на Соборе Японской Церкви 1930 г.».⁴⁰⁷

Резолюции Собора были следующими: «1. Японская Православная Церковь является формально и фактически независимой; Японская Православная Церковь признает Российскую духовную миссию в Японии несуществующей.

2. Японская Православная Церковь заявляет об отсутствии отношений с Православной Церковью в советской России».⁴⁰⁸

Конфликт проявился и на уровне отношений с русской диаспорой. Причем нельзя однозначно обвинять в этом одну сторону. По мнению исследователя, «суждения владыки Сергия о творившемся в СССР часто были полны непростительного идеализма».⁴⁰⁹ Это выразилось, например, в том, что 29 марта 1931 г. архиепископ Сергий прочитал в Николай-до проповедь для русских эмигрантов, в которой сказал, что жизнь в СССР налаживается, становится более благополучной, поэтому его паства скоро сможет вернуться на родину. Это вызвало оппозиционное движение в среде японских белоэмигрантов, которое даже получило информационную поддержку в харбинской прессе. Однако на попытку замещения митр. Сергия (Тихомирова) Зарубежная Церковь не решилась.

Н.А. Суханова приводит сведения, сохранившиеся в архивах японского МИДа, о конфликте между большинством эмигрантов-прихожан и настоятелем Рождественской церкви свящ. Александром Бобровым, который разделял убеждения владыки Сергия о необходимости подчинения Московской Патриархии.⁴¹⁰ В результате этого конфликта многие прихожане покинули Рождественскую церковь. Но поскольку среди оставшихся сторонников митр. Сергия были такие влиятельные эмигранты, как бывший дипломат Виталий Скородумов (в 1914 г. он был консулом в Кобэ) и предприниматель Федор Морозов, один из пионеров производства шоколада в Японии, материальных трудностей не было. Источник сообщал, что даже лишившись большей части своих прихожан, «Бобров сохраняет прежние силу и влияние».⁴¹¹ Вскоре в Кобэ была обустроена и новая – Успенская церковь. В качестве настоятеля был приглашен из Харбина иерей Александр Паевский, который с 1902 г. был войсковым священником в российской армии. На пасхальной службе 1932 г. в новой церкви присутствовало около 100 человек.

В других японских городах не возникало такого значимого разделения, как в Кобэ. Причина этого в том, что число русских эмигрантов в Японии было весьма незначительно, и они просто не могли пригласить «своего» священника из Китая и содержать его. К тому же очень много значил тот факт, что Японскую Православную Церковь возглавляет русский иерарх. «К середине 1930-х гг. владыка Сергий достиг мира практически со всей своей русской паствой – иллюстрацией можно считать истории со строительством новой церкви в Иокогаме и с русской школой на Суругадай».⁴¹²

В июле 1932 г. влиятельные представители русской диаспоры испрашивали у местной полиции разрешение создать в Иокогаме новую православную церковь, независимую от митрополита Сергия. Это движение, очевидно, было поддержано и частью японских верующих во главе со священником Василием Окуяма (после землетрясения в Иокогаме была только одна церковь, которую посещали и русские, и японцы). Но через 3 г., когда начались строительные работы, о разрыве уже не упоминалось: 17 октября владыка Сергий совершил освящение храма в сослужении с иереем Василием Окуяма и еще семью священниками.⁴¹³

Спор вокруг Русской начальной школы на Суругадай тоже окончился примирением. Школа действовала под эгидой Свято-Никольского братства с сентября 1929 г., но прекратила свою работу осенью 1931 г.: родители, «бойкотировавшие» митрополита, не привели детей на занятия. Конфликт был разрешен с помощью генерал-майора П.П. Петрова, который в 1933 г. возглавил Русское национальное общество эмигрантов (вместо Черткова, журналиста-антикоммуниста и противника митр. Сергия). В сентябре этого г. общество арендовало помещение и открыло 3-летнее «Русское национальное высшее начальное училище имени А.С. Пушкина». Митрополит Сергий стал ее почетным инспектором.

А еще через 2 года владыка отдал на 10 лет участок земли возле собора, где в 1936 г. было возведено двухэтажное школьное здание. «К этому времени срок обучения был увеличен до 7 лет: в программу, помимо русского, английского и письменного японского языков, входили переплетное дело и рукоделие, был даже создан свой оркестр. Число учеников было невелико, составляя в лучшие годы 20 человек, – тем не менее, Пушкинская школа... стала важным духовным центром русской диаспоры в столичном регионе».⁴¹⁴

К концу 1930-х гг. ситуация в стране еще более усложнилась. В январе был принят закон «О всеобщей мобилизации нации»: Япония начала подготовку к полномасштабной войне. «Все население отныне должно было отдавать силы на создание и накопление экономического потенциала, способного привести страну к победе; те же установки определяли научную, культурную, религиозную деятельность. Гражданские права и свободы были урезаны; в обществе происходило вымывание всякого духа либеральности, оппозиционности, просто инаковости».⁴¹⁵ Министерство просвещения требовало от христианских организаций их «японизации», отказа от иностранных миссионеров.

8 апреля 1939 г. был издан Закон о религиозных организациях, он был призван усилить государственный контроль над всеми конфессиями Японии, чтобы их было возможно использовать для военной пропаганды. На ключевые посты отныне назначались только японцы.⁴¹⁶ Это повлекло за собой смещение митр. Сергия, состоявшееся 8 сентября 1940 г. «Отстранение русского архиерея, призванное вписать Японскую Православную Церковь в общее направление «национальной мобилизации», казалось, должно было обеспечить ей более прочные основания для существования. Однако произошло обратное: отсутствие канонической власти очень скоро поставило под сомнение целостность и дееспособность самого церковного организма»,⁴¹⁷ – отмечает исследователь.

После своей отставки владыка Сергий переехал в район Тайсидо в округе Сэтагая, на западе Токио, в небольшой двухэтажный дом, ранее принадлежавший датскому пастору. Несколько месяцев Японская Церковь выплачивала ему пособие в 200 иен, но затем выплаты неожиданно прекратились. По словам владыки, он «жил нищим и буквально голодал в июле – августе – сентябре 1941 г.».⁴¹⁸ В октябре митрополит Сергий организовал на втором этаже дома молитвенное помещение и начал проводить там службы для проживавших в Токио русских православных верующих, которые стали приносить ему продукты, иногда оплачивали жилье.⁴¹⁹

Руководителем Православной Японской Церкви вместо митр. Сергия был назначен Арсений Ивасава, который, однако, не имел духовного сана и не собирался его принимать. В феврале 1941 г. он получил послание от главы Архиерейского Синода митрополита Анастасия (Грибановского): митрополит «убеждал своего бывшего соученика по Петербургской духовной академии в необходимости скорейшего поставления архиерея, обещая содействие в его рукоположении в Харбине. Ивасава не стал упускать этот шанс; его избранником, вполне закономерно, стал глава Консистории о. Иоанн (Оно), в то время шестидесяти восьми лет... Так, хиротонисанный архиереями РПЦЗ, епископ Николай сам оказался принадлежащим к юрисдикции Зарубежной Церкви».⁴²⁰

К 1941 г. в Японии проживали 1 093 русских белоэмигранта. Из них почти половина – в Кобэ, свыше 200 человек в Иокогаме и 188 человек в Токио. Советское гражданство имело 85 человек.⁴²¹

Тем временем, по мере ухудшения военной ситуации, осложнялось и положение иностранцев в Японии. В сентябре 1943 г. они были выселены из ряда городов. Однако русские белоэмигранты не рассматривались как особо опасные элементы, в отличие от американцев, англичан, китайцев и голландцев, и выселение коснулось только 27-ми русских семей (70 человек). В Токио была создана специальная «русская деревня» («росукэ-мура»), ее жители продолжали посещать церковь в доме владыки Сергия.⁴²²

После окончания Второй мировой войны русская диаспора в Японии оказалась на распутье. Сотрудники советской части Союзного совета активно предлагали белоэмигрантам получать советские паспорта. Многие срочно покинули Японию, уехав в США или Австралию. Но некоторые приняли советское гражданство и активно выступали за восстановление Японской Церковью канонических связей с Московским Патриархатом.⁴²³

Долгое время тема беженцев из Российской империи в Китай находилась под негласным запретом в отечественной историографии. Не рассматривались, либо лишь вскользь упоминались сопутствующие исторические обстоятельства, события, факты. Замалчивались вопросы, связанные с церковной эмиграцией и деятельностью Русской Православной Церкви в Китае, полностью игнорировался огромный вклад православных подвижников в дело помощи многочисленным беженцам соотечественникам.

С 1990-х гг. перед историками открылась возможность исследовать эту малоизученную страницу нашего прошлого. Жизни российской эмиграции в Китае и Японии в послереволюционный период посвящены работы H.E. Абловой «История КВЖД и российская эмиграция в Китае (первая половина XX века)»,⁴²⁴ О.И. Сергеева и С.И. Лазаревой «Российская эмиграция на Дальнем Востоке (1917‒1945 гг.)»,⁴²⁵ В.И. Голдина «Роковой выбор. Русское военное зарубежье в годы Второй мировой войны».⁴²⁶

Появился также ряд исследований, непосредственно посвященных деятельности русской православной церковной эмиграции в Китае. Это, прежде всего, книга священника Дионисия Поздняева «Православие в Китае (1900‒1997 гг.)»,⁴²⁷ а также работа В.Ф. Печерицы «Духовная культура русской эмиграции в Китае»,⁴²⁸ некоторые статьи, например «Харбинская епархия в период распространения советского влияния в Китае (1923‒1924 гг.)» С.Н. Бакониной.⁴²⁹

Интересный фактический материал можно почерпнуть из биографических книг и интернет-публикаций о деятелях Православной Церкви, волею судеб оказавшихся в Китае после трагических революционных событий. Назовем биографическое исследование Н.Г. Мизь «Эмигрантский путь игуменьи Руфины»,⁴³⁰ а также повествование о ней на сайте Екатеринбургской епархии, в разделе «Непрославленные подвижники».⁴³¹ Важные исторические подробности приведены в статье Е.В. Ковалевой «Православная Церковь в Харбине: служение епископа Ювеналия (Килина)»,⁴³² где рассказывается о противостоянии епископа политике японских оккупационных властей, которые принуждали православных к поклонению японским божествам, в частности богине Аматэрасу Оомиками.

Общий историко-политический фон хорошо освещается в книгах отечественных историков В.А. Богословского и А.А. Москалева «Национальный вопрос в Китае (1911‒1949)»⁴³³ и О.Е. Непомнина «История Китая: Эпоха Цин. XVII‒начало XX века».⁴³⁴ О японо-китайской войне 1937‒1945 гг. и предшествующих конфликтах можно прочесть в работах Дж. Фенби «Генералиссимус Чан Кайши и Китай, который он потерял»,⁴³⁵ Ю.В. Чудодеева «По дорогам Китая»,⁴³⁶ а также в мемуарной литературе, например в сборнике «В небе Китая».⁴³⁷

В Китае революционные события, радикально изменившие общественное устройство и жизнь людей, произошли примерно в то же время, что и в России. В 1911 г. поднялось Учанское восстание, которое стало началом Синьхайской революции 1911‒1913 гг., в результате чего была свергнута маньчжурская династия. Империя Цин развалилась, в стране была провозглашена Китайская республика. После падения монархии Монголия, считавшая себя сюзереном маньчжурской династии, отказалась повиноваться новоявленной республике и заключила соглашение с Россией.

В 1913 г. произошла «Вторая революция» под предводительством Сунь Ятсена. Основатель группировки северных милитаристов Юань Шикай подавил разрозненные выступления в центральных и южных провинциях и установил военную диктатуру.

После его смерти в Китае начали оформляться многочисленные военно-феодальные вотчины различных милитаристских группировок. Это время (1916‒1928 гг.) известно как Эра милитаристов. Раздробленность страны и тяжелое экономическое положение, в котором находилось даже большинство местного населения, безусловно, создавали особые трудности для эмигрантов. Это сказывалось как в затрудненности связей между приходами Православной Церкви в различных районах страны, так и в недостатке ресурсов для нормальной деятельности общин.

Говоря о православной церковной жизни в Китае, можно отметить несколько важных географических точек. Это, прежде всего, Пекин, где с XVII века существовала Российская Духовная Миссия, города Шанхай и Тяньцзин, в которых были учреждены викариатства, Харбин, крупнейший город Китая, находящийся на территории Маньчжурии (позднее – созданного японцами государства Маньчжоу-го), а также район Синьцзян.

Российская Духовная Миссия в Пекине являлась церковно-политическим представительством Российской Церкви и государства в Китае в XVII-XX веках. Миссия была центром научного изучения Китая и подготовки первых русских синологов. Из-за отсутствия дипломатических отношений между двумя государствами ее служители в течение долгого времени были неофициальными представителями российского правительства в Китае.

Наивысшего расцвета Миссия достигла к 1917 г. – ее капитал приближался к 1 млн. рублей. Миссия владела землями и строениями. В школах Миссии по всему Китаю обучалось до 3 тыс. человек. Многие изучали русский язык, потом принимали Крещение. К 1916 г. численность православных китайцев достигла 5587 человек. Было учреждено 32 миссионерских стана, в которых строились храмы, назначались священники и учителя. Миссия имела под своим управлением 19 храмов, 5 подворий (Петербург, Москва, Харбин, Маньчжурия, Далянь), 20 школ (храмы в Маньчжурии находились в ведении Владивостокской епархии).

Первый православный епископ Китая – владыка Иннокентий (Фигуровский) – строил китайскую Церковь на крови мучеников восстания ихэтуаней (так называемое Боксерское восстание 1899‒1901 гг.). При епископе Иннокентии был полностью завершен труд по переводу на китайский язык богослужебных книг.

Ситуация коренным образом изменилась после разгрома белых армий Колчака на Дальнем Востоке и атамана Дутова в Туркестане в 1919‒1920 гг. В Китай хлынул поток русских, бежавших через Дальний Восток и Среднюю Азию (некоторые источники называют цифру более 500 тыс. человек).⁴³⁸ В Китае были закрыты Посольство и Консульства Российской Империи.

В это время связь с церковным центром, Московской Патриархией, прервалась. Российская Духовная Миссия в Китае, как и другие зарубежные учреждения Русской Православной Церкви, на основании постановления Патриарха Тихона и Высшего Церковного Совета от 7 (20) ноября 1920 г. перешла во временное подчинение Зарубежному Архиерейскому Синоду. В начале 1921 г. Начальник Российской Духовной Миссии в Пекине признал себя подчиненным образованному незадолго до этого Церковному Управлению за границей. Пекинская Миссия вошла в состав Русской Зарубежной Церкви. Определением Зарубежного Синода в 1922 г. была образована новая епархия – Пекинская и Китайская.

Ее возглавил Начальник 18-й Российской Духовной Миссии владыка Иннокентий (Фигуровский). Таким образом, сохранив старое название, Миссия стала первой православной епархией на территории Китая и ее административным центром. В пределах Пекинской епархии были образованы викариатства в Шанхае – во главе с епископом Симоном (Виноградовым) и в Тяньцзине (позднее перенесено в Ханькоу) – во главе с епископом Ионой (Покровским).

Главной задачей Российской Духовной Миссии в Китае стала забота о беженцах из России. В 1919 г. на территории Китая были закрыты все православные миссионерские станы – таким образом, существенно изменились приоритеты ее деятельности.

Чтобы хоть как-то улучшить материальное положение русских беженцев, архиепископ Иннокентий отдал им в долгосрочное пользование большую часть имущества Миссии.

Важную роль в деле помощи беженцам сыграло Русское Православное братство, открытое в Шанхае 22 февраля 1923 г. по инициативе известного русского врача-эмигранта Д.И. Казакова. Помимо благотворительности, важнейшими задачами Братства были укрепление нравственности среди эмигрантов, сохранение русской культуры, проповедь Православия. Оно организовывало многочисленные общественные собрания и лекции, построило русскую школу в Шанхае и госпиталь для неимущих, а также Коммерческое училище и Убежище для одиноких и престарелых женщин.

В Тяньцзине, во многом стараниями Виктора (Святина), в то время иеромонаха, еще в 1921 г. было основано Братство Православной Церкви, а при нем – больница, прогимназия и библиотека. В 1928-м здесь на пожертвования крупного местного благотворителя И.В. Кулаева был пристроен к маленькой часовне каменный храм Покрова Пресвятой Богородицы. В 1928 г. усердием Ф. Рублева и Б.В. Бобрищева-Пушкина был открыт Дом милосердия преподобного Серафима Саровского. Русский Тяньцзинь славился своей благотворительностью.

Вместе с русскими эмигрантами Православие проникло в те районы Китая, где раньше было мало распространено или почти не известно. Так, например, история Православной Церкви в Синьцзяне совпадает с историей возникновения русской колонии, начало которой положил Кульджинский договор 1851 г. между Россией и Китаем. Но до 1920 г. русские в Синьцзяне были немногочисленны.

В 1920 г. в Синьцзян вступили белогвардейские части атаманов Б.В. Анненкова и А.И. Дутова. В их составе были и священнослужители. Первоначально белые части сохраняли свою военную организацию и священники были на положении служивших при воинских частях.

После смерти атамана А.И. Дутова в феврале 1921 г. военная организация быстро распалась. Все церкви в Синьцзяне стали приходскими. В Суйдуне осталась принесенная дутовцами чтимая в Оренбуржье Табынская икона Божией Матери. Синьцзян входил в Пекинскую и Китайскую епархию.

В 1932‒1933 гг. начался новый приток населения в Синьцзян за счет недовольных коллективизацией в Туркестане и Казахстане. Кульджа, Чугучак и Урумчи по-прежнему оставались церковными центрами, но стали появляться и другие приходы. В одних местах строились молитвенные дома, в других – служба шла во временных помещениях.

В 1922 г. Харбинская епархия была выделена из Владивостокской епархии Заграничным Высшим Церковным Управлением, ее правящим архиереем был назначен архиепископ Мефодий (Герасимов). В ее пределах оказались бежавшие из России архиепископ Мелетий, архиепископ Нестор и епископ Димитрий. Открытие Харбинской епархии было фактически признано Всероссийской церковной властью: ее не приписывали к соседней Пекинской епархии и не назначали в Харбин нового архиерея. В силу своего особого канонического статуса Харбинская епархия претендовала на первенство на Дальнем Востоке.

«...Хотя он [Харбин] имел нерусское название, но это был типичный русский город как по своему внешнему виду, так и по своему быту, по своей культуре, – пишет в своих воспоминаниях С. Троицкая. – В каждом районе Харбина и его пригородах была церковь, причем если старое здание церкви требовало капитального ремонта или необходимо было увеличить его вместимость, то православные русские люди предпочитали построить рядом новый храм, и обычно не деревянный, а кирпичный. Так были построены новые церкви: Софийская, Благовещенская, Алексеевская (в Модягоу) и церковь во имя Святителя Николая в Затоне... В каждой церкви был священник-настоятель, а епархией правил или епископ, или архиепископ, или митрополит. После большевистской революции в России, когда началось жестокое преследование православного духовенства, в Харбин прибыло немало представителей высшего и рядового духовенства».⁴³⁹

Русская православная эмиграция, вынужденная покинуть советскую Россию, и за ее пределами не могла чувствовать себя в безопасности. «С установлением советского режима на КВЖД на православную церковь оказывали давление не только советские органы, агенты ОГПУ, коммунистические и комсомольские организации, но и китайские красные партизаны, хунхузы, – пишет В.Ф. Печерица. – Арестовывались и похищались священники, закрывались приходы, разграблялось имущество храмов. Одним словом, гонения, которым подвергалась церковь на Родине, продолжались и здесь, только в иных масштабах... Были арестованы и высланы в СССР и осуждены сотни священников из Дайрена, Мукдена, Харбина и других мест Маньчжурии».⁴⁴⁰

В 1929 г. советские войска на Дальнем Востоке вторглись в пределы Китая в Трехречье (на территорию автономной Внутренней Монголии в Маньчжурии), преследуя русских беженцев из Сибири и белогвардейцев. По поводу зверств большевиков в Трехречье митрополит Антоний отозвался обращением ко всем народам мира: «Душу раздирающие сведения идут с Дальнего Востока. Красные отряды вторглись в пределы Китая и со всей своей жестокостью обрушились на русских беженцев – выходцев из России, нашедших в гостеприимной китайской стране прибежище от красного зверя. Уничтожаются целые поселки русских, истребляется все мужское население, насилуются и убиваются дети, женщины. Нет пощады ни возрасту, ни полу, ни слабым, ни больным. Все русское население, безоружное, на китайской территории Трехречья умерщвляется, расстреливается с ужасающей жестокостью и с безумными пытками».⁴⁴¹ Волна русских беженцев хлынула в Харбин, где все они получили кров и пищу, и лишь к 1930 г. стали возвращаться в Трехречье.

Деятельность иерархов, оказавшихся на территории Маньчжурии, в первую очередь также была посвящена заботам о страждущих. Так, по инициативе епископа Хаиларского Димитрия (Вознесенского) были созданы «Серафимовский приют» для мальчиков-сирот и «Серафимовская столовая», которая должна была служить беднякам, – давать малоимущим обеды за символическую плату, а неимущим – бесплатно.

На земельном участке Спасо-Преображенской церкви Корпусного городка в Харбине протоиерей М. Филологов создал «Дом-убежище митрополита Мефодия» для вдов, сирот и престарелых из духовного звания. Средства собирались с помощью концертов, лотерей и сбора пожертвований. Заботы по изысканию средств падали на долю Дамского Комитета при приюте.

В 1922 г. по благословению архиепископа Харбинского Мефодия архимандрит Ювеналий (впоследствии епископ Синьцзянский, а затем – Цицикарский) основал мужской монастырь на Крестовом острове Харбина, но в том же г. уехал в Сербию. Во время его отъезда монастырь был перенесен в район Новый Модягоу. Вернувшись в 1924 г. в Харбин, архимандрит Ювеналий вновь был назначен строителем Казанско-Богородицкой обители. Его трудами воздвигли трехпрестольный храм в честь Казанской иконы Божией Матери с приделами великомученика Пантелеймона и Архистратига Михаила. Монастырь славился и своими подвижниками.

Около 1925 г. в Модягоу на довольно большом земельном участке был построен Скорбященский храм Камчатского подворья, более известный как «Дом милосердия». Создателем храма был архиепископ Камчатский Нестор. При Доме милосердия имелись приют для девочек-сирот и престарелых женщин, иконописная мастерская. У самого входа была воздвигнута часовня в память покойных Императора Николая II и сербского короля Александра.

В 1930 г. в Харбине началось строительство величественного Софийского храма. Вообще же в городе с 1918 по 1931 г. были построены следующие храмы: Свято-Николаевский при городской тюрьме, Свято-Петропавловский в Сунгарийском городке, Свято-Преображенский в корпусном городке, Камчатское подворье, Богородицко-Владимирская женская обитель (основана в 1924 г. игуменией Руфиной), Казанско-Богородицкий мужской монастырь в Гондатьевке, Борисоглебская церковь в Цинхэ, Свято-Николаевская церковь в Частном Затоне, Иоанно-Богословская при приюте-училище «Русский дом», Иоанно-Предтеченская при Московских казармах, Пророко-Ильинская на Пристани, Покровская на Старом кладбище. Строили церкви и на железнодорожной линии – Св.-Троицкая на ст. Шитоухэцзы, СвятоНиколаевская на ст. Эхо, Свято-Георгиевская на ст. Хайлин, СвятоВладимирская на ст. Яомынь, Спасо-Преображенская на ст. Лаошагоу.

Обширной была и церковная издательская деятельность. Монастырской типографией Казанско-Богородицкой обители в Новом Модягоу издавался духовный журнал «Хлеб небесный», а также приложения к журналу «Детское чтение», сборники «Рождественский благовест» и «Надежда», «Жития святых», «Христианская жизнь по Добротолюбию», «Церковный энциклопедический словарь», «Путь православного христианина в Царство Небесное», «Краткий очерк возникновения, устроения и жизни Обители».

Во второй половине 1920-х гг. меняется политическая власть в Китае. Еще 20 января 1924 г. партия Гоминьдан провела I Всекитайский съезд, где был принят курс на союз с китайскими коммунистами и СССР. 16 июня была учреждена Военная академия Вампу под руководством Чан Кайши, в создании которой большую роль играли военные советники из СССР.

В 1926 г. Национально-революционная армия Китая Чан Кайши предприняла так называемый Северный поход. В течение шести месяцев непрерывных боев центральные районы Китая были освобождены от власти местных военных правителей.

А уже в начале 1927 г. Чан Кайши пошел на открытую конфронтацию с компартией Китая: его войска начали разоружение шанхайских отрядов и дружин, начались массовые аресты и казни профсоюзных деятелей и коммунистов. В ответ на это коммунисты организовали 1 августа в городе Наньчан восстание части гоминьдановских войск, вошедшее в историю Китая как Наньчанское восстание.

После нескольких военных операций к 1927 г. войска Гоминьдана контролировали большую часть территории Китая. Период с 1927 по 1937 г., когда Гоминьдан правил Китаем, получил название Нанкинская декада (так как столица в это время находилась не в Пекине, а городе Нанкин). Постоянные военные столкновения этих партий, их борьба за контроль над районами Китая негативно сказывались на жизни местного населения и русских эмигрантов.

В целом в 1920‒1930-х гг. священники Российской Духовной Миссии и Харбинской епархии столкнулись с рядом проблем:

Зачастую русская эмиграция, раздираемая внутренними распрями, вместо благодарности Миссии за помощь отвечала ей враждебностью. Монастырское имущество в Пекине было захвачено и расхищалось. Владыка Иннокентий вынужден был вести множество тяжб по вопросам о собственности Миссии. Самоотверженная помощь беженцам из России усугубила и без того тяжелое материальное положение Миссии. Лишенная денежных средств и помощи из России, доходов от своих подворий в Москве и Петрограде, обремененная долгами, она была почти полностью разорена.

После подписания советско-китайского договора от 31 мая 1924 г. Миссия была поставлена под угрозу лишиться всего имущества как якобы собственности советского государства. К счастью, Начальнику Миссии удалось доказать китайским властям, что законным владельцем имущества являлась Церковь в лице Российской Духовной Миссии в Китае. Этому содействовало и то обстоятельство, что, предвидя попытки захвата советскими властями имущества Миссии, преосвященный Иннокентий перерегистрировал большую ее часть на свое имя.

Собственно миссионерская деятельность, успешно развивавшаяся до 1918 г., стала почти невозможна. «Часто они и не помышляли о том, что их долг апостольского служения, если бы был исполнен, явился бы камнем, на котором утвердилось бы Православие в Китае... В этом плане русская эмиграция оказалась несостоятельной – полмиллиона человек, которых Господь на три десятилетия извел из России в Китай, не смогли широко познакомить Китай с Православием».⁴⁴² Распространение Православия среди китайского населения шло медленно. В основном китайцы принимали Крещение после обучения в школах Миссии или через браки с православными. В докладе Синоду в Москве 20 июля 1950 г. архиепископ Виктор подвел такие неутешительные итоги: «Период с 1918 по 1945 г. – это период упадка дела Миссии и время развития церковно-общественной чисто русской деятельности в Китае».⁴⁴³

Кроме того, глав Духовной Миссии глубоко тревожили взаимоотношения с Московской церковной властью. Так, в июне 1928 г. Харбинские архиереи получили указ Временного Московского Священного Синода от 20 июня 1928 г., обращенный к Карловацкому Священному Синоду и митрополиту Евлогию (Георгиевскому). Суть указа сводилась к требованию выявления своей позиции по отношению к Московской церковной власти: речь шла о признании иерархами зарубежья власти митрополита Антония (Храповицкого) или митрополита Сергия (Страгородского). В указе говорилось и о том, что всякий клирик, признающий Московский Синод, но не вступающий в советское гражданство, отстраняется от несения своего церковного послушания. Ни один из архиереев на территории Китая не посчитал возможным для себя принять этот указ (впрочем, некоторое время преосвященный Нестор (Анисимов) колебался и даже заявил о признании митрополита Сергия, но позднее переменил свое решение). Деятельность Духовной Миссии сильно осложнялась и внутренними разногласиями, которые зачастую были результатом целенаправленной разрушительной деятельности некоторых священников, подготовленных специально для этой цели советской властью. Не было единомыслия также среди клириков Миссии и Харбинской епархии.

Японо-китайская война явилась следствием проводившегося в течение нескольких десятилетий империалистического курса Японии на политическое и военное господство в Китае. Его целью был захват сырьевых резервов и других ресурсов.

Задолго до 1937 г. стороны время от времени сталкивались в боях, так называемых «инцидентах». Среди них можно особо отметить Маньчжурский (Мукденский) инцидент 18 сентября 1931 г. – именно этой датой некоторые китайские историки датируют начало японокитайской войны. В этот день Кванту некая армия под предлогом защиты железной дороги захватила мукденский арсенал и близлежащие городки. Китайским войскам пришлось отступить, и к февралю 1932 г. вся Маньчжурия оказалась в руках японцев. 28 июля японские войска уже захватили Пекин, а 30-го – Тянцзинь.

28 июня 1931 г. преставился митрополит Иннокентий (Фигуровский). Со смертью митрополита Иннокентия завершилась целая эпоха жизни Миссии в Китае. Ушел непримиримый противник демократических начал в Церкви, и еще у его гроба проявилось стремление русских реформаторов воплотить в жизнь свой «революционный» замысел. Они пытались преобразовать церковный строй, существовавший в пределах Духовной Миссии, причем вопросу этому был придан националистический характер. На место владыки Иннокентия назначен был преосвященный Симон, возведенный в сан архиепископа 26 июня 1931 г.

Краткое время правления 19-й Миссией не было спокойным. Оно было омрачено попыткой раскола со стороны китайского духовенства, возглавляемого старейшим священником-китайцем, сыном священномученика Митрофана Цзи (первого православного священника из китайцев), протоиереем Сергием Чан. Нанкинское правительство, рассмотрев просьбу протоиерея Сергия, утвердило его на посту Начальника Миссии – формально он стал хозяином имущества Миссии. Но фактически Миссией владел архиепископ Симон, который проявил неожиданную твердость, заявив о несвоевременности перемен в области церковного строя, а затем и вовсе отклонил реформы.

Ввиду желания Высшего Церковного Управления осуществить в Китае демократические реформы в Церкви владыка Симон поручил архимандриту Виктору (Святину) разработать Положение об управлении Российской Духовной Миссией в Китае как Китайской епархии Православной Церкви. Убедившись, что в Европе священноначалие не вполне ясно представляет себе особые условия существования Миссии в Китае, он в 1932 г. командировал архимандрита Виктора как своего представителя на Архиерейский Собор в Сремские Карловцы (Югославия). В результате Российская Духовная Миссия в Китае была организована как епархия из пяти благочиннических округов.

24 февраля 1933 г. архиепископ Симон скончался. Начальником 20-й Миссии Зарубежный Архиерейский Синод назначил епископа Виктора (Святина). Как и его предшественник, архиепископ Симон, он столкнулся с неприятием со стороны китайского духовенства. Старейший китайский священник Миссии протоиерей Сергий Чан выступал против епископа Виктора и обратился к митрополиту Сергию (Старгородскому) с просьбой принять его и верную ему паству под свой омофор. В своих стремлениях захватить Миссию протоиерей Сергий Чан опирался на националистически настроенное китайское духовенство.

В начале 1932 г. японские власти, установив контроль над всей территорией Маньчжурии, создали государство Маньчжоу-го. Было узаконено военное, политическое и экономическое присутствие Японии в Маньчжоу-го. Фактически установился колониальный режим.

Поначалу в осуществлении своей колониальной политики в Маньчжурии японские власти делали ставку на эмигрантское население страны. «Обещая эмигрантам обеспечение их прав, оккупационные власти рассчитывали в их лице иметь союзника для реализации своих планов. Особый интерес для японских властей представляла российская колония. Учитывая антисоветские настроения эмиграции, оккупанты рассчитывали использовать ее для борьбы с СССР»,⁴⁴⁴ – пишут О.И. Сергеев и С.И. Лазарева.

«К оккупации японцами Маньчжурии российские эмигранты отнеслись по-разному, – отмечают исследователи. – Часть из них увидела в происходящем начало больших событий, которые так долго ожидались там... Старшее поколение эмигрантов, знавшее японцев по гражданской войне, отнеслось к ним неприязненно... Большинство эмигрантской прессы реагировало на происшедшие события осторожно: не давая им политической оценки, ограничивалось лишь констатацией фактов, руководствуясь при этом принципом полного невмешательства в политическую жизнь чужой страны».⁴⁴⁵ Есть и другие свидетельства: «Вся белоэмигрантская печать Маньчжурии была полна верноподданнических статей и славословий в адрес правительств Ниппон и Маньчжоу-го»,⁴⁴⁶ – пишет H.E. Аблова. Далее она отмечает, что Православная Церковь Маньчжурии также приветствовала приход японской армии. Архиепископ Нестор в «Очерках Дальнего Востока» превозносил новое государство за заботливость по отношению к русским эмигрантам, приравненным в правах к маньчжурским подданным. Более того, служитель Церкви «с упованием, с трепетом надежды» ждал начала войны Японии с СССР.⁴⁴⁷ Автор подчеркивает явное заблуждение иерарха по поводу истинных целей японцев и добавляет, что «большая часть белой эмиграции в Китае, столкнувшись с японским режимом на собственном опыте, не разделяла взглядов Семенова, архиепископа Нестора и Керенского, хотя и не занимала просоветских позиций».⁴⁴⁸

Японское командование решило сразу поставить под контроль все эмигрантские организации. 25 июля 1932 г. было создано общество Кио-Ва-Кай (Общество согласия), целью которого считалось воспитание в людях верности Маньчжоу-го и борьба с национальной разобщенностью. По замыслу японской власти, Кио-Ва-Кай должно было вести идеологическую обработку населения в прояпонском духе и создать «систему последовательной японизации всех сторон жизни, быта, культуры и образования на оккупационной территории».⁴⁴⁹

После создания Японией государства Маньчжоу-го Харбинская епархия оказалась за пределами Китайской Республики с трудом могла совещаться по вопросам церковной жизни с Начальником Духовной Миссии в Пекине. «Православные испытывали гонения – японская администрация требовала ото всех граждан символического поклонения богине Аматэрасу – родоначальнице императорского дома Японии, – пишет Дионисий Поздняев. – Были убиты священники Александр Жуч и Феодор Боголюбов, иеромонах Павел, некоторые священнослужители были в принудительном порядке переведены из Харбинской епархии в Пекин».⁴⁵⁰

После создания Маньчжоу-го японские власти вызвали в Харбин главу Миссии владыку Виктора. Ему предложили передать священнослужителей церквей и подворий Российской Духовной Миссии на территории Маньчжурии в ведение Харбинской епархии, а в противном случае пригрозили объявить военным преступником. «Начальник Миссии в Пекине не пользовался ни доверием, ни уважением оккупационных властей. Однако в силу того, что он имел большой авторитет среди российских эмигрантов в Пекинской епархии, оккупационные власти были вынуждены считаться с его влиянием. Вопреки его собственному желанию владыку Виктора даже назначили Председателем Антикоминтерновского союза Северного Китая, что впоследствии использовалось гоминьдановскими властями как повод для ареста по обвинению в сотрудничестве с оккупантами».⁴⁵¹

В дальнейшем ситуация все более обострялась, и православным эмигрантам зачастую приходилось принимать нелегкое решение о прекращении своей деятельности в Харбине. Так, в 1936 г. игумения Руфина стала думать о переводе обители в Шанхай. «...Настоящее политическое положение Харбина, где находится наша обитель, – пишет она в прошении святителю Иоанну (Максимовичу), епископу Шанхайскому в 1935 г., – ставит нас в очень тяжелое в материальном отношении положение. С удалением из Харбина советских служащих КВЖД число прихожан, а следовательно, и сумма дохода монастыря резко упала. Кроме того... в силу стихийных бедствий в Японии, японцы массами выселяются на материк и волна переселенцев в Харбин становится все сильнее и гуще. Доброжелатели обители... из японцев тайно сообщали, что русское население Харбина через два года уменьшится до минимума».⁴⁵²

Продолжая использовать внутренние конфликты между китайскими политическими группировками, Япония стремилась подорвать их силы и разрушить попытки центрального националистского правительства сплотить Китай. Эта политика была известна как «специализация», или «Движение за автономию Северного Китая». Специализация затронула северные провинции Чахар, Суйюань, Хэбэй, Шаньси и Шаньдун. К концу 1935 г. китайское центральное правительство фактически оставило Северный Китай. Коммунистическая партия избегала прямых боевых действий против японцев, соперничая в то же время с националистами за влияние с целью остаться главной политической силой в стране после разрешения конфликта.

Изначально Япония не желала полномасштабной войны, и рассчитывала на быстрое прекращение огня и получение очередной порции китайской территории: после Маньчжурского (Мукденского) инцидента 1931 г. образовалось Маньчжоу-го, после Первого Шанхайского сражения 1932 г. была создана демилитаризованная зона вокруг Шанхая и т. п. Последствия этих двух военных операций для русских православных эмигрантов были значительны.

По мнению ряда русских и китайских исследователей, к середине 1930-х гг. жизнь российской колонии в Шанхае начала налаживаться, многое изменилось к лучшему.⁴⁵³ «Приток российских беженцев из Маньчжурии привел к значительной активизации экономической деятельности белоэмигрантов в Шанхае... Тридцатые годы были периодом наибольшей стабильности и процветания в истории российской колонии в Шанхае. Процессу адаптации русских беженцев в новых условиях помогали многочисленные эмигрантские объединения и благотворительные общества, наиболее значительными из которых в это время были: Русский эмигрантский комитет, Русское общество «Помощь», Русское православное братство...».⁴⁵⁴ Исследователь Ван Чжичэн называет 11 действовавших в указанные годы православных храмов, около 15 средних и 3 высших учебных заведения.⁴⁵⁵

Большинство историков считает началом Японо-китайской войны инцидент на мосту Лугоуцяо (то есть на мосту Марко Поло) 7 июля 1937 г. Один из ведущих деятелей гоминьдановского движения, «Молодой маршал» Чжан Сюэлян полагал, что японцы представляют более серьезную угрозу, нежели коммунисты. В 1937 г. он взял Чан Кайши в заложники и заставил его пойти на союз с коммунистами ради победы над завоевателями

8 августа‒8 ноября 1937 г. состоялось Второе Шанхайское сражение, в ходе которого японские войска сумели овладеть городом Шанхай, несмотря на сильное сопротивление китайцев; в Шанхае было образовано прояпонское правительство. Относительная экономическая стабильность русской колонии, сложившаяся здесь к середине 1930-х гг., таким образом, длилась недолго.

13 декабря 1937 г. пал Нанкин, правительство эвакуировалось в город Ханькоу. Японская армия в течение 5 дней устраивала в городе кровавую резню гражданского населения, в результате которой погибло 200 тысяч человек. В январе было завершено завоевание Шаньдуна.

Впрочем, японцы сталкивались с сильным партизанским движением и не могли эффективно контролировать захваченную территорию. В июне-июле 1938 г. китайцы остановили стратегическое наступление японцев на Ханькоу, разрушив дамбы на реке Хуанхэ и затопив окрестности. При этом погибло множество японских солдат, было потеряно большое количество танков, грузовиков и орудий. 25 октября, изменив направление наступления, японцы все-таки овладели Ханькоу, и Чан Кайши вынужден был снова перенести свою столицу – на этот раз в Чунцин.

«Внутриполитические события 20‒40-х гг. в Китае, национальноосвободительная война против Японии не могли не сказаться и на деятельности Российской Духовной Миссии, затруднив или ослабив ее связи с особенно отдаленными районами. Фактически прервалась связь с Синьцзяном, отсутствовал в благочинии и объединяющий центр, – церковная жизнь, таким образом, шла самотеком», – пишет свящ. Дионисий Поздняев.⁴⁵⁶

Глава 20-й Духовной Миссии владыка Виктор в силу сложности внутриполитической обстановки в Китае оказался перед необходимостью проведения полной централизации управления Миссией. Прежде всего указом от 3 мая 1938 г. он перенес местопребывание Совета Миссии из Шанхая в Пекин и учредил Управление Духовной Миссии, состоящее из Совета, Хозяйственного Управления и Канцелярии.

Предпринятые владыкой Виктором меры привели к улучшению финансового положения Миссии. За время управления Миссией владыкой Виктором были открыты молитвенные дома и храмы в Пекине, Калгане, Чифу, Цзилине (Гирине), на Дамбе, в Сянгане (Гонконге), Гуанчжоу (Кантоне), Аомыне (Макао) и Маниле, построен монастырь близ Даляня (Дальний), храм в Лаошани, другие храмы. Завершено было строительство многих храмов, начавшееся ранее, приобретено несколько новых земельных участков.

13 апреля 1940 г. был подписан советско-японский договор о нейтралитете, гарантирующий невступление в войну Японии на советском Дальнем Востоке, если Германия все же начнет войну с Россией.

С нападением гитлеровской Германии на Советский Союз в среде российской эмиграции произошел раскол на два противостоявших друг другу лагеря: тех, кто молился за победу родного Отечества, и тех, кто желал поражения советскому государству.⁴⁵⁷

«Начало Великой Отечественной войны внесло раскол в ряды русских шанхайцев... – пишет Н.Е. Аблова. – Эмигранты разделились на «пораженцев» и «оборонцев», причем последних, желавших победы Советского Союза, было значительно больше...».⁴⁵⁸

В Шанхае положение русской колонии стало еще более сложным после нападения Японии на Перл-Харбор в декабре 1941 г. «Для иностранцев, в том числе и русских, наступили тяжелые времена. Японские оккупационные власти ужесточили административный контроль за европейцами и американцами, создавали всевозможные препоны для их экономической деятельности, усилили идеологическое давление на шанхайскую прессу», – отмечает автор исследования.⁴⁵⁹

В государстве Маньчжоу-го в начале 1940-х еще острее встал вопрос о противостоянии японскому давлению в религиозной сфере. «Важное место в новом государстве отводилось участию в ежегодных ритуалах, которые совершались императором. Поначалу все ограничивалось поклонами государственным флагам, но по указу от 8 мая 1943 г. для совершения поклона нужно было направляться к храму «Дзиндзя», посвященному национальным героям, возведенным в ранг богов. Вопрос о недопустимости для православных граждан участвовать в ритуальных церемониях горячо обсуждался, и к 12 февраля 1944 г. было разработано «Архипастырское послание православному духовенству и мирянам Харбинской епархии », подписанное членами епископского совещания... Впоследствии харбинские архиереи представили начальнику полиции Харбина свои тезисы против принуждения православных к поклонению японским божествам».⁴⁶⁰

В. И. Голдин отмечает кардинальные изменения в позиции русской церковной эмиграции, находившейся в Маньчжурии, по отношению к японским оккупантам, которые ранее разделяли японское стремление покончить с большевистским владычеством на восточной территории России вплоть до Урала: «Если ранее ее священнослужители благословляли победы японского оружия, то в конце войны Харбинская православная церковь признала Патриаршую Московскую Церковь, а один из харбинских архиепископов назвал Сталина раскаявшимся грешником, призванным провидением спасти Россию».⁴⁶¹

В 1944‒1945 гг. установилось фактическое перемирие между японцами и китайскими коммунистами. Это было выгодно обеим сторонам – коммунисты получили возможность беспрепятственно контролировать Северо-Западный Китай, а японцы смогли перебросить все силы на южный фронт. 14 апреля 1944 г. началась успешная Пекин-Ханькоуксская операция, в результате которой японцы захватили большую часть провинции Хэнань и стали полностью контролировать железнодорожную ветку от Пекина до Ханькоу. К концу г. японские войска установили сквозное железнодорожное сообщение через весь Китай от Кореи до Индокитая.

5 апреля 1945 г. СССР в одностороннем порядке разорвал пакт о нейтралитете с Японией в связи с обязательствами, данными на Ялтинской конференции: вступить в войну против Японии через три месяца после победы над Германией, которая была уже близка. 8 августа Совет народных комиссаров СССР официально присоединился к Потсдамской декларации США, Великобритании и Китая и объявил войну Японии. К этому времени Япония была уже обескровлена, и ее способность продолжать войну – минимальной.

Советские войска, пользуясь количественным и качественным превосходством, перешли в решительное наступление в Северо-Восточном Китае и быстро прорвали японскую оборону. После поражения Японии в Китай получили доступ священники Московского Патриархата. На фоне гражданской войны в стране и сложной политической обстановки русская эмиграция снова была вынуждена сделать нелегкий выбор: вернуться на Родину, в государство, которое было им, по существу, неизвестно, или отправиться дальше скитаться по свету – в Америку или Австралию. Перед этим же выбором оказалась и Церковь в Китае. «Речь шла о признании юрисдикции Московского Патриарха или о пребывании в подчинении Зарубежному Архиерейскому Синоду. И, вслед за своими иерархами, многие из русских эмигрантов, признав своим главой новоизбранного в Москве Патриарха, вернулись в Россию»,⁴⁶² – пишет Дионисий Поздняев. В результате часть духовенства пошла за Начальником Миссии и вернулась под власть Московской Патриархии, другая, во главе с епископом Шанхайским Иоанном продолжала подчиняться Русской Зарубежной Церкви.

Сотни тысяч эмигрантов в Китае, покинувшие родину почти тридцать лет назад, совсем не представляли положения дел в России. Их намеренно вводили в заблуждение, пытаясь склонить к принятию советского гражданства. «Многие наивно полагали, что, как и в прежней Царской Империи, Церковь охраняется и защищается государством. Им казалось естественным, подчинившись Патриарху, принять и советское гражданство», – пишет исследователь. – Судьбы и тех, и других, во многом сложились трагично.⁴⁶³

В заключение можно отметить следующее:

Национально-политическая ситуация в Китае напрямую влияла на жизнь и деятельность Православной Церкви. «Факторами риска» были, с одной стороны – борьба внутри страны за власть между милитаристами, националистами и коммунистами, с другой – угроза внешнего вторжения, прежде всего со стороны Японии. С образованием новых государств, сфер влияния приходилось менять образ действий, противостоять культурной, имущественной, религиозной дискриминации.

Это неизбежно приводило к смене приоритетов. Материальные проблемы затрудняли достижение главной цели, в соответствии с которой и была названа Русская Духовная Миссия в Китае, – дела проповеди и распространения Православия. Задачей первостепенной важности, в буквальном смысле вопросом жизни и смерти становилась помощь соотечественникам-эмигрантам.

Деятельность духовенства осложнялась внутренними расколами и разногласиями как внутри китайских епархий, так и по отношению к прежнему духовному центру – Московской Патриархии. Часто Советский Союз целенаправленно оказывал негативное влияние в этом плане, не только поддерживая одну из сторон в военном политическом конфликте, но и прямо внедряя «своих людей» в церковные органы управления.

Историческое значение РПЦЗ в Китае проявилось в следующих областях: разнообразная помощь русским беженцам, сохранение культурных традиций, постройка многочисленных (в том числе монументальных) храмов – центров духовной жизни, примеры самоотверженности и подвижничества как свидетельство духовной силы и веры русских православных эмигрантов.

Русское православное духовенство впервые появилось на территории Персии в конце XVI в. Это, как и во многих других странах, было связано с внешнеполитическим курсом России. «С начала XVIII в. русское православное духовенство постоянно находилось при дипломатических миссиях в Персии. В начале XX в., благодаря стараниям Русской Духовной Миссии, произошло воссоединение значительной части урмийских ассирийцев с Православной Церковью».⁴⁶⁴ Речь идет об ассирийцах, проживавших западнее озера Урмия, – в конце XIX в. только они придерживались Православного учения на территории этого региона.

События Гражданской войны в России непосредственно отразились на судьбе Православной Церкви в Персии. Сразу после прихода к власти большевики попытались создать восточный фронт мировой революции. В апреле 1920 г. по всему Северному Ирану азербайджанские и иранские демократы под руководством шейха Мохаммеда Хиабани подняли восстание против иранского правительства и поддерживающих его англичан. В мае в Гиляне (область на юго-западном побережье Каспийского моря) с помощью военного десанта советской Каспийской военно-морской флотилии власть перешла к повстанцам во главе с Мирзой Кучек-ханом. «В порту г. Энзели находился интернированный англичанами деникинский военный флот в составе десяти боевых кораблей и семи вспомогательных судов. Под предлогом возвращения флота в Россию 18 мая 1920 г. Волжско-Каспийская военная флотилия прогнала англичан и захватила русские крейсера».⁴⁶⁵ 5 июня 1920 г. была провозглашена Советская Республика Гилян со столицей в Реште. В августе 1920 г. армия республики предприняла наступление на соседнюю провинцию Зенджан с перспективой на Тегеран, но была отброшена иранскими войсками и частями Персидской казачьей дивизии.⁴⁶⁶

Так как советскому правительству не удалось добиться военных успехов, в ноябре 1920 г. в Москве начались прямые переговоры с персидским послом, и только к 26 февраля 1921 г. был подписан советско-персидский мирный договор. Согласно ему, советские войска с апреля начали покидать Гилян и были полностью выведены к 8 сентября 1921 г. Статья 15-я договора касалась деятельности Русской Православной Церкви в Персии. «Согласно ее содержанию, советское правительство объявило закрытыми в Персии все религиозные миссии, а земли, постройки и все церковное имущество безвозмездно передало в вечное владение персидскому народу в лице правительства Персии. 25 апреля 1921 г. в Тегеран прибыл первый официальный советский посланник Ф. А. Ротштейн».⁴⁶⁷

Находившийся в здании теперь уже бывшей Российской Императорской Миссии Свято-Николаевский посольский храм при новых хозяевах сильно пострадал. Его внутреннее убранство было попросту выброшено на улицу. Удаленные от центра храмы, например Александро-Невский храм в Зарганде, пострадали меньше. «Прихожане из числа русской колонии и начавшие прибывать из СССР эмигранты, чтобы не допустить святотатства, сами вынесли все, что было в церкви. Был даже разобран и увезен иконостас храма, так что большевикам осталось одно здание с голыми стенами».⁴⁶⁸

Церковная общественность была возмущена действиями представителей советской власти. На площади перед посольством был устроен митинг, верующие простояли там трое суток, пока не добились выполнения своих требований. Итогом стало разрешение открыть в Тегеране русскую православную церковь. «Первая домовая церковь была обустроена на первом этаже арендованного частного дома на улице Аромане, храм был оборудован иконостасом из Александро-Невской церкви».⁴⁶⁹ Русская Духовная Миссия возродилась в Урмии. В 1922 г. Архиерейский Синод РПЦЗ возвел иеромонаха Виталия (Сергеева) в сан архимандрита, он и был назначен ее начальником.⁴⁷⁰ Правда, община православных ассирийцев в Урмии была немногочисленной, руководил ими православный епископ Map-Илия. После его смерти в 1927 г. верующие перешли под руководство архимандрита Виталия, который хорошо знал ассирийский язык и заботился о своей пастве.⁴⁷¹

В 1920–30-х гг. эмигранты в Персии основном являлись представителями персидской, армянской, ассирийской диаспор, проживавших на Кавказе и в Туркестане. Но так как семьи часто были смешанными, в Иран попало и много русских людей. Так же, как и в Китае, в Персии церкви строились при важных транспортных узлах. Так, при Управлении Энзели-Тегеранской и Казвино-Хамаданской шоссейных дорог действовал Свято-Николаевский храм, в котором служил священник Евфимий Васильев. С февраля 1929 г. по январь 1945 г. настоятелем этого храма был сотрудник Урмийской Духовной Миссии ассириец, священник Сергий Бадалов. В Казвине был устроен дом престарелых и находилось православное русское кладбище.⁴⁷²

В г. Энзели (провинция Гилян) на рыбных промыслах братьев Лианозовых до революции находился Свято-Николаевский молитвенный дом. После октябрьских событий в Энзели эмигрировал священник Павел Стеклов, который служил в храме до мая 1920 г., когда в Энзели высадились части Красной армии. Промыслы, естественно, были национализированы, церковь закрыта. Молитвенный дом несколько раз переезжал с одного места на другое. В начале XX в. Энзели был самым «русским» городом Персии, большинство его жителей были выходцами из России, здесь действовала русская школа. «Помимо Энзели, отец Павел служил для прихожан из главного города провинции Решта, где после 1917 г. также образовалась многочисленная русская колония».⁴⁷³

Между тем, в Тегеране долгие годы Свято-Николаевский храм ютился в съемных помещениях. Ее настоятель, архимандрит Виталий (Сергеев), которому в 1934 г. исполнилось шестьдесят лет, очень беспокоился о судьбе прихода после своей смерти. Он неоднократно просил Архиерейский Синод прислать ему помощника, и 3 апреля 1941 г. в Тегеран был назначен иеромонах Владимир (Малышев). Интересно, что иеромонах Владимир до принятия монашества был военным врачом и участвовал в Первой мировой войне. В Тегеране он бесплатно лечил всех бедных людей, независимо от их вероисповедания.⁴⁷⁴

Самым важным по-прежнему оставался вопрос о постройке Свято-Николаевского собора. Как всегда, для осуществления проекта не хватало средств. К началу 1940-х гг. прихожане создали Организационную комиссию, которая получила одобрение местных властей. «6 февраля 1941 г. на северной окраине Тегерана, напротив миссии США, был приобретен участок за 210 тысяч риалов. Средства на постройку собирали всем миром. Так, на пасхальной заутрене 29 марта 1941 г. распространялись специальные благотворительные билеты. Но начавшаяся Вторая мировая война и последовавшие за ней события отодвинули постройку храма».⁴⁷⁵

25 августа 1941 г. советские военные формирования вошли на территорию Ирана. Одновременно с запада и юга в страну вступили английские войска – была проведена совместная англо-советская операция «Согласие». Ее целью являлась защита иранских нефтяных месторождений от возможного захвата войсками Германии и их союзниками, а также контроль транспортного коридора, по которому проходили поставки по ленд-лизу для Советского Союза. «С приходом советских войск в Северный Иран большинство эмигрантов переместилось на юг, в английскую оккупационную зону, хотя многие офицеры бывшей Императорской армии обращались в советское посольство с просьбой послать их на фронт».⁴⁷⁶

Когда жизнь в Тегеране стабилизировалась, прихожане русской общины снова занялись строительством храма. 8 марта 1945 г. на купола водрузили кресты. Из молитвенного дома принесли и установили иконостас из прежней Александро-Невской посольской церкви. С восточной стороны был выстроен двухэтажный церковный дом для размещения канцелярии и квартиры священника. Освящение нового Свято-Николаевского собора состоялось 9 апреля 1945 г. Возведение нового православного храма в Тегеране стало венцом всей жизни архимандрита Виталия. Отец Виталий завершил свой жизненный путь в 1946 г., прослужив в Иране около сорока лет.⁴⁷⁷

1. В последние годы появился ряд ценных работ, авторы которых на материале архивов и периодики конкретных стран сумели воссоздать важнейшие вехи истории русской православной эмиграции после 1917 г., однако пока не существует обобщающих монографий, где это явление представлено во всей полноте.

2. Русская православная эмиграция в географическом плане изучена неравномерно: основной интерес исследователей вызывают страны Европы и США, между тем как русская церковная жизнь в Южной Америке, Канаде, Северной Африке, Китае, Корее, Австралии изучена явно недостаточно. Наибольшее число работ посвящено Югославии как месту пребывания Главы Церкви и Архиерейского Синода РПЦЗ.

3. Во всех странах русского рассеяния православная эмиграция сталкивалась со схожими проблемами: материальные трудности паствы и самой Церкви (как результат утраты покровительства со стороны государства и как следствие положения «церкви меньшинства», «церкви беженцев»), в том числе угрозы национализации имущества, отсутствие источников финансирования, налоговые претензии государства и новых национальных Церквей необходимость по-новому выстраивать отношения с государственными (национальными) властями, в том числе в сложной политической ситуации наличие внутренних реформаторских и консервативных тенденций, конфликтов и «расколов» необходимость выживать в «чужом» социально-культурном окружении.

4. Русская церковная эмиграция оказала большое влияние на распространение Православия в Европе, в том числе на создание новых Православных Церквей.

5. В силу ряда политических и социальных причин в конце 1920-х‒начале 1930-х гг. она разделилась на четыре части: Русскую Православную Церковь за границей, Западноевропейский экзархат, Американскую митрополию и зарубежные приходы Московского Патриархата.

6. До 1945 года большая часть русских приходов в Европе принадлежали к РПЦЗ.

7. Основными европейскими странами русской церковной эмиграции до 1945 года были: Югославия, Чехословакия и Германия, причем соотношение русской паствы в них с течением времени менялось.

8. В годы Второй мировой войны все части русской церковной эмиграции заняли патриотическую позицию, хотя и со своими особенностями.

9. В конце Второй мировой войны и первые послевоенные годы в результате роста патриотических настроений большая часть русской паствы в Европе перешла в юрисдикцию Московского Патриархата.