VIII. Упадок и крушение Византийской империи (1282–1453)

Первую группу историографов этой эпохи составляют Георгий Пахимер, Никифор Григора и Иоанн Кантакузин. О доведенном до 1308 г. историческом труде Георгия Пахимера мы говорили в предыдущем разделе: для первого периода правления Андроника II этот труд столь же важен, как и для предшествующего царствования Михаила VIII. Среди прочего он повествует о йФксфении турками Малой Азии, о византийско-сербских отношениях во времена взлета сербского могущества при короле Милутине, содержит подробное описание авантюрных походов Каталанской компании, которое, впрочем, следует сравнить с противоположным в своей тенденции повествованием каталонца Мунтанера, одного из участников экспедиции¹⁰⁶⁹. Еще большее значение имеет масштабный труд Никифора Григоры, который озаглавлен значимым для византийского государственного самосознания названием «Римская история» (Ρωμαϊκή ιστορία). Эта история в 37 книгах излагает события с 1204 по 1359 г.; период примерно до 1320 г. сведен в семь книг, в то время как эпоха, в которую действовал сам Григора, с нарастающей подробностью излагается в 30 книгах. Никифор Григора (1290/1291–1360)¹⁰⁷⁰ является одной из наиболее примечательных личностей XIV в. и одним из наиболее значительных и плодовитых византийских ученых, который оставил свой авторский след во всех областях знаний той эпохи¹⁰⁷¹. Его историческое сочинение изобилует важными сведениями и в ряде случаев позволяет прояснить некоторые обыкновенно упускаемые из виду в средневековой историографии вопросы государственного устройства, управления и экономики. Повествование его живо и в целом отличается большой достоверностью. Лишь при описании исихастского спора, в котором Григора в 50-е гг. XIV в. принимал участие в качестве ведущего противника исихастов, труд его полностью утрачивает объективный характер, превращаясь в растянутое и занудное повествование, тенденциозное и перегруженное цитатами из актов. Наряду с историческим трудом большое историческое значение в чрезвычайно обширном литературном наследии Никифора Григоры имеют прежде всего его письма¹⁰⁷².

Знаменитое историческое сочинение императора Иоанна VI Kaнтакузина (1341–1354), которое начинается восшествием на престол Андроника III в 1320 г. и завершается описанием нескольких лет, последовавших за отречением Кантакузина, будучи мемуарным произведением, преследует апологетические цели. Свою деятельность Кантакузин стремится выставить в максимально благоприятном свете, подчас просто замадрщвая или приукрашивая неприятные факты. В силу этого его сообщения следует рассматривать критически. Тем не менее в целом предложенный фактический материал является подлинным, хотя и подается в тенденциозном освещении. Повествование многоопытного государственного мужа, основанное на дневниковых записях, а часто и на документах, содержит множество важных сведений. Его следует рассматривать не только как литературный памятник, но и как исторический источник высокого качества.

Вторую группу составляют историки, писавшие уже после падения Византийской империи: Лаоник Халкокондил, Дука, Георгий Сфрандзи и Критовул. Афинянин Лаоник Халкокондил, ученик гуманиста Георгия Гемиста Плифона, берет в качестве образцов Фукидида и Геродота и, после краткого обзора мировой истории от ассирийцев и до начала Османской империи, приступает к описанию времени турецкого завоевания и падения Византийской империи¹⁰⁷³. Труд Лаоника завершается описанием взятия Лемноса в 1463 г. По всей видимости, он был написан в 80-е гг. XV в. Изложение Халкокондила отличается искусным стилем, свидетельствуя тем самым о литературном таланте и, несмотря на хронологическую путаницу, об исторической компетентности автора. В соответствии с исторической обстановкой он ставит в центр повествования не Византию, а османскую державу, грандиозное распространение могущества которой собственно и является темой Халкокондила, причем темой совершенно новой для византийского историописания. Очень подробно Халкокондил, который много лет провел при дворе деспотов Мистры, разбирает важные для истории Византийской империи в XV в. события на Пелопоннесе.

В другой перспективе рассматривает эти события Дука, который долгое время находился на службе у генуэзцев¹⁰⁷⁴. В отличие от гуманиста Халкокондила, Дука пользуется народным греческим языком. Его доведенное до 1462 г. произведение отличается надежностью и свежестью повествования. Подчас оно в подлинном смысле драматично, как, например, при описании завоевания Константинополя. Как и Халкокондил, Дука предпосылает своему сочинению всемирно-исторический обзор, само же изложение событий начинается со вступления на престол Иоанна Кантакузина в 1341 г., становясь более подробным лишь с началом правления султана Баязида в 1389 г.¹⁰⁷⁵ Это сочинение сохранилось также в староитальянском переводе, который заполняет некоторые лакуны в оригинале (в Боннском корпусе напечатан после греческого текста). Более ограниченный временной отрезок византийской истории находит свое освещение в историческом труде Георгия Сфрандзи¹⁰⁷⁶ , который в своей оригинальной версии охватывает период с 1413 до 1477 г., а в возникшей позднее расширенной начинается с начала правления династии Палеологов¹⁰⁷⁷. Друг императорской семьи и высокопоставленный византийский сановник при трех последних Палеологах, Сфрандзи отличается своим традиционным византийским мировоззрением как от Халкокондила, так и от друга генуэзцев Дуки. Также в отличие от Дуки он является жестким противником латинян. Его повествование содержательно, в нем уделяется особое внимание хронологической точности. Способ изложения в определенном смысле представляет собой компромисс между искусственным архаизмом Халкокондила и нарочитым вульгаризмом Дуки. Трое близко стоящих друг к другу по времени историков взаимно дополняют друг друга как в отношении фактологии, так и в способе восприятия действительности. Наиболее достоверным является, пожалуй, Дука¹⁰⁷⁸. Наряду с трудами Халкокондила, Дуки и Сфрандзи следует также привлекать сочинение Критовула, уроженца острова Имброс (Имвриота). Если уже Халкокондил ставит турецкое государство в центр своего повествования, то Критовул, знатный грек, который стремится примириться с турецким владычеством и понравиться новым господам, совершает следующий шаг и пишет историю султана Мехмеда П. Особенно важным для византиноведа является его подробное описание завоевания Константинополя, которое занимает значительную часть сочинения, обнимавшего период с 1451 по 1467 г.¹⁰⁷⁹ Впрочем, Критовул в отличие от Сфрандзи и так же, как Халкокондил и Дука, не был непосредственным очевидцем рокового события¹⁰⁸⁰. Несколько сообщений о падении Константинополя мы имеем благодаря иностранным свидетелям. Особенно важным в силу своей точности является повествование венецианца Николо Барбаро¹⁰⁸¹ . Также нашли своих описателей в Византии и отдельные события поздневизантийской истории, которые произвели наиболее сильное впечатление на современников. Подобно Иоанну Каминиате, описавшему некогда завоевание Фессалоники арабами, Иоанн Анаг-ност оставил свидетельство очевидца о завоевании этого же города турками в 1430 г., а Иоанн Канан – о нападении Мурада II на Константинополь в 1422 г. (оба автора изданы в Боннском корпусе после сочинения Георгия Сфрандзи).

Итак, мы сравнительно хорошо информированы о времени примерно до 1360 г., а также о последних десятилетиях византийской истории. Напротив, весьма скудны сведения о промежуточной эпохе, которую уже не рассматривают Никифор Григора и Иоанн Кантакузин, а историки XV в. Халкокондил, Дука и Сфрандзи описывают очень кратко и без особых подробностей. Здесь нам на помощь приходят хотя и весьма бедные в содержательном плане, но хронологически точные малые хроники¹⁰⁸². Дополнением служит также одна болгарская хроника, которая охватывает период с 1296 по 1413 г.¹⁰⁸³ Наиболее значительным произведением старосербской литературы является жизнеописание Стефана Лазаревича (1389–1427), которое составил в 1431–1432 гг. Константин Философ, принадлежащий к окружению патриарха Евфимия Тырновского¹⁰⁸⁴. Богатое подробностями повествование помещено в широкие исторические рамки и имеет значение в том числе и для византийской истории первых трех десятилетий XV в. Истории Эпира во второй половине XIV в. посвящена анонимная хроника, ошибочно приписанная монахам Комнину и Проклу¹⁰⁸⁵ . Хроника Михаила Панарета содержит краткую историю Трапезундской империи в период с 1204 по 1426 г.¹⁰⁸⁶

Дополнением к историческим сочинениям в узком смысле слова служат различные разножанровые сочинения и письма, а также риторические и богословские произведения, которыми с литературной точки зрения в высшей степени плодовитая эпоха Палеологов является особенно богатой. Исследование и издание этого массива произведений только начинается. Здесь следует назвать лишь наиболее содержательные с исторической точки зрения источники. Ученый патриарх Григорий (Георгий) Кипрский (1283–1289) оставил наряду с обширной перепиской ясно и просто написанную автобиографию, которая своей обстоятельностью и простотой изложения, к примеру, весьма выгодно отличается от автобиографии Никифора Влеммида. Напротив, энкомии Михаилу VIII и Андронику II перегружены общепринятой риторикой¹⁰⁸⁷. Никифор Хумн, ученик Григория Кипрского, принадлежавший при Андронике II к кружку наиболее выдающихся византийских интеллектуалов, занимал высокие посты на государственной службе, в качестве первого министра исполнял функции месадзона (μεσάζων) и состоял в родстве с императорской семьей (его дочь Ирина была замужем за деспотом Иоанном Палеологом, сыном Андроника II). Он написал несколько богословских и философских сочинений, в которых он отстаивал аристотелизм, математических и астрономических трактатов, а наряду с ними многочисленные риторические произведения, среди которых один многословный энкомий Андронику II¹⁰⁸⁸. В качестве ό έπί τοΰ κανικλείου он по поручению императора составил несколько документов: особый интерес вызывает эдикт 1296 г. о реформе судебной системы и хрисовул от 1313 г., предисловие которого упоминает помощь в борьбе против турок, оказанную византийцам сербским королем Милутином. Важной с исторической точки зрения также является переписка этого влиятельного человека¹⁰⁸⁹. Крупный филолог Фома (Феодул) Магистр, сочинитель многочисленных филологических, риторических и богословских трактатов, оставил после себя также сочинения о царской власти (περί βασιλείας) и о государстве (περί πολιτείας), которые содержат важные сведения об имперской администрации во время правления Андроника II и при этом не умалчивают об их недостатках¹⁰⁹⁰. Феодор Метохит, наиболее выдающийся ученый и государственный деятель эпохи Андроника II, сменивший Хумна на посту месадзона, наряду с философскими и ^исто научными сочинениями написал также ряд риторических трактатов и поэм, которые содержат важные во многих отношениях исторические сведения. Далее, особого внимания заслуживает донесение Метохита о его посольстве к сербскому двору, целью которого было заключение мирного договора и брака между королем Милутином и дочерью императора Симонидой¹⁰⁹¹. Некоторой ценностью для истории первых Палеологов также обладают стихи Мануила Оловола¹⁰⁹² и его панегирик Михаилу VIII¹⁰⁹³. Кроме того, важны также стихи Мануила Филау в частности его описание путешествия с посольством на Русь, а также стихи по разным случаям к членам правящего дома и высшим чиновникам государства и Церкви; достойны внимания также его эпиграммы, которые содержат описания предметов искусства¹⁰⁹⁴.

К важнейшим историческим источникам эпохи Палеологов принадлежат сочинения выходца из Фессалоники Димитрия Кидониса, одного из наиболее плодовитых и интересных писателей XIV в., который на протяжении своей долгой жизни занимал высокие посты на государственной службе при нескольких императорах, в качестве неоплатоника играл значительную роль в развитии философии, в качестве сторонника унии и противника исихастов – в богословии, а в качестве переводчика ряда латинских сочинений, среди которых была «Сумма теологии» Фомы Аквинского, внес свой вклад в культурное сближение Византии и часто посещавшегося им Запада. Наибольшее значение с исторической точки зрения имеют его обширная переписка¹⁰⁹⁵ и риторические сочинения, прежде всего две речи к Иоанну VI Кантакузину, речь к Иоанну V Палеологу¹⁰⁹⁶, «Монодия на павших в Фессалонике» (Μονωδία έπΐ τοις έν Θεσσαλονίκη πεσοΰσιν, весьма мрачное описание владычества зилотов в Фессалонике) и две наставительные речи (συμβουλευτικοί), которые призывают византийский народ к объединению с латинянами и сопротивлению туркам, давая при этом наглядную и с исторической точки зрения точную картину неутешительного положения Византийской империи около 1370 г.¹⁰⁹⁷ Перу Кидониса также принадлежит ряд преамбул к хрисовулам Иоанна V¹⁰⁹⁸. Интересная переписка сохранилась от сторонника унии и противника исихастов Мануила Калеки, ученика Кидониса, окончившего свою жизнь в монастыре доминиканцев на Лесбосе¹⁰⁹⁹. О движении исихастов и споре вокруг исихазма наряду с историческими сочинениями Никифора Григоры и Иоанна Кантакузина повествуют прежде всего сочинения родоначальника движения исихастов Григория Синаита, великого предводителя исихастов Григория Паламы, патриарха Филофея, противников исихастов Варлаама Калабрийского и Григория Акиндина, знаменитого мистика Николая Кавасилы, а также акты созываемых для улаживания этого спора Соборов¹¹⁰⁰. Наряду с богословскими сочинениями и письмами¹¹⁰¹ перу Николая Кавасилы принадлежат два интересных трактата о ростовщическом проценте против ростовщиков¹¹⁰², а также весьма важное сочинение против отчуждения церковных имений¹¹⁰³. Огромным значением с социально-экономической точки зрения является недавно опубликованный «Диалог богатых и бедных» Алексея Макремволита, представляющий собой резкий протест против социального неравенства и обнищания византийского населения¹¹⁰⁴.

Среди византийских правителей, подвизавшихся на литературном поприще, Мануилу II Палеологу (1391–1425) принадлежит одно из первых мест. Наряду с богословскими трактатами образованный и литературно одаренный император составил несколько риторических сочинений и сочинений на разные темы, а также оставил большое количество писем, которые имеют большую историческую ценность и представляют интерес в плане суждения о его личности¹¹⁰⁵. Неопубликованное до сих пор сочинение Иоанна Хортасмена, прославляющее поражение Баязида при Анкаре (1402) как чудо Божие, содержит важные сведения о беспомощном положении Империи перед переменой, наступившей в 1402 г.¹¹⁰⁶ О последних десятилетиях истории Византийской империи у нас имеется особенно большое количество риторических сочинений, которые освещают положение умирающей Империи и прежде всего отношения на отвоеванном греками Пелопоннесе, а также богословских и полемических трудов по вопросу унии, ставшему жгучим в результате Флорентийского Собора. В первую очередь следует упомянуть сочинения философа и гуманиста Георгия Гемиста Плифона, который мечтал о возрождении античного греческого мира на Пелопоннесе, ученого предводителя сторонников унии и позднее кардинала Римской Церкви Виссариона, великого поборника Православия Марка Евгеника и его брата Иоанна Евгеника, ритора Иоанна Докиана и, наконец, Геннадия Схолария, первого патриарха Константинополя после падения Империи¹¹⁰⁷. В поэзии XV в. историк подчас также может почерпнуть довольно важные сведения. Прежде всего это касается поэмы на народном языке, сохранившейся в двух вариантах под именем Зотика Параспондила или Георгия Аргиропула, которая содержит описание битвы при Варне в 1444 г. и дополняет некоторыми деталями сообщения исторических сочинений¹¹⁰⁸.

Огромным значением для исследования поздневизантийской административной системы обладает ошибочно приписанное ку-ропалату Георгию Кодину сочинение о дворцовых и церковных должностях (περι των όφφικίων του παλατιού Κωνσταντινουπόλεως και των όφφικίων της μεγάλης έκκλησίας), возникшее либо при Иоанне VI Кантакузине, либо вскоре после его правления. Для поздне-византийского времени сочинение Псевдо-Кодина имеет такое же значение, как «Книга церемоний» Константина Багрянородного и «Клиторолгий» Филофея для средневизантийской Империи. Оно рассказывает об обычаях придворных празднеств, описывает ритуал венчания императора и других важных с государственно-правовой точки зрения актов, приводит списки и упорядоченные по чину перечни церковных и прежде всего государственных должностей и званий с указанием функций и внешних отличий отдельных чиновников и сановников. Случайные указания на время возникновения обычая или должности повышают ценность этого произведения для истории устройства византийского двора и административного аппарата.

Наиболее важным правовым памятником поздневизантийского времени является созданное в 1345 г. произведение номофилака Фессалоники Константина Арменопула, названное по своему делению на шесть книг «Шестикнижием» (Εξάβιβλος)¹¹⁰⁹. Это произведение охватывает области гражданского и уголовного права и представляет собой компендиум юридических книг и законодательных сборников более раннего времени. Основу компендиума составляет Прохирон, как дополнение к нему привлекаются Большой и Малый Синопсисы, Эпанагога, Эклога, новеллы, Пира и др. Правовой компендиум Арменопула пользовался большой популярностью и нашел распространение даже за пределами Византийской империи. То же касается и составленной в 1335 г. «Синтагмы» Матфея Властаря, которая в алфавитном порядке содержит собрание законов и канонов. Вскоре после своего появления она по приказу Стефана Душана была переведена на сербский язык¹¹¹⁰. Впрочем, эти компилятивные сочинения лишь критически можно воспринимать в качестве источников по действующему праву XIV в., поскольку они содержат непозволительно много устаревшего и более не действовавшего материала.

Бесценным источником для изучения внутренних отношений в поздневизантийской Империи являются монастырские акты, которые от палеологовского времени дошли до нас в большом числе. Особого внимания заслуживают многочисленные документы афонских монастырей, которые содержат богатую информацию об административной и финансовой системе, а также экономических и социальных отношениях поздневизантийского времени. Несмотря на то что содержащийся в монастырских архивах материал еще далеко не исчерпан современными публикациями, наше знание об этом в высшей степени важном роде источников было значительно обогащено публикациями последнего времени¹¹¹¹.

По сношениям западных держав, особенно итальянских морских республик, с Востоком Н. Йорга собрал весьма содержательный архивный материал¹¹¹². Полезным пособием являются опубликованные Ф. Тирье регесты относящихся к византийским землям постановлений венецианского сената от 1329 до 1463 г.¹¹¹³ Особое значение для изучения экономической жизни в Константинополе перед его падением имеет не так давно ставшая известной «Книга счетов» венецианца Джакомо Бадоэра, который в 1436–1440 гг. пребывал в Константинополе и тщательно фиксировал все свои сделки¹¹¹⁴.

Общая литература: Stein. Untersuchungen; Zakythinos. Crise monétaire; Ostrogorsky. Féodalité; Ostrogorsky. Paysannerie; Schlumberger G. Expédition des «Almugavares» ou routiers catalons en Orient. Paris, 1902; Rubió y Lluch A. La Expedicion у Domination de los Catalanes en Oriente // Mem. de la R. Acad. de buenas letras de Barcelona 4 (1883); Atenes en temps dels Catalans // Anuari de Tlnst. d'Estudis Catal. 1 (1907); Setton K.M. Catalan Domination of Athens 1311–1388. Cambridge (Mass.), 1948 (с подробной библиографией); von Hammer-Purgstall I. Geschichte des osmanischen Reiches. Pest, 1827–1835. Bd. I-X; Jorga. Geschichte. Bd. I; Oberhummer E. Die Türken und das osmanische Reich. Leipzig-Berlin, 1917; Gibbons H. The Foundation of the Ottoman Empire. Oxford, 1916; Langer W.L., Blake R.P. The Rise of the Ottoman Turks and its Historical Background // American Historical Review 37 (1932). P. 468–505; Wittek. Mentesche; Wittek. The Rise of the Ottoman Empire. London, 1938; Γεωργιάδης Aρνάκης Г. Οί πρώτοι Όθωμανοί. Αθήναι, 1947; Jireček. Geschichte. Bd. I; Мутафчиев. История. Т. 2; Miller. Latins; Kretschmayr. Venedig. Bd. II; Heyd. Commerce du Levant. Vol. I; Bratianu G.I. Recherches sur le commerce genois dans la Mer Noire au XIIIe siècle. Paris, 1929; Скржинская Е.Ч. Генуэзцы в Константинополе в XIV в. // ВВ 1 (1947). С. 215–234.

В оборонительной борьбе против завоевательного натиска с Запада Михаил VIII оказался победителем. Напротив, наступательные действия в старых византийских землях несмотря на все усилия имели небольшой успех. В северной части Балканского полуострова господствовали славяне, и если у ослабевшей Болгарии Михаилу VIII удалось отнять некоторые территории, то со стороны растущей сербской державы ему грозили новые потери. На море, как и прежде, господствовали итальянские города-республики. Правда, часть Пелопоннеса благодаря чрезвычайному напряжению сил была вновь подчинена Византийской империи, однако большая часть полуострова продолжала оставаться в руках франков. Под франкским владычеством оставались также Аттика с Беотией и прилегающие острова. Фессалия и Эпир с Этолией и Акарнанией находились под властью Ангелов и упорно сопротивлялись императорской власти. Нигде попытки Палеологов возвратить потерянные территории не сталкивались с меньшим успехом, чем в этих греческих сепаратистских государствах. Как катастрофа 1204 г. была подготовлена внутренним разложением Византии, так теперь сильнее всего противодействовали делу воссоединения силы греческого сепаратизма: страна греческих магнатов, Фессалия, играла ведущую роль в борьбе против объединительных устремлений византийского императора.

Между тем постоянные войны на Балканах и утомительная оборонительная война против анжуйской опасности полностью подорвали силы Византийской империи. Своими принципами и методами, отвагой и идейным величием, так же, как и ориентацией на Запад, своими положительными достижениями и отрицательными последствиями политика Михаила VIII напоминает политику Мануила I. Это была имперская политика крупного стиля, которая влияла на мировые события от Египта и до Испании. Но при этом она взваливала на византийское государство непосильное бремя. Как устремленность Мануила Комнина к универсальной Империи за сто лет до того, так и теперь стремление Михаила Палеолога к великодержавности отняло у Империи последние силы. Как и тогда, оказалась подорванной обороноспособность Византийской империи в Азии, но теперь этому суждено было иметь более тяжкие последствия. Как и тогда Византия оказалась истощенной в военном и в финансовом отношении. Как и тогда произошел сильный откат назад. Начинается упадок Византийской империи без перспективы дальнейшего улучшения. Громадная разница лежит между гордой Империей Михаила VIII и жалким государством его преемников. При наследниках Михаила VIII Византия превращается во второразрядное государство и в конце концов – в объект политики своих соседей.

Обычно эту перемену объясняют очень просто: Михаил VIII был гениальным государственным деятелем, а его наследник Андроник III, напротив, слабым и неспособным правителем. На самом деле начинающийся с конца XIII в. упадок византийского государственного могущества имеет более глубокие основания. Внутренняя дряхлость государства была неизлечима, а растущие внешнеполитические осложнения неотвратимо вели государство к катастрофе. Государственный организм был подорван, и после неумеренного перенапряжения Империи при Михаиле VIII наступила неотвратимая реакция. Кроме того, началась экспансия быстро растущих держав османов и сербов, которая наложила свой отпечаток на эпоху. Против двойного натиска с Востока и с Балкан истощенное в военном и в финансовом отношении византийское государство оказалось бессильно. Этими тяжелыми внутри- и внешнеполитическими причинами, а не личными качествами правителя объясняется упадок византийского могущества.

Андроник II (1282–1328) действительно не был государственным деятелем крупного масштаба, но он не страдал слабоволием и ограниченностью, как это обыкновенно утверждается. Его политика не была свободна от крупных ошибок, однако следует признать, что он принял и целый ряд разумных и важных мер и что он достаточно хорошо осознавал потребности государства. Не следует возлагать на него вину за то, что все его попытки исправить сложившееся неутешительное положение имели ограниченное действие и были перечеркнуты последующими событиями. Кроме того, Андроник был очень хорошо образован и имел ярко выраженный интерес к науке и литературе. Люди высоких интеллектуальных способностей, такие как Феодор Метохит и Никифор Григора, входили в круг его ближайших советников. Если эпоха Палеологов была временем сильного культурного расцвета, если Константинополь, несмотря на политический упадок, оставался интеллектуальным центром мира, то не в последнюю очередь это было заслугой столь сильно порицаемого Андроника.

Уже в правление своего отца он стал принимать участие в государственных делах в качестве соправителя¹¹¹⁵. Еще более значительную роль суждено было играть при нем его сыну и соправителю Михаилу IX (ум. 1320). Растущее значение достоинства соправителя является характерным явлением эпохи Палеологов; оно находит в том числе и формальное выражение в титулярном уравнивании императора и его соправителя, поскольку отныне не только сам правящий император, но, с его согласия, также и первый соправитель и предполагаемый наследник престола имеет право носить титул не только василевса, но и автократора¹¹¹⁶. В этом заключается начало превращения единодержавия в совместное правление императорского дома над распадающимися частями Империи.

Уже появляется мысль о разделении державы, поначалу, впрочем, как отголосок чуждых западных воззрений. Вторая супруга императора Ирина (Иоланта) Монферратская в интересах своих сыновей потребовала раздела территории Империи между всеми императорскими отпрысками. Показательным для этой стадии развития является то решительное отторжение, с которым столкнулся этот план императрицы. Андроник II отклонил притязания своей супруги, из-за чего между ними произошла крупная ссора: императрица, покинув столицу, отправилась в Фессалонику и, вступив в переговоры со своим зятем сербским королем Милутином, попыталась обеспечить одному из своих сыновей наследование сербского престола. Однако и в этом случае из ее планов ничего не вышло, поскольку избалованному принцу не приглянулась непритязательная жизнь в Сербии¹¹¹⁷.

В Византии хорошо понимали, что в этом конфликте проявилось противоречие римско-византийских и западных воззрений и что в основе требований императрицы лежало смешение государственно-и частноправовых воззрений. «Неслыханное дело, – писал Никифор Григора, – она желала, чтобы сыновья императора правили не в единодержавии по старому римскому обычаю, а по примеру латинян разделили римские города и земли так, чтобы каждый из ее сыновей правил особой частью, которая ему выпадет, как собственным владением, и чтобы каждая часть по закону собственности частных людей наследовалась ими от родителей, а затем передавалась их детям и более отдаленным потомкам!.. Эта императрица, – прибавляет Никифор в объяснение, – была латинского происхождения и от латинян переняла это новшество, которое стремилась ввести у римлян»¹¹¹⁸.

Византия все еще придерживалась принципа единства Империи. Однако государственная структура становилась все более слабой, а связь между центром и провинциями – все менее крепкой. В сущности, провинции связывала теперь с центральным правительством лишь личность наместника, и потому наместниками становятся по большей части императорские родственники или придворные из ближайшего окружения императора. Они часто меняются, поскольку доверие к ним сохраняется недолго; когда обрывается эта последняя связь, провинция подпадает под власть местных землевладельцев¹¹¹⁹. Административная система византийского государства, его гордость и крепкий становой хребет, утрачивает строго централизованный характер и четкость иерархической структуры.

Утверждение династии Палеологов на императорском престоле означало победу византийской крупной аристократии. Процесс феодализации переживает очередной взлет и в XIV в. достигает своего пика. Светские и церковные землевладельцы приумножают свои владения и число своих париков, получают всё большие привилегии и зачастую достигают полного иммунитета¹¹²⁰. Посреди всеобщей нищеты они ведут богатую частную жизнь, отбирая у государства все больше и больше. Напротив, в упадок приходят не только крестьянские владения, но и непривилегированные земельные имения мелкой аристократии, которая утрачивает свою землю и рабочие руки в пользу крупных землевладельцев. Это происходит тем чаще, чем более страшные опустошения причиняют вражеские вторжения, поскольку только большие и состоятельные поместья оказываются способными их пережить.

Эта тенденция ослабляла государство не только в политическом, но и в финансовом и, не в последнюю очередь, в военном отношении. Поскольку крупное земелевладение во все большем масштабе выводилось из-под налогообложения и, сверх того, поглощало еще и платившие подати государству владения крестьян и мелкой аристократии, то налоговые поступления государства очень сильно сокращались, чему способствовал также растущий развал системы взимания налогов. Прониары, как и прочие землевладельцы, добивались новых привилегий. Если изначально пожалование пронии, будучи условным и ограниченным по времени держанием, считалось ненаследуемым, то теперь прониарам все чаще предоставляется право передавать пожалованные им владения и доходы с них своим наследникам. Уже Михаил VIII при своем восшествии на престол позволил превратить пронии своих сторонников в наследственные владения: по образному выражению Пахимера, пожизненные пронии он сделал бессмертными¹¹²¹. Со временем императорское правительство все чаще изъявляет готовность удовлетворять соответствующие ходатайства прониаров. Тем не менее пожалования в пронию, как и прежде, представляют собой владение особого рода, поскольку даже наследственные прониарные имения не могли отчуждаться и оставались связанными с обязательством нести службу, которая наследовалась вместе с владением¹¹²². Но хотя наследственное прониарское владение и оставалось неотчуждаемым служебным имением, все более частое наследование таких имений означало чувствительное ослабление изначальной системы и являлось явным признаком растущей слабости центральной власти и ее возрастающей уступчивости по отношению к требованиям крепнущей феодальной аристократии.

Недостаточная действенность системы пронии во времена Палеологов со всей очевидностью проявляет себя также и в том, что византийское войско отныне не в значительной мере, как при Комнинах, а уже почти исключительно состоит из иностранных наемников. В силу этого обстоятельства на государство ложится тяжелое финансовое бремя. Формирование многочисленного наемного войска, которого требовало стремление Михаила VIII к созданию великой державы и вырастающая из этого разноплановость военных задач, привели Империю к финансовой разрухе. Несомненно, византийские вооруженные силы при Михаиле VIII насчитывали несколько десятков тысяч солдат, поскольку в 1263 г. только на Пелопоннесе для несения гарнизонной службы было определено 6000 всадников¹¹²³, а в одном походе против Болгарии в 1279 г. приняло участие не менее 10000 солдат¹¹²⁴. В сравнении со средневизантийской эпохой или даже с эпохой Комнинов это, конечно, достаточно скромные цифры. Но для обедневшего государства позднего времени это войско, с его наемными отрядами, являлось прямо-таки невыносимым бременем¹¹²⁵. Вооруженные силы пришлось радикально сократить, что и сделал Андроник II. При этом он, однако, зашел слишком далеко. Он полагал, что может полностью отказаться от содержания флота, который требовал наибольших расходов¹¹²⁶; при этом он положился на военно-морскую мощь генуэзских союзников и тем самым усугубил бремя экономической зависимости от Генуи военной несамостоятельностью. Сухопутная армия также была сильно сокращена, и византийские вооруженные силы достигли такого упадка, что, по словам современника, они «были смехотворны» и даже просто «не существовали»¹¹²⁷. Несомненно, в подобных суждениях содержится сильное преувеличение, однако они передают впечатление, которое создавало у населения ставшее необходимым, но слишком скоропалительно осуществленное сокращение византийской военной мощи. Разница между все же довольно внушительными вооруженными силами Михаила VIII и более чем скромными оборонительными средствами его преемника была слишком разительной. В самом деле, с конца XIII в. в Византии редко встречается армия, которая бы состояла из более чем нескольких тысяч воинов. Одно это уже объясняет, почему Византия утратила свое положение великой державы и почему она стояла беззащитной перед лицом намного превосходящих ее вооруженных сил османов. Важным симптомом финансового кризиса было обесценивание византийской золотой монеты, которая ухудшалась из-за примеси менее ценного металла. От сильного обесценивания, которое номис-ма переживала с середины XI в., она смогла до определенной степени оправиться в XII в., поскольку общее улучшение ситуации сделало возможной чеканку монет со значительно большим содержанием золота, и таким образом в начале XIII в. цена византийской золотой монеты составляла 90 % от ее номинальной стоимости¹¹²⁸. Затем иперпир, как обыкновенно называли византийскую золотую монету со времени Алексея I¹¹²⁹, претерпел дальнейшую порчу, которая окончательно похоронила ее авторитет в глазах внешнего мира. Былое прочное доверие к византийской валюте повсеместно сменилось растущим недоверием, и уже с середины XIII в. византийская золотая монета, которая некогда безраздельно господствовала в мировой торговле, все больше вытесняется новой «доброй золотой монетой» (la buona moneta d’oro) итальянских морских республик¹¹³⁰. Реальное содержание золота в византийском иперпире уже при Иоанне Ватаце составляло лишь три четверти от номинала, т.е. 16 карат, после возвращения Константинополя при Михаиле Палеологе – лишь 15, а в первые годы правления Андроника II – уже только 14 карат.

Во времена новых трудностей в начале XIV в. иперпир опустился до половины своей первоначальной лицевой стоимости¹¹³¹. Следствием был сильный рост цен. Вздорожание продуктов питания во многом означало для народных масс голод, который многих заставлял ходить с протянутой рукой¹¹³².

Это зло уже не удалось устранить: в последующее время при нарастающем ухудшении общей ситуации и растущей хозяйственной нужде византийская валюта все больше приходила в упадок, а население все сильнее страдало от продовольственного кризиса. Чтобы повысить сильно сократившиеся государственные доходы, Андроник II провел ряд мероприятий в налоговой сфере и сумел достичь существенного увеличения доходов. Ежегодные налоговые поступления поднялись до 1 000 000 иперпиров¹¹³³. Соответственно, усилилось и налоговое бремя, из-за чего положение народа ухудшилось еще больше. Более того, натуральные повинности также возросли, поскольку была введена новая подать, так называемый mtoKpiBov: каждый крестьянин был обязан отдавать государству натурой часть урожая, а именно – 6 модиев пшеницы и 4 модия ячменя с зевгария¹¹³⁴. Впрочем, увеличение доходов было достигнуто не только посредством повышения налогов, но и за счет того, что Андроник II стремился ограничить права иммунитета крупных земельных владений: на определенные виды налогов (в первую очередь на поземельный налог) иммунитет, как правило, не распространялся, и их должны были платить даже обладатели документа об освобождении от налогов¹¹³⁵. Несмотря на то что император зачастую был вынужден отступать от этого правила перед лицом наиболее могущественных феодальных господ и влиятельных монастырей, эта мера, очевидно, внесла немалый вклад в рост государственных доходов.

То, что собранная Андроником II сумма казалась современникам огромной, показывает, насколько обеднела Византия: ведь в раннем Средневековье ежегодный доход византийского государства составлял примерно 7–8 миллионов полновесных номисм¹¹³⁶. Теперь с грехом пополам удалось довести поступления от налогов до 1 миллиона золотых монет, при том, что золотая монета обладала лишь половиной своей прежней ценности. До реформы Андроника доходы были очевидным образом значительно меньше. Конечно, налоговые поступления не были единственной статьей дохода Византийской империи¹¹³⁷, но тем не менее они составляли бесспорно важнейшую часть государственного бюджета, коль скоро доходы от сбора пошлин шли по большей части уже не Империи, а итальянским морским республикам.

Дополнительные доходы должны были, с одной стороны, использоваться для покрытия текущих административных расходов, а с другой – идти на выплаты опасным соседям и на поддержание флота, состоявшего из 20 триер, и постоянного войска из 3000 солдат, из которых 2000 были расквартированы в Европе и 1000 – в Азии¹¹³⁸. Император стремился компенсировать слишком поспешное сокращение вооруженных сил, на которое по своем вступлении на престол он решился под давлением финансовой нужды. Но насколько жалкой была программа, которая ему при этом грезилась! Неудивительно, что выплаты соседним державам превратились в одну из важнейших статей расхода в бюджете Византийской империи. Император старался на сэкономленные деньги купить мир, поскольку защититься от врага силой оружия не было возможности. Никифор Григора привел в этой связи весьма резкое сравнение: «Как если бы кто-то, желая купить дружбу волков, вскрыл себе вены в разных частях тела и позволил волкам сосать собственную кровь и насыщаться ею!»¹¹³⁹ Византия превратилась в малое государство, государство, живущее своим великим прошлым и гибнущее от того, что оно уже не могло справляться с унаследованными задачами и не могло отстоять свое существование в данном ему географическом пространстве.

Как и во многих других отношениях, политика Андроника II принципиально отличалась от политики его отца и в церковном вопросе, поскольку и здесь обстоятельства диктовали полную перестройку. Продолжение политики унии потеряло всякий смысл: уния была мертва если уже не после начала понтификата Мартина IV, то уж точно после «сицилийской вечерни». Сразу после своего вступления на престол Андроник II торжественно отрекся от унии, чтобы придерживаться подчеркнуто православного курса. Иоанн Векк был вынужден покинуть кафедру Константинополя, вслед за чем сан патриарха был возвращен низложенному после Лионского Собора Иосифу, а после его скорой смерти передан ученому Григорию Кипрскому. Тяжелый духовный кризис был преодолен, и Империя освободилась от давления, которому она подвергалась со времени Лионского Собора. Впрочем, прошло достаточно много времени, прежде чем церковная жизнь в Византии восстановила утраченное равновесие. Вновь вспыхнул старый спор между радикальной аскетической партией зилотов и умеренным, лояльным правительству направлением так называемых «политиков». Зилоты, которые все еще хранили верность давно умершему патриарху Арсению, противостояли и правительству, и церковному руководству. Но какие бы острые формы ни принимала эта борьба, она постепенно сошла на нет, и к началу XIV в. арсениты, за исключением нескольких фанатиков, вступили в общение с церковным священноначалием.

Значение Церкви и ее влияние на всю духовную жизнь Империи достигли своей наивысшей точки в правление твердо приверженного православию императора Андроника II. В особенности выросло влияние монашества. После долгого кризиса, вызванного латинским господством, и после тяжких испытаний времен церковной унии для византийских монастырей наступает эпоха духовного и материального расцвета. Византийские монастыри, а особенно – исстари славные обители горы Афон, переживали свой золотой век, приумножая как свое духовное влияние, так и земельные владения. В это время афонские монастыри, которые со времен Алексея I Комнина подчинялись напрямую императору, на основании императорского хрисовула от ноября 1312 г. были подчинены патриарху. Прот Святой Горы, председательствующий в совете настоятелей всех афонских монастырей, должен был утверждаться уже не императором, а патриархом¹¹⁴⁰. Предпринимается новое разделение епископств и перераспределение ранговых отношений между отдельными епископскими кафедрами, чтобы приспособить к обстоятельствам эпохи старый церковный порядок, который со времен Льва VI претерпел лишь незначительные изменения¹¹⁴¹. Более заметным становится различие между сферой влияния византийской Церкви и тающей территорией государства. В то время как государство чахнет, Константинопольский Патриархат становится центром православного мира, имея подчиненных себе митрополитов как на утраченных имперских землях в Малой Азии и на Балканах, так и в кавказских областях, на Руси и в Литве. Церковь остается наиболее устойчивым элементом Византийской империи.

Ввиду военной и финансовой слабости государства Андроник II с большой умеренностью выступает на внешнеполитической арене. Он стремился обезопасить себя со всех сторон посредством договоров о мире и дружбе, в том числе и в отношениях с заинтересованными в Византии западными державами, хотя после «сицилийской вечерни» со стороны Запада какое-то время можно было не ожидать серьезной опасности. После преждевременной смерти своей супруги, Анны Венгерской, Андроник в 1284 г. женился на Ирине, дочери маркграфа Монферратского. Тем самым были устранены притязания монферратского дома на королевскую корону Фессалоники, поскольку маркграф, тогдашний титулярный король Фессалоникийский, отказался от не слишком достижимого права в пользу своей дочери, ставшей теперь византийской императрицей. В том же направлении лежат усилия императора по устройству брака своего сына и наследника престола Михаила IX с Екатериной де Куртене, дочерью Филиппа и внучкой Балдуина II, которая на Западе считалась титулярной императрицей Константинополя. Но несмотря на то что переговоры о браке велись в течение нескольких лет с 1288 г., он так и не состоялся¹¹⁴², и в 1296 г. Михаил IX¹¹⁴³ женился на армянской принцессе. Старые антивизантийские планы на Западе были еще живы, и там не хотели выпускать из рук инструмента, который мог способствовать их осуществлению. Главную поддержку эти планы находили во Франции и в Неаполитанском королевстве, их наиболее ревностными сторонниками были Филипп Тарентский, сын неаполитанского короля Карла II, и Карл Валуа, брат французского короля Филиппа Красивого. Устремления обоих принцев были лишь слабыми отголосками большой завоевательной политики Карла Анжуйского, и только ввиду бессилия Византийской империи они получили определенный вес. Филипп Тарентский, которому Карл II в 1294 г. передал права и владения дома Анжу в Романии, управлял анжуйским наследством в Эпире и от имени короля Неаполитанского притязал на сюзеренитет над франкскими владениями в Греции и даже над Фессалией. Владения в Эпире он обеспечил себе благодаря браку с Тамарой, дочерью деспота Никифора, а в 1295 г. эпирцы уступили ему также города в Этолии.

Силы сепаратистских греческих государств приходили в упадок еще быстрее, чем могущество Византийской империи. Сверх того, между самими Эпиром и Фессалией существовала сильная напряженность, так что периодически дело доходило до вооруженных столкновений. В этих обстоятельствах уже в 1290 г. Византия смогла с успехом вмешаться: византийская армия пересекла Фессалию, глубоко проникла на территорию Эпира и осадила Янину. На краткое время Империя вновь оказалась на Адриатике, ибо Диррахий также перешел тогда к византийцам.

Связь с Филиппом Тарентским хотя и стоила эпирскому государству части территории, однако не смогла укрепить его положения и лишь усугубила разрыв с Фессалией, в которой претензии Филиппа на главенство вызвали большое недовольство. В 1295 г. сыновья севастократора Иоанна вторглись в Эпир, эпироты потерпели поражение и обратились за помощью к византийскому императору. Так развитие событий в сепаратистских греческих государствах, казалось, приняло для Византии благоприятный оборот, тем более что в 1296 г. умерли деспот Эпира Никифор и старый враг византийцев севастократор Иоанн Фессалийский, после чего в Эпире византийская принцесса Анна, племянница императора Михаила VIII¹¹⁴⁴, приняла регентство при своем несовершеннолетнем сыне Фоме, придав политике государства дружественное по отношению к Византии направление. Однако в этот момент в дело вмешались превосходящие силы Сербии, которые заняли незадолго перед этим отвоеванный Византией Диррахий¹¹⁴⁵.

Сербское наступление на византийский юг, которое началось уже при Немане, теперь перешло в свою решающую стадию. С того времени, как Милутин (1282–1321) в первый год своего правления отнял у византийцев Скопье, нападения сербов на македонское пограничье не прекращались. В 1297 г. Византия предприняла контрнаступление, которым командовал Михаила Глава, наиболее способный военачальник Империи. Однако и это усилие осталось безуспешным: нерастраченной силе молодой славянской страны старая Империя в военном отношении ничего не могла противопоставить. Тогда Андроник II решил заключить с сербским королем прочный мир и предложил ему руку своей сестры Евдокии, вдовы трапезундского императора Иоанна. Для Милутина связь с Византией означала желанную поддержку в борьбе с его старшим братом Драгутином¹¹⁴⁶. Брак с порфирородной византийской принцессой представлял собой немалый выигрыш для его статуса: хотя могущество византийского государства ушло в прошлое, однако старые традиции были живы и императорский дом не утратил своего престижа в глазах окрестных народов. Тем большим было раздражение Милутина, когда Евдокия решительно отвергла идею такого брака. Однако и для Византии уже не было возможности отыграть ход назад, и потому ввиду угрожающего поведения сербского короля Андроник II решился отдать ему в жены свою маленькую дочь, пятилетнюю Симониду¹¹⁴⁷. Он пренебрег противодействием своего клира браку маленькой принцессы с сербским властителем, жившим уже в третьем браке (с болгаркой). Тому в свою очередь предстояло подавить противодействие знати, возражавшей против заключения мира с Византией¹¹⁴⁸, ибо сербская крупная аристократия получала от завоевания новых византийских земель наибольшую выгоду и была подлинной движущей силой направленных против Византии войн¹¹⁴⁹. После долгих переговоров, которые вел при сербском дворе в качестве императорского уполномоченного Феодор Метохит, весной 1299 г. был подписан мир и устроена женитьба Милутина на маленькой Симониде. Завоеванные земли за линией Охрид-Прилеп-Штип Милутин получил в качестве приданого.

Мирный договор с Византией способствовал значительному усилению византийского влияния в сербской державе. Именно тогда началась сильная эллинизация сербского двора и государства, которая достигла своего полного развития в правление Душана¹¹⁵⁰. Хотя политическая линия менялась еще неоднократно, культурная византинизация сербской державы продолжалась и становилась тем интенсивнее, чем больше Сербия расширяла свою территорию за счет византийской и чем дальше ее завоевания распространялись на старые византийские области.

Слабость византийских позиций на Балканах была с внутриполитической точки зрения обусловлена военным и финансовым ослаблением Империи, а с внешнеполитической – судьбоносными событиями в Малой Азии и, не в последнюю очередь, перипетиями генуэзско-венецианской войны. Тогда как Михаил VIII был озабочен тем, чтобы не дать ни венецианцам, ни генуэзцам приобрести слишком большое влияние, Андроник II в одностороннем порядке и безусловно встал на сторону Генуи, что было его самой крупной политической ошибкой. Если Венеция владела южной частью Эгейского моря, то Генуя создала себе сильные позиции на севере Архипелага, в Мраморном море и на Понте. Из Галаты она контролировала морской путь из Средиземного в Черное море и лежащие за ним земли¹¹⁵¹. Но с ростом генуэзского могущества обострялось и старое венецианско-генуэзское соперничество, и в 1294 г. между двумя морскими республиками разразилась война, в которую тотчас была втянута и Империя. Поскольку император предоставил подвергшимся нападению в Галате генуэзцам защиту за стенами столицы, венецианцы обратили враждебные действия на находившиеся за пределами стен пригороды Константинополя, на что византийцы ответили мерами против живших в Константинополе венецианцев. Венецианско-генуэзская война превратилась в войну между Венецией и Византией, ибо генуэзцы смогли выйти из игры, заключив с Венецией в 1299 г. «вечный мир» и хладнокровно бросив своего союзника на произвол судьбы¹¹⁵². Византия, которая обладала маленьким флотом, оказалась в весьма опасной ситуации, и хотя Империя из соображений престижа противилась требованиям Венеции о возмещении ущерба, в конце концов она была вынуждена под угрозой венецианских кораблей в Золотом Роге покориться более сильному противнику и выплатить требуемые суммы. Несчастная война закончилась в 1302 г. заключением перемирия на десять лет. Венецианцам были предоставлены старые привилегии и ряд новых колоний в Архипелаге. Генуэзцы же воспользовались опытом этой войны в качестве предлога обнести Галату крепкой стеной, и так рядом с византийской столицей возникла сильная генуэзская крепость. Мало того – генуэзский военачальник Бенедетто Дзаккариа из Фокеи, адмирал, отличившийся на службе у французского короля Филиппа Красивого, наживший несметные богатства благодаря фокейским квасцовым рудникам, в 1304 г. овладел византийским островом Хиос¹¹⁵³. Обе морские республики вышли из войны укрепившимися, а Империи эта несчастная война, в которую она по неосмотрительности дала себя вовлечь, принесла лишь новые утраты и унижения.

Однако важнейшие во всемирно-историческом отношении события разыгрывались в это время в Малой Азии, и именно там Империя подверглась наиболее тяжкому удару. Из-за монгольского нашествия, приведшего в середине XIII в. в движение весь Передний Восток, многочисленные тюркские племена были вытеснены в Малую Азию. Всё новые массы людей стекались к византийско-сельджукской границе, и вскоре пришельцы в поисках земли и добычи начали вторжения в византийскую западную Малую Азию. Со временем турецкие вторжения становились все более сильными, а сопротивление с византийской стороны было крайне слабым. Созданная в никеиское время система обороны границы пришла в упадок, и страна оказалась беззащитной перед вражескими вторжениями.

Не может вызывать сомнения, что реставрация 1261 г. значительно ослабила оборонные возможности Византии в Малой Азии. После этого не только государственный центр отдалился от восточной границы, но и центр императорской политики был перенесен на Запад. Новые задачи, которые возникли у восстановленной Империи на Балканах, и опасности, грозившие с Запада, требовали концентрации всех сил в европейской части Империи. Для обороны в Азии недоставало ни военных, ни финансовых средств. Уже при Михаиле VIII случилось так, что акриты на сельджукской границе перестали получать жалование и ушли с границы¹¹⁵⁴, а предназначенные для защиты рубежей Империи в Азии войска были отозваны на европейский театр военных действий. «Таким образом, – говорит современник, – ослаблялись восточные области, в то время как персы (т.е. турки) становились все более дерзкими и вторгались в земли, которые были лишены всякой защиты»¹¹⁵⁵. Сверх того, нарастающий процесс феодализации Палеологовской державы вносил свой вклад в упадок созданных в никеиское время в пограничных районах воинских наделов. Так финансовые, социальные и общеполитические причины соединились вместе, чтобы подорвать систему обороны в Малой Азии.

Турецкое завоевание распространилось по всем областям, и если византийские города время от времени еще оказывали сопротивление врагам, то в сельской местности они, как кажется, вовсе не столкнулись с сопротивлением. Около 1300 г. уже почти вся Малая Азия подпала под турецкое владычество. Вскоре лишь отдельные утесы стояли в море турецкого завоевания: Никея, Никомидия, Бруса, Сарды, Филадельфия, Магнисия, а также несколько портовых городов, таких как Ираклия на Понте и Фокея со Смирной на Эгейском побережье¹¹⁵⁶. Завоеванную землю турецкие вожди делили между собой, так что западная Малая Азия распалась на ряд турецких владений. Бывшая Вифиния досталась Осману, основателю османской династии, которой суждено было объединить под своей властью все турецкие племена и покорить как Византию, так и южнославянские страны.

При своей военной слабости Византия оказалась беспомощной перед лицом этой катастрофы. Малая Азия, прежде представлявшая собой становой хребет Империи, была теперь потеряна для нее навсегда. Тщетно Андроник II рассчитывал на помощь аланов, которые просили его о поселении в пределах Империи и взамен вызывались сражаться с турками. Согласно договору, они явились числом 10 000 вместе с женами и детьми, однако результат был полностью отрицательным. Поведенные соправителем Михаилом IX в Малую Азию отряды аланов в первом же столкновении с турками потерпели тяжелое поражение и поспешно отступили, чтобы утолить свою жажду грабежа на византийском населении.

Впрочем, в этот отчаянный момент императору представился новый шанс: Рожер де Флор, славный предводитель Каталанской компании, предложил ему свои услуги в борьбе против турок. Опытная в военном деле Каталанская компания оказала помощь королю Фредерику Сицилийскому в борьбе против попыток повторного завоевания Сицилии со стороны анжуйцев. После заключения мира в Кальтабелотте, положившего конец анжуйско-арагонской войне и отстоявшего самостоятельность Сицилии под властью Арагонского дома, каталанские наемники оказались без заработка и искали, где приложить свои силы. Византийский император с готовностью принял их предложение, и в конце 1303 г. Рожер де Флор с 6500 воинами прибыл в Константинополь¹¹⁵⁷. Андроник II, возложивший все свои надежды на каталанцев, приказал выдать им по договору плату за четыре месяца вперед, отдал Рожеру де Флору в жены свою племянницу Марию Асанину¹¹⁵⁸, назначил его великим дуксом, а позднее даже предоставил ему титул кесаря.

В начале 1304 г. каталанцы переправились в Кизик, а затем направились к осажденной турками Филадельфии. Турки были наголову разгромлены, а Рожер де Флор победителем вступил в город. Эта победа показала, что для того, чтобы спасти положение, достаточно было даже небольшой, но опытной вооруженной силы. Трагедия Византийского государства заключалась в том, что оно вообще не обладало такой вооруженной силой и не могло обрести ее иначе, как путем привлечения наемников. Иноплеменное войско было, однако, обоюдоострым оружием, особенно если оно представляло из себя самостоятельный корпус и могло в любой момент избавиться от контроля не располагавшей никакими средствами войны и принуждения Империи.

После своей победы каталанцы перешли к грабительским рейдам, сделав небезопасными все окрестности как на суше, так и на море: они без разбора нападали и на византийцев, и на турок, а в конце концов, вместо того чтобы воевать с турками, напали на византийскую Магнисию. В Константинополе были счастливы, когда удалось принудить их вернуться в Европу. Зиму 1304–1305 гг. они провели в Галлиполи, а весной вновь должны были отправиться в Малую Азию. Однако напряженность в отношениях между императорским правительством и Каталанской компанией все более увеличивалась: в Константинополе росло недовольство дерзкими наемниками, особенно враждебно был настроен по отношению к ним соправитель Михаил IX. Каталанцы в свою очередь были недовольны нерегулярными выплатами и выставляли причиной своих бесчинств задержку жалования. В апреле 1305 г. Рожер де Флор был убит во дворце Михаила IX. Последний полагал таким способом избавиться от ставших обузой наемников, но это оказалось лишь началом бед. Возмущенные каталанцы начали грабить византийские земли, и таким образом между Империей и Каталанской компанией разгорелась открытая война. У крепости Апр пестрое, усиленное турками и аланами воинство Михаила IX потерпело решительное поражение. Наследник престола, который отважно сражался в первых рядах, получил ранение и спасся бегством в Дидимотих. После этого ему пришлось ограничиться лишь защитой важнейших городов Фракии, в то время как сельская местность была предоставлена ярости врага. Два полных года земли Фракии опустошали и грабили каталанцы, сплоченное войско которых было усилено притоком новых воинов с родины и включением в него турецких контингентов.

Положение еще ухудшилось из-за того, что начало усиливаться болгарское давление с севера. Болгария, которая, казалось, была расколота на несколько отдельных государств и в последние годы XIII в. полностью подпала под власть татар, вследствие осложнений в Золотой Орде после смерти Ногая (1299) смогла освободиться от татарского владычества и под властью Феодора Святослава (1300–1322) вновь переживала лучшие времена. Воспользовавшись отчаянным положением Византийской империи, болгарский царь стал расширять границы своего государства на юг Балканского полуострова и занял несколько важных крепостей и портовых городов на побережье Черного моря, среди которых были и столь горячо в свое время оспаривавшиеся двумя державами опорные пункты Месемврия и Анхиал. Византийское правительство было вынуждено примириться с потерей, заключив с болгарским царем мирный договор и оставив за ним завоеванные им территории (1307)¹¹⁵⁹. Между тем каталанцы, полностью разграбив Фракию, перешли через Ро-допские горы и осенью 1307 г. осели в Кассандрии. Оттуда они продолжили свои дикие грабительские походы. Они не пощадили даже монастырей Афонской горы. Впрочем, их нападение на укрепленную Фессалонику (нач. 1308) было отбито.

В этой отчаянной ситуации вновь дали о себе знать антивизантийские планы на Западе. Филипп Тарентский, стремившийся укрепить свое положение в эпирско-албанских областях, соединился с албанцами-католиками и овладел Диррахием. Его поход против симпатизировавшей византийцам деспины Анны Эпирской оказался, впрочем, безуспешен (1306). Но более опасным, чем «деспот Романии и господин королевства Албании», как величал себя Филипп, был для Византии предприимчивый Карл Валуа. Этот безземельный феодал, женившийся в 1301 г. на некогда желанной для Византии Екатерине де Куртенэ, с большим рвением трудился над возрождением завоевательных планов Карла Анжуйского и теперь, когда Византия, казалось, погрузилась в хаос, протянул руку за императорским венцом Константинополя. В 1306 г. он заключил соглашение с Венецианской республикой, которая не смогла удержаться от искушения еще раз вернуться к политике четвертого крестового похода. В 1308 г. последовало заключение договора с сербским королем Милутином, который, однако, как представляется, не полностью порвал с Византией: увязший в многолетней войне (1301–1312) со своим братом Драгутином, он не мог активно выступить против Византии, вновь приступив к завоеваниям в Македонии¹¹⁶⁰. Папа Климент V оказал антивизантийской акции моральную поддержку: в 1307 г. он вновь подверг императора анафеме. Карлу Валуа удалось найти подельников и среди византийских магнатов – обстоятельство, проливающее яркий свет на степень разложения Византии. Наместник Фессалоники Иоанн Мономах и комендант Сард Константин Дука Лампидар заявили о своей готовности признать французского принца своим повелителем. Но самым важным при тогдашнем положении вещей было достигнуть соглашения с Каталанской компанией, которая фактически владела ситуацией на византийском Востоке. Карлу Валуа удалось даже это, несмотря на то что король Фредерик Сицилийский также ревностно добивался сюзеренитета над каталанцами. В 1308 г. уполномоченный Карла, Тибо де Сепуа, прибыл с одиннадцатью венецианскими кораблями на Эвбею, оттуда направился в Кассандрию и от имени своего господина принял у Каталанской компании вассальную клятву.

Однако уже вскоре наступило разочарование. Нисколько не приняв во внимание намерения и планы Валуа, каталанцы двинулись из Кассандрии в Фессалию. Здесь правил Иоанн II (1303–1318), внук севастократора Иоанна, тяжело больной юноша, которого поначалу опекал герцог Афинский Ги II де ла Рош. После смерти последнего (1308) Иоанн обратился к византийскому императору и был обручен с его внебрачной дочерью Ириной. Страной безраздельно владели крупные феодалы, и как государство Фессалия находилась в агонии. От внушительного могущества, которым она обладала во времена севастократора Иоанна I, остался лишь слабый отблеск. Сопротивление каталанцам было немыслимо. Компания беззаботно прожила целый год, пользуясь дарами плодородной страны. Затем весной 1310 г., снабженная фессалийскими деньгами, она направилась в среднюю Грецию, поступив на службу к герцогу Афинскому Готье де Бриенну. Но, как прежде с византийцами, каталаны теперь поссорились с французами, и результатом опять была открытая война. При р. Кефисс в Беотии они нанесли численно превосходящей французской армии сокрушительное поражение. Сам герцог Готье и большинство его рыцарей нашли смерть в кровопролитной битве. Власть французов в Афинах и Фивах была сокрушена, на их место пришли каталанцы. Афины, которые на протяжении столетия пребывали под властью французов, на последующие более чем семьдесят лет подпали под власть каталанцев¹¹⁶¹.

Таков был удивительный результат своеобразной каталанской экспедиции: кучка опытных в военном деле авантюристов с крайнего Запада проложила себе путь из Константинополя и Филадельфии в Афины и основала в одном из старейших и славнейших культурных очагов человечества собственное княжество. Наполненное приключениями хозяйничанье каталанцев в Малой Азии, Фракии и Македонии, в северной и средней Греции, их победоносные войны против турок, византийцев и французов с весьма большой наглядностью демонстрируют, насколько слабыми были уже в то время как Византийская империя, так и соперничавшие с нею греческие и латинские государства. Каталанцы прибыли на Восток в момент безвластия: византийское могущество уже пришло в упадок, а турецкое еще не набрало силу.

Уход каталанцев во франкскую Грецию заметно облегчил положение Византийской империи. Наступательные планы Карла Валуа потеряли почву. Уже в Фессалии де Сепуа отделился от каталанцев, от которых ни ему, ни его хозяину очевидным образом уже нечего было ждать. К тому же притязания Валуа на императорский венец Константинополя угасли, поскольку его супруга, титулярная императрица Екатерина де Куртенэ, в 1308 г. умерла. Права на титул перешли к ее дочери Екатерине Валуа, а она еще ребенком (1313) была помолвлена с Филиппом Тарентским, для которого связь с титулярной императрицей казалась настолько важной, что он расторг брак с Тамарой Эпирской. Впрочем, завоевательные планы Филиппа, хотя за ними стояли Франция и Неаполь, не пошли далее стадии подготовки. Так планы Карла Валуа и Филиппа Тарентского – слабое подобие завоевательной политики Карла Анжуйского – потерпели крушение. Реставрационным устремлениям тем самым пришел конец. Венеция в 1310 г. заключила с византийским императором перемирие сроком на 12 лет. Сербский король также вновь вступил в более тесные сношения с Византией: он стал присылать императору вспомогательные войска, которые временами достигали двух тысяч всадников¹¹⁶². Когда в 1314 г. против него восстал его сын Стефан, его после подчинения и ослепления отправили к византийскому двору¹¹⁶³.

Позиции Византии на Пелопоннесе также укрепились. Уже в 1308 г. Андроник II предпринял важные изменения в способе управления Мореей: он положил конец не слишком удачной системе, согласно которой византийские наместники Морей сменялись ежегодно. После этого Михаил Кантакузин, отец будущего императора Иоанн VI Кантакузина, первым управлял византийскими владениями в Морее вплоть до своей преждевременной смерти в 1316 г., положив начало возрождению византийского могущества на Пелопоннесе. Его дело продолжил Андроник Асень (1316–1323), сын бывшего болгарского царя Ивана Асеня III и сестры императора Ирины Палеологины, который в удачной борьбе с франками смог упрочить и расширить византийское господство в Морее. Город Монемвасию, важнейшую византийскую гавань в Морее, он наделил торговыми привилегиями, чтобы создать на Пелопоннесе византийский торговый центр в противовес венецианским центрам в Короне и Модоне¹¹⁶⁴. Важные перемены произошли в обоих сепаратистских греческих государствах, поскольку в 1318 г. династия Ангелов угасла как в Эпире, так и в Фессалии. Деспот Фома пал жертвой покушения со стороны своего племянника Николая Орсини с Кефаллинии. Этот последний, будучи врагом анжуйцев, перешел в православную веру и объявил себя в Эпире наследником убитого, женившись на его вдове Анне, дочери Михаила IX. Годом позже он получил из Византии титул деспота¹¹⁶⁵. Янина и ряд других замков страны перешли под управление византийского императора. Еще более решительными были перемены в Фессалии, поскольку после смерти Иоанна II там пресеклась самостоятельная государственность. Византийский император заявил притязания на эту провинцию как на выморочный имперский лен, однако смог заставить признать свое господство только в северной части страны, да и то лишь номинально¹¹⁶⁶. Наиболее могущественные фессалийские магнаты, и прежде всего знатная семья Мелиссинов, стремились обособиться и основать свои собственные удельные владения. Кроме того, в Фессалию прорвалось огромное множество албанцев: началась албанская миграция, которая в последующие десятилетия распространилась по всей Греции. Наиболее значительную часть исчезнувшего государства со столицей городом Неопатры отхватило каталанское Афинское герцогство, в то время как портовый город Птелеон оказался в руках у венецианцев. Византия вновь была вынуждена смириться. Даже весьма незначительные признаки улучшения, которые, казалось, стали проявляться после прекращения каталанского кризиса, были полностью уничтожены из-за страшной распри, которая случилась между старым императором и его внуком Андроником III, погрузив Империю в затяжную гражданскую войну.

Общая литература: Parisot V. Cantacuzène homme d'État et historien. Paris, 1840; Флоринский. Андроник и Кантакузин; Флоринский Т.Д. Южные славяне и Византия во второй четверти XIV в. СПб., 1862; Muratore D. Una principessa Sabauda sul trono di Bisanzio. Chambéry, 1905; Dölger F. Johannes VI. Kantakuzenos als dynastischer Legitimist // Annales de l'lnst. Kondakov 10 (1938). S. 19–30 ( Paraspora. S. 194–207); Lemerle. L'Émirat d'Aydin; Tafrali. Thessalonique; Ševčenko. Nicolas Cabasilas; Meyendorff. Palamas; Guilland R. Essai surNicephore Gregoras. Paris, 1926; Zakythinos. Despotat. Vol. I-II; Jireček. Geschichte. Bd. I; Cтaнojeвић Cт. Иcтopиja српскога народа. Београд, 1926; Чоровић В. Историjа Югославиjа. Београд, 1933; Историjа народа Jyгocлaвиjе. Т. I. Београд, 1953; Новаковић. Ст. Срби и Турци XIV и XV века. Београд, 1960 (с исправлениями и дополнениями С. Чирковича); Мутафчиев. История. Т. II; Бурмов А. История на България през времето на Шишмановци // Годишник на Софийския Университет. Ист.-филол. фак. 43 (1947); Stein. Untersuchungen.

Внутреннее разложение Византийской империи выразилось также в длинной чреде междоусобных войн, начало которым положило противостояние между старшим и младшим Андрониками. Этой династической семейной распрей началась эпоха тяжелой внутренней борьбы, которая отняла у Империи последние силы и открыла путь экспансии турок и сербов. Ссора между дедом и внуком имела поначалу личные причины. Андроник III, старший сын Михаила IX, красивый и одаренный юноша с привлекательным характером, прежде был любимцем старого императора. Уже в раннем возрасте он получил титул соправителя и считался вторым возможным наследником престола после своего отца. Однако со временем с обеих сторон стало проявляться недовольство: легкомысленный образ жизни молодого Андроника, его похождения серьезно испытывали терпение строгого старого императора, а молодому принцу опека со стороны отца и деда становилась все более тягостной. Неудачный исход одной любовной аферы ускорил разрыв. Преследуя соперника своего господина, люди Андроника по трагическому недоразумению убили его брата Мануила. Ужасная новость ускорила смерть в Фессалонике тяжело больного Михаила IX (ум. 12 октября 1320 г.), а старого императора наполнила глубоким гневом, так что он принял решение лишить Андроника прав на наследование престола.

Однако юный Андроник имел много сторонников, главным образом в среде молодого поколения византийской знати, и против непопулярного старого императора составилась сильная оппозиция. Во главе нее стояли Иоанн Кантакузин, молодой и богатый магнат, лучший друг Андроника III, и хитроумный авантюрист Сиргианн, бывший по своему отцу половецкого происхождения, а по матери состоявший в родстве с императорской семьей. Ведущую роль в заговоре играли также Феодор Синадин и амбициозный выскочка Алексей Апокавк, которые занимали важные командные посты во Фракии и Македонии. Посредством внушительных взяток Сиргианн и Кантакузин также приобрели себе наместничества во Фракии. Пагубная продажа должностей была очень распространена в империи Палеологов: ей, как кажется, потворствовал даже просвещенный великий логофет Феодор Метохит¹¹⁶⁷. На сей раз это дорого обошлось правительству, поскольку Сиргианн и Кантакузин превратили приобретенные округа в базу для подготовки мятежа. Опираясь на недовольство чрезмерно обремененной налогами провинции, византийская аристократия смогла создать сильное движение против константинопольского правительства. На Пасху 1321 г. Андроник III покинул столицу и присоединился к армии, которую его друзья собрали у Адрианополя. В предстоящей борьбе он занимал психологически более выигрышную позицию, чем старый император, правление которого было сопряжено для Империи с многочисленными утратами и тяжелыми лишениями. Чтобы приобрести сторонников, он с большой щедростью стал раздавать земельные пожертвования и привилегии. Фракию он, кажется, полностью освободил от уплаты налогов¹¹⁶⁸. Эти действия оказали на исход гражданской войны большее влияние, чем соотношение вооруженных сил противников. Неудивительно, что фракийское население пошло за щедрым молодым императором, и когда его армия под предводительством Сиргианна выступила в поход на Константинополь, старый император поспешил заключить мир, опасаясь возмущения в столице.

Андроник III получил Фракию и некоторые территории Македонии, которые он уже роздал своим сторонникам. Остальные земли вместе со столицей остались за Андроником II. Так в конце концов произошло разделение территории Империи, о котором в Византии незадолго перед этим не хотели и думать. Для того, чтобы сохранить единство Империи хотя бы внешне, Андроник II удержал за собой право переговоров с иностранными государствами. Однако это условие вскоре было нарушено, и каждый из двух императоров проводил свою собственную внешнюю политику, противоположную и даже направленную против своего противника. Мир также продолжался недолго: уже в 1322 г. гражданская война вспыхнула вновь. В лагере молодого Андроника возникли разногласия, главная причина которых заключалась в соперничестве между великим дуксом Сиргианном и великим доместиком Кантакузином. Поскольку Андроник III занял сторону своего друга Кантакузина, Сиргианн, собственно, и бывший до того предводителем всего предприятия, перешел на сторону императора, чтобы на его службе возглавить борьбу против своего прежнего господина и протеже. Однако настроения в Империи все больше склонялись на сторону Андроника Младшего. После того как несколько городов в непосредственной близости к Константинополю присягнули ему на верность, император вновь уступил, и мир был восстановлен на прежних условиях. После этого наступило долгое затишье, а 2 февраля 1325 г. Андроник III был коронован в соправители своего деда.

Несмотря на то что эта гражданская война обошлась без крупных сражений, ее внутри- и внешнеполитические последствия были достаточно тяжелыми. Военное положение с постоянными перемещениями войск затрудняло земледелие, особенно во Фракии, и повсеместно нарушало нормальную экономическую жизнь. Авторитет центральной власти заметно пошатнулся даже в тех областях, которые по договору остались за старым императором. Наместник Фессалоники, паниперсеваст Иоанн Палеолог, племянник Андроника II и зять великого логофета Феодора Метохита¹¹⁶⁹, принял решение отделить свое наместничество от Империи. Его намерение нашло поддержку обоих сыновей великого логофета, которые командовали Струмицей и Мельником. Особенно опасным это событие выглядело из-за того, что паниперсеваст попросил о помощи сербского короля и своего зятя Стефана Дечанского, отправившись к его двору. Озабоченное имперское правительство поспешило предложить ему титул кесаря, однако он умер еще во время своего пребывания при сербском дворе (1327).

А в Малой Азии турки продолжали свои завоевания: 6 апреля 1326 г.¹¹⁷⁰ пала взятая измором Бруса, которую Орхан, сын Османа, сделал собственной столицей и которая, став местом последнего упокоения Османа, превратилась в священное для осман место.

Между тем весной 1327 г. между двумя императорами в третий раз разразилась война, причем теперь южнославянские государства с куда большим размахом вмешались во внутривизантийское противостояние. Сербско-болгарские противоречия переплетались с соперничеством, которое раскалывало византийский императорский дом и с ним Империю. Поскольку Андроник II благодаря старым связям с сербским правящим домом пребывал в союзе с Сербией, Андроник III заключил союз с болгарским царем Михаилом Шиш-маном, который развелся со своей женой, сестрой сербского короля, и женился на вдове своего предшественника, сестре Андроника Младшего Феодоре. И в этот раз удача склонилась на сторону Андроника III, поскольку тяжелое положение лишь увеличивало недовольство в Империи, а вместе с ним и число сторонников молодого императора. Предпринятое войсками старого императора контрнаступление из Македонии потерпело неудачу еще до того, как к нему присоединился сербский король. Вся византийская Македония перешла под скипетр молодого Андроника. Присоединилась к нему и Фессалоника. Свою армию, стоявшую уже недалеко от Константинополя, Андроник III оставил под командованием Синадина, а сам в сопровождении Кантакузина направился в Фессалонику, где его встретили с императорскими почестями (январь 1328). В самой столице оппозиция также достигла опасных размеров, и Андроник II уже подумывал о новых мирных переговорах, когда вдруг болгарский царь Шишман изменил свою позицию и прислал ему вспомогательный болгарский корпус. Это вселило в старого императора новые надежды, а молодого Андроника заставило предпринять энергичные меры. Посредством переговоров и угроз он смог принудить болгарского царя отозвать посланные им войска, а сам вступил в переговоры со своими сторонниками в Константинополе. 24 мая 1328 г. он вступил в столицу и без боя захватил власть. Принудив своего деда к отречению, он позволил ему поначалу жить во дворце; лишь через два года сторонники молодого Андроника заставили старого императора принять монашескую схиму. Еще через два года, 13 февраля 1332 г., он скончался под иноческим именем Антоний.

С Андроником III (1328–1341) к власти пришло новое поколение – поколение, типичным представителем которого был Иоанн Кантакузин. Именно он, возглавлявший мятежное движение в последние годы, стал теперь правителем государства. Своим политическим дарованием Кантакузин наголову превосходил всех своих современников, в том числе и рыцарски отважного, но внутренне непостоянного императора. Андроник III с рвением и не без успеха выступал в качестве полководца, однако в качестве политика государственного масштаба делами управлял Кантакузин. Время демагогических обещаний ушло с завершением гражданской войны, и Андроник III с Кантакузином, которые вместе с властью взвалили на себя и бремя ответственности, во многих отношениях стали следовать политике сверженного правительства. Впрочем, последствий гражданской войны во многих отношениях уже невозможно было исправить. Финансовая нужда стала еще более тяжелой, а ценность иперпира в годы внутренней смуты претерпела очередное снижение. Более удачливым новое правительство оказалось в реформировании судебно-правовой системы.

Ставшая притчей во языцех продажность византийских судов заставила уже Андроника II предпринять реформу судебной системы. В 1296 г. он учредил в Константинополе судебную коллегию, состоявшую их 12 представителей Церкви и чиновничества сенаторского ранга, которая в качестве высшей судебной инстанции должна была способствовать торжеству справедливости. Впрочем, результат был разочаровывающим: вновь созданный высший суд вскоре вызвал недоверие и прекратил свою деятельность. Поэтому в 1329 г. Андроник III создал новую судейскую коллегию, которая состояла только из четырех членов: двух духовного звания и двух светского. Наделенные чрезвычайно широкими полномочиями, эти четверо «вселенских судей ромеев» (καθολικοί κριται των ᾿Ρωμαίων) надзирали за судебной системой всей Империи. Их приговоры были окончательными и не подлежали обжалованию. Впрочем, Андронику III было суждено пережить глубокое разочарование в своих высших судьях. Уже в 1337 г. троих из них пришлось отстранить по обвинению в коррупции и сослать. Однако коллегия вселенских судей продолжила свое существование: она прожила вплоть до падения Империи, хотя с течением времени претерпела некоторые изменения, приспосабливаясь к практическим потребностям. На судебных слушаниях в провинции по понятным причинам не могли присутствовать все четверо судей, и потому вскоре стало достаточно приговора одного из вселенских судей, который он выносил от имени всей судебной коллегии. С ослаблением связи между отдельными частями Империи, которое все сильнее давало о себе знать с середины XIV в., задуманное слишком централизованное устройство судебной системы было ослаблено, уступив место более гибкой системе. Наряду со вселенскими судьями ромеев в Константинополе появились, так сказать, местные вселенские судьи: в позднейшее время появляются собственные вселенские судьи в Фессалонике, в Морее, на Лемносе, а также и в Серрах под сербским господством. Показательным для правовой системы эпохи Палеологов является активное участие клира в государственном судопроизводстве. Влияние Церкви на судебное дело в Империи было тем большим, что наряду с императорской судебной инстанцией вселенских судей, из которых, как правило, двое принадлежали к клиру, существовала духовная судебная инстанция при Патриархии, которая действовала совместно с императорской, поддерживая и дополняя ее, а подчас и противодействуя ей. В кризисные времена церковная судебная инстанция даже заступала место императорской¹¹⁷¹.

Внешнеполитическое положение было отмечено непрекращающимся натиском османов в Малой Азии и сербов в Македонии, а также дальнейшим ослаблением греческих и латинских сепаратистских государств. В то время как Византия была бессильна перед лицом османов и сербов, в северной Греции и на побережье Эгейского моря она смогла достичь определенных успехов, не в последнюю очередь благодаря содействию сельджуков. Политику нового правительства особенно отличало сотрудничество между Кантакузином и сельджукскими эмирами, которые так же, как и Византийская империя, чувствовали угрозу экспансии османов. Напротив, от союза с Генуей правительство стремилось освободиться, чтобы вернуть себе самостоятельность на море и в торговой политике. Предпосылкой для этого было усиление собственного военно-морского могущества, и таким образом постройка кораблей стала для императора Андроника и его великого доместика Кантакузина одной из важнейших задач. Поскольку государственных средств не хватало, Кантакузин и другие магнаты профинансировали строительство флота из собственных средств¹¹⁷². Следствием этого было то, что государство и его вооруженные силы попали в зависимость от магнатов еще и в финансовом отношении.

Усиление сербского королевства вновь свело вместе Византию и Болгарию. Хотя размолвка, которая в конце византийской гражданской войны произошла между Андроником III и его болгарским шурином, отозвалась обоюдными нарушениями границы и грабительскими набегами, однако вскоре был восстановлен мир и заключен направленный против Сербии союз. Правда, до совместной византийско-болгарской операции дело не дошло: хотя Андроник III и вторгся на сербскую приграничную территорию, но еще прежде, чем он вступил в бой, 28 июля 1330 г. между Сербией и Болгарией произошло решающее сражение при Вельбужде (совр. Кюстендил), и по получении известий о поражении своего союзника императору пришлось отступить. Болгарское войско было уничтожено, а сам царь Михаил был смертельно ранен в сражении. Победоносный сербский король посадил на престоле в Тырново свою сестру Анну и ее сына Ивана Стефана, а сестра Андроника Феодора была изгнана из страны¹¹⁷³.

Сражение при Вельбужде ознаменовало собой поворотный пункт в судьбе балканских стран: оно решило исход битвы за Македонию и заложило краеугольный камень сербского преобладания, под знаком которого стоит развитие событий в Южной Европе в последующие десятилетия. Из поражения своего болгарского союзника Андроник III попытался извлечь по крайней мере одно преимущество для своей Империи. Под видом мести за свою сестру Феодору он занял несколько крепостей в византийско-болгарском пограничье, овладев также спорными портовыми городами Месемврией и Анхиалом. Между тем в Болгарии, а затем и в Сербии произошли перевороты. Болгарские бояре изгнали царицу Анну с ее сыном и возвели на престол племянника Михаила Шишмана Ивана Александра (1331–1371). В Сербии знать восстала против короля Стефана Дечанского и вручила бразды правления в руки его сына Стефана Душана (1331–1355). Оба славянских властителя заключили прочный мир, а Душан женился на сестре болгарского царя Елене. Тотчас Иван Александр начал войну с Византией. Ему удалось отвоевать занятые Андроником города и закрепить договором прежнюю границу (1332). А в это время сербские магнаты вместе со своим новым повелителем вторглись в византийскую Македонию с целью ее завоевания.

С начала и на протяжении всего своего блистательного правления Душан поддерживал мощный завоевательный порыв сербской крупной аристократии, которая сумела отнять земли у дышавшей на ладан Империи¹¹⁷⁴. Внутренние осложнения в Византии шли по нарастающей и сопутствовали этому завоевательному натиску. В начале 1334 г. один видный византийский перебежчик поступил на службу к сербскому правителю: Сиргианн, который во время византийской гражданской войны поочередно играл ведущую роль в обоих противоборствующих лагерях, бежал из Константинополя, пробыл некоторое время в Галате, на Эвбее и в Албании и в конце концов появился при дворе Душана. Сербскому королю этот энергичный и опытный в военном деле человек оказал большие услуги в борьбе с Византийской империей. Уже в то время пали несколько важных византийских крепостей в Македонии, такие как Охрид, Прилеп, Кастория и Струмица. Только прочные стены Фессалоники смогли остановить победоносное наступление сербов. В конце концов агенту императора удалось устранить Сиргианна, а Душан принял мирные предложения императора, поскольку с севера ему угрожало вторжение венгров. При личной встрече между Душаном и Андроником III в августе 1334 г. был заключен мирный договор, согласно которому сербы сохраняли большую часть своих завоеваний в Македонии с Охридом, Прилепом и Струмицей¹¹⁷⁵.

Если в Европе разыгрывалось лишь начало катастрофы, то в Азии можно было видеть последний акт трагедии. Впрочем, Андроник III и Иоанн Кантакузин предприняли попытку противостоять судьбе: уже в 1329 г. они с двумя тысячами воинов выступили против османов, чтобы освободить осажденную Никею. Однако византийцам пришлось уступить в неравном бою: превосходящие силы противника одержали победу в битве при Филокрине, а в начале марта 1331 г.¹¹⁷⁶ Орхан овладел городом, который за два поколения до того был центром византийского мира. Через шесть лет в руки осман попала также Никомидия¹¹⁷⁷. Остатки владений Империи в Малой Азии ограничивались несколькими разрозненными городами, такими как Филадельфия и Ираклия на Понте. То, что византийцы, окруженные морем турок, смогли продержаться здесь еще несколько десятилетий, достойно удивления, хотя это и не оказало влияния на последующее развитие событий. После завоевания вифинского побережья османы, которые с течением времени значительно расширили свою власть за счет соседних турецких племен, приступили к морским экспедициям и постоянным нападениям на европейское побережье Империи, и хотя Андроник III смог отразить эти нападения, на будущее они были сопряжены с большими опасностями.

Если османы крейсировали в северной части Эгейского моря, то сельджуки прибрежных малоазийских эмиратов – в южной. Их нападения в первую очередь были направлены против латинян, господствовавших в этой части моря; византийцев, владения которых были ограничены островами у фракийского и малоазийского побережья, они касались лишь в малой степени. Такое положение дел наводило на мысль о возможности сельджукско-византийского сотрудничества. Опираясь на сельджукские эмираты, которые, как и Империя, были вынуждены сражаться против османов и латинян, Андроник и Кантакузин стремились укрепить византийские позиции на море с помощью вновь созданного флота. В 1329 г. имперский флот выступил против острова Хиос, который находился под властью генуэзской семьи Дзаккариа, которая поначалу признавала имперский сюзеренитет, однако впоследствии полностью обособилась. Важный остров был покорен и до 1346 г. оставался во владении Империи. Фокею, которая находилась в руках генуэзцев, император при деятельном содействии соседних сельджукских эмиров также смог принудить к признанию византийского верховенства. И наконец он спас Лесбос от попытки завоевания со стороны западных держав. Здесь в миниатюре повторилась история 1204 г.: коалиция христианских держав, составленная для войны с турецкими морскими разбойниками, напала на византийский остров, несмотря на то что император формально также примкнул к коалиции. Теперь он был вынужден с сельджукской помощью защищать свои владения против «собратьев-христиан», что ему удалось после драматической борьбы.

Наиболее значительные успехи были достигнуты Империей в Фессалии и Эпире. После смерти самого могущественного из фессалийских владетелей Стефана Гавриилопула Мелиссина (ум. 1333) страна погрузилась в полный хаос. Императорский наместник в Фессалонике Иоанн Мономах быстро вмешался в ситуацию, за ним последовал император, и вскоре вся северная половина Фессалии вплоть до каталанской границы была присоединена к Византийской империи. Эпирский деспот Иоанн Орсини (1323–1335), который попытался захватить западную часть Фессалии, был отбит, после чего был вынужден оставить эту территорию. Даже вторгшиеся в Фессалию албанские племена, которые вплоть до этого времени сохраняли свою независимость¹¹⁷⁸, присягнули императору.

После присоединения Фессалии на повестке дня стоял пункт о решении эпирского вопроса. Вследствие бесконечной партийной борьбы, сталкивавшихся между собой властных притязаний и вмешательства соседей в эпирской области царил хаос. Крушение обессиленного государства было теперь вопросом времени. Победа византийской партии в Арте ускорила его конец. Деспот Иоанн был отравлен своей супругой, а деспина Анна, принявшая вместе со своим сыном Никифором правление, начала переговоры с императором. Во главе довольно крупного войска, ядро которого составляли турецкие отряды, Андроник и Кантакузин явились в Фессалию, первым делом подавили разразившееся в албанской области восстание и добились подчинения страны (1337). Эпир вместе с Акарнанией без борьбы был присоединен к Империи. Деспина просчиталась: признав византийский сюзеренитет над страной, она надеялась и дальше править от имени своего малолетнего сына, но император ничего не хотел слышать о правлении старой династии деспотов, олицетворявшей традицию эпирской государственной независимости. Управление страной взял на себя в качестве императорского наместника протостратор Синадин. Анна и Никифор были вынуждены удалиться в Фессалонику.

Между тем заинтересованные в эпирских областях западные державы постарались отнять у Империи слишком легко доставшуюся добычу. В качестве инструмента они использовали обойденного Никифора, которого они рассчитывали задействовать против Палеолога. По поручению титулярной латинской императрицы Екатерины Валуа, правившей тогда Ахейским княжеством, анжуйский наместник Диррахия смог разжечь восстание в пользу низложенного юноши. В Арте провозгласили Никифора II, а протостратор Синадин был брошен в тюрьму. Впрочем, лишь несколько городов присоединились к этому движению, в то время как большая часть страны сохраняла верность греческому императору. Когда весной 1340 г. Андроник III и Кантакузин вновь пришли с небольшим войском¹¹⁷⁹, мятежное движение быстро улеглось. Никифор вернулся в свою ссылку в Фессалонику, вынужденный удовольствоваться титулом паниперсеваста и честью обручения с дочерью Кантакузина взамен утраченных владельческих прав. Наместником Эпира был назначен Иоанн Ангел, отличившийся при подавлении восстания, в то время как Синадин получил наместничество в Фессалонике. Одно из тяжелейших последствий крушения Византии в 1204 г., казалось, было наконец устранено. Хотя на территории Греции еще имелись латинские владения, но на Балканах больше уже не было независимых греческих государств: бывшие сепаратистские государства были воссоединены с Империей в качестве ее провинций. В высокопарных выражениях Кантакузин восхваляет этот успех, которого прежним правительствам не удавалось достигнуть несмотря на все усилия¹¹⁸⁰.

Этот успех был, однако, не столько следствием завоевательных усилий византийцев, сколько результатом внутреннего разложения сепаратистских государств, которые некогда могли противостоять внушительной мощи Михаила VIII, а ныне практически без борьбы покорились слабой Империи. Кроме того, византийцам недолго суждено было радоваться своему приобретению. Не лишено трагизма то, что в тот момент, когда состоялось воссоединение с Империей отколовшихся областей, на них обратился завоевательный порыв сербов. Албанскую область Душан завоевал уже в ближайшие годы, а вскоре после этого, еще до того, как они успели внутренне срастись с Империей, Эпир и Фессалия также попали под власть великого сербского правителя. Византия еще была способна при благоприятных обстоятельствах, умном государственном руководстве и ловкой политике союзов достигать определенных успехов, однако она более не была в состоянии прочно удерживать приобретенное в течение длительного времени. Едва Империя пришла в себя после гражданских войн двадцатых годов настолько, чтобы вновь приступить к решению важных государственных задач, одерживая верх если не над османами и сербами, то, по крайней мере, над более слабыми противниками, как все рухнуло окончательно. Правление Андроника III оказалось лишь паузой между периодами внутренних смут. После его смерти разразилась новая гражданская война, которая была намного более ужасной и кровавой, чем смуты двадцатых годов, и имела более тяжелые последствия. От этой гражданской войны Империи уже не суждено было оправиться.

Когда 15 июня 1341 г. Андроник III умер, его сыну Иоанну V было всего лишь девять лет¹¹⁸¹. Великий доместик Иоанн Кантакузин, который уже при жизни Андроника III фактически правил государством, как ближайший соратник императора претендовал на руководство регентством. Однако против него составилась сильная оппозиция, которая концентрировалась вокруг матери императора Анны Савойской и патриарха Иоанна Калеки. Наиболее опасным противником великого доместика стал его бывший сподвижник хитроумный Алексей Апокавк, который во время последних гражданских войн отличился как сторонник Андроника III, а затем благодаря Кантакузину достиг почестей и богатства.

Придворные интриги и партийная борьба наполнили жизнь византийской столицы. Между тем внешние опасности не заставили себя ждать: турки грабили фракийское побережье, сербы вновь продвинулись до Фессалоники, угрожали войной и болгары. Против врагов Империи Кантакузин выступил во главе армии, которую он собрал на собственные средства, и вскоре ему удалось восстановить мир и даже укрепить положение византийцев в Греции. Феодалы Ахайи через своих представителей донесли великому доместику, что они готовы признать сюзеренитет императора, поскольку в стране царил беспорядок, и потому французские бароны предпочли бы подчиниться византийскому императору, чем представителям флорентийского банковского дома Аччаюоли, которые с недавнего времени управляли княжеством в качестве представителей титулярной императрицы Екатерины. Кантакузин исполнился гордыми надеждами: «Если нам, – говорил он на военном совете, – с Божьей помощью удастся подчинить Империи живущих на Пелопоннесе латинян, то живущие в Аттике и Беотии каталаны по необходимости либо добровольно, либо через принуждение силой присоединятся к нам. После этого держава римлян, как и в прошлые времена, будет простираться от Пелопоннеса до Византия, и очевидно, что тогда будет легко потребовать от сербов и других соседних варварских народов удовлетворение за унижения, которые они причиняли нам на протяжении столь долгого времени»¹¹⁸².

Из этих надежд ничего не вышло. Разразившаяся гражданская война не только исключила какое бы то ни было расширение державы, но разрушила и то немногое, чем Византия еще обладала. Отсутствие Кантакузина в столице соперничающая партия использовала для проведения государственного переворота. Великого доместика, увлеченного высокими патриотическими планами, объявили врагом отечества, приказав разрушить его дом и разграбить его имущество, а тех из его сторонников, кто не успел своевременно бежать из Константинополя, бросили в тюрьму. Во главе регентства вместе с матерью императора встал патриарх Иоанн; возведенному в сан великого дукса Апокавку было поручено управление столицей с соседними городами и островами, а все его помощники получили высокие места и звания. Кантакузин принял вызов и 26 октября 1341 г. провозгласил себя в Дидимотихе императором. Однако в строгом соответствии с принципом легитимности, которого он на всем протяжении гражданской войны твердо придерживался, на первом месте он всегда упоминал имена императрицы Анны и законного императора Иоанна V и лишь после них ставил свое имя и имя своей супруги Ирины¹¹⁸³. Ему было важно подчеркнуть, что он сражался не против законного императорского рода, а против узурпации Апокавка, который в Константинополе вскоре достиг диктаторской власти. Как некогда Андроник III в борьбе против своего деда, так и Кантакузин в борьбе против константинопольского регентства прежде всего опирался на фракийскую знать, и как тогда, так и сейчас провинции было суждено одержать победу над столицей.

Византия стояла на пороге одного из тяжелейших кризисов, которые она когда-либо переживала. Гражданская война 20-х гг. значительно ослабила Империю, гражданская же война 40-х гг. отняла у нее последние жизненные силы. В еще большем масштабе зарубежные державы вмешивались теперь во внутреннюю борьбу византийцев, а сама эта борьба еще больше усиливалась социальными и религиозными противоречиями. Византия переживала не только политический, но и глубокий социальный кризис. В движении зилотов воплотилось сильное социально-революционное течение, а с политической и социальной борьбой переплелось наиболее значительное религиозное противостояние поздневизантийского времени – исихастский спор.

Исихастами в Византии уже с самого раннего времени назывались монахи, которые в священном безмолвии (έν ήσυχία) вели строгую отшельническую жизнь. В XIV в. исихазм приобрел значение особого мистико-аскетического течения. Это течение непосредственно восходит к великому мистику XI в. Симеону Новому Богослову, с которым исихасты очень близко соприкасаются в своем учении и делании¹¹⁸⁴. Непосредственно своим возникновением поздневизантийский исихазм обязан деятельности Григория Синаита, который в тридцатые годы XIV в. объезжал византийские земли. Мистико-аскетическое учение Синаита нашло сильнейший отклик в византийских монастырях. Особенно большое воодушевление оно вызвало на Афонской горе: священная обитель византийского Православия стала средоточием исихастского движения. Высшей целью для исихастов было созерцание Божественного света. Путь к нему лежал через определенное аскетическое делание. В удаленном уединении исихаст должен был произносить так называемую Иисусову молитву («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного») и всякий раз во время произнесения молитвенной формулы задерживать дыхание: постепенно молящегося должно было охватить чувство несказанного блаженства и он должен был увидеть себя окруженным лучами неземного Божественного света, того нетварного света, который ученики Иисуса созерцали на Фаворской горе.

Впрочем, вера в вечную видимость Фаворского света столкнулась с возражениями, а используемая исихастами практика особенно подверглась насмешливому отвержению. Поход против исихастов открыл приехавший из Калабрии монах Варлаам, человек большой учености, однако самоуверенный и сварливый, беспокойный ум которого соединял западную заносчивость и греческую любовь к словопрениям. Он прибыл в Константинополь, чтобы помериться силами со светочами византийской науки, но потерпел поражение в публичном диспуте с носителем энциклопедической учености Никифором Григорой, поскольку его основанный на Аристотеле рационалистический способ мышления не нашел никакого отклика у византийской публики. После этого полемический задор уязвленного в своей самооценке калабрийца сделал своей мишенью мистицизм афонских монахов, который представлялся ему воплощением самого темного суеверия. В качестве защитника исихастской мистики против него выступил великий богослов Григорий Палама¹¹⁸⁵. Разгорелся горячий спор: вопрос о применяемых исихастами аскетических методах, служивший поначалу мишенью для сарказма Варлаама, вскоре совершенно отошел на задний план по сравнению с вопросом о философско-богословском ядре исихастского учения. Варлаам оспорил возможность видеть Фаворский свет, который, не будучи тождественным Богу, не мог иметь вечного существования, но, как и всякое творение Бога, имел начало во времени. Если же признать существование вечного света, то он был бы ни чем иным, как Самим Божеством, которое одно является вечным и непреходящим, и в таком случае будет совершенно невозможно воспринять этот свет, поскольку Бог невидим. Вопреки этому Палама различал трансцендентную Божественную сущность (ουσία) и Божественные энергии (ένέργειαι или δυνάμεις), которые действуют в мире и являют себя человечеству и в свою очередь являются не тварными, но вечными проявлениями Бога. Если бы не имелось никакого проявления Божественной сущности, то не существовало бы и никакой связи между имманентным миром и трансцендентным Божеством. Ничем иным, как Божественными энергиями, являются мудрость, любовь и благодать Божия, и виденный на Фаворской горе апостолами и другими просвещенными вечно видимый свет также является Божественной энергией. В то время как Варлаам проводит между вечным и временным абсолютную разделительную линию, в системе Григория Паламы между Богом и человеком выступает нечто среднее и посредствующее, что исходит от Бога и сообщается человеку. Так исихастская система становится средством выражения исконного устремления греческой религиозности, которая уже во времена христологических споров и борьбы за иконопочитание определяла позицию византийской Церкви: стремления к преодолению пропасти между миром сим и потусторонним. И потому иси-хастское учение, столь резко отвергнутое Римом, было полностью одобрено византийской Церковью.

Впрочем, исихазм смог утвердиться в Византии лишь после продолжительной борьбы, поскольку в самой византийской Церкви также поначалу существовало сильное сопротивление выглядевшему новшеством, в сущности же исконно древнему учению. На проведенном 10 июня 1341 г. под председательством Андроника III Соборе Палама одержал однозначную победу¹¹⁸⁶. Но когда после случившейся через несколько дней смерти императора Варлаам возобновил свои нападки, вместе с ним обратился против паламитского учения Григорий Акиндин из славянского Прилепа, который поначалу пытался посредничать между двумя противниками. Он также был осужден на Соборе в присутствии великого доместика Иоанна Кантакузина (август 1341). Политические перемены, наступившие вскоре после этого, привели к новому перевороту: патриарх Иоанн Калека, решительный противник Паламы, стал занимать все более антиисихастскую позицию. Палама впал в немилость, а позднее был брошен в тюрьму и даже подвергнут отлучению. Тем более тесной стала связь исихастов с объявившим себя императором Иоанном Кантакузином, и хотя далеко не все сторонники Кантакузина благоволили исихастам, так же, как не все его противники с ними боролись¹¹⁸⁷, тем не менее религиозный спор теснейшим образом оказался переплетенным с политической борьбой, которая расколола Империю на два враждебных лагеря.

Еще более глубоким был социальный разрыв. Именно в социальном расколе Империи и заключалась тяжесть разразившейся гражданской войны, а также причина ее опустошительных последствий. Растущая экономическая нужда усугубила социальные противоречия. В той мере, в какой Империя приходила в упадок и беднела, в сельской местности и в городах росла нужда широких народных масс. Как на селе, так и в городах богатства сосредотачивались в руках узкого аристократического слоя, и именно против него было направлено недовольство нищающих масс.

Во времена своего расцвета византийский абсолютизм воздвиг на развалинах старого городского муниципального строя всемогущество своего административного аппарата и подчинил городскую жизнь всеохватному централизму. С ослаблением центральной власти местные силы стали сильнее заявлять о себе, а собственно городская жизнь, казалось, вновь оживилась¹¹⁸⁸. Но, напротив, именно ослабление центральной власти феодалами, а не появление новых общественных сил привело в Византии к возрождению прав городской автономии: не пробивающий себе дорогу класс торговцев и ремесленников, как на Западе, а местная земельная аристократия господствовала в поздневизантийское время в жизни городов¹¹⁸⁹. Эту разницу следует иметь в виду, сколь бы верным ни было то обстоятельство, что события, которые разразились в жизни византийского города в середине XIV в., находят себе много параллелей в современной им истории итальянских и даже фламандских городов и вписываются в общие рамки социальной борьбы в городах Европы¹¹⁹⁰. Это принципиальное различие объясняет, почему некогда лидирующее экономическое могущество Византии было столь быстро и полно превзойдено итальянскими торговыми городами, а под конец и полностью ими уничтожено.

Противоречия между регентством в Константинополе и предводителем аристократов Кантакузином заставило вспыхнуть тлевшую в Империи социальную вражду. В своей борьбе против Кантакузина Алексей Апокавк опирался на народные массы, возбуждая дух социального недовольства против аристократической партии своего противника. Легковоспламеняющийся материал вспыхнул: в Адрианополе разразилось восстание против местной аристократии, а вскоре этот пожар охватил и другие фракийские города. Представители аристократических и богатых семей, сторонники магната Кантакузина, уничтожались повсюду.

Наибольшего размаха и ожесточения достигла классовая борьба в Фессалонике, в этом крупном портовом городе с пестрым составом населения, где величайшее богатство соседствовало с крайней бедностью. Фессалоника, которая занимала в Империи особое положение и была местом выражения старых свободолюбивых устремлений, имела сильную народную партию с крепкой организацией и более или менее ясной политической идеологией: партию зилотов (ревнителей). Таким образом, антиаристократическое движение выражалось здесь не просто в примитивном выплеске народных настроений, но со времени захвата зилотами власти в 1342 г. превратилось в господствующую на протяжении продолжительного времени систему. После изгнания сторонников Кантакузина зилоты установили в Фессалонике собственный режим.

Наместник Феодор Синадин был вынужден бежать из города. Также и другие представители знати искали спасения в бегстве. Их имения и имущество были конфискованы. Зилоты, которых в консервативных церковных кругах рассматривали как учеников Варлаама и Акиндина, стояли в жесткой оппозиции по отношению к исихастам, союзникам Кантакузина. Зилоты-политики были врагами церковных зилотов. С социальным ниспровергательством зилоты соединяли своеобразный легитимизм: как противники Кантакузина, они признавали законного императора Иоанна Палеолога. Действительно, наиболее известные предводители этой антиаристократической партии были членами палеологовского дома. Управление городом находилось в руках назначенного из Константинополя наместника и предводителей партии зилотов. Определяющим влиянием обладал предводитель зилотов, так что фактически Фессалоника жила по своим собственным законам, почти в полной независимости от всех прочих властей. Второй город Империи на протяжении семи лет находился под властью революционной аристократической партии, которая с большой решимостью утверждала свою власть и без колебаний устраняла своих противников¹¹⁹¹.

Повсеместно от Фессалоники вплоть до Константинополя власть знати была сломлена. Дело Кантакузина, казалось, было проиграно. Его ближайшие сторонники, среди них даже Синадин, отреклись от него, ибо это было единственным способом сохранить жизнь и имущество. Лишенный из-за народного восстания всякой поддержки в Империи, Кантакузин с примерно двумя тысячами человек отошел к сербской границе и попросил помощи у Стефана Душана. Вмешательство в византийскую гражданскую войну вполне отвечало захватническим планам сербского короля и жадной до завоеваний сербской знати. Король и королева Сербии приняли византийского узурпатора в Приштине с большими почестями (июль 1342). Кантакузин провел в Сербии достаточно долгое время. Его переговоры с Душаном и сербскими вельможами имели своим итогом заключение союза, причем каждая из сторон преследовала свои цели. Нападения союзников на укрепленные Серры в 1342 и 1343 гг. успеха не имели. Свита Кантакузина между тем сократилась до пятисот человек. Но в это время к нему прибыло посольство, сообщившее, что Фессалия признает его императором. Страна крупных землевладельцев присоединилась к предводителю византийской аристократии. Кантакузин отдал провинцию своему старому другу и родственнику Иоанну Ангелу в пожизненное управление. Тот стал почти независимо, но при этом неизменно признавая суверенные права своего господина править Эпиром с Акарнанией и Этолией, а также Фессалией. Вскоре он смог дополнительно расширить свои значительные области за счет каталанских владений в Фессалии. Если из старых имперских областей Кантакузин оказался вытеснен, то ему сохраняли верность недавно возвращенные греческие земли, которым он всегда уделял особое внимание и присоединение которых к Империи, в сущности, было его заслугой.

Этот успех претендента на византийский престол ускорил разрыв между ним и правителем Сербии. В планы Душана не входило помочь одержать победу одной из византийских партий. Он отвернулся от Кантакузина и протянул руку регентству в Константинополе, которое ревностно добивалось его благосклонности. Его сын и наследник Урош был помолвлен с сестрой юного императора Иоанна Палеолога (лето 1343). Вместо соратника Кантакузин получил теперь в лице Душана могущественного противника. Однако у него был еще один союзник: Умур, эмир Айдына, с которым его еще при Андронике III связывало тесное сотрудничество¹¹⁹². Уже в конце 1342 г. он обратился к Умуру за помощью, и с тех пор Кантакузин постоянно пользовался поддержкой турок – сначала сельджуков, а затем осман. Эта поддержка дала ему преимущество над противниками, можно даже сказать, что она в конечном итоге с военной точки зрения решила исход византийской гражданской войны. Впрочем, даже с помощью Умура он не смог овладеть Фессалоникой. Город оказал узурпатору отчаянное сопротивление: грозная внешняя опасность лишь обострила радикализм зилотского правления¹¹⁹³. Так Кантакузин был вынужден отказаться от овладения Фессалоникой и оставить Македонию за Душаном, но при этом при поддержке сельджуков начал покорение Фракии. Уже в начале 1343 г. Умур вступил в Дидимотих¹¹⁹⁴. Правда, ценой этого успеха было полное разграбление захваченных земель турецкими войсками.

Со своей стороны регентство в Константинополе связывало свои надежды с поддержкой южных славян: наряду с Душаном оно смогло привлечь на свою сторону и царя болгар Ивана Александра. К нему переметнулся связанный поначалу союзом с Умуром и Кантакузином отважный гайдук Момчило, укрепившийся с собственной вооруженной ватагой на византийско-болгарском пограничье¹¹⁹⁵. Однако дружба славянского вождя принесла законному императору мало пользы, византийскому же государству она стоила многочисленных жертв. Положение все больше осложнялось: в то время как союзники Кантакузина опустошали византийские земли, союзники Апокав-ка отняли у Империи большие территории. На протяжении 1343 г. Душан захватил Воден, Касторию и Лерин и завершил покорение Албании, которая отныне, за исключением анжуйского Диррахия, полностью находилась под его властью¹¹⁹⁶. Болгарский царь заставил заплатить за свою дружбу уступкой еще большей территории на верхней Марице с городами Филиппополем и Стенимахом, не предоставив при этом правительству, которое бездумно согласилось на такую уступку, ни малейшей помощи. Момчило, неоднократно переходя из одного лагеря в другой, утвердил в южных Родопах собственное господство. Оттуда дерзкий авантюрист, которому Кантакузин дал титул севастократора, а императрица Анна – даже деспота, совершал набеги на все окрестности, пока наконец Умур не нанес ему поражение и не приказал его казнить (1345).

К лету 1345 г. Кантакузин покорил всю Фракию. В самом Константинополе партия его противников понесла тяжелую утрату: наиболее сильный ее представитель, великий дукс Алексей Апокавк, 11 июня 1345 г. нашел свой конец. Во время посещения тюрьмы в императорском дворце он подвергся нападению заключенных и был убит. Также и в Фессалонике произошло серьезное выступление против режима зилотов, которое, впрочем, поначалу привело лишь к еще большему всплеску революционных страстей. Показательным образом попытка реакции исходила от императорского наместника, которым был не кто иной, как великий примикирий Иоанн Апокавк, сын константинопольского диктатора. Хотя его заданием и было поддерживать антиаристократический режим в Фессалонике, но вскоре он поссорился с партией зилотов и ее предводителем Михаилом Палеологом, который сделался правителем города. Он приказал перебить руководителей зилотов и в качестве полновластного наместника взял бразды правления в свои руки, а после того как его отец был убит в Константинополе, открыто перешел на сторону Кантакузина¹¹⁹⁷. Однако зилоты под предводительством Андрея Палеолога приготовились нанести ответный удар. Иоанн Апокавк был схвачен и примерно с сотней своих сторонников умер ужасной смертью: одного за другим пленников бросали с крепостной башни города, а собравшиеся внизу зилоты рубили их на куски. После этого началось массовое избиение представителей высших слоев: их «как рабов с петлей на шее влекли по улицам. Тут слуга тащил господина, а там раб – того, кто его купил. Крестьянин толкал стратига, а сельский работник – воина (т.е. прониара)»¹¹⁹⁸. Власть зилотов была восстановлена и продержалась еще несколько лет в полной независимости. Связи между Фессалоникой и остальной Империей стали еще менее прочными.

Несмотря на эти события, Кантакузин после свержения великого дукса Алексея Апокавка мог быть уверен в победе. Поддержанный экономически и политически сильнейшими элементами, он неотвратимо приближался к цели, в то время как власть константинопольского регентства таяла на глазах. Впрочем, претендент на престол уже не пользовался в той же мере, что и раньше, поддержкой своего друга Умура, а вскоре совсем ее утратил: Умур был отвлечен войной с союзом западных государств, которые вновь приступили к действиям и в 1344 г. захватили Смирну. Ведшаяся с переменным успехом борьба полностью отвлекла Умура, в ней он нашел и свой конец (1348)¹¹⁹⁹. Между тем Кантакузин обрел еще более могущественного союзника в лице османского султана Орхана (1346). Он не остановился перед тем, чтобы отдать ему в жены свою дочь Феодору¹²⁰⁰. Все переменилось до крайности: некогда величайшие правители христианского мира не считались достойными вступить в брак с византийской принцессой, теперь же византийская принцесса оказалась в гареме турецкого султана!

Уверенный в победе, Кантакузин 21 мая 1346 г. короновался в Адрианополе императорским венцом. Венчание произвел патриарх Иерусалимский. Оно должно было легализовать провозглашение в Дидимотихе, с которого в 1341 г. началась гражданская война. Территория, на которую распространялась власть императрицы Анны, ограничивалась теперь столицей и ее окрестностями. Тем не менее амбициозная женщина не сдавалась. Ее вербовка турок наконец достигла цели: летом 1346 г. пришли 6000 сельджуков из эмирата Сарухан, однако вместо того, чтобы выступить против Кантакузина, они вторглись в Болгарию, где они ожидали большей добычи, чем в опустошенной Фракии, а на обратном пути подвергли дикому грабежу окрестности Константинополя. Не помогло даже то, что императрица в последний момент протянула руку исихастам, приказав низложить патриарха Иоанна Калеку (2 февраля 1347)¹²⁰¹ освободив Паламу из тюрьмы и поставив на патриаршую кафедру его сторонника Исидора: 3 февраля 1347 г. перед Кантакузином открылись ворота Константинополя. Гарнизон города перешел на его сторону, и императрица была вынуждена прекратить сопротивление. Кантакузин был признан императором: десять лет он должен был править Империей, и только после этого законный правитель Иоанн V Палеолог мог принять участие в управлении государственными делами. Кантакузин женил его на своей дочери Елене.

13 мая состоялась новая церемония венчания на царство: теперь Кантакузин получил императорский венец из рук патриарха Константинопольского, ибо полностью и неоспоримо правомочным было только венчание, осуществленное епископом столицы. Между Кантакузином и семьей Палеологов установилось духовное родство, которое должно было узаконить положение нового правителя. В известном смысле Кантакузин заступил место умершего Андроника IIÏ он считался его «духовным братом» и «общим отцом» Иоанна Палеолога и своих собственных детей и тем самым – главой правящего дома¹²⁰².

Победа Кантакузина временно положила конец гражданской войне. Однако в Фессалонике все еще держались зилоты, которые упорно отказывались признавать Кантакузина и отвергали любые присланные из Константинополя распоряжения. Впрочем, их свержение было лишь вопросом времени. Они сами понимали это и потому начали переговоры со Стефаном Душаном в решимости отдать город скорее сербскому правителю, чем Кантакузину. Но в конце 1349 г. их режим рухнул. После того, как предводитель зилотов Андрей Палеолог бежал к сербам, наместник Алексей Метохит отправил воззвание к Кантакузину. Тот в сопровождении Иоанна Палеолога в 1350 г. совершил торжественный вход в город, который дольше и упорнее всех сопротивлялся ему. Поставленный митрополитом Фессалоники Григорий Палама, которому зилоты не давали занять свою кафедру, также вступил наконец в город св. Димитрия.

Утверждение Кантакузина на константинопольском престоле закрепило победу исихастов. Тем не менее религиозное противостояние продолжалось, и в качестве вождя антиисихастского движения выступил теперь ученый Никифор Григора, который некогда одержал верх в научном состязании с Варлаамом. Однако в 1351 г. на Соборе во Влахернском дворце было торжественно признано православие исихастов, а над Варлаамом и Акиндином произнесена анафема. Несмотря на продолжавшуюся еще некоторое время борьбу, исихазм считался теперь официальным учением греческой Церкви. Григорий Палама вскоре после своей кончины (ум. 1357/1358)¹²⁰³ был причислен к лику святых, а исихастские идеи легли в основу дальнейшего развития греческой Церкви. Учениками исихастов были знаменитый мистик Николай Кавасила, ученый канонист Симеон Солунский, поборник православия в борьбе с латинской унией в XV в. Марк Евгеник. Для Византийской империи принятие исихазма было не только религиозным, но и культурным исповеданием. После сильной латинизации ХII-ХШ вв. в Византии в первой половине XIV в. господствующим становится консервативное греческое направление, направление, которое жестко противостояло не только Римской Церкви, но и всей западной культуре. Если Мануил I Комнин и Михаил VIII Палеолог были представителями латинофильской линии, то Андроник II и Иоанн VI Кантакузин (выступивший в свое время противником старого Андроника, но во многом оказавшийся его вернейшим последователем) были носителями охранительного православно-византийского мировоззрения.

Наибольшие выгоды гражданская война в Византии принесла правителю сербов. Эта война, которая повергла Византийскую империю в руины, сделала Душана великим. За исключением Фесса-лоники вся Македония находилась под его скипетром, поскольку после неоднократных нападений 25 сентября 1345 г. пали сильно укрепленные Серры, после чего и прочие территории вплоть до Месты (Неста) попали под власть Душана¹²⁰⁴. Вскоре после этого Стефан Душан провозгласил себя императором, именуясь «царем сербов и греков»¹²⁰⁵. Тем самым было открыто выражено намерение заменить старую Византийскую империю новой сербско-греческой. Как некогда для Симеона, так теперь для Душана война с Византией за преобладание увенчалась притязаниями на Империю, наивысший символ византийского политического и духовного господства. И как в свое время в Болгарии, так теперь и в Сербии наряду с царством и в сочетании с ним появился собственный Патриархат. В пасхальную субботу 16 апреля 1346 г. новый сербский патриарх совершил торжественную коронацию Стефана Душана. На церемонии коронации, на которую по понятным причинам невозможно было получить согласия Константинополя, присутствовали патриарх Тырновскии, автокефальный архиепископ Охридский и представители афонских монастырей. Поскольку Афонская гора также находилась под юрисдикцией сербского царя, он не преминул сделать все для того, чтобы завоевать благосклонность и признание со стороны наиболее священного центра греческого Православия. Он совершил длительное паломничество на Святую Гору и осыпал ее чтимые монастыри земельными пожалованиями и привилегиями¹²⁰⁶. Никогда еще афонские монастыри не обладали такими далекоидущими правами иммунитета, как в правление Стефана Душана¹²⁰⁷. Через три года после коронации в мае 1349 г. на съезде в Скопье, а затем в расширенной редакции в 1354 г. в Серрах был одобрен «Законник» Душана, который придавал новому царству прочное правовое основание¹²⁰⁸.

Передышка во внутренних войнах византийцев не прекратила продвижения сербов. Более того, в первые годы правления Кантаку-зина Душан довершил покорение Эпира и завладел Фессалией (1348). Впрочем, после подчинения зилотской Фессалоники Кантакузин вмешался в ситуацию в Македонии и смог занять Веррию и Воден (1350). Однако вскоре эти крепости вернулись к Душану.

С ничтожной затратой сил и без единой крупной битвы Душан отобрал у Византийской империи более половины оставшейся у нее территории, почти удвоив тем самым протяженность собственной державы. В целом военные действия ограничивались осадой отдельных городов, которые по большей части не сопротивлялись правителю сербов¹²⁰⁹. Его держава простиралась теперь от Дуная до Коринфского залива и от Адриатического побережья до Эгейского. Его царство было на самом деле наполовину греческой державой, которая в значительной мере состояла из греческих и грекоговорящих земель, и именно греческие земли были опорой новой империи. В свое непосредственное управление как император сербов и греков Душан взял по преимуществу южную, греческую часть своей державы, тогда как управление коренными сербскими землями на севере он поручил своему сыну, королю Урошу¹²¹⁰. В создании придворного штата, устройстве управления империя Душана широко пользовалась византийскими образцами, особенно в южной, царской части страны. Византийские органы управления и суды беспрепятственно продолжали свою деятельность, и нередко даже греческие архонты поступали на службу к сербскому правителю. Важнейшие посты даже в покоренных греческих областях тем не менее занимали украшенные византийскими почетными титулами представители сербской знати – соратники Душана и основные бенефициары успешных завоевательных войн¹²¹¹. В сущности же жизнь протекала в соответствии со старыми законами, сменился лишь правящий слой.

Греческая аристократия после тяжелой гражданской войны смогла утвердить свое господство над остатками Византийской империи, но в борьбе с внешним врагом она была бессильна, утратив свое положение и владения в обширных областях в пользу победоносной сербской знати. Но даже и остатки византийских владений находились под угрозой: правитель сербов, величавший себя «fere totius Imperii Romani dominus» (господин почти всей Римской империи)¹²¹², казалось, стоит непосредственно перед своей конечной целью. Казалось, требовалось одно последнее усилие, чтобы вступить в Константинополь и посредством взятия имперской столицы воплотить великую мечту. Но как некогда Симеону, так ныне и Душану было отказано в этом последнем успехе: он точно так же не имел флота, без которого захват Константинополя был немыслим. Все его попытки заручиться помощью Венеции остались бесплодными: венецианцы не желали утвердить на месте слабой Византийской империи могущественного сербского царя.

На море гражданская война также принесла Империи новые потери. Генуэзцы в 1346 г. вновь завладели Хиосом, и вскоре остров стал главной базой семьи торговцев Джустиниани, продержавшейся там вплоть до середины XVI в.¹²¹³ Византийское морское могущество, воссоздание которого при Андронике III стоило величайших жертв, за время гражданской войны пришло в упадок. Как на суше между сербами и османами, так и на море Империя стояла между Венецией и Генуей в полном бессилии. Сфера византийского суверенитета ограничивалась Фракией и островами в северной части Эгейского моря, отрезанной завоеваниями Стефана Душана мятежной Фессалоникой и частью отдаленного Пелопоннеса.

Еще худшим, чем территориальные потери, был экономический и финансовый коллапс византийского государства. Население на могло уже платить подати, поскольку во Фракии, представлявшей собой главное владение Империи, сельское хозяйство в годы гражданской войны практически прекратилось. Страна, испытавшая на себе ужасы социальной борьбы, а затем страшные опустошения, причиненные турецкими шайками, была подобна пустыне¹²¹⁴. Византийская торговля лежала в руинах: в то время как генуэзские таможни в Галате каждый год собирали 200 000 иперпиров, ежегодные доходы от пошлин Константинополя опустились примерно до 30 000¹²¹⁵. Сам иперпир представлял собой совершенно неопределенную величину, поскольку, как утверждают современники, его покупательная способность снижалась день от дня¹²¹⁶. Если в начале XIV в. византийский государственный доход составлял ничтожную часть былого византийского бюджета, то теперь доходы Империи представляли собой лишь осколок скромного бюджета времен Андроника II. Хуже того, о сколь-нибудь упорядоченном бюджете не могло уже быть и речи, поскольку при совершении крупных расходов правительство зависело от доходов из чрезвычайных источников: оно могло взывать к сознательности имущих слоев или прибегало к займам или даяниям из-за рубежа. Уже к началу гражданской войны императрица Анна заложила в Венеции императорские драгоценности; несмотря на то что об этом долге венецианцы напоминали Империи при каждом возобновлении торгового договора, она уже не смогла его выплатить, и императорские драгоценности остались в сокровищнице Сан-Марко¹²¹⁷. Около 1350 г. великий князь Московский прислал деньги на реставрацию Святой Софии. Но мало того, что на такое дело византийцы были вынуждены привлекать деньги из-за рубежа: благочестивое даяние русского великого князя было тотчас же взято в казну и роздано византийским правительством неверным – его пустили на наем турецких вспомогательных войск¹²¹⁸. Всё это показывает размеры обнищания византийцев. Даже в императорском дворце, где некогда все купалось в роскоши и богатстве, царила такая бедность, что во время празднества по поводу венчания на царство Иоанна Кантакузина использовались чаши уже не из золота и серебра, но из свинца и глины¹²¹⁹. В довершение всех несчастий в 1348 г. на Империю обрушилась чума, причинившая ужасные опустошения главным образом в столице, а затем проделавшая свое шествие по всей Европе¹²²⁰.

Странным образом, несмотря на то что протяженность Империи сильнейшим образом сократилась, все чаще дает о себе знать потребность раздела высшей власти. Столь малой территорией уже невозможно было управлять из одного центра, и единовластие императора превращается в многочленный семейный режим правящего дома. Это происходит либо посредством мирного соглашения, либо путем деления между противниками в гражданской войне. Византийские владения в Морее на Пелопоннесе Кантакузин передал своему второму сыну Мануилу¹²²¹. Его старший сын Матфей получил в западной Фракии, теперь граничившей с Сербией, собственное владение, которое простиралось от Дидимотиха до Хрисополя. Ясно, что действиями Кантакузина руководило стремление укрепить свою новую династию перед лицом законного правящего дома Палеологов. Руководящим при проведении этой меры было, пожалуй, то обстоятельство, что распадающиеся части Империи не позволяли держать себя вместе иначе как посредством создания сильной родовой власти¹²²². Так созданная Кантакузином система правления, предпосылки возникновения которой встречаются уже в более раннее время, была сохранена и развита его преемниками из дома Палеологов. Перед лицом крупных феодалов правитель стремится опереться на членов своего дома, поскольку в феодальном государстве правящая династия в сущности является всего лишь наиболее сильной среди многочисленных конкурирующих семей магнатов.

Внешняя политика Кантакузина обнаруживает достойную внимания преемственность. В качестве великого доместика при Андронике III, затем в качестве узурпатора во время гражданской войны и, наконец, в качестве правителя он по существу следовал одним и тем же принципам. Это проявляется как в сотрудничестве с турками, которого он до конца прочно придерживался, так и в дружественной по отношению к Генуе линии, которая при некоторых колебаниях представляла собой отличительную черту его политической позиции. Чтобы иметь возможность противостоять подавляющему могуществу Генуи, был необходим собственный флот, и тем самым в качестве первой и наиболее спешной задачи вставала проблема создания флота. Поскольку государственная казна была пуста, Кантакузин обратился с воззванием к частным владельцам. Но и частное богатство в страшные годы гражданской войны сильно уменьшилось, и готовность имущих слоев к пожертвованиям была крайне низкой. С грехом пополам было собрано около 50 000 иперпиров, которые и были потрачены на постройку кораблей¹²²³. Император не мог смириться с тем, что из таможенных сборов на Босфоре 87 % шло генуэзцам, и стремился положить конец этому позорному положению. Он понизил константинопольский тариф для большинства ввозимых товаров и этим достиг того, что прибывающие торговые корабли все больше приставали в византийской гавани, пренебрегая генуэзской Галатой¹²²⁴. Как и следовало ожидать, терпевшие ущерб генуэзцы взялись за оружие, и Империя проиграла в неравной борьбе. Византийский флот весной 1349 г. был уничтожен. Все усилия и жертвы оказались напрасны: Империи уже было не суждено освободиться от опеки генуэзцев.

Едва окончилось противостояние между Византией и Галатой, как в византийских водах вновь разгорелась война между Генуей и Венецией. Она была вызвана стремлением Генуи добиться контроля над всей черноморской торговлей. Генуэзцы пытались закрыть плавание в Черном море для других кораблей и зашли так далеко, что конфисковали в Каффе несколько венецианских торговых кораблей, которые ускользнули от их наблюдения (1350). Венеция вступила в союз с Педро IV Арагонским, а также с Кантакузином, который, будучи не уверен в исходе войны, сначала занял колеблющуюся позицию и лишь затем примкнул к союзу. 13 февраля 1352 г. в Босфоре произошло крупное морское сражение: с одной стороны стояли генуэзские корабли, а с другой – венецианские и арагонские, рядом с которыми, как небольшой довесок, были 14 кораблей, которые император смог снарядить с помощью венецианцев. Сражение продолжалось вплоть до ночи, не принеся никому решающей победы, так что успех приписывали себе обе стороны. Дальнейшая борьба протекала в западных водах, пока, наконец, взаимное истощение не принудило стороны заключить в 1355 г. мирное соглашение. Уход венецианско-арагонского флота после сражения на Босфоре поставил Кантакузина в сложное положение: оказавшись в изоляции, он был вынужден заключить с генуэзцами мир, тем более что те вступили в союз с Орханом. Эта вынужденная смена союзников привела к тому, что венецианцы вступили в соглашение с Иоанном V. Палеолог получил от венецианцев заем в 20 000 дукатов для борьбы с Кантакузином, в обмен на что пообещал передать республике остров Тенедос. К разрыву с Канта-кузином его также побуждал могущественный царь сербов. Византия стояла на пороге очередной гражданской войны.

Вокруг фигуры законного государя с самого начала сосредотачивались противники Кантакузина, а став старше, Иоанн V и сам начал бунтовать против своего приниженного положения. Посредством хитрого маневра Кантакузин попытался уладить конфликт: подвластная Матфею Кантакузину область была передана Палеоло-гу, в то время как сам Матфей получил еще более важное владение с центром в Адрианополе. Впрочем, соглашение долго не продержалось, и когда неизбежный разрыв все же последовал, то враждебные действия начались в своеобразной форме войны между двумя автономными владениями – Иоанна Палеолога и Матфея Кантакузина. Снабженный венецианскими деньгами, Иоанн V осенью 1352 г. во главе маленькой армии вторгся в область своего шурина. Он нигде не столкнулся с сопротивлением, Адрианополь сам открыл ворота перед законным императором, в то время как Матфей заперся в цитадели города. Однако ему на помощь поспешил Иоанн Кантакузин с турецкими войсками и быстро восстановил статус-кво. Адрианополь и другие города, отпавшие от Кантакузинов, в качестве наказания подверглись сильному разграблению со стороны турок. После этого загнанный в угол Палеолог призвал на помощь болгар и сербов и получил от Стефана Душана, которому он прислал в качестве заложника своего брата, деспота Михаила, 4000 всадников¹²²⁵. Но и Орхан не покинул своего друга Кантакузина, послав к нему под командованием своего сына Сулеймана новый отряд, который насчитывал не менее 10 000 человек¹²²⁶. Так исход сражения между двумя противоборствующими византийскими императорами находился в руках османов и сербов. Победила превосходящая мощь турок: после того как болгары отошли ввиду приближения огромных масс турок, сербские войска вместе с греческими отрядами Иоанна V были наголову разбиты при Дидимотихе (конец 1352).

Если прежде Кантакузин, несмотря на то что он уже десять лет находился в состоянии войны с Палеологами, старался сохранять принцип легитимности, то теперь он считал, что пришло время поставить могущество своего дома на более прочное основание и окончательно устранить законного императора. Матфей Кантакузин в 1353 г. был провозглашен соправителем и наследником престола своего отца, в то время как Иоанн V Палеолог более не должен был поминаться при богослужениях и в аккламациях во время публичных празднеств¹²²⁷. На протест патриарха Каллиста Иоанн Кантакузин не обратил внимания, однако приказал низложить строптивого первоиерарха, на место которого был поставлен Филофей. В 1354 г. во влахернской церкви Матфей принял из рук императора и нового патриарха императорский венец.

Однако триумфу Кантакузина не суждено было продлиться долго: оппозиция заявляла о себе все сильнее, и сам ход войны между Иоанном Палеологом и Матфеем Кантакузином ясно свидетельствовал о перемене настроений в Империи. Благодаря туркам Иоанн Кантакузин вновь смог победить своего соперника, однако турецкая помощь была палкой о двух концах: время бессистемных турецких грабежей подходило к концу, начиналась эпоха прочного закрепления османов на европейской почве. Уже в 1352 г. они обосновались в крепости Цимпе близ Галлиполи (Каллиполя), а в марте 1354 г., после страшного землетрясения, которое выгнало византийцев из этой области, – сын Орхана Сулейман занял и сам Галлиполи¹²²⁸. Тщетно Кантакузин апеллировал к дружбе Орхана и, несмотря на обнищание государства, предлагал ему большие суммы за возвращение захваченного города. Османы и не думали возвращать крепость, которая предоставляла им прекрасную оперативную базу для дальнейших захватов во Фракии. В Константинополе население было охвачено паническим страхом: полагали, что турки уже непосредственно угрожают столице¹²²⁹. Свои позиции Кантакузину было уже не удержать, почва для переворота была подготовлена.

Между тем Иоанн V вступил в соглашение с генуэзцами, старыми врагами Кантакузина, и без труда снискал их расположение и поддержку. Некоему генуэзскому корсару, Франческо Гаттилузио, владельцу двух галер, на которых он в поисках добычи и приключений крейсировал по Эгейскому морю, было суждено вернуть Палеолога на престол предков. За услуги Иоанн V пообещал ему руку своей сестры Марии, а в качестве приданого – остров Лесбос, самый большой и значительный из островов, которые еще оставались во владении Империи¹²³⁰. В ноябре 1354 г. заговорщики проникли в Константинополь. Иоанн Кантакузин был принужден отречься и принял монашескую схиму¹²³¹. Под именем Иоасафа он прожил еще почти тридцать лет, не вполне отрекшись от мира. За это время он написал не только свою знаменитую «Историю» и несколько богословских сочинений, в которых защищал исихастское учение, но и подчас активно вмешивался в политические события в Константинополе и Морее. Влияние Кантакузина на гибнущую Империю и разрываемый нескончаемыми смутами правящий дом прекратилось только с его смертью. Он умер 15 июня 1383 г. на Пелопоннесе¹²³².

Могущество и историческая роль дома Кантакузинов пережили смерть бывшего императора. Его сын и соправитель Матфей еще некоторое время держался в Родопах. Оттуда он даже вторгался в соседние сербские области, однако был схвачен сербами при Филиппах и выдан Иоанну V Палеологу. Таким образом он был вынужден отказаться от своих прав на верховную власть (1357). Напротив, попытка лишить власти над Мореей Мануила Кантакузина потерпела неудачу и закончилась признанием ловкого деспота правительством Палеологов. Вплоть до своей смерти в 1380 г. Мануил управлял владениями Византии на Пелопоннесе. Ему наследовал его брат Матфей (до 1382), который после своего низложения отправился в Морею. За время своего долгого правления Маниул Кантакузин упорядочил дела в Морее и упрочил греческую власть посредством успешной борьбы с турецкими вторжениями. Во мраке безвозвратного упадка византийского могущества возрождающаяся греческая Морея оставалась единственным светлым пятном. Однако поскольку страна находилась под автономным правлением дома Кантакузинов, длительное время она оставалась фактически недоступной для центральной власти Палеологов.

Бессилие Византийской империи было еще более глубоким, чем в то время, когда Кантакузин взошел на престол Константинополя, еще большей была дезинтеграция имперской территории и еще более непреодолимой хозяйственная и финансовая нужда. Для Империи, которая при жизни одного поколения пережила три гражданских войны, уже не было спасения. Основаниями прежнего могущества византийского государства было его денежное богатство и его превосходный административный аппарат. Теперь в византийской государственной казне царила зияющая пустота, а система управления находилась в состоянии полного разложения. Валюта пришла в упадок, все источники дохода были исчерпаны и даже старые сокровища растрачены. От фем и ведомств логофетов, станового хребта византийского провинциального и центрального управления, остались одни названия. Важнейшие должности превратились в пустые титулы, угасла даже память об их прежних функциях: у Кодина можно прочитать, что было уже неизвестно, чем, собственно, занимались логофет геникона и логофет дрома¹²³³. Если вспомнить прежнее значение этих должностей и учесть тот факт, что Феодор Метохит при Андронике II еще в 20-е гг. XIV в. занимал должность логофета геникона, а затем великого логофета¹²³⁴, то можно понять масштаб и скорость упадка византийского административного строя в роковые десятилетия византийских Гражданских войн. С крушением финансового могущества и разложением управленческого аппарата существование Византийской империи лишилось всякого прочного основания. Процесс упадка длился еще долго, поскольку вплоть до самого конца Византия сохраняла свою удивительную жизнестойкость. Тем не менее история последнего столетия существования Византии представляет собой не что иное, как историю непрекращающегося упадка.

Общая литература: Halecki. Un empereur; Dölger. Johannes VII; Κολίας. Ή άνταρσίαΙωάννου Ζ᾿; Charanis. Palaeologi and Ottoman Turks; Loenertz. M. Paléologue et D. Cydonès; Loenertz. Péloponèse; Loenertz. Lettres de D. Cydonès; Gay. Clément VI; Silberschmidt. Das orientalische Ргоblem; Jorga N. Philippe de Mézières et la croisade au XIV^е siècle. Paris, 1896; Ostrogorsky G. Byzance, État tributaire de l'Empire turc // ЗРВИ 5 (1958). С 49–58; Viller M. La question de l'Union des églises entre Grecs et Latins depuis le concile de Lyon jusqúà celui de Florence // Revue d'histoire ecclésiastique 17 (1921). P. 261–305, 515–532; 18 (1922). P. 20–60. – Касательно истории осман, южных славян, итальянских морских республик и франкской Греции см. библиографию к гл. 1–2 раздела VIII.

6 августа 1354 г. венецианский байло, посланник Венеции в Константинополе, донес дожу Андреа Дандоло, что византийцы, находящиеся под угрозой со стороны турок и генуэзцев, готовы подчиниться любой из держав: Венеции, правителю Сербии или даже королю Венгрии¹²³⁵. А 4 апреля 1355 г. дож Марино Фальер просто посоветовал республике аннексировать Империю, поскольку в противном случае она, находясь в таком жалком положении, окажется добычей турок¹²³⁶. Ни для кого не было секретом, что Византия стоит на пороге крушения, и оставался единственный вопрос, отойдут ли остатки Империи туркам или одной из христианских держав.

Один из наиболее вероятных претендентов на византийское наследство между тем достаточно скоро исчез: 20 декабря 1355 г. Стефан Душан умер в расцвете сил, а с ним ушло в могилу и его великое дело. Молодой царь Стефан Урош V (1355–1371), не обладавший ни авторитетом, ни энергией своего отца, не смог удержать непрочно сбитые, неоднородные части царства. Держава, которую сильная рука Душана выковала со слишком большой поспешностью, распалась. Повсюду выдвинулись независимые и полунезависимые владетели: на развалинах греко-сербского царства Душана возник пестрый конгломерат малых государств. Впрочем, византийцам распад сербской державы не принес ощутимого облегчения. Несмотря на то что смерть Душана освободила Империю от одного из могущественных противников, она была настолько ослаблена, что не смогла извлечь из распада сербского царства никаких выгод и не предприняла никакой серьезной попытки вновь овладеть старыми византийскими землями. Правда, великий стратопедарх Алексей и великий примикерий Иоанн на службе у Иоанна V заняли полосу побережья вплоть до Хрисополя в устье Струмы, однако наступление двух братьев вскоре застопорилось: они удержали за собой города побережья, в то время как внутренние земли прочно оставались в руках сербов¹²³⁷. Лишенный престола Никифор II Эпирский предпринял более масштабный поход с целью вернуть себе отцовское наследство. Как в Эпире, так и в Фессалии он достиг значительных успехов, однако в 1358 г. погиб в сражении с албанцами. Опасность турецкого завоевания с распадом державы Душана стала еще более угрожающей, поскольку теперь на всем Балканском полуострове не было силы, которая могла бы повести борьбу с османами.

Следует признать, что Иоанн V вполне осознавал серьезность положения. Конечно, заблуждаться вряд ли было уже возможно, поскольку турки стояли на пороге Фракии, единственной провинции, которая еще оставалась у Империи. Для предотвращения грозящей опасности император прибег к испытанному средству – переговорам об унии, которые столь ловко использовал в свое время родоначальник династии Палеологов. Однако между тогдашней и нынешней ситуацией существовало фундаментальное различие: при Михаиле VIII Империи угрожали западные силы, на которые папство могло духовно воздействовать, в то время как Иоанну V приходилось иметь дело с неверными, против которых могла помочь только военная сила. С этой точки зрения недавний опыт с находившейся под покровительством папы лигой христианских держав был не слишком обнадеживающим. Обещание церковной унии было козырем в византийской политической игре, которым императорский двор время от времени пользовался. После неудачи Лионской унии переговоры с Римом хотя и прекратились на целых 40 лет, однако уже сам Андроник II временно прибегал к ним в тяжелые годы гражданской войны. Затем и при Андронике III, и особенно при императрице Анне, а в наиболее трудное время даже при Иоанне Кантакузине вновь велись переговоры о церковной унии, однако без какого-то ощутимого результата¹²³⁸. Однако Иоанн V подошел к этому делу всерьез. Он с большим рвением стремился к унии, делу которой он, выросший под влиянием своей матери-католички, был искренне предан. 15 декабря 1355 г., едва ли через год после начала правления, он направил в Авиньон пространное и весьма наивное послание, в котором просил папу о присылке пяти галер и пятнадцати транспортных кораблей с тысячей пеших солдат и пятьюстами всадниками. За это он обещал в течение шести месяцев обратить своих подданных к римской вере и предоставлял папе столь далеко идущие гарантии исполнения своего обещания, что их лишь с трудом может объяснить даже крайне тяжелое положение Империи. Так, среди прочего, второй сын императора Мануил, бывший тогда пяти или шести лет от роду, должен был отправиться в качестве заложника к папскому двору и воспитываться папой. В случае, если он не исполнит своих обещаний, император намеревался отказаться от власти, после чего папский выкормыш Мануил, а вплоть до его совершеннолетия сам папа в качестве его приемного отца, должен будет управлять Империей¹²³⁹. По-видимому, Иннокентий VI не достаточно серьезно воспринял эти неслыханные обещания; во всяком случае, в своем ответном послании он вообще не остановился на детальных предложениях Иоанна V, ограничившись тем, что похвалил настроения императора в весьма теплых, но слишком общих выражениях и отправил в Византию своего легата. Вскоре император был вынужден донести в Рим, что ему – по крайней мере пока – не удалось привести к унии все население Византии, ибо папское посольство, поскольку оно не сопровождалось оснащенными галерами, не обладало достаточной убедительной силой, а его собственных увещаний многие подданные не послушались. После этого в переговорах об унии наступила пауза протяженностью в несколько лет.

Действительно, оппозиция, на которую император намекал в своем письме, была очень сильной. Хотя в Византии и существовала значительная партия сторонников унии, наиболее выдающимся представителем которой был Димитрий Кидонис, подавляющее большинство византийского клира и народа как во время предшествующих переговоров об унии, так и теперь неукоснительно придерживалось древних вероучительных традиций. Патриарх Каллист, который после начала правления Иоанна V как личный враг Кантакузина вновь вступил на патриарший престол Константинополя, был настроен строго консервативно и всегда заботился о сохранении преимуществ своего патриархата. Греческая Церковь смогла охранить свои права лучше, чем ослабевшая Империя. По собственной воле возникший Сербский Патриархат Каллист подверг анафеме еще во время своего первого патриаршества¹²⁴⁰, а от болгарского патриарха он добился признания верховенства Константинопольского престола: в Тырново с тех пор имя Константинопольского патриарха возглашалось при богослужении на первом месте. Тем самым был предначертан и путь к улаживанию конфликта с Сербской Церковью. Византийская Церковь отвоевала свои позиции, государство же, напротив, теряло их одну за другой.

Вскоре после утверждения Сулеймана в Галлиполи началось систематическое завоевание турками балканских земель. В 1359 г. Константинополь впервые увидел турецкие отряды под своими стенами¹²⁴¹. Обессиленная держава не могла оказать сопротивления, и если сильно укрепленной столице пока не грозила непосредственная опасность, то более отдаленная Фракия, у которой гражданские войны отняли последние силы, была отдана на произвол врага. Города сдавались один за другим: уже в 1361 г. в руки турок окончательно перешел Дидимотих, а где-то через год настала очередь Адрианополя¹²⁴².

При Мураде I (1362–1389) покорение балканских земель, причем не только греческих, но и прежде всего южнославянских, вступило в решающую фазу. Так же, как и Византия, южные славяне оказались бессильными против наступления превосходящих сил врага. Если даже сербская держава после смерти Душана находилась в состоянии разложения, то куда более тяжелым было положение Болгарии, которая, распавшись на части и будучи ослаблена тяжелой хозяйственной нуждой и религиозным брожением, пребывала в полном упадке. Опытный полководец Лалá Шахин в 1363 г. вошел в Филиппополь и в качестве первого бейлербея Румелии сделал его своей резиденцией. Сам султан также перенес резиденцию на Балканы, разместив свой двор сначала в Дидимотихе, а затем (примерно с 1365 г.) в Адрианополе¹²⁴³. Так османы прочно встали на ноги уже и в Европе, тем более что турецкое наступление сопровождалось систематической колонизацией. Местное население массами отправлялось в рабство в Малую Азию, а в покоренных областях поселялись турецкие колонисты и турецкие вельможи, прежде всего военачальники султана, наделяемые обширными земельными владениями.¹²⁴⁴

Устрашенная силой турецкого наступления, Болгария искала спасения в договоре с могущественным завоевателем и потому разорвала отношения как с Венгрией, так и с Византийской империей¹²⁴⁵. В 1364 г. между Болгарией и Византией даже произошло вооруженное столкновение, и византийский император смог занять портовый город Анхиал на Черном море. Так эта несвоевременная война принесла византийцам по крайней мере одно удовлетворение: оказалось, что есть страна еще более слабая, чем их преследуемая несчастьями Империя.

При всех своих надеждах на римскую помощь византийский император искал и других союзников против наступающих турок. Сам патриарх Каллист отправился в Серры, где встретился со вдовой Душана, однако вскоре, пораженный внезапной болезнью, умер. Никакого прочного успеха не имели и переговоры с итальянскими морскими республиками. Тогда император вновь обратился в Авиньон. Теперь, казалось, на Западе всерьез готовятся к крестовому походу; и действительно, осенью 1365 г. состоялась экспедиция под началом короля Кипрского Петра, которая, впрочем, оказалась обращена против Египта, так что Иоанн V опять обманулся в своих надеждах. Тогда он самолично – а в энергии ему было не отказать – направился весной 1366 г. в Венгрию, чтобы заручиться поддержкой могущественного короля Людовика (Лайоша) Великого.

Впервые византийский император отправился заграницу не в качестве полководца во главе армии, а в качестве ищущего помощи просителя. Но все было напрасно, Рим оставался верен своему принципу: сначала обращение, затем предоставление помощи. Венгерский король, более непреклонный, чем сам Рим, потребовал, чтобы византийский император не только перешел в католическую веру, но и заново крестился по римскому обряду¹²⁴⁶. Иоанн V уехал с пустыми руками, а на обратном пути его постигла неприятность: достигнув занятого венграми Видина, он был вынужден прервать путешествие, поскольку болгары не разрешили ему проезд по их территории. Крайне маловероятно, что это произошло без ведома его сына Андроника, женатого на болгарской принцессе. Во всяком случае, тот не предпринял ничего, чтобы освободить своего отца, и только вмешательство «Зеленого графа» Амадея Савойского выручило несчастного правителя. «Зеленый граф», кузен императора, летом 1366 г. появился с крестоносным войском в византийских водах. С налету он отнял у турок Галлиполи, а затем обратился против Болгарии и принудил ее к освобождению императора, а также к сдаче Месемврии и Созополя, так что положение Византии на западном побережье Черного моря заметно укрепилось.

Между тем крестоносная экспедиция и для Амадея Савойского была неразрывно связана с планами унии. По его просьбе сопровождавший его папский легат Павел в 1367 г. был принят членами византийского правящего дома в присутствии верховных представителей Церкви и государства для собеседования об унии. С греческой стороны главным был ни кто иной, как низложенный Иоанн Кантакузин, «отец» правящего императора, чья сильная личность господствовала в этом собрании. Кантакузин требовал созыва Вселенского Собора в Константинополе и смог добиться от папского легата согласия на это¹²⁴⁷. В Риме, однако, его требование не нашло отклика. Папе больше импонировало непосредственное единение с готовым к обращению Иоанном, которое в конце концов и состоялось. В августе 1369 г. Иоанн V через Неаполь прибыл в Рим. В его свите было несколько высокопоставленных светских сановников, но ни одного представителя византийского духовенства. После отклонения представленных Кантакузином требований византийская Церковь устранилась от дальнейших переговоров, и в то время как император отрекался в Риме от веры отцов, патриарх Филофей, друг Кантакузина, после смерти Каллиста вновь призванный на константинопольский престол, стремился посредством увещаний и посланий укрепить в верности своей вере не только византийцев, но и православных христиан за границей Империи – в Сирии и Египте, а также в южнославянских землях и на Руси¹²⁴⁸. Так с большой торжественностью совершенный Иоанном V в октябре 1369 г. переход в римскую веру остался индивидуальным актом, который касался лишь лично императора. Церковной унии не последовало¹²⁴⁹ и отношения между двумя Церквами не переменились. Но политический результат путешествия оказался сугубо отрицательным, поскольку все надежды на западную помощь оказались призрачными.

Собственно, цель путешествия и перехода в другую веру оказалась недостигнутой. Тем не менее Иоанн V вернулся на родину не сразу: весной 1370 г. он отправился в Венецию. К этому его побудила большая нужда в деньгах. Он уже не просил о военной помощи для своей державы, а пытался просто получить денег. Между тем длительное пребывание в Венеции принесло ему только новые разочарования и тяжелые унижения. Впрочем, было достигнуто и одно соглашение: Иоанн V выразил свою готовность уступить Венеции весьма желанный для нее остров Тенедос, в обмен на что Венеция согласилась вернуть заложенные тридцатью годами ранее его матерью византийские императорские драгоценности, предоставить 6 транспортных судов и выплатить 25 000 дукатов наличными. Дело казалось улаженным, и император получил потребованные им 4000 дукатов задатка. Однако Андроник, который в его отсутствие возглавлял регентство в Константинополе, отказался передать Тенедос Венеции, поскольку остров в силу своего положения у входа в Дарданеллы был желателен для его друзей, генуэзцев. Так Иоанн V оказался в весьма незавидном положении: у него не было денег для возвращения домой, а также и возможности уплатить свои долги и полученный задаток. Его отчаянный призыв о помощи Андроник холодно отклонил: он заявил, что народ не даст прикоснуться к церковным сокровищам (других ценностей, очевидно, уже не имелось). Теперь Иоанн V мог благодарить небо за то, что его планы 1355 г. остались на бумаге и что молодой Мануил не был, как он того хотел, отправлен заложником в Авиньон: Мануил, управлявший Фессалоникой, поспешил на помощь отцу и выручил его в трудном положении¹²⁵⁰. В октябре 1371 г.¹²⁵¹ измученный император возвратился, наконец, после более чем двухлетнего отсутствия в Константинополь, так ничего и не добившись. Бесперспективную попытку при таких обстоятельствах привести свою страну к церковной унии он, по всей видимости, даже не предпринимал. Согласно Димитрию Кидонису, который сопровождал несчастного императора во время его неудачного путешествия, это были «тщетные хлопоты без всякой пользы для нашей родины»¹²⁵².

Между тем очередная крупная турецкая победа показала, сколь настоятельно необходимой была помощь, о которой тщетно хлопотал Иоанн V. После утверждения осман во Фракии сербская Македония оказалась под непосредственной угрозой. Деспот Иоанн Углеша, правивший в Серрах, был первым, кто «взялся за оружие против безбожных мусульман»¹²⁵³. Он попытался организовать большое контрнаступление против завоевателей и призвал Византию «к общей войне против общего врага»¹²⁵⁴. Углеша пошел на такие уступки византийцам, что осудил в самых резких выражениях возвышение Душана и создание Сербского Патриархата, и в подвластной ему области признал юрисдикцию Константинопольского Патриархата¹²⁵⁵. Тем не менее к нему присоединился только его брат, король Вукашин. Братья выступили со своими войсками против Адрианополя и сошлись с врагом у Черномена на Марице. Там 26 сентября 1371 г. их воинство было уничтожено турками. Сами Углеша и Вукашин нашли свою смерть на поле боя, и тем самым сошли со сцены две наиболее сильные личности тогдашних Балкан. После этой катастрофы македонские земли утратили независимость. Местные князья, среди них и сын Вукашина, герой сербских народных песен Марко Королевич, были вынуждены признать верховенство султана, обязались платить дань и поставлять войска туркам. Окончательное подчинение их владений, как и прочих балканских земель, было теперь лишь вопросом времени.

Победа осман на Марице, наиболее важная и имевшая наибольшие последствия вплоть до 1453 г., чрезвычайно сильно затронула и Византию, несмотря на то что та не принимала участия в сражении. То, что Мануил, двигаясь из Фессалоники, вторгся в область погибшего Углеши и вступил в Серры (ноябрь 1371)¹²⁵⁶, было слабым утешением и доставило всего лишь мимолетную выгоду. Насколько обострилось положение Византийской империи, демонстрирует тот факт, что императорское правительство, как об этом сообщает сам Мануил в одном позднейшем документе, «сразу после смерти деспота Сербии, блаженного Углеши», приняло решение лишить византийские монастыри половины принадлежавшей им земли и раздать ее в пронию, чтобы укрепить оборону страны перед лицом «весьма тягостного и невыносимого турецкого вторжения»¹²⁵⁷. Более того, вскоре после битвы при Марице Византия также оказалась в формальной зависимости от османских властителей и обязалась выплачивать дань и поставлять им войско¹²⁵⁸. Около этого времени Болгария также признала верховную власть турок. Так, менее чем через двадцать лет после начала утверждения осман на европейской территории, и Византийская империя, и ее бывший сильный соперник, болгарское царство, опустились до положения турецких вассалов.

Уже весной 1373 г. мы видим императора Иоанна V во исполнение его вассального долга сопровождающим султана в походе в Малую Азию. Его отсутствием в Константинополе воспользовался Андроник, поднявший открытый мятеж против отца. Он вступил в соглашение с османским принцем Савджи-челеби, и дело дошло до своеобразного общего мятежа византийского и османского принцев против своих отцов (май 1373). Впрочем, Мурад быстро разгромил мятеж, приказал ослепить Савджи и потребовал, чтобы Иоанн V точно так же наказал и своего сына. Император не мог воспротивиться приказу султана, однако в то время как Савджи скончался от ужасных ран, наказание над Андроником и его маленьким сыном Иоанном было произведено в более мягкой форме, так что они не совсем утратили зрение и, к вящему ущербу для Империи, смогли играть и далее значительную роль. Вместо мятежников, которые были заключены под стражу и лишены прав на престол, в статусе наследника престола выступил Мануил. 25 сентября 1373 г. он был венчан отцом в качестве соправителя¹²⁵⁹.

Распря в византийском правящем доме вскоре переплелась с венецианско-генуэзским спором за Тенедос. Поскольку Иоанн V присудил его венецианцам, генуэзцы, недолго думая, решили произвести в Константинополе смену правительства и тем самым воспрепятствовать передаче важного со стратегической и торгово-политической точки зрения острова Венеции. Они помогли Андронику бежать из заключения в Галату и использовали его в качестве претендента на престол против Иоанна V, а в конечном итоге против Венеции. 12 августа 1376 г. Андроник IV при поддержке турок после 32 дней осады вошел в Константинополь и арестовал отца и брата. Через несколько дней он уступил Тенедос генуэзцам. Туркам он вернул отвоеванный за десять лет до того Амадеем Савойским Галлиполи¹²⁶⁰. Однако генуэзцам не удалось вступить во владение Тенедосом. Жители острова сохранили верность Иоанну V, а в октябре 1376 г. он был оккупирован венецианцами. Генуэзцы, со своей стороны, не смогли с этим смириться, и через год за спорный остров началась война¹²⁶¹.

Со своей стороны Иоанн V и Мануил II с венецианской помощью смогли бежать из тюрьмы и затем с позволения турок вновь занять потерянный престол. Благоволение народа, как представляется, было на их стороне, однако это обстоятельство оказалось второстепенным: для судеб Империи распределение внутренних сил стало уже неважным. Всё теперь зависело от воздействия внешних сил, ибо Византия была теперь объектом в политических играх задействованных на Востоке крупных держав: обеих итальянских республик и османской державы. В своей борьбе за императорский престол Иоанн V и Андроник IV, в сущности, были лишь действующими лицами в борьбе противоположных интересов Венеции и Генуи. Конец этому спору положила в конце концов воля султана: при помощи турок Иоанн V и Мануил 1 июля 1379 г. вступили в город. Условием предоставления помощи было то, что они вновь обязались уплачивать султану дань и поставлять ему свои войска. Мануил должен был ежегодно являться ко двору султана с условленной данью и вспомогательными войсками, а также сопровождать повелителя осман в его походах, куда бы он ни приказал¹²⁶².

Между тем венецианско-генуэзская война за Тенедос продолжалась. Борьба велась с обеих сторон с нарастающим ожесточением, но не приводила к результату. В конце концов обессиленные противники при посредничестве графа Амадея Савойского заключили 8 августа 1381 г. в Турине мирный договор. Был достигнут компромисс: Тенедос не доставался ни Генуе, ни Венеции, его укрепления должны были быть срыты, а жители переселены на Крит и Эвбею. Демилитаризованный остров должен был быть передан уполномоченному графа Савойского. Византия оставалась полностью в стороне от происходящего, как будто остров ей никогда не принадлежал. Между тем венецианский байло Тенедоса отказался сдать остров, так что постановления договора вступили в силу лишь зимой 1383–1384 гг., но и после этого венецианцы еще долгое время использовали остров как базу флота¹²⁶³.

После возвращения на престол Иоанн V был вынужден, несмотря на недавние события, признать Андроника IV и его сына Иоанна VII в качестве законных наследников и уступил им Силимврию, Ираклию, Редеет и Панид. Это признание, которое означало по сути отстранение Мануила и имело своими последствиями новые конфликты в правящем доме, было закреплено 2 ноября 1382 г. формальным договором¹²⁶⁴. После этого остатки Византийской империи распались на несколько уделов, которые управлялись членами императорского дома: в Константинополе правил Иоанн V; оставшиеся города на Мраморном море держал Андроник IV, больше зависимый от султана, чем от своего отца; обойденный Мануил получил в свой удел ранее управлявшуюся им область Фессалоники¹²⁶⁵; в Морее же с 1382 г. правил третий сын императора, Феодор I¹²⁶⁶.

Палеологам удалось наконец отобрать у Кантакузинов византийские владения на Пелопоннесе. Это было единственным успехом, который могла записать на свой счет палеологовская династия в эти мрачные времена. Феодор I (1382–1406) был вынужден признать главенство султана и поначалу, как послушный вассал, пользовался турецкой поддержкой в борьбе против своих внешних и внутренних соперников¹²⁶⁷. В борьбе против местной аристократии и небольших соседних латинских государств он смог довольно значительно укрепить византийское господство в Морее. Посредством расселения больших масс мигрировавших к югу албанцев он приобрел для страны новую рабочую силу¹²⁶⁸. В византийском центре при этом ситуация, напротив, выглядела весьма плачевно. Давление извне и изнутри становилось все более сильным, призрачный мир между императором и его старшим сыном также продолжался недолго. Андроник вновь взялся за оружие и попытался захватить одну крепость на дороге из Селим-врии к Константинополю. Лишь после тяжелого боя, который едва не стоил ему жизни, Иоанн V смог отразить нападение. Вскоре после этого Андроник IV умер (июнь 1385)¹²⁶⁹.

В сражениях между османами и христианскими странами Балкан наметился решительный поворот. Наиболее сильное сопротивление все еще могли оказывать сербы. Среди владетелей, правивших остатками царства Душана, в то время выделялся в качестве сильнейшего и наиболее значительного государственного деятеля князь Лазарь. После смерти царя Уроша (1371), последнего прямого потомка Не-мани, он взял на себя правление Рашкой. Местных правителей он смог отчасти привлечь на свою сторону, отчасти же подчинить своему влиянию. Наибольшее значение в предстоящей борьбе имела связь Лазаря с Твртко Боснийским, могущество которого быстро возрастало¹²⁷⁰. В качестве потомка дома Неманичей по боковой линии Твртко в 1377 г. принял королевскую корону, а после смерти Людовика Венгерского (1382) начал быстрое и мощное продвижение в Хорватию и Далмацию, что привело к созданию большого, хотя и недолговечного южнославянского государства, а его сделало самым могущественным в то время христианским правителем на Балканах. То, что Твртко присоединил к своей державе и сербские земли, не помешало сотрудничеству между двумя правителями. Отношения с Византией благодаря дипломатическому таланту Лазаря также стали более дружественными, поскольку церковный спор, вызванный самовольным учреждением сербского Печского Патриархата, был в 1375 г. улажен в духе компромисса, наложенная на сербскую Церковь анафема была снята, а за ее предстоятелем признан сан патриарха¹²⁷¹.

Нападения осман становились все более частыми и причиняли как грекам, так и славянам все большие потери. Правда, в 1382 г. Мануил II Фессалоникийский начал наступление против турок¹²⁷². Это было открытым бунтом против османских сюзеренов и смелым вызовом, который был полной противоположностью политике его отца в Константинополе. Однако успехи этого наступления не могли быть ни значительными, ни устойчивыми. Турки одержали верх, и 19 сентября 1383 г. Серры окончательно перешли в их руки¹²⁷³. Вскоре после этого началась осада Фессалоники. Сильный портовый город оборонялся более трех лет, но в конце концов в апреле 1387 г. был вынужден открыть османам ворота¹²⁷⁴. Мануил покинул город незадолго до его падения и бежал на Лесбос.

Между тем пали также София (ок. 1385)¹²⁷⁵ и Ниш (1386). Впрочем, после падения Ниша Лазарю удалось разгромить войска Мурада при Плочнике, а в 1388 г. вторгшаяся в Боснию турецкая армия была наголову разбита боснийским воеводой Влатко Вуковичем при Билеце. Тогда Мурад с большим войском выступил на решительную войну с южными славянами. Первый удар обрушился на болгарского царя, который, ободренный сопротивлением Лазаря, отважился противиться султану и отказал ему в уплате дани. Османы вступили в Болгарию, сломили сопротивление царя и принудили его к подчинению (1388). Затем султан обратился против сербов.

Князь Лазарь с сербскими и боснийскими войсками выступил на Косово Поле (что значит по-сербски «поле дроздов»), где 15 июня 1389 г. произошла историческая битва, которая после катастрофы при Марице стала наиболее значительной вехой в истории покорения Балканского полуострова османами, а в народном сознании продолжает жить как центральное событие средневековой сербской истории. Вначале казалось, что удача улыбается сербам: сам султан был убит, однако под предводительством наследника престола Баязида превосходящие силы осман в конце концов взяли верх¹²⁷⁶. Князь Лазарь попал в плен и был казнен вместе со своими вельможами. Его преемникам оставалось лишь склониться перед победителем и признать османское владычество. Последний сильный центр сопротивления был сломлен, и после этого турецкое завоевание с еще большей силой стало распространяться по балканским странам.

Как византийские императоры и болгарские цари, так и сербские феодалы один за другим были вынуждены согласиться на уплату дани и на поставку войск султану. Дань туркам как в Византии, так и в южнославянских землях легла бременем на все население. Распределенный по всей земле и на всех землевладельцев без учета их прежних привилегий, турецкий харадж представлял собой в тогдашних греческих и славянских землях важнейшую подать, от которой никого не мог освободить даже правитель страны, если только не соглашался сам вносить уплату за освобожденного¹²⁷⁷.

Со времени битвы на Косовом Поле и восшествия на престол Баязида I османский гнет стал еще более тяжелым и в Византии. Положение Империи становилось все более плачевным, все больше она зависела от султана, который повелевал не только окружающими землями, но умел навязать свою волю и самой столице, подавляя в зародыше всякое поползновение к независимости. В качестве своего орудия он использовал молодого Иоанна VII, который, как истинный сын Андроника IV, своими претензиями на престол играл на руку султану. Баязид предоставил ему свою поддержку, и 14 апреля 1390 г. Иоанн VII овладел столицей и императорским престолом¹²⁷⁸. Если в 1386 г. во время узурпации Андроника IV главную роль играли Генуя и Венеция, что теперь султан единолично принимает решение о замещении Константинопольского престола, тогда как обессиленные войной за Тенедос итальянские морские республики, особенно ослабленная внутренними потрясениями Генуя, отступают на задний план. И все же достойным внимания является то, что Иоанн VII имел сторонников в Константинополе, что облегчило ему вступление в город и восшествие на престол¹²⁷⁹.

Возвышение Иоанна VII выглядело как первый шаг к завоеванию Константинополя султаном. Венецианский сенат, который снарядил тогда посольство в Константинополь, дал своему уполномоченному особые инструкции на тот случай, если он уже застанет в Константинополе «сына Мурада»¹²⁸⁰. Однако правление Иоанна VII оказалось недолгим. Бежавший на Лемнос Мануил нанес ответный удар. После двух неудачных нападений ему удалось 17 сентября 1390 г. войти в Константинополь, изгнать соперника и восстановить на престоле себя и своего отца¹²⁸¹. Однако теперь в Константинополе понимали, что императорский венец может носить лишь тот, кто беспрекословно подчинялся воле султана и исполнял все требования. В то время как Иоанн V осуществлял свою призрачную власть в Константинополе, Мануил пребывал при дворе султана, как покорный вассал снося все унижения. Хотя и он, и его отец сопровождали со своими войсками уже Мурада I, однако тогда они на стороне султана воевали с сельджуками. Теперь же Мануил на стороне Баязида был вынужден выступить против византийской Филадельфии и помогать своими войсками султану в завоевании последнего византийского города в Малой Азии¹²⁸². Не менее жестоким было унижение, которое постигло примерно в то же время старого императора в Константинополе: новые укрепления, которые он приказал возвести, осознавая грозящую столице опасность, он был вынужден вновь разрушить по приказу Баязида¹²⁸³. 16 февраля 1391 г. Иоанн V завершил свой исполненный страданий жизненный путь¹²⁸⁴.

По получении известий о смерти своего отца Мануил ускользнул из Брусы и поспешил в Константинополь для того, чтобы упредить своего амбициозного племянника Иоанна VII и обеспечить за собой владение императорским престолом. Мануил II (1391–1425) был просвещенным, многосторонне одаренным правителем. Он имел вкус к искусствам и науке, охотно и хорошо писал. С человеческой точки зрения он был одной из наиболее симпатичных фигур эпохи заката Византии. Несмотря на свое унизительное положение при дворе султана, которое возложила на него судьба, его поведение внушало уважение даже туркам. Говорят, что Баязид сказал о нем: «Если бы кто-то не знал, что он император, то уже по его виду понял бы, кто он такой»¹²⁸⁵. В качестве правителя он вступил в Город на Босфоре в один из наиболее мрачных моментов византийской истории.

Императорский город был теперь тождественен Империи, ибо за исключением Морей византийцы более ничем не владели на континенте, кроме собственной древней столицы, которая лишь крепости своих стен была обязана тому, что, окруженная турецкими владениями, еще могла влачить свое существование¹²⁸⁶. Однако она обнищала и запустела: число жителей сократилось до 40–50 тысяч¹²⁸⁷. Баязид недолго довольствовался использованием и унижением своего устрашенного вассала, правителя Константинополя и Морей. Вскоре в обоих этих местах он перешел к открытым враждебным действиям. Перелом ознаменовался драматической встречей, на которую он зимой 1393–1394 гг. созвал в Серры своих византийских и славянских вассалов¹²⁸⁸. В это время он взял в блокаду Константинополь, стремясь отрезать город от всяких сообщений с суши¹²⁸⁹. Бедствия в византийской столице и продовольственный кризис, который на протяжении последних десятилетий сказывался все сильнее, достигли своей наивысшей точки. Морея также оказалась перед лицом опустошительных турецких набегов.

Уже в 1393 г. крупный полководец Евренос-бей овладел Фессалией, после чего османы обратились против остальной Греции. Отсутствие единства среди владетелей, повелевавших в ней, облегчило им работу. Гоподство каталанцев в Греции было в прошлом. Уже в 1379 г. наваррская компания отняла у них Фивы. В Аттике же господствовал герцог Афинский Нерио I Аччаюоли (1388–1394), представитель флорентийской купеческой фамилии, которая с середины XIV в. играла в Греции особую роль и уже долгое время правила в Коринфе¹²⁹⁰. Между Нерио и деспотом Феодором Палеологом, его зятем, преобладали дружеские отношения. Напротив, отношения обоих правителей с Венецией неоднократно испытывали осложнения, а с наваррцами в Ахайе византийский правитель Ми-стры был в непрестанном конфликте. Когда в 1394 г. Нерио умер и почти все его владения достались его второму зятю Карло Токко, графу Кефалонии, Феодор, который чувствовал себя обойденным, вступил и с ним в жесткое противостояние, стремясь вооруженным путем отнять у удачливого наследника Коринф. Тогда Карло Токко призвал на помощь осман. Войска Евренос-бея нанесли Палеологу под стенами Коринфа поражение, вторглись в византийскую Морею и заняли при активной поддержке наваррцев византийские крепости Леонтарий и Акову (начало 1395).¹²⁹¹

С равной энергией продолжалось османское завоевание севера Балканского полуострова. Уже в 1393 г. было окончательно подчинено болгарское царство. Царская столица Тырново пала 17 июля после жестокой осады и стала жертвой жажды завоевателей к уничтожению. После этого остальные земли быстро подпали под власть турок¹²⁹². На пятьсот последующих лет Болгария стала провинцией османской державы.

Более тяжелое противостояние ожидало турок в борьбе с валашским князем Мирней Старым, который пользовался сильной поддержкой Венгрии. На равнине Ровине 17 мая 1395 г. дело дошло до кровавой битвы. На стороне осман во исполнение своего вассального долга сражались сербские князья Стефан Лазаревич, сын и наследник косовского героя, сын Вукашина Марко, владевший маленькой областью вокруг Прилепа, и тесть Мануила II Константин Драгаш, правивший в Восточной Македонии. Король Марко и Константин Драгаш нашли в этой битве свою смерть. С военной точки зрения Мирча, казалось, одержал победу, однако он тоже был вынужден покориться власти султана и обязался платить дань¹²⁹³. Добруджа, бывшая в последние десятилетия болгарским удельным государством и незадолго до этого подчинившаяся власти Мирчи, оказалась теперь во владении осман, а переправы через Дунай были заняты турецкими гарнизонами.

Последние успехи осман произвели на Западе огромное впечатление. После подчинения Болгарии Венгрия почувствовала непосредственную угрозу, а латинские княжества в Греции смогли близко познакомиться с мощью наступательного порыва турок. Если до сих пор византийские призывы о помощи и папские увещания оставались неуслышанными, то теперь на Западе стали осознавать необходимость совместного, выступления христианских народов против турецкой опасности. На призыв венгерского короля Сигизмунда откликнулось рыцарство нескольких европейских стран, и прежде всего легко загоравшиеся идеей крестового похода французские рыцари. Венеция после долгих колебаний также примкнула к коалиции и отправила в Дарданеллы небольшую эскадру, которая должна была наблюдать за проливами и поддерживать связь между Византией и собравшимся в Венгрии крестоносным войском. Однако это перспективное предприятие потерпело полный крах. В битве при Никополе 25 сентября 1396 г. сильное, но слишком пестрое воинство потерпело от турок сокрушительное поражение из-за недостаточной координации между венгерскими и французскими войсками¹²⁹⁴. Король Сигизмунд лишь бегством смог спастись от плена и в сопровождении великого магистра иоаннитов и нескольких немецких рыцарей на корабле прибыл в Константинополь, чтобы оттуда кружным путем через Эгейское и Адриатическое море прибыть домой. Его плавание через Дарданеллы сопровождалось горестными криками христианских пленников, которых султан приказал выставить на берегах пролива для унижения побежденного короля¹²⁹⁵.

После этой новой катастрофы положение балканских стран стало еще более безысходным. В это время османами была занята последняя болгарская область, удельное княжество Видин. В 1397 г. турками были временно заняты Афины¹²⁹⁶, а Морея подверглась новому опустошительному набегу. Турки перешли через Истм, взяли приступом венецианский Аргос, разбили армию византийского деспота и прошли, сжигая на своем пути византийские владения, вплоть до южного побережья¹²⁹⁷. Бедственное положение Константинополя достигло своего пика, падение блокированного турками императорского города, казалось, непосредственно приблизилось.

Общая литература: Berger de Xivrey J. Mémoires sur la vie et les ouvrages de Pempereur Manuel Paléologue // Mémoires de l’Acad. des Inscriptions et Belles-Lettres. 19.2 (1853); Μομφερράτος Α. ΔιπλωματικαΙ ένέργειαι Μανου– ήλ II. Αθήναι, 1913; Васильев. Путешествие Мануила; Norden. Papsttum und Byzanz; Zakythinos. Despotat. Vol. I-II; Радонић J. Западна Европа и балкански народи према Турцима у nepвoj половини XV века. Нови Сад, 1905; Jireček. Geschichte. Bd. II; Jorga. Geschichte. Bd. I-II; Pears E. The Destruction of the Greek Empire and the Story of the Capture of Constantinople by the Turks. London, 1903; Idem. The Ottoman Turks to the Fall of Constantinople // CMH. IV. 1923. P. 633–705; Le Cinqcentième anniversaire de la prise de Constantinople: 1453–1953. Athènes, 1953; Babinger F. Mehmed der Eroberer und seine Zeit. München, 1953.

He только политическое положение, но и духовное мировоззрение Византийской империи было потрясено событиями прошедших десятилетий. Даже верная традициям Московская держава отказалась признавать турецкого вассала наследником Константина Великого и духовным главой православного мира. Великий князь Василий I, сын победителя татар Дмитрия Донского, запретил упоминание византийского императора в русских церквах, сформулировав принцип: «У нас есть Церковь, но нет царя». Суверенные права греческой Церкви оставались для него неприкосновенными, но идеологическое верховенство жалкого византийского императора правитель крепнущей русской державы более не считал возможным признавать. В данном случае еще раз проявилось то, что уже часто проявлялось в последние десятилетия византийской истории: авторитет византийской Церкви в православных странах имел большее значение, чем авторитет византийского государства. Протест византийцев не заставил себя долго ждать, однако слово взял не император, а патриарх Константинопольский. Как некогда византийская Церковь опиралась на авторитет могущественного государства в своих отношениях с внешним миром, так теперь падающий мирской авторитет Византийской империи опирался на авторитет патриарха Константинопольского. Роли поменялись местами: не государство защищает Церковь, но Церковь – государство. «Совсем нехорошо, сын мой, – писал патриарх Антоний великому князю Василию Дмитриевичу, – когда ты говоришь: у нас есть Церковь, но нет царя. Совершенно невозможно, чтобы у христиан была Церковь, а царя не было, ибо царство и Церковь составляют единство и общность, и совсем невозможно разделить их... Послушай первоапостола Петра, который в Первом послании говорит: «Бойтесь Бога, царя почитайте». Он не сказал «царей», чтобы тем самым никто не думал о так называемых царях отдельных народов, но сказал «царя», чтобы показать, что в мире царь один... Если некоторые другие христиане присвоили себе имя царя, то это случилось вопреки природе и закону посредством тирании и насилия. Какие отцы, какие Соборы, какие канонические определения говорят об этих царях? Всегда и повсюду раздается их голос о едином природном царе, которого законы, предписания и указы по всему миру имеют законную силу, его одного и никого другого христиане повсюду поминают»¹²⁹⁸.

Еще никогда учение об одном вселенском императоре не излагалось с большей недвусмысленностью и более пламенным красноречием, как в этом послании, которое патриарх отправил в Москву из блокированного турками Константинополя. Вплоть до самого конца и несмотря ни на что византийцы крепко придерживались догмата о том, что их правитель является единственным законным императором и как таковой является естественным главой христианской ойкумены. «И если теперь по суду Божьему язычники окружили державу царя, то и по сей день он принимает от Церкви то же освящение, ту же честь и те же молитвы и помазуется, и освящается тем же миром, как царь и самодержец римлян, сиречь всех христиан»¹²⁹⁹. Византия цеплялась за идеи, посредством которых она некогда духовно покорила восточный мир. Однако жестокая действительность немилосердно лишала эти идеи почвы. После сражения при Никополе положение Византийской империи еще более ухудшилось, и уже в 1398 г. к князьям русских земель, прежде всего к тому же Василию Московскому, посыпались ходатайства, просьбы о помощи и о милостыне для их христианских собратьев в Константинополе, которые «в нужде и несчастье томятся в осаде турецкой»¹³⁰⁰.

В самом деле, положение Византии в последние годы XIV в. было таково, что императору не оставалось ничего другого, как рассылать по миру призывы о помощи. Так же, как и в Россию, Мануил II направил прошения о помощи папе, венецианскому дожу, королям Франции, Англии и Арагона. При этом Иоанн VII пытался – и это не менее показательно для положения Империи, чем призывы Мануила II о помощи – продать свои права на византийский престол французскому королю: он просил за них замок во Франции и ежегодную ренту в 25 000 флоринов¹³⁰¹. Впрочем, Карлу VI, видимо, не были интересны предложенные с торгов права на престол. Просьбам Мануила он, напротив, уделил внимание и отправил в Византию отборное войско из 1200 воинов под предводительством маршала Бусико (Boucicaut). Храбрый маршал смог пробиться в Константинополь и отважно сражался с турками. Но понятно, что небольшие воинские силы, как бы удачны ни были их акции, не могли избавить Империю от турецкой опасности. Таким образом, Мануил принял решение отправиться на Запад и там лично просить помощи для своего несчастного отечества. Бусико, который подвигнул его к этому решению, также смог устроить примирение обоих враждующих византийских императоров: во время отсутствия Мануила Иоанн VII должен был править в Константинополе. Между тем Мануил ничуть не обольщался относительно положения столицы; кроме того, несмотря на состоявшееся примирение, он питал столь малое доверие к отставляемому в городе правителю, что счел за благо отправить жену и ребенка к своему брату Феодору в Морею.

10 декабря 1399 г. Мануил в сопровождении Бусико отправился в свое путешествие на Запад¹³⁰². Прежде всего он посетил Венецию и некоторые другие города Италии, а оттуда продолжил свой путь в Париж, а затем в Лондон. Повсюду его встречали с почетом: на всех производил впечатление сам факт визита императора и его внушавшая благоговение личность. Чувства и мысли, которые вызвал его приезд, лучше всего, пожалуй, передают слова одного английского историографа и ученого того времени: «Я размышлял в своем сердце, насколько ужасно, что сей христианский владыка с отдаленного Востока был принужден угрозой со стороны неверных посетить в поисках помощи отдаленные западные острова. Мой Бог! Где ты, древняя слава Рима? Разбито ныне величие твоей Империи, и поистине можно сказать словами Иеремии: «Великая между народами, княгиня над областями сделалась рабою». Кто бы поверил, что в такое глубокое бедствие погрузишься ты, который некогда с престола величества правил всем миром, а теперь не имеешь силы, чтобы защитить веру христианскую!»¹³⁰³ С культурно-исторической точки зрения пребывание императора и его свиты в западноевропейских центрах имело большое значение, поскольку дало возможность ближе соприкоснуться византийскому и западноевропейскому мирам в эпоху раннего Ренессанса. Впрочем, своей непосредственной цели Мануил не достиг: император получил лишь ни к чему не обязывающие обещания, которые так и остались неисполненными. Удивительно долго он пробыл вдали от своей державы, которой его соперник Иоанн VII управлял по своему смотрению, все больше попадая в зависимость от султана. Как будто не имея сил для возвращения домой, на обратном пути он вновь остановился в Париже и провел в нем два года, несмотря на то что уже не мог заблуждаться относительно бесплодности своего пребывания там. Однако затем пришла радостная весть о том, что Баязид пал в сражении с монголами Тимура при Анкаре (Ангоре) и Византия освобождена от турецкой опасности.

Тимур был величайшим повелителем монголов со времен Чингисхана и одним из величайших завоевателей в мировой истории. Отпрыск по боковой линии одного из небольших тюркских княжеских родов Туркестана, он поставил себе целью восстановление громадной державы Чингисхана и после долгой и кровопролитной борьбы в значительной мере ее осуществил¹³⁰⁴. После того как Средняя Азия и Золотая Орда в Южной России подчинились его власти, он в 1398 г. предпринял грандиозный поход в Индию, а затем обрушился на Персию, Месопотамию и Сирию, после чего, наконец, напал на османскую державу в Малой Азии. Его походы сопровождались чудовищными опустошениями. Местности, которые покидали его орды, были похожи на безжизненную пустыню: «Там не было слышно ни лая собаки, ни голоса домашней птицы, ни плача ребенка»¹³⁰⁵.

Этим необузданным завоевательным порывом было сметено и могущество Баязида. В решающем сражении при Анкаре 28 июля 1402 г.¹³⁰⁶ после тяжелой и продолжительной битвы Тимур сокрушил османское войско. Великий султан попал в руки победителя и окончил свою жизнь в монгольском плену. Впрочем, Тимур уже в 1403 г. покинул малоазийские области, а через два года престарелый повелитель народов умер во время похода в Китай¹³⁰⁷. Тем не менее его столь же краткое, сколь и мощное вмешательство в судьбы Малой Азии имело далеко идущие последствия. Он сокрушил могущество осман и тем самым продлил жизнь Византийской империи еще на полстолетия.

В разрушенной османской державе начались тяжелые неурядицы¹³⁰⁸. Несмотря на это, Византия не смогла вполне воспользоваться той передышкой, которая была ей предоставлена разрушением турецкой державы, ибо обессиленная изнутри Византийская империя оказалась уже неспособной к возрождению. Тем не менее положение на Востоке полностью изменилось, что означало для Византии заметное облегчение. Старший сын Баязида Сулейман, утвердившийся в европейской части и пребывавший в состоянии войны со своими правившими в Малой Азии братьями, заключил договор с Византией, с сербским деспотом Стефаном Лазаревичем¹³⁰⁹, а также с морскими державами Венецией, Генуей и Родосом (1403)¹³¹⁰. Византия освободилась от своих вассальных обязательств и прекратила выплату дани туркам. Более того, ей были возвращены Фессалоника с окрестностями, Халкидика с горой Афон, а также группа островов Скиафос-Скопелос-Скирос и важные прибрежные полосы на Черном и Мраморном море¹³¹¹.

Обратной стороной этого было то, что византийцы в силу договора о дружбе с Сулейманом были втянуты во внутреннюю борьбу турецких претендентов на престол. Сербские властители также не смогли остаться в стороне от этой борьбы, определявшей развитие событий на юго-востоке. Падение Сулеймана, который после всех перипетий той войны уступил своему брату Мусе (1411), грозило Империи новым кризисом, поскольку Муса жестоко мстил союзникам Сулеймана и даже приступил к осаде Константинополя. Впрочем, окончательную победу в междоусобной борьбе братьев одержал Мехмед I (1413–1421), который посвятил себя по преимуществу внутренней консолидации своей державы и укреплению своей власти в Малой Азии, прочно придерживаясь при этом соглашения с византийским императором. На протяжении его правления византийско-османские отношения оставались в целом безоблачными.

В миролюбии нового султана Византия была уверена настолько, что Мануил II вскоре после восшествия на престол Мехмеда покинул столицу: длительное время он провел в Фессалонике, а затем весной 1415 г. оправился на Пелопоннес. В то время как центр Византии, несмотря на уменьшение внешнего давления, медленно угасал, в Мистрё жизнь била ключом. В эти годы там воплотилась утопия гуманиста Георгия Гемиста Плифона, который мечтал о возрождении эллинизма в Южной Греции и по примеру «Государства» Платона создавал идеальный образ государственного строя. В меморандумах, которые он направлял императору и деспоту Мистры, философ-неоплатоник также давал практические советы по упрощению налоговой системы и созданию туземных вооруженных сил, которые должны были заменить наемное войско¹³¹². Здесь, на византийском Пелопоннесе, накануне катастрофы Византийской империи проявилась воля эллинства к жизни и новому государственному строительству. Морея представлялась оплотом греческого мира, который не только удержал здесь свои позиции, но и, казалось, их расширял. Для того, чтобы сохранить это бесценное владение, император приказал восстановить на Истме крепкие стены, так называемый Эксамилий. Не без влияния осталось пребывание Мануила на Пелопоннесе и для выстраивания внутренних отношений в стране, поскольку оно привело к повышению авторитета правительства перед лицом центробежных устремлений местной аристократии. Императора, в марте 1416 г. покинувшего Пелопоннес, сменил его старший сын Иоанн, который вскоре после этого также через Фессалонику прибыл в Морею, чтобы помогать своему брату, деспоту Феодору II, в управлении страной¹³¹³. Под командованием Иоанна началось победоносное выступление византийских войск против латинской Ахайи. Князь Чентурионе Дзаккариа потерял часть своих владений, и лишь вмешательство Венеции отсрочило окончательное крушение его власти¹³¹⁴.

Передышка, которую судьба подарила Византии, окончилась со смертью Мехмеда I и вступлением на престол его сына Мурада II (1421–1451). Османское могущество было восстановлено, и новый султан вновь приступил к агрессивной политике Баязида. Вновь события вернулись в то положение, в котором они находились до битвы при Анкире. Тщетно Иоанн, венчанный 19 января 1421 г. как соправитель¹³¹⁵, пытался использовать против Мурада II претендента на османский престол Мустафу, который на случай своей победы давал византийцам весьма соблазнительные обещания¹³¹⁶. Византия проиграла и навлекла на себя гнев повелителя осман, ибо Мурад II одержал верх над претендентом, а затем с юношеским нетерпением устремился на Константинополь. 8 июня 1422 г. началась самая настоящая осада города. Сила укреплений еще раз спасла византийскую столицу, а когда против Мурада выступил новый претендент, его брат Мустафа Младший, султан был вынужден отступить, не завершив дела. Решающему сражению было суждено произойти лишь тридцатью годами спустя, однако можно сказать, что штурмом Константинополя в 1422 г. началась последняя фаза смертельной борьбы Византийской империи.

Весной 1423 г. турки вновь вторглись в Южную Грецию. Построенная с такими усилиями Мануилом стена Эксамилий на Истме была разрушена, а вся Морея опустошена. В конец концов императорскому правительству удалось заключить договор с Мурадом II, вновь обязавшись выплачивать дань (1424). Так Византия вновь оказалась в вассальной зависимости, от которой она на некоторое время смогла освободиться благодаря сражению при Анкире. Уже ничто не могло избавить Империю от этого подданства, в котором она оставалась вплоть до конца.

Вскоре свершилась и судьба Фессалоники: в жестоко стесненном турками и голодающем городе правил третий сын Мануила, деспот Андроник. Положение было настолько безнадежным, а бедствия настолько тяжелыми, что летом 1423 г. он передал город венецианцам. Морская республика обязалась уважать права и обычаи граждан и взяла на себя оборону и снабжение города¹³¹⁷. Как и следовало ожидать, это соглашение вызвало недовольство повелителя осман, который рассматривал город как верную добычу. Венецианцы попытались достичь с ним взаимопонимания, причем по мере усиления турецкого давления и растущей нехватки продовольствия в городе их предложения становились от года к году все более щедрыми: если поначалу они с колебаниями готовы были согласиться на ежегодную уплату тех 100 000 аспров, которые выплачивали османам византийские деспоты, то при дальнейших попытках переговоров эта сумма возросла до 150 000, а под конец и до 300 000 аспров¹³¹⁸. Но все переговоры остались тщетными, и после краткого семилетнего правления Фессалоника была для венецианцев потеряна. Мурад II лично явился во главе большого войска и 29 марта 1430 г. после короткого штурма овладел городом. Мануил II отошел от дел управления уже после возведения сына в соправители. Надломленный душевно и телесно, престарелый правитель умер под именем Матфея 21 июля 1425 г. В качестве василевса и автократора римлян Иоанн VIII (1425–1448) принял власть над Константинополем и окрестностями. Прочими обломками Византийской империи на Мраморном море и на Пелопоннесе как самостоятельные правители управляли его братья. В хозяйственном и финансовом отношении обессиленная Империя была полностью разорена. Уже при Мануиле II золотые монеты чеканились лишь в редких случаях, а при Иоанне VIII византийский золотой чекан полностью прекращается и страна переходит исключительно к серебряной валюте¹³¹⁹.

Единственным светлым пятном в истории Византии этого времени остается Морея, управление которой делили между собой три брата: Феодор, Константин и Фома. Не сломленная опустошительным турецким вторжением 1423 г., византийская Морея продолжала свою победоносную борьбу с мелкими соседними латинскими государствами. Граф Карло Токко, который в 1427 г. уступил византийцам в морском сражении, пошел на переговоры: отдав свою племянницу замуж за деспота Константина, он в качестве приданого передал ему остатки своих владений на Пелопоннесе (1428). Весной 1430 г. Константин после долгой осады вступил в Патры, а еще через два года латинское княжество Ахайя прекратило свое существование¹³²⁰. За исключением венецианских колоний – Корона и Модона на юго-западе Пелопоннеса и Навплия и Аргоса на востоке – весь Пелопоннес теперь находился под греческой властью. Борьба между греками и франками, которая началась здесь во времена Михаила VIII и велась с тех пор почти без перерыва, окончилась накануне турецкого завоевания победой греков. Главные заслуги в этом последнем успехе принадлежали молодому Константину, который два десятилетия спустя в качестве последнего императора Византии окончит жизнь в сражении за Константинополь. Еще более явственно, чем во времена Мануила, проступает контраст между умирающим византийским центром и ведущей экспансию южногреческой провинцией.

Крайне стесненный турками, император Иоанн VIII в отчаянии опять вступил на путь переговоров об унии, чтобы ценой церковного подчинения Риму получить неоднократно обещанную западную помощь против турок. Впрочем, прошлые прецеденты были не слишком ободряющими. Всякий раз переговоры Византии с Римом двигались по кругу, участники обманывали друг друга и сами себя: византийское правительство ожидало от Рима спасения от турецкой опасности и за это обещало церковную унию, которой оно не могло осуществить ввиду настроений византийского населения; Рим в качестве предварительного условия требовал признания папской супрематии и за это обещал помощь против турок, которую он даже католическим державам на Востоке мог предоставить лишь в ограниченном объеме. При таких условиях многоопытный император Мануил относился к идее унии с большим скепсисом. Незадолго до смерти он будто бы настоятельно предупреждал своего сына не питать надежд на унию: объединение между греками и латинянами невозможно, из-за попыток унии раскол только углубится¹³²¹. Но как бы ни было сильно в целом византийское отвращение к унии, в Константинополе всегда имелись ее влиятельные сторонники, которые в трудные времена усматривали спасение в присоединении к Риму. Во главе этих кругов теперь встал император Иоанн VIII. Уже после осады Константинополя в 1422 г. он, еще в качестве наследника престола, посетил западные дворы в поисках помощи; с 1431 г. велись новые переговоры, которые имели своей целью заключение унии. Из-за противостояния между папой Евгением IV и Базельским Собором переговоры затянулись, но в конце концов стороны договорились о созыве Собора в Италии, на котором должен был присутствовать лично император. На время своего отсутствия Иоанн VIII поставил регентом в Константинополе своего брата Константина, благодаря чему был прекращен бесплодный спор, который разгорелся в Морее между братьями-правителями.

24 ноября 1437 г. Иоанн VIII покинул столицу и, подобно своему отцу почти за сорок и своему деду почти за семьдесят лет до того, отправился на Запад. Впрочем, он поехал не просто, чтобы искать помощь, как Мануил, но, по примеру Иоанна V, чтобы совершить переход в римскую веру и, сверх того, привести к унии свой народ и греческий клир. В сопровождении своего брата Димитрия, патриарха Иосифа, нескольких митрополитов и многочисленных епископов и игуменов он в 1438 г. достиг Феррары, где 9 апреля был открыт Собор. Несмотря на то что его исход ввиду стесненного положения греков был заранее предрешен, дебаты в Ферраре, а затем во Флоренции продолжались весьма долго¹³²², причем периодически дело доходило до жестких стычек, особенно вследствие того упорного сопротивления, которое оказал представителям Римской Церкви и византийским сторонникам унии митрополит Эфесский Марк Евгеник. Лишь 6 июля 1439 г. в соборе Флоренции кардинал Джулиано Чезарини и архиепископ Виссарион Никейский по-латыни и по-гречески торжественно провозгласили унию¹³²³. Впрочем, пункт о папском примате получил довольно размытую формулировку, грекам было позволено сохранить свой церковный обряд, однако все спорные вопросы были решены в римском смысле.

Идея унии, казалось, одержала еще большую победу, чем во времена Лионского Собора, поскольку на этот раз император лично явился на Собор и вместе с ним верховные представители византийской Церкви дали исповедание римской веры. В действительности же флорентийскими постановлениями еще ничего не было достигнуто. Мнение о том, что заключение унии приведет лишь к усилению раскола, оправдалось. С фанатической страстью византийский народ восстал против ферраро-флорентийской сделки, и в то время как все предупреждения сторонников унии остались безрезультатными, пламенные проповеди Марка Евгеника повсюду нашли сильнейший отклик. Флорентийская уния обнаружила куда меньшую жизненную силу, чем лионская, поскольку, с одной стороны, основоположник династии Палеологов имел куда больше возможностей навязать противникам свою волю, чем Иоанн VIII, а с другой – уния 1274 г., задачей которой было защитить Византию от завоевательных планов Запада, доставила ощутимые политические выгоды, которых уния 1439 г., призванная освободить Византию от турецкой опасности, вовсе не могла принести.

Вместо того, чтобы предоставить помощь против внешнего врага, уния ввергла Византию во внутреннюю борьбу, посеяла вражду и рознь как среди византийского населения, так и за пределами Византии в славянском мире, которые лишили империю остатков ее авторитета. Далекая от византийских бедствий Москва, которую византийцы сами воспитали в ненависти к Риму, усмотрела в перемене веры императором и патриархом Константинопольским непостижимое предательство. Поставленный митрополитом Руси грек Исидор, выдающийся представитель партии унии, после своего возвращения из Флоренции был низложен великим князем Василием II и брошен в тюрьму. Впредь Россия стала сама избирать своего митрополита. Она отвернулась от отступнической Византии, которая, предав правую веру, утратила право главенства в православном мире. Так Россия была потеряна, в самой Византии разгорелась ожесточенная распря, а Рим практически ничего не приобрел. Ожидаемая акция по спасению Византии Западом не состоялась, равно как и внедрение унии в Константинополе. Как и прежде, римо-католическая и греко-православная Церкви противостояли друг другу. И в то время как византийский народ непоколебимо держался своей веры, наиболее значительные поборники унии закономерно перешли полностью на сторону Рима: предводитель греческой униатской партии ученый Виссарион¹³²⁴ и бежавший из заключения в России Исидор стали кардиналами Римской Церкви. Не приведя ни к какому политическому результату, переговоры в Ферраре и Флоренции вызвали гнев Мурада II, и Иоанн VIII был вынужден умиротворять султана, пытаясь внушить ему, что эти переговоры преследовали исключительно религиозные цели.

Но настоящие трудности возникли у османской державы с другой стороны. Как и при Баязиде, продвижение турок на Балканском полуострове вынудило вновь вступить в борьбу Венгрию. Легендарный воевода Трансильвании, Янош Корвин Хуньяди, одержал над турками в Сербии и в Валахии блестящие победы, которые повсюду вызвали воодушевление и пробудили новые надежды. Папа призвал христианские народы к крестовому походу, и вскоре в Южной Венгрии собралось пестрое воинство числом до 25 000 человек под предводительством молодого короля Владислава III Ягеллона, который под своим скипетром объединил Польшу и Венгрию, Яноша Хуньяди и изгнанного из своих земель турками сербского деспота Георгия Бранковича. В начале октября 1443 г.¹³²⁵, пока Мурад II сражался в Малой Азии с эмиром Карамана, крестоносное войско перешло Дунай близ Семендрии (Смедерево). Оно быстро пересекло сербские земли, причем Хуньяди, командовавший авангардом, близ Ниша одержал новую убедительную победу над армией турецкого наместника Румелии. Беспрепятственно крестоносное войско вторглось в Болгарию и осадило Софию, чтобы оттуда двинуться на Фракию. Здесь, однако, турецкое сопротивление стало более ожесточенным, а страшные зимние холода заставили христианскую армию вернуться. Однако уже на пути отступления в первые дни 1444 г. она нанесла османам новое тяжелое поражение.

Казалось, страница перевернулась: османы, вплоть до недавнего времени всегда победоносные, были принуждены к обороне, причем с нескольких сторон. В Албании, где уже много лет полыхали восстания, поднялся отважный Скандербег (Георгий Кастриоти), и под его руководством освободительное движение достигло немалого размаха. Длительное время (1443–1468) этот «капитан Албании» вел героическую борьбу против осман, которая привела весь христианский мир в радостное одушевление¹³²⁶. Из Южной Греции перешел в наступление деспот Константин: он обменял свой апанаж на Мраморном море на область Феодора в Морее и с 1443 г. управлял важнейшей частью Пелопоннеса с центром в Мистре, в то время как Фома удерживал свою прежнюю, менее важную часть. Его первым деянием было восстановление разрушенной турками в 1423 г. стены Эксамилий на Истме. Затем он вторгся в Среднюю Грецию и занял Афины и Фивы. Герцог Нерио II Аччаюоли, данник турок, был вынужден признать теперь суверенитет деспота Мистры и обязался платить ему дань¹³²⁷.

В этой изменившейся обстановке Мурад II попытался достигнуть примирения со своими противниками. В июне он принял в Адрианополе представителей короля Владислава, Георгия Бранковича и Хуньяди и договорился с ними о перемирии на десять лет. Сербский деспот должен был получить назад свою землю, в то время как зависимость Валахии от осман должна была несколько смягчиться. Султан, который после заключения этих договоренностей ушел в Малую Азию, отправил своего уполномоченного в Венгрию с целью достигнуть ратификации договора королем Владиславом. В конце июля тот подписал его в Сегедине и принес соответствующие клятвы. Это соглашение, несомненно, означало значительное ограничение турецкой власти на Балканах и давало христианам передышку сроком на десять лет. Тем не менее оно вызвало разочарование в христианском лагере, и особенно у римской курии, которая под впечатлением от недавних успехов и в надежде на обещанную помощь венецианского флота надеялась на полное изгнание турок из Европы и требовала продолжения столь удачно начатой войны. Кардинал Джулиано Чезарини освободил колеблющегося молодого короля от недавно принесенной клятвы, и уже в сентябре христианская армия вновь выступила в поход. Однако ее силы значительно сократились, прежде всего недоставало помощи со стороны сербов, поскольку Георгий Бранкович, удовлетворенный достигнутым соглашением, полностью воздержался от участия. В надежде на помощь венецианского флота поход был направлен к черноморскому побережью и после тяжелого марша по болгарской территории достиг моря. Между тем венецианскому флоту, к которому присоединились также две галеры из Дубровника¹³²⁸, не удалось воспрепятствовать подходу турецких войск из Малой Азии. Мурад II поспешил явиться во главе сильного войска, и 10 ноября 1444 г. при Варне развернулось ожесточенное сражение, которое положило решительный конец всем гордым надеждам христиан. В результате жестокого и исполненного перипетий сражения христианская армия была уничтожена. Король Владислав пал в бою, погиб и кардинал Чезарини, непосредственный виновник этого несчастного крестового похода¹³²⁹. Поражение христиан было еще более тяжелым по своим последствиям, чем в свое время при Никополе, поскольку с ним потерпела крах последняя попытка общехристианской операции по спасению от турецкого завоевания. Еще более глубоким, чем тогда, было отчаяние в христианском лагере. Достойный лишь жалости император Константинополя принес победителю свои поздравления и почетные дары.

Напротив, Константин даже после катастрофы при Варне продолжил свои походы в Греции. Он вновь появился в Беотии и распространил свою власть на Фокиду и дальше на греческие земли вплоть до Пинда. В последний час, казалось, на древней греческой земле возникает новая Греция как наследница умирающей Византии. Однако вскоре отважного деспота настигла месть победителя при Варне. Со своим огромным войском Мурад II в 1446 г. вторгся в Грецию и быстро пересек среднегреческие земли. Лишь у стены Эксамилий византийский деспот смог оказать ему более или менее сильное сопротивление, но пушечный огонь турок разрушил и это препятствие: 10 декабря 1446 г. Эксамилий был взят штурмом, и тем самым решился исход войны. Турки вторглись в Морею, опустошили византийские города и деревни и увели около 60 000 пленников¹³³⁰. Взамен на обязательство уплаты дани византийскому деспоту был предоставлен мир, поскольку султану еще предстояло бороться со Скандербегом и Хуньяди. Как отголосок битвы при Варне в октябре 1448 г. армии Мурада II и Хуньяди встретились на Косовом Поле. Здесь, где когда-то решилась судьба Сербии, Хуньяди в ожесточенной битве уступил превосходящим силам осман. Скандербег же удержался в албанских горах и еще долгое время оставался непобедим.

Между тем деспот Константин вскоре после крушения его попытки возродить Грецию был призван занять престол Константинополя. 31 октября 1448 г. умер император Иоанн VIII, оставшийся бездетным, а поскольку незадолго до этого умер и Феодор, то на императорском престоле Иоанна сменил отважный деспот Константин Драгаш, названный так по своей матери Елене, происходившей из сербского княжеского рода Драгашей из Восточной Македонии¹³³¹. Будучи коронован 6 января 1449 г. императорским венцом в Мистре, Константин через два месяца прибыл в столицу. Власть в Морее разделили Фома и Димитрий, который неоднократно при поддержке турок добивался императорского венца, а вскоре вступил в жесткое противостояние со своим братом, вновь полагаясь на турецкую помощь.

Ни храбрость, ни энергия государственного деятеля, присущие последнему императору, не могли спасти Империю от неминуемой гибели. Когда после смерти Мурада II (февраль 1451) на престол вступил его сын Мехмед II, пробил час гибели Империи. Византийский Константинополь лежал в самом центре османских областей, разделяя азиатские и европейские владения осман. Удалить это чужеродное тело и дать растущей Османской империи прочный государственный центр в Константинополе было целью молодого султана. С неослабной энергией и большой осмотрительностью он подготавливал взятие города, которое должно было естественным образом довершить дело его предшественников. Относительно намерений осман при византийском дворе не могло быть никаких сомнений, особенно после того, как султан приказал выстроить на Босфоре вблизи города сильную крепость (Румели-Хисар).

Как и его брат, император Константин XI возложил все свои надежды на помощь Запада. Эти надежды были слабыми, но других не было вовсе. Так, в последний момент он сделал попытку оживить потерпевшее крах дело унии. В качестве папского легата в Константинополь прибыл кардинал Исидор, бывший русский митрополит: 12 декабря 1452 г., за пять месяцев до падения столицы, в Святой Софии была провозглашена уния и совершена католическая месса. Византийский народ охватило сильнейшее возбуждение, ибо он во время величайшей опасности крепче, чем когда-либо, придерживался своей веры и более болезненно, чем когда-либо, реагировал на оскорбление своих религиозных чувств. Настроение отчаяния и непримиримой ненависти к латинянам выразил тогда один из высших сановников императора в следующих лапидарных словах: «Я предпочел бы увидеть посреди города турецкий тюрбан, чем латинскую митру»¹³³². Чем ближе был час гибели, тем более сильным становилось в Византии течение, которое выступало за мир с турками и видело во владычестве осман меньшее зло, чем в подчинении Риму.

Но совершенно определенно, что западная помощь не прибыла в Константинополь не только лишь из-за враждебности византийского населения к унии. Противоречащие друг другу интересы западных держав изначально исключали предоставление эффективной помощи Византии. Король Арагона и Неаполя Альфонс V, в то время наиболее могущественный правитель на Средиземном море, в последние годы существования Византийской империи проводил политику, которую издавна вели по отношению к Византии его норманнские, немецкие и французские предшественники. Он стремился к основанию новой латинской империи в Константинополе и мечтал об императорском венце. Те скромные средства, которые папа Николай V (1447–1455) рассчитывал использовать для защиты Константинополя от турок, поглотил завоевательный порыв неаполитанского короля, чьи непрестанные требования денег в Риме беспрекословно исполняли¹³³³.

Если бы дело дошло до активного вмешательства Запада в судьбу Константинополя, ясно, что он не ставил бы себе целью спасение Византийской империи. Однако и для нового утверждения латинского господства на Востоке отсутствовали теперь всякие предпосылки. Было время, когда можно было задаваться вопросом, попадет ли Византия в руки латинян или турок; однако развитие событий в последнее столетие дало на этот вопрос решительный ответ, и наименьший вклад в поиск ответа на него внесла сама Византийская империя. Великие события, бывшие решающими для ее судьбы, разыгрывались вне поля ее досягаемости и без ее участия, ибо уже давно Византия была объектом политических амбиций других держав. Обессиленная и парализованная внутренне, она деградировала до положения города-государства и в конце концов попала в руки турок.

В первые дни апреля 1453 г. Мехмед II собрал под стенами города огромное войско¹³³⁴. С византийской стороны ему противостояло лишь 5000 греческих и 2000 иностранных защитников. Основной контингент иностранцев составляли 700 генуэзцев, которые под командованием Джустиниани к вящей радости византийцев на двух галерах прибыли в Константинополь незадолго перед началом осады. Не будет ошибкой предположить, что силы нападавших десятикратно превосходили силы оборонявшихся. Главным оплотом Константинополя была не его хотя и героическая, но численно совершенно недостаточная дружина защитников, а уникальное положение города и крепость его стен, для поддержания которых как Иоанн VIII, так и Константин XI приложили много усилий.

Удачное стратегическое положение и крепость городских стен уже нередко спасали Византию, однако всегда в сочетании с превосходством византийцев над окружающим миром в технике военного дела. Теперь же техническое превосходство было на стороне турок. Мехмед предпринял грандиозные меры по вооружению и прежде всего с помощью западных мастеров создал сильную артиллерию. В невиданном прежде объеме турки применили при штурме Константинополя новое оружие, и, по словам греческого современника, «пушки решили все»¹³³⁵. Маленькие бомбарды, которыми располагали защитники Константинополя, не могли сравниться с большими турецкими орудиями.

7 апреля началась собственно осада города. Прежде всего приступ был направлен против городской стены со стороны суши, особенно против ворот Пемптон, в которых турки признали наиболее слабый пункт византийской линии укреплений. Золотой Рог был перекрыт тяжелой цепью, прорвать которую туркам, несмотря на все усилия, не удалось. Во время одной из попыток прорыва 20 апреля завязалось морское сражение, из которого имперский флот вышел победителем. Победа вызвала в Константинополе воодушевление и вселила в защитников новые надежды, однако не принесла городу никакого заметного облегчения. Хуже того, 22 апреля Мехмеду II удалось протащить в Золотой Рог по суше довольно большое количество кораблей, и теперь город подвергался бомбардировке как с суши, так и с моря. С упорством смертников небольшая кучка защитников сопротивлялась неотвратимой судьбе. Сам император подавал пример своим войскам, сражаясь впереди с мужественной решимостью. До самого конца он оставался на своем посту, как будто решился не пережить крушения своего дела¹³³⁶. Несколько крупных приступов потерпели неудачу, решимость врага стала ослабевать, однако после семи недель штурма в стенах осажденного города стали показываться бреши. Приближалась развязка.

На 29 мая Мехмед II назначил решительный штурм. Накануне, в то время как султан готовил свои войска к бою, христиане, греки и латиняне совершали в Святой Софии последнее богослужение. После завершения литургии бойцы вернулись на свои места, до самой поздней ночи император обходил линии обороны. С первыми лучами солнца начался штурм: город подвергся одновременному нападению со всех сторон. Несмотря на это, героические защитники города в течение длительного времени сдерживали натиск и отразили все нападения. Тогда султан бросил в бой свои резервы, отряды янычар, и этим элитным войскам османской армии после тяжелой битвы удалось взобраться на стены. В решающий момент Джустиниани, сражавшийся бок о бок с императором, получил смертельную рану и был унесен прочь. Его уход внес смятение в ряды оборонявшихся, и это ускорило проникновение турок в город. Вскоре город оказался в их руках. Константин XI сражался до последней минуты и нашел в бою смерть, которой и искал. Три дня и три ночи продолжался грабеж, который султан обещал своим солдатам во время подготовки к последнему штурму, чтобы поднять их упавший боевой дух. Были уничтожены предметы огромной ценности, произведения искусства и драгоценные рукописи, изображения святых и церковная утварь. Мехмед II торжественно вступил в покоренный город. Константинополь стал столицей Османской империи. Византийская империя перестала существовать.

Империя, начало которой было положено основанием Константином Великим столицы на Босфоре, с ее падением при последнем Константине опустилась в могилу. Впрочем, южногреческая Морея и Трапезундская империя на несколько лет пережили падение Константинополя. Однако их подчинение не составляло для турок проблемы. Взятие Константинополя проложило мост между азиатскими и европейскими владениями османов, упрочило единство османского государства и придало новый размах его завоевательному порыву. Вскоре могущественная держава турок поглотила остатки греческих, латинских и славянских владений на Балканах. В 1456 г. в руки османов попали Афины, и Парфенон, бывший на протяжении тысячелетия церковью Пресвятой Богородицы, превратился в турецкую мечеть. В 1460 г. прекратила свое существование византийская Морея; Фома бежал в Италию, тогда как враг латинян Димитрий отправился ко двору султана. В 1461 г. пала и Трапезундская империя¹³³⁷, и тем самым последняя греческая область оказалась под властью турок. Сербский деспотат погиб уже в 1459 г., за ним последовало Боснийское королевство. До конца столетия и другие славянские и албанские земли вплоть до Адриатики оказались в руках турок. Вновь образовалась империя, которая простиралась от Месопотамии до Адриатики, имея своим естественным центром Константинополь: турецкая держава, выросшая на обломках Византийской империи, вновь на столетия смогла соединить в одном государстве старые византийские земли.

Византия пала в 1453 г., но ее духовные и политические традиции продолжали жить и действовать как на старой византийской почве, так и за пределами бывших границ Империи, оплодотворяя государственную и культурную жизнь европейских народов. Христианская религия в ее специфической греческой форме как воплощение византийского духа и одновременно альтернатива римскому католицизму осталась для греков, а также для южных и восточных славян наиболее заветной святыней. В столетия турецкого владычества православная вера стала для греков и южных славян выражением их духовного и этнического своеобразия, она сохранила балканские народы от растворения в турецком потопе и тем самым сделала возможным национально-государственное возрождение. Православие стало также духовным знаменем, под которым было проведено объединение русских земель, а Московское государство достигло положения великой державы. Вскоре после падения византийской и славянских держав Москва окончательно стряхнула с себя татарское иго и стала в качестве единственной независимой православной державы естественным центром православного мира. Иван III, великий объединитель и освободитель русских земель, женился на дочери деспота Фомы Палеолога, племяннице последнего императора Византии. Он принял в качестве герба византийского двуглавого орла, ввел в Москве византийские обычаи, и вскоре России досталась ведущая роль на христианском Востоке, которую прежде исполняла Византийская империя. Если Константинополь был Новым Римом, то Москва стала «Третьим Римом». Духовное наследие Византии, ее вера, ее политические идеи и духовные идеалы столетиями продолжали жить в русском царстве.

Еще большую притягательную силу имела византийская культура, которая смогла захватить и Восток, и Запад. Если византийское влияние в романских и германских странах было далеко не столь всеохватным, как в славянских, то все же Византия культурно оплодотворила и Запад. Византийское государство стало сосудом, в котором культура греко-римской античности продолжала жить на протяжении столетий. Именно поэтому Византия была дающей, а Запад – берущей стороной. В эпоху Ренессанса, когда человечество с наибольшей силой охватило вожделение к античной культуре, западный мир нашел в Византии источник, из которого текли культурные сокровища античности. Византия сохранила античное наследие и тем самым исполнила всемирно-историческую миссию. Она сохранила от гибели римское право, греческую поэзию, философию и науку, чтобы затем передать это великое наследство дозревшему до его принятия европейскому человечеству.