6 января, 1959 г.

Дорогой и глубокочтимый Владыка!

Получили Ваш ласковый рождественский привет – спасибо за него. А также за готовность помочь в распространении моей книги! С Вашего разрешения, пришлю Вам пакетик.

Спасибо так же, дорогой Владыка, что снабдили меня статьей Ульянова. Я, правда, ее уже имел, но лишнему экземпляру был очень рад, так как могу послать ее в круговую на прочтение моим очень, очень ею заинтересовавшимся европейским знакомым. Не скрою, что и мне и жене было чрезвычайно приятно прочесть столь щедрую похвалу... Грешен, Владыка! Но Вы, я знаю, сей грех мне с ласковой улыбкой отпустите, хотя в письме своем деликатно предупредили меня против обольщения мирской славой.

Независимо от суждения обо мне, статья мне очень понравилась. Ульянов в своих высказываниях всегда смел, независим, остер, оригинален, и это сообщает его талантливым статьям особую прелесть. Но многие им из числа и критиков, и политиков, и писателей крепко обижены, и вокруг статьи разгорится, несомненно, изрядный спор; причем, не одна пулька попадает рикошетом и в тех, кого Ульянов похвалил. Так что, после первых радостей, предстоят мне, по всей вероятности, в дальнейшем и огорчения!

Насчет меня Ульянов ошибся в одной литературно-биографической детали. Те 30 лет, что протекли между моей первой книгой («Палитра») и второй («След жизни») я провел не в своем поэтическом совершенствовании, как думает Ульянов, а... в полном молчании. Так что «мастерство» (если ко мне можно применить это слово) пришло не в результате человеческого усердия, а Божеской милости – я, по крайней мере, могу это понять только так. Я об этом писал года три тому назад в «Гранях» (концовка моей статьи «Казненные молчанием»).