Деятельность семинарского правления

Входить в подробности и тем более в оценку действий правления спб. семинарии и отношений его к высшему начальству представляется не совсем удобным и, может быть, преждевременным. Но в виду того, что семинарское правление в той форме, какую придал ему устав 1867 года, составляет едва ли не самую видную сторону этого устава, выступающую даже в истории вообще русских учебных заведений, с другой стороны, так как в последнее время правление в означенной форме уже отменено в законодательном порядке и следовательно составляет достояние истории, – ввиду этого рассмотрение деятельности его, касающейся всех сторон семинарского быта, по крайней мере в более крупных фактах, на основании документальных данных, является интересным и необходимым.

Состав правления (из 12 членов с председателем-ректором) в течение рассматриваемого периода неоднократно изменялся, с выходом кого либо из членов, по случаю оставления семинарии, или отказа от членства по выслуг 6-ти летнего срока и т. п. Из наименованных в предыдущей главе преподавателей почти все перебывали членами педагогического правления, исключая преподавателей новых языков и служащих по найму, а также и тех, которые слишком не долго состояли на службе в семинарии (Ляборинский, Извеков), некоторые же снова избирались – до двух раз и более (Надеждин, Смирягин – трижды были избираемы). В 1874 г. когда, по выслуге 6-ти летнего срока тремя членами правления, на одну из вакансий никто не был избран безусловным большинством голосов, а вновь баллотировку потом не производили, но обратились с запросом к высшему начальству, – в члены был назначен епархиальною властию один из старших преподавателей, Ловягин, Членами распорядительного собрания из учителей состояли один за другим – Щелкунов, Каптерев, Смирягин, Гурьев, Мальцев, Налимов и вторично Гурьев. От духовенства членами педагогического собрания были, по избранию епархиального съезда: протоиерей В. Полисадов (стр. 322), свящ. А. Никольский (стр. 324), свящ. М. И. Горчаков, проф. спб. университета, ныне доктор богословия и церковного права; законоучитель инженерного училища, прот. И. Г. Покровский; законоучитель 1-й военной гимназии А. А. Лебедев, ныне настоятель Казанского собора; прот. церкви смоленского кладбища П. А. Матвеевский (11 лет), прот. Симеоновской церкви Н. И. Верховский, свящ. и законоучитель в еврейском приюте В. Ф. Глебов (ныне прот. настоятель выборгского собора). За выбытием того или другого из членов от духовенства, или за увольнением в отпуск, должность его исправлялась кандидатами к членам, избираемыми также на съезде. Из таких в правлении в разное время заседали: прот. П. А. Горизонтов, И. Г. Заркевич (бывший законоучитель Павловского военного училища, законоучитель военно-юридической академии М. ІІ. Альбов, законоучитель Технологического института. Ф. П. Ставровский, прот. Н. И. Розанов (стр. 356), прот. Казанского собора П. К. Цветков. – В очередные ежемесячные педагогические собрания приглашались и преподаватели, не состоящие членами правления, собственно для выслушивания и обсуждения ежемесячной инспекторской ведомости об успехах и поведении воспитанников, а также на собрания для составления списков. В первые годы приглашение в очередные собрания всех наставников было довольно редко, впоследствии же вошло в обыкновение, причем приглашаемым предоставлялось право голоса не только совещательного, но и решающего. Приглашение не-членов в экстренные педагог. собрания зависело обыкновенно от усмотрения председателя. По некоторым делам, требующим подготовительных работ и соображений, правление составляло особые комиссии. В первую половину периода, под председательством ректора Хрисанфа, правление, заметно, тверже держалось требований устава и более проявляло единодушие и быстроты в своих действиях, несмотря на то, что в первое время предстояло к разрешению более вопросов новых и сложных. При разногласии в журнале правления большею частию получало утверждение то мнение, к которому принадлежал ректор. В 1873 г. состоялось определение св. Синода в разъяснении отношений между семин. правлением и епарх. властию, по которому не утверждение преосвященным решения правления «есть тоже, что и предложение о пересмотр дела». При несогласии архиерея с решением правления, по новом рассмотрении дела, оно «восходит на разрешение св. Синода», согласно § 114 уст. д. сем.

Одним из наиболее трудных и важных, хотя и временных, занятий правления было составление различных правил и инструкций, согласно требованию нового устава. Так, к началу 1868–69 г. были составлены: 1) правила о приеме воспитанников в спб. семинарию, 2) правила для производства годичных испытаний, 3) правила поведения воспитанников, 4) инструкция инспектору и 5) его помощнику. Эти документы напечатаны были в 1868 г. в «памятной книжке спб. дух. семинарии на 1868–69 г., составленной, по мысли и под руководством ректора семинарии преосв. Павла, секретарем правления. Там же напечатаны и списки служащих и учащихся в спб. семинарии, также сведения и правила «о обучении в спб. семинарии» и «о штатном числе, помещении и содержании учеников семинарии». С течением времени, означенные правила и инструкции дополнялись и изменялись, согласно указаниям практики, разъяснениям учебного комитета и замечаниям ревизоров; сверх того, продолжалось составление вновь разных правил. В изданной, по определении правления, в 1873 г. «памятной книжке спб, дух. семинарии», кроме вышеозначенных, отчасти измененных, правил находятся следующие правила для приема воспитанников, переходящих из других семинарий, или прежде вышедших из семинарии; правила относительно испытания лиц, ищущих звания студента семинарии (составленные учебным комитетом); постановления касательно увольнения учеников за неодобрительное поведение; педагогические меры и приемы для правильного хода учебного дела (по указанию учебного комитета); правила относительно ученических сочинений; о средствах, формах и мере участия преподавателей в воспитательных целях семин. образования; правила о порядке приобретения, хранения и выдачи книг из фундаментальной библиотеки семинарии; правила для лиц, приходящих а) в семин. церковь, б) для свидания с воспитанниками и в) для свидания с лицами, служащими при семинарии и имеющими квартиру в главном семин. здании. С конца 70-х годов означенные правила стали вновь пересматриваться правлением и исправляться, согласно требованиям педагогической практики и ревизорским указаниям. Из них «правила поведения воспитанников спб. дух. семинарии» были отпечатаны в 1882 г.; другие окончательно проредактированы, а некоторые не получили еще последней редакции. К перечисленным выше правилам вновь присоединены: правила выдачи увольнительных аттестатов и свидетельств воспитанникам семинарии; правила для производства испытаний для получения тех или других прав; меры для устранения малоуспешности воспитанников; инструкция надзирателю за воспитанниками.

Замещение вакантных должностей составляло также предмет особенных, периодически возникавших, забот семинарского правления, которому нужно было найти кандидатов, выслушать от них пробные уроки и сделать их оценку, наконец произвести выборы. Особенно ректор Хрисанф принимал близко к сердцу дело избрания должностных лиц и по этому поводу собирал сведения о кандидатах и приглашал их из разных мест³⁹⁷. Служба же в столичной семинарии, конечно, настолько заманчива, что недостатка в кандидатах не было, по крайней мере в первые годы рассматриваемого периода, когда право выбора и перехода служащих по духовно-учебному ведомству лиц не было еще ограничено. При избрании ректора в 1868 г. кандидатов в правлении записано было 9, но из них изъявили желание баллотироваться 6, в 1875 г. кандидатов предложено 20, но из них 14 отказались от баллотировки, в 1880 г. из 28 баллотировались 5. Не желая результаты выбора предоставлять простой случайности, избиратели собирали разные справки о кандидатах и предварительно рассуждали о них между собой. Так об избранном в 1875 г. ректоре имелись весьма похвальные отзывы и от одного из ревизоров учебного комитета, и от товарищей и знакомых избираемого в С. -Петербурге и от помнивших его по академии профессоров, и даже от сослуживцев его и учеников по семинарии, в которой он состоял на должности ректора. На преподавательские вакансии являлись так же из разных семинарий наставники, или только что кончившие курс воспитанники духовных академий, пока они не подчинены были ведению центрального управления, – в количестве трех, четырех кандидатов, а в 1881 г. на объявленный конкурс по математике явилось даже 14 человек. В некоторых случаях приглашались эксперты на пробные уроки (напр. по пению в 1868 г. по-фински в 1870 г.). Вообще правление при выборах показывало возможное внимание, старалось наблюдать педагогические интересы и стоять на почве устава, и выборы: его, по крайней мере на преподавательские должности, вообще были удачны, сколько можно судить напр. по отзывам ревизоров. Но дело это не всегда сопровождалось для правления благоприятными последствиями и подвергало его в некоторых случаях не благоволению со стороны высших инстанций. Указ после избрания ректора в 1875 г. из ректоров подольской семинарии, которым, согласно заключению учебного комитета, запрещалось на будущее время избирать на ректорскую должность из наличных ректоров, косвенно уже осуждал выборы ректора прот. Княжинского, произведенные в петербургской семинарии. В 1873 г. возникало большое дело по поводу выборов на кафедру словесности. 27-го августа избран быль большинством голосов из трех конкурентов преподаватель х–ской семинарии О., формулярный список которого быть выслан в правление спб. семинарии, а ему выдан от той семинарии увольнительный для держания пробных уроков билет, но окончательный отзыв о неимении препятствий к увольнению О. из х–ской семинарии стал известен правлению петербургской чрез ректора в самый день выборов. На журнале правления от 27–10 авг. по делу избрания О. в преподаватели словесности была положена резолюция от 23-го сентября: «педагогическому собранию правления, в виду нерешительного отзыва правления х–ской семинарии не следовало допускать наставника О. к баллотировке». Тогда же и сдан был этот журнал в правление семинарии, вместе с особым указом св. Синода на имя Его В–ва, в котором значилось: «С. П. Синод слушали представление Вашего П–ва о предоставлении кандидату И.³⁹⁸ учительского места в спб. д. семинарии по кафедре словесности. Приказали: по вниманию к изложенному в представлении В. И. отзыву правления х–ской сем. о встреченных им препятствиях к перемещению учителя О. избрание его признать недействительным, предоставив В. П–ву утвердить в должности кандидата И., получившего после О. большинство избирательных голосов». По заслушании этого указа, правление «нашло необходимым в свое оправдание» доложить Его В–ву, на каких основаниях оно считало свой образ действий «законным и полезным», присовокупив, «что настоящий почтительнейший доклад никак не имеет характера обсуждения ни резолюции Его В–ва, ни тем более решения св. Синода». Правление указало на высланный из х–ской семинарии формулярный список О. и выданный ему билет для держания пробных уроков, как на доказательство согласия х–ской семинарии на увольнение О., указало так же и на извещение, полученное ректором пред самым выборами об имении в х–ской семинарии кандидата на место О., (который в начале сентября уже и занял там его кафедру); сослалось далее на указе св. Синода (1872 г.), в силу которого оно не могло предполагать от правления х–ской семинарии «напрасных затруднений к просимому перемещению» по окончании учебного года, тем более, что О. выслужил обязательные 4 года; указало на прежде бывшую практику в спб. семинарии, «при допущении кандидатов к конкурсу, всегда одобрявшуюся епархиальною властию» (напр. в 1870, 71 и 72 гг.); наконец на готовность прежнего преподавателя словесности в спб. семинарии продолжать уроки несколько времени, до окончательного определения О. В этом правление находило оправдание законности своих действий, прибавляя, что ради пользы заведения оно никак не хотело устранять от конкурса наставника опытного, преподававшего словесность 4 года и издавшего даже учебник по своему предмету. Вместе с тем правление «в интересах педагогического дела» просило преосв. митрополита ходатайствовать пред св. Синодом о разрешении в законодательном порядке следующих вопросов»: 1) можно ли допускать к конкурсу наставника другой семинарии в каникулярное время, если начальство этой семинарии дает условный отзыв о возможности увольнения его и тем делает напрасное затруднение к перемещению, и если притом имеется надежда, по новом сношении, получить утвердительный ответ? 2) «Как должно поступать правление семинарии в том случае, если епархиальная власть, не утверждая его решения, прямо, без предварительного сообщения о том правлению, входит представлением в св. Синод, а правление таким образом, при возбуждении и решении вопроса о правильности его действий в высшей правительственной инстанции, не освобождаясь от ответственности за эти действия, остается вне возможности своевременно представить с своей стороны (в силу 113 и 114 §§ сем. уст.) на благоусмотрение св. Синода подробное и обстоятельное разъяснение тех оснований, которыми оно руководилось в своем решении. » 3) За неутверждением по чему либо избранного на должность кандидата, должно ли, это силе присланного указа, считать имеющим право на занятие должности следующего за ним кандидата, или объявлять новый конкурс, или же производить перебаллотировку, «которая, при сокращении числа баллотирующихся, может дать новые результаты?» – Ректор семинарии и с ним 4 члена не примкнули к этому постановлению и в своем отдельном мнении признали необходимым ограничиться принятием указа к исполнению, а резолюции Его В–ва к руководству на будущее время. Резолюция по этой статье журнала положена следующая: «утверждается мнение меньшинства членов педагогического собрания, как вполне обнимающее все нужное к исполнению указа св. Синода, с которым в существенных частях согласны и прочие члены». Дело дальнейшего хода не получило. Только О. остался без места³⁹⁹.

С половины 70-х годов, особенно с изданием многочисленных и не всегда достаточно определенных постановление касательно выборов и с распространением системы назначений, правление уже не заявляло прежней ревности по делу приискивания и избрания кандидатов, тем более что встречало препятствия с разных сторон: кандидаты иногда отказывались, или запаздывали на пробные уроки, вследствие задержек от своего начальства, иные же устранялись центральным управлением, напр. имевшийся в виду в 1876 г. на лат. язык Г., а в 1877 г. даже консистория не допустила имевшегося правлением в виду кандидата на литургику, священника Г., «за многочисленностию его служебных обязанностей». как законоучителя.

В 1875–76 г. возникало недоразумение и съездом по вопросу об избрании нового члена от духовенства. При всей, в сущности, маловажности этого вопроса, дело кончилось для правления весьма неблагоприятно. По выход из членов правления от духовенства свящ. А. Л, уехавшего совсем из Петербурга, правление, на основании бывших примеров в 1872 и 1874 гг., с утверждения Его В–ва, предложило съезду духовенства избрать нового члена и кандидата к нему. Но съезд 1875 г. ссылаясь на разъяснения св. Син. к § 94 уст., не нашел нужным, с утверждения Его В–ства, избирать нового члена до окончания 6-ти летия службы всех членов, а определил, чтобы избранный раньше и уже присутствовавший в правлении кандидат, свящ. О. заменял члена. Правление не согласилось с таким решением вопроса, указывая на то, что кандидаты, обыкновенно даже не получающие абсолютного большинства голосов при избрании, должны заменять члена только временно отсутствующего, и не могут занимать вакантной должности, по смыслу ст. 222–224 III т. Св. зак., и просило митрополита ходатайствовать о разрешении вопроса в св. Синоде. Но дело было на время отложено ректором, который в одном из следующих собраний заявил свое согласие с решением съезда, тем более, что, по словам председателя съезда, оно согласовалось и с мнением председателя уч. комитета, прот. Васильева; к ректору присоединились три члена правления. Резолюция была: «исполнить по мнению меньшинства голосов». По заслушании резолюции, правление постановило: просить Его В–во дозволить снова обсудить дело, на осн. ук. 1873 г., по которому несогласие архиерея с большинством равносильно предложению его о новом пересмотре дела. Ректор, уже с двумя только членами, снова составил меньшинство, постановившее принять резолюцию к исполнению; четыре же члена правления совсем не явились на это собрание. Хотя новый пересмотр дела мог привести большинство к соглашению, но преосв. митрополит написал: «представить св. Синоду». В конце 1876 г. получен был указ св. Синода, в котором, согласно заключению учебного комитета, предписывалось правлению «безусловно исполнить распоряжение Его П–ва», а большинству членов его объявлялось «строгое замечание за упорное невнимание к ясным и определительным постановлениям Синода», со внушением «воздерживаться впредь от подобного образа действий». По первоначальному же проекту учебн. комитета грозило нечто более серьезное. Ревизор в 1878 г. заметил по этому делу, что правление имело, конечно, основание испрашивать разъяснения своих недоразумений, не имело лишь права входить в критическую оценку действий съезда.

Гораздо более неожиданный исход имел для правления попытка воспользоваться открытием конкурса на должность преподавателя математики; между тем и епархиальная власть в данном случае была на стороне правления. Дело началось по поводу сообщения из канцелярии об. -прокурора о стипендиях дух. ведомства в университет по математике, с запросом: «не имеется ли в семинарии вакансии преподавателя физико-математических предметов». Имея в виду, что в августе того года должна открыться означенная вакансия, с выходом из семинарии после 30 лет службы преподавателя К., правление хотя и рассматривало возбужденный ректором вопрос о возможности ходатайствовать об оставлении К. сверх 30 лет, но «не нашло оснований не применять к нему 187 § и 53 и. к 58 § уст., безусловно запрещающие оставление преподавателя свыше 30 лет», и постановило сообщить канцелярии прокурора о своем намерении открыть конкурс, напечатав о нем в газетах, а о кандидатах сообщить канцелярии, по установленному порядку, к 1-му мая. Один из не состоящих членом правления, преподаватель В., воспользовавшись соображениями ректора о поводах к ходатайству об оставлении К., по бывшим в других семинариях примерам, подал за него отдельное мнение. Но преосв. митрополит утвердил постановление правления. 14 лиц из кандидатов физико-математических наук, учителей гимназии и пр. изъявили свое желание явиться на пробные уроки. Между тем прежний преподаватель подал прошение об. -прокурору об оставлении его на службе при семинарии; вследствие этого, по словесному распоряжению митрополита, конкурс был остановлен, а спустя нисколько времени получен указ, согласно заключению учебного комитета, которым К. оставлялся «до усмотрения» на прежней должности, ректору же указывалось, что он «мог внести в правление свое предположение о ходатайстве» за К., а преосв. митрополит «представил бы это обстоятельство. св. Синоду», но «уклонение от такого направления дела (допущено ректором) без сомнения, по неопытности. Объявление конкурса правлением признано «преждевременным» (в виду прошения К. об оставлении на службе) и «несогласным со всеми постановлениями относительно замещения учительских вакансий», а труд и потеря времени на 42 пробных лекции «нецелесообразными по той причине, что в составе правления нет ни одного компетентного ценителя и судьи предполагаемых пробных уроков, так как все члены семин. корпорации получили образование в дух. академиях, где не преподаются физико-матем. науки по этому конкурс предписано «считать недействительным как незаконный и не могущий привести ни к каким полезным результатами, а «устранение могущих возникнуть затруднений» вследствие его «возложить на благоразумие сем. правления, последствием распоряжений которого было напрасное усложнение дела»⁴⁰⁰.

Из постоянных занятий правления более выдающимся является рассматривание инспекторских донесений и ежемесячных ведомостей об успехах (на основании преподавательских отметок) и поведении воспитанников, причем придумывались и полагались в отношении неисправных те или другие меры и взыскания – сообразно с обстоятельствами неисправности, возрастом, способностями и темпераментом неисправного: увещание, выговор, строгое замечание, с угрозой худших последствий, чрез ректора; извещение родителей или родственников питомца и приглашение их к участию в деле его исправления, напр. чрез нанятие для него репетитора из лучших учеников старших классов и т. п.; лишение отпуска на более или менее продолжительный срок; изредка наказание голодным столом, или лишением булок; заключение в карцер (большею частию за поведение) обыкновенно в часы свободные от занятий и только днем; увольнение с казенного содержания и даже из общежития, наконец исключение из семинарии не только после экзаменов, но и среди года. Позднее стало практиковаться составление в педагогическом собрании списков малоуспешных воспитанников, для сообщения этих списков всем наставникам, с целию чаще спрашивать отмеченных в них учеников, особенно в конце года, на экзамене же спрашивать их прежде других и более обстоятельным образом. В 1876 г. возникло предположение о систематизации всех вышеозначенных мер. По предложению ректора, правление назначило особую комиссию из 6 преподавателей, с поручением eй составить «нормальные правила для определения степени виновности воспитанника в малоуспешности по двум или более предметам и меры взыскания с таковых воспитанников». Комиссия исполнила поручение, особенно обратив внимание на меры предупредительные, но как проект ее не совсем согласовался с установившимися порядками, то впоследствии рассмотрение этого вопроса отложено было до общего пересмотра всех семинарских правил. Но и помимо того, от времени до времени, вследствие предложений ректора (особенно Хрисанфа), иногда инспектора и даже кого либо из членов, делались постановления, с целию побуждения учеников к занятиям, возможного облегчения этих занятий и вообще с целию учебно-воспитательною. При составлении расписания постановлено наблюдать: чтобы предметы трудные не приходились вместе в один и тот же день в одном классе и чтобы назначались по возможности на первые уроки, когда еще не утомилось внимание. По одному и тому же предмету в один день и в том же классе найдено возможным допускать уроки только по класс. языкам. Обращено внимание наставников на необходимость – приучать учеников к хорошей дикции, точности выражения, между прочим при переводах с иностранных языков, и связности речи; наблюдать равномерность в назначении уроков и занятий; не останавливаться долго на спрашивании одного воспитанника, оставляя других безучастными; давать постоянно вопросы из пройденного прежде; дурные отметки в журнал пояснять замечаниями об обстоятельствах и характере ответа; имеющим много уроков в неделю стараться, чтобы каждый ученик был спрошен, и не раз, в течении месяца, при меньшем количестве уроков – по мере возможности: позднее, под влиянием комитетских разъяснений к § 138 уст., эту возможность старались даже довести до минимума, отчасти давая повод к развитию некоторой механичности и формализма в обучении. Относительно усовершения занятий учеников письменными упражнениями, которые в первое время вносились ректором на рассмотрение правления, предлагалось наставникам, если найдут удобным, не только разъяснять тему надлежащим образом в классе, но в течении срока, назначенного для известного сочинения, от времени до времени, спрашивать того или другого воспитанника, что им сделано по сочинению, и тем побуждать к составлению его не накануне только дня подачи; прочитывать же поданные сочинения постановлено в течение месяца и делать отметки о них в классных журналах; строго следить за орфографией дружно всем наставникам, которым подаются письменный упражнения, преподавателям же классич. языков, сверх того, выяснять ученикам и правила русской грамматики. За просрочку учениками сочинений, хотя и со стороны инспекции налагались меры взыскания, напр. понижение балла по поведению за месяц всему классу, или неувольнение в город на праздник неисправных, но это найдено недостаточным и постановлено, что бы инспекция делала отметки на просроченных сочинениях, а наставникам предоставить право, по их усмотрению, сбавлять воспитанникам балл за такие сочинения». Предлагалось потом отметки по сочинениям вносить в инспекторские ежемесячные ведомости, чтобы правление могло своевременно принимать меры о неисправных, но это предложение передано было в комиссию по составлению правил. По поводу ревизий так же делались известные постановления, который будут указаны в своем месте, так же как в частности по поводу того или другого предмета преподавания. Многие из означенных и им подобных постановлений получили постоянное значение и вошли потом в те или другие семинарские правила, о которых упоминалось выше, иные в том или другом видепомещены и в «сборник разъяснений» к уставу 1875 г., некоторые временно действовали. Но этим правление не ограничивалось, а старалось вникать в более общие и часто внешние причины неисправностей воспитанников; оно должно было придумывать свои меры и против этих причин, причем его предположения и распоряжения не могли ограничиваться одною внутреннею семинарской сферой и дисциплиной, более или менее определяемой существующими постановлениями, но касались и разных сторонних, законом непредусмотренных обстоятельствах и соединялись по этому иногда с препятствиями, от правления независящими.

В первое особенно время, по введении нового устава, по замечанию ректора архим. Хрисанфа, «нужна была борьба с закоренелыми привычками воспитанников семинарии, которые слагались и развивались в продолжении десятков лет, с ложными взглядами на положение их в семинарии, отношение к учебному делу и т. п., взглядами так же прочно укоренившимися под влиянием прежнего быта семинарской жизни и даже вообще быта духовенства, или под влиянием известного легкомысленного направления и всеобщего ослабления в надзоре, вследствие напора общих псевдолиберальных педагогических воззрений... Переход к новым правилам жизни и быта воспитанников, более строгим и определенным, при введении нового устава и по требованию самого начальства, хотевшего уничтожить прежнюю распущенность, естественно, был очень тяжел для воспитанников»⁴⁰¹. Поэтому тогда особенно возможны были еще такие факты, как «ослушание распоряжениям наставника целым классом» (1868 г.). Воспитанники VI класса отказались сначала сделать письменный разбор назначенной проповеди, а потом не хотели, несмотря на убеждения инспектора и ректора, писать проповедь, по назначению наставника, в классе – на основании требований нового практического метода преподавания гомилетики, считая эти новые обязанности тяжелым и «произвольным» нововведением и своего рода насилием. Правление постановило всем ученикам поставить балл по поведению 3 за два месяца, с внушением в присутствии правления, что если не загладят проступка безукоризненным поведением, то и отличные из них не будут удостоены 1-го разряда, а замеченные в каких либо значительных проступках могут быть уволены из семинарии с баллом 2 по поведению. Дело это осложнилось отдельным мнением одного члена от духовенства, который такое постановление находил «несправедливым, непедагогичным, неосновательным, нечеловеколюбивым» и. т. д. и требовал переисследования и разбирательства дела в правлении, предлагая и некоторые меры при назначении письменных упражнений вообще. Мнение, согласно резолюции преосв. митрополита, разобрано правлением и оставлено «как неосновательное без внимания», переспрос воспитанников признан «не нужным и неуместным», прежнее же постановление оставлено в силе и утверждено епарх. властию. Решение правления п особенно «твердость, с какою оно отклонило разбирательство дела в самом правлении», получили полное одобрение по ревизии 1868 г.⁴⁰² Впоследствии таких случаев не было, но нечто в роде этого произошло на классе одного вновь поступившего наставника, против которого выразил в неприличной форме свое неудовольствие ученик Н. за неудовлетворительную отметку, поставленную его товарищу, и был поддержан другими товарищами. Дело осложнилось вследствие двух записок наставника – в правление и на имя ректора и записки в ином роде инспектора, производившего допрос на классе. Правление постановило сделать чрез ректора строгий выговор всему классу, а ученика Н. заключить в карцер на три дня по три часа. Инспектор полагал для него достаточным трех часов в один день. Преосв. митрополит положил резолюцию: «исполнить, сократив срок наказания ученику Н. на два дня; допрос инспектора, обращенный по сему делу к целому классу, признаю излишним, так как это может служить поощрением к общим протестами против наставников».

Своеволие воспитанников нередко затрудняло правление, находя некоторую поддержку на стороне. Увольняемые напр. к родственникам на праздники иногда и к урокам не являлись, причем ссылались на болезнь, а нередко и на то, что их задержали дома по каким-либо обстоятельствами в сущности пустым. По наведении справок, правление не ограничивалось наказанием воспитанников, но обращалось к начальству тех из духовных лиц, которые их задержали, с просьбой наложить на них взыскание. Отпущенные домой в дни говения некоторые уклонялись от этого долга, даже дети весьма почтенных священнослужителей, и при содействии отцов потом выхлопатывали медицинские свидетельства. Правление обязывало неговевших напр. на 1-й неделе поста являться для говения в семинарию на страстной, или говеть в другой пост⁴⁰³. 1880 г. по поводу подобных случаев состоялось постановление: просить Его В–во сделать «предложение духовенству здешней епархии содействовать семин. начальству в его заботах о религиозном и нравственном воспитании семинарских питомцев». Между тем по поводу увольнения крайне неисправных воспитанников отцы их, дотоле, по видимому, безучастные к воспитанию своих детей, нередко заявляли протест и жалобы на правление, даже в неприличной форме⁴⁰⁴.

В суждении о занятиях и поведении воспитанников не упускались из виду и такие свойства, как «ранее и вредное развитие в них практицизма и утилитаризма, в связи с нравственным состоянием общества и столичной жизни». Об этом ректор Хрисанф так писал в своем первом отчете: «к неблагоприятным условиям можно отнести, прежде всего, город – громадный и полный разнообразной жизни с ее развлечениями... Недостаток сосредоточенности и любви к труду, требующему напряжения, есть один из главных недугов, которым страдают воспитанники спб. семинарии. Самый характер столичной жизни по преимуществу деловой – практический (иногда в дурном смысле этого слова) так же не остается без влияний на воспитанников больше неблагоприятных, чем благоприятных. Воспитанники спб. сем. житейски очень развиты – даже не по летам – и эта их житейская развитость и бойкость прямо бросается в глаза при первом знакомстве с ними и особенно оттеняется при отсутствия научного развития. Все это, очевидно, не может благоприятствовать развитию чисто научных стремлений, которые всегда более или менее идеальны. В частности по отношению к семинарии, как заведению с своими особыми целями – Петербург не благоприятен уже тем самым, что дает воспитанникам гораздо более возможности к выходу из семинарии в другие заведения, чем всякий другой город. Большая часть воспитанников и по преимуществу способнейшие смотрят на жизнь свою в семинарии, как на переход только к поступлению в иные заведения – с другим характером, и, живя здесь, занимаются часто не тем, что предлагает семинария, готовясь, и усердно готовясь, к занятиям науками иного рода. Естественна при этом небрежность в отношении к учебным требованиям собственно семинарским»⁴⁰⁵.

Против таких явлений правление приглашало дружно действовать всех членов семин. корпорации, придумывая в тоже время и некоторые внешния меры, напр. сокращение срока отлучек в город, с приказанием всем отпущенным на праздник возвращаться накануне учебного дня к 6 часам вечера, за исключением самых благонадежных и исправных, которым разрешалось оставаться в отпуску до утра учебного дня. Для воспитанников низших классов еще на первых порах заявлено было желание учредить надзирателей, но так как у правления своих средств на это не было, то пришлось обратиться к сьезду за помощию, с указанием, что такое учреждение во многих семинариях с пользою практикуется. Но съезд сначала отозвался «скудостию средств», потом (1874 г.) нашел даже надзирателей излишними и несмотря на подтверждение, сделанное ревизией 1878 г. о необходимости надзирателей, снова отказал в отпуске суммы на них, так что семин. правление просило Его В–во довести об этом до сведения г. обер-прокурора, и только в 1881 г. назначена была от сьезда сумма на жалованье одному надзирателю. Также по вопросу о параллельных отделениях в низших классах правление иногда встречало несочувствие сьезда. Не только в 1870 г., когда правление хотело при 50 воспитанниках, переведенных из двух отделений 2-го класса в третий, удержать в последнем два отделения, в виду весьма слабого и рассеянного состава воспитанников, оно не получило на это согласия, но и впоследствии, при 52–54 воспитанниках (во ІІ–м классе ), на его представления о необходимости параллельного отделения, на основании требования устава, съезд отвечал отказом и ходатайствовал пред высшим начальством о допущении числа воспитанников в классе сверх нормы, положенной уставом, вследствие чего подобный класс обыкновенно был самый не исправный и составлял предмет постоянных жалоб в правлении.

Практическая расчетливость воспитанников сказывалась между прочим и в их отношениях к своим ответам и отметкам за эти ответы. Зная, что балл 2 1/2 по правилам повышается до 3 и становится так. обр. переводным, многие не считали нужным выходить из этой нормы, и те, которые имели за год 2, подучивали к экзамену на 3 и, наоборот, получившие годовую отметку 3 не считали нужным особенно ревностно готовиться к экзамену. Правление еще в начале 70-х годов обратило на это внимание и сделало предположение о том, чтобы 2 1/2 образовавшееся из сложения годичной отметки с экзаменической, считать баллом «сомнительным», а «не удовлетворительным безусловно» и педагогическому собранию предоставить половинку прибавить или откинуть на основании общего взгляда на воспитанника, за единицу же на экзамен безусловно назначать переэкзаменовку, хотя бы, по сложении ее с годичной отметкой преподавателя, получался балл переводный. Но как это не согласовалось с существующими постановлениями, то дело представлено было в учебный комитет, который признал, что «при правильности ведения дела не должно быть противоречия между баллами наставников и экзаменаторов... значительное же разногласие между баллами должно служить признаком неправильного ведения дела с какой либо стороны и должно составить предмет обсуждения педагог. собрания». Проект семин. правления не был принят. Между тем, когда теория говорила одно, имея в виду преимущественно учащих, а не учащихся, практика заявляла другое. Учащиеся продолжали пользоваться выгодным для них правилом, применяя его и к получению звания студента. Попытка правления остановить хотя эту последнюю спекуляцию не имела также успеха. Один из воспитанников, не получивший звания студента, подал прошение об удостоении его этого звания, для которого он «имеет нужные отметки». Правление отвечало на запрос высшего начальства по этому поводу, что кроме двух троек, из которых одна по классическому языку, (а языки в это время уже были отнесены в V и VI кл. к общеобразовательным предметам), все остальные баллы воспитанника 3 1/2 по поведению же он был в последнее время неисправен, хотя, согласно узаконению 1871 г., от сложения всех месячных баллов по поведению за два года, у него и вышло 4 в общем выводе. По заключению уч. комитета, предписано было дать воспитаннику 1-й разряд и «строго сообразоваться с действительными достоинствами ученика, не допуская, чтобы признаваемый по своим успехам и поведению недостойным 1-го разряда, мог иметь право на сей разряд по выставлении ему баллов по поведению и успехам». Правление решило тогда по крайней мере в свидетельствах выставлять баллы, как они есть, с половинками, не возвышая их в целые числа; с другой стороны, означенным предписанием нашло возможным пользоваться, с целию не держаться со всею точностию узаконения 1871 г. о строгом выводе балла по поведению за год из месячных отметок, а «сообразоваться с действительными достоинствами ученика». Так, одному из лучших учеников, при переводе из V-го в VІ-й класс, дали по поведению отметку 3, и он поэтому лишился 1-го разряда⁴⁰⁶.

Мера, указываемая против неисправных уставом и состоящая в лишении казенного содержания, обыкновенно парализировалась в отношении воспитанников военного ведомства, которых в спб. семинарии был всегда значительный процент. Относительно таких воспитанников правление лишено возможности держаться общего узаконения о принятии на казенное содержание, для которого требуются, сверх сиротства или бедности, удовлетворительные успехи и поведение; потому что они обыкновенно зачисляются на казенное содержание, и весьма щедро, по распоряжение своего духовно-военного начальства, без внимания к успехам и даже бедности. Но неравенство между воспитанниками. с этой стороны еще может быть не вредит педагогическому делу. Привилегированное же положение некоторых из них не ограничивается этим: неоднократно правление, сделав постановление о лишении казенного содержания кого либо из воспитанников военного ведомства, получало из канцелярии главного священника сообщение о том, что он находит возможным не лишать воспитанника казенного содержания и высылать на него требуемую сумму. Считая это несообразным с своими педагогическими целями и вредно отзывающимся на занятиях воспитанников военного ведомства, правление должно было вопрос этот внести наконец на разрешение св. Синода (1874 г.). Вопрос был разрешен в том смысле, чтобы и к воспитанникам военного ведомства применять общие правила, за исключением придворных, которые, как состоящие на особых суммах, приравнены к своекоштным. Несмотря на это, и после получались уведомления от главного священника, что он находит возможным оставить на казенном того или другого воспитанника его ведомства. Когда же правление по этому поводу указывало на состоявшееся определение св. Синода, то за некоторых употреблялось особое ходатайство со стороны главного священника о разрешении оставить на казенном содержании (напр. в 1881 г.). В привилегированном положении и в отношении принятия в семинарию и ученья в ней – под условием снисхождений, иногда в разрезе педагогическим целям, – находились также иностранцы из славян и восточных уроженцев, и затем крещеные из евреев. На последних особенно не раз указывалось в правлении, как на практикантов уже по натуре, умеющих пользоваться своим положением, но правление не могло употреблять против них обычные средства и однажды, когда постановило просить Его В–во и к ним прилагать в случае нужды общую меру увольнения с казенного содержания, хотя дни и содержатся на особые суммы св. Синода, иначе «неравномерность взысканий за упорную леность и неодобрительное поведение сопровождается весьма неблагоприятными последствиями», – преосв. митрополит не дал своего согласия на эту статью, «так как лишение их (воспитанников из евреев) казенного содержания может повести к совращению их в иудейство». Между тем для других воспитанников увольнение с казенного содержания было равносильно увольнению из семинарии, вследствие неимения ими никаких средств содержания. Правление большею частию имело это в виду, но иногда не достигало своей цели. Так, один воспитанник нездешней епархии, но из лучших в классе, (пользовавшийся казенным содержанием, которое по новому уставу не определяется ни различием сословий, ни епархий) был предметом обсуждения в педагог. собрании, вследствие донесения инспектора о его непочтительном с ним объяснении. Меньшинство, к которому принадлежал и инспектор, а после присоединился и ректор, настаивало на увольнении его с казенного содержания и из общежития. Большинство определило наказать его карцером и строгим выговором. Резолюция последовала: «исполнить с лишением Т. казенного содержания и помещения в общежитии, на которое он не имел и права по своему происхождению». Не утвержденное мнение правления осталось без нового рассмотрения. Воспитанник должен был выйти из семинарии, не имея средств к содержанию.

Стараясь противодействовать развитию свойств и наклонностей, неприличных особенно духовному воспитаннику и будущему служителю алтаря, правление при недействительности мер предупредительных, не задумывалось, особенно в первое время, пред более решительными средствами и старалось освобождать семинарию от лиц, заявлявших склонности и направление, несообразные с целями духовного воспитания, несмотря даже на их успехи. Не говоря уже о таком случае, когда напр. в воспитаннике, замеченном в присвоении чужой собственности, обнаружены еще были – «дух строптивости, сочувствие ложным и вредным учениям», заявленное и в найденных у него выписках из запрещенных изданий и карточке Чернышевского, – и факты менее значительные сопровождались немедленным увольнением из семинарии, напр. вмешательство двух воспитанников, по выходе из трактира, в уличную ссору, с привлечением их полицией; пособничество бегству из семинарии одного из товарищей чрез забор сада, с сокрытием этого от семин. начальства; самовольная отлучка из семинарии на ночь к лицам неблагонадежным по мнению семин. начальства, в соединении с уклонением от богослужения и нетрезвостию. Неоднократные случаи подделки подписи в отпускной книжке под чужую руку, или в расписках от лиц, изъявляющих желание принимать к себе ученика, на первый раз наказывались увольнением с казенного содержания и даже из общежития. Впрочем, в некоторых случаях по подобным делам педагогическое собрание не обнаруживало единодушие в решении, тем более что некоторые влияния и разновременно выходившие постановления не благоприятствовали в данном случае единодушию. В один из последних годов описываемого периода 8 воспитанников III кл. составили, по их выражению, «товарищескую группу самообразования»; с этою целию брали из городских библиотек и читали сочинения известного направления – Писарева, Добролюбова, Прудона, Спенсера, Фохта, из журналов – «Отеч. записки» и т. п. и сами писали сочинения на добровольные темы, разделив их между собою, каковы: наука, религия, свобода, женщина и проч. К ним присоединились еще до 6 воспитанников, хотя некоторые потом отстали. Один даже заложил всю свою казенную одежду, чтобы, по его словам, внести деньги в библиотеку для чтения. «Группа самообразователей» получила известность между всеми воспитанниками семинарии и чрез некоторых из них вскоре стала известна начальству. Инспекцией произведен был строгий обыск не только в ІІІ-м классе, но и в других местах, в спальнях, на чердаках и т. п., отыскано несколько книг из городской библиотеки для чтения, подписные на чтение книжки, но собственных произведений воспитанников не найдено, и дело представлено на разрешение правления. Правление нашло, что «книги не отвечают целям семинарского образования» и чтение их, сверх того, способствует небрежному отношению к ученическим обязанностям, но воспитанников определило – наказать карцером и оставить до усмотрения на экзаменах. Меньшинство настаивало на увольнении по крайней мере двоих, одного – как инициатора «товарищеской группы», другого – заложившего в ссуд казенные вещи, тем более что оба отличались постоянно малоуспешностию. Утверждено мнение большинства. Означенные два воспитанника и вместе с ними еще двое из «группы» вскоре сами подали прошения об увольнении. Отобранный книги пересланы в городскую библиотеку по принадлежности, но вместе с тем вновь сделано постановление на счета посторонних книг, чтобы он ни под каким видом не приносились в семинарию, где их будут отбирать без возврата. В связи с этим внесено в правление и особое предложение ректора о мерах к большему развитию между воспитанниками духовно-нравственного чтения.

Религиозно-нравственное воспитание и благочестивые упражнения, составлявщие особое требование устава, всегда были предметом внимания со стороны правления. Еще в 1870 г. оно поручило инспектору «представить соображения относительно усиления средств для воспитания религиозного чувства». С этою целию введено не только общее пение молитв утром и вечером и в столовой, но и в церкви при богослужении – более известных песнопений за литургией и всенощной и поочередное чтение в церкви воспитанниками трех старших классов. Проектировалось и ежедневное обязательное чтение воспитанниками из Нового завета, а также прочитывание пред уроками по одной глав из библии, по прежнему обыкновению, но эти предложения не имели применения. Также не получили развития и объяснения дневного апостола и евангелия пред литургией в праздники (по 151 § уст.), предписанный ректору или инспектору, так как признавались семин. начальством неудобными с практической стороны, на что обратила внимание и ревизия 1878 г.⁴⁰⁷. С 80-х годов к особому вниманию по части религиозного воспитания правление побуждалось предписаниями высшего начальства, напр. в 1881 г. о том, чтобы обязывать всех учеников по очереди к чтению в церкви и прислуживанию в алтаре, также к общему пению, с особым подготовлением каждый раз – к чтению при содействии преподавателя литургики, а к пению – учителя пения. В 1883 г. (от 30 ноября) последовал указ о воспитании духовного юношества, и дома и в школе, в христианском благочестии, любви и уважении к священно-действиям и уставам православной церкви, при поощрении к тому примером самих воспитателей. Вместе с тем высылались для раздачи воспитанникам в собственность экземпляры Библии и Нового завета и предписывалось устранять из обращения между учениками книги, несоответствующие православному духовному образованию. Воспитанники петербургской семинарии, помимо того, удостоились «доброго слова» и назидательного наставления со стороны самого г. обер-прокурора св. Синода К. П. Победоносцева, приезжавшего с этою целию в семинарию, вскоре после страшной катастрофы 1 марта 1881 г. Воспитанникам указаны главные основы воспитания их – в слове Божием и церковности, без притязаний на внешнее, надмевающее знание, а существенные достоинства их – в смирении и подчинении, с воздержанием от всякой гордости мысли и преждевременных стремлений на шумную арену жизни.

Сообразно с этим, должны были возникнуть и у правления особые заботы о развитии церковности и доброго направления, по поводу чего оно обращалось и к содействию сьезда, и в тоже время строже нужно было относиться к проявлениям между воспитанниками направления не соответствующего характера. Но в этом отношении еще нужно было приспособляться и к циркулярному указу св. Синода от 5 сенг. 1881 г., которым предписывалась особая осмотрительность при суждении о проступках учеников, на исключение из семинарии предписывалось смотреть «как на меру крайнюю, применяемую только после испытания всех средств к исправлению, а к аттестации воспитанников, исключаемых из семинарии, рекомендовалось относиться с особенною осторожностию, в виду тех тяжких последствий, каким за порогом школы подвергались воспитанники, исключенные из семинарии с дурною отметкою поведения». Впоследствии аттестация исключаемых за неблагоповедение совершенно отменена. Означенный указ прежде всего оказал влияние на отношение правления к проступку нетрезвости.

Старинный порок дух. -учебных заведений – нетрезвость, со введением устава 1867 г., преследовался неумолимо и значительно был ослаблен. По словам ректорского отчета за 1868 /69 г., «правление намерено по отношению к грубым порокам, воровству или пьянству, действовать на будущее время со всею строгостию и решительностию, увольняя из семинарии и за каждые отдельные случаи воровства или пьянства». Последнее предположение на первых порах казалось, однако же слишком строгим, поэтому правление за нетрезвость в соединении с самовольной отлучкой назначало напр. карцер, с лишением казенного содержания и понижением балла по поведению, но и это казалось тяжким: на подобном определении правления в начале 1869 г. преосв. митрополит написал: «от карцера освободить и за одно преступление многих наказаний не назначать». Но вскоре затем последовало несколько предписаний, по опред. св. Синода, чтобы немедленно исключать замеченных в пьянстве и доносить канцелярии об. -прокурора, если факт пьянства соединялся с буйством; исключенных же за неодобрительное поведение обратно в семинарию не принимать. Вследствие этого, хотя иногда в педагогическом собрании, которое даже экстренно созывалось при обнаружении факта нетрезвости, возникало сомнение, следует ли исключать за единичный факт нетрезвости, но дело кончалось обыкновенно приговором о немедленном исключении, даже с прописанием причины его в свидетельстве, без уважения и успехов ученика. Так было до второй половины 70-х годов, когда жалобы на суровость меры против нетрезвости раздавались и в обществе, разделялись и некоторыми лицами, принадлежащими к духовно-правительственным сферам. Но случаи нетрезвости в петербургской семинарии в эту пору были вообще редки, так что не придется и по одному случаю на год, при том замеченные в нетрезвости – собственно из города являлись в таком виде. С конца 70-х годов оказывается уже более снисхождения к замеченным в нетрезвости. Первый такой случай относится к 1877 г., когда выпивка обнаружена была в самом заведении, и в ней принимали участие трое. Рассматривая этот факт, вследствие донесения инспектора, правление нашло возможным не судить «этот первый и единичный случай по всей строгости правил, под который подводится не трезвость или пьянство, как наклонность и порок». Двое из воспитанников были уволены по прошению, согласно их желанию, а третий наказан карцером. Случайно ли, или под влиянием ослабления первоначальных суровых мер за нетрезвость, но факты выпивки – и притом компанией в стенах заведения, – в ученической библиотеке, в живописном классе, или в саду, – стали от времени до времени повторяться, и правление, в виду особенно вышеупомянутого указа 1881 г, не считая «единичный случай нетрезвости выражением нравственной испорченности», оказывало снисхождение к провинившимся и наказывало их карцером, или лишением казенного содержания, увольнением из общежития, в некоторых случаях и увольнением из семинарии по прошению. Но выраженное правлением несочувствие к принятию в семинарию исключенных из других семинарий за нетрезвость сопровождалось для правления неблагоприятными последствиями. Двое из таких воспитанников, вследствие прошений о возвращении в семинария, поданных высшему начальству, были направлены в петербургскую семинарию. По долгом рассуждении, – одного из них, на деле которого и преосв. митрополит написал: «принять ежели есть вакансия», – правление решило принять, как уже «испытавшего в полтора года всю тяжесть последствий своего увлечения и раскаявшегося». Другому, на деле которого митр. написал: «правление сем. имеет доложить, нет ли с его стороны препятствий к принятию ученика в III кл.», постановлено отказать, в виду того, что он исключен, а не уволен по прошению, раскаяния пока заявить не успел; живя на вольной квартире, к соблюдению дисциплины не привык; притом было бы соблазном для воспитанников, если из провинциальной семинарии принять в столичную провинившегося в проступке, за который здесь увольняют. Решение утверждено преосв. митрополитом. Но, по приказанию высшего начальства, воспитанник был принят, с внушением правлению о неуместности его рассуждений. Замечательно, что оба воспитанника потом попались снова в нетрезвости. Один, найденный инспекцией в спальне в бессознательном и неприличном виде, уволен по прошению; другой, пивший водку, по его словам, в гостях и в портерной пиво, как доселе заявлявший себя хорошими успехами и поведением, только уволен из общежития. Прошения о возвращении в семинарию и по другим причинам исключенных поступали не раз к высшему начальству в 80-х годах и вызывали правление на объяснения, в оправдание своих постановлений, который иногда и отменялись. Но потом подача подобных прошений в центральное управление воспрещена. Обсуждение результатов экзаменов, производимых комиссиями из членов правления, и составление разрядных списков было одним из занятий общего педагогического собрания, в особенности затягивавшим заседания и нередко возбуждавшим пререкания. Хотя и на этот счет, кроме прямых требований устава, издано несколько разъясннтельных постановлений уч. комитета, и правление, особенно в первые годы, опасаясь всякого произвола, в этом отношении преимущественно нередкого до преобразования, старалось держаться на почве закона и беспристрастия, но не могло устранить некоторых особенных случаев, производивших немалые замешательства, особенно во вторую половину периода. Так, когда воспитанник О., с утверждения преосв. митрополита, был оставлен на повторительный курс во 2-м классе за полученную им двойку на переэкзаменовке, один из членов правления от духовенства подал прошение митрополиту, указывая на то, что «сем. правление, на этот раз строго держась устава, постановило оставить восп. О. во 2-м классе за 2 1/3 на письменном упражнении, между тем О. – его племянник, которого теперь, по лишении казенного содержания, ему трудно будет содержать». Рассмотрев прошение, по поручению Его В– ва, правление отвечало, что О. оставлен не только согласно с существующим постановлением, но и с педагогическою целию, чтобы он, как малоразвитый и особенно не успевающий по письменным упражнениям, приобрел в них больший навык на повторительным курсе, «денежные же расчеты его дяди не сообразны с воспитательными целями семинарии». Обратив далее внимание на то, что переведение теперь О. в 3-й кл. подрывало бы уважение и доверие воспитанников к педагогическому собранию, тем более что и у других воспитанников выходили дроби менее 1/2 и, согласно узаконению, откидывались, (вследствие чего некоторые даже были исключены), правление осталось «при прежнем своем заключении, утвержденном Его В–вом». Но ректоре К. подал отдельное мнение, в котором, признавая законность заключения правления, обратил внимание на то, что «голоса членов комиссии при оценке переэкзаменовочного сочинения О. разделились, два поставили по 2 и один 3», и он ректор «не усматривает в сем сочинения неопровержимых препятствий согласиться с последним баллом». Резолюция была положена: «перевести О. в III кл. согласно с мнением ректора, который с одним из членов комиссии ставит на упражнении балл 3». По заслушании резолюции, голоса разделились. Большинство постановило вывести на справку между прочим, что экзам. комиссия состояла из 4-х членов, ректор в ней не участвовал, правление же, согласно требованию устава, только средний балл, выведенный и подписанный 4-мя членами комиссии, рассматривало и на основании его сделало свое постановление; затем определило: в виду того, что и «ректором подтверждается законность прежнего определения правления» и что «О. переводится по особому распоряжению Его В–ва, – включить его в число воспитанников III класса по резолюции Его В–ва». Меньшинство же, предлагавшее представить дело на разрешение св. Синода, не пожелало внести в журнал своего мнения, под влиянием уже бывших коллизий. Но в след затем в правление поступили от четырех преподавателей прошения об увольнении из членов правления, в которых указывалось на «нравственное беспокойство», «нравственную тягость», «неудобство» и «затруднения» в исполнении обязанностей члена правления. Правление нашло возможным уволить их «без ущерба дела», так как до 5 лиц из наставников не были еще в числе членов. Тогда же и член от духовенства, по прошению которого дело получило такой оборот, воспользовавшись окончанием 6-ти летия его службы при епархии, заявил сьезду, что «находит для себя невозможным продолжать эту службу». Замечательно, однако же, что в том же журнале, по другому, но сходному, делу большинство оказалось на стороне иных взглядов⁴⁰⁸. По видимому, под разными влияниями, правление потеряло почву и действовало непоследовательно. С течением времени, выработался в правлении даже особый принцип, не находящий, однако же, основания в уставе – ходатайствовать о неприменении к известному случаю того или другого предписания. В силу этого, ходатайствовали напр. о допущении к приемным экзаменам после срока, о переводе некоторых учеников в высший класс с двойкой на переэкзаменовке, даже по устному ответу; так, воспитанник К. вследствие ходатайства переведен был из 2-го кл. в 3-й с двойкой по наиболее важному предмету – словесности. Правда, ни разу подобные дела не проходили без возражений и без заявления отдельных мнений, напр. по делу К. 6 преподавателей большею частию того класса представили отдельное мнение против перевода его, но обыкновенно подобные мнения, принадлежащие преподавателям, оставались без последствий. Несколько иное направление им до дело одного воспитанника из крещеных евреев, получившего 2 на переэкзаменовке по математике. Правление определило оставить его на повторительный курс согласно требованию устава. Меньшинство, с ректором во главе, постановило ходатайствовать о снисхождении. Двое же из членов экзаменационной Комиссии указали на то, что подобных воспитанников много в классе, даже есть еще слабее, но они переведены, так как годичный балл по математике имели удовлетворительный; оставить же этого воспитанника, по другим предметам успевающего и мальчика очень живого, будет для него лишь вредно, тем более, что он «по математике, при теперешней постановке ее в здешней семинарии, едва ли возвысил бы свои познания и на повторительном курсе». Митрополит предписал о нем «заготовить представление св. Синоду». По опред. св. Синода, воспитанник был переведен в следующий класс. Стали возможны и случаи допущения в семинарию уволенных перед тем за малоуспешность.

Признавая училищную подготовку воспитанников весьма важным условием для преуспеяния семинарского образования, правление, призванное новым уставом к наблюдению лишь за педагогическою частию в училище, постоянно следило за учебно-воспитательным делом в ал. -невском училище. Обыкновенно те или другие пособия и руководства и книги для чтения вводились в училище с одобрения семин. правления, оно же утверждало инструкции правила и программы, пока он не были изданы учебным комитетом, делало те или другие изменения в них, но применяясь к требованиям устава и предписаниям уч. комитета. Так, ходатайство сьезда в начале 70-х годов о введении в училище русской истории и увеличении уроков по русскому языку на счета греческого, правление хотя не отклонило, но заявило, чтобы программа по греч. языку была выполнена, иначе в семинарии не могут быть удовлетворительны занятия греч. языком⁴⁰⁹. Рассмотрение годичных отчетов смотрителя, приемные в семинарию экзамены и отношения училищного правления в семинарское по тем или другим педагогическим вопросам – давали повод к разным постановлениям и предписаниям к усовершению учебно-воспитательной части в училище. В 1869–70 г. постановлено было испросить разрешение у преосв. митрополита посещать классы в училище членам семин. правления, с целию лучше наблюдать за ходом учебного дела, потом поручение это дано наставникам семинарии соответствующих предметов, результаты же их наблюдений обсуждались в правлении. По поводу поставленных на вид училищу недостатков, последнее просило дозволить училищным преподавателям посещать уроки в семинарии, для ознакомления с приемами преподавания, но это найдено нецелесообразным и рекомендовалось, с означенной целию, посещать уездные училища и низшие классы гимназии. Но присутствовать на приемных в семинарии экзаменах учителям училища было разрешено, для ознакомления с требованиями, какие предъявляются к училищным воспитанникам на экзамене. В 1873 г., согласно требованию устава и вследствие особого указа св. Синода, в училище назначены были сем. правлением два ревизора, из преподавателей семинарии, Мегорский и Каптерев, которым поручено не только посещать уроки, но и просмотреть все журналы по учебной и нравственной части, равно и по экономической, на сколько она касается физического воспитания. В первое особенно время и самые отчеты смотрителя не всегда признавались обстоятельными и выражалось желание, чтобы напр. в них было более соответствия с действительностию, чтобы не одна формальная сторона дела указывалась, но выяснились бы «причины неуспеха» по тому или другому предмету, методы и приемы преподавания. Из наук же в особенности неудовлетворительными по результатам признавались языки: русский с церковно-славянским и древние. Училищу предложено было придумать меры к возвышению этих предметов и, когда такие меры были сообщены в семин. правление, составлена особая комиссия для рассмотрения их. В общем меры были одобрены, но сделаны некоторые частные замечания, напр. о неудобстве в конце месяца непременно повторять все пройденное, о нецелесообразности, при обучении орфографии, учителю на доске делать намеренные ошибки, о необходимости приучать к осмысленному чтению, между прочим по славянски, и изложению собственных мыслей на бумаге, чаще практиковать классные письменные работы и грамматический разбор, иногда назначать отрывки по древним языкам для заучивания. К этому после предложено: давать и домашние письменные упражнения, при обучении же орфографии не ограничиваться только механическим списыванием с книг и т. д. В 1874 г. было замечено, что сравнительно с прежним успехи по языкам стали лучше, но еще не достигли вполне удовлетворительности. Из других предметов чаще обращалось внимание, на основании отчетов и приемных экзаменов, на недостатки надлежащих успехов по свящ. истории, арифметике и географии, несмотря на то, что на двух последних предметах большею частию состояли преподаватели из светских учебных заведений. При этом указывались и некоторые неудобные для правильной педагогии явления и обычаи, напр. собирать два отделения в одно, в отсутствие одного из наставников и т. п.

По нравственной части, особенно в первое время, поставляли училищу на вид необходимость отучать учеников от некоторых дурных привычек, приносимых ими и в семинарию, напр. табакокурения, лжи и пр., отменить старших из учеников и дядек унтер-офицеров и заводить надзирателей, согласно указу св. Синода 1871 г. не прибегать к унизительным и нецелесообразным наказаниям, в роде ставления на колена, одевания, будто бы для отучения от неряшества, в поношенное платье, не особенно часто практиковать публичность выговоров, для их успеха.

В 1874 г. на основании наблюдений ревизии, произведенной в училище, предписано – позаботиться: о поднятии классной дисциплины, об устранении механического записывания переводов по классич. языкам, подучивания урока по учебнику во время класса, о необходимости ответов ясных и внятных, спрашивания «не по заведенному порядку», чтобы вперед учение не мог рассчитать, когда его спросят, объяснения уроков без ораторства, удобопонятным языком, с проверкою усвоения их терпеливым спрашиванием учеников, записывания уроков в классных журналах своевременного и отчетливого и хождения на них более аккуратного, под надзором смотрителя. В частности, в отношении преподавания, чтобы при уроках по свящ. истории не опускалась из вида география и хронология, чтобы катехизис усвоялся толково, а не чрез механическое заучивание, преподавание географии сопровождалось бы черчением на доске карт самим учителем, в арифметике – пользоваться прибором для наглядного ознакомления с делом счисления и обращать особенное внимание на способы решения задач; при изучении классических языков, наблюдать за правильностию чтения и за изучением слов, объяснять собственные имена и названия, приучать правильно писать, переводить не только на русский, но и с русского, по гречески – не опускать двойственного числа; чаще прибегать к письм. упражнениям и внимательнее их поправлять, причем пользоваться взаимопомощью преподавателям, держаться однообразной терминологии, а русской орфографии обучать общими стараниями; по церк. пению составить определенную программу, (которая в 1875 г. и утверждена с некоторыми исправлениями). По воспитательной части, – гимнастические движения во время уроков допускать в видах гигиенических, но без нарушения классной дисциплины, следить за целостью и чистотой книг, удобнее и лучше обстроить спальни, столовую и больницу, для гимнастики устроить, если можно, особый зал. В правлении – внимательнее обсуждать ежемесячные ведомости по успехам и поведению, не ограничиваясь только принятием «к сведению», правила об экзаменах переделать сообразно постановлениям высшего начальства. В виду неисполнения предписаний семин. правления, снова предложить наставникам семинарии посещать уроки в училище и о своих наблюдениях делать периодически донесения сем. правлению.

Позднее, с начала 80-х годов, обращено особенное внимание на развитие более выразительного чтения по церковным книгам и молитв, с заучиванием из последних более ynoтребительных наизусть, на приучение к церковной практике, на занятие, обязательное для всех, церковным пением, относительно которого постановлено ходатайствовать, чтобы уравнять значение его с прочими предметами преподавания. Наставникам сделано приглашение не отказываться от содействия в деле религиозно-нравственного воспитания учеников. Чрез ректора семинарии и депутаты сьезда приглашались к просвещенному содействию в отношении лучшей подготовки воспитанников по учебной и нравственной части. На сьезде постановлено между прочим: восстановить прежний обычай помечать на билетах воспитанников настоятелям церквей об упражнении их в чтении и пении в церквах, в каникулярное время и т. д. Характер сношений между семинарией и училищем, а так же и сьездом, который наблюдал за делами училища, не всегда был нормален. Напр. в 1874 г. на сьезде обсуждались мнения семин. правления об училищном преподавании и некоторые из них оспаривались: правление признало сношения с сьездом по этому поводу «излишними и незаконными». В 1876 г. училищному правлению замечено, что оно «совершенно бесполезно входит в излишние препирательства, не соответствующие характеру сношений между официальными учреждениями неравной степени». Но и в отношениях самого семин. правления к училищу ревизия 1878–79 г. указала «тон высокомерный и распоряжения иногда затруднительные».

Приемные в семинарию экзамены училищных воспитанников в первые годы большею частию давали весьма неблестящие результаты, так как удовлетворительно выдерживали экзамен немногие, и принимаемых в семинарию из державших экзамен иногда было гораздо менее половины. Но с течением времени результаты улучшились, тем более, что по некоторым предметам экзамены были отменены высшим начальством напр. по церк. уставу, священной истории, затем приемные экзамены дозволено производить пред каникулами (1877 г.), и не выдержавшим по одному или двум предметам дозволена после каникул переэкзаменовка (1878 г.). Вследствие этого число воспитанников 1-го класса стало превышать 50, и на средства сьезда постоянно уже с 1879 года существовал 1-й параллельный класс. В конце 1883 года приемные в семинарию экзамены дух. училищных воспитанников совершенно отменены, с предоставлением семинарии права назначать, по усмотрению, своих депутатов на училищные экзамены.

В экономическом отношении особенно можно отметить заботы семин. правления о расширении семинарского помещения и его удобствах и об увеличении окладов содержания.

Помещение семинарской библиотеки и больницы в одном из флигелей, в нижнем эта же которого устроена была баня еще и по ревизии 1868 г. найдено было неудобным вследствие влияния банной сырости, дыма и пара, и даже опасности от пожара, тем более что и больница и библиотека в этом флигеле были стеснены, – поэтому предположено библиотеку перевести в главное здание на место квартиры ректора, которую отвести в верхнем эта же означенного флигеля, а для бани построить особое помещение. (Отч. Серг. стр. 49). Проект этот в 1869 г., по предложению ректора Хрисанфа, снова рассматривался в правлении, был одобрен и представлен на разрешение высшего начальства. В 1872 г. окончена была постройка бани и отделка ректорской квартиры и больницы (на что отпущено 11858 р. 80 к.) библиотека же перемещена в бывшую квартиру ректора, где она оставалась, впрочем, недолго, так как помещение это, по просьбе инспектора, отдано было под его квартиру, как выходящее на солнечную сторону и более удобное для жилья, особенно семейного человека, библиотека же снова перенесена в бывшую инспекторскую квартиру, обращенную окнами в семин. сад. Казенные квартиры наставникам хотя по уставу 1867 г. не положены, но в спб. семинарии остались за ними, и по ревизии 1868 г. признаны (отч. Серг. стр. 49). Но так как не для всех наставников доставало помещения, более или менее приличного, при этом и некоторые другие помещения, особенно больницы, оказывались недостаточными, то в конце 70-х годов снова был поднят вопрос о расширении семин. помещений. Вследствие заявления врача Пахомова правлению «о крайней тесноте и неудобствах помещения семинарской больницы» (от 10 июля 1877 г.), правление нашло необходимым построить новое здание на площади, примыкающей к семин. саду, с 5-ю комнатами для больных, кроме 9 еще небольших комнат для разных нужд по больнице и для прислуги. Дело представлено от имени преосв. митрополита обер-прокурору для зависящего распоряжения. В 1878 г. синодальный архитектор Люшин осматривал семинарские помещения и нашел возможным не строить особого здания для больницы, а перевести больницу из низшего этажа правого флигеля в верхний этаж нового, а квартиры наставников перевести отсюда частию в бывшее помещение больницы, частию в нижний этаж нового флигеля, произведши здесь некоторые перестройки. Семинарское правление, рассмотрев этот проект, нашло что он не представляет тех гигиенических выгод и удобств, какие оно имело в виду при своем ходатайстве о постройке нового здания для больницы: по этому проекту выйдет для больницы 10 комнат, и то большею частию на СВ. мало освещенных солнцем, а нужно 14; негде будет устроить садик для больных; левый флигель открыт для ветров, а со стороны Черной речки и Обводного канала с барками, окружен нечистым воздухом и пылью с набережного шоссе от множества ломовых извозчиков, производящих, сверх того, постоянный шум и стук, четыре же предположенные внизу квартиры постоянно «будут обмениваться с больницей взаимной порчей воздуха». Доказывая далее необходимость приличных квартир для наставников, которые и высшее начальство доселе признавало, правление обратило внимание на то, что семинария находится на окраине города, оклады же наставников очень недостаточны для найма квартире в городе, преподаватели и без того часто меняются и стали не охотно являться на конкурсы (греч. язык, гомилетика). Предположенные архит. Люшиным квартиры будут плохи и тесны, между тем и некоторые другие квартиры нуждаются в исправлении и улучшении: преподаватель свящ. Писания даже отказался от этой тесной и сырой комнаты, какую ему дали, и выселился в город; преподаватель же немецкого языка и церк. пения живет в подвальном этаж, в соседстве с служителями, а еще один из преподавателей (приходский священник) вовсе не пользуется казенной квартирой; небольшие преподавательские квартиры в главном корпусе не имеют никаких квартирных принадлежностей. Помимо того, в семинарии нет: раздевальной комнаты для воспитанников, рекреационной и актовой залы, заменяемой для учеников коридором, помещения для надзирателей и на случай открытия параллельного класса. В виду этого, «предоставляя устранение прочих недостатков будущему времени», правление постановило по крайней мере повторить свое ходатайство о больнице, «с оставлением без последствий сделанного архит. Люшиным предположения, стеснительного для наставнических квартир и приносящего больнице только расширение ее помещения, неудовлетворяющее всем ее потребностям и даже поставляющее ее в такие неблагоприятные гигиенические условия, каким она не подвержена и в настоящем помещении, при всей его неудовлетворительности». Ревизия 1878–79 г. подтвердила основательность соображений семинарского правления, и высшим начальством разрешена была постройка особого здания для семинарской больницы, со всеми принадлежностями, на что отпущено 26977 р. Постройка окончена в 1881 году.

По вопросу об увеличении окладов на разные статьи правление неоднократно вынуждалось употреблять свое ходатайство. Но уставу 1867 г. не положено различия между семинариями в экономическом отношении, и петербургская сравнена со всеми прочими в назначении окладов. Таким образом, можно сказать, не приняты были во внимание естественные местные условия жизни и отступлено было от исторического как бы предания относительно петербургской семинарии, которая по прежним штатам всегда выделялась из ряда других и имела преимущества. Непрактичность этого нарушения прежде принятого принципа вскоре обнаружилась. Вследствие столичной дороговизны, правление на первых же порах должно было ходатайствовать об увеличении оклада на содержание воспитанников: в 1869 году он возвышен с 90 руб. до 110, на каждого ученика, потом в 1874 г., вследствие нового ходатайства, увеличен до 125 руб., тогда же исходатайствована и прибавка на наем прислуги (до 500 р.) и жалованье врача (200 руб.) В следующем году сделано представление чрез митрополита о прибавке жалованья преподавателям новых языков до 50%, вследствие прошения учителя франц. языка Барена и ввиду постоянной смены учителей этого языка, не находящих выгодною службу при семинарии. Во означенное ходатайство высшим начальством не было уважено. В конце 70-х годов поднят был вопрос и об увеличении окладов всех служащих, на основании означенных прецендентов и ввиду возвышения на 50% ректорского оклада, с поступлением на должность ректора прот. Княжинского, жалованье которого было сравнено с получавшимся им в Каменец-Подольске. В 1878 г. служащие в петербургской семинарии подали ревизору Керскому докладную записку о необходимости возвышения их жалованья и, по его предложению, представили ему два бюджета – одинокого и семейного наставника. Соображения ревизора по этому поводу были переданы, вследствие решения об. прокурора гр. Д. А. Толстого, в Хозяйственное управление, семинарское же правление с своей стороны постановило «почтительнейше просить Его В–во, не соблаговолено ли будет ходатайствовать пред Св. Синодом об увеличении содержания должностных лид на 50%» Дело это, первоначально ставшееся без успеха, только в 1881 г. со вступлением в должность обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева, получило благоприятное разрешение. В отчете об. прокурора за 1881 г. значится: «вследствие ходатайства спб. митрополита Исидора, принимая во внимание, что при существующей в С. -Петербургой дороговизны на все жизненные потребности, положенное по штату 1867 г. для служащих в спб. дух. семинарии содержание оказывается недостаточным и влечет за собой частое перемещение преподавателей, вредно отзывающееся на учебно-воспитательной части и что с разрешения св. Синода последовала уже прибавка к штатным окладам содержания ректору спб. семинарии по 1000 р. и врачу 200 р. в год, св. Синод признал возможным возвысить положенные по штату оклады жалованья служащих в спб. семинарии лиц до 20% и постановил с 1-го июля 1881 г. прибавить из дух. учебного капитала к штатным окладам: инспектору 300 р., помощнику инспектора 150 р., учителям наук и древних языков по 200 р. каждому, учителям франц. и нем. языков по 60 руб. и эконому 100 руб.» Ревизия 1877–78 г. между прочим, обратила внимание на передержку, сделанную семинарским правлением по разным статьям семин. хозяйства за прежние годы, и необходимость, согласно мнения правления, увеличить оклад содержания казеннокоштного воспитанника до 150 р. «по случаю значительно увеличивающейся в Петербурге дороговизны на все жизненные потребности». Вследствие запроса Хоз. управления, семинарское правление объяснило, на основании цифровых данных за 3 года, что передержка по содержанию воспитанников, отчасти уже сокращенная в 1879 г. правлением, отложившим некоторые значительные расходы (напр. на пошитие нескольких теплых пальто и приобретение одеял), к 1880 г. простиралась, однако же, до 4277 р. 78 к. и что к покрытию этой передержки в распоряжении сем. правления особых средств не имеется. Согласно заключению Хоз. управления, Св. Синод разрешил (от 23 окт. 1881 г.) отпустить означенную сумму на покрытие передержки, но в увеличении оклада на содержание казеннокоштных, по причине предполагавшегося «значительного увеличения расходов из дух. учебного капитала», отказал, отлагая рассмотрение этого вопроса «до уяснения средств дух. учебного капитала».

Общий вывод о деятельности семинарского правления можно сделать тот, что правление, с полным сочувствием относясь к реформе и стремясь к точному приложению нового устава к практике во всех отношениях, употребляло с своей стороны возможные меры и заботы к осуществлению тех или других требований устава и всестороннему улучшению учебно-воспитательного дела, стараясь согласоваться и с изданными впоследствии разъяснениями и дополнениями к уставу, преодолевать разнообразные внешние препятствия и затруднения, улаживать так или иначе и внутренние несогласия, происходившие обыкновенно вследствие уклонения кого либо из членов, под тем или иным влиянием, от прямого смысла устава и вообще вследствие столкновения личных, своекорыстных целей с требованиями закона. Во всяком случае нельзя не заметить в этой деятельности надлежащей энергии, одушевления и преданности педагогической цели. Члены правления не с формальной только стороны относились к своему делу, желая лишь отбыть повинность, но с живым интересом и сердечным увлечением, сознавая и свои права и свою ответственность пред законом. В этом общем привлечении учащей корпорации к педагогическому делу, в этом предоставлении всем наличным педагогическим силам известного простора для влияния на ход учебно-воспитательного механизма, причем обсуждение педагогических вопросов является «более зрелым и всесторонним, а при выполнении важного дела воспитания многими лицами, устраняется всякая разрозненность, столь опасная в этом деле»⁴¹⁰, так же и всякий произвол и пристрастие, – во всем этом, без сомнения, заключается, весьма важная сторона устава 1867 г. Но, вследствие разных неблагоприятных причин, она не могла получить надлежащего, цельного развития.