Слово на утрене, в субботу недели 1-й Великого поста, о причащении

В надежде, что представление величайшей важности и чрезвычайных духовных плодов, от причащения Святых Тайн, расположить каждого из нас приступить к принятию их со всей верой и любовью, со всей решимостью сохранить принятый дар в чистоте совести и жития, мы хотели было сим самым окончить собеседование наше о Таинстве Евхаристии, не касаясь опасных последствий от недостойного причащения. Но потом пришло на мысль, что мы поступим нехорошо, если сокроем опасность. Некоторые могут впасть в нее именно по неведению того, что угрожает недостойным причастникам Тела и Крови Господней. И кто, после них самих, будет подлежать ответу за сие, как не пастыри и учители Церкви, не предостерегшие их от опасности? Посему дослушайте теперь то, что не досказано прежде. Нерадостное должно сказать, но нерадостное только для тех, кои захотят безрассудно сами себя лишить вечного радования о Господе.

Что бы вы думали, братие, вкушает тот, кто причащается Святых Тайн не с должным расположением духа и сердца? Не Тело и Кровь Христовы, а один простой хлеб и вино? Ах, и это было бы уже великое лишение! «Но дарования... Божии не раскаянны» (Рим. 11:29); посему и недостойные, равно как и достойные, приемлют истинное Тело и истинную Кровь Господа. Но сие-то самое счастье и обращается для них в величайшее несчастье, потому что Божественное брашно, которое истинным причастникам служит в оставление грехов и в жизнь вечную, для ложных ведет за собой суд и осуждение. «Ядый бо и пияй недостойне, – по слову апостола, – суд себе яст и пиет» (1Кор. 11:29). И заметьте силу выражения апостольского: не говорит подвергает себя суду; «а суд яст и пиет»; то есть несчастный сам не только произносит на себя суд, но и вносит его в себя, совершает над собой. Так неотразимо в сем случае наказание за преступление! Иначе и быть не может, судя по важности вины. Ибо в чем виновен ложный причастник? В том, что есть самого преступного: он «повинен», – по слову апостола, – «Телу и Крови Господа», то есть смерти Господней. Может ли быть вина тягче сей вины? И распинатели Господа виновны были в сем ужасном преступлении; но виновны не столько, как худой причастник, потому что они или вовсе не знали, или знали несовершенно, кого распинают. «Аще бо быша разумели, – говорит апостол, – не быша Господа славы распяли» (1Кор. 2:8). Но ныне недостойный причастник не может не знать, кого распинает: он распинает своими грехами именно Господа славы; потому что с младенчества сто раз слышал и непрестанно слышит, что Иисус Христос, Коего он Тела и Крови причащается, есть Единородный Сын Божий, истинный Бог и Творец всего видимого и невидимого. И такое-то Существо – всемогущее, всеведущее, он презирает!.. И как презирает и оскорбляет? В собственном Теле и Крови Его!.. В самом высшем даре Его любви! В том таинстве, учреждение коего стоило Ему смерти крестной!.. Такое преступление, скажем словами Златоуста, каких не заслуживает молний и громов?

Громы сии до времени молчат, молнии сии до предопределенного дня и часа невидимы; долготерпеливый и многомилостивый Спаситель и Судия наш, отлагая суд на будущее и дая место покаянию, терпит оскорбления, наносимые Телу и Крови Его, с тем же безмолвием, как Он терпел биения и заушения во дворе Каиафы и Пилата. Но Божественные дары, принятые нераскаянным грешником, без всякого особенного распоряжения Промысла, сами по себе, как огонь Божественный, попаляяй, по существу своему, недостойные, могут оказывать в грешнике великое карательное действие. Так, в Церкви Коринфской, по свидетельству апостола Павла, из недостойных причастников многие подвергались за свою вину тяжким болезням и самой смерти. Так, в Церкви Карфагенской, по свидетельству святого Киприана, один недостойный причастник, вдруг, после причащения, сделался немым, а у другого расторгся надвое язык. Так во времена Златоуста, по словам его, недостойные причастники подвергались иногда видимо мучениям от злых духов. Кто поручится, что и ныне недостойное причащение не сопровождается подобными следствиями? Если мы не замечаем их, то, может быть, именно потому, что не замечаем, не обращаем на сие дело никакого внимания, вовсе не думаем, чтобы за недостойным причащением могло следовать что-либо. А как не следовать чему-либо, когда мы в таинстве причащения приемлем в себя, по выражению Церкви, огонь Божественный? Как не следовать чему-либо от вкушения Тела и Крови Господней, когда и употребление обыкновенного брашна и пития сопровождается нередко важными последствиями? Сильные и решительные врачевства всегда такого свойства, что если не производят спасительных действии, то сопровождаются великой опасностью для приемлющих. А какое врачевство сильнее и решительнее Тела и Крови Сына Божия?

Вот что, братие, почел я за долг открыть пред вами, дабы всякий знал и ведал, что с святейшим таинством нельзя поступать, как с вещью безразличной. Нет, суд таковых не дремлет, не дремлет!..

Слова нерадостные! Но для кого нерадостные? Для тех, кои сами себя произвольно и безрассудно лишают радости, не имея ни малейшего на то извинения. Ибо какое извинение? Если бы для достойного причащения требовалось высоких добродетелей, особенных подвигов, то можно было бы сказать, что к сему способен не всякий. А от нас чего требуется? Веры – кто же не способен к ней? Смирения – может ли не иметь его грешник? Любви ко Спасителю – Его ли не возлюбить всем сердцем? Решимости жить отселе и действовать не по своим похотям, а по воле Божией – а от сего кто может отрицаться? Для чего иначе и приступать к чаше Завета, как не для сего самого?

Таким образом, что есть нерадостного в сем нашем собеседовании, то нерадостно не для вас, кои намерены приступить ко причащению Святых Тайн с верой, смирением, любовью и твердым желанием посвятить жизнь свою Господу. Для вас в чаше Завета – один мир, одна любовь и одна радость о Дусе Святе! Аминь.