Терния на первых порах пастырства, притеснения от настоятеля, консисторские следствия и недоверие со стороны высшей духовной власти
«Дорогой Батюшка! Вы давно священствуете, а открыто явились людям не так давно»? – О. Иоанн: «То было время искуса. Можно ли исходить на брань, не приготовив себя и не искусившись?» (Беседы о. Прот. И. Сергиева с Игуменьей Таисией, СПБ. 1909 г., 11 стран.).
ИТАК, по окончании курса в Академии, о. Иоанн становится священником. С какими думами и чувствами принял на себя он этот великий сан? Смотрел ли равнодушно он на это великое служение или его сердце пламенело от сознания высоты служения пастырского? Давал ли он горячие обеты непостыдно, до последних дней своих, всегда служить Христу или, быть может, он не думал ни о чем?
Нет нужды скрывать о том, что некоторые, принимая священный сан, не думают много ни о чем. Их душа не наполняется чувствами горячей ревности служения Христу даже «до крове». Их взор не простирается в далекое будущее, когда их вера будет подвергаться всякого рода искушениям и испытаниям. Не всегда даже и во время хиротонии, в эти редкие минуты духовного подъема всех сил, бывает ясна в их сознании великая идея пастырского служения. Не с такими думами и чувствами приступал к этому служению о. Иоанн. Он смотрел на пастырское служение, как на высочайшее служение на земле, высшее всех других служений. Его высокие думы о пастырстве остались думами, не развеянными никакими невзгодами до конца земной жизни житейскими до последнего времени. Его душа пламенела такою же ревностью, какою она наполнена была в великие минуты рукоположения его во священника. Он сумел сохранить в себе этот великий дар до могилы. Какие чудные строки о пастырстве мы находим в «Дневнике», хотя некоторые части его писаны совершенно на наших днях. «Священник – ангел Господа Вседержителя, – пишет он здесь. Ему, как ангелу апокалипсическому, даны фимиами мнози, да кадит пред престолом Божиим и пред ликами Господа и святых и приносит Богу молитвы о всех людях. Его одежды во время богослужения изображают его, как ангела: ибо фелонь изображает нетленное одеяние и крылья ангела Божия. И действительно, священник должен быть, как ангел: воспарять выше земного, быть выше житейских пристрастий; беспрестанно возвещать величие и славу Божию в церкви Божией людям Его; возвещать волю Его, быть хранителем и провозвестником вечных заповедей Божиих; должен отличаться мужеством, неустрашимостью; быть выше всякого лицеприятия и неправды; должен уподобиться ангелам по своему постоянному воздержанию, чистоте, неусыпному бдению о вверенном ему от Господа залоге, – о бессмертных душах человеческих». «Предшествие диакона в священнослужении означает важность священнического сана, как сана Христова и апостольского; Христу служили Ангелы, священнику служить диакон».
Высота пастырского служения еще яснее будет для каждого из нас, если мы, хотя бегло обратим внимание на священнодействия священника. О. Иоанн пишет: «Я предстою престолу Бога Вседержителя, Который вверил моей молитве и представительству царей и царства вселенной, всю вселенную, в особенности, царство Русское и Царя России, с Его Домом, его палату и воинство, всю Церковь, всю иерархию, епископство, пресвитеров, во Христе диаконов, весь причт и людей, всякий город и страну, и верою живущих в них; предстою престолу Вседержителя, во власти Коего небо и земля, все стихии, свет, воздух, огонь, вода, земля и все плоды земные, суша и море, все животные земные и водяные, и Который дал мне право ходатайствовать пред Ним о благорастворении воздуха и об избавлении от землетрясения, огня, меча, нашествия иноплеменников и междоусобныя брани, от всяких бедствий, постигающих людей за грехи. Я стою у Самого Источника жизни всех тварей, у Самого Источника благодати, очищения и спасения. Я стою пред самою неприступною, всеблагою, всепремудрою и всемогущею Державою, пред Которой преклоняется все живущее – на небе и земле. Каков же должен быть я, поставленный на такой высоте, у такой святыни, у такого величия, у такой бесприкладной Державы, у такой Лепоты? Истинно я изображаю таинство Христово, Херувимов: высоко мое служение, а я грешник, страстен, немощен. Господи, удовли мя Сам на сие служение.
Велик и превысок сан священника: он предстоит ежедневно престолу Божию на земле, как ангелы на небесах; приносит Богу благодарственную жертву за всех святых, ходатайствует о всем мире, за всех живых и умерших в вере и надежде воскресения, совершает небесные таинства, непрестанно беседует с Богом, как доверенное лицо: славит, благодарит, умоляет Его, приносит ему покаяние свое и верных, проповедует слово Его, обращает заблуждающихся, вразумляет, убеждает, утешает, наказует духовно. Священник должен быть не только свят, но особенно свят, как человек Божий, как непрестанно беседующий с Богом.
Священник – уста всех, ум и сердце всех людей, предстоящих и молящихся в храме; он выражает их славословие, благодарение, прошения. Каковы же должны быть эти уста, это сердце, этот ум?..»
Высоко положение священника, но и велики обязанности его. О. Иоанн пишет: «Священник должен быть не только свят, но особенно свят, как человек Божий, как непрестанно беседующий с Богом». И это вполне справедливо. «Какое чистое сердце, чуждое всякого житейского пристрастия, должен иметь священник, чтобы быть ему вместилищем и носителем Божественной любви, любви святой, пламенной ко всему человечеству, возлюбленному и спасенному Богом во Христе Иисусе Господе, – чтобы приносить Богу бескровную жертву о всем мире, о Церкви небесной, земной и преисподней, или о колене небесных, земных и преисподних, – чтобы искренно от чистого сердца приносить Богу благодарение от лица Церкви за патриархов, пророков, апостолов, мучеников, евангелистов, иерархов, преподобных и праведных». «Какое требуется бесстрастие от священника! Служа соединительным звеном, соединяющим земное с небесным, он должен быть сам небесный человек, только телом касаясь земли, а сердцем и душой весь, простираясь в небеса и пребывая на небе».
«Во время литургии, священник весь должен быть объят любовью к Богу и ближним, искупленным и соискупленным кровию Христовою, и в нем не должно быть никогда ни гнева и огорчения на кого-либо, или пристрастия к чему-либо земному, – к пище ли, одежде ли, украшению ли, отличию ли служебному, к лицу ли какому, – он всегда должен быть горний, Божий, святой, и да будет так». «Священнику во время Богослужения надо сознавать свое высокое, небесное достоинство, как служителя Божия, и как совершителя пренебесных Таин, и не раболепствовать пред людьми ради суетной славы или житейских выгод, не страшиться лица человеческого, этой травы, сегодня зеленеющей, а завтра увядающей».
И не для себя должен жить пастырь, а для ближних своих, для своей паствы. «Священнику, прежде всего и более всего нужно стяжать любовь евангельскую. Она нужна ему каждую минуту, каждое мгновение: нужна, когда он молится за торжественной службой в храме, когда молится дома или в домах прихожан, когда совершает таинства веры, когда находится в обычных ежедневных сношениях – житейских, семейных, товарищеских, или в сношениях с прихожанами, с начальниками или подчиненными, с воспитанниками и кончившими время воспитания, с детьми и взрослыми, со старыми и малыми. Но особенно нужна ему любовь при совершении Божественной литургии, которая есть вся таинство бесконечной любви к роду человеческому». «Священник должен иметь непрестанно в себе Дух Христов и любить своих пасомых и вообще всех людей утробою Христовою (Флп.1:8)... Взгляд священника на людей должен быть всегда взглядом Христовым, святым, любящим, кротким, незлобивым, терпеливым, всеобъемлющим, глубоким». «Пастырь должен быть печальником о всем мире. Весь мир всегда на его устах, все люди всех званий и состояний. Он молится о благосостоянии всего мира... Пастырь должен быть предан всегда общему делу, благу, не о себе только помышлять, не себе угождать, тем менее страстям своим. Касательно себя его желания должны быть самые ограниченные. Он – всем все». «Священник – носитель духа любви вселенской, духа святыни, кротости, терпения, представитель истины и непоколебимости, твердости Церкви, неизменяемости ее».
Вообще, «священник должен быть врачом людей духовным и телесным, утешителем печальных и скорбящих, заступником невинно гонимых, особенно вдов и сирот, и помощником для всех. О, как должен быть высок духом и горяч любящим сердцем священник! Он должен быть ангелом земным, достойным носителем звания Христова, звания пастыря, священника, отца, судии, заступника, миротворца, врача, писателя»...
Созерцая все служение священника, – его служение Богу и людям, – о. Иоанн говорит: «О, Иерей! Ты должен быть великим, высоким и возвышенным всегда в душе по причине величия сана твоего, по причине великости дела твоего, какое ты поставлен делать... Посмотри, с кем ты в постоянном общении молитвенном: с Богородицею, со всеми святыми, с Самим Богом, со всею церковью на земле. Великий ты должен быть человек, о. иерей, и никак не малый, – возвышенный, и никак не низкий. Ты служишь бессмертию и нетлению, – презирай то, что смертно и тленно. Ты служишь небесному, – презирай земное. Ты служишь правде и святыне, – отложи грех, возненавидь его всей душой, отринь его».
Итак, по мысли о. Иоанна, пастырь – «ангел земной, носитель вселенской любви, уста всех, утешитель, врач, печальник, заступник, помощник, отец, судия, миротворец, писатель, молитвенник».
Таков взгляд о. Иоанна на пастырское служение. Отсюда не трудно понять, как он начал с самых первых дней относиться к своим пастырским обязанностям, став пастырем.
С первых дней своего высокого служения Церкви он поставил себе за правило – сколь возможно искреннее относиться к своему делу, пастырству и священнослужению, строго следить за собою, за своею внутреннею жизнью. Вследствие этого, по определению в Кронштадте (1855 г.), у молодого еще священника оказалась масса занятий. Замечательное явление... Большинство священников ищут работы, занятий, не знают, как убить время от одной службы до другой. Иногда позовут к больному или роженице, а потом опять нечего делать. Некоторые стараются набрать побольше уроков. Но и при этом все-таки свободного времени достаточно даже для карт, приема гостей, знакомых и т. д. Другие стараются убить свое свободное время во всевозможных членствах, комитетах, комиссиях, собраниях.
Многие из молодых пастырей становятся настоящими чиновниками, бюрократами.
У о. Иоанна сразу же не стало времени ни пообедать, ни отдохнуть, ни провести час-другой в семье. Его никто не знал в Кронштадте, в котором он никогда не был. Да и священствует он там всего недавно, а дела у него столько, что с утра до вечера не переделаешь. Никогда не роптал о. Иоанн на свою судьбу, не жаловался на обилие дела, на отсутствие досуга. Никогда не приписывал себе, что совершал доброго и хорошего. Никогда нигде не перечислял своих заслуг. Это весьма замечательно. Как он не похож в данном случае на многих своих собратьев. В 1886 г. о. Иоанну поднесли Остромирово Евангелие и адрес, в котором, конечно, восхваляли его. Отвечая на этот адрес, дорогой батюшка о. Иоанн говорил:
– Если вы хотите почтить во мне благодать Божию и силу Христову, в немощах моих совершающуюся к славе Божией, то с благоговейною радостью принимаю эту честь, не к себе ее относя, а ко Христу... Если же хотите восхвалить лично меня, мою энергию или самоотвержение, то не принимаю чести, ибо во всем правда наша пред Богом, как рубль, рубище поверженное, негодное, и скажу, как наставлен Господом: я раб непотребный, ибо сделал только то, что должен был всякий сделать на моем месте, при добром расположении ко мне русского народа. Да, братья и сестры возлюбленные, не принимаю похвалы себе: ибо Тебе, единому Господу, за все подобает хвала и слава. Но так как вы, друзья мои, чествуя меня ныне, чествуете в лице моем добродетель, которой во мне только слабый зародыш, а хвалящие добродетель и сами причастны ее, то, да почтит вас Господь Бог и, да утвердит вас и меня во всем добром, честном, достохвальном, да подаст мне и еще бодрость и силу неустанно служить и Ему, Господу Богу нашему, и людям Его, где бы они ни жили: в Кронштадте или Петербурге, в Крыму или Пятигорске, в центре или на окраине России, – служить посильною помощью, потому что все они наши братья, все члены одного тела».
Каждый воскресный или праздничный день о. Иоанн произносил в церкви непременно поучение. Проповедовал постоянно потому, что высоко смотрел на дело церковного учительства, на дело «служения слова» (Деян.6:4). Часто у о. Иоанна проповеди предшествовала молитва к Богу о даровании ему слова. «Благодарю Господа, – пишет он в своем «Дневнике», – даровавшего мне слово и предмет слова к народу пред общею исповедью вечером, в 8 часов, да и днем после преждеосвященной литургии, по прочтении молитв пред исповедью. Помолился Господу – и даровал мне слово, полезное для тысячи душ собравшихся». Многие ли из современных проповедников обращаются к Богу с молитвою пред составлением своей проповеди? Многие ли из них благодарят Бога за успешно составленную и произнесенную ими проповедь? Многие ли так смотрят на проповедь?
Вступив на место своего назначения, незнакомый никому из кронштадтских жителей, отец Иоанн сразу обратил на себя общее внимание своим странным, по мнению многих, поведением. Окружающие, привыкшие видеть в каждом священнике человека, обремененного известными срочными обязанностями, иными словами, человека, отбывающего служебную повинность, к удивлению своему, не встретили в молодом священнике ничего принудительного и неискреннего, ничего материального.
Глазам их представлялся человек, воспламененный духовною ревностью, сосредоточенный, уходящий внутрь себя и презирающий внешнее впечатление. Нередко он возбуждал удивление, а подчас насмешки неверующих, когда, со скрещенными на груди руками, проходил по городу с пристально устремленными вперед взорами, в которых так и светилась сокровенная мысль.
Некоторые даже считали его за человека ненормального, слухи о чем, конечно, не могли до него не достигнуть; но эти слухи не вносили смущения в его светлую, чистую душу, потому что свой внешний образ жизни он обусловливал следующими словами, помеченными им на полях Евангелия: «юродивые Христа ради своим странным поведением и отношением к ближним становились посмешищем всему миру, но дела их были таковы, что их недостоин мир».
С первых дней служения Церкви, отношения отца Иоанна к обязанностям и к ближним стали таковы, что оставалось изумляться, как глубоко, как тонко и с каким сердечным влечением он понимал высоту своего призвания. Он сознавал, насколько велико это призвание, какую страшную ответственность он несет пред Господом не только за себя, но и за всю свою паству. Сознавая это, он поставил в основу своего служения полнейшее самоотречение в нравственном отношении, а в отношении к ближним поставил в основу – любовь евангельскую, т. е. такую, которая приобретается не внешними качествами, а делами, по наставлению апостола Павла Тимофею, каковым должен быть пресвитер: образ буди верным словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою (1Тим.4:12).
Через внутреннее самоиспытание он проник духом, что пастырю, прежде всего, необходимо заслужить любовь паствы, что только ее сердечное отношение к пастырю может служить прочной поддержкой и утешением в трудном деле священства, и потому в сердце начертал план своей духовной деятельности – самый высоконравственный: хранить в чистой совести дары Духа Святого, сообщенные чрез рукоположение архипастырское; совершать Богослужение по возможности ежедневно, приносить бескровную жертву и чрез таинственное единение с Господом, укрепляясь духом, – приносить Царю всех молитвы о верующих и, наконец, по прохождении пастырем земного пути, предстать на страшный суд Вседержителя и отдать отчет о делах не только своих, но и о делах паствы, наставлять и вести которую в деле спасения было ему поручено его саном.
Чтобы лучше обрисовать взгляд отца Иоанна на обязанности священника, я приведу сказанные им в своей автобиографии, слова: «С первых же дней своего высокого служения Церкви, я поставил себе за правило: сколь возможно искреннее относиться к своему делу, к пастырству и священнослужению, строго следить за собою, за своею внутреннею жизнью. С этой целью я, прежде всего, принялся за чтение священного писания Ветхого и Нового Завета, извлекая из него назидательное для себя, как для человека, священника и члена общества. Потом я стал вести дневник, в котором записывал свою борьбу с помыслами и страстями, свои покаянные чувства, свои тайные молитвы ко Господу, свои благодарные чувства за избавление от искушений, скорбей и напастей, и постоянную помощь. Вменил себе в обязанность в каждый воскресный и праздничный день поучать паству, произнося проповеди или собственного составления или печатные – митрополита Григория».
И действительно, ни на одну йоту не отступая от слова в деле пастырского служения, имея вначале довольно свободного времени, он принялся за тщательное и внимательное чтение книг священного писания Ветхого и Нового Завета. Насколько было внимательно это чтение, насколько глубоко священное Писание им понималось, – лучше всего свидетельствуют сделанные им на полях этих книг пометки, как например: «Разве легко иметь совершенную любовь?» «Любовь – есть сам Бог» «Считай себя хуже всех, если хочешь быть совершенным».
«Иерей Божий! верь от всего сердца, верь всегда в благодать, данную тебе от Бога молиться за людей Божиих: да не будет вотще в тебе этот великий дар Божий, которым ты можешь спасти многие души; скоро слышит Владыка твою сердечную молитву о людях и удобно преклоняется на милость к людям, как на молитву Моисея, Аарона, Самуила, апостолов. Искупай всякий молитвенный случай – в церкви, когда совершаешь Богослужение или таинство, на домах при совершении таинств, молитвословий и молебнов, везде и во всякое время помни о спасении людей Божиих и стяжаешь великую себе благодать Божию».
«Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем. – Это осязательно, и опыт подтверждает это. Преблажен, преисполнен жизнью тот человек, который с верою причащается св. Таин, с сердечным раскаянием во грехах. – Эта истина осязательна, ясна еще из противного. Когда без искреннего раскаяния во грехах и с сомнением приступаешь к св. Чаше, тогда входит в тебя сатана и пребывает в тебе, убивая твою душу, и это бывает чрезвычайно ощутительно».
«Хорошо молиться мне о людях, когда причащусь достойно: тогда Отец и Сын, и Святой Дух, Бог мой во мне, и я имею великое пред ним дерзновение. – Царь тогда во мне, как в обители: проси чего хочешь. К нему приидем и обитель у него сотвоРим.Елико хощете, просите, и будет вам».
«Я – немощь, нищета. Бог – Сила моя. Это убеждение есть высокая мудрость моя, делающая меня блаженным».
«Идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет – со Мною на престоле Моем; восхищени будем на облацех... с Господем будем – вот наше упование»!
«Господь, яко сердцеведец, зная нашу скупость и мелочную корыстную расчетливость в том случае, когда нам предстоит оказать гостеприимство и милость людям, от которых мы не чаем восприять равное, – обещал воздать в день суда не только за то, что мы накормили голодного, напоили жаждущего, одели нагого, посетили больного и находящегося в темнице, но обещал награду даже за чашу студеной воды, поданной христианину или – во имя Его – неверному. Иже аще напоит единого от малых сих чашею студены воды, аминь глаголю вам: не погубит мзды своея (Mк.10:42). О, благоутробие Христово! Кто после этого не устыдится своей жестокости сердечной и скупости постыдной»!
Такие пометки попадаются почти против каждого стиха, с подчеркиванием мест, имеющих особенное руководительное значение в деле духовного совершенствования. Что же касается заведенного им дневника, то в настоящее время он достиг слишком двадцати, довольно значительных по объему, тетрадей.
Таким образом, у отца Иоанна на первых же порах служения оказалась масса дела, и о стремлении убить время праздно, разумеется, не могло быть и речи. Шаг за шагом, не спеша, он приобретал познания, которых, по его мнению, ему мало дало академическое образование, приобретал силу духа и веры, словом, шаг за шагом, нравственно совершенствовался.
Кроме того, он поставил себе в неукоснительную обязанность ежедневно совершать Божественную литургию; выражаясь иначе, он ежедневно таинственно соединялся с Господом чрез сердечное покаяние и приобщение Святых Таинств; и, таким образом, изо дня в день, вел, хотя незаметную, странную для других, но полезную, кипучую, одухотворенную деятельность, не помышляя об отдыхе.
Такое самопожертвование в пользу дела не покидало его никогда, несмотря на всю тяжесть окружающей обстановки, выражавшейся в непонятно враждебных отношениях со стороны интеллигенции, не понимавшей высоты его служения, причем нередко доходило до открытого глумления над особою почтенного пастыря со стороны некоторых.
Нужно было видеть, с какою кротостью, с каким незлобием Угодник Божий отец Иоанн постоянно переносил все насмешки и вражду, чтобы судить о его душевных достоинствах. Единственным оружием против подобных невзгод ему служило беспрерывное обращение к Богу, дававшему силу бороться с искушениями.
Нелегко было вначале служение почтенного пастыря, как мы видели выше: борьба с зачерствелостью сердец окружающих, борьба с не понимавшими его и, особенно трудная в жизни каждого истинного служителя Христова, борьба с тем невидимым врагом, о котором говорит в одном из посланий своих Первоверховный Апостол, – всюду и постоянно сопутствовали ему. Об этой-то непрестанной духовной борьбе с невидимыми врагами, – духами злобы и всяческой неправды, – сопровождавшей его всю жизнь, – в предисловии к выдержкам из его «Дневника», печатавшимся в «Русском Паломнике», о. Иоанн говорит следующее:
«Сила Моя в немощи совершается, говорит Господь; и где умножился грех, там преизбыточествует благодать, говорить великий Апостол. Эта сила и эта благодать Господня и во мне немощном и грешном воспреизбыточествовали во все дни жизни моей, с ранней юности до настоящих дней, и проявлялись осязательно в чудном озарении души моей светом покаяния и молитвы, в умилении сердца и чистых, горячих, животворных и сладких слезах, скверну сердца очищающих. Я старался всегда совершать домашнее и общественное Богослужение с ясным и глубоким пониманием его смысла, с сильным и горячим чувством, с миром в душе. Но есть сильные враги молитвы: это, во-первых, наши страсти житейские, и начальства и власти тьмы, духи злобы поднебесной, о коих Апостол говорит в своем послании: наша брань не с плотию и кровию, но с начальствами и властями тьмы, с духами злобы поднебесными (Еф.6:12). С этими всезлобными врагами молитвы и всякой правды мне и приходилось вести неравную, упорную и жестокую борьбу на живот и на смерть с самого начала моего священнического служения, потому что священник, по самому сану своему и званию, есть Божий ратоборец, облеченный во-всеоружие Божие для непрестанной, невидимой брани с невидимыми легионами злых духов, нападающих рано и поздно на оружника Христовой веры с пламенными стрелами злобы своей, с тонкостью, хитростью, быстротою и силою многовековой своей падшей духовной сильной природы. Но так как священник есть также человек падший, грешный, многострастный, легкоуязвимый с разных сторон своей внутренней жизни, и в этом заключается слабая его сторона или слабые его стороны при ведении духовной борьбы с миродержителями тьмы века сего, то я с самого начала моего священнослужения должен был усиленно молиться Господу сил, как и теперь, молюсь, да научит Он, всеблагой, руки мои на ополчение и персты мои на брань, невидимую, упорную, ожесточенную брань. И я не оставлен беспомощным в этой спасительной брани: я возводил очи мои, полные слез, к небу, откуда всегда приходила мне помощь, и приходит, хоть часто не скоро, по причине бывшей неопытности в искушениях на молитве. При непрестанных внутренних искушениях я должен был постоянно обращать душевное око мое внутрь себя, чтобы усматривать нападения невидимых врагов, и, таким образом, приучил себя почти к непрестанному духовному созерцанию и тайной молитве, и всегдашнему благодарению Господа за ниспосылаемую мне помощь в духовной войне; ибо с помощью Божией я всегда, в конце концов, выходил победителем из нее, хотя при начале моего служения бывал часто побеждаем коварством и хитростью бесплотных врагов. При таком характере моей внутренней жизни Господь сподоблял меня часто чудных внутренних озарений и светлых мыслей касательно молитвы вообще и разных предметов веры и жизни христианской»...
В одном из поучений своих пастве о духовной войне он говорит следующее: «Настоящая жизнь есть война, а все мы – воины, и каждый из нас на своем месте и в своем кругу, с помощью Господа, может быть победителем.
Во-первых, побеседуем о необходимости побеждать себя или идти против себя. В настоящую половину девятнадцатого столетия подобное слово может показаться совершенно несвоевременным, отсталым от века, несогласным со взглядом большинства людей, потому что любимое выражение нынешних людей, оправдываемое делом, такое: ни в чем себе не отказывай, если можешь, живи в свое удовольствие; жизнь коротка, спеши наслаждаться; сегодня живы, завтра умрем, и конец нам. Но проповедник слова истины не должен потворствовать духу века, соображаться со взглядами людскими; он должен говорить чистую истину Божию, идти против ложного направления духа времени, исправлять ложные мнения и направления людей. Итак – именем вечной истины утверждаем, что всякий человек, христианин особенно, должен побеждать себя. Иже хощет по Мне идти, говорит Спаситель, да отвержется себе. (Мк.8:34).
Христианину нужно побеждать свои страсти и похоти; побеждать пристрастие к этому временному веку и к его благам: богатству, роскоши, увеселениям, плотоугодию; необходимо побеждать житейскую гордость, тщеславие – эту болезненную мечту душ, не сознающих своего бедствия и окаянства. Впрочем, не себя только нужно побеждать христианину или свои страсти, но надо побеждать и мир, надо идти против богопротивных правил и обычаев мира, против его духа и направления, всегда противоположного духу Христову, духу Евангелия; не надобно ни самому руководствоваться этими правилами и следовать этим обычаям, насколько можно, не позволять другим в своем кругу, в коем он имеет право, власть и силу, следовать им.
Наконец, каждый из нас обязан вести брань с начальствами и властями и миродержителями тьмы века сего, с духами злобы поднебесными и побеждать их. Эти невидимые, всезлобные противники и враги Божии и наши, не имея никакой возможности причинить вреда всемогущему Богу, по попущению Божию, всячески клевещут человекам на Бога, внушая им хулу на Него, ропот, дерзость против Него, противление Его заповедям, научая их всякой нечистоте. Знают они, мерзкие, что человек есть прелюбезное творение Божие, созданное по образу Божию, и думают нанести печаль Богу, уродуя Его творение, искажая в нем образ Божий, вооружая человека против Бога, отчуждая его сердце от Бога, приковывая его к вещественности, к земности и оскверняя его всевозможными страстями.
Так мы все должны побеждать себя, мир и диавола, и побеждая ждать в будущем веке венца победы, или, если будем непрестанно побеждаемы по нерадению, духовному бездействию и малодушию и пристрастию к земным вещам, должны идти в плен вечный».
Глубоко поняв свое призвание, всем сердцем уразумев любовь евангельскую и на ней положив основу своего служения, он, так сказать, воплотил в себе идеал истинного пастыря и, как верный служитель Господа, одаренный Им даром молитвы и исцелений, соединил сначала тесный кружок в Кронштадте, а впоследствии и повсеместно всех верующих с собою, как бы в одно целое; и тем доказал силу Божию, проявляющуюся и в наш неверующий век на избранных.
Неприязненно относился к о. Иоанну и его ближайший начальник – настоятель собора. Настоятелю не нравилось что о. Иоанн стремится каждый день служить литургию, и он стал препятствовать ему в этом, брал к себе на квартиру антиминс и делал много других неприятностей… О. Иоанну не один раз приходилось бывать под разными консисторскими следствиями. То его обвиняли в неблагочинном поведении при Богослужении, (это – образцового пастыря! Вот она, наша духовная ограниченная бюрократия!), то его обвиняли в самовольных отлучках и т. д. и т. д., и мало ли еще какой клеветы ни возводили на него! Для большинства образованных людей, чуждых заповеди апостольской о необходимости уметь различать людей по их духу и избирающим более легкий способ познания, почти всегда ошибочный по внешнему облику и по первому впечатлению, дорогой пастырь русского народа о. Иоанн, был всегда загадкою и какою-то тайною. Поэтому в своей труженической жизни он дважды подвергся жесточайшему гонению, в начале своей деятельности, – по зависти окружающих, и в конце жизни, – по злобе врагов православия. Аристократия и интеллигенция ожидали видеть в нем величественного изящного пастыря, производящего впечатление интонацией голоса, пронизывающим взором и таинственностью изречений. Но небольшая худощавая его фигура, быстрота движений, характерные особенности сельского батюшки, производили на многих неблагоприятное впечатление. Первые пятнадцать лет служения и подвижничества о. Иоанна в Кронштадте возбуждали не только опасения высших иерархов и блюстителей в православном ведомстве за судьбу этого необыкновенного пастыря, но смущали, по совершенно другим уже причинам, живших в то время, великих духовных деятелей, как например, Преосвященного Феофана – затворника. Несколько раз строгий Митрополит Исидор допрашивал о. Иоанна, заставлял его служить при себе и доискивался, что есть в нем особенного, даже сектантского, как уверяли и доносили ближайшие священнослужители. К. П. Победоносцев вызывал его к себе и сказал: «Ну, вот вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите; многие так начинали, как вы, а вот чем-то кончите?». – «Не извольте беспокоиться, ответил дивный батюшка в своей святой простоте, – потрудитесь дождаться конца!» Преосвященный Феофан счел необходимым отнестись к о. Иоанну письменно, со словом любви и наставления и высказать, что он взялся за такую подвижническую жизнь в миру, среди всех житейских соблазнов и невзгод, которая неминуемо должна привести его к страшному падению или окончиться ничем; что никто еще со времени принятия христианства, не только в России, но и на Востоке, не решался на подобный путь, будучи не монахом, а священником, живя вне ограды и стен монастырских, и непременно это породит величайший соблазн в духовенстве и народе.
Неприязненно относился к великому праведнику о. Иоанну и Кронштадтский полицмейстер Головачев, который несколько лет тому назад был предан суду за лихоимство и взяточничество. Зная враждебные действия Головачева против о. Иоанна, прокурорская власть вызвала о. Иоанна в качестве свидетеля. Здание суда ломилось от публики в день допроса о. Иоанна. Головачев и его защитники сильно волновались. Но вот начался допрос. К общему удивлению и разочарованию многих, о. Иоанн говорил только о хороших поступках Головачева, и в каждом обвинительном пункте находил что-либо гуманное, полезное...
– Свидетель, обратился к о. Иоанну прокурор, – вы должны на суде говорить всю правду, ничего не скрывая.
Глаза о. Иоанна засветились тем огнем, который не раз заставлял дрожать многих. Он не дал кончить прокурору начатой фразы и произнес твердым и решительным голосом:
– Я говорю по священству.
Все присутствующие затаили дыхание. Прокурор отказался от допроса, защитники также, и о. Иоанн оставил зал суда. Дорогого батюшку часа полтора держала в коридорах толпа народа, прося благословения. Слова: «я говорю по священству» у всех надолго остались в памяти.
Против о. Иоанна высказывались как в обществе, так и в печати. Там и здесь возводили на него чудовищные, незаслуженные обвинения. Так, в 1883–84 годах, когда слава о его жизни, делах милосердия и молитве проникла в столицу, одна из мелких газет «Минута», несуществующая уже теперь, поразительно резко восстала против почтенного пастыря. Эта газета обвиняла о. Иоанна в основании какой-то небывалой секты, упрекала в небрежном, будто бы, отношении к своим обязанностям, в извращении Св. Писания. Мало того, стремилась доказать, что почтенный пастырь разрушает семейные узы и кичится своими благодеяниями. В довершение всего «Минута» взывала к общественному вниманию и принятию каких-либо мер против о. Иоанна. Некоторые распространяли даже какую-то бессмысленную молитву, приписывая ее о. Иоанну.
В 1889 году д-р Попов выразил на суде также крайне неблаговидное мнение об о. Иоанне. Он отозвался о нем, как о фанатике, заражающем своим фанатизмом всех окружающих. А на следующий день один публицист, раздув этот отзыв, не обинуясь назвал всех почитателей о. Иоанна сумасшедшим домом на свободе.
Но о. Иоанна не смущала эта клевета. В минуты гонений, воздвигаемых на него, он приводил себе на память слова Спасителя: «раб не может быть больше господина своего» (Ин.15:20), и утешал себя следующими мыслями.
– Как гнали Господина жатвы, так будут гнать во все времена истинных последователей Его. Но Господь заранее утешил всех своих верных учеников ублажением и обетованием им величайшей награды на небесах – вечного царства небесного; и наперед претерпел Сам жесточайшие мучения и смерть, оставив всем нам пример мужества и терпения при гонении за правду. «Блажени изгнани правды ради: яко тех есть царствие небесное... Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех». Он как бы так сказал: не унывайте и не отчаивайтесь, верные Мои последователи, возвещающие людям правду словом и делом, и с твердостью необоримою, до изгнания и смерти стоящие за истину Мою, за заповеди Мои. Я буду вашею подпорою, вашею силою, вашим утешением, вашим внутренним блаженством при всех ваших злостраданиях, напастях и скорбях, при всех истязаниях и мучениях за имя Мое. «Якоже страдания Мои будут избыточествовать в вас, тако будет вам избыточествовать Мое утешение» (2Кор.1:5). Изгнанники и мученики еще во время земной своей жизни, при всех гонениях и скорбях, лишениях, мучениях, торжествовали над своими гонителями; радовались и веселились, идя на лютые мучения, как будто шли брать царство; имели царственный дух, царственное величие, непобедимое терпение и своею верою и своим терпением посрамляли всех своих мучителей – царей и игемонов, а по смерти наследовали самым делом царство небесное и теперь царствуют со Христом, по слову Его: «побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и Аз победих и седох со Отцем Моим на престоле Его» (Откр.3:21). Вот как укрепляло их слово бессмертного Царя-Христа, Его вседействующая благодать; вот как разительно проявлялась сила Христова в этих немощных сосудах!
Считаем необходимым здесь привести нижеследующий послужной (формулярный) список о. Иоанна. В священнический сан был рукоположен 12 декабря 1855 года преосвященным Христофором, епископом Ревельским. В 1856 г. получил выдававшиеся священникам в память войны 1854–56 гг., темно-бронзовый наперсный крест на Владимирской ленте, и светло-бронзовую медаль на Андреевской ленте. В 1857, 1860 и в 1865 гг., по назначению епархиального начальства, вел в соборе катехизические беседы. С 1857 по 1862 г. состоял законоучителем кронштадтского уездного училища и ланкастерского класса, а с основанием в 1862 году кронштадтской классической гимназии сделался в ней законоучителем, оставаясь в той должности в течение 23 лет. В 1864 г. исполнял обязанности депутата по кронштадтскому благочинию. В 1875 г. возведен в сан протоиерея. В 1876 г. ключарь собора, протоиерей М. Веселовский принял монашество, вместо него был назначен отец Иоанн. С выходом за штат в 1894 г. настоятеля собора, протоиерея П. В. Трачевского, почивший пастырь принял на себя и настоятельские обязанности. Все награды, как духовные, так и светские, получены отцом Иоанном «за отлично-усердное служение и исполнение им своих обязанностей». Так, он награжден: набедренником (1860 г.), фиолето-бархатною скуфьею (1861 г.), фиолето-бархатною камилавкою (1866 г.), золотым наперсным, от Св. Синода выдаваемым, крестом (1870 г.); за усердное служение церкви Божией в 1895 г. награжден высшею протоиерейскою наградою «палицей»; от Болгарского князя Фердинанда получил бриллиантовый крест на золотой цепочке, и, наконец, в 1899 году «за усердную свыше 40-летнюю службу в духовном сане» сделан митрофорным протоиереем. Благословения Св. Синода, с занесением в послужной лист, им получены два раза – в 1870 и 1889 гг. Ордена отец Иоанн имел следующие: св. Анны 3 и 2 ст. (1878 и 1883 гг.), св. Владимира 4 и 3 ст. (1887 и 1891 гг.), и св. Анны 1 ст. (1896 г.), болгарский орден 2 ст. со звездою и крестом (1899 г.). Кроме крестов темно-бронзового и золотого от Св. Синода, о. Иоанн получил таковые же, с драгоценными украшениями, из Кабинета Его Величества (1894 г.), от кронштадтских почитателей (1880 г.), от петербургских почитателей (1880 г.) и от петербургских торговцев и других столичных почитателей (1884 г.). За свою обширную благотворительность отец Иоанн имел знаки нижеследующих обществ: Императорского Российского общества спасения на водах: серебряный (1891 г.), золотой (1893 г.), Императорского православного палестинского общества для ношения на шее (1893 г.), общества восстановления православия на Кавказе, знак св. Нины 3 степ. (1891 г.), таковой же 2 ст. (1893 г.), холмского православного Свято-Богородицкого братства золотой знак 1 ст.
Все кронштадтские благотворительные общества имели глубокоуважаемого пастыря своим почетным членом. Почетным и действительным членом отец Иоанн состоял также во многих благотворительных учреждениях и братствах в обеих столицах и в других городах России, на что имел дипломы.
В 1895 году, по воле Их Императорских Величеств, отец Иоанн назначен членом комитета по устройству в России Домов трудолюбия.
В 1894 г., ездил в Ливадию, где часто посещал больного Царя-Миротворца и присутствовал при последних минутах Его жизни. По воле Государя Императора принимал участие во всех печальных церемониях по перевезению тела почившего Государя Императора из Ливадии в Петербург, перенесении с Николаевского вокзала в Петропавловский собор и отпевании и погребении в этом соборе.
14 ноября 1894 года, по Высочайшей воле, присутствовал при совершении брака Их Императорских Величеств, в большой церкви Зимнего Дворца, за что получил из Кабинета Его Величества золотой с драгоценными украшениями наперсный крест.
14 ноября 1895 года присутствовал при совершении в церкви Зимнего Дворца таинства крещения первородной дщери Их Императорских Величеств, Великой Княжны Ольги Николаевны, за что удостоился получить с Именною Царскою Собственною подписью портрет. 14 мая 1896 г., по воле Его Величества, был командирован в Москву для присутствия при Священном Короновании и Помазании на Царство Их Императорских Величеств и имел счастье быть участником в этот день в сослужении Божественной литургии в московском Успенском соборе, за что Всемилостивейше сопричислен к Императорскому ордену св. Анны 1-й степени.
28 октября 1899 г., по желанию болгарского князя, его высочества Фердинанда, совершал Божественную литургию в храме Спасителя в Москве, за что удостоился получить, по окончании литургии, из собственных рук его высочества болгарский орден 2-й ст. со звездою и крестом и бриллиантовый крест на золотой цепочке. В 1904 г. присутствовал при крестинах Его Императорского Высочества, Наследника Цесаревича Алексия Николаевича, и получить украшенный драгоценными каменьями крест из Кабинета Его Величества. В 1907 году назначен членом Св. Синода.
Чтение этого послужного списка великого молитвенника земли Русской наводит на весьма поучительные размышления. Мы видим, как долго о. Иоанну приходится жить в скромной, безвестной доле «младшего» священника при Кронштадтском Андреевском соборе, как целые десятки лет его держат в «черном теле», и, говоря попросту, по-русски, не дают ему хода...
В самом деле, на о. Иоанна возлагают одно послушание за другим, заставляют его исполнять то одну, то другую обязанность, но награды и поощрения даются ему скупо, редко, награды почти ничтожные, если принять во внимание его образцовую, пастырскую ревность, заслуживавшую, конечно, гораздо большего. Через 5 лет упорного труда он получает всего лишь набедренник, (1860 г.), камилавку ему дают лишь через 10 лет после рукоположения, наперсный крест – через 15, а в сан протоиерея его возводят лишь через 20 лет по принятии священства!.. Объясняется это, прежде всего, великим смирением дивного пастыря земли Русской. Он не принадлежал к тому виду духовенства, который часто встречается, особенно в наше время, и который мы назовем искателями, ходящими по аристократическим салонам и гостиным и там вымаливающим содействие о какой-либо награде или служебном повышении. И вот из этих салонов по «особой протекции» идут ходатайства о награждениях и поощрениях лиц не всегда достойных: то «порекомендуют» Григория Петрова, то выдвинуть Георгия Гапона, а потом, когда качества этих Гапонов обнаружатся, сколько бывает хлопот, труда и возни, чтобы как-либо избавиться от этих проходимцев!..
Великий пастырь земли Русской не знал никаких салонов и гостиных, да и некогда ему было и ходить туда, он все время был занят своим пастырским делом, молитвою, проповедью, да хождением по чердакам и убогим Кронштадтским лачугам. Он ожидал себе награды лишь от небесного Пастыреначальника Господа Нашего Иисуса Христа, а таким людям от людей награды иногда и вовсе не дождаться. Правда, с 1894 года, после оказанного Государем Императором Александром III внимания о. Иоанну, он достиг всероссийской славы, и награды стали тогда даваться ему быстро, но – первые десятки лет его пастырского служения!?.. В Кронштадтский собор он поступил в 1855 году, а настоятелем собора сделан в 1894 году, т. е., ровно 40 лет он не был настоятелем. Образцовому пастырю, всероссийскому молитвеннику, великому чудотворцу, вселенскому светильнику, вполне достойному занимать кафедру всероссийского патриарха (о чем писал в «Нов. Врем.» М. Меньшиков), целых 40 лет пришлось не иметь настоятельского звания при скромном, провинциальном Кронштадтском соборе!.. Золото и драгоценные камни лежат в глубине земли, а на поверхности обычно видны лишь сор и шелуха. Зависть окружающих к о. Иоанну, а с другой стороны его собственное смирение, стремление не выставлять себя напоказ, удаление от аристократических салонов и усердное посещение лачуг бедняков – все это, по-видимому, было сильной преградой к прославлению о. Иоанна, но там, где «хощет Бог, побеждается естества чин»... Над о. Иоанном во всей полноте исполнилось слово, писанное в житиях угодников Божиих, стяжавших смирением высокая, нищетою – богатая, – «елико смиряше себе угодник Божий, толико паче Бог прославляше его». Об этом подробнее скажем в следующей главе.