Общая исповедь
ПРЕД тем, как приобщать народ св. Таин о. Иоанн выходил на амвон пред алтарем и здесь совершал знаменитую « общую исповедь». Вот как ее описывают богомольцы, бывавшие в Кронштадте. Пред нами было море голов, до пяти тысяч человек. Здесь виднелся и важный барин, оставивший, забывший свою чопорную спесь, а рядом с ним ютилась больная старушка, шепчущая молитву и вся проникнутая верою в благодатную силу о. Иоанна. Тут же тоскливо, задумчиво стояла, прижавшись к стене, бледная, худая женщина, в рваном пальтишке... Невозможно описать все личности этой многочисленной толпы, но по большей части она состояла из людей больных телесно или страдающих душевно, притекших сюда с духовною жаждою к источнику благости, добра и милосердия, по воле Господней светло протекающему среди мрачных дебрей нашего многогрешного и многострастного мира.
Скоро на амвон вышел о. Иоанн с книгою в руках и, обратясь к тысячной толпе народа, звучным, твердым, голосом пригласил предстоящих грешников и грешниц к сердечному, искреннему и нелицемерному покаянию.
Толпа сплотилась еще теснее, еще ближе придвинулась к амвону, точно стадо заблудившихся овец, сознавая свою греховность перед Богом, свою нечистоту духовную и теперь, дерзая молить Господа о милосердии и прощении, искала предстательства и защиты у своего доброго пастыря.
Ясный, проникающий в душу голос о. Иоанна зазвучал снова над морем голов человеческих.
Началась его речь, отрывочная, звучная, полная изумительной силы, проникающая глубоко в вашу душу, опаляющая ваше греховное тело. «Грешники и грешницы, подобные мне! Вы пришли в храм сей, чтобы принести Господу Иисусу Христу, Спасителю нашему, покаяние во грехах и потом приступить к св. Тайнам... Приготовились ли вы к воспринятию столь великого Таинства? Знаете ли, что великий ответ несу я пред престолом Всевышнего, если вы приступите, не приготовившись. Знайте, что вы каетесь не мне, а Самому Господу, Который невидимо присутствует здесь, Тело и Кровь Которого в настоящую минуту находится на жертвеннике»...
Сказав еще несколько прочувствованных слов, о. Иоанн продолжал:
– Слушайте... буду читать покаянные молитвы. И тотчас же начал читать их, обратясь лицом к народу. «Боже Спасителю наш, – читает восторженно, громогласно и умилительно о. Иоанн, – прости рабов Твоих сих». Слова «Твоих сих» читает протяжно, разбивая их по слогам. При этом своей раскрытой десницей проводит над головами внизу стоящих и молящихся, как бы отдельно указывая каждого милосердному Судии. Тогда невольно дрогнуло у каждого сердце. Каждый чувствовал, что вот он именно, а не кто-либо другой, сейчас должен дать отчет Богу за прожитое время, за все свои дела. Не укрыться ему теперь за другими от этого Судии.
Продолжается чтение молитвы. Голос пастыря все возвышается и возвышается. Иногда, во время чтения, он еще выразительнее, как пророк грозного и праведного Судии, указует перстом в толпу, в ту или другую сторону храма... Все эти и подобные этим жесты весьма трогательны, чрезвычайно поясняют смысл читаемого и производят на массу сильное впечатление.
Прочитав первую покаянную молитву, о. Иоанн заявляет, что ее нужно «протолковать», и продолжает свое поучение. Говорит, конечно, без тетрадки. Говорит просто, без всяких ораторских приемов. Слово его отличалось внутренней силой, властностью (1Кор.2:4, 4:20). Говорил он с глубокой верой в каждое свое слово, готовый за каждое слово даже пострадать, потому что все говорил от сердца, говорил то, что сам своим личным опытом хорошо изведал.
В этой молитве к Богу Отцу, Первому Лицу Пресвятой Троицы, Господу Всеблагому, Всесвятому, Вездесущему, Премудрому, Всесоздавшему, Всемогущему, Всеправящему, Страшному всякой твари, св. церковь молит Господа, чтобы Он даровал помилование грешникам и грешницам, простил бы им прегрешения, всякие беззакония, совершенные или по легкомыслию, или по необдуманности, вольно или невольно, простил бы и помиловал бы, как некогда помиловал пророка и царя Давида, тяжко согрешившего пред Богом. Прогуливаясь однажды на террасе своего дворца, он увидел купающуюся очень красивую женщину, молодую еврейку, пленился ее красотою и пожелал сделать ее своею женою. Но эта еврейка была замужем. Чтобы исполнить свое греховное желание, Давид отправил ее мужа на войну и приказал поставить его на опасное место, где и сразили его неприятельские стрелы. Таким образом Давид достиг своей преступной цели и, упоенный греховною страстью, не хотел думать о том, какое тяжкое прегрешение совершил пред Богом. Но Господь Бог умилосердился над грешником и послал к нему пророка Нафана для вразумления и наставления. Пророк обличил царя в беззаконии и убеждал его раскаяться. Тогда царь сознал свой тяжкий грех и ужаснулся его. Посыпав главу свою пеплом в знак смирения, начал горько плакать и искренно, горячо каяться пред Господом. И Господь услышал его скорбную мольбу, и простил его грех. Св. Дух, Который оставил его после согрешения, снова вселился в него после его раскаяния и не оставлял его до конца дней его. Царь Давид свое искреннее и сердечное сокрушение о грехах выразил в псалмах, в которых благодарил и прославлял Бога. Он оставил после себя книгу Псалтирь, употребительнейшую в православной церкви. Его 50-й псалом: «Помилуй мя, Боже» представляет собою прекрасный и ничем не заменимый образец сердечного покаяния.
Братия, царь Давид был человек благочестивый, кроткий, незлобивый, мудрый, имевший дар пророчества, хороший был человек, и то согрешил, не уследил за собою, украл единственную жену! Царь, пророк, св. муж – и пал так глубоко! О, как легко согрешить человеку. Нужно быть бдительным к своей душе, нужно всегда следить за собою, обуздывать свои чувства. Нужно каждый день и час, каждую минуту следить за собой и предвидеть заранее греховные желания свои и оберегать себя от искушений, ибо дьявол, как лев рыкающий, бегает за нами и ищет, кого бы поглотить. Для этого нужно обдумывать и взвешивать каждый свой шаг и всякий свой поступок.
Другой царь Манассия отпал от Бога и впал в идолопоклонство, занимался волхованиями, вызыванием духов, был спирит по нынешнему, и детей своих учил тому же. Неблагодарный, гордый, он презирал народ, любивший Бога, а себялюбивых, подобных себе, ласкал и приближал. Своими беззакониями он прогневал Бога; долготерпение Господне истощилось. Во время войны Иудеев с Ассириянами, Манассия был взят в плен, руки и ноги его были закованы в колодки, а в нос было продето кольцо. В таком позорном виде, как зверя, его провели по Вавилону и бросили в смрадную темницу, где и держали три месяца. Братья, человек не может жить без наказаний, этих истинно посещений Божиих, за которые мы всегда должны благодарить Бога. Иногда только наказания могут отрезвить человека, просветить его духовное око, указать ему его действительное, а не им самим вымышленное, положение. И Манассия, только находясь в тяжком плену, опомнился, сознал свои грехи пред Господом и сознал свое ничтожество и бессилие. Теперь он понял, что он червь, что гордится ему нечем, потому что пред Господом все равны. Всех Бог создал одинаково, создал из одной персти и в персть всех обратит. И начал Манассия усердно молиться, каяться, день и ночь плакать о своих заблуждениях. Господь услышал его мольбы и простил его. Царь Манассия составил покаянную молитву, которая читается теперь Великим постом на повечерии.
В лице этих двух царей, Давида и Манассии, тяжко согрешивших, св. церковь представляет нам, бр., образцы искреннего и глубоко-сердечного покаяния. Господь Бог – страшный Судия всей земли. Он не посмотрит ни на чье лицо: мужчина или женщина, отрок или отроковица, царь или простолюдин, барин или мужик, генерал или солдат, богатый или бедняк. Пред Ним все равны: Он смотрит на сердца, смотрит, каково упование человека, какова его вера, каковы его дела. С людей высокостоящих, образованных Господь больше взыщет, чем с простолюдинов, когда они грешат, пьянствуют или прелюбодействуют. Братия, ах как силен грех! Грехи – это воры, разбойники, которые постоянно обкрадывают нас. Они облекаются обыкновенно в благородные, заманчивые одежды и делают нас бедняками пред Богом и даже врагами Его. Кто нас без грехов? Кто не горд? Кто не честолюбив? Кто не обижал друг друга? Кто не оболгал ближнего своего?
Какое-то особенное настроение, незримо откуда-то сходившее в души слушателей, начало овладевать толпой. Сначала слышались то там, то здесь лишь легкие вздохи; то там, то здесь можно было наблюдать слезу, медленно катившуюся по лицу умиленного слушателя. Но чем дальше шло время, тем больше можно было слышать глубоких вздохов и видеть слез. А о. Иоанн, видя их, о них-то больше всего и напоминал в своем поучении. И я что-то необыкновенное начал ощущать в себе. Откуда-то, из какой-то недоведомой глубины души, что-то начало подниматься во мне, охватывая все существо мое. Сзади меня и напротив, на правом клиросе, стояли доселе, по-видимому, равнодушные, более любопытствующие лица. Но вот и они преклоняют колена и проливают слезы. И у меня растеплилось сердце черствое, огрубелое. Скатилась слеза и у меня из глаз, слеза чистая, покаянная, слеза святая, слеза благодатная, слеза живительная, слеза спасительная. А что творилось в это время в народе! Из всех сторон кричали:
– Батюшка, прости, батюшка, помилуй; все мы грешники; помолись, помолись за нас.
Бушевало море. Стало так шумно, что больше ничего не было слышно из речи о. Иоанна.
– Тише, тише, слушайте, – громко кричал дорогой батюшка о. Иоанн, властно призывая рукой всех к молчанию. На несколько мгновений смолкал этот великий шум, но потом с новой силой он раздавался опять, начинаясь сначала где-либо в одном месте, а потом постепенно охватывая всех молящихся. Как сильный гром перекатывается по необъятному небу, так перекатывались из края в край по громадному храму народные вопли о молитве, прощении и помиловании. С немалым трудом пришлось водворить в храме тишину. О. Иоанн начинает читать далее вторую молитву пред покаянием. Читает ее также с глубоким чувством и выразительностью. Прочитав молитву, он снова начал «толковать» ее.
В этой молитве, которую я сейчас произнес, св. церковь молит Первопастыря, чтобы Он, Многомилостивый простил наши неправды, наши грехи, помиловал, избавил нас от вечной муки, простил беззаконные намерения, мысли наши и беззаконные поступки. Св. церковь молит Иисуса Христа, Сына Божия, взявшего на Себя грехи всего мира и Своею пречистою Кровию омывшего нечистоту душ наших, помиловать нас, как двух евангельских должников, которые сами не могли заплатить большой долг заимодавцам, как блудницу, которая своими слезами омывала ноги Христа и отирала их своими волосами. Господь Бог видел ее истинное раскаяние, желание загладить свои грехи и, даровав ей прощение, отпустил ее с миром. Точно также и все кающиеся искренно сегодня в грехах своих получат прощение и избавление от вечной муки. Нам дано в жизни очень много времени одуматься, чтобы мы поскорбели, погоревали, поплакали о душе своей. Но люди ленятся, не хотят заботиться о своей душе, не хотят бороться с грехами, которые, как тати и разбойники, врываются в их души, не хотят воевать с ними, отгонять их. Господь Бог делает все для любящих Его, а которые дерзко отталкивают десницу Божию – не желают сами себе добра, сами идут на погибель. А без Бога мы и одной секунды существовать не можем: своею жизнью, дыханием, воздухом, которым дышим, светом солнечным, пищей, питием, – всем обязаны мы Христу. Мы должны Ему без конца, мы Его – неоплатные должники. Мы призываемся быть «народом святым», «людьми обновления», «царским священием». Ведь нам сказано: «святи будите, якоже свят есмь Аз».
При этом снова в народе поднялся прежний шум.
– Батюшка, батюшка, – кричали отовсюду, – прости, помолись. И снова нельзя стало разобрать ничего.
– Тише, тише, слушайте, тише – говорил о. Иоанн. Мало-помалу снова в храме водворяется тишина, прерываемая по временам только глубокими вздохами да слезой, безмолвно катящейся по лицу слушателя.
Господь Бог, страшный и праведный Судия, – продолжает о. Иоанн свою прерванную речь. Он не помиловал падших ангелов, возгордившихся против Самого Бога, но осудил их на вечную муку. Мы грешники, грешим каждую минуту, и своими грехами прогневляем Господа. Отчего же нам такое снисхождение? Бог Отец послал в мир Сына Своего возлюбленного, Который принял на Себя грехи всего мира, пострадал за грехи людей, снял с людей проклятие, тяготевшее над ними со времени грехопадения первых людей. Господь Иисус Христос Своими крестными страданиями избавил нас от вечной муки. Это мог сделать только Сын Божий, а не человек. Бог Отец отдал всю власть суда над людьми Иисусу Христу. Господь Иисус Христос дал власть апостолам, а те архиереям и священникам, в том числе и мне грешному иерею Иоанну – разрешать кающихся, прощать или не прощать грехи их, судя по тому, как люди каются. Если человек искренно кается, с сокрушением сердечным, то священник разрешает его от грехов. Наоборот, если человек кается не искренно, то священник не отпускает ему грехи, чтобы он опомнился. Итак, чтобы получить прощение грехов, необходимо каяться искренно, горячо, сердечно. А у нас что за покаяние? Все мы только верхушечки, стебельки грехов срываем. Нет, корни, корни грехов нужно вырывать...
Что же такое покаяние? Покаяние есть дар Божий, дарованный Богом ради заслуг Сына Своего возлюбленного, исполнившего всю правду Божию. Покаяние есть дар, данный для самоосуждения, самообличения, самоукорения. Покаяние есть твердое и неуклонное намерение оставить свою прежнюю греховную жизнь, исправиться, обновиться, возлюбить Господа всею душою, примириться с Богом, со своею совестью. Покаяние есть твердое упование, надежда, что милосердый Господь простит все наши прегрешения. Кто не кается, тот делается врагом церкви. Как гнилые сучки или ветки отпадают от дерева, так и грешники нераскаянные отпадают от Главы церкви Христа. Сам Христос есть Лоза виноградная, а мы веточки, питающиеся жизнью, соками этой лозы. Кто не будет питаться соками этой дивной лозы, тот непременно погибнет. Раскольники погибают в заблуждении, пашковцы тоже, погибают и толстовцы. Все они грешники нераскаянные. Сами гибнут и других влекут на погибель.
Братия и сестры, каетесь ли вы? Желаете ли исправить свою жизнь? Сознаете ли грехи свои? Ленились вы Богу молиться? Пьянствовали, прелюбодействовали, обманывали, клятвопреступничали, богохульствовали, завидовали, хитрили, злобствовали, злословили, воровали? Да, много, много грехов у нас, братия и сестры, всех их и не перечесть... Слово кончено. Обращаясь к народу, о. Иоанн властно и громко теперь говорит:
– Кайтесь, кайтесь, в чем согрешили!
Что произошло в эти минуты, невозможно передать. Напряжение достигло самой высшей степени и одинаково захватило всю массу. Это был уже не тихий и спокойный народ, а море бушующее. Пламя огня, охватившее внутренность здания, дает о себе знать сначала незначительными огненными языками, вырывающимися изнутри то там, то здесь, и густыми облаками дыма. Потом, пробившись наружу, оно со страшной силой поднимается вверх и почти мгновенно распространяется по всему зданию, перелетает быстро на соседние дома. В эти минуты человеку остается только безмолвно почти смотреть на совершающееся пред ним. Нечто подобное представляла собою и толпа в данный момент. Стоял страшный, невообразимый шум. Кто плакал, кто громко рыдал, кто падал на пол, кто стоял в безмолвном оцепенении. Многие вслух перед всеми исповедовали свои грехи, нисколько не стесняясь тем, что их все слышали:
– Не молимся, ругаемся, сердимся, гневливы, злы и т. п. доносилось из всех частей храма.
Трогательно было смотреть в это время на о. Иоанна. Он стоял, глубоко растроганный и потрясенный всем. Уста его шептали молитву, взор был обращен к небу. Стоял он, молча, скрестив руки на груди, стоял как посредник между небесным Судией и кающимися грешниками, как земной судия совестей человеческих. По лицу его катились крупные слезы. Он закрыл свое лицо руками, но и из-под них капали на холодный церковный пол крупные слезы. О чем же он плакал? Кто может изобразить его душевное состояние в эти минуты? О. Иоанн плакал, соединяя свои слезы со слезами народа, как истинный пастырь стада Христова, скорбел и радовался душою за своих пасомых. А эти овцы заблудшие, грешные, увидев слезы на лице своего любимого пастыря и поняв состояние его души в настоящие минуты, устыдились еще больше самих себя и разразились еще большими рыданиями, воплями, стонами, и чистая река слез покаяния потекла еще обильнее к престолу Божию, омывая в своих струях загрязненные души. Громадный собор наполнился стонами, криками и рыданиями; казалось, весь храм дрожал от потрясающих воплей людей.
– Кайтесь, кайтесь, – повторял от времени до времени о. Иоанн.
Иногда он обращался своим взором в какую-либо одну часть храма, и там все чувствовали на себе его взор. Тотчас в этом месте начинали громче раздаваться голоса, заметно выделяясь в общем хоре голосов и заражая еще более толпу. Потом опять везде царил один тон, чтобы усилиться снова там, куда обратится своими взорами о. Иоанн. Как могуче владел он всей этой массою народа! Скажи о. Иоанн народу, чтобы он шел за ним в эти минуты, и он всюду пошел бы за своим пастырем... В таком состоянии кающиеся находились не менее пяти минут. Наконец, о. Иоанн отер свои слезы платком, перекрестился в знак благодарности за слезы покаянные народные.
– Тише, тише, братья, – слышится его голос. Не скоро в храме водворяется желательная тишина. Но мало-помалу все смолкает. Слышны одни только вздохи, да слезы струятся по щекам молящихся то там, то здесь.
– Слушайте, – говорит протяжно о. Иоанн. Мне, как и всем священникам, Бог даровал власть вязать и разрешать грехи человека... Слушайте, прочитаю молитву разрешительную. Наклоните головы свои: я накрою вас епитрахилью, благословлю, и получите от Господа прощение грехов.
Тысячи голов смиренно преклоняются, читается разрешительная молитва. Берет о. Иоанн конец своей епитрахили, проводит им по воздуху на все четыре стороны и благословляет народ. Какая торжественная и таинственная минута! Примиряется небо с землей; грешники с Безгрешным.
После разрешительной молитвы всем чувствовалось как-то особенно легко. Как будто бы громадное какое бремя у каждого свалилось с груди. Радостный, освобожденный от тяжкого бремени греховного, народ вздохнул свободно и со слезами благодарности смотрел на кроткое, сияющее духовным торжеством лицо своего доброго «батюшки» пастыря, который вывел так благодетельно своих овец из мрачных дебрей греха на светлый путь добродетели, к лучезарному дому Отца небесного.
Люди, заслуживающие всякого внимания и доверия, нам рассказывали нечто весьма любопытное относительно общей исповеди о. Иоанна. В то время, когда народ приносит искреннее и глубокое покаяние в своих грехах, некоторые из богомольцев видят на солее Спасителя, благословляющим народ и разрешающим его от всех грехов. Об этом недавно сообщалось даже и в печати. Вот каков религиозный подъем духа народа в эти минуты, вот каких размеров достигает его вера.
Затем последовал вынос Пречистых и Животворящих Таин Христовых. После громогласного прочтения всеми молитвы: «Верую, Господи, и исповедую», началось причащение Тела и Крови Христовых, благодатно приемлемых очищенными и примиренными с Богом душами. Что делалось кругом в это время? Народ устремился волной к св. Чаше. Сколько благоговения, восторга, тихой радости можно было видеть и читать на лицах всех.
Вот что я видел и слышал.
– Господи, сподоби причаститься св. Таин.
– Дорогой, золотой батюшка, причасти.
– Батюшка, голубчик, причасти.
– Батюшка, причасти. Я больная. Почки болят. Умираю.
– Батюшка, и я нездорова, причасти.
– Батюшка, причасти; две недели не причащалась. Вот стоит старушка на коленях в стороне, недалеко от о. Иоанна, и просит необыкновенно жалобным старушечьим голосом, едва произнося слова своим беззубым ртом:
– Батюшка, причасти.
Она как бы замерла, застыла в этом положении. И кажется, никто не услышит ее в этом всеобщем почти смятении и шуме. Но вот услышана и она.
– Боженька, причасти, – вдруг я слышу недалеко от себя.
– Я не Боженька, а простой человек, – спокойно, без всякого волнения и смущения, но твердо и решительно отвечает о. Иоанн.
Вся окружающая атмосфера была наполнена ласковыми словами, обращенными к о. Иоанну. Она как бы была вся соткана из этих одних слов. Приносят детей причащать. Там вдали где-то раздается вдруг шум. Это посадские хотят пробраться через всякие решетки и через ряды полиции, чтобы причаститься. Некоторые, более дерзновенные и храбрые, оттеснив простых, робких деревенских мужичков, успевают уже пробраться к самым ногам о. Иоанна. Но, увы, батюшка их не только не причастил, но и еще пригрозил, что в случае нового шума с их стороны, он отлучит их даже от св. причастия на три месяца.
– Целуй Чашу-то, благодари Бога, – многим говорил о. Иоанн, причащая их. Благодари Бога! А как часто, действительно, мы забываем делать это...
Сколько слез я видел, стоя рядом с о. Иоанном. У некоторых слезы брызгали моментально, когда они подходили к св. Чаше. Как бы, какой источник у них открывался сразу. Умиротворенные все уходили от Чаши.
Приобщение продолжалось не менее двух часов.
После благодарственной молитвы о. Иоанн выходил на амвон со св. крестом и радостно поздравлял всех причастников с принятием св. Таин. И нужно было видеть, как восторженно благодарила «дорогого батюшку» эта толпа людей, сиявших духовною радостию, которые до исповеди и принятия св. Таин были как блуждающие овцы, а теперь возвратились к пастырю и блюстителю душ наших. (1Пет.2:35).