29 ноября, 55 г.

Дорогой и глубокочтимый Владыка,

Простите великодушно, что так долго не отвечал на Ваше, второе из Нью Йорка, не менее теплое и ласковое, чем первое, письмо. Неимоверно занят был все это последнее время. Во-первых, нужно было внимательно следить за моей собственной книгой и книгой стихов Сергея Маковского, тоже печатавшейся в Мюнхене. А во-вторых, и это главное, все это время болела жена и нужно было за ней ухаживать. Вы, между прочим, заблуждаетесь, думая (как Вы выразились в письме), что жене «уютно болеть около меня». Из нас обоих наибольшим мужеством обладает она. И когда ей плохо и тяжело – она утешает и подбадривает меня, а я постыдно падаю духом, хотя, конечно, и ухаживаю за ней с полной самоотверженностью.

Книга моя уже вышла из печати. 20-го ноября я послал Вам ее простой почтой в Нью-Йорк; надеюсь, что она Вас там еще застанет. Книга издана не в «Рифме», а с помощью двух добрых друзей, одолживших мне на это деньги (я с ними рассчитаюсь постепенно из выручки). С «Рифмой» пришлось разойтись, ибо она ограничивала меня с тиражем (200 экз. а нужно 750), и объемом (уместилась бы лишь половина стихов), миниатюрным форматом и т.д.

Сердечное спасибо за «кленовый листочек»! А особенно сердечное спасибо – за прелестное стихотворение! Его заключительные строки особенно прекрасны! Я вижу, что болезнь вдохновила Вас на замечательные строки! Как хотелось бы посоветовать Вам удалиться в какое-нибудь озерно-лесное уединение и там, обласканному еще озарившими Вас на ложе болезни лучами, написать драгоценный томик стихов... Мечты, мечты! Знаю, что сие невозможно и что тяжелые земные крылья держат Вас в плену долга и обязанностей...

Дайте хоть коротко знать, дорогой Владыка, как Ваше самочувствие (нельзя ли опять со стихами?). Хотелось бы так же знать о времени Вашего возвращения в Сан-Франциско, дабы правильно адресовать дальнейшую корреспонденцию.

Самый сердечный привет от нас обоих и наилучшие пожелания!

Ваш всей душой

Д. Крачковский