Беседа 22
2Кор.10:7. На личность ли смотрите? Кто уверен в себе, что он Христов, тот сам по себе суди, что, как он Христов, так и мы Христовы.
Ничего нет противнее, как если кто хвалит себя самого. – Как некоторые порицали Павла, и как он оправдывался.
1. Что особенно достойно удивления в Павле при всем другом – это то, что, будучи поставлен в большую необходимость хвалить себя, он достигает двоякой цели: т. е., и себя хвалит, и вместе такою похвалою самому себе не делается обременителен для других. Это можно видеть особенно в послании к Галатам. И там, коснувшись того же предмета, он заботится, – что особенно трудно, и требует большого благоразумия, – о том и о другом, т. е., и скромность соблюдает, и говорит о себе нечто великое. Но смотри, с каким величием и здесь делает это: «На личность ли смотрите?» («яже пред лицем зрите?»). Замечай и здесь благоразумие. Обличивши тех, кто обольстил их (коринфян), он не останавливает на них своего слова, но переходит от обольстивших и к обольстившимся. Так поступает он и всегда – обличает не только виновников заблуждения, но и введенных в заблуждение. Если бы он не подверг ответственности и этих последних, то их не так бы легко исправило сказанное другим; они даже возгордились бы, как не подвергшиеся обвинению. Поэтому и их обличает. И не это только достойно удивления (в Павле), но и то, что он употребляет обличения, какие приличны тем и другим. Послушай, что говорит (вдавшимся в обман): «На личность ли смотрите?» («яже пред лицем зрите?»). Не малое, но очень большое обвинение! Почему? Потому что род человеческий очень легко впадает в обман. Смысл же слов его таков: «Вы судите по наружности, по плотским, по телесным (отношениям)». Что значит «по наружности»? Если кто богат, если кто надмевается, если кого окружает толпа льстецов, если кто хвалит сам себя, ищет пустой славы, если кто лицемерно притворяется добродетельным, не имея в себе добродетели – это и означают слова: «На личность ли смотрите?» («яже пред лицем зрите?»). «Кто уверен в себе, что он Христов, тот сам по себе суди, что, как он Христов, так и мы Христовы» («Аще кто надеется себе Христова быти, да помышляет паки от себе, зане якоже он Христов, такожде и мы»). (Апостол) не хочет вдруг показать себя строгим, но мало-помалу усиливает и возвышает (речь). И смотри, какая здесь резкость в выражении и многознаменательность. Выражением: «сам по себе» («от себе») он хочет сказать следующее: «Пусть не ожидает узнать от нас, т. е. из нашего ему выговора, но пусть судит о том сам по себе, что как он Христов, так и мы, – не потому, чтобы он был так Христов, как и тот, но «что, как он Христов, так и» я Христов. В этом мы одинаковы, и нельзя сказать, что он Христов, а я принадлежу кому-то другому». Но, показав это равенство, выставляет на вид и преимущество, говоря: «Ибо если бы я и более стал хвалиться нашею властью, которую Господь дал мне к созиданию, а не к расстройству вашему, то не остался бы в стыде» («аще бо и лишше что похвалюся о власти..., юже даде... Господь в создание, а не на разорение..., не постыжуся») (2Кор.10:8). Посмотри, как он смягчает речь свою, намереваясь сказать о себе нечто великое.
Действительно, ничто так не противно для многих из слушателей, как похвала самому себе. Поэтому, устраняя неприятность, (апостол) и говорит: «если бы я и более стал хвалиться» («аще бо и лишше что похвалюся»). Не сказал: «если кто уверен в себе, что он Христов, пусть рассудит, что он далеко еще отстоит от нас, потому что я получил от Господа столь великую власть, что могу наказать и предать смерти, кого хочу». А что сказал? «Если бы я и более стал» («Аще и лишше что»). Хотя и выразить нельзя, сколь великую имел он (власть), но в словах своих он уменьшает ее. Не сказал также: «хвалюсь», но: «если бы стал хвалиться» («аще похвалюся»), – «если захочу (похвалиться)». А таким образом соблюдает вместе и скромность, и показывает свое преимущество. «Ибо если бы я и более стал, – говорит, – хвалиться властью, которую Господь дал мне» («Аще бо похвалюся о власти, юже даде... Господь»). Опять все приписывает Богу, и дар делает общим, говоря: «к созиданию, а не к расстройству» («в создание, а не на разорение»). Видишь ли, как он опять успокаивает зависть, какую мог бы возбудить похвалою себе, и привлекает к себе слушателя, указывая на пользу, для которой получил он власть? А как же он говорит: «ниспровергаем замыслы» («помышления низлагающе»)? Это особенно является одним из видов созидания – уничтожать препятствия, обличать гнилое, и утверждать одно истинное. «К созиданию» («В созидание»). «Итак, для того получили мы власть, чтобы созидать. Если же кто будет упорствовать, сопротивляться и не подавать никакой надежды на исправление, то употребим и другую силу: низложим и ниспровергнем его». Поэтому и присовокупляет: «не остался бы в стыде» («не постыжуся»), т. е., «не оказался бы ни лжецом, ни тщеславным». «Впрочем, да не покажется, что я устрашаю вас только посланиями. Так как некто говорит: в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна, – такой пусть знает, что, каковы мы на словах в посланиях заочно, таковы и на деле лично» («Но да не явлюся, яко страша вас..., яко послания убо, рече, тяжки и крепки, а пришествие тела немощно, и слово уничижено: сие да помышляет таковый, яко яцы же есмы словом посланий отстояще, таковии и ту суще делом») (2Кор.10:9–11). Смысл этих слов такой: «Я мог бы похвалиться; но чтобы не стали опять говорить, будто в посланиях я величаюсь, а при личном свидании ничего не значу, то не буду говорить о себе ничего великого». Правда, впоследствии он говорил, но не о силе, по которой он был страшен, а об откровениях, и еще более об искушениях.
«Итак, чтобы не показалось, что я устрашаю вас, «такой пусть знает, что, каковы мы на словах в посланиях заочно, таковы и на деле лично» («сие да помышляет таковый, яко яцы же есмы словом посланий отстояще, таковии и ту суще делом»). Так как о нем говорили, что в посланиях своих он пишет о себе много великого, а при личном свидании не стоит никакого внимания, то он и говорит эти (приведенные выше слова), но впрочем, опять с большою скромностью. Не сказал: «Как пишем к вам о великих делах, так и находясь лично с вами, делаем великие дела», но выразился гораздо скромнее. Когда обращал речь к тем, (которые почитали его человеком плотским), тогда употребил сильные выражения: «Прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых» («молю же, да не присущ дерзаю надеянием, имже помышляю смети на некия») (2Кор.10:2). А обращаясь к этим, поступает снисходительнее, почему и говорит: «каковы мы лично с вами, таковы и заочно, т. е., мы смиренны, скромны, ничем не тщеславимся». И это видно из последующих слов: «Ибо мы не смеем сопоставлять или сравнивать себя с теми, которые сами себя выставляют» («не смеем бо присовокупляти или прикладовати себе иным хвалящим себе самех») (2Кор.10:12).
2. Здесь (апостол) показывает, что они и тщеславны, и много говорят о себе, и укоряет их за то, что сами себя хвалят. «А мы, – говорит, – ничего такого (не делаем), а если что великое и сделали, то все приписываем Богу, и равняем себя друг с другом». Поэтому и присовокупляет: «они измеряют себя самими собою и сравнивают себя с собою неразумно» («но сами в себе себе измеряюще, и прилагающе себе самим себе, не разумевают»). Смысл этих слов такой: «Мы не с ними равняем себя, но друг с другом». Так он и ниже говорит о себе: «у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов» («ничимже лишихся первейших апостол») (2Кор.12:11); равно как и в первом послании: «я более всех их потрудился» («паче всех их потрудихся») (1Кор.15:10); и еще: «признаки Апостола оказались перед вами всяким терпением» («знамения апостолова содеяшася в вас во всяком терпении») (2Кор.12:12). «Так, мы сравниваем себя сами с собою, а не с ними, которые ничего не имеют. А такое высокоумие их свойственно только безумию».
Итак, он говорит это или о себе, или о них, т. е., что «мы не смеем сравнивать себя с теми, которые друг с другом препираются, тщеславятся, и между тем не разумеют (что делают), т. е. не видят, как они смешны, когда так тщеславятся и превозносятся друг пред другом. «А мы не без меры хвалиться будем» («Мы же не в безмерная похвалимся») (2Кор.10:13), как они». Вероятно, в похвалу свою они говорили: «Мы обратили вселенную, мы доходили до пределов земли», и много другого подобного разглашали о себе. «Но мы, – говорит (апостол), – не так, «но по мере удела, какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас» («но по мере правила, егоже раздели нам Бог меру, достизати даже и до вас»). И, таким образом, с двух сторон открывается его смиренномудрие, с одной – в том, что он не говорит о себе ничего более того, что сделал, с другой – в том, что и это (сделанное им) приписывает Богу: «По мере удела («правила»), – говорит, – какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас» («егоже раздели нам Бог меру, достизати даже и до вас»). «Как земледельцам разделяет (Бог) виноградные сады, так и каждому из нас назначил свой удел. А потому мы и хвалимся не большим чем-либо, но тем, чего дано нам достигнуть». «Ибо мы не напрягаем себя, как не достигшие до вас, потому что достигли и до вас благовествованием Христовым» («Не яко бы не досяжуще до вас, паче простираем себе: даже и до вас достигохом благовестием Христовым») (2Кор.10:14).
«Не только были мы у вас, но и благовествовали, проповедовали, убеждали, исправляли». Вероятно, порицавшие Павла просто только приходили к ученикам апостольским, и вследствие этого одного прихода весь успех дела приписывали себе. «Но мы, – говорит (апостол), – не так поступили: никто не может сказать нам, что мы не могли придти к вам, и что только на словах распространяем похвалу свою и до вас, потому что мы и вам проповедовали слово (веры)». «Мы не без меры хвалимся, не чужими трудами, но надеемся, с возрастанием веры вашей, с избытком увеличить в вас удел наш, так чтобы и далее вас проповедывать Евангелие, а не хвалиться готовым в чужом уделе» («Не в безмерная хвалящеся, не в чуждих трудех, упование же имуще, растущей вере..., в вас величатися по правилу нашему изобильно, во еже и в дальших вас благовестити, не чужим правилом в готовых похвалитися») (2Кор.10:15–16). В этих словах (апостол) высказывает сильное обвинение (своим порицателям), что они и хвалились без меры, и хвалились чужим, и что, хотя весь труд принадлежал апостолам, они хвалились их трудами. «Но мы, – говорит (апостол), – доказали это делами. Итак, не будем подражать им; а станем напротив говорить то, о чем свидетельствуют самые дела. И что говорю: «достигли и до вас» («достигохом до вас»)? Имею надежду, что с возрастанием веры вашей, – не прямо утверждает, но, следуя своему обыкновению, говорит, – надеюсь, что, когда вы возрастете в вере, – удел наш и далее распространится, и будем проповедовать Евангелие дальним. Мы пойдем и далее, – говорит он, – чтобы проповедовать и потрудиться, а не тщеславиться тем, над чем трудились другие». Прилично назвал он труд свой правилом (уделом) и мерою, как вступивший в обладание вселенною, и получивший прекрасное наследие, показывая тем, что все это есть дело Божие.
«Итак, – говорит, – имея таковые дела и ожидая еще больших, мы не тщеславимся, подобно тем, которые ничего не имеют, и ничего не приписываем себе, но все (приписываем) Богу». Поэтому и присовокупляет: «Хвалящийся хвались о Господе» («хваляйся же, о Господе да хвалится») (2Кор.10:17). «И то (чтобы хвалиться), – говорит он, – дается нам от Бога: «Ибо не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь» («не хваляй бо себе, сей искусен, но егоже Господь восхваляет») (2Кор.10:18). Не сказал: «мы (достойны похвалы)», но – «кого хвалит Господь». Видишь ли, с каким смирением говорит он? А если далее он начинает говорить о себе возвышеннее – не удивляйся. И в этом видно благоразумие Павлово. Если бы он всегда стал говорить о себе со смирением, то так не устрашил бы их, и не освободил бы учеников своих от заблуждения. Бывает, что и тот, кто не во время скромен, причиняет вред; и напротив, тот, кто во время говорит о себе нечто удивительное, приносит пользу. Так поступал и он. Действительно, опасность была немалая, если бы ученики поверили какому-нибудь дурному слуху о Павле. И не потому это, чтобы Павел искал славы человеческой; если бы он ее искал, то не стал бы молчать столь долгое время о великих и дивных событиях, случившихся с ним за четырнадцать лет; равно как не стал бы так медлить и неохотно говорить об этом, когда была даже нужда. Очевидно, что и тогда он не сказал бы этого, если бы не видел крайней нужды.
Итак, не славы человеческой искал он, когда говорил это, но заботился об учениках. Так как на него клеветали, что он самохвал, величается только на словах, а делами ничего не может доказать, то он находит необходимым наконец сказать о бывших ему откровениях. Хотя он мог бы убедить их и самыми делами, когда говорил это, однако ограничивается одними словесными угрозами, так как он особенно был чужд тщеславия, что показывает вся его жизнь, и прежняя и последующая. Потому-то он так внезапно и обратился к вере во Христа, и своим обращением изумил иудеев, и презрел все почести, какими пользовался у них, хотя был главою и представителем их. Но ни о чем этом он не подумал, как скоро нашел истину, а (всю славу) променял на обиды и бесчестие от них. Он имел в виду спасение многих (людей), и предпочитал это всему. Да и мог ли гоняться за славою человеческою тот, кто и геенну и царство, и бесчисленные миры считал ни за что в сравнении с любовью ко Христу? Без сомнения, не мог. Напротив, он весьма смиренен, когда только можно; и сам выставляет на показ прежнюю свою жизнь, называя себя хулителем, гонителем и обидчиком (1Тим.1:13). Ученик его Лука многое о нем повествует, очевидно, узнав от него самого, рассказывавшего о прежней своей жизни не меньше, чем и о последующей.
3. Говорю же это не для того только, чтобы слышали, но и чтобы назидались. Если Павел помнил грехи свои, соделанные до крещения, хотя они и совершенно были изглажены, то какое можем получить прощение мы, которые не помним грехов и по крещении сделанных? Что ты говоришь, человек? Ты оскорбил Бога, и забываешь его? Это новое оскорбление, новая вражда! В каких же грехах просишь себе прощения? В тех ли, которых не знаешь и сам? Истинно так. Ты, конечно, не заботишься и не помышляешь о том, как дать отчет во грехах, когда не стараешься даже и помнить о них, но шутишь тем, над чем не должно шутить. Но придет время, когда не пойдут уже нам на мысль шутки. Ведь нам непременно должно умереть (в виду крайней бесчувственности многих приходится говорить и об известном), непременно должно и воскреснуть, непременно должно и на суд предстать, должно и мучению подвергнуться. Впрочем, последнее не непременно, если захотим. В первом, т. е., в смерти нашей, в воскресении и в суде, властны не мы, но Владыка наш; а чтобы подвергнуться наказанию, или нет, зависит от нас, потому что это принадлежит к области возможного. Если захотим, сделаем и невозможным, как сделали Павел, Петр и все святые, поскольку им невозможно уже подвергнуться мучению. Так вот, если захотим, и нам равным образом невозможно будет пострадать что-нибудь. Хотя бы мы обременены были бесчисленными грехами, можно еще исправиться, пока живем здесь. Итак, постараемся исправить себя.
И кто достиг старости, пусть представляет себе, что скоро переселится отсюда, и что довольно уже насладился приятностями жизни (хотя какое удовольствие проводить жизнь в грехе? но я говорю так, соображаясь с его образом мыслей), пусть затем помыслит, что и в короткое время можно ему омыть все свои скверны. Пусть и юноша опять представит себе неизвестность смертного часа, и что, когда часто многие из старцев пребывают еще здесь, юноши прежде их похищаются смертью. Чтобы мы не злоупотребляли временем нашей кончины, оно оставлено для нас неизвестным. Потому и один премудрый в увещание наше говорит: «Не медли обратиться к Господу и не откладывай со дня на день» («не медли обратитися ко Господу, и не отлагай день от дне») (Сир.5:8): «потому что не знаешь, что родит тот день» («не веси бо что породит находяй день») (Притч.27:1). Отлагательство производит опасение и страх, а немедленно обращение (к Богу) – верное и надежное спасение.
Итак, держись добродетели; в таком случае, хотя бы ты в юности переселился отсюда, переселишься безопасно; хотя бы ты достиг старости, переселишься обогащенный, и во всю жизнь будешь иметь сугубый праздник, и как воздержавшийся от порока, и как возлюбивший добродетель. Не говори: «Будет еще время, когда должно обратиться»; такие слова весьма прогневляют Бога. Почему? Потому что Он обещал тебе бесконечные веки, а ты не хочешь потрудиться и в продолжение настоящей жизни, краткой и скоропреходящей, и оказываешься так нерадив и малодушен, что ищешь даже этой кратчайшей жизни. Не те же ли самые у тебя ежедневно пиршества? Не те же ли столы? Не те же ли блудницы? Не те же ли зрелища? Не те же ли деньги? Долго ли будешь любить это, как нечто вечное? Долго ли будешь иметь ненасытную похоть ко греху? Помысли, что сколько раз ты соблудил, столько же раз осудил сам себя, потому что таково именно свойство греха: едва он совершен, как судия произносит уже приговор. Ты упивался, предавался пресыщению, похищал чужое? Остановись же, наконец, обратись на противный путь, воздай благодарение Богу, что не восхитил тебя из среды живых при самом совершении грехов, и не желай, чтобы дано было тебе еще время делать зло. Многие лишились жизни в то самое время, как предавались корыстолюбию, и отошли на явное мучение. Бойся, чтобы и тебе не подвергнуться тому же без всякой надежды на оправдание. Но многим, скажешь, Бог дал время и в самой глубокой старости раскаяться. Что же? Разве и тебе даст? «Может быть, даст», – говоришь ты. Что за слова: «может быть, когда-то, часто»? Подумай только, что дело идет о душе твоей; представь же себе и противное, размысли и скажи: «А что, если не даст?» Но ты опять говоришь: «А что, если даст?» Положим, что и дал бы (Бог); но немедленное обращение и безопаснее и полезнее позднего. В самом деле, если ты уже начал его, то во всяком случае для тебя это полезно, получишь ли, или не получишь отсрочку. Если же ты всегда откладываешь, то, может быть, за это самое не получишь (отсрочки).
Отправляясь на войну, ты не говоришь: «Не нужно делать духовного завещания – может быть, возвращусь»; собираясь жениться, не говоришь: «Возьму жену бедную – многие, несмотря и на это, сверх чаяния сделались богатыми»; намереваясь строить дом, не говоришь: «Построю на гнилом основании – многие дома стояли и так». А когда идет дело о душе, утверждаешься на чем-то гнилом: на «может быть», «часто», «когда-то», и вверяешь себя неизвестному. «Не неизвестному, – скажешь ты, – но Божию человеколюбию, потому что Бог человеколюбив». Знаю это и я; но и при человеколюбии Своем Он изъял (из среды живых) тех, о ком я сказал. А что, если ты, и долго проживши, останешься таким же? Ведь кто беспечен теперь, тот и в старости будет таков же. Нет, говоришь ты. Но рассуждающий так, прожив до восьмидесяти лет, отложит до девяноста, а прожив до девяноста, отложит до ста, а после ста лет будет еще беспечнее. И таким образом вся жизнь твоя истрачена будет попусту, и на тебе исполнится то, что сказано было об иудеях: «И погубил дни их в суете» («исчезоша в суете дние их») (Пс.77:33). И хорошо еще, если только в суете, а не во зле. Если же отойдем туда с тяжким бременем грехов (а это и значит – во зле), то доставим пищу огню и обильную трапезу червю. Поэтому прошу и молю вас – стать, наконец, мужественно, и отстать от греха, чтобы получить нам обетованные блага, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому со Отцем и Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.