Афон и русские монастыри

Есть на большой карте мира сего святой Афон, и свят он в том смысле, что не замирает там православная духовность, однажды вспыхнувшая еще с апостольского посещения самой Богоматери, избравшей его местом иноческой жизни как прямой стези к высшему, определенному Евангелием, бытию.

Каково же значение Афона в наше время, столь прославленного в своих святых, в том числе и русских? Свет всегда сильнее и краше тьмы, и подвиги иноков Святой Горы – это удивительные и неизобразимые порывы живой веры, постоянно подвергаемой самым лестным искушениям и огненным испытаниям. Это непрестанные усилия и неистощимые труды в законе и заповедях Божиих – правилах спасительной жизни души. Истина бытия и, тем более, спасения неизменна и непреложна, хотя слабые души и стремятся ее всячески подменить и исказить, приноравливая к своим нравам. Но в святости жизни афонских иноков эта истина блестяще достигает своего воплощения, и в этом – весь смысл назначения Афона.

Святая Гора свидетельствует перед миром об истине спасения, как новом и совершенном состоянии человека, в которое он входит с твердой верой и смиренной молитвой к Тому, Кто есть Сама вечная всесовершенная Жизнь, всесвятая и блаженная. Собор святых этого Сада Богоматери сияет поистине сверхземными качествами жизни: видеть невидимое, слышать неслыханное, чувствовать и созерцать духовное. Не только в клети души, келейно льется исповедание премирной славы Божией у насельников Святой Горы, но оно неумолкаемо, соборно совершается в храмах, что восхищает каждого паломника и просвещает его. Многие, приехавшие туда из мира, полного суеты, уносили с собой неугасимый огонь веры, а некоторые, захваченные ее чудной красотой, и оставались раз и навсегда. Жаждущий.

Афон, как и две тысячи лет назад, не перестает быть святым Афоном, тропа к нему не зарастает, и молитва, зажигающая всех, не прекращается. История его, богатая и священная, победно творится и в настоящее время, чему многие из нас свидетели.

Как из чистого озера, черпали россияне для себя на Афоне подлинные образы монашеского спасения, устраивая на родине обители афонского уклада. Недаром появился у нас на Кавказе Новый Афон, в котором ярко раскрылась душа русского инока, жаждущая совершенства, стремящаяся духом к святогорской братии с самых ранних веков.

Афон, отделенный от мира и географически, и своим иночеством поставляя во главу угла духовность жития, находит совершенно необходимым печалиться и об окружающем его мире, состоянии его веры и нравов, молясь о нем в своих денно-нощных бдениях, благотворя ему всем своим словом, поучением, духовной литературой и, наконец, открывая врата свои бесчисленным паломникам, как православным, так и иных вероисповеданий, что не только всегда благодатно укрепляло души людей, но даже и обращало инакомыслящих на путь вечной Истины. В одном только Пантелеимоновом монастыре мы найдем столько синодиков имен со всех концов России, что инокам трудно бывает одолеть, они как бы бесконечны... И в этом, несомненно, особая вера людей в святость Афона, вера в то, что оттуда они получают ответ свыше.

Конечно, не само место красит человека, но человек украшает его своим духовным подвигом, и никак иначе. Внешнее, плотское борется внутренним духом веры, силой надежды и светом любви как высшими качествами души, дарующими бессмертие и блаженство – отчасти здесь и в полной силе там, в будущей жизни.

Но эта борьба не без падений и ран. Победа же состоит в постоянстве борьбы, не останавливающейся и при последнем вздохе. Человек борется со злом, с грехом, живущим в нем, с самим диаволом, как начальником всех злодеяний в мире, – вечной силой добра до победного конца, озаряясь благодатью Божией.

Дерзну поведать одну историю, свидетелем которой был сам. 40 лет назад, моя первая поездка на Святую Гору. Это был юбилей Свято-Пантелеимоновского монастыря, его 800-летие. Схиигумену Илиану было тогда 89 лет (раньше 80 иноки там не умирают). Престольный праздник, но русских совсем мало. Нас, паломников из России, пять человек, и насельников чуть больше – восемь. Закончилось Великое Всенощное Бдение в Пантелеимоновском соборе, длившееся около 8 часов, и все разошлись по кельям, на отдых, с тем чтобы через 4 часа продолжить службу в храме – совершить Божественную Литургию. Но в это время возникает пожар, который разрастался ежеминутно. Горит монастырский лес, горящие головешки летают на крыши и крыльца корпусов и храмов, воспламеняя их, и тому способствует ветер. Угроза была огромная. Старцы плакали и молились, думая, что обитель сгорит окончательно. Но вдруг находит невероятная туча, льется дождь, как из бочки, и мгновенно все тушит, оставляя после себя один густой дым. Причем в соседних монастырях, например, в Ксиропотаме, не было, как мы узнали позже, ни одной капли. Нас это страшно поразило, а старожилы Пантелеимонова монастыря и не помнили, чтобы в этот праздник у них когда-нибудь шел дождь.

Вот так российским паломникам молитва и вера показали и доказали больше, чем этот всепожирающий огонь.

Это всего лишь одно из зримых нами чудес Святой Горы, а их не перечесть. Она вся дышит событиями с неба, Афон – это место бесчисленных знамений свыше, лучи которых касаются самых отдаленных точек вселенной, и, в частности, земель России. Она давно стала причастной Богоблагодатной Горе, в которой мы видим и наших святых первопроходцев, оставивших по себе светлую память в этом неумирающем оазисе Православия.

«Если ты монах, иди в горы», – говорил преподобный Арсений Великий. В горах нет того, что пробуждает чувственность, вносит в душу шум и смятение страстей. Красота гор – особая: она напоминает человеку о Боге. Это в полной мере относится к седому Кавказу, лежащему на южном рубеже нашей великой Родины.

Северный Кавказ посетили с проповедью святые апостолы Андрей Первозванный и Симон Кананит. В 858 г. здесь проповедовали равноапостольные братья Кирилл и Мефодий. В наших краях совершал свой подвиг великий Отец Церкви святитель Игнатий Брянчанинов. И особо почитается здесь Иверская икона Божией Матери.

Еще совсем недавно, в начале 90-х гг. XIX в., в горах Архыза жило много отшельников, к которым совершали паломничество люди со всех концов России. Все это подтверждает тот факт, что Кавказская земля – Святая земля. А Святая земля всегда является ареной обостренной борьбы между силами добра и зла, и это прекрасно знали афонские монахи. Пришло время – и они пошли по миру утверждать святое Православие и монашеское бытие. Пути Господни привели их к восточному подножию горы Бештау и в Зеленчукское ущелье, где они решили организовать свои обители.

Так, на территории ныне входящей в Ставропольскую и Владикавказскую епархию появились две обители, обязанные своим возникновением афонскому монашеству, а именно – выходцам из келлий, подчиненных Хиландарскому монастырю.

Генетическая связь Кавказских обителей со святым Афоном выразилась в их названиях. Речь пойдет о Свято-Александро-Афонском Зеленчукском монастыре и Свято-Успенском Второафонском Бештаугорском монастыре.

Свято-Александро-Афонский Зеленчукский монастырь располагался в ущелье реки Большой Зеленчук, в 20 верстах к северу от станции Зеленчукской, ныне районного центра Карачаево-Черкесии. Учреждение этой обители вызывалось особыми причинами – желанием охранить и возобновить древнейшие христианские храмы Кавказа и способствовать распространению света Евангельского учения среди местных жителей (отметим, что эти храмы являются древнейшими из сохранившихся на территории Российской Федерации). В древности в этом живописнейшем уголке Северного Кавказа, называвшемся современниками по-разному: Алания, Зыхия, Касогия, – находился древний аланский город, где была кафедра митрополита. Точного названия его установить не удалось, однако в одном из храмов была фреска с изображением святителя Николая с подписью: «Святой Николай покровитель Аспе». В XIV в. город был разрушен ордами кочевников, многочисленные строения его из века в век ветшали, и только три храма, созданные древними зодчими, сохранились до наших дней. Ещё в конце XIX в. на их стенах хорошо были видны фрагменты фресок, выполненных в византийском стиле. Сегодня мы имеем лишь их зарисовки, сделанные художником Дмитрием Михайловичем Струковым.

Итак, в 1887 г. к Преосвященнейшему Владимиру, епископу Черноморскому и Кавказскому явился со Святой Афонской Горы инок Благовещенской келлии Хиландарского монастыря о. иеромонах Серафим, который был пострижен в иноки на Афонской горе в 1866 г. и имел там свою келлию. В миру он был довольно состоятельным человеком, а его родиной была средняя часть России – город Борисоглебск Тамбовской губернии.

От имени 11 человек братии своей келлии о. Серафим заявил, что еще на Афоне он слышал о существовании древних храмов; ныне лично осмотрев их на берегах Большого Зеленчука и реки Кубани, он решился отдать свои труды и все средства, имеющиеся в распоряжении его и братии, на возобновление этих храмов и устроение на развалинах Зеленчукского ущелья иноческой обители. В том же году было возбуждено ходатайство перед Священным Синодом о разрешении учредить при древних церквах на реке Большом Зеленчуке мужской общежительный монастырь с богадельней при нем, для призрения не менее 10 человек престарелых православных воинов, с иконописной школой для детей и, по возможности, с учреждением при обители миссионерского стана. В ожидании разрешения Священного Синода иноки-пришельцы поселились в ущелье около храмов, очистили один из них от наносов и наслоений и начали богослужения на походном антиминсе, посвящая свободное от трудов время устроению жилых зданий и необходимых строений. Трудолюбивая жизнь иноков, строгое исполнение богослужебного устава вскоре стали известны окрестному населению и упрочили за поселенцами добрую славу: обитель чаще и чаще стали посещать богомольцы, особенно в посты. Вскоре представилась необходимость расширить небольшой храм пристройкой с западной стороны, и, при деятельном участии православного населения, храм не только расширили, но благолепно украсили. Были устроены достаточные помещения для братии, паломников и трудников; проложен путь по правому склону горного хребта, чтобы дважды не переезжать бурную реку. Пустыня быстро стала оживать, и к 1889 г. отец Серафим с братией, которая возросла до 50 человек, приготовил все необходимое к открытию обители.

В конце октября этого же года было получено разрешение Священного Синода на открытие обители. Открытие обители и освящение храма, возобновленного в честь святого Александра Невского, было совершено лично Преосвященным Владимиром 12 ноября 1889 г. В этот же день возвели в сан игумена главного строителя обители иеромонаха Серафима.

Монастырь быстро расширялся, привлекая каждый год все больше жаждущих монашеской жизни, а также паломников. В начале XX в. в обители проживало до 90 человек иноков и послушников. Насельниками монастыря были в основном люди из крестьянского, казачьего, мещанского и изредка – купеческого сословий. Взяв свое начало на Святой Афонской Горе, монастырь черпал духовные силы из простого русского люда.

Святынями монастыря являлись частицы святых мощей Великомученика Георгия Победоносца и мученицы Марины, которыми старцами Святой Горы благословлялись иноки при переселении со святого Афона, и Гребневская икона Божией Матери – список с чудотворной иконы, находившейся в Москве.

Спустя несколько месяцев после открытия монастыря случилось событие, надолго врезавшееся в память местных жителей и насельников, и напомнившее им, как ненавистно любое духовное процветание врагу рода человеческого. Были зверски замучены насельники монах Феофилакт и послушник Лев Рязанов, несшие послушание вне монастырских стен. Тела их были найдены в сильно изувеченном состоянии и с честью погребены в обители.

В 1894 г. возле Шоанинского храма (это ещё один из древних храмов, находящийся в ущелье реки Теберда) за непродолжительное время был отстроен скит, имевший своей целью миссионерскую деятельность среди окрестных горцев. Был открыт и еще один скит – Покровский, находящийся недалеко от станции Гулькевичи. Обители при древних храмах при открытии были благословлены Иверскими иконами Божией Матери.

Строгий афонский устав Зеленчукской Пустыни, отдаленность сего живописнейшего места от мирской суеты во все времена влекли сюда сердца человеческие. И поныне в горах, окружающих Пустынь, можно найти немало келий отшельников. Незаметные, сложенные, как правило, из камня, они почти сливаются с ландшафтом местности. В некоторых из них сохранились остатки лежанок, печки, причем дымоходы были устроены настолько искусно, что дым выходил через расщелины скал далеко в стороне от самой келии. К сожалению, никаких документальных свидетельств, кроме этих скромных строений и воспоминаний местных жителей, не сохранилось.

В настоящее время найдено около 60 келий. Часто в лесах на склонах гор можно встретить изображение креста, сделанное на деревьях или больших камнях. Кельи отшельников были построены по-разному: сложены из плетняка, деревянные, рубленые, турлучные, в виде землянок, оборудованные в гротах и пещерах. При них иногда были и огороды, пастбища, сенокосы. Встречались целые поселки из келий, соединенных между собой прекрасно сделанными каменными дорожками. Были сделаны подземные ходы: археологи рассказывают, что в некоторых из них можно идти в полный рост, а вели они к берегу реки Зеленчук.

По рассказам местных жителей, еще в послевоенные годы в горах жили пустынники, и казаки носили им хлеб. Однако большинство пустынников погибло во время лихолетья в 30-е гг.

В 1907 г. недалеко от монастыря самочинно поселилась небольшая община монашествующих под руководством схимонаха Иллариона (являющегося автором книги «На горах Кавказа»), высланных со Ст. Афона в связи с так называемым делом «имябожников». Переселенцы ходатайствовали перед Преосвященнейшим Архиепископом Агафодором об отводе небольшого участка каменистой земли, но епархиальное начальство отклонило это ходатайство, так как в этой местности имелась Свято-Александро-Афонская Зеленчукская общежительная Пустынь, и предписало монашествующим возвратиться в свои обители. На объявленный ему Указ из Синода Илларион ответил, что в ближайшее время покидать этих мест не собирается. У имябожников нашлись последователи из местных жителей и монахов, которые, покинув свои обители, поселились возле своего нового «учителя».

Последняя архивная запись о Зеленчукском монастыре относится к 1918 г. Закрытие монастыря, как и везде, было ознаменовано поруганием святынь и кровопролитием. А там, где умножается беззаконие, изобилует благодать, Промысел Божий и личный подвиг каждого христианина. Местные жители вспоминают, как под праздник Крещения Господня были расстреляны трое монахов. Предавать их погребению было строжайше запрещено, и тела их лежали нетронутыми до Троицы, и под ними не таял снег. Иконы, сброшенные в кучу, не разрешалось брать под страхом смерти. Однако люди старались спасти их, пуская по бурным водам реки Зеленчук. Икону Святой Троицы вынесла тайно, привязав на спину, девочка Зоя, дочь одного из репрессированных священников.

Храм святого благоверного Александра Невского был приспособлен под пивной ларек, агитационный пункт, склад продуктов. Во время реставрации купола этого храма были обнаружены и извлечены из досок пули от маузера. Расстреливали не только людей...

В 30-е гг. на территории бывшего мужского монастыря непродолжительное время располагалась колония для преступников, немного позже – интернат для детей-сирот, среди которых много было ленинградцев-блокадников.

Литургическая жизнь в древней обители вновь восстановлена в 1991 г. Богослужения возобновлены в самом малом из древних храмов, который в 1889 г. был освящен в честь святого благоверного князя Александра Невского. В Средние века он был домовой церковью аланского князя. Под полом найдены погребения, увы, разграбленные. Ныне храм посвящен святому пророку Илии (на основании исследований П.А. Раппопорта, посвящение храма этому святому признано наиболее вероятным).

Сегодня территория монастыря принадлежит Нижне-Архызскому историко-археологическому заповеднику. Прихожан совсем немного, но в праздники или в теплую летнюю пору со всех концов России и из-за рубежа сюда приезжают паломники. Кто однажды был в этом удивительном месте, тот уже никогда не сможет забыть и удивительную красоту местности, и необыкновенную тишину её.

Несмотря на то что монастырь официально как бы не существует, вся жизнь здешняя наполнена монашеским духом. Паломники, зная скудость средств здешнего прихода, трудятся во славу Божию, восстанавливая монастырские строения. Следующей страницей в истории этого святого места станет возрождение монашеской жизни в полной мере.

Вторая обитель, обязанная своим рождением инокам Старого Афона, расположилась на склоне горы Бештау, неподалеку от города-курорта Пятигорска.

Необитаемость Бештау, густой лес, неприступные скалы с давних пор привлекали сюда пустынножителей, желавших тайно, пред очами Всеведущего Бога, соделывать свое душевное спасение. Существует сказание о нескольких людях, спасавшихся здесь и предсказавших обустройство на Бештау монастыря. Об одном из них известно документально, это – святогорский выходец, афонский схимонах Савва, много лет проживший здесь в молитве, посте, трудах, бдениях и в совершенном одиночестве. Когда он здесь поселился, неизвестно: людям он показывался редко, в беседы с ними вступал еще реже, о себе же никогда не говорил ничего. Жилищем ему служила пещера в расселине горы Бештау. Как записано в летописи монастыря, старец предсказал обустройство обители на месте его подвигов задолго до того времени, как сюда прибыли первые насельники. Известно, что схимонах Савва, в миру Стефан Андреевич Савельев, умер от старости и слабости 25 апреля 1905 г.

Еще во времена существования государства Алания, в ΙΧ-Χ вв., в этих местах находился греческий монастырь. Есть сведения, что обитель существовала здесь и в XIII–XIV вв. и была уничтожена во время монголо-татарского нашествия.

История Второ-Афонского монастыря на горе Бештау связана с именем инока Хиландарского монастыря иеросхимонаха Герасима, в миру Глеба Петровича Попова, уроженца села Рожковец Орловской губернии. Детство и юность он провел в селе Правокумское Новогригорьевского уезда Ставропольской губернии. На Старый Афон пришел в возрасте 23 лет и был принят в число братии русского монастыря во имя Иоанна Предтечи при Хиландарской обители. Старцы обители предложили отцу Герасиму восстановить келлию во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, находившуюся в полуразрушенном состоянии, что и было начато в 1896 г. Но сложное экономическое и правовое положение русских келлиотов на Старом Афоне заставило отца Герасима подумать об устройстве монастыря в России. По его мысли, там необходимо было устроить как бы подворье Иоанно-Богословской пустыни. Идея отца Герасима осуществилась лишь наполовину: такой монастырь действительно был устроен, но ни житницей, ни подворьем Иоанно-Богословской пустыни он не стал, а начал свою самостоятельную жизнь, полную молитв, трудов и драматических событий.

В июле 1902 г. отец Герасим командировал в Россию иеромонаха Иоанна и монаха Сергия с заданием подыскать подходящее место для обустройства монастыря и просить помощи в этом у российской духовной и гражданской власти. Прибыв в Россию, монахи расстались: отец Сергий, заболев, направился на Северный Кавказ лечиться минеральными водами, а иеромонах Иоанн поехал в Петербург. В столице он встретился со святым праведным Иоанном Кронштадтским, у которого получил благословение на устройство монастыря на Кавказе.

Существенную помощь в ходатайстве об устройстве Второ-Афонского монастыря оказали товарищ обер-прокурора Святейшего Синода В.К. Саблер и помощник управляющего Мариинским дворцом В.Н.Богданов. Сбор пожертвований прошел настолько успешно, что часть собранных денег удалось послать на Афон.

Находившийся в это время на лечении монах Сергий встретился с вышеупомянутым схимонахом Саввой (Савельевым), который и убедил его, что нужно устроить монастырь именно на Бештау. Когда из Петербурга в Пятигорск прибыл отец Иоанн, он вместе с отцом Сергием отправился на гору, на избранное для монастыря место и нашел его подходящим для основания обители. Когда Иоанн вернулся в Петербург и вновь посетил отца Иоанна Кронштадтского, святой не только благословил начинание, но и обозначил крестом на привезенных фотографиях то место, где он желал бы видеть первый монастырский храм. И действительно, впоследствии первый храм на Бештау построили там, где указал святой Иоанн Кронштадтский.

В мае 1903 г. отец Иоанн и отец Сергий подали прошение на имя преосвященного Владимира, епископа Владикавказского и Моздокского. Лично выслушав монахов, преосвященный Владимир обещал им свое содействие. 2 мая 1904 г. место под устройство будущего Успенского храма освятил настоятель Пятигорского Спасского собора протоиерей Михаил Закхеев. Одновременно начались строительные работы. Иеромонах Иоанн и его помощники разместились в землянках, вырытых здесь же.

16 сентября 1904 г. со Старого Афона прибывает иеромонах Герасим с двадцатью насельниками. Лечившийся в это время в Кисловодске митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), узнав от иеромонаха Герасима о нуждах монастыря, обещает свою поддержку. Обещание он выполняет: 12 ноября 1904 г. Святейший Синод издал Указ об учреждении Второ-Афонского Успенского монастыря близ Пятигорска.

К осени 1904 г. все необходимые постройки были закончены. Первый монастырский храм освятили во имя Успения Пресвятой Богородицы, который, несмотря на внешне скромный вид, мог вместить одновременно до 500 человек. Храм был освящен 28 ноября 1904 г., и тогда же иеросхимонах Герасим был избран настоятелем Второ-Афонского Успенского монастыря.

В общежительном монастыре был заведен тот же порядок, что и на Старом Афоне. Каждый день в 16 часов под звон монастырского колокола начиналась вечерня. После вечерни колокол звал на ужин, и братия отправлялась из церкви в трапезную. После его окончания служилось повечерие: читались вечерние молитвы и пелись стихиры Святому Кресту. На повечерии читались каноны Спасителю, Божией Матери и Ангелу Хранителю. После пения «Достойно есть» братия брала благословение у настоятеля или наместника и расходилась по келиям; воспрещалось пить чай, вкушать пищу и собираться для праздных бесед.

В половине первого ночи братию будили к полунощнице и утрене. К ночному богослужению призывались и все паломники. По звону колокола братия шла в церковь, где совершались полунощница с утренними молитвами и утреня с первым часом. Заканчивалась она обычно в три с половиной – четыре часа утра. В 7 часов утра звонили к литургии, перед которой ежедневно читался акафист. Воскресное и праздничное богослужения имели некоторые свои особенности.

Трапеза в монастыре считалась как бы продолжением церковной службы – предварялась и оканчивалась молитвами. Пища всегда была скудной: щи или суп без грибов, без рыбы, часто и без масла, каша или толченый картофель; во время поста ужина не бывало вовсе, на Первой и Страстной седмице не бывало и обеда, только в 16 часов братия получала по куску хлеба. В праздники трапеза не особенно отличалась от повседневной пищи. Рыба подавалась лишь в дни великих праздников.

Монахи не знали, что такое праздность. Для сна отводилось 5–6 часов, а некоторые имели лишь 3–4 часа – это было нормой, так же как и на Старом Афоне. Монашеские келии – маленькие комнатки: три аршина в длину и два с половиной аршина в ширину, с одним оконцем и белеными стенами. Полы в келиях были из некрашеных досок. Комнатки отделялись друг от друга тонкими дощатыми перегородками; мебель – самая скромная: стол, стул, кровать с жестким матрасом и подушкой, а из посуды – лишь чайник и стакан, да еще грошовая керосиновая лампа. В переднем углу – иконы с горящей лампадой перед ними.

В 1911 г. отца Герасима уже не было в монастыре, и о его дальнейшей судьбе ничего не известно.

В 1912 г. в обители было 50 иноков. Когда началась Первая мировая война, монастырь на горе Бештау, так же как и другие обители, принимал участие в уходе за ранеными, посильно помогал фронту. Затем последовали новые испытания. С 1914 по 1917 г. Владикавказской и Моздокской епархией управлял епископ Антонин (Грановский). Его влияние принесло печальные плоды: статьи церковных реформаторов заполнили владикавказскую периодическую печать.

Перед Успением 1923 г. в обители узнали, что обновленческий «архиерей» Александр Шубин собирается с крестным ходом на Бештау. Взволнованные монахи решили уйти из обители, если победят обновленцы, и своим крестным ходом двинулись им навстречу. Среди обновленцев было много женщин, а в монастырском шествии – монахи и казаки. Противостояние закончилось тем, что большинство пришедших перешло к православным, а Шубину с несколькими приверженцами пришлось уйти восвояси.

После этого исторического крестного хода монастырь продолжал существовать лишь некоторое время. В начале 20-х гг. монахов впервые потеснили: в 1922 г. в одном из зданий разместили детский приют, который влачил жалкое существование. Дети были полураздеты и голодали, средства же, отпускаемые на их содержание, заведующий приютом тратил по своему усмотрению. Судя по всему, монахи поддерживали несчастных сирот как могли.

Вновь монастырь уплотнили в 1926 г., после праздника Святых первоверховных апостолов Петра и Павла. Часть братии ушла в горы. В братском корпусе расположили санаторий для инвалидов. Но и после этого монастырь не остался без людского внимания.

В 30-е гг. Успенский храм передали в распоряжение Общества пролетарского туризма и экскурсий. Здесь разместилась турбаза. Перед началом Великой Отечественной войны в бывшей обители открыли детский дом для детей, вывезенных из Испании. Есть сведения, что после окончания оккупации Пятигорска в 1943 г. почти все постройки храма были разрушены, в тех же, что уцелели, некоторое время жили шахтеры, когда началась разработка рудников на Бештау. После того как заложили первые жилые дома в новом городе Лермонтове, исчезли с лица земли и последние остатки монастырских строений.

Вторая жизнь обители началась в июле 1991 г., когда под горой Бештау собрались представители духовенства, православный люд во главе со священниками Лазаревской церкви Пятигорска. Отслужили молебен и освятили землю, где когда-то стоял Успенский храм, в надежде, что свято место пусто не бывает.

В 2000 г. – в день празднования памяти пророка Божия Илии – состоялось торжественное богослужение в честь закладки первого камня в основание возрождающейся обители. 28 августа 2001 г., в день Успения Пресвятой Богородицы, в храме Георгия Победоносца был отслужен молебен. А накануне Высокопреосвященнейший Гедеон, Митрополит Ставропольский и Владикавказский освятил новые монастырские постройки. С этих пор не угасает вновь возожженная в обители лампада. В монастыре подвизаются пятнадцать насельников, совершаются богослужения по монастырскому уставу. Ведется строительство. Круглый год сюда притекают паломники со всех концов страны.

Перед нашим мысленным взором предстала история двух обителей, история, к сожалению, прерванная большевистским лихолетьем. История относительно короткая по историческим меркам, но от этого не менее значимая.

Во-первых, живая связь с оплотом православного монашества – Святой Горой Афон всегда была одним из факторов жизненности русского монашества. Достаточно вспомнить имена преподобных Антония Печерского и Паисия Величковского.

Во-вторых, разгромленные физически, но не истребленные духовно обители через своих насельников, рассеявшихся по городам и весям, способствовали сохранению и укреплению Православной веры в душах людей, испытывавших не только гонения от безбожной власти, но и искушаемых соблазном так называемого обновленчества. Афонский монашеский дух, словно свежий ветер, очищал и сохранял Церковь от ядовитых миазмов тлетворного духа века сего.

И мы, на Кавказе живущие, Богу содействующие, ставим главной целью в деле возрождения монашества в наших краях – именно возвращение к древней святоотеческой традиции православной аскезы, хранителем которой и по сей день является Святая Гора Афон.

Вся вселенская Православная Церковь и каждая из поместных православных церквей в отдельности тесными узами связаны со Св. Горой Афонской. Всю историю Восточной церкви второго тысячелетия по Рождестве Христовом пронизывает присутствие Афона – этого монашеского центра, духовного узла, нити от которого зримо и незримо тянутся по всей православной Эйкумене, по православным епархиям, городам, монастырям, селениям. Незримая связь – это духовное влияние Афона через его преподобных подвижников, отшельников, духовных писателей, делателей молитвы, мучеников за Христа, многих монахов – выходцев со Св. Горы, принесших ее уставы в разные уголки мира.

Русская Церковь во все периоды своего бытия была тесно связана с Афонской Горой. Оттуда пришли первые киевские подвижники на заре христианства на Руси, оттуда же шло исихастское влияние в XIV в. Афонитом был преп. Максим Грек и немало других деятелей Русской Церкви. С Афона везли греческие книги для книжной справы в XVII в. С Афоном связано возрождение русского монашества в конце XVIII – первой половине XIX в.

Знаком особой любви русского народа к Богу и Пресвятой Деве Богородице были русские обители на Афоне и прежде всего славный Русский Пантелеимонов монастырь, чей подъем в XIX – начале XX в. оказывал огромное влияние на духовную жизнь России этого времени, достигая самых ее сокровенных народных глубин.

Многочисленны и зримые знаки связи со Св. Горой: это прежде всего иконы, написанные на Афоне и сохраняющиеся в русских храмах и монастырях – от запада до Урала и Сибири и от Нового Афона и Кавказа до северных границ. Иконы, написанные в Русском Пантелеимоновом монастыре, а также в мастерских Андреевского, Ильинского и других русских скитов Св. Горы, попадали в Россию в очень значительном числе. Даже сейчас, после всех гонений на Церковь богоборцев XX в., эти иконы имеются и в храмах, и в домах верующих. Особенный умилительный стиль письма этих «русско-афонских» икон, отличающийся от древнего византийского канона, очень трогал души верующего народа.

Наиболее известны афонские образы св. вмч. Пантелеимона, а также образы Богоматери, списки чудотворных икон из афонских монастырей: «Иверская», «Достойно есть», «Отрада и Утешение», «Геронтисса», «Скоропослушница» и другие. Многие афонские по происхождению иконы XIX – начала XX в. пользуются ныне местным и всеобщим почитанием в разных русских епархиях.

С конца XIX в. в Санкт-Петербурге почитался образ Богоматери «Скоропослушница», список с известной Афонской святыни из греческого монастыря Дохиар. Почитание образа, как известно, возникает после какого-то чудесного события и последовавших за ним исцелений и чудес. Для иконы «Невская Скоропослушница» этим событием явилось чудесное сохранение ее во время пожара, когда часовня, в которой она находилась, полностью сгорела, и лишь икона Богоматери сохранилась в огне. Но этому предшествовали другие события.

Образ «Скоропослушницы» вместе с некоторыми другими святынями с Афона (частицей Древа Креста Господня и частицей мощей св. вмч. Пантелеимона) был привезен в Россию в 1877 г. двумя русскими иеромонахами из Пантелеимонова монастыря, Афанасием и Варсонуфием. Они приехали в Петербург для сбора пожертвований на возрождение древнего храма в Мирах Ликийских в Турции – месте первоначального пребывания мощей Святителя и Чудотворца Николая. Задуманный русским правительством проект – возрождение храма в Мирах – был вверен в окормление афонским инокам. Монахи, прибыв в Петербург со святынями, первоначально остановились в Александро-Невской Лавре. Вскоре, по благословению Св. Синода, в их ведение была передана Александровская часовня, возводимая в Рождественской части Санкт-Петербурга на Калашниковском проспекте на средства купцов с крупного Старо-Александровского рынка, в память спасения Императора Александра II от покушения в 1867 г. По согласию строивших часовню купцов, она причислялась к храму свт. Николая в Мирах, и святыни, помещенные в часовне, помогали собирать средства для будущего построения храма. В декабре 1879 г. часовня, именуемая Николо-Александровская, была достроена и освящена Митрополитом Санкт-Петербургским Исидором в присутствии многих лиц, в том числе посланника в Константинополе графа Н.П.Игнатьева, положившего начало этому делу.

Вскоре (в 1880 г.), по попущению Божию, в часовне случился пожар, и на пепелище был обнаружен лишь частично опаленный, но с сохранившимся ликом образ Богоматери. Это событие – чудесное спасение святыни – поразило жителей этого района Петербурга и разнеслось по всему городу. К месту временного пребывания иконы, недалеко от сгоревшей часовни, потянулись благочестивые горожане, непрерывно служились молебны, икону возили по домам верующих.

После пожара иконография Петербургского образа «Скоропослушницы» изменилась: из Одигитрии с Богомладенцем на руках изображение Богоматери стало оглавным. Лишь снизу на иконе дописана десница Богоматери, повторяющая указующий на Спасителя жест, как на первоначальной афонской «Скоропослушнице». Таким образом, чудесно спасшийся список известной иконы явился новым чудотворным образом, отличающимся по иконографии от своего афонского прототипа. При этом название «Скоропослушница» сохранилось за этим образом навсегда. На иконе также помещен один из тропарей молебного канона к Богоматери.

На месте сгоревшей часовни была вскоре отстроена новая, каменная, в которой и был помещен чудесно сохранившийся образ. Отныне эту часовню называли «Часовней Скоропослушницы». К сожалению, дело строительства храма в Мирах отложилось из-за политических обстоятельств (противостояния России и Турции), а часовня с находящимся в ней списком иконы «Скоропослушницы» перешла в ведение Санкт-Петербургской епархии.

В 1888 г. Николо-Александровская часовня передается Св. Синодом в ведение Православного Палестинского Общества, и председатель Общества Великий Князь Сергей Александрович становится ее почетным ктитором. Средства, собираемые на восстановление храма в Мирах, при невозможности их употребить, были переназначены на строительство русского храма в Бари в Италии – в месте пребывания с XI в. святых мощей святителя Николая.

В начале XX в. часовня была расширена и преобразована в храм во имя свт. Николая и блгв. кн. Александра Невского. Освящение состоялось в ноябре 1905 г. В дальнейшем, одновременно с возведением храма в Бари, на месте этого храма был построен другой, замечательный по архитектуре и убранству – так называемый Николо-Барградский, исполненный по образцу древних русских храмов. Заложен он был в 1913 г. и освящен в декабре 1915 г., став своим благолепием и стройностью украшением этой части города.

Почитаемый образ «Скоропослушницы» занял место в киоте слева от царских врат новопостроенного храма. Киот для иконы был исполнен по образцу киота Владимирской иконы Божией Матери в Успенском соборе в Кремле. Попечением ктиторов и покровителей Палестинского Общества в храме были собраны и другие древние иконы и святыни. Храм и находящийся в нем образ «Скоропослушницы» пользовались почитанием представителей семьи страстотерпца Государя Императора Николая Александровича, в особенности – вдовы Великого Князя Сергея Александровича, преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы Федоровны. После убийства царской семьи в Екатеринбурге, в доме, где они жили, в числе других икон были обнаружены и три образка петербургской «Скоропослушницы».

Из-за большевистского переворота 1917 г. храм с почитаемой иконой перестал находиться в ведении Палестинского Общества. До этого времени при нем служили иеромонахи, а с начала 20-х гг. в храм был назначен причт. С 1921 г. по 1932 г., когда этот замечательный во всех отношениях храм закрыли и разрушили, настоятелем его был свящ. Владимир Шамонин. Икона «Скоропослушницы» все эти годы пользовалась огромным почитанием верующего народа и являлась одной их главных петроградских святынь (наряду с Казанским образом Богоматери из Казанского Собора, образом Спасителя в терновом венце из часовни на Петроградской стороне, образом Богоматери «Всех скорбящих Радости» с грошиками, из церкви при Стеклянном заводе).

Несмотря на творившееся в стране и в городе отступничество от веры и насильственный перелом всего уклада жизни народа, к иконе Богоматери все же непрерывно шел верующий народ. В храме до его закрытия в марте 1932 г. велся журнал, где отражались чудеса и исцеления по молитвам к Богородице.

После уничтожения храма икона «Скоропослушницы» была перенесена в храм Свв. страстотерпцев Бориса и Глеба на Калашниковской набережной, в этом же районе города, где находилась до закрытия и этого храма в 1934 г. Затем ее перенесли в Св. Духовскую церковь Александро-Невской Лавры, и далее – в Троице-Измайловский собор.

С 1938 по 1958 г. она пребывала в Князь-Владимирском соборе на Петроградской стороне. В этом же соборе сохранялась и чудотворная Казанская икона Божией Матери. В дни блокады и всеобщего горя множество жителей города находили утешение у этих святынь. Само название «Скоропослушница», то есть внимающая молитве скоро, – уже утешительно для просящего помощи человека.

В 1958 г., после восстановления чудом возвращенного Церкви Св. Троицкого Собора Александро-Невской Лавры, образ Богоматери «Скоропослушница» переносится туда из Князь-Владимирского собора. До середины 1990-х гг. Троицкий собор был приходским храмом, но с 1995 г. начинается возрождение монастыря. Постепенно возвращались корпуса обители, увеличивалось число братии, складывалась монастырская жизнь.

Покров Божией Матери над нашей обителью, над нашим северным благословенным градом св. Апостола Петра, над его жителями проявлялся многоразлично. Каждый верующий может рассказать о заступничестве Пресвятой Девы Богородицы, приведя примеры из своей жизни, и почитание образов Ее – это благодарность за помощь Заступницы рода Христианского.

Список с древней чудотворной афонской иконы «Скоропослушницы» является той живой благодатной нитью, которая связывает современную Александро-Невскую обитель и весь наш град со Святой Горой. Мы верим, что Всемилостивый Господь благословляет Церковь Свою чудотворными образами Богоматери и святых Своих, и знаем, что мы частичка Церкви Христовой, которую Господь непрестанно посещает Своим милосердием.

Использованная литература

Антонов В.В., Кобак Л.В. Святыни Санкт-Петербурга: Христианская историко-церковная энциклопедия. СПб., 1903.

Беловолов Г., прот. Икона Божией Матери Невская Скоропослушница. Историческое описание. 2-е изд., доп. СПб., 2005 (фактические данные для настоящего сообщения взяты главным образом из этого издания).

Дмитриевский Α., Юшманов В. Святая Русь и Италия у мироточивой гробницы Святителя Николая Мирликийского в Барграде. Пг., 1915.

Приступая к освещению деятельности монастырских хоров по возрождению древних традиций богослужебного пения, хотелось бы подчеркнуть, что особое место здесь занимает афонская музыкальная традиция.

Мужской монастырь во имя Всемилостивого Спаса образован в 1994 г. на исторической территории Ново-Тихвинского женского монастыря, который ведет свою историю с конца XVIII в. Возрождение Ново-Тихвинской обители, закрытой в первые годы советской власти, началось в том же, 1994 г. Певческая деятельность обоих монастырей ориентирована на образцы церковной культуры периода XII– XV вв., которые называют «золотым веком» византийского церковного искусства, богословской мысли и, главное, исихазма. Как известно, исихазм оказал большое влияние как на духовное состояние Церкви, так и на церковное искусство. На этот период мы ориентируемся и в церковном пении. Такое направление естественно для монастырей, поскольку древние распевы, в отличие от общепринятого партесного многоголосия, оказывают особое воздействие на молящихся: способствуют молитвенной сосредоточенности, помогают внимать богослужению, располагают к восприятию божественных истин, сокрытых в богослужебных текстах. Согласно Уставу обителей, на богослужениях в наших храмах звучат только песнопения одноголосной традиции.

Как известно, на базе византийского богослужебного пения сформировалось множество самостоятельных музыкальных церковных традиций. Наши обители занимаются возрождением некоторых из них, с одной стороны, ценя сами эти традиции, имеющие собственную богатую историю, с другой стороны, надеясь через них прийти к возрождению древнейшей византийской традиции. Первоначально мы обратились к наиболее доступным для нас древнерусской и южнорусской традициям, унаследовавшим существенные черты византийского певческого искусства. В первой части нашего сообщения мы коротко расскажем о них и особо остановимся на последней (южнорусской), в которой имеются некоторые признаки афонского влияния. Не так давно мы обратились к афонской богослужебно-певческой традиции.

Необходимо отметить, что и в Спасском мужском, и Ново-Тихвинском женском монастырях работе по возрождению древнего богослужебного пения придается большое значение. Насельники обителей, занятые на певческих послушаниях, по возможности освобождаются от других монастырских трудов и большую часть своего времени посвящают теоретическому и практическому освоению церковного певческого искусства. Мы видим свои задачи не только в поиске расшифровок и исполнении по ним древних песнопений, но и в создании теоретической базы, изучении истории и теории церковного пения. Мы стремимся воспитать высокопрофессиональных церковных певчих, владеющих анализом древних распевов для того, чтобы грамотно и осмысленно исполнить их на богослужении.

В связи с отсутствием у большинства насельников специального музыкального образования мы посчитали необходимым введение в число дисциплин певческого послушания таких предметов, как сольфеджио, дирижирование, вокал, и приглашаем для проведения занятий профессиональных преподавателей.

Освоение канонического церковного пения, будь то древнерусская или византийская традиция, неотделимо от знания исторического и богословского контекста эпохи. Кроме того, литургическая жизнь является и выражением святоотеческой мысли, и свидетельством исторического опыта Церкви. В связи с этим певчие наших монастырей занимаются изучением богословия и истории Церкви.

Изучение теории древнего пения осуществляется при поддержке ведущих специалистов в этой области, которые помогают нам консультациями и предоставляют расшифровки древних песнопений. В частности, большую помощь оказали нам специалисты кафедры музыкальной этнографии и древнерусского певческого искусства Санкт-Петербургской консерватории во главе с ее научным руководителем А.Н. Кручининой, а также Научно-исследовательского центра церковной музыки Московской консерватории во главе с И. Е. Лозовой.

Для формирования богослужебного репертуара братья Спасской обители так же, как и сестры Ново-Тихвинского монастыря, работают с рукописными источниками, находящимися в архивах крупных библиотек России и зарубежья.

По нашему мнению, соединение теоретической базы с практическим воплощением научных изысканий является наиболее плодотворной формой в исследованиях и возрождении древней певческой культуры.

Как уже было сказано, на пути к изучению византийской традиции пения мы первоначально обратились к двум богослужебно-певческим традициям: древнерусской и южнорусской (представленной в украинских Ирмологионах). Как известно, обе эти традиции восходят к греко-византийской культурной традиции.

Основополагающим для нас явился знаменный распев, как древнейший из всех распевов Русской Православной Церкви и наиболее точно отражающий молитвенную сущность православного богослужения. Его первые нотные памятники относятся к концу XI – началу XII в. Исследователи часто называют знаменный распев греко-славянским, так как он сформировался на славянской земле, на основе византийской певческой традиции. Его безлинейная нотация, называемая «знаменной» (от слова «знамя, знак»), восходит к византийским образцам невменной нотации («невма» в переводе с греческого «жест», «легкое движение рукой»).

В основном мы пользуемся более доступной для прочтения, но достаточно поздней «пометной» нотацией, созданной в середине XVII в. Значительную часть нашего репертуара составляет материал из рукописей Кирилло-Белозерского и Соловецкого монастырей, датируемых последней четвертью XVII в. Однако в процессе формирования богослужебного репертуара возникла необходимость обращения и к ранним рукописям, содержащим «беспометную» нотацию, поскольку в них сохранились редкие образцы песнопений, отсутствующие в поздних источниках. Благодаря помощи исследователей из Санкт-Петербурга мы ознакомились с методом расшифровки ранних рукописей. К настоящему моменту у нас имеется некоторый опыт самостоятельной расшифровки песнопений, записанных «беспометной» нотацией.

Немаловажное значение для нашей певческой деятельности имело освоение путевого и демественного распевов. Демественный распев, по мнению некоторых исследователей, более других древнерусских распевов сохранил черты византийского мелоса. Демественное пение отличается «остротой мелодического рисунка, обилием мелизматических украшений, своеобразием ритмики, тяготеющей к пунктирным фигурам»¹¹³⁰. Те же черты свойственны и византийским распевам. В наших обителях на протяжении многих лет на праздничных и архиерейских богослужениях звучат песнопения демественного распева, расшифрованные нами по специальным азбукам. Кроме того, наш репертуар обогатили расшифровки современного московского исследователя Д. Саяпина, восстановившего полный круг песнопений Литургии и Всенощного бдения демественного распева по рукописным источникам.

Песнопения древнерусской традиции мы исполняем с исоном (исон – непрерывно длящийся звук, на фоне которого исполняется распев). Многие современные исследователи оспаривают существование исона в древнерусском пении. Но есть и другие мнения. И.А. Гарднер отмечает, что «было бы неосторожным безоговорочно отрицать саму возможность существования исона у русских не только в XIV– XV вв., но, может быть, и раньше».

С первых лет основания в монастырях певческого послушания нас заинтересовала южнорусская традиция, представленная в украинских нотолинейных певческих сборниках – Ирмологионах конца XVI – начала XVIII в. Она привлекла наше внимание по той причине, что ее истоки также восходят к греко-византийской культурной традиции; в том числе в ней можно обнаружить некоторые признаки афонского влияния.

Как известно, калофоническая (дословно с греч. «прекраснозвучная») традиция афонского певца Иоанна Кукузеля, его современников и последователей, к XV в. стала общепринятой в византийской музыке и затем получила распространение в Молдавии, Сербии и Болгарии.

В свою очередь, молдавские монастыри, будучи важнейшими очагами поствизантийской культуры, передавали певческую традицию на север: сначала в украинские монастыри и затем – в Белорусские земли.

Кроме того, в XV–XVII вв. стало очень интенсивным паломничество украинцев на Святую Гору, являвшуюся важнейшим центром духовной жизни православия. Монахи, постригавшиеся на Афоне, после возвращения на родину устраивали монастыри по образцу афонских, такие как львовский Онуфриевский, Креховский и другие, причем привозились и укоренялись также и напевы славянских афонских монастырей. Чрезвычайное значение в тот исторический период имела деятельность прп. Иова Княгиницкого, который, возвратившись после 12-летнего пребывания на Афоне в Галицию, ввел афонские обычаи в Уневском, Угорницком, Дерманском монастырях, а в 1612 г. организовал скит недалеко от галицкого городка Манява, приобретший впоследствии широкую известность и названный Новым Ватопедом. Здесь с благословения Константинопольского Патриарха Тимофея II было принято «болгарское пение», то есть славянизированное византийское традиционное.

Многочисленные записи греческих, молдавских, болгарских, волошских распевов в западнорусских Ирмологионах середины XVI-конца XVIII в. были свидетельством пристального внимания западнорусской Церкви к греко-балканскому богослужебному пению. Кроме многих других монастырей Юго-Западной Руси, греческий распев исполнялся в Супрасльском монастыре в Западной Белоруссии. Западнорусские Ирмологионы, подобные Ирмологиону Супрасльского монастыря, включают в себя довольно много греческих мелизматических распевов. Стиль этих распевов восходит к орнаментальным торжественным образцам «пападического» и «асматического» видов византийской калофонии, выдающимся творцом которой являлся уже упомянутый нами афонит Кукузель.

Из Ирмологиона Супрасльского монастыря в наш богослужебный репертуар прочно вошли песнопения Октоиха: догматики, степенны, антифоны, а также песнопения Постной и Цветной Триодей и Литургия. На протяжении многих лет они украшают наши воскресные и праздничные богослужения, архиерейские службы. Следует отметить, что в песнопениях Октоиха многие попевки, типичные для знаменного распева, в южнорусских распевах дополнены более развитыми мелодическими оборотами, что придает песнопениям особый колорит, изысканность и торжественность. Среди напевов западнорусских Ирмологионов особенный интерес для нас представили Херувимские песни, распетые по гласам и сопровожденные в рукописях указанием «по грецку», а также Великий Полиелей Мултанский (или Молдавский) из Супрасльского Ирмологиона – уникальное по своему строению и объему произведение, содержащее почти полностью распетые 134-й и 135-й псалмы.

Ориентируясь в своей работе на лучшие образцы византийской культуры, мы не могли обойти вниманием афонскую певческую традицию – одну из интереснейших традиций, сформировавшихся в рамках византийского музыкального искусства.

История музыки на горе Афон уникальна. Святая Гора – одно из немногих мест в мире, которое имеет непрерывавшуюся музыкальную традицию. Сохранились письменные памятники, по которым ее историю можно проследить до X в. Тысячелетие афонской музыкальной культуры включает в себя четыре чрезвычайно интересных периода.

Первый период (Χ–XI вв.) отмечен музыкальным копированием. Святогорцы вписывали в манускрипты музыкальные произведения, наследованные из доафонских церковных певческих центров, как монашеских, так и немонашеских. Таким образом, в афонских рукописях имеются прекрасные материалы для изучения некоторых ранних памятников средневековых византийских гимнов, о чем далее мы скажем немного более подробно.

Для второго периода (XIII–XV вв.), называемого Палеологовским Возрождением, характерен расцвет исполнительского и композиторского творчества. В этот период Афон становится не только и не столько центром сохранения прежних музыкальных традиций, сколько очагом формирования специфической певческой традиции. Святая Гора приобретает известность своими искусными исполнителями и самобытными композиторами.

В Оттоманский период, в XV–XIX вв., усиливается расслоение восточной Православной музыки. В богослужебном пении выделяются монашеская и городская традиции, причем новые стили появляются как у афонских композиторов, так и у мелургов в городских церковных центрах. Можно сказать, что в это время афониты вступают на путь стилистического новаторства.

Наконец, четвертый период, к которому относится и наше время. С введением музыкального печатания в 1820 г. написание манускриптов прекращается, и стандартные обиходы широко распространяются в печатных антологиях. При этом, как отмечают многие специалисты и ценители византийского пения, в афонские музыкальные традиции начали привноситься элементы западноевропейской музыкальной теории и практики.

Следует отметить, что современное состояние богослужебного пения на Горе Афон является предметом пристального внимания исследователей византийских традиций, подчас вызывая жаркие дискуссии. То же можно сказать о состоянии богослужебного пения вообще в Греции. Исследователи высказывают различные мнения о том, изменилась ли византийская певческая традиция (а в ее составе и афонская) на протяжении веков? Отразились ли на ней оттоманские влияния? Или она дошла до нас в неизменном виде, не претерпев изменений в музыкальном материале и исполнении при эволюции нотации? Известный специалист в этой области А. Лингас отмечает, что в наше время распространены две крайние точки зрения. Первая преувеличивает степень преемственности в истории византийского богослужебного пения от поздней античности до наших дней и подчеркивает авторитет поздней певческой традиции. Вторая точка зрения отрицает какую-либо преемственность между древней традицией и современным корпусом песнопений греческих православных Церквей.

В настоящее время в Греции и на Афоне, кроме псалтических школ, имеющих многовековую историю (таких как Константинопольская Патриархийная, собственно Константинопольская и Святогорская), существует достаточно много новых течений. Некоторые из них имеют собственные теоретические разработки и претендуют на ранг школы. Причем исследователи отмечают, что современное поколение певцов более увлечено изучением теории пения, чем практическим обучением у опытных певцов, в свою очередь перенявших опыт от предыдущего поколения псалтов. По мнению ценителей византийского пения, такое увлечение неизбежно приводит к композиционным искажениям и неверной интерпретации музыкальных текстов и, как следствие, уходу от подлинных византийских традиций пения.

Проблемы сохранения и возрождения подлинной традиции византийского пения обсуждаются, иногда весьма остро, в многочисленных полемических статьях исследователей и практиков псалтического искусства.

Несмотря на все спорные моменты, обращение к образцам афонского искусства неизбежно и необходимо на пути возрождения канонического церковного пения. Для наших монастырей поводом к изучению афонской певческой традиции стало знакомство с исполнительской практикой современных святогорских монашеских хоров. В частности, мы пополнили наш репертуар песнопениями, исполненными хорами монастырей Ватопед и Симонопетр. Среди прочих нами были адаптированы к славянскому тексту и исполнены следующие песнопения: ектении Литургии, Антифон I, Трисвятое, Херувимская, Литургика (Милость мира), Достойно есть, тропари Пасхи, в том числе медленного ирмологийного распева.

При разучивании песнопений мы задались вопросом: следует ли при хоровом исполнении песнопений византийской традиции добиваться слаженности унисонного звучания, характерного для европейской исполнительской практики и не всегда встречающегося у греческих церковных хоров? В результате работы над произведениями мы пришли к выводу, что это совершенно необходимо в условиях современного русского эстетического воспитания. Кроме того, слаженное, тембрально выстроенное унисонное звучание всегда и везде является признаком тщательной хоровой работы.

Также мы решили сохранить в песнопениях раздельное исполнение исона, хотя, на наш взгляд, раздельно исполняющийся исон, соединенный с часто меняющимся тоном, является следствием влияния западной музыкальной культуры, требующей хоть малой гармонизации (надо сказать, что в византийском пении исполнение исона отнюдь не носит функции гармонизации).

Большое значение при выборе этих песнопений имел характер их исполнения братскими хорами афонских монастырей. Их пение – за счет соблюдения метроритма – отличается энергичностью и выразительностью. К сожалению, в некоторых песнопениях этих монастырей все же заметно влияние на манеру исполнения греческой народной каланды.

Определенную сложность при разучивании песнопений вызвали мелизматические украшения. В дальнейшем, в случае подобных затруднений, неизбежно возникающих при исполнении песнопений византийской традиции, мы рассчитываем обращаться за помощью к специалистам по византийскому пению. Кроме того, в наших планах подробное изучение творчества лучших современных исполнителей византийских песнопений, например, таких как Трасивулос Станицас.

Наше знакомство с афонской певческой традиций мы планируем продолжить в русле исследования афонских рукописных фондов. На сегодняшний день в монастырских библиотеках Св. Горы Афон хранится около 12 тыс. рукописей. По последним данным, 25% из них (то есть примерно 3 тыс.) являются музыкальными рукописями. В настоящий момент только около 400 афонских музыкальных рукописей (то есть приблизительно 13,5% от общего количества) действительно изучены музыковедами. Между тем известный исследователь Д. Кономос замечает, что древние музыкальные рукописи представляют собой важный источник для изучения развития византийской Литургии.

С самого начала образования певческих послушаний в наших монастырях мы ставили перед собой задачу поиска песнопений византийской традиции периода до XV в., записанных нотацией, которая по научной терминологии называется палео– и средневизантийская. Нас особенно интересуют афонские манускрипты этого периода, и более всего мы заинтересованы в расшифровке песнопений Божественной литургии, как самого главного и торжественного богослужения Православной Церкви. Поэтому наша задача – найти исследователей, которые могли бы нам помочь в деле воссоздания полного цикла песнопений Византийской литургии и, возможно, других частей богослужения. Кроме того, так как мы желаем изучить средневизантийскую нотацию с целью самостоятельной расшифровки песнопений, взятых из доступных нам источников, призываем специалистов в этой области к сотрудничеству с нами.

Афон был и есть богоучрежденная и богохранимая своеобразная

трудническая храмина, в которой вырабатывался возвышеннейший

строжайший дух христианского боголюбия, разливавшийся в течение

целого тысячелетия и на наше христолюбивое отечество. И, дыша

этим духом, подымаемый вверх этим идеалом, целый наш благоверный

народ возрастал из младенчества в меру возраста полноты Христовой ...

Никанор, архиепископ Херсонский и Одесский

Тема старчества на Урале, как и вообще уральского подвижничества, еще практически не изучена. Первой попыткой исследований в этом направлении был доклад настоятельницы Ново-Тихвинского женского монастыря г. Екатеринбурга игумении Любови (Нестеренко), сделанный ею на конференции «Четыре века православного монашества на Восточном Урале» в 2004 г. В докладе были прослежены основные духовные традиции уральского старчества, рассказано о самых ярких его представителях, на их примере охарактеризовано два вида старчества, изначально существовавших в Православной Церкви¹¹³¹. Было сказано и о значении старчества как святоотеческого установления для монашества в целом, а также – о желательности введения старческого окормления в современных монастырях для их подлинного, духовного возрождения.

Нам хотелось бы коснуться гораздо более узкой темы: духовного родства уральских старцев, попытавшись прежде всего проследить их духовную связь с монашеством Святой Афонской Горы. В какой-то степени эту связь можно назвать даже духовной преемственностью, так как подвижник, явившийся, по существу, возродителем умного делания на Среднем Урале, прп. Илия Верхотурский¹¹³², был учеником прп. Антипы Афонского¹¹³³, близким ему по духу и по образу подвижничества.

Вот эту «золотую цепь» старчества, духовно связующую Афон, Валаам, Средний Урал и даже Китай, нам и хотелось бы рассмотреть.

Начнем с духовного наставника прп. Илии Верхотурского – прп. Антипы Афонского. Преподобный Антипа (в миру – Александр Георгиевич Лукиан) родился в Молдавии, в семье сельского дьякона в 1816 г. В юности он поступил в небольшой монастырь в Валахии, где с самого начал выделяться среди братии своим самоотвержением и аскетическими подвигами. Через несколько лет он был пострижен в монашество с именем Антипа и перешел на жительство на Святую Афонскую Гору. После трехлетней подвижнической жизни в Есфигменском монастыре он был облечен в великую схиму и стал проводить отшельническое жительство. Для духовного руководства он обращался к известному афонскому подвижнику схимонаху Леонтию, жившему в молдавском скиту Лак и являвшемуся, в свою очередь, учеником знаменитого старца Илариона-грузина¹¹³⁴. Иеромонах Антоний (Святогорец) в жизнеописании схимон. Леонтия пишет, что он отличался особенным смиренномудрием и рассудительностью, был напитан чтением творений святых отцов и являлся истинным делателем умной молитвы. Вместе с тем, обладая крепким телосложением, он прилежал и внешним подвигам, что, видимо, было перенято от него потом прп. Антипой, а от того – прп. Илией. Через некоторое время о. Антипа вынужден был по благословению оставить свое отшельничество и перейти на жительство в устраивавшийся в то время Молдавский скит, где его посвятили в иеромонаха и сделали келарем скита. Здесь с ним произошел один случай, явно свидетельствовавший о таких его качествах, как духовная ревность и совершенное нелицеприятие. Однажды настоятель скита иеросхимонах Нифонт велел о. Антипе приготовить для себя и для своего гостя отдельное угощение. Однако в назначенный срок ничего приготовлено не было. О. Нифонт, разгневавшись, назначил о. Антипе епитимью, но тот объяснил свое поведение ревностью о сохранении правил и уставов святых отцов ради благоуспешности их общежития. С этим согласился и сам настоятель.

После этого о. Антипа в отсутствие о. Нифонта в течение трех лет исполнял обязанности настоятеля скита, стал братским духовником, а затем был назначен экономом на подворье скита в молдавском городе Яссы. Здесь он не только старался во всей точности соблюдать правила и чиноположения Святой горы, но еще и усилил свой пост: постоянно по два, по три дня, а то и по неделе он не употреблял ни пищи, ни пития. От продолжительного поста он еще на Афоне ощущал особенную горечь во рту, но в Молдавии эта горечь со временем претворилась в необыкновенную сладость. В недоумении он обратился с вопросом к известному в то время подвижнику, Молдавскому митрополиту¹¹³⁵, который разъяснил старцу, что это – плод поста и умно-сердечной молитвы, благодатное утешение, о каком пишет прп. Исаак Сирин: «Сам Господь горечь постнического озлобления манием Своим прелагает в сладость Свою неисповедимую!»¹¹³⁶ Этот случай свидетельствует, конечно, о духовном преуспеянии прп. Антипы.

И в Молдавии характерной чертой его духовного облика продолжало оставаться ревностное, без лицеприятия, обличение отступлений от церковных постановлений. Однако это было соединено с такой искренней любовью к ближним и проникнуто столь глубокой духовной мудростью, что лишь больше привлекало к нему людей. Будучи по душе истинным аскетом-молитвенником, о. Антипа всей душой стремился обратно на Афон, но вместо этого был благословлен о. Нифонтом на путешествие в Россию – с целью сбора пожертвований в пользу афонского молдавского скита. Здесь искренними его почитателями стали известный своей высокой духовной настроенностью митрополит Московский Филарет¹¹³⁷ и митрополит С.-Петербургский Исидор¹¹³⁸, с которыми он нередко проводил время в духовных беседах. В 1865 г., после успешного исполнения и этого послушания, о. Антипа навсегда остается на Валааме, поселившись в уединенном Всехсвятском скиту Спасо-Преображенского монастыря. Теперь молитва становится единственным его деланием, занимая весь день и почти всю ночь. Не раз замечали братья, как о. Антипа, совершая правило, не мог удержаться от слез. «Монаху жизнь – в церкви, дело его – правило»¹¹³⁹, – говорил он. В течение всего года в понедельник, среду и пятницу, а также в первую неделю Великого поста о. Антипа совсем не употреблял ни пищи, ни пития, а на четыре остальных дня недели ему хватало обеда, приносившегося ему по субботам. Обладая здоровым, крепким организмом, он никогда не пользовался лекарствами и не обращался к врачам. Постоянно пребывая в умной молитве и всю свою надежду возложив на Господа, он с радостью переносил огорчения и поношения и жил в крайней нищете. Глубокое смирение и постоянная готовность к самоотвержению давали ему возможность всегда сохранять душевный мир.

В это время у него начал духовно окормляться монах Иоанникий (Чеботарев), в схиме Илия. Родившись в 1830 г. в г. Курске, Иван Алексеевич Чеботарев с юности стремился к монашеству, но смог осуществить свое желание лишь на 33-м году жизни, поступив послушником в Спасо-Преображенский Валаамский монастырь¹¹⁴⁰. Здесь первым его духовным руководителем стал знаменитый игумен Дамаскин¹¹⁴¹, которого свт. Игнатий (Брянчанинов) в «Описании Валаамского монастыря и смут, бывших в нем» называл единственным «довольно искусным монахом во всем Валааме»¹¹⁴², считая его одним из лучших настоятелей своего времени¹¹⁴³. В течение многих лет между двумя этими выдающимися подвижниками существовала достаточно близкая духовная дружба. «Духовная родословная» игумена Дамаскина также в какой-то степени была связана с Афоном, поскольку сам он был учеником иеросхимонаха Евфимия (Уштовского)¹¹⁴⁴, а тот, в свою очередь, – схимонаха Феодора (Пользикова)¹¹⁴⁵ и иеросхимонаха Клеопы (Антонова)¹¹⁴⁶, последователей преподобного Паисия (Величковского)¹¹⁴⁷. Все они были известными старцами своего времени, делателями молитвы Иисусовой, опытными наставниками.

Благодаря руководству игумена Дамаскина и были заложены основы правильного духовного воспитания будущего схимонаха Илии, принесшие в свое время богатые плоды, потому что (по замечанию свт. Игнатия) «как полотно сохраняет признак той краски, в которую оно было окрашено в первый раз, сколько бы его после не перекрашивали, так и монах сохраняет в себе на всю жизнь отпечаток того направления, которое он получил первоначально»¹¹⁴⁸.

24 апреля 1871 г. Иоанн Чеботарев был пострижен в мантию с именем Иоанникия и вскоре назначен пономарем при церкви преподобных Сергия и Германа Валаамских. На этом послушании он пробыл около пяти лет¹¹⁴⁹.

После долгого искуса игумен Дамаскин благословил ему перейти на жительство в скит преподобного Авраамия Ростовского, находившийся в семи верстах от монастыря. Тогда-то, по словам его жизнеописателя B.C. Баранова, он и вступил в ближайшее духовное общение с прп. Антипой Афонским, сделавшись его учеником и последователем¹¹⁵⁰. Поражает сходство духовных обликов этих двух подвижников. Подобно о. Антипе, о. Илия особенно ревновал о главнейшем делании монашествующих – молитве. Его никогда не видели в келье праздным: он либо вычитывал дневной круг богослужения, либо занимался умной молитвой, либо читал творения святых отцов, в особенности «Добротолюбие». «Ох, сколько делов у монаха в своей келий! Сколько ни старайся и ни трудись, но их никогда не переделаешь»¹¹⁵¹, – любил он повторять в согласии со своим афонским наставником. Так же, как прп. Антипа, обладая крепким здоровьем, он прилежал и усиленному телесному подвигу, полагая ежедневно по 3000 поклонов, перемежая земные и поясные. Обстановка в келье у него была самая убогая, одевался он очень просто, даже в зимнее время.

Примечательно, что отличительными чертами его были, с одной стороны, глубокое смирение, с другой – ревность о соблюдении отеческих уставов, тоже как у прп. Антипы. Например, он всегда встречал и провожал братию с земным поклоном, говорил с кротостью, не уклонялся ни от какой самой тяжелой работы, так что однажды, при корчевании пней в скитском лесу, даже надорвался и получил грыжу, от которой потом страдал всю жизнь. Последний его Валаамский духовник отзывался о нем так: «О. Илия... был ревностный о Господе, по ревности делал замечания, не стеснялся при этом открыто выражать свое неудовольствие за опущение в чем-либо, даже и самому настоятелю...»¹¹⁵² И позже, уже во время старческого служения о. Антипы в Верхотурье, отличительной чертой его по-прежнему оставалась ревность: он и к своему спасению стремился с ревностью, и о других заботился с усердием, обращая к Богу даже через обличение. Он мог принять на себя и гневный вид, но при этом внутренне оставался совершенно спокоен: не поддавался страсти в душе, а только показывал ее внешне. Даже и высокопоставленных светских и духовных лиц принимал он просто, не глядя на чин и сан, при необходимости делал им замечания, обличал и увещевал¹¹⁵³. Однако отмечают, что и посетители, и духовные его чада после подобных замечаний (делавшихся им, впрочем, с рассуждением и духовной любовью) не только не скорбели на него, но еще больше к нему привязывались. К прп. Илии вполне приложимы слова святого апостола Павла, обращенные им к своему ученику Тимофею: «Проповедуй слово, настой благовремение и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением. Будет бо время, егда здраваго учения не послушают, но по своих похотех изберут себе учители, чешеми слухом» (2Тим.4:2–3).

В 1870-х гг. о. Иоанникий был переведен смотрителем в скит Коневской иконы Божией Матери, отличавшийся суровым уставом¹¹⁵⁴. Здесь он более старался уединяться, а если и приходилось ему с кем-то говорить, то говорил очень кратко, только по делу. Все свободное время посвящал молитве и чтению, а также вел дневник, в котором описывал свои духовные состояния и переживания. К сожалению, до революции этот дневник опубликован не был, и найти его нам не удалось.

10 января 1882 г. последовала блаженная кончина прп. Антипы Афонского «на руках» о. Иоанникия. Преставился он в полной памяти, через два часа после принятия Святых Христовых Таин, во время чтения его келейником акафиста Божией Матери, Которую он искренно почитал всю жизнь. Трудно судить о степени его влияния на духовное развитие прп. Илии, но что оно было значительным – это очевидно. Об этом свидетельствует хотя бы некое сходство их духовных обликов, общего духа их подвижничества.

В 1891 г. о. Иоанникий увольняется по болезни за штат, а 16 января 1892 г. принимает великую схиму с именем Илии¹¹⁵⁵ – в честь выдающегося древнего пророка, горячего ревнителя о славе Божией. То, что о. Илии было дано именно это имя, представляется нам, конечно, неслучайным. Подвижник, молитвенник, поборник отеческих постановлений, он во многом был близок по духу древнему святому. Стяжав в течение многолетнего подвижничества дар умно-сердечной молитвы и истинного бесстрастия, теперь он сам мог послужить ближним во спасение, став действительно духовноопытным и богомудрым старцем. И Господь не оставил Свой светильник под спудом¹¹⁵⁶. Приблизительно в это время о. Илия переходит в скит с еще более строгим уставом – Иоанно-Предтеченский, однако Господь уже готовил ему иной путь.

В 1893 г. на далеком от Валаама Урале указом Святейшего Синода был обращен в общежительную обитель Свято-Николаевский Верхотурский мужской монастырь¹¹⁵⁷. Этот монастырь был основан в 1604 г. иеромонахом Ионой Пошехонцем¹¹⁵⁸ и являлся на Урале старейшим. В 1704 г. из с. Меркушино туда были торжественно перенесены целебные мощи великого уральского святого – праведного Симеона Верхотурского, после чего обитель стала местом паломничества верующих. Вместе с тем, нам неизвестно о каких-либо подвижниках этого монастыря до конца XIX в. В духовном отношении обитель находилась, видимо, в упадке, количество постоянной братии было очень незначительным. Первая попытка ввести в монастыре общежительные порядки была предпринята в 1869 г., но встретила резкое противодействие со стороны братии, и все осталось по-прежнему.

Намерение Святейшего Синода вновь обратить Свято-Николаевскую обитель в общежительную объяснялось тем, что «Верхотурский монастырь, и по самому положению своему в Приуральском крае, зараженном расколом, и по благоговейному почитанию нетленных и многоцелебных мощей св. праведного Симеона, почивающих в сей обители и ежегодно привлекающих под ея кров многия тысячи православных паломников из близких и отдаленных мест, требует особливой попечительности о внутреннем духовном его благоустроении, дабы служить твердым оплотом Православия на Урале и подавать назидательные уроки веры и благочестия притекающим в обитель богомольцам»¹¹⁵⁹. На этот раз перемены были встречены насельниками Свято-Николаевского монастыря более лояльно. Настоятелем обители назначили Валаамского иеромонаха Иова (Брюхова)¹¹⁶⁰, с возведением его в сан архимандрита, которому разрешено было взять с собой с Валаама еще нескольких монахов¹¹⁶¹. Вместе с изменением внешних порядков необходимо было наладить и внутреннюю, духовную жизнь обители. Выбор был остановлен на схимонахе Илии (Чеботареве), который в то время уже был известен как искусный духовный руководитель. Таким образом, после более чем тридцатилетнего подвижничества на Валааме, будучи уже изможденным болезнями и телесными подвигами старцем, о. Илия вынужден был навсегда расстаться с родным монастырем и отправиться на далекий Урал, в места для него совершенно новые. Примечательно, конечно, смирение и послушание подвижника, послушание не только церковному начальству, но, что главное, – и воле Божией, избиравшей его для насаждения истинно монашеского делания там, где ощущался его явный недостаток. Вместе с о. Илией отправился и послушник Афанасий Тихонович Катаргин (вероятно, один из ближайших учеников старца), постриженный 12 ноября 1893 г. в монашество с именем Арефы¹¹⁶².

Таким образом, основной целью прибытия о. Илии в Свято-Николаевский монастырь было духовное окормление братии и содействие настоятелю во введении общежительных порядков «по Уставу, писанному для Коневской обители, применительно к местным условиям»¹¹⁶³. Однако вскоре к старцу начали обращаться и сестры близлежащих монастырей, и множество простых богомольцев, и о. Илия стал старцем в полном смысле этого слова. По свидетельству его современника, автора его жизнеописания В. С. Баранова, все были принимаемы им с сердобольным, отеческим расположением и любовью, никто не уходил от него опечаленным. Он утешал скорбящих, разрешал недоумения, наставлял на путь истинный и при этом всегда ограничивался краткими и простыми словами. Часто, предваряя вопросы, сам давал необходимые советы в духе смирения и кротости, а иногда использовал и строгое обличение. Обладая дарами прозорливости и духовного рассуждения, он сразу же мог безошибочно оценить пришедших к нему и сказать каждому именно то, что ему было нужно. Более всего он учил молитве, покаянию и смирению, все его назидания были «с Богом и о Боге»¹¹⁶⁴.

О даре его прозорливости, духовном рассуждении и силе слова свидетельствует случай, произошедший с одним из его самых преданных будущих учеников Евдокимом Пленкиным, человеком неграмотным и простым. С юности Евдоким стремился к монашеской жизни, но смог осуществить свое желание лишь в 60 лет, оставив семью и поселившись в отшельнической хижине в 23 верстах от Верхотурья. Там он старался проводить благочестивую жизнь в молитве и телесных подвигах, но, видимо, еще ничего не знал об умном делании. Через пять лет такой жизни он почувствовал столь сильное душевное смущение, что уже был готов оставить пустыню. Помог ему о. Илия: еще ни разу не встречавшись с Евдокимом, он провидел его скорбь и смущение и, когда тот пришел к нему за советом, встретил его словами, которые не только полностью умиротворили этого простого монаха, но и сделали его на всю жизнь преданным последователем о. Илии. Он стал его близким духовным другом и учеником.

Через некоторое время, тяготясь многолюдством и множеством посетителей, о. Илия перешел в уединенную келью близ монастырской заимки Актай, а в 1896 г. поселился около дальней пустыни Евдокима Пленкина, в полутора верстах от кельи последнего. Здесь, как и на Валааме, он прилежал строгим подвигам и молитве. К нему любили приезжать из монастыря братья: всем он советовал назидаться чтением «Добротолюбия», заниматься Иисусовой молитвой, стремиться приобретать смертную память.

Теперь о. Илия вынужден был давать свои наставления больше в письмах. Благодаря тому, что хотя бы некоторые из них были опубликованы в начале XX в., сейчас у нас есть возможность гораздо лучше понять высоту духовного преуспеяния этого подвижника. Молитвенные состояния, о которых упоминает в письмах о. Илия, могут быть сопоставимы с наставлениями святых отцов из Добротолюбия, поучениями прп. Исаака Сирина или рассуждениями почти современного нам аскетического писателя свт. Игнатия (Брянчанинова)¹¹⁶⁵. Все его письма проникнуты наставлениями об умной молитве и аскетическом подвиге, отличаются особым духом ревности к монашеской жизни и спасению.

В 1899 г. архим. Иов был по собственному прошению уволен от настоятельской должности и возвратился в Валаамский монастырь, а настоятелем Свято-Николаевского Верхотурского монастыря, по единогласному избранию братии, был назначен иером. Арефа (Катаргин)¹¹⁶⁶ – один из самых близких учеников старца Илии. Именно он стал продолжателем его дела на Урале, хотя, к сожалению, совсем ненадолго.

Происходил он из крестьян Орловской губернии, на Валаам поступил в 1889 г. в возрасте 24 лет. Через четыре с половиной года был определен к переводу в Свято-Николаевскую Верхотурскую обитель. В монастыре заведовал библиотекой и исполнял послушание продавца свечей. 30 апреля 1900 г. был возведен в сан игумена¹¹⁶⁷. Отмечают его трогательную, почти сыновнюю любовь к о. Илие. Он очень часто посещал старца в дальней пустыне, да и о. Илия во время настоятельства о. Арефы стал гораздо чаще бывать в монастыре, стремясь, видимо, помочь своему верному послушнику, духовно поддержать его в исполнении новой для него должности. Летом 1899 г. по предложению о. Арефы о. Илия согласился на переход в уединенную келью близ Николаевской обители. Здесь к октябрю 1900 г. очень усилилась его болезнь, и о. Арефа навещал его уже ежедневно, лично наблюдая за правильностью ухода за старцем. 30 ноября 1900 г. последовала блаженная кончина о. Илии¹¹⁶⁸ в присутствии настоятеля, которым была совершена и первая лития по новопреставленному. Несмотря на то что тело почившего около суток находилось в его маленькой жаркой келье и около 3 дней в Николаевском храме обители, оно не издавало запаха. Погребен он был на монастырском кладбище, близ алтаря кладбищенского храма в честь св. мч. Неофита¹¹⁶⁹.

Можно сказать, что на прп. Арефе во всей полноте исполнились слова другого отечественного подвижника XIX столетия – прп. Зосимы (Верховского), сказанные им в своем «Поучении о послушании». Вот что он пишет: «Сколь блаженны и преблаженны те, кто в повиновении, с верой и любовью проводят жительство при отце (духовном.– Прим авт.)\ И от таких, как от самих Ангелов Божиих, и на других изливается просвещение и вразумление, ибо и они, как Ангелы Божии, горят ко всем любовью, желают всем спастись, ревнуют о славе Божией и усердствуют об исправлении и преуспеянии братьев, как о своем собственном. Ради того они и преподают всем душеполезные советы, внушая исполнять все добродетели, а более всего, утверждая в равноангельном делании, т.е. в послушании...»¹¹⁷⁰ Действительно, о. Арефа всемерно старался о продолжении дела, начатого о. Илией и о. Иовом в Верхотурском монастыре.

По мнению свт. Игнатия (Брянчанинова), основными и наиболее действенными мерами к внутреннему, духовному благоустройству монастырей является введение в обителях старческого руководства, а также тщательного изучения монашествующими Священного Писания и творений святых отцов¹¹⁷¹. Именно по этому пути пошли Валаамские иноки Свято-Николаевского монастыря. После архим. Иова в полной мере поддерживал и развивал это направление о. Арефа, сам «вскормленный» старческим руководством прп. Илии и чтением сочинений святых отцов¹¹⁷². Он лично руководил духовной жизнью братий, которые ему и еще некоторым иеромонахам «открывали свое душевное состояние и получали от них наставление к дальнейшему успеху в жизни духовной»¹¹⁷³, а в 1900 г. ввел в обители беседы с чтением «из писания святых отец и пояснениями применения этих писаний к жизни братии»¹¹⁷⁴. Всем инокам вменялось в непременную обязанность ежедневное чтение святоотеческих книг. Настоятель особенно заботился о поддержании между братиями мира и единодушия, а если замечались между ними какие-либо разногласия, то принимал все меры к их преодолению¹¹⁷⁵. Внутреннее благоустроение монастыря не могло не привлекать тех, кто искренно желал монашествовать, а потому число братий быстро увеличивалось: к концу настоятельства о. Арефы, т.е. к 1903 г., в Свято-Николаевском монастыре было уже около 160 насельников.

Примечательно, что прп. Арефа заботился о просвещении в святоотеческом духе не только братий своей обители, но и многочисленных паломников, ради чего выписывалось много книг из Синодальной типографии, из Киево-Печерской Лавры, из Оптиной пустыни, славившейся тогда переводами и изданием творений святых отцов. Среди этих книг, покупавшихся как для библиотеки, так и для церковной лавки, были, например, «Добротолюбие», сочинения прп. Исаака Сирина, творения свт. Игнатия (Брянчанинова) и другие¹¹⁷⁶.

Кроме того, подобное же благотворное влияние оказывал игумен Арефа и на другие обители Екатеринбургской епархии, благочинным которых он был в 1901 г.¹¹⁷⁷: Крестовоздвиженский Кыртомский мужской монастырь, Верхотурскую женскую общину (в будущем Покровский монастырь), Казанско-Богородицкую Каслинскую и Скорбященскую Нижне-Тагильскую общины. Обращались к нему за духовным советом и руководством монашествующие и других монастырей и даже епархий.

Скончался прп. Арефа в 38-летнем возрасте в 1903 г.¹¹⁷⁸, заранее предузнав свою кончину. Если бы не столь ранняя его смерть, то через некоторое время Свято-Николаевский монастырь можно было бы, вероятно, сравнивать разве что с самыми благоустроенными в духовном отношении обителями России: Оптиной, Глинской и Троице-Сергиевой пустынями, Валаамским монастырем. Пребывание прп. Арефы на Урале продолжалось всего около десяти лет, но в духовном плане он успел сделать очень много не только для Свято-Николаевского монастыря, но и для многих других обителей Урала.

Упомянем о нескольких, самых ярких, последователях о. Арефы, а значит, и старца Илии.

Прежде всего это иеросхимонах Игнатий (Кевролетин), в схиме Иоанн¹¹⁷⁹. Родившись в 1875 г. в Тобольской губернии, в семье мещан, он в 1894 г. поступил в Кыртомский Крестовоздвиженский мужской монастырь, где исполнял послушание в кожевенной мастерской. В 1902 г., видимо, под влиянием встреч с прп. Арефой, переходит в Верхотурский Свято-Николаевский мужской монастырь¹¹⁸⁰.

После революции о. Игнатий несколько лет служил на приходах священником, а 28 марта 1932 г. был арестован по делу о контрреволюционной монашеской организации, названной чекистами «Историческая гниль». «Для меня монашество важнее советской власти, и я, естественно, был и являюсь врагом последней, но контрреволюционной работы не проводил...» – сказал он на допросе¹¹⁸¹.

Отбыв трехгодичную ссылку в Нарымском крае и вернувшись на родину тяжело больным, он стал духовно окормлять многих монахинь из разогнанных монастырей. «Не было уже монастырских стен, но сохранился стержень монашества, сохранилось главное – правильное духовное делание, по отношению к которому все внешние уставы и обряды вторичны», – писала в своем докладе игумения Любовь¹¹⁸².

Обладая даром прозорливости, о. Игнатий нередко прикровенно предсказывал будущее. Когда для чьей-либо пользы требовалось обличение, он часто обличал шуткой; если говорил назидание, мог сказать притчей. Он отличался особенным даром духовного руководства ближними по их пути ко спасению: среди его ближайших учениц были, например, две ревностные монахини – Антония (Сычева)¹¹⁸³ и Николая (Засыпкина)¹¹⁸⁴, обе принявшие впоследствии постриг в великую схиму.

Кроме того, будто не довольствуясь скорбями вынужденными, он взял на себя и тяжелейший крест – подвиг юродства, сам искал повод, чтоб его осудили, уничижили, осмеяли. Скончался отец Игнатий в глубокой старости в 1961 г., приняв перед смертью схимнический постриг с именем Иоанн.

Еще одной выдающейся ученицей прп. Арефы была настоятельница Иоанно-Богословского Чердынского монастыря Пермской епархии игумения Руфина (Кокорева)¹¹⁸⁵, сыгравшая впоследствии большую роль в деле духовного окормления русской эмиграции в Китае. Поступив в восьмилетнем возрасте в Пермский Успенский женский монастырь, она в силу обстоятельств подвизалась затем в нескольких обителях Пермской, Московской и Екатеринбургской епархий¹¹⁸⁶, причем в течение нескольких лет духовно окормлялась у прп. Арефы, заложившего в ней прочные основы правильного духовного воспитания. В 1911 г. матушка Руфина становится настоятельницей Чердынского Иоанно-Богословского монастыря, особенно отличавшегося при ней своей благотворительной деятельностью. В период Гражданской войны она эвакуируется с белой армией во Владивосток, где вновь принимается за устроение женского монастыря во имя Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия», а в 1923 г. переезжает в Харбин, где организовывает Тихвинскую обитель, переименованную затем в Богородице-Владимирскую. В 1935 г. по благословению епископа Шанхайского Иоанна (Максимовича)¹¹⁸⁷ открывается отделение Владимирской обители в Шанхае. Духовную поддержку игумении Руфине и ее сестрам оказывает в это время Сербский патриарх Варнава (Росич)¹¹⁸⁸, взявший на себя инициативу улаживания споров в русской церковной диаспоре.

По воспоминаниям современников, игумения Руфина отличалась особенной любовью к ближним, сострадательностью и милосердием, обладала даром духовного рассуждения и проницательности, граничившей с прозорливостью, особенно прилежала молитвенному деланию. Обладала она и даром духовного слова, назидая и наставляя ближних на пути ко спасению. «Смирялись гордые, уходили умиротворенными строптивые и ропщущие, а неверующие и мало верующие убеждались в великой силе веры и обретали утраченный в жизни покой и мир душевный. Этого достигала силой веры покойная матушка Руфина», – пишет о ней ее ближайшая ученица и преемница в должности настоятельницы игумения Ариадна (Мичурина)¹¹⁸⁹. Для сестер своей обители игумения Руфина была поистине любящей матерью и богомудрой руководительницей, а для сотен обращавшихся к ней мирян – утешительницей и помощницей в скорбях, советницей и наставницей. Не случайно ее даже называли «светочем любви» – за ее особую любовь к Богу и ближним.

По ее молитвам и при ее участии совершалось много исцелений от чудесно обновившегося в 1925 г. на ее руках Владимирского образа Пресвятой Богородицы. Заранее предузнав свою кончину, игумения Руфина мирно скончалась в день Успения Пресвятой Богородицы – 28 августа 1937 г. Основанный ею монастырь еще 11 лет находился в Шанхае, а в 1948 г. был переведен игуменией Ариадной в Сан-Франциско, где действует и в настоящее время.

Есть сведения, что именно прп. Арефа духовно окормлял и еще одну духовно-опытную подвижницу XIX–XX столетий – схиигумению Магдалину (Досманову)¹¹⁹⁰, настоятельницу Ново-Тихвинского женского монастыря г. Екатеринбурга. Поступив в обитель в 12-летнем возрасте, будущая схиигумения некоторое время была помощницей настоятельницы монастыря игумений Магдалины (Неустроевой)¹¹⁹¹, исполняя различные ее поручения по хозяйственной части, а также занималась покупкой всего необходимого для монастырских мастерских. В 1893 г., по принятии пострига в мантию, начала исполнять послушание казначеи, а в 1896 г. стала настоятельницей обители¹¹⁹². У нас нет подробных сведений о ее окормлении у прп. Арефы, мы знаем об этом лишь со слов ее духовной дочери схимонахини Николаи (Засыпкиной), однако несомненно, что она получила от него правильное духовное воспитание в святоотеческом духе. После разгона монастыря в 1920-х гг. именно матушка Магдалина встала во главе довольно большой общины сестер, сумев сохранить и укрепить в них дух истинного монашества в необыкновенно тяжелых условиях гонений за веру. Своих последовательниц она учила молитве Иисусовой, чтению творений святых отцов, исполнению заповедей Евангелия. «В своем старческом служении матушка сочетала рассудительное снисхождение с умеренной строгостью. Все духовные силы своих чад она направляла на искание чистоты сердца, учила сохранять мир и любовь с ближними, говоря: «На телесные подвиги мы неспособны, только одним можем закон исполнить – тяготы друг друга носить». Но, снисходя телесным немощам, она строго следила за духовным здоровьем своих чад: на молитве учила стоять со вниманием, не позволяла празднословить, смеяться попусту. Наставляла, чтобы нигде не задавали лишних вопросов, говоря, что любопытство – мать пороков»¹¹⁹³. Обладала она и даром прозорливости, предсказав, например, схимонахине Николае всю ее дальнейшую жизнь.

Скончалась схиигумения Магдалина в 1934 г. в Екатеринбурге в окружении своих духовных учениц.

Таким образом, мы видим целую плеяду духовноопытных старцев и подвижников Урала, чье духовное родство через прп. Илию (Чеботарева) восходит преимущественно к афонскому монашеству в лице его яркого представителя прп. Антипы (Лукиана). И это не случайно. Это очень органично вписывается в те духовные связи русского и афонского монашества, которые постепенно устанавливались на протяжении многих веков. Достаточно вспомнить хотя бы имена первоначальника Киево-Печерской Лавры прп. Антония, основателей Успенского монастыря на Онежском озере прпп. Лазаря и Феодосия, игумена Спасо-Каменного монастыря Дионисия, устроителя Коневского монастыря прп. Арсения, основателя Спасо-Преображенского монастыря на р. Нурме прп. Сергия Нуромского, создателя скита на р. Соре прп. Нила Сорского и, конечно же, выдающегося старца и духовного руководителя прп. Паисия (Величковского).

В истории Русской Церкви неоднократно влияние Афона имело особое значение. Как известно, с именами прпп. Антония Киево-Печерского и Нила Сорского связывают появление у нас монашеского и скитского образов жительства, а с деятельностью прп. Паисия (Величковского) – расцвет в России в XVIII–XIX столетиях старчества и умного делания. Во многом благодаря прп. Илии стало возможным духовное возрождение монашества на Урале в конце XIX – начале XX в., что также вносит свой немалый вклад в историю развития духовных связей России и Святой Афонской Горы.