13 дек. 1968 г.
Дорогой и глубокочтимый Владыка!
Получил Ваше обстоятельное, интересное письмо с приложением «Траунштейнской Элегии».
Спасибо и за присланный в письме кусочек советской газеты со статьей Чуковского и стихами новооткрытого им поэта Воскресенского. Последние пришлись мне очень по душе. Едва ли однако, несмотря на рекомендацию Чуковского, будет издан сборник стихов Воскресенского, как они этого ни заслуживают – в них ведь для этого не хватает советского глянца! Как жалко и бедно выглядит та газетка, где все это напечатано и которая носит гордое название: «Литературная Россия»! Отвратительная бумага, мелкий шрифт, экономная верстка, какая то нелепая виньетка, мутное крошечное фото...
Тот факт, что поэт М., в своей оценке Вашей поэмы не раскрыл своих позиций, вызван, думается мне, тем, что и стихи Ваши ему столь же «не близки», как не близки они и другому поэту Ч. (см. статью в № 92 Нового Журнала). Когда, при таком отношении к сути Вашего творчества, судят о сем последнем, суждение это не может не быть хладным, в нем будет только «отдано должное» (ибо не «отдав» его, автор скомпрометировал бы сам себя). Вот и о моих стихах, несомненно по той же причине («отдав им должное»), Ч. написал, что они ему »не близки»...
Очень огорчила меня неожиданная смерть поэта и композитора Дукельского. Он очень ценил мои стихи; чтобы лично познакомиться со мной, посетил с женой меня года 2 тому назад, посвятил мне последний сборник своих стихов (рассказав в нем к тому же обо мне в одном стихотворении), написал два романса на мои слова. Он был на 10 лет моложе меня. Умер он от рака легких, но никогда ни на что не жаловался. За какую-нибудь неделю до смерти написал мне очень живое и веселое письмо, только вскользь упомянув в нем, что после гриппа у него нашли какие-то неполадки в легких, и он едет в госпиталь на просвечивание. Немецкое радио посвятило ему 45-ти минутную передачу.
Многих друзей моих стихов потерял я за последние год-два: Офросимов, Месняев, Домогацкий, теперь Дукельский... Очень это горько...
Ну, а теперь и о хорошем, о новом обретенном друге.
Впервые за четверть века моего пребывания в эмиграции, получаю письмо с... советской маркой и московским штемпелем и читаю:
«Дорогой Дмитрий Иосифович!
Благодаря любезности Ю. П. Иваска, сообщившего мне Ваш адрес, я получил возможность написать Вам, моему любимому поэту, слова благодарности за Ваши чудесные стихи. Впервые познакомила меня с ними Анна Ахматова, очень тепло о них говорившая. Потом мне удалось раздобыть Ваш однотомник, и с тех пор Ваши стихи стали моей самой незаменимой драгоценностью. Я знаю почти все их наизусть и часто читаю моим друзьям». И дале, в том же духе.
Далее автор письма сообщает, что он недавно был в Царском Селе, поклонился там знаменитой «Деве с кувшином», «откуда пили ласточки и музы» (моя строка), и читал мою «Царскосельскую гимназию», «буквально в описанном месте». Вскоре в Комарово, у могилы Ахматовой, он «еще раз (в который уже!) поблагодарил ее за открытого мне ею поэта, ставшего моим любимым».
Через моих парижских друзей я узнал подробности об авторе письма. Это, как они пишут, молодой советский литературовед и поэт. Один, из встретившихся с ним в Москве «парижан», был им «очарован» и пишет, что «он и его окружение – лучшее, что есть в сегодняшней России».
Это письмо очень меня порадовало. Не своими похвалами и восторгами, а тем фактом, что в сегодняшней России нашелся молодой, причастный к литературе человек, которому стали так дороги стихи поэта-эмигранта. Для всякого, из числа сих последних, чрезвычайно важно заручиться в России таким другом своих стихов; ибо только чрез него эти последние смогут проникнуть туда и там сохраниться. Здесь иногда говорят, что моя тематика «для стариков»; и действительно, друзей моих стихов среди эмигрантской молодежи я не вижу. А вот «там», наоборот, к ним тянется молодежь. Я, в свое время, наверное писал Вам, как полюбил мои стихи и увез с собой мои сборники целый ряд молодых артистов, гастролировавших на Западе советских балетных трупп. Недавно некоторые из них передали мне через третьих лиц приветы и благодарность.
Приятно было мне получить, уже в третий раз, подтверждение того, что мои стихи нравились Анне Ахматовой.