Подвижники Благочестия

Известно, что при Синайской горе есть монастырь во имя Преображения Господня, существующий с половины шестаго столетия христианства. Известно также из сочинений церковных писателей, что еще раньше основания Синайскаго монастыря иночество уже процветало на Синае: в пятом и даже в четвертом веках было там много отшельников, из которых одни подвизались у подножия священных гор Синая и Хорива, другие рассеяны были по пустыне Синайской, и жили в долинах, пещерах, ущельях и в самых диких и пустынных местах, оглашая их своими псалмопениями и славословиями Богу. Между бесчисленным множеством душ, созревавших здесь для небесной жизни и отходивших к Господу, было много дивных мужей, которые необыкновенными подвигами христианскаго самоотвержения и самоумерщвления достигали Ангельской чистоты и бесстрастия и исполнены были всеми дарами Благодати. Изумительны их подвиги, дивны дары Благодати, в них действовавшей, высоки добродетели их, назидательны и душеспасительны их духовные советы и наставления.

Это – духовные крины, которые произрастила Синайская гора, прекраснейшие и драгоценнейшие не только самых прекрасных цветов и произрастений земли, но их не бе достоин и весь мир по Апостолу (Евр.11:38). Рукою Всевышняго они перенесены в небесный Эдем: но и доселе не перестают разливать благоухание и производить сладость в христианах, благоговейно чтущих их необыкновенное самоотвержение, их подвиги, молитвы, посты, благодатные дары, возбуждая и усиливая в этих почитателях благоговение и любовь к Богу, дивному во Святых своих, ощущение сладости благочестивой жизни и стремление к нравственному совершенству.

Во славу Божию, в честь и память подвижников Синайских и в назидание благочестивых христиан предлагаются в настоящей книге сказания о знаменитых подвижниках, процветавших на Синае и в окрестностях сей горы.

В Четьи-Минеи и в Месяцословах Святых не много находим имен знаменитых мужей, подвизавшихся на Синае; но много имен подвижников синайских, славных необыкновенными подвигами иноческой жизни и высокими добродетелями, встречается в древних собраниях житий отеческих, в сочинениях историков церковных, в Богослужебных книгах и др. Предлагаемыя Сказания о святых мужах и великих подвижниках благочестия, процветавших на Синае, заимствованы из всех этих источников.

Знаменитые подвижники благочестия, процветавшие на Синае и в окрестностях сей горы

Известно, что еще в III веке явились в Христианской Церкви подвижники-отшельники, люди, которые угождали Богу и достигали нравственнаго усовершения необыкновенными подвигами христианскаго самоотвержения, отрешившись от всего земнаго, вдали от людей, в самом строгом уединении и безмолвии. Они избирали для этого самыя уединенныя и пустынныя места. Поэтому должны были явиться избранники отшельнической жизни и на Синайском полуострове, который отличался самым пустынным положением. Путешественники говорят,¹ что они не встречали места более пустыннаго, как на Синайском полуострове, в Синайских горах и в окрестностях этих гор. Здесь даже дикие звери не остаются надолго жить, а зашедши сюда случайно из пустыни аравийской, спешат удалиться в места, оживленныя присутствием животных. Но не одна пустынность Синайскаго полуострова, не одно безмолвие Синайской горы должны были привлекать сюда отшельников: столько же могли привлекать в Синайскую пустыню избранников безмолвия и священныя воспоминания о великих ветхозаветных событиях, некогда здесь совершившихся. Здесь являлся многократно сам Бог; здесь горела и не сгорала Купина; здесь во гласе грома и молний Бог дал закон израильскому народу; здесь Моисеем чудесно изведена вода из скалы. Здесь несколько времени жил Илия, ветхозаветный первообраз новозаветных иноков. И действительно, в половине III века, во время гонения Декия, многие христиане из Нижняго Египта, по свидетельству Дионисия еп. Александрийскаго, укрывались на Синае; других уводили туда в плен Сарацины; между этими христианами было, без сомнения, много подвижников. Еще раньше сего проводили отшельническую жизнь на Синае, как говорит предание, до сих пор сохраняемое здесь, Галактион и Епистимия.² Во время страшнаго гонения Диоклитиана прибыли на Синай многие подвижники египетские, и, отыскавши с помощию Библии и туземнаго предания священныя места синайския, водворялись на этих местах и служили здесь Господу постом и молитвою. Наконец, в половине IV века, когда в Египте утвердилось и чрезвычайно усилилось иночество, и распространилось отсюда по всем странам, из Египта и из других стран во множестве приходили на Синай подвижники, искавшие большаго уединения и безмолвия и любили там жить и умирать о Господе.

Таким образом, во второй половине IV века иночество совершенно утвердилось на Синае, и, как в Египте и других странах, быстро развилось здесь и скоро процвело.

Подножие богошественнаго Синая, хребет Хорива, юдоль неопалимой Купины и дебри у средоточных гор синайских: Зербала, Сумры, Хамры и Умшомара, увидели тружеников креста и огласились их священными псалмопениями. В окрестностях этих гор, в долинах, пустынях, в дебрях и пещерах, спасались аввы с своими учениками. Сделались знаменитыми самыя уединенныя и пустынныя места: Арселай, Турва, Гудда, Фола, Геф, Ахилим, Салаим, как места необыкновенных подвигов знаменитых подвижников. Пустыня Раифская, долина Фарана также наполнились подвижниками, которые служили Богу постом и молитвою. А подвижничество было здесь в такой же степени и силе, в какой оно находилось в Египте. Во второй половине IV столетия, именно около 370–373 года, был на Синае египетский монах Аммоний, из Канопа, зашедший сюда на возвратном пути из Палестины после поклонения святым местам. Он видел синайских пустынников и оставил дошедшее до нас свидетельство о их жизни и подвигах. По его сказанию эти отцы вели жизнь весьма суровую, и по своим подвигам более могли быть названы ангелами, нежели людьми. Тела их были иссушены постом и бдением. Они не вкушали ни вина, ни масла, ни хлеба, и питались только финиками и желудями. Только для приходящих странников и богомольцев хранилось у настоятеля несколько хлеба. Шесть дней недели иноки безмолвно проводили в кельях, рассеянных по горам и долинам. В субботу вечером собирались они в кириакон, т. е. храм Господень, построенный на месте неопалимой Купины, совершали всенощное бдение, и утром причащались Св. Таин. Потом расходились каждый в свою келию. Подобную же жизнь провождали и пустынники, жившие в Раифе и ея окрестностях (см. в Чет. Мин. 14 янв. повесть монаха Аммония о избиении иноков на Синае и в Раифе).

В первой половине следующаго века подвизался на Синае преподобный Нил, написавший многочисленныя душеспасительныя творения. Он в своих творениях оставил нам описание жизни и подвигов современных ему Синайских подвижников. По рассказу преподобнаго Нила, из отшельников одни жили в каливах (шалашах), другие в пещерах и вертепах. Немногие из них употребляли в пищу хлеб, потому что возращение его стоило чрезвычайных трудов в бесплодной пустыни. Для удовлетворения только необходимых потребностей иные заступом возделывали немного худой земли. Многие питались зелием и ягодами, готовя себе простую, чуждую всяких приправ трапезу. Они тщательно предостерегали приготовлявших пищу, чтобы не теряли много времени в заботе о теле и не опустили того, чем преимущественно должны заниматься. Иные принимают пищу только в день воскресный, соблюдая пост всю седмицу; другие два раза в неделю, иные через день. Они соревнуют жизни ангелов; и хотя уступают необходимым требованиям тела, но только тогда, когда силы их ослабевают от великих подвигов.

О деньгах у них и не слышно. Они не знают ни продажи, ни купли. Ибо всякий даром дает другому то, в чем он нуждается, и взаимно получает даром то, чего сам не имеет. Огородный овощ, плоды, изредка хлеб – вот в чем выражается взаимная щедрость и любовь. Им неизвестна зависть, которая часто преследует добрыя дела, и превосходство одного не возбуждает зависти в другом. (Преуспевший в добродетели не гордится пред немощным братом; приписывая успех не своим трудам, но силе Божией, ведет себя смиренно; он внутри себя носит глубокое убеждение, что он не виновник добрых дел, но только орудие благодати, которая в нем действует. Низший же по подвигам, не слабости природы, но своему нерадению приписывает свои недостатки. Так смиряясь один перед другим, и все пред всеми, стараются превзойти друг друга не высоким мнением о себе, но богатством добродетели. Ибо для того, оставляя обитаемыя страны, поселяются в пустыни, чтобы Богу, а не людям сделать известными свои подвиги, от Него единаго ожидая и воздаяния. Они знают, что обнаружение сделаннаго по Богу погубляет и ревность души и награду; ревность расслабляется превозношением, а награду уменьшают похвалы от людей.

Жилища они устрояли не в соседстве, но на расстоянии двадцати, или более поприщ один от другого, желая в большей тишине благоугождать Богу, и стараясь, чтобы беседа их с Богом не была ничем прерываема. В дни воскресные они приходят в церковь, сходятся друг с другом, чтобы совершенное разлучение не нарушило союза согласия, мало-помалу приводя к забвению отношения взаимных обязанностей. В сии дни причащаются Святых Таин и угощают друг друга духовными беседами и наставлениями. Такия беседы весьма полезны для ревнующих о добродетели и подвизающихся против духов злобы, обнаруживая их коварство, чтобы неопытный в борьбе с ними не был уловлен. Искусившиеся в подвигах наставляют неопытных и недавно вступивших в подвиг противиться воздержанием пороку чревоугодия, потому что угождение чреву дает пищу плотским вожделениям. Друг же друга совершенные предостерегают от тщеславия и гордости, сравнивая эти пороки с подводными камнями, лежащими близ пристани, которые после великих трудов плавания подвергают крайней опасности и гибели непотерпевших кораблекрушения среди волн пороков и бури нечистых помыслов. Помышляя о жителях сей пустыни, Моисее и Илии, стараются подражать их смирению, почитая справедливым следовать образу жизни тех, которых землю они занимают. Ибо в Моисее величие власти не возбудило превозношения, и Илию не надмило чудо, совершившееся над жертвами. Здесь Моисей видел Купину горящую и несгорающую; здесь он получил скрижали закона. Здесь Илия обитал в пещере, одетый милотию, и здесь в хладе тонком видел Бога. Подражая их примеру, иноки всю жизнь проводят в сей пустыни, по которой Израильтяне, проходя только временно, предались ропоту. Имея с неба ниспосылаемую пищу, они жаловались на голод, и сорока дней не могли без своего вождя удержать волю свою от нечестия. Но иноки всю жизнь любомудрствуют в пустыни, нуждаясь в самом необходимом и будучи сами для себя учителями благочестия.

С величайшею похвалою отзывается о синайских подвижниках и историк Прокопий, живший во времена Императора Юстиниана. В стране, которая прежде называлась Аравиею, а теперь называется Третьею Палестиною, говорит он, есть обширная пустыня безводная и лишенная плодоносных растений. В этой пустыне, недалеко от чермнаго моря, одиноко возвышается гора по имени Синай, на которую очень трудно восходить. На ней живут пустынники, которые проводят жизнь свою в суровых трудах, в подвигах покаяния и непрестанном памятовании смерти. Здесь беспрепятственно наслаждаются они глубоким уединением, которым дорожат всего более в мире. Император Юстиниан, не находя что бы сделать для них, – потому что они ничего не желали, всего более заботясь о снискании духа совершенной нестяжательности, об умерщвлении тела и об удалении от себя всякой привязанности ко всему тленному и преходящему, – построил для них храм во имя Пресв. Богородицы, чтобы они возносили в нем свои молитвы и совершали таинства (De aedific. 5).

Вот на какой высокой степени находилось на Синае иночество в первыя столетия его здесь существования! Вот как процвело в Синайской пустыни подвижничество! И произросли в Синайской пустыни духовные крины, процвели дивные мужи, которые высотою своих подвигов удивили самых высоких подвижников их времени, а славою добродетелей своих наполнили весь мир; явились духоносные аввы, которые духом проникали в сердца людей, и читали там сокровеннейшие помыслы; увидели и таких старцев, которые силою Благодати Божией, в них обитавшей, совершали чудныя дела: исцеляли всякаго рода болезни, изгоняли нечистых духов из одержимых ими, провидели будущее и т. п., были, наконец, между синайскими отшельниками и юные подвижники, которые высокими подвигами иноческой жизни и добродетелями своими равнялись с поседевшими, так сказать, в иноческой жизни старцами.

Время самаго цветущаго состояния иночества на Синае – пятый, шестый и седьмой века; с осьмаго века оно стало упадать, и упадало в следующие веки больше и больше: в начале одиннадцатаго века пустынныя кельи и малыя обители представляются или разрушенными или в совершенном запустении. Некогда Бог дождил манну на пустыни синайския, и потом прекратил ее. Произвел Господь в пустынях синайских многочисленныя духовныя рождия на Лозе истинной и потом простер оттуда живительные соки ея в другая страны. Однако и на Синае остался один корень божественной Лозы, который не переставал давать новые отпрыски и приносить спелые грозды: в синайском монастыре, построенном Императором Юстинианом на самом месте неопалимой Купины и уцелевшем до нашего времени среди всех смут и потрясений Востока, во все времена были, без сомнения, мужи дивные и по необычайным подвигам и по высоким добродетелям; к величайшему сожалению, имена знаменитых Синаитов последующих веков, кроме немногих, нам неизвестны; их ведает один Бог, вписывающий имена рабов своих в вечную книгу жизни.

* * *

Первые подвижники Синайские, имена которых известны нам, были: на Синае – Силван или Силуан и ученики его: Марк, Натира и Зинон, Дула, Исайя и Савва, в Раифской пустыни – Иосиф Аналитин, Моисеи, ученики его: по имени также Моисей и Павел.

Преподобный Силван, или Силуан, был родом из Палестины, и подвизался сначала в Нижнем Египте, в Скиту,³ где жило под его руководством много других подвижников. В половине IV века с двенадцатью учениками своими он переселился в Синайскую гору. Жилищем его здесь были, вероятно, пещеры, которых множество природных и искусственных представляет и теперь хребет Хорив. В ложбинах между утесами и теперь есть бассейны воды, которые дают возможность возделывать сад. Преподобный, признавая нужным для подвижника труд телесный, развел сад, который сам возделывал и поливал, упражняясь в то же время в иноческих подвигах. Впоследствии Силван оставил Синайскую гору и переселился в Палестину, где в Герарах (южные Газы) основал знаменитую в свое время общественную обитель. Память преподобнаго Силвана совершается в Православной церкви в субботу сырной недели, в которую воспоминаются все преподобные и богоносные отцы, в подвиге просиявшие.

Дивный муж был этот старец Силван. Историк Созомен говорит, что за его высокия добродетели Господь послал к нему Ангела, который, видимо, служил ему. О его высоких добродетелях и духовной мудрости свидетельствуют некоторыя частныя черты из его подвижнической жизни, сохранившияся в одном древнем собрании сказаний о подвижничестве святых отцев, именно в Достопамятных сказаниях о подвижничестве святых и блаженных отцев.

Некогда авва Силуан и ученик его Захария пришли в один монастырь, где упросили их вкусить немного пищи на дорогу. Когда вышли они из монастыря, ученик аввы увидел воду на дороге и хотел пить. Старец говорит ему: Захария, ныне пост! – Разве мы, отец, не ели? – отвечал ученик. – Ели, но это было дело любви, – сказал старец, – а теперь, сын мой, должны мы соблюсти пост свой.

Авва Силуан, беседуя однажды с братиею, пришел в исступление и пал на лице свое. Долго лежал он на земле, потом встал и начал плакать. Братия спросили его: что с тобою, отец, сделалось? – Он молчал и плакал. Когда же братия принудили его говорить, сказал: я восхищен был на суд, и видел, что многие из нашего сословия шли в муку, а многие из мирян шли в царствие небесное. Старец продолжал плакать и не хотел выходить из кельи своей. Если принуждали его выходить, всегда закрывал лице свое кукулем и говорил: зачем мне смотреть на этот временный свет, от котораго нет мне никакой пользы?

В другой раз вошел к авве Силуану ученик его Захария, и нашел его в восхищении, а руки его распростерты были к небу. Затворив дверь, Захария вышел; потом опять приходил около шестаго и девятаго часа, и находил его в том же положении. Наконец постучался в десятом часу, вошел в келью, и увидел, что он отдыхает. Что с тобою, отец, сделалось? – спросил Захария старца. – Сего дня, сын мой, занемог я, – отвечал старец. Но Захария, обняв ноги его, сказал: не отстану от тебя, Авва, если не скажешь мне, что ты видел. Старец открывает ему: был я восхищен на небо и видел славу Божию, и находился там до сего времени, а теперь отпущен.

Когда авва Силуан жил в горе Синайской, ученик его Захария, однажды отходя на работу, говорит старцу: Авва, сходи за водою и полей сад. Старец, вышед из кельи, закрыл лице свое кукулем и смотрел только себе под ноги. В это время шел к нему брат, и увидев его издали, наблюдал, что он делает. Потом подошел к нему и спросил: Авва! скажи мне, для чего ты, идя поливать сад, закрыл лице свое кукулем? – Для того, сын мой, отвечал старец, чтобы глаза мои не видели дерев, и ум мой не развлекался им в своей деятельности.

Один брат пришел к авве Силуану в гору Синайскую. Увидев, что братия работают, он сказал старцу: делайте не брашно гиблющее (Ин.6:27): Мария же благую часть избра (Лк.16:22). Старец сказал своему ученику: Захария! подай брату книгу и отведи его в пустую келью. Когда наступил девятый час, брат прислушивался у двери, не посылают ли звать его в трапезу. Но как никто его не звал, он сам, встав, пошел к старцу и говорит ему: Авва! уже ли братья сегодня не ели? – Ели, – отвечал старец. – Почему же не позвали меня? – опять спросил брат. – Потому, – отвечал старец, – что ты человек духовный и не имеешь нужды в такой пище; а мы, как плотские, хотим есть, и потому работаем. Ты избрал благую часть, читая целый день, и не хочешь вкушать плотской пищи. Брат, выслушав сие, поклонился старцу и сказал: прости меня, авва! Тогда старец говорит ему: так и Мария имеет нужду в Марфе; ибо и Мария похваляется из-за Марфы.

Однажды спросили авву Силуана: какую ты, отец, проводил жизнь, что достиг такого благоразумия? Авва отвечал: никогда не впускал я в сердце свое помыслов, прогневляющих Бога.

Рассказывали об авве Силуане, что жил он в келье своей затворником, и имея у себя немного чечевицы, сделал для нея сто решет. Вот однажды пришел к нему кто-то из Египта; с ним был осел, навьюченный хлебом. Египтянин, постучавшись в дверь старца, сложил хлебы у кельи. Старец взял решета, наложил их на осла, и отпустил Египтянина.

Однажды ученик аввы Силуана, Захария, без согласия аввы вышел из кельи и, взяв с собою братию, разломил ограду сада и распространил его. Старец, узнавши об этом, взял свою милоть, вышел из кельи и говорит: братия, помолитесь обо мне! Братия, увидев его, пали к ногам его и говорили: скажи нам, отец, что с тобою сделалось? Старец отвечал им: я не войду в келью свою, и не скину с себя милоти, пока не переставите ограды на прежнее место. Братия снова разломали ограду и поставили ее на прежнем месте. Тогда старец возвратился в келью свою.

Авва Силуан говорил: я раб, и господин мой сказал мне: работай у меня, я буду кормить тебя, а как буду кормить – об этом не спрашивай. Сам ли что я имею, или буду воровать или брать взаймы, – ты об этом не спрашивай, ты только работай, а я буду кормить тебя. – Итак, если я работаю, то кормлюсь от платы за мои труды; если не работаю, то питаюсь милостынею.

Также говорил: горе тому человеку, у котораго имя знаменитее дел его!

Авва Моисей спросил авву Силуана: может ли человек каждый день начинать свои дела? Старец отвечал: если он добрый делатель, то может и каждый час.

Один из отцев, рассказывал некто, встретился с аввою Силуаном, и увидев, что он лицем и телом светел, как Ангел, пал на лице свое. Он говорил при сем, что и некоторые другие старцы имели сей дар.

* * *

У знаменитаго учителя знамениты и некоторые ученики. Таковы были: Марк, Натира и Зенон.

Марк, ученик преподобнаго Силвана, жил с ним в Скиту, и, переселившись с ним же в Синайскую гору, после многих подвигов здесь скончался. Марк знаменит необыкновенным послушанием и удивительною покорностию; в богослужебных книгах он и называется .благопокорный и благопослушный (в службе субб. сырн.).

Жил Марк еще в Скиту у аввы Силвана. Он был хороший писец. Авва весьма любил его за послушание. Кроме Марка, у аввы было еще одиннадцать учеников. Ученики скорбели о том, что старец любил Марка больше, чем их. Когда услышали об этом скитские старцы, то опечалились, и, в один день пришедши к старцу, сильно укоряли его за неравное расположение его к ученикам. Авва Силван попросил старцев идти с собою и потом, подошед с ними к кельям учеников своих, стучался в двери каждой кельи и говорил: брат такой-то, пойди сюда, ты мне нужен, но ни один из них не поспешил тотчас же к нему выйти. Подошли к келье Марка. Лишь только старец постучался в двери его кельи и сказал: Марк. – Марк в ту же минуту выбежал к нему, и он дал ему какое-то поручение. Силван тут сказал старцам: где же, отцы, прочие братия? Потом вошли все в келью Марка. Старец взял тетрадь, на которой Марк писал, и увидел, что он начал было писать одну букву, но когда услышал голос старца, бросил перо, не докончив ее. Тогда старцы сказали Силвану: справедливо ты любил его, и мы любим, и Бог любит его.

Однажды – и это было еще в Скиту – пришла в Скит мать Марка, и пришла с большою пышностью. Когда старец Силван к ней вышел, она сказала ему: Авва! вели моему сыну выйти ко мне, я хочу посмотреть на него. Старец велел ему выйти к матери. Марк носил одежду, сшитую из разных лоскутков, и весь был измазан сажей. Из послушания к старцу, Марк вышел к своей матери, но закрыл глаза и сказал: здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, – и никого не видал. Мать также не узнала его. Она в другой раз посылает просить старца: Авва! пошли ко мне моего сына, я хочу его видеть. Старец сказал Марку: я ведь говорил тебе, пойди, мать твоя хочет видеть тебя. Марк отвечал ему: я выходил, авва, по приказанию твоему; но теперь прошу тебя, не посылай меня к матери моей в другой раз, чтобы мне не ослушаться тебя. Старец сам вышел к матери Марковой и сказал ей: сын твой – тот самый, который выходил к тебе и говорил: здравствуйте. Он утешил ее и отпустил.

В другой раз – и это также происходило в Скиту – авва Силван, прогуливаясь с старцами, захотел показать им послушание ученика своего Марка. Увидев небольшаго вепря, старец сказал Марку: видишь ли ты, сын мой, этого малаго буйвола? – Вижу, авва, – отвечал он. – Как хороши у него рога! – Так, авва, – сказал Марк. Старцы подивились такому ответу Марка и получили от послушания его назидание.

Авва Силван с некоторыми учениками своими переселился в Синайскую гору, в числе их был и Марк. Мать Марка послала к старцу, и со слезами умоляла его отпустить сына ея, чтобы ей видеться с ним. Старец отпустил Марка. Но Марк, когда пришел к старцу проститься с ним, вдруг заплакал, – и не пошел.

Авва Силван собрался идти в Сирию. Марк сказал ему: Отче! Я не хочу выходить отсюда, и тебя не пущу. Авва! пробудем здесь еще три дня. Старец остался. На третий день Марк скончался.

Память преподобнаго Марка совершается в Церкви в субботу сырной недели.

Натира или Нетр из пустыни был избран в епископы в Фаран. В городе он жил гораздо строже, чем в пустыне. Ученику его показалось это странным, и он однажды сказал ему: Авва! когда мы были в пустыне, ты не так строго жил. Святитель отвечал ему: «в пустыне было безлюдье, молчание и бедность, посему я поддерживал тело мое для избежания болезней, и чтобы не искать того, чего там у меня не было; а здесь – мир, тут есть все удобства. Здесь, если случится и заболеть мне, то есть кому помочь. Здесь боюсь я, как бы не погубить в себе монаха».

Зинон, или Зенон⁴, сопутствовал преподобному Силвану из Скита на Синай, жил и подвизался с ним в Синайской пустыни, и потом сопутствовал ему в Палестину; жил и в Сирии. Зенон имел дар чудотворения, и отличался глубокою духовною мудростию. Свидетельства духовной мудрости его находятся в Достоп. сказ, о подвижничестве св. отцев, где представлены некоторыя наставления и духовные советы преподобнаго, которые он давал по разным случаям лицам, с ним обращавшимся.

Авва Зенон (рассказывается в Достоп. сказ, о подвижничестве св. отцев), ученик блаженнаго Силуана, говорил: не живи в славном месте, не садись с знаменитым человеком, и не полагай основания, чтобы когда-либо строить себе келью.

Сказывали об авве, что сначала он ни от кого ничего не хотел принимать. И посему делавшие ему приношения уходили от него, скорбя о том, что он не брал. А другие приходили к нему, желая получить от него что-нибудь, как от великаго старца, но ему нечего было давать им, – и сии отходили с скорбию. Видя сие, старец сказал: что мне делать? и те скорбят, которые приносят, и те, которые хотят получить. Вот что будет лучше: если кто принесет – возьму; а если кто попросит – отдам ему. Так делая, и сам он был спокоен, и все были им довольны.

Один брат Египтянин пришел к авве Зенону в Сирию и жаловался старцу на свои помыслы. Старец, удивляясь, сказал: Египтяне скрывают добродетели, которыя имеют, но всегда обвиняют себя в грехах, которых не имеют. А Сирияне и Греки присвояют себе добродетели, которых не имеют, и скрывают грехи, которые имеют.

К авве Зенону пришли братия и спрашивали: что это написано в книге Иова: «небо же нечисто пред Ним» (Ив.15:15)? Старец сказал им в ответ: братия оставили грехи свои, и исследывают небеса. А значение слов такое: поскольку один Бог чист, потому он и сказал: небо же нечисто.

Рассказывали об авве Зеноне, что он, живя в Скиту, пошел однажды ночью из своей кельи к озеру; но заблудившись, он ходил три дня и три ночи. Усталый и изнемогший, он пал как бы умирающий. Но вот стал пред ним отрок, держа в руках хлеб и сосуд с водою, и сказал ему: встань, ешь! Старец, встав, помолился, думая, что это призрак. Юноша сказал ему: хорошо ты сделал. Старец еще помолился в другой и третий раз; а юноша опять сказал: ты хорошо сделал. Тогда старец встал, взял и поел. После сего говорит ему юноша: сколько ты ходил, настолько удалился от своей кельи; но иди за мною; прошед немного, тотчас старец увидел себя у своей кельи, и сказал юноше: войди, сотвори у нас молитву. Когда старец вошел в келью, юноша стал невидим.

В другое время тот же авва Зенон проходил Палестину, и утомившись, сел для принятия пищи, у огуречнаго огорода. Помысл говорил ему: возьми один огурец и съешь, ибо что в этом важнаго? Но он отвечал своему помыслу: воры подвергаются наказанию, так испытай себя, можешь ли ты перенесть наказание. Вставши, он пять дней простоял на жару, и изнуренный зноем, сказал сам себе: не могу снести наказания; потом говорит своему помыслу: если не можешь, то не воруй и не ешь.

Авва Зенон сказал: кто хочет, чтобы Бог скоро услышал молитву его, тот, когда станет пред Богом, и прострет руки свои к Нему, прежде всего, даже прежде молитвы о душе своей, должен от всего сердца молиться о врагах своих. За сие доброе дело Бог услышит его, о чем бы он ни молился.

Говорили, что в одном селении некто много постился, так что прозвали его постником. Услышав о нем, авва Зенон позвал его к себе. Тот с радостию пришел к нему. Помолившись, они сели. Старец начал работать молча. Постник, не находя, о чем говорить с ним, начал сильно скучать, и наконец говорит старцу: помолись о мне, авва! я хочу идти домой. Зачем? – спросил его старец. Он отвечал: у меня сердце будто в огне, и я не знаю, что с ним делается; когда был я в селении, постился до самаго вечера, и никогда не случалось со мною подобнаго. Старец говорит ему: в селении ты сыт был слухом; но теперь ступай, и с сего времени принимай пищу в девятом часу, а если что делаешь, делай тайно. Когда постник начал так делать, то уже с болезнею ожидал девятаго часа. Знавшие его говорили: постник одержим бесом. Когда он пришел к старцу и рассказал ему обо всем, – сей отвечал ему: такой путь угоден Богу!

Иосиф, родом Аналитин, подвизался в Раифе. Пришел к нему в одно время некий брат спросить о помыслах. Постучав в двери кельи аввы и не получив ответа, он посмотрел в окно и увидел стоящаго среди кельи старца всего в пламени. Испугавшись этого видения, брат пришел в ужас, пал на землю и лежал как мертвый около двух часов. Пришедши в себя, он сел у дверей кельи. Старец, упражняясь в молитве и богомыслии, ничего не знал о происходившем здесь. По прошествии пяти часов брат опять толкнул в двери; старец отворил двери и, введши его в келью, спросил: когда ты пришел, чадо? – Уже четыре или более часов, как я пришел сюда, отвечал он; но чтобы не обеспокоить тебя, отче, я не толкал в двери кельи доселе. Блаженный старец уразумел, что пришедший брат видел все с ним происходившее, и ничего ему о том не сказал. Подавши ему потом полезные советы о помыслах, старец с миром отпустил его, а сам тотчас же оставил свою келью, и скрылся, бегая славы человеческой. Спустя несколько времени пришел к авве ученик его именем Геласий, живший недалеко в особой келье, и не нашедши его там, долго и напрасно искал его по пустыне; наконец с слезами возвратился в келью старца и поселился в ней, дабы вид кельи, в которой жил отец его, доставлял ему хотя малое утешение. Он прожил в этой келье до шести лет. В один день около девятаго часа кто-то толкнул в двери кельи: Геласий, вышед, увидел стоящаго пред дверями отца своего авву Иосифа, – и испугался, думая, что видит дух; однако с радостью сказал ему: сотвори молитву, отче. Старец сотворил молитву, и они облобызались. Потом старец сказал ученику: хорошо ты сделал, чадо, что спросил прежде о молитве; ибо много различных сетей диавола. Брат же сказал ему: почему изволилось тебе, отче, отлучиться от отец, и оставить меня, свое чадо: я и доселе все был в скорби и плаче. Старец отвечал ему: причину моего удаления, чадо, один Бог знает; только я до сих пор ни от места сего не удалялся, ни тебя не оставлял; не прошло даже одной недели, в которую бы я не причастился с отцами в церкви св. бессмертных Таинств Христа Бога нашего. И удивлялся сильно брат, как это, ходя посреди братий, никем из них он не был виден; и сказал старцу: теперь же, отец мой, зачем ты видимо пришел к своему сыну? Старец отвечал: настало уже время отшествия. моего ко Господу, сын мой, и я пришел к тебе, чтобы ты похоронил меня. Побеседовав с ним о душевной пользе и утвердив его в добродетельной жизни, преподобный старец мирно отошел ко Господу. Память его совершается 4 января, когда воспоминаются отцы, избиенные на Синае и в Раифе.

В 374 году, во время пребывания на Синае монаха египетскаго Аммония, Божиим попущением постигло отшельников, подвизавшихся вокруг Синая и Хорива и в Раифской пустыни величайшее несчастие: в один день, именно 14 января, напали на них варвары (Сарацины и Блеммийцы) и всех их почти перебили. Многие из этих отшельников были необыкновенные подвижники, и выказали в это тяжкое время истинно-христианское самоотвержение и необыкновенное величие духа.

Из 38-ми отцев, избиенных на Синае, остались в живых только двое: Исайя и Савва. Первый был ранен смертельно, и к вечеру того же дня отошел ко Господу. Савва был ранен не столь сильно и мог надеяться, что останется в живых. Предался он сильной скорби, что не сподобился умереть вместе с святыми, и горько и жалобно взывал: увы мне, грешному! увы, непричтенному к лику святых отец, за Христа убиенных! Увы мне непотребному, отверженному в единонадесятый час, увидевшему пристанище спасительнаго царствия и в него не вшедшему! И с умилением молился он Господу: Боже Вседержителю; ниспославый Сына Своего Единороднаго для спасения рода человеческаго, един благий человеколюбец, не отлучи меня от прежде усопших святых отец, но да наполнится мной четыредесятное число рабов Твоих. Ей Господи Иисусе Христе! благоволи о сем, ибо от утробы матери моей я Тебе последовал и Тебя единаго возлюбил. Помолившись таким образом, он предал святую душу свою в руки Божии.

Из сорока отцов – подвижников, избиенных Сарацинами в Раифской пустыне, знамениты: авва Моисей и Павел, игумен Раифскаго кириакона.

Моисей, родом из Фарана, подвизался в Раифе в одной пещере. Он еще в юных летах посвятил себя Богу и необыкновенными подвигами достиг такой святости и получил от Бога такую благодать, что Господь подавал ему все, чего он у Него просил. Он исцелял всякия болезни и изгонял бесов из одержимых ими людей. Однажды приведен был к св. старцу для исцеления начальник Измаильтян, Оведиан, одержимый нечистым духом. Когда оставалось недалеко до кельи старца, лукавый дух поверг Оведиана на землю и с плачем взывал: горе мне! К кому меня ведут! Ни на один час не мог я запнуть и искусить того человека. Сказав это, бес из него вышел. Святостью своей жизни, даром исцеления болезней и проповедью авва Моисей обратил ко Христу весь народ, живший в окрестностях Фарана и Раифы и подвиги св. мужа точно были необыкновенны. Он провел в иночестве 73 года, и во все это время не вкушал хлеба, а питался одними финиками и водою и то в самом малом количестве, ночи он обыкновенно проводил без сна, и только, совершив утреннее пение, предавался на короткое время отдохновению. Он столько любил безмолвие, что на весь великий пост затворялся в келье и ни с кем не беседовал. На весь пост он приготовлял в пищу только двадцать фиников и для питья сосуд воды; впрочем, и от этого скуднаго запаса у него еще оставалось. Последователь строгаго уединения и безмолвия, св. старец, впрочем, радушно и с сердечным участием принимал тех, кои приходили к нему побеседовать о помыслах, или просить его святых молитв для исцеления болезней; он принимал также и странных о Господе, и по любви христианской держал для таких людей немного хлеба.

Приснопамятен и ученик аввы Моисея, по имени также Моисей. Сорок семь лет Моисей безмолвствовал при великом своем авве, и, без сомнения, в это столь продолжительное время усвоил себе дух и стяжал добродетели своего старца. Этот ученик, – назидательнейший пример для юных подвижников.

Варвары проникли в Раифскую пустыню, обступили кириакон и башню. С страшным криком и шумом стараются они овладеть этими местами, где во храме находились иноки, подвизавшиеся в пустыни. Некоторые из иноков смутились духом, видя перед собою смерть. Священный игумен Павел встал и одушевил иноков и возбудил в них готовность мужественно принять смерть из любви к Господу. «Вы знаете, сказал он, что ради любви к Господу Иисусу мы отреклись суетнаго мира, пребываем в этой безлюдной и скорбной пустыне и несем благое иго Христово, терпя алчбу и жажду, чтобы быть наследниками Христа в царствии небесном. И теперь над нами исполнится то, чего мы желаем. Если Христос освободит нас от сей суетной жизни, мы должны благодарить Его и радоваться. Ибо что вожделеннее, что сладостнее лицезрения Христа Спасителя? Вспомните, братия и отцы, как мы ублажали пострадавших за Христа и желали быть участниками их славы. Вот наше желание исполняется. Посему не страшитесь, не скорбите, но с радостью приготовьтесь сретить ожидающую вас участь.» Одушевленные словами настоятеля, иноки благодушно готовились к смерти. Блаженный отец Павел первый принял смерть. Варвары всех предали мечу.

В первой половине пятаго века подвизался на Синае преподобный Нил.

Он прибыл на Синай еще в самом начале пятаго века из Константинополя, где занимал должность епарха или градоначальника, и славился знатностью рода, ученостию и даром красноречия, а, главное, отличался искренним благочестием. Столичная жизнь не охладила в св. Ниле любви к Богу, развившейся в нем особенно от наставлений и бесед св. Иоанна Златоустаго, котораго он был усердным слушателем и искренним почитателем: среди блеска светской жизни он пламенел сильным желанием служить единому Богу в тишине уединения; его влекло особенно сильное желание видеть священныя места синайския, жить в пустыне синайской. И вот он оставил дом, богатство, славу, жену, сына, и с другим сыном удалился в глубокое уединение пустыни синайской. Вот как св. Нил сам рассказывает о своем уединении в пустыне: «Два родилось у меня сына. По рождении их оставил я сожительство с супругою, рассудив, что и двоих достаточно для продолжения ли рода, для услуг ли под старость. Для всякаго же разумнаго существа признал я приличным, не до пресыщения предаваться удовольствиям, и дозволением закона не злоупотреблять в оскорбление природы, но как можно скорее полагать себе в этом предел; как скоро услужил кто намеренно Сотворшаго, который установил брак для размножения рода, а не для удовлетворения страсти. Иначе же, когда впоследствии силы увянут, пожелания угаснут, сама собою наступит старческая тишина, преспеяние в целомудрии припишется уже не ревности произволения, а необходимости возраста. Ибо неизведавший брани никогда не воздвигнет себе победнаго памятника, и по окончании борьбы ни один борец не может хвалиться победою и тем, что он не пал, когда некому было уже с ним бороться. Но честь подвижнику когда во цвете лет, в жару вожделения, в пылу страстей рассудок его одерживает верх над пожеланиями, сильное влечение к супружескому сожитию, хотя оно и законно, подавляет в себе, свидетельствуя тем, что полномочную власть имеет он над собою.

Но меня влекло какое-то сильное желание к сим местам, в которых теперь потерпел я утрату; весь окрылен был я помыслом о безмолвии; кроме этого не мог ни о чем ином думать, ни на что и посмотреть. Ибо, когда любовь к чему-нибудь овладеет душою, тогда с великою силою отвлекает ее от всего, даже весьма достойнаго ея внимания, уносит же к тому, что возлюбила, так что не смотрит она на труд и утомление, не принимает во внимание и оскорблений, всем усердно служит, добровольно отдаваясь в полную власть пожеланию, и с приятностию несет на себе иго подчинения, по самопроизвольной и охотнопринятой необходимости.

Сия-то любовь предписывала мне идти в путь, и не мог я противоречить повелевавшей так самоуправно: беру детей (а они были еще очень малы), привожу к матери, и одного отдаю ей, а другаго удерживаю при себе; сказываю ей, на что я решился, и строго подтверждаю, что не переменю намерения. Она же, и прежде не приучившись противоречить, и тогда по лицу моему увидя, что не послушаю просьбы, но, и принуждения не вынося и слез не удерживая, соглашается на путешествие, уступив больше необходимости, нежели самым делом одобрив мое произволение. Ибо видя, что решение непременно, и представляя себе скорбь разлуки, не позаботилась о своей печали; но поставила для себя целью угодное мне, и пожелала уступить победу в том, в чем не могла одержать победы, если бы и хотела.

Но знаете, какова разлука для тех, которые единожды навсегда по закону соединены союзом брака, по таинственному смотрению Сочетавшаго соделались единым телом? Какую боль причиняет меч, рассекающий тело, такую же причиняет и разлука для ставших единою плотию. Дивился я тогда силе духовнаго вожделения, когда видел, что препобеждало оно и природу и долговременную привязанность. Об этой силе заключил я потому, что разрешала она неразрешимыя узы, которыя может расторгать одна смерть, делая расторжение сие неболезненным, потому что приводит в бесчувствие. А в живых чувство делает болезнь сию еще невыносимою, напоминая и о привычке, и о расположении друг к другу, если только вожделение высшаго блага не притупит вдруг жала прежняго пожелания.

Такое вожделение соделало меня любителем сего безмолвия, и путеводило до вожделенной пустыни.

Явившись среди синайских отшельников, преподобный Нил стал подражать их равноангельной жизни, совершая о Господе дивные подвиги для своего нравственнаго усовершения. Сорок лет провел он в пустыне Синайской. Много трудов положил, много скорбей и болезней испытал преподобный, прежде чем достиг высокаго нравственнаго совершенства. Особенно трудна была для него борьба с врагами спасения, нечистые духи, по его собственным словам, часто нападали на него, устрашали его явлениями, призраками, и даже наносили ему удары; но он отражал врагов, как сам говорит, терпением, молитвою, пением псалмов, коленопреклонением, знамением креста. Во время сильных искушений св. Нил обращался к опытным в духовной жизни мужам и просил их молитв о себе и советов. Полная нестяжательность, внутренняя непрестанная бдительность души, любовь к самому строгому безмолвию, молитва и пост – добродетели, в которых преимущественно упражнялся преподобный и в которых он достиг совершенства. Особенно он старался развить в себе смирение, которое он полагал в основание своего нравственнаго совершенства. В одном из писем преподобнаго говорится, что некто Феодот спрашивал его: отчего подвижники испытывают иногда жестокия падения? Небесные Ангелы, писал ему в ответ св. Нил, подражая Господу своему, любят смирение. И так, когда монах, надмеваясь высотою жития, впадает в гордость, и притом так, что не может освободиться от нея, тогда ангелы оставляют гордаго, и отступают далеко, не защищая более, и не заступая его, как прежде. Тотчас приступают нечестивые демоны и, овладев лишенным блаженной стражи, повергают надменнаго в тяжкие грехи. Подлинно, гордость есть порок больший всех пороков; чрез него изобретатель всего худаго ниспал с неба».

Высокой степени нравственнаго совершенства и духовной мудрости достиг преподобный Нил. Молва о его святости и духовной мудрости далеко распространилась, – и вот к нему стали обращаться за советами, наставлениями и молитвою лица всякаго звания и состояния; – и святый муж из глубины уединения возвышал свой голос в пользу истины и добродетели; он то обличал заблуждение и вразумлял невежество, то защищал добродетель и искоренял порок. И никому не отказывал преподобный в своих душеспасительных наставлениях: подавал советы инокам, писал государственным лицам, воинам, врачам, ремесленникам, отвечал на вопросы и сомнения язычников и еретиков. Он принимал живое участие в положении каждаго, кто к нему обращался, брал во внимание всякое обстоятельство, пользовался всяким случаем из его жизни, – и отсюда извлекал назидательный урок.

Когда св. Нил услышал, что учитель его, блаженный Иоанн Златоустый, сослан в заточение, тотчас из глубины пустыни возвысил свой голос в защиту невинно гонимаго. Он обличил в этом императора Аркадия, и писал ему: «Ты изгнал Иоанна, епископа византийскаго, великое светило вселенной, и изгнал без вины, неосмотрительно последовал некоторым епископам, которые не имели приличных сану своему мыслей. Сознайся, что ты сделал худое дело, лишив Церковь учителя, предлагавшаго такое чистое и православное учение». Когда же Аркадий, устрашенный знамениями гнева Божия, постигшаго Константинополь после изгнания Златоустаго, писал к Нилу, и просил его ходатайства пред Богом, св. Нил отвечал ему: «Как ты хочешь, чтобы Константинополь не страдал от частых землетрясений и огня небеснаго, когда он полон преступлений, когда неправда усилилась в нем до того, что изгнан блаженный епископ Иоанн, столп Церкви, светильник истины, труба Христова? Как ты просишь меня молиться о городе, наказываемом от Бога землетрясениями, которыя колеблют его молниями, которыя угрожают сжечь его, тогда как мое сердце горит огнем скорби, моя душа возмущается от тех пороков, которым предан теперь Константинополь.» Св. Златоустаго обвиняли за сильныя обличения современных пороков. Св. Нил говорил, что в таком случае тот же упрек должно сделать и Иоанну Крестителю, что и сам Спаситель строго обличал пороки Иудеев. Св. отец прямо писал, что епископы, убедившие императора изгнать Иоанна, сделали это по зависти. – Тавриан, префект претории, язычник, приказал посадить в темницу несколько христиан, которые убежали было в храм Платона, мученика анкирскаго. Преподобный Нил сильно обличил его за этот поступок, предсказал, что Бог отмстит ему за своего мученика, и советовал ему приготовиться к будущим бедствиям. Предсказание это сбылось действительно.

Мирно жил преподобный Нил с сыном своим Феодулом в уединенной келье, работая о Господе для нравственнаго своего усовершения; спокойствие их раз было нарушено, и нарушено страшно: в одно время, когда они находились у отшельников, живших около неопалимой Купины, любимый сын Нила был пленен варварами (Сарацинами), напавшими на Синайскую гору. Велика была скорбь отца, лишившагося своего любимаго сына; глубоко сетовал он, оплакивая плен его у варваров. Но в то же время он молился Богу о его спасении, и с детскою преданностию всеблагой любви Божией дал Господу обет – работать в строгом воздержании и всяком злострадании, если только будет сын его возвращен живый. И услышал преподобный во сне голос, который вещал: утвердит Господь глагол (3Цар.12:15), исшедший из уст твоих. Молитва св. Нила была услышана; упование на Господа, спасающаго от бед, не посрамило его: он нашел своего сына у епископа города Елузы, который выкупил Феодула из плена и причислил уже к клиру. Благочестивый епископ и Нила и сына его Феодула посвятил в пресвитеры. Возвратившись в пустыню, св. Нил в чувстве благодарности к Богу за спасение сына поспешил исполнить данный Богу обет – усугубил свои иноческие подвиги.

Св. Нил скончался, живя от роду около 80-ти лет. Память его совершается 12 ноября.

Поучительна богоугодная жизнь преподобнаго Нила. Назидательны святыя дела его! Но, кроме примера богоугодной жизни, св. Нил оставил еще в назидание христиан многия душеспасительныя творения, которыя весьма много уважали сами последующие отцы Церкви. Из сочинений св. Нила в одних говорится вообще о добродетелях и пороках, содержатся разныя нравственныя мысли; в других излагаются правила наставления собственно для иноков.⁵

Извлечем из писаний преподобнаго Нила некоторыя особенно назидательныя мысли, и изложим их по местам собственными словами отца, а по местам в сокращении.

Прекрасны мысли в Слове о молитве. Из многих приведем здесь некоторыя мысли.

Молитва есть беседа ума с Богом. Посему, какое состояние нужно уму, чтобы иметь возможность неподвижно предстоять пред своим Владыкой, и беседовать с Ним без всякаго посредника? (глава 3).

Если Моисею, покусившемуся приблизиться к горящей на земле Купине, воспрещено было сие, пока не иззует сапоги от ног (Исх.3:5); то как же тебе, желая узреть Того, Кто выше всякаго понятия и чувства, и беседовать с Ним, не отрешить себя от всякаго страстнаго помышления? (гл. 4).

Прежде всего молись о приобретении слез, чтобы плачем смягчить тебе ту грубость, которая есть в душе твоей, и исповедав на себя беззаконие Господеви (Пс.31:5), получить от Него оставление грехов (гл. 5).

Пользуйся слезами к успешности всякаго твоего прошения; потому что Владыка с великою радостию приемлет молитву, принесенную в слезах (гл. 6).

Если во время молитвы своей проливаешь потоки слез, то нимало не превозносись сам в себе, будто бы ты выше многих. Молитва твоя привлекла тебе помощь в том, чтобы мог ты усердно исповедовать грехи свои, и умилостивлять Владыку слезами (гл. 7).

Стой неутомимо, молись усильно, избегай всякой мысли о заботах и житейских расчетах; оне смущают и тревожат тебя, чтобы ослабить напряжение сил твоих (гл. 9).

Когда демоны увидят в тебе расположение истинно помолиться, тогда влагают в тебя мысли о чем-нибудь даже нужном, и вскоре потом оживляют памятование об этом, побуждая ум к розысканию, и он, не находя искомаго, сильно печалится и унывает. Когда же станет человек на молитву, демоны напоминают ему о том, чего он доискивался и о чем помнил, чтобы ум, утомившись дознанием этого, утратил благоплодную молитву (гл. 10).

Старайся ум свой на время молитвы соделать глухим и немым; и тогда возможещь молиться (гл. 11).

Что не сделаешь в отмщение брату, оскорбившему тебя, все это во время молитвы послужит тебе в соблазн (гл. 13).

Молитва есть отпрыск кротости и негневливости (гл. 14).

Молитва есть врачевство от печали и уныния (гл. 16).

Сказано: остави дар твой пред Алтарем, и шед прежде смирися с братом твоим (Мф.5:24), и тогда будешь молиться безмятежно; потому что памятозлобие в молящемся потемняет владычественный ум и помрачает его молитву (гл. 21).

Молись не одними внешними телодвижениями выражая молитву, но с великим страхом обращай ум свой к сочувствию духовной молитвы (гл.28).

Молись не о том, чтобы исполнились твои желания, потому что оныя не во всяком случае согласны с Божиею волей; но молись лучше, как научен, говоря: да будет воля Твоя во мне (Мф.6:10). Да и во всяком деле проси у Бога добраго и полезнаго душе, сам же ты не во всяком случае этого домогаешься (гл. 31).

Молясь, просил я часто себе того, что мне казалось хорошим, и упорствовал в прошении, неразумно принуждая Божию волю и не предоставляя Богу устроить лучше, что сам Он признает полезным; но, получив просимое, впоследствии крайне скорбел, зачем просил я, чтобы исполнилась лучше моя воля; потому что дело оказывалось для меня не таким, как думал я (гл. 32).

Есть ли иное какое благо, кроме Бога? Поэтому все касающееся до нас предоставим Ему, и нам будет хорошо; потому что Благий, без сомнения, есть Податель и благих даров (гл. 33).

Не домогайся немедленно получить просимое, как бы приобретая это силою; Богу угодно, если долго пребудешь в молитве, оказать тебе большее благодеяние. А что выше сего – беседовать с Богом и быть привлекаемым в общении с Ним? (гл. 34).

Молись, во-первых, об очищении от страстей, во-вторых, об избавлении от неведения и, в-третьих, о спасении от всякаго искушения и оставления (гл. 37).

В молитве проси только правды и царствия, то есть, добродетели и ведения, и прочее все приложится тебе (Мф.6:33,38).

Справедливо молиться не о собственном только своем очищении, но и об очищении всякаго соплеменника, чтобы подражать в этом ангельскому нраву (гл. 39).

Молишься ли с братиею, или наедине, старайся молиться не по обычаю, но с чувством (гл. 41).

Молитве обычно размышление с благоговением, сокрушением и душевною болью при исповедании грехопадений с безмолвными воздыханиями (гл. 42).

Демон крайне завидует молящемуся человеку и употребляет все средства – затруднить его в исполнении намерения, поэтому не престает посредством памяти возбуждать мысли о разных вещах, и посредством плоти приводить в движение все страсти, чтобы положить ему препоны в превосходном его шествии и преселении к Богу (гл. 46).

Когда вселукавый демон многими усилиями не возможет воспрепятствовать молитве рачительнаго, тогда дает ненадолго ослабу, и потом отмщает на самом молившемся; или, воспламенив гневом, уничтожает то прекрасное состояние, какое достигнуто молитвою, или возбудив к какому-либо неразумному наслаждению, наносит поругание уму (гл. 47).

Помолившись, как должно, ожидай, чего и не должно бы ожидать, и стой мужественно, охраняя плод свой; потому что от начала поставлен ты на то, чтобы делати и хранити (Быт.2:15). Поэтому, сделав, не оставляй неохраняемым того, над чем трудился, в противном случае, молясь, не получишь никакой пользы (гл. 48).

Если желаешь молиться, то не делай ничего противнаго молитве, чтобы Бог приблизился, и ходил вместе с тобою (гл. 65).

Не возможешь молиться часто, если связан ты делами вещественными, и возмущен непрестанными заботами; потому что молитва есть отложение помышлений (гл. 70).

Связанный, не можешь бежать, и ум, раболепствующий страстям, не увидит области духовной молитвы, потому что увлекается и носится всюду страстным помышлением, а не стоит непоколебимо (гл.71).

Когда ум молится, наконец, чисто, неразвлеченно и истинно, тогда демоны приступают уже не с левой, но с правой стороны; представляют ему на вид Божию славу и какой-либо облик, приятный для чувства, так что уму кажется, будто бы он совершенно достиг цели молитвы. Но это, как сказал один чудный и ведущий муж, происходит от страсти тщеславия, и оттого, что демон прикасается к мозговому вместилищу и приводит в сотрясение кровоносныя жилы (гл. 72).

Знай, что святые ангелы побуждают вас к молитве, и стоят с нами, вместе и радуясь и молясь о нас. Поэтому, если вознерадим, и приимем в себя противные помыслы, то мы крайне оскорбим их тем, что они столько за нас подвизаются, а мы и за себя не хотим молить Бога и Владыку, входим в общение с нечистыми демонами (гл. 81).

Если не приял еще ты дара молитвы, или псалмопения, то жди неутомимо, и приимешь (гл. 87).

Как хлеб служит пищею телу, а добродетель душе, так духовная молитва есть пища ума (гл. 101).

Старайся никому не просить в молитве зла, чтобы созидаемаго тобою не разрушать тебе, делая молитву свою мерзкою (гл. 103).

Похвала молитвы – не одно ея количество, но и качество: сие дают видеть и восходившие во святилище (Деян.3:1), и сказанное: молящеся не лишше глаголите, и так далее (Мф.6:7) (гл. 151).

Когда, стоя на молитве, ощущаешь радость, которая выше всякой другой радости, тогда действительно обрел ты молитву (гл. 153).

О восьми лукавых духах.

О чревоугодии

Начало плодоносия – цвет, и начало деятельности – воздержание. Начало язычников – Амалик, и начало страстей – чревоугодие. Пища огню – дрова, а пища чреву – снеди. От множества дров возгорается великий пламень, а множество снедей питает похоть... Многоценныя снеди услаждают гортань, но питают и неусыпающаго червя невоздержания. Отощавшее чрево приготовляет к тому, чтобы бодрствовать в молитве, а пресыщенное наводит глубокий сон... Молитва постника – воспрепятствующий орлий птенец; а молитва упивающагося, отягчаемая пресыщением, увлекается вниз. Ум постника – светлая звезда на чистом небе, а ум упивающагося в затмении среди безлунной ночи (гл. 1).

Замаранное зеркало не передает вполне приразившагося к нему образа, и сила мышления, притуплённая пресыщением, не приемлет в себя ведения Божия. Невозделываемая долго земля порождает терния; и ум чревоугодника произращает срамные помыслы... Око чревоугодника высматривает, где пиршества, а око воздержнаго – где собрания мудрых. Душа чревоугодника вычисляет дни памяти мучеников, а душа воздержнаго подражает их жизни. Боязливый воин трепещет от звука трубы, возвещающей битву, а чревоугодник – от проповеди о воздержании (гл. 2).

Как убитый враг не внушает тебе страха, так умерщвленное тело не возмутит твоей души. Мертвое тело не чувствует боли от огня, и воздержный – удовольствия от омертвевшей похоти... Скудно питаемое тело – обузданный конь, и никогда не сбросит с себя всадника; потому что конь, стянутый уздою, уступает и повинуется руке возницы, а тело укрощается голодом и бдением, и тогда не рвется из рук вседающаго на нем помысла, не жжет движимое страстным устремлением (гл. 3).

О блуде

Воздержанием порождается целомудрие, чревоугодие же матерь невоздержности. Елей питает пламень светильника, а обращение с женщинами возжигает огнище сластолюбия. Напором волн обуревается ненагруженный корабль, а блудным помыслом – невоздержный ум... Избегай свидания с женщинами, если хочешь быть целомудренным, и не давай им свободы когда-либо доверяться тебе. Ибо вначале оне или действительно имеют, или лицемерно оказывают уважение, а впоследствии бесстыдно отваживаются на все; при первом свидании поникают оне взором долу, говорят кротко, с состраданием проливают слезы, бывают пристойно одеты, горестно воздыхают, предлагают вопросы о чистоте и со тщанием слушают. Видишь их во второй раз и взор их поднять – несколько выше; а в третий смотрят уже бесстыдно улыбаясь, даже разливаются громким смехом; наконец приходят нарядныя, ясно выказываются пред тобою, такой вид дают взгляду, который возвещает страсть, поднимают брови, не оставляют в покое ресниц, обнажают выю, во всем теле обнаруживают негу, произносят слова, ласкающия страсть, самим выговором стараются обольстить слух, пока всеми силами не оцепят душу. И делается это для тебя удою, уловляющею в смерть, хитросплетенною сетию, влекущею в погибель. Да не введут же тебя в обман скромными речами, потому что в них сокрыт вредоносный звериный яд (гл. 4).

Подойди лучше к горящему огню, нежели к юной женщине, когда и сам ты юн; потому что, приблизившись к огню, и почувствовав боль, тотчас отскочешь прочь, а разнежась от женских речей, не вдруг отойдешь прочь. Ботеет трава, растущая при воде, и страсть непотребства – в сообществе с женщинами. Кто наполняет чрево и обещается быть целомудренным, тот подобен утверждающему, что остановит силу огня, попаляющаго солому. Как невозможно удержать стремительность огня, разливающагося по соломе; так невозможно остановить стремление к непотребству, воспламеняемое при пресыщении. Столп поддерживается основанием, и страсть блудная упокоивается пресыщением... Вид нарядной женщины потопляет хуже волны. Из волн по любви к жизни можно еще выплыть; а обольстительный вид женщины убеждает пренебречь и самою жизнию (гл. 5).

Воззрение на женщину невоздержимаго возбуждает к сластолюбию, а целомудреннаго располагает к прославлению Бога. Если страсть при свиданиях с женщинами будет оставаться в покое, не верь обещаемому ею бесстрастию. Ибо и пес, окруженный толпою, машет хвостом, а вышедши из толпы, показывает свойственную ему злость. Когда воспоминание о женщине делается бесстрастным, тогда заключай, что вступил ты в пределы целомудрия. А когда представляемый тобою образ ея побуждает к лицезрению, и стрелы ея касаются души твоей, тогда думай о себе, что ты еще вне добродетели. Но и в первом случае не останавливайся на таких помыслах, и мысленно не беседуй долго с женским образом; потому что страсть любит возвратиться назад, и опасность к ней близка. Как соразмерное плавление очищает сребро, а продолженное сверх меры производит в нем утрату, так целомудренный навык портит долговременное представление в мыслях женщины. Недолго беседуй с явившимся тебе лицом, чтобы не зажгло в тебе пламени стастолюбия, и не запалило гумна души твоей. Как долго остававшаяся в соломе искра производит воспламенение, так продолжительное памятование о женщине возжигает похоть (гл. 6).

О гневе

Гнев – неистовая страсть, легко выводит из себя имеющих ведение, зверскою делает душу, заставляет уклоняться от всякаго общения. Приятное зрелище – спокойное море, но не так приятно, как мирное состояние духа. В тихом море плавают дельфины, а при мирном состоянии духа возникают боголепныя помышления (гл. 9).

Кротость мужа поминается у Бога (Пс.131:1), и душа негневливая делается храмом Святаго Духа. Христос приклоняет главу в долготерпеливом духе, и умиренный разум делается обителию Святыя Троицы. Лисицы живут в душе злопамятной и логовищем зверей служит сердце смятенное... Как дым от тлеющей соломы беспокоит глаза, так и памятозлобие – ум во время молитвы. Помыслы раздраженнаго – ехиднины порождения, пожирают породившее их сердце. Молитва раздраженнаго – мерзостное курение, псалмопение гневнаго – неприятный звук, дар злопамятнаго – червивая жертва, и да не приблизится к очистительным алтарям. Возмущающие сны видит раздраженный, и нападения зверей мечтаются гневливым. Муж долготерпеливый видит в видении соборы святых ангелов, и непамятозлобивый упражняется в духовных словесах, ночью приемлет разрешения Таин (гл. 10).

Об унынии

Уныние есть изнеможение души, а душа в изнеможении не имеет того, что ей естественно, и не выдерживает мужественно искушений. Что пища для здороваго тела, то искушение для мужественной души. Северный ветер питает произрастение, а искушения подкрепляют душевную твердость. Безводное облако уносится ветром, а не имеющий терпенья ум – духом уныния (гл. 13).

Глаз преданнаго унынию непрестанно устремлен на двери, и мысль его мечтает о посетителях. Скрипнула дверь, и он вскакивает, послышался голос, и он выглядывает в окно, не отходит от него, пока не оцепенеет сидя. Преданный унынию, читая, часто зевает, и скоро склоняется ко сну, потирает лицо, вытягивает руки, и, отворотив глаза от книги, пристально смотрит на стену, обратившись снова к книге, почитает немного, переворачивая листы, любопытствует видеть концы слов, считает страницы, делает выкладку о числе целых листов, охуждает почерк и украшения; а напоследок, согнув книгу, кладет под голову, и засыпает сном не очень глубоким, потому что уже голод возбуждает его душу, и заставляет позаботиться о себе... Как больной не выносит тяжелаго бремени, так преданный унынию не сделает прилежно Божия дела: то телесными силами расстроен, то ослабел в силах душевных. От уныния врачует постоянство, делание всякаго дела с великою внимательностию и со страхом Божиим. Во всяком деле определи себе меру и не оставляй прежде, нежели кончишь, что назначено, также молись разумно и усильно, и дух уныния бежит от тебя (гл. 14).

О тщеславии

Тщеславие есть неразумная страсть и удобно примешивается ко всякому добродетельному делу. Сливается и черта праведная на воде, и добродетельный труд в душе тщеславной. Бела стала рука, скрытая в недре (Исх.4:6), и скрываемое дело просиявает блистательнее света. Цветолистник обвивается около дерева и когда достигает вершины, сушит корень; а тщеславие растет с добродетелями, и не оставляет их, пока не отымет у них силы. Грозд винограда, влачащийся по земле, легко загнивает, и гибнет добродетель, опирающаяся на тщеславие. Тщеславный монах – бесплатный делатель, несет на себе труд, а награды не получит. Дырявый мешок не сохраняет в себе того, что вложено, и тщеславие губит мзду добродетелей. Воздержание тщеславнаго – дым из печи, и то и другое рассеивается в воздухе. Ветер заметает след человека, и тщеславие в ничто обращает милостыню. Брошенный камень не достигает до неба, и молитва человекоугодника не взойдет к Богу (гл. 15).

О гордости

Гордость есть опухоль в душе, наполненная испорченною кровью; если она назреет, то прорвется и причинит большую неприятность. Блистание молнии предуказует громовый удар, а о гордости возвещает появление тщеславия. На великую высоту восходит душа гордаго, и оттуда низвергает его в бездну. Гордостию болезнует кто стал отступником от Бога и собственным своим силам приписывает добрыя дела. Как ставший на паутину, падает и уносится вниз, так падает и полагающийся на собственныя свои силы. От многих плодов гнутся древесныя ветви, и при многих добродетелях смиряется в человеке образ его мыслей. Согнивший плод бесполезен земледельцу, а добродетель гордаго непотребна Богу... Не предавай гордости душу свою, и не увидишь страшных мечтаний, потому что душа гордаго бывает оставлена Богом и делается порадованием бесов. Гордый ночью воображает множество нападающих зверей, а днем смущается боязливыми помыслами; если спит, часто вскакивает, и бодрствуя, боится птичьей тени. Шум листа в ужас приводит гордаго, и журчанье воды поражает его душу (гл. 17).

Гордость низвергла Архангела с неба и сделала, что он, как молния, пал на землю. А смиренномудрие возводит на небо человека, и уготовляет к ликостоянию с Ангелами. Что несешься, человек, ввыспрь, и подъемлешься выше облаков, когда ты по естеству брение и гниль? Посмотри на естество свое, ты – земля и пепел, вскоре разрешишься в прах, теперь величав, а вскоре будешь червь! Что подъемлешь выю, которая вскоре сгниет? Велик человек, когда помогает ему Бог, а как скоро оставлен Богом, познает немощь естества. Нет у тебя ничего добраго, чего неприял бы ты от Бога. Потому, для чего величаешься чужим, как своим? Для чего хвалишься благодатиею Божиею, как собственным своим достоянием? Признай Даровавшаго, не превозносись много; ты – тварь Божия, не презирай Сотворшаго. Бог помогает тебе, не отрицай Благодетеля. Взошел ты на высоту жития, но путеводил тебя Бог. Преуспел ты в добродетели, но действовал в тебе Бог. Исповедуй возвысившаго, чтобы твердым пребыть тебе на высоте. Признай своего единоплеменника, он одной и той же с тобою сущности. Не отрицай родства по надменности (гл. 18).

Лопнувший пузырь обращается в ничто, и память гордаго погибнет. Слово смиреннаго – мягчительная мазь душе, а слово гордаго исполнено кичения. Молитва смиреннаго приклоняет Бога, а и приношение гордаго оскорбляет Бога (гл. 19).

Разныя главы или мысли

Имей страх Божий и любовь Божию, и поступай со всеми по чистому свидетельству совести.

Веруй, что при каждом твоем деле присутствует сам Бог.

Не увеселяйся цветами жизни; это – цвет травяный, как скоро прикоснешься, увядает.

.В скорбях благодари, и облегчится греховное иго.

Будем внимательны к себе и не станем осмеивать других; ибо в нас самих много такого, за что смеемся над другими.

Памятуй всегда о Боге, и ум твой сделается небом.

В чем ни согрешишь, о всем этом воспоминай с воздыханием; от этого происходит в душе сокрушение.

В церковь ходи, как на небо, а в ней не говори и не помышляй ни о чем земном.

Иметь в довольстве потребное для жизни признавай необходимым, а попечение о том предоставь Богу.

Изнуряй плоть добрыми трудами, но позаботься не приводить ее в совершенный упадок.

В болезнях прежде врачей и лекарств пользуйся молитвою.

Люби Божии домы, но и себя устрояй в дом Божий.

Помышляй о благолепии небесных благ, и не войдет в тебя никакая любовь к земле и к земным наслаждениям.

Если простираешь руку к работе, то пусть язык поет, а ум молится, потому что Бог требует от нас, чтобы всегда мы памятовали о Нем.

Молитвою запечатлевай всякое свое дело, а наипаче то, при котором видишь помысл колеблющимся.

Когда злословят тебя, смотри, не сделано ли тобою что-либо достойное злословия. А если не сделано, то злословие почитай улетающим дымом.

Когда видишь богатство, или славу, или мирское владычество, размысли о том, что в них есть тленнаго, и избежишь приманки.

Терпи скорби; потому что в них, как розы в тернах, растут и воспитываются добродетели.

Ничего не почитай по достоинству равным добродетели; потому что она – образ Божий, как сам Бог непреложный.

Плачь о грешнике, когда все ему удается; потому что простирается на него меч правосудия.

Не будь защитником худых людей, потому что их поощряешь на худое, а сам оскверняешься общением в деле.

Вразуми согрешающаго, но не осуждай падающаго; ибо последнее есть дело злоречиваго, а первое – желающаго исправить.

Если ум у каждаго из нас есть домашняя церковь, то и церковные уставы обязаны мы совершать в нем.

Если в церкви совершается служба, будь при оной, а если не совершается, прочтя апостольское благовестие, иди домой.

Тогда возненавидишь порок, когда рассудишь, что это – демонский блещущий над нами меч.

В добрых делах всегда поспешай, чтобы оставив их почему-либо недоконченными, и самому не отойти недовершенным.

Если овладела тобою худая какая привычка, отсекай ее понемногу, и без большаго труда терние это извлечешь из души.

Когда терпишь наказание от Бога, не ропщи, потому что Он, хотя и наказывает, то как Отец, и достоин благодарения, как Благодетель.

Когда обесчестят тебя, радуйся, ибо, если несправедливо, то велика тебе награда; а если справедливо, то, как скоро уцеломудришься, избавишься от наказания.

Тени и колесу уподобляй житейския скорби и радости, потому что не постоянны, как тень, и вертятся, как колесо.

Если желаешь от дома своего отвратить всякое наказание, не говори худо о человеке соплеменном; ибо Создавший его справедливо на сие гневается.

Когда ты в церкви, не пари умом; ибо состоящие пред царем не смеются и не предаются рассеянности.

Мысли, которыя могут человека отводить от тленнаго и прилепляют к нетленному

Проси у Бога не приятнаго, но одного полезнаго. Если попросишь перваго, Бог не даст, а если и получишь, оно пропадет.

Прежде людей стыдись ангелов, потому что при нас их много, и устраняй себя от всякаго постыднаго поступка.

Добродетель – Божий хитон; научись искать ее, и будешь облачающим Облачающаго тварь.

И земныя блага не без трудов достаются, почему же уклоняемся от благ небесных, по причине трудов?

Хочешь ли без труда творить добродетель? Рассуждай о труде, что он временный, а о награде, что она вечная.

Прекрасен хлеб поста; потому что нет в нем кваса удовольствий.

Если сеешь в нищих, то сей свое; ибо чужое и плевелы превосходит горечью.

Не желай разбогатеть по нищелюбию; потому что Бог узаконяет праведнику подавать милостыню от праведных трудов (Притч. З:9).

Если чаша студеной воды оправдывает милосердаго, то какая награда ожидает расточающаго все на нищих?

Прекрасная баня для души – слезы во время молитвы; но после молитвы помни, о чем ты плакал.

Адаму должно трудиться; а мы, трудясь в законе, приобретем награду.

Наследникам Евы необходимо скорбеть; но когда перенесем скорби с благодарением, для нас клятва обращается в благословение.

Надлежит возненавидеть грех; в таком случае, если и поползнется кто на грех, скорее можно выйти из сетей его.

Кто не возненавидел греха, тот, если и не делает греха, причисляется к грешникам.

Хочешь ли привести в изнеможение врага? Отсеки грех, и над ним, лишенным сих крыльев, можно издеваться, как над воробьем.

Горе нечестивому! Потому что, когда все просвещаются, тогда он омрачается.

Горе хульнику! Потому что у него связан язык, и не в состоянии он сколько-нибудь оправдаться пред Судиею.

Горе любостяжательному! Богатство от него бежит, ожидает же его огонь.

Горе ленивому! Взыщет того времени, которое употребил худо.

Горе высокомерному! Когда сойдет во гроб, узнает, кто он.

Горе блуднику, оскверняющему брачную ризу! Со стыдом изгоняется из брачнаго царскаго чертога.

Горе ругателю и вместе с ним пьянице! В один ряд поставляются они с убийцами, и наказываются вместе с прелюбодеями.

Горе роскошествующему! Недолго ему утучняться, как тельцу уготовляемому на заклание.

Горе лицемеру! Пастырь от него отрекается, и овен оказывается волком.

Между сочинениями преподобнаго Нила есть писания, относящиеся собственно к иночеству и иноческой жизни, и представляющия драгоценнейшее руководство для жизни подвижнической. В них находится много замечательных мыслей об иноческой жизни вообще, содержатся правила, которыя дает инокам преподобный Нил, и наставления его касательно борьбы с искушениями.

Мысли св. Нила об иноческой жизни заключаются в трех сочинениях его: в Слове подвижническом, в Слове о нестяжательности и в Слове о превосходстве отшельнической жизни.

В Слове подвижническом Св. Нил сначала показывает различие между любомудрием язычников и Иудеев и любомудрием учеников Христовых. Язычники только носят имя любителей мудрости, будучи рабами страстей. Некоторые из Иудеев, особенно Ессеи, проводили жизнь строгую и ревновали о чистоте нравов, но отвергшись Иисуса Христа и возмечтав, что не имеют в нем нужды для доброй жизни, трудились вотще, без надежды на воздаяние; потому что не знали того, кто может воздать. Напротив, христиане соединяют деятельность с созерцанием, и чрез то показывают, что истинное любомудрие состоит в не исправлении нравов, а в познании Сущаго, т. е. Бога. Сам Господь наш Иисус Христос явил совершеннейший пример любомудрия своего святейшею жизнию и смертию за истину. Его примеру последовали Апостолы. Услышав призвание, они отреклись от мира сего, оставили отчизну, и род, и имущество и тотчас избрали жизнь трудную и скорбную, терпя нужду в самом необходимом. Наконец мужественно претерпели смерть, и такою жизнию оставили прекраснейший образец добродетели. И после них нашлись такие, которые в своей жизни оказались подражателями Апостолов, предпочитая нестяжательность стяжаниям, чтобы не развлекаться, удовлетворяя пищею только нужде телесной, а не прихотям чрева; мягкия и изысканныя одежды они отвергли как изобретение роскоши человеческой, презрев их, они употребляли простое одеяние. Они считали несообразным с любомудрием, оставив попечение о небесном, занимать свой ум земным. Они не знали мира. У них один не был богат, а другой беден; один не томился голодом, а другой не болел от пресыщения. Ибо нужду терпящих недостаток восполняло усердие избыточествующих. У них изринута ненависть,– изгнана зависть, отринуто тщеславие, отъято превозношение, уничтожена всякая причина вражды. Они мертвы к движениям страстей, и даже во сне не принимают представления их, потому что сначала тщательно избегали воспоминания об них, проводя дни в подвиге и терпении. Достигши такой степени, они явились светильниками в мраке и звездами, озаряющими мрачную ночь жизни, и своею беспамятностию показывая, что все могут невредимо переплыть между скалами страстей и достигнуть пристани. Жалуясь, что некоторые иноки стали вмешиваться в дела мирския и приобретать себе имения, Св. Нил говорит: «Кому не бросится в глаза противоположность обета нестяжательности и отвержения удовольствий мира с тою привязанностию, какую они имеют к вещам земным? Никогда подвижники добродетели не имели нужды в необходимом для пропитания. Илия не возделывал земли, но был питаем то вранами, то женою сарептскою. Всякий легко может достать хлеба и воды для пропитания или своим трудом, или выпросить у других.» Св. Нил восстает и против другаго злоупотребления в иноческой жизни. «Иной, говорит он, едва вступив в иноческую жизнь и только узнав внешний состав ея, тотчас берется учить тому, чему сам не научился, собирает к себе толпу учеников, сам нуждаясь в научении. Не имеющий понятия ни о чем, кроме внешних уставов иночества, как исправить нравы, привязанные к земному? Как убедить перемениться преданных худым обычаям?.. Как поможет обуреваемым страстями незнающий нисколько духовной брани? Как уврачует раны, полученныя в этой брани, сам лежа в ранах и нуждаясь в обязании?»

Слово подвижническое преподобный Нил заключает сильным увещанием инокам отречься от всего мирскаго, чтобы заняться небесным. «Пустыня, говорит он, должна быть плодоносным полем, на котором души в изобилии могут найти для себя духовную пищу. И так оставим попечение о делах житейских и устремимся к благам душевным. Доколе мы будем предаваться детским играм, не усвояя разума мужей? Доколе будем слабее детей и не научимся достигать высшаго совершенства? Ибо они, приходя в возраст, оставляют детския игры.»

В сочинении о произвольной нищете св. Нил побуждает иноков к нестяжательности. В отношении к ней он различает три образа жизни: первый, когда, не заботясь ни о чем совершенно, предаются в волю провидения; второй, когда трудятся столько, сколько нужно для удовлетворения необходимых потребностей; третий, когда, отрекшись от мира и имущества, вновь предаются заботам житейским и стараются приобретать имения.

К первому из этих состояний он относит тех, которые, по изречению апостола Павла (Евр.11:38), скитались в горах, вертепах и пропастях земных. Таков был Илия, который, возложив всю надежду на Бога, был питаем вороном. Эти святые люди, говорит св. Нил, не имели ни дома, ни крова, ни одежды для перемены, ни пристанища. Они ложились там, где застигала их ночь. Можно ли же сравнивать их положение с нашим? Но зато никакая мирская забота не препятствовала возноситься им к божественному. Только телом они были на земле, но душа их беспрестанно занята была благами небесными. И на краткия занятия, которыя должны были употреблять для поддержания жизни тела, они смотрели, как на время потерянное. Признавая великим совершенством полную и произвольную нищету, св. Нил предостерегает, впрочем, от того, чтобы она не послужила к оставлению всяких трудов.

Другое состояние, по словам св. Нила, есть то, когда трудом приобретают себе пропитание, употребляя большую часть времени на молитву и другие духовные подвиги. «Забота о спасении души должна составлять главное дело; а для поддержания тела нужно трудиться так, чтобы этот труд не сделался главным занятием. Ибо это было бы жизнию по плоти». Так как телесныя потребности отшельников были очень ограничены, то они и не имели нужды много трудиться для приобретения пищи и одежды. Св. Нил желает, чтобы забота иноков о пропитании не простиралась далее заботы о насущном хлебе. Такой род нищеты свят и угоден Богу, хотя и ниже полнаго отречения. «Первые святые, пишет Нил, жили для одной души и для Бога, Который ее сотворил, получая по воле Божией нужное для тела без работы. Бывшие после них, заботясь о необходимом утешении для успокоения тела, дабы животная часть, лишенная попечения, не погибла вопреки воле соединившаго то и другое, делали руками столько, сколько потребно для удовлетворения необходимых потребностей; остальное же время посвящали попечению о душе, молитвам, чтению и упражнению в делах, способствовавших достижению их святой цели.»

«Но какое слово, пишет Нил, не осудит того, кто говорит, что он отрекся от мира, а сам предан всем его обольщениям; хвалится, что презрел мир, а сам предан делам его; объявляет, что пренебрег земное, а делами показывает лживым свое объявление; говорит, что считает нищетою все драгоценное у людей, а сам более других заботится о сем; сказал суете: прости, а сам не отдалился от нея; назвал крестом и смертию свое отречение, а не показал никакого признака умерщвления? Ты вышел из Египта, какая тебе нужда в плинфоделании? Ты проходишь пустыню, стремясь в землю обетования, зачем же теряешь время в суетных трудах, становясь медленным путником долгаго пути? Предлежащий путь требует большаго старания, не блуждай по распутиям, чтобы не лишиться покоя. Ты возложил руку на рало; зачем обращаешься вспять? Ты принял крест, ты последуешь Христу, с Ним ты умер, с Ним погребен в блаженный гроб бесстрастия: зачем же покоряешься страстям, прилагая великую заботу о потребностях телесных?. Тело имеет нужду в малом утешении; заботься о нем, доколе ты связан с ним, чтобы оно содействовало тебе в подвиге, добродетели, а не препятствовало успеху души».

В заключение св. Нил учит с добродетельною нищетою соединять и другая добродетели иноческия: кротость, терпение, любовь, послушание и смирение.

В сочинении о превосходстве жизни отшельнической святый Нил, между прочим, говорит: внешние соблазны так сильны, что живущие в мире иногда как бы против воли своей увлекаются ими, и посему-то лучше оставить мир и искать покоя и тишины в пустыне, где ничто не уязвляет души, не поражает воображения, не раздражает страстей. В пустыне менее соблазнов и, следовательно, менее причин, приводящих в движение страсти; там око не видит соблазна, а чего не видит глаз, то не приходит на мысль, а чего нет в мысли, то не трогает воображения и не возбуждает страсти. Когда же недвижима страсть, глубокая тишина и мир царствуют внутри. Не развлекаемый ничем пустынножитель имеет время и удобство для нравственнаго самонаблюдения и постояннаго усовершенствования. Занятый внутреннею борьбою, он пресекает грех в самом корне, истребляя помыслы и вожделения прежде, нежели они обнаружатся в действиях, и таким образом хранит себя не только от грехов деятельных, но и от мысленных, соблюдает чистоту внутреннюю, плодом которой бывает уже и внешняя чистота жизни. Напротив, подвизающийся в мире, опуская из виду внутреннее движение страстей, наблюдает преимущественно за чистотою дел, которыя не рождают еще чистоты мысли. Он встречает великое препятствие к внутренней борьбе в многоразличных впечатлениях, которыя, как волны, постоянно приливающия к берегу моря, наполняют ум и скрывают от подвижника внутреннее состояние его. Кто испытал вред, происходящий от приражения внешних предметов, от взора видящаго то, что не должно, от слуха, обремененнаго худыми словами, от гнева, воздвигаемаго разными приманками, от печали, от разных огорчений бывающей, тот назовет блаженными людей, которые, живя в покое, ничего такого не видят и не испытывают. Ибо какая польза возбуждать страсти к борьбе и давать им повод усиливаться, когда тишина и безмолвие постепенно уменьшают силу страсти? Свои мысли о превосходстве жизни отшельнической св. Нил подтверждает примером Илии, Елисея, Иоанна Крестителя и самаго Спасителя, Который часто уединялся.

В письмах св. Нила можно находить в разных местах подробное изложение обязанностей иноков.

Иноки обязаны оказывать послушание во всем и полную преданность наставникам, чтобы они могли без всякаго препятствия руководить их к добродетельной жизни. Иноки должны прилежно исполнять возлагаемыя на них обязанности, даже и кажущияся тяжелыми, и не судить о распоряжении начальников, потому что это может препятствовать успеху их духовной жизни, и притом они, как неопытные, могут заблуждаться в суждении своем. Подначальные не должны также судить о поведении своих начальников, потому что помыслы, внушающие подозрение к поведению наставника и невыгодное мнение о нем, отвращают обыкновенно от полезных наставлений. Нужно с удовольствием говорить только о подвигах отцев и стараться подражать им. Братия обязаны слушать увещания отцев, поскольку не слушающий их заповедей есть преступник закона. Увещания нужны и тому, кто обладает знанием деятельной жизни, потому что одного знания недостаточно без деятельной жизни, а нужно соединять то и другое. Лучше всего постоянно пребывать в монастыре, не переменять без нужды места, потому что переходящий с места на место делается непостоянным и ленивым, а леность усиливает нечистые помыслы. Такому монаху также трудно усовершаться, как растению, часто пересаживаемому, приносить плоды. Жизнь в монастыре достолюбезна. Она очищает нравы, как огонь металлы, научает послушанию чрез повиновение братии, а чрез терпение скорбей великодушию. Нужно непрестанно упражняться в чтении Священнаго Писания, в молитвах, песнопении и рукоделии, чтобы леностию не ослабить в себе дара благодати; надобно неопустительно посещать ночныя собрания, назначенныя для псалмопения. По пробуждении от сна должно стараться пробуждать в сердце светлые помыслы, чтобы бодрственно присутствовать в собрании, и леностию бесам не подавать способа вселять в сердце лукавые помыслы. Св. Нил советует инокам, пребывая в келии не предаваться исключительно одному занятию, например, чтению книг, так как из одного камня нельзя воздвигнуть здания, между тем как душа, оживляемая разнообразием упражнений, после телесных движений с новыми силами порывается к молитве.

Инок должен соблюдать приличие в одежде, скромность в голосе, умеренность в пище, питии и во сне, степенность и простоту в походке, стыдливость во взоре и во всей внешности смирение, более размышлять, нежели говорить, более беседовать с Богом и как можно менее с людьми. Свое мнение нужно произносить обдуманно, чтобы не допустить лжеумствования, не только не произносить праздных слов, но и не слушать их, а особенно пересудов, чтобы и в себе не образовать порочной наклонности и других не поощрить к злоречию. Пред старцем должно молчать, мудрых слушать, для низших быть дружелюбным советником, к несчастным быть сострадательным, скорбящих утешать, никого не презирать, но с людьми худыми избегать обращения. Полезно иметь друга, который был бы судиею дел и подпорою во время падения; но не должно полагаться на того, кто сам не подвизается, хотя бы имя его было велико. В случае падения не должно извинять себя грехами других, но в безмолвии принести покаяние, и собрать свои рассеянные помыслы. Если случится видеть падение брата, не смеяться над ним, или осуждать его должно, но молиться за него. Поношающаго должно побеждать смирением; укоряющему не отвечать укоризнами, но усмирять его, перенося обиду без гнева в молчании. Кто умиротворяет жестокосердаго, тот сын мира.

Пост для инока необходим. «Начало плода цвет, а начало деятельной жизни есть воздержание. Поспешный путник скоро дойдет до города, а воздержный монах скоро достигнет мирнаго состояния. Медленный путник запоздает в пустыне, и монах невоздержный не достигнет дома бесстрастия. Молитва воздержнаго благоуханна, как ароматы, высока, как полет молодаго орла. Ум постника – яркая звезда в ночи, а ум невоздержнаго покрыт тьмою безлунной ночи. Не преуспеет он в боговедении, не благоухает от него созерцанием. Но пост хорош, когда он сопровождается смирением и послушанием».

Говоря о борьбе с искушениями, преподобный Нил раскрывает ту духовную борьбу, которая известна только людям, много подвизавшимся на поприще духовной жизни и уразумевается только внимательным самонаблюдением, постепенным бдением за движениями помыслов.

Св. Нил внушает прежде всего не смущаться искушениями и сохранять благодушие. «Злый демон, оскорбляя искушениями, чрез то самое заставляет тебя прибегать под защиту и покров Божий; потому что всякий, видя врага, бежит к могущему избавить от него. Так, малыя дети, увидев какое-либо страшилище, бежат к матери, и так крепко хватаются за одежду ея, что только силою можно оторвать их; но когда не видят ничего страшнаго, то часто не идут к ней, если она и зовет их. Под именем матери разумей благопопечительный промысл Божий. Как разбойники подкапывают не те храмины, где лежит трава, или мякина, или солома, но те, где находится золото, или серебро, так и враги истины и правды нападают и козни строят более всего людям добродетельным и старающимся просиять делами Богоугодными. Не желай скоро освободиться от искушений и бедствий; но терпи до тех пор, пока благопромышляющий о тебе Христос не освободит тебя. Он пришел к своим ученикам, бывшим в великом страхе от волнения морскаго, не в первую, не во вторую или третью, но в четвертую стражу (Мф.14:25)».

Для ограждения от искушений потребно бдение над помыслами. Ум, мудрствующий горнее, есть око души, разливающее свет свой повсюду. Но если мы склоняем ум к предметам земным и пагубным, то он не может помыслить и представить ничего добраго и полезнаго, но по необходимости бывает омрачен, и обуреваясь сомнениями, находится в опасной брани. Ненадобно попускать уму предаваться вредным помыслам, дабы не оживить с трудом умерщвленных страстей и опять не впасть в беспокойство: потому что ум весьма легко склоняется к недавно истребленным страстям и предается похотям. Когда придет бесстудный помысл, не приставай к нему, не беседуй с ним, не дружись с ним и не принимай его; но лучше прогневайся на него и отвратись от него.

Св. Нил помыслы по их происхождению различает на ангельские, человеческие и демонские. Демоны, говорит он, воюют на душу чрез помыслы. Они возбуждают в ней представления предметов чувственных, которые напечатлеваются потом в уме. По самому предмету, образ котораго напечатлелся в уме, можно узнавать, какой бес подействовал на него. Если, напр., уму предоставляется лице обидевшаго и обесчестившаго меня, то значит, что меня поразил помысл злопамятования. Но не воспоминания о таких предметах нужно приписывать внушению бесов, поскольку ум и сам по себе естественно может возобновлять в себе представления о прежде бывшем. Впрочем, иногда и чистые помыслы внушаются от бесов: они влагают в сердце, по-видимому, добрую мысль, и тотчас притворно противодействуют ей, чтобы показать себя сердцеведцами. Но на самом деле они не знают сердца человеческаго, которое открыто одному только сердцеведцу Богу. Только из произносимых нами слов и соответственных им телодвижений они узнают, что скрывается у нас в сердце, и таким образом изыскивают случаи действовать против нас.

Св. Нил подробно описывает действие в душе порочных помыслов, чревоугодия, блуда, сребролюбия, гнева, уныния, лености, тщеславия, гордости. Он научает чревоугодие препобеждать презрением яств, богатство, славы и плоти; блудные помыслы подавлять преимущественно памятию о смерти и размышлением о страшном суде и вечных мучениях; сребролюбие – преданностию Промыслу Божию; против гнева вооружаться долготерпением, непамятозлобием и благотворением, дух уныния изгонять частыми слезами, твердою надеждою и любовию к сладчайшему Иисусу; дух лености врачевать терпением, совершением всякаго дела с прилежанием и страхом Божиим; дух тщеславия и гордости низлагать размышлением о величии Божием и нашем недостоинстве, воспоминанием подвигов святых мужей и наших согрешений. Весьма опасным состоянием души св. Нил почитает нечувствительность. Это такое состояние души, что она забывает страх Божий и благочестие, грех не считает грехом, мучения вечныя и суд помнит как простыя слова, смеется угрозам, и признавая Бога, не знает Его повелений. «Бьешь в грудь, говорит подвижник, когда душа устремляется ко греху, а она не чувствует; рассуждаешь от Писания, а она вовсе окаменела и не слышит; представляешь ей бесчестие от людей, а она не думает о стыде людском. Беса этого наводят продолжительные помыслы тщеславия».

Истинным благочестием отличался и сын преподобнаго Нила Феодул: по мере духовных сил своих он старался соревновать отцу своему в иноческих подвигах, и по мере возрастания телеснаго возрастал нравственно, у совершался в добродетелях. Феодул взят был в плен варварами. В один вечер он узнает, что варвары положили принести его в жертву утренней звезде. Один из пленников, служитель Магадона, обреченный также на смерть, решился ночью спастись бегством, и подговаривал к побегу и сына Нилова. Но благочестивый Феодул отказался бежать и предал себя в волю Божию, сказавши, что воли Божией, какова бы ни была она, не избежишь, даже и в неприступном скрываясь убежище. Когда настала ночь, служитель Магадонов, пользуясь темнотою ночи и опьянением варваров, действительно ушел, а Феодул в скорби и страхе от предстоящей смерти простерся на землю и в глубине сердца своего молился Богу. Так он молился: «Владыка, Создатель всей видимой и умопостигаемой твари, в Твоей руке сердца созданий Твоих, обращаешь в жалость зверство неразумнаго гнева, когда хощешь по правдивому суду спасти по приговору власти предаваемых на смерть. Ты укрощал ярость диких зверей, стремящуюся пожирать человеческия тела. Ты удержал разливающуюся силу огня, одним мановением вложил бездейственность в усилившийся пламень, непострадавшими сохранил осужденных на погибель, неизреченным и чудным могуществом Твоим соделал, что волоса и кожа оказались неодолимыми для огня, Ты спаси и меня, ниоткуда не имеющаго надежды на помощь, и прежде нежели лишен я жизни по суду врагов, по всей видимости уже мертваго, не попусти, чтобы кровь моя послужила возлиянием демонов, и чтобы лукавые духи наслаждались туком плоти моей. Меня уготовили в жертву звезде, соименной страсти похотения; да не соделается же приношением и жертвою демону, одноименному с непотребством, мое тело, до сего дня соблюденное чистым. Напротив того зверское сердце жестоких преложи в милостивое и кроткое. Ты для Есфири пламенеющий гнев и дикую ярость Ассуира, царя мидийскаго, преложивший и обративший в сострадательное помилование, спаси душу, посвященную на служение Тебе. Отцу-старцу и служителю Твоему возврати сына, необучившагося худому и вознамерившагося, сколько от него зависит, пребыть благочестивым. Ибо не из страха опасности теперь в первый раз приношу исповедание сие, так что обещание мое можно было бы почесть воздаянием за спасение. Свободным помыслом предупредил я вступление на подвиг по необходимости. Покажи, что для спасения вера сильнее ног, и упование на Тебя надежнее бегства. Избежал смерти, кто со мною на утро назначаем был в жертву, и побегом добыл себе спасение; а я остался, ожидая, что Тебе будет угодно, и понадеявшись на Твою помощь, нахожусь в руках врагов Твоих. Он вверился ногам, а я – Твоему могуществу. Мое ожидание да не будет немощнее надежды на телесныя силы. Он спасся, воспользовавшись для побега темнотою, и спасся благополучно. А меня уже застиг свет, даруемый живущим для делания заповедей Твоих». В таком положении застало Феодула утро. Поднявши вверх глаза, он увидел, что утренняя звезда склонилась к горизонту. Со слезами он опять стал взывать к могущему избавить его от смерти, говоря: удиви милость... Вера в Бога, спасающаго от бед, и надежда на Его чудодейственную силу не посрамили Феодула; пламенная молитва Его к Богу не осталась тщетна. Проснувшись, варвары увидели, что время жертвоприношения прошло, потому что солнце озарило уже лучами своими землю: Феодул остался жив.

Когда св. Нил, выслушав от сына рассказ его о чудесном спасении из плена, сказал ему, что он дал обет Богу работать в строгом воздержании и всяком злострадании, если сын возвращен будет из плена живой, Феодул тотчас же изъявил полное желание быть соучастником в обете и в труде исполнения обета. «И я, родитель мой, сказал он, охотно прииму долю в труде с тобою, буду соучастником в обете, потому что был соучастником в милости, и еще больше облагодетельствован. Ты избавился от плача, а я от вкушения смерти. Если бы и тебе одному в пользу служил дар Божий; то мне, принося благодарение Богу за отца, должно было бы и благодеяние и воздаяние за него принять на себя, хотя бы за милость сию надлежало потерпеть и что-либо горестное. Ибо, если Иеффаю, давшему обет за победу на войне, дочь его послужила смертию своею, и чтобы поддержать добрую славу отца, решилась стать приношением и жертвою, то чего буду стоить я, если не поспешу как можно скорее уплатить отцев долг? И притом, когда долг этот буду воздавать Богу, который обыкновенно малую уплату вознаграждает опять новою благодатиею, и воздаваемый долг приемлет не как долг, но вменяет это в данное взаимообраз-но, и уплату признает одолжением, в вознаграждение за благо признательность должника, как за вземлемое в заем, дает тотчас новый дар, всегда предваряет милостями, и всегда дает рукописание в том, что дающим взаим должен воздать благодеяниями, и вообще воздаяние должников признает их щедростию, так что по великодаровитости и щедролюбию естества и начинает милостями, и оказывает всегда милости, как должник. Поэтому, родитель, имея во мне усерднаго участника в уплате, начинай эту уплату. Без сомнения же Бог, ведая силы наши, соразмерно с ними будет взыскивать с нас долг, и не посмеется над немощию естества, потребовав трудов, превышающих силу.

Во время пребывания преподобнаго Нила на св. горе Синайской напали на отшельников, живших близ неопалимой Купины, варвары (Сарацины). Первою жертвою жестокости врагов сделался благочестивый пресвитер святаго места Феодул. Варвары нанесли ему два удара в голову. Подвижник Христов, по сказанию св. Нила, «не произнес жалобы на боль, не показал смущения в лице, не обнаружил и следа страдания, но только положил на себя крестное знамение и тихо произнес устами: благословен Господь! Первый удар, от затылка прошедши чрез ухо, достиг до челюсти; а вторый от плеча простерся до груди. И таким образом блаженный, тихо всколебавшись, пал в благоговейном виде, умерщвляемый и обнаженный не показал в себе ничего неприличнаго, какая-то приятность процветала в его теле и прикрывала неблагообразие наготы». Старец, впрочем, прожил еще день, и хотя с большою нуждою, мог говорить. Вечером собрались около него отцы – пустынники, и горько оплакивали постигшее их несчастие, а святый старец увещавал их не смущаться такими искушениями. Сатане обычно, говорил он, испрашивать у Бога, кого бы подвергнуть искушениям. Ибо скольких умертвил он у Иова, погубив кого огнем, кого мечом, а кого падением дома? Но вас да не приводит в колебание все это, продолжал старец. Ибо подвигоположник знает, по какому суду предает подвижников противнику, уготовав светлыя награды и воздаяния благодушно приемлющим удары. И каковы эти воздаяния, показывает великий Иов, который все, что, по-видимому, утратил, получил в сугубой, лучше же сказать, в гораздо большей и несравненно превосходнейшей мере. Ибо яже око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор.2:9), – все это, превышающее и подвиги благочестия, и чувство, и ум, уготовал Бог подвизающимся ради Его. Так и подобало великодаривитому Богу, воздаяниями превзойти труды и венцами препобедить подвиги, паровать подвижникам то, на что не было и надежды, чего и получить не чаяли, чтобы и должную награду воздать, и воздаяние это, по превосходству онаго, соделать даром благодати. Так говорил старец и лобызал окружающих его, пока доставало у него сил говорить и двигать язык. Потом он в мире скончался.

* * *

Между Синайскими и Раифскими подвижниками пятаго и половины шестаго века известны: Никон, Мегефий, Петр Пионитский, Иоанн, Евнух-Киликийский, Матой.

О преподобном Никоне в Достопамятных сказаниях о подвижничестве св. и блаж. отцев рассказывается следующее:

«Брат спросил одного отца: как диавол искушает святых? Старец отвечал: в горе Синайской жил один отец, именем Никон. И вот кто-то пришел в хижину некоего Фаранита, застал одну дочь его и пал с нею. Потом он сказал ей: скажи, что отшельник авва Никон сделал это с тобою. Когда пришел домой отец ея и узнал о случившемся, взял меч и пошел к старцу. Как скоро он постучался, старец вышел. Но едва Фаранит поднял меч, чтобы умертвить старца, рука его сорвалась сухою. Фаранит пошел и рассказал о том пресвитерам. Они послали за старцем. Старец пришел. Они много били его и хотели выгнать, но старец начал просить их: Бога ради оставьте меня здесь, чтобы мне покаяться. Пресвитеры отлучили его на три года и дали повеление, чтобы никто не ходил к нему. Старец три года провел в покаянии, ходил каждый воскресный день каяться в церковь, и упрашивал всех, говоря: помолитесь обо мне. Наконец, злой дух начал мучить того, который сделал грех и сложил вину на отшельника. Он признался в церкви: я сделал грех и научил оклеветать раба Божия. Тогда весь народ пошел и пал перед старцем, говоря: прости нас, Авва! Старец сказал им: простить – прощу вас, но жить с вами здесь более не могу. Между вами не нашлось никого, кто бы имел столько рассудительности, чтобы сжалиться надо мною. Таким образом, авва Никон удалился оттуда. Старец сказал брату: видишь, как диавол искушает святых?

Преподобный Никон воспоминается православною церковию в Субботу сырной недели.

Авва Мегефий отличался великим смирением, которому научился у отцев египетских, и из бесед со многими старцами, с аввою Сисоем и аввою Пименом. Вот некоторыя черты из подвижнической жизни аввы Мегефия, сохранившияся в Достопамятных сказаниях о подвижничестве св. отцев.

«Однажды посетил Мегефия один св. муж и спррсил его: как ты, брат, живешь в этой пустыне? Мегефий отвечал: пощусь по два дня, и ем по одному хлебу. Святый сказал: если хочешь послушаться меня, ешь каждый день по полухлебу. Делая так, Мегефий нашел себе покой.

Некоторые отцы спросили авву Мегефия: если останется кашица к другому дню, то присоветуешь ли братьям есть ее? Старец отвечал: если она испортится, нехорошо принуждать братию есть ее со вредом для своего здоровья. Ее должно бросить. Если же она хороша, то нехорошо бросать ее из одной прихоти и варить другую.

Авва Мегефий говорил: прежде, когда собрались мы друг к другу и рассуждали о пользе душевной, укрепляя друг друга, мы в стройных хорах восходили на небеса. А ныне, когда собираемся и злословим друг друга, – нисходим во ад.

Авва Петр Пионитский подвизался в горе Синайской и в Раифской пустыне. Вот некоторыя черты из его подвижнической жизни, сохранившияся в Достоп. сказ, о подвижничестве св. отцев, свидетельствующия о высоте его подвигов и духовной мудрости.

«Об авве Петре Пионитском, говорится в Достопамятных сказ., сказывали в кельях: он не пил вина. Когда же состарился, братия смешали немного вина с водою и просили его выпить. Но он говорил: поверьте мне, это я почитаю тем же вином, только приправленным. Он осуждал себя и за вино, смешанное с водою.»

Брат говорил Петру, ученику аввы Лота: когда я сижу в келье своей, душа моя спокойна; но если приходит ко мне брат и начинает говорить о предметах внешних, то душа моя приходит в смущение. Авва Петр отвечал: в смущение. Авва Петр отвечал: авва Лот говаривал: ключ твой отпирает дверь мою. Брат спросил старца: что значат эти слова? Старец отвечал: ежели кто приходит к тебе, ты спрашиваешь его, здоров ли? откуда пришел? здоровы ли братия? хорошо ли приняли тебя или нет? И тогда ты отпираешь дверь брата и слушаешь то, чего бы не хотел. Правда, говорит брат, что же должен делать человек, ежели прийдет к нему брат? Старец отвечал: плач всему научает; а где нет плача, там нельзя уберечься от искушения. Брат говорил: когда я бываю в келье, плач всегда со мною; но если приходит кто ко мне, или я сам выхожу из кельи, то уже не нахожу слез. Старец говорит: это еще не в твоей власти, но на опыте так бывает. В законе написано: аще стяжеши раба Евреина, шесть лет да поработает тебе; в седмое же лето отпусти его свободна. Аще даси ему жену и родит чада в дому твоем, и не восхощет отойти от тебя ради жены и детей, приведи его к двери дома, и проверти ему ухо шилом, и будет тебе раб во век (Исх.21:2–6). Что же это значит? – спрашивает брат. Старец отвечает: если человек приложит посильный труд к известному делу, он найдет, чего ищет, для своей пользы. Брат говорит ему: сделай милость, объясни мне слова эти? Неверный слуга – сын незаконный, отвечал старец; истинный сын не оставляет отца своего.

Рассказывали об авве Петре и авве Епимахе: они были друзьями в Раифе. Однажды, когда за обедом в собрании их принуждали идти к столу старцев, с большим принуждением пошел туда один авва Петр. Когда встали из-за стола, авва Епимах сказал ему: как ты осмелился идти за стол старцев? Авва Петр отвечал: если бы я сидел с вами то братия стали бы просить меня, чтобы я, как старец, благословлял первый, и был бы я между вами, как старший; а когда пришел я к старцам, то стал меньше всех и помышлял о себе смиреннее.

Авва Петр сказал: не должно превозноситься, ежели Господь что-либо сделает чрез нас, но лучше благодарить Его за то, что мы удостоились призвания Его. Полезно так думать, говорил он, при совершении всякаго добраго дела.

Преподобный Иоанн Евнух-Киликийский был игуменом в Раифе. В Достопам. сказ, сохранилось несколько его наставлений. Вот они:

Авва Иоанн Евнух еще в молодости спросил одного старца: как вы могли совершать дело Божие так спокойно, а мы и с трудом не можем? Старец отвечал: мы могли потому, что дело Божие почитаем главным делом, а нужды телесныя – последним; а вы нужды телесныя почитаете главным делом, дело же Божие не слишком необходимым; оттого вам и трудно. Посему-то и Спаситель сказал ученикам: маловери, ищите прежде царствия Божия, и сия вся приложатся вам (Мф.6;30,33).

Авва Иоанн говорил: отец наш Антоний сказал: я никогда не предпочитал свою пользу пользе брата своего.

Авва Иоанн Киликийский, игумен Раифский, говорил братьям: дети мои! как бежали мы от мира, так будем бежать и от вожделений плоти.

Он же говорил: будем подражать отцам нашим; в какой строгости и безмолвии они жили здесь!

Еще говорил: дети мои! не оскверним этого места, которое отцы наши очистили от демонов.

Еще: здесь место подвижников, а не барышников.

Между подвижниками Раифской пустыни пятаго века знаменит авва Матой. Он подвизался прежде в египетских пустынях, где обращался с славными египетскими подвижниками. Он славился высокою духовною мудростию, о которой свидетельствуют сохранившияся в Достопам. сказаниях о подвижнич. св. отц. некоторыя его наставления.

Авва Матой говорил: я лучше желаю себе дела легкаго и продолжительнаго, нежели труднаго вначале, но скоро оканчивающагося.

Еще говорил: чем ближе человек к Богу, тем более сознает себя грешником. Пророк Исайя, увидев Бога, назвал себя окаянным и нечистым (Ис.6:5).

Еще говорил: когда я был юн, думал сам с собою: может быть, я делаю что-нибудь доброе; а теперь, когда состарился, вижу, что я не имею в себе ни одного добраго дела.

Авва Матой говорил также: сатана не знает, какою страстию будет побеждена душа; он сеет, но не знает, пожнет ли. Сеет он помыслы блуда, помыслы злословия и также другая страсти. К какой страсти склонною покажет себя душа, ту и внушает он ей.

Брат пришел к авве Матою и спрашивает его: почему живущие в скиту более делают, чем велит Писание, любя врагов своих более, нежели самих себя? Авва отвечает ему: а я и того, кто любит меня, не могу еще любить, как самаго себя.

Брат спросил авву Матоя: что мне делать, если в день поста, или на рассвете, прийдет ко мне брат? это беспокоит меня. Старец отвечает ему: если ты без смущения совести ешь с братом своим, хорошо делаешь; ежели же никого не ожидаешь к себе, и ешь, в этом уже твоя воля.

Авва Иаков сказывал: приходил я однажды к авве Матою, и уходя от него, сказал ему, что хочу отправиться в келии. Авва Матой сказал: поклонись от меня авве Иоанну. Я пришел к авве Иоанну, и говорю ему: авва Матой тебе кланяется. Старец говорит мне: да, авва Матой воистину Израильтянин, в нем же льсти несть (Ин.1:44). Через год опять пошел я к авве Матою и сказал ему поклон от аввы Иоанна. Старец сказал мне: я недостоин приветствия от такого старца. Если услышишь, что какой-нибудь старец почитает ближняго выше себя, то знай, что он достиг уже великаго совершенства. Ибо в том-то и состоит совершенство, чтобы предпочитать себе ближняго.

Авва Матой рассказывал: пришел ко мне брат и говорил, что злословие хуже блуда. Я отвечал ему: жестоко слово твое. Брат говорит мне: а для тебя как кажется это дело? Я сказал ему: хотя злословие худо, но оно скоро врачуется. Часто злословящий раскаивается и говорит: худо говорил я. Но прелюбодеяние по естеству своему есть уже смерть.

Некогда авва Матой отправился из Раифа в страну Магдолов. С ним был брат его. Там Епископ задержал старца и сделал его пресвитером. Однажды, беседуя друг с другом, Епископ сказал авве: прости меня, авва! знаю, что ты не желал быть пресвитером, но я осмелился это сделать, чтобы получить от тебя благословение. Старец сказал ему со смирением: в сердце у меня было небольшое желание, но вот что меня затрудняет: я должен расстаться с братом моим; а один я не смогу исполнять всех молитв. Епископ сказал старцу: ежели ты знаешь, что он достоин, я рукоположу и его. Авва Матой отвечал: достоин ли он, я не знаю. Одно только знаю, что он лучше меня. Епископ рукоположил его брата. Но оба они почили, не приступив к престолу для совершения Евхаристии. Старец же говорил: верую в Бога, что я не подвергнусь великому осуждению за то, что по рукоположении ни однажды не совершал литургии; ибо рукоположение есть достояние людей чистых.

Авва Матой рассказывал: пришли три старца к авве Пафнутию, котораго звали Кефалою, и просили у него наставления. Старец спросил их: какого наставления вы желаете от меня – для духа, или для плоти? – Для духа – отвечали ему. Старец дал им такое наставление: пойдите, любите скорбь более спокойствия, бесчестие более славы; более любите давать, нежели принимать.

Брат просил авву Матоя: дай мне наставление. Авва Матой сказал ему: пойди, моли Бога, чтобы Он ниспослал в сердце твое скорбь и смирение; будь всегда внимателен к грехам своим, не осуждай других, а себя почитай ниже всех. Не имей дружбы с отроком, не знайся с женщиною, не дружись с еретиком. Отсекай от себя всякую дерзость; обуздывай язык и чрево твое и не пей много вина. Если кто будет говорить о каком-либо деле, не спорь с ним; ежели он говорит хорошо, скажи: так; а ежели нехорошо, то скажи: сам знаешь, что говоришь. Не спорь с ним о том, о чем он говорит; в этом состоит смирение.

Брат сказал авве Матою: дай мне наставление. Старец сказал ему: не входи в состязание ни о каком предмете; но плачь, сокрушайся, ибо время близко.

Брат спросил авву Матоя: что мне делать? меня беспокоит язык мой; когда я бываю с людьми, не могу удержать его, но осуждаю и обличаю их во всяком даже добром деле; что мне делать? – Старец сказал в ответ: ежели ты не можешь удержать себя, то беги в уединение; ибо это немощь. Кто живет с братиями, тот должен быть не четвероугольным, но круглым, чтобы мог катиться ко всем. И я живу в уединении, присовокупил старец, не по крепости духа, но по немощи; а сильные живут и среди людей.

* * *

Шестой и седмой были века для Синайской горы также временем цветущаго состояния на ней подвижничества: в эти века, особенно в шестой, было там весьма много святых мужей, великих и дивных подвижников благочестия.

Подвижники Синайской горы, процветавшие в шестом веке, известны следующие: св. Иоанн Лествичник; игумен Зосима; игумен Георгий; Стефан Византиец; Епифаний Затворник; Орентий отшельник; Стефан; Иоанн Савваит; Георгий Аралаит; Анастасий Синаит и другие.

Какой достопамятный город родил и воспитал мужа сего прежде принятия им доблестных его подвигов – так начинается житие преподобнаго Иоанна Лествичника, помещенное в славянском переводе его Лествицы – о том не могу сказать ничего вернаго и точнаго. Но в каком месте ныне находится пречудный этот подвижник и какою божественною пищею он питается, об этом я совершенно знаю. Пребывает он ныне в той стране, о которой громогласнейший Павел поет, так восклицая: их же житие на небесех есть (Флп.3:20), где он невещественным чувством, то есть, единым разумом, невидимо насыщается и наслаждается добротою, веселящею его ум, приняв достойное возмездие за свои труды и получив там наследие царствия, находится и всегда будет с теми, их же нога ста на правоте (Пс.25:2). Как же он, в вещественном находясь теле, достигал невещественнаго блаженства, об этом, сколько можно, поведаю.

Преподобный Иоанн еще на 16-м году своего возраста оставил мир и прибыл на Синай, чтобы здесь, смотря на святую гору, по которой Моисей восходил к Богу, восходить по степеням нравственнаго совершенства и благоугождать единому Богу. Прежде всего преподобный счел нужным найти себе и действительно вскоре нашел опытнаго руководителя в духовной жизни: это был один подвижник, по имени Мартирий. Ему преподобный Иоанн отдал всего себя в полное управление и под его руководством быстро стал преуспевать в добродетелях и духовном разуме. Духовному своему отцу он явил такое послушание, что сделался как бы совершенно мертвым для своих собственных желаний и наклонностей: его душа, казалось, не имела ни собственнаго ума, ни собственной воли. О важности и силе послушания преподобный сам говорит в своей лествице: «изшедшие из Египта имели вождем Моисея; а убежавшие из Содома – Ангела. Так и желающие выйти из духовнаго Египта и избегнуть от мысленнаго фараона имеют нужду в некоем Моисее, в ходатае к Богу, который воздевал бы о них к Богу свои руки, чтобы они прешли греховное море и обратили в бегство духовнаго Амалика. Дитя, не имеющее сил подняться на гору, на руках отца может достигнуть самой вершины ея». Скоро прозорливые старцы провидели в нем избранный сосуд Благодати и предрекли, что он будет не только великий подвижник, но и руководитель подвижников. Когда преподобнаго Иоанна постригали в иноческий сан, один старец, игумен Стратегий, присутствовавший при обряде погребения, по внушению свыше, предрек, что Иоанн будет одним из великих светил в мире. Другой великий подвижник, знаменитый Иоанн Савваит, когда Мартирий привел к нему ученика своего, умыл преподобному Иоанну ноги прежде его духовнаго отца и даже поцеловал у него руку, а ученику своему Стефану сказал, что он принял в этом юном иноке будущаго игумена Синайскаго. По прошествии девятнадцати лет, когда Мартирий отошел к Господу, преподобный Иоанн решился подвизаться один в самом строгом уединении, и посоветовавшись с преподобным Георгием Арселаитом, после продолжительной молитвы, удалился в самую безмолвную пустыню, называвшуюся Фола.

Сорок лет подвизался преподобный Иоанн в этой пустыне, проводя жизнь совершенно ангелоподобную. Нельзя изобразить всех подвигов, совершенных им в восхождении его к нравственному совершенству в продолжение этой необыкновенной четыредесятницы лет. Без всякаго сомнения, преподобный прошел в это время все те степени нравственнаго усовершения и восхождения к богоподражательному бесстрастию, какия он показал и начертал в своем творении, называемом Лествица, возводящая на небо. Вот как в немногих словах изображаются подвиги и добродетели преподобнаго Иоанна, совершенные им в это время, в житии преподобнаго.

Он все то вкушал, что не было запрещено уставом постнической жизни, впрочем, весьма мало. И этим, думаю, он сломлял рог гордости. Малоядением отражал он роскошь, госпожу сластолюбия, заботящуюся о многих яствах, среди недостатка своего, взывая к ней: замолчи, онемей. Уединением и редким видением лиц человеческих он погасил и совершенно испепелил пламень пещи плотской. А сребролюбия, которое Павел называет идолослужением, добльственно избежал сей подвижник милостынею и лишением необходимых вещей. Леность, как ежечасную душевную смерть, он возбуждал к трудолюбию памятию о смерти телесной. Узел похотей и всех страстей расплетал душевным болезнованием. Тщеславие, которое, подобно пиявке, высасывает кровь и соки добродетелей, и как паук, опутывает их своими сетями, истреблено было этим великим мужем чрез редкое выхождение из кельи, и еще более редкий с другими разговор. И что сказать о победе, которую особенный таинник сей одержал над гордостью? Что о крайней чистоте сердечной, которую сей новый Веселеил начал послушанием, а Владыка небеснаго Иерусалима совершил своим присутствием, без содействия коего нельзя сокрушить диавола и его полчища? В каком месте похвальнаго ему от нас венца помещу источник слез, который был в нем и который обретается не во многих (пустынниках)? Сокровенное его слезоточное место и доныне находится при подошве горы, это – пещера, весьма тесная, отстоящая от общих келий настолько, сколько нужно для заграждения слуха, чтобы не мог он слышать пустой человеческой славы. Он был близок к небу своими воплями и рыданиями, которыя подобны воплям, испускаемым теми, которых или жгут огнем, или режут оружием, или лишают глаз. Спал он столько, сколько нужно к сохранению ума, чтобы непрестанным бодрствованием не погубить его. Прежде сна он долго молился Богу и составлял книги. Все же течение жизни его было не что иное, как непрестанная молитва и нелицемерная любовь к Богу, Коего он и днем и ночью созерцая в светлейшем зеркале душевной чистоты своей, не хотел, или лучше сказать, не мог насытиться зрением Его! В венце подвигов и добродетелей св. Иоанна Лествичника ярко сияют особенно дух покаяния и умиления, воздержания и непрестанная молитва.

Покаяние и сердечное умиление были столь сильны в преподобном Иоанне и так глубоко развиты в нем, что он непрестанно проливал потоки слез. В сокровенной пещере своей он возносил к небу вопли, рыдания и вздохи, и с такою силою, с какою испускают вопли люди, страдающие тяжкою болезнею, или истязуемые жестокими муками. Эти святыя слезы производили в его душе чудныя последствия, как можно заключить из его собственных слов. В одном месте своей Лествицы преподобный говорит: «Как огонь сожигает и уничтожает хворость, так чистая слеза омывает все нечистоты, наружныя и внутренния» (степ. 7). И еще: «Те, кои получили дар слез, проводят каждый день своей жизни в духовном празднестве и их печаль заключает в себе утешение и облегчение также неизбежно, как воск в соте заключает в себе мед» (там же).

Преподобный Иоанн приписывает отшельникам три частныя добродетели, каковы: оставление всех забот о делах житейских, непрестанная молитва и постоянное бдение, делающее сердце недоступным для демонов. Эти три добродетели во всей силе показал в себе сам преподобный. Он изгнал из ума своего всякую другую заботу и всякое дело, кроме дела угождения Богу, и постоянно бодрствовал над сердцем своим, над малейшими его движениями и возбуждениями, не оставляя в него входа никакой земной мысли, никакому чувственному пожеланию, а это давало ему полную свободу возноситься к Богу в непрестанной молитве. И сильна и действенна была его святая молитва. У св. Иоанна был ученик, по имени Моисей. Однажды он приказал ученику своему переносить с некотораго места хорошую землю в свой сад, чтобы в нем лучше произрастали травы и деревья, Моисей усердно исполнял это повеление своего учителя. В одно время, именно в самый полдень летняго дня (это было в августе), он, будучи палим чрезмерным жаром, лег отдохнуть под тенью большаго утеса. Господь, не желая оскорбить чем-нибудь рабов своих, обыкновенно предваряет имеющее постигнуть их несчастие. Преподобный Иоанн находился в своей келье и, занятый, по обыкновению, Богомыслием, предался легкой дремоте. И вот ему представилось, будто подошел к нему почтеннаго вида муж, который будил его, и с упреком говорил: «Как ты, Иоанн, покойно здесь спишь, а Моисей находится в опасности?» Преподобный тотчас пробудился и стал молиться за своего ученика. Когда вечером ученик возвратился, Иоанн спрашивал его: не случилось ли с ним чего худаго? Тот отвечал: «Я подвергался большой опасности: меня едва было не задавил камень, оторвавшийся от утеса, под которым я спал; к моему счастию, мне представилось во сне, что ты зовешь меня, я тотчас встал и в страхе бросился от этого места прочь, едва отошел от него, как огромный камень с шумом упал на оставленное мною место». – Вот и еще случай, в котором открылась сила и действенность молитвы преподобнаго Иоанна. Пришел к нему один отшельник, по имени Исаакий, котораго до такой степени мучили блудные помыслы, что он едва не приходил от них в отчаяние. Со слезами поведал преподобному свою внутреннюю брань. Исаакий просил у него помощи. Преподобный, подивившись его вере и смирению, сказал ему: «Будем оба молиться, брат мой; благий и милосердый Бог не презрит нашей молитвы». И стали они оба на молитву. Еще лежал пришедший брат на земле, простершись ниц в молитве, как уже почувствовал внутри себя перемену: почувствовал, что мучившее его прежде плотское волнение изчезло, и совершенный мир водворился в его душе. Исаакий благодарил Господа, избавившаго его от мучительнаго состояния молитвою преподобнаго Иоанна.

Чтобы лучше упражняться в подвигах св. добродетелей, особенно в молитве, преподобный Иоанн почти безвыходно пребывал в своем глубоком уединении в Фоле и всячески старался скрываться от глаз людей, и молчал, когда встречался с другими. Только оставлял он свою пустынную келью, чтобы посетить пустыни египетския и назидать себя живым примером славных египетских подвижников. Но сколько ни скрывал себя блаженный Иоанн от славы человеческой, Господу благоугодно было открыть наконец так долго скрывавшийся под спудом светильник. Молва о святости и высокой духовной мудрости преподобнаго Иоанна распространилась повсюду, и к нему начали приходить посетители всех званий и состояний; преподобный всех принимал с любовью о Господе и всем подавал спасительные советы и наставления. Но и ему, как и другим святым подвижникам благочестия, суждено было потерпеть от злобы диавола и зависти людской. Некоторые пустынники, завидуя добродетелям Иоанна, упрекали его в том, что он, вопреки состоянию пустынника, нарушает законы молчания: они называли его невоздержным в словах. Св. Иоанн уступил клеветникам, затворился в своей келье и целый год ни с кем не беседовал; и только усильныя просьбы самих клеветников и других братий побудили его возвратиться к прежнему образу жизни: он снова раскрыл златословесныя уста свои, и снова потекли из них небесныя речи.

Когда скончался игумен Синайской горы Георгий, преподобному Иоанну было в это время уже 75 лет. Несмотря на столь преклонныя лета его, братия, зная добродетели преподобнаго, упросили его оставить уединение, и, как новаго Моисея, единогласно избрали игуменом горы Синайской. Господу угодно было избрание св. Иоанна в игумены Синайских пустынников, и Он утвердил это избрание особенным знамением. Историк жизни преподобнаго Иоанна⁶ рассказывает об этом следующее: «Как скоро св. Иоанн Лествичник сделался нашим начальником и игуменом, то собралось в монастырь множество гостей. Когда они сели за стол, то они видели, как неизвестный распорядитель, одетый в белую тунику, подобную еврейской, входил и выходил из трапезы и отдавал нужныя приказания всем бывшим на кухне и других местах для того, чтобы угостить надлежащим образом посетителей. С удалением этих последних, когда служившие им сели за стол, везде искали этого распорядителя, так много трудившагося для приведения всего в порядок, чтобы пригласить его разделить братскую трапезу. Но сколько ни искали, нигде не нашли; и тогда слуга Божий, наш почтенный отец Иоанн, сказал им: «Перестаньте искать, – нет ничего страннаго и удивительнаго, если Господь и Владыка Моисея сам благоволил устроить все нужное для гостеприимства в том месте, которое принадлежит Ему и посвящено Ему преимущественно».

Сделавшись игуменом и руководителем других, преподобный Иоанн со всем тщанием стал заботиться о духовном благе Синайских братий, но в то же время в этом служении благу других приобретал и для себя новыя, высшия совершенства. В житии его говорится, что он, подобно Моисею, взошел на гору (Синай), воспринял непостижимости Божии, и так сказать, приблизился к Богу, посредством восхождений ума, и получил Богоначертанный закон; отверз уши свои для принятия слова Божия; привлек к себе дух, и из благаго сокровища сердца своего излил благия слова спасения. Водами богомудраго учения своего св. Иоанн напоял души с обилием и чудным помазанием. Источники благодатнаго учения его текли не по одной пустыне Синайской, но орошали и окрестныя пустыни и оросили потом всю церковь: по просьбе современника своего Иоанна, игумена Раифскаго, он начертал истины учения в письмени – написал Лествицу.

Преподобный Иоанн управлял монастырем Синайским около четырех лет. Последние годы своей жизни он провел в любимой своей пустыне (Фоле) , где и отошел с миром ко Господу, имея около 80-ти лет (около 563 года по Р. X.)

Преподобный Иоанн Лествичник на пользу и в назидание Церкви оставил после себя прекрасное творение, называемое Лествица, возводящая на небо.

Покажем кратко содержание Лествицы преподобнаго Иоанна и извлечем из ней несколько нравоучительных мыслей.

Лествица преподобнаго Иоанна Лествичника представляет в себе истинный путь к достижению высшаго христианскаго совершенства. В ней раскрываются главнейшия подвиги, которые должен пройти и совершить всякий, желающий достигнуть своего спасения. По этому Лествица, хотя писана собственно для иноков и в ней излагаются преимущественно главныя обязанности монашескаго звания, и для христианина, живущаго в мире и ищущаго своего спасения, представляет она действительное и важное пособие: и мирянин по этой лествице может полагать в сердце своем восхождения на высоту нравственнаго совершенства и достигать в меру возраста исполнения Христова. Лествица заключает в себе тридцать степеней. Степени эти суть не что иное, как частные духовные труды и подвиги, которыми достигается нравственное усовершение христианина и которыми отлагает он по первому житию ветхаго человека – искореняет и очищает гнездящияся в ветхом человеке пороки и облекается в нового человека, созданного по Богу в правде и преподобии истины – восстановляет в душе своей образ и подобие Божие. Таким образом в Лествице указываются два рода степеней или подвигов: степени или подвиги очищения греховной нечистоты, искоренения пороков и страстей в ветхом человеке, и степени или подвиги восстановления в человеке образа Божия. К ним присоединяется еще несколько приготовительных степеней или начальных подвигов.

Вот какия степени Лествицы преподобнаго Иоанна Лествичника:

I. Степени или подвиги предуготовительные

Степень I. Отвержение жития мирскаго – отречение от мира и удаление от него.

Степень II. Отложение житейских попечений.

Степень III. Уклонение от мира (удаление от лиц, мест и вообще от всех предметов, которые могли бы пробудить в душе подавляемую любовь к миру).

Степень IV. Блаженное и приснопамятное послушание.

Степень V. Попечительное и деятельное покаяние.

Степень VI. Память смертная (памятование смерти).

Степень VII. Радостотворный плач (радостный плач).

II. Степени или подвиги очищения от нечистоты греховной, или подвиги совлечения ветхаго человека

Степень VIII. Безгневие (негневливость) и кротость.

Степ. IX. Незлопамятность.

Степ. X. Удаление от клеветы и неосуждение ближняго.

Степень XI. Удаление от многоглаголания и молчание.

Степ. XII. Удаление от лжи.

Степ. XIII. Уклонение от лености.

Степ. XIV. Истребление прелестнаго для всех, но злаго мучителя – чревообъядения.

Степ. XV. Нетленная чистота и целомудрие.

Степ. XVI. Умерщвление сребролюбия.

Степ. XVII. Настяжательность.

Степ. XVIII. Истребление нечувственности и мертвости сердечной (душевной смерти).

Степ. XIX. Подвиг против сна во время молитвенных предстояний.

Степ. XX. Телесное бдение, как чрез него можно духовно бодрствовать, и каким образом его проходить.

Степ. XXI. Борьба с малодушием и боязливостию.

Степ. XXII. Истребление многообразнаго тщеславия.

Степень XXIII. Борьба с безрассудною гордостью.

III. Степени или подвиги восстановления в душе образа Божия

Степ. XXIV. Кротость, простота, незлобие.

Степ. XXV. Высочайшее смиренномудрие.

Степ. XXVI. Рассуждение о помыслах, пороках и добродетелях – рассуждение благорассмотрительное.

Степ. XXVII. Священное безмолвие души и тела.

Степ. XXVIII. Священная и блаженная матерь всех добродетелей – молитва.

Степ. XXIX. Земное небо, т. е. богоподражательное человеческое бесстрастие и совершенство и воскресение души нашей прежде общаго воскресения.

Степ. XXX. Союз трех добродетелей – веры, надежды и любви.

Преподобнаго отца нашего Иоанна Лествичника

Степень первая

Отвержение жития мирскаго, отречение от мира и удаление от него.

Отвержение жития мирскаго, отречение от мира есть самовольное, свободное возненавидение тленных благ сей жизни, столь привлекательных для мирян. Приступающие к иноческому подвигу от всего да отрекутся, все да презрят, всему да посмеются, и все да отринут, чтобы положить благое основание.

Все, благоохотно оставившие мир и его блага, делали это или ради будущаго царствия, или ради множества грехов, или по любви к Богу. Если же они не предлагали себе предметом ни одного из выше сказанных, то отречение от мира не имеет никакого твердаго основания. Впрочем, какая бы цель благочестиваго сего подвига не предполагалась, благий наш Подвигоположник приемлет.

Желая выйти из Египта и убежать от Фараона, поистине и мы имеем нужду в некоем Моисее, в ходатае к Богу и по Боге, чтобы посреди деяния и умосозерцания он воздевал о нас к Богу свои руки, и чтобы путеводимые им перешли греховное море, и Амалика, то есть, страсти обратили в бегство.

Да знают все приступающие к сему благому, но жестокому, тесному, многотрудному подвигу, что они пришли броситься в огонь. И так каждый да искушает себя, и так от хлеба жития иноческаго с горьким былием да ясть и от чаши, слезами растворенной да пиет, да не в суд себе воинствует.

Не будем гнушаться и порицать тех, кои некоторыми несчастными обстоятельствами принуждены были отречься от мира. Видел я семя, нечаянно падшее на землю и плод обильный и благоцветный принесшее.

Никто да не называет себя недостойным обета иноческаго, напрасно представляя тяжесть и множество грехопадений, и да не считает себя достойным презрения ради своего сладострастия, указу я виною этого грехи свои. Где находится большая гнилость, там и сильное требуется врачевание, чтобы истребить злосмрадный гной. Ибо здоровые не требуют врача. Если, когда земной царь зовет нас на воинские подвиги пред лицем своим, мы нимало не медлим, и не отказываемся от сих подвигов, но оставивши все, к нему являемся: то будем внимательны к себе, чтобы Царя царей, Господа господей и Бога богов, призывающаго нас к ангельскому сему чину, по лености и нерадению своему преслушавши, не оказаться нам безответными на страшном судище.

Посвяти труды юности твоей Христу благоохотно – и в старости возвеселишься о богатстве своей добродетели...

Никто юный да не внимает врагам своим – демонам, внушающим ему и говорящим так: не изнуряй своей плоти, чтобы не впасть тебе в немощи и недуги.

Хотящие служить благоохотно Христу, прежде всего при пособии отцов духовных и собственнаго своего рассуждения пусть узнают, какия должно им избрать места, нравы, жилища и занятия, им способнейшия. Пусть каждый сам обсудит, какое жительство ему необходимее.

Взошедший на сию степень, не озирайся назад.

Степень вторая

Незаботливость, или отложение житейских попечений

Кто истинно возлюбил Господа, кто усердно старается достигнуть будущаго царствия, кто всецело соболезновал о своих грехопадениях, тот совсем не возлюбит, не помыслит и не попечется ни о сердце, ни о стяжаниях, ни о родителях, ни о мирской славе, ни о друге, ни о братиях, и ни о чем земном; но все мирския вещи и всякое о них попечение отвергает, и притом и самую плоть свою ненавидит.

Это – вторая степень. Восходи на нее, подражая не жене Лотовой, но самому Лоту.

Степень третья

Уклонение от мира

Уклоняющийся от мира убегает как от своих, так и от чужих вещей. Спеша в обитель, или (желая) уклониться от мира, не дожидайся того, пока пойдут с тобой миролюбцы. Уклоняясь ради Господа от мира, уже более не прикасайся к мирским вещам, ибо изчезнувшия страсти легко опять к человеку возвращаются.

Мест, которыя подают тебе случай ко грехам, убегай как бича: ибо, когда нет при нас древеснаго плода, мы не так сильно его желаем.

Да не будет утаен от тебя и этот хитрый поступок душегубцев, кои советуют нам не отлучаться от светских людей, представляя, что мы великую получим награду, если смотря на женщину, от ней воздержимся: их слушать не должно, а лучше делать противное. Кто по отречении своем от мира обращается с светскими людьми, или по крайней мере близ них находится, тот или в их же впадает сеть, или... осуждать станет.

Когда мы, с год или более разлучившись с родными своими, приобретем малое некоторое благочестие, или сердечное сокрушение или воздержание, то суетные помыслы, представ нам, убеждают нас опять идти на свою родину будто для назидания примером и для пользы многих людей, которые прежде, взирая на бесчинныя наши дела, соблазнялись... Лучше опечалить родителей, нежели Господа; ибо Господь и создал и спас, а те, кого любят, часто погубляли и подвергали вечной муке... Мы отходим в пустыню не потому, чтобы ненавидели домашних своих или мест, нами обитаемых, нет, но убегая происходящаго от них вреда. Как во всех благих случаях, так и в этом особенно Учителем нашим есть сам Христос; ибо и Он плотских своих родителей, как видно, многократно оставлял. Он, услышав от некоторых: Мать Твоя и братия Твои ищут Тебя, как добрый наш Владыка и Учитель, немедленно показал непорочную свою к ним ненависть такими словами: Мать моя и братия мои суть творящие волю Отца моего, иже на небесех. Да будет и тебе отцем тот, кто может или хочет трудиться вместе с тобою для снятия с тебя твоих согрешений. Матерью тебе да будет сердечное сокрушение, могущее обмыть тебя от нечистоты твоея. Братом тебе да будет тот, кто помогает тебе в путешествии твоем на небо, и вместе с тобою на нем подвизается. Неразлучную при себе сожительницу имей память смертную. Любезныя дети да будут у тебя седечныя стенания. Слугою имей свое тело, а друзьями – умныя небесныя силы... Пристрастие к кому-нибудь из домашних или из чужих... может опять мало-помалу привлечь к миру и вовсе погасить огонь сердечнаго сокрушения о грехах.

Взошедши на сию степень, не озирайся ни направо, ни налево.

Степень четвертая

Блаженное и приснопамятное послушание

Послушание есть совершенное отвержение своей души... есть гроб воли... отложение своего рассуждения, хотя бы кто был им и богат... недоверие самому во всех добрых делах до конца жизни... нелицемерное, всецелое предание себя и своего спасения другому.

Святые отцы почитают псалмопение оружием против бесов, молитву стеною, нелицемерныя слезы банею, блаженное послушание назвали такою добродетелью, без которой никто из опутанных страстями не увидит Господа.

Если мы желаем со всяким смирением подклонить свою выю под иго Господне и нелицемерно вверить другому спасение свое, то прежде входа нашего в монастырь мы должны, ежели в нас есть проницательность и разум, рассуждать и испытывать о своем руководителе (кормчие)... Мы должны рассуждать о послушаниях и избирать их по качеству своих страстей. Когда чувствуешь в себе великое стремление и поползновение к плотской похоти, ищи учителя постника, запрещающаго вкушать много брашен, а не чудотворца и такого, который готов всякаго принять и трапезою угостить. Когда видишь себя высоковыйным, или гордым, то избери наставника свирепаго и неснисходительнаго, а не кроткаго и человеколюбиваго. Не будем искать прозорливых, или провидящих, но лучше смиренномудрых, способных излечить находящуюся в нас болезнь.

Был я в одной обители. Странное и ангелоподобное зрелище случалось мне видеть у св. мужей, здесь обитавших. Почтенные сединою старцы и священнолепные мужи бегали подобно отрокам, чтобы оказать свое послушание, и это уничижение считали величайшею для себя честью. Видел я там мужей, пребывавших в послушании около пятидесяти лет, коих я просил сказать мне, какое они получали себе от этаго подвига утешение? Из них одни говорили мне, что они чрез это достигли глубочайшаго смирения, посредством котораго совсем истребили всякую внутреннюю брань со страстями; а другие сказывали, что от сего приобрели они совершенную нечувствительность к укоризнам и обидам, которыя им причиняли. Видел я, что иные из этих приснопамятных и ангеловидною белизною украшенных мужей дошли до высочайшей степени незлобия и благоразумнейшаго, непринужденнаго и Богом управляемаго простосердечия... По наружности своей являлись они совершенными младенцами покорными, веселыми, не имеющими никакой хитрости и принужденности как в словах, так и в поступках; а по внутренности душевными очами взирали на самаго Бога и на своего начальника, на бесов же и страсти обращали угрюмое и свирепое око своего ума.

Муж некий именем Исидор, уроженец города Александрии, княжескаго достоинства, ушел пред этим временем в сказанную пустыню, котораго и я еще застал. Преподобный пастырь, приняв его, довольно времени жившаго в пороках, и увидев, что он свиреп, жесток и пышен, благоразумно покушается бесовское это кознодействие уничтожить человеческим вымыслом, и говорит к Исидору: если ты воистину вознамерился взять иго Христово, то я хочу, чтобы ты прежде всего упражнялся в послушании. Он на это ему отвечал: как вручается железо кузнецу, так я предал себя тебе, преподобнейший отец. И так великий сей муж, уверившись в его послушании, дает обет, сему, крепостию своею подобно железу, Исидору, и говорит: хочу я, истинный мой брат, чтобы ты стоял при вратах сей обители, и всякому, входящему в них и выходящему, падши на колена, кланялся, говоря: молись обо мне, брат: я одержим злым духом. Он же повиновался ему, как ангел Богу. Когда Исидор семь лет так провел и достиг глубочайшаго смирения и сердечнаго сокрушения, достохвальный оный отец... захотел его, как достойнейшаго, причислить к братии и сподобить рукоположения. Но он как чрез других, так чрез меня смиреннаго, много просил пастыря позволить ему по-прежнему продолжать свой подвиг, намекая несколько скрытно о приближающейся своей кончине, что и сбылось. Ибо, когда пастырь согласился на пребывание его в том же месте, он чрез десять дней с честию отошел ко Господу, взяв при том с собою в седьмый день после своего успения и привратника той обители. Блаженный сей муж при кончине своей говорил ему, что, если я стяжу у Бога дерзновение, ты в скором времени не разлучишься от меня и в будущей жизни, что самое и сбылось для несомненнаго уверения о непостыдном его послушании и богоподражательном смирении.

Когда я сидел за трапезою вместе с великим настоятелем той обители, он, приложив священныя уста свои к моему уху, сказал: хочешь ли, я покажу в украшенном глубочайшими сединами муже Божественное смирение? И когда я попросил его об этом, добродетельный сей начальник вызвал из другой трапезы инока, именем Лаврентия, который в том монастыре жил около сорока лет и был вторый соборный священник. Подошедши и поклонившись игумену в ноги, он взаимно получил от него приветствие. Но когда он встал с земли, игумен, не объявив никакой вины, приказал ему стоять пред трапезою не евши (тогда садились еще обедать), так что стоял он с час или два, а мне стыдно было и взглянуть на лице этого подвижника. Ибо весь он был покрыт сединами, имея от роду восемьдесят лет, стоял же с непокрытою головою до самаго конца обеда. Когда мы встали из-за стола, посылает его преподобный наш отец к помянутому Исидору, чтобы прочесть ему начало тридцатаго псалма, а я, как непотребный какой человек, не преминул узнать сего старца. Когда я спросил его: о чем он помышлял, стоя пред трапезою, он ответствовал, что я, представляя пастыря своего в образе Христа, думал, что я повинуюсь не по его, а по Божию повелению. Почему, отец Иоанн, продолжал он, я стоял не как пред человеческою трапезою, но как бы пред Божиим жертвенником, молясь в себе, и по причине моей к пастырю доверенности и любви я не имел об нем никакого худаго мнения. Ибо сказал некто, что любовь не мыслит зла.

Был в той обители вторый по игумене начальник, муж досточудый, именем Мина, живший в обители пятьдесят девять лет. Поведая о других многих добродетелях сего преподобнаго Мины, тамошние отцы между прочим вот что нам рассказали: некогда начальник наш желал искусить богодухновенное его терпение. Когда пришел он однажды вечером в его келью и павши ему в ноги, просил по обычаю благословения, игумен приказал ему лежать таким образом на земле до окончания канона, который он тогда читал. Потом благословил его, и сделавши ему выговор за то, что он будто был тщеславен и не терпелив, поднял его. Ибо знал преподобный сей отец, что он все это перенесет великодушно. Об этих добродетелях преподобнаго Мины поведал нам ученик его. Он еще говорил: когда я испытывал у него, не напал ли на него сон в то время, как он лежал в ногах у игумена, он уверял меня, что он, лежа на земле, проговорил наизусть весь псалтирь.

Степень пятая

Попечительное и действительное покаяние

Покаяние есть возвращение Крещения. Покаяние есть договор с Богом о исправлении жизни. Покаяние есть всегдашнее отвержение телесной нежности. Покаяние есть осуждение самаго себя. Кающийся есть непостыдный осужденник. Покаяние есть примирение с Богом, очищение совести. Покаяние есть добровольное терпение всяких злоключений. Кающийся есть самаго себя истязатель.

Предложим теперь повесть о презренных, но вместе достопочтенных тружениках, и дадим им первое место. Восстаньте и воспряните все падшие грехами. Внемлите, братия, сему моему слову, приклоните ухо ваше все, желающие посредством истиннаго обращения примириться с Богом.

Слышал я грешный о чудном, странном и уничиженном отстоянии живущих в одной обители, называемой Темница, которая подчиняется монастырю, называемому Светильник светильников... Пришедши в эту обитель кающихся, или лучше сказать, страну плачущих, поистине видел я, можно сказать, то, чего ни око нерадиваго не видело, ни ухо лениваго не слышало; что на сердце нерачительнаго не всходило. Видел я там деяния и слова, могущия тронуть самаго Бога, видел занятия и поступки, преклоняющие Его человеколюбие. Видел: непорочные осужденники всю ночь стояли на одном месте, борясь со сном и природою и такою борьбою изнуряемые, не давали себе нисколько покоя, но сами себя ругали и злословиями возбуждали от сна: одни из них смотрели на небо и с стенаниями и воплями просили себе оттуда помощи; другие стояли на молитве, связавши себе назади руки, подобно преступникам, преклонивши к земле печальное лице, они считают себя недостойными воззреть на небо, не могут сказать что или произнесть какую молитву к Богу по причине недостоинства своих мыслей и угрызения совести, не знают, как и с чего начать молитву, но только представляют Богу молчаливую свою душу и безгласный ум, будучи покрыты мраком печали и исполнены как бы легким некоторым отчаянием; иные сидят на полу во вретище и пепле, закрывая лице свое коленами, челом же ударяясь о землю, и воспоминая о прежней невинности души своей и хорошем житии. Одни из них поле орошали слезами, другие, не имея слез, сами себя били. Иные по душах своих рыдали как по мертвецах, не в силах будучи вынести и удержать сердечной боли... Некоторые просили Господа, чтобы Он их наказал, а в будущем веке помиловал; а иные, отягченные бременем своей совести, усердно Его молили, чтобы Он ни в муку вечную посылал их, ни царства небеснаго удостаивал, и, если бы это, говорили они, могло с нами случиться, довольно было бы для нас... Ничего другаго у них нельзя было слышать, как сии слова: увы, увы! горе мне! горе мне! достойно! достойно! но пощади, пощади, Владыко! Иные говорили: помилуй, помилуй! другие же жалостнее взывали: прости мне, прости, Владыко, ежели есть какое-либо мне прощение! Иные, выпив несколько воды, переставали пить, лишь бы только не умереть от жажды; другие, вкусивши немного хлеба, бросали его от себя своею рукою, называя себя недостойными человеческой пищи, по причине скотских своих дел.

Иные нередко с сомнением спрашивали друг друга: успеваем ли мы в чем-нибудь, братия? получим ли просимое? примет ли нас Бог? отверзает ли Он нам райския двери? Другие говорили на это: кто знает! Ежели отверз Он нам двери неба, то изрядно и хорошо; если и не отверз, благословен Господь Бог, заключивший их по достоинству нашему. А мы неотступно будем стучать в эти двери до самой кончины нашей жизни. Может быть, по многом нашем бесстудном настоянии Он нам и отверзет. Почему они сами себя возбуждали так: потечем, братия, потечем. Потечем, не щадя сей скверной и нечистой нашей плоти, но умертвим ее, как она нас умертвила. Это блаженные сии осужденники и делали.

Но молю вас, братия, не сочтите сказаннаго мною за басню. Часто эти подвижники просили и усердно молили великаго Онаго Судию, пастыря, говорю, и земнаго ангела, на шею и руки их наложить цепи и оковы, а ноги, как у преступников, забить в клад, и не прежде освобождать от таких уз, как когда они лягут во гроб. Но и гроба они лишились. Не скрою я, не скрою и этого блаженных сих мужей смирения, пламенеющей к Богу любви и сокрушеннаго покаяния. Намереваясь отойти ко Господу и предстать нелицеприятному суду Его, добрые, в плачевной той юдоли покаяния живущие граждане, когда кто из них видел себя при конце своей жизни, упрашивал великаго наставника своего, чтобы не сподобляли его человеческаго погребения, но чтобы тело его или как скота бросили (его) в реку, или повергли в поле на съедение зверям. Это нередко в исполнение их просьбы и исполнял сей благоразумия светильник, повелевая выносить их без всякаго псалмопения и погребальныя чести.

Но при последнем часе жизни их страшное и умилительное было зрелище. Когда блаженные эти осужденники видели, что кто-нибудь прежде их имеет умереть, то окружали его, еще здраваго умом, и с великим плачем, нетерпением, прискорбнейшим лицем и печальными словами, кивая главами своими, спрашивали умирающаго, и пылая горячим к нему состраданием, говорили: что, брат и соосужденник; как и что ты скажешь? Чего ты себе ожидаешь? Чего надеешься? Достигнул ли ты трудами своими, чего ты желал, или нет? Отверз ли ты себе райския двери, или еще вне их находишься? Получил ли какое уверение о своем спасении, или еще имеешь неверную надежду? Снискал ли душе своей свободу, или еще мысль твоя смущается и колеблется? Был ли внутри тебя какой-либо голос, говорящий: се здрав еси: или: отпущаются твои греси, или вера твоя спасе тя; или, может быть, слышишь оный страшный глас: да идут грешники в ад! и свяжите руки и ноги, и да поколебится нечестивый, да не видит славы Господней. Что ты скажешь нам. брат наш? Скажи нам, просим тебя, чтобы и нам знать, в каком мы будем состоянии.

На это некоторые из умирающих отвечали: благословен Господь, Который не оставил молитвы моей и милости своей ко мне! А другие говорили: благословен Господь, иже не даде нас в ловитву зубом их. Иные же с прискорбным видом произносили: убо прейде ли душа наша непостоянную воду воздушных властей; то есть, не уверяясь еще; но размышляя, что будет на оном судилище.

Степень шестая

Память смертная – памятование смерти

Памятование смерти есть ежедневная смерть и воспоминание об исходе от жизни сей.

Бояться смерти есть действие природы, происшедшее от преслушания. А трепетаться – знак нераскаяния во грехах... Искусен человек, который ежедневно ожидает своей смерти; свят, который ежечасно ея желает. Но не всякое желание смерти похвально. Есть такие люди, которые смиренно ея желают потому, что по привычке своей как бы насильно влекутся ко грехам. Есть такие, кои не желая покаяться, призывают ее из отчаяния. Есть и такого рода люди, которые из гордости, почитая себя бесстрастными, смерти не трепещут. Бывают, наконец, ежели только есть ныне и такие, которые, будучи движимы действием Св. Духа, желают исшествия своего отсюда.

Как хлеб нужнее всех брашен, так помышление о смерти полезнее всех добродетелей. Памятование смерти пребывающих в общежитии возбуждает к трудам и богомыслию, а живущих в безмолвии руководит к отложению житейских попечений, к непрестанной молитве и предохранению ума от худых помышлений... Живая память о смерти пресекает объядение. Спрашивают некоторые о том, что ежели воспоминание о смерти так нам полезно, то для чего Бог скрыл от нас предузнавание ея? Но такие не понимают того, что Он чрез это чудесным образом соделывает наше спасение. Ибо никто, предузнав свою смерть, за долгое время до ней не прибегнул бы к крещению, или жизни уединенной, но все дни свои проводил бы в беззакониях, и только при последней минуте своей кончины притекал бы к крещению или покаянию.

Степень седмая

Радостворный плач – Плач радостный

Плач по Боге есть печаль душевная... От пристрастия к мирским вещам нас отвлекающая и побуждающая к хранению сердечной чистоты... Плач есть Божиею любовию воспаленной души заматеревшее сетование, которое предшествует блаженному ея спокойствию, предохраняя, очищая и обмывая ее от нечистоты пороков.

Если, можно сказать, слезный источник, проливаемый после крещения, превосходнее его потому, что крещение обмывает нас только от праотеческих грехов, а плач очищает от пороков, соделанных после крещения. То мы, в младенчестве принявши, осквернили, а этим и оное мы опять очищаем. И если бы это слезное омовение смертным не дано было от человеколюбиваго Бога, то редкие люди могли бы спастись. Стенания и печаль вопиют ко Господу; слезы от страха Божия проистекающия, о нас к нему ходатайствуют, а от любви Господней изливаемыя доказывают, что молитва наша Богу приятна.

Достигши плача, всеми силами старайся сохранить его, потому что он, прежде нежели ты к нему привыкнешь, весьма удобно исчезает и, как воск, тает от житейских хлопот, телесных попечений, роскоши, а преимущественно от многословия и пустословия.

Кто облекся в блаженное и благодатное сие рыдание, как в брачную ризу, тот ощущает внутри себя истинное духовное веселие. Когда я рассуждаю о свойстве умиления, то весьма удивляюсь, каким бы то образом веселие и радость в плаче и печали, как мед в пчелином улье, могли заключаться? Что ж из сего примечать должно? То, что такое умиление есть истинное дарование Божие.

Не бывает тогда в душе такой радости, которая со скукою смешана, потому что Бог сокрушенных сердцем невидимо утешает.

Не будем мы, братия, не будем при исходе души нашей (от) из тела обвинены в том, что мы не чудодействовали, или не богословствовали, или не упражнялись в глубоких размышлениях, но за то дадим ответ Богу, что никогда грехов своих не оплакивали.

Авва Зосима Киликийский был епископом в египетском Вавилоне (ныне старый Каир). На Синайской горе он подвизался долго и прежде епископства своего и после онаго. Он был великий подвижник.

В Лимонаре бл. Иоанна Мосха о преподобном Зосиме епископе написано следующее:

«Пришли мы к Авве Зосиму Киликийскому на Синай, где он находился после отречения от епископства и жил в прежней келье своей. Он был великий подвижник и рассказывал нам следующее: когда я был юношею, ушел с горы Синайской в Аммониах (в Нитрийской пустыне недалеко от Каира) , чтобы там поселиться в келье. В этом месте я нашел старца, который носил коловий. Когда он увидел меня, то, прежде нежели я приветствовал его, сказал мне: зачем ты пришел сюда, Зосима? Возвратись. Ты не можешь здесь жить. Я подумал, что он знает меня, и поклонившись ему, сказал: сделай милость, добрый отец, поведай, как ты меня знаешь? Он отвечал: за два дня явился мне некто и сказал: вот идет к тебе монах, именем Зосима, но ты не вели ему оставаться здесь, ибо я хочу вверить ему Вавилонскую Церковь, находящуюся в Египте. После сего старец замолчал и, оставив меня, отошел на расстояние брошеннаго камня. Проведши около двух часов в молитве, он пришел ко мне и, целуя чело мое, сказал: любезное чадо! кстати пришел ты. Бог привел тебя сюда похоронить мое тело. Я спросил его: сколько лет живешь ты здесь? Он отвечал: сорок пять. И мне показалось лице его как бы огненным. Потом раб Божий сказал мне: мир тебе, чадо, молись о мне; и легши, преставился. Я вырыл могилу, похоронил его и через два дня удалился, прославляя Бога.

В Раифской обители подвизался преподобный Мина, бывший там диаконом. О нем бл. Иоанну Мосху рассказывали в Раифе следующее:

«Однажды Мина по должности своей вышел из монастыря. Не знаем, что случилось с ним; только он оставил монашескую одежду и сделался мирянином. Потом, спустя много времени, он отправился в Феополь (Антиохию) и, когда проходил чрез Селевкию, издали увидел обитель св. аввы Симеона столпника, и размышлял сам с собою: пойду и посмотрю великаго Симеона; я никогда еще не видал его. Когда он подходил к столпу, авва Симеон увидел его, и прозрев, что он был монахом и диаконом, призвал своего служителя и велел ему принести ножницы. Как только он принес их, Симеон сказал ему: благословен Бог! постриги его, указывая на Мину пальцем, потому что у столпа было много людей. Удивленный словами старца и объятый страхом, Мина принял пострижение, ничего не говоря и думая, что Бог открыл старцу судьбу его. Авва Симеон сказал ему: сотвори молитву диаконскую. И когда он помолился, говорит ему святый: возвратись в Раифу, откуда ты ушел! Когда же Мина сказал, что ему стыдно и не снести взора людскаго, Симеон опять говорит ему: поверь мне, чадо, тебе нечего стыдиться; отцы примут тебя с весельем, и будут радоваться твоему возвращению; знай и то, что Бог явит на небе знамение, дабы ты уверился, что Его милосердие простило тебе грех. Итак, когда Мина пришел в Раифу, отцы приняли его с распростертыми объятиями, и велели ему смотреть за алтарем. Когда в один воскресный день он нес св. и животворящую кровь Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, вдруг выпал его глаз. Из этого знамения отцы заключили, что Бог простил ему грех, по слову праведнаго Симеона.

Преподобный Георгий был игуменом Синайской горы около половины шестаго века. Он был великий подвижник и праведный муж. В Лимонаре или Луге духовном блаженнаго Иоанна Мосха повествуется о игумене Георгии следующее:

«Игуменья Дамиана, мать аввы Афиногена, епископа Петрскаго, жившая в уединении, рассказывала нам, что на святой Синайской горе был один игумен, по имени Георгий, весьма великий подвижник. Он в великую субботу, сидя в своей келье, пожелал праздновать Пасху в святом граде и приобщиться Св. Таин в самое Воскресение Христа Бога нашего. Целый день занимался старец этою мыслию и молился. Когда наступил вечер, ученик его пришел и сказал ему: повели, отче, идти на правило. Старец отвечал ему: иди, и когда настанет время святаго Причащения, прийди сюда; и я пойду. Между тем он оставался в своей келье. В минуту святаго Причащения, в день Пасхи, этого старца увидели близ блаженнаго епископа Петра, который преподал ему с пресвитерами святое Причастие. Увидев его, патриарх говорит Мине, синкеллу своему: когда пришел авва Синайский? Синкелл отвечал: Владыка святый! Я не видал его прежде, и вижу только теперь. Тогда патриарх сказал синкеллу: скажи ему, чтобы он не уходил; я желаю разделить с ним трапезу мою. Синкелл пошел и поведал это старцу. Георгий отвечал: да будет воля Божия! Когда кончилось Причащение, старец поклонился святому храму и опять явился в своей келье. И вот ученик его стучит в дверь и говорит: отче, иди причащаться. Старец пошел причащаться в церковь с учеником своим. Архиепископ же Петр, оскорбившись ослушанием его, после праздника послал к Фаранскому епископу авве Фотию и к отцам Синайским, чтобы они прислали к нему Георгия. Когда посол прибыл и вручил письма, сей старец отправил от себя патриарху трех пресвитеров, авву Стефана Каппадокиянина, авву Зосима и авву Дуклития Римлянина с письмом, в котором извинялся и говорил: «Святейший Владыка! Да не будет того, чтобы я стал презирать святаго вестника вашего. И еще: да ведает ваше святейшество, что чрез шесть месяцев мы оба предстанем Владыке Христу Богу нашему, и там я поклонюсь вам». Пресвитеры отправились, и, вручив письмо патриарху, говорили, что старец уже несколько лет не ходил в Палестину. Они также показали и письма епископа Фаранскаго, свидетельствующия о том, что Георгий около 70-ти лет не сходил с св. горы Синайской. Святый Петр представил во свидетели епископов и клириков, которые тут находились и говорили: все мы видели старца и приветствовали его святым лобзанием. По прошествии шести месяцев патриарх Петр и авва Георгий скончались, как предсказал этот старец».

В первой половине шестаго века между Синайскими подвижниками славился необыкновенным подвижничеством отшельник Анастасий, подвизавший в одной безмолвной пустыне. Он имел необыкновенную прозорливость. Когда руководитель преподобнаго Иоанна Лествичника, авва Мартирий, видя необычайное преуспеяние своего ученика в добродетели, желал узнать судьбы Божии о нем, то привел его к преподобному Анастасию. Сей знаменитый старец, увидев св. Иоанна, спросил Мартирия: кто постригал его? т. е., кто принимал от него обеты иноческие? Когда Мартирий отвечал, что сам он и постригал Иоанна, Анастасий возразил с удивлением: «Кто подумал бы, отец мой, что ты посвятил Богу будущаго игумена Синайской горы?» Это предсказание Анастасия, как известно, исполнилось в свое время во всей точности.

Преподобный Исавр был игуменом Синайской обители после св. Иоанна Лествичника. Монах Синхрон, подвизавшийся на Синае, во времена Иоанна Лествичника, и составивший краткия сказания о многих Синайских подвижниках шеста-го века,⁸ говорит о преподобном Исавре следующее:

«Игумен Исавр был муж духовный и имел дар исцеления недугов. Во дни его один расслабленный лежал в больнице монастырской. Однажды явилась ему Владычица наша Богородица и сказала: иди к игумену; он помолится о тебе. Расслабленный пошел, едва влача свои ноги, и постучался в двери настоятельской келии. У Исавра в этот раз никого не было и он сам вышел к нему. Расслабленный как только увидел его, пал к ногам старца, и обхватив их, сказал: не пущу тебя, потому что сама Богородица послала меня к тебе. Старец, проразумев волю Божией Матери, снял с себя пояс и, подав его недужному, сказал: «возьми и опояшься», тот взял его, опоясался, исцелел и прославил Бога».

Авва Стефан Византиец, бывший хартулларием воеводы Мавриана, подвизался в Синайской обители в шестом веке. При кончине его открылось, что он был великий подвижник, и ему доступен был мир невидимый. Монах Синхрон говорит: слушая пение псалма Блажени непорочнии, гранесословимаго (петаго так, как поются антифоны на обоих клиросах) аввою Феодосием епископом и мною, вдруг взглянул грозным оком на кого-то явившагося ему, и громко проговорил: «Для чего ты пришел сюда? Иди во тьму кромешную. Мы – не твои. Часть моя – Господь». Вскоре после этого мы запели слова псалма: часть моя еси Господи (ст. 57) и тогда авва предал Богу дух свой. По блаженном успении его искали у него в клети новой одежды, дабы похоронить в ней, но не нашли, хотя он был богат и славен».

Епифаний затворник славился на Синайской горе необыкновенным подвижничеством и святостию, он подвизался в самой св. обители.

Вот что говорит о нем Синхрон в сказаниях своих о Синайских подвижниках:

«Таков же (т. е. как преподобный Стефан Византиец) в мире был и Епифаний затворник, а в обители от произвольной нищеты, подвигов и болезней истаял так, что ощущал лишь бытие одной души своей. До затворничества явился ему ангел Господен и сказал: «Если ты поработаешь Христу терпеливо, то сподобишься дара святаго». Исполнилось слово ангельское. Ибо Епифаний имел такое сияние благодати, что ясно видел темных духов, иногда играющих в клети его, иногда покушающихся бить, и одним взором поражал их и уничижал как бессильных. У него был обычай ни с кем не говорить до четвертаго часа. Свыше предузнав свое отшествие к Господу, он вечером сказал ученику своему: «Раб Христов, завтра приди ты ко мне рано, отвори оконце и войди, ибо я хочу поведать тебе нечто нужное.» Пришел раб Христов и увидел наставника своего уже бездыханнаго и лежащаго лицем к востоку, и похоронил его.

В Синайской обители в шестом веке спасался один царевич – младший сын императора Маврикия; имя его неизвестно. Вот что повествует об этом царевиче Синхрон:

«Когда бесчеловечный Фока велел умертвить Маврикия и истребить всех детей его, кормилица сжалилась над самым меньшим царевичем, который был еще младенец, и с великим трудом заменила его собственным ребенком, и так спасла от лютой смерти. Царевич вырос у ней и возмужал, не зная тайны своей судьбы; но когда мнимая мать открыла ему ту тайну, он решился оставить мир и посвятить себя Богу взамен убиеннаго за него сына ея, и ушел в Синайскую обитель. Там он постригся, и проведши два года в послушании и в глубоком безмолвии, умер праведником.»

Во время управления Синайскою обителиею преподобнаго Иоанна Лествичника в пустыне, называемой Турва, спасались о Господе два брата-близнецы, бывшие в свете чином Екскувиторы, т. е. царские постельничие. Имена их неизвестны; но известны их подвиги и вечная блаженная участь. Вот как повествует о них Синхрон.

«Во время настоятельства Иоанна Лествичника из Цареграда пришли в Синайский монастырь два брата-близнецы, чином Екскувиторы, (т. е. царские постельничие) и после двухлетняго искуса пожелали безмолвствовать и спасаться на месте, называемом Турва, отстоящем от монастыря на сорок поприщ, под руководством одного вельми чуднаго старца. Иоанн Лествичник благословил их на этот подвиг. Пожив там несколько времени, оба они скончались в один день и были погребены старцем и послушником его в ближней пещере. Вскоре помер и наставник их. Осиротевший послушник, уважая своего старца, положил тело его среди мощей Екскувиторов. Но они явились ему во сне и сказали: «Веруй человече; старец твой есть раб Божий; но ты поступил нерассудительно, разлучив братьев по смерти, тогда как мы вместе родились, вместе отреклись от мира и вместе предстоим Христу Богу.» После этого видения отшельник положил мощи старца своего подле преподобных близнецов.»

Преподобный Орентий подвизался в Синайской пустыне, недалеко от св. горы. Он был величайший подвижник, перед которым благоговели великие отцы синайские: он исполнен был многих даров благодати. Сведения о преподобном Орентие находятся у Синхрона и у блаж. Иоанна Мосха в его Лимонаре или Луге духовном.

Первый повествует о нем следующее: «В одной Синайской пустыне был чудный светильник Орентий, о котором сам Иоанн Лествичник и другие отцы рассказывали дивное. Он проникнут был огнем Благодати Духа Святаго, так что ему не вредил пламень огня вещественнаго. Ибо он всегда воскурял фимиам на ладони своей, полагая на нее горящие угли. Однажды пришли к нему странники. Обрадовавшись им, старец начал кадить их; но по действию ненавистника всякаго добра огонь приразился к руке его и сожег средний перст, так что порвалась жила его. Однако Благодать Божия не отступила от сего праведнаго мужа и совершила чрез него многая знамения и чудеса. Некогда жена одного патриция прибыла в св. гору Синайскую с страждущею дочерью своею и, узнав о святости Орентия, пошла к нему с тем, чтобы припасть к стопам его и просить об исцелении дочери. Преподобный не допустил ее кланяться ему и послал ей виноградную кисть. Бес, который гнездился в отроковице, как только увидел этот грозд, вскричал: для чего пришел сюда авва Орентий? и повергши отроковицу на землю, вышел из нея. При блаженной кончине Орентия присутствовали многие отцы и Сергий, епископ города Элы. Отходя к Господу с радостию, он видел пришедших к нему ангелов.»

Иоанн Мосх вот какой передает о преподобном Орентие рассказ, слышанный им от отцов Синайских во время посещения св. горы.

«Рассказывали им отцы того же святаго места об авве Орентие следующее: в один воскресный день пришел сей старец в церковь, выворотив одежду свою и надев ее вверх шерстью. Когда он стал на клирос, ему сказали: боголюбивый старец! для чего ты пришел в таком виде, и нас бесчестишь пред посторонними? Орентий отвечал: вы извратили Синай, и никто ничего не говорил вам; почему же укоряете меня за то, что я выворотил одежду свою? Исправьте прежде то, что вы сами испортили; а я исправлю, что извратил.»

Авва Стефан отшельник был один из великих подвижников Синайских. Он подвизался в келье при подошве той горы, на которой жил св. Боговидец Илия. Для действительнейшаго и по выражению Иоанна Лествичника, болезненнаго покаяния он уединялся на несколько времени в одно самое безмолвное, суровое место, находившееся в едва проходимой дебри, в сорока больших поприщах от горы Синая, при потоке Малосе; место это называлось Сидда. Там он совершал необыкновенные подвиги самоумерщвления греховной плоти и возвышения духа на степень ангельской чистоты и богоподражательнаго бесстрастия. Пред кончиною своею преподобный Стефан возвратился в прежнюю свою келью.

Было несколько частных случаев в отшельнической жизни аввы Стефана, в которых открылась та высокая степень нравственнаго совершенства, какой достиг преподобный.

Во время пребывания старца в пустыне часто приходил к нему леопард, старец обращался с ним как с домашним животным и кормил его из своих рук.

Авва Стефан питался одними овощами, которые сам разводил в небольшом своем огороде, в который часто приходили дикия свиньи и поедали овощи. Однажды он сидел у своей кельи и видит, идет мимо его леопард; старец позвал зверя к себе, зверь подбежал и тотчас сел у ног его. Тогда человек Божий сказал ему: яви любовь, не уходи отсюда и постереги мой малый вертоград; лови в нем диких свиней и питайся ими. Леопард послушался св. старца, остался при нем и стерег огород в течение нескольких лет до самой смерти старца.

Перед кончиною своею авва Стефан впал в болезнь, в которой и отошел мирно ко Господу. За день до разрешения своего от тела старец открыл глаза, оглядывался то на правую, то на левую сторону своей постели, и как бы истязуемый кем, говорил в слух всех бывших при блаженной его кончине: так, поистине справедливо; но за это я столько-то лет постился; потом еше говорил: никак нет, вы лжете, я сего не делал; и еще: так, это истинно, справедливо; но я за это плакал и трудился; после того сказал: нет, вы ложно меня в этом обвиняете. Наконец он проговорил такия слова: ей, истинно так – и я не знаю, что сказать в свое оправдание; однако надеюсь на милосердие Божие.

Авва Иоанн Савваит подвизался в двух местах: в пустыне Гудде и в пустыне Арселайской. Он имел у себя учеников, из коих известны: Стефан, подвизавшийся вместе с преподобным в Гуддийской пустыне, и Иоанн Римлянин, живший с ним в Арселае. На Синайскую гору прибыл он из монастыря св. Саввы Освященнаго (в Палестине), где у сего знаменитаго мужа научился иноческим подвигам и добродетелям, отчего и прозван Савваитом.

Дивный муж был этот авва Иоанн! Беседуя нередко с преподобным Иоанном Лествичником о пользе душевной, авва Иоанн Савваит рассказал ему повесть об одном молодом подвижнике, который великодушным, безропотным терпением разорвал рукописание грехов своих. Повесть эта находится в Лествице степ. 4. Иоанн Лествичник говорит, что этот молодой подвижник, котораго Иоанн Савваит называет в повести своей Антиохом, есть сам преподобный Савваит.

Учился некто, – рассказывал Иоанн Савваит Иоанну Лествичнику, – в азийской обители (в обители св. Саввы) у некотораго кроткаго, тихаго, любившаго безмолвие старца. Видя, что старец сам как бы почитает его и нежит, он рассудил, что это для многих может быть соблазнительно, и потому просил старца отпустить его. Старец отпустил и вручил ему письмо, по которому ученик поступил в некоторое общежитие (в Понте). В первую же ночь в новом жилище своем молодой инок видит во сне, будто какие-то люди ужаснейшим образом истязуют его и после истязания заставляют заплатить долгу сто литр золота. Пробудившись, он стал рассуждать о виденном во сне, и говорил сам в себе: смиренный Антиох (так он назывался!), поистине много на тебе спрашивается долгу. И так, говорил он мне, три года пробыл я в том монастыре в беспрекословном послушании, и от всех тамошних иноков терпел уничижение и озлобление. Чрез несколько времени опять в одну ночь вижу во сне, будто некоторый человек дает мне свидетельство в уплате десяти литр золота из моего долга. Пробудившись, я понял свое сновидение и помыслил: только еще десять, когда же я все заплачу? И опять говорю сам себе: смиренный Антиох, больший труд и большее бесчестие тебе должно подъять. С того времени начал я притворяться юродивым; впрочем, от служения вовсе не был освобожден. Почему, немилосердые отцы, видя, что я в том же чине и занимаюсь с таким же усердием, наложили на меня все тяжелыя монастырския работы. Прожив таким образом тринадцать лет, опять увидел я во сне прежних мужей, которые дали мне расписку в том, чтобы я о долге моем более не беспокоился. Итак, когда иноки нашего монастыря меня чем-нибудь оскорбляли, я, вспоминая мой долг, переносил это без ропота. Вот что, заключает эту повесть преподобный Иоанн Лествичник, поведал мне премудрый Иоанн как бы в лице другаго о себе самом, почему и Антиохом себя переименовал. Он был поистине тот человек, который великодушным терпением разорвал рукописание грехов своих.

Рассказывал Иоанн Савваит св. Иоанну Лествичнику и другую повесть – об Акакие, показавшем послушание и по смерти, из гроба.

«В азийской обители, где я сам жил, был некий старец весьма нерадивой и невоздержной жизни. Он имел юнаго ученика, именем Акакия, простаго душою, но благорассудительнаго умом. Этот Акакий столько терпел от стропотнаго старца озлоблений, что многие этому не поверят. Старец не только досаждал ему укоризнами и бранью, но каждый день мучил его побоями, так что на теле его являлись раны. Ученик же терпел все это благоразумно и великодушно. Я, видя, что он каждый день терпит крайнее мучение, как купленный раб или пленник, встречаясь с ним, часто говаривал ему: что с тобой, брат Акакий? Как проводишь ты нынешний день? Он всегда мне так отвечал: так хорошо, как у Господа Бога, – и показывал при этом то глаза посиневшие, то шею или голову раненую. Видя, что он подвижник, я говорил ему: хорошо, хорошо, брат, терпи – и получишь спасение. Блаженный Акакий пробыл у немилостиваго старца девять лет и отошел к Господу. Спустя пять дней после погребения его, Акакиев наставник пошел к одному жившему там великому старцу и говорит ему: отче, брат Акакий, ученик мой, помер. Услышав об этом, старец отвечал ему: поверь мне, досточтимый отец, я в этом сомневаюсь. – Приди и посмотри, продолжал пришедший к нему. Старец тотчас встал, пошел с наставником блаженнаго подвижника на кладбище, и здесь возгласил к почившему, как к живому: умер ли ты брат Акакий? Благонравный послушник, исполняя и по смерти послушание, отвечал великому сему старцу: не умер я, тому, кто исполняет послушание, умереть невозможно. Услышав это, старец Акакиев ужаснулся, и со слезами пал лицем на землю. Потом упросил игумена св. Лавры позволить ему поставить близ гроба Акакиева келью, в которой он жил уже богоугодно.

Когда жил Иоанн Савваит еще в обители св. Саввы, пришли к нему однажды три юные инока, желая от него научиться добродетельной жизни. Он их принял ласково и угостил, стараясь всячески успокоить их после трудов, подъятых ими в дороге. По прошествии трех дней старец говорит им: я, братия мои, по природе моей человек-блудник, и не могу никого из вас к себе принять. Они этим не соблазнились; ибо знали подвиги сего старца. Когда же они никак не могли упросить его, то поверглись ему в ноги, и просили его, по крайней мере, наставить их, как и где им жить. Послушался их старец и, зная, что они примут наставление его со смирением и послушанием, говорит одному: Господу угодно, чтобы ты, сын мой, поселился в безмолвном месте и жил в послушании у какого-нибудь отца. Потом говорит второму: иди, продай свои хотения, отдай их Богу, и возьми крест свой, и с терпением пребывай в собрании и общежитии с братиею, и поистине будешь иметь сокровище на небесах. Потом и третьему сказал: непрестанно держи в своем сердце слово: претерпевый до конца той спасется. Иди, и сыскав себе, сколько можно, суровейшаго и строжайшаго наставника о Господе, не оставляй его, но терпеливо живя с ним, пей у него ежедневно поругание и посмеяние, как мед и молоко. На это сей инок отвечал великому старцу: но что, ежели сей отец в чем-нибудь согрешит по своему нерадению? Старец отвечал: хотя бы ты увидал, что он и блуд творит, не отходи от него, но скажи сам себе: друг, зачем ты сюда пришел? Тогда увидишь, что вся гордость в тебе исчезнет и весь огонь похотения погаснет.

Авва Михаил Грузин спасался в Арселае и жил с учеником своим Евстафием на самом высоком обрывистом месте, в сделанной гробнице. Пред кончиною своею старец впал в болезнь, и предчувствуя приближение смерти, сказал ученику своему: сын мой, принеси мне воды, я омоюсь и причащусь Св. Таин. Когда же он причастился, то сказал Евстафию: ты знаешь, сын мой, как опасно сходить вниз от нашей гробницы; если я умру, то тебе одному не снести моего тела; боюсь как бы ты не упал с ним со стремнины. Итак, лучше сойдем оба заблаговременно вниз мало-помалу. Сошли они вниз благополучно, потом старец сотворил молитву, облобызал Евстафия и сказал ему: мир тебе, чадо, молись о мне, – лег во гроб, и с радостию и веселием отошел ко Господу.

Авва Агафон и авва Илия подвизались также в Арселайской пустыне; они родом были армяне, и оба были пресвитеры. В один день авва Илия сказал авве Агафону: брат, приготовься: тебя скоро позовет Господь. Ибо я сего дня видел тебя в новой одежде шедшаго на царский брак и слышал, как Домувладыка говорил: добре пришел авва Агафон; отворите ему чертог и дайте место. Как сказал авва Илия – так и сбылось. Спустя пять дней после сего авва Агафон отошел ко Господу.

Авва Георгий Арселаит подвизался в Арселайской пустыне. Он был величайший подвижник и чудотворец Синайской горы, словещая хвала Синая, по выражению Синхрона.

В Синайском монастыре случился в одно время недостаток деревяннаго масла. Достать его нельзя было потому, что путь от Палестины до Египта занят был в то время войсками персидскаго царя Хозроя. Игумен отправился в Арселай к преподобному Георгию и упросил его пойти с ним в св. обитель. Когда они прибыли туда, игумен повел человека Божия в кладовую, где хранилось масло, и сказал ему: в наших кувшинах вовсе нет масла; так сотвори над ними молитву. Авва Георгий отвечал игумену: сотворим молитву лишь над одним кувшином; ибо если мы помолимся над всеми, то выкупаемся здесь в масле. Когда они помолились над одним кувшином, тотчас потекло из него масло, как из источника. Тогда св. старец велел служителям наполнить все сто кувшинов. Игумен хотел было назвать чудоносный сосуд именем аввы Георгия; но человек Божий воспретил ему это, сказав: если мы это сделаем, то оскудеет масло. Лучше назови кувшин именем Владычицы нашея Богородицы. Игумен с радостью согласился, – и с той поры стала гореть над чудным кувшином неугасимая лампада.

Однажды ученику преподобнаго Георгия угрожала смерть: его уязвил аспид. Св. старец осенил ученика своего крестным знамением – и он совершенно исцелел; а ядоноснаго змия старец разорвал руками, как саранчу.

Пришли в одно время к преподобному Георгию восемь голодных сарацин и просили старца накормить их. Преподобный не мог накормить их, потому что дикие капорцы, которые у него были, и которыми он сам питался, могли горечью своею уморить даже верблюдов. Итак, сожалея о пришедших сарацинах, очень истощавших, и не зная, что им дать для утоления голода, старец сказал одному из них: возьми лук свой и пойди за этот холм; там ты найдешь стадо диких мин (серн, коз); застрели одну мину, какую хочешь, но не убивай другой. Лишь только сарацин зашел за холм, как увидел множество этих животных, и немедленно застрелить одно из них; покусился было он застрелить еще одно животное, но лук его тотчас переломился. Тогда он взял свою добычу и, принесши ее к товарищам, рассказал им, что с ним было, как наказано было преслушание завета св. старца.

Авва Сергий отшельник был великий подвижник и праведный муж.

Во время пребывания его на Синае определили ему ходить на монастырскую службу с лошаками. В один день, когда преподобный отправился в путь, встретил он льва, который лежал на дороге. Лошаки и погонщики их, увидев зверя, в великом страхе разбежались. Тогда авва Сергий взял из сумы своей один благословенный хлеб, подошел ко льву и сказал ему: прими благословение отцев и удались, чтобы нам продолжать путь свой. Лев схватил благословенный хлеб и удалился.

Во время пребывания бл. Иоанна Мосха и св. Софрония в монастыре Евнух (находившемся на Иордане) иеромонах сего монастыря Иоанн рассказывал им об авве Сергие следующее: в одно время авва Сергий отшельник, после удаления его с горы Синайской, прислал сюда в монастырь наш одного молодаго монаха креститься. Когда мы спрашивали, по какой причине он хочет теперь креститься, брат, приведший его и служивший авве Сергию, говорил нам: авва Сергий проразумел, что сей юноша пришел жить с нами в пустыне. Я, как служивший старцу, принял его и увещевал без опасения и рассуждения остаться жить в нашем месте. Услышав согласие молодаго инока, я привел его к старцу, и, когда старец увидел его, то не дождавшись моих слов, спросил меня одного: чего хочет брат сей? Я отвечал: что он желает с нами жить. Тогда старец сказал мне: поверь мне, брат, он еще не крещен. Веди его в монастырь Евнух: пусть окрестят его в св. Иордане. Удивясь словам старца, я спрашивал инока: кто он и откуда? Он отвечал: я с востока, родители мои были еллины, но крещен я, или нет, не знаю. Мы тогда же, огласивши его, окрестили в св. Иордане, и он стал жить в монастыре, благодаря Бога, во всяком послушании.

Об авве Сергие ученик его авва Георгий армянин рассказывал Иоанну Мосху и бл. Софронию еще следующее: авва Григорий, бывший игуменом Фаранской лавры, много упрашивал меня привести его к авве Сергию. Я пошел с ним к старцу. Старец пребывал в то время в пустыне у Мертваго моря. Когда увидел его старец, то очень ласково приветствовал и принесши воды, умыл ему ноги, и весь день беседовал с ним о пользе душевной, а на другой день отпустил его. Когда авва Григорий ушел, я говорил старцу: знаешь ли, отче, я соблазнился. Приводил я к тебе многих епископов, пресвитеров и других отцев, и никому из них ты не умыл ног, кроме аввы Григория. Тогда старец сказал мне: я не знаю, кто это – Григорий, знаю только, что я принял в пещере своей патриарха. Ибо я видел на нем омофор, и он держал в своей руке Евангелие. По пророчеству старца авва Григорий спустя пять лет, по суду Божию, поставлен был патриархом града Божия Антиохии.

Преподобный Исихий спасался на Хориве. Живши сначала небрежно, он впал в болезнь и умер. Оживши опять через час, он затворил двери своей кельи, и двенадцать лет пробыл в ней неисходно, не беседуя ни с кем из братии, проливая постоянно обильныя слезы. Перед кончиною его собрались к нему братия и просили сказать им какое-нибудь полезное слово. Он сказал им только вот что: простите меня; всякий имеющий память смертную, не может никогда согрешить. Сказав это, он почил о Господе.

Авва Доклитий подвизался в Синайской горе. Духовными подвигами своими и трудами он достиг высокой степени нравственнаго совершенства.

В Лимонаре бл. Иоанн Мосх повествует об авве Доклитие следующее: пошли мы (т. е. Иоанн Мосх и Софроний) в Синайскую гору и пришли к авве Доклитию, который рассказал нам вот что: несколько лет тому назад, когда я находился еще в раифе, был я в св. великий четверток в церкви, где совершалась божественная литургия и присутствовали все отцы. Я увидел, что вошли в церковь два отшельника: оба они были нагие, и никто из отцев не видел их, кроме одного меня. Приняв Пречистое Тело и Животворящую Кровь Христа Бога нашего, они вышли из церкви и из лавры, никем не видимые; я же пошел за ними вслед, поклонился им и сказал: явите милость, возьмите и меня с собою. Понявши, что я видел их нагими, они сказали мне: хорошо ты и здесь живешь, безмолвствуя. Я опять просил их взять меня с собою; они сказали: не можешь жить с нами; и поклонившись передо мной, пошли по водам Чермнаго моря и перешли на ту сторону.

Авва Андрей подвизался в Раифской пустыне. Он был великий подвижник.

Один брат, одержимый бесом, пришел в дивную гору к авве Симеону и просил его помолиться о нем и изгнать из него беса. Авва Симеон спросил его, где ты живешь? Брат отвечал: в Раифе. Святый Симеон сказал ему: удивляюсь, брат, какой ты труд понес, какой путь совершил, чтобы придти ко мне, человеку грешному, тогда как имеешь в своей лавре таких великих отцев. Иди назад, к авве Андрею и проси его помолиться о тебе, и исцелишься. Брат, возвратившись в Раиф, просил авву Андрея, как сказал ему святый Симеон, помолиться о нем. Авва Андрей сказал ему: благодать имеет и авва Симеон; однако же помолился – и брат освободился от нечистаго духа, взблагодарил Господа Бога и Святаго Симеона.

Авва Георгий Византийский и ученик его Георгий Фаранит спасались на одном из островов Чермнаго моря. На острове этом не было пресной воды, которую доставали они с твердой земли, отправляясь в небольшом судне. В один день судно это они по обыкновению привязали к камню; на море поднялись сильная буря и большое волнение; веревка у судна оторвалась – и оно унесено было морскими волнами. Блаженные остались без судна и потому не могли отправиться на сушу, чтобы достать себе воды. Спустя восемь месяцев прибыли на остров монахи из Раифа и нашли, что блаженные отцы, здесь спасавшиеся, скончались. На одном черепке увидели они такую надпись: брат Георгий младший Фаранитянин, двадцать восемь дней не пив воды, умер; я же не пивши тридцать восемь дней, умираю. Блаженныя тела спасавшихся были целы и нетленны. Иноки, взявши их с собою, погребли в Раифе.

Св. Анастасий Синаит жил и подвизался в Раифе и на Синайской горе в первой половине седьмаго века. Он родился в Сирии или Палестине. Получив доброе христианское воспитание и настроение, он еще в юности решился вполне посвятить себя на служение и благоугождение Богу и вступил в монастырь. Прибыв в одно время на Синайскую гору для поклонения святым местам и увидев великих и славных подвижников Синайских, Анастасий так был восхищен иноческою жизнью на Синае, что остался здесь навсегда и начал подвизаться о Господе, служа братиям с великим смирением и в безусловном послушании.

Великий и дивный муж был сей Анастасий.

В то время Православную Церковь волновала Евтихианская ересь с выродившимися из нее разными сектами; православные сильно страдали, особенно в Сирии, Палестине и Египте. Св. Анастасий, сочувствуя бедственному состоянию Церкви Христовой и глубоко зная Св. Писание и писания св. отцев, выступил на защиту Православной веры. Он много раз оставлял св. гору Синайскую и вступал в борьбу с еретиками. Боролся св. отец с ними в беседах наедине и в прениях при многочисленном стечении народа, и везде и всегда побеждал и посрамлял их.

Синхрон, современник св. Анастасия, говорит, что он обратил многих еретиков в Православную веру, и однажды во время засухи низвел молитвами своими обильный дождь на землю.

Св. Анастасий скончался в глубокой старости. Память его совершается 20 апреля.

В назидание христиан св. Анастасий оставил после себя многочисленным творения разнаго содержания.⁹

Много в творениях его прекрасных, душеспасительных мыслей, особенно в творениях нравственных.

Извлечем из нравоучительных писаний св. Анастасия некоторыя мысли.

Нельзя быть истинным христианином без веры и добрых дел, но и их недостаточно для того, чтобы сделать человека совершенным христианином, а необходимо еще, чтобы их сопровождало смирение.

Для принесения истиннаго покаяния во грехах недостаточно удерживаться от них впоследствии, но нужно понести наказание за прошедшие грехи, и заставить служить правде то, что служило в нас нечистоте.

Хорошо открывать свои недостатки людям духовным, нужно, чтобы они имели мудрость и знание, дабы не повредили нам или излишнею кротостию, или излишнею строгостию.

Примеры Авраама, Иова и Давида, которые имели жен, детей и богатства, и следовательно, были обременены множеством забот, отнимают у людей мирских предлог к нерадению о своем спасении.

Время смерти скрыто от нас, по действию Промысла, потому что, если бы мы знали о нем, то до последних дней стали бы отлагать попечение о своем спасении.

Если грехи, в которых мы умираем, легки, то они могут быть нам прощены ради молитв и Бескровной Жертвы, совершаемых за нас живыми. Но если они тяжки, то нельзя надеяться на отпущение.

Преподобный Филофей подвизался в обители св. Купины, где был и игуменом. Он жил в девятом веке.

Преподобный Филофей был весьма опытен в духовной жизни, как это показывают оставшияся после него душеспасительныя его творения, исполненныя духовной мудрости.¹⁰

Извлечем из творений преподобнаго подвижника Синайскаго несколько мыслей в наше назидание.

«Есть в нас мысленная брань, жесточайшая чувственной; посему подвижник благочестия должен духовно спешить к достижению той цели, чтобы стяжать в сердце непрестанное памятование о Боге, как бы некоторое перло или драгоценный камень; должен все отвергнуть, даже и тело, должен презреть и самую жизнь настоящую, дабы приобресть в сердце единаго Бога» (о бодрствовании и молитве гл. 1)... «Трезвение справедливо можно назвать путем, ведущим в царство как внутрь нас находящееся, так и в будущее; а духовную деятельность, как средство, усовершающее и очищающее умственныя наклонности, и страсти переменяющее в бесстрастие, можно уподобить светлому окну, сквозь которое Бог приникая является уму» (там же, гл. 3).

«Где смирение и памятование о Боге, состоящее из трезвения и внимания, где частыя молитвы, устремленныя против врагов: там и место Божие, или сердечное небо, в котором демонское полчище пребывать страшится, поскольку Бог там обитает» (там же, гл. 4).

«Первая дверь, вводящая в духовный Иерусалим во внимание ума, есть благоразумное молчание уст, хотя бы ум еще и не безмолвствовал. Вторая, надлежащее воздержание от пищи и пития; третия, очищающая дух и тело, есть непрестанное памятование и размышление о смерти. Увидев некогда красоту сей последней, и быв уязвлен оною и пленен нечувственно, но духовно, я восхотел иметь ее супругою своею на всю жизнь, возлюбив ея благолепие и величие. Как она смиренна, радостопечальна, осмотрительна! как боится будущаго праведнаго испытания, и страшится продолжения жизни! Из чувственных глаз ея обыкновенно струится целебная, животворная вода, а из духовных очей течет источник премудрых мыслей, который течением и журчанием своим увеселяет ум. Сию, как я сказал, дочь Адамову, то есть, память о смерти, жаждал я всегда иметь сожительницею, с нею спать, с нею беседовать и с нею вместе рассуждать о том, что имеет быть по совлечении тела. Но часто мне препятствовала в том омраченная дочь диавола – гнусная забывчивость» (там же, гл. 6).

«Нам, заботящимся о хранении ума в Господе, нужно великое смирение, во-первых, пред Богом, во-вторых, пред людьми. Прилагая старание ко всему тому, что смиряет сердце, мы всячески должны сокрушать его. А сокрушает и смиряет сердце обыкновенно памятование о прежней нашей жизни в мире – памятование о ней прилежное. Обыкновенно также смиряет, рождает слезы и возбуждает нас к излиянию сердечной благодарности пред Богом памятование всех грехов от самаго младенчества, порознь умом рассматриваемых, (кроме плотских, ибо помышление о таковых вредно), так как и всегдашнее и живое памятование о смерти. Ибо оно рождает и плач, соединенный с некоторым удовольствием и радостию, и трезвение ума. Глубоко смиряются надменныя мысли также смотрением в землю, и памятованием страданий Господа нашего И. Христа, когда оне представляются в памяти и исчисляются порознь. Сие же производит и слезы. Сверх того истинно смиряют душу многия благодеяния Божии, на нас изливаемыя, когда оне одно по одному исчисляются и рассматриваются. Ибо мы имеем брань с гордыми демонами» (там же, гл. 13).

«Будем держать Христа как можно крепче; ибо беспрестанно усиливаются похитить Его у души нашей. Будем всевозможно стараться, чтобы Иисус не удалился от нас, когда множество помыслов займут душу нашу, Иисус, Котораго невозможно удержать без душевнаго труда. Будем последовать Его жизни во плоти, да и нашу проведем в смирении. Будем содержать в памяти Его страдания, да ревнуя Ему возможем перенести все наши скорби. Будем вкушать неизреченное и милостивое Его о нас смотрение, да от сладкаго вкушения души познаем, что благ Господь. Сверх всего или паче всего да веруем несомненно всему, что Он говорит. Будем каждый час ожидать Его о нас промысла; и как скоро придет, примем оный с благодарностию, удовольствием и радостию, чтоб таким образом научиться взирать на единаго Бога, Который всем управляет Божественными словами премудрости. Когда мы исполним все сие, то недалеки будем от Бога. Поскольку благочестие, по выражению одного из богоносных и совершенных духом мужей, есть бесконечное совершенство» (там же, гл. 20).

«Сладчайшее памятование о Боге, то есть, соединенное с горячностию сердца и спасительною горестию, разрушает все обаяния помыслов, умствования, слова, мечты – сии призраки тьмы, и вообще все то, чем ополчается всегубитель, старающийся поглотить души. Призываемый же Иисус все удобно попаляет. Ибо кроме Иисуса Христа нет ни в ком ином нам спасения; о чем сказал и сам Спаситель: Иоан. XV, 5, без меня не может делать ничего» (там же, гл. 22).

«И так будем со всевозможным старанием каждый час и мгновение хранить сердце наше от помыслов, помрачающих душевное зеркало, в котором изображается и живо написуется Иисус Христос – Премудрость и Сила Бога Отца, и во глубине сердца будем непрестанно искать царствия небеснаго. Зерно, бисер, квас и все прочее мы таинственно найдем внутрь нас самих, если только очистим око ума нашего. Посему-то и Господь наш Иисус Христос сказал нам: Царствие Божие внутрь вас есть, показывая чрез сие, что внутрь сердца живет божество» (там же, гл. 23).

«Наблюдай за умом твоим весьма прилежно. Как скоро приметишь в себе помысл, противоречь ему, и, нимало не медля, призови на помощь Христа. Сладчайший Иисус уже в то время, как ты еще будешь просить Его, скажет: вот Я пришел помочь тебе! Когда же все враги будут усмирены молитвою, опять внимай умом. Вот снова волны, гораздо большия прежних, стремятся одна за другою, и душа погружается в них! Но вот тот же Иисус, возбужденный учеником своим, как Бог запрещает злым ветрам! Освободясь от них на час или на одну минуту, прославь Своего Спасителя, и помышляй о смерти» (там же, гл. 26).

«Во-первых, бывает прилог, потом соединение, за сим согласие, далее пленение, наконец страсть, которая рождается от долговременнаго навыка. Вот каким образом совершается та победа, которая следует за бранью, внутрь нас происходящею! Так определяют ее святые отцы» (там же, гл. 34).

«Прилог, говорят они, есть простой помысл, или образ вещи, случайно лишь только родившийся в сердце, и в уме представившийся; соединение есть страстное или бесстрастное собеседование с представившимся предметом; согласие есть соединенное с удовольствием расположение души к оному предмету; пленение есть насильственное, принужденное увлечение сердца, или есть долговременное и вредное обращение нашего духа с случившимся; страсть собственно есть то, что чрез долговременный навык и пристрастие укоренилось в нашей душе. Первое из сих действий есть безгрешно, второе не совсем, третие, судя по состоянию подвизающагося; брань же заслуживает или награды, или наказания» (там же, гл. 35).

«Многие из монахов не знают той прелести ума, которую они претерпевают от демонов. Занимаются прилежно обыкновенным делом своим, о уме между тем нимало не пекутся; в простоте, без притворства провождают жизнь свою. Неощутившие в себе внутренней чистоты совсем не знают, по моему мнению, и внутренняго мрака гнусных страстей. Итак, не знающие той брани, о которой упоминает Ап. Павел, не могут утвердиться в добродетели; действительными грехами они почитают одне только видимыя падения, не помышляя о мысленной победе и поражении. Поскольку мысленная победа и поражение нимало не подлежат внешнему зрению, оне таинственны, оне известны единому Подвигоположнику – Богу и совести подвизающагося. Таковым, думаю я, сказано в Писании: и рех глаголет: мир, но не бе мир. О братиях сих, которые по одной простоте таковыми суть, должно молиться, и, сколько можно, научать их остерегаться худых дел. Для тех же, которые имеют Божественное желание очистить душевное зрение, иное дело Христово, а иное есть таинство» (там же, гл. 37).

Блаженный Иоанн был епископом и игуменом Синайскаго монастыря в конце одиннадцатаго века.

В 1091 году Синайский монастырь постигло великое несчастие: к св. обители пришел от египетскаго султана большой отряд воинов для усмирения синайских арабов, восставших против египетской власти. Когда воины, преследуя арабов, дошли до св. обители, монахи вышли из монастыря, и смиренно поклонились военачальнику. Военачальник уверил монахов в безопасности, и был впущен в монастырь с несколькими воинами. Встретивши в храме св. Купины кандиловжигателя, они то ласками, то угрозами понуждали вести их в монастырскую сокровищницу. Инок говорил, что он не знает, где хранится казна монастырская; варвары ему не поверили, и в ярости отсекли ему правую руку до самаго плеча. Варвары обратились к другим инокам, стали и их истязать, понуждая указать им монастырскую сокровищницу. Тогда игумен, епископ Иоанн, сам пришел в церковь, объявил варварам, что он есть настоятель монастыря и один знает, где лежат сокровища и казна, но ни за что не откроет их. Воины, по повелению своего военачальника, связали блаженному Иоанну ноги, повлекли его по монастырю и жестоко били и секли, чтобы вынудить у него признание. Но он молчал, терпеливо и благодушно перенося жестокия истязания. Оставив его едва живаго, варвары раскопали все помосты и нашли только под св. трапезою три мраморные ковчега с святыми мощами. Ночью сделалось землетрясение – и враги в испуге ушли из монастыря. А блаженный епископ спустя три дня предал Богу дух свой. Это было 12 февраля.